© Наталья Смехова, 2015

© George Nova, дизайн обложки, 2015

© Джоил Тинтджелер, фотографии, 2015

Редактор Ксения С.

Благодарности

Генри Коенджоро

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

 

Глава I. Краткая справка о Волкове

Итак, Волков. Волков, как человек и как лицо должностное, служебное, был в высшей степени положительным. Во-первых, небритость. С какой-то стороны легкая небритость – это всегда положительно. Лоб у него был высокий, лицо приятное. Волосы… есть, и слава Богу. Что еще нужно для 40-летнего мужчины, который давно забросил спорт и семью, и даже иногда «закладывал». Сами знаете чего «закладывал». Ну не идеален, что сказать!

Но бабушку через дорогу – это всегда, пожалуйста! Бабушка у него была строго по расписанию. Ровно в 7.15 он выходил из дома, тут-то она как раз и шла – бабушка Таисия Ивановна. А шла она, значит, на рынок. На рынке Таисия Ивановна продавала гвозди. Ничего необычного.

Идет себе бабушка в 7.15 на рынок, а тут, естественно, Волков, всегда вовремя, ну и чего не перевести через дорогу, спрашивается? Тем более, что Таисия Ивановна ходячая.

Работал Волков в полиции. Бухгалтером. Считал себе, складывал.

Волков был нормальный бухгалтер. Ничего особенного.

Но тут, вот уже несколько месяцев все вокруг обсуждал, что Волкова… как бы это сказать, похитили инопланетяне и вернули.

Эту новость смаковали во всем городе, приписывая все новые и новые подробности.

Таисия Ивановна даже перестала с Волковым улицу переходить. Может, другого бухгалтера нашла. Ну, или слегла, например. Не всегда же ей улицы переходить!

Итак, Волкова похитили. Сначала об этом знал только Волков. Вот как это было.

 

Глава II, в которой Волков встречает Апокалипсис

Волков осознал, что с ним произошло что-то из ряда вон выходящее, когда стоял в одном носке и рубашке наизнанку и жадно пил воду. Именно в этот момент он, можно сказать, окончательно очнулся. Не проснулся, а именно очнулся. Хотя со стороны казалось, что он только что спал.

Волкову приснилось следующее. Он бежит изо всех сил, его вот-вот догонят. Это был частый его сон. Но затем он, Волков, видит сам себя со стороны как бездыханное тело. Его оплакивают друзья, он слышит их разговоры, речи и то, что они говорят между собой. Кто-то спорит, кому достанется его квартира, должность. Кто-то стоит совершенно равнодушный перед его телом. Все это Волков видел своими глазами и ужасался. Ведь он искренно любил этих людей.

Затем Волков испытывает жгучий стыд и холод, когда в морге с него снимают одежду. Он так же слышал разговоры о себе. Две девушки, надевая на него новую рубашку и брюки, совершенно равнодушно обсуждали покойного – нужно ли стричь ногти, как укладывать волосы, брюки топорщатся.

Дальше Волков чувствовал, что дух его медленно возносится к небу, и там как будто находится в одной комнате с другими. В комнате есть окно, и он очень хочет вылететь это окно и быть свободным. Но тут же слышит разговоры о себе:

– Нет, ему еще нельзя. Его дух неокрепший.

– Ничего, посмотрим.

Волков смотрел в окно на зияющую пустоту космоса, на пугающую черноту. И в тот момент, когда он любовался небывалой красотой, его дух со свистом вернулся в тело. И в этот же самый миг Волков очнулся, в каком-то паническом состоянии натянул носок и рубашку наизнанку и стал жадно пить воду.

На часах было одиннадцать двадцать. Он опоздал на работу. Но это было совершенно неважно. Волков знал, как знает каждый человек, разницу между просто сном и явью во сне. Так вот, это была явь.

Волкову показалось, что сегодня или может быть, завтра или в какое-то ближайшее время он умрет. И эта явь была знаком, тем, что каждый человек предчувствует, как говорят, перед своим концом.

Волков не знал, за что хвататься. Руки тряслись. Он хватал брюки, но почему-то опять бросал их и пытался застегнуть рубашку. Затем снова совал ногу в брючину.

На работе отсутствие Волкова заметила только главный бухгалтер – коротко стриженная и округлая Елена Степанова.

Ей он эту странную историю и рассказал. Она его слушала, сложив губы уточкой, а правой рукой вычеркивала Волкова из списка на премию. Но за это ей воздастся еще. Бог все видит!

 

Глава III, в которой объявляется тревога

– Я, Лена, устал. Может сотрясение… Башка гудит, – жаловался Волков в тот день.

– Да откуда же у тебя сотрясение-то? – главный бухгалтер холодна, как настоящая леди.

– От работы, наверное. Устал, устал. Я в 2013 году отдыхал? Нет, Лена, не отдыхал. А в 2012 году? Тоже не отдыхал. Пора, наверное, и отдохнуть, в санаторий съездить, старый я.

– Ты еще пенсию попроси, Волков. Через полчаса жду квартальный отчет, посланник космоса, – усмехнулась Лена.

Так и остался Волков без отпуска. А жизнь шла своим чередом.

В это утро Волков как обычно открыл ключом рабочий кабинет, плюхнулся на свой стул, прокрутился пол оборота и включил чайник.

– Ах, черт, туфли! Туфельки! – вдруг заорало нечто прямо перед самым ухом.

В дверь влетела всклокоченная Елена Степановна – без макияжа, разрез на юбке спереди, а не сзади.

– Ту-у-у-уфли!!! – продолжала истерически орать Елена Степановна в телефон. Потом вдруг с размаху швырнула его на стол, закрыла лицо руками и рухнула в свое кожаное офисное кресло.

Воцарилась тишина.

Волков смотрел во все глаза на странное поведение Елены Степановны, на ее дрожащие массивные плечи и, к своему изумлению, услышал что-то похожее на всхлип.

– Лена… Елена Степановна, – начал Волков, – водички, Лена, а?

– Да отвянь ты со своей водичкой, Господи, Волков! – не поднимая головы, резко ответила главный бухгалтер.

– С мужем что-нибудь?

– Губернатор, – процедила сквозь зубы Елена Степановна. – Губернатор, Волков, прибывает! Понял? В 6.00 боевая тревога, понял?! А у меня туфли – во!

Елена Степановна вскинула вверх свою упитанную ножку, на которой красовались ярко-красные лакированные лодочки.

– Понял?! – взревела Елена Степановна и вновь закрыла лицо.

Волков понял. В прошлом году при дефиците бюджета Геннадий Степанович вместе с Еленой Степановной аккурат порешили вычеркнуть из списка закупок самые маловажные вещи. И вычеркнули «туфли кожаные служебные 1 пара». Ну и прочего по мелочи. Этот хитрый план помог успешно отпраздновать корпоратив всему отделу.

Уж никак они не могли предположить, что губернатор заявится в этом году. И теперь за туфли кожаные служебные полагался строгий выговор с занесением в личное дело и даже, может быть, понижение в должности.

– Ну ладно тебе, Лен, – попытался успокоить главного бухгалтера Волков, – Пронесет, вот увидишь.

– Какой ты, Волков, балван! – рявкнула Елена Степановна.

Началась суета подготовки, наставления начальства, беготня опероуполномоченных, которые по настоятельной просьбе Геннадия Степановича бросились разыскивать у коллег туфельки служебные кожаные 38 размера.

– Ты, – рявкнул Геннадий Степанович, врываясь в бухгалтерию, – Как там тебя? Пришелец, тьфу, Волков! Пулей одевайся, скачи за машиной, и вперед, в Елхи.

– Куда?! – не понял Волков

– В Елхи, – грозно повторил Геннадий Степанович, – нашли мы тебе туфли, Лена, нашли. В Елхах у коллеги твоей.

 

Глава IV, в которой Волков совершает преступление

Было начало сентября. Проливной дождь, духота, комары.

Волков спешил в гараж, завел свои «Жигули» и, включив радио, отправился в путь.

Ему встретился знак «остановка запрещена», затем «стоянка запрещена», а потом знак «осторожно, дикие животные». Знак был свежий, яркий. К приезду губернатора поставили.

– Ну да, – усмехнулся Волков, – дикие животные, как же!

В этих местах давно никаких диких животных не было, да и откуда им было взяться? Если только бродит какой-нибудь медведь, которому посчастливилось сбежать из зоопарка.

В момент, когда Волков размышлял о медведях, из кустов слева выпрыгнул лось.

«Откуда тут лось-то? У нас же никогда…» – пронеслось у Волкова в голове.

Волков резко дал по тормозам, выкрутил руль вправо и услышал жуткий скрип. Машина прокрутилась несколько раз, и ее понесло к обочине. Волков ожесточенно крутил руль в другую сторону, жал газ и тормоз, но ничего не действовало. Ему показалось, что на безлюдной дороге мелькнула фигура человека. «Эй, – закричал он. – Помоги!». Машина летела в кювет.

Очнувшись, Волков стал ощупывать руками вокруг себя – везде была пустота и темень. Где он?

«Ослеп, – пронеслось в голове. – Надо выбираться, выбираться. Почему ничего не чувствую? Ничего не чувствую. Боли нет. Неужели все? Это смерть?».

Он не знал, что за липкая жидкость у него на руках и ногах, глаза слезились от желания рассмотреть что-нибудь в темноте. Не было ничего, ни вокруг, ни позади, ни впереди. Ничего не болело.

«Это шок, поэтому не больно, – размышлял Волков, – боль скоро придет. Нужно ползти к дороге и просить помощь».

Сколько прошло времени после его этой мысли – он не знал. Он услышал знакомый голос где – то здесь, рядом.

– Ты что же это, Волков, нарушения всякие нарушаешь? – надменно вопрошал его сослуживец Колька.

– Колька? Это ты? Что это? – Волков медленно приходил в себя.

Все плыло перед глазами, он пытался сфокусировать взгляд. Постепенно он рассмотрел стул, на котором сидел, стол, стены, утыканные приказами и рабочими телефонами. Это был кабинет №411, который занимал следователь Колька, его приятеля по службе.

– Что со мной, Коля?

– Да вот именно, Волков что это? Тебя за туфельками посылали?

– Посылали.

– А чего ж ты не поехал?

– Как не поехал? Машина в кювет, лось бежал… Ох, башка раскалывается. Стой. А что это у меня с лицом?

Волков увидел свое отражение в зеркало позади Кольки. В том то и дело, что с лицом все было в полном порядке, как и в целом со всем остальным. Хотя, он Волков прекрасно помнил, в какую передрягу попал.

– Не понял, – сказал он и подошел к зеркалу. – Это что, ничего не случилось что ли со мной? Ничего себе. Второе рождение почти, вот это повезло. Смотри, ни единой царапины.

Колька отошел к окну, с силой открыл форточку и закурил.

– Колька, а машина моя, машина целая?

– А чего ей сделается, стоит.

– Как стоит? где?

– А где ты ее оставил, там и стоит. В гараже.

– Не понял? Как в гараже? Я сел в машину и поехал. В это как его, в Елхи! Там я должен был взять туфельки…

– Нет, Волков. Машину ты не заводил, мы проверили. Ты вышел отсюда, а дальше все. Ни тебя, ни туфелек. А нашли мы тебя, помнишь, где?

– Не помню, где?

– В квартире, Волков. В квартире Елагиной, убитой ножом в правый бок. И нож Елагиной валялся в раковине, а на нем твои отпечатки.

Волков покачнулся. Накатывала тошнота. Колька стоял у стены, курил и, прищуриваясь, внимательно следил за реакцией Волкова.

– А ты чего это, Колька, на меня так не смотришь? – разозлился Волков. – Ты что думаешь, я дурак, пошел и какую-то Елагину ни за что убил? Ты же знаешь меня!

– Знаю да не знаю. Что там за история с отпуском? Бухгалтерша раскололась, мол, ты ей говорил, голова у тебя не на месте, отпуск по состоянию здоровья просил.

– Просил. Но не… Не убивал я Елагину. Наверное.

Волков почувствовал пустоту. Что-то происходило в его жизни, и уже далеко-далеко оказался и его дом, и будильник на 6.25 и Таисия Ивановна, и вся остальная жизнь.

– Слушай, – вдруг сказал Волков, – я ехал по этому как его, в Елхи короче говоря, ехал. Там указатель новый – дикие животные, видел?

– Что за чушь, Волков, какие дикие животные, их у нас отродясь не было.

– Вот! И я так подумал, удивился, а тут навстречу мне лось из кустов, я по тормозам дал и скатился к обочине, а потом машина перевернулась, дальше всё, бессознанка.

– Ну, конечно, пошел заливать, – усмехнулся Колька, – смотрю, так хорошо перевернулся, что ни одной царапины не получил.

– Я сам удивляюсь, Коля, как так могло получится! И машина моя не может быть целой. Не веришь мне? Посмотри, съезди, стоит знак! я же не придурок, или что ты думаешь, это я что ли?

– Ладно, – сказал, наконец, Колька, – ты иди пока, посиди, там, в камере. Может быть, чего и вспомнишь.

Волков сидел в камере и ждал. Потому что вспомнить он как раз ничего не мог.

 

Глава V, в которой Волков встречается с убитой

Волков перебирал в памяти: Шерлок Хомс, Эркюль Пуаро, Каменская, Колька. Все это были люди, которые занимались расследованиями громких и запутанных ситуаций. Как они это делали? Методы какие-то, дедукции.

Никаких методов Волков не знал, не помнил и вообще не обращал на это внимания. Вот бы сейчас, в камере хоть одну книгу про Шерлока Хомса почитать, может быть мозги бы зашевелились.

Вместо этого в голове всплывала зарплатная таблица: «Иванов не был на дежурстве 8 числа – пропуск, Костылев болеет, значит, определяем расчетный период за 24 месяца, а это значит, 730 дней… 730 дней помножить… помножить… черт, я же Елагину убил, какой тут расчетный период?! О чем я?!»

Мысли хаотично блуждали в голове Волкова.

«И все, расчетный период, делим начисленный заработок за расчетный период на 730, то есть 960 тысяч делим на 730, получается… Опять! Не то, не то», – нервничал Волков.

В их маленьком городе последнее убийство совершалось в 1943 году. В полдень 13 марта осмелевшая баба Нюра заколола оккупанта фашиста. Поэтому то, что произошло сейчас, возымело целую бурю последствий.

Утром дверь камеры заскрипела, Волков увидел бледное лицо Кольки с лихорадочно выпученными глазами.

– Давай, Волков, пошли, – сказал он.

– Куда?

– Поедем на квартиру Елагиной. Может, вспомнишь чего. Журналисты будут, – как будто даже обрадовался Колька.

Ехали недолго.

– Выходим, – подчеркнуто грубо рявкнул Колька.

Рядом с ним, на шпильках бодро вышагивала журналистка.

– Здравствуйте, гражданин убийца, – поприветствовала она Волкова и протянула руку, – Я – Олеся из «Рабочей Правды».

– Не убийца я, – буркнул Волков.

– А, ну да, – улыбнулась Олеся, – а вы знаете, я вот тут вопросики набросала, пока идем, давайте я вам поспрашиваю, хорошо? Вот, например, чем же Вам помещала убиенная? Скверная баба была, да? Все говорят. Ой, простите, сейчас диктофон включу. Так вот, скверная она была что ли? Раздражала Вас?

– Да не раздражала она меня, я ее вообще не знал, – оправдывался Волков.

– А, ну это такая метафора, понятно. То есть, знать ее не хотели. От любви до ненависти как говорится, один шаг.

– Какой еще любви? Что вы там несете? – удивился Волков.

– Как? Убийство на почве ревности, ясно же. У Елагиной же сосед тоже любовником был… Ой! Ну вы, извините меня, наверное лишнего наболтала. Сейчас расстроитесь еще. Ну не так уж она его и любила, можно сказать!

– Да мне нет дела до ее любовников, – отмахивался Волков и пытался собраться с мыслями.

Он все думал. Вот этот дом, желтый, старый. Строился военнопленными немцами. Двухэтажный старый дом. Космодемьянской, 7. Помнит ли он этот дом? Может ли быть такое, что никаких туфелек вовсе не было, а он взял и пошел вот сюда?

– Скажите, а это правда, что вы за ней еще в школе ухаживали? Цветы носили? – не унималась корреспондентка.

– Я?!

– Ну да, ваша одноклассница поделилась. Терентьева, помните такую?

– Таня? – удивился Волков. Причем тут Таня Терентьева? Девочка, которая списывала у него химию в 9 классе?

– Ну да, Таня. Говорит, вы всегда были такой рассеянный, пенал могли в классе оставить, а в нем записка, люблю, обожаю, цветы кому-то в школе все время приносили.

Корреспондентка продолжала щебетать. А Волков думал. Подъезд. Стены исписаны «Коля + Маша». Нет, не помнит он этих стен. Квартира с деревянной дверью №41. Ничего этот номер ему не говорил. Не мог быть он это, не мог. Мир сошел с ума. И, собственно, главное – кто вообще такая Елагина?

Колька легко толкнул дверь, и они вошли. В коридоре пахло чужой квартирой, старой мебелью и немного пылью.

«Кто же она такая», – думал Волков.

В комнате стоял старый советский диван, кресло, почерканный коричневый столик, на нем телефон, перевернутый стакан, блокнот и ручка. В другом углу импортный телевизор и сервант.

– Ну что, вспоминаешь? – безучастно спросил Колька.

Волков подошел к серванту. В вазочке лежала фотография 3x4.

– Это кто? – спросил Волков.

– Известно кто, – бросил через плечо Колька, – Елагина.

– Как??! – вскрикнула корреспондентка. – Вот черт! Вся версия рушится!

Олеся всплеснула руками, Волков успел заметить, что от обиды у нее раскраснелся нос.

С фотографии 3*4 на них смотрела старая женщина восьмидесяти годов от роду, с большой бородавкой над верхней губой. И Волков ее не знал.

 

Глава VI, в которой Волков становится знаменитым

 

Уже в камере, наблюдая за мухой, он услышал через маленькое окошко, как двое полицейских, вышедших покурить, смакуют эту историю.

– Так вот! Я тебе говорю, в деньгах дело было. Этот пришелец из космоса, он же в отпуск собирался, денег просил у бухгалтерши нашей, а она ему – бац! – и отказала, еще и премии лишила. Вот он старуху то и зарезал.

– Погоди, как так? Я читал, не зарезал он ее. Сегодня утром газету купил, там значит на всю страницу фото этого изверга и наше отделение.

– Вот, идиот, все отделение наше замарал.

– Ага. Так вот, не зарезал он ее, а отравил. Вроде как в школе любил он её неимоверно, хоть и старше она его была на 10 лет.

– Как на десять-то? Ей же 72, а Волкову, дай Бог, 40.

– Да ты не перебивай, может не 72 ей, просто за лицом не ухаживала. Так вот, любил он её, а она ему изменила. Так вот он со своими гуманоидами в голове и порешил ее, отравил, понял? Специальная какая-то отрава, самодельная.

– Да ну? – удивился тот. – А отраву-то где нашел?

– Ему одноклассница как будто в 9 классе ее подарила на уроке химии. Неправильно что-то смешала, ну и в шутку подарила. А он, гляди ж ты, 30 лет хранил, и на тебе! Зайди в дежурку, я уже ребятам газету отдал, пусть читают.

– Бухгалтерша наша раскололась. С башкой у него, говорит, не все в порядке было, всё говорит, инопланетян ждал со дня на день.

– Да… Так с виду-то и не скажешь. Ходит, да и ходит, молчун какой-то.

– Да чего не скажешь-то? Очень даже скажешь. Сразу он мне не понравился. Еще когда отпуск мне рассчитывал.

Волков дотянулся до окошка и заорал: «Придурки! Не я это тетку эту зарезал! Ясно?»

Двое собеседников шарахнулись в сторону.

– Говорю тебе, он – того, – шепнул один другому.

Они бросили свои бычки в урну и поспешно зашли в отделение.

Волков схватился за голову. «Вот так влип. Может это снится что ли? Как же такое может быть-то? В век этот клубок не распутать», – так думал Волков.

Мозги его отказывались пользоваться дедукцией и другими методами. Сердце бешено колотилось, и опять начала накатывать тошнота.

У него больше не оставалось сомнений – либо это сон, либо он правда, что называется, придурок. В любом из этих случаев ничего уже не страшно. Либо проснется, либо в психушку.

«Уже все равно, – думал Волков. – Совершенно все равно. Я даже не уверен, что было как-то по-другому. Может быть, все это был сон. Не было у меня ни „Жигулей“, ни зарплаты Костылева, и Иванов ничего не прогуливал. Просто ничего не было. А я – маньяк и сумасшедший».

С этими мыслями Волков заснул.

 

***

Проснулся он от того, что запахло вкусным, чем-то жаренным, домашним. Волков оторвал голову от жесткой лавки – на соседней скамейке сидел бородатый мужик и, причмокивая, уплетал пирожки. Вдруг мужик вздрогнул и воровато взглянул на Волкова.

– Мамка передала, – как будто оправдываясь, прошептал мужик, – Ты это… Хочешь?

И не говоря ни слова, он завязал пакет и перекинул его на лавку к Волкову.

– Вкусные, – боязливо улыбался мужик, – кушай. Я это. Нормальный. Ничего плохого тебе не желал, честно.

Волков удивленно смотрел на мужика и молчал.

– Ты это, – продолжал мужик, – все под Богом ходим, уже все равно сядешь, так сядешь. У нас в городе только одна решетка, на выезде, будешь один сидеть, больше убийц нету же. Последние деньки, можно сказать, с людями общаешься… Так ты за что Елагину-то? – понизив голос, вновь боязливо спросил мужик.

Все бы ничего, может быть, Волков бы и стал сопротивляться, доказывать недалекому мужику, что не он это, и Елагину он не знал и прочее и прочее, но уж больно хотелось есть. Волков вспомнил, что от нервов или от забывчивости какой – то, все эти дни он как будто ничего и не ел. Поэтому он откинул все свои мысли, развязал пакет и начал есть. Пирожки приятно похрустывали.

– Домашние, – улыбнулся мужик.

Волков его не слушал. Пирожки были с картошкой, капустой, луком и яйцом и их было много.

– Да, убил, укокошил, – неожиданно для себя заревел Волков, после пирожков. – Уж и не знаю, что на меня нашло. Терпеть эту Елагину не мог.

Мужик вытаращил глаза и стал крестился.

– Да кто не без греха, – продолжал молоть языком Волков, – вот, ты, например, чего тут делаешь?

– Я то? – удивился мужик, – да я так, ограбил тут одну в трамвае, сумку стащил.

– И что теперь?

– А ясно что. Условный у меня был, а теперь сяду. Ну, я не жалуюсь. Поразмыслю, время есть. А там говорят, профессии научат. У меня же учиться некогда было, братья младшие, мать одна. А теперь есть время, ничего, выучусь, человеком стану.

– А какую профессию-то дают? – деловито осведомился Волков.

– Так это, швея, техник швейного цеха. А чо, нормальная профессия.

С Волковым происходили странные метаморфозы. Он чувствовал, что мужик как будто боится его, и ему это было приятно. Он уже не думал, он ли это убил эту Елагину, или не он.

Мысли его оборвал Костылев, тот самый, которому Волков все рассчитывал и рассчитывал больничный.

 – Убил и жрет теперь, как ни в чем не бывало, – пробурчал Костылев, – Вставай давай, Пришелец, ишь расселся. К следователю пойдешь.

 

***

Волков вошел в кабинет следователя. Глаза у Кольки были красные и сам он весь какой-то помятый.

– Ты, Костыль, свободен, спасибо. Я тут уж как-нибудь сам, с убийцем этим, – махнул рукой Колька.

– Ну, ты смотри, он же у нас посланник космоса, еще призовет своих на помощь, – захохотал Костылев, выходя.

Дверь закрылась. Колька взял стул и сел рядом. Волков учуял запах водки.

– Слушай, Волков. Вот хоть убей, не могу я тебя представить режущим Елагину, – шепотом начал Колька, – Не ты это. Не ты, и всё. А тут еще губернатор этот, и Геннадий наш как с ума сбрендил, за место держится, сволочь. Тут такое громкое дело, уже во всех газетах, первое убийство за полсотни лет, не считая того ДТП, конечно, ну наш Геннадий похвастаться решил и ляпнул, что мы, мол, уже его раскрыли, мол, нашему передовому отделу всего час на это потребовался. Теперь они тебя как преступную единицу никуды не пустят. Хоть ты это ее кокнул, хоть не ты – задавят. А мне что делать, Волков? Знаю, что не ты. Хоть беги отсюда в неведомую глушь, – горько жаловался Колька.

 – Так это я, – неожиданно рявкнул Волков, – я ее это самое… укокошил.

Глаза Кольки выпучились.

– Ну чего выпучился? – продолжал Волков. – Давно она мне не нравилась. 

– Ты че несешь? – возмутился Колька, – Что за дешевые приколы?

 – А ты меня тут не пугай, я жизнью пуганный, – язык Волкова сам нес что-то невероятное. Волков только и успевал удивляться, что он мелет, но остановиться уже не мог. – Она мне тыщу должна была, а что? Долг платежом красен. 

– Ты че, Волков? – не понимал Колька – Мозги что ли тронулись? Ты ж не знал ее, Елагину эту? 

– Как не знал, зна-а-ал, – нагло врал Волков, – говорю тебе, кокнул я ее.

Колька встал из-за стола, сначала неуверенно, а затем все быстрее и быстрее зашагал прочь из кабинета. Волков остался один и только и успел подумать: «ну и придурок, это что же я несу», но его язык изловчился и произнес: «Убиииил! Кокнул, говорю! Режичком пристегнул!»

 

***

Рано утром начальнику следственного изолятора поступил звонок.

– Из администрации, – сообщил дежурный, – мэр, кажется.

– Слушаю, – ответил начальник СИЗО.

– Вот у Вас, Иваныч, что там у вас делается? – неожиданно спросил мэр.

Начальник изолятора поперхнулся.

– У нас нормально все. Что тут. СИЗО как СИЗО, – недоумевал он.

– После такого дела губернатор к Вам первому поедет. И пресса штурмует. Понимаете? Как у вас содержатся подследственные? Как едят? Как спят?

– Едят по расписанию, спят по пятнадцать человек, уплотнение, краж много, – оправдывался Иваныч.

– Давайте так, пока здесь будет пресса, поселите этого Волкова где-нибудь получше, быт покажите, что едят нормально, что людьми хотят стать. А мы уж тут, в свою очередь…

Волков переезжал из одной коморки в другую. Временно. Впрочем, ему уже было все равно. По каким-то причинам его нынешние приятели, соседи и просто случайные люди отдавали ему свои посылки, запасные носки, курево.

Начальник СИЗО пожелал лично встретить такого гостя. Сказал, что на время заключения будет его другом, и по этому случаю даже готов приносить книги из домашней библиотеки.

Кормили Волкова хорошо.

Оставался только вопрос: что же все-таки с ним произошло?

В один из дней с визитом его посетил Иваныч, начальник СИЗО.

– Ну вот, Волков, вот и радостный день, очень радостный, – улыбался Иванович, вращая испуганными глазками. – Вот, поговорить хотел.

– Ну, присаживайся, Иваныч, – пригласил Волков.

– Вот тебе книга, как ты просил – Холмс. Ну так о чем я? Сегодня важный день, Волков. Гости у тебя будут. С первого канала! Ну, я про другие каналы не говорю – все тут. Ты уж не опозорь меня, ради Бога. Я человек старый, пенсия у меня маленькая… Скажи, хорошо ли тебя содержат? Кормят ли? Не бьют?

– Да вроде нормально все, Иваныч. Согласно штатному расписанию. Я маньяк – я сижу. Не жалуюсь, – ответил Волков.

– Ну, вот и хорошо, вот и хорошо, – похлопал его по плечу Иваныч.

Конференция в его камере прошла на редкость удачно. Со всех сторон к нему тянули свои микрофоны корреспонденты, отпихивая друг друга, а Волков с удовольствием рычал и выл, что он маньяк и сумасшедший, и уже со страхом думал, что ему кто-то не поверит.

Волков вошел в раж. Сам чувствовал, что переигрывает, но остановиться уже не мог, и наговорил такого!

– Я и не только Елагину-то грохнул, поняли? – ревел он. – Я вообще маньяк! Кто на меня не так посмотрит или слово какое метнет – я долго не раздумываю. К тому же память у меня фотографическая. Я могу человека раз увидеть и сразу запомнить. По моему блокнотику человек 45-то я точно сподобил. Убил, честное слово, убил. Ну они и сами виноватые. А ты что смотришь, ну? – грозно рявкнул он на худенького корреспондента РТР.

Интервью с маньяком Волковым показали по всем каналам. Сокамерники еще больше его зауважали. К нему даже стали приходить письма молоденьких девушек, которые хотели его дожидаться и обещали счастливую жизнь.

 

Глава VII, в которой Волков знакомится с тем, кого не существует

На прогулке, когда Волков покуривал в стороне, к нему подошли трое. Он понял – бить будут.

– Ну, здорово, что ли, – начал один из них.

– Да привет, а что?

– Слыхали мы, ты у нас местная звезда. Пришиб вроде кого-то.

– Пришиб.

– В общем, пахан наш – Егорыч – видеть тебя желает.

– Фотокарточку что ли передать? – не понял Волков.

Мужики загоготали.

– Егорыч тут главный, понял? А ты вроде как высовываешься не по делу. Поговорить надо, – объяснили они.

– Где говорить-то?

– Егорыч сам к тебе придет.

– Жду не дождусь, – улыбнулся Волков.

Егорыч и впрямь сам нашел его. Это был сухой старик с водянистыми голубыми глазами и со шрамом на правой щеке. От него пахло спиртом. Он пришел к нему ночью в камеру, и как ни в чем не бывало, спокойно уселся поблизости.

– А чо, так можно что ли – разгуливать? – спросил спросонья Волков.

– Все можно, если вселенная тебе позволяет, – хрипло философствовал Егорыч.

Волков удивился еще раз.

«Философ», – понял он.

– Ты, Волков, как это так умудрился? Вляпался по самое не могу, – продолжал Егорыч.

– Ничего, профессию освою, может человеком стану, – вспомнил нужные слова Волков.

– Ты ведь Елагину не убивал.

– Откуда знаешь?! – подскочил Волков.

– Да потому что Елагина – моя жена. Ты зачем в это дело подвязался?

– Подставили меня. Я вообще ее не знал. А ты знаешь, кто ее убил?

– Знаю, – сказал он.

И в этот момент Волков вдруг почувствовал тошноту, голова стала кружиться, ему не хватало воздуха, он пытался прохрипеть «ну и кто он, кто он?!», – но не мог. Волков вцепился в руку Елагина и тут же потерял сознание.

Он опять очнулся в пустоте и темноте.

Волков не помнил, сколько прошло времени, наверное, много. Ему вдруг захотелось сделать шаг. Он шагнул, и что-то как будто оборвалось, он почувствовал, что летит куда-то вниз, летит, летит, летит, а между тем, и этой черной дыре нет ни начала, ни конца. От невероятной скорости Волков начал задыхаться, он почувствовал, как щеки оттягиваются вверх, и его лицо как будто расплющивается от ветра. Он хотел кричать, умолять, чтобы все это остановилось, но не мог и продолжал падать.

И вдруг он услышал голос Елены Степановны, который кричал «Черт, ту-у-у-у-фли! Туфффли!».

Еще секунда, и он вновь летит вниз, вновь пытается зацепиться за что-то руками, но руки и лицо режет острым лезвием ветер. Глаза слезились, из них ручьем лились слезы.

Наконец, все закончилось. Он услышал, как в темноте кто-то бормочет «М-м-м, м-м-м, м-м-м». Какой-то знакомый голос.

Волков пытался отдышаться, а голос продолжал " М-м-м, м-м-м, м-м-м».

– Кто здесь? – спросил Волков, но никто ему не ответил.

«М-м-м, м-м-м, м-м-м», – продолжал голос.

– Кажется, я знаю тебя, – догадался Волков. – Это же.. это же.. это же я сам!

«М-м-м, м-м-м, м-м-м» не стихало. Сквозь эти звуки можно было различить еще какой-то гул.

«Мотор, – догадался Волков, – это же я еду в машине. Я еду»

Волков пощупал темноту и с удивлением обнаружил, что находится в своей машине.

Он уже слышал все: звук машины, стремящейся на скорости 90 км/ч по проселочной дороге, музыку из радио и свое мычание в такт песне.

«Это я в тот день, – понял Волков, – сейчас начнется. Где-то здесь будет знак, а потом лось. Надо остановить его, себя, то есть. Сейчас начнется»

Зрение прояснялось, и Волков уже видел себя со стороны за рулем машины.

– Ты меня слышишь, эй! – позвал Волков себя. – Слышишь меня?

«Другой» Волков безмятежно вел машину.

– Эй! – кричал Волков своему призраку.

Тут призрак как будто услышал что-то. Он остановил машину, прислушался. Потом покачал головой, достал тряпку и стал протирать зеркала.

– Странно. Такого вроде бы не было, – вспоминал Волков.

В этот момент из леса выпрыгнул лось и побежал через дорогу. И вновь Волкову показалось, что в кустах стоит какой-то человек. Волков – призрак всего этого не видел. Он протер зеркала, закрыл дверь и нажал на газ.

– Ты видел? Видел? Там лось! И кто-то стоял, в кустах! Сейчас лось выбежит тебе на встречу! Э-э-э-й! – кричал Волков.

Но призрак его не реагировал. Он спокойно слушал радио, и смотрел на дорогу.

Вот они проехали знак «Остановка запрещена», потом «Стоянка запрещена» и знак «Дикие животные». Волков – призрак усмехнулся.

– Что-то изменилось, – думал Волков. – Лось пробежал там, а не здесь. Из-за этой остановки, он, то есть я, кажется, не попал в аварию.

Ненастоящий Волков продолжал ехать. Неожиданно он остановил машину, закрыл ее на ключ и настоящий Волков услышал его шаги. Следом раздался лай собаки, а затем прозвучал разговор:

– Здесь живет гражданка Ситова?

– Да, я.

– Я от Геннадия Степановича по поводу туфелек.

– А-а-а, вот, возьмите их.

– Спасибо, выручили, – как будто с улыбкой сказал ненастоящий Волков и поспешил к машине.

Настоящего Волкова в этот момент закружило, завертело, и снова давление воздуха, ветер, холод, нехватка кислорода. Очнулся он стоя у серой стены на улице. Вокруг него туда-сюда лениво сновали осужденные. Первый снег валил с неба хлопьями и сразу же таял на черной земле. Было холодно.

– Что же, что же это, – шептал Волков, – Как я тут оказался? Тронулся, что ли я. Видел себя? Егорыч. А где он? Нет его. Что он там про вселенную шептал? Что-то он хотел сказать… Что же?.. Башка раскалывается. А, да! Он хотел сказать, кто убил его жену, и тут мне стало плохо.

Он подошел к двум стоящим в стороне парням.

– Привет, братва. А как мне Егорыча найти? – начал он.

Они посмотрели на него удивленно.

– Какого еще Егорыча?

– Ну, пахана тутошнего. Он тут главный.

– Не знаем такого. Отвали!

Волков развернулся и пошел прямиком к охране.

– Иваныч нужен мне, срочное сообщение, – сказал Волков.

– Поздравляю, – грубовато ответил ему охранник. – Нет тут никакого Иваныча.

После прогулки его вместе со всеми отвели в жилой корпус, где стояло много двухъярусных коек.

– Это что это, переехал я? – не понял Волков.

Осужденные и охрана удивленно посмотрели на него.

– С чегой-то ты переехал, первоходка? – цыкнул на него старик, оттолкнув. – Давай, из себя придурка-то не изображай. То Иваныча ему какого-то подай, то еще чего.

Волков прислонился к стене. Другие его сокамерники уселись на свои койки и в ожидании чая болтали о том о сем.

– А я давно здесь? – вдруг нарушил молчание Волков.

– Этот баклан тронулся реально, – хихикнул кто-то.

– Да не, дуру гонит, – усомнился старик.

– Давно я здесь? – повторил свой вопрос Волков.

– Да год уже. Забыл что ли нас корешей своих родных? – загигикал худой долговязый парень лет двадцати.

– А за что меня посадили?

– За кражу видать! Мы тут все за кражу. По ходу в несознанку идет, ребята! По-любому думает, охрана услышит – отпустит, – засмеялся долговязый парень.

– То есть я не убивал Елагину? – спросил Волков.

– Кого?! Ты про такой беспредел-то лучше засохни, а то еще лет 20 будешь тут чалиться. У нас убийств в городе отродясь не было.

– Не понял? А Иваныча начальника СИЗО уволили что ли?

– Братва, а когда у нас тут Иваныч был начальником СИЗО? И что тут начальнику СИЗО париться? В колонии-то?

– Не было в СИЗО никакого Иваныча, – прохрипел с дед со второй полки.

– И я год сидел в этой камере? – все еще не понимал Волков.

Мужики загоготали.

– Да на больничный он захотел небось? – грубо крикнул старик. – От работы отклеиться. Это ты молодец, хорошо засобачил.

Волков огляделся, свободная койка была всего одна. Он лег на нее. Сомнений не оставалось. Он действительно болен. Он не помнил ничего за этот год, который он тут сидел. И самое удивительное, что он помнил совсем другие события.

«Я болен, я болен, я болен, – повторял про себя Волков, – я серьезно болен. Может быть, даже рак. Я слышал, от рака бывают потери памяти. Или это какая – то глупая шутка разве что? Мог Иваныч надо мной подшутить?! Да и существует ли Иваныч? Постойте-ка, что это?»

На шконке сверху он увидел вырезанные каракули. Палочки, какие-то даты и какие-то слова.

«Ни-на» – прочел Волков.

Нина это имя его жены. И дата ее смерти.

Это не могло, конечно же, быть совпадением. Волков тут уже был.

«Значит, все так, как они говорят? Я здесь год? Почему же в моей голове ничего нет про этот год? – думал Волков. – Ничего, совершенно ничего. Белый лист»

– Слышь, – позвал он долговязого с соседней койки, – а что я украл, знаешь?

– Это тебя надо спросить, что ты там спёр, – усмехнулся он, – хату чью-то грабанул, небось.

– Елагиной?! – воскликнул Волков.

– Да откуда ж мне знать-то!

Волков увидел ворох старых газет на столе, схватил их и стал читать.

 

Глава VIII, где вновь совершается убийство Елагиной

 

Шел 2014 год. Последний год, который он помнил, был 2013. Это был год, когда началась вся эта история с туфельками и с его якобы убийством Елагиной. Значит, еще год куда-то вылетел из памяти. Мэр города был тот же, и отдел его, судя по газетным статьям, находился там же.

«Если я правда был бухгалтером, то я должен знать бухгалтерию. Так… Нет, ну конечно же был, я даже помню все фамилии в списке. А может их и не существовало? Может быть, мой мозг все это придумал сам?»

Волков искал в статьях «Рабочей Правды» хоть какие-то заметки с упоминанием оперуполномоченных или следователей.

«Так, Федоренко… Федоренко помню, конечно же, толстый такой. Премию в 2012-ом получил за участие в государственном конкурсе. Зарплата у него была… Зарплата. Не помню сколько. А вот Николай Климчук. Это же приятель его, Колька! Следователь! Зарплата его 28 тысяч рублей плюс премия, плюс северные. Помню! Помню! Ездил он на море в 2013-ом в мае, я ему выписку делал и билеты пробивал на железнодорожный транспорт. Помню! Помню».

Волков обрадовался. Хоть одна точка опоры у него была – он был бухгалтером в отделе. Кого же он обокрал? Вопрос без ответа.

Олеся, хоть и корреспондент, отличалась страшной неорганизованностью. И вот даже сейчас, поднимаясь в 11 утра к своей подруге с бутылкой молока, чтобы посидеть с малышом, она умудрилась попасть в историю!

Прямо на нее из квартиры 41 выбежал какой-то сумасшедший.

«Проспал на работу, наверное» – подумала Олеся.

Сумасшедший толкнул девушку, бутылка упала, и молоко потекло по ступеням.

То ли от своего недосыпа, то ли от грубости сумасшедшего, который даже не извинился, Олеся вдруг взяла и расплакалась. Она смахнула слезы рукавом пальто, проворчала «дурак», – и стала подниматься дальше. Как вдруг увидела, что дверь квартиры 41 открыта настежь.

«Забыл даже дверь закрыть, совсем уже», – злилась Олеся.

Она решила эту дверь тихонечко закрыть, чтобы не дай Бог этого сумасшедшего не обокрали, пока он там на свою работу бежит. Схватилась за ручку двери и как закричит!

 

***

– Ну, так что же вы, Олеся Петровна, в такое неудачное время делали в этом доме? – допрашивал ее Колька, играя в «танки» на телефоне.

– Я же говорю вам! Подруга с 50-ой квартиры попросила меня посидеть с ребенком, я шла к ней! – медленно повторила Олеся.

– А тут он! – помог Колька.

– А тут он! – повторила Олеся.

– И кровь? – недоверчиво спросил Колька

– Кровь, – подтвердила Олеся.

– А за нож-то зачем хватались?

– Да не знаю я! – раздраженно дернулась Олеся.

– Вы что, детективов никогда не смотрели? Неужели не знаете, что на месте преступления трогать ничего нельзя?

– Я и не собиралась! Как-то само случайно получилось. Я просто испугалась очень, не знала, что делаю.

– Угу. Всё ясно. Черт, проиграл. Ну, вы, гражданочка, влипли, конечно, в историю. Придется Вам посидеть немного в следственном изоляторе, подумать, как говорится, о своем поведении, а там посмотрим.

– Как это посмотрим? – негодовала Олеся. – Я же преступника описала! Он же меня толкнул? Молоко разбил! Я-то почему должна сидеть?!

– Давайте, давайте, – торопил Колька, – у меня как раз обед, а после и поговорим, и подумаем.

Он подталкивал непонимающую Олесю к охраннику, открыл перед ними дверь и мягко выпроводил.

– М-да, – проговорил он. – Такое ощущение странное, как будто где-то я такое уже видел.

 

***

Из-за страсти к газетам Волкову даже охрана отдавала всю периодическую печать. Он должен был выделять самое главное и пересказывать. Поэтому именно Волков узнал, что сегодня в их городе произошло первое за полсотни лет убийство!

Последнее убийство в их городе было совершенно в 1943 году, когда осмелевшая баба Нюра… Ну, вы помните эту историю.

Волков закричал и закрыл рот руками.

– Что? Что? – переполошились сокамерники. – Что там? Война с японцами? Война?

– Убийство, – прошептал он.

Но и эта новость была как гром среди ясного неба. Тут же начались бурные споры и рассуждения. А Волков мысленно был совсем далеко. Убили Елагину. И убил ее не он.

 

***

Олеся не то, что не вспоминала Холмса или там миссис Марпл, она в принципе не способна была мыслить в такой стрессовой ситуации. Она плакала и искренне не понимала, за что судьба так с ней жестока. Что такого она сделала в прошлой жизни?

Из ее описания преступника («кажется черное пальто, и может быть, шапка») было ясно только одно – описания преступника у следствия не было. Колька, может быть, и хотел бы здесь проявить чудеса детективной мысли, но оттолкнуться было не от чего. Нераскрытое преступление портило статистику перед Новым годом, и Геннадий Степанович на планерках усиленно грозился лишить Кольку премии. А тут преступник сам шёл в руки! Ну не виноват же Колька, что странная девушка разгуливает в 11 утра по чужим подъездам и хватает улики!

А в это время покоя не мог найти себе и Волков. Швейная машина методично работала, фартуки шились само собой, а он все думал, думал, и все равно никак не мог в эти свои думы поверить.

«Все из-за меня. Все из-за меня. Сначала вроде бы я убил Елагину и сел. Теперь оказывается, что вовсе не я убил Елагину, а какая-то корреспондентка. И скоро будет суд. Все из-за этих моих странных снов. Это точно. Я не перевернулся на машине и что-то изменилось. Я доехал до адреса, взял туфли и это что-то изменило. Но как? И что я могу сделать? Как опять попасть в этот сон? И не станет ли всё, как было? Ведь я тоже не убивал эту Елагину. И скорее всего, корреспондентка тоже. Был какой-то Егорыч, муж убитой, и он за что-то сидел. Или был связан с преступным миром. И вот кто убил Елагину скорее всего знал Егорыча. Как же мне вернуться в эти сны?»

Он вспомнил, что этому всегда предшествовала тошнота и потеря сознания.

Волков решил ждать очередных снов и попытаться что-то в них изменить. Но, как назло, снов не было. А была явь, и в ней перед Новым годом тюремное начальство объявило повышение рабочих норм. Фартуки шились безостановочно, а потом все валились спать без задних ног. И без снов.

 

Глава IX, где Волков встречается с самим собой

В этот день все было так же, как всегда. Он завалился спать с единственной мыслью: только бы вставать не через мгновение, а чуть попозже…

Он очнулся от того, что кто-то дергал его за рукав.

– Эй, эй, – нежно шептал женский голос.

Волков мягко проваливался куда-то, в темноту (сна, как он думал), в пустоту. Он был как будто в вакууме и летел сквозь темноту. Было даже не страшно. Он услышал какой-то очень далекий, забытый им голос.

– Эй, да что с тобой, – шептал он.

Он так хотел ответить этому голосу, так хотел, но почему-то не мог.

Из темноты вырвался маленький луч света. Он плыл к этому лучу. Луч был поход на кляксу света в этой темноте и пустоте. В кляксе, как в дверном глазке Волков увидел комнату. Поперек кровати спал он, а рядом с ним была его жена… Нина.

«Вот уж плохой знак, – тут подумал Волков, – к чему там мертвые снятся?»

Нина будила его, кажется, на учебу. Волков спал лицом вниз, а его длинные чуть кудрявые волосы разметались по подушке. Нина была в спортивном костюме, видимо только зашла с пробежки, было у нее такое увлечение.

Волков вдруг явственно вспомнил этот день. Вспомнил, как будто это было вчера. Его прошиб пот.

Это был день, когда Волков должен был защищать диплом. Как и все студенты, он делал его в последний момент и последние три дня практически не спал. А Нина сдала диплом накануне – на пятерку, конечно. Она пришла в общежитие, чтобы разбудить его.

– Вставай, Пашка, диплом проспишь, – строго сказала Нина.

– Счастливая, все сдала, теперь других будит, – ворчал Волков. – Еще пять минут!

– Вставай, вставай, – говорила она. – У меня подарок для тебя! отличны – ы—ы – ый!

– Ну и что за подарок? – поднял голову Волков.

– Если сдашь – подарю тебе щеночка.

– Ну и подарок. Тогда уж лучше не сдам!

– А если не сдашь – все равно подарю, – смеялась она, – потому что он уже здесь!

Она подскочила к двери, и открыла ее. В комнату ворвался грязный косматый щенок дворовой породы.

– Нина! – вознегодовал Волков. – Ну что еще за глупости! Куда мне этот щенок? Он еще и грязный.

– А ты не волнуйся, мы его сейчас помоем, и будет он вполне приличное животное, – щебетала она. – Понимаешь, я же не могу его взять, у мамы аллергия, а ты такой милый, ты бы его сам взял!

Она была права. Волков никогда не мог сопротивляться ее просьбам.

– Собирайся, собирайся, – крикнула Нина, выходя из комнаты. – Мы тут уж как-нибудь сами помоемся, покормимся, правда, Пупсик?

– Ну вот, только не Пупсик, я тебя прошу! Мы уже умные люди, пусть будет хотя бы Пифагор.

– Ура! – закричала Нина уже в коридоре. – Имя нашли! Пифагор! Точно! Мылься, Пифагор!

Волков собирался на экзамен.

А другой Волков стоял и смотрел в «замочную скважину» и у него почему-то текли слезы. Волков захотел прорваться через это пространство наружу, прикоснуться к этому дню, к Нине.

Но он не мог.

Пора было возвращаться, и сам Волков это чувствовал. Он просунул палец в эту светлую кляксу и попытался «поцарапать» эту стенку ногтем.

«На память, хотя бы унести с собой кусочек штукатурки этого дня», – думал Волков.

Ненастоящий Волков и Нина оглянулись на звук.

Его тело начало отдаляться от этой картины. Маленький лучик света становился все меньше и меньше, пока вдруг совсем не исчез в темноте.

Он плыл в вакууме и плакал, плакал навзрыд, как не плакал давным-давно.

Он очнулся от того, что захлебывается слезами и не может дышать, воздуха в груди катастрофически не хватало.

– Да что с тобой, Паша?

Волков поднял голову. Напротив него стояла испуганная Нина в том же своем спортивном костюме с мокрой собачкой в руках.

– Нина, – улыбнулся Волков, – ну это сон, конечно.

– Ну, я не знаю, что могло такое присниться за пять минут? Ты же весь в слезах! Мы только что разговаривали!

Волков смотрел на нее во все глаза, вот она – его жена, рядом. Плохая примета, когда мертвые снятся, да и все равно! Как приятно, какое счастье быть тут.

Волков медленно, чтобы не спугнуть сон, буквально на цыпочках стал подходить к Нине.

«Только бы не проснуться вот прямо сейчас, только бы успеть, только бы не подъем вот прямо сейчас!» – мысленно умолял Волков.

– Да ты что, Павлик? – шарахнулась от него Нина.

– Не видел тебя давно, – улыбнулся Волков.

– Ну да. Шуточки всё у тебя.

Нина выпустила испуганного пса на пол, и он стал смешно отряхивать мокрые лапки и скользить по линолеуму.

– А-ха-ха! – засмеялась она. – Вот смешной! Пифагор!

Волков приблизился к Нине и обнял ее.

– Надо же, все это так реально, – прошептал Волков.

Он не хотел отпускать ее, боялся оказаться в своем настоящем дне, где его ждал подъем, потом распределение, работа за швейной машинкой, отбой. «Нет, нет, еще минуточку, еще полминуточки» – просил он вселенную.

– Ой! – воскликнула Нина. – Пашка, экзамен через полчаса! Ну-ка, давай быстро беги! Сейчас же!

– Экзамен, какая ерунда, – сказала Волков. – Я тебе открою секрет, я уже давным-давно его сдал. И даже могу тебе рассказать, как это было. Профессор, самый ужасный, которым нас пугали, заболел, сердце у него. И сдали все, кроме разве что Цыганкова, потому что сегодня утром он попадет в больницу с аппендицитом.

– Давай-ка, Пашка, без вот этих самых отговорок. Профессора Игнатьева действительно не будет. У него вчера на нашем экзамене прихватило сердце, скорую вызывали. Ловко тебе доложили, да, слухи впрямь быстро разносятся. Так что давай без разговоров!

Волков смотрел на Нину, на солнце за окном, на эти книги на полках, которые он собирал всю юность. Все это вместе было для него таким счастьем! Казалось, вот сдаст он этот экзамен и всё у него, у них будет впереди. Всё-всё! Целая жизнь.

Но ничего у них впереди не будет. Это он уже знал теперь, сегодняшним Волковым.

– Ты чего? – возмутилась Нина, – я не шучу! Вот как хочешь, а на экзамен иди! Все понятно, не подготовился! Мне стыдно будет перед мамой, перед всеми, если ты не пойдешь. Лучше на тройку сдать, чем вообще не явиться! Ну ты, Паша, меня и разочаровал. Вот это да! Что скажет Игнатьев, когда узнает, какого я себе жениха выбрала!

Нина все еще гневалась, и он, чтобы не нарушать сон, оделся и вышел на улицу.

«Какие чистые цвета и запахи, как будто бы на самом деле», – думал он.

Он пришел на экзамен и был так счастлив увидеть своих товарищей – молодых Кольку, Илью.

С Колькой они долго будут идти рука об руку по жизни.

И Илью убьют в 91-ом, в армии.

Но все это будет потом. А сейчас Волков спал, и все это ему снилось.

– Ты чего веселишься, готов что ли? – улыбнулся ему Илья. – Не знаю, как Игнатьев отреагирует, но я понял, что схему я сделал неверную. Надеюсь, не заметит. Все-таки на последней страничке, черт подери!

– Да не будет Игнатьева, он в больнице, – спокойно сказал Волков.

– Не будет? – удивились студенты.

Волкова мигом окружила толпа.

– Ты откуда знаешь? Точно не будет? А вместо него кто? Ты с чего взял? А если будет?

– Да не будет, успокойтесь, знаю я. Это все уже было, ребята, – засмеялся Волков.

– Ну и заливает, – огорчился Колька. – Что вы его слушаете! Врать горазд. Все шуточки ему. Тут, можно сказать, жизнь у людей решается, а он!

И все разбрелись по своим углам зубрить и готовиться.

– Слушай, ну как ты не нервничаешь совсем, – шепнул ему Колька, лицо которого было всё в красных пятнах.

– Да брось ты, – махнул Волков, – из нас двоих вся эта бухгалтерия понадобится только мне, и то ненадолго.

– Это как?

– Да так! – усмехнулся Волков. – Ты же следователем у нас будешь.

– Следователем? – удивился Колька, – Это как Жиглов что ли? Да конечно, у меня столько мозгов нету.

– Да там не понадобится, – улыбнулся Волков. – Так что, старик, можно сказать, мечту всех мальчишек воплотишь, понял?

– Слушай, вот насчет мечты всех мальчишек, – помялся Колька. – ты понимаешь, у меня тут свиданье вырисовывается…

– А-а-а, – улыбнулся Волков. – Ну-ка, ну-ка.

– Да не ржи ты, идиот, – обиделся Колька. – Понимаешь, она ну, старше, ну как тебе объяснить? Позвала меня, понимаешь? Ты понимаешь? Ну? На квартиру!

Колька замолчал и многозначительно вытаращил глаза.

– Ну? – не понял Волков. – Ну, так иди.

– Иди, – усмехнулся Колька. – Слушай, скажи честно, у меня воняет изо рта? Ну вот, хэ.

Колька дыхнул Волкову в лицу.

– Да нормально, ты чего! – рассмеялся Волков. – Возьми жвачку, если стесняешься.

– Ты что одурел? – удивился Колька. – Где я тебе сейчас жвачку найду. Она меня уже сегодня ждет, понял? Не буду же я там у нее зубы чистить. Или почистить?

– Можно, конечно, и почистить, что тут такого. Но лучше вот чего. Купи мороженое, ну какое-нибудь там…

– Сливочное?

– Ну купи сливочное. И нормально будет, – Волков похлопал по плечу Кольку.

– Сомневаюсь, – вздохнул приятель. – Уф, ну и тетка. Даже и не знаю, чего она во мне нашла… Может отказаться? Понимаешь, а если она это… ну?

– Да ладно, – перебил Волков, – чего ты так разволновался-то?

– Так, улыбаемся, улыбаемся, – влез к их разговор какой-то мужик с фотокамерой. – Проверяем, ну-ка.

Колька кисло улыбнулся.

– ой, фотограф! – взвизгнули девочки.

– После экзамена будет коллективное фото на заднем дворе, а сейчас, все зубрим, дяденьке не мешаем, – махнул на них фотограф.

«А что если это не сон, – всё думал Волков. – Что если вот этот день я проживаю на самом деле? Вот если я сейчас позвоню в общежитие, позовут мне Нину? Если позовут – сон! Возьму и позвоню».

– Слушай, Колян, есть телефон? – спросил Волков.

– Ну внизу же, автомат.

– Автомат? – удивился Волков. – А ну да. Есть монетка?

Колька порыскал в карманах, дал Волкову монетку.

– Стой, а ты куда? – остановил его Колька, – сейчас же вызывать будут.

– Ничего, – кричал, убегая Волков, – я все равно третий!

Волков сбежал по лестнице на первый этаж, с клокочущим сердцем опустил монетку – автомат работал.

«Как же я давно такими штуками не пользовался, – подумал Волков. – Черт, а какой же номер? Номер забыл. 617 или 615 что-то такое. Не помню. Попробую 17»

Набрал номер.

– Общежитие, – услышал в трубке Волков.

– А можно мне Нину к телефону, она в 212 комнате у студента Волкова?

– У нас тут служебный телефон, молодой человек, – ответили ему ворчливо.

– Ну, пожалуйста! – попросил он.

Волков услышал, как вахтерша положила трубку на стол, и шаркая медленно пошла.

– Алло, – услышал Волков Нину. – Слушаю! Алло?

– Нина, – выдохнул Волков. – Нина, а ты не знаешь, как определить сон это или не сон?

Нина засмеялась.

– Вот ты балда, Пашка! Ты почему не готовишься? Слушай, а откуда ты узнал, что у Цыганкова аппендицит? Его же только час назад прихватило, я позвонила.

– А? Интуиция, – улыбнулся Волков и решил для себя «значит, сон».

– Пифагор желает тебе ни пуха, ни пера! Ну пока, – попрощалась Нина.

Волков с легкостью вбежал на второй этаж.

«Все-таки сон! – думал он, – а значит можно все, что угодно, пока не крикнут «подъем».

– Ты где ходишь? – упрекнул его Илья, – сейчас твоя очередь подходит. Колька уже отстрелялся, нормально!

– Ну и хорошо, – радостно засиял Волков. – Сейчас я быстренько сдам и буду свободен!

Подошла очередь Волкова, он весело и непринужденно влетел в аудиторию.

– Здравствуйте, господа! – поприветствовал он комиссию.

– Хм, – сказал доцент с лысиной на голове. – Защита диплома, товарищ Волков, серьезное мероприятие. Давайте, без шуточек.

– Вот мой диплом, тема моего диплома, дайте-ка я сам взгляну. А ну да, «Передовые взгляды на бухучет и роль А. П. Рудановского в развитии теории бухучета»

Волков помолчал немного, вспоминая, о чем шла речь в его дипломе.

– Ну и что же вы молчите, товарищ Волков, – натянуто улыбнулась ему его куратор Костина, мама Нины, – переволновались что ли? Начать, я полагаю, следуют с личности самого Рудановского. Кто же был этот Рудановский?

– Рудановский был бухгалтером, – радостно улыбнулся Волков.

– Та-а-ак, – протянула Костина, надеясь на продолжение.

Но продолжения не было.

– Вы что издеваетесь? Столько лет прошло, я что, должен помнить свой диплом? – засмеялся Волков. – Ну и со-о-он! Прям прочувствовал эту дрожь экзамена, эх!

Но комиссия не отреагировала на его речь. Они молчали и упрямо смотрели ему в глаза.

– Волков? – угрожающе прошептала Костина.

– Ну что-то он там говорил, как нужно определять баланс между активом, пассивом и финансовыми оборотами, но суть не в этом, поверьте, это уже давно устарело! Сейчас этим никто не пользуется, честное слово. Сейчас такие формулы, компьютер за тебя все сам сделает. Вводи данные, он посчитает.

– Спасибо, Волков, – прервал его доцент. – Это безусловно интересные фантазии, может быть у вас родственники научены электронно-вычислительными машинами пользоваться?

– Какие родственники, да я сам, что тут сложного?

Его перебил грозный смех Костиной.

– Безусловно, Волков, безусловно, Вы же у нас в научном центре МГУ работаете по выходным, на электронной вычислительной машине, которая там в одной единице представлена. Ладно, товарищи, отпустим уже, Волкова, все ясно – не готов!

– Да, да, – подтвердил доцент, вздохнув. – Мальчик надеялся взять нахрапом, а вот и не вышло! Тут вам тоже не дураки сидят, товарищ!

– Да и, пожалуйста, – весело улыбнулся Волков. – Пойду есть мороженое, тоже мне огорчение!

Волков выскочил из кабинета.

– Ну что? Ну что? – спрашивали его товарищи.

– Муть какая-то, – пробормотал он.

Совершенно счастливый он спускался по лестнице.

«Какой длинный сон, неужели охрана проспала «подъем»? – думал он.

– Волков! Волков! – бежал за ним Колька, – Волков! Результаты!

– Да ну их, – махнул рукой Волков.

– Идем! – Колька схватил его за рукав и потащил в аудиторию.

– Ну что Вам сказать, товарищи. В целом мы экзаменом удовлетворены, довольны, можно сказать, – говорил доцент. – Оценки имеют положительную динамику. Стоит отметить, что на экзамене отсутствовал только Цыганков, у него случился острый приступ аппендицита сегодня утром. Я вам советую, товарищи, навестить его в ближайшее время. И должен отметить студента Волкова, который пришел на экзамен в слишком веселом расположении духа, много смеялся и шутил, а экзамен провалил. Вам Волков нужно посерьезнее относиться к учебе. Я тут посмотрел ваши оценки – учились Вы стабильно, на практике хорошо работали. Вы хорошо себя чувствуете, Волков?

– Так я что, не сдал, что ли? – удивился Волков.

– Ну, конечно, не сдали, Волков! За Вас государство платит деньги, обеспечивает вас учебой, а вы так несерьезно подходите. Непорядок, Волков. Подготовьтесь хорошенько и осенью приходите.

Волков взял сумку и вышел из кабинета.

«Вот тебе и сон. Вот и не сдал. И если это не сон? Если это сон, то он кончится. А если не сон – не кончится. Но я же не мог вот так взять и попасть так далеко в прошлое? Не мог же? – спрашивал себя Волков. – Это что, какая-то машина времени что ли? А Елагина-то, Елагина существует?»

Эта мысль так его взбудоражила, что он помчался на Космодемьянскую, 7, к дому Елагиной.

Поднялся на нужный этаж в 41 квартиру. Прислушался. В квартире были слышны какие-то разговоры, но о чем говорили – было непонятно. Он позвонил. Послышались шаркающие шаги, дверь открылась.

– Ну чего тебе? – спросил мужчина лет сорока.

– Егорыч, – радостно сказал Волков, – живой!

– Чего? – грубо оттолкнул его Егорыч.

– Ты – Егорыч? – спросил Волков.

– Ну? – сказал мужчина.

– А Елагина дома?

– Это кто это Елагина? Моя жена что ли? А зачем тебе моя жена, сопляк? – не понял Егорыч.

За спиной Егорыча показалась женщина. Она была пухленькая, маленькая, широко улыбалась, а над губой ее была родинка.

– Здравствуйте, – поприветствовала она, – вы корреспондент, наверное? Саша, это от предприятия в газету хотят про меня написать. Да-да, проходите.

Волкова пропустили в коридор, он снял ботинки.

– Что еще за газета? – недовольно бурчал Егорыч. – Вечно к тебе кто-то шастает, газету еще какую-то придумали.

– Проходите, проходите, – суетилась Елагина.

Волков прошел на кухню. Проходя мимо комнаты, он увидел, что везде стоят какие-то доски, гвозди, молотки.

– Это у нас Саша, – со счастливыми глазами пояснила хозяйка, – стенку собирает. Новая!

– Ну, с чего начинать, товарищ? – спросила женщина, причесываясь. – А вы фотографировать-то будете?

– Нет, – ответил Волков.

– Это как же? – удивилась она. – А-а, поняла. Это потом что ли фотографировать, на рабочем месте?

– Да, на рабочем месте, – сказал Волков.

– Ну и хорошо. Так с чего начинать? С детства?

– Давайте с детства, – подтвердил Волков.

А сам в это время оглядывал комнату, думал. Из-за чего все время убивают эту симпатичную с ямочками женщину? И за какие дела мог сесть Егорыч? Нормальный вроде бы, работящий мужик.

– …мамка моя работала нянькой, – продолжала Елагина, – отца не помню, умер он, когда я родилась. Я вот в школе отучилась, в институт хотела поступать, не заладилось. Пошла на фабрику с подружками, вместе все же веселее. Уже 14 лет, как на предприятии.

– А муж ваш с вами работает?

– Муж? – удивилась Елагина, – А причем тут он? Ну, если хотите, скажу. Муж мой дома строит.

Елагина вдруг кокетливо подмигнула Волкову и как ни в чем не бывало продолжала.

– Ой! А я же не представилась, – перебила сама себя Елагина. – Я Надя! А вас как? Чаю хотите?

– Хочу, – сказал Волков, – Вот вы работаете хорошо, вот и в газету вас снимают. Вас начальство, наверное, хвалит?

– Ой, ну разве в этом дело? Ну, вывесят иной раз меня на доску почета. Но я вам скажу честно – не зазнаюсь.

– Наверное, и друзей много у вас?

– Ну, конечно же, – улыбнулась женщина, – и друзья есть, как у всех нормальных людей. Любим гулять, на рыбалку, на дачу – это все, пожалуйста!

– А враги?

– Да враги у каждого человека есть! На них, молодой человек, не стоит обращать внимание.

– А вот если представить, что ну вот вас обидит кто-нибудь или сильно-сильно расстроит, то кто это может быть? – спросил Волков.

Женщина напряглась.

– Вопросы какие-то, – удивились Надежда. – Кто меня может расстроить? Главное, чтобы войны не было, чтобы все у нас в стране было хорошо, если вы об этом. А то сейчас такая молодежь пошла, им бы только пластинки заграничные крутить… Вы это не печатайте.

– А чем конкретно вы на работе занимаетесь?

– А вы разве не в нашу производственную газету статью пишете? – удивилась женщина.

– Нет, я в городскую газету, – быстро нашелся Волков.

– В городскую? – разволновалась женщина. – Меня не предупреждали.

– Ничего, ничего, не волнуйтесь. Там будет коротенькая заметочка, просто малюсенькая. Так чем на работе занимаетесь?

– Кондитер я.

– Хорошая профессия, – кивнул Волков, – я вот бухгалтером буду, счеты-расчеты.

– Как бухгалтером? – не поняла Елагина

– Что? А, ну то есть хотел бухгалтером стать. А так я корреспондент. А какую ваше предприятие продукцию выпускает?

– «Пролетарец» же, знаете? Пробовали, наверное.

– Не помню, – честно признался Волков.

– Да как же, нас весь город знает! – удивилась Елагина и побежала на кухню. – Я сейчас.

Волков рассматривал комнату. Кирпичного цвета обои с незамысловатым советским узором, радио на тумбочке, диван, ковер на стене. Вязаные салфетки разных цветов с какими-то пошлыми цветочками.

– Вот, – Елагина появилась в дверях с чашкой чая и пирожными корзинками, – пробуйте. Свежие!

– Спасибо. А это вы сами что ли вяжете? – полюбопытствовал Волков.

– Ах, это? Увлечение, знаете ли. Такое же нигде не купишь. А так раз связал и готово, – растаяла Елагина.

Волков попробовал пирожные

– Точно, – сказал Волков, – вспомнил. Да, да, именно этот вкус. Помню, отец всегда покупал на день рождения. У вас еще эти есть, бизе с масляным кремом, такие потом нигде никогда не найдешь.

– Да что вы! – прыснула Елагина. – У нас во всех магазинах эти безе!

– И корзиночки с этим вареньем под кремом… – ностальгировал Волков.

– Вот, а говорите, не знаете! – рассмеялась Елагина.

– Значит, кондитер вы.

– Кондитер.

– А соседей вы своих знаете? – неожиданно Волков стал что-то припоминать.

– Соседей? – побледнела Елагина. – Да не очень-то. А зачем это вы спрашиваете?

– Да так.

Волков почувствовал, что тут он попал в точку. Он встал, ничего не объясняя, забрал плащ и вышел из квартиры номер 41.

Немного потоптался в подъезде, будто бы спускаясь вниз, а сам на цыпочках поднялся на этаж выше. Волков открыл в подъезде технический ящик с трубами, нашел чью-то заначку «Космос» и закурил.

Он ждал. Затем немного погодя спустился на один пролет с Елагиной, и позвонил к соседям.

– Так-так? – послышался мягкий мужской баритон. – Кто тамочки?

– Сосед ваш, – соврал Волков, – вы меня вчера затопили.

– Что? – удивились за дверью.

Лязгнули замки, дверь открылась. Перед Волковым стоял полноватый рыжеволосый мужчина.

– Кто это вас затопил? – спросил он

– Да вы, вы затопили, – оттолкнул его Волков и прорвался в квартиру.

– Как? – не понимал он. – Когда? Я вчера целый день был дома, молодой человек. У меня ничего не текло.

– В ванную, быстро, – скомандовал Волков и сам же помчался в ванную.

Рыжеволосый жил один, судя по зубной щетке. Но вместе с тем какие-то признаки женского влияния всё же имелись. Например, халатик на крючке в ванной. Одна сережка лежала на раковине.

– Ну и где? И где? – возмущался рыжий. – Все сухое, видите? Я хоть и человек далекий от этого всего, я, понимаете ли, артист. Но даже я вижу, что здесь всё в полном порядке, молодой человек!

– Да, сухо, – согласился Волков. – Но у меня еще и на кухне подтеки были.

Волков направился на кухню. На плите стояла кастрюля с недоваренным борщом, порезанная капуста на столе, на стене висели фотокарточки Татьяны Дорониной и радиоприемник.

– Да что происходит, я вопрошаю? Ничего у меня не протекало, – волновался мужчина.

И тут Волков увидел тапочки под столом. Это были маленькие женские тапочки. Вязаные, желтые, с глупыми розочками.

– Это вы где такие купили? – показал на них Волков.

– Ой да в любом магазине найдете, такого барахла много, – улыбнулся рыжеволосый.

– Ну да, ну да, – улыбнулся Волков – Лужи-то, наверное, вытерли, всё равно жаловаться буду. На предприятие.

– Да, пожалуйста, жалуйтесь, милейший, идите прямо в управдом. Прям напугали-напугали!

Волков открыл дверь квартиры и вышел на улицу.

– Что же, вот, кажется и зацепка, – подумал Волков.

Но сейчас нужно было срочно найти Нину. Попытаться что-нибудь изменить, пока у него есть на это время. Он не знал через сколько часов, а может быть, минут он очнется в своей камере вместе с другими осужденными.

Волков забежал в свое общежитие, скинул сумку, Нины не было. Он спросил у встретившейся на первом этаже кастелянши, не видела ли она Нину.

– Не видела я никаких Нин тут. Это которая подружка твоя что ли? Щенка мыла в раковине на кухне? Ой, беда! Сколько можно говорить, никаких животных в комнатах! Нет, приперла!

– Так видели или не видели, и когда это было?

– Да недавно было, может, час, а может два назад. А может утром. Ой, уйди Волков с глаз долой, не раздражай меня.

Волков побежал к Нине.

По пути он заметил цветочный киоск с небольшой очередью.

– Люди! – закричал Волков. – Можно мне, а? Я жену двадцать лет не видел!

– Да тебе всего-то двадцать небось, хитрец, – пробурчала тетка в очереди.

– Как раз только что познакомились, а до этого не видел, честное слово, – улыбнулся Волков. – Дайте мне цветов красивых, тюльпанов там, что у вас есть? У меня рубль где-то был, вот он!

Волков пошарил в кармане и нашел рубль.

– На рубль цветов нет, – ответила продавщица. – На рубль только дерево.

– Да вы что, какое дерево, – заискивающе подмигнул ей Волков.

– На рубль только дерево, – повторила продавщица.

– Черт с вами, давайте ваше дерево, – махнул рукой Волков.

Продавщица сунула ему в руки необъятный горшок с маленьким росточком посередине. Волков взяв растение двумя руками, помчался дальше. Горшок был тяжелый, Волкову приходилось останавливаться, чтобы передохнуть. Он уже хотел оставить это дерево где-нибудь за углом, но ругаясь и фыркая, продолжал тащить.

Наконец, Волков дошел. Это был красивый дом сталинской постройки с высокими потолками.

«Хорошо, что первый этаж» – подумал Волков.

Он задвинул дерево в угол, нажал кнопку звонка и стоял, согнувшись. Нужно было отдышаться.

Дверь открыла профессор Костина.

– Здравствуйте, Елена Павловна, – сказал Волков. – А Нина дома?

– Виделись, Волков, – сухо процедила Костина. – Ну-ка поясни мне, голубчик, что это было сегодня на экзамене?

– Как что? – Волков попытался заглянуть через плечо Костиной и посмотреть висит ли в прихожей одежда Нины, – Ну переволновался я, осенью сдам. А Нина дома, Елена Павловна? Она очень мне нужна.

– Нина в отличие от тебя, Волков, учится. И сейчас она очень занята, не думаю, что она хочет с тобой болтаться тут без дела.

– Ну, конечно, – усмехнулся Волков, – рассказали уже. Нина! – крикнул он.

– Я же сказала, Волков, уходите, и лучше начните готовиться к осени заранее. Нина занимается, – уже через дверь услышал Волков.

Волков раздраженно пнул дерево.

– Карга, – ругнулся он.

Поставил дерево прямо перед дверью и вышел на улицу. В голове у него тикали часы, как будто он знал, что оставались считанные минуты. Он вырвал первый лист из своей дипломной работы с надписью «дипломная работа студента…» и стал писать с обратной стороны огрызком карандаша.

«Нина, пожалуйста, не сердись на меня. Черт с ним, с этим экзаменом!

Пожалуйста, запомни, что я скажу, а лучше запиши – 9 октября 1993 года, когда мы будем с тобой переходить проспект Ленина по пешеходному переходу, иди со мной по левую руку или вообще не выходи в этот день из дома. Это не шутка. Очень тебя прошу, заклинаю. А ровно 10 октября я тебе все расскажу. А пока тсс! Твой Пашка».

Волков вышел во двор, нашел окошко спальни Нины и попытался заглянуть в него. В комнате было темно. Волков открыл форточку давно известным ему способом, и на свою удачу забросил записку в комнату.

Он встал на цыпочки и позвал шепотом: «Ни-на. Это я. Слышишь?»

Но как раз в этот момент его ноги оторвались от земли, и он испытал знакомое чувство невесомости и тошноты.

 

Глава X, в которой Волков узнает о себе страшную новость

На этот раз все кончилось быстро, и он очнулся от дикой головной боли. Еле-еле открыв глаза, Волков увидел склоненное к нему бледное лицо Долговязого.

– Эй, ты чо, – с ужасом спросил Долговязый, – откинулся что ли?

– А? Нет, я пока… я пока еще нет, – приходил в себя Волков.

Вокруг него было темно и тихо.

– Слушай, Долговязый, а какой сейчас год? Скажи, а? Какой год? – вцепился Волков в Долговязого.

– Дак все тот же, 2015, – удивленно ответил Долговязый.

– Минус еще один год, – удивился и Волков. – А число-то? Число, какое?

– Одиннадцатое, Волков, одиннадцатое февраля.

– Число не изменилось, – Волков оглядел комнату. Это было знакомое ему помещение жилого корпуса. Вокруг все спали.

– Это что, я все еще здесь что ли? Убил? Убил Елагину?

– Да вроде нет, – сглотнул парень и попытался убрать от себя вцепившегося Волкова. – Спер что-то.

– А, ну да, ну да, – усмехнулся Волков. – А ты что подскочил?

– Так ты это, загибался что ли, в натуре, – сказал Долговязый. – Разбудить тебя не мог, тряс, тряс, уже думал всё, отмучился Волков, ан нет.

– Слушай, Долговязый, знаешь, что со мной? Знаешь? – схватил его за воротник Волков.

– Да не знаю я, отвянь!

– Я был в том времени, понимаешь? Когда ничего еще не было, когда я не грабил никого и никакой Елагиной не убивали.

– Во сне что ли?

Волков приблизил Долговязого к себе и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Ну да, во сне. Только сон потом сбывается, понял? Можно все изменить, хочешь? Хочешь, я тебя во сне найду? Расскажу тебе, что сядешь, может, и не станешь никого грабить. Хочешь жизнь свою изменить?

– Да не знаю, – усомнился Долговязый, – вроде нормальная жизнь-то.

– Ты хочешь человеком стать? – допытывался Волков. – Чтобы все по-настоящему, семья там, работа?

– Да не, – потряс головой Долговязый, – не хочу. Я работал уже.

– Ну да.

Волков отпихнул Долговязого.

– Ну ладно, живой я. Спать ложись, спасибо.

Долговязый полез на верхнюю шконку.

– А кем работал-то? – полюбопытствовал Волков.

– Да так, грузчиком. Муку там, печенье грузил. Тяжело.

– Это где это ты трудился?

– Да не помню уже, завод какой-то со сладостями.

– Это «Пролетарец» что ли?

– В натуре, он кажись.

– Слушай, – оживился Волков, – а когда это было-то?

– Ой, – зевнул Долговязый, – кончай базар, я спать.

Через несколько минут Долговязый уже спал.

Волков поднялся и принялся шагать из стороны в сторону. Заснуть ему все равно уже не удастся, а шаги хотя бы немного измотают его тело. Его била дрожь. От того, что увидел Нину, от того, что понял, что в силах что-то изменить в своей странной путаной жизни. Кто-то наверху дает ему шанс все изменить, и он, Волков, обязан им воспользоваться. Надо только придумать как.

Каждый сон, каждый рывок в прошлое дается Волкову годом жизни здесь в настоящем. Но это такая ерунда, если представить, как много же он хотел бы изменить!

«А этот Долговязый просто идиот, – думал Волков. – Как же так не хотеть ничего изменить?»

Он думал о Нине: «Только бы удалось! Только бы она прочла эту записку, а не эта профессор Костина! И хоть бы не подумала, что это шутка».

Светало. Волков по-прежнему наматывал круги. Вскоре объявили подъем и осужденные принялись рьяно заправлять койки, а затем отправились на завтрак. Волков успел заметить, что Долговязый как-то странно его разглядывает.

Во время работы, прошивая одну строчку за другой, Волков не мог унять дрожь своих рук, оттого ткань не слушалась, не хотела лезть под иголку, топорщилась.

– Слушай, Волков, – позвал его, сидевший за соседней машинкой Долговязый.

– Чего? – крикнул Волков.

– Ты может придурок, а может, нет. Я не разобрался еще. Но если нет, то я вспомнил тут, слышишь? – донеслось до Волкова сквозь стук сотен швейных машин.

– Ну и чего ты вспомнил? – кивнул Волков.

– Вспомнил, что хочу изменить.

Волков остановил машинку и жадно вцепился взглядом в Долговязого.

– Ну? – не выдержал он.

– Мы на десятом этаже жили, короче, я с матерью там ругался, из окна грозился выпрыгнуть, прочая муть. Открыл я, значит, окно, а кошка взяла и сиганула. Вот это хочу исправить в натуре. Никак она у меня из головы не идет.

– Кошку? – не понял Волков.

– Да, – как-то смущенно улыбнулся Долговязый. – Машка звали.

Волков смотрел на Долговязого и как будто видел его впервые. А он уже опять стучал своей машинкой, вышивая фартуки.

За обедом, он поймал его за рукав.

– Так ты в каком году на «Пролетарце»-то работал?

– Ну, до суда. В июле кажись, года три назад.

– А Елагину знаешь такую?

– Не-а, – ответил Долговязый.

– Ну ладно, а кошак твой в каком году сиганул?

Долговязый задумался и покраснел.

– Мне одиннадцать было, значит в 93, кажется.

– А месяц какой?

– Да не знаю, ну вроде холодно было. Может январь. А может октябрь. Черт его знает.

– Ладно, иди, – отпустил его Волков.

«Как раз в 93-ий мне и надо, – размышлял Волков. – Только как этим управлять? Может быть, постоянно думать об этом? Вспоминать? Что там еще было в 93? Так, так, так».

Вечером, после проверки, он сидел на койке и вспоминал.

90-е годы. Развал СССР, пустые полки, потеря их с Ниной накоплений, задержки зарплат, километровые очереди в магазины, страх, сборы бутылок, чтобы подзаработать, талоны, выборы.

А вместе с тем жизнь вместе с Ниной в семейном общежитии института, где Волков работал после окончания. Веселая и счастливая, в целом, жизнь!

Через маму Нины, профессора Костину, они получали изредка заграничные вещи, обувь, продукты. Нина варила для Волкова джинсы-варенки.

Авария, положившая конец жизни Нины тоже была в 93-ем году.

«Какой насыщенный год, – думал Волков. – Вся жизнь уместилась в один. Что было потом, уже неинтересно. Цифры, отпуска, больничные, и больше ничего».

Из коридора донесся оглушительный крик сотен мужиков. В комнату ворвался шум, несколько человек что-то разгорячено обсуждали.

– Эй, – тряхнул Волкова кто-то.

Волков поднял голову – это был Долговязый.

– Ну чего? – недовольно буркнул Волков.

– Эй, Волков, совсем опух? Там же наши, наши забили! – лицо у Долговязого было счастливое и красное от волнения. – В натуре забили, Волков! Давай, вставай, ты чо!

Волков резко встал и пошел в общую комнату, где все смотрели матч по телевизору.

«Только посмотрю, кто забил, – думал про себя Волков, – больше ничего не интересно».

Волков зашел в комнату и ощутил спертый воздух, духоту, массу потных тел. Голова закружилась, он стоял, как рыба широко открывая рот, и вдруг ощутил резкую боль в груди.

В этот момент его оглушила еще одна волна крика. Все расплывалось перед глазами, но Волков успел увидеть, что все почему-то прыгают и обнимают друг друга. Волков потерял сознание.

Очнулся он от еще одного приступа боли в груди. Он лежал на кровати и задыхался. Вокруг не было никого, и он отчаянно забарабанил рукой по деревяшке кровати. На звук пришла медсестра.

– Проснулся? – удивилась она. – Что с вами? Вам больно? Я сейчас.

Она убежала и вскоре вернулась вместе с врачом.

– Давай укол, быстро, – командовал врач.

Волкову сделали укол в вену. Постепенно боль стала утихать.

– Сердце, Волков, сердце, – угрюмо кивнул врач. – Мы с вами немолоды, это и надо было ожидать. Не берегли себя.

– Всегда было в порядке, – устало протестовал Волков.

– Не думаю, – покачал головой врач. – У вас серьезный случай, Волков. У вас была деформация органов, видимо из-за какой-то серьезной травмы, сейчас это и вылезло. Я буду писать прошение о досрочном вашем освобождении. С такими болячками надо сидеть дома и думать о душе.

– О какой еще душе? – не понял Волков. – У меня не было травм.

– Как же не было, вот ваш рентген. Видите? Внутренние органы смешены. Я поднял вашу карту. У вас был перелом ребер, травма позвоночника, травма головы, сотрясение, остановка сердца.

– Что? Когда это было? – Волков попытался приподняться.

– Ну, это было давно, но дает о себе знать сейчас, Волков. На фоне этой картины сердечная мышца перетруждает себя, а сейчас я говорю о полном износе. Я не даю вам никаких советов, но готовьтесь к самому худшему. Мы с вами пожили. Можно, как говорится, приближаться к Богу.

– Не понял, я, что умираю что ли? – растерялся Волков.

– Нет, – отрицательно помотал головой врач, – конечно нет. У вас еще есть как минимум год.

Врач взял за руку медсестру и вышел из кабинета, о чем-то шепчась с ней. Волков не прислушивался. У него в ушах стучали последние фразы врача.

«Год. Мы с вами пожили. Пора».

«Стойте, – отчаянно кричал внутри себя Волков. – Вы может и пожили, но я-то нет! Мне всего сорок, мне… Черт, сколько же мне лет? Запутался уже».

Волков попытался подняться, но новый приступ боли в груди свалил его обратно на койку.

«Бред какой-то, – думал Волков, – какие еще травмы? Сроду не было никаких серьезных травм. Вытащил чужой рентген небось и машет им перед носом. Что за врачи пошли! Хоть институт то окончил? Пожили, говорит! Да я всех вас вместе взятых переживу!»

Мысль о том, что врач мог перепутать рентген, серьезно успокоила его.

Тем не менее, из-за лекарств, уколов или просто от усталости, он практически полностью проспал на своей койке несколько дней. А когда очнулся, и ему захотелось пройтись, прогуляться по коридору, он опять встретил этого врача.

– А, Волков, – сказал он. – Прошение ваше удовлетворили, скоро будете дома.

– Какое еще прошение? Я ничего не просил.

– Я просил. У вас здоровье не позволяет. А то помрете еще тут, мне за вас отчитывайся. Поведение ваше все это время было положительным, план на работе вы регулярно перевыполняли. Суд пошел вам на встречу. Будете дома человеком становиться.

– Не понял? Отпустят что ли? – растерялся Волков.

– Ну, конечно, – подтвердил врач и покачал головой. – Такой серьезный диагноз… Конечно отпустят, куда они денутся. Можно подумать, у нас тут есть возможность пересадить вам новое сердце.

Врач поспешил дальше, оставив своего пациента в совершенном недоумении.

Вскоре дело действительно было решено положительно, и вот он уже в своей камере собирает пожитки.

– Ну, ты даешь, в натуре, – эмоционально говорил Долговязый. – И главное молчал, ничего не базарил! Давно бы уже крик поднял, тебя же вообще не имели право сюда сажать, отвечаю! Должны были условный дать, да и все! А условный срок так вообще не срок!

– Да не болен я, – угрюмо ответил Волков. – Не мой это рентген, врач перепутал.

– Да ладно?! – удивился Долговязый, и продолжал шепотом. – Я в шоке. На лапу ему дал что ли?

– Да ничего не давал, просто олух какой-то.

– Ну, подфартило конкретно тебе, братуха! – Долговязый радостно жал руку Волкову.

– Ну да.

Волков был собран. Охрана проводила его через все три пропускных пункта. Ему его одежду и он очутился за воротами колонии.

– Ну, бывай, Волков, больше не попадайся, – улыбнулся ему охранник и закрыл ворота.

Была весна. Мартовское солнце пригревало его спину, заставляло глаза щуриться. Таял снег, кое-где уже виднелась прошлогодняя желто-зеленая трава.

Волкова никто не встречал, да и некому было его встречать. Он пошел по обочине дороги, с удовольствием вдыхая воздух свободы. Не так уж он много просидел в этой колонии, все благодаря своим странным «снам». Но теперь, наконец, он будет дома.

Старая одежда висела на нем, ботинки были осенние, холодные. Наверное, он выглядел нелепо. Но чувствовал себя Волков хорошо.

Домой он добирался долго. На автобусе, на попутке, на поезде, опять на автобусе. Наконец, увидел свой дом и что самое удивительно, Таисию Ивановну.

Было 7.15 утра, и бабка, как всегда, спешила на рынок, торговать гвоздями.

Волков усмехнулся: «Ничего не изменилось».

Он перешел дорогу, поднялся на свой второй этаж, открыл ключом дверь. Три года его не было в этой квартире, три года он скитался по каким-то чужым, странным жизням. И вот, казалось бы, вернулся к своей спокойной понятной жизни. Но так ему стало противно, что он даже не смог поначалу осознать, отчего именно его так тошнит.

Он сел на кухне на табуретку и заплакал.

Наутро он посмотрел на себя в зеркало. Вся его голова была покрыта седыми волосами вперемешку с черными. Под глазами синие круги. Немного морщин прибавилось, немного усталый вид, но в целом все оставалось по-прежнему. Волков с удовольствием побрился, взял документы и отправился в поликлинику.

– Мне рентген надо, вот мои документы, понимаете? Мне срочно надо, – спорил он у окна регистратуры с противной женщиной в очках.

– Всем срочно надо. На рентген записывает терапевт, а терапевт будет только в понедельник утром, у нее отпуск.

– Так пусть меня другой терапевт примет!

– Другой терапевт принимает по другому адресу, а у вас этот адрес, значит, терапевт Лукова.

– Ладно, записывайте меня к Луковой на понедельник.

– Я не могу на понедельник, на понедельник люди за месяц записывались. Могу на следующий месяц записать.

– Вы что издеваетесь? – кричал Волков. – У меня острая боль! Ну и порядочки.

– С острой болью в регистратуру не стоят, – самодовольно пробурчала регистраторша и захлопнула окошко.

Волков сам нашел кабинет рентгена, и пнул ногой дверь. Завизжала какая-то женщина, прикрываясь футболкой.

– Вы чего это, гражданин? – выскочила испуганная докторша в белом халате.

– Сделайте мне рентген срочно, я из тюряги только-только, – гневно сказал Волков.

– А где назначение? – только начала докторша, но сразу умолкла. – Ладно, девушка вы тут подождите, ну проходите, молодой человек.

Волкову сделали рентген, он закрыл дверь кабинета на задвижку и потребовал: «Ну, говорите сразу».

Докторша возмущенно цокнула, но увидел рентген, вдруг как-то засуетилась, схватила трубку: «Александр Иванович, зайдите ко мне».

Александр Иванович, молодой упитанный врач деловито взглянул на экран монитора и заохал.

– Тут надо в стационар класть, да получше, – шептала ему докторша.

– Да что тут стационар, пока ляжет, пока анализы сдаст, за год разве сердце найдешь? Такая травма, да выжил, это радоваться надо, что до этого не беспокоило.

– Что вы там шепчитесь? Какая еще травма? Говорю же вам, не было у меня никакой травмы, – вставил Волков.

– Тут без травмы не обошлось. Я вашу карту сейчас разыщу, вы поднимитесь в мой кабинет.

– И что все очень серьезно? – тихо сказал Волков.

Александр Иванович еще раз деловито взглянул на рентген.

– Можно сказать, серьезней некуда.

– Сколько мне осталось?

– Ну, зачем же так сразу, правильный уход, да физзарядка…

– Слушайте, давайте без вот этого, – перебил Волков.

– Год, может год с небольшим, – помолчав, ответил Александр Иванович. – Я вас поставлю на учет, какая у вас фамилия?

Волков развернулся, и молча покинул кабинет. В коридоре на него накинулась визжащая девушка: «Да вот он, вот он, без очереди влез!»

Бабки запричитали.

Волков шел, не оборачиваясь, в голове было пусто.

«Как-то по-дурацки жизнь прошла, – думал Волков. – Сидел, считал что-то всю жизнь, так ничего и не сделал. Ни жены, ни сына, ни любимой работы, пустота и мрак. Да, только Елагину грохнул. В какой-то жизни».

Ноги сами привели его к гаражу. Он открыл дверь, в гараже стояли его старые «Жигули».

С удовольствием, которого он давно не испытывал, Волков открыл капот и принялся разбирать своего железного друга.

«Заменить фильтры, свечи, провода, ремни, все заменим, ласточка моя, – приговаривал он про себя. – Мы с тобой еще погоняем, ничего!»

В дверь гаража постучали.

– Ну? – крикнул Волков.

В дверь просунулось улыбающееся лицо Кольки.

– Ну что прибыл, значит? – подчеркнуто бодро крикнул он. – Как сам?

Колька подошел, протянул руку.

– Не надо, у меня в масле, – ответил Волков.

– Рад тебя видеть, Волков! – улыбался Колька. – Документы твои сегодня пришли, очень рад! Будешь теперь ходить отмечаться, но в целом ничего такого!

– Недолго видимо, – пробубнил Волков.

– Почему недолго-то? Год, – удивился Колька. – Я к тебе не заходил, извини, сам понимаешь, я лицо подневольное…

– Да понятно, чего там…

– Жена тоже передает тебе привет, мы очень рады, что ты дома.

– Женился что ли? – не понял Волков.

– Ну, жена моя, забыл? – улыбался Колька. – Тебе это, может надо помочь чем-то? Ты скажи? Ну, там деньгами или чего, мы с радостью! Ну, или там еще чего… Хочешь, заезжай к нам сегодня? Выпьем, посидим чуток.

Волков подумал «Почему бы и в самом деле? Выпить самое-то сейчас. Выпить и все забыть».

– Заеду, а что!.. Какой адрес?

– А мы не переезжали, там же.

– Да ты напомни, не стесняйся, – улыбнулся Волков.

– Среднесадовая, 6, квартира 36.

– Там где она жила, кажется, – побледнел Волков. – Ну впрочем, что тут теперь такого…

Волков протянул Кольке локоть, который тот и пожал на прощанье.

– Лады, заеду, – согласился он.

– Слушай, Колька, – остановил его Волков. – Достань мне права, а?

– Да ты что, я же вообще не… ну, это же ко мне ну никак, понимаешь? Я не компетентен, вот, – оправдывался Колька.

– Да ладно тебе, – хлопнул его Волков по плечу. – Недолго мне тут гонять. И имущество не на кого переписать как раз, ты первый кандидат, так и знай.

Колька покраснел.

– Да не надо мне твое имущество, – промямлил он. – Я не это… ну, попробую, чего там…

Вечером Волков забежал в магазин купил конфет, вино, водку и отправился на Среднесадовую.

Волков поднялся на первый этаж и позвонил в дверь.

– Давай заходи, – поприветствовал его Колька. – Жена, ну вот, ага, встречай дорогого гостя!

– Здравствуй, Паша, – вышла из кухни Нина.

– Нина?! – крикнул Волков, и тут же сердце вновь кольнуло его в левый бок.

– Ты что, ты что? – засуетился Колька. – Нина, ну чего встала, принеси воды! Эй? Слышишь меня? Старик, плохо тебе?

– Да нет, нет, – освобождаясь от рук Кольки, сказал Волков. – Нина, а что ты тут делаешь?

Повисла неловкая пауза.

– Сейчас? – не поняла Нина, – курицу жарю…

– Да причем тут курица? – удивился Волков. – Ты здесь живая, здоровая и ничего мне не сказала? Как же, Нина?!

Колька и Нина недоуменно переглянулись.

– Тебе, наверное, что-то не так рассказали, у меня же ничего серьезного не было, просто аппендицит, самая легкая операция в мире, – проговорила Нина.

– Сработало что ли? Сработало! – Соловьев оттолкнул Кольку и, подбежав, обнял Нину. – Сработало, дорогая моя, сработало!

Волков радостно кричал и кружил Нину. Когда эйфория прошла он вдруг заметил ошарашенные глаза Нины и Кольки и только тут понял, что стоит гробовая тишина. Он медленно опустил Нину.

– Что сработало-то? – смущенно спросила Нина, поправляясь.

Волков молчал. Он изумленно осматривался по сторонам. От старой квартиры, где жила Нина с мамой, профессором Костиной, не осталось почти ничего. Он зашел в зал, увидел накрытый на троих стол, по телевизору шли спокойной ночи малыши и на деревянной лошадке возле него сидел мальчик.

– Ты кто? – спросил Волков.

Мальчик обернулся.

– Я – Степа. А ты дядя Паша?

– А ты меня знаешь? – удивился Волков.

– Знаю, – не оборачиваясь, ответил малыш.

Волков повернулся к Кольке.

– Сколько ему?

– В этом году 6 будет, забыл что ли? – улыбнулся тот.

– Забыл, – признался Волков. – Слушай, а давно вы с Ниной?

– Ты чего, Волков? Мы же с 93 года женаты. Ну, ты даешь! – удивился Колька. – Все-таки несладко там было, да?

Колька участливо смотрел на Волкова.

– Слушай, а давай выпьем, а? Степан давай-ка иди, укладывайся, нам тут с дядей Пашей поговорить надо.

Степан нехотя выключил телевизор, и недовольно покосившись на отца, вышел из комнаты.

Волков стоял и смотрел на семейную фотографию на стене. Колька, Нина, Степан в коляске.

«Все эти сны, – негодовал он внутри себя, – что я там понатворил? Что я там изменил? Черт, черт! Нет, все правильно, все правильно, главное, что Нина жива. Главное, что жива».

Волков взял рюмку, протянутую ему Колькой, и выпил залпом.

– Закусывай, закусывай, – причитал Колька. – Вот капустка, давай, мы с женой сами солили.

– Надо же, – удивился Волков. – А моя Нина ненавидела капусту.

– Серьезно? – засмеялся Колька. – Я и не знал, что твою подружку Ниной зовут. Ну и кто она?

– Да так, – помялся Волков. – Расстались уже, ничего особенного.

– Вы что уже начали что ли? Что за мужики! – проворчала Нина, появляясь в дверях. – Все готово. Накрываю.

– Слушай, Волков, – засмеялся Колька. – Вот тебе интересно будет! Тут у нас был такой случай, бабка под 31 декабря решила…

Волков украдкой рассматривал Нину и иногда ловил ее удивленный взгляд. Время изменило ее лицо, фигуру, но не глаза. Глаза были те же, из его юности.

– Пойдем, старик, покурим, – предложил Колька.

– А я бросил, – соврал Волков.

– Ну ладно, – Колька поднялся и вышел на лестницу.

Нина убирала тарелки со стола.

– Сейчас будет чай, – сказала она, улыбнувшись.

– Слушай, Нин, – сказал Волков, поймав ее руку. – Помнишь, я экзамен сдавал, диплом, ты еще собаку ко мне притащила?

Нина удивленно взглянула на Волкова.

– Помню, конечно. Пифагор, кажется. Он у бабушки на даче потом жил.

– Скажи мне, Нин. Я сдал тогда диплом?

– Нет, ты забыл? Ты же не подготовился? Мне мама потом все уши прожужжала, как сильно ты ее подвел.

– Понятно, – усмехнулся Волков. – В чем-то профессор Костина была права, неподходящий я был жених.

– Мама умерла два года назад, не будем о ней плохо, – попросил Нина.

– Извини, я не знал.

– Даже фотографий почти не осталось, потому что мама не любила фотографироваться… Только уродливое дерево под окном.

– Какое еще дерево?

– Да вот оно, – Нина открыла штору. – Видишь? Вымахало. Мама посадила. Какой-то студент подарил ей в горшке, наверное, с дачи утащил.

– Это вот оно что ли? – удивился Волков. – Вот это толстое?

– Да, да, – подтвердила Нина. – Вот такое было, когда посадили. Еле виднелось. Соседи жалуются, страсть. Уже года три как требуют спилить его, к чертям. Устала за него бороться. Уродливое, а все-таки память…

Волков вспомнил, как ругался и фыркал, таща этот несносный горшок, но сейчас он был горд и очень рад встрече со старым знакомым.

– Слушай, а ту записку скажи, ты получила через окно?

– Какую еще записку? – не поняла Нина.

– Ну, про 93-й год? Про переход улицы? Я кинул тебе её в окно в тот день, когда не сдал диплом.

– Ой, это так давно было, – улыбнулась Нина. – Неужели ты думаешь, что я помню все твои записки?

– Но она была особенная, Нина, ты должна была ее запомнить. Скажи, а что случилось 9 октября 1993 года?

Нина побледнела.

– Извини, я сразу должна была тебе сказать. Коля мне все рассказал, – медленно проговорила Нина. – Это все из-за той аварии. Ты спас мне жизнь, если ты думаешь, я об этом забыла… Нет, ни я, ни Коля. А теперь… Мне очень жаль, что так получилось. Я знаю хорошего врача, он поможет, я ему написала, он хороший друг моей мамы, он не откажет!

Нина села на диван рядом с Волковым и как-то быстро погладила его по руке.

– Безвыходных ситуаций не бывает, Паша, – убеждала она его как будто заранее заготовила этот текст. – Ты сильный, ты справишься, а еще этот врач, у него есть выходы на зарубежные клиники, это дорого, но мы найдем…

В комнату просунулась улыбающееся лицо Кольки.

– Да уйди ты, пожалуйста, Коля, – махнула рукой Нина.

Так же улыбаясь, Колька исчез и закрыл дверь.

– Да я не об этом вовсе, – прервал ее речь Волков. – Так что же было в тот день? Понимаешь, у нас в колонии было очень строго и иногда у меня как будто помутнения случались. Можно сказать, я даже память немного потерял. Скажи мне, что тогда было?

Взгляд Нины из сочувствующего стал серьезным, колючим.

– Мы шли, – начала она. – Можно сказать, бежали, потому что я опаздывала на поезд. Ты все время бежал вперед, а я отставала. Вдруг ты остановился, стал каким-то сумасшедшим, кричал, отпихивал меня. Как сейчас помню. Я не могла понять, что происходит. Я думала, ты просто не хочешь отпускать меня в командировку, разозлилась. Загорелся зеленый, я вырвала свою руку, оттолкнула тебя и пошла. И сразу же из-за угла – машина! Ты выбежал вперед и… и все случилось. Я так была ошарашена, что… мы все так были шокированы, что никто сразу даже не вызвал скорую, а потом сказали – еще несколько минут, и ты мог умереть. А девочку рядом с тобой насмерть.

Нина встала и отошла к окну.

– Какую еще девочку?

– Впереди тебя шла. Ребенок совсем. Сразу скончалась. Наверное, все это из-за меня. Сдалась мне эта чертова командировка!

– Нет, это не из-за тебя. Судьба.

– Ты прям выбежал на дорогу, закрыл меня собой. У меня ушибы, ссадины, ногу вывихнула, а ты год восстанавливался. Я знаю, что из-за меня. Ты такой бешеный стал тогда на дороге, кричал, что не хочешь меня потерять. Все-таки есть у человека шестое чувство, как ни крути…

Волков подошел к Нине.

– Так вы с Коляном с 93-го года вместе?

Нина покраснела.

– Опять ты об этом. Я думала, у тебя уж прошло все, – покачала она головой. – Я не некрасовская женщина, уж извини меня. Ты меня уж слишком идеализировал.

– М-да, – протянул Волков.

Нина повернулась, посмотрела на него усталыми, счастливыми глазами. Она была рада, что этот тяжелый для нее разговор окончен.

– Я тебя как потерял в 93-м году, так и потерял. В любой жизни, – горько усмехнулся Волков.

– Да ладно, Паша, – легко и равнодушно улыбнулась Нина. – Мы были детьми. Ничего у нас, можно сказать, и не было.

Волков застыл на мгновение, получив этот мощный сбивающий с ног удар, а затем открыл дверь и изо всех сил побежал вниз по лестнице.

– Эй, ты куда? – крикнул ему вслед Колька. – Ты куда, Волков? Давай, подвезу?

Волков бежал без оглядки несколько кварталов. В лицо ему бил снег с дождем, холодные капли запрыгивали за воротник. Он все бежал, и бежал, и бежал, пока не очутился на незнакомой ему улице. Все было темно, фонари светили каким-то тусклым болезненным желтым цветом. Он увидел вывеску «закусочная» и вошел туда весь мокрый.

– Мест нет, – грубо закричал ему бармен еще с порога.

Волков прошел к концу зала, забрал стул у какого-то заснувшего за столом пьяного и сел.

– Хватит, дядя, погулял, – сказал ему Волков.

Пьяный свалился под стол. Бармен равнодушно пожал плечами.

Вокруг было грязно и полно всякого пьяного сброда. Но Волков не слышал никого, как будто оглох.

– Чего будешь? – грубовато сказал подошедший бармен.

– Дайте мне чай.

– У нас нет чая, – еще грубее сказал бармен.

– Ладно, неси водку.

Бармен удалился.

«Так значит, вот откуда у меня травмы несовместимые с жизнью, – размышлял Волков, – А выжил я потому, что должен был выжить, время мое не настало. Все события, так или иначе, происходят. Елагину все равно режут, хоть я за это сажусь, хоть не я. Нина все равно не со мной, жива или мертва. Я все равно за решеткой, за убийство или за кражу. Странно, что еще кто-то погиб в этой аварии. Я что-то не припомню еще каких-то пострадавших, когда это было с Ниной. Тогда умерла одна она. Хорошо, что год осталось отмучиться. Надоело. Как же я всего себя ненавижу! Все было в этой жизни отвратительно. Да, пожалуй, совершенно всё».

И тут Волков, вспомнил. Он вспомнил, кому было еще хуже, чем ему.

 

Глава XI, в которой Волков возвращается за решетку

Все следующее утро он провозившись с машиной. Она наконец-таки завелась, и он отправился в путь.

– О, Волков, опять ты, что ли? – удивился охранник. – Никак соскучился?

– Передачку решил передать, – сказал Волков. – В женское отделение.

– А-а-а, – хитро улыбнулся охранник. – Никак подружку себе нашел! И когда это вы все успеваете?

Волков сидел в комнате для свиданий и ждал. Через некоторое время к нему вышла девушка в серой старой одежде с нелепым в этой обстановке ярким макияжем.

– Я тебя не знаю, – садясь, сразу сказала она.

– А я тебя знаю. Ты журналистка, – сказал Волков.

– Корреспондент, – поправила девушка.

– Олеся?

– Откуда вы знаете? Следователь, что ли?

– Нет, – усмехнулся Волков, – совсем не следователь. Я сам только что освободился.

– А-а-а, – разочарованно протянула девушка. – Знакомиться, что ли хотите?

– Нет, – улыбнулся нелепости этого предположения Волков. – Не хочу я знакомиться. Я из-за Елагиной.

– Родственник? – пренебрежительно откликнулась девушка. – Я ее не резала, так и знайте! Просить прощения не буду.

– Я знаю, – спокойно сказал Волков. – Это не ты.

Девушка удивленно посмотрела на Волкова.

– Да, это не я! – разгоряченно начала она. – Я зашла в подъезд, у меня еще молоко было в правой руке, подруга с пятого этажа попросила с ребенком посидеть. Ну вот я и шла, а тут он! Выскакивает из 4-ой квартиры, несется прямо на меня.

– А ты его не успела рассмотреть?

Олеся цокнула и посмотрела на Волкова, как на дурака.

– Естественно, не успела! Я же говорю, он прям несся. С ног меня сбил, молоко разбилось, и убежал. Я смотрю – дверь открыта, хотела прикрыть – думала, он забыл закрыть, ну с кем не бывает. А там кровь! Зачем я этот нож хватала, идиотка!

– Ничего, ничего, – успокоил ее Волков. – Это распространенная ошибка. Я бы тоже попался.

– Да глупости, – отмахнулась Олеся. – Детективы все смотрят, такую ерунду только я могла сморозить.

– Я тебе верю, Олеся, – сказал Волков. – Это не ты.

– А кто же? – спросила она.

– Вот это я не знаю. Но я найду его, это я тебе точно говорю. Найду.

– У меня денег совсем нет, – испугалась Олеся.

– Я не претендую, – покачал головой Волков. – Скажи, а в квартире ты ничего странного не увидела?

– Да чего странного, кроме трупа? – усмехнулась девушка. – Мебель не перевернута, вроде, так все в квартире нормально. И она лежала в зале, кровища, ужас.

– А она лежала на животе или на спине?

– На спине кажется. А, нет, на животе! Точно на животе, у нее еще вот так нога была задрана, – показала Олеся.

– Как-как?

– Ну, вот же, я же показываю. Я еще удивилась, почему так странно задрана нога.

– А нож был в спине?

– Нет, нож валялся рядом.

– А глаза у нее были закрыты? Или открыты?

– Да не помню я! Вы думаете, я там все разглядывала что ли?

– Ясно, – сказал Волков. – Спасибо, мне очень была важна эта информация.

– А вы точно его найдете? – спросила Олеся, и Волков заметил, что глаза ее сразу стали влажными.

– Точно. Мы с тобой еще погуляем на воле.

Олеся кокетливо засмеялась.

Волков встал, позвал охранника и вместе с ним вышел через пропускной пункт. Завел машину и отправился в путь.

Он приехал по уже знакомому ему адресу Космодемьянская, 7. Зашел в подъезд с разрисованными стенами «Коля+Маша», постучал в 41-ую квартиру. Никто не отозвался.

Волков толкнул дверь, она была заперта. Он достал из кармана связку своих ключей от дома и попытался открыть дверь своими ключами. Но дверь не поддавалась. Тогда он постучал ко всем соседям на лестничной клетке. Никто не открыл.

Волков отошел и с размаху выбил деревянную дверь.

Квартира была пуста. Не было никакой мебели, обои были ободраны и по углам валялся мусор.

«Наверное, купили уже» – подумал Волков.

На маленькой кухне остался стоять один стул и раковина. Волков сел на стул и смотрел в окно. Вспомнил свой разговор с молодой Елагиной. Они сидели вот тут, на кухне и она рассказывала про свои пирожные. А за стеной в другой комнате Егорыч собирал их новую стенку. Теперь от стенки осталась горстка строительной пыли в углу. Все вывезли.

Волков прошелся по пустой комнате и присел возле мусора в углу. Лежала какая – то тетрадь в клеточку, чистая, бумажные ошметки от обоев, рваная фотокарточка.

На части фотографии, которая сохранилась, Волков увидел Елагину, Егорыча, рыжего их соседа на каком-то пикнике и капот «Жигулей». Чья-то еще нога виднелась, но остальное тело было уже на другой части фотографии, и этой части Волков в мусоре не нашел.

Волков вышел из квартиры, сбежал по лестнице и остановился у подъезда. Долго ждать не пришлось. Какая-то бабка нагруженная пакетами с продуктами медленно ковыляла к подъезду.

– Давай, бабусь, помогу, – крикнул Волков, и, несмотря на отрицательное мотыляние головой старушки, схватил пакеты.

– Это чегой-то, – пыталась догнать его старушка, – чегой-то понес-то? А ну стой!

– Да ладно, бабусь, я же помочь! Куда нести-то?

– Знаем мы таких помощников, оставь пакеты, тебе говорят!

– Говори, бабка, какой этаж, помогу и все.

– Ишь какой прыткий, – ворчала бабуля. – Нечего тут в нашем подъезде шастать, и сама донесу.

– Ага, донесешь, ты ж еле ходишь, в таком возрасте нужно дома сидеть и Богу молиться, – посмеивался Волков.

– Нашелся тут, учитель, – ворчала старушка. – Ну, неси уже, четвертый этаж. Там меня сын встретит, так и знай!

Волков притащил сумки на четвертый этаж и ждал бабку.

– Притащил? – крикнула она ему. – Спасибо, можешь идти. Неча меня там дожидаться, сейчас сына позову.

– Устал, бабка, дай хоть отдышаться-то, – соврал Волков.

Бабка показалась.

– Ну чего? Отдышался? – лукаво смотрела на него бабка. – Денег у меня нет, грабить нечего.

– Ой, да кому ты нужна, бабка, – махнул рукой Волков. – Слушай, у меня вопрос к тебе. Внизу вон, в 40 квартире такой рыжий мужик жил, не знаешь куда делся?

– В сороковой-то? А он кто тебе? Родственник?

– Да нет, не родственник, ищу просто одного человека, а он его друг.

– Ну, жил тут, давно это было-то. Артист! – гордо сказала бабка.

– Точно, артист, – подтвердил Волков.

– Уехал куда-то, – вздохнула бабка. – Вот послушай, что я скажу. В ваше дурное время никто так не споет, как Олег Иванович. Уж как пел, как пел. Слышишь, тревожные дуют ветра? Нам расставаться настала пора.

Бабка напевала, проникновенно глядя в глаза Волкову.

– И куда делся наш певец? – попытался перебить Волков.

– Цыц, молодой человек. Ну-ка пой со мной, – потребовала бабка.

– Да что петь-то, я слов даже не знаю.

– Пой тебе говорят. Ну-ка!

Ради информации, Волков покорно запел вслед за бабкой:

– Кружится, кружится пестрый лесок,– самозабвенно пела бабка

– Пестрый лесок, – вторил Волков.

И снова бабка:

«Кружится, кружится старый вальсок,

Старый, забытый,

Старый, забытый вальсок»

– Ну ладно, хватит, спели, – попытался остановить старушку Волков, – так куда уехал-то?

– А, не знаю, – махнула рукой старушка, – еще в перестройку, кажется, а больше не появлялся. Квартиру продал, наверное, каждый год жильцы меняются.

– Значит, в театре работал, так получается?

– В театре, в театре, конечно, в театре.

– Скажи, бабка, а муж с Елагиной часто ругались?

Услышав эту фамилию бабка побледнела, схватила сумки и с небывалой энергией юркнула в свою квартиру, захлопнув дверь.

– Не знаю я ничего о Елагине этой, – крикнула она за дверью, – ну-ка проваливай, а то милицию вызову.

– Нет уже милиции, бабка, не дозовешься. Ну ухожу, ухожу.

Волков вышел на улицу и закурил.

Уехал артист из города в перестройку. Ну и здесь ничего особенного, так делали многие в его городе.

Он завел свою машину и поехал домой. Дома он набрал служебный телефон Кольки, который помнил наизусть.

– Слушаю, – раздался в трубку официальный голос.

– Колька, это я, Волков.

– А, это ты. Слушаю, – подобрел Колька.

– Скажи, помнишь ты дело Елагиной?

– Ну, помню, конечно. Но оно закрыто уже, можешь не беспокоиться.

– А можешь ты для меня его достать?

– Чего?! – не понял Колька.

– Достань его и привези, кое-что обсудить надо.

– Да ты что с ума сошел? Я же сказал оно закрыто! У меня к нему доступа нет!

– Слушай, а ведь вообще-то твоей жене жизнь спас, а тебя и рядом там не было. А теперь помираю вот, – Волков для убедительности пару раз кашлянул в трубку.

– Ладно, – нехотя сказал Колька, – попробую. Но не обещаю.

– И еще кое-что.

– Еще кое-что? – возмутился Колька.

– Слушай, вот работал в театре один артист в советское время. А в каком театре неясно. Надо бы театры обзвонить.

– Тебе зачем? – не понял Колька.

– Потом объясню. Ладно, Коля, жду тебя у себя с делом Елагиной.

К вечеру Колька прибыл к Волкову.

– В последнее время ты какой-то странный стал, – рассуждал Колька. – Я конечно, все понимаю, нелегкое это дело отсидеть срок, но все равно. Зачем тебе дело Елагиной?

– Потому что не Олеся убила Елагину, как ты тут настрочил.

– Олеся или не Олеся, уже ничего не изменить. Пойми, у меня не было выбора. Тем более, что отпечатки пальцев ее.

– Ну да, – усмехнулся Волков. – Она сказала, что на нее из 41-ой квартиры несся мужик, который сшиб ее с ног.

– Да мало ли чего она там наговорит! – возмутился Колька.

– Слушай, а где сейчас муж Елагиной? Вы его нашли?

– Нашли, а что толку. Алкаш еще тот. Допился. Мозги наверное разложилась. Они же с Елагиной развелись давным-давно, а жили все равно вместе. В одной квартире, представь?

– И что же он никакого убийцу не видел?

– В том-то и дело, что у него на то утро железное алиби.

– И какое же?

– Да у приятельницы своей он был. Соседи видели. Как обычно выпили, заснули. А в этот-то момент Елагину и хлопнули. А об Елагиной он даже слышать не хочет. Ненавидит ее, страсть. На похороны не приехал.

– Ничего себе! Небось и квартира ему досталась?

– Тут Елагина его перехитрила. Ни шиша ему не оставила, на какую-то родственницу переписала. Скоро должно быть вселится эта родственница, уже замки сменила. А мужику шатайся, где хочешь. Он теперь бомж с полным на то правом.

– Тут по-моему все шансы быть зарезанной.

– Я тоже так думал. Но алиби железное, ничего не попишешь, старик.

– А ты не знаешь, он проходил по каким-нибудь уголовным делам?

– Проходил, но все не то. Алкоголь он из-под полы штопал, весь преступный мир по дешевке снабжал, за то уважали его. Надо же, так его жизнь изменила. В советское время дома строил, даже на доске почета в городе висел.

– Это, за какие такие заслуги интересно его на городскую доску почета вывесили?

– А это я не знаю. Я у них в квартире фотографию видел, что его «фейс» там красуется.

– Интересно. Фотография старая?

– Конечно! Черно-белая еще.

– Слушай, Коля, мне помощь твоя нужна. Ты понимаешь, меня никто слушать не будет, все-таки я осужденный, мне такие сведения не дадут. А ты представитель закона. Надо зайти в горсправку, и в администрацию тоже запрос отправить на этого Елагина. Разузнать, что там с доской почета.

– Да на кой черт? Дело то закрыто! – нервничал Колька.

– Ничего. Ты придумай что-нибудь. Очень тебя прошу.

Волков помолчал. Вспомнил сухого старика с водянистыми глазами, уравновешенного философа. Он знал, кто убил Елагину. Не потому ли, что сам это сделал?

– А где ты говоришь, Елагин теперь шатается?

– Теперь не знаю. А пару лет назад у тетки одной тут проживал, вроде как сожительствовал.

– А адрес какой? У тетки?

– Коломойского улица, напротив бани как раз.

– Съезжу-ка, навещу старого друга.

Волков спустился вниз, закурил.

«Странное решение, – думал Волков. – Жить с бывшей женой, которую ненавидишь. Почему не расселиться? Не уехать? И когда он узнал, что квартиру по какой-то причине Елагина переписала на родственницу?»

Волков ехал по адресу и всё не мог выбросить из головы, что Елагин знал, кто убил его жену. Но это было в какой-то другой реальности. А в этой?

Он позвонил в дверь. Дверь открыла беззубая подвыпившая женщина.

– О, – воскликнула она. – Ты что ли? Ты мой маленький, Пашка! Заходи! Утю-тю-тю.

Волков оторопел.

– Вы меня знаете что ли?

– А ты меня нет как будто? Ну, посмотри на меня. Кто я? А? – женщина становилась в позы и вытягивала губы. – Ну вот так посмотри, ну? Дурак ты, Волков. Ну, посмотри, посмотри!

Волков её не узнавал.

– Ну Таня, ну? – раздраженно сказала женщина.

– Терентьева? – сам испугался своего предположения Волков.

– Ну! А чо не похожа что ли?

Женщина закатила глаза и прошла в комнату.

– Слышь, гость дорогой пришел, – буркнула она кому-то и засмеялась. – эй-эй?

Волков вошел. Повсюду стояли переполненные пепельницы, белье весело прямо над головой. Собака сидела в прихожей и, повизгивая, чесала ухо.

– Слушайте, женщина, – не мог он ее назвать Таней Терентьевой! – А у вас проживает Елагин?

– Да вот он, видишь тело? Дрыхнет. – махнула она рукой в сторону тела.

Волков увидел всклокоченную голову торчащую из одеяла с сизым от пьянства лицом.

– Эй, Егорыч, – толкнул его Волков.

– Ну-у-у мг-х-м-м-у, – протянул что-то нечленораздельное Егорыч.

– Воды хочет, – пояснила Терентьева.

Женщина набрала воды и нетвердыми шагами направилась к Егорычу.

– Дождик, дождик, – приговаривала она, набирая в рот воду и поливая Егорыча.

– Ну не надо что это мг-х-м-м-у вообще, – бурчал он.

– Егорыч, это я, Волков. Ты меня знаешь? – спросил Волков.

Егорыч прищурил глаза, попытался сфокусировать взгляд.

– Ты чего пришел? – спросил Егорыч.

– Узнал меня? Поговорить пришел.

Егорыч повернул голову к Терентьевой.

– Кто это? Убери его, – брезгливо поморщась, он накрылся одеялом с головой.

– Егорыч, а ты знаешь, кто твою жену зарезал? – спросил Волков.

– Ну знаю, – ответил Егорыч из-под одеяла и засмеялся. – Корреспондентка.

– Так, – Волков схватил у Терентьевой стакан с водой и вылил на голову Егорыча.

– Ой, мокренько стало, – отозвался Егорыч. – А ты еще тут что ли? Таня, ты зачем его привела? М-м-м?

Таня уже спала на кресле. Волков схватил Егорыча за майку.

– Слушай старик, ну говори, что знаешь. Ты же жил с ней, кто ее хлопнул?

– Да откуда я знаю, это самое, отвянь, – Егорыч слабыми руками пытался оттолкнуть Волкова.

– Ты знал, что она квартиру переписала? Знал?

– Да на кой черт мне ее квартира, не нужна она мне, – мотал головой Егорыч.

– Так может это ты, а? – тряс его Волков.

– А может я, – старик захохотал. – Вот было бы хорошо, если я!

– Никакого толку с тебя, – подытожил Волков и толкнул старика на кровать.

«Надо было еще разыскать родственницу, – обдумывал Волков, – на которую квартира записана. С чего бы это Елагина проделала такую махинацию? И этого рыжего».

– Алло, театр, – набрал номер телефона Волков.

– Да, театр, – томно ответила ему вахтерша.

– Знаете, хочу своей маме подарок сделать. Так она любила ходить в ваш театр, Олег Иванович так хорошо играл. И вот это вот: «Кружится, кружится пестрый лесок», – запел Волков.

– Ах, – воскликнула вахтерша. – Какое чудо! Олег Иванович неподражаемый артист, неподражаемый. Такая потеря для нашего театра.

– Да что вы! А где же он?

– Очнулись! Уехал, уехал, уже много лет, как уехал! – горько вздохнула вахтерша.

– Как же можно! Предать родной театр! Пошел искать лучшей жизни, должно быть, ох, как это понятно, – негодовал Волков.

– Да что вы, у Олега Ивановича тогда умерла мама, он отменил все свои репетиции и поспешно-поспешно уехал.

– Какое горе, – причитал Волков. – А куда? Благодарная публика всегда следует за артистом в нашей стране.

– Вы знаете, в спешке даже оставил не тот адрес. Все письма поклонников возвращаются обратно. Я тоже писала, – шепотом поделилась она.

– Как жаль, как жаль, – сказал Волков и повесил трубку.

На следующий день Волков решил еще раз скататься к дому Елагиной. Может быть, повезет еще кого-нибудь встретить. Он стучал во все соседские двери, но все было глухо. Он уже отчаялся, когда услышал поворот ключа. Волков оглянулся. Девушка открывала ключом дверь квартиры номер 40.

– Девушка, – обрадовался Волков. – Подождите, пожалуйста, не бойтесь! Я ищу человека! Здесь раньше такой жил, рыжий, толстый.

Девушка держала дверь полуоткрытой.

– Я не знаю таких. Я здесь год всего живу, как с учебы приехала.

– А год назад кто жил?

– Мои родители. Они сюда уже лет 5 как переехали.

– А до них кто жил знаете?

– До них долго никто не жил, а до этого дядя Гена. Но он уже уехал, в Москве живет.

– А дядя Гена случайно не рыжий?

– Вроде нет.

– А вы этого дядю Гену хорошо знаете?

– Не особенно.

– Он в театре работал?

– Да что вы! Он инвалид, никуда не выходил даже.

– А у вас случайно номер его не сохранился? Понимаете, может быть до него здесь жил человек, который мне нужен и этот дядя Гена вспомнит его.

Девушка посмотрела на Волкова оценивающе.

– Ладно, – сказала девушка. – Сейчас поищу.

Через несколько минут она снова появилась, сунула в руку Волкова бумажку и захлопнула дверь.

Волков развернул бумажку, там был городской московский телефон.

Он забежал в отделение связи, заказал разговор по межгороду и с волнением набрал московский номер.

– Да, – ответила ему девушка.

– А дядю Гену можно? – сказал Волков.

– А кто его спрашивает?

– Друг.

– Ладно, сейчас. Пап, тебя! – крикнула девушка.

– Да-да, – протянул мягкий мужской голос.

– Здравствуйте, дядя Гена. Я звоню вам по поводу квартиры на Космодемьянской, 7.

– Какая еще Космодемьянская? А-а-а, – понял дядя Гена. – Ну и что с ней? Она вообще-то давно мне не принадлежит.

– Да, я как раз, поэтому и звоню. Я ищу одного человека, он жил в этой квартире, работал в театре. А после перестройки уехал. И вот я его ищу. Может быть, вы его знали?

– Был какой-то человек, большой артист. Перестройка была, он продал мне квартиру и уехал.

– Скажите, а у него была машина? Он случайно вам ее не продавал?

– Кажется, была.

– А вы не знаете, куда он уехал? Может быть, он упоминал что – нибудь?

– Да вы что! Знаете, сколько лет прошло! Ничего он не упоминал! А, хотя нет! Говорил, что мать у него умерла, поэтому быстро все и распродает. Ну а где она у него умерла, это уж мне неизвестно. Мне кажется, на Крайний Север, что-то такое упоминалось.

– Спасибо, дядя Гена. Вы очень мне помогли. Может быть, если вспомните что-нибудь, ну вдруг, можно я вам в конце недели наберу?

– Конечно, конечно, – сказал дядя Гена и положил трубку.

Волков думал. Ему казалось, что разгадка где-то близко, вот-вот и он поймет, почему вокруг него происходят такие странные события, и главное, почему он к ним причастен. Но загадка только еще больше запутывала его и не давала никаких ответов.

Он отправился домой к Кольке. Дверь открыл Степан.

– Привет, – сказал Волков. – Ты уроки выучил?

– У меня еще нет уроков, – улыбнулся Степан и убежал в комнату.

– Здравствуй, Паша, – поприветствовала его Нина.

– Здравствуй. Я пришел поговорить с Николаем. Он дома?

– Нет, но скоро должен прийти. Давай, проходи, чай попьем.

Волков зашел на кухню.

– Слушай, Нин, а тогда в тот день, когда меня сбила машина, кто все-таки меня отвез в больницу?

– Скорая.

– А кто ее вызвал-то?

– Люди, которые вокруг были.

– А как выглядел тот, кто сбил, ты помнишь?

– Нет, не помню, конечно. Я вообще на него не смотрела.

– Ясно, – сказал Волков. – А на него что уголовное дело не завели?

– Наверное, так и не поймали.

– Так же как и с тобой, – пробормотал Волков. – Нажал на газ и смылся, гад.

– Да, именно так, – подтвердила Нина. – Пока мы там бегали, кричали, скорую вызывали, его и след простыл.

– Это были «Жигули»?

– Ну да, кажется «Жигули».

– Странно да? Водитель даже не вышел посмотреть, что происходит?

– Да, ужасная ситуация, – безучастно подтвердила Нина.

– А ты не знаешь, кто была та девочка, которую насмерть?

– Нет, конечно! Да и столько лет прошло уже! В тот момент я думала только про тебя. Жаль её, конечно. Совсем молоденькая, лет 12 наверное.

– Она погибла вместо тебя, – вдруг догадался Волков.

– Что ты такое несешь, Паша! – возмутилась Нина.

Дверь открылась, из прихожей послышались шаги и радостное уханье.

– Папка! – закричал Степан.

– Привет-привет, – услышали они Колькин голос. – Почему никто не встречает отца семейства?

– Коля, у нас гости, – предупредила его Нина.

– А-а-а. Ну и кто же это? А, это ты, Волков, ну привет! – Колька пожал руку Волкову. – Радуйся, есть для тебя информация.

– Интересно, – откликнулся Волков.

– В общем так, фотография Елагина красовалась на городской доске почета потому, что он как бригадир принял вызов и его коллектив один из первых закончил первый блок кондитерской фабрики. В итоге «Пролетарец» был введен в эксплуатацию на 3 месяца раньше срока. А сняли его за то, что избил какого-то человека.

– А сосед их стало быть, тоже в 93 году очень быстро продает квартиру и уезжает из-за смерти матери.

– А сосед так это вообще отдельная история. Он же из приюта, вот. Так что никакой матери у него не было. Пошел в театр, наверное, потому, что одеться можно в костюмерной прилично. Дослужился до замдиректора, пьески свои ставил, на гастроли ездил.

– Любопытная получается история. Есть у меня Колька для тебя последняя просьба. Выполнишь?

Колька скис и покосился на Нину.

– Конечно, выполнит, – бодро сказала Нина. – Он тебе во всем поможет, Паша.

Наутро они поехали в ГИБДД.

– Делаю запрос на автомобиль Кишинева Олега Ивановича, артист, 1955 года рождения, – говорил в регистратуре Колька. – Для материалов уголовного дела.

– Ясно, – ответила женщина в погонах. – Через час подойдите.

Через час информация была найдена.

Кишинев Олег Иванович, владел автомобилем ваз 2102 с 1988 по 1993 год, пока его не угнали.

– Ну и что это значит? – спросил Колька.

– А это значит, что неспроста без пяти минут директор театра в разгар карьеры бросает все, и уезжает в неизвестность в спешном порядке. Просто исчезает и все. И в этот же самый миг у него угоняют автомобиль.

– Ты что хочешь сказать? Что это он, сосед Елагиной сбил тебя 9 октября 1993 года? А ты не думаешь, что все это вместе может быть простым совпадением? Сколько в тот год людей владело автомобилем?

– Я пока не знаю. Но все это как-то странно.

– И что ты намерен теперь делать?

– Пока не знаю, – признался Волков.

– Вот еще что. Я как-то не подумал сразу тебе рассказать, но может, это даст что-нибудь.

– Ну? – насторожился Волков.

– В день убийства рано утром Елагина сняла все деньги с пенсионной карты, с книжки, билет купила до Самары.

– А звонки не проверял? Звонила она кому-нибудь в Самару?

– В этот день не звонила. А за 2 дня да, были звонки. И все равно не в Самару. А вот в Москву 6 вызовов, один длиннее другого. Это я еще давно знал, думал, мало ли чего. Сейчас все по магазину на диване заказывают что-нибудь, а там как раз в Москву надо звонить. Может, заказала тетка швабру какую-нибудь из Москвы.

– А номер один и тот же?

– Я где-то записывал этот номер в материалах дела. Да вот он, посмотри.

Волков посмотрел на номер, о чем-то задумался. Затем порылся в карманах и достал бумажку с номером телефона дяди Гены. Номера совпадали.

– Это он, – сказал Волков.

– Кто он?

– Рыжий, – быстро ответил Волков.

Чтобы проверить свою догадку Волков вскочил и выбежал из квартиры.

– Ты куда это, старичок? – бежал за ним Колька.

– Садись, – скомандовал Волков и завел «Жигули».

– Ты думаешь, что этот дядя Гена в Москве и есть этот Олег Иванович? Тогда почему он дядя Гена?

– Хороший вопрос, следователь Николай Климчук, – подмигнул Волков. – А ты сам-то как думаешь из своей практики, почему люди могут менять имя, свою внешность, зачем им это надо?

– Ну, этот рыжий же артист. Может, он к роли готовился в каком-нибудь фильме в там Москве.

– Во-во, – кивнул Волков. – А знаешь, как этот фильм называется? Убийство Елагиной. Вот так-то, а ты там про Олесю распинался. Да разве может эта Олеся такую штуку задумать.

Машина подъехала к дому Елагиной. Волков выскочил из машины, Колька – за ним. В 40-ой квартире слышалась музыка и веселый смех. Звонок в дверь никто не слышал. Волков тихонько толкнул дверь, она поддалась и они вошли в прихожую.

Туда-сюда ходили с бокалами молодые люди и девушки, на Волкова и Кольку никто не обратил никакого внимания. Волков взял за руку первую попавшуюся девицу:

– Здрасьте, – начал Волков.

– Здрасьте, – весело сказала она.

– Хозяйка где?

– А-а-а, – хитро улыбнулась девица. – Да вон там, за шторой.

Волков пробирался сквозь танцующих к окну. Колька плелся за ним. Волков отодвинул штору, за ней хозяйка целовалась с каким-то парнем.

– О, привет, – лукаво улыбнулась она.

– Эт чо за старикан, – усмехнулся ее спутник.

– Ты иди погуляй, парень, – сказал Волков и задвинул его шторой.

– Чо за дела? – обиделся тот.

– Полиция что не видишь? – рявкнул Волков и предъявил Кольку в форме.

Кто-то завизжал, музыка остановилась, и вся толпа молодежи уставилась на Волкова и Кольку.

– Ребята, все нормально, – миролюбиво улыбнулся Колька. – Мы тут по делу об убийстве, сейчас все быстренько узнаем и уйдем, хорошо?

– Убийстве? – ошарашено повторил кто-то.

Народ притих и как-то гуськом стал покидать квартиру.

– Ну вот, испортили, вечеринку, – обиделась хозяйка. – У меня вообще-то день рождения.

– Поздравляю, – по-доброму улыбнулся Волков.

– Да ладно уже, – раздосадовано махнула она рукой. – Чего хотели-то?

Волков достал обрывок фотографии.

– Скажи, вот этот рыжий на дядю Гену похож?

– Не очень, – ответила девушка.

Волков взял прядь волос девушки и приложил к фотографии, как будто темные волосы дяди Гены.

– А так? – спросил Волков.

Девушка хихикнула.

– Вообще-то нет. Ну, там еще борода была. – Хозяйка взяла вторую прядь и приставила как бороду. – А так может и похож! Вроде похож!

Волков метнул взгляд на Кольку.

– С днем рождения! – еще раз поздравил Волков и вышел из квартиры.

– Ты прав, старик, – признался Колька, садясь в машину. – У этого артиста была какая-то причина, чтобы так тщательно скрываться. Слушай, а ловко у тебя получается. Из тебя бы следователь хороший вышел.

– Да ты что, – улыбнулся Волков. – Следователь это у нас ты. А я бухгалтер.

Они помолчали.

– Пока получается, Колька, так, – рассуждал Волков. – Некий артист, карьера которого на взлете, его обожают бабки в городе, неожиданно сбивает человека на своих «Жигулях». Пока народ в недоумении, он жмет на газ и скрывается с места преступления. Машину тут же ликвидирует, бросает где-то, чтобы ее никто не нашел. А сам пытается в спешке продать квартиру и уехать. Поэтому и врет, что умерла мать. Поэтому и притворяется дядей Геной, инвалидом и не выходит из дома, пока не появляется шанс выехать в Москву. А в Москве уже чем он там занимается, трудно сказать. Но что еще интереснее, почему ему так помешала Елагина? Что-то Елагина знала, наверное, из-за их слишком тесного общения, о чем-то она догадывалась. И это «что-то» стоило ей жизни. Но есть и другая версия, Колька.

– Какая?

– А во второй версии твоя правда. В той аварии был замешан другой человек. И совершенно это не имеет отношения к Елагиной. А прирезал Елагину ее муж, Егорыч. По пьянке или еще по какой причине. Если жизнь покатилась под откос значит что-то его сильно задело. Может, он простить не мог, что Елагина с этим артистом роман завела? Может такое быть?

– Да может, конечно. Но чего он тогда ждал всю жизнь?

– Вот это хороший вопрос. Хороший.

– Да и потом, я же говорю, алиби у него, у Елагина-то.

– Это алиби можно и так состряпать. Не мне тебя учить.

Колька присвистнул.

– Все-таки нет четких доказательств, что именно рыжий сбил тебя тогда. В убийство Елагиной я еще могу поверить, но в остальном…

– В остальном надо еще покопаться.

– Знаешь, может плюнуть тебе на все эти дела мести и махнуть куда-нибудь на море? – с сочувствием сказал Колька. – Все-таки море и… это…

Колька запнулся. Волков понял, Колька не может так же цинично, как врач в лечебнице в колонии сказать «о душе подумай».

– Да ты не волнуйся, – улыбнулся Волков. – Я о душе только и думаю.

 

Глава XII, в которой Волков убеждается, что истина дороже

Волков ехал на встречу с родственницей, так удачно получившей квартиру. Сегодня она прибывала на электричке из деревни Осташково. Тетя Галя вышла из вагона с двумя рыночными сумками в клеточку и маленькой дамской со стразами.

– Галина Ивановна? – уточнил Волков.

– Ой, здрасьте. А кто это? Такси что ли? – не поняла тетя Галя.

– Такси, такси, – радостно закивал Волков.

– Ой, дорого у вас, обдираловка, – недовольно пробурчала тетя Галя.

– Да какая же обдираловка, сейчас акция – сто рублей, – улыбался Волков.

– Что это за акция? – остановилась тетя Галя. Сумки и впрямь были тяжелые. – Обман какой что ли?

– Никакого обмана. Сто рублей и ни копейки больше, – продолжал улыбаться Волков.

На его беду это прослышали еще три тетки и, волоча сумки, неслись к нему.

– Здесь что ли акция? – кричала одна из них.

– Нет, нет, кончилась, вот на женщине кончилась, – поспешно ответил Волков.

– да она может еще и не поедет, – спорила женщина. – Ну? Едешь ты или нет? Стоит еще, думает.

– Ладно, еду. Вот сто рублей, больше не дам, – согласилась тетя Галя.

Волков мигом схватил сумки, боясь, что она передумает, и побежал к машине.

– Ну рассказывайте, – обрадовался Волков и завел автомобиль.

– Чего рассказывать-то? – подозрительно отозвалась тетя Галя.

– Недавно что ли в нашем городе? – улыбался Волков.

– А чего тут делать? Так разве что, здоровье поправить, по врачам походить.

– А-а, наездами значит.

– А может наездами, а может насовсем приехала.

– Слушайте, тетя Галя, – сменил тон Волков. – Я вообще из полиции. По делу убийства вашей сестры, Елагиной. Не хотите ничего рассказать?

Тетя Галя побледнела.

– И зачем врал? Акция, акция, – передразнила она его. – Нечего мне добавлять. Три года прошло. Что еще от меня надо?

– Я прочел ваши показания. В тот день Вы якобы ехали в поезде.

– Ну, ехала. И чего?

– А то, что по вашим словам поезд в тот день прибыл в 11.15 в город вместо положенных 11.05. И поэтому вы ждали трамвай, который долго не шел. Потом наоборот долго шел. И вы прибыли к Елагиной только в 11.45.

– Ну и что ж?

– Да то ж, – передразнил Волков. – Что мы с вами приехали. И время сейчас 11. 15. И если электричка прибыла вовремя, а вы взяли такси, то вы смогли бы быть вовремя.

– Вовремя это для чего? Чего вы тут несете? – возмутилась тетя Галя. – Вы что думаете, я пырнула свою сестру?

– Вы ведь знали, что она квартиру на вас переписала?

– Знала, – надменно сказала тетя Галя. – а что ж. У нее детей нет. Муж алкоголик. Кому же еще передавать-то?

– А почему она вообще думала ее кому-то передавать?

– А что ж! На тот свет все не утащишь! 70 лет, пора бы и о душе подумать, чего уж.

– Да-да, о душе, это вы правильно, – подтвердил Волков.

– А душа у нее была грешная. Сколько ношу свечей в церковь, все тухнут. Грешна была, что сказать.

– Чем же это она так провинилась-то?

– Не бабскую жизнь вела, – с негодованием отозвалась тетя Галя.

– это что значит? – не понял Волков.

– А это значит, не твое дело, – махнула на него тетя Галя. – Ну привез меня, акция? Бери свои сто рублей.

Тетя Галя выбралась из машины, подхватила сумки и засеменила к подъезду.

Волков остался сидеть в машине. Он напряженно думал. Три подозреваемых и каждый из них имел какие-то причины расправиться с Елагиной. Кто же из них?

Он развернул машину и отправился к Кольке.

– Его нет, – ответила Нина, – не приходил еще.

– А покажи мне фотографии, – попросил Волков. – Забыл, какая ты была маленькая.

– Волков, я не совсем… – начала было Нина. – Ну ладно, проходи. Я просто убираю там, извини. Вот альбомы, смотри, если хочешь. Я скоро подойдут.

Нина вышла из комнаты. Волков сидел в зале, и рассматривал альбомы. И тут он увидел старую выцветшую фотографию. Колька стоял кислый возле окна, а рядом, закрываясь от вспышки и улыбаясь, стоял он, Волков.

– В день экзамена! – воскликнул Волков.

– Чего? – донесся Нинин голос из соседней комнаты.

– Да ничего, – пробубнил Волков и засмеялся. – Запах у него изо рта, вот дурак!

Волков вдруг вспомнил свои советы бедному Кольке, который отправлялся на свидание с горячей и опытной женщиной.

– О, привет! – появился в дверях Колька. – Ты чего это?

Колька посмотрел на фотографию в руке Волкова. Волков посмотрел на Кольку.

– Смешное фото, – улыбнулся он. – Я просто свои искал. Нашел. Ну, мне пора.

– Не посидишь что ли? – удивился Колька.

– Да понимаешь, тут такое дело… Вообще, пора мне.

– Странно, – не понял Колька. – Ты куда? Хочешь я с тобой.

– Да нет, я сам.

Волков взял куртку и вышел из квартиры Нины. Он сел в машину и поехал на Космодемьянскую, 7.

– Ты что ли опять? – открыла дверь тетя Галя. – Чего еще притащился?

В квартире пахло краской.

– Красить что ли начали? – Волков протиснулся в квартиру. – А ничего тут будет, уютно. Хороший цвет выбрали. Слушайте, я понял.

– Ну и чего ты понял?

– Почему свечи тухнут. Она же изменяла ему напропалую, а, тетя Галя?

– А это мне неизвестно. О мертвых либо хорошо, либо никак, – сурово ответила тетя Галя.

– А вы посмотрите-ка на это фото. Знаком вам тут кто-нибудь?

Волков достал фотографию, которую выкрал у Нины из альбома.

– Да нет вроде. Ну, парни какие-то. Ну, вот этот разве что. Видела пару раз.

– А где? Где видели-то?

– Да возила она его. Надька-то. Возила.

– На чем возила?

– Артист ей один машину проиграл. Поспорили они, а Надька и выиграла. Азартная была. Делать нечего, машину он ей отдал. Не по документам, конечно. По документам его была.

– Так значит, она его возила? – ткнул пальцем Волков.

– Возила, – кивнула тетя Галя.

– Так может и он за руль садился?

– Может и садился. Я почем знаю.

– Может, и сбили они кого?

– Кого? – испугалась тетя Галя.

– И испугались выйти. По газам дали. А тут и семьдесят стукнуло любвеобильной вашей. О душе пора подумать. Вспомнилось, – проговаривал вслух Волков.

В этот момент Волков почувствовал, что во рту у него стало как-то гадко. Он открыл рот, и из него струйкой побежала кровь. Он только успел заметить, как расширяются от ужаса глаза тети Гали и она закрывает лицо руками, как будто от удара.

 

Глава XIII, в которой Волков спасает и не спасает

 

Сколько прошло времени – он не знал. Волков услышал знакомый голос где-то здесь, рядом.

– Ты что же это, Волков, нарушения всякие нарушаешь? – надменно вопрошал его приятель Колька.

– Колька? Это ты? Что это? – Волков медленно приходил в себя.

Все плыло перед глазами, он пытался сфокусировать взгляд. Постепенно он рассмотрел стул, на котором сидел, стол, стены, утыканные приказами и рабочими телефонами. Это был кабинет №411, который занимал следователь Колька, его приятеля по службе.

– Вот мы тебя и сцапали, Волков, – орал Колька. – Вот и сцапали. Давно у тебя крыша едет, но я уж не думал до какой степени.

Рядом на стуле сидел Геннадий Степанович.

– Это ты молодец, Николай, такое дело раскрыл. Второе убийство за 50 лет, – сказал шеф. – Техника на живца твоя, сработала, Климчук. Хоть я и не верил в это.

Дверь открылась, в проем заглянуло хорошенькое личико с длинными ресницами.

– Ой, здрасьте, Геннадий Степанович, «Рабочая Правда»! – улыбнулась девушка. – А я за комментариями. К уважаемому маньяку.

– Потом, Олеся, потом, – махнул рукой Геннадий Степанович.

– Так значит, ты это у нас Елагину-то прикокнул, – опять заорал Колька. – А я ведь верил тебе, Волков, верил. А ты вот оно как. Руками родственницы он ее, Геннадий Степанович. Она в доле была. Квартиру хотела получить. Вот он ее и подговорил. Подельница она его была, родственница-то. А тут баба видно покаяться решила, в церковь пошла. Он-то ее и прирезал тоже.

Волков ничего не мог сказать. У него болела челюсть и гудела башка. Он думал только о том моменте, когда он останется в тишине.

– Это ты, Нинку-то, – прошептал Волков. – Меня то есть. И девочку.

Колька размахнулся и вдарил Волкову по лицу.

– Тихо, тихо, – успокоил его Геннадий. – Ты нам его внешний вид это самое, сохрани. Его же по телевизору еще будут показывать.

– Радуйся, скотина, – плюнул Колька. – Первый канал тебя спас, понял?

Волков лежал в душной сырой камере на полу.

У него не было сил подняться. Болело сердечко. Он ни о чем не думал, ни на кого не злился. Ему было как-то все равно. Наконец-то он думал только о душе.

Что бы он хотел сделать в своей жизни? Он пытался вспомнить свои ощущения, когда был студентом, когда казалось, что жизнь дает ему только самое лучшее. У него были грандиозные планы на жизнь, но какие – почему-то вспомнить он не мог.

93-й год. Не Горбачов, и не перестройка, и не Ельцин, и не ваучеры, и не Гайдар, а что-то другое в тот год украло всю его жизнь. Если бы он знал, кто или что именно виновато в этом, он бы сделал все, чтобы смести это со своего пути. Но пока он был похож на борца с собственной тенью.

Закрывая глаза, он представлял себе 93-й год так явно, что даже запахи стали ощутимы. Ему, например, казалось, что он жует «бубль-гум» именно тот знаменитый вкус «бубль-гума».

Его челюсти двигались, а в голове стучало «Да что я там жую, у меня же нет ничего». Но он открыл рот и с удивлением обнаружил жвачку.

Он очнулся на проспекте Ленина, в самом центре. Весь он был захвачен торговцами. Кто-то предлагал книги, кто-то косметику, кто-то какие-то заграничные шмотки.

Какой-то парень с кучкой студентов и нищих пили пиво и выкрикивали лозунги.

– Долой всех! – кричал парень. – Долой капитализм!

– Долой! – вторило ему его окружение.

– Долой коммунизм!

– Долой! – кричала толпа.

– Долой всех! Анархия! Свобода! Группа крови на рукаве, мой порядковый номер, – ревел он.

– Порядковый номер, – вторила толпа студентов.

Волков шел дальше по проспекту и слышал, как из окон, из машин, из каждого утюга неслось:

«Happy nation… We're traveling in time Traveling in time Tell them we've gone too far Tell them we've gone too far Happy nation come through And I will dance with you Happy nation»

Волков бежал, он боялся опоздать. Он задыхался от быстрого бега, но не мог остановиться, мысль, что все возможно изменить подгоняла его.

Он прибежал к квартире 41 и стал барабанить.

– Ну чего тебе? – вышел всклокоченный Егорыч.

– Ваша жена дома? – спросил Волков.

Егорыч был явно не трезв, от него пахло хорошей попойкой.

– Бывшая жена, – гневно заорал Егорыч. – Не жена она мне больше! Встречу – убью.

– Она ведь с рыжим? Соседом вашим? – осторожно спросил Волков.

Егорыч схватил за грудки Волкова, и с размаху вдарил ему по лицу. Дверь захлопнулась. Волков сплюнул кровь и подумал, что под глазом точно будет фингал.

Он сбежал по лестнице. По пути он спросил у мальчишки который час.

– Одиннадцать, – беспечно крикнул тот.

– А минуты? Сколько минут?

– Двадцать минут двенадцатого!

У Волкова оставался ровно час. Теперь он знал. События похожи на гвозди, если забиваешь со стороны шляпки, обязательно вылезет из другой стороны.

Нужно быть очень осторожным, чтобы не натворить дел.

Пробегая, он услышал плач какого-то подростка. Среди всеобщего шума, орущей музыки и телевизоров, этот плач выбивался, резал уши. Он остановился и поднял голову.

На подоконнике десятого этажа стоял подросток лет 9, и отчаянно плакал.

– Стой, – закричал Волков. – Ты что прыгать собрался? Нашел момент!

– Отвали в натуре, слышишь! – грубо и плаксиво ответил мальчик.

Что-то в его голосе показалось Волкову знакомым.

– Стой, – закричал Волков, – у меня есть для тебя сообщение. У тебя же кошка есть, так?

– Ну, есть, – удивился мальчик.

– Если ты не закроешь окно, она выпадет! – крикнул Волков.

Подросток на секунду затих, потом прикрыл своим телом окно.

– Дешевые фокусы, дядя, – закричал подросток.

На улице стала собираться толпа. Вызвали скорую, милицию. Волков поднялся на десятый этаж. Он прозвонил все квартиры, но никто не открыл. Тогда он наудачу толкнул одну из дверей. Она поддалась и открылась.

Он зашел в коридор. Воняло алкоголем и немытыми носками.

– Подойдешь – я прыгну, понял?! – истерически заорал подросток.

– Хорошо, не буду подходить, – согласился Волков. – А где твои родители?

– Там, на кухне, – уже тише сказал подросток.

Волков зашел на кухню. Представшая его взору картина ужасала. За столом в пьяном угаре с нечесаными волосами спала женщина, на полу в какой-то зловонной луже валялся мужчина лет сорока с одутловатым лицом. Наконец, клубочком под окном свернулся еще один пропойца.

Волков закрыл дверь и вернулся в комнату.

– Ну что, познакомились? – усмехнулся подросток.

– Познакомились, – вздохнул Волков.

– Ненавижу их, убил бы! Уби-и-ил! – закричал мальчик.

– Знаешь что, – сказал Волков. – Мы с тобой еще подружимся, потом. Хорошим ты парнем будешь. Давай-ка слазь оттуда.

– Нечего меня сказками кормить, дядя, – ответил подросток. – Сыт! По горло!

Волков и хотел бы рассказать Долговязому, как потом все будет хорошо и легко, но не мог. Рассказывать было нечего, и он молчал.

Волков видел, как кошка крадучись приближалась к подоконнику и открытому окну.

«А может быть, именно эта кошка спасла ему жизнь» – подумал Волков.

– Вот и кошка твоя крадется, скоро сиганет, – сказал Волков.

Мальчик с любопытством засунул голову обратно и посмотрел на кошку. Затем вытер сопливый нос, влез обратно на подоконник и закрыл окно.

– Ну, разве что из-за кошки… – устало сказал он.

Волков подошел к подростку и пожал ему руку.

– Нормально, – сказал он. – Все у тебя будет нормально. Не то, чтобы совсем нормально, но все-таки неплохо. Вот увидишь.

Волков посмотрел на часы, они показывали двенадцать пятнадцать. Оставалось пятнадцать минут. Нужно было спасать Нину. Скоро она пойдет по этому страшному переходу. Нужно было ее опередить, остановить любым путем!

Он выскочил на проспект и перегородил дорогу. Водитель одной из машин резко дал по тормозам.

– Жить надоело! Придурок! – раздался гневный женский голос.

Волков сразу же запрыгнул на переднее сиденье и скомандовал:

– Надоело, это ты в точку. Всех порешу, если не поедешь сейчас! Гони на пересечение Молодежной и проспекта Ленина.

Водитель не сказав ни слова нажал на газ.

– Ты что это? Этого сумасшедшего повезешь? – гневно спросила женщина с заднего сиденья.

Водитель молчал.

Гони! – ревел Волков. – Гони быстро! Потом со своей бабой разберешься!

Водитель в кепке послушно жал на газ и машина неслась. Волкова волновало сейчас самое главное – спасти Нину!

– Гони, гони! – кричал Волков.

Как в замедленной съемке он успел заметить, что машина, не вписываясь в поворот на полной скорости, летит на тротуар. Волков видит бледное лицо своей жены Нины, ее полные ужаса глаза… Удар.

 

***

– Вы меня слышите, Волков? – говорит ему доктор.

– Слышу, – хрипит Волков, но его никто не слышит.

– Память не сохранила ему это событие, такое бывает. Память возвращается постепенно. Чтобы было не так больно, и он не пришел к какому-нибудь печальному исходу, мы с психологами решили воспользоваться терапией замещения. Через гипноз мы внедряемся в его память и стараемся заместить это событие другими, менее печальными для него. В данный момент у нас успешно получилось заменить одно его воспоминание. Он же сидел в машине, и получается, сам непосредственно виноват в гибели своей молодой жены. А мы заменили это на выдуманное нами воспоминание, где он идет вместе с ней по переходу и пытается ее спасти. Согласитесь, это более щадящий вариант для психики больного.

– А что же с убийством?

– С убийством, по нашим предположениям, произошло следующее. В какой-то момент, возможно от взаимодействия с похожими реалиями – он за рулем, осенняя погода, сырость, память короткими вспышками вернулась к нему и пациент мгновенно все вспомнил. Психика не смогла выдержать нагрузки и дала крен. Он зашел в первую попавшуюся квартиру и стал агрессивно наносить удары.

– То есть эта женщина никак не была связана с ним?

– Нет, мы думаем, что он ее не знал.