7
Гурин был прописан в массивном, довоенной постройки здании, выходившем окнами на продовольственный магазин. Когда Денисов и Сабодаш подъехали, магазин был закрыт на перерыв. Несколько пожилых женщин с сумками коротали время у входа.
— Кажется, здесь, — сиденье под Антоном застонало.
Они вышли на углу, осмотрелись. Никто не следил ни за ними, ни за их машиной, не наблюдал из подъездов.
— Постой. Я посмотрю номера квартир. — Антон ушел в подъезд. Денисов двинулся вдоль фасада, заглянул за угол.
На тротуаре сверкали замерзшие лужицы. В их темных зеркалах сквозь трещины просвечивала стекловидная кристаллическая структура.
«Если размышления над каплей воды, — подумал Денисов, — уводят к океанам, то замерзшие лужи, безусловно, напоминают о Северном Ледовитом…»
— Сюда… — махнул рукой Антон, появляясь из подъезда.
Квартира оказалась на третьем этаже. Они поднялись на лифте, позвонили в обитую траурным дерматином дверь. Внутри квартиры было тихо. Они позвонили снова — никто не ответил. Соседняя дверь чуть приоткрылась.
— Постучите, она плохо слышит, — соседка оказалась сведущей. — Она вообще-то у них того… Вот люди! Привезли старого человека из деревни. Ничего толком не объяснили. Сидит в доме целыми днями одна. Одичала, поди… Стучите сильнее… — Дверь захлопнулась.
— Это по моей части. — Антон дважды вроде и несильно коснулся кулаком середины траурного прямоугольника.
Некоторое время за дверью ничего не было слышно, потом раздались шаги, послышались звуки открываемых замков, лязг металлической цепочки. На пороге показалась старуха в кофте, в длинной юбке, с платочком на голове.
— Нету хозяев. Ушли давно.
— Это Бронислава Гурина квартира?
— Его, Бориса… Только ушел он.
— Когда?
— А как утром встал, так и ушел. Говорила: поешь — не стал…
— Куда он собирался?
— А бог весть… Да вы зайдите. Может, и дождетеся.
— Неудобно как-то без хозяина, — сказал Антон.
— Входите, входите. — Старуха отступила, приглашая в квартиру. — Тут уж до вас — ого! — сколько народу приходило. Теперь-то не ходют… А мы сейчас чайку… В одиночку-то чай не пьется, а в компании — куда слаще!
Антон вошел первым, за ним Денисов. Автоматический замок щелкнул за его спиной.
Квартира была просторная, с широким довоенной планировки коридором, стенным шкафом в нише. Когда зажгли свет, оказалось, что выходящие в коридор двери двух изолированных комнат опечатаны. Наклейки бумаги с сургучными печатями были соединены со скобами крепкими суровыми нитками.
Старуха обитала в третьей комнатке, маленькой, полупустой. Сам Гурин по большей части располагался, должно быть, на кухне: у стены, за дверью, стояла алюминиевая раскладушка с вложенным в середину одеялом. Под столом валялось несколько пустых жестянок из-под импортного пива.
Старуха поставила на плиту чайник.
— Вы ему кто будете, Борису-то? — Антон огляделся.
— Своя я им… С ребеночком сидела, — она продолжала улыбаться. Привезли меня. Из деревни. Нянька я.
— А где все? Жена, ребенок?
— А уехали. Жена у матери своей теперь живет… И Мишенька там. Пусто! Раньше дак тут не протолкнешься — народу!..
— Скоро вернется, не говорил? — Денисов показал на раскладушку за дверью.
— Борька? А кто знает…
Старуха была в ровном расположении духа, из этого состояния ее не выбило ни появление в квартире незнакомых людей, ни вопросы, которые они задавали. Денисову показалось, что она не в себе.
Он обвел взглядом кухню, кивнул Антону на оброненную, видно, впопыхах авторучку — металлическую, фирмы «Пайлот».
«Ею, наверное, Гурин и заполнял заявление на складе невостребованных вещей…»
Денисов вернулся в коридор. Шкаф был открыт, в первом отделении, внизу стояли рядом баул и картонная коробка. Поверх баула был небрежно брошен почти новый кожаный пиджак.
«Баракаева?..»
Сбоку, на полке, валялись бумаги: накладные, спецификации, длинные перечни, аккуратно отпечатанные на белой вощеной бумаге, копии приказов и распоряжений.
Уголовники, разыскивавшие для Гурина стоившее теперь головы, преступно отданное распоряжение, оставляли все изъятое на самочинных обысках в ячейке, которую заранее выбрали. Ввиду ее неисправности вещи попадали на склад, но Турин не терял надежды обнаружить документ привозил их со склада домой. Ценности не трогал — они принадлежали обоим уголовникам, — выбирал только бумаги…
Подошел Антон.
— Наш конверт он бы не понес домой!
Денисов молча показал на торчавший из-под бланков обрывок тетрадного листка с несколькими словами, написанными крупным округлым почерком. Антон прочитал:
«…рентгено-электронный спектрограф. Вот все. Поспеши с публикацией. Целую. Беата».
Это было окончание письма.
— Изымем?
— Да.
— Чаек-то заварила! — крикнула с кухни старуха.
— Давай попьем, — предложил Антон. — Не будем обижать бабку.
Антон был добрее в обращении с людьми. Этому невозможно было научиться, это не приобреталось с опытом.
Но они занимались розыском. И сыщиком из них двоих был другой Денисов.
— Сначала позвоним на Курский: пусть приезжают за вещами.
— Я сам. Телефон у вас где?
— Там, — откликнулась старуха, — в сенцах…
Телефон стоял у самых дверей, на тумбочке.
— Нашел.
Денисов прошел к столу — старуха уже хлопотала с чаем. Чашки были разнокалиберные, старые. Женщина перехватила его взгляд.
— Сервизы-то все описали, милушка. Хорошую-то посуду. — Она достала сушки, насыпала в глубокую тарелку. — Сколько звала: «Айда в Пыщуг! В райпищеторг или в райпо. А леса какие у нас!» — Она вздохнула. — Не хотел.
— Вы из тех мест?
— Носковского сельсовета…
Чай был духовитым. Старуха принимала гостей по-деревенски, с достоинством, будто в своем доме на Севере. Вошел Антон.
— Сейчас выезжают. Привезут санкцию прокурора на обыск.
— Не заметили, мамаша, — спросил Денисов, — хозяин налегке ушел? Чемодан не брал?
— Легко. Взял с собой это… — Она начертила в воздухе неправильный квадрат. — Не выговорить.
— «Дипломат»?
— Он самый.
— А в нем что?
— А все! Одежда на переменку. Что надо.
— Собрался уезжать?
— В куртке пошел, в шапке. Не знаю.
Быстро допили чай, вот-вот должна была подъехать машина с Курского.
— Еще?
— Спасибо, — Денисов поднялся. — Могу позвонить?
— А, звони-и… — нараспев сказала старуха.
Вначале он набрал номер дежурного по отделу. Там все было спокойно, шло своим чередом. Ни его, ни Сабодаша никто не разыскивал.
— Хотя подождите, — попросил помощник дежурного. — В черновую книгу загляну, я отходил… Есть!.. — крикнул он через секунду. — «Позвонить Беате». Телефон вы знаете?
Денисов позвонил в НИИ.
— Я слушаю, — ответил знакомый голос.
— Денисов говорит.
— Я несколько раз вам звонила.
— Что-нибудь случилось?
— Наоборот… — Голос звучал бодро. — Я не только беру назад заявление. Даже прошу: оставьте все, как есть. Вы, конечно, будете раздосадованы: «Взбалмошная баба — то одно, то другое. Столько сил потрачено…»
— Вы не хотите дальше нас затруднять…
Она объяснила сбивчиво:
— Не надо больше искать. Письма пропали, они не могут мне повредить. Это главное. Муж дозвонился ко мне. Оказывается, в командировке он болел. Я ничего не знала. Поэтому приехал раньше срока, сейчас вернулся домой из поликлиники… Ничего больше делать не надо. Я благодарна вам и извините за хлопоты. Я ничего не хочу. Еще раз большое спасибо.
— Ваше право. У нас, между прочим, как будто неплохие новости для вас… — Денисов постарался обрисовать ситуацию, связанную с использованием ячейки камеры хранения в качестве почтового ящика преступной шайки. — Часть этих людей арестована, другая находится в поле зрения работников уголовного розыска. Полагаю, ваши письма у них.
— Господи, этого не хватало!
— Сейчас это ничем вам не угрожает.
— Тем более! Я так натерпелась. Хочу хотя бы эту ночь спать спокойно.
— Законное желание. Но письма могут быть использованы не только против вас. И против Максимова!
— Согласна. Но…
Денисов почувствовал, что он не в силах ее переубедить. Поэтому спросил только:
— А если письма окажутся у нас?
— Звоните в любой час дня и ночи, я сразу приеду. А искать не надо…
Денисов вернулся к столу, за которым Сабодаш и хозяйка продолжали чаепитие.
— К чаю молочка… — предложила она.
— Спасибо. — Денисов отказался.
Антон ждал, когда Денисов сообщит результаты разговора.
— Заявительница поблагодарила за хлопоты, извинилась. Просила больше не беспокоиться.
— Она разговаривала с мужем?
— Да. Все в порядке.
— А как же с Максимовым? Не попадет он по приезде как кур в ощип?! Что ты решил?
— Я еще не решил.
Денисов снова вернулся в прихожую, к телефону. На этот раз он набрал другой номер НИИ — ответила женщина, с которой он разговаривал утром о Беате.
— Здравствуйте. Дело такого рода… — Он снова сослался на спасительный, ни в чем не повинный ФИАН. — Мне необходимо согласовать тему доклада с одним вашим товарищем… Как его найти?
— Только с одним?! — На этот раз женщина оказалась весьма приятным собеседником — ироничным и благожелательным. — Кто вас конкретно интересует?
— Максимов.
— Всем нужен Максимов, — констатировала она. — А наш блистательный… — Она произнесла фамилию, которую Денисов не разобрал. Как бы и не существует… Максимов в командировке, товарищ! Вам срочно?
— Очень.
— Видимо, связано с поверхностным слоем… Что же тянули до последнего дня?! Ничего не поделаешь, товарищ… Придется вам согласовать с Федотовым. — Ту же фамилию, понял Денисов, она произнесла и в первый раз. — Сочувствую, но ничего не могу предложить другого.
— Федотов… — Он словно раздумывал.
Женщина рассмеялась: ей казалось, что она угадала причину, по которой Денисов предпочитает одного научного работника другому.
— А что?! У Федотова научные открытия… Готова докторская! Корифей!
— Федотов? А не Максимов?!
— Сережа Максимов — он энциклопедист. Он сразу станет академиком. Не знаю только когда… Может, и никогда.
— Дайте дружеский совет…
— Только между нами. Вы уж лучше подождите Максимова. Он скоро будет в Москве. Пользы, по-моему, несравненно больше…
— Что будем делать? — встретил его Антон. — Скоро должна прийти машина.
Денисов потянулся, далеко назад завел руки.
— Сначала добудем письма Беаты. Она не против их получить. Просила звонить в любой час дня или ночи…
Антон удивленно посмотрел на него, но спрашивать не стал. Хозяйка потянулась к заварочному чайнику.
— Этот остаток письма… — Антон снова достал тетрадный листок. Может, он последний? А другие Гурин просто выбросил?
— Безусловно, нет. Он ничего не знает ни об испорченном монетопроводе, ни о поисках переписки. Он предполагает, что эти письма изъяты при производстве самочинного обыска. У кого? Тут сообразить большого ума не надо. Когда переписка попала в ячейку? — Денисов четко выстраивал свою версию. — После появления на его горизонте портфеля и целлофанового пакета… То есть после Обыска в Строгине! Значит, по мнению Гурина, письма адресованы Баракаеву. Он ведь тоже Сергей. Из писем ясно, что Баракаеву пишет возлюбленная. Не думаю, что там все только о спектрографах…
— Пока не понял.
— Гурин может попытаться шантажировать адвоката. Письма в обмен…
— На распоряжение Тхагалегову насчет икры! Соломинка, за которую хватается утопающий…
— Гурин должен считать, что переписка важна для адвоката, коль идет на чужое имя!
— А может, она ему нужна для другого уголовного дела! В качестве рабочей версии подходит… Но Гурин может успеть скрыться!
— Не раньше, чем снова побывает на вокзальном складе…
На обратном пути в машине Антон курил, Денисов смотрел по сторонам. Площади и прилегавшие к ней улицы были ярко освещены. В туннеле под Садовым кольцом, который за сегодняшний день они проезжали уже во второй раз, стекала в водоприемники маслянистая жижа, дымился асфальт.
Водитель милицейского «газика» держал ближе к осевой, машины впереди освобождали левую полосу.
— Рано или поздно переписка придет по адресу, указанному на конвертах. То есть в ту же самую Соколову Пустынь, — Сабодаш достал очередную «беломорину». — Баракаеву ведь она не страшна. Гурин просто не знает об этом… Ты спишь?
Денисов открыл глаза. Плыли вокруг ранние сумерки, но фонари еще не зажигали.
— Не сплю. Гурину вообще, по-моему, сейчас мало что известно. Он, например, может не знать, что Гребенников, или как там его в действительности, и тот, второй, задержаны на Курском вокзале.
— Ты уверен?
— В заявлении о выдаче вещей со склада Гурин указал, помимо прочего, «ювелирные изделия». Помнишь?
— Да. Ошибся?
— Нет. Он не связывался с уголовниками предварительно. Полагал, что на обыске у адвоката они могли прихватить и золотишко.
— Снова непонятно.
— Гурин и его уголовники не поддерживают между собой постоянной связи. Может, он даже не хочет, чтобы они знали, кто он. Боится! Договорились о способе связи — через восемьсот девяносто шестую ячейку — и все!
— Значит…
— Рано или поздно он придет на склад. Или кого-то пришлет…
Впереди показалось уже знакомое здание с башенкой, утром привлекшее его внимание. Здание быстро приближалось. Казалось, можно будет рассмотреть портики и пилястры фасада, но Денисов знал: перед самым зданием Садовое кольцо свернет, и дом окажется в другой стороне.
— Сколько хранятся невостребованные вещи? — Сабодаш погасил папиросу.
— Полгода.
— Срок немалый…
— Ждать так долго не придется. Гурин придет к ячейке сегодня…
Садовое кольцо круто свернуло в сторону, переместив справа налево панораму ближайших зданий.
— …Завтра заканчивается судебное следствие.
— Но ведь процесс продолжается! Еще будут речи прокурора и адвоката. На это уйдет несколько дней. И лишь потом приговор!
Историк по образованию, Сабодаш не очень четко представлял условия судебного разбирательства.
— Стороны обязаны представить доказательства суду до окончания судебного следствия. Иначе суд не сможет принять их во внимание при вынесении приговора. Понял?
Впереди показался вокзал.
— Гурин знает: завтра в последнем ходатайстве Баракаев заявит о приобщении к делу письменного распоряжения Тхагалегову, а прокурор будет просить суд о взятии Гурина под стражу. Таким образом, сегодня у него последний шанс… Если распоряжения не будет в ячейке, он постарается скрыться.
Они уже разворачивались на площади.
— Внимание, двести первый! — раздалось вдруг из установленной в машине рации. Денисов перегнулся через сиденье, взял трубку.
— Двести первый, слушаю.
— Где находитесь?
— Подъезжаем к базе.
— Младший инспектор взял под наблюдение неизвестного. Он пытался открыть восемьсот девяносто шестую…
В зале автоматической камеры хранения было много людей. Несколько пассажиров у входа торопливо перекладывали вещи. В углу высилась гора пустых коробок из-под новой обуви.
— Двести первый! — окликнул Денисова по рации младший инспектор. — Он у киоска «Транспортная книга».
Денисов и Антон повернули назад, быстро прошли к эскалатору.
— Справа, — продолжал младший инспектор, — молодой мужчина в куртке, в лохматой шапке…
Еще с эскалатора Денисов увидел вечно закрытый киоск «Транспортной книги». Вдоль подковообразного прилавка стояли пассажиры. Двигавшийся мимо поток то закрывал их, то открывал вновь.
— Темная куртка? — уточнил Денисов.
— Да, разговаривает с женщиной.
Мужчине, на которого указал младший инспектор, на вид было не больше тридцати, его спутнице тоже около того. Рядом стоял небольшой чемодан, сбоку сумка «Курорты Нальчика». Мужчина что-то объяснял, часто оглядываясь по сторонам.
— Гурин, — сказал Антон.
Они подошли к «Транспортной книге», но удобного места поблизости от интересовавшей их пары не оказалось.
Во всех направлениях пространство гигантского зала пересекали сотни людей, их передвижение по запутанным траекториям казалось неосознанным и тревожным. Электронное табло показывало «18.05».
— Возьмем в отдел? — спросил Антон.
Денисов качнул головой.
— Не он. Гурин живет в Москве, а эти двое — приезжие.
— Почему ты решил?
— «Курорты Нальчика». Такие только в Кабардино-Балкарии.
— А если специально? Маскировка?
— Слишком сложно.
Денисов нажал на манипулятор в рукаве, нашел младшего инспектора:
— Найди кладовщика Хасянова. Пусть поднимется к «Транспортной книге».
— Что-нибудь еще?
— Оставайся на дежурном приеме.
— Смотри, — шепнул Антон.
Мужчина, стоявший у «Транспортной книги», что-то сказал своей спутнице и смешался с толпой. Через секунду лохматая шапка мелькнула уже впереди, у самого эскалатора. Женщина осталась с вещами у прилавка.
— Останься. Я иду за ним, — предупредил Денисов. Через несколько минут неизвестный и Денисов были уже в зале для автоматов.
Пассажир не спеша прошел по отсеку, нашел восемьсот девяносто шестую ячейку, набрал шифр. Денисов наблюдал, стоя за несколько секций. Мужчина, не обращая внимания на окружающих, пару раз с силой дернул за ручку. Восемьсот девяносто шестая не поддалась — теперь она была заперта на другой шифр. Поразмыслив, пассажир набрал «Б-042» на соседних ячейках.
«На всякий случай…» — понял Денисов.
Ни одна из ячеек не открылась.
Денисов слышал, как он бормочет:
— Что за чертовщина…
Мужчина посмотрел на часы, направился вдоль отсека в поисках дежурного — по-видимому, на этот счет ему дана была соответствующая инструкция.
Через минуту Денисов увидел его рядом с подсобкой администрации. Отлаженная система возврата ручной клади сработала и на этот раз.
Дежурный по камере хранения направил неизвестного в подвал, на склад невостребованных и забытых вещей.
Еще через несколько минут неизвестный, а за ним и Денисов вернулись к «Транспортной книге». Мужчина в одной руке держал целлофановый пакет, в другой — портфель.
— Хасянов в зале, — предупредил по рации младший инспектор.
— Что говорит? Похож?
— Нет. Этот помоложе и ростом пониже. Старший кладовщик больше не нужен?
Денисов и так знал: человек, получавший вещи со склада по паспорту Баракаева, не рискнул бы второй раз прийти на склад.
«Гурин, вероятно, воспользовался услугами кого-то из бывших сослуживцев, приезжавших в командировку в Москву и теперь возвращающихся назад…»
Хасянов ушел. Мужчина у киоска достал вчетверо сложенную газету, не развертывая, принялся проглядывать. Женщина смотрела по сторонам.
— Спущусь на склад, — предложил Антон. — Интересно, что за разговор состоялся у него с заведующим? — Он нырнул в толпу.
— Двести первый! — снова окликнул младший инспектор. — Мне идти с капитаном?
— Будь в зале. Скоро понадобишься.
Движение вокруг внезапно ослабло — верный признак приближения начала посадки. Неизвестный спрятал газету.
— Граждане пассажиры, — разнеслось по залу, — объявляется посадка… Со второй платформы третьего пути…
Женщина у «Транспортной книги» подняла сумку, что-то сказала. Мужчина огляделся, потом, словно решившись, взял чемодан и портфель. Пакет, принесенный со склада, он прихватил в одну руку вместе с портфелем.
— Мне идти? — не ожидая, пока Денисов его вызовет, спросил младший.
— Подтянись ко мне.
— На всякий случай я организую тележку. Для вещей.
В потоке пассажиров Денисов держался теперь почти рядом с неизвестным и его спутницей. Мужчина шел медленно, хотя чувствовалось, что вещи были не тяжелыми, особенно чемодан.
— Двести первый! Я говорил с завскладом. — Денисов узнал голос Антона, Сабодаш взял рацию у кого-то из постовых. — Прием.
— Слышу хорошо.
— Фамилия получателя вещей — Пехтерев. Из Астрахани. На складе вел себя спокойно, приметы содержимого знает приблизительно.
— Чем он это объяснил?
— Вещи, по его словам, принадлежат сослуживцу. Тот едет тем же поездом.
Цепочка вагонов астраханского тянулась вдоль очищенной от снега платформы. Мимо с грохотом катили свои тележки разбитные носильщики. Пехтерев и его спутница будто кого-то искали. Гремело вокзальное радио:
— Отстал от родителей мальчик…
— …Зайдите в справочное бюро. Повторяю…
От спального вагона махнули рукой — Пехтерев повернул к рабочему тамбуру. Мужчина в спортивной куртке, в кепке из нерпы уже ждал его, потрепал по плечу.
«Гурин! — Денисов ни секунды не сомневался. — Он!»
Пехтерев неловко поставил портфель, прислонил целлофановый пакет к «дипломату» Гурина, раскланялся.
Денисов наблюдал.
Едва Пехтерев ушел, Гурин открыл портфель. Одну за другой перебрал бумаги, лицо его постепенно меняло выражение: среди копий накладных, бумаг с колонками девятизначных цифр документ, который мог его спасти, отсутствовал.
«Уедет», — понял Денисов.
Отвернувшись, он нажал манипулятор:
— Двести первый. Приступаем к задержанию.
За стеклом вагона матово отливали отделанные под дуб панели двухместного купе. Гурин закрыл портфель, достал из бумажника билет. Проводница поглядывала на замешкавшегося пассажира.
Само задержание не представляло сложности: Денисов преградил Гурину путь, увлек в сторону.
— Транспортная милиция участка.
Сбоку появился Антон. Младший инспектор розыска с номером носильщика на куртке подкатил к вещам свободную тележку.
— Документы!
Гурин полез во внутренний боковой карман.
— Письма с вами? — внезапно Спросил Денисов. — Личная переписка. Она случайно попала к вам в восемьсот девяносто шестую ячейку.
Вместо паспорта Гурин достал платок, вытер вспотевший лоб. Денисов понял, что не ошибся.
— …Девяносто шесту… — Губы не слушались.
— Она неисправна. Ваши вещи перенесли на склад, а в ячейку закрыли конверт с письмами. На шифр «Б-042»…
Денисов следил, как красивое моложавое лицо Гурина снова начало меняться.
«В самом деле, — Гурину наверняка должна была прийти в голову простая эта мысль: — Если меня арестовывают по делу фирмы, при чем здесь шифр к ячейке и личная переписка…»
Над головой щелкнул динамик:
— Граждане отъезжающие…
Гурин поставил плоский чемоданчик, нагнулся, стал быстро рыться в вещах — сорочки в целлофановых обертках, папки с бумагами.
— Вот! — Он вынул не очень объемистый конверт. — Я не мог понять, чье это. Все здесь.
— Тем не менее я прошу вас пройти с нами.
Денисов перелистал заполненные округлым женским почерком страницы. Большинство писем было без подписи. Лишь кое-где внизу стояло «Беата», иногда заглавное «Б».
В одном из писем Беата писала:
«…Я была на грани отчаяния. Незнакомая женщина в электричке заговорила со мной — она ехала к внуку: „У вас беда? Вы так плохо выглядите…“ Вдруг захотелось сказать кому-то, лучше даже первому встречному, с кем больше никогда не увидишься: „Мне плохо! Разваливается семья. Нелепо, беспричинно. А я ничего не могу поделать! Слава богу, теперь это позади. Твоя дружеская поддержка и участие помогли мне…“»
— Сейчас будет здесь, — Антон положил трубку. — Рядом с домом стоянка такси.
— Набери ее номер еще раз.
Антон покрутил диск.
— А теперь занято… Еще?
— Не надо.
Раздался звонок — Антон снял трубку, передал Денисову. Его разыскивала дежурная по автоматической камере хранения, работавшая прошлой ночью.
— Просили позвонить? — закричала она на другом конце провода.
— Это еще утром!
— А меня не было весь день: семинарские занятия, зачеты… — Она училась на вечернем отделении института инженеров транспорта. — Сейчас только узнала. Что хотели?
Денисов представил, как дежурная сняла очки, близоруко и весело щурится.
— Видели вы ночью заявительницу? Насчет восемьсот девяносто шестой ячейки?
— С вами? В отсеке? — Она не поняла.
— До нас! Раньше, чем она обратилась в милицию.
— Видела.
Это как раз и было ему нужно.
— Она была одна?
— Мне кажется, заходил еще мужчина! — прокричала дежурная.
— В очках, в джинсах…
— Вроде да.
— В какое примерно время?
— Перед тем, как ей к вам пойти. — Голос чуть поутих и снова набрал силу. — А письма нашлись?
— Нашлись.
— Она ведь вначале и заявлять не хотела! А я ей подсказала! Про вас и про капитана Сабодаша…
Денисов положил трубку.
«Так все и было. — Он мысленно подытожил разговор с дежурной. Женщина сперва не собиралась обращаться в милицию по поводу пропажи, но потом решилась. Это был с ее стороны импульсивный и не очень хорошо продуманный шаг. Дежурная даже и не подозревает о последствиях своего совета…»
— Гурина увезли. — Антон успел еще раз переговорить с дежурной частью и все знал. — В суд его теперь доставят, видимо, уже под конвоем…
В коридоре раздались шаги, короткий стук в дверь.
— Входите.
— Нашлись?!
— Нашлись.
— И все из-за меня… Представляю, как вам пришлось…
— Пришлось.
— Как я благодарна вам.
Она скорее была напряжена, взвинчена.
— Даже не верится, что смогу снова заниматься своей работой. Спокойно жить… Как это трудно: когда будто огонь бежит по кровле, а вы должны улыбаться, отвечать на вопросы… — Она еще выше забросила сумочку на плечо. Казалось, она никогда с ней не расстается. — А между тем все поставлено на карту…
— Ставку определяем мы сами! — Антон не мог не вмешаться.
— У вас, наверное, всегда все шло продуманно, положительно. Вы никогда не переступали черту!
Она была не в силах остановиться:
— Вас обошло разочарование, не было задето ваше честолюбие… — В тоне послышалось неожиданное, плохо скрываемое пренебрежение. Но тут же она спохватилась: — Извините, нервы! Зачем я это вам говорю…
— От Максимова нет известий? — Денисов перевел разговор. — Мы здесь прониклись к нему уважением. Интересно, удастся ли ему что-нибудь большое?
— Не знаю. — Она расценила его слова как поддержку. — От него ждут многого… А вот прогремит ли он!
— А кто такой Федотов?
Она свела брови!
— О! Очень знающий и энергичный человек! Кандидат. Без пяти минут доктор…
— Молод?
— Сорок один год… — Она достала сигареты, зажигалку, положила на стол, сама осталась стоять. — Разрешите? Собственно, они с Сергеем однокашники…
— Большой ученый?
— Безусловно.
«Поучительный урок, — подумал Денисов. — Хорошо, что мы смогли довести дело до конца».
Она продолжила:
— Федотов — человек действия. В этом смысле он как бы противоположность Максимову. Тот сомневается в каждом эксперименте, в каждом результате… А время-то уходит!
— Вам ничего не удалось узнать о человеке, который появлялся ночью на вокзале?
— Нет. — Она покачала головой. — В НИИ каждый второй в очках, в джинсах. Вы уверены, что он следил именно за мной?
— Следил? — Антон снова вмешался. Он словно забыл об их с Денисовым уговоре. — Нет, он не следил. Он был вместе с вами.
— Вы хотите сказать…
— Через день-другой Максимов должен вернуться из командировки… И получить письмо, в котором его предупредили о махинациях Федотова. Представляете, какой разразился бы скандал! А тут защита… Кто-то решил во что бы то ни стало перехватить адресованное Максимову письмо…
— Я ничего не понимаю! Если меня пригласили, чтобы нанести оскорбление, я уйду… Будем объясняться в другом месте! — Она щелкнула зажигалкой, но с места не двинулась. — Объяснитесь: в чем вы меня подозреваете?
— Максимов иногда оставлял личные бумаги на рабочем столе. Вы знали, что его переписка шла через брата, и вместе с Федотовым…
Денисов, внимательно следивший за заявительницей, понял, что они угадали. В глазах женщины что-то мелькнуло. Так в объективе фотоаппарата можно иной раз заметить убегающую шторку затвора.
Антон продолжил:
— …Решили выманить у брата Максимова это письмо. Вы уговорили его привезти переписку на вокзал для того, чтобы предупредить будто бы грозящие Сергею неприятности. Потом, когда письма неожиданно исчезли из камеры хранения, вы, конечно, не собирались обращаться к нам. Вас подтолкнула дежурная. И вы решили: «А вдруг?!» Потом вы решили дать задний ход, но от вас больше ничего не зависело. Вы были ночью на вокзале не одна. Ваш шеф сопровождал вас. Правильнее сказать — охранял. Он и сейчас в курсе всего происходящего.
— Каким образом?! Я сразу приехала. Рядом у нас стоянка такси… Лицо ее побледнело.
— После того как мы разговаривали, я сразу набрал ваш номер. Было занято. Вы сообщили ему о вызове… Может, он вас и подвез на своей машине? И ждет у зала для транзитных пассажиров…
Она предприняла последнюю попытку протестовать:
— Выходит, опасность, которой я подвергаюсь со стороны человека, покушавшегося ранее…
Антон отстраняюще поднял руку.
— Нет никакого полубезумца-мужа… Вы использовали этот миф, зная, насколько серьезно мы тут относимся к любой угрозе лишить жизни… Расчет был верный, а вот результат? Кроме того, уголовным законом действия эти преследуются.
За окном пошел мокрый снег, запах сырости проник в помещение. Из-под Дубниковского моста появился скорый поезд, навстречу ему, по соседнему первому главному — пути шла электричка.
— Хотите знать, что вас подвело… — сказал Денисов. — Вы плохо осведомлены о характере взаимоотношений Максимова с его корреспонденткой. И, кроме того, та Беата, настоящая, не могла писать из Пицунды…
Он достал конверт с цветным изображением Соловецкого кремля и штемпелем почтового отделения в Архангельской области.
Женщина писала:
«Несколько дней не буду на почте, не смогу ни с кем связаться, поэтому молю судьбу, чтобы это письмо застало тебя в Москве, и ты сумел бы что-то предпринять. Столько раз я просила тебя поспешить с публикацией. И вот!.. В аэропорту, ожидая рейса, я встретила — кого бы ты думал? милейшего Юрия Михайловича, твоего первого шефа. Он летел в Киев. Его провожал Федотов. Он, как обычно, ужом вился вокруг…»
Начав читать, Денисов уже не мог прерваться, Антон нетерпеливо прошел по кабинету.
«…Когда Федотов на несколько минут отлучился, Юрий Михайлович достал из портфеля заявку Федотова на научное открытие. „Дали на отзыв, пояснил он мне. — Тут есть кое-что любопытное для вас с Сергеем. Ведь вы по-прежнему занимаетесь поверхностным слоем?“ Он показал заявку. Я начала читать и не поверила своим глазам: весь третий раздел — твой метод. Слово в слово! Я успела еще быстро просмотреть таблицы. Главные цифры эксперимента все экстраполированы. Конечно! У Федотова же не было времени поставить свой собственный эксперимент! Я помню начало нашей основной таблицы, у него эти значения гораздо выше. Когда Федотов вернулся, я не смогла с ним спокойно разговаривать. Юрий Михайлович как раз спрятал заявку в портфель, и Федотов, по-моему, догадался о том, что я все знаю. „В Пицунду?“ — спросил он, хотя несколько минут назад уже задавал мне этот вопрос. Я смогла только кивнуть. „Там сейчас чудесно…“ Тут объявили рейс Юрия Михайловича. Федотов пошел его провожать до трапа, и я простилась с ними…»
«Я рада, — шло дальше в письме, — что в то время, когда все думают, будто я в Пицунде, я здесь, на Севере. Могу наконец прийти в себя после всех неурядиц минувшей осени. Я говорила тебе: деревня наша почти у самого Воже, избы, улицы, баня — все в снегу. Тишина и удивительно спокойно. Я с надеждой смотрю в будущее и, кажется, скоро забуду про…»
Окончание письма было на тетрадном листке, который Гурин обронил вместе с ворохом спецификаций и накладных на рыбопродукты у себя в прихожей.
«…рентгено-электронный спектрограф. Вот все. Поспеши с публикацией. Целую. Беата».