К тому времени, когда Гарет, наконец, поднялся по лестнице и прошел через холл в свою комнату, каждая косточка и каждый мускул его тела болели так, что, казалось, их воображаемые вопли сливались в один хор смертной муки. Распахнув дверь, он перешагнул через порог и только тогда позволил себе опереться о косяк, закрыв от боли глаза.

— Во имя Господа… милорд, вы ранены?! — донесся до него испуганный голос Квинна.

Гарет открыл глаза и увидел спешившего к нему камердинера. Остановившись перед хозяином, Квинн взволнованно спросил:

— Следует вызвать врача… или хотя бы помочь вам лечь в постель? Или может быть…

— Я полагаю, Квинн, горячая ванна и бутылка джина — как раз то, что нужно.

— Именно это я и собирался предложить вам, милорд, — кивнул Квинн, к которому уже вернулся его обычный спокойный вид. — Я немедленно пошлю слугу за горячей водой. Что касается джина, то я взял на себя смелость пополнить запас в гардеробной.

С этими словами Квинн исчез, но уже минуту спустя появился снова с неоткупоренной бутылкой и стаканом, водрузив все это на низкий столик у камина.

— Если пожелаете, милорд, позвольте помочь вам снять сюртук, — продолжал он, немедленно подкрепляя слова делом.

Резкая боль в правом плече подтвердила опасения Гарета о довольно сильном ушибе, хотя ничего не было сломано.

Он уже успел освободиться от сюртука, когда раздался стук в дверь. Пока Квинн давал указания вызванному звонком слуге, Гарет сам расстегнул испачканную грязью рубашку и подошел к зеркалу, изучая свое отражение. Он быстро определил, что выглядит так же, как и чувствует себя: хуже некуда. Благодаря облепившей Гарета с головы до ног грязи от него исходило знакомое зловоние сточных канав.

Он осторожно дотронулся до причинявшего боль кровоподтека над бровью, потом сбросил рубашку и обследовал синяки на ребрах. Глубокая рана на бедре Гарета давно уже кровоточила, отчего на панталонах расплывалось красное пятно.

— Да уж, милорд, теперь их осталось только выбросить, впрочем, как и сюртук, — проговорил Квинн.

С безнадежностью отметив этот факт, он одной рукой отмерил хозяину добрую порцию джина, а другой подхватил брошенную рубашку. Держа испачканный предмет туалета подальше от себя, Квинн укоризненно поднял бровь, но вслух лишь сказал:

— Похоже, вы попали под экипаж.

Гарет, ничего не объясняя, издал нечленораздельное мычание. Он вовсе не опасался болтливости камердинера, потому что достаточно хорошо разбирался в людях и знал, что этот человек не станет перемывать кости хозяину с другими слугами. Просто сейчас Гарету нужно было самому разобраться в хитросплетениях последних событий.

К тому времени, когда подоспела ванна, он уже прикончил стакан джина и принялся за второй. В течение нескольких минут лохань установили перед камином, заполнили горячей водой, от которой теперь поднимался пар, и отгородили от посторонних взглядов.

— Не принести ли вам, милорд, бинты и мазь? — отважился обратиться к хозяину Квинн. — Если не заняться ранами, они непременно воспалятся.

— Весьма ценное замечание, Квинн, — согласился Гарет и, стиснув зубы, начал погружаться в горячую воду.

Тем временем Квинн положил на низенький стульчик полотенца, поставил на расстоянии вытянутой руки от ванны ведро с теплой водой, затем разжег в камине огонь пожарче.

Гарет со стоном боли и облегчения облокотился о гладкую спинку ванны, весьма довольный тем, что слуга занят хлопотами и можно просто отдыхать, закрыв глаза. Через минуту он услышал, как открылась и снова закрылась дверь — это Квинн отправился за лекарствами. Оставшись, наконец, в полном одиночестве, Гарет некоторое время наслаждался успокаивающим теплом. Однако по мере того как напряжение понемногу уходило из его усталых мышц, он начинал мысленно возвращаться к вчерашнему вечеру и к тому, что произошло на темной улочке неподалеку от «Золотого Волка».

Да, судя по всему, ему повезло, чертовски повезло. Восстанавливая в памяти этот эпизод, Гарет понял, что интуиция его не обманула: наезд кареты с несущимися во весь опор лошадьми был отнюдь не случайным. Кучеру, наверняка, заплатили за то, чтобы покалечить его, если не убить на месте.

Не открывая глаз, Гарет вспомнил бледные очертания лица, которое успел увидеть в окне кареты. Разумеется, пассажир мог оказаться и ни при чем — всего лишь невинный свидетель злодеяния, невольно втянутый в происходящее. Вместе с тем, это мог быть и тот, кто заплатил за убийство.

Открыв глаза, Гарет начал старательно намыливаться, смывая с себя грязь сточной канавы. Теперь он мысленно складывал кусочки головоломки и готов был поспорить на свой капитал, вложенный в «Золотого Волка», что ночное происшествие каким-то образом связано с убийством Роберта и, возможно, даже с попыткой зарезать его самого в прошлом месяце.

«Но кто, черт побери, стоит за всем этим?»

В голове Гарета мелькнула подозрительная мысль, заставив его недовольно нахмуриться. Конечно, было весьма неприятно рассматривать такую вероятность, но, судя по всему, ничего другого ему не оставалось.

Однако в следующий момент здравый смысл одержал верх. Вряд ли кто-то из Нортрапов замешан в этом деле, успокоил себя Гарет, ведь он стал графом Шербруком уже после того, как было совершено первое нападение. Труднее всего ему представлялось, что Марселла могла нанять кого-то для совершения подобного преступления. К тому же, если бы эта мерзавка действительно хотела убить его, то, наверняка, сама воспользовалась бы орудием убийства.

Гарет слегка усмехнулся, вспомнив о пикировке с Марселлой за завтраком. Добравшись до дому, он больше всего на свете мечтал о ванне и нескольких часах сна, но специально столь драматически появился в столовой, чтобы увидеть, как отнесутся к этому члены семьи и, в частности, его молодая жена.

Марселла так горячо откликнулась на несчастье, что Гарету даже на мгновение показалось, будто эта девица и вправду питает к нему какие-то нежные чувства. Впрочем, довольно быстро их бурные отношения вошли в свое обычное русло: раздразненная Гаретом, Марселла шипела, как рассерженный еж. Таким образом, в поведении жены Гарет не усмотрел ничего, указывающего на ее вину.

А вот при мысли о своем дяде улыбка Гарета сразу померкла. Несомненно, самую явную выгоду от его смерти получил бы именно Невилл Нортрап, так как к нему вновь бы перешли и титул, и земли Шербруков. Уже то обстоятельство, что этому человеку пришлось передать их Гарету, служило достаточно веской причиной, чтобы желать его смерти. Вместе с тем Невилл лишь несколько дней назад узнал о том, что давно потерянный племянник все еще жив.

Что же касается вдовствующей графини, считавшей себя настоящей матерью Гарета…

Гарет сокрушенно покачал головой, вспомнив ее горячий порыв во время их первой и последующих встреч в Ньюгейте. Даже лучшие актрисы Друри-лейн не смогли бы изобразить подобные чувства. Джессика действительно поверила в то, что он ее сын, хотя собственные сомнения Гарета на этот счет были еще не разрешены. Впрочем, отбросив вопрос о том, кто же он есть на самом деле, Гарет скорее решил бы, что он сам замыслил эти происшествия, чем заподозрил бы Джессику.

«Так кто же все-таки это сделал?» Между тем вода начала остывать, но Гарет едва замечал это, потому что его мысли уже потекли в другом направлении. Он намеревался внести в список подозреваемых всех завсегдатаев «Золотого Волка» и большую часть высшего света. Гарет уже поручил Кэлвину Чапелу присмотреться и к тем, и к другим. Сыщик с Бау-стрит отнесся к этому заданию с мрачным рвением. Хотя они никогда не обсуждали эту тему, но у Гарета сложилось впечатление, что старательность Чапела во многом объяснялась прошлым промахом, когда ему так и не удалось найти убийцу Ричарда Невилла.

Впрочем, Гарет понимал: отыскать в таком деле виновного не так просто, как, скажем, выловить карманника из ярмарочной толпы. Однако от этого теперь зависела его жизнь.

Губы Гарета сложились в угрюмую усмешку: Джессика упомянула о приглашении к какой-то там леди… Разумеется, ему вовсе не хотелось присутствовать на этом приеме. Он не испытывал никакого желания предстать перед светом в виде новой игрушки. Однако Гарет подумал о том, что на столь примечательном сборище соберется большая часть этих людей, возможных подозреваемых. Доступ сыщику с Бау-стрит туда, безусловно, закрыт, зато графа Шербрука там встретят с распростертыми объятиями.

Постепенно план начал обретать вполне реальные очертания, но в этот момент раздался стук в дверь. Очевидно, это Квинн с ворохом своих снадобий, решил Гарет и осторожно поднялся; каждое движение избитого тела причиняло ему невыносимую боль.

— Войдите! — крикнул он, стоя по колено в тепловатой воде.

Из-за ширмы Гарет не видел дверь, но услышал, как она открылась и снова закрылась. Не дожидаясь помощи слуги, Гарет сам окатил себя из ведра чистой водой и, не открывая глаз, начал на ощупь искать полотенце. Не успели его пальцы сомкнуться на складках ткани, как он услышал у себя за спиной женский крик.

«Марселла!»

Гарет быстро выпрямился, неожиданно почувствовав себя неловко от того, что его застали в столь неприглядной позе. Не поворачиваясь к жене, он вытер глаза, досадуя, что не запер за Квинном дверь. Судя по всему, эта мерзавка решила продолжить их милую утреннюю беседу, невзирая на последствия.

Если разговор состоится именно на эту тему, она получит эти последствия, провалиться ему на этом месте. Небрежно набросив на шею мокрое полотенце, Гарет вышел из ванны и, наконец, повернулся к жене.

Марселла буквально застыла на месте, прижимая к груди склянку с мазью. «Боже, — мелькнула у нее в голове мысль, — он же не будет… он не сможет…». Она, не отрываясь, смотрела на мужа, невольно зачарованная открывшимся ее взору зрелищем, и чувствуя, как щеки заливает густой румянец. Кровь бешенно стучала у нее в ушах, а сама Марселла молила Бога, чтобы под ногами открылся какой-нибудь люк, и она бы спаслась от этого стыда в благословенном уединении подземной темницы. Если же это невозможно, то лучше на время ослепнуть или стать совершенно бесчувственной…

Однако муки продолжались, и Марселла все смотрела и смотрела, широко раскрыв глаза, на струйки воды, стекавшие с шеи и золотистых волос на груди Гарета все ниже и ниже по плоскому животу…

— Вы пришли просто поглазеть на меня, мадам… или еще что-то хотите?

Намек, ясно прозвучавший в холодном голосе мужа, привел Марселлу в чувство так же быстро, как если бы Гарет окатил ее водой из ванны. Еще больше зардевшись, Марселла торопливо отвела глаза.

К ее большому облегчению, Гарет обмотал вокруг бедер полотенце и завязал узлом, придав себе вполне пристойный вид, однако ехидная улыбка по-прежнему кривила его губы. Судя по всему, он решил, будто жена специально пришла сюда, чтобы посмотреть, как моется муж.

Словно защищаясь, Марселла выставила вперед баночку с мазью, которую все это время держала в руке. О, если бы вместо снадобья там находился волшебный напиток для укрощения столь непокорных бестий, как этот граф Вольф, этот коварный волк.

— Я пришла по просьбе вашей матери, — сдавленным голосом объяснила Марселла, — единственно для того, чтобы убедиться, что вы не испустите дух сию минуту и жизнь ваша вне опасности. В коридоре я встретила Квинна, который нес мазь для врачевания ваших ран и ушибов и, подумав о долге жены перед мужем, предложила заменить его в этом милосердном деле.

— Весьма благородный жест с вашей стороны, мадам, хотя едва ли он так необходим. Впрочем, если вы отпустили моего камердинера до того, как мы с ним закончили все дела, то, полагаю, не станете возражать и возьмете на себя одну из его обязанностей?

Марселла опустила руку с зажатой в ней баночкой мази и настороженно посмотрела в холодные зеленые глаза Гарета.

— А что это за обязанность, милорд?

— Боюсь, ушибы не позволят мне вытереться насухо. Если вы будете так любезны…

С этими словами Гарет снял обмотанное вокруг талии полотенце и бросил жене.

Марселла машинально протянула руки, чтобы поймать его, совершенно забыв о баночке с мазью, которая теперь упала на ковер. Вцепившись во влажную ткань, она недоверчиво смотрела на мужа. Боже милостивый, неужели он говорит это всерьез?!

— Ну же, мадам, — нетерпеливо потребовал Гарет, саркастически приподняв бровь. — Вы исполните свой супружеский долг или позволите мне умереть от холода?

Поначалу ошеломленная Марселла хотела отшвырнуть полотенце, предоставив Гарету самому выбирать, что ему делать: вытираться или мерзнуть. Как он смеет обращаться с нею словно с обычной служанкой, заставляя оказывать ради его извращенного удовольствия столь интимные услуги?!

Впрочем, истинная причина смятения Марселлы крылась, скорее всего, в ее собственной постыдной уверенности в том, что независимо от того, рассержена она или нет, ей казалось невозможным дотронуться до этого человека, не вызвав в памяти воспоминаний о проведенной в его постели ночи.

Однако уже в следующий момент Марселла заметила раны и ушибы, оставшиеся на великолепном теле Гарета, и внутренне содрогнулась. Он действительно пострадал и вытерпел такую боль…

В груди Марселлы боролись противоречивые чувства: гордость и невольная жалость к мужу. Неожиданно для нее сочувствие все-таки одержало верх.

— Хорошо, милорд, только извольте повернуться…

Гарет уловил теплоту в голосе Марселлы и поспешил скрыть удивление. Он ожидал, что мерзавка просто швырнет ему полотенце в лицо — это была бы, по его мнению, вполне оправданная реакция на подобное заявление, — а вместо этого она, неизвестно почему, берется разыгрывать перед ним заботливую сиделку.

Гарет еще раз продемонстрировал Марселле свою спину, испытывая странное удовольствие от того, что она согласилась заняться этой работой. Тем не менее, помня склонность молодой жены к режущим предметам, он не мог не почувствовать неприятное покалывание между лопатками. К тому же, покойный Роберт пал жертвой убийцы, вооруженного ножом, который вонзили в его грудь по самую рукоятку.

При мысли об этом Гарета неожиданно пробрал озноб, не имевший ничего общего с прохладным воздухом, охватывающим тело после горячей ванны. А вдруг Марселла захочет отомстить ему за брата, которому не повезло за карточным столом? Если это действительно так и мерзавка собирается перейти из статуса жены на положение вдовы, то он только что предоставил ей идеальную возможность совершить подобное превращение.

Правда, Гарет быстро отверг это предположение как абсурдное, однако слегка сжался при первом прикосновении шершавого полотенца к коже, затем с неодобрительной улыбкой по отношению к самому себе, — черт, неужели он ожидал почувствовать холодный клинок, с убийственной точностью направленный между ребер? — постарался расслабиться.

Сначала движения Марселлы были робкими и несмелыми. Заметив лилово-красный шрам, она тихо спросила:

— Как вас ранили, милорд?

— В одном подозрительном переулке у меня произошла стычка с вооруженным ножом негодяем. Судя по всему, кто-то заплатил ему за мое убийство.

— Ах..! Боже мой!

Гарет понимал, что при других обстоятельствах Марселла непременно углубилась бы в эту тему — особенно после недавнего происшествия с кучером наемной кареты, — но сейчас она просто продолжала вокруг мужа свои заботливые хлопоты.

Вот полотенце опустилось на поясницу, коснувшись краями мускулистых ягодиц Гарета и вызвав тем самым у него чувственное наслаждение и знакомое напряжение внизу живота. Марселла же продолжала спокойно вытирать этот участок тела, и Гарету даже стало интересно, понимает ли она, какое оказывает на него воздействие?

Гарет вдруг подумал о том, что ни одна из многочисленных покладистых самочек, прошедших за эти годы через его постель, не оказывала ему столь интимных, почти семейных услуг. Происходило ли это потому, что он не просил их об этом или подобное просто не приходило им в голову?..

Резко повернувшись, Гарет оказался с Марселлой лицом к лицу.

— Полагаю, мадам, — хрипло проговорил он, — обе стороны заслуживают равного внимания.

В ответ она лишь молча кивнула, но в ее глазах Гарет заметил сладостное женское смущение, к которому примешивалось желание. На щеках Марселлы вспыхнули два ярких красных пятна, а пальцы заметно дрожали, когда она, сжав полотенце обеими руками, начала вытирать грудь мужа.

Однако стоило Марселле провести по его влажной коже, как Гарет понял, какую ужасную ошибку он совершил. То ли случайно, то ли умышленно она взялась за узкий край полотенца, бахрома которого спускалась почти до колен, и Гарет сразу почувствовал, как отозвалось на это прикосновение его мужское естество. Стиснув зубы, он попытался укротить взбунтовавшуюся плоть, в то время как ткань снова и снова задевала уязвимое место.

Когда Марселла закончила вытирать плечи и грудь, Гарету стало ясно, что никакие усилия не смогут защитить его от непроизвольной реакции тела на сжигавшее еще со вчерашнего дня страстное желание. С каждым прикосновением мужское орудие Гарета напрягалось все больше и больше, достигая болезненной стадии возбуждения, а звук мягкого голоса Марселлы лишь усиливал страсть.

— Продолжать, милорд? — еле слышно спросила она. Черт побери, негодница, несомненно, осознавала, что делает, ибо свидетельство возбуждения отчетливо выделялось совсем рядом с ее руками. Самое ужасное заключалось в том, что именно сам Гарет решил держаться подальше от жены, в то время как Марселла могла вести себя, как ей заблагорассудится. Судя по всему, она получала большое удовольствие, мучая его таким образом. Гарет решил, что будет круглым дураком, если позволит ей взять над собой верх.

— Продолжайте, — словно издалека услышал он свой хриплый голос и почувствовал, как влажное полотенце медленно передвинулось к животу.

Гарет торопливо втянул в себя воздух, но сумел не застонать, хотя перемещение края ткани по предмету мужской гордости вызывало у него почти невыносимую дрожь наслаждения. Гарет вполне понимал, что если не прекратить эту пытку, можно залить все вокруг своим семенем.

Где-то в потаенных уголках сознания еще бродила мысль о необходимости отстраниться, однако Гарет продолжал следить за медленным продвижением полотенца все ниже и ниже, пока руки Марселлы не оказались на уровне его сдвинутых ног.

— Я полагаю, милорд, здесь тоже нужно вытереть, — проговорила она тихим голосом, в котором слышалось удовлетворение, и накинула полотенце на возбужденные чресла мужа.

Невнятно выругавшись, Гарет отпрянул от Марселлы, едва не оттолкнув ее. Затем, все еще бормоча проклятия, он направился к двери, соединявшей их спальни, с трудом передвигаясь из-за набухшей плоти.

— Полагаю, мадам, — рывком распахивая дверь, выдавил Гарет сквозь стиснутые зубы, — мы уже покончили с этим делом.

— Но ваши ушибы… мазь…

— Забудьте о моих ушибах и мази и убирайтесь отсюда!

При этих словах кровь отлила от лица Марселлы. Потрясенно взглянув на Гарета, она в следующее мгновение выпрямилась и, гордо подняв голову, прошла мимо него в свою комнату.

Гарет с силой захлопнул за ней дверь. Гневный треск дерева позволил ему снять напряжение. Но как только все стихло, у него появилось острое ощущение нелепого состояния, в которое его поверг этот брак всего за одни сутки.

Никогда прежде прикосновение женщины не вызывало у Гарета столь быстрого и смущающего отклика. Черт побери, да он не лучше какого-нибудь неопытного мальчишки, который, едва стащив в себя штаны, уже находится в состоянии готовности. В результате Гарет оказался в своей комнате голый, в состоянии крайней степени беспричинного возбуждения и безо всякой надежды удовлетворить желание, несмотря на то, что лишь закрытая дверь отделяла его от жены.

Гарет долго стоял, глядя на эту злополучную дверь, тяжело дыша и ожидая, когда же, наконец, спадет возбуждение и расслабится тело.

Успокоившись, он направился к кровати, чьи мягкие простыни обещали дать покой его измученному организму. Единственная польза от этого унижения заключалась в том, что ему удалось отвлечься от ноющей боли во всем теле. «Забудь об этом», — приказал Гарет самому себе. В конце концов, существуют и более важные заботы, чем беспокойство о своем глупом поведении перед женой. Сейчас ему требовалось поспать несколько часов, чтобы нормально выглядеть вечером и успешно сыграть роль графа Шербрука на танцевальном вечере у Бейнбриджей.

Именно в этом обличье Вольф собирался охотиться на скрывшегося в высшем обществе высокородного убийцу.