Будто месяц с шатра голубого, Ты мне в душу глядишь, как в ручей... Он струится, журча бестолково В чистом золоте горних лучей. Искры блещут, что риза живая... Как был темен и мрачен родник — Как зажегся ручей, отражая Твой живой, твой трепещущий лик!..

Ты сидела со мной у окна. Все дома в темноте потонули. Вдруг глядим: заалела стена, Искры света по окнам мелькнули. Видим: факелы тащат, гербы, Ордена на подушках с кистями, В мрачных ризах шагают попы И чернеют в огнях клобуками; Дроги, гроб! И от гроба в огне Будто зарево нас освещало... Ты так быстро склонилась ко мне, Жить желая во что бы ни стало!

О, в моей ли любви не глубоко! Ты мне в сердце, голубка, взгляни: Сколько зависти в нем и порока?! И какие пылают огни?! В тех великих огнях, недвижима, Вся в священном дыму алтарей, Ты, как 'идол пылающий, чтима Беспредельной любовью моей...

Мне ее подарили во сне; Я проснулся – и нет ее! Взяли!.. Слышу: ходят часы на стене, — Встал и я, потому что все встали. И брожу я весь день, как шальной, И где вижу, что люди смеются, — Мнится мне: это смех надо мной, Потому что нельзя мне проснуться!

В пышном гробе меня разукрасили, — А уж я ли красой не цвела? Восковыми цветами обставили, — Я и так бесконечно светла! Медью темной глаза– придавили мне — Чтобы глянуть они не могли; Чтобы сердце во мне не забилося, — Образочком его нагнели! Чтоб случайно чего не сказала я, — Краткий срок положили – три дня! И цветами могилу засыпали, И цветы придушили меня...

Я ласкаю тебя, как ласкается бор Шумной бурею, в темень одетой! Налетает она, покидая простор, На устах своих с песней запетой. Песня бури сильна! Чуть в листву залетит — Жизнь лесную до недр потрясает, Рвет умершую ветвь, блеклый лист не щадит, Все отжившее наземь кидает... И ты бурю за песню ее не кори, Нет в ней злобы, любви к разрушенью: Очищает прогалины краскам зари И простор соловьиному пенью...

Тебя он в шутку звал старушкой, Тобою жил для добрых дел, Тобой был весел за пирушкой, Тобой был честен, горд и смел! В него глаза твои светили... Так луч, в глубь церкви заронен, Идет по длинной ленте пыли Играть под ризами икон. Погасла ты, и луч затмился, Мрак человека обуял, И не поверить: как светился В той тьме кромешной – идеал?!

Я приехал к тебе по Леману; И сердит, и взволнован Леман! И оделись Савойские Альпы В темно-серый, свинцовый туман. В небесах разыгралася буря, Из ущелий гудят голоса; Опалил мне лицо мое ветер, Растрепал он мои волоса... И гуляли могучие волны, Я над ними веселый скользил И с вершин их по пенистым скатам Глубоко, глубоко уходил. Буря шла и в тревожном величье Раздавить собиралась меня; Только смерть от меня сторонилась — Был я весел и полон огня. И я верил, что мне не погибнуть, Что я кончу назначенный путь, Что я должен предстать пред тобою, И нельзя мне, нельзя утонуть!

Вот она, моя дорога, — В даль далекую манит... Только – с ивой у порога Подле домик твой стоит. Точно руки, простирает Ива ветви вдоль пути И пройти мне в даль мешает, Чуть задумаю пройти. Днем пытался – сил не хватит... Ночью... Ночью я бы мог, Да вот тут-то кто-то схватит И поставит на порог. Ну и взмолишься у двери: Ты пусти меня, пусти! Ночь... разбойники и звери Разгулялись на пути!

В костюме светлом Коломбины Лежала мертвая она, Прикрыта вскользь, до половины, Тяжелой завесью окна. И маска на сторону сбилась; Полуоткрыт поблекший рот... Чего тем ртом не говорилось? Теперь он в первый раз не лжет!

Во всей красе, на утре лет Толпе ты кажешься виденьем! Молчанье первым впечатленьем Всегда идет тебе вослед! Тебе дано в молчанье этом И в удивлении людей Ходить, как блещущим кометам В недвижных сферах из лучей. И, как и всякая комета, Смущая блеском новизны, Ты мчишься мертвым комом света Путем, лишенным прямизны!

В красоте своей долго старея, Ты чаруешь людей до сих пор! Хороши твои плечи и шея, Увлекателен, быстр разговор. Бездна вкуса в богатой одежде; В обращеньи изящно-вольна! Чем же быть ты должна была прежде, Если ты и теперь так пышна? В силу хроник, давно уж открытых, Ты ходячий, живой мавзолей Ряда целого слуг именитых, Разорившихся в службе твоей! И гляжу на тебя с уваженьем: Ты финансовой силой была, Капиталы снабдила движеньем И, как воск, на огне извела!

Часть бесконечности – в прошлое год закатился... Женщину знаю одну; кто она – не скажу, я солгу! К Новому году каким бы желаньем я ей прислужился? Что бы сказал из того, что желать и сказать я могу?! Я бы сказал, подойдя к ней, смотря в ее глазки, Я бы сказал ей, как будто отец своей дочке родной: «Слушай! Останься, как эта царевна таинственной сказки, — Неизменяема временем с вечной своей красотой! Все хорошо у тебя, потому что сама ты не знаешь, Что хорошо у тебя... Ты живешь, как живется тебе; Ты говоришь – так, как думаешь; думаешь так, как мечтаешь... Это так редко, родная... О, будь благодарна судьбе,! Будь благодарна за то, что пока в тебе чувство играло, Сердце оно не разбило, слезой не ослабило глаз... Сильное чувство, родная, тебя до сих пор миновало; Истинно сильное чувство родится один только раз! Нет, я не смел бы, отдавшись тебе, обязать быть моею! Если не мне, так другим освещай долгий путь... Ты... ты из тех, что прекрасны свободой своею; Этой свободы лишить – значит то же, что смертью дохнуть!.. Жизнь ли моя виновата, а может, и сам я причина, — Только – тебе я не ровень... Я знаю: я весь — полутень; Я точно родина наша – безбрежная гладь да равнина, Только местами сияют кресты на церквах деревень».

Слышишь: поют по окрестности птицы; Вдоль по дороге колеса стучат; Ясно несется к нам в блеске денницы Звук колокольчиков вышедших стад. Видишь, как тень под древесною сенью Кружевом ходит и быстро скользит... Видишь: трава под подвижною тенью Тоже колышется, гнется, блестит! О, отвечай мне! В желаньях могучих Сердце в груди так восторженно бьет! Да! Под сиянием глаз твоих жгучих Всеми цветами душа зацветет! О, отвечай! И, забывши тревогу, Так буду счастлив я с этого дня, Так буду весел, что людям и богу Весело будет глядеть на меня!

Ты запой, ребенок милый, Песню... Как ее слова? Ту, что, помнишь, мать певала, Как была она жива. Я той песни, славной песни, Забываю склад и лад, Ты же всю, малютка, помнишь... Пой, дитя, я слушать рад. Пой, а я по синим глазкам И по голосу – начну Вспоминать, сзывать и строить Золотую старину... Пусть звучит, плывет и блещет Из-за слез моих очей По тебе, мой сиротинка, Облик матери твоей.

Ты засни, засни, моя милая, Дай подушечку покачаю я, Я головушку поддержу твою И тебя, дитя, убаюкаю. Тихий детский сон, ты приди, сойди, Наклонися к ней, не давя груди, Не целуй до слез, не пугай дитя, — Учи ласкою, вразумляй шутя. Жизнь учить начнет, против воли гнет, Вразумит тогда, как всего сомнет, Зацелует в смерть, заласкает в бред И, позвав цвести, не допустит в цвет... Ночь темна, молчит, смотрит букою?! Хорошо ли так я баюкаю? Сон спасительный, сон, голубчик мой, Поскорей отца от дитяти скрой!..

О, неужели он, он – этот скарб и хлам Надежд, по счастью для людей, отживших, Больных страстей, так. страшно говоривших, Сил, устремлявшихся к позорнейшим делам, — Вот этот человек, – таким же был когда-то, Как этот сын его, прелестное дитя, В котором, грезами неведенья объято, Сознанье теплится, играя и блестя! В котором поступь, взгляд, малейшие движенья Полны такой простой, изящной красоты! В уме которого все мысли, все мечты Одни лишь светлые, счастливые виденья, А чувства – отпрыски тепла и тишины Какой-то внутренней, чудеснейшей весны! — Дитя, что молится так искренне, так свято И говорит с людьми от третьего лица... О, чтоб отец таким же был когда-то!.. Ищите вы ему не этого отца...

Словно как лебеди белые Дремлют и очи сомкнули, Тихо качаясь над озером, — Так ее чувства уснули... Словно как лотосы нежные, Лики сокрыв восковые, Спят над глубокой пучиною, — Грезы ее молодые. Вы просыпайтеся, лебеди, Троньте струю голубую! Вы раскрывайте же, лотосы, Вашу красу восковую! В небе заря, утро красное... Здесь я... и жду пробужденья, Светом любви озаряемый В тихой мольбе песнопенья.

Светлой искоркой в окошко Месяц к девушке глядит... «Отвори окно немножко». — Месяц тихо говорит. Дай прилечь вдоль белых складок Гостю, лунному лучу, Верь мне, все придет в порядок, Чуть над сердцем посвечу! Успокою все сомненья, Всю печаль заговорю, Все мечты, все помышленья, Даже сны посеребрю! Что увижу, что замечу, Я и звездам не шепну, И вернусь к заре навстречу, Побледневши, на луну...»

О, если б мне хоть только отраженье, Хоть слабый свет твоих чудесных снов, Мне засветило б в сердце вдохновенье, Взошла заря над теменью годов! В струях отзвучий ярких песнопений, В живой любви с тобой объединен, Как мысль, как дух, как бестелесный гений, От жизни взят – я перешел бы в сон!

Погас заката золотистый трепет... Звезда вечерняя глядит из облаков... Лесной ручей усилил робкий лепет И шепот слышится от темных берегов! Недолго ждать, и станет ночь темнее, Зажжется длинный ряд всех, всех ее лампад, И мир заснет... Предстань тогда скорее! Пусть мы безумные... Пускай лобзанья – яд!

Ты нежней голубки белокрылой, Ты – рубин блестящий, огневой! Бедный дух мой, столько лет унылый, Краской жизни рдеет пред тобой. В тихом свете кроткого сиянья, Давних дней в прозрачной глубине Возникают снова очертанья Прежних чувств, роившихся во мне. Можно ль верить – верить ум не смеет! — Будто этот наших чувств расцвет — Будет день – пройдет и побледнеет, Погрузившись в мертвый холод лет...

Когда, приветливо и весело ласкаясь, Глазами, полными небесного огня. Ты, милая моя, головкой наклоняясь, Глядишь на дремлющего в забытьи меня; Струи младенческого, свежего дыханья Лицо горячее мне нежно холодят, И сквозь виденья сна и в шепоте молчанья Сердца в обоих нас так медленно стучат, — О, заслони, закрой головкою твоею Весь мир, прошедшее, смысл завтрашнего дня, Мечту и мысль... О, заслони ты ею Меня, мой друг, от самого меня ..

Я люблю тебя, люблю неудержимо, Я стремлюсь к тебе всей, всей моей душой! Сердцу кажется, что мир проходит мимо, Нет, не он идет – проходим мы с тобой. Жизнь, сближая этих, этих разлучая, Шутит с юностью нередко невпопад! Если искреннее обниму тебя я — Может быть, что нас тогда не разлучат...

Ты понимаешь ли последнее прости? Мир целый рушится и новый возникает... Найдутся ль в новом светлые пути? Весь в неизвестности лежит он и пугает. Жизнь будет ли сильна настолько, чтоб опять Дохнуть живым теплом мне в душу ледяную? Иль, может быть, начав как прежде обожать, Я обманусь, принявши грезу злую За правду и начав вновь верить, вновь мечтать О чудной красоте своих же измышлений, Почту огнем молитвенных стремлений Ряд пестрых вымыслов, нисколько не святых, И этим вызову насмешку уст твоих?

Не погасай хоть ты, – ты, пламя золотое, Любви негаданной последний огонек! Ночь жизни так темна, покрыла все земное, Все пусто, все мертво, и ты горишь не в срок! Но чем темнее ночь, сильней любви сиянье; Я на огонь иду, и я идти хочу... Иду... Мне все равно: свои ли я желанья, Чужие ль горести в пути ногой топчу, Родные ль под ногой могилы попираю, Назад ли я иду, иду ли я вперед, Неправ я или прав, – не ведаю, не знаю И знать я не хочу! Меня судьба ведет... В движеньи этом жизнь так ясно ощутима, Что даже мысль о том, что и любовь – мечта, Как тысячи других, мелькает мимо, мимо, И легче кажутся и мрак, и пустота...

Весла спустив, мы катились, мечтая, Сонной рекою по воле челна; Наши подвижные тени, качая, Спать собираясь, дробила волна. Тени росли, удлиняясь к востоку, Вышли на берег, на пашни, на лес — И затерялись, незримые оку, Где-то, должно быть, за краем небес... Тени! Спасибо за то, что пропали! Много бы вас разглядело людей; Слишком бы много они увидали В трепетных очерках этих теней...

Возьмите всё – не пожалею! Но одного не дам я взять — Того, как счастлив был я с нею, Начав любить, начав страдать! Любви роскошные страницы — Их дважды в жизни не прочесть, Как стае странствующей птицы На то же взморье не присесть. Другие волны, нарождаясь, Дадут отлив других теней, И будет солнце, опускаясь, На целый длинный год старей. А птицам в сроки перелетов Придется убыль понести, Убавить путников со счетов И растерять их по пути...

Я пишу тебе, мой добрый, славный, милый, Мой хороший, ненаглядный мой! Скоро ль глянет час свиданья легкокрылый, Возвратятся счастье и покой! Иногда, когда кругом меня все ясно, Светлый вечер безмятежно тих, Как бы я тебя к себе прижала страстно, Ты, любимец светлых снов моих! Мне хотелось бы, чтоб все, что сознаю я, . Став звездой, с вечернею зарей Понеслось к тебе, зажгло для поцелуя, Так, как я зажглась теперь тобой! Напиши ты мне, бывает ли с тобою, Как со мной, не знаю отчего, Я стремлюсь к тебе всей, всей моей душою, Обнимаю я тебя всего... Напиши скорее: я тебе нужна ли Так, как ты мне? Но смотри не лги! Рвешь ли письма, чтоб другие не читали? Рви их мельче и скорее жги. И теперь... Но нет, мой зов совсем напрасен; Сердце бьется, а в глазах темно... Вижу, почерк мой становится неясен... Завтра утром допишу письмо...

Дети спят. Замолкнул город шумный, И лежит кругом по саду мгла! О, теперь я счастлив, как безумный, Тело бодро и душа светла. Торопись, голубка! Ты теряешь Час за часом! Звезд не сосчитать! Демон сам с Тамарою, ты знаешь, В ночь такую думал добрым стать... Спит залив, каким-то духом скован, Ветра нет, в траве роса лежит; Полный месяц, словно очарован, Высоко и радостно дрожит. В хрустале полуночного света Сводом темным дремлет сад густой; Мысль легка, и сердце ждет ответа! Ты молчишь? Скажи мне, что с тобой? Мы прочтем с тобой о Паризине, Песней Гейне очаруем слух... Верь, клянусь, я твой навек отныне; Клятву дал я, и не дать мне двух. Не бледней! Послушай, ты теряешь Час за часом! Звезд не сосчитать! Демон сам с Тамарою, ты знаешь, В ночь такую думал добрым стать...