Три месяца она не пела. Это было какое-то удивительное время. Она кормила ребенка, гукала и смеялась с ним, обсуждала с Алешей его школьные новости, читала, много спала.
Недели две после выписки из роддома она ждала Бориса, чтобы вместе дать имя малышу. Но Борис не появился, и тогда Арина, как и решила прежде, назвала сына в честь преподобного Серафима Саровского. Крестил его отец Владимир, который как будто случайно приехал в те дни в Москву. В загсе, когда выписывали свидетельство о рождении, Арина попросила в графе «отец» оставить пустое место. В тот момент она не думала, как будет выглядеть метрика, в которой указана только мать. Но получив документ, расстроилась. После родов слезы все время были близко, и она долго училась с этим справляться.
Вокруг нее было много людей: одна приятельница подарила ребенку кроватку, Люда принесла приданое для младенца, много красивой дорогой одежды и игрушки. Она довольно часто теперь заезжала, каждый раз поражаясь сходству Серафима с отцом.
– Как похож на мою! – восклицала Люда, беря его на ручки. – А какой тяжелый!
Арина улыбалась: она заново открывала для себя счастье материнства. Ей многое теперь представлялось не таким, как прежде. Она уже не винила себя за развод с Толиком, понимая, что рано или поздно ей необходимо было это сделать, и была благодарна Борису, что родила второго ребенка, ведь сама она уже вряд ли бы на это решилась. Арина вдруг обнаружила, что научилась лучше понимать других людей, которые что-то пережили в жизни, и думать о вещах, которые прежде не занимали ее воображения. Она научилась постоянной внутренней работе, без которой оказывается, невозможно достойно проживать свою жизнь.
Учитель, с которым Арину познакомила Люда, проповедовал карма-йогу, и она слушала проповеди, медитировала, записывала под его диктовку мантры, читала книги, которые он ей давал. Учитель был очень строг. Она привыкла к тому, что ее все жалеют, и была поражена, когда он сказал ей: «Так ты страдаешь? А почему ты страдаешь? Принимай свою жизнь как она есть и стремись измениться к лучшему. Сильно печалиться и сильно радоваться нельзя, ко всему происходящему ты должна относиться отстраненно. Это карма, причина и следствие. Все, что происходит в жизни с человеком, и хорошее и плохое, это карма». Возможно, то, что Борис сейчас богат, объясняется заслугами прошлых жизней, а случившееся с ней связано с тем, что в прошлой жизни она была мужчиной и именно так обошлась с женщиной, а теперь должна отработать карму. Мы расплачиваемся за свои поступки, совершенные не только в этой, но и в прошлых жизнях, усвоила Арина. Все хорошее в жизни быстро заканчивается, если ты привык поступать дурно. Но если идешь духовным путем, соблюдаешь заповеди медитируешь, читаешь мантры, слушаешь наставления учителя, то есть занимаешься практиками, – непременно придешь к тому, что успокоишься, избавишься от страданий, а твои проблемы уже не будут такими болезненными.
Люда иногда упоминала, что собирается встретиться с Борисом.
– Мне надоело сочинять для дочки истории про папу. По-моему, им пора встретиться… Как ты говоришь? Он сказал, что делал ДНК?
– Да, сказал.
Арине передали, что как раз в те дни, когда она рожала, Борис устроил праздник на своей новой яхте, пригласив туда артистов, в том числе из ее театра, и ухлестывал за одной солисткой, а всем вокруг говорил, что ребенок у Шутовой не от него и что это подтвердил анализ ДНК.
– Я на днях с ним увижусь, могу спросить, почему он от анализа отказался, – предложила Люда.
– Не стоит… Ну если только к слову придется. В следующий свой визит Люда, уже уходя, будто вспомнив, сказала, что видела Бориса они вместе пообедали, и тот неплохо выглядит, шутит – впрочем, как всегда.
– Вы говорили о Серафиме? – не удержалась Арина.
– Знаешь, не получилось. Я сказала, что мы с тобой иногда встречаемся, он аж в лице переменился. Пришлось поскорее сменить тему…
Арину поразило сделанное ею в тот момент открытие: прежде ей казалось, что Люда сочувствует ей и действительно хочет помочь, а теперь она поняла, что подругу никто, кроме нее самой, не интересует. Может, она и права, ведь ей о своем ребенке нужно беспокоиться, что ей за дело до нас с Серафимом? Она вспомнила о «вице-мисс» и той женщине с двумя девочками и поняла, что не испытывает к ним неприязни. И к жене, с которой он до сих пор не разведен. Она даже иногда пыталась себе представить, как должно быть горько жене узнавать о новых подружках Бориса, которым столько лет, сколько их дочери.
Заявление, которого от нее потребовала через адвоката Гита, Арина категорически отказалась подписывать. Она все еще любила отца своего ребенка и, подпиши она заявление, это означало бы, что она как будто согласилась бы с мнением Борисова окружения о том, что она просто гулящая, которая родила неизвестно от кого да еще и попыталась на этом подзаработать. И потом, если бы Арина такую бумагу подписала, это стало бы предательством по отношению к сыну. У ее ребенка есть отец, и он имеет право когда-нибудь узнать об этом.
– Пусть что угодно со мной делают, я это не подпишу! – говорила Арина маме.
И мама молча кивала.
Адвокат понимал и поддерживал ее, хотя было очевидно, что отныне судебные тяжбы сильно растянутся во времени и будут безжалостно вытягивать из Арины и ее семьи последние силы и средства – у другой стороны и сил и средств было более чем достаточно.
Адвокат снова и снова пытался договориться о встрече с Гитой, объяснить ей позицию Арины и попытаться найти компромисс, но та отказывалась с ним говорить, а ее помощники сообщали: занята, не может подойти, на переговорах, в командировке…
Однажды утром маленький Серафим все никак не мог успокоиться, заходился в плаче. Арина кормила его, передавала няне, та укладывала в кроватку – и он тут же начинал истошно кричать. Арина негодовала:
– Как тебе не стыдно?! Ты сухой, чистый, тебя покормили, что тебе еще? – и ей казалось, что у этого крохи чуть ли не с рождения проявился тяжелый, капризный характер Бориса.
– Почему он плачет? Он заболел? – спросила Арина у приехавшего по вызову врача.
– Скажите, чем вы его кормите? – поинтересовалась врач. – Мне кажется, у него пустой желудок…
Отец как-то встретился в кулуарах с очень известным деятелем культуры. Они давно друг друга знали, и им было о чем поговорить. Александр Илларионович рассказал о бедах, которые обрушились на их семью, и тот человек вызвался ему помочь.
– Я хорошо знаю этих людей, – сказал он. – Хочешь, я поговорю с Борисом? Мне только важно знать, на что вы претендуете, почему они начали против вас эту войну. Вы хотите денег?
– О деньгах речи не идет, Арина не собирается ничего у него отсуживать. Но писать унизительное заявление, предавать своего ребенка она не будет. Он знает, что это его сын, а почему так себя ведет… Бог ему судья…
Через несколько дней Александр Илларионович приехал к Арине и сообщил ей, что уголовные дела против них прекращены, а иски отозваны.
– Как ему это удалось?! – поразилась Арина, думая об адвокате.
– Не ему, это сделал другой человек. Он просто поговорил с Борисом, напрямую спросил, зачем тот сводит счеты с беспомощной женщиной. Как ты думаешь, что Борис ответил?
– Не знаю… Мне трудно себе представить… – У Арины были глаза на мокром месте, и она пыталась это скрыть.
– Он признался, что и сам не понимает, мол, затмение нашло, бес попутал…
Столько людей ей сочувствовали и рьяно вызывались помочь, а потом оказывалось, что у каждого были свои цели. А этот всем известный человек посочувствовал и без лишних слов избавил Арину и ее семью от этого кошмара. Такое не забывается.
С того дня, как у Арины пропало молоко, прошло не меньше недели, прежде чем она выбралась к Татьяне, распеваться. Нужно было возвращаться к работе, – а у нее не было на это сил.
– Почему ты такая худая? Ты что, вообще ничего не ешь? Давай попьем чаю, я как раз собиралась…
– Мне что-то не хочется, кусок в горло не лезет. И потом, я больше не кормлю…
– Ты посмотри на себя! Чем будешь петь, если тебя будет качать от ветра! Ты что, хрипишь, что ли, я не понимаю…
– Нет, ничего, немного простыла. Я соберусь, давай попробуем. Я утром не распевалась, боюсь Серафима разбудить, он так беспокойно спит…
Татьяна, поколебавшись, прошла в комнату и села за фортепьяно. Взяла аккорд. Арина после паузы сказала:
– Я сегодня не буду петь «ми-ля». Давай «аморе мио».
Она подышала, собралась и попыталась запеть, но из горла вырвался какой-то хриплый звук. Татьяна замерла, глядя перед собой, потом повернулась к Арине:
– Значит так: сейчас я покормлю тебя, мы еще раз попробуем, а потом ты поедешь к фониатру.
Арина все еще пыталась воспроизвести хоть какие-то звуки, но из глаз уже ручьем текли слезы. Кажется, произошло то, чего она так боялась – она потеряла голос.
– Я…
– Не говори больше ни слова. Если это то, о чем мы обе думаем… Давай я сделаю тебе прогноз! Мне самой хочется знать, когда закончатся твои неприятности. А в том, что они обязательно закончатся, я нисколько не сомневаюсь, надеюсь, ты тоже… Тебе известно точное время твоего рождения? – Арина кивнула. – Вот и хорошо!
Попив чаю, они вновь вернулись в комнату. Арина уже взяла себя в руки, и когда Татьяна включила ноутбук, приготовилась слушать про ретроградный Меркурий в каком-то доме…
Но Таня, внимательно поглядев на экран, сказала:
– Я не стану рассказывать тебе о звездах и их расположении, ты все равно сейчас ничего не воспримешь. Я просто скажу, что вижу. У тебя будет трудный год, даже два года, а потом – потом все будет хорошо.
Арине вспомнилась добрая старушка-гадалка, и она благодарно покивала Татьяне, пряча глаза.
– Что ты киваешь? Хорошо, скажу подробнее. Борис придет. Он прекрасно знает, что это его ребенок. Он предложит материальную помощь, но ты от нее откажешься, она будет уже не нужна. И вообще будет поздно. Он психически неуравновешенный человек, у него все мгновенно переворачивается на 180 градусов: то люблю, то ненавижу. И то, что вы не вместе, и ребенку и тебе во благо. Впереди тебя ждет гораздо лучшая судьба, чем та, какая была бы уготована, останься ты с ним. Своими страданиями ты что-то искупила. То, что ты родила ребенка, не подписала никаких бумаг, осталась верна профессии, не требовала денег, ни от кого ничего не ждала, – это было твое испытание, и ты его прошла. Дальше все будет иначе. Голос к тебе вернется, неприятности закончатся, а года через полтора тебе предложат контракт. И это будет не здесь, в какой-то другой стране. Там ты и встретишь человека, который станет отцом твоему младшему сыну и другом и наставником старшему. Не веришь? Будущее всегда фантастично, как и сама жизнь. Любой прогноз кажется фантастикой, а когда он сбывается, мы понимаем, что события объясняются естественным ходом вещей. Тяжелые испытания даются человеку для того, чтобы он мог с честью из них выйти – и начать новую жизнь…
Фониатр велел Арине молчать в течение трех месяцев.
– Вы хотите сказать, что мне нельзя говорить в полный голос… – шелестела она.
– Я хочу сказать, что вам и шептать нельзя. А уж тем более разговаривать по телефону. Вы сможете вернуть голос только в том случае, если неукоснительно будете соблюдать предписанный режим, – стращал он ее.
Она знала, конечно, что все переживания непременно отражаются на голосе, знала как берег свой голос Козловский и артисты его поколения, но ей было известно, что нынешние исполнители адаптировались к другому ритму жизни, к своему времени, они лучше приспосабливаются к обстоятельствам, и эти обстоятельства уже не сказываются на их голосе столь роковым образом. Ее педагог, в прошлом очень известная певица, женщина с сильной волей и мощным темпераментом, утверждала, что у некоторых певцов голос может превосходно звучать лишь один раз в жизни, – в день, когда нет спектакля.
– Что значит «у меня голос не звучит»?! С голосом и дурак споет, ты вон без голоса спой! – говаривала она.
В театре Арина и так в последнее время выходила в спектаклях лишь в ролях без слов, и это происходило не часто: артисты стояли в очереди, чтобы станцевать полонез в «Евгении Онегине» или выйти в толпе цыган в «Кармен». Заработок это давало незначительный, зато унижение, которое она испытывала, выходя на сцену в спектаклях, в которых недавно пела ведущие партии, ни с чем нельзя было сравнить.
По утрам, еще не встав с постели, Арина размышляла, как получилось, что ее жизнь вдруг стала похожа на мексиканский сериал. По законам жанра пора было появиться герою – раскаявшемуся возлюбленному или незнакомцу с охапкой роз, с грустью думала Арина. Но никто, увы, не появлялся. Жизнь тянулась, как резина, и дни были похожи один на другой.