Монахов ушел. Я смотрела в окно ему вслед и с горечью думала о том, что влюбилась. В самый неподходящий момент.

На улице совсем стемнело. Огромная черная туча опустилась на поселок и зависла, словно зацепилась за верхушки сосен и не могла сдвинуться с места. Внезапно вспыхнувшая молния расколола небо пополам, раздался раскат грома. И где-то наверху в доме послышался громкий стук.

Я вздрогнула, задернула шторы и бегом поднялась на второй этаж. Окно в спальне было распахнуто, деревянная рама билась на ветру о стену дома. Я стремительно пересекла комнату и вытянула руку, чтобы закрыть створку. Но тут снова прогремел гром. Хотя, нет, на сей раз это был не гром. Это начался фейерверк. Я выглянула наружу. В лицо мне ударил поток влажного прохладного воздуха. Отсюда было видно освещенную лужайку у дома Галы. Под натянутым навесом скопилось много народу. До меня долетали звуки музыки, взрывы смеха. Мне показалось, что я узнала в нарядной толпе Нору и Шмакова. Очередной салютный залп располосовал небо, крики «Ура!» вспороли предгрозовое ожидание.

Быстро закрыв окно, я достала из шкафа зеленое шелковое платье. Надела, застегнула крючки. Только после этого подошла к зеркалу. И снова меня поразила метаморфоза, произошедшая со мной. Это была я, и в то же время – не я. Я глядела на себя как будто со стороны, как будто принимала участие в некоем спектакле.

Я собрала волосы в гладкий узел, подумала и укоротила шнурок, на котором висел кулон. Теперь кулон был на виду. Я сделала это сознательно. Мне очень хотелось посмотреть в глаза «тому, кто знает». Там, в толпе, он не причинит мне вреда. А я сразу пойму, что это он.

Стоило мне поднести губную помаду к губам, как вдруг…

«Я маленькая балерина, всегда нема, всегда нема»… – раздалось из темного коридора.

Помада выпала из пальцев и развалилась на части, оставив на дощатом полу красные, похожие на кровь, следы. Я метнулась к кровати, сунула руку под матрас. Пистолета не было.

Я медленно повернулась. За окном сверкнула молния, озарив комнату призрачным светом. В дверном проеме застыла фигура в черном атласном плаще, в наброшенном на голову капюшоне, словно сошедшая с полотен Гойи или Босха. Наверное, именно этого плаща не досчиталась Гала в вечер сеанса.

– Не это ли ты ищешь? – прошелестел черный человек свистящим шепотом и направил на меня дуло пистолета. Я узнала этот шепот, я слышала его раньше, на сеансе спиритизма. «Убирайся отсюда», – вот что он тогда сказал. Боже, неужели это было всего два дня назад?

Я отступила к окну, просунула руку за спину и нащупала дрожащими пальцами шпингалет. Повернула. Послышался странный треск, похожий на пулеметную очередь. Я испуганно дернулась, а потом поняла, что это начавшийся дождь забарабанил по стеклу.

– Обожаю спецэффекты, – произнес человек нормальным голосом и стянул капюшон с головы.

Обычное лицо, размытые черты. Такого встретишь в толпе и не узнаешь. А на шее темнело родимое пятно в форме паука. Почему я раньше этого не замечала? Передо мной стоял Игорь Драч – муж моей подруги Фиалки. В голове вдруг всплыли отрывки из Идиного дневника, в которых она описывала внешность Стертого, и цепь замкнулась.

– Ты очень похож на деда, – сглотнув, сказала я.

– Молодец, умная девочка. Догадливая. А ты, между прочим, похожа на мою любимую бабушку.

Игорь Драч скинул плащ на пол и остался в яркой оранжевой футболке. Он широко улыбнулся. Если бы не пистолет в его руках, направленный мне в лоб, можно было бы подумать, что встретились старинные друзья.

– Глупо спрашивать, зачем ты все это делаешь?

– Поверь, лично против тебя я ничего не имею. Ты мне нравишься. Просто ты оказалась в ненужном месте в ненужное время. – Драч шагнул вперед. – Я постараюсь, чтобы тебе не было больно. Я не люблю причинять боль. Я вовсе не чудовище, и мне не доставляют удовольствия чужие страдания.

– Ты убьешь меня? – прошептала я и удивилась собственной бесстрастности. Словно речь шла не обо мне.

– Мне очень жаль, – произнес Драч тоном голливудского киноактера, выражающего соболезнования родственникам безвременно усопшего, и улыбнулся, блеснув мелкими крысиными зубами. – Ты лишила меня выбора. Почему ты не убралась отсюда? Ведь я так старался, посылал тебе столько знаков, но ты их не увидела. Белая сирень, оживший телефон, соломенная шляпа в кровавых брызгах, восковая кукла с проткнутым иголкой сердцем. Но особенно мне понравилось зеркало с кровавой надписью. Это было талантливо, согласись.

– И все-таки я спрошу. Зачем ты это делаешь, Игорь?

– Я просто решаю свои проблемы. Хочу вернуть то, что принадлежит мне по праву рождения. Старая сука не оставила мне ни гроша, и мне пришлось выкупать мою собственность. Обидно, правда? Я ведь просил ее по-хорошему, но она предпочла сдохнуть.

– Ты убил Иду? – похолодела я.

– А еще я хочу спасти свой брак, – не ответил на мой вопрос Драч.

– Но твоему браку ничто не угрожает. Фиалка любит тебя, – солгала я, облизнув губы.

– Во всяком случае, моя любимая Фиалка, сама того не ведая, оказала мне бесценную услугу. Тем, что попросила тебя сохранить в тайне имя хозяина дома.

– Откуда ты это знаешь? Она не собиралась говорить тебе об этом.

– Имеющий уши да услышит… Вообще, все складывается на редкость удачно. В поселке о тебе никто ничего не знает, твои родители и друзья не в курсе, где ты прячешься. Все просто отлично!

Драч хохотнул и раскинул руки в стороны, а я подумала, что вот хороший момент для того, чтобы выбить у него пистолет. Но почему-то не сдвинулась с места. Момент был упущен.

– Ты всегда дурно влияла на мою жену, подавала плохой пример. Это еще одна причина избавиться от тебя.

Он говорил обо мне в прошедшем времени, как будто меня уже не было. И я вдруг отчетливо осознала, что сейчас умру. Горячие слезы, смешавшись с тушью фирмы «Л'Ореаль», потекли по щекам.

«Господи! – взмолилась я про себя. – Я так хочу жить!»

Драч приблизился, и я почувствовала кожей его кислое дыхание.

– Кстати, премного благодарен тебе за то, что сберегла мой талисман. Я боялся, что потерял его.

Он протянул руку и вцепился в замшевый шнурок, на котором висел кулон. Дернул, но шнурок оказался прочным. Тогда он принялся накручивать его на палец, таким образом, что шнурок все сильнее и сильнее впивался мне в шею, перекрывая доступ воздуха. Мама рассказывала мне, что последний путь к смерти связан с кислородным голоданием мозга. И что феномены тоннеля и света в его конце, которые видели люди, пережившие клиническую смерть, есть не что иное, как галлюцинация, вызванная гипоксией, то есть отсутствием кислорода в умирающем мозгу. Я приготовилась к неизбежному.

– Тебя никто не найдет, – убаюкивающе бормотал Драч, затягивая удавку, – ты просто исчезнешь. Как бесследно исчез когда-то Фабио. Как должна была исчезнуть жена твоего дружка. Но помешала эта гадкая девчонка – ее дочка. Придется и о ней позаботиться. Ведь из-за нее я не могу пока появляться в собственном доме.

Я не чувствовала больше печали и парализующего страха. На меня снизошел странный покой и благополучие, тело стало легким, невесомым. Угасающим сознанием я вспомнила, что в момент гибели мозг усиленно вырабатывает эндорфины – опиаты, ослабляющие восприятие боли и вызывающие приятные ощущения.

Драч напоследок с силой дернул затянутый шнурок, и я безвольно, как тряпичная кукла, качнулась в сторону. Оконная ручка, которую я успела повернуть, но до сих пор сжимала скрюченными пальцами, освободилась, окно с грохотом распахнулось, впустив в комнату влажный ветер и шум дождя. От неожиданности мой убийца отпустил шнурок. И это подарило мне шанс. Я судорожно вдохнула. Вернулся страх, а вместе с ним и жажда жизни. Собрав все свои силы, я мгновенно сгруппировалась и ударила обеими ногами Драчу в пах. Он вскрикнул и согнулся от боли пополам. Но пистолет из рук не выпустил.