Спокоен ум… В груди волненье… О, если б только не оно — Нашла бы жизнь успокоенье, Свершивши то, что быть должно… Но нет! Строй духа безнадежный, Еще храня остатки струн, Дает на голос открик нежный, И дико мечется бурун Живых надежд и ожиданий В ущелья темных берегов, Несовершившихся желаний И неисполнившихся снов… И мнится: кто-то призывает Вернуться вновь в число живых, Тревожит, греет, обещает… Но голос тот зовет других! Обманет их… Обнимет степью И ночью, так же как меня, Назло, в упрек великолепью Едва замеченного дня!

И вернулся я к ним после долгих годов, И они все так рады мне были! И о чем уж, о чем за вечерним столом Мы не вспомнили? Как не шутили? Наши шумные споры о том и другом, Что лет двадцать назад оборвались, Зазвучали опять на былые лады, Точно будто совсем не кончались. И преемственность юных, счастливейших дне Та, что прежде влекла, вдохновляла, Будто витязя труп под живою водой, В той беседе для нас — оживала…

О, где то время, что, бывало, В нас вдохновение играло И воскурялся фимиам Теперь поверженным богам? Чертогов огненных палаты Горели — ярки и богаты; Был чист и светел кругозор! Душа стремилась на простор, Неслась могуществом порыва Назло непрочному уму, На звук какого-то призыва, Бог весть зачем, бог весть к чему! Теперь все мертвенно, все бледно… То праздник жизни проходил, Сиял торжественно, победно, Сиял… и цвет свой обронил.

В глухом безвременье печали И в одиночестве немом Не мы одни свой век кончали, Объяты странным полусном. На сердце — желчь, в уме — забота, Почти во всем вразумлены; Холодной осени дремота Сменила веянья весны. Кто нас любил — ушли в забвенье, А люди чуждые растут, И два соседних поколенья Одно другого не поймут. Мы ждем, молчим, но не тоскуем, Мы знаем: нет для нас мечты… Мы у прошедшего воруем Его завядшие цветы. Сплетаем их в венцы, в короны, Порой смеемся на пирах… Совсем, совсем Анакреоны, Но только не в живых цветах.