В ту ночь, сидя в нашем норфолкском загородном доме, я и мой муж Тони пришли к выводу, что мы можем и должны дать кров еще одной собаке. Две у нас уже жили. Нисса была черной помесью колли и спаниеля, а у имбирно-белой пушистой Пери явно текла кровь рассел-терьера и колли. В то время у нас имелось предостаточно земли, и нам всегда было приятнее давать кров и еду собакам-найденышам, нежели выкладывать кругленькие суммы за породистых щенков, которые нередко оказывались болезненными. Гибриды-полукровки имеют более сильный иммунитет, поскольку в их генах присутствуют признаки двух и более пород. Кроме того, двери нашего дома были открыты и для собак-отказников. Это так приятно (и полезно для здоровья) каждый день выгуливать собак в поле или по лесным тропинкам, и мы не могли вообразить свою жизнь без собачьей компании.

За несколько лет до описываемых событий я потеряла своего особенного маленького пса, Снупи, при очень трагических обстоятельствах. Снупи был черным песиком, наполовину таксой, наполовину кем-то еще, мы так и не узнали, кем именно, – и он был моим верным другом. По традиции, судьба свела нас в Центре спасения животных. Он находился в загоне вместе с четырьмя озорными шестимесячными щенками спрингер-спаниеля. Ему было трудно привлечь к себе мое внимание в той обстановке, в эпицентре возбуждения и движения, но в итоге это ему удалось. Каждый раз, когда он пробирался на передний план, он запрыгивал на стену и тотчас буквально отлетал назад. Сотрудница центра, казалось, была удивлена моему выбору, но в то же время рада, что ее «гадкий утенок» теперь пристроен. Песик не был гадким, совсем нет, просто слегка непропорциональным по высоте и ни в коей мере не отличался аристократичностью. Его длинное тело держалось на довольно коротких ногах… Но с моей точки зрения он был само совершенство – ведь у него была умильная мордашка и огромные карие глаза. Я влюбилась в него с первого взгляда.

Снупи любил всех без исключения, однако меня он любил больше всех. Он следовал за мной повсюду, даже когда я ездила на Скае, своем уэльском кобе, по близлежащим полям. Маленькие лапки Снупи бешено мелькали в воздухе, когда он изо всех сил старался не отстать от своего громадного четвероногого друга. При виде его мордочки сразу можно было понять, что он очень счастливый пес.

Как-то мы гуляли с ним, и вдруг на него налетело несколько грейхаундов, на которых не было намордников. Завязавшуюся борьбу едва ли можно было назвать честной. Снупи окаменел при виде их длинных, как у жирафа, ног и широко раскрытых зубастых пастей, стремительно приближавшихся к нему. Все, что я могла сделать, это лишь издавать в адрес Снупи ободряющие возгласы, в то время как он прорывался ко мне, а я бежала ему навстречу. Может быть, те собаки решили, что раз у него короткие ноги, то перед ними – кролик или заяц? Хвала небесам, он успел домчаться до меня целым и невредимым. Я подхватила его на руки, повернулась спиной к огромным собакам, от души надеясь, что уж я-то кролика не напоминаю! Их подоспевший к развязке конфликта владелец говорил, что его собаки не причинили бы никакого вреда моему Снупи, но принимая во внимание разные весовые категории, я не имела ни малейшего желания на практике убеждаться в его правоте.

Куда бы ни ехала семья, Снупи неизменно сопровождал нас, даже в отпусках, где он непременно очаровывал всех, с кем знакомился. Он был этаким маленьким джентльменом. Помню, как жена одного фермера, у которого мы остановились в Девоне, делала комплименты по поводу его «красивенькой шкурки». Он и вправду был самым солнечным песиком в целом свете. Ему также очень нравилось плавать в неработающем бассейне на той ферме, и обилие негодующих лягушек в этом бассейне его нимало не смущало. Он любил нашу раздражительную малышку Ташу, серого тибетского терьера, невзирая на ее брюзгливый характер, и она тоже любила его. В те времена членом нашей семьи стала и Пери. Она была одной из по-настоящему фотогеничных, симпатичных, но неряшливых собак; со Снупи они были большими друзьями. Снупи частенько лежал у меня на плечах, когда я отдыхала на диване; в такие минуты он напоминал мне какой-то гибрид попугая и котенка. Он забирался мне на плечи и уютно устраивался там на весь вечер. Это было сродни ношению тяжелого воротника из лисьей шкуры. К сожалению, Снупи прожил с нами всего три коротких года.

Я чувствовала себя ужасно виноватой в его смерти. У него была привычка приносить камни, и казалось, что он вполне здраво понимает, что делает. Он, бывало, даже нырял в быстротечный поток воды и выпрыгивал оттуда с камешком во рту. Я никогда не придавала этому особого значения и не думала, что это может быть опасно, но, к несчастью, оказалась неправа. Однажды Снупи проглотил камень. Мы не знали, что он сделал это. Камень оказался с острыми краями. В тот вечер у Снупи не было никаких признаков недомогания, но уже наутро ему стало больно и он стонал. Я спешно повезла его к ветеринару, и песика тут же направили в операционную. Я помню, как передавала его медсестре, а он с беспокойством оглядывался на меня.

– Все будет хорошо, – сквозь слезы пообещала я ему. Мы никогда не разлучались ни на день. Ему было всего три года, и вся жизнь еще была впереди.

В тот же вечер ветеринар позвонил мне и сообщил, что они извлекли камень из кишечника Снупи и, что хотя камень изрядно повредил ему внутренности, мой песик пришел в себя, и с ним все будет в порядке. Утром мне разрешили забрать его. Я была так счастлива! Ночь, казалось, не кончится никогда. Я почти не сомкнула глаз. Как и договаривались, утром я позвонила в клинику уточнить, что с ним действительно все нормально и его можно забирать. Администратор сказала, что ветеринар хочет переговорить со мной, и я сразу же поняла: что-то не так.

– Мне так жаль, – сказал он, и мое сердце екнуло. – Но вашему псу внезапно стало хуже, и несмотря на наши попытки спасти его, в полночь он умер. Видимо, камень причинил организму больше вреда, чем мы думали…

Мой мир пошатнулся. Моего маленького песика больше не было. А я так радовалась, что смогу забрать его, чувствовала такое облегчение от того, что с ним все будет хорошо, и тут вдруг оказалось, что я его уже никогда не увижу. Это был ужасный шок, особенно на фоне того, что мне уже сообщили, будто он шел на поправку. Они ведь сказали, что с ним все будет в порядке… Должно быть, это была моя вина. У меня было чувство, что я бросила его. Как бы глупо это ни было, но меня не оставляла мысль: если бы только я была с ним, все было бы иначе. Меня угнетала уверенность: он сдался потому, что меня не было рядом. Если бы я была с ним, то дала бы ему волю к жизни. Разумеется, это было не так. Ему ввели успокоительное, и он бы никак не узнал, что я была с ним, но все равно я винила во всем себя. Если бы только можно было пораньше понять, что он ранен. Если бы только… Должно быть, это самые худшие слова из тех, которые могут запечатлеться в сердце после подобной потери.

Что действительно сводило и даже сегодня сводит меня с ума, так это то, что я слышала, как он пару раз хныкал в ту ночь, но решила, что это всего лишь проявление его обычного отношения к Таше и Пери. Хотя они были стерилизованы, он-то оставался невредимым и не мог не пытаться пойти на зов природы. Случалось, он плакал, поражаясь своей неспособности сделать то, к чему призывала его природа…

Боже праведный, я даже прикрикнула на него тогда, когда посреди ночи он начал скулить, и он послушно затих. Только наутро я поняла, что мой песик испытывает небывалую боль. Именно это осознание и лишило меня покоя. Ведь я накричала на него, когда была так ему нужна. Что же он подумал? Нет, даже одна мысль об этом была невыносимой. Само собой, я бы сделала для своей собаки все что угодно, если бы поняла, что у песика что-то не так, о чем мне неустанно напоминал Тони. Как бы то ни было, но та ночь будет жить в моей памяти вечно, и я всегда буду желать, чтобы у меня была возможность перевести часы назад и изменить исход ситуации.

Я настолько обезумела в тот день, что отправилась верхом на Скае в пустые поля и стала звать Снупи, умоляя его вернуться домой. Без его маленького черного тельца, заполнявшего жизнерадостностью все пространство, везде было так непривычно пусто; как и любой переживший потерю близкого существа человек, я более всего на свете хотела знать, где он и все ли у него в порядке. Мне казалось, что я никогда не смирюсь с его потерей.

На том этапе я думала: больше никаких собак. У нас по-прежнему были общие, семейные собаки, но отныне у меня больше не было собаки, в которой бы я столь явственно ощущала родственную душу. Я действительно так считала, и так оно и было на самом деле. Пару лет спустя мы потеряли Ташу, которая ослепла в двенадцатилетнем возрасте; у нас появилась новая маленькая черная собачка по имени Нисса, очень похожая на Снупи. Она установила в наших собачьих рядах матриархат, и любые перепалки между собаками неизменно разрешала именно она. Нисса была милой, но не стала для меня собакой, которую я могла бы назвать особенной. Признаться, я и не хотела, чтобы у меня появилась еще одна такая собака. Это было бы слишком тяжело. Да, я любительница собак, но считала тогда, что уже никогда не захочу еще раз обзавестись своей собственной собакой, собакой только для меня.

И так продолжалось, пока я не встретила одного черного щенка-девочку, которую нашли на пляже в Грейт Ярмут едва живой от ожогов и обильного питья морской воды.