— …К тому времени, когда он появился в Москве, я успел основательно обо всем забыть. О нем, о скандале в пивном баре. Я познакомился со своей будущей супругой, мы ходили по ресторанам, на концерты. Везде обращали на нее внимание… Для полноты жизни мне не хватало только денег. Тут снова и возник он. Помню, мы взяли вина, прошли в «стекляшку» недалеко от моего дома. Посидели. Говорить было не о чем. Нам всегда было не о чем говорить.

Так было и в пансионате, и потом, когда мы встречались. Говорил в основном я — он подбрасывал вопросы. На этот раз было по-другому.

Я знал: приехал — значит есть дело. А он все тянул, спрашивал о пустяках. Я решил, что ошибся, стал поглядывать на часы, вот тогда они положил на стол две маленькие картонки. «Что это?» — «Билеты до Калининграда». — «До Калининграда?» — я удивился, почему-то думал, что речь идет о Москве. «Надо съездить. Все обговорить на месте…»

— Он объяснил вам, что придется делать?

— Самую суть. Я должен был повторить полностью определенный маршрут.

Через двадцать минут после него… И в той же одежде. Мы похожи. Это замечали еще в пансионате. Если прибегнуть к аналогии, я должен был выскочить из-за кустов между дичью и охотниками, идущими по следу, и увлечь преследователей за собой.

— Чтобы дичь успела скрыться?

— Да.

— Вы знали о преступлении, которое готовится? Что речь и идет о вооруженном нападении? Что оно наказуемо вплоть до применения исключительной в мирное время меры наказания?

— Не знал.

— Сколько времени прошло между вашим разговором в пансионате и его приездом в Москву?

— Он появился почти через год, как обещал. Я вышел из дому, чтобы пройтись, и увидел его на скамейке у подъезда. С газетой. «Привет!» — он махнул рукой, сложил газету. Никому и в голову не могло прийти, что он чужой не только в этом дворе, но и в городе. У него любопытная особенность: он принимает облик и повадки людей, в которых мы в данный момент почему-то нуждаемся. Вы перечитайте «Марсианские хроники» Бредбери… И вы поймете!

— Тебя интересует пуля… — эксперт усадил Денисова на стул, против микроскопа, подошел к витрине. — Я смотрел ее и показывал другим баллистам…

Высокий, с длинными ногами и вытянутым одутловатым лицом, эксперт вышагивал по лаборатории, тесно заставленной столами с приборами, осветительной и фотоаппаратурой.

— К сожалению, от удара о преграду пуля сильно деформирована. Судить об оружии в целом почти невозможно.

— Почти?

— Пуля принадлежит современному стрелковому оружию с нарезным стволом.

Догадки тебя устраивают?

— Это лучше, чем ничего.

— Я предполагаю, что использовали охотничий карабин. «Барс», например.

С облегченной пулей. Но не исключены и другие карабины, и автоматические винтовки.

Даже пистолеты. При этом надо учесть также, что при стрельбе из одного оружия могут использоваться патроны другого. И даже другого калибра.

Стрелявший мог знать об этом.

— Ты видел стенку вагона и отверстие, которое произвела пуля?

— Иначе: видел ли я преграду? — эксперт сел на стул верхом. — Я вырезал металл в том месте, о котором ты говоришь… — эксперт пошевелил ботинками, прижал их боковыми рантами к полу, освободил — все в течение доли секунды. — Он достаточно прочен.

— А насчет расстояния?

— Трудно сказать. Так же, как и о направлении полета пули. В данном случае пока особо много экспериментов не поставишь. Не на чем.

— А что сравнительный микроскоп?

— Когда у тебя будет вторая пуля, выпущенная из того же оружия, сравнительный микроскоп еще скажет свое слово… Трудность и в том, что мы не знаем, когда и где был произведен выстрел. С механиком вагона-ледника ты говорил?

— Из-за шума мотора он ничего не слышал.

— Откуда эта секция?

— Из Гурьева. Около недели в пути.

— Видишь? Был ли выстрел произведен в Коломенском? Стрелять могли и несколько дней назад. Долго они стояли в Москве?

— Шестнадцать часов.

— Видишь!

— Но это непохоже на тот случай из ориентировки?

Самопроизвольный выстрел в результате неосторожного обращения с оружием…

— Нет. Здесь другое.

Денисов поднялся:

— А если стреляли по Белогорловой?

Эксперт сложил ноги ножницами:

— У нее были враги?

Денисов прошелся по кабинету, подошел к витрине.

Образцы боеприпасов под стеклом отдавали тусклым металлическим блеском.

— Один из очевидцев утверждает, что она появилась под вагоном не сразу после начала движения…

— Свидетель мог напутать.

— След на межрельсовом пространстве прямой и короткий.

— Бахметьев знает?

— В общих чертах. Следователь уже возбудил уголовное дело.

— Выходит, она пыталась пробежать под двигавшимся поездом… Надо прикинуть скорость… И не так, не на пальцах! — эксперт встал. — У тебя один очевидец?

— В общем-то несколько человек. Но о движении поезда говорит один…

Они еще поговорили. Денисову предстояло много дел: вызванный Ниязовым по повестке очевидец, Шерп, Фесин, платная стоянка.

— Огнестрельное оружие, конечно, свидетельствовало бы о степени подготовки преступления, — эксперт взглянул на носки туфель. Прошел к витрине, рукой смахнул пыль. — О серьезности намерений преступника…

Четком мотиве!

— Объяснись…

— Месть, ревность… Я к тому, что тогда стрелявшего следует искать среди знакомых пострадавшей, Фесин не звонил. Видимо, ему ничего не удалось узнать ни о местонахождении адвоката, ни о его новой работе. Можно было, конечно, начать с жены Шерпа, но Денисов решил ничего не предпринимать, пока еще раз не переговорит с заведующим консультацией.

Он решил ждать: Фесин должен был обязательно позвонить.

За окном, в горловине станции, на мачтах уже горели прожекторы, освещая хитросплетения путей, сложные конфигурации стрелочных переводов. С центральной части старого здания вокзала, с верхушки шатра, к которому симметрично, с двух сторон, примыкали обычные островерхие крыши, тоже бил прожектор. Он был направлен на перрон.

Когда Денисов поднялся к окну, ему показалось, что он рассмотрел внизу своих коллег из вокзальной группы — последние дни они почти не встречались, Он отошел от окна, включил чайник, сразу отозвавшийся едва слышным сипением, сел к столу.

Блокнот был открыт на последней записи!

«Поскольку скоморох был с Белогорловой в машине, не исключено, что и Шерп ездил с библиотекаршей в Калининград. Зачем?»

Чайник быстро закипел, Денисов выключил его, бросил в чашку заварки, плеснул кипятку.

«Ни Шерп, ни Белогорлова, — он снова начал с основной посылки, прописанными в гостинице „Калининград“ не значатся, — он навел справки. Но Кучинская видела библиотекаршу выходящей из этой гостиницы…

Зачем она приходила? Снять номер? Но в этот день она уезжала».

И снова, как перёд тем в коридоре пансионата, он почувствовал появление свежей мысли. На этот раз он не пропустил ее.

«А если Белогорлова приезжала в гостиницу „Калининград“ по какому-то делу? Пыталась навести справки?»

Раздался звонок, Денисов поднял трубку. Однако звонил не Фесин. Денисов узнал голос младшего инспектора — последние дни он работал по две смены.

— Я был у Дернова, — доложил Ниязов. Денисов понял, что и на этот раз порадовать ему нечем. — Кроме того, ездил в пожарное, а потом в архитектурное управления…

— По поводу двадцатиподъездного здания?

— Да. Необходимость не отпала?

— Все-таки лучше попытаться найти. А что Дернов?

— С минуты на минуту будет у вас.

— Он вспомнил о несчастном случае?

— Нет. Сказал, что в тот вечер был у родителей в Егорьевске.

В дверь в это время постучали.

— Наверно, он, — сказал Денисов. — Все. Держи в курсе.

Это был не Дернов. Денисов запомнил человека, предъявившего ему на месте происшествия фабричный пропуск, — в спортивной куртке, вязаной шапочке С белыми и красными спартаковскими цветами, бледного, с лицом, словно слегка проваленным в середине. Он видел его, в тот вечер дважды на платформе и потом на путях.

— Вы к кому? — спросил Денисов.

Мешковатый молодой мужчина перешагнул порожец.

В руке он держал шапку. Наиболее яркой приметой малоподвижного, сужавшегося к подбородку лица следовало считать толстые пунцовые губы.

— По повестке… — мясистые губы дрогнули. — Сказали, чтоб срочно явился.

Денисов внимательно взглянул на него!

— Ваша фамилия?

— Дернов.

— Имя-отчество? Адрес?

Все сходилось.

— Садитесь, — Денисов показал на стул. — Где вы работаете?

— На карандашной фабрике. Прессовщик, — он отказался от стула, предпочел стоять.

— Паспорт с собой? Пропуск?

— Паспорт, — Дернов держал его наготове, в наружном кармане. — Пропуск я потерял.

— Давно?

— В начале года.

Дернов замолчал. Он, видимо, не собирался говорить, пока не спросят.

— Расскажите, — предложил Денисов. — При каких обстоятельствах все произошло.

— У пивного бара, — Дернов отвечал неполными предложениями, как в начальной школе.

— Далеко отсюда?

— На Дербеневской… — Неожиданно он нарушил ритм: — Дружинник подходит. А я выпивши, — Дернов продолжал стоять, глядя в окно. — Сразу ко мне: «Пьян? Откуда? Кто такой?» Я сказал… — он снова замолчал, — Дальше, напомнил Денисов.

— Спросил: «Документы есть?» Я дал пропуск.

— Потом?

— Он положил пропуск в карман. Сказал, что передаст в отдел кадров. — Дернов хотел что-то добавить, толстые губы его вновь дрогнули. Потом отвернулся, провел ладонью по глазам.

— Интересное кино, — сказал Денисов. Картина вырисовывалась полностью.

— Вы просили его отдать пропуск?

— Просил. Все бесполезно.

— Узнаете его? Запомнили?

Дернов помолчал:

— Может, узнал бы, если бы не шапка…

— Какая-то особенная шапка?

— Волчья или собачья. Надвинута на лоб!

— У него была нарукавная повязка?

— Не было.

— Почему же вы решили, что он дружинник?

Дернов впервые взглянул на Денисова, удивившись его непонятливости:

— Так он же сам сказал!

Заведующий юридической консультацией позвонил в начале восьмого.

— Заехать можете? — спросил Фесин. — Весь день в процессе. Дело хозяйственное: накладные, спецификации, наряды. Устал. Ноги не держат…

Денисов не сказал, чем он занимался весь день.

— Сейчас буду.

Они встретились как добрые знакомые:

— Я провел здесь небольшое следствие, — сообщил Фесин. — Собственными силами, разумеется. — Как и накануне, он подвинул коробку с леденцами.

Продолжил без перехода. — Игоря Николаевича действительно несколько раз видели в обществе одной молодой дамы. Кто она, установить мне не удалось.

Денисов внимательно слушал.

— У нее «Запорожец» красного цвета, как-то она подвозила Шерпа к консультации. Он тогда уже не работал.

— Игорь Николаевич никому не говорил о ней?

— Нет. Он крайне скрытен, кстати. Свои записи обычно стилизовал под литературные заметки, письма.

Это как раз Денисов и хотел услышать.

— Зашифровывал?

— Именно! Самый трудный шифр, — Фесин попытался изобразить что-то с помощью рук. — Никакой тайнописи, и почти невозможно ничего понять.

Денисов это знал.

— В то же время как человек Шерп дружелюбен, прост. Опекал молодежь. У него мания просветительства: информирует о журнальных новинках, выставках. Расставляет всем в устной речи правильные ударения. Вам известно, что Шерп ездил с ней в Калининград? — спросил Фесин неожиданно.

— Как вы узнали?

— Тайное становится явным, — Фесин улыбнулся. — Шерп дружит с машинисткой, которая печатает его бумаги. В феврале он преподнес ей сувенир — маленькую настольную медаль «В память посещения Калининграда».

Дальше нетрудно догадаться: «Какая прелесть! Вы были в Калининграде?» — «Был!» — «Я собиралась съездить летом в Светлогорск… Билет дорогой?» — Фесин взял несколько леденцов, разгрыз по одному. — Шерпу пришлось признаться, что он не знает, потому что ездил на машине. «На какой?» женщинам важно знать все. «На „Запорожце“».

— Зачем он ездил? Сказал?

— Нет. Но у меня для вас есть еще кое-что. Перед отъездом он просил у нее форменный бланк юридической консультации.

— Она предоставила ему?

— Формально это нарушение. Но Шерп столько лет работал у нас. Да и о чем просить от имени юридической консультации? Для ознакомления с уголовным или гражданским делом требуется ордер!

«Не с этим ли запросом Белогорлова обращалась в гостиницу „Калининград“?» — подумал Денисов.

— Я хотел бы поговорить с вашей машинисткой.

Фесин кивнул:

— С утра она будет на месте. Кстати, я просил ее помочь и в другом.

Кто-то из наших адвокатов рассказывал, что видел Шерпа с его пассией.

— На улице?

— Где-то недалеко от железной дороги.

— Шерп познакомил их?

— Нет. В том-то и дело. Должен сказать, что Игорь Николаевич весьма ревнив. Он и жену ревновал. Причем как-то особенно унизительно. Для обоих, разумеется. — Фесин машинально нашарил в столе пачку сигарет, подержал, бросил назад в стол. — И вот что странно. Адвокат, который рассказал об этом машинистке — фамилию я буду знать самое позднее — завтра утром, сказал, что Шерп незаметно наблюдал за своей новой подругой.

Не шел рядом, а именно следил. Вы просили его фотографию, — Фесин снова открыл стол. — Мы взяли из стенной газеты, — он взглянул на снимок, перед тем как отдать его Денисову. — Сам искалечил себе жизнь.

Платная стоянка находилась между двумя автобусными остановками, носившими дежурные названия «Продмаг» и «Школа».

Денисов доехал до продмага, пешком направился к школе.

Площадка была квадратная, хорошо просматриваемая со всех сторон.

— Леонида? — длиннорукий, с окладистой бородой, в полушубке старик сторож сбил ушанку косо на затылок. — Как же! Знаю! Девка она с характером, — от него попахивало спиртным. — Но машину содержит в порядке.

— Когда вы в последний раз ее видели? — спросил Денисов.

Сторож дежурил в понедельник, в день несчастного случая.

— После работы она приехала, Как обычно.

— Она приезжала в одно время?

— Если машина на стоянке. А то, наоборот, приедет часов в шесть поставит.

Они разговаривали в бревенчатой сторожке, похожей на каюту. Старику было жарко, дверь он держал полуоткрытой.

— Пришла она сюда, — старик махнул рукой на электропечь в углу. — Руки погрела. «Ну, с богом! Поеду!» Я еще спросил: «Веруешь, что ли?» — «Так говорится!..»

— Она одна приезжала?

— В понедельник? Одна.

— А бывала и еще с кем-нибудь?

Старик подумал:

— Молодайка эта? С сестрой тоже.

— А с мужчиной?

— Приезжал один раз — пожилой с нею был, высокий. Солидный мужчина.

— Этот? — Денисов достал фотографию.

— Самый и есть.

— В понедельник он не приезжал? Точно помните?

— Точно. Девочка эта одна была.

Они вышли на крыльцо, поднятое метра на два над площадкой.

— Вон там стоял «Запорожец», — сторож показал на дальнюю от ворот часть гаража.

— Давайте пройдем туда.

Мимо завернутых в чехлы машин они прошли в крайний ряд.

— Здесь. Когда она отъезжала, я тоже подошел…

Денисов огляделся. За стоянкой тянулась боковая нешумная улица. Катил полупустой троллейбус. У овощного киоска на углу пенсионер сверял карманные часы с уличными.

— Где вы стояли, когда Белогорлова села в машину? — спросил Денисов.

Сторож показал ближе к углу площадки:

— Во-он… — Старик еще дальше на затылок сбил ушанку, один из развязавшихся наушников упал ему на плечо. — Как сейчас помню!

Получалось, что с места, где он стоял, ему были видны часть площадки, машина Белогорловой и часть улицы за металлической решеткой.

— Эвот я. Она тама! У «Жигуля» первого выпуска, — сторож ткнул в другую сторону, — инженер со своей телкой. Ремонтировались. У них каждый день ремонт. В углу мадама эта… Сколько ей говорили, чтоб не курила на площадке! — У сторожа, заметил Денисов, был полный набор синонимов к слову «женщина», в течение десятиминутного разговора он ни разу не повторился.

— А там? — Денисов показал на угол, за ограду, откуда легче всего было следить за садившейся в машину Белогорловой.

— Такси. И… этакая магдалина за рулем. Видно, кого-то ждала.

— Свободное такси?

— Да нет! Вроде занятое.

Денисов задал еще несколько вопросов, но ничего существенного старик добавить не смог.

— Телефон работает? — спросил Денисов.

— С вечера работал.

Денисов набрал номер дежурного:

— Ко мне есть что-нибудь?

— Срочно звони соседке.

— Соседке Шерпа?

— Да! Телефон…

— У меня есть. Передай Ниязову, чтобы был на связи. Может, скоро понадобится.

Однако позвонил на Булатниковскую Денисов только через несколько минут.

Простился со стариком сторожем, покинул площадку. Ближайший телефон-автомат оказался рядом с продмагом.

— Это Денисов!

— Легки на помине, — отозвалась соседка. — Приехал тот, о ком спрашивали.

— Адвокат?

— Да, — девишник, по всей видимости, продолжался.

Соседка отвечала в присутствии посторонних и предпочла прямо не объясняться.

— Давно появился?

— Недавно. Оказывается, он с похорон. Из Куйбышева. Мать похоронил, как он сказал. Сердечницу… — Она понизила голос: — Сейчас взял ключи и ушел.

— К себе?

— Уже ушел. А как вел себя нервозно! Вы бы видели! Даже почту не взял.

Я позвоню, когда он появится.

Денисов еще раз набрал номер дежурного. В отделе, как он и ожидал, трубку снял Ниязов:

— Младший инспектор…

— Денисов говорит. Будь на связи, далеко не отлучайся. Вечер обещает быть жарким.

— Теплым? — переспросил Ниязов.

— Именно жарким. Можно сказать, горячим. Шерп скорее всего находится в институте Склифосовского. — Денисов помолчал, боясь спугнуть мысль. — Возможно, он не ожидал, что библиотекарша в больнице. Поэтому он постарается встретиться с дежурным врачом, все выяснить.

Ниязов молчал.

— Сейчас ты срочно поедешь в Склифосовского, установишь за ним наблюдение.

— Понял. А если что-нибудь… Куда мне звонить вам?

— Я тоже выезжаю туда. Через несколько минут.

— А если адвоката в институте не будет?

— Тогда сразу к его дому. И там находиться…

Денисов набрал номер Гладилиной.

— Ваш муж на работе? — поинтересовался он у сестры Белогорловой.

— Это вы? Я вас сразу узнала. Скоро он должен звонить.

— Попросите, чтобы он позвонил дежурному. Я бы хотел встретиться с ним у метро «Варшавская», рядом со стоянкой такси. Он мне очень нужен.

— А если он позвонит поздно?

— Я буду ждать.

Последний звонок Денисова был в справочную аэропорта:

— Время вечернего рейса Москва — Куйбышев? Пожалуйста.

Медсестра отделения реанимации, крупная, с длинными прямыми волосами, перехваченная надвое поясом короткого халата, узнала Шерпа по фотографии.

— Недавно был! Интересовался Белогорловой. Это он! Глаз у меня наметанный, — голос медсестры гармонировал с ее категоричностью.

— Когда он приходил? — спросил Денисов.

— Часа полтора-два назад. Запыхался, вбежал, «Значит, она жива?» Я не поняла, в чем дело…

— Как он спросил?

— Белогорлова жива?

В течение нескольких секунд медсестра дважды по-разному передала формулировку вопроса. Денисов предпочел не уточнять: зная, что недавним посетителем интересуется милиция, медсестра всему придавала особую значимость.

— Он интересовался обстоятельствами, при которых она получила травму? спросил Денисов.

— Мне показалось, он все знал.

— А прогнозом?

— Только спросил: «Вы думаете, она не поправится?»

Я сказала: «Гражданин, что вы?» — Сразу обнаружилось, что Денисов и медсестра думали о разном. — «Разве можно в отделение без халата!» Тут я заметила, что ему нехорошо.

— Что было потом?

— Сел на стул, стиснул голову. Я принесла сердечное, — она улыбнулась некстати. — Знаете, здесь, в реанимации, не такое увидишь! Мы привыкли.

— Долго он пробыл у вас? — Денисов вздохнул.

— Я сходила в палаты… Минут пятнадцать.

Телефон на столике коротко звякнул — она взяла трубку:

— Отделение реанимации…

Денисов отошел. В углу, на полке, стояло несколько брошюр, Денисов вынул одну наугад — «Критика новых течений в протестантской теологии», поставил на место.

— Состояние тяжелое, — сказала медсестра в трубку. — Улучшений нет.

— Когда человек, которым я интересуюсь, — спросил Денисов, — был здесь… Никого в коридоре не было?

Она зажмурилась, вспоминая. Туже затянула пояс халата:

— Кажется, был какой-то мужчина. Сидел на диване.

Денисов решил, что она говорит о Ниязове. Было резонно предположить, что младший инспектор уехал из института Склифосовского вслед за Шерпом. — Небольшого роста, черноволосый, — Денисов перечислил приметы Михаила.

— Нет, этот недавно здесь был. Перед вами. Кто-то другой. Открыл дверь, закрыл. Снова заглянул… — Она задумалась.

— Мужчины разговаривали друг с другом? — Денисов забеспокоился. — Не помните? Тот, что интересовался здоровьем Белогорловой, и другой?

Но напряжение, которым медсестра пользовалась как рычагом, чтобы восстановить в памяти кусочек недавнего прошлого, не могло длиться долго.

Она призналась:

— Представьте: мне ни к чему было…

Денисов вернулся в отдел: ничего другого не оставалось. Еще из метро он позвонил соседке адвоката:

— Не появлялся?

— Нет пока.

Из кабинета он позвонил снова.

— Не появлялся… Знаете, какую я новость узнала! — сообщила соседка. — Сейчас. Стул возьму. Оказывается, у особы, которая его навещала, в нашем районе еще знакомый мужчина!

Во взглядах соседки Шерпа, отметил Денисов, произошла эволюция, первоначально ей были одинаково несимпатичны и Шерп и Белогорлова…

Теперь как женщина она во всем обвиняла другую женщину:

— Их видели вдвоем! И отдельно там же моего соседа!

— Что такое? — Денисов заинтересовался.

— Особа эта шла к платформе Коломенское по направлению от Булатниковской. Не знаю, не хочу врать.

А соседка — из третьего подъезда, из детской поликлиники…

— Слушаю, — напомнил Денисов.

— И ей было все видно. Особа эта шла с мужчиной впереди. А адвокат сзади, метрах в двадцати…

— Адвокат мог их видеть?

— Он и видел их! А они его нет!

— А что представлял собой второй мужчина?

— Соседка только в спину видела. Говорит: молодой, стройный… Конечно, говорит, с адвокатом его не сравнить!

Она что-то еще говорила, теперь уже не связанное с Шерпом, — Денисов этого уже не слышал.

Он почувствовал, что обстоятельства, связанные с Белогорловой и Шерпом, с появлением этого нового лица постепенно начинают снова запутываться.

— Раньше она не видела этого человека? — спросил он.

— Никогда.

— Она обрисовала его одежду?

— В куртке, по-моему. В кепке. Вы сможете с ней поговорить. Она все скажет.

Денисова все больше беспокоила судьба Шерпа.

— У меня просьба, — сказал инспектор. — Я еще буду сегодня звонить вашему соседу. Но если вы увидите его, передайте, чтобы он мне позвонил.

Телефон у вас есть.

— Я оставлю ему записку в почтовом ящике! — обрадовалась соседка. Ей импонировала роль доверенного человека.

Минуты потекли медленно, но звонил телефон, и время скачком бросалось вперед.

— Я разговаривала с мужем, — сообщила Гладилина. — В двадцать три он постарается быть у Метро, на стоянке…

— Тебя сегодня не ждать? — это уже Лина.

— Да, сегодня я задержусь…

— Нахожусь у дома адвоката, — позвонил Ниязов. — Сейчас разговаривал с его соседкой. Шерпа пока нет.

— Значит, ты не с ним уехал из Склифосовского?

Порвалась еще одна ниточка.

— Адвокат уехал еще до меня, — младшего инспектора было не в чем упрекнуть. — Меня ввели в заблуждение, сказали, что он в приемном покое, С высоким кровяным давлением, — Так.

— Вы уже знаете? Про обморок, про сердечное? Про то, что он сказал в реанимации: «Она жива?»

Это была уже третья версия вопроса, который якобы адвокат задал медсестре.

Стоянка такси у метро «Варшавская» по ночам пользовалась дурной славой.

Около полуночи сюда съезжалась одна и та же ватага водителей. Молодые шоферы балагурили, заламывали несусветные цены.

Денисов посмотрел на часы: без четверти двенадцать.

Гладилина не было.

— Далеко поедем? — подошедший таксист заглянул Денисову в лицо. — Может, в Чертаново? Трое уже есть.

Ждут в машине.

Денисов, не отвечая, посмотрел на него. Что-то в его манере насторожило водителя.

— Извини, начальник, — он сразу исчез.

Не теряя из виду площадь, Денисов из автомата позвонил дежурному:

— Как дела?

— Бои по всему фронту, — констатировал тот. — Чемодан в автоматической камере хранения найти не можем. То ли ячейку неправильно указывают, то. ли…

— Насчет адвоката ничего не известно?

— Он только что вернулся домой. Сейчас Ниязов передал.

— Откуда он звонил?

— Там в соседнем дворе автомат… Ты где?

— На Варшавке. Если адвокат позвонит, передай, что скоро буду у него.

Под каменными сводами подмораживало, по. одному, по двое тянулись пассажиры метро.

— В третьем зале оставили сумку с билетами Аэрофлота, — пожаловался дежурный на прощанье. — Через три часа самолет. Если не найдется, не знаю, что будем делать…

Около двенадцати ночи на стоянке такси осталось всего несколько машин.

Из поздних пассажиров спешно комплектовали экипажи, подбирали маршруты, устраивавшие в первую очередь водителей.

Денисов поднял воротник, под каменным навесом гулял ветер.

Он успел основательно замерзнуть, когда на другой стороне площади показался зеленый огонек. Денисов следил за ним. Описав дугу, машина прошла мимо стоянки к вестибюлю метро. Денисов узнал номер.

— Раньше не мог, — Гладилин поздоровался. — К Троекуровскому кладбищу клиента возил.

Денисов и не слыхал о таком.

— Где это? — он открыл дверцу, сел рядом.

— В Кунцеве. Недалеко от Аминьевского шоссе…

Название шоссе он тоже слышал впервые.

— Постоял у ограды, — сказал Гладилин, — и назад!

Потом на Курский. За водкой. На половине дороги не бросишь! Правда?

Денисов не вник: сейчас это его не касалось. До встречи с Шерпом он должен был обязательно повидаться с Гладилиным.

— Подъедем снова к ремонтирующемуся зданию, — сказал Денисов. — Поговорим на месте.

Гладилин включил зажигание, продолжил вираж вокруг стоянки.

Водители в центре площади оглянулись в их сторону. Вид у них был растерянный. Надежды на клиентуру оставалось мало. Морозная ночь брала свое.

Проехав метров двести, Гладилин свернул между домами, принял вправо, остановился. Вокруг в домах еще горел свет. Ремонтирующийся дом казался черным, он словно аккумулировал всю окружающую темноту.

Оглядевшись, Денисов узнал место, на которое указывал старичок в полушубке, прогуливавшийся по двору и толковавший о порядках на здешней стройке.

— Здесь я ждал, — сказал Гладилин.

Денисов не успел ни о чем спросить: от домов показался постовой милиционер. Подошел к машине?

— Кого-нибудь ждете?

Постовой оказался знакомым, Денисову не пришлось представляться.

— Дело у нас. А сам что здесь?

— Кто-то ходил по зданию, — сказал постовой. — сторож боится.

— Давно ходил?

— Порядочно. А позвонили только сейчас!

Денисов заинтересовался!

— Пойдем взглянем. Фонарь есть?

— С собой.

Втроем они вошли в подъезд. Здесь уже ждал сторож — пожилой, худенький, с гладкой, как у ребенка, кожей лица.

— Опять пробой выдернули, — он показал на дверь. — Только повесишь, опять выдерут. Что они там оставили? Чего ищут?

Денисов осмотрел дверную коробку. Вырванный пробой вместе с замком висел в ушке запорной планки.

— Участковый инспектор был? — спросил Денисов.

— Сегодня? Нет еще. А так — видел, — сторож вздохнул. — «Ничего не пропало?» — «Нет!» — «Наверное, пьяницы лазили, — говорит. — Выпить негде…»

На дверной коробке виднелись следы взлома.

Рядом валялись битые кирпичи, строительные и бытовые отходы: осколки стекла, ржавые патрубки и даже зеленый пластмассовый игрушечный танк.

Они поднялись на верхний этаж. Денисов обходил комнату за комнатой, приглядываясь к окружающему.

Постовой молча шел за ним и Гладилиным, не представляя, как и здешний участковый инспектор, что взломщики могли искать в неприбранных клетушках, заваленных кирпичом и щепками.

В одном из помещений Денисову почудился запах ароматизированного табака. Он оглянулся на постового!

— Каким табаком пахнет?

Гладилин тоже принюхался!

— Похоже, «Золотое руно».

— Точно, — подтвердил постовой. — Долго держится.

Денисов огляделся. Перегородки изолированных когда-то комнат отсутствовали. Он увидел стены, окрашенные в разные цвета, соответствовавшие вкусам прежних хозяев комнат; общей была лишь высота покраски.

Инспектор отступил в глубь помещения, но ничего интересного не обнаружил. Кирпича и щепок здесь было не меньше, чем везде. В углу в куче мусора, рядом с немытой бутылкой из-под кефира чернел разбитый пыльный кинескоп.

Денисов подошел к окну.

Внизу как на ладони лежала платформа Коломенское с переходным мостом, который готовились вскоре замените туннелем. Чем дальше от станции, тем теснее становилось дороге от проводов и контактных мачт. Горели вдали разноцветные — красные, зеленые, фиолетовые огни. Подъездные пути поблизости были свободны, только по второму главному в направлении Каширы двигался дизель с утолщением впереди, короткий, похожий на маленького вытянутого головастика.

«По какой, причине, — подумал Денисов, — именно это помещение выбрано неизвестным курильщиком „Золотого руна“, а следовательно, имеет отношение и к Белогорловой и к Шерпу? К каждому в отдельности и всем троим вместе.

Что привлекло их сюда? Заинтересовало?»

— Никого нет. Видите? — спросил постовой.

Сторож осторожно кашлянул:

— Так-то оно так…

Денисов и Гладилин первыми спустились вниз, к машине.

— Не могли вы в тот вечер разминуться с Белогорловой? — спросил Денисов.

— Здесь во дворе? Вряд ли.

— А во времени встречи не допустили ошибки?

Гладилин нахмурился, вспоминая.

— Да нет. Точно в девятнадцать… — он вздохнул. — Двадцать минут я выждал. Потом клиент этот появился.

«Будьте сознательным, товарищ! Электричка ушла, опаздываю на самолет.

Безвыходное положение!»

— Кто-нибудь еще подходил к такси, когда вы здесь стояли? — спросил Денисов.

— Нет, кажется. Я книгу читал. Мигеля де Унамуно…

Денисов вспомнил, что видел эту фамилию на книге, лежавшей в машине, в первый день знакомства с Гладилиным.

— Потом? — спросил он.

— Повез в Домодедово. Что делать?

— Как он вел себя? Что еще говорил?

— В пути? Молчал. Я тоже обычно не разговариваю.

— О том, что мать у него умерла, сказал? — спросил Денисов.

Гладилин хлопнул себя по колену!

— Точно! Мать умерла. Вспомнил: его ждали домой еще накануне. Похороны задержали!

— Высадили его в аэропорту?

— Подрулил к самому вокзалу. Даже видел, как он бежал к стойке для регистрации.

Оставалось последнее:

— Включите свет на минутку.

Опознание в розыскных целях не требовало понятых, никак не оформлялось процессуально. Денисов протянул таксисту с десяток фотографий:

— Узнаете?

Гладилин сложил их веером, как карты.

— Вот он, — второй с края лежала фотография Шерпа.

«Что и требовалось доказать, — подумал Денисов. — Адвокат был здесь примерно за час до нападения на Белогорлову.

Находился во дворе, а может, и в самом реконструирующемся здании скоморох! Он лежал в подъезде! — и уехал».

— Он был у машины один? — спросил Денисов.

— Я видел его одного. Да! Вот еще какая подробность. Вспомнил! У меня не было сдачи в порту, а он спешил. «Ладно, — сказал он. — Еще встретимся! Отдадите!» Я удивился.

«И Шерп и Гладилин, — подумал Денисов, — были здесь, когда прибывал поезд, который Белогорлова отметила кружочком в расписании».

— Такси в порту было много, — Гладилин уже не мог не договорить до конца. — Клиента пришлось ждать минут сорок. Только потом уехал.

Гладилин высадил его из машины недалеко от Булатниковской, сам подался в поисках клиентов в центр.

«Если бы оба они, Шерп и Гладилнн, — подумал Денисов, — подозревались в покушении на жизнь Белогорловой в тот вечер, у обоих было бы твердое, неопровержимое алиби. В момент преступления обоих не было по эту сторону кольцевой автомобильной дороги».

Денисов шел небыстро.

Ночь оставалась по-прежнему морозной. На тротуаре здесь и там поблескивали ледяные зрачки, днем превращавшиеся в лужи. Но оставался и снег. По небольшому скверу перед школой вились бесчисленные тропинки, соединявшиеся между собой в причудливых узорах.

Денисов нашел младшего инспектора у школы, против дома. Ниязов держался в тени, у выкрошившегося заборчика с выпирающей из середины бетона арматурой.

Впереди стояли неподвижные, под гнетом обледенелых ветвей, ели, еще выше виднелось девять этажей окон и балконов. Подъезды дома скрывались в тени.

— Это у него горит, — младший инспектор показал Денисову на приглушенный зеленый свет в окне третьего этажа.

— Ты уверен, что он не уходил?

— Я бы заметил, — Ниязов снова махнул рукой в сторону окна. — Свет так и горел с самого начала.

Неяркий свет, заполнявший комнату Шерпа, понял Денисов, шел откуда-то из глубины прихожей. Это показалось странным. В окнах кухни было темно.

— Не так холодно, как ветер, — Ниязова знобило.

— Адвокат ни разу не подходил к окну? — спросил Денисов.

Безотчетное чувство тревоги, которое он испытал в институте Склифосовского и которое потом улеглось, когда он узнал, что Шерп благополучно вернулся домой, вдруг проснулось снова.

— Ни разу, — ответил Ниязов, пытаясь унять озноб.

Младшему инспектору наверняка было интересно знать, сменят ли его и когда, но он ничего не сказал.

«Собственно, тревога эта появилась раньше, — подумал Денисов, — когда Фесин рассказал о результатах проведенного им небольшого следствия в юридической консультации. Когда он сказал: „Шерп незаметно наблюдал за своей новой подругой. Не шел рядом, а именно следил…“ Уже неважны были попытки объяснений: „Ревнив!“ „Он и жену ревновал! Причем как-то особенно унизительно…“ Потом было сообщение соседки из третьего подъезда: „Мужчина молодой, стройный. С адвокатом не сравнить!“ И снова что-то похожее на слежку за Белогорловой…»

Денисов огляделся по сторонам. Никого не было вокруг. Дом продолжал жить нешумной ночной жизнью.

Денисов услышал негромкий стук в соседнем подъезде — освещенная кабина лифта медленно поползла вверх.

— Откуда ты звонил в отдел? — спросил Денисов, у младшего инспектора.

Тот показал рукой в глубь аллеи, окружавшей школу:

— Там автомат.

Телефон, к которому ходил Ниязов, был достаточно далеко — за это время Шерп мог, безусловно, уйти. Поехать в отдел внутренних дел, на вокзал, на что Денисов втайне рассчитывал.

Они вошли в подъезд, подошли к лифту. Здесь было не так знобко. Ниязов кашлянул — звук тотчас отдался от стен.

«Словно огромная ушная раковина», — подумал Денисов.

Он нашел почтовый ящик Шерпа, заглянул в щель.

Записки, которую, по просьбе Денисова, должна была оставить адвокату соседка, в ящике не было.

«Взял или соседка забыла оставить…»

Чувство тревоги не отпускало Денисова, он поманил младшего инспектора.

Вдвоем, стараясь не шуметь, они направились к лестнице. Уродливые, расплющенные звуки поползли вверх, деформированные лестничным колодцем.

«Только звук обособляет тишину, — подумал Денисов. — Без звука тишины нет».

На площадке второго этажа Ниязов остановился, подошел к радиатору центрального отопления, прижался спиной к решетке.

Денисов поднялся выше.

Дверь в квартиру Шерпа была закрыта, но что-то подсказало Денисову, что она не заперта. Он осторожно подал ее вперед, в тесный коридорчик.

При свете, упавшем с лестничной площадки, Денисов увидел еще дверь — в комнату, старую выцветшую циновку, в углу — тумбочку с телефоном, над ней горел ночник.

Сразу у двери, сбоку, на калошнице, вытянув ноги и разметав руки по сторонам, полулежал человек. Он был без шапки, в расстегнутом полушубке, на груди, расплывшись по белой сорочке, чернело пятно. Между калошницей и тумбочкой, ближе к углу, валялись очки, шапка, листок бумаги, сброшенная с аппарата телефонная трубка. — Еще дальше — маленький хромированный пистолет.

На листке бумаги Денисов разобрал: «…Звонил инспектор…» Строчка завершалась с обратной стороны листка.

Шерп был мертв.