ПРОЛОГ

Николас вышел из храма всех богов провинциального городка. Какого? Какого-то очередного. Сколько разных храмов он успел посетить за те почти два года, что он живет на нелегальном положении — и не сосчитать! То есть сосчитать, конечно, можно, но лень. Не принципиально это. Просто у него обязанность, уже переросшая в привычку, — посещать примерно раз в три декады какой-нибудь стоящий на отшибе провинциальный храм, пообщаться со своей богиней, новости узнать. Заодно уточнить, какие кэры в каких храмах поблизости недавно побывали. Хотя в этом городке их точно быть не должно.

В общем, хорошая тетка эта Целиция оказалась. Они с ней теперь вместе эксперименты ставят, а попутно за это время многим богам число рыцарей подсократили. Те, конечно, всех кэров о посещении им храма немедленно оповестят, но у него точно еще есть время поговорить по хрустальному шару с матерью, а может, и еще несколько вызовов сделать. А потом — спокойно улететь. Скоро полночь, черного дракона высоко в небе заметить трудно. Тем более что нормальные люди в это время спят. Спокойно домой улетит.

Домой ли? Наверное, все-таки нет. Дом, конечно, его, но куплен под чужим именем в государстве, где он вне закона объявлен. А так — вполне приличный дом, до него он только какие-то хижины покупал. А здесь — хозяйством обжился. Даже семьей, можно сказать, хотя его домочадцы и не подозревают, кто он на самом деле. Все равно летит он туда, и ждать, пока какая-нибудь «группа быстрого реагирования» к этому храму явится, не стоит.

Впрочем, возможно, никто его сюда ловить и не полетит. Это в первое время повсюду искали. А теперь — смирились, что не поймают, да и число активно желающих его смерти тоже заметно уменьшилось. Во всех смыслах этих слов. Еще немного, и его снова признают. Вон Отто уже через Агнессу предлагал официально о его помиловании объявить. Как будто это ему у них, а не им у него надо прощения просить! Сам он никого не простил. И причин это сделать что-то не видно, так что пусть сами дрожат!

Хорошо, что боги только своих рыцарей всегда чувствуют, а чужих — исключительно в случае посещения ими храма или при сильных магических возмущениях, вроде схватки кэров между собой. В результате он о своих противниках много больше знает, чем они о нем. К тому же никто из них своими способностями в полной мере пользоваться так и не научился. Они вообще учиться не любят, только мечами махать. Летать в форме трехметрового памятника самим себе — их предел. А тут такие возможности…

Большущие, однако, возможности. Боги, похоже, сами не поняли, чем кэров в свое время наделили. Теперь Целиция с энтузиазмом истинного исследователя на его примере изучает, кто же такие их рыцари на самом деле. В общем, родственная душа попалась, такая же любопытная. Зануда только. Регулярных отчетов требует, а на них всю душу вынуть норовит, каждое ощущение ей во всех подробностях описать надо. Хорошо хоть, что при мыслеречи образы передавать можно, иначе бы не справился. А так заодно и в ментальной магии тренируется.

Николас вспомнил, как ворвался в храм в Колонославле два года назад. Двери вынес! Теперь-то он замки больше не ломает, артефакт с хитрым заклинанием использует. Сам разработал. Из него теперь шикарный взломщик получился! На зависть всем «домушникам» и «медвежатникам». Мог бы, озолотиться. Только ему воровство всегда крайне недостойным занятием казалось. И не верил он, что бывают «благородные разбойники». Тать — он тать и есть, а богатых грабить просто выгоднее. К тому же среди богачей порядочные люди встречаются так же часто, как и среди бедных. Точнее, столь же крайне редко. Или это ему так персонально везет?

В общем, жутко зол он был два года назад. И не понимал, почему на него все кэры ополчились. Даже те, с которыми он только что вместе воевал. Вроде не положено рыцарям заговоры друг против друга устраивать. Дуэли возможны, но чтобы попытки убийства? Куда боги смотрят?!

Вот об этом он Целицию и спросил. В довольно энергичных выражениях. Сейчас даже неловко вспомнить. Дама все-таки. И очень достойная оказалась. По крайней мере, с ним всегда была честной.

— Без истерики, пожалуйста! — Богиня откликнулась сразу, и в ее хорошо поставленном, с прекрасной дикцией голосе ощущался легкий отзвук металла. — И я терпеть не могу, когда так безобразно коверкается язык. Я в этом мире всем культуру привить стараюсь, а меня собственный кэр позорит?! Ты же интеллигентным человеком себя считаешь, будь любезен, соответствуй!

— Какие могут еще быть слова, когда меня ни с того ни с сего мои же боевые товарищи убить стараются?! Ваша работа?!

— Боги здесь ни при чем! Разве только при том, что правила до конца не проработали. Сам же этим воспользовался, а теперь и другие с тебя пример брать стали, так что не жалуйся. Ты мне лучше расскажи, каким образом умудрился этим несчастным поваром стать? Ведь ты же им действительно стал, а это явно не боевая форма!

Некоторое время после этого они еще ругались, говоря каждый о своем. Николаса интересовало, почему на него напали и как с этим бороться, а Целицию — проявленные им новые возможности кэра. Наконец договорились высказываться по очереди. Начал Николас, он к тому времени уже немного остыл, так как долго сердиться просто не умел. Да и даме принято уступать, тем более такой…

— Этот повар — один в один персонаж комедии Рамбуйе «Стакан пунша». Его в Лердене в театре Кроппа лет пять назад Эрих Зуммер играл. Я тогда в любительском спектакле эту роль прорабатывал, с него копировать старался.

— Эрих Зуммер? Как же, помню. Я всех служителей науки и искусств знаю. Так это что, актерское мастерство?

— Нет, насколько я понял, актерские приемы тут не помогают. Надо в роль полностью вжиться, самому себя героем почувствовать.

— Все-таки боевая форма получается? В смысле обманная… А ты во что-нибудь еще превращаться не пробовал? Хотя да, в дракона… А кроме дракона?

— Погоди, теперь моя очередь вопросы задавать. Как так могло выйти, что на меня сразу столько кэров напало? Это же не вызов на дуэль? Да и что это за дуэль, когда столько сразу на одного?

— Королева Эрма для гарантии прочного мира предложила, пока нет войны, считать всех кэров рыцарями единого ордена. Ты же сам должен был это слышать. А устав ордена наверняка, как и все, не читал! А там есть раздел «Исключение из ордена», согласно которому тот, за исключение которого проголосует больше половины рыцарей, должен быть казнен. Вот тебя и исключили.

— Это как же? И почему я об этом не знал?

— Сообщить тебе как раз на площади собирались. Посмертно. А как вышло…

Оказалось, все было сделано обычными дипломатическими маневрами. Кэрам Востока в принципе все равно было, но Эрма их убедила. Нионцам пообещала всю кровь дракона отдать, а в Брахмане просто подкупила их духовного лидера Сатьи-Саи-Ути-Бабу, который за деньги все что угодно продать готов, тем более то, что ему не принадлежит. Тот еще фрукт! Объявил себя аватарой Викши, забыв того спросить (в голосе богини проскочил намек на смешок). Но талантливый актер, в Брахмане его слово — закон. Вот он и заявил, что не должны кэры боевую форму иметь, отличную от благородных кшатриев. Наивных кумлякцев она силлогизмами запутала. Являются они сами рыцарями? Являются. Могут в дракона обращаться? Не могут. Значит, тот, кто может, рыцарем не является! У чинцев же голоса поровну разделились, но у них так всегда и бывает. Если один монастырь за, то другой против. В этот раз против Николаса Тайянь-Шаньский монастырь голосовал. Ну а на Западе он слишком недавно рыцарем стал, чтобы кэры к нему привыкнуть успели. Да и репутация у него, мягко сказать, неоднозначная. Для них как монарх скажет — так и будет. В общем, голосов Эрма набрала достаточно, опыт проведения парламентских выборов сказался. Ну а Отто быстро смекнул, что к чему, и в первые ряды пошел. Под такую уступку все свои условия по договору выторговал. Война-то закончилась, дракон-отморозок только имидж портит.

— А Эрме-то это зачем? — так и не мог понять Николас.

— Так мало того что ее кэры воевать с тобой теперь боятся и планы ты ей все порушил, так еще сыну и наследнику по ночам дедушка мерещиться стал. «Верни моих кэров!» — у него требует. Непонятно, что с Тристумом теперь делать: успокоительным поить, на курорт отправить или уже в дом для душевнобольных прятать пора?

В общем, получалось, что своей нестандартностью перебаламутил он весь мир, и сильные этого мира, у которых и так все хорошо было, решили от него избавиться. И богам он как кость в горле, одна Целиция радуется, статус «экспериментальной модели» для него выбила. Что, правда, проблем для него не уменьшило, теперь другие боги ему всяческие неприятности не по злобе устроить пытаются, а для лучшей проверки его возможностей в экстремальных условиях. Это настоятель Лун, зараза, такую формулировку придумал. Три пиктанских кэра из четырех убитых — его были.

Но ничего. Он им сам такой экстрим устроил, да и продолжает устраивать. Куда ему тогда богиня двинуться посоветовала? К Ути-Бабе в ашрам — санкхью изучать? Мол, единственный «мистификатор» там — сам Баба, других рядом с собой он не терпит, конкуренции опасается. Так что остальные — честные фанатики. Вот Николас им там и устроил…

Но сначала вспомнились ему вдруг несколько более поздние события.

 

ГЛАВА 1

Сосны плачут смолой. А чем плачут плакучие ивы?

В небольшой горной долине в районе истока великой Фиолетовой реки — Юзи-Хе с незапамятных времен стоит знаменитый монастырь Тайянь-Шань. Собственно, в долине расположены деревня и рисовые поля, сам монастырь построен на каменистом уступе горы и соединяется с долиной узкой извилистой тропой. Этот монастырь — небольшая, но неприступная крепость и одновременно тренировочный лагерь. Но, конечно, в местном стиле: больше половины его площади занимает сад-парк для медитаций. Здесь никогда не было много монахов, но те, кто есть, — лучшие бойцы и маги Поднебесной империи. Каждый год в монастыре добавляется по одному новому послушнику, прошедшему самый жесткий отбор среди большого числа претендентов. К конкурсу допускаются все желающие без сословных ограничений, требуется только талант, поэтому среди претендентов большинство составляют юноши из бедных семей. А так как в данном мире способности к магии считаются потомственным свойством аристократов (все по-настоящему сильные маги в конце концов выслуживают дворянство, что тут причина, а что следствие — понять сложно), послушников из крестьян вполне официально величают «ублюдками».

Но даже для знатных послушников переход в монахи был головокружительным успехом. Ибо целью монастыря являлась подготовка одаренных магов и воинов к тому, чтобы стать кэрами. И только кэры становились полноправными монахами в этом монастыре.

Послаблений наставники-кэры не делали ни для кого. Жизнь послушников была подчинена жесткому распорядку, практически круглосуточно они укрепляли свое тело и дух, развивали магические способности. Тренировки чередовались с медитациями, и весь этот изнуряющий труд осуществлялся только ради того, чтобы один раз в год все они собрались в небольшом монастырском храме всех богов в надежде, что делающий выбор небожитель остановит свой благосклонный взор на ком-нибудь из них.

Надо сказать, что эта система небезупречно, но работала. Сейчас в монастыре было трое монахов-кэров, а еще пятеро бывших монахов были отозваны Сыном Неба к мирской жизни для службы в столице. Очень почетной службы, все они стали видными мандаринами и гордостью всего народа. Да и монастырь получал от центральной власти очень хорошее финансирование, так что, скорее, монахи содержали расположенную в долине деревню, а не наоборот. То, что все три кэра-наставника в монастыре придерживались аскетического образа жизни, было их личным выбором, а не необходимостью. Настоятель — господин Лун считал, что монахи должны быть во всем примером для послушников.

Послушник Чен, выполнявший в последнее время функции садовника или даже лесничего (как уже отмечалось, деревья в монастыре предназначались для медитаций, а не для урожая), был целиком и полностью согласен с этим принципом. И втайне мечтал применить его когда-нибудь на практике. Почему втайне? Потому что сказать об этом вслух было бы равносильно самоубийству. Лаоши (учитель) Лун именно на нем решил продемонстрировать несколько новых боевых блоков. Вряд ли послушники успели что-нибудь разглядеть, по крайней мере, сам Чен заметил только то, что наставник расплылся в воздухе. Зато боевой блок почувствовал: обе его руки и обе ноги оказались сломаны как минимум в двух местах каждая. А так как целителя в монастыре не было никогда (традиция такая — «выживают сильнейшие»), то пришлось ему месяц в лубках ходить. Срослись кости неидеально, так что приобрел послушник хромоту, а шанс стать кэром почти потерял.

В то, что это несчастье обрушилось на него случайно, Чен не верил. За настоятелем была известна манера калечить не понравившихся ему учеников. Так что колченогих и кривобоких среди послушников оказалось уже около десятка. А вот за что он невзлюбил конкретно Чена, можно было только гадать. Возможно, просто за внешний вид, ибо был послушник точной копией Сына Неба в молодости. Собственно, он ему сыном и приходился, но от чем-то проштрафившейся наложницы. В результате император детей от нее не признал, а саму сослал в глухую деревню и насильно выдал замуж за какого-то крестьянина из нищих иммигрантов. Вот тот детей признал всех и сразу. Но магические способности у Чена были явно не от официального отца.

Когда крестьянский сын Чен Су проходил конкурс послушников, на его происхождение внимания не обратили. Было бы на что обращать! А вот магическими способностями и крепостью тела он среди других послушников выделялся. Вот тут-то настоятель и решил покопаться подробнее в его происхождении, а потом и этот показательный урок случился. Один из сыновей императора кэром уже был, так нужен ли второй, к тому же непризнанный? Задач с неоднозначным решением лаоши Лун не любил.

Однажды утром Чен большими ножницами аккуратно подстригал траву в дальней части парка. Газонокосилок настоятель принципиально не признавал, а магию использовать запрещал. Целью работы было не только выравнивание травы, но и приведение послушника в состояние активной медитации. Так, по крайней мере, лаоши Лун выразился. Поэтому Чен полз вдоль небольшого пруда на четвереньках, подволакивая левую ногу и припадая на правую руку, одновременно щелкая ножницами и мечтая о том, что когда-нибудь и мудрому настоятелю кто-нибудь что-нибудь жизненно важное отрежет. Желательно при его, Чена, участии. По-другому медитировать не получалось.

Вдруг в какой-то момент до него дошло, что он не только сам с собой разговаривает, а вроде как какой-то посторонний голос слышит. И даже не слышит, а чувствует. Но понимает. Вот сейчас этому голосу, похоже, надоело, что «медитирующий» Чен мало на него внимания обращает. Ругаться еще не начал, но раздражение уже заметно.

— Эй, ты, болезный! К тебе обращаюсь! Кончай дурью маяться, подходи поближе! Или подползай, если по-другому не умеешь! А то мне тяжело с тобой говорить, еле дотягиваюсь.

Не упал Чен только потому, что и так уже почти лежал. Мысли в голове взвились на дыбы, даже опередив волосы. Что это с ним творится?!

— Эй! Ты полегче! Нельзя так заполошно орать! Оглохнуть можно и голова болеть начинает. Ты спокойнее. Про себя фразы проговаривай и мысленно от себя их толкай. Это же азы ментального общения! Чему вас тут только учат?!

Вообще-то ментальному общению учат только магов соответствующей специализации, которых в монастыре отродясь не было, но спорить с голосом послушник не стал.

— Медитировать с садовыми ножницами тут учат, — буркнул он в ответ и совсем тихо добавил: — А еще больше — терпеть, когда тебя калечат…

— Эй, а тебе действительно здорово досталось. Кстати, как тебя зовут? А то «эйкать» надоело.

Но тут в Чене сработали стереотипы, и снова взвыл инстинкт самосохранения.

— А зачем тебе мое имя?! Власть надо мной получить хочешь?!

— Сказок страшных начитался, маг великий? Власть или есть или ее нет, имя тут ни при чем. Твой настоятель тебя гоняет не потому, что имя твое знает. Он тебя может и «дураком» назвать, все равно как миленький побежишь. Впрочем… конечно, можно сделать вид, что не понял, что он тебя зовет, а не сам представился.

Пока голос философствовал, Чен быстро и воровато огляделся вокруг. Не прячется ли в кустах злой клыкасто-когтистый кабан Фэнси или обманщица Кицунэ? Никого не заметил, но это ничего не гарантировало. Зловредные духи, когда хотят, очень хорошо прятаться умеют. Он, по крайней мере, ни одного в жизни так и не видел…

— Ты где? — наконец спросил он. — И ты кто? Покажись!

— Я и не думал прятаться. Иву на берегу видишь? Это я и есть. Я — как это в вашей мифологии называется? — дух дерева. Пэн-хоу. Да, будем считать, что Пэн-хоу!

На берегу пруда действительно росло несколько ив. Ближайшая чем-то неуловимо от остальных отличалась. Возможно, тем, что раньше ее здесь не было. Парк в монастыре небольшой, он все деревья в нем помнил. Ив с этой стороны пруда раньше было только две. По крайней мере, две недели назад, когда он берег дерном укреплял, ему только две ивы на глаза попадались. А теперь явно три. Или у него… Что именно у него — Чен предпочел не задумываться. Ну не могло такое громадное дерево за две недели вырасти!

— По-моему, я это дерево… тебя… тут раньше не видел…

— Я не всякому на глаза показываюсь! А тебя мне просто жалко стало. Здоровья от природы много получил, а весь поломанный и недолеченный. Магический потенциал большой, но аура развита еще более криво, чем кости срослись. Садись рядом спокойно, посмотрю, может, исправить получится.

Поверить в доброго духа очень хотелось. Собственно, ни на что, кроме чуда, надеяться Чену не оставалось. Но страшно! А вдруг все-таки это паук Кумо в ветвях притаился и его лживыми разговорами подманивает? Сквозь листья же ничего не видно. Хорошо хоть, что имени своего так и не сказал! Если что, можно убежать будет. Попытаться…

В этот момент над монастырем прогремел усиленный магией голос:

— Послушник Чен Су! Немедленно к настоятелю! Бегом!

Бедняга невольно вздрогнул. И здесь его настоятель спалил! Но неожиданно успокоился и принял решение. Хуже гада, чем лаоши Лун, не существует! А этот дух его, похоже, не уважает. Значит, дух — хороший!

— Слышишь, зовут меня. Я попозже приду, как освобожусь!

Вернуться удалось сильно «попозже», практически ночь уже наступила. Весь день настоятель гонял его с пустячными поручениями, например, трижды за разной ерундой в деревню отправлял. Были бы ноги целыми — пустяк, а с его колченогостью ковылять по горным тропам совсем не легко. И подобных заданий было столько, что он даже присесть ни разу не успел. Ну и все монастырские трапезы мимо него прошли. Так что к иве на пруду приполз голодным и жутко усталым. Может, конечно, у Лаоши такая методика сломанные ноги разрабатывать, но лучше бы он целителя пригласил. Много больше толку бы было.

Пэн-хоу ему явно обрадовался:

— Ты не представляешь, что за скукотища весь день у пруда стоять, словом ни с кем не перемолвиться! Все, как назло, только вдалеке пробегают, ни один не подойдет. А с корнями за общением не побегаешь и так-то еле разместился, — пожаловалось дерево.

— Ладно, садись поближе, — с той же радостной интонацией продолжил голос, — приступаю к сеансу целительской магии. Да ты не бойся! Это я только по диплому бакалавр, а так давно уже все магистерские нормативы выполнил.

Где и у кого дерево (!) могло защитить диплом, Чен предпочел не задумываться. Но краем сознания отметил, что голос-то он слышит, а вот кому голос принадлежит, определить не может. Как будто сам с собой разговаривает, только мысли откуда-то явно чужие берутся. И еще — порядок слов не всегда естественный. Но смысл понятен. Заметив, что Пэн-хоу настроен поболтать, задал ему этот вопрос.

— Так я же вашего языка не знаю, — последовал ошеломляющий ответ. — Мы же с тобой мыслями обмениваемся, а они языка не имеют. Они или есть, или их нет. И если мыслей нет, на каком языке ни говори, все равно ничего понятно не будет.

Как ни странно, Чен его понял.

— А ты сейчас на каком языке говоришь? — спросил он.

— Сейчас на дэнском, а вот теперь — на вендский перешел. А вот теперь на пиктанском говорю. Разницу чувствуешь?

— Есть немного. А все духи ментальной магией владеют?

— Понятия не имею! Но если с тобой дух заговорит, то либо он ментальной магией владеет, либо у тебя крыша поехала. Ладно, не отвлекай. Случай у тебя совсем не простой, за один раз я не управлюсь. Даже если все неправильно сросшиеся кости снова поломать и сложить как надо, все равно время потребуется стыкам зарасти. А если не ломая кости деформировать… Точнее, наоборот, места деформации переформатировать… Все равно не меньше суток возни чистого времени. Ты, кстати, как предпочитаешь? Ломать или выравнивать?

Давать ломать свои кости Чену не хотелось, хоть дух и убеждал его, что больно не будет. Дереву, может быть, больно и не будет. А вот послушнику… Нет уж, лучше обойтись терапией, тем более что никуда он не спешит.

Раздвигая и подныривая под ветки, он подобрался к стволу вплотную. К его удивлению, вокруг там росла трава, может быть, не такая ярко-зеленая, как на открытом месте, но в густых сумерках это было незаметно. Не важно! Чен устало опустился на траву и уселся, прислонившись к дереву. И буквально сразу же по телу прокатилась теплая волна, смывая боль и усталость. А потом послушник просто провалился в сон.

Проснулся он, когда уже светало. В голове сразу же заворчал Пэн-хоу, правда, делал он это довольно добродушно:

— Привет, Чен! Ты в гости всегда только спать ходишь?

— И тебе привет, дух дерева! Поесть в гостях я тоже никогда не отказываюсь.

— Ну, здесь мне тебя угостить нечем, кроме вашей же монастырской рыбы. Будешь?

Сразу ответа послушник не нашел, а потом у него и слов не было. Ибо прямо из пруда в воздух взлетел здоровенный карп, прямо в воздухе очистился от чешуи и порезался на кусочки филе, после чего окутался пламенем, а через несколько минут спланировал на траву перед Ченом. Отходы, кстати, по ходу дела как-то сами съежились и осыпались пеплом, а ива еще и ветвями помахала, разгоняя дым.

— Как ты это сделал? — только и смог пробормотать юноша.

— Обычный телекинез и несколько бытовых заклинаний. Опять ты таких не знаешь, неуч?!

— Ничему, кроме боевых заклинаний, нас не учат. А на огнешаре что-либо жарить затруднительно, — сказал он, после чего сменил тему: — Не боишься рыбу, которая только для кэров предназначена, ловить?

— Не боюсь. А почему только для кэров? Если сюда Сын Неба приедет, ему что, рыбки не дадут?

— Сыну Неба дадут. Только он никуда из столицы не ездит.

— Тогда все в порядке. Ты у нас не сын, так хотя бы Внук Неба, получаешься? А я сам себя кэром считаю, хотя некоторые сволочи, включая твоего настоятеля, этого признавать не хотят. Как будто это они сами, а не боги решают. Но это — мои проблемы. А пока у пруда кэр Внука Неба жареным карпом угощает. Все законно.

То ли рыба была действительно очень вкусно приготовлена, то ли вчерашний вынужденный пост сказался, но умял все голодный послушник в момент. После чего прислушался к своим ощущениям. Ничего не болело, отдохнул и выспался он тоже прекрасно. Руки? Что-либо сказать определенное было сложно. После переломов они у него просто ныли от малейшей нагрузки и при смене погоды, а также силу и гибкость потеряли. Сейчас ничего не болело, остальное проверять надо. Ноги? Чен рывком вскочил прямо с земли в стойку «кобра». Получилось! И колченогости заметно не было!

— Ты меня вылечил?!

— Еще не до конца. Основные дефекты убрал, но еще многое надо укреплять и разрабатывать. А главное, аура у тебя никуда не годится. Неоднородная, перекошенная… Жуть! А потенциал — сильного магистра. Совсем ты ауру не развивал или развивал неправильно. А ее одним махом не исправишь, тут даже мне не меньше трех сеансов надо. Так что приходи снова, как сможешь освободиться. Продолжим наши занятия.

Прийти удалось даже раньше, чем накануне. Но пришел Чен не один. Вечернюю медитацию под странным деревом вместе с ним пожелали провести еще двое послушников, один из которых был «старшим учеником», то есть чем-то вроде промежуточного звена между наставниками и обучаемыми. Он и заметил отсутствие Чена в общей спальне ночью и его необычно хорошее состояние утром. Настоятелю стучать не побежал, но разобраться решил лично. Ну и еще одного послушника с собой прихватил — для чистоты эксперимента.

— О, нашего полку прибыло! — приветствовал их Пэн-хоу. — Вы как, за компанию пришли или тоже полечиться надеетесь? Я вроде объявления о бесплатной больнице не давал. Да новенькие, кажется, здоровы. Разве что прыщи вам свести, что ли? Или вы считаете, что они вас украшают? Боюсь вас разочаровать, но я на вашем месте лучше бы засосами гордился.

Новенькие оправились от шока и дружно согласились, что прыщи им ни к чему.

— Тогда ждите. Медитируйте, что ли. Я вам так и быть немного жизненной силы подброшу, а сам пока Ченом займусь. Переломы — дело гораздо более серьезное, чем прыщи.

Все трое уселись в кружок, прислонившись спинами к стволу. По ним прокатилась та же приятная волна, какую давеча испытал Чен. Голос в головах смолк.

На сей раз сеанс длился около трех часов.

— Ладно, на сегодня хватит, — сообщил Пэн-хоу. — С лечением на сегодня закончили. Дальше, если у вас время есть, давайте просто поболтаем.

— А как же наше лечение? — не удержался старший ученик.

— Нет у тебя больше прыщей. Убрал. Ты бытовых заклинаний тоже не знаешь? Зеркало вызвать посмотреться не можешь? Ну ладно, сам покажу.

Часть ствола ивы вдруг покрылась туманом, который за несколько секунд образовал гладкую зеркальную поверхность, а по углам для лучшего освещения небольшие фонарики зажглись.

Старший ученик не без робости глянул в это зеркало. Красивее его лопоухое лицо не стало, но прыщей и вправду не было. Он на всякий случай даже пальцем потрогал.

— А вот грязными руками за лицо хвататься не советую, — немедленно отреагировало дерево. — Новые прыщи пойдут. А я тебе каждый день их сводить не стану, не самое интересное это занятие. Бабу себе лучше найди, тоже помогает, и лечение гораздо приятнее.

Старший ученик хотел было пошутить, что так тоже приятно было, но решил промолчать, как-то двусмысленно получалось. Только вот промолчать не удалось, наглый Пэн-хоу как раз именно мысли читал, а не слова слушал. И гадко захихикал:

— Извращенец!

Бедняга совсем покраснел, но тут заметил, что остальные их обмена репликами не слышали.

— Пэн-хоу, а ты разве можешь не со всеми одновременно разговаривать?

— Я как раз со всеми одновременно разговаривать не могу. Я это с каждым индивидуально делаю, просто одновременно где-то к десятку подключиться аурой могу. Ну и одновременно всем своим собеседникам могу одну общую мысль транслировать. А друг с другом захотите мысленно общаться — ментальную магию осваивайте. В принципе я могу вам разрешить мысли через меня транслировать, только зачем? Вы же их вслух сказать можете!

Дерево снова захихикало. Не над послушниками. Было заметно, что собственная возможность общаться мысленно его искренне радовала. Как будто недавно научилось и еще наиграться не успело. Странное какое-то дерево! Хотя каким еще может быть разговаривающее дерево?

На следующий вечер под деревом уже было не протолкаться. Разговаривать со всей толпой Пэн-хоу не стал, но обиженным никто не ушел. Все послушники ощутили прилив сил, и на душе у каждого стало хорошо и спокойно. Что тут было от ментальной магии, а что от самовнушения, но старшему ученику пришлось жесткий график для медитаций под деревом устанавливать, иначе и до рукоприкладства дойти могло.

Сам старший ученик, по его словам, с духом дерева общался регулярно. Пэн-хоу интересовала организация кэров в империи, а еще больше — система принятия решений высшей администрацией. Теоретически в стране абсолютная власть Сына Неба. А на практике? Ведь бывает, что императору только представительские функции и остаются. Или все решают фавориты. Или главы богатейших родов. Или купеческие гильдии. В общем, по-всякому бывает при одной и той же форме правления. Старший ученик происходил из древнего рода Джи, его отец был наместником большой провинции, так что во внутренних делах государства немного разбирался. А главное, основные сплетни знал.

Получалось, что в империи власть в своих руках держал все-таки Сын Неба. И если какому-нибудь вельможе в голову приходило сделать что-нибудь, не спросив высочайшего позволения, то именно на эту голову его и укорачивали. Но в дела кэров он старался не лезть, так что основные силы здесь группировались вокруг настоятелей двух конкурирующих монастырей. Одним из них и был господин Лун.

Ждать упомянутого господина под деревом пришлось не очень долго. Не мог строгий учитель не заметить возросшего интереса послушников к медитации. Но сразу проверять не побежал, дня три паузу выдержал. За это время с исправлением ауры Чена Пэн-хоу справился, и резкое улучшение состояния послушника уже бросалось в глаза. Разговоры со старшим учеником тоже в обычный треп вылились, ничего принципиально нового из него вытянуть уже не получалось. Так что от нечего делать дух дерева стал учить послушников заклинанию «Малое исцеление», сказав, что боец должен не только уметь терпеть, но и помощь медицинскую оказывать. В том числе и себе. А так как Пэн-хоу заклинание не в воздухе рисовал, а прямо в мозги транслировал, то обучение шло довольно споро. У некоторых почти сразу получаться стало. Чен самым первым справился. А вот старший ученик пока в отстающих шел.

Явившись к вызвавшей такой ажиотаж иве, настоятель немедленно двух послушников от нее отогнал. Одного Чена оставил. Что конкретно рассчитывал найти среди ветвей лаоши Лун, он ученику не сказал, но, кажется, ничего не обнаружил вообще.

— Что здесь происходит и что ты здесь устроил? — строгим голосом спросил он послушника.

Тот опустился на колени, непроизвольно прижавшись боком к коре дерева, и отвечал с видом максимальной покорности и рвения одновременно:

— Лаоши, в этой иве живет добрый Пэн-хоу, который исправил мои неверно сросшиеся кости, вылечил другим послушникам различные небольшие повреждения, помог нам восстановить силы во время медитаций.

— Почему ты решил, что здесь есть Пэн-хоу?

— Он говорил со мной.

— Тогда почему он не говорит со мной?

— Наверное, смущен вашим присутствием. Ой, нет!

В голове у Чена раздался ставший уже привычным голос:

— Да нет, у меня к этому старому пердуну несколько нелицеприятных вопросов как раз имеется. Только больно уж мощная природная защита от ментальных воздействий на кэрах стоит! Прорваться не могу. А он мне навстречу разум раскрывать и не думает. Может, и правильно делает. Я бы на его месте тоже не стал. Придется тебе, мальчик, толмачом поработать!

— Лаоши, — испуганным голосом сказал Чен. — Пэн-хоу говорит не словами, а мысли передает. Он сказал мне, что у вас слишком сильная ментальная защита. Сказал, чтобы я его слова вслух произносил.

— Это уже делается забавным! — Тон настоятеля говорил совершенно об обратном. — Ну, переводи!

— Лаоши, прошу меня простить, но Пэн-хоу спрашивает, почему вы, старый козел, отказали кэру-дракону в праве называться кэром?

— Хорошо, я отвечу, — произнес в ответ настоятель ровным ледяным голосом после некоторой паузы. — Потому что этот мерзавец посмел объявить себя драконом! Это мое имя! Я — Лун, Небесный Дракон! Это на моих доспехах переливается всеми цветами радуги изображение дракона и оживает, когда я веду бой! И это я создал и развиваю школу боя дракона! А этот самозванец мало того что непонятно как такую боевую форму сумел принять, так еще и добился приглашения в монастырь Кунь-Люнь от этого выскочки Ю показывать им школу боя дракона! Специально, чтобы меня унизить! Но настоящие драконы не унижаются! Они врагов уничтожают!

— Лаоши, Пэн-хоу спрашивает, а почему же вы не смогли убить кэра-дракона?

— Нет, теперь мой черед задавать вопросы! Тебе, а не дереву! Чему еще учил тебя этот зловредный дух, кроме непочтительности к старшим?!

— Он научил меня заклинанию «Малое исцеление»…

— Так вот оно в чем дело! Выучил «Малое исцеление» и разыграл тут целый спектакль! Обманул простаков и надо мной посмеяться решил?! Возвыситься за мой счет?! Но я же тебе сказал, что не терплю унижений!

— Лаоши! Я бы не посмел! Другие послушники тоже голос слышали!

Но кэр Лун уже перекинулся в боевую форму, раздвинув своей увеличившейся фигурой свисавшие со всех сторон ветви. Странно, но ни одна ветка при этом не сломалась, они как бы сами разошлись в стороны.

Двумя пальцами Лун подхватил Чена за плечо и буквально пришпилил ими его к стволу дерева на высоте своих глаз. Кажется, кости опять хрустнули…

— Я разрублю тебя пополам вместе с твоим деревом! — пророкотал кэр, и из его правой руки сам собой вырос сияющий золотом прямой меч-цзянь.

На железной груди воина вспыхнуло золотой инкрустацией изображение дракона, голова которого, казалось, приподнялась на воротник и хищно оскалилась на послушника. Рука с мечом неспешно размахнулась, и…

Удара не последовало. Ветви дерева ожили и оплели кэру руки. Одновременно зарокотал еще один голос на незнакомом Чену языке. А вот настоятель этот язык знал и слова понял. Забыв о послушнике, он взревел, трансформируя на державшей его руке небольшой круглый щит. Юноша отлетел в сторону. Ветви немного смягчили его падение, но именно что «немного». От удара о землю из него выбило дух, и он на мгновение даже потерял сознание.

Наверное, потерял. Жуткий рев голосов он вроде слышал, а вот что и от чего рядом с ним упало, понял не сразу. Оказалось — лаоши Лун. Теперь уже бывший лаоши, ибо трудно называться учителем, будучи разрубленным на две части. Как будто бы гигантские ножницы рассекли настоятеля вместе с доспехами по диагонали. Голова кэра, его правое плечо и рука, все еще сжимающая меч, лежали в паре шагов от остального тела, недвусмысленно показывая, что Небесный Дракон свой долгий жизненный путь завершил. Завершил его и золотой дракон на его доспехах, ибо голова его тоже осталась вместе с головой кэра отдельно от остального тела.

— Все-таки тупым дураком был этот господин Лун, не тем будь помянут, — раздался в голове у Чена знакомый голос. — Я с ним договориться надеялся, а он сразу с мечом бросаться. Ну, как вышло…

— Я тебя сейчас оставлю на время, — продолжил Пэнхоу. — Надоело мне тут стоять, да и смысла нет. Сейчас, поди, оставшиеся кэры набегут, а мне бы не хотелось еще и с ними разбираться. Эксперимент прошел в целом удачно, можно богине отчитываться. Но ты не расстраивайся. Иди, как сможешь, в деревню, я тебя там найду. Подлечу то, что тебе настоятель снова попортил, да и подарок на прощанье сделаю. А пока — прощай!

Неожиданно все вокруг заполнил черный дым. Или туман? По крайней мере, никакого запаха не было. Видно тоже ничего не было. А когда туман рассеялся, не оказалось и дерева. Чен стоял на перепаханной травянистой лужайке рядом с рассеченным на две части телом кэра-настоятеля Луна. Вокруг толпились растерянные послушники, а по воздуху к ним быстро приближались два оставшихся кэра-монаха в боевой форме.

Убийство кэра-настоятеля — событие абсолютно экстраординарное. Раньше Чен считал его невозможным в принципе. Но никакой особой суеты оно не вызвало. Даже самого единственного непосредственного свидетеля кэры-монахи расспрашивали совсем недолго. Услыхав, что Пэн-хоу говорил с господином Луном о кэре-драконе, остальное они сочли маловажным. Подхватили то, что осталось от настоятеля, и унесли в монастырский храм всех богов, а сами удалились в корпус монастыря, предназначенный для кэров.

Послушники оказались предоставлены самим себе, и Чен, приняв озабоченный вид, отправился в деревню, якобы с поручением.

Голос Пэн-хоу послушник услышал в голове буквально сразу, как вошел в поселение. Но никого не увидел. В смысле ни одного дерева в этой части деревни не росло. Да и людей встречалось мало. Голос стал давать указания, куда идти. Но не цель назвал, а команды подавал, типа «поверни направо», «иди прямо», как будто рядом с ним шел. Только никого видно не было.

Наконец вышли на окраину, где никого из местных жителей не наблюдалось, а вот дерево как раз росло. К нему Чен и подошел. Но заговорило с ним не это дерево, а неизвестно откуда взявшийся немного странного вида старик. То есть последние пару десятков шагов он к юноше подошел, но раньше с той стороны дорога явно пустынной была.

Старик что-то сказал на незнакомом языке, после чего вновь включился голос в голове.

— Да, это именно я тебя звал, а не это дерево. Не смотри на него так. Оно тут давно растет и ко мне отношения не имеет. Садись пока, расслабься. Давай я тебе плечо подлатаю.

Плечо и вправду болело довольно сильно. Рука у настоятеля всегда тяжелой была, а давеча он Чена явно жалеть не собирался. Несколько «Малых исцелений» на себя наложил, но мало помогло. Видимо, на переломы заклинание все-таки не рассчитано.

Молча сидели около получаса. Потом старик (Пэн-хоу?), видимо, разобрался с его болячками и дальнейшее врачевание осуществлял на автомате. Заодно и разговор повел.

Поведение кэров-монахов его не удивило.

— Небось по хрустальному шару в столицу о произошедших событиях отчитываться пошли. Кунь-Люнь ближе, но тамошний настоятель Ю им помогать точно не кинется. А вдвоем они дракона и приключений искать не будут, не самоубийцы, слава богам. А императору вашему кэра-дракона все-таки дать, наверное, придется. Очень уж ему этого хочется, как я понял. Пожалуй, надо будет тебя попробовать натаскать. Потенциал у тебя отличный, ауру я тебе выправил, думаю, шансы у тебя неплохие. Я еще с Целицией поговорю, чтоб она тебя другим прорекламировала. А нет, так саму уговорить попробую. Хотя еще десять лет ее очереди ждать…

Чену очень хотелось верить, что его не разыгрывают.

— Так попробуешь драконом стать? Тогда готовься.

Неожиданно старик извлек из висевшей у него на плече сумки странную конструкцию.

— Это игра такая, «Круче кэра» называется. Специально для такого случая с собой таскал, вот и пригодилась. Инструкция нажатием вот сюда вызывается. Подзаряжать сам будешь, заодно манорезерв прокачаешь. И не вздумай за обычного рыцаря играть, только за дракона! Вот когда с ним сроднишься, драконом себя почувствуешь, тогда сможешь, когда кэром станешь, такую боевую форму принимать. Точно знаю, проверено практикой!

Чен несколько ошалело принял подарок.

— А если… — начал он.

— Если совсем хреново станет, перебирайся отсюда пока на Запад. Пиктанские корабли сюда регулярно ходят, вот на каком-нибудь из них в Линн и доберешься. Вот возьми деньги на всякий случай.

Старик извлек из той же сумки довольно увесистый кошель и протянул юноше:

— Не волнуйся, не последнее отдаю. В Линне найдешь аптеку Пэна. Думаю, тебе нетрудно запомнить будет. Там довольно странная команда из разных эмигрантов работает, тебя они примут. Ну, со сложными повреждениями я закончил, остальное сам долечишь. Удачи тебе!

Старик повернулся и пошел прочь по дороге. Шагов через десять его силуэт стал покрываться рябью, а после того как Чен невольно сморгнул, обнаружить его глазами он уже не смог.

— Эй, ты как так исчезать умудряешься? — спросил он, не надеясь на ответ.

— Обычный отвод глаз, — все-таки откликнулся голос. — Учи ментальную магию! Может пригодиться. Ладно, прощай пока! Думаю, еще встретимся!

Больше ни голоса не раздавалось, ни людей никаких не наблюдалось. Дерево тоже не откликнулось, хотя Чен по нему даже постучал на всякий случай. Пошел обратно в монастырь.

По дороге он сообразил, что не так было в этом старике. Какой-то он был карикатурный. Вроде как из пьесы какой-то взятый, а не из жизни. «Комичный нищий крестьянин» — вот как этот персонаж называется. Ага, «нищий»! Да тут не меньше сотни золотых в кошеле! Спрятать надо!

Обуреваемый разными противоречивыми мыслями и чувствами, Чен поспешил дальше.

 

ГЛАВА 2

Учитель истины

Черный дракон летел в ночном небе, практически невидимый с земли. Конечно, если бы облаков не было совсем, можно было бы заметить простую закономерность в «моргании» звезд по маршруту его следования, но, во-первых, облака все-таки были, а во-вторых, надо было знать, куда смотреть и что искать. Да и смотреть было некому, внизу расстилались сплошные ледяные поля. Ибо возвращался дракон из далекого Чина не над обжитыми местами, а через Северный полюс. Холода он не чувствовал, обледенения крыльев не боялся, так как ими и не махал, а летел исключительно на магической тяге.

Лететь так, конечно, было скучновато, зато даже днем наблюдателей можно было не опасаться. Так что всего полтора дня беспосадочного полета, и он в Пиктании. Не спать, не есть и даже не пить пару суток для него не проблема, а манорезерв и вовсе наполняется быстрее, чем расходуется, было бы куда заполнять.

«Жаль, но дела в Чине так и не закончены, — думал Николас. — Как минимум еще раз слетать придется. Но сначала пусть суета из-за гибели настоятеля Луна уляжется».

На самом деле это его не смущало, он уже привык летать через полмира ради очередной диверсии, каковые они с Целицией называли «экспериментами». Впрочем, богиня, похоже, искренне их таковыми и считала. Ну и хорошо, что их интересы совпали.

По легенде-то он на континент за всякими редкими алхимическими ингредиентами отправился. На неделю-другую, что даже совсем не долгой командировкой считается. Кстати, кое-какими травами и минералами он в Чине разжиться успел, так что даже с выгодой для себя сюда смотался. На Западе все это много дороже стоит.

Слишком долго о текущих бытовых делах размышлять было не надо. Аптека у него налажена, можно сказать, процветает. Так что мысли его опять унеслись в прошлое. С чего же началась его партизанская эпопея?

А началась она, как ни странно, с ученичества. Самого настоящего, хотя учителя, похоже, об этом сами не подозревали, да и трудно учить тому, в чем сам ни бельмеса. Но Николасу деваться было некуда. Отправила его богиня к Ути-Бабе санкхью изучать, вот он этим и занялся со всем возможным рвением.

Небольшой городок Ути-Пата, расположенный в южной части Брахманского плоскогорья, встретил Николаса жарой и пылью. Пыль была мелкая, сухая и всепроникающая. К тому же непонятно, откуда она тут взялась. Улицы были вымощены каменными плитами, дома тоже были каменными. Вообще, камень оказался здесь основным строительным материалом. Немудрено, камень здесь был повсюду. На Западе местность вокруг назвали бы холмистой, да только здешние «холмы» были не из глины, а из камня, скрытого тонким слоем почвы. Впрочем, голых скал тут тоже было достаточно. Даже под ногами, если копнуть чуть поглубже, почти всюду можно было обнаружить лишь камень.

Рек в этой части Брахмана было крайне мало, в районе Ути-Паты их не было вовсе. Не было и ручьев, а вот родников по склонам холмов хватало. Только они никуда не текли, появлялись, растекаясь на пару шагов, а потом исчезали под землей. Родники, бившие на территории городка, были превращены в маленькие фонтанчики: каменный блок не выше человеческого роста с дыркой посредине, откуда в расположенную ниже каменную чашу капала (или текла тонкой струйкой) вода. Небольших бассейнов на земле, чтобы поить скот, как сделали бы в той же Ибре, здесь не наблюдалось. Из чаши вода как будто и не вытекала, исчезая где-то в недрах стенки каменного блока. Впрочем, бродившие вокруг безо всякого присмотра коровы и козы до чаш с водой прекрасно дотягивались. Так и пили наравне с людьми, иногда даже оттирая тех корпусом от поилки. Речь о коровах, естественно.

Городок еще не так давно был обычной деревней, своим нынешним статусом и благосостоянием он был обязан исключительно тому, что брахманский духовный лидер Сатьи-Саи устроил в нем свою резиденцию. Почему гуру выбрал именно это место, оставалось загадкой. Как говорил он сам, он это место «почувствовал». Впрочем, выбор у него был не так уж и велик. Другой гуру, умерший на севере Брахмана полвека назад, обещал воскреснуть в центре самой южной провинции этого государства. А там только несколько деревень и располагалось. Так как Сатьи-Саи с самого начала объявил себя не только аватарой Викши, но и реинкарнацией покойного северного гуру, то для «воскресения» ему Ути-Пата вполне подходила. А то, что родился он на самом деле совсем в другом месте, роли не играло. Вера и обычная логика, как правило, несовместимы.

В Ути-Пату Николас приехал на велорикше, нанятом в ближайшем крупном городе Машуре. Туда, понятно, он прилетел ночью драконом и до утра коротал время в местном притоне курильщиков какой-то сладко пахнущей дряни. Среди валявшихся в дыму тел было довольно противно, но у кэров в принципе большая сопротивляемость всем видам ядов, а он еще и соответствующий защитный амулет прихватил. Так что за здоровье и ясную голову можно было не опасаться. Зато никто не задавал неуместных вопросов, кто он такой и зачем сюда ночью явился.

Образ скучающего маменькиного сынка с Запада, в котором Николас явился в Брахман, внешне мало отличался от его настоящего. Не был он уверен, что сумеет преобразиться, как ему это с поваром в Старозвездиче удалось. Все-таки там стрессовая ситуация была, а у него адреналин в крови всегда творческому подъему способствовал. Так что рисковать не стал, воспользовался обычным гримом. Волосы в рыжий цвет перекрасил, веснушек нарисовал, а остального эффекта уже поведением добивался. Скучающий взгляд, губы кривятся презрительной ухмылкой и подавленным зевком. Плюс манера говорить, чуть растягивая слова и слегка картавя, неспешная и уверенная походка хозяина жизни — в общем, в гриме узнать в нем беглого кэра было практически нереально.

В качестве родового имени решил называть себя бароном фон Минтом из Аура (ударение на втором слоге) в Лердене. Род Минтов был очень многочисленный и разветвленный, появление дополнительного представителя не должно было вызвать ненужного родственного ажиотажа. Деревушка Аур в Лердене действительно была, а вот аристократов в ней точно никаких не водилось. Так что и на земляка нарваться было маловероятно.

От Машура до Ути-Паты было порядка сорока километров, но мелкий поджарый черноногий рикша, бодро крутя педали, преодолел их часа за четыре без остановок. Дорога Николасу удовольствия не доставила. Трехколесный велосипед — не самый комфортный вид транспорта. Водитель спереди, а для пассажиров за ним — маленькая скамеечка, на которой, при большом желании, можно и вдвоем втиснуться. Над задним сиденьем небольшой тент непонятного назначения. Наверное, от солнца, но клочок тени, как правило, на пассажира не попадал. А от здешних дождей это явно не защищало. Идут они только в определенные времена года, но если уж идут, то потоки воды в воздухе такие, что непонятно, чего больше: этой самой воды или воздуха. В общем, опасность захлебнуться вполне реальная. Ехать куда-нибудь под таким ливнем могут только самоубийцы и беспробудные оптимисты, все равно никуда не доедешь.

Зато ветер от тента очень неплохо отражался, аккуратно направляя струйки пыли Николасу за шиворот. А пыль здесь очень противная, не песок, которым, говорят, даже мыться можно, а субстанция, по свойствам напоминающая цемент. Залепляет все грязной коркой, которую потом весьма сложно отмыть. Местные, похоже, этого делать и не пытаются. По крайней мере, натуральный цвет кожи рикши так и остался для пассажира загадкой.

А еще этот рикша был говорлив и певуч. Увидав, что Николас его понимает (благодаря тому самому ментальному артефакту, с помощью которого он мысли у галлодийского дипломата читал), страшно обрадовался. Педали крутил исправно, но не умолкал при этом ни на минуту. Половину времени он хвастался, что даже был одно время личным рикшей Сатьи-Саи, но потерял должность из-за интриг завистников. Остальное время он пел, по ходу сообщив, что у него один из лучших голосов в стране и что он мог бы сделать профессиональную карьеру певца. Продемонстрировал ширину диапазона голоса, поведал о наличии у него абсолютного слуха, необходимого для исполнения местных гимнов, где высота звука различалась не тонами, как на Западе, а даже меньше чем осьмушками тонов.

Сразу стало понятно, почему он не сделал карьеру профессионального певца и почему потерял хлебное место при Сатьи-Саи. Николас никогда не подозревал, что при таком хорошем голосе можно так плохо петь. Рикша бесконечно любовался собственным голосом, абсолютно не к месту растягивая одни звуки и сокращая другие, выдавая всевозможные рулады и переливы. В результате свои вокальные возможности демонстрировал в полной мере, а вот красоту и смысл музыкального произведения убивал напрочь. Очень хотелось постучать ему по голове и как-нибудь заткнуть, но Николас этого не делал. В бессмысленном трепе иногда да проскакивала инсайдерская информация, а она была сейчас для него крайне важна. Так что терпел. Но злым приехал до невозможности, чуть даже маску скучающего бездельника не потерял.

Городок делился на несколько районов-секторов, расположенных вокруг резиденции Сатьи-Саи. Собственно, первоначально резиденция появилась на краю деревни. Когда-то это был обычный дом с садиком, где юный гуру медитировал сутками напролет, привлекая внимание окружающих и потихоньку вербуя почитателей. Теперь же комплекс зданий и садов резиденции стал новым, а разбогатевшая за счет паломников деревня — одним из окраинных районов. Другие сектора составляли торговые ряды, где располагались всевозможные магазины и лавки, ресторанчики и несколько мастерских, школа, больница и район с коттеджами в западном стиле, где поселились иностранные поклонники Сатьи-Саи, решившие переехать к нему поближе. Больница и школа были построены и оборудованы на самом высоком уровне. Вообще, в Брахмане все школы и больницы строились от имени гуру. То есть он собирал на их строительство деньги с богатых жителей и организаций страны, а потом часть из них действительно тратил на заявленные цели.

Так как Николас выехал из Машура, можно сказать, с первыми лучами солнца, то и в Ути-Пату рикша его довез относительно рано, полдень еще не наступил. Высадиться пришлось на окраине комплекса резиденции гуру, внутри его всем, кроме самого Сатьи-Саи, полагалось своими ножками ходить. Хотел было подхватить стоявшую рядом с ним на сиденье сумку на плечо, но решил, что так он из образа выбьется. Поэтому ленивым взглядом окинул спешившую мимо толпу, выискивая потенциального носильщика. Как ни странно, никто к нему не кинулся. В принципе для Брахмана такое поведение местных жителей нехарактерно. Народ здесь нищий, и «срубить» с «белого богатея» за мелкую услугу сумму, которой хватит всей семье кормиться неделю, желающих обычно больше чем достаточно. Но сейчас все со светящимися глазами спешили куда-то внутрь квартала и на приезжего не позарились.

Оказалось, у хитрого рикши все было просчитано. Он специально привез Николаса к дороге, по которой почитатели шли посмотреть на медитацию их гуру, которая должна была вот-вот начаться. А вот его собственный сын терпеливо дожидался такого случая на углу и на окрик отца немедленно поспешил к ним.

— Мой сын Джави, — гордо сообщил рикша, — красавец, весь в жену пошел. Она у меня чудо как хороша, только мы с ней на разных языках говорим. Она на траминском диалекте, а я на пешту. И так все двадцать лет, что вместе живем. (Николас так и не понял, шутит рикша или говорит серьезно.) Зато дети оба языка знают. Джави — моя гордость. Ему уже четырнадцать лет. Он тебе и проводником и слугой хорошим будет. За пару серебрушек.

Рикша, глядя чуть в сторону, протянул руку ладонью вверх. Николас с сомнением оглядел щуплую фигурку мальчика. Выглядел тот лет на десять. Хотя, если ребенка плохо кормить, большим он и не вырастет… Такому лучше бы в больнице полежать, а не сумки таскать. Хотя… альтернативы-то все равно нет. И две серебрушки, это цена за что? За день его работы? Жирно будет. За весь срок? Или папаша сына вообще за эти деньги продать пытается? Больше похоже на последнее…

Скорчил брезгливую гримасу и кинул рикше золотой. Тот монету, похоже, не просто за щеку сунул, а проглотил для надежности, после чего резко с ними попрощался и, не садясь на свой велосипед, потащил его за собой прочь отсюда почти бегом.

Джави бодро вскинул лямку сумки хозяина на плечо и попытался встать по стойке «смирно». Качало его при этом основательно. Перейдя на магическое зрение, Николас подкачал ему немного жизненных сил, потом мысленно плюнул и подхватил сумку телекинезом, уменьшив ее вес раз в десять.

— Ладно, веди пока к местной гостинице.

До места пробирались краешком большой, набитой народом площади. С противоположной стороны она была ограничена решеткой из посеребренных прутьев с золочеными остриями. Впрочем, вполне возможно, прутья и впрямь были из благородных металлов, Сатьи-Саи любил роскошь. Хотя маловероятно. Бессмысленных трат он тоже не любил. Почитателям (а особенно почитательницам) во время индивидуальных аудиенций, которые на западный манер он почему-то называл «интервью», он охотно дарил золотые кольца, честно предупреждая, что при попытке продать или передарить его подарок кому-либо другому золото в нем превратится в медь, а драгоценный камень — в стекло. И ведь не врал, что характерно…

Сейчас взоры всех собравшихся на площади были обращены к упомянутой решетке. За ней находился небольшой сад, посредине которого стояло небольшое возвышение, прикрытое балдахином. Там неподвижно сидел толстый пожилой человек с большой черной бородой и еще большей копной черных же волос. И борода и шевелюра были в мелких завитках, образуя большой меховой шар с проплешиной спереди для глаз и носа. Одет он был в нечто темно-фиолетовое, свободного покроя, похоже, из бархата, но что это — халат, мантия, ряса или просто балахон — разглядеть издалека было невозможно. Это и был гуру.

К Николасу пристроился какой-то одетый по западной моде человек с горящими бегающими глазками.

— Рад приветствовать здесь земляка! — заговорил он по-галлодийски.

— И вам доброй ночи, — вежливо ответил ему на том же языке Николас. — Только я вообще-то из Дэнляндии.

Но незнакомцу было явно наплевать, откуда именно.

— Значит, соседи! А почему вы сказали «доброй ночи»? Ведь сейчас полдень.

— О, я очень ленив, — гордо сообщил молодой человек. — Зачем вспоминать, какое сейчас время суток? Тем более что когда ведешь светский образ жизни, спишь преимущественно в светлое время суток. Так что я и мои друзья уже давно приветствуем друг друга именно так. А на что смотрят все эти граждане? Ути-Баба ведь даже не шевелится?

— О, даже присутствие рядом с местом, где медитирует столь великий человек, дает очень много. Вы чувствуете, как космические лучи буквально пронизывают весь ваш позвоночный столб? — Глаза незнакомца полыхнули особенно ярко, а Николас мысленно пожалел, что не активировал амулет отвода глаз. Похоже, в этой толпе почти все были фанатиками, а не туристами, как он первоначально подумал.

— Возможно, а я думал, что спина ноет просто с дороги, — пробормотал он. — Извините, но я хотел бы сначала посетить гостиницу.

Однако странный галлодиец увязался за ним следом, по дороге жалуясь на окружающих святого человека гнусных мздоимцев и на тяжелую жизнь паломников. Мол, гостиница для паломников бесплатная, но в ней даже белья не дают, все самим покупать приходится. Теперь глаза у него уже не столько пылали, сколько бегали. Это уже была более знакомая ситуация. После секундного колебания Николас решил для первого раза быть щедрым. Брезгливо выпятив губу, он выцедил из кошелька пяток серебрушек и вручил их «земляку».

— Надеюсь, простыни здесь не из парчи делают? — спросил он.

Незнакомец счел вопрос риторическим, но сразу же сослался на многочисленные дела, которые вынуждают его покинуть земляка. Но он обязательно посетит его в гостинице.

«Ну и место, — мрачно думал Николас, — здесь даже попрошайки — фанатики. Как это у этого гуру так получилось? Ведь никакой магии!»

Гостиница Николасу не понравилась. Собственно, после встречи со странным господином ничего хорошего он и не ждал. Но реальность даже эти ожидания превзошла. Точнее, по уровню сервиса даже до них недотянула. Гостиница оказалась трехэтажным бетонным зданием, разделенным на клетки-пеналы размером с купе поезда. В стене — небольшое окно. И все. Ни занавесок, ни мебели, ни даже «удобств» на этаже. Вообще ничего! Зато бесплатно. Хотя это еще как посмотреть. Селящиеся здесь паломники обязаны были несколько часов в день отрабатывать на уборке территории. Или в садах. Или еще куда пошлют. В общем, являли собой бесплатную рабочую силу, которая даже кормилась за собственный счет.

— Сразу сказать, что здесь жить нельзя, ты не мог? — обратился Николас к Джави. Но сменил гнев на милость. — Впрочем, на это было интересно посмотреть в познавательных целях. Веди меня теперь туда, где нормальные люди с Запада живут! И давай по дороге где-нибудь поедим.

Последнее пожелание он добавил, скорее, из жалости. Сам он тоже утром ничего не ел, только чашечку чая на дорогу выпил. После чего аппетит у него пропал. Чай в местном понимании оказался весьма странным напитком. Чайные листья довольно долго кипятят в молоке, потом добавляют сахару и, похоже, масла. Хотя, возможно, это молоко таким жирным было. Получается довольно густая сладкая жидкость цвета молочного шоколада. Подается в чашках, размером и формой напоминающих скорлупу куриного яйца. Вкус — «специфический». Корову, судя по запаху, перед дойкой не моют. Или рацион у нее такой, что молоко пахнет явно не сливками…

В общем, особого желания поесть Николас не испытывал. Но уж больно голодным и заморенным его проводник выглядел. А раз Джави его папаша к нему вроде как в слуги пристроил, то хозяину его и кормить.

Зашли в странное заведение, расположенное сразу за кварталом резиденции. Наверное, ресторан; по крайней мере, кто-то к нему подошел заказ принять. Николаса посадили одного за столик в прикрытой тентом части «зала», где даже пол был какими-то плитками выложен. Джави уселся за длинный стол под открытым небом. Попросив накормить его слугу, Николас не стал изучать меню (все равно читать по-местному не умеет), а попросил подать полный обед из местных «фирменных» блюд, но с учетом того, что он слишком острое не любит.

Съедобным в результате оказался только хлеб. И жутко дорогие сыр и вино, привозимые морем с Запада. Сами брахманцы ни того ни другого не делают. Мясо у них — либо куриное, либо баранина. Коровы — священные животные, а вот почему не принято есть ничего другого, осталось непонятным. Махараджи вроде на охоту на слонах выезжают, неужели ничего из своей добычи потом не едят? Впрочем, сам сорт мяса в местной кухне роли не играет. Курятина от баранины на вкус не отличается, так как все блюда состоят не меньше чем наполовину из перца. То же самое относится к тушеным бобам и даже пирожкам с зеленой начинкой. И это — «неострый» вариант еды для иностранцев. Какова же тогда еда для местных?

Оказалось, местные в основном питались отварным рисом, обильно поливая его различными соусами и размешивая пальцами. Ели тоже пальцами. Запивали водой. И были довольными. По крайней мере Джави просто светился от удовольствия, с бешеной скоростью уничтожая целую гору риса.

Из интереса Николас попросил дать ему попробовать и эти соусы. Делались они на основе протертых некрупных бобов местного сорта, а назывались «соевым», «томатным», «молочным» и еще кучей наименований, но не имели никакого отношения к заявляемому вкусу, только к цвету. Ибо белый «молочный» соус от коричневого «соевого» по вкусу не отличался. И тот и другой были сдобрены перцем до состояния «жидкого огня».

Насладиться местными фруктами тоже не удалось. Нет, выбор был большой, но все они оказались незрелыми. Как потом выяснил Николас, фрукты тут приходилось срывать раньше, чем обезьяны сочтут их пригодными в пищу. Иначе они успеют первыми, заборы для этих четвероруких — не преграда. А убивать или даже гонять их нельзя, какой-то гуру в древности объявил их священными. И если неприкосновенность коров еще может иметь хоть какое-то объяснение (их хотя бы доить можно), то пользы от массового разведения обезьян (а иначе эту отдачу без борьбы на разграбление продуктов своего труда никак не назовешь) нет никакой, а вот вреда — много. В результате в Брахмане все большую популярность кокосовые пальмы приобретали: ухода почти не требуют, а обезьяны кокосов не едят. Впрочем, в отсутствии любви к кокосам Николас был вполне солидарен с обезьянами.

Ну ладно, хотя бы мальчик удовольствие получил и даже, кажется, наелся. И сыр вполне неплохой был. И хлебные лепешки — съедобные. Вино, правда, дрянь…

Сектор коттеджей в западном стиле отличался от аналогичного квартала в той же Дэнляндии полным отсутствием зеленых лужаек и цветов перед домами. И вообще зелени было крайне мало, совсем крохотные садики были только во внутренних двориках, со всех сторон укрытые стенами и еще сетками и решетками сверху.

Впрочем, перед одним из новых домиков царило какое-то оживление.

— Это новенькие обустраиваются, — сообщил Джави. — Недавно приехали, только осваиваются. Давайте посмотрим? Похоже, будет интересно.

Глаза у подростка горели так, словно перед ними тетка голышом из дома выскочила и не заметила, что не одета. Николас невольно проследил за его взглядом. Тетка и вправду была. Одета в сари, но по внешнему виду — уроженка западных стран, возможно, даже дэнляндка. Средних лет, довольно симпатичная. Стоит перед дверьми коттеджа, держит в одной руке лопату, в другой горшок с цветком. Никакого особого беспорядка в одежде не заметно, почему же все на нее так плотоядно смотрят? Не только Джави, но и десяток других прохожих буквально с отвисшими челюстями застыл. В том числе и женщины. Тетка тоже почувствовала недоброе и стала затравленно озираться. Но что не так, не понимает. Равно как и Николас, на которого она наконец вопросительно уставилась.

— Так что тут такое интересное происходит? — требовательно спросил он у своего проводника.

Тот неохотно отвел взгляд:

— Похоже, белая женщина землю копать собралась.

— Ну и что?

— Касту роняет…

Николас решительно пробился к тетке сквозь толпу.

— Позвольте представиться, госпожа. Барон Николас фон Минт. Из Аура. Смею надеяться, что встретил соотечественницу?

— Фрау Лейвинц. — Попытка тетки сделать книксен в сари и с лопатой в руках выглядела несколько забавно. — Барон, вы не говорите на местном языке? Я не понимаю, что им всем от меня надо?

— Простите, госпожа, но белому человеку не положено собственноручно копаться в земле. Я об этом раньше читал, но теперь вижу реакцию аборигенов воочию. Наймите кого-нибудь из касты земледельцев посадить ваш цветок, и все успокоятся.

— Муж немного владеет их варварским наречием, но его сейчас нет дома. Он медитирует вместе с гуру. А я даже не смогла пойти с ним, все никак не могу объяснить этим черномазым, что мне надо. Муж с ними как-то ладит, а по мне, так они все криворукие. Проще самой сделать, чем от них чего-либо добиться. Ах, ну как среди такого отсталого народа мог появиться такой великий человек, как Сатьи-Саи?

— Я попробую.

Николас подозвал к себе Джави в качестве переводчика. С ним-то он телепатическую связь установил с помощью своего ментального артефакта, так что хотя они и на разных языках говорили, друг друга понимали. А вот транслировать разговор на всю толпу было для него непосильной задачей, да и внимание могло привлечь. Кто-нибудь вполне мог обратить внимание, что говорит он почти беззвучно и артикуляция губ со словами не совпадает. Лучше не светить такие возможности.

Получив задание, Джави не смог скрыть разочарования. Демонстрация белой теткой стриптиза отменялась. Хотя какого стриптиза? Бери выше! Голая задница — это фигня! Касту уронить — все равно что статус потерять. А статус для нормального человека все-таки много важнее секса. Недаром большинство монахов и прочих аскетов легко целибат переносят. Им высокий социальный статус все компенсирует!

Несмотря на недовольство, задание мальчик все-таки выполнил, причем очень быстро. Как местные различают, кто к какой касте относится, постороннему не понять, но Джави просто ткнул пальцем в одну из стоявших рядом женщин и приказал ей посадить цветок перед домом. Именно приказал, хотя был как минимум в два раза моложе и одет беднее.

Женщина покорно взяла у фрау Лейвинц лопату, быстро выкопала ямку, сунула туда цветок и столь же быстро его присыпала землей. Охнуть хозяйка дома успела только после того, как вся операция была уже закончена.

— Она же его вместе с горшком закопала! — взвизгнула фрау. — Она что, ни разу в жизни цветов не сажала?!

— Не удивлюсь, если именно так и есть, — более-менее спокойно отреагировал Николас. — Джави говорит, что она рис сажает, а цветы тут только белые люди разводят.

— Скажите ей, что все надо переделать! — Тетка сама кинулась в атаку, отчаянно пытаясь объяснить растерявшейся «цветоводке» ее ошибку на языке жестов.

С пониманием были явные проблемы, но собравшиеся уже разойтись зрители снова заинтересовались происходящим. Николас начал объяснять ситуацию своему слуге, собираясь вновь использовать его в качестве толмача. Но его вмешательство уже стало ненужным. Сквозь толпу вежливо, но решительно протолкалась тощая корова и одним ловким движением откусила цветок под корень. После чего невозмутимо стала его жевать, постепенно засасывая в рот торчащий стебель.

Фрау потеряла дар речи. Зрители стали расходиться, оживленно обсуждая увиденное.

— Действительно, а где бедным коровам в городе пастись? — нейтральным голосом произнес Николас. — Кругом один камень. Только по помойкам лазить, да ветки, что неосторожно за заборы высунутся, обкусывать.

— Страна фатальных идиотов! — с чувством произнесла почтенная домохозяйка. И тут же переключилась: — Барон, заходите чаю выпить. Составьте даме компанию, а то я от общения с этими черномазыми скоро на стену полезу или кусаться начну.

Чай оказался даже очень приличного качества, так что Николас не пожалел о потраченном времени. Ну почему местные его так не заваривают? Да и разговор с фрау Лейвинц, хоть и не дал много новой информации, его развлек.

— Вы только что приехали и здесь еще не ночевали? Замечательно! Готовьтесь! Вам сегодня во сне обязательно явится Сатьи-Саи! Он со всеми вновь приехавшими так поступает. Мне вот приказал на интервью записаться, и меня без очереди приняли! Я, правда, не поняла, о чем он мне говорил, и расплакалась. Тогда он сказал по-дэнски: «Не плачь, на тебе сари». Вот это самое. Я его теперь все время ношу.

Заметив подозрительность во взгляде Николаса, добавила:

— Уже второй день! Мы тут всего декада как приехали, а дом этот через посредника, еще в Брумене находясь, купили.

Несмотря на недолгий срок пребывания, фрау Лейвинц считала себя специалисткой в местной жизни. Как же, у мужа в Брумене лавка эзотерических товаров была! Дама она была деятельная и общительная, а по местным порядкам женщинам все больше молчать полагалось. Общаться разрешалось только с другими женщинами, а к мужчинам можно было обращаться только через их жен.

— Представляете, приходит к нам какая-то местная женщина и говорит мне: «Марита (эти дикари только по именам обращаются, ни фамилий, ни титулов не понимают!), скажи, пожалуйста, Хансу (это мой муж), что мои братья закончат и принесут ему стол через три дня». А мой муж стоит рядом и мне ее слова переводит, так как я по-местному не понимаю! — Она весело засмеялась. — Стол, правда, до сих пор не принесли, хотя уже пятый день идет.

Нерастраченная энергия фрау требовала выхода, и молодой земляк показался ей идеальным объектом ее приложения. Как только чай был допит, она подхватила его под руку и потащила по городку, совмещая экскурсию с подбором для него подходящего жилья. Предложение купить соседний коттедж Николас отклонил. Он сюда на две-три декады приехал и не знает, когда в следующий раз здесь появится. Возможно, и никогда. Однако владельцы коттеджей в «западном» секторе городка либо жили в них сами, либо стремились избавиться от недвижимости. Желающих сдавать жилье не было. Можно было бы перебиться у кого-нибудь в гостях, но домохозяева-иноземцы здесь были страстными почитателями местного гуру, и темы их разговоров вертелись вокруг объекта их обожания и эзотерики. Николас опасался, что в больших дозах такие разговоры просто не вынесет.

Оставалось только снять жилье у аборигенов. Жители первого же домика, в который они обратились за информацией по этому вопросу, после пяти минут криков и суеты похватали свои пожитки и съехали к родственникам. Николас так и не понял, снял он у них дом на месяц или купил? За один золотой. Впрочем, не принципиально. Поживет, сколько потребуется, а потом хозяева могут и назад дом забрать. Ему он больше не понадобится.

Собственно, это была, скорее, хижина, крытая пальмовыми листьями. Но пол и стены — из камня. Две смежные комнатки, мебели нет. На Западе бы сказали, «удобства во дворе», но во дворе никаких «удобств» не наблюдалось. Разве что канава вдоль улицы шла. Да и был ли у дома двор — тоже непонятно. Никакого забора или иного ограждения вокруг не существовало. Ладно, пару-тройку декад можно и так перебиться. Бытовые заклинания для обеспечения личной гигиены Николас уже давно выучил, как-нибудь «дикарем» проживет. Главное, до сезона дождей еще далеко.

Дальше был долгий совместный поход по мастерским и лавкам, по ходу которого фрау Лейвинц пыталась заставить Николаса переделать свое жилье на западный манер, но в этом не преуспела. Тот молча кивал, со всем соглашался, но ничего не заказывал. Только минимум мебели и посуды. А также купил ритуальный барабанчик (сувенир, понравился) и портрет Сатьи-Саи (Марита навязала).

Какая-то польза от сопровождения «местной специалистки» все-таки была. Следующий прием пищи у них (Джави ходил с ними, но ел отдельно) был в ресторанчике с нионской кухней. Платил, понятно, Николас как кавалер, но навела его на цель именно фрау Лейвинц. В отличие от местной стряпни, еда там оказалась вполне съедобной. В основном это было разное вареное тесто с мясом: лапша в качестве гарнира или наполнителя супов и различного размера сваренные пирожки (от пельменей до мантов размером с чебурек). Главное, перца в еде почти не было, а запах добавляли различные вареные корешки. Не слишком вонючие. Нельзя сказать, что было очень вкусно, до матушкиной кухарки так же далеко, как до Лердена, но Николас решил, что на таких харчах он сможет продержаться достаточно долго, соответственно с готовкой в снятой (купленной) хижине можно не заморачиваться.

Впрочем, у фрау Мариты было свое видение обеспечения его быта.

— Дорогой барон, вы правильно сделали, что взяли себе мальчика-слугу. Но этого недостаточно. Вам еще служанка нужна. Должен же кто-то в доме убирать, стирать и готовить? Местные мужчины, даже мальчики, этого делать не будут. Стоят они совсем дешево, если будете кормить, можно и вовсе не платить. Или знаете что? Давайте мы вас женим! Та же служанка, но побелее и почище будет. Здесь многие так поступают.

— Но, простите, уважаемая! Я как-то немного по-другому себе жену представлял.

— Так вам же ее с собой забирать не надо будет! Оставите ей свой домик, немного денег, и она будет счастлива.

— Неужели можно вот так бросить женщину, которую перед богами объявил своей женой?

— Здесь так не принято. По такой ерунде, как брак, богов не беспокоят. Только стол соседям накрыть придется, вот они и будут свидетелями, что брак заключен. Хотя проверять никто не станет. Некоторые богатеи еще и совместный портрет заказывают или фотографию делают.

— Многоженство здесь, что ли?

— Нет, второй жены вам никто уже не даст. Да и у местных тоже моногамия. Просто если муж уезжает надолго, жену через год вдовой объявляют. Хотя, если захотите, можете жену и с собой забрать. Красавицы здесь не редкость. И не испорченные. Вам какого возраста больше нравятся: десятилетние или все-таки двенадцатилетние?

Николас с подозрением посмотрел на собеседницу. Вроде не шутит.

— Разве в столь юном возрасте можно выходить замуж?

— Конечно, можно! Сатьи-Саи разрешил.

— Сатьи-Саи? Тогда это серьезно. А он всегда все разрешает?

— Нет, конечно. Вот тут хотели реку с севера на юг развернуть, а он не разрешил. Сказал, пусть течет, как текла. Министр сельского хозяйства ему в газете возразить попробовал.

— И что?

— А ничего. В смысле нет больше ни министра, ни газеты. Ни половины города, где ее редакция была. Читать тут далеко не все умеют, но о таком сразу узнали. Вот и пришли паломники. Некоторые еще полгода подходили. Все с посохами. Сатьи-Саи сделанную ими площадь святым местом объявил.

Через некоторое время в ресторане к ним присоединился герр Лейвинц. Сцен ревности не устраивал, зато срочно заказал себе целый стол всяческой еды. Оказалось, переехавшие сюда с Запада жители квартала тоже предпочитали питаться именно в этом ресторане. Но так как все они были ревностными поклонниками Сатьи-Саи, то стеснялись этого своего пристрастия и обычно обедали в других местах и брали те же блюда, что и их гуру. Поэтому для похода в нионский ресторан требовался весомый повод, за который появление нового земляка вполне сходило. Так что герр Ханс сразу направился искать супругу сюда. Ну и задержался. Николаса тоже никак отпускать не хотел, хоть тот на внимание фрау Мариты больше никак не претендовал, наоборот, был рад отделаться.

— Вы же не будете спорить, что медитативные практики, проводимые Сатьи-Саи, позволяют человеку перейти на новую ступень умственного развития?! — вещал он, яростно сверкая глазами и не менее яростно шевеля челюстями.

Спорить Николас не стал, хотя и был внутренне уверен, что если переход на новую ступень эти граждане и осуществляют, то только вниз. Все равно не убедишь, только поссоришься. Поэтому просто кинул золотой официанту и стал прощаться. К официанту немедленно подлетел, видимо, хозяин и ненавязчиво отобрал выручку. А оживившаяся чета Лейвинцев стала срочно сокращать его чаевые и дозаказывать блюда, потребовав сразу часть из них упаковать для выноса с собой. Занятие их настолько увлекло, что они совсем забыли о сотрапезнике и только помахали ему, когда он уже выходил из зала.

Остаток дня Николас потратил, пытаясь оборудовать себе спальное место. Кровать ему принесли. Человек десять. На руках. Большую, красивую, из сандалового дерева. Только в дверь она не пролезала. Сначала хотели кровать разобрать, но потом часть стены у дома снесли, расширив проход. Потом каменщика искали. Потом стену чинили. Не починили, сбежать пытались. Но Николас их не пустил и заставил работать при свете зажженных им же магических фонарей. А сам их контролировал. В общем, хорошо провел ночь.

Утром, когда ремонтные работы подошли к концу, толпа аборигенов в его домике не только не уменьшилась, а даже увеличилась. И все прибывала. Скоро, гляди, весь сектор исконных жителей городка здесь окажется. Оказалось, привели служанку на работу оформлять. Девочку. Черную, глазастую, лет десяти на вид.

Звали девочку Рати, что, кажется, по-местному означает «удовольствие». Какое конкретно удовольствие можно было получить от этой девочки, Николас не понял. Была она такая мелкая, тощая и жалкая, что иных желаний, кроме как накормить ее как следует, у него не возникло.

Впрочем, с удовлетворением этого желания тоже возникли проблемы. Пришедшая толпа жаждала наметившуюся сделку, как сказали бы на Западе, «обмыть», а здесь — «заесть», что ли? Короче, «корми нас всех, хозяин!».

Вспомнив о вчерашнем описании местных свадеб, Николас щедрой рукой сыпанул по полной горсти серебра и Рати и Джави, приказав им самим поесть, ну и накормить тех, кого выпроводить не удастся. А сам слинял в ашрам. Ему не препятствовали, поход к Сатьи-Саи — это святое. Как будут разбираться с проблемами доставшиеся ему в услужение дети, его не очень беспокоило. Они местные, должны знать, что делать. Пусть хоть сами между собой поженятся, ему все равно.

Двинувшись в сторону центра, Николас стал перебирать в памяти, что он знает об этом месте.

Район резиденции Сатьи-Саи официально называется ашрам. Почему? Сатьи-Саи означает «Учитель Истины», вот и резиденция у него «школой» называется. Точнее, «летней школой», но в Брахмане всегда лето, так что школа функционирует круглый год. Чему в ней учат? Всяким разным направлениям эзотерики, но главным атрибутом всех занятий является привитие слушателям величайшего почтения к местному гуру, то есть Ути-Бабе. Ути — название городка, Баба вообще-то означает «Отец». Отец именно с большой буквы. По дороге попалась обычная школа, так над входом висел транспарант на двух языках: на каком-то местном диалекте, на котором Николас читать не умел, и пиктанском — видимо для наиболее часто встречающихся здесь иноземцев. Транспарант гласил:

Из первой же строчки видно, что «Баба» и «отец» не одно и то же. А вот что? Кстати, а как этого Ути-Бабу на самом деле зовут? Похоже, никто и не знает…

Из любопытства заглянул в школу. Хорошо одетому иноземцу никто не препятствовал, небось привыкли всяких спонсоров принимать. В одном классе шел урок математики, весьма маленькие дети учили таблицу сложения. Четырехзначных чисел, между прочим. Столбиком здесь складывать, видимо, не принято… Николас мысленно посочувствовал школьникам, большая же у них программа получается. Этак к концу начальной школы и до шестизначных чисел дойдут…

В другом классе показывали «чудо» — рождение капельки сиропа из образка с изображением бога. Образки были овальной формы размером с фалангу пальца и слегка выпуклые, так что изображение бога немного выступало вперед. Лежали все образки кучей в большой чаше с сахарным сиропом, который учитель почему-то называл «маной». Ученик протягивал ему руку ладонью вверх, а он аккуратно двумя пальцами вылавливал из чаши образок и клал ему на ладонь выпуклой стороной вверх так, чтобы эмалевое изображение было видно. Образок сверху был почти сухой (сироп на выпуклой поверхности не задерживался), но когда его клали на ладонь, из-под него вытекала капелька сиропа. Учитель называл это «божественным чудом», рождение маны из образа бога. А то, что сиропа в чаше меньше делалось, заметить было трудно, недаром она такая большая.

Николасу тоже достались и образок и капелька сиропа. Сироп, оказалось, надо языком слизнуть. Образок тоже можно вылизать. Потом его снова в чаше топят и выдают уже следующему. Хорошо хоть, что образки из серебра, оно некоторым обеззараживающим свойством обладает. Ну а на кэров никакие микробы не действуют. Но все равно противно. Интересно, это древняя традиция, или Сатьи-Саи придумал? Он на всякие выдумки и чудеса мастак, хотя ни разу не маг. Впрочем, маги из ничего золотые кольца тоже создавать не умеют. Тут другой талант нужен…

Оказалось, что запись на «интервью» происходила на той же площади, где почитатели могли наблюдать за медитацией Ути-Бабы. Только никакой записи не было. По площади перемещались служители ашрама и сами отбирали достойных кандидатов на аудиенцию у гуру. Так что эксцессов на этих приемах никогда не бывало, а рассказы о встрече с Учителем Истины были переполнены восторга, близкого к религиозному экстазу. Николас заподозрил, что его личные шансы оказаться в числе избранных близки к нулю. Убедительно изобразить восторженного почитателя он, пожалуй, сумеет, но удержаться в этой роли несколько суток, пока заметят, — увольте, да он от тоски удавится раньше!

К тому же целесообразность визита к Сатьи-Саи пока сомнительна. Кэра богиня сюда направила не шею местному гуру свернуть, а санкхью изучать. Понять бы еще, что это такое…

Сам Сатьи-Саи никаких занятий не проводил, а только прилюдно медитировал. Кому охота — может присоединяться. Но при нем было полно других учителей-философов. Дворец Ути-Бабы был окружен садами, в которых по периметру шли лужайки (жаль, травы на них было мало) с беседками. В этих беседках и сидели «учителя», поучая собравшихся вокруг или даже выполняя вместе с ними различные гимнастические упражнения. И поучения и физкультура прерывались длительными медитациями.

Послушав и понаблюдав за действом на различных лужайках, Николас наконец решил задержаться на одной из них. В беседке проводил занятия какой-то высушенный до состояния мумии аскет неопределенного возраста. Видимо, медитацию проводил. Но делал это довольно странно. Николас пригляделся к его ауре и решил, что «учитель» находится в глубокой коме и шансов вернуться в мир живых без срочного вмешательства со стороны не имеет. В принципе этот умирающий был ему глубоко безразличен, но, видимо, сработали инстинкты целителя. Глянув на затухающую ауру, он подкачал в нее жизненной силы и наложил несколько заклинаний «Среднего исцеления» на все важнейшие органы этого почти трупа. На голову даже дважды, без особой, впрочем, надежды, что мозги у индивидуума встанут на место.

«Мумия» слегка качнулась, возвращаясь в мир живых. И заговорила неожиданно заунывным, но звучным речитативом:

— Вняли боги моим молитвам, окропили мой дух священным соком сомы! В состоянии мокша побывал мой дух, прикоснувшись краем к анутара самъяксасмбодхи. Приоткрылись чакры мои и наполнились небесною силою. Разлилось блаженство по изнуренному телу моему, никогда прежде не чувствовал я себя столь хорошо после медитации. — И добавил уже строгим тоном: — Сумели ли вы почувствовать смену моего состояния, медитирующие рядом?

В том, что никто не мог ничего заметить, Николас был абсолютно уверен. Зрением кэра из всех присутствующих обладал он один. Однако большинство из сидевших вокруг с энтузиазмом закивали.

Ободренный реакцией окружающих, аскет перешел к поучениям:

— Запомните! Пуруша есть трансцендентальное Я или чистое сознание, это абсолютная, безначальная, неизменная, непознаваемая реальность. Пуруша не только не имеет причины существования, но и не выступает в роли причины чего-либо. Пракрити есть беспричинная первопричина всех объектов в мире, лишенная сознания. Пракрити — первый принцип Вселенной, она независима и активна, состоит из трех гун: саттва — основа разума, раджас — основа энергии, тамас — основа инерции. Собрав силой разума всю свою энергию, объединив ее с энергией космической, преодолеет мудрый инерцию тела и достигнет просветления!

Николас решил послушать дальше. Это было что-то похожее на санкхью, целью которой, как ему помнилось, и было отделение духа от материи. Не совсем понятно, зачем его богиня эту галиматью слушать отправила, но раз пришел, будем учиться! Он уселся в самом заднем ряду медитирующих, выбрав место так, чтобы прислониться спиной к одному из немногих росших тут деревьев. Лежа медитировать было бы еще удобнее, но зачем привлекать к себе лишнее внимание? Так что «растворяться в природе» пришлось сидя. Николас мысленно потянул к себе и в себя струящиеся вокруг слабые энергетические потоки, собирая ману. Он эту практику еще в университете освоил, хотя, став кэром, применял редко. Организм восстанавливал манорезерв без специальных волевых усилий и достаточно быстро. Вот и сейчас его резерв был практически полон, на лечение «мумии» много не понадобилось, но все-таки он его долил до конца. Проверил накопители в спрятанных на поясе артефактах, проверил, чтобы все были под завязку заполнены. Все, больше ману девать некуда. Прислушался, что там еще вещает этот «учитель». А тот рассказывал, видимо, о конкретных методиках.

— Представьте себе, что вы легкий ветерок, который одновременно является частью воздуха вокруг, но и выделяется в ней. Вот вы овеваете эту площадку…

Ни малейшего дуновения ветерка на площадке не ощущалось, в отличие от жара полуденного солнца. Это кэров жара не берет, а слушатели, особенно те, что с Запада приехали (а таких было не меньше четверти), вполне могли тепловые удары схлопотать.

В общем, день Николас провел очень «плодотворно», так и не поняв, а что он тут делает? Но ничего, он упорный, завтра снова придет…

Когда он вернулся к своей хижине, обнаружил, что народные гулянья там еще продолжаются. Слишком щедро им денег оставил, что ли? Хотя изысков никаких не наблюдалось. Притащили здоровенный котел, ведер на десять, и несколько котлов поменьше, дрова откуда-то появились. Столами и скамьями все место вокруг заставили. В большом котле варили рис, в остальных овощи тушили и соусы готовили. Кашеварило человек десять, остальные к ним с мисками подходили за новыми порциями.

Николаса приветствовали как родного и стали поздравлять. Считывать мысли у такой толпы сразу было затруднительно, ибо галдели все, и можно было разобрать только обрывки фраз. Пришлось вытащить к себе мужика посолиднее и расспросить индивидуально.

Трактовку произошедших в его отсутствие событий Николас счел попыткой тупой разводки. Дескать, оженили его. На девочке-малолетке. Свидетелей куча. А что его самого при этом не было — не страшно, он же Джави в качестве своего заместителя оставил. Держался при этом мужик чрезвычайно нагло, типа — против «обчества» не попрешь. Так что корми тут всех, пока не уедешь, а потом денег много давай жене на хозяйство. Старшие ей помогут. Сама девочка при этом где-то за спинами пряталась, ожидая развязки.

Николас с большим трудом сдержался, чтобы не шарахнуть по нахалам каким-нибудь серьезным заклинанием. Вместо этого он разродился гневной тирадой, которую нельзя было считать матерной только в силу особенностей дэнского языка. Ну нет в нем матерных слов. Совсем. Другими выражениями, условно литературными, обходятся. Но «ублюдки больного чесоткой шакала, „пускающего ветры“ исключительно через рот» и тому подобные определения недостойного поведения местных шудров присутствовали в изобилии. И сказано все это было не просто так, обертоны «Гнева кэра» подмешались в его голос сами собой.

Эффект был неожиданный, но сильный. Вся находившаяся вокруг толпа попадала наземь без сознания расходящейся волной. Николас совсем забыл, что ментальный артефакт, с помощью которого он считывал и транслировал мысли, работает на полную мощность. Вот теперь он «Гневом кэра» им по мозгам и врезал.

Убивать этих селян или превращать их в толпу идиотов Николасу никак не хотелось. Собственно, шудры ни в чем не виноваты. Обычные рабы с рабской психологией. Гнут спину и заискивают, но все время стараются и как-нибудь обмануть представителей высших каст, испытывая к ним чувство классовой, а точнее, кастовой зависти и ненависти. Все банально и старо как мир. А вот как этих «бессознательных» в себя приводить?

Действовал по наитию. Стал подкачивать в ауры потерявшим сознание жизненную силу, одному за другим, одновременно продолжая свою речь. Также подпускал «Гнев кэра», но говорил на самом деле спокойным голосом. Типа журя по-отечески. Мол, нехорошо они поступили, попытавшись обмануть его, но теперь в этом раскаиваются. А он их простит, если впредь будут вести себя скромно и вежливо. Что нужно работать и уважать старших. И еще много разных правильных слов, от которых его самого стало подташнивать. Все-таки, чтобы работать проповедником, надо определенный склад характера иметь, главное в котором — полное отсутствие совести.

В общем, народ стал понемногу приходить в себя, явно не очень понимая, что же с ним произошло. Разошлись все по-тихому. Даже Джави с Рати слинять пытались, но их Николас уже не пустил и поручил убрать следы пиршества. А сам в нионский ресторан есть пошел. Рисовая каша, покрашенная красным перцем и щедро присыпанная перцем черным, у него аппетита не вызвала.

Как выяснилось впоследствии, воздействие проповеди Николаса на незваных гостей имело устойчивый и долгосрочный эффект. Весь наиболее старый сектор городка еще несколько лет вел себя исключительно тихо и очень старательно работал, повергнув в умиление деревенскую аристократию. Только почему-то все эти шудры образовали новую касту (или подкасту? или племя? или как это оно в местной традиции называется?) — потомков голосистого шакала. И произносили это самоназвание исключительно с гордостью, как данное им свыше самими богами.

На следующее утро после гулянки у его хижины Николас встал злой и невыспавшийся. И вместо завтрака принялся сооружать артефакт, обеспечивающий звукоизоляцию. С ходу подходящих бытовых заклинаний не вспомнил, от растрепанных чувств соорудил защитную сферу по типу той, что полигон в университете прикрывала, только меньшего размера, чтобы только на одну кровать хватило. А что? Заклинание сложное, но звукоизоляция полная. А в качестве бонусов — ее и огнешаром не пробьешь, и комар через нее не пролетит. А воздух не только проходит, но даже вентилируется. Замечательный бытовой артефакт получился. С одной маленькой оговоркой, что сделать его редкий архимагистр сможет. Или кэр. Хотя на сегодняшний день он среди кэров единственный артефактор.

Воодушевили на трудовые подвиги хозяина его молодые слуги. Джави и Рати, видимо, решили, что вчерашняя гулянка все-таки свадьбой была. На которой то ли Джави сам женился, то ли Николаса замещал. В общем, ночью он это замещение продолжил. Куда-то у местных детей не туда акселерация пошла! На вид года на два-три моложе, чем есть на самом деле, мелкие, тощие… Но сколько энтузиазма! И ничего не стесняются. Хотя если в таких хижинах тут большими семьями живут, а иногда и по нескольку семей в одном доме, то к публичному интиму должны быть привычные. В отличие от Николаса. И ведь когда он их в первый раз шуганул, чтобы спать не мешали, спокойно вышли во двор и продолжили праздник, похоже, даже громче, чем раньше. И так раз пять за ночь. Как же, выходят, о хозяйском сне заботятся. Уснешь тут!

Быт более или менее наладился, и следующую декаду Николас ходил в ашрам как на работу. Все к тому же аскету (так и не узнал, как его зовут), который каждый день упорно пытался уйти в небытие, а он ему в этом регулярно мешал. У «мумии» от регулярной подкачки жизненных сил даже цвет кожи уже не таким землистым стал, и энтузиазм вырос на порядок. Но человек оказался честным. Уйти в нирвану с концами пытался где-то до полудня, потом описывал аудитории свои ощущения по мере приближения к анутара самъяксасмбодхи (слова-то какие, и не выговоришь!), затем рассказывал что-нибудь из основ философии, после чего начиналось:

— Почувствуйте себя текучей водой, разлейтесь по округе, заполняя каждую впадинку…

Николас честно слушал философскую муть, даже пытался понять, о чем же в ней говорится. Во всех системах всегда одно и то же! Высасывается из пальца какой-нибудь постулат о первооснове мироздания. Постулат этот защищен копирайтом философа, основавшего учение. Затем вокруг этого постулата достраивается модель мира, иногда даже непротиворечивая. Что, впрочем, неудивительно, на этом этапе уже обычной логикой пользуются. Только держится все это на крайне зыбком основании — утверждении, которое в принципе невозможно доказать. Вот так в основе мира может оказаться айперон, атом, пракрити, четыре первоэлемента или просто «слово Бога». Спектр безграничен. Николас сам готов на спор построить теорию, в которой основой мира будет, например, белый свет или, скажем, эманация зла. В общем, он, как человек науки, давно считал всех философов бездельниками и жуликами.

— Почувствуйте себя туманом, стелющимся по земле и насыщающим траву влагой…

В конце концов ему надоело бесцельно собирать ману, девать которую было совершенно некуда. И от нечего делать Николас задумался, а какие ощущения на самом деле могли бы быть у «тумана, стелющегося по земле», если бы тот мог что-нибудь чувствовать. Наверное, что-нибудь вроде легкой щекотки или зуда от соприкосновения с травой. Иначе зачем ее влагой обволакивать? Чтобы не щекоталась. Ведь туман, наверное, не видит, а воспринимает мир через осязание. А как же он его осознает? Хотя стоп! Чтобы осознавать, думать уметь надо. Думающий туман? А что, интересно!

Николас расфокусировал зрение, слегка прикрыв глаза, и мысленно потянулся во все стороны, особо выделив направление в сторону вещавшего философа. Одновременно внушал себе: он легкий, чуть влажный, растекается и плывет в воздухе…

Вроде что-то такое почувствовал. Мир стал каким-то совсем другим: снизу что-то слегка царапает, сверху и боков слегка массирует… Вдруг в спину что-то его резко ударило, сминая, кидая вперед и пытаясь разорвать на части. Николас запаниковал, широко открыл глаза и замахал руками. Наваждение закончилось, но каким-то конфузом. Оказалось, что он лихорадочно дергается прямо в центре площадки, сидя верхом на «учителе», которому только что заехал локтем в ухо. Хорошо так заехал, бедняга вырубился, а ухо на глазах увеличивается в размерах.

Активировав «Отвод глаз», он буквально в два прыжка вернулся на место. Кажется, далеко не все заметили происшествие, а те, кто что-то заметил, не успели осознать и теперь ошалело крутили головами. Он тоже внимательно осмотрел все вокруг и прислушался к своим ощущениям. Похоже, по земле в сторону аскета от его места тянулся слегка влажный след. А ему, кстати, очень пить захотелось. Что еще? С какой стати он вообще с места вперед рванул? Действительно, что ли, туманом стал, и его легким ветерком так больно приложило? Ни хрена себе! Что же это за боевая форма, в которой ветром сдувает?! Впрочем, релаксировать лучше в другом месте. Подальше от посторонних глаз. Короче, линять пора! Наложил на ушедшего в нирвану по его вине философа очередное «Среднее исцеление» и, не убирая «Отвод глаз», тихо удалился. По-пиктански…

Следующую декаду Николас из своей комнаты выходил только в нионский ресторан поесть. Да и то делал это раз в сутки. Начав с третьих. Очень уж экспериментами увлекся. Сделал свою защитную сферу непрозрачной и стал новые «боевые» формы осваивать. Сначала ничего не получалось. Более суток настрой, который в ашраме случайно поймал, повторить пытался. Наконец, уже ночью, удалось стать туманом и заполнить собой всю сферу. Да чуть было сквозь сферу и не просочился, она же воздух пропускает! Хорошо, вовремя заметил, а сквозняка в комнате не было. Сумел обратно втянуться. А то, глядишь, полруки потерял бы. Или полголовы… Аккуратнее надо!

После этого долго учился себя контролировать. Типа — чувствовать себя не просто туманом, а относительно компактным облаком. При этом жадным облаком, которое водой ни с кем не делится. Самому нужна!

Наконец что-то стало получаться. Он уже мог вполне успешно сопротивляться порывам не очень сильного ветра (к счастью, в это время года здесь другого и не бывает) и даже не давать ему себя сдувать, а потихоньку ползти в нужном для него направлении, цепляясь за землю или другие неподвижные предметы. Воспринимать мир на ощупь было, конечно, неудобно и непривычно, но он и с этим стал справляться. Опять же опыт магических игрушек, которыми в подростковом возрасте увлекался, помог. Мысленно рисовал объемную картину того, чего успел коснуться. Вроде как от третьего лица за собой в виде тумана наблюдал.

Туман, как оказалось, форма не боевая, а какая-то шпионская. Видеть он в ней не может, а слушать все-таки научился. Ну и проникать куда угодно — не проблема. Раньше он замки телекинезом открывал, потом артефакт хитрый сделал, на тех же принципах работающий. А в виде тумана он сам может в любую щель просочиться. Хотя бы сквозь ту же замочную скважину. Даже сквозь стену получается, только очень медленно. И что интересно, носить с собой все, что пожелает, тоже получается. Для этого требуется в свою обычную форму перейти, нужный предмет в руки взять (или в сумку сунуть) и снова туманом стать. Так что унести с собой, равно как принести с собой и оставить, тоже можно все что угодно.

Наигравшись с новой формой до одурения, Николас вспомнил, что неплохо бы не только задачу по смене формы решить, но и местного гуру навестить. По душам поговорить, так сказать. А то что это он на него наехал?! Почему это кшатриям драконами быть нельзя?! Пусть объяснит, а лучше — изменит свою позицию.

Сказано — сделано. Так из своей хижины в резиденцию Сатьи-Саи туманом и полетел. Именно, что «полетел». Не снимая своей защитной сферы в комнате, просочился через ее оболочку, выскользнул в окно… Тут-то Николаса-облачко ветерок и подхватил. И куда-то понес. Ориентацию он сразу потерял, разве что по звукам снизу хоть что-то определить можно было. Вроде над городком пролетает, вот на какой высоте? Ясно, что выше крыш, иначе бы уже за стену какую зацепился. Видимо, надо форму на другую менять, имеющую способность видеть. А какую? Человеком стать и оземь грохнуться? Или драконом в небо улететь? Заодно всех жителей городка напугав и объявив для всех здешних кэров тревогу? Ути-Бабу они все немедленно защищать кинутся!

Вдруг что-то непонятное его по боку хлестнуло. Вроде материя какая на ветру плещет. Он в нее мертвой хваткой вцепился и стал обволакивать. Ткань… прямоугольная… к палке какой-то привязана… веревки вниз идут… А длинная палка какая! Скорее, мачта. Нет, флагшток! И куда же это его занесло?

Еле заметное облачко сползло по флагштоку на черепичную крышу небольшой башенки, скользнуло по ее стене и опустилось на открытую веранду внутреннего дворика. Чуть в стороне раздавались какие-то голоса. Мужские. Беседовали двое. Только говорили на местном языке, а его Николас не знал, общался-то он с помощью ментального артефакта, а как его в состоянии тумана задействовать? Отполз в уголок и, плюнув на конспирацию, вернулся к человеческой форме.

Что называется, удачно зашел! То, что над резиденцией Сатьи-Саи реет государственный флаг, Николас знал. И на то, что принесло его именно к центральному зданию резиденции, надеялся. Но в такую удачу верилось слабо. Закон подлости гораздо чаще срабатывает. Однако повезло!

На веранде сидели двое немолодых мужчин — сам Ути-Баба и какой-то еще более толстый господин в чалме. Проходило так называемое интервью. Только в толстом «чалмоносце» священного трепета не наблюдалось. Активировав, наконец, ментальный артефакт и подключившись к их аурам, Николас понял почему.

Гуру уговаривал толстого сделать пожертвование на больницу. Ни много ни мало — миллион золотых! Золота по весу целого десятка мужчин! Вот со спонсора весь трепет и слетел. Открыто не хамил, но обещаний никаких не давал, кроме как «подумать». По ауре Ути-Бабы было видно, что он сам сожалеет, что такую сумму запросил, но сбавить положение не позволяло. Аватары богов не торгуются. И если кто их слова как руководство к действию воспринимать не хочет, его проблемы. Сам почувствует свою ошибку. Это если аватар от имени бога говорил, а не развести его пытался… В общем, сложившейся ситуации оба были не рады.

Николас плавно выскользнул из своего угла и подошел к ним. Увлеченные своими проблемами, собеседники его приближения не заметили, а увидев вдруг выросшую перед ними фигуру, оба сделали вид, что ничего другого и не ожидали.

— Позволю себе рассказать вам одну притчу, уважаемые! — спокойно произнес Николас, усаживаясь на ковер подле них. — Жил, как гласит легенда, рядом с храмом Викши святой аскет Баларама. Жил в полнейшей бедности, укрепляя свою прану и занимаясь духовными практиками. И достиг уже седьмого круга святости. Сидел он сутками напролет перед храмом, медитировал и громко славил Викшу. Однажды в этот храм зашел богач Вишал и, к своему изумлению, услышал разговор богов. Божественная супруга Викши, прекрасная Амрита, уговаривала того наградить Балараму за преданность. И обещал ей могучий исполнить любую просьбу аскета, с которой тот обратится к нему завтра.

Услыхав об этом, хитрый Вишал немедленно вышел из храма и подошел к Балараме.

— Беден, но достоин облик твой, — обратился Вишал к Балараме, — я предлагаю тебе договор. Я дам тебе сегодня десять золотых, а завтра ты отдашь мне все, что подарят тебе боги!

Удивился Баларама такому предложению. Много лет сидел он перед храмом и никогда не получал в день подаяния больше одной серебрушки. Сказал он об этом богачу, но тот настаивал. Тогда согласился аскет, чтобы не раздражать этого важного господина, и даже принес в этом клятву богами по его настоянию.

После этого богач побежал к хижине аскета и стал уговаривать его жену заставить Балараму завтра войти в храм и попросить Викшу дать ему миллион золотых. Но женщина была не так наивна, как святой, и выпытала у Вишала всю историю, после чего они долго торговались. Договорились, в конце концов, поделить деньги пополам. Богач сегодня даст ей полмиллиона золотых, а завтра получит от бога миллион.

На следующее утро Вишал, даром что был очень толст, бегом прибежал в храм и спрятался сбоку в одной из ниш. И вдруг почувствовал, что не может пошевелиться. Зато снова услышал разговор Викши и Амриты.

— Ну вот, миллиона золотых твой Баларама у меня еще не просил, а я его просьбу уже выполнять начал. Полмиллиона его жена уже получила. А того, кто даст оставшиеся полмиллиона, я сейчас держу за ногу!

— Это известная история, — не выдержал толстый «чалмоносец», — но к чему ты ее сейчас рассказал?

— Так кто даст полмиллиона на больницу? — спросил Николас, одновременно прижимая ступни ног задавшего вопрос телекинезом. Тот дернулся, попытался встать и не смог.

— Значит, полмиллиона? — упавшим голосом спросил он.

— Полмиллиона, и сегодня! — подтвердил Николас.

Толстяк послушно согласился и даже расписку написал.

После чего удалился действительно бегом. Захват Николас, естественно, отпустил.

— Как я понимаю, вторые полмиллиона давать мне? — спокойным голосом спросил Ути-Баба, после того как убедился, что встать он тоже не может. — Или все-таки мой вклад может быть не деньгами?

— Деньгами, если только на строительство больницы. Хотя, по-моему, полумиллиона не на одну больницу должно хватить. Нет, меня всего лишь интересует отмена глупого запрета драконам быть кшатриями. Вы меня поняли?

Лицом Сатьи-Саи владел великолепно, ни один мускул не дрогнул на его лице, разве чуть-чуть бледнее стал.

— Кэр Бюлоф? Давно хотел с вами познакомиться. Действительно, то заявление, сделанное под давлением пиктанцев, было поспешным. Они утаили от меня результаты вашей битвы с ними, так что я оказался такой же жертвой заговора, как и вы. Сегодня же обращусь к ученикам с рассказом о сотворении мира. Ведь, по преданию, высшая каста брахманов произошла из уст Брахмы, каста кшатриев — из рук бога, вайш — из бедер, шудр — из ног. Сам же Брахма появился из золотого яйца, находившегося в огромном первородном океане. Но ведь из золотого яйца вылупился и великий асур — дракон Вишварупа. То есть кшатрии, конечно, драконами быть не могут, а вот потомки асуров — сколько угодно. Войны же между асурами и богами давно нет, большинство признало власть богов, а одна из дочерей асуров, прекрасная Суджа, даже вошла в божественный пантеон. Так что в том, что и среди кэров появился потомок асуров, есть великая божественная мудрость и данное нам откровение!

— А за то, что разрулил ситуацию с Масуром, спасибо, — уже совсем другим тоном добавил Ути-Баба. — Подвел меня финансовый советник, зря я его к себе из губернаторов провинции забрал. Говорил, что для этого богатея миллион вполне по карману, а теперь вижу, что личные счеты с ним сводил. А я уже сумму назвал. Так что твое «божественное вмешательство» дало обоим возможность лицо спасти. Так что если, как с пиктанцами разберешься, захочешь потом сюда переехать, помогу устроиться. Брахману рыцарь-асур очень бы пригодился. Ты ведь сейчас в Пиктании живешь? Все равно эта страна домом для тебя не станет.

— Даже не знаю. Шибко ты умный, Ути-Баба! Опасно с таким рядом находиться. Да и рано об этом думать. Мне еще с Нионом разбираться предстоит. Но за предложение спасибо. Надеюсь, недоразумений между нами больше не будет. Так что я твою речь послушаю и пока Брахман покину. Хрустальный шар у тебя, надеюсь, есть? Если что — свяжусь. Или сам явлюсь, как сегодня…

Николас демонстративно сменил форму и струйкой тумана скрылся среди листвы деревьев, украшавших внутренний дворик. Гуру сначала пристально смотрел ему вслед, а потом просто в одну точку.

Через день Николас давал подробный отчет богине Целиции из храма очередного провинциального городка в центре Вендии. Сатьи-Саи не обманул, в чем, впрочем, сомнений не было. Слишком умен мужик, чтобы рисковать, а тем более ставить на проигрывающую сторону. Его речь произвела на Николаса сильное впечатление. Вроде и не о нем говорилось, а северные и южные народы Брахмана призывались жить в дружбе. Мол, сначала асуры этой землей правили, потом боги их потеснили. Но теперь единой семьей живут. Так и народы — потомки Брахмы и асуров должны одним народом стать. А о драконе Вишварупе вскользь упомянул, но ярко. Как о доблестном рыцаре, с которого и кэрам не грех бы пример брать. Тем более что есть уже один такой — кэр-асур. Ну и дальше снова про дружбу народов, величие Брахмана и т. п. А вот нионцев обозвал еретиками. Воевать с ними не велел, но божественную кару им напророчил. В общем, оккупационная армия будет готова, дело за Николасом. Ох, спасибо…

Хижину свою в тот же день Николас на Рати переписал. И полсотни золотых ей оставил. В общем, женой не признал, а расплатился непонятно за что щедро. Наверное, просто пожалел. Зато у Джави сразу стимул появился считать себя не просто заместителем хозяина, а законным мужем. И куча идей, как свой собственный парк велорикш организовать. Ладно, пусть сами разбираются!

А вот богиня опять всю душу из своего кэра вынимала. Раз пять его прямо в центре храма в туман обратиться заставляла, все ментальную связь старалась при этом не потерять. У Николаса возникло подозрение, что она сама теперь с формами начнет экспериментировать.

— Получается, что ты можешь в качестве формы различные модификации людей брать, а также и разумных нелюдей. Пока только дракона, но надо будет список расширить. С людьми тоже тренироваться не забывай! — стала подводить итоги Целиция. — А вот с туманом ты меня удивил. Думала, что газом стать для тебя сложнее всего будет, а ты эту форму раньше других освоил. Теперь надо будет еще жидкости изучить и статичную природу. Камни, например. Хотя совсем неподвижные формы — это пока подождет. Лучше учись деревом становиться!

 

ГЛАВА 3

«Небесные наставники»

Извивающаяся серпантином дорога взбиралась все выше и выше, а вместе с ней все ближе к небесам подбирались паломники. Дорога была исключительно пешеходной, местами она превращалась в вырубленную в скалах лестницу. Так что колесному транспорту по ней было не подняться, и снабжение находящейся на вершине резиденции «небесного наставника» данного района обеспечивали носильщики и вьючные лошади. Несчастные создания, которые, наверное, по многу раз на дню проклинали тот час, когда их приставили к этой работе.

Наконец дорога в очередной раз повернула за край скалы, и каменная стена вдоль нее сменила цвет с обычного серого на праздничный красный, став стеной входной башни монастыря. Монастырь располагался на вершине горы, как бы вырастая из скального основания. Как будто кусок серого теста покрыли сверху цветной глазурью.

Зелени внутри почти не было, лишь все те же серые камни под ногами. Зато все стены и многочисленные крыши с загнутыми кверху углами, которые не только укрывали дома сверху, но и обрамляли каждый этаж, были раскрашены в яркие цвета. Превалировали белый, зеленый и красно-оранжевый. Но, несмотря на яркую раскраску и весело загнутые углы крыш, это была прежде всего крепость, до которой, если не умеешь летать, и добраться-то тяжело, а штурмовать так и вовсе безнадежно.

«Зачем вообще строить такие крепости? — недоумевал Николас про себя. — Сколько труда потрачено! А любой кэр ее все равно на счет раз порушит. От обычных же людей вполне бы и ограды хватило. Все равно идиотов штурмовать ее не найдется. Кэры прилетят и любую толпу разгонят. Если не грохнут. Красиво тут, конечно, но все эти здания внизу ничуть не хуже бы смотрелись. И снабжение намного проще обеспечить. Или они по религиозно-идеологическим соображениям поближе к небу быть стараются?»

Местную официальную идеологию Николас не понимал. Было, конечно, и неприятие на уровне подсознания, кому понравится, когда тебя (твою кровь) на пилюли пустить хотят? Но он с этой предвзятостью боролся и решил постараться быть объективным, а не рушить все направо и налево. Местные жители почти наверняка ни в чем не виноваты, да и с их руководством не все так однозначно. В общем, решил не спешить с выводами и действиями, а разобраться на месте.

Только вот сделать это оказалось совсем непросто. Нион — страна закрытая, иностранцев в нее пускают только после полугода переговоров, многочисленных запросов, проверок и перепроверок. Вариант для него, скажем мягко, не самый оптимальный. Прикинуться местным? А как это сделать, если ты о них почти ничего не знаешь? Какой-то замкнутый круг получается. Чтобы узнать хоть что-то достоверное, надо там побывать. Чтобы побывать — надо выдать себя за местного, а для этого надо уже довольно много знать. Оставался один вариант: собрать начальный набор сведений незаметно.

К сожалению, путь этот оказался долгим и неэффективным. Простоял он, например, пару дней в виде дерева рядом с сельским базаром. Немного в местных ценах разобрался. А вот об остальных аспектах местной жизни почти совсем ничего не узнал.

Еще менее удачной оказалась попытка собирать информацию в форме коровы. Нет, богиня просто в восторг пришла, когда узнала, что у него получилось коровой себя представить. Только он в результате этого эксперимента чуть копыта не откинул. Казалось, никакой опасности нет, корова и в Нионе священным животным считается, на мясо не пустят, гонять не будут. Кормить, как выяснилось, тоже никто не станет, а вот подоить чуть не каждый пытается. Тут и так от смены пола крыша едет, а тебя еще за вымя дергают! А в быка превращаться — смысла нет, быки на свободе не гуляют, все либо в повозки запряжены, либо плуг тянут. Хотя коровами интересоваться им это не мешает. Короче, не выдержал Николас образа, лучше уж деревом постоять, так хоть никто не пристает со всяким непотребством.

Проще всего было бы подслушивать разговоры аборигенов, цепляясь за стены домов в виде тумана, да вот беда, не знал Николас местного языка, а как этот ментальный артефакт активировать, когда сам в мелкокапельной форме находишься, понятия не имеешь, поскольку не знаешь, где он в тебе растворился…

В общем, пробирался на цыпочках по вечерам в дома, используя отвод глаз, и подслушивал, стоя в каком-нибудь укромном уголке, уворачиваясь от случайно проходящих рядом людей и чувствуя себя диверсантом.

Кое-что понять удалось, но многое так и осталось непонятным. В долинах жили преимущественно крестьяне, и разговоры у них были все больше о насущном. Государственного устройства или религиозных догматов они не касались. О кэрах тоже при нем речь ни разу не зашла. Так что выяснил, что виды на урожай ячменя неплохие, а вот просо плохо уродилось, хотя, казалось, самый надежный злак. Еще узнал, что большинство деревенских записано в «регистр землепашцев» (вроде и так очевидно, но при чем тут «регистр»?), что «небесного генерала» над ними зовут Паньгу, и что, как это ни печально, скоро им всем идти в главный храм монастыря — нести подношения и «покаяния». Из подслушанного разговора молодых парней узнал, что до праздника Исцеления еще пять декад осталось, но ничего, потерпят. При этом активно обсуждали, кому в этот раз какую девку или чью жену «натянуть» удастся (опять «по жребию» все самые красивые настоятелю и его приближенным достанутся!), и что лучше бы на празднике было не три дня поста и один «траха», а наоборот.

Николасу даже интересно стало, что это за праздник такой? Оргии на нем, что ли, устраивают? Для здоровья? Но ждать пять декад… У него аптека развалится! По всему выходило, что за более подробной информацией надо идти в монастыри. Хотя нет, деревни тоже частями монастырей считаются, так что правильнее их называть административными центрами монастырей. Или даже храмами, как их деревенские зовут. Ладно, как ни назови, а придется идти, на месте разбираться.

Ночью слетал к ближайшему монастырю, но вернулся раздосадованный. Долететь легко, а как там спрятаться? Монаха изобразить? Не так уж их в монастыре много, все друг друга хорошо знают. Деревом, как в Чине, прикинуться не получится, нет там деревьев, только кустов немного (кажется, чайных). Одинокое дерево, выросшее за ночь, сразу внимание привлечет. Скорее всего, нездоровое. Оставалось — прикинуться паломником и идти ножками. Летать драконом — только если штурмом их брать решит.

К счастью, оказалось, что в деревне, где Николас разведданные собирал, как раз собирались паломники со всей округи — идти в монастырь с «подношениями» и «покаяниями» в виде зерна, масла, тканей, каких-то ремесленных поделок и пр. Вот он и затесался в их компанию, внушая через ментальный артефакт, что он чей-то племянник из соседней долины. Но попался на глаза странствующему монаху, и тот обязал его сходить в монастырь — покаяться. Авантюрное решение, конечно, велик риск оказаться разоблаченным. Только что монахи ему сделать могут? Все кэры в столице сидят, а обычные маги ему не соперники. Так что можно попытаться. В крайнем случае, захватит кого-нибудь из руководства и расспросит в тиши на природе. Рельеф местности тут такой, что спрятаться нетрудно.

Странствующие монахи в оранжевых хламидах, ходящие по деревням, ему нередко на глаза попадались. Крестьяне им явно не были рады, но заискивали, как перед большим начальством. Хотя если тут всех жителей в монахи записали, то эти оранжевые, наверное, и есть начальники. Так что его легенда, вопреки опасениям, подозрения не вызвала, наоборот, многие бросали на него не подозрительные, а сочувствующие взгляды.

Монастырь, ставший целью посещения паломников, к которым примкнул Николас, был построен на вершине горы тремя ярусами (или правильнее сказать террасами?). На самом верху находились резиденция настоятеля и кельи монахов, на среднем ярусе — храм, какие-то службы, площадки для медитаций и тренировок. Чуть не треть площади занимали сотни молитвенных барабанов — надетых на горизонтальные оси цилиндров в полшага длиной и диаметром с ладонь взрослого мужчины, на медных боках которых были выгравированы различные молитвы. Здесь же находился небольшой, но довольно глубокий бассейн прямоугольной формы, заполнявшийся водой с помощью хитрой системы труб и насосов (магических, естественно). Нижний ярус был отведен в основном под кладовые и амбары, а также мастерские и общежития для паломников. Здесь же находилось своеобразное «лобное место», откуда паломникам зачитывали волю настоятеля и других «небесных наставников», а также подвергали их экзекуциям (по потребности).

Сначала паломников рассортировали на нижнем ярусе. Пара монахов в желтых одеждах, как заправские регулировщики, разогнала подошедших крестьян по хозяйственным постройкам. Зерно принес — сам и неси в амбар. Тут слуг нет, точнее, паломники тут как раз по регистру слуг и проходят. Временно, как из монастыря уйдут, снова в регистре землепашцев окажутся. Аналогично крестьян с овощами на другой склад отправили, с деревянной и глиняной посудой — на третий. Николас умудрился выделиться. Зерно тут посторонним не продавали (кажется, не продавали вообще), а воровать он принципиально не хотел. Так что в качестве подношения отдал сандаловую статуэтку богини Целиции. Он таких в качестве сувениров в Ути-Пати несколько купил, вот и решил одну пожертвовать. Вроде богиня обидеться не должна, в храм все-таки жертвует.

Поскольку статуэтка была относительно дорогой (для нищих крестьян — так даже очень дорогой), то его подношение вызвало у монахов искренний интерес. Никуда его не отправили, статуэтку себе взяли. Судя по взглядам и эмоциям, заметным через ментальный артефакт, оба монаха теперь жалели, что напарник ни с какой партией добра в этот момент не отлучился, и теперь дорогую вещь как-то между собой делить придется. Начальству о ней, судя по всему, никто докладывать не собирался.

Суета с разгрузкой продолжалась около часа, после чего паломников собрали около «лобного места». Стояли, переминались с ноги на ногу, перешептывались в ожидании начальственного слова. Вдруг по толпе пронесся вздох, а Николаса долбануло по мозгам всплеском эмоций, в которых преобладали удивление, растерянность и немалый страх. На помост поднялась целая толпа монахов, из которой вперед выдвинулся бородатый, но наголо обритый господин средних лет в расшитой золотом хламиде, с драгоценным посохом в руках и начальственным выражением на лице.

— Настоятель, — прокатился шепот, и все паломники стали опускаться на колени. Пришлось и Николасу, чтобы не выделяться.

— Братья мои МЛАДШИЕ из деревень Дарбханга, Гонда и Ситапур! — обратился к коленопреклоненным крестьянам настоятель, выделив голосом свое превосходство и право повелевать. — Вы пришли на день позже назначенного срока (по толпе прокатился робкий рокот протеста). ПОЗЖЕ, я сказал! За это назначается вам покаяние.

Судя по эмоциям, толпа совсем приуныла.

— Неужели опять весь урожай потребует, а нам голодать придется? — безнадежным голосом прошептал сосед слева от Николаса.

Настоятель продолжил:

— Необычная епитимья будет сегодня. На нужды алхимической лаборатории храма каждому в качестве покаяния назначаю сдать по малой пиале крови!

Народ застыл в растерянности, переходящей в радость.

— А часто ли вам так кровь сдавать приходится? — спросил Николас своего болтливого соседа.

Но тот лишь замахал на него руками и зашептал страшным голосом:

— Тихо ты! Не спугни! От пиалы крови тебя не убудет, зато дети сыты будут!

Параноиком Николас никогда не был, но перспектива сдавать кровь на опыты тем самым монахам, которые из него всю «драконью» кровь откачать хотели, ему не понравилась. Но, с другой стороны, побыть немного донором здоровье ему, спасибо богам (по крайней мере, одной конкретной богине), позволяет. А кровь действительно бывает нужна при изготовлении некоторых лекарств, это он как алхимик и целитель знал. В общем, решил подождать и посмотреть, как дальше события развиваться будут.

Пришедшие с настоятелем монахи перестроились, образовав живой коридор. Паломников запустили проходить через него колонной по одному. Когда проходил десяток, двое крайних монахов подхватывали их и уводили куда-нибудь в сторону. В основном на следующий ярус.

Когда очередь дошла до десятка, в который попал Николас, одним из двух присоединившихся к нему монахов оказался, к всеобщему изумлению, сам настоятель. Но он невозмутимо шагнул в середину стайки крестьян, которые пугливо подались в стороны, а второй монах возглавил шествие.

Через несколько шагов Николас обнаружил, что настоятель уже идет рядом с ним и с любопытством его рассматривает.

«Кажется, спалился», — подумал кэр с неудовольствием, но принял столь же невозмутимый вид и ответил настоятелю таким же оценивающим взглядом.

— Брат мой, ты иностранец, — настоятель констатировал факт, но в голосе его не было агрессии. В эмоциях тоже.

Монах продолжил:

— Возможно, ты пришел сюда из праздного любопытства, но твоя смелость, пожалуй, заслуживает поощрения. Я честно отвечу на любые твои вопросы. Идем к бассейну, там нам будет удобнее.

Николас молча пошел за ним, мысленно пожимая плечами. Как-то становилось все «страньше и страньше», но опасности пока он не чувствовал, а настоятель, кажется, и про кровь забыл. Если так, то, может, его инкогнито и не раскрыто. А узнать из первых рук об устройстве этого государства ему очень хотелось, за этим сюда и шел. А так даже подслушивать ничего не надо, только вопросы задавать.

Проходя мимо рядов молитвенных барабанов, Николас с интересом заметил, что под каждым из них стоит табличка с отчеканенным на нем изображением бога и какой-нибудь смысловой пиктограммой. Видимо, далеко не все тут были грамотными, так что пришлось поясняющие рисунки делать. Хотя большинство паломников крутили все барабаны подряд.

Николас углядел на одной из пластинок стилизованное изображение Целиции. Точнее, догадался, что это она. Молиться другим богам он не собирался, в последнее время они ему только пакости устроить норовили, а вот барабанчик своей богини легонько крутанул, и тот завертелся с бешеной скоростью. Оказалось, что взгляд невозмутимого на вид настоятеля может выражать даже больше любопытства, чем раньше.

«Ну и что это был за сигнал? — спросил самого себя Николас. — Что она молитву приняла? Или намекает, что драпать пора? Могла бы и словами сказать, раз я такой тупой и не понимаю намеков. Связь-то со своим кэром у нее есть всегда. Кстати, а почему она своего кэра всегда вызвать может, а он ее — только через храм? Чтобы начальство почем зря не отвлекать? Проход только через приемную?»

О крови настоятель все-таки не забыл. Когда они уселись на какие-то каменные тумбы около бассейна, к ним, забавно семеня и кланяясь через каждые шесть шагов, подошли четыре девушки в таких же желтых хламидах, как и у монахов. Хотя почему как? Если в Нионе весь народ в монахи записали, то почему в монастыре, помимо монахов, монашек быть не может? Обет безбрачия тут не приносят, воздержания, похоже, тоже. По крайней мере, монашки, хоть и смиренно наклоняли головы, но глазками постреливали.

В руках у девушек были подносы. На двух оказались чайные принадлежности и какие-то заедки вроде орешков и мелких печений, на третьем — непонятного назначения посуда. А вот на последнем подносе под пахнущим спиртом полотенцем лежали нож-ланцет, жгут, стопка влажных салфеток и набор каких-то проволочек.

— Не удивляйся, — настоятель ответил на недоуменный взгляд Николаса, — если покаяние назначено, оно должно состояться. На том и держится в Нионе установленный Небом порядок.

Сама процедура изъятия у него крови Николасу не понравилась. Варварство какое-то. Салфеткой ему, правда, локтевой сгиб одна из монашек протерла, другая обкрутила руку проволочками (не перетягивая), сформировав что-то вроде ромбовидной сетки. После чего первая вульгарно ткнула его принесенным ножичком в вену. Ругнувшись про себя, кэр решил проявить кротость и отключил свой артефакт защиты, так что со второго раза девушке удалось его уколоть. Довольно глубоко, кровь потекла весьма энергично. Оказалось, что накрученные проволочки предназначены для того, чтобы кровь не растекалась по руке, а лилась в одном направлении — в чашу, которую подставила вторая девушка. Кстати, чаша визуально казалась золотой, а размером была раза в два больше чайной пиалы.

Когда чаша наполнилась, девушка уже держала наготове вторую. Но Николас решил, что хватит. Наложил на ранку «Малое исцеление» и вновь активировал артефакт защиты.

— Хватит с вас, кровососы, — сказал он. — Ты говорил о малой чаше крови, а девки твои уже вдвое больше сцедили.

Наверное, даже втрое. По крайней мере, кровь из чаши девушки аккуратно перелили в три золотых же флакона, закрутили их крышками и даже воском залили. Руку и инструмент тщательно вытерли салфетками, после чего салфетки тоже отправились в золотую же на вид шкатулку, стыки крышки которой они опять же тщательно залили воском.

На демарш Николаса настоятель ничего не возразил, а вот два флакона у девушек забрал и спрятал в кошель на поясе. Судя по довольному виду, делиться этой добычей он ни с кем не собирался.

В том, что его инкогнито раскрыто, молодой кэр уже не сомневался, но непосредственной опасности пока не видел. Непонятно, как его опознали, неужели играл роль настолько плохо? Обидно. Надо было какой-нибудь другой образ на себя нацепить. Например, мальчика-арапчонка (Николас хмыкнул). Жаль, тут такие не водятся… Все равно решил продолжить беседу, делая вид, что ни о чем не догадался. Но дополнительно еще один артефакт защиты активировал.

Разговор же получился интересным. Настоятель сдержал слово и, когда не прошла попытка отделаться стандартной агиткой относительно честно отвечал на вопросы.

Странное здесь оказалось общество. Теоретически — абсолютно справедливое, провозглашающее полное равенство для всех и во всем, но жить здесь почему-то не хочется. Все вокруг — общее, своего ни у кого ничего нет. Даже семьи. Все жены и дети — общие. Для удобства ведения хозяйства их приписывают к какому-нибудь мужику, чтобы кормил и заботился. О женщине и ее детях. А она — об этом мужчине. Но, во-первых, трижды в год все взрослое население собирается в монастырях, и там, после трехдневного поста, их на сутки тасуют произвольным образом. В смысле по произволу жрецов, которые ссылаются на волю богов. А во-вторых, вернуться с такого мероприятия мужчина может уже с другой женщиной, причем необязательно с той, с которой здесь в ритуале участвовал. Тогда у оставшихся дома детей будет другая мать. К счастью, к подобным обменам редко прибегают. Разве что какая женщина профессиональному монаху приглянется до такой степени, что он ее у себя оставить захочет.

Все мужское население расписано по регистрам (это нечто среднее между цехами и сословиями, как понял Николас). Но службу в своем регистре нести обязаны все поголовно, за этим «небесные наставники» смотрят, а заодно и жрецы приглядывают. Причем из регистра в регистр, навсегда или на время, настоятель монастыря может перевести любого монаха своего района. А так как монахами считаются все… Так что призыв на любые общественные работы осуществляется временным переводом в соответствующий регистр. Ну а перевод в воинский регистр, это по-простому мобилизация.

Налогов в стране нет. Вообще. Но предполагается, что каждый, в благодарность богам за заботу, принесет в монастырь своего района добровольное подношение. А за недостаточное усердие накладывается покаяние, тут уже неси или отрабатывай не так, как сам пожелал, а что настоятель сказал. Кстати, если подношение сочтут недостаточно весомым, то и самого работника объявят недобросовестным (а что, раз мало смог принести, значит, мало наработал).

Болезни, кстати, тоже лечат постом и покаянием. Правда, монахи благословить страдальца могут, как правило, «Малым исцелением». Они все тут поголовно маги.

Административные центры в таких вот монастырях расположены. Настоятель фактически является правителем района. Но помимо территориального деления, есть и деление на регистры. В своем районе настоятель с регистрами сам управляется, но согласно директивам из главного монастыря. Вот там вместо настоятеля двенадцать (по числу богов) «небесных наставников» всем заправляют. Главный — от имени яшмового владыки Шан-ди говорит. («Кого же из богов так назвали? — удивился про себя Николас. — Вроде нет никого главного в пантеоне, так обходятся?») Он всем регистрам самовластно руководящие указания дает. А остальные «небесные наставники» уже каждый за свой регистр отвечают.

В общем, сложно как-то все и не очень привлекательно. Как боги такое терпят? Или им самим интересно посмотреть, как так жить можно? Целиция вот на нем эксперименты ставит. Кстати, ее тут Гуань-инь величают и изображают в виде сине-зеленого водяного дракона со здоровенными усами. И такими зубками, что даже у него в драконьей форме поменьше будут. Справедливости ради следует отметить, что тут и других богов в виде драконов изображать любят.

А еще местные считают, что Гуань-инь когда-то дочкой «небесного наставника» была (и даже не самого главного), пока ее другие боги за доброту и кротость к себе не взяли. Ну еще бы, с такой улыбкой в сто тридцать два зуба! Когда в следующий раз с ней говорить будет, не забыть бы поиздеваться над «нионской уроженкой». Не иначе как здешние порядки — тоже ее эксперимент.

Тут в голове у него раздался возмущенный голос богини:

— Ты думаешь, что у меня такая богатая фантазия?! Будем считать, что это комплимент. Но это не я до такой глупости додумалась, а они сами. И усы мне тоже они пририсовали, считают их признаком мудрости.

— Не переживай, красавица! — После того как они начали вместе экспериментировать, Николас все больше стал разговаривать с ней как с товарищем, богиня не возражала. — Усы у тебя очень хорошо с бровями сочетаются. И с сине-зеленой кожей в пупырышках… Ладно, ты лучше скажи, о чем ты мне барабанчиком сигналила?

— Непочтительный ты, кэр. — Вопреки строгим словам, гнева в голосе не было, богиня поддержала шутливый тон. — Между прочим, ты вообще в первый раз в жизни ко мне с молитвой обратился. Хотя я даже не поняла, от чистого сердца ты это сделал или поиграть в барабанчик захотелось?

— Ты же знаешь, что я тобой восхищаюсь. — Николас аккуратно ушел от ответа. — Неприятностей от тебя, конечно, много, но зато интересно.

— Сейчас еще интересней станет. Ты что, не знал, что вся территория монастыря храмом является? Когда ты ночью сюда прилетал, тебя все боги засекли, так что очень скоро тут все нионские кэры будут. Через десяток ударов сердца все на тебя кинутся. А я посмотрю, как ты выкручиваться будешь. Мне тоже с тобой интересно!

Николас вскочил с тумбы, превращаясь в дракона. Настоятель рыбкой нырнул в пруд — вылавливать гада, который, оказывается, все это время ему просто зубы заговаривал, было уже некогда: вокруг него сомкнулось кольцо кэров.

Активировав все имевшиеся в наличии артефакты защиты (целых три) и навесив на себя еще одно заклинание защиты уже без артефактов, он бросился на ближайшего кэра, зависшего над бассейном.

«Попробую-ка я тактику степной конницы, — мелькнуло в мозгу, — наскочил, ударил и дёру. Преимущество в скорости у меня есть, а лоб в лоб с шестью сразу мне ничего не светит».

Все гениальные планы всегда реализуются не так, как задумывались. Николас вцепился в кэра всеми четырьмя лапами и ударил его в спину шипом хвоста. И не пробил защиту. Нионец и не пытался бить в ответ, а все свои силы бросил на оборону. Второго удара дракон нанести уже не успел. Остальные пять кэров влупили в них со всех сторон огнешарами. Да какими! Почти по целому резерву в них вбухали, так что оказались дракон и его противник внутри маленького плазменного солнца с температурой под пять тысяч градусов. Защита противника Николаса не выдержала и двух ударов сердца, после чего тот буквально испарился (возможно, что-то и осыпалось пеплом, но сразу не разглядишь). Своего не пожалели, фанатики!

Николас попытался рвануть вверх, но плазменное облако потянулось следом за ним. Похоже, это было усовершенствованное самонаводящееся заклятие. Еще пара ударов сердца, и защита кончится. Выпустив «Черный туман», он сменил форму, тоже став туманом. Теперь восходящий поток воздуха подхватил его и, вместе с оставшимся от другого кэра дымом, выкинул вверх за пределы плазмы. Самонаведение заклинания на измененную форму не сработало. А вот защита при смене формы, к счастью, работать продолжала. Те самые два удара сердца. Так что за пределы плазмы он выскочил, но отлетел еще не так уж далеко.

Туман превратился в перегретый пар. Больно-то как! Было бы чему — сварился бы! Жуткая боль охватила все тело, но сознание почему-то осталось при нем. Горячий ветер, частью которого был он сам, лизнул склон горы на границе третьего яруса монастыря, и Николас, плюнув на конспирацию, сменил форму на человеческую. Скатился в какую-то ложбинку, слегка прикрытую травой, и наложил на голову «Малое исцеление». Понимал, что если потеряет сознание, то уже не очнется. А затем, усилием воли отключив на пару ударов сердца все чувства, на пределе концентрации создал и наложил на себя «Великое исцеление». В первый раз в жизни это заклинание создавал! То есть он его выучил (почти месяц потратил), но сформировать целиком столь громоздкую конструкцию еще ни разу не пробовал. А тут за два удара сердца управился, и даже без ошибок. Вот что значит хотеть жить!

Боль отпустила, тело вновь было целым, со свежей и чистой розовой кожей. От одежды, правда, не осталось ничего, но об этом ли сейчас беспокоиться! Сразу же все неровности каменистой почвы напомнили о себе, впившись в голую спину. Николас потянул ману из всех оставшихся артефактов (сумка сгорела, сейчас они россыпью лежали у него на животе) и снова обернулся туманом, зацепившись за землю и забираясь поглубже в ложбинки и трещины поблизости.

— Ну, ты герой! — услышал он голос богини. — Не ожидала! Как ловко ты от них ушел, да еще и на одного противника их число сократил. Еще пару раз такой маневр применить, и можно уже с ними в открытую сцепиться.

Услышав ее «еще пару раз», Николас мысленно зашипел.

— Знаю, что больно, — строго сказала ему Целиция, — но рыцарь должен уметь терпеть! Впрочем, ты этому уже научился, так что не охай. Ладно, по-моему, тебе здесь оставаться уже смысла нет. Не забывай, что ты в храме находишься, так что боги не только знают, что ты жив остался, но и место, где ты сейчас затаился, им известно, могут кэров навести. Просто те в свой удар почти все силы вложили, кидаться не рискуют, ману копят. А у тебя тоже сил на всех пятерых не хватит. Так что давай, двигайся.

— Мне бы еще с настоятелем поговорить хотелось…

— Экий ты мстительный! Не получится. Сварился твой настоятель. Ты думаешь, только тебя жаром пожгло? Бассейн тоже выкипел.

— Порадовала. Тогда я пополз. Видеть бы еще, куда ползти. Ты же знаешь, я в форме тумана только слышать и осязать могу, а видеть — нет. Разве что свет чувствую.

— Ладно, я тебе подскажу. Раз другие боги своим кэрам подсказывают, почему мне нельзя? Давай, ползи вперед! Так это у тебя «перед»? Нет, тогда тебе налево!

Минут через пять Николас покинул пределы монастыря, о чем ему богиня немедленно сообщила. Не меняя формы, он резко отклонился в сторону, чтобы его по прежнему направлению вычислить не могли.

— Куда теперь?

— Думаю, тебе стоит в главный монастырь наведаться. Ход очевидный, но пока ты с «небесными наставниками» не разберешься, от опасности с этой стороны не избавишься.

— Направление на главный монастырь подскажешь?

Николас обернулся драконом и полетел в указанном богиней направлении с максимально доступной ему скоростью.

— Драконом полетел? — раздался ее несколько разочарованный голос. — А мне тобой управлять понравилось.

— В игрушки в детстве не наигралась! — проворчал в ответ кэр. — Доберусь до дома, я тебе свой магосимулятор подарю, «Круче кэра» называется. Там персонажей штук десять предусмотрено. Рули кем хочешь!

До главного монастыря — Бутанг Шан-ди — долетел минут за сорок пять. Даже если все нионские кэры за ним следом полетели, раньше, чем через час, не появятся. А если только сейчас о его налете узнали, то у него все два часа в запасе. Маны, конечно, маловато, но порушить тут все хватит. Только вот что делать-то?

То, что с «небесными наставниками» договориться не удастся, он уже понял. Во-первых, фанатики. Во-вторых, отравлены передозировкой власти и, как наркоманы, на компромиссы не способны. Единственное условие, на которое они могут согласиться, это делать все так, как они пожелают. Но его самого перспектива стать пожизненным донором никак не радует. Если еще на органы не пустят, вроде драконьи сердце и печень тоже во многих рецептах фигурируют. Не, перетопчутся!

Несговорчивых же надо выжигать каленым железом, в данном случае — драконьим пламенем. То есть придется брать монастырь штурмом. Сбросить на него «Поляну светлячков» несколько раз, и ничего живого не останется. Жестоко, но надежно. Хотя… Нет, не стоит.

Мало того, что у самого душа к массовому убийству не лежит, так ведь и монастырь при этом порушится. «Светлячки» не только людей, камень тоже прожигают. А монастырь вроде как храм. Весь целиком. Это уже не просто геноцид и вандализм, но и святотатство будет. С богами у него, конечно, и так отношения — не очень, но борзеть все-таки не стоит. Да и зубато-усатой Целиции тут тоже поклоняются. Похоже, придется «небесных наставников» по одному вылавливать.

В монастырь Николас вошел в человеческом облике, раздев перед входом какого-то паломника. Одежка, конечно, подгуляла, но в остальном шел в стиле богатыря из эпоса. Решетку телекинезом загнул, ворота и двери «Воздушными кулаками» вышибал. А тех, у кого хламиды были золотом расшиты, аккуратно пришпиливал к плитам пола молниями. Только они ему на глаза попадаться не спешили. То есть первого почти сразу встретил, он кому-то у ворот ценные указания давал, там обугленной тушкой и остался. А больше — нет никого.

Планировка в нионских монастырях, видимо, выдерживалась однотипная, из трех ярусов. Только размерами различались. Первый ярус он миновал, заглядывая во все здания по дороге, никого не нашел. Из «небесных наставников» в смысле. На обычных монахов, которые сначала пытались кидать в него огнешарами или чем-нибудь еще, а то и врукопашную лезли, он просто не обращал внимания. Ману в артефакты защиты он еще в полете из других, менее жизненно необходимых, перелил, теперь активировал, пробить его защиту тут никто не в силах. Тех, кто под ногами путался, отодвигал в сторону каким-нибудь заклинанием из воздушных или просто телекинезом. К концу яруса все угомонились, только дорогу освобождали.

На втором ярусе — та же картина. Наконец, на третьем еще двоих отловил на входе в малоприметное здание на задворках храма. Сунулся внутрь и выругался. Здание прикрывало проход, уходящий спиралью вниз, в глубь горы. Запасной выход!

По этому ходу вниз Николас уже бежал. Хорошо хоть, что удирающие «небесные наставники» своды за собой не обрушили, видимо, это должны были делать убитые им замыкающие. Бежал долго. По вертикали не меньше чем на километр спустился, а если по спирали считать, так и все пять отмахал, пока до выхода не добрался. Даже неприятная мысль закралась, что не туда его занесло, все бежит-бежит, а «наставников» догнать не может. Или они тоже всю дорогу бежали?

Выход был прикрыт какой-то довольно толстой плитой, но он ее гравием наружу вынес. Выскочил, обратился в дракона и хотел взлететь, окрестности осмотреть. Только вот лететь никуда уже не надо было. Все его здесь дожидались. В смысле пять нионских кэров в боевой форме.

Следующие полчаса прошли в классической свалке «все на одного». Николас сначала ударить кого-нибудь и удрать собирался, а потом сообразил, что и у кэров с запасами маны дела неважно обстоят. Великими заклинаниями не кидаются, одними мечами достать его хотят. Но защиту-то он себе как раз наладить успел! Можно и потягаться, если не подставляться очень сильно.

В результате кэры пытались взять его в кольцо и рубили мечами со всей дури. А дракон, хоть и был больше любого из них, метался и крутился между ними, уворачиваясь от ударов или отводя мечи когтями (они у него, как кинжалы) или шипом хвоста. Иногда и крыльями, но тут старался действовать аккуратно, чтобы не перерубили. Одновременно тянул в свой резерв ману изо всех артефактов, кроме защитных.

В какой-то момент, накопив уже приличный заряд, зацепил крылом сразу двух рыцарей за ноги и кувырнул их в сторону. Одновременно успел вогнать третьему в спину шип хвоста «Последним ударом» и запустил в пробоину «Веселых пчелок». Он этот прием уже не раз применял. Сейчас тоже прошел. Минус один!

Правда, двое оставшихся его мечами достали, но защита выдержала. Последовал молниеносный обмен ударами, и противники разорвали дистанцию, после чего застыли друг напротив друга, собираясь с силами перед новой схваткой. Четыре рыцаря и один дракон.

В этот момент в горное ущелье, где шел этот бой, ворвались два новых персонажа. Тоже кэры. Свежие, в сверкающей броне. Николас раньше таких доспехов и не видел. Шлемы — как гротескные маски; локти, колени, плечи не просто пластины прикрывают, но из каждой по здоровенному шипу-кинжалу торчит. А в руках мечи, по размеру двуручники, но из лезвий, примерно на уровне трети длины от острия, тоже по массивному шипу отходит. Вроде как у топора-клевца. Кшатрии прилетели!

Появление новых рыцарей в корне меняло расклад сил. Драться с двумя свежими противниками Николас был уже не в состоянии. Но те, не вступая в разговоры, ударили в спину нионцам. Хорошо ударили, сил явно не пожалели. Шипы на мечах пробили защиту кэров и вошли в тела по основное лезвие. А кшатрии мечи еще и повернули, превращая раны из колотых в рваные. Оба нионца грохнулись на землю.

Двое оставшихся тоже недолго продержались. Рыцари из Брахмана явно видели, что имеют преимущество в силах и в удары вкладывались, не экономя. Еще два-три удара, и бой закончен.

В последнюю схватку Николас не лез. Застыл, расправив крылья, а сам отчаянно выскребал в резерв остатки сил из артефактов. Даже для защиты только один оставил. В бой вступать он не собирался, а удирать тоже силы иметь надо.

Но удирать не понадобилось. Кшатрии церемонно раскланялись прямо в воздухе, приветствовав его как кэра-асура, потомка дракона Вишварупа.

Оказалось, проповедь Сатьи-Саи произвела на кэров Брахмана должное впечатление, и пошли они в «крестовый поход» на еретиков из Ниона. А доблестные кшатрии — бесстрашный кэр Абхай и безудержный кэр Аджит оказались ближе всех к границам этой горной страны и пошли вроде как на разведку. В результате эпический подвиг совершили — вдвоем сразили четырех кэров противника. Николас благородно согласился, чтобы его имя при этом вообще не упоминалось. Ему важно только, чтобы «небесные наставники» от справедливого возмездия не ушли и были на суд Ути-Бабы доставлены.

В монастырь вернулись уже втроем. Кэры Абхай и Аджит, видимо, с местными реалиями были знакомы куда лучше Николаса, по крайней мере, монахов в роскошных одеждах повыковыривали из разных келий в течение получаса больше двух десятков. И откуда столько взялось? Вроде «небесных наставников» всего дюжина была, а троих Николас уже убить успел.

В общем, объявили монахам о смене парадигмы. Ждите, мол, слов Сатьи-Саи, что он скажет, то и истина, а как он скажет, так и будет. Хотели было главного «небесного наставника» в охапку брать и с ним в Ути-Пату лететь, но Николас отсоветовал. Надо сначала с кэрами местными вопрос решить, примут они новую власть или нет. А предварительно проверить, остались ли они в живых. Потом лучше «небесных наставников» под домашний арест посадить и других кэров-кшатриев подождать. Заодно им и подвиги свои предъявить. А с Сатьи-Саи можно и по хрустальному шару связаться, а если таковой с собой не взяли, наверняка в монастыре найдется. Убедил.

Пока кэры-кшатрии в монастыре порядок наводили, Николас пошел в местный храм, с богиней своей пообщаться. Вроде весь монастырь храмом считается, но как-то непривычно это ему, настрой не тот.

Храм не впечатлял, точнее, при таком фасаде можно было ожидать много большего. На входе высоко в небо устремлялся покрытый барельефами громадный шатер с воротами в нем. Только это и были просто ворота, вроде триумфальной арки, какие на Западе строят. А за ними — ни-че-го. Небольшой открытый дворик, мощенный неровными плитами, да несколько ниш по стенкам, в которых статуи богов стоят. И небольшой помост у противоположной стены, откуда кто-нибудь из руководителей монастыря службу проводит. И чаша с хной на тумбе поставлена, чтобы верующие могли себе на лбу точку нарисовать. И все. Да Лерденский храм этому сто очков вперед даст!

Так или иначе нашел нишу, посвященную Целиции (она же Гуань-инь). даже на колени перед ней встал.

— Богиня, — говорит, — моя ненаглядная, красавица усатая! Рассказывать о событиях не буду, наверняка сама за всем наблюдала. Ты мне только скажи, кэров-кшатриев ты сюда привела?

Богиня откликнулась сразу:

— Куда лететь, я им действительно подсказала. Но в поход ты их сам отправил, когда Сатьи-Саи убедил проповедь читать.

— Предупредить не могла? Я бы хоть помедленнее по тоннелю бежал, глядишь, не пришлось бы сразу с пятью сражаться.

— А чистота эксперимента? Если я тебя за руку водить буду, как же я способности кэра узнать смогу?

— И много ты так узнала?

— Много.

— Что, например?

— Что если полностью свои способности использовать, как ты и делаешь, то что-то очень много получается. Думаю, что, когда у тебя резерв полный, с тобой даже Меркус связываться поостерегся бы, а он у нас жуткий забияка. Тебе бы в чисто духовную форму переходить научиться, еще один бог получился бы.

Николас даже растерялся, но стал отшучиваться:

— Нет, что такое духовная форма, я не знаю. В парообразную переходить научился. В водную — только промежуточный вариант освоил. Ты знаешь, почему я расстроился, что тот настоятель в бассейне сварился? Я ведь его в нем просто утопить хотел. Представляешь, приходит он у бассейна посидеть, а оттуда высовывается громадный сом, с усами почти как у тебя, хватает его за ногу и тянет на дно. Вот было бы эффектно!

— Так ты что, в рыб обращаться научился?! Я хочу посмотреть!

 

ГЛАВА 4

Ночь, улица, фонарь, аптека…

[12]

На город Линн опустился тихий и теплый вечер. Но гулять, любуясь на звезды, совершенно не хотелось. Ведь ни звезд, ни самого неба как будто и не было вовсе, во все стороны видимость была немногим дальше вытянутой руки. Плотный и мокрый туман, в просторечье называемый «гороховым супом», опустился на город, сгущая сумерки и пресекая потуги редких фонарей придать улице сколько-нибудь уютный вид. Свет из окон как будто бы боялся отойти от домов дальше чем на пару метров. Даже на углу, где, помимо уличного фонаря, стояли еще два декоративных (с магическими светильниками!), а рядом с дверью находилась освещенная витрина размером с два обычных окна, света хватало только на то, чтобы сделать читабельной вывеску «Аптека Пэна» да не дать припозднившемуся посетителю промахнуться мимо входа.

В такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку из дома не выгонит, но сами люди на улице все-таки изредка, но попадались. Сначала из аптеки вышел пожилой господин с шикарными бакенбардами и блестящей лысиной. В одной руке у него был зонтик-трость, в другой какой-то пакет, видимо, с лекарствами. Неодобрительно посмотрев в сторону неба, господин вздохнул и, не раскрывая зонта, довольно быстро пошел по улице прочь.

Очень скоро навстречу ему попались явно торопящиеся три девушки, и господин невольно проводил их глазами. Одна высокая, две — миниатюрные. Все очень молоды, одна (из невысоких) совсем девочка. Одеты скромно, но прилично, насколько можно выглядеть прилично, если у тебя в каждой руке по узлу и ты топаешь пешком в такую погоду.

Метрах в пятидесяти за девушками с веселым гиканьем следовала компания из шести молодых людей. Судя по одежде и легким шпагам на боках — аристократов. Спешили явно за девушками, но в силу разных обстоятельств все никак не могли их догнать. Во-первых, степень охотничьего азарта у них существенно различалась. Двое так и вовсе шли в обнимку, пытаясь петь какие-то куплеты и всё норовя отстать. Так что третий их товарищ тащил то одного, то другого за рукав, побуждая двигаться быстрее. К тому же все были в изрядном подпитии, так что их шпаги, вместо того чтобы чинно демонстрировать высокий статус владельцев, так и норовили сунуться своему хозяину между ног. Без падений пока удавалось обойтись, но от таких спотыканий скорость передвижения существенно замедлялась.

Возможно, в другое время и при других обстоятельствах девушки и не стали бы убегать от подобных кавалеров, но, увы, хорошие времена для них остались в прошлом. К тому же вслед им неслись отнюдь не комплименты, а разные вариации на тему «зарвавшихся шлюх», «мокрощелок» и немного бессвязных описаний того, что с ними сделают, когда поймают. Слова при этом использовались исключительно грубые, и не факт что иносказательно.

Погоня затягивалась, и преследователи, особенно трое первых, все больше входили в раж. Господин с бакенбардами почти вжался в стену дома, пропуская их мимо себя. Пытаться образумить буянов или заступиться за девушек ему просто не пришло в голову. Но остаться сторонним наблюдателем не удалось. Спешивший первым и уже практически перешедший на бег молодой господин не поленился отклониться в сторону от прямого маршрута и резко дернуть его за рукав, отрывая от стены и швыряя под ноги товарищам. Двое других также изрядно пихнули его, окончательно сбивая с ног. В результате не повезло не только господину с бакенбардами, но и троим замыкающим. Певцам он просто упал под ноги, а третьему угодил между ног своим зонтом. С негодующими воплями завалились все трое, а их убежавшие вперед товарищи временно прекратили погоню и вернулись к ним на помощь.

В происшествии они, естественно, обвинили ими же уроненного прохожего, которому сломали зонт, а самого стали пинать ногами. Не очень сильно, но постепенно начиная звереть. К счастью для избиваемого, один из молодых господ вдруг стал озираться по сторонам и завопил обиженным голосом:

— Куда шлюхи сбежали?!

Господин с бакенбардами был забыт, и компания рванула дальше по улице, комментируя инцидент и строя гипотезы, куда могли деться девушки.

А те воспользовались моментом, когда их преследователи отвлеклись на другую жертву, и юркнули в аптеку. Точнее, высокая девушка затащила туда двух других, которые, казалось, уже выпадали из реальности.

— Сил больше нет бежать, — сообщила она. — Весь день по городу без толку шляемся, а тут еще эти идиоты… Пьянь «благородная»! Дай боги, мимо пройдут. Да и не думаю, что они настолько стыд потеряли, что в этом солидном заведении буянить станут.

Заведение выглядело действительно солидно и очень дорого. Куда ни глянь, всюду резные дубовые панели. Они покрывали потолок и стены, вдоль которых стояли стеллажи со всевозможными склянками, мешочками, пучками трав и кристаллами амулетов. Стеллажи тоже были из дуба, равно как и прилавок, а также двери, одна из которых находилась за прилавком, а другая — в боковой стене. Три скамьи и два журнальных столика, расставленные вдоль стен, чтобы клиенты могли ждать свой заказ с относительным комфортом, тоже были сделаны из дуба. Пол был полностью покрыт пушистым ковром без малейших следов потертости или грязи! И как его хозяева чистят? При этом темно или мрачно в помещении не было. Все задние стенки стеллажей были зеркальными, а с потолка через каждые два шага свисали магические светильники в обрамлении хрустальных висюлек.

А вот хозяин помещения, вошедший в торговый зал из двери за прилавком на звон бронзового входного колокольчика, вызывал ощущение некоторого диссонанса. Маленький, кругленький, с большой головой, которая казалась еще больше из-за слегка прикрытой серой конфедераткой копны огненно-рыжих волос и громадных бакенбард того же цвета. Одежда на нем была из дорогой ткани пепельного цвета, включая рубашку с кружевным воротником, и сшита по последней моде. Только эта мода ему явно не подходила, так как лишь подчеркивала все его многочисленные округлости. А надетый поверх костюма кожаный фартук только топорщился на круглом как арбуз животе и придавал всему облику какой-то комический вид.

Впрочем, казалось, что самого хозяина его внешний вид развлекал, и глаза его сияли оживлением и весельем.

— Счастлив видеть столь прекрасных особ в моей скромной аптеке. — Голос аптекаря звенел, как колокольчик (изрядный такой колокольчик, басистый). — Чем могу служить, герцогини?

Девушки непроизвольно вздрогнули.

— Вы всех заходящих к вам особ женского пола называете герцогинями? — спросила самая высокая из них. — Или пожилым дамам вы таких комплиментов не делаете?

— Аптекарь просто обязан быть наблюдательным и иметь хорошую память, ваше сиятельство. Я не забываю лиц, которые видел хотя бы однажды. Хотя вы сейчас в Линне, вы с сестрой не перестали от этого быть герцогинями фон Фратт, а ваша спутница герцогиней де Арлуньяк. Разве я не прав?

Младшая из девушек чуть расправила поникшие плечи, но ее сестра ответила решительным голосом:

— К моему глубокому сожалению, вы все-таки ошиблись. К упомянутым герцогствам мы не имеем никакого отношения, а этих герцогинь, насколько мне известно, не стало больше года назад. Перед вами три сироты, которые ищут, но никак не могут найти свое место в этой жизни. Но мы не отчаиваемся, хотя пока находим одни неприятности…

— Я думаю, что многочисленные покупатели, — аптекарь демонстративно обвел взглядом зал, — позволят мне отвлечься и угостить вас чаем. По-моему, чай и бисквиты вам совсем не помешают. Или лучше ростбиф? В общем, разрешите пригласить вас в соседнюю комнату. Она у меня считается «процедурной», но в ней и чайный стол есть. Некоторых клиентов, знаете ли, отпаивать приходится…

Господин Пэн опять же слегка утрированным жестом указал рукой на боковую дверь. Но глаза его при этом излучали доброжелательность и сочувствие, так что девушки немного неуверенно подхватили свои узлы и двинулись в указанном направлении.

— Вы очень добры, — отметила высокая девушка, взявшая на себя в этой компании все переговоры. — Куда бы нам свой скарб положить можно будет? Да и руки помыть было бы неплохо.

— Вот и молодец! — одобрил ее хозяин. — Проходите, не стесняйтесь. Аптекарей вообще стесняться не положено. А туалетная комната при «процедурной» конечно же есть. Слева за дверью.

Девушки одна за другой потянулись в указанном направлении, но в этот момент зазвенел входной колокольчик. В дверь, толкаясь и шумя, ввалились толпой упоминавшиеся раньше подвыпившие молодые господа.

— Вот они где! — радостно завопил один из них. — И уже сами к койкам идут! Эй, клистирная трубка! Там же у тебя койки стоят?

— За то, что бегать за собой заставили, надо их наказать! — влез второй. — Ты, пузырь! Неси сюда спирт и скипидар! Спирт нам, а скипидар… будешь медлить, тебе тоже задницу намажем!

Его товарищи весело засмеялись.

— Молодые господа, аптека закрыта! — попытался осадить их хозяин. — Склянку спирта я вам, так и быть, дать могу, но извольте покинуть помещение и пить уже в другом месте!

Вместо ответа кто-то из молодых людей швырнул в него небольшой молнией:

— Не забывайся, смерд!

Молния не произвела на аптекаря никакого впечатления. Зато девушки постарше за его спиной стали формировать на ладонях небольшие огнешары.

— Эти шалавы еще и магинь из себя строят! Огнешар с булавочную головку! — высунулся третий и, кажется, наиболее пьяный из этих господ. — Вот как надо!

В девушку пониже полетел огнешар размером с некрупный арбуз.

— Нортумбулю больше столько не наливать! — возмутился один из его товарищей. — Девок и так только три было, а теперь и вовсе две на шестерых остались. Или тебя аптекарь устроит?

Однако вопреки его словам, вокруг девушки вспыхнула голубой пленкой сфера защиты, и пламя стекло по ней на ковер, образовав довольно приличную лужу. Как ни странно, ковер тоже не загорелся, зато это зрелище побудило хозяина заведения к активным действиям.

— Да как вы посмели почтенного эсквайра смердом назвать?! — несколько запоздало возмутился он. — Как вы себя ведете?! Кто вам огнешарами сорить разрешил?! Вон отсюда! Аптека закрыта! Кыш! Кыш!

Смешно растопырив пухлые ручки, аптекарь двинулся на дебоширов, как будто собирался сгрести их всех в охапку. И как ни странно, сделал это! Не руками, метра два до хулиганов он так и не дошел, а телекинезом. Попытка вытолкнуть всю компанию разом через входную дверь сначала успехом не увенчалась, молодые господа в ней банально застряли. Во взгляде господина Пэна сверкнуло неудовольствие, и вдруг эта «пробка» с треском вылетела вон, впечаталась в стену дома на другой стороне улицы и рассыпалась на составные части.

Высунувшись в дверь, господин Пэн менторским тоном сообщил изрядно оглушенным молодым наглецам:

— И раз уж вы меня обозвали «клистирной трубкой», я назначаю вам процедуры по очищению организма. Тут в двух кварталах бани находятся, работают круглосуточно. Советую поторопиться, минут пять у вас еще есть, но к тому времени желательно успеть раздеться. Ну а каким концом к унитазам поворачиваться, сами разберетесь. По потребности.

Если успеют, конечно, — добавил он, закрывая входную дверь и запирая ее на щеколду. После чего еще и пасс рукой сделал, от которого по всей ее поверхности пробежала и растворилась внутри частая огненная сетка.

— Необычный вы аптекарь, — подала голос высокая девушка. — Телекинезом владеете на уровне магистра, аристократов «Воздушными кулаками» валите, а такое охранное заклинание я и не видела никогда.

— Много за два курса обучения вы и не могли видеть. У вас же там сплошная теория была да общеобразовательные дисциплины.

— А вы, стало быть, дипломированный специалист?

Аптекарь немного наигранно вздохнул:

— Нет, я самоучка, университетов не кончал. Недавно вот на провизора сдал, экстерном, в частной школе аптекарей Линна. Дорого дерут, собаки, зато быстро оформляют и ничего не спрашивают.

В ответ на изумленные взгляды девушек пояснил:

— Считается, что аптекарь должен только по рецептам врачей лекарства составлять, а ингредиенты, готовые препараты и амулеты на складе гильдии брать. Это я такой уникальный, почти все сам достаю, вот ко мне народ и валит валом лечиться. Я для этого и открыл процедурный кабинет, чтобы и больным помочь, и дипломированным врачам протестовать было не с чего. Я ведь потомственный знахарь, да и свой опыт имею немаленький, и глаз наметан. В теории, конечно, слаб, но как практик многим магистрам фору дам.

Во время своего недолгого монолога господин Пэн умудрился вежливо, но решительно загнать девушек в «процедурную», сложить в уголке их тюки, усадить всех за лакированный столик (без скатерти, но с салфетками) и выдать каждой по изящной чашке тончайшего чинского фарфора. Тут же нашелся и чайник со свежезаваренным чаем, и самовар с кипятком (стоял в углу у специальной вытяжки), а в одном из двух холодильных шкафов, вместо ожидаемых лекарств, обнаружилась куча разных вкусностей.

Впрочем, сразу чаепитие не началось. Следующие четверть часа девушки по очереди провели в туалетной комнате, приводя себя в порядок. Да и то дольше всех там пробыла невысокая и самая красивая девушка, сестры там долго не задерживались.

— Что ж, давайте знакомиться, — предложил хозяин, когда все наконец расселись за столом. — Титулы, как я понял, вы предпочитаете хранить в тайне, но обращаться к вам мне все-таки как-нибудь надо. Как вас зовут? Впрочем, можете не отвечать. Позвольте, я вас сам назову? Орлетта, Маэлла и Нейма. Не так? Меня, кстати, можете называть Николас.

Девушки невольно переглянулись. Орлетта вздохнула.

— Что-то не так с моим именем? — забеспокоился аптекарь. — Довольно распространенное имя, я его от рождения ношу. Привык, знаете ли…

— Да был у нас один общий… знакомый. Хороший знакомый, — с неопределенной интонацией ответила Орлетта.

— С которым мы не очень хорошо поступили… — продолжила Маэлла.

— Эй, меня не впутывайте! Я тут ни при чем. Я и видела его всего полтора раза, — подала голос Нейма.

— Мала ты еще, вот и пакостить можешь только по-мелкому, — поддразнила ее сестра.

— Но вы на него нисколько не похожи, просто имена одинаковые, вот ассоциации и возникли, — подвела итог Орлетта. — Это только грустные воспоминания и сожаления, которых накопилось больше, чем хотелось.

— Вы случайно не кэра-дракона в виду имеете? О нем сейчас вся столица шумит. Могу кое-что интересное рассказать, если хотите.

— Нет-нет. Мы с этим разыскиваемым преступником не знакомы, — вмешалась Маэлла. — Но если свежие слухи знаете, конечно, послушали бы. Из любопытства.

— Моя работа требует быть информированным, а я и от природы ужасно любопытный, так что, если не в тягость, расскажите сначала свою историю. Может, придумаем вместе что-нибудь. А пока, чем грустить, лучше вот этот бисквитик попробуйте! Из кондитерской Норда. Самому нравятся, по мне это, боюсь, уже заметно.

Маэлла посмотрела на гостеприимного хозяина с подозрением, но тот улыбался столь искренне и благожелательно, что она не стала прерывать Орлетту, которая начала рассказывать их историю. Впрочем, ее подруга выдала какую-то краткую и явно отредактированную версию событий.

Согласно ее рассказу, девушки были родовитыми, но разорившимися дворянками. Война застала их на севере Галлодии в Лионе, где от каких-то страшных заклинаний погибли остальные члены их семей. Они бежали в Арлуньяк, где рассчитывали получить по наследству некоторые земельные владения, но эта территория попала в зону оккупации Пиктании. Вот они и приехали в Линн отстаивать свои права, где их сначала даже приветили, но ничего давать не спешили. Потом местные чиновники стали вымогать у них взятки, сокращая и без того невеликие накопления, но ничего не сделали. В конце концов их просто ограбили и перестали куда-либо принимать. Деньги кончились, пришлось искать работу, но недоучившиеся студентки ничего толком не умели. Так что «по специальности» могли только амулеты подзаряжать, но за такой неквалифицированный труд им платили сущие гроши. Причем торговец артефактами, который их для этого нанимал, все время подчеркивал, что делает это исключительно из-за своей доброты и все более откровенно намекал, что ждет от них ответных услуг личного характера.

Тогда уж проще было бы на панель пойти, все больше платят (Орлетта невесело усмехнулась). Но противно. До такого они еще не опустились и не собираются. К сожалению, безработных секретарш и гувернанток из дворян, бежавших из Галлодии, в Линне сейчас полно. Многие готовы на «услуги личного характера», и то не берут.

В довершение всех бед их еще и из квартиры выселили. Теперь они ищут жилье подешевле, поэтому с тюками и ходят.

Закончив рассказ, Орлетта выжидающе посмотрела на аптекаря. Вроде сам вызвался помочь, так помогай. А то «так есть хочется, что и переночевать негде». Хозяин взгляда прятать не стал.

— Возможно, наши интересы и совпадут… — начал он.

Но тут снова загремел дверной колокольчик. Оказалось, что он звонит не только при открывании двери, снаружи за веревочку подергать можно.

За дверью оказался наряд стражи во главе с несколько смущенным констеблем и пышущим праведным гневом толстомордым лакеем в расшитой золотом ливрее.

— Чем обязан вашему визиту, господин Шессекс? — Констебль аптекарю был явно знаком.

— Видите ли, — промямлил тот, — этот господин…

— ЛАКЕЙ, — перебил его господин Пэн.

— Этот господин, состоящий на службе у лорда Нортумбуля…

— ГУВЕРНЕРОМ его детей, — теперь с уточнением влез уже толстомордый.

— Господин гувернер лорда Нортумбуля утверждает, что вы и находящиеся сейчас в вашей аптеке три женщины легкого поведения оскорбили действием шесть благородных дворян, из которых три графа, два лорда, а один и вовсе принц.

— Шесть магов-аристократов? Один аптекарь? Оскорбил действием? И пребывает в полном здравии? Вас не удивляет такое?

— Юные лорды были сильно утомлены в конце дня, чем и воспользовался этот негодяй! — Вперед решительно выступил гувернер. — Я требую, чтобы он немедленно понес наказание!

— И чего же вы требуете? — вкрадчивым голосом уточнил аптекарь.

— Горожанину низкого звания, посмевшему оскорбить дворянина, надлежит быть выпоротым! Надеюсь, у наряда стражи найдутся соответствующие инструменты?!

— Я тоже на это надеюсь, — все столь же вкрадчивым голосом отреагировал господин Пэн. — Так вас сюда прислал лорд Нортумбуль? Я имею в виду отца, а не напившегося до скотского состояния его сына Рикарда.

— Юный лорд вовсе не пьян! На него наложено какое-то пакостное заклятие! Я просто не могу доставить его домой в таком виде. Лорд-отец не вынесет такого ужасного зрелища!

— Господин Шессекс, вы прекрасно знаете, что я являюсь эсквайром, то есть дворянином. Если у молодых лордов будут ко мне претензии, они могут вызвать меня на дуэль. Но я сильно сомневаюсь, что они это сделают. Юные лорды сегодня были непозволительно пьяны и посмели оскорбить трех юных девушек, работающих у меня в аптеке. Кстати, являющихся дворянками. Оскорбили прямо на рабочем месте. Эти мальчишки ворвались сюда и устроили безобразную сцену, вынудив меня выкинуть их вон. Что было нетрудно сделать, так как они даже стоять прямо не могли. Я порекомендовал им посетить ближайшую баню и привести себя в порядок. Претензий к ним у меня нет. А вот к ГУВЕРНЕРУ… Этот смерд допустил, что юные лорды напились до невменяемого состояния. А теперь еще и оскорбил меня и этих трех юных леди. В вашем присутствии, между прочим. Так что я настаиваю, чтобы вы выполнили свои прямые обязанности и вразумили этого дурака посредством упомянутых им инструментов. Прошу всех пройти со мной в прозекторскую! — Тон господина Пэна не допускал возражений. — Милые леди, я прошу вас пока допить чай и похозяйничать в моем холодильном шкафу. Больше десяти минут процедура не займет. Всего-то двадцать шомполов. Впрочем, если вы хотите поприсутствовать… Хотя не думаю, чтобы задница этого ничтожества, не сумевшего правильно воспитать сына своего лорда, выглядела особо интересно. Даже после двадцати шомполов.

Создалось впечатление, что аптекарь одновременно подхватил телекинезом и гувернера, и констебля, и весь отряд стражи. По крайней мере все они покорно двинулись в сторону двери, расположенной за прилавком, и, кажется, даже не касались при этом подошвами пола.

— А если у лорда Нортумбуля возникнут вопросы, я на них с удовольствием отвечу. Уверен, что он не захочет покупать на черном рынке ни настойки чинского корня долголетия, ни нионских пилюль. Там от этих снадобий только сыпь по телу подцепить можно, а не мужскую силу укрепить. Да и готовить свой знаменитый десерт на вонючем желатине, а не агар-агаре тоже вряд ли захочет… А шомпол лучше дайте мне. Я как профессиональный провизор могу гарантировать клиенту максимум ощущений при минимуме последствий для организма…

Аптекарь продолжал еще что-то говорить, но дверь за ним, стражниками и гувернером уже закрылась. Девушки проводили их ошалелыми взглядами и шумно вздохнули.

— Ничего себе аптекарь! — высказала всеобщее мнение Маэлла. И добавила: — Думаю, он шпион. Все знает, все у него схвачено. Наверное, даже резидент. Только… на кого он работает?

— А вдруг он на Отто работает? — испугалась Орлетта. — И нас сюда специально заманил?

— Нет, я всех дэнляндских шпионов знаю, — успокоила ее Маэлла. — Интересовалась. А новых Отто заводить не будет, слишком скуп для этого.

— Так чей же? Вендии? Ибры? Ютии? Или вообще Чина?

— А нам какая разница? — неожиданно подала голос Нейма. — Ну и пусть шпион, нас это не касается. И мне он сразу понравился.

— Устами младенца глаголет истина, — поддержала ее сестра, при этом Нейма на слове «младенец» фыркнула. — Действительно, если он не из Дэнляндии и не из Пиктании, то делать нам гадости ему резона нет. Разве только нашим бедственным положением воспользоваться. Так что давайте подождем, послушаем, что он нам сказать хотел. Сбежать всегда успеем.

— Сбежишь от такого! — мрачно сказала Орлетта. — Да ему нас скрутить, что пальцем пошевелить. Вон как этот ГУВЕРНЕР сейчас орет.

— Устала я бегать, если честно, — грустно пробормотала Мэлла. — Да и некуда нам бежать.

— Тебе-то что! На тебя только если толпа большая, как сегодня, покушаются. А меня каждый в постель затащить норовит!

— Тоже мне, каждый! Купчишка из артефакторной лавки — да, не спорю. А кто еще? Что-то не припомню. Хозяйка, которая нас выселила?

Поругаться девушки не успели. Да они и не ругались, а ворчали друг на друга от нервов и усталости. Но все равно их не слишком приятный разговор был прерван появившейся за прилавком процессией из все тех же стражников, констебля и аптекаря. Двое последних мило болтали между собой.

— …за микстурой для матушки заходите завтра после обеда, — гудел густым басом господин Пэн. — Утром у меня здесь полковник Литсон будет, потом леди Милена… Так что в первой половине дня не успею. Но не беспокойтесь, все ингредиенты в наличии, надо только часик времени выкроить. Сделаю! Да и матушку лучше сюда приводите! Сами знаете, когда человека перед собой видишь, порошок можно с учетом индивидуальных особенностей смешать. Лучше помогает.

Лейтенант почтительно внимал и бормотал слова благодарности.

А вот гувернер плыл вслед за ними по воздуху, и вокруг его головы переливался в магическом зрении радужным светом «Пузырь молчания». Так что перекошенный рот производил не меньший эффект, чем выпученные глаза. Корчит человек какие-то неприятные рожи, но ничего не слышно. А на его плохие манеры можно и внимания не обращать, что все и делали.

Так дружной толпой на улицу и вышли. Послышались слова прощания, а потом и звучный шмяк где-то в конце улицы.

— Интересно, как же далеко от дверей наш аптекарь этого гувернера забросил? — озвучила общий вопрос Нейма. — Судя по звукам, не менее чем на полсотни шагов.

Но проверять никто не пошел.

Аптекарь, сияя во все тридцать два зуба (маг все-таки!) вернулся обратно уже один.

— Милые леди, а как вы относитесь к тому, чтобы после чая и бисквитов съесть что-нибудь более существенное? Тут недалеко очень приличный ресторанчик есть, до утра работает. К тому же отметить надо…

— Что отметить? — недоуменно спросила Орлетта.

— Вы же слышали! Я же сказал констеблю Шессексу, что вы все в аптеке работаете. Не могу же я его обманывать?! Тем более что помощницы мне и вправду нужны. А то, когда за товаром еду, аптеку закрывать приходится. Один раз даже на пять декад закрыл. Клиенты очень обижались. А с вами даже набор услуг расширить можно будет.

— Каких таких услуг? — подозрительно спросила Орлетта.

— Например, кафе организовать, где кислородными и витаминными коктейлями торговать. С этим и вы и Нейма вполне могли бы справиться. Или комнату под зал лечебной гимнастики выделить. Чем не занятие? Что скажете, Маэлла? А если вы все мне порошки смешивать помогать еще будете, то у меня больше времени на индивидуальные приемы останется. А еще можно амулеты и даже артефакты делать, я вас подучу, если своих умений не хватает. В общем, возможностей — куча!

— Тюки наши прямо тут бросить? — Маэлла не дала другим девушкам возможности начать выражать сомнение.

— Не пропадут. Я на двери магическую защиту ставлю, ни один вор не пролезет. А комнаты себе после выбрать можете. Весь второй этаж в вашем распоряжении. Я, еще по детской привычке, на мансарде живу. Люблю, знаете ли, поближе к небу быть!

Вышли почти сразу же, всего через полчаса. Переодеваться девушкам было практически не во что. Так что только умылись, платья отряхнули да прически поправили в туалетной комнате, куда на сей раз все вместе отправились.

— Не переживайте, — понял их беспокойство аптекарь, — в ресторане полумрак, так что никто ваши наряды разглядеть не сможет. Хотя ваша молодость и красота без внимания наверняка не останутся. Но без танцев сегодня лучше обойтись, со мной, стариком, посидите. А за новым гардеробом завтра с вами сходим, вы теперь — лицо аптеки, должны выглядеть не хуже, чем на приеме у королевы. Тем более что клиенты у нас одни и те же…

По поводу танцев господин Пэн явно преувеличил. Ресторан был не для танцев, а для бесед. Музыка тихая, ненавязчивая, зал невысокими перегородками на кабинеты разгорожен, чтобы не мешать друг другу. Но заинтересованные взгляды девушки к себе все-таки притягивали, так что совсем без внимания не остались. Пустяк, а приятно.

Аптекарь же, которого девушки уже записали в «шпионы», нарушая стереотипы, к ним с расспросами не приставал, зато сам рассказывал много и интересно. Он был в курсе всех придворных сплетен, знаком со всеми более или менее значительными людьми. При этом аптеку открыл только около года назад. И когда успел? Видимо, очень старался.

Рассказал он и обещанную историю про кэра-дракона, перепугавшего месяц назад весь королевский двор.

Оказалось, что один из восьми остававшихся на тот момент кэров, лорд Грамтон, давно и безуспешно волочился за двоюродной племянницей королевы герцогиней Эркфесской. Но эта молодая красавица никак не отвечала на его ухаживания, оставаясь верной мужу. И еще двум любовникам. Почему в ее сердце не нашлось места и для кэра, довольно долго обсуждалось двором, но в конце концов ушло в списке сплетен куда-то в самый конец, за древностью темы. И вот на балу в королевском дворце месяц назад герцогиня привычно игнорировала кэра почти весь вечер и вдруг резко поменяла к нему отношение. Лорд Грамтон уже ни на что не надеялся, комплименты говорил только по привычке, а сам уже завел интрижку с баронессой Бурбервильской. Но той почему-то на этом балу не было, вот лорд и скучал в одиночестве.

Вдруг, уже ближе к полуночи, герцогиня Эркфесская ловко проскочила между мужем и любовником к одинокому кэру и, взяв того за руку, буквально потащила в сад. Этот маневр вызвал в зале немалое удивление, а проигнорированные кавалеры рванули было следом, но столкнулись в дверях. В результате, вместо того, чтобы отбивать даму у кэра, сцепились между собой, дело чуть до дуэли не дошло. Публика, естественно, отвлеклась на этот скандал, поэтому свидетелей в саду оказалось крайне немного. И главное, все кэры остались в зале.

Далее вот что рассказывала графиня Пемборская, которая как раз собиралась вернуться в зал после недолгого уединения с маркизом Глемом. Маркиз, чтобы не компрометировать даму, как вы понимаете, пошел вперед, а она от нечего делать рассматривала кусты. Ну и увидела, как по соседней дорожке эта «скромница», герцогиня Эркфесская бросила лорду Грамтону: «Поймайте меня, мой кэр!» — и, весело смеясь, резвой козочкой повернула как раз к той беседке, откуда только что вышли графиня и маркиз. Пемборская немедленно спряталась за ближайший куст и осторожно-осторожно выглянула из-за него. Что же она увидела?! Вместо герцогини в беседке стоял громадный дракон, и именно к нему из-за поворота, раскрыв объятия, выскочил Грамтон.

Прежде чем упасть в обморок, графиня Пемборская успела заметить, как дракон одним молниеносным движением откусил несчастному кэру голову, после чего сразу же взлетел, снеся крышу у беседки и обломав ветви у ближайших деревьев.

Видимо, падая в обморок, графиня умудрилась громко завопить, но, возможно, кричала и герцогиня. Но когда на крик сбежались остальные гости, Пемборская так и лежала на дорожке в паре десятков шагов от обезглавленного тела кэра, а никакой герцогини рядом не было. Более того, она нашлась в одной из боковых комнат, где, как она сказала, присела отдохнуть и сама не заметила, как задремала. Второй ее любовник полностью подтвердил эти слова, хотя сам как бы там и не присутствовал. Но королева им поверила. В общем, было решено, что у Бюлофа оказалась сообщница, которая загримировалась под герцогиню. А поскольку что при ярком освещении зала, что в темноте сада реальные черты лица под макияжем разглядеть не всегда возможно, а говорила она только с обалдевшим от нежданной перемены ее настроения Грамтоном, то подмену могли и не заметить. А вот куда она делась потом? На драконе улетела?

В общем, эта тема — самая обсуждаемая во всех крупных салонах весь последний месяц, а оставшиеся кэры буквально стали ходить только строем! На всех мероприятиях всегда вместе держатся, даже с дамами на свидания больше не ходят. К большой радости многих мужей…

 

ГЛАВА 5

Семь кэров вечером концерт смотрели вместе

Один из зала вышел вдруг, и осталось шесть их…

Следующая неделя прошла для девушек очень напряженно. Во всех смыслах этого слова. Приступать к работе господин Пэн их еще не просил, дав время отдохнуть и привести себя в порядок. Поставленная задача решалась успешно, второй этаж дома превратился в филиал швейной мастерской. Все-таки у приличной девушки гардероб должен насчитывать не менее тридцати предметов. Это если только платья считать. А там еще и блузки, и жакеты, и… да всего и не перечислишь! Не говоря о белье, которое тоже на заказ шить полагается, а не ширпотребом пользоваться. Хорошо хоть, что пояса и шляпки можно готовыми купить, а вот на носовых платках еще метки-вензели вышить надо. Так что весь день шли примерки, подгонки… и бесконечные споры о том, какие цвета и фасоны между собой сочетаются и кому что больше идет. Впрочем, последняя тема была больше для сотрясения воздуха. Все девушки были умные (или опытные), так что советы подруг воспринимали исключительно в целях поступить наоборот. Действительно, какая девушка посоветует другой надеть то, что действительно делает ее красивее?

К тому же надо было привести свои комнаты в жилой вид. А то ощущение было, как в музее — куда ни глянь, всюду резные дубовые панели. Пришлось их срочно гобеленами и коврами драпировать, шкафами, комодами да этажерками прикрывать. Нейма предлагала еще картины купить, но старшие девушки ее не поддержали: от картин ощущение музея только усилится. Ограничились фарфоровыми статуэтками да вазами с цветами.

Хлопоты можно было бы назвать приятными, так как аптекарь на эти нужды выделил весьма приличную сумму и отчета не спрашивал. Наоборот, только подбадривал и комплименты говорил. Но это-то и напрягало. Изрядный «шмат бесплатного сыра» был получен, а дальше?

Орлетта ходила в мрачном предвкушении, что скоро ее потащат в постель. И с внутренним содроганием призналась самой себе, что ведь придется уступить домогательствам, как это ни противно. Этот уродец-аптекарь, по крайней мере, щедр, а податься им совершенно некуда. Дополнительным источником раздражения было то, что хорошее содержание они получили все, а отдуваться придется ей одной. Или их хозяин такой извращенец, что всех оприходует? Даже малолетку?

Но время шло, а изнасиловать ее аптекарь не пытался. Даже после того, как подарил девушкам по очень приличному комплекту украшений с довольно крупными бриллиантами. «Для завершения образа», как он выразился. Вроде самый подходящий повод подкатить с домогательствами, так ведь нет! Этак и комплекс неполноценности появиться может!

Орлетта даже глазками стрелять в его сторону стала. И позы принимать изящные. Непроизвольно, но от этого не менее провокационно. Но в глазах аптекаря если что и мелькнуло, то отнюдь не похоть. И даже не раздражение, а, скорее, огорчение и даже некоторое разочарование. Девушка такие вещи замечать умела, и ее настроение упало ниже плинтуса. Хотя виду старалась не показывать.

Маэлла тоже попыталась подъехать к хозяину, но уже совсем с другими предложениями. Намекнула на большой личный опыт по организации разведки и умению добывать сведения, закручивать интриги и даже устраивать диверсии, справедливо считая, что любому шпиону такой сотрудник, как она, может быть очень полезен. Но хитрый аптекарь на контакт не пошел, а ее таланты предложил использовать на маркетинговое исследование возможных направлений расширения бизнеса.

Какое, к демонам, маркетинговое исследование?! И так ясно, что спрос гарантирован на все, что господин Пэн решит предложить, ибо авторитет у него до неба. А все потому, что своих клиентов он реально вылечивает, независимо от усилий и назначений врачей. Например, заговорщицким тоном тихо сообщает на ухо клиенту:

— Прописанную вам врачом микстуру я конечно же сделаю. За пять золотых. Но особо я бы на нее не рассчитывал. Между нами, конечно. Обычный витамин, вреда не будет, иммунную систему слегка укрепляет, но лечиться так вы будете очень долго. Если не возражаете, я вам бесплатно в дополнение дам гомеопатический набор, разработанный мною на основе записей чинского (нионского, брахманского и т. д., нужное подчеркнуть) целителя эпохи Гойдзю. Как раз ваш случай описан. Две пилюли на стакан воды утром и днем. А также давайте я вас на завтра — утро устроит? — запишу на процедуру массажа и люмисолярной терапии. Как я заметил, хорошо усиливает действие гомеопатии. Так я вас жду? И большая просьба, никому об этом не рассказывайте, не надо врача расстраивать. Вы за три дня поправитесь, вот пусть и думает, что его микстура помогла. Договорились?

И ведь каким голосом все это нашептывает! Невольно мысль о ментальном воздействии закрадывается. Хотя маги-менталисты — это такая редкость… Может, это вековой опыт предков-знахарей сказывается? Совсем Маэлла народную медицину не знает. Да и обычную тоже, если быть откровенной. Если он маг, то действительно какой-то странный. И очень сильный, что бы сам ни говорил.

Люмисолярную установку, как ее называл господин Пэн, Маэлла попыталась изучить. Из любопытства и ради практики, чтобы нюх не потерять. Но ничего не поняла. Висит под потолком какая-то хрень из медных трубочек, отдаленно напоминающая люстру, и даже слабо светится в темноте синим светом. Делает ли она что-нибудь еще, Маэлла понять не могла. Похоже — нет.

С чинскими гомеопатическими пилюлями ей повезло больше. В смысле поняла она больше. Да и то только потому, что аптекарь от нее это и не скрывал. Шипучий аспирин с добавлением сахара и каких-то ароматических добавок. Неплохое ситро при растворении в воде получается. Господин Пэн девушкам его активно рекомендовал и в дозах приема не ограничивал.

Но ведь больным помогало!

Заводил их аптекарь в процедурную, усаживал в удобное кресло почти под люмисолярную установку, но так, чтобы слабое свечение заметить все-таки можно было, давал в руку стакан с «ситро», а сам сбоку устраивался. Вроде как помедитировать, пока процедура идет.

Полчаса так помедитирует, и все — клиент полностью здоров, чем бы раньше ни болел. То есть аптекарь ему (ей) лапшу на уши вешает, типа неделю не напрягаться, больше спать, есть только диетическое, ну и пилюли гомеопатические еще три дня принимать, растворяя их в воде. Но Маэлла же видит, что все это уже не нужно, на это ее малых знаний да немалого опыта и наблюдательности хватает.

Это что же получается? Господин Пэн под видом медитации целительством занимался? Так целителей такого уровня во всем мире по пальцам пересчитать можно! И не факт, что вторая рука для этого понадобится. А тут — потомственный знахарь! Хотя, если это шпион из серьезной страны, все быть может. Только не слышала она, чтобы архимаги в шпионы шли. Но как рабочая гипотеза сойдет. В общем, жутко интересно и обидно, что на контакт не идет, хотя это-то как раз понятно. Не ей таких зубров раскалывать. Но обидно, что сама она ни на какую спецслужбу не работает, разве что на свою, фраттскую, ныне распущенную.

В отличие от старших девушек, Нейма проблемами расчетов за полученную помощь не заморачивалась, а просто радовалась переменам к лучшему. Сейчас она жила едва ли не лучше, чем в родительском замке. Только слуг не хватало. Там вокруг нее толпа мамок и нянек прыгала, а у этого аптекаря на все случаи жизни хитрые артефакты оказались припасены. Пыль-грязь в дом просто не проходит, переступил порог, а ботинки уже чистые! Платье достаточно на специальный манекен накинуть, и оно тут же чистым и отглаженным делается. Посуду, правда, в специальный ящик сложить надо, а потом на крышке кристалл повернуть. Но и вынимать чистой ее можно после этого практически сразу: досчитал до трех, и все готово.

Но недостатки у такой системы все-таки есть. Во-первых, если разбросать вещи по стульям и диванам, они там так и останутся. Сами почему-то в шкаф не убираются. Во-вторых, погонять некого, а очень хочется. Вспомнив золотое детство, Нейма решила было покапризничать и неожиданно обнаружила себя в углу носом к стенке. На ее возмущенный вопль, что она уже взрослая и с ней нельзя так обращаться, аптекарь, не повышая голоса, ответил, что вести надо себя подобающе. А если ведешь себя, как ребенок, то будь готова к нормальным для ребенка наказаниям.

— Отшлепать тебя, пожалуй, уже действительно какую-нибудь тетку-экзекутора приглашать надо. Ты в свои тринадцать лет ростом с Орлеттой сравнялась, — задумчиво сказал он, — но в остальном взрослеть пока не спешишь. Вот и постоишь тут до обеда, о своем поведении подумаешь.

И ведь пришлось стоять. Нейма так и не поняла, как аптекарь ее туфли к полу приклеил, и почему она эти туфли снять не может? Даже ругаться смысла не было, он ее в комнате одну оставил. Думала сначала поднять крик, когда он перед обедом ее освобождать придет, но решила воздержаться. Еще без обеда оставит!

Организация питания в доме господина Пэна Нейме тоже не нравилась. Ни повара, ни кухарки не держал, сам не готовил. Либо в ресторан шли, либо еду им оттуда посыльный в готовом виде приносил, так что садиться за стол приходилось всем одновременно, иначе остынет. В неурочное время можно было разве что бутербродом или пирожным перекусить, взяв их из холодильного шкафа. А шкафом тоже не покомандуешь, даже дверцу самой открывать и закрывать приходится.

В общем, капризничать бедному подростку оказалось не перед кем. В отместку она стала звать хозяина дома «дедушка Николас», но тому, кажется, это даже понравилось.

В остальном же жизнь как-то наладилась. Здоровый сон, хорошая еда и модная одежда делают с девушками чудеса. Вот и наши героини через неделю превратились если и не в сказочных принцесс, то уж в симпатичных молодых аристократок — точно. Орлетта так и вовсе любой королевский двор собой бы украсила, но пока украшала только аптеку…

Инцидент с преследовавшими их пьяными аристократами последствий не имел. Точнее, имел, но даже приятные. Двое из протрезвевших дебоширов извиняться пришли. А именно молодой Нортумбуль, получивший нагоняй от отца, вместе с принцем Ярви Хайволлским. Сами извинения были произнесены скороговоркой, но после этого молодые господа в аптеке задержались. Девушки уже щеголяли в новых нарядах и даже бриллиантах, так что были не прочь покрасоваться не только перед аптекарем непонятной ориентации. Шутки молодых господ насчет плохого освещения улиц и некачественного грога были выслушаны благосклонно. Действительно, что это за грог такой?! Обычно от него дурнушки красотками казаться начинают, а тут они такую красоту не разглядели! В таком вот духе за кислородными и витаминными коктейлями шел вполне куртуазный разговор и общение на равных. Орлетту оба глазами буквально вылизали, так что потраченного времени ей было совсем не жаль. Да и сестры фон Фратт не скучали. Маэлла потихоньку выясняла текущий политический расклад, а Нейма просто радовалась «приличному» обществу и тому, что сидит вместе со старшими.

Вечером девушки перемыли косточки неудавшимся насильникам, теперь снова перешедшим в разряд кавалеров. И, как всегда, выяснить о них больше за это время сумела Маэлла. С некоторым злорадством в голосе она посоветовала Орлетте губы не раскатывать. У Нортумбуля выбранная родителями невеста есть, ничего ей с ним не светит, кроме мелкой интрижки. А принц Ярви сам не в лучшем положении, чем они. Принц-то он всего-навсего небольшой горной страны Хайволл, присоединенной к Пиктании дедом королевы. Бывшим монархам даже никаких земельных наделов на родине не сохранили, только пенсию государственную платят, которая от поколения к поколению уменьшается. К Хайволлу же Ярви и близко не подпускают, фактически в заложниках в Линне держат, чтобы горные кланы мятежа по поводу своей независимости не устроили и наследного принца как знамя не использовали.

Но все равно, появляться после этого молодые аристократы в аптеке стали довольно часто, а принц так и вовсе почти каждый день показывался. Что, следует признать, делало жизнь красавиц интереснее и приятнее.

Вот так и жили. Будущее непонятно, настоящее двусмысленно, но пока жизненные бури вынесли девушек в «тихую гавань» и дали возможность насладиться временным отдыхом. Временным? Несомненно. Рассчитывать на то, что они всю жизнь в этой аптеке проживут, было бы наивно. Больно уж странная личность этот господин Пэн, да и его аптека совсем не похожа на здравоохранительное заведение. Публика прямо-таки валом валит, как рыба на нерест, и очень пестрая публика. Тут и почти весь высший свет бывает, и совсем заурядные люди. Хотя нет, не совсем заурядные. Маэлла заметила, что практически все они как-нибудь с дворцом связаны: лакеи там, конюхи, повара или стражники.

Причем хозяин временами кого-нибудь из них резко выделяет среди прочих и начинает тратить на него много больше времени, чем на остальных. Вот последнюю неделю молоденького лейтенанта-порученца, некоего Дена Грова из дворцовой службы обхаживал. Ну ладно, матушку его от ревматизма вылечил, но самого-то зачем на обеды приглашать? Герцогиням-помощницам сосватать? Так девушки такого жениха сразу забраковали. Смазлив, конечно, но беден и глуп как пробка. И щеки надувает, хотя, конечно, чаще просто глазами хлопает. В общем, мечта провинциальной дуры, но никак не их идеал. Впрочем, господин Пэн на подобный интерес даже не намекал. Но лейтенантика буквально глазами ел, даже некоторые жесты его характерные перенял.

Девушки в легком смущении обсудили, не является ли их хозяин «голубым», но сочли гипотезу недостаточно обоснованной. Тем более что на предыдущей неделе объектом повышенного внимания аптекаря была пытающаяся выглядеть лет на двадцать моложе своих лет приближенная королевы Эрмы, занимающая почетное место где-то посредине второй сотни в иерархии фрейлин. Зато она прекрасно разбиралась в шелковом белье, так как именно в ее обязанность входило подавать («иногда и надевать!» — произносила она с придыханием) королеве во время утреннего туалета левый чулок. А поскольку королева оказалась левшой, то в местной табели о рангах она обошла даму, отвечающую за правый чулок. Этим радостным фактом достойная госпожа не забывала похвастаться каждые полчаса беседы. После пятого раза девушкам очень захотелось сунуть ей за декольте огнешар, а аптекарь только радовался и губами причмокивал. Хотя кое-что полезное от фрейлины все-таки узнать удалось, и свои коллекции чулок девушки существенно расширили.

Спокойно прошли почти два месяца. Глобальные планы по расширению аптеки господин Пэн реализовывать не спешил, ни тренажерного зала, ни кафе они пока не открыли. Но кислородные и витаминные коктейли в процедурной подавать стали, а все девушки научились их лихо взбалтывать.

Еще аптекарь стал учить девушек прикладной магии, что те восприняли с большим энтузиазмом. В университете у них год почти одной теории был, а «знахарь» Пэн их сразу же «Малому исцелению» учить начал. Маэлла это заклинание в принципе знала, а вот Орлетта впервые его пробовать стала. Нейме же параллельно пришлось еще медитацию и технику самоконтроля осваивать. Но она, пожалуй, больше всех старалась и добилась немалых успехов. Тут и детская память помогла, и огромное желание превзойти старших подруг. В общем, через месяц Нейма стала их догонять, а к концу второго с ними уже практически сравнялась. К тому времени они «Среднее исцеление» разучивать стали, а также с основами диагностики знакомились.

Если с заклинаниями все понятно было, только структуру зазубрить надо, то с диагностикой все много сложнее оказалось. Анатомию человека за пять минут не выучишь, к тому же обычный человек заглянуть внутрь другого не может. Но аптекарь и тут выход нашел. Какие-то хитрые артефакты принес, не объясняя, где взял. Внешне — плоские прозрачные кристаллы вроде кусочка стекла, он из них потом монокли сделал. Так вот если посмотреть через такой кристалл на ауру (девушки ее в виде слабосветящегося ореола вокруг человека могли увидеть, если на магическое зрение перейти), то на ней красным свечением выделялись места, где у человека какой-нибудь воспалительный процесс шел. Если же через кристалл со всех сторон человека осмотреть, то «больное место» приблизительно локализовать можно. По крайней мере, достаточно, чтобы знать, куда заклинание «Исцеления» накладывать. А уж «Среднее» или «Малое» — от интенсивности свечения выбирать следует.

В общем, не универсальный метод, но в девяти из десяти случаев помогает. Так что девушки себя сразу целителями почувствовали.

А потом в городе еще одного кэра убили. И не кого-нибудь, а самого лорда Гэмптона, фактически выполнявшего в отряде местных кэров обязанности командира. Убит он был в расположенном рядом с королевским дворцом замке, куда в последнее время переехали все пиктанские кэры.

После убийства драконом лорда Грамтона оставшиеся кэры фактически перешли на осадное положение. Напротив королевского дворца находился замок Трувор, прежняя резиденция королей в Линне. Замок относительно небольшой, но представляющий собой почти неприступную крепость. «Почти» — только потому, что в этом мире были умеющие летать кэры. Обычным воинам эти тридцатиметровые стены были бы не по зубам. Стены и контрфорсы, башни и машикули — всё в Труворе было доведено до совершенства. Но по мере роста могущества королей Пиктании способность их резиденций выдерживать длительную осаду делалась все менее актуальной, зато рост двора требовал все больше помещений. В результате лет сто пятьдесят назад был построен новый дворец, мало подходящий для обороны, но с большим количеством комнат и залов, высокими потолками и окнами в полстены. А старый замок так и остался стоять историческим символом крепости королевской власти и использовался в разное время под различные службы.

В последнее время в замке обосновались кэры, причем не поделили его на апартаменты, а устроили натуральную казарму. Спали, ели, развлекались исключительно вместе. То есть были сильно напуганы и даже не пытались этого скрыть.

В тот вечер кэры все вместе слушали в одном из залов концерт довольно известного певца-тенора в сопровождении оркестра духовых инструментов. Громко, бодро, можно даже сказать, бравурно. Под закуску с крепкой выпивкой шло очень неплохо. А во втором отделении предполагалось уже выступление женского ансамбля, так что настроение у всех рыцарей было приподнятое.

Во время исполнения очередной песни в зал аккуратно пробрался известный королевский порученец лейтенант Гров. Стараясь излишним шумом не мешать господам кэрам наслаждаться концертом, но с глубочайшим чувством собственной значимости на лице, он пробрался к лорду Гэмптону и вручил ему большой запечатанный конверт. Сделать это было не так уж сложно, никаких рядов кресел в зале не было, только около десятка свободно расставленных столиков, за которыми кэры и сидели в удобных креслах. Кстати, по кушетке около каждого столика тоже имелось, а вдруг рыцарю прилечь захочется? По той или иной причине…

Лорд Гэмптон вскрыл конверт, пробежал глазами украшенный королевскими гербами листок и вопросительно глянул на порученца.

— Велели еще на словах передать… — Порученец запнулся и замолчал, ожидая дальнейших указаний.

За руладами тенора и звуками оркестровых труб Грова было практически не слышно. Лорд поморщился от громкого шума и нехотя встал с места, поманив лейтенанта за собой. Другие кэры отвлеклись от концерта, повернув головы в его сторону, но певец, как и положено тенору, слушал только самого себя и на происходящее в зале не обратил никакого внимания. Лорд не стал его прерывать, а сделал товарищам успокаивающий жест рукой и вышел из зала. Лейтенант — следом за ним.

Следующей комнатой была небольшая прихожая, но порученец не стал тут останавливаться, а протопал мимо лорда Гэмптона в следующий зал. В принципе в прихожей было почти так же шумно, как в концертном зале, звукоизоляция у дверей была никудышной, но все равно, не дело младшему офицеру так себя вести перед лидером кэров. Возмущенный лорд вышел в следующую дверь, набрав в легкие воздуха для гневной отповеди зарвавшемуся лейтенанту. И столкнулся нос к носу с черным драконом.

Громкий вопль услышали все, сидевшие в зале. Кэры сорвались с места и кинулись на крик, снеся по дороге обе промежуточные стены. Остальные попадали в обморок, оглушенные «Гневом кэра». Но в зале обнаружились лишь останки лорда Гэмптона. Голова — отдельно, тело — отдельно, да к тому же тело еще и дымилось от разъедающих его «Веселых пчелок». Ни порученца, ни дракона поблизости не наблюдалось. Вместо окна в комнате была узкая бойница, через которую взрослому мужчине никак не пролезть, так что даже если дракон сменил форму, уйти через бойницу он все равно бы не смог. Рыцари кинулись в следующую дверь, мысленно ругая древнего архитектора, построившего эти анфилады. Но бег по веренице комнат оказался бегом по кругу, кэр Бюлоф (а никто не сомневался, что это его рук дело) успел куда-то исчезнуть.

Скоро к кэрам присоединились стража и гвардия, отряды которой кинулись прочесывать столицу. Ожидаемо — без толку. Убийца скрылся с места преступления, и найти его в большом городе — все равно что иголку в стоге сена. Нужны как минимум агентурные сведения. Отряды рванули на поиски лейтенанта Грова, который тоже успел исчезнуть из замка, а во дворец не вернулся. Поиски долгими не были. Порученец оказался дома и спал каким-то странным сном. Кома не кома, но на внешние раздражения вообще не реагировал. Попытки разбудить ни к чему не привели, даже срочно вызванные маги-менталисты не справились. Стали считывать информацию прямо у спящего.

— Потрясающий блок поставлен, я о таких мастерах даже не слышал. — В голосе мага-менталиста во время доклада королеве слышалось недоумение пополам с восхищением. — Так аккуратно все сделано, но последние часы вычищены начисто. Как будто он вообще из дома не выходил, а со вчерашнего вечера так и спит. И никаких следов общения с фон Бюлофом, такое впечатление, что он его никогда ни драконом, ни человеком не видел. Но ведь при свидетелях через зал прошел, где дракон прятался! Так виртуозно все почистить! И сделать это за столь короткое время! Вот уж не думал, что фон Бюлоф может быть менталистом подобного уровня. Архимаг, боги свидетели!

— Разбудить и допросить обычным способом?

— Не получится. Все ощущения у Грова отключены, можно как угодно его калечить, он даже не почувствует. Очень мощное заклинание наложено, пока закачанный заряд не кончится, лейтенант так и будет «овощем». Кончиться же его действие может и через неделю, и через месяц, и через год, и через сто лет, если столько проживет. Сил у кэра на любой срок хватит.

— Сломать заклинание?

— Смысла нет. Разбудить-то получится, но память при этом отобьет полностью, как у новорожденного младенца. Все равно ничего не узнаешь.

На всякий случай порученца перетащили в камеру в тот же замок Трувор, мага для наблюдения приставили. Но толку от такого задержанного следствию никакого. Вроде есть ниточка, да не разматывается.

В этот вечер господин Пэн поднялся к себе немного раньше обычного, сказав, что у него накопились какие-то дела, и попросив его не беспокоить. Впрочем, девушки этого никогда и не делали. Мансарда дома была для них закрытой территорией. Маэлла и Нейма несколько раз пытались туда заглянуть (последняя — чисто из подросткового любопытства; старшая сестра, впрочем, по тем же причинам), но безрезультатно. Перед входом в мансарду с лестницы находилась небольшая площадка с единственной дверью, за которой имелся тамбур прихожей уже с двумя дверьми, которые аптекарь никогда не забывал запирать. А вот что за ними — уже неизвестно. Видимо, не только спальня, но и кабинет, и, наверное, лаборатория, по крайней мере, аптекарь туда различные ингредиенты заносил, а выносил уже готовые порошки и амулеты. Хотя, возможно, там и склад имелся для особо ценных предметов. В общем, можно было только гадать, что красотки довольно часто и делали.

Почти сразу у девушек вошло в привычку вечером собираться в процедурной, выпить чая с ароматическими добавками. Заодно и в холодильном шкафу ревизию провести. Как правило, в этих посиделках принимал участие и кто-нибудь из молодых посетителей аптеки. Чаще других бывал здесь безземельный, как и они, принц Ярви. Но и другие, побогаче и посимпатичнее, тоже приходили. Вокруг Орлетты довольно быстро целая толпа поклонников крутиться стала, вот некоторые и получали приглашения на чай в качестве поощрения. Но без авансов на большее. Долго так продолжаться не могло, мужчины такие сволочи, что, если нет перспектив «на интим», начинают другие объекты внимания искать. Орлетта поняла это уже давно. Но это же не означает, что каждого поклонника надо к себе в постель пускать, в конце концов! Хотя и полной недотрогой тоже быть не рекомендуется…

В общем, аптека Пэна была настолько популярна, что количество заходивших в нее молодых аристократов не намного уступало королевскому дворцу. А то, что они при этом разные лекарства да амулеты тут покупали, во всех отношениях шло на пользу дела — и заведению прибыль, и молодым людям повод зайти, и темой для нейтрального разговора послужить может. Жаль, что на стариков время тоже тратить приходится, думала Орлетта, но это пусть Маэлла с сестрой отдуваются, у них с пожилыми людьми хорошо ладить получается. А молодежь… Грустно, конечно, не так она себе жениха подбирать хотела, но, судя по всему, других вариантов у нее уже не появится.

Герцогства Лионское и Грасландское аннексировал император Отто на правах победителя. Ставший королем Галлодии Марцелл утерю северных провинций вынужден был официально признать. Вот Отто и начал в них массовую конфискацию земель, раздавая их нужным ему людям. В том числе и с некоторыми вендскими родами поделился, приняв на службу десяток младших сыновей. В результате восстановил прежние дружеские отношения с восточным соседом. Столь наглое перераспределение земель облегчалось для него тем, что очень многие из аристократов тех провинций погибли на злосчастной свадьбе Орлетты. В частности, эта участь постигла всю семью герцогов Грасландских, чьи владения Отто на законных основаниях мог считать вымороченными. Орлетта осталась жива и была бы законной наследницей, если бы император не объявил вдруг, что ее герцогство было майоратом и наследовалось только по мужской линии. В принципе де-факто так и было. За несколько столетий это был первый случай, когда не осталось наследника мужского пола. Если не считать троюродных и далее братьев. Но Отто их считать не стал, а посоветовал не высовываться, пока то, что есть, не отобрал. Для придания своему заявлению большей законности вытребовал соответствующую грамоту у Марцелла. Тот за сироту вступаться не стал, сделал все, как сказали. В общем, на свое прошение Орлетта через полгода получила из имперской канцелярии издевательский ответ, в котором ей советовали искать свою «вдовью долю» в Арлуньяке.

Арлуньяк, непонятно на каких основаниях, отошел к Пиктании, которая и разместила в нем свою администрацию. Герцог Астон де Арлуньяк, недолгий муж Орлетты, был верным союзником Пиктании, так что девушка имела все основания искать здесь поддержку. Собственно, из-за этого она в Линн и перебралась, а не сбежала, например, в Ибру к Брине де Аргон. Приютила бы ее университетская подруга, помогла бы как-нибудь устроиться. Но уж очень не хотелось нищей побирушкой к ней являться. А здесь она просит только свое законное вернуть. На герцогство она, понятно, не рассчитывала, у покойного мужа младший брат Гуго наследником был, раз сыновей она родить не успела. Но на какое-нибудь приличное поместье надеялась. И не важно, кто его ей даст, «братец» Гуго или королева Эрма.

Только с законами в Пиктании оказалось все непросто. Нет здесь законов, по прецедентам судят. А прецеденты у хитрых судей и чиновников на все случаи жизни находятся. В общем, кто больше им даст, тот и прав, получается. За герцогство в головах чиновников такая громадная сумма нарисовалась, что никто из девушек и десятой части ее в руках не держал. Много ли они с собой взять сумели? Только то, что в Охотничьем замке нашлось, да и то спасибо Маэлле, что об этом подумала.

Конечно, у Орлетты был артефакт, подаренный ей Николасом, стоивший, наверное, больше требуемой взятки. Но, во-первых, продать его было бы совсем непросто, почти наверняка отобрать попытаются. Во-вторых, расставаться с кулоном категорически не хотелось. Особенно после того, как он ей и Нейме жизнь спас. Наконец, не доверяла Орлетта Гуго. Просить-то надо было за него, а вот даст ли ей что-нибудь герцог в случае удовлетворения просьбы, уверенности не было. Не казался он надежным. К тому же о порядочных герцогах де Арлуньяк даже в исторических хрониках никак не упоминалось. А были они потомственными дипломатами, и совесть у них атрофировалась на генетическом уровне.

Но деньги у нее Гуго практически все выпросил. Не только у нее, но и у Маэллы. Та понимала зыбкость надежды, но все-таки дала, так как больше никаких шансов вообще не видела.

В результате юный герцог Арлуньякский получил… должность вице-губернатора собственного герцогства, объявленного провинцией. С мизерным окладом и туманными обещаниями возврата части земельных угодий. Когда-нибудь. За хорошую службу. И очень маленькой части…

Орлетту же чиновники после этого перестали замечать. Один раз кто-то отписал, что у нее семья есть (это Гуго, что ли?!), вот пусть она о ней и заботится. А она даже не гражданка Пиктании. Последнее было для девушки полной неожиданностью, и она стала подавать новые петиции. Бесполезно, ответов больше не было. Вот так девушки остались в чужом городе и без денег. Пока аптекаря не встретили.

В вечер убийства кэра Гэмптона чаепитие в аптеке шло, как обычно. В гостях у девушек (аптека уже их дом?), помимо принца Ярви, был еще пришедший вместе с ним баронет Клэнси, или, как он предпочитал представляться, капитан Клэнси. И тот и другой титул были купленными, родители молодого господина были купцами, успешно возившими в Линн чай из далекой колонии, где у них были свои плантации. Самому ходить по морю баронету было не нужно, для этого наемные работники есть, и фраза «мой корабль» означала только, что корабль принадлежит его отцу. Умом он не блистал, но самоуверен был чрезвычайно и действительно считал, что может купить все. На Орлетту сразу пустил слюну и весь вечер делал грубоватые и недвусмысленные намеки.

Впрочем, на девушку подобный напор абсолютно не действовал, обращаться с подобными типами она умела и довольно быстро припахала самоуверенного кавалера к выполнению различных мелких поручений, заняв его руки и голову более конкретными задачами.

Очень мило улыбаясь, Орлетта заставила его, как крупного специалиста в этой области, заварить несколько сортов чая, одновременно выясняя, при каких обстоятельствах какой лучше пить. Молодой господин не имел об этом ни малейшего понятия, но с помощью ее наводящих вопросов справился. Аналогично происходила и сервировка стола, и подбор закусок с учетом сорта чая и времени суток. В общем, господин Клэнси был все время при деле, но чувствовал себя на высоте и буквально сиял от удовольствия. Орлетта же откровенно развлекалась.

К сожалению, правильно понять ее маневры смогла только Маэлла, Нейма откровенно скучала, а принц Ярви с каждой минутой все больше мрачнел.

Неожиданно сверху спустился хозяин дома и попросил разрешения присоединиться к их компании. Отказа, естественно, не получил.

Нейма немедленно перебралась к нему поближе, подала чашку, а затем попробовала усесться к нему на колени. После того как он заставил ее простоять два часа в углу, поведение девушки в отношении аптекаря резко изменилось. Она стала стараться изображать перед ним маленькую девочку (рост у них был почти одинаковый, со стороны смотрелось довольно забавно), ходила за ним хвостиком и приставала со всевозможными разговорами. При этом и активно у него училась, выпытывая новые рецепты и заклинания, которых аптекарь, как выяснилось, знал превеликое множество. Да и самому «дедушке Николасу» такое внимание было явно приятно. В общем, не добившись ничего капризами, хитрая девчонка все равно стала вертеть им, как хотела.

В результате специально для Неймы он выделил на первом этаже комнатку под лабораторию, где девочка теперь выращивала в растворе два кристалла изумруда на серьги, сливая по вечерам в них весь свой резерв, оставшийся после дневных занятий. Уже почти до гречневых зернышек дорастила!

Маэлла всячески поощряла сестру в отношении господина Пэна. Нейма активно училась, да и сама она была рада что-нибудь новое узнать. Не только по учебе, но и о самом аптекаре, который при общении с девочкой расслаблялся и меньше себя контролировал. Ну и делала выводы.

В том, что аптекарь шпион, она уже не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что он даже не просто магистр, а архимаг. И наверху у него не одна лаборатория, где он может производить любые лекарства и сложные артефакты (вот откуда у него столько денег!). Но не только их. Маэлла была уверена, что любые документы и печати он там тоже может изготовить. И наверняка это делает. А раз он архимаг, то и магически защищенные грамоты для него подделать не проблема. Пресветлые боги! Да он же с этой страной что захочет, то и сделать сможет!

Неясным оставался вопрос, на кого он работает? В смысле на какую страну? Но ничего, она в этом еще разберется. Зачем ей это надо, девушка даже для себя сформулировать не могла, но чувствовала охотничий азарт.

Поэтому сейчас, когда суета вокруг нового участника их чаепития несколько улеглась, она спросила самым невинным голосом, спародировав сестру:

— Дедушка Николас, я уверена, что у вас есть какая-то сногсшибательная новость, которая и оторвала вас от ваших занятий. Не томите, поделитесь с нами! Пожа-а-алуйста!

— Пожа-а-алуйста, дедушка Пэ-эн! — затянули сестры уже в унисон.

Было видно, что аптекарь немного удивился и напрягся, но после недолгого колебания рассмеялся:

— От вас ничего не скроешь, наблюдательные вы мои! Хорошо, слушайте. Подробностей не знаю, но полчаса назад в замке Трувор кэр-дракон убил лорда Гэмптона. Выманил его из зала, где остальные кэры сидели, и успел убить до того, как подмога прибежала. И скрылся. Думаю, что город на осадное положение переведут. Так что по ночам не гуляйте! Введут комендантский час — арестовать могут.

Аптекарь сделал страшные глаза и смешно зашевелил бровями и бакенбардами. Но засмеялась одна Нейма. Остальные так и остались с открытыми ртами.

— Сведения точные? — подозрительным голосом осведомился баронет.

— Точные. Капитан внутренней стражи передал по хрустальному шару. У меня с ним хорошие отношения, а он в связи с этими событиями просил сеанс люмисолярной терапии с завтрашнего утра на послезавтра перенести. А заодно я его и попытал; люблю, знаете ли, все знать!

Баронет резко засобирался домой. Такую новость ему не терпелось поскорее донести до родителей. Так уж ли она важна для их бизнеса, или просто осведомленностью похвастаться хотелось, но заторопился он очень.

Принцу Ярви спешить было не к кому, но он тоже поднялся следом. Новость его, конечно, удивила, но вряд ли убийство еще одного кэра как-нибудь на его судьбе отразится. Просто настроение у него было подавленное, на Орлетту за повышенное внимание к капитану Клэнси сердился. Да и беседа как-то сама собой умерла.

Маэлла очнулась от прострации самой последней. Ее насквозь пробила мысль, от которой она чуть со стула не упала. Совершенно сумасшедшая, потому и очень вероятная. Только вслух об этом сказать нельзя.

«Милейший аптекарь почти наверняка снабжает информацией не только свою страну, но и кэра Бюлофа, с которым имеет регулярный канал связи!»

Почему она так решила? Потому, что мятежный кэр был слишком хорошо информирован обо всем происходящем при пиктанском королевском дворе. Но сам нигде ни разу не засветился, только появлялся и убивал. То есть существует кто-то, кто его информацией снабжает. И этот «кто-то» — одиночка. Спецслужбы так чисто работать не умеют, если несколько человек задействованы, обязательно утечка информации случится. А здесь — все чисто, хотя местные оперативники наверняка весь город перерыли. А аптекарь на роль такого осведомителя подходит идеально. Только не по хрустальному шару он со своим тезкой говорит. Хотя если он архимаг, да и фон Бюлоф очень неслаб был, как она помнит, то два спеца какой-нибудь артефакт для связи наладят. Особенно если на небольшое расстояние, что-то она о таком слышала.

Все, делаем невинное лицо, и рот на замок! О таком молчать надо в тряпочку. Аптекарь к ним очень добр, но если провалом дело запахнет — убьет, не задумается. В спецслужбах люди суровые. Сама была, знает. Да и не надо такой информацией ни с кем делиться. Сама раскопала, сама постарается и использовать. Если придумает, как пользу от этого получить. А пока надо пораскинуть мозгами, что же это за лояльная к кэру-дракону страна нашлась?

Собравшись, она накинулась на «дедушку Пэна» с вопросами и рассуждениями, что же теперь будет, а Орлетта, немного поколебавшись, все-таки пошла проводить принца Ярви.

Принцу она искренне сочувствовала как товарищу по несчастью, да и кавалер он был приятный, но никакого права ее ревновать у него не было! Впрочем, получалось это у принца так искренне и мило, что она решила его немного поощрить. Прощаясь, провела пальчиком по его груди и, приобняв за шею, чуть наклонила голову и поцеловала в щеку.

Впрочем, поцелуем в щеку дело не ограничилось. Принц немедленно обнял ее за талию и буквально впился в губы. Орлетта уперлась руками ему в грудь, пытаясь отодвинуть, но больше для виду. Поцелуй затянулся.

— Что вы себе позволяете, принц! — начала она его отчитывать, чуть отстранившись, но не скидывая его руки со своей талии. И вдруг затылком почувствовала посторонний взгляд. Невольно пискнув, она вырвалась уже решительно, понимая, что опоздала и целовались они при свидетелях. Оставалось только принять гордый и независимый вид.

Орлетта повернула голову. Как она и опасалась, в дверях процедурной стоял господин Пэн и смотрел на них с каким-то отрешенным выражением лица. Сердце у девушки почему-то болезненно сжалось, хотя вроде ничего особо предосудительного они не делали. Ну, поцеловались, так дело, как говорится, молодое! И вообще, нечего подглядывать, если не нравится! В том, что аптекаря увиденное не обрадовало, она была уверена. Но почему? Сам ни на что вроде не претендовал, да и не по возрасту ему за молодыми герцогинями волочиться! А то, что ни она принцу, ни принц ей подходящей партией не является, так поцелуй — не женитьба, обязательств не накладывает. По крайней мере, серьезных. Не выгонит же ее аптекарь из-за этого из дома?! Со странностями он, конечно, но точно не ханжа. И не дурак. Должен все понять правильно.

Но на душе все равно стало как-то нехорошо.

Но аптекарь смотрел уже не на нее, а на принца Ярви.

— Простите, принц, не могли бы вы уточнить для меня одну вещь? — очень спокойным голосом спросил он. — Насколько я знаю, кэры Бентон и Сэтлох по происхождению хайволлцы, ваши земляки. Не знаете ли вы, сохранили ли они свои ленные владения в Хайволле после присоединения к Пиктании или новые наделы получили?

Если принца и удивил вопрос, то виду он не подал:

— Нет, Бентоны и Сэтлохи — старинные роды лердов Хайволла, от родовых гнезд они бы никогда не отказались.

— Спасибо, — столь же спокойно ответил господин Пэн. — Всего вам доброго, всегда рад видеть.

Аптекарь развернулся и двинулся к лестнице на мансарду.

 

ГЛАВА 6

Где ты была сегодня, киска?

[13]

На следующий день аптекарь не спустился к завтраку. Свежие булочки, яйца, молоко и масло принесли мальчики-рассыльные из ближайших магазинов, мармелад и бекон девушки сами извлекли из холодильного шкафа. Орлетта заварила чай, Маэлла даже порционные яичницы всем зажарила, а Нейма до блеска отполировала столовые приборы, накрывая на стол. Желающих сварить овсяную кашу не нашлось, а вот фрукты помыли. Можно приступать, но как без хозяина? Неудобно как-то. А ждать тоже времени нет, во-первых, все стынет, а во-вторых, скоро уже аптеку надо открывать, не с булкой же в зубах это делать?

Наконец отправили делегацию в лице Неймы — стучаться в дверь мансарды. Орлетте и Маэлле ломиться к господину Пэну не хотелось каждой по своим причинам. Зато у мелкой комплексов не было:

— Дедушка Коль! Де! — ду! — шка! Коль! Зав! — трак!

Не сразу, но откуда-то издалека раздалось:

— Ешьте без меня! И аптеку сами открывайте! Я пока занят! Отвлекаться не хочу!

Если бы голос раздавался не из-за двери аптекаря, Нейма решила бы, что говорит другой человек. Как будто тембр голоса поменялся. По интонациям-то при таких репликах не разберешь. Но дверь заперта, не станешь же ее ломать и проверять, кто там? Девочка забеспокоилась, но на активные действия не решилась. Ведь могло и показаться. Говорить о своих сомнениях Маэлле с Орлеттой тоже не стала.

Ощущая некоторую неловкость, девушки довольно быстро поели, убрали за собой и, отперев парадную дверь, заняли свои места в торговом зале. В конце концов, аптекарь периодически куда-то отъезжал за товаром на несколько дней, вполне справлялись и без него. Хотя странно.

Орлетту не оставляло неприятное чувство беспокойства, не она ли стала причиной «забастовки» хозяина дома.

«Странный он какой-то, — думала она. — Он что, себя моим опекуном возомнил и печется о моей нравственности? Или все-таки ревнует? Странно, ни намека не делал, что у него есть ко мне хоть какой-то интерес. Наверное, все-таки опекать пытается. Тогда о чем ему переживать? Что они с принцем целовались? Так им уже не по десять лет! И с принцем все-таки, а не с бродягой каким-нибудь!»

Впрочем, девушка прекрасно понимала, что в своем нынешнем положении потомок правителей Хайволла от бродяги отличался только чистой одеждой и воспитанием. Родовитый, но нищий. И нужна ему не она, а богатая невеста. Не выдают за него никого, что ли? Или он такая рохля, что не знает, как к такому делу подойти?

Насколько девушка успела составить свое мнение о принце Ярви, своими внешними данными он производил гораздо большее впечатление, чем внутренними достоинствами. Высок, строен, можно даже сказать, красив. Но не слишком умен и слабохарактерен. Такой послушно побежит за лидером, а сам лидером никогда не будет. Странно, по годам он старше нее, а по ощущениям — все наоборот. Она уже давно вышла из детского возраста и повидала в жизни всякого, как хорошего, так и плохого, а он так и не повзрослел. Правда, хорошо воспитан и приветлив, к тому же из одного с ней круга, так что его общество на сегодняшний день, наверное, лучшее, что у нее есть. Не прогонять же его, в самом деле, из-за косого взгляда аптекаря?!

Как бы она к нему отнеслась, если бы они познакомились до этой злосчастной войны? Наверное, так же, как и сейчас. Милый мальчик, не годящийся в мужья. Могла бы она им увлечься? Возможно, но вряд ли надолго. Играть роль мамы при взрослом ребенке ей быстро надоело бы. Ей самостоятельные и решительные мужчины куда больше нравятся. Хотя, если бы он реально своим Хайволлом правил, а она — им, может быть, ей бы это даже понравилось.

Вот покойный Астон де Арлуньяк (как-то язык не поворачивается его мужем назвать) был и самостоятельный и решительный. И богатый и родовитый. К тому же редкая сволочь и обращался с ней по-скотски. Зря она тогда дала батюшке себя уговорить выйти за него замуж. Даже при браке по расчету надо в этот самый расчет принимать не только политические выгоды, но и взаимное уважение и симпатию супругов.

Впрочем, какой у нее тогда был выбор? Вот удалось бы ей выйти замуж за Николаса (не аптекаря, конечно, а кэра, — Орлетта улыбнулась собственной шутке), а его вне закона объявили и уже года два как ловят кэры всех крупнейших монархий. Не слишком веселая у нее жизнь была бы, если бы она его женой стала. Хотя, наверное, не хуже, чем сейчас. Император Отто сказал, что с женщинами он не воюет, так что Марион живет себе спокойно в своем доме в Лердене. Жила бы и она вместе с ней. Со свекровью? Не лучший вариант, но, по крайней мере, надежный. И вместе бы следили за тем, как Николас продолжает воевать с теми, кто его приговорил. Не ожидала, что он таким бойцом окажется. Всю Пиктанию в страхе держит, в Чине шороху навел, а Нион, как писали в газетах, и вовсе на пару с брахманским гуру завоевал. Глядишь, и выиграет эту казавшуюся безнадежной войну. Хотя и погибнуть накануне победы тоже может. Той же Эрме или Отто отступать уже нельзя, или они его, или он их. И ведь где-то рядом, в Линне прячется, может, они даже встретятся. И тогда… Что будет тогда, Орлетта не знала.

Переживания Маэллы никакого отношения к романтике не имели, но были не менее сильными. С одной стороны, это был страх, не заподозрил ли ее господин Пэн в излишней осведомленности. Вероятность этого не слишком высока, лицом своим она владеет достаточно хорошо, но больно уж ставки высоки. Их бывший учитель сцепился с сильнейшими королевскими домами цивилизованного мира, став их врагом номер один. И в этой войне пока выигрывает, убивая кэров одного за другим и перетягивая союзников из восточных стран на свою сторону. Если ее догадка правильна, аптекарь в этом активно помогает Бюлофу, несмотря на смертельный риск подобного сотрудничества. Пиктанские кэры любого пособника дракона в кровавый блин раскатают, на кусочки порубят, в порошок сотрут, в общем, умертвят самым болезненным способом, до которого додумаются. У самих фантазии не хватит, им королева Эрма подскажет, а у этой дамы воображение богатое…

Для собственной безопасности от таких дел надо бы бежать как можно дальше. Но она этого никогда не сделает. Просто не сможет. Тянет ее, как наркомана, ко всей этой политической… для кого — грызне, а для нее — жизни. Со всеми ее интригами, заговорами, предательствами и даже убийствами. Пусть сейчас она полный банкрот, здесь есть шанс хотя бы со стороны на все это посмотреть, в атмосферу окунуться. А если еще удастся в игру вернуться… По высоким ставкам игра ведется, но здесь других и не бывает. Зато и выигрыши тоже велики, а терять ей уже нечего.

Впрочем, на рожон тоже лезть не стоит. Поэтому, когда какому-то покупателю потребовались отсутствовавшие в зале амулеты, в лабораторию к аптекарю она снова послала сестру.

После долгого стука и криков дверь наконец открылась. Аптекарь, вопреки ожиданиям Неймы, оказался отнюдь не взлохмаченным и испачканным реактивами, а, наоборот, свежим, чистым и одетым как с иголочки. Собственно, он всегда таким сверху спускался, но после сна и душа это было бы нормально, а вот после какой-то выполнявшейся запоем работы — несколько странно. При этом мысли господина Пэна явно витали где-то далеко от проблем аптеки. Девочке он улыбнулся приветливо, но вот что от него требуется, понял не сразу. Потом быстро сбегал и принес ей целую коробку различных артефактов.

— Дедушка Коль! Их тут очень много! И все разные. Какие из них для чего служат?

— К ним же бирки прицеплены!

— По твоим каракулям ничего разобрать невозможно, да и сокращаешь ты все слова. Вот, «сн. ст. эл.» что значит? Или «лок. пр-ев. р-т, п-да»?

— «Снятие статического электричества», это так, фигня, для озабоченных. А другой — «локальный прогрев, применять при радикулите или простуде» — чудес не творит, но вещь полезная.

Тут аптекарь отвлекся, как будто услышал, что его кто-то торопит.

— Да, да, уже иду! — пробормотал он. И уже Нейме:

— Сами разберетесь, ты же мой почерк всегда разбирала, а у меня еще дел куча!

После чего почти вытолкнул девочку вместе с коробкой за дверь.

— Мне кажется, там наверху кто-то есть! — заговорщицким шепотом сообщила Нейма сестре. — Они вместе что-то делают. Этот кто-то стал аптекаря торопить, когда мы с ним разговаривали, и он сразу же к нему побежал!

— Так вот где ты прячешься ото всех, кэр Бюлоф! — Маэлла произнесла это как бы для себя, но все равно шепотом.

Очень даже вероятно! У аптекаря же на мансарде большое окно с блоком для поднятия больших грузов. И выходит оно на тихую улочку с глухими стенами. Идеальный «черный ход». Попасть таким путем внутрь дома не составило бы труда и Маэлле, а дракон так и вовсе взлететь туда может. Хорошо бы эту информацию проверить… и понять, что с нею дальше делать…

Между тем аптекарь Пэн, тщательно заперев за Неймой дверь, слегка тряхнул рыжими бакенбардами, как бы сбрасывая наваждение, и почти мгновенно превратился в разыскиваемого всеми службами безопасности опального кэра Бюлофа. Одежда на нем тоже поменялась, и вот эта уже оказалась совсем не такой чистой.

— Иду, иду! — еще раз проговорил он. — Кстати, Целиция, а почему когда я форму меняю, вся одежда, да и я сам, всегда чистой и свежей появляется, а когда к себе натуральному возвращаюсь, вся грязь на месте оказывается?

— Я это явление одним из самых первых изучила. — Этот голос, ровный с приятным тембром, звучал только у Николаса в голове. — Все свои формы, кроме натуральной, ты всякий раз заново создаешь, включая одежду. Так что, если вдруг захочешь оказаться при смене формы грязным, внеси коррективы в свое представление о конечном объекте. Это, кстати, у тебя пару раз получалось, у меня в дневнике наблюдений это зафиксировано. А вот что с твоим натуральным телом происходит, нам еще предстоит изучить. Пока ни одну гипотезу гарантированно подтвердить не удалось. Я пока новый цикл экспериментов разрабатываю. Но это потом! Давай, не отвлекайся. Артефакт доделывать надо, как ты там говорил, «пространственную матрицу образов» формируешь?

— Да, с «картинкой» одним наложением вопрос не решить. Это звук можно просто смешать в одну кучу, а вот принимаемые изображения придется уменьшать и выстраивать так, чтобы они друг на друга не накладывались, а пересылать то, что получилось, уже потом.

Идею позволить нескольким владельцам хрустальных шаров разом общаться между собой кэр и богиня «жевали» довольно давно и уже не первый день возились с созданием соответствующего артефакта. В смысле Николас работал, а богиня смотрела и комментировала.

Сама мысль сделать возможной проведение по хрустальным шарам одновременного общения многих абонентов возникла у Николаса вследствие необходимости собрать новую конференцию кэров. Первая и единственная столь массовая встреча этих рыцарей прошла в Старозвездиче, и на ней королева Эрма, в результате сложных интриг, преобразовала свой заговор в сговор и подложила кэру-дракону очень большую свинью. Тогда он об угрозе не подозревал, вот и не смог принять ответных мер. За прошедшие два года ситуация существенно поменялась. Во многом благодаря его, Николаса, усилиям.

Он еще раз прикинул расклад сил.

Большинство стран: Кумляк, Вендия, Ибра, Ютия и прочие относятся к нему индифферентно. Присоединятся к большинству при любом решении. Хотя Кумляк обычно на Чин ориентируется. Но с Чином у него теперь как раз полный ажур. Доминировать стал монастырь Кунь-Люнь; его настоятель — кэр Ю и раньше был за Николаса. Ну а противники из Тайянь-Шаня после гибели своего настоятеля максимум воздержатся, а то и вовсе не станут перечить господину Ю.

Нион, чьи кэры непримиримо жаждали крови кэра-дракона, оказался оккупирован Брахманом, духовный лидер которого переменил мнение и объявил дракона истинным кшатрием и чуть ли не аватарой асура Вишварупа. То есть фактически полубогом. В общем, все кэры этих стран стали бы теперь голосовать благоприятно для Николаса.

Фактически против него остались только Пиктания и родная Дэнляндия, ну и слушающаяся их ослабленная Галлодия. Число пиктанских кэров он уже изрядно подсократил, а в империи дэнцев, где убивать недавних соратников рука не поднимается, все его неприятности связаны исключительно с предательством короля-императора Отто. Да и в Пиктании все на Эрме держится. В общем, пора им визиты наносить…

Получалось, еще чуть-чуть усилий, и при новом голосовании все решения первой конференции кэров реально отменить. А вот собрать новую конференцию как раз нереально. В прошлый раз был серьезный повод — завершение войны, затронувшей интересы многих стран. Монархи делили земли и влияние, вот и съехались сами, а заодно и кэров привезли. А сейчас? Изгнанник, объявленный вне закона, зовет всех куда-то приехать, и все бегут бегом? Не верит он в это. И правильно делает.

Но раз их в одном зале собрать не получится, почему бы им по хрустальным шарам не пообщаться? Всем одновременно? А дальше уже дело техники. Только надо иметь кучу знаний, изрядную магическую силу и квалификацию, позволяющую разрабатывать сложнейшие многоуровневые заклинания, прекрасное пространственное воображение и способность часами не терять концентрации и внимания, а также безграничное терпение. Всего этого вместе, кажется, не было и у богини, так что она с удовольствием часами наблюдала, как работает Николас, а вот своей помощи ни разу не предложила. Хотя вполне могла и считать, что «не божеское это дело» своими ручками артефакты создавать. Впрочем, в обсуждениях принимала самое горячее участие, а во время работы периодически отвлекала советами и едкими критическими замечаниями, на которые молодой человек старался не реагировать.

Общение по хрустальным шарам осуществлялось через астрал, а это было для Николаса нечто малопонятное. Вроде мира идей, некого духовного отражения реального мира, но с очень странными свойствами. В частности, в нем не было расстояний. Поэтому, если послать туда какой-либо образ, его можно мгновенно извлечь оттуда в любом другом месте. Надо только суметь его выделить среди бесчисленного количества других образов. Именно этим хрустальные шары и занимались, выделяя для приема только ту информацию, которая была снабжена меткой-идентификатором данного шара. А при передаче информации встраивали в нее метку-идентификатор корреспондента. Николас же в конце концов сделал артефакт, названный им «Звездочкой», так как в обычном мире схема связи напоминала многолучевую звезду. Этот артефакт был способен принимать информацию от сотни хрустальных шаров одновременно и, объединив ее с преобразованной объемной картинкой, без задержки отправлять обратно всем своим абонентам одновременно.

Для проверки работоспособности «Звездочки» Целиция даже материальную форму приняла и организовала сеанс связи со своими жрецами в разных храмах, доведя тех от возможности лицезрения богини до священного экстаза. От комментариев Николас благоразумно воздержался, хотя и очень хотелось отыграться за издевательства во время работы. За важно откляченную попу тоже не ущипнул, хотя хотелось еще больше. Даже от датчика-объектива, передающего образ богини, старательно прятался. Негоже служителей культа смущать, еще ересь какая появится…

Прошедший испытания артефакт (изумруд размером со здоровенный арбуз) Николас и Целиция уплотнили уже вместе. Все равно арбуз остался, только уже небольшой. Зато теплящийся золотым сиянием, как и положено артефактам древних. После некоторого обсуждения Николас вынужден был признать, что оставить артефакт себе будет неправильно, могут обвинить в передаче ложных образов. Поэтому лучше его отдать сотрудникам той организации, которая связь по хрустальным шарам монополизировала. Все равно создавать альтернативную структуру передачи данных он не планировал.

Легализацию «Звездочки» богиня взяла на себя, обещав лично доставить ее куда следует. Молодой человек мысленно отметил, что его авторство тогда автоматически перейдет к Целиции, а артефакт получит статус «божественного». Небольшой укол ревности ощутил, но махнул рукой.

— Ты хотя бы не забудь получить титул божественной покровительницы связи и коммуникаций, — проворчал он. — Пусть они свою организацию официально тебе посвятят и жрецом кого-нибудь назначат. Пригодится.

Богиня, кажется, подавила в себе порыв чмокнуть его в щеку, зато церемонно подала руку для поцелуя и растворилась в воздухе. Вместе с артефактом.

Королева Эрма была не в духе. Последнее время ее преследовали неудачи. Не глобальные, крупных неприятностей удавалось избежать. Однако стоило ей это громадных усилий и нервных затрат. А уж сколько-нибудь значимых успехов не было вовсе.

Так, казалось бы, хорошо спланированная война с Дэнляндией, которая должна была сделать Пиктанию мировым гегемоном, хотя формально завершилась почетным миром и приращением территории, на деле лишила ее королевство положения великой державы. Из двенадцати кэров осталась только половина, четыре погибли в битве, двое уже в мирное время. И все — от руки одной и той же ящерицы-переростка!

Королева невольно скрипнула зубами, но сдержала себя и вновь сформировала на лице благожелательную улыбку.

Сын из опоры трона превратился в обузу! Вместе с оставшимися кэрами принц Тристум заперся в замке Трувор, где трясся от страха и пил. Короче, от исполнения любых государственных обязанностей он полностью отстранился.

Стали происходить сбои в международной политике. То есть там, где Эрма считала себя особенно сильной. Восточные союзники, за счет которых Пиктании пока удавалось удерживать позиции на Западе, вдруг, даже не поставив ее в известность, полезли в какие-то авантюры. И ни с того ни с сего подняли пошлины на чай.

Все это весьма скверно отражалось на престиже королевской власти в самой Пиктании, популярность королевы стремительно падала. А тут еще и хайволлские националисты неожиданно зашевелились. Надо бы кэров послать в качестве демонстрации силы для успокоения горячих голов, так они теперь только все вместе ходят. И вместе с принцем, который от них не отвяжется. В принципе можно их и таким составом послать, но как-то несолидно столицу без единого защитника оставлять. Ничего страшного, понятно, не случится. В то, что страшный дракон разрушит в их отсутствие Линн или оторвет лично ей голову, королева не верила. В отличие от Тристума, фон Бюлоф о своем имидже в глазах общественности заботится. Изображает из себя несправедливо обиженного благородного рыцаря, стервец! (Срочно вернуть благожелательную улыбку на лицо!) Беззащитных горожан и столь же беззащитную пожилую женщину открыто убивать не будет. Но вот на ее имидже массовый поход кэров на Хайволл скажется отрицательно, а она о нем тоже заботиться пытается!

Этим невеселым размышлениям королева предавалась во время своего утреннего туалета. Тоже бредовое мероприятие, пережиток темного Средневековья! Почему она, солидная женщина, должна публично демонстрировать свое полуголое (и даже более чем «полу») тело чуть ли не всем желающим?! Девки публичные вон по кабакам перед мужиками на сцене за деньги раздеваются, стриптиз показывают, а она в собственной спальне должна посторонних терпеть и на их глазах умываться и одеваться!

Тут королева лукавила. Список приглашенных на ее утренний туалет утверждался ею лично. Обычно никого, кроме фрейлин, которым по долгу службы полагалось ее умывать и одевать, там не было. Но накануне Эрму посетила мысль, что для борьбы с плохим настроением надо принять радикальные меры. Любовника завести, например. Конечно, когда находишься на вершине власти, ты неизбежно будешь одинок, но все-таки иметь кого-нибудь, кто будет тебя любить и за тебя переживать… очень даже сильная поддержка в тяжелых государственных трудах. И умный и красивый любовник много лучше, чем преданная собака или какое иное домашнее животное.

В результате на сегодняшний туалет приглашение получило довольно много народу, среди которого не менее трети составляли симпатичные молодые аристократы. Вот за их реакцией королева и поглядывала, пока фрейлины суетились вокруг нее с влажными губками, полотенцами и различными предметами туалета.

В принципе стесняться своего тела Эрме не приходилось. Как аристократка с высоким магическим потенциалом, она выглядела много моложе своих лет, а за кожей и фигурой следила и сохраняла хорошую физическую форму. Так что привлечь мужские взгляды ей было еще очень много чем. Только вот увидеть в этих взглядах ей хотелось не только похоть, но и уважение, смешанное с восхищением. А эти козлы только слюни пускали! Или, наоборот, стыдливо глаза прятали, что, к сожалению, не лучше. В общем, красивого юноши с «правильным» выражением на лице что-то не наблюдалось, и настроение, вместо того чтобы улучшиться, продолжало портиться. Обидно, даже в такой ерунде и то не везет!

Королева приосанилась и, повернувшись боком к «публике», немного демонстративно изящно вытянула ногу, подставляя ее фрейлине для натягивания чулка. Дура умудрилась сделать это крайне неловко и к тому же полностью закрыла ее своей юбкой от молодых господ.

— Чтобы духу больше этой косорукой в моей спальне не было! — уголком губ произнесла королева, обращаясь к личному мажордому, но так, чтобы и эта неуклюжая бестолочь ее услышала. Эрма понимала, что поступает несправедливо, раньше подобных безобразий за этой фрейлиной она не наблюдала, но плохое настроение надо было на ком-то выместить.

Вопреки ожиданиям, фрейлина не разрыдалась, а рывком расправила на чулке все складки, чуть не вытряхнув королеву из кровати. И только после этого закрыла лицо руками и кинулась прочь из спальни, провожаемая осуждающими взглядами и гулом придворных. Зато следующая фрейлина из натягивания второго чулка устроила целое представление, продемонстрировав «публике» все совершенство королевской ножки от кончиков пальцев до… или даже немного за гранью приличия. Эрма хотела было остудить ее чрезмерный пыл, но тут заметила, что один из стеснительных юношей наконец поднял на нее глаза и смотрит с сочувствием и восхищением. И слегка покраснел, что ему очень даже шло. Кажется, мероприятие проведено все-таки не напрасно.

— Милочка, с завтрашнего дня будете подавать мне оба чулка, только представление из этого больше устраивать не надо, — милостиво улыбнулась она фрейлине. И вдруг закашлялась.

На славный город Лерден, недавно столицу суверенного княжества, а ныне административный центр одноименной провинции, опускалась ночь. Делала она это с изумительной регулярностью уже много веков, но как же сильно изменился облик ночного города за последние два года. Вроде ничего в нем не было разрушено (построено, впрочем, тоже), только атмосфера (нерв? душа?) Лердена деградировала от «культурной столицы мира» до «унылой провинции».

Фонари в целях экономии горели через один, но и их свет был мало кому нужен. Прогулки нарядных горожан по улицам остались в прошлом, теперь после заката они больше по домам сидели. Балы стали большой редкостью и проводились исключительно наместником в его резиденции (бывшем княжеском дворце). Рестораны и театры один за другим прогорали, даже в знаменитом университете заметно убавилось как студентов, так и преподавателей. Многие разъехались по домам, другие делали карьеру в Бренне или других столицах. Очередной набор студентов был откровенно скуден: крайне мало аристократов и еще меньше первокурсников с высоким магическим потенциалом. В общем, кругом тишь да гладь, только к благодати ее отнести трудно.

Не лучшие времена наступили и для доходного дома Марион фон Бюлоф. Арендную плату пришлось снизить вдвое, но и при таких условиях найти жильцов для всех квартир ей не удавалось. Две-три обязательно простаивали. Но все равно хозяйка не бедствовала. После вынужденного бегства сына власти одно время пытались выпытать у нее информацию о его местоположении и брали дом под наблюдение. Но, к счастью, этим и ограничились. Наместник наведывался к ней лично, был чрезвычайно вежлив и даже по секрету признался, что не одобряет принятые против кэра Бюлофа меры и просит не держать на него зла за небольшие доставляемые неудобства, которые он постарается свести к минимуму.

Был ли он искренен или вел хитрую игру, надеясь вызвать Марион на ответную откровенность, осталось непонятным. Скорее всего, все вместе. Но ценной информации о сыне графиня все равно сообщить ему не могла, так как сама ничего не знала. Николас регулярно связывался с ней по хрустальному шару, с которым она наконец научилась управляться, но даже если и говорил ей, где сейчас находится, то давал понять, что после разговора оттуда улетает.

Не препятствовал наместник и деятельности антиквара Хокенштейма, продолжавшего торговлю «артефактами древних», основная торговая точка которого располагалась теперь в Бренне. Но там заправлял его сын, а сам он так и остался жить по соседству с Марион, регулярно заходя к ней в гости и даже делясь доходами. Проследить, откуда он берет артефакты, так и не удалось. Антиквар периодически отправлял куда-то корабль с археологической экспедицией, которая их и находила в виде клада на каком-нибудь из островов северного моря, которых там было великое множество. Всякий раз на новом месте, естественно. Ну и цель экспедиции делалась известной только в день ее отбытия, в том числе и самому Хокенштейму.

Возможно, что столь лояльное отношение представителей императора к «приспешникам дракона» было связано и с тем, что кэр Бюлоф как-то лично связался с наместником по хрустальному шару и обещал порвать его на ленточки, если с его матерью или друзьями случится что-либо нехорошее. Все кэры Дэнляндии были собраны императором в столицу, а в Лердене властям приходилось обходиться сотней стражников, которые дракону на один зуб. Наместник это прекрасно понимал, равно как и все его подчиненные.

Понимал это и император Отто, который, как следствие, лерденским властям таких задач и не ставил. Момент, когда еще можно было прибегнуть к шантажу, он упустил, испугавшись общественного мнения и понадеявшись, что кэры и так скоро дракона отыщут. Все-таки фон Бюлоф был не государственным преступником, а кэром-изгоем, и его осуждение и казнь были сугубо внутренним делом этих рыцарей. Приплетать к этому его мать как-то не по-рыцарски.

Наверное, Отто мог бы и наплевать на эти условности, опасаясь уже за собственную жизнь, но мешали два обстоятельства. Во-первых, он не был уверен, что дэнские кэры такой приказ выполнят. Полицейскими операциями они не занимались, к тому же для всех стало ясно, что фон Бюлоф придерживается в отношении бывших военных товарищей нейтралитета. В том числе и в отношении самих кэров, которые, в отличие от пиктанских, продолжали жить в Бренне по своим домам, приходя во дворец только на дежурство. Во-вторых, император по лионской битве помнил, что для обычных смертных защиты от великих заклинаний кэров все равно нет. Если с Марион что-нибудь случится, дракон вполне может и озвереть. Годы прошли, но «Поляна светлячков» все еще продолжала ему сниться в кошмарных снах.

В результате Марион продолжала жить в спокойствии и достатке, хотя и скучновато, ведь нельзя же считать развлечением постоянное беспокойство за сына. К счастью, поначалу панические опасения за его жизнь постепенно перешли в легкое волнение на фоне законной гордости за Николаса. Ну и сынок! Как он всем хвосты накрутил! Так что теперь газеты по утрам она открывала с предвкушением новостей о том, как сначала неуловимый (как писали в газетах), а теперь уже грозный кэр-дракон в очередной раз оставил своих врагов (и каких врагов!) с носом или даже сократил их поголовье.

Из газет любящая мамаша узнавала о сыне куда больше, чем из их регулярных, но недолгих бесед по хрустальному шару. Там все шло на уровне «жив-здоров-люблю-целую!», хотя и это уже немало. Вот если бы еще «скоро буду» добавилось… Но надо быть реалистами: лезть к волку в пасть, то есть в жаркие объятия к полутора десяткам кэров, она сама ему не советовала.

Скатывание Лердена в провинциальность неожиданно положительно сказалось на качестве обедов в доме, которое и раньше было довольно высоким. Рестораны разорялись, муж кухарки — шеф-повар ранее популярного кабака — переехал в дом фон Бюлофов окончательно. И не один. У него еще и кузен знаменитым кулинаром был, и друг детства — известным ресторатором. В общем, Марион пустила их жить в освободившиеся квартиры бесплатно, все равно простаивают. Теперь эти мастера соревновались на кухне, кто кого превзойдет. Продукты, естественно, за счет хозяйки, а ели все вместе. Не за одним столом, естественно, барыня — у себя в столовой, остальные на кухне или по своим комнатам, но все равно все эти шедевры кулинарии шли «для внутреннего потребления».

Впрочем, в последнее время гости в дом тоже стали наведываться. Это в первый год преследования Николаса ее, как чумную, все прежние знакомые избегали. А теперь — чуть ли не напрашивались, что Марион очень радовало. Не возможности пообщаться с людьми, в чью искренность она не очень верила, а как индикатору общественного мнения, которое стало склоняться к мысли, что в войне императора с кэром-драконом побеждает отнюдь не их венценосный владыка.

Первой появилась Дета фон Пилз (до получения баронства — Дронт) и стала жаловаться на свою тяжелую судьбу. Данное ей в лен поместье оказалось крошечным и вместо доходов приносило одни убытки, которые ей же из своей невеликой преподавательской зарплаты покрывать приходилось. А отказаться от этого «чемодана без ручки» жалко, столько лет мечтала перестать быть безземельным «рекрутом»… В смысле не так уж и много лет, поправилась она, но почти всю жизнь.

С преподаванием тоже были проблемы. Ее гордость, персональный ученик, прекрасный и юный князь Лерденский героически погиб в бессмысленной (!) бойне под Лионом. Последние же наборы студентов — это кошмар какой-то. Подготовка ужасная, талантов нет, все сплошь купеческие дети, как истинные торгаши, над каждой медяшкой трясутся, но хотят за нее золотые горы получить. Без труда. А вредный ректор совсем к ней переменился, самых нищих и бездарных ее учить назначил, да еще и расписание — хуже не придумаешь, совсем без выходных. А зарплату урезал!

Впечатление от монолога немного снижалось периодическими репликами похвалы и благодарности хозяйке. Беседа велась за обеденным столом, Марион предпочитала помалкивать, зато по ее небрежным жестам горничная ставила перед гостьей одну перемену блюд за другой. И все вкусные, что Дета, несмотря на расстроенные чувства, не могла не заметить. Так что она сильно отвлекалась от своего повествования и периодически говорила с набитым ртом. Плакать в таких условиях было затруднительно.

— Да, тяжелое время наступило, — соглашалась Марион. — Вот пробуйте эту грудку рябчика с брусничным соусом. Мой повар очень хорошо блюда вендской кухни готовит…

— Ведь было же все по-другому, — соглашалась с ней гостья, не отрывая глаз от тарелки с чем-то новым и интересным, — ведь и Николас совсем недавно в университете учился. Какой курс был сильный, хотя он, конечно, выделялся. Настоящий гений! Как жаль, что мне не довелось поработать с ним индивидуально. Но вы скажите ему при случае, что, если он все-таки надумает магистерскую диссертацию писать, я была бы счастлива ему помочь.

Марион мысленно хмыкнула, почувствовав легкий укол ревности, но одновременно и гордость за сына. Ничего, скоро все девушки снова на него вешаться будут!

— А про девушек, что до войны сюда с вами заходили, вы ничего не знаете? Ведь эта ужасная битва произошла как раз у замка отца Орлетты…

— Эта Орлетта! — фыркнула Дета. — Что в ней только мужчины находили?! Сама маленькая, а самомнение громадное. И развратная к тому же. Может, этим и привлекала?

Вступать в дискуссию о высокой нравственности самой гостьи хозяйка не стала, вместо этого спросила об остальных девушках.

— Брина с Митром у нее в графстве в Ибре сидят, с ней ректор с полгода назад по хрустальному шару говорил. Уговаривал учение продолжить, но она пока не спешит. Медовый месяц у них второй год тянется. А Орлетта с Маэллой, говорят, в Пиктании ошиваются, никому не нужные. Вроде в аптеке работают, герцогини! Этих возвращаться к учебе никто звать не будет.

В общем, пообщались.

После первого визита Дета стала заходить не реже пары раз в декаду. Обязательно в обеденное время, сильным магиням о фигуре беспокоиться не приходится. Возможно, и чаще бы приходила, но появился у нее конкурент, с которым она явно не хотела пересекаться. Ректор фон Кредер.

Достойный магистр на жизнь не жаловался, а наоборот, старался быть по отношению к Марион галантным кавалером, чем даже несколько смутил ее. Сколько на самом деле лет было ректору, она не знала, но перед ней он старца не изображал, а выглядел даже немного моложе ее. Импозантный мужчина, крепкий и подтянутый. Виски тронуты сединой, но лысины и в помине нет. Держится солидно, но без гонора, наоборот, очень любезен и заботлив (скорее, участлив). Все в меру, не переходя границ корректности. Приходит тоже в обеденное время, но, скорее, не ради того, чтобы вкусно поесть, а чтобы дать хозяйке возможность показать себя с лучшей стороны и с минимальными усилиями проявить заботу о госте.

В общем, графиня фон Бюлоф неожиданно для себя обнаружила, что стала объектом ухаживаний со стороны барона фон Кредера. Отнестись к этому с полной серьезностью она не могла, трудно было поверить в искренность его столь внезапно вспыхнувшей симпатии. К тому же никогда не развивавшая свои магические способности Марион выглядела явно хуже большинства работавших в университете магичек, с той же Детой никак не сравнить, и она это прекрасно понимала. Но все равно приятно. К тому же достойная дама нашла для себя оправдание получаемого удовольствия от общения с неожиданным поклонником: поведение ректора было надежным индикатором роста акций ее любимого сына. Вот и стала высылать ему регулярные приглашения отведать какое-нибудь новое блюдо.

Сложные чувства у Марион вызвало предложение ректора бесплатно пройти в целительском корпусе университета курс омолаживающей терапии. Это было достаточно серьезное одолжение, к тому же наводило на разные мысли о дальнейших планах фон Кредера. Поколебавшись, решила с этим не спешить.

— Давайте все-таки подождем, пока ситуация с Николасом окончательно не прояснится, — сказала она ректору. — Мне бы не хотелось, чтобы сын не узнал меня, когда вернется.

Если первая фраза Марион заставила старого интригана поежиться (он и сам предпочел бы подождать со знаками внимания до прояснения обстоятельств), то вторая позволила ему сохранить лицо без потерь и без форсирования событий.

— Серьезный аргумент, — ответил он, — мне бы не хотелось вызывать гнев того, кого боятся все монархи нашего мира. Считайте, что вы записаны на прием с открытой датой. Думаю, что ждать придется уже недолго.

Беседа перешла на Николаса и текущий расклад политических сил, так что расстались они лучшими друзьями.

И вот однажды вечером, когда Марион, по многолетней привычке, перед сном что-то вязала под звуки струнного оркестра из «музыкальной машины», в открытое окно скользнула струйка тумана. Странно, но в принципе бывает. А вот чтобы туман не просто зависал в окне, но еще задергивал штору…

Данное действие хозяйка заметила краем глаза и от неожиданности даже упустила петлю.

— Привидится же такое… Спать, наверное, пора, устала я что-то сегодня. Все этот фон Кредер совсем мне голову заморочил. Принять только чего-нибудь сердечного надо. Или от давления?

В этот момент почти прозрачная дымка тумана у окна резко уплотнилась, и на ее месте, слегка качнувшись и почему-то боком к Марион, возник Николас. Широко улыбаясь и прижимая палец к губам, он шагнул к матери. Та не закричала, но что-то булькнула и стала сползать с кресла, уронив на пол вязание. Впрочем, почти сразу же оправилась и только недоуменно встряхнула головой, потеряв на несколько ударов сердца ориентацию, как только что случилось и с ее сыном.

Николас опасался, что у Марион при его неожиданном появлении может что-нибудь засбоить, поэтому заранее сформировал и на всякий случай держал перед мысленным взором заклинание «Великого исцеления», которое тут же на мать и наложил. Наверное, чрезмерно, зато с гарантией. Если уж силы и квалификация позволяют, так зачем экономить? Обычные целители тоже бы так поступали, если бы могли. Просто считается, что для формирования такого заклинания требуется согласованная работа не менее шести магистров. Или одного кэра, как показала практика.

Поскольку ничего серьезного в организме матери восстанавливать не пришлось, то длилось «Великое исцеление» недолго, Марион даже с кресла сползти окончательно не успела. И хотя сын мгновенно подлетел к ней, чтобы поддержать, справилась сама. Тому только и осталось, что жизненных сил ей еще в ауру добавить для закрепления хорошего самочувствия. Ну и за руку взять, проявляя сыновнее участие. Влиять на мать ментальным артефактом Николас и не пытался, считая недопустимым манипулировать близким человеком.

— Мама! — нежно произнес он.

— Сынок! — выдохнула та. — Но как?..

— Неужели ты думаешь, что меня «неуловимым» просто так прозвали? По чужим дворцам незамеченным проходить приходится, неужто я в собственный дом попасть не смогу?

Марион взяла себя в руки и немного чопорно наклонила к себе голову сына и поцеловала его в лоб. Руки ее, правда, при этом слегка подрагивали. Николас ей еще жизненной энергии добавил на всякий случай. После чего пододвинул кресло поближе к матери и уселся рядом.

— Служанок звать не надо, — пресек он ее естественный порыв. — Я к тебе пока тайно зашел, но, надеюсь, долго скрываться уже не потребуется.

— Что, даже чаю не выпьешь?! — спросила Марион, после чего сама на кухню все-таки не пошла, но достала из буфета бутылку вина, бисквиты, бокалы и набор десертной посуды.

Так и сидели под продолжавшую звучать тихую музыку, изредка прикладываясь к бокалам. И разговаривали.

Поначалу обоим было трудно — все-таки два года не виделись, тут все текущие события и проблемы слишком мелкими казаться начинают. А глобальные? У Марион их просто не было. А про Николаса она и так все из газет знала, его война с кэрами и правителями была эти годы самым значительным событием не только для них, но и остальных жителей цивилизованного мира. Так что поговорили довольно сумбурно, перескакивая с темы на тему, но оба чувствовали безотчетную радость и умиротворение, а также уверенность, что все трудности будут преодолены.

Николас рассказывал о забавных ситуациях, в которые ему доводилось попадать, о чинском мальчике Чен Су и брахманской молодой семье Джави и Рати, о своих приобретенных союзниках Сатьи-Саи-Ути-Бабе и настоятеле Ю, о своей работе и беседах с богиней Целицией. Марион была шокирована допускаемым им панибратством. Или богиня от этих пропавших студенток-герцогинь манеры переняла? Куда мир катится?! Но сынок-то каков!

Об аптеке и герцогинях Николас ей ничего не сказал, ушел от вопроса. На всякий случай. Вроде недолго ему в «преступниках» ходить осталось, но ведь неприятности можно найти и накануне победы. Лучше не рисковать, хотя ясно, что мать никому о его убежище проговориться не сможет, просто некому.

Оказалось, есть кому. Тут уже и Дета пасется, и бывший начальник. Причем легкое смущение, которое вызвало у Марион упоминание о ректоре, Николасу совсем не понравилось. Что за интригу этот старый хитрец задумал? Зачем матери голову дурит? Впрочем, ревновать мать… как-то по-детски, чего он, собственно, завелся? Внимание ректора ей, похоже, жизнь скрашивает, может, и не стоит ему голову отрывать? Но навестить, пожалуй, не мешает!

Ночевать дома Николас отказался — тогда тайну его визита сохранить не удастся, вдруг еще какие кэры успеют, дом снесут? Лучше не рисковать. Так что, несмотря на протесты матери, попрощался, вышел из комнаты через дверь и исчез. Марион подошла к окну, но его появления на улице не дождалась. Ни в квартире, ни в его мастерской, ни на лестнице следов тоже не было. Она только головой покачала с приятным чувством гордости за сына.

Университет Николас все-таки посетил. То, что ночь на дворе, даже лучше, ректор в своей спальне оказался. К своему счастью, один, а то молодой кэр неожиданно за мать распереживался. Так что проснулся фон Кредер только от легкого покашливания. Рядом с кроватью стоял его бывший ученик, неровно освещенный подвешенным им же под потолком шариком света.

— Простите, что без спроса, — извиняющихся интонаций в голосе не было, — но я в родной город только на пару часов заскочил и просто не мог уехать, не повидав любимого учителя и друга семьи (последние два слова он выделил голосом).

Надо отдать ректору должное, ни малейшей растерянности он не проявил, а сразу попытался перехватить инициативу:

— Охо-хо, мой мальчик, — закряхтел он, напирая на образ старого, безобидного, но умудренного жизненным опытом человека, — я, конечно, надеялся, что ты зайдешь, но не рассчитывал, что это произойдет посреди ночи. Хотя какой сон у старика? Тем более фактически я сам тебя пригласил. Ты ведь не поверил, что я просто так к графине фон Бюлоф зачастил?

— Не поверил.

— В общем, правильно, хотя и не совсем. Графиня оказалась в высшей степени достойной дамой, общение с которой доставляет истинное наслаждение, и мне жаль, что я не стремился развить наше знакомство раньше. А какие у нее обеды! Я не такай уж гурман, но повара у нее действительно великолепные. Впрочем, ты прав, первопричиной моего интереса было именно желание встретиться с тобой, а в последнее время — особенно.

— И что же вас интересует?

— Что это за «божественный артефакт» и новый вид услуг, предоставляемый магами-провайдерами? И почему инструкцию, список адресов и приглашение принять участие в конференции на следующей декаде получили только кэры? Твоя работа?

— Вообще-то организатором конференции является почтенный господин У, новый настоятель монастыря Тайянь-Шань в Чине, но я тоже получил на нее приглашение. Думаю, об этом все уже знают. Надеюсь, что это — первый шаг к легализации моего положения и возвращения прежнего статуса кэра.

— Действительно, абсурдность решения, принятого в Старозвездиче, очевидна! Кэром тебя сделали боги, и не обычным смертным лишать тебя этого статуса. Но почему ты уверен, что кэры примут участие в конференции?

— Обязаны по уставу созданного в Старозвездиче ордена. Любые десять кэров могут созвать конференцию. Сейчас организаторов больше двадцати, а технические причины, которые могли бы кому-то воспрепятствовать воспользоваться собственным хрустальным шаром, придумать сложно. Впрочем, свое участие уже подтвердили больше половины кэров, так что решение в любом случае будет легитимным.

— Как я понимаю, вопрос уже согласован?

— Я воздержусь дать однозначный ответ. Конференция покажет.

— Не сомневаюсь, покажет. А дальше? Ведь, по сути, тебе осталось только разобраться с проблемами в Пиктании (что ты уже фактически сделал) и здесь. Каковы твои планы?

— Планы, конечно, есть, но давайте воздержимся от дележа шкуры неубитого медведя. Как вы наверняка заметили, я не хочу воевать со своими земляками и боевыми товарищами.

— А император?

— Пока не сделал ничего, чтобы хотя бы попытаться вернуть между нами доверие. Впрочем, мою вассальную присягу он аннулировал, лен у меня и раньше был странный, в виде денежного довольствия, но он и его меня лишил. Так что, если все пройдет благополучно, с местом будущей службы мне еще предстоит определяться.

— Я уверен, что ты останешься в Дэнляндии. Я мог бы взять на себя предварительные переговоры как твой учитель и «друг семьи», как ты сам выразился.

— Спасибо, но думаю, что я сам в состоянии разобраться со своими проблемами. А насчет «друга семьи»… Я в принципе не против, но в последнее время жизнь учила меня не принимать поспешных решений и верить только действительно близким людям. Из которых в настоящее время у меня осталась только мать. Если ваше общение доставляет вам обоим радость, я могу это только приветствовать. Но помните, если вы ее обидите, голову я вам оторву сразу же. И не важно, когда это произойдет, завтра или через десять лет. Так что надеюсь на вашу мудрость.

Шарик света под потолком дал яркую вспышку и погас. Когда ректор «Малым исцелением» убрал зеленые круги перед глазами, в комнате никого не было, хотя дверь так и оставалась запертой на щеколду изнутри, а окно — закрытым на шпингалет.

— Позер! Мальчишка, — проворчал фон Кредер, вставая с кровати и надевая халат. — В каминную трубу, что ли, выбрался? Узковато. Что ж, приятно почиститься от сажи на крыше…

Ректор решительно направился в свой кабинет.

 

ГЛАВА 7

Дорога, дорога, осталось немного

[14]

Королевский, а ныне императорский дворец в Бренне был забит вооруженными людьми. Вот уже два года, как гвардия фактически переехала из казарм в его залы и переходы. Впрочем, время шло, нападений не было, и обстановка постепенно приобрела мирно-милитаристические черты (если такое возможно в принципе).

Среди придворных и посетителей из дворян, в подражание охранникам, возникла мода ходить вооруженными до зубов и дополнять костюм легкими доспехами. (Тяжелых доспехов даже стражники не носили, их униформа была скорее данью традиции, у всех имелись амулеты, а то и артефакты защиты.) Дамы тоже украсились металлическими колетами и короткими кольчужными юбками, надеваемыми поверх обычных. Некоторые модницы даже обзавелись корсетами из стали — воронеными или с золотой насечкой. Такая мода создавала определенные неудобства — распускать руки кавалеры уже не могли по причине полной бесполезности подобных действий, попробуй ущипни или потискай в танце металлический доспех, разве что ногти обломать можно. Ну а гулкие шлепки латной перчаткой по прикрытым железными доспехами попам не прижились как вульгарные.

Гвардейцы тоже утратили напряженный блеск в глазах, перестали кидаться проверять документы у всех подряд и стали мало отличимы от придворных.

Единственные, кто не сверкал доспехами, были кэры, чье присутствие во дворце от этого только больше бросалось в глаза. Они поделились на три смены и дежурили круглосуточно. Никогда раньше такого не случалось! Впрочем, они тоже особого рвения не проявляли, а лениво слонялись по залам, понемногу флиртуя с дамами или ведя светские беседы с аристократами познатнее. Но далеко от императора не отходили, хотя уже почти в открытую начинали ворчать на такую службу.

Император Отто не любил долго нежиться в постели, он вообще был очень рациональным человеком и старался не тратить времени зря. Пяти часов на сон ему было достаточно. В постели его могло задержать только наличие в ней женщины (тоже дело), но происходило это не слишком часто. Единственной его реальной страстью были власть и политика. Все остальное он считал ерундой, и тратить на нее деньги ему было жалко, а у любой фаворитки обязательно оказывались алчные родственники, что очень сильно снижало удовольствие от общения с ней. С супругой же они уже давно пользовались разными спальнями, их брак был сугубо политическим и привел к объединению обеих Остфалий. Но это осталось в прошлом, теперь едина была вся Дэнляндия, и интерес императора к жене как женщине угасал пропорционально росту подвластных ему территорий.

Обычно рабочий день императора начинался с восходом солнца. Но сегодня он был на ногах с середины ночи, размышляя об изменениях в политическом раскладе сил и продумывая собственную стратегию и тактику. И злился на то, что его секретари и министры безответственно спят дома и вовсе не спешат на его вызов, в то время как он весь в трудах и переживаниях.

Секретарь, которого он накануне отпустил ближе к полночи, прибежал первым еще затемно. И попал под разнос пребывающего в плохом настроении монарха.

— Я понимаю, что для продуктивной работы важен полноценный отдых, — говорил Отто обманчиво вкрадчивым голосом. — Наверное, здоровый сон важнее, чем судьба империи и ее императора. Ты как считаешь?!

Секретарь промямлил что-то неразборчивое. Недосып вместе с несправедливым и неприятным выговором от непосредственного начальника вызвал у него нервную зевоту, которую он теперь отчаянно пытался подавить, дабы не усугубить собственного положения.

— Если тебе важнее отдых, так и скажи. Для чего надрываться, делая то, что не нравится? Я сделаю выводы. Думаю, другие, кому интересно со мной работать, найдутся без больших проблем. А ты отоспишься вволю!

В таком духе монолог императора продолжался почти час. Секретарь слабо протестовал, выражая всем своим видом раскаяние и готовность служить. И думал про себя, что лучше бы он этот час проспал, все равно вместо дела один разнос идет.

Тем временем начало светать. По саду за окном стелился утренний туман, и один из его отростков непонятно через какую щель просочился в кабинет. Правда, повел себя очень деликатно, легкой тенью скользнул по стене и скромно спрятался за портьерой, прикрывавшей книжные полки в углу комнаты.

Император наконец закончил отчитывать секретаря и стал диктовать ему поручения:

— Перво-наперво собери всех кэров. Мне они нужны немедленно, так что отдыхающие смены тоже буди. Первыми ко мне запустишь фон Гербера и фон Янгеля. Мне с ними надо поговорить, прежде чем остальных озадачивать. Еще Отто-второго пригласи, я его кэрам предъявить хочу. Далее, на полдень ко мне всех безопасников. На словах скажешь, что тема — новый артефакт магов-провайдеров, пусть подготовят все, что у них есть по их организации, и подумают, как мы можем на них надавить. И еще подготовь указ о награждении фон Кредера баронством… скажем, Бучт. Небольшое и на побережье расположено. Доходов с него в последнее время все равно почти никаких, а лерденский ректор пусть рыболовство осваивает. В мутной воде… — Император хмыкнул собственной шутке. — За что? Как всегда — за заслуги перед отечеством. Не писать же, что за то, что меня среди ночи разбудил…

Секретарь умчался бодрой рысью, а император некоторое время сидел, глубоко задумавшись. Портьера в углу тоже не шевелилась.

Старейший кэр Гербер и относительно молодой фон Янгель появились довольно скоро. То ли как раз их дежурство выпало, то ли ночевали неподалеку. Оба выглядели довольно хмуро, фон Гербер так и вовсе откровенно ворчал.

— Твое… императорское величество! Война, что ли, началась? Враги напали? И так полный дворец мужиков нагнал, к каждой фрейлине очередь выстраивается, в результате эти шмакодявки даже на кэров свысока смотреть стали. И только я одну наконец в постель затащил, так ты меня самого оттуда вытаскиваешь! Надеюсь, повод достаточно серьезный?

Император было вскинулся, но сдержался. Спорить со старейшим кэром — только время зря терять, все равно, никаких мер, кроме моральных, к нему не применить, а тут неизвестно еще, кто кого.

— Очень серьезный повод, — ответил он мрачно. — На ожидаемой конференции кэров будет предпринята попытка отменить изгнание фон Бюлофа.

— Теперь это называется «изгнание»? — под нос себе, но достаточно четко пробормотал фон Гербер. — Давно пора, явно тогда погорячились, и добра это решение не принесло.

— Нет, допускать его оправдания нельзя! — Отто перешел практически на крик. — На службу Дэнляндии он больше не вернется, а усиливать им наших противников — а ни к кому другому он не пойдет, — слишком расточительно.

— Не думаю, что у него претензии к Дэнляндии, — не согласился фон Гербер, — с нашими рыцарями у кэра-дракона все это время ни одной сшибки не было. Вот вас ему действительно не за что любить, но уж договоритесь как-нибудь.

— Вы забываете, барон, что пока никто приговора этому дракону не отменял, а с мятежниками я переговоров не веду! Конференция, кстати, может и не состояться. По моим сведениям, у магов-провайдеров какие-то проблемы со связью появились, могут за декаду и не решить. Но! При любых условиях, приговор фон Бюлофу должен быть приведен в исполнение до начала конференции! Это приказ! По агентурным сведениям, он сейчас в Бренне. Вы оба с Николасом неплохо знакомы, свяжитесь с ним. Да хоть по хрустальному шару, если лично поговорить не получится. И уговорите его прийти ко мне на переговоры. Сюда, в этот кабинет! Не думаю, что он ловушку заподозрит, знает, что в случае боя я погибну первым. Так что обещайте, что хотите, но сделайте так, чтобы он пришел. Чем скорее, тем лучше. ВСЁ! Приглашайте остальных.

Кэры вошли не спеша, демонстрируя чувство собственного достоинства.

— Приветствую вас, благородные защитники отечества и опора трона! — обратился к ним император. — Вы все получили приглашение принять участие в заочной конференции, проводимой по инициативе достопочтенного чинца — настоятеля Тайянь-Шаньского монастыря господина У. В принципе это внутреннее дело кэров, но именно на вас и держится мировой баланс сил, так что ваши решения отразятся на судьбах всего мира. До меня дошла информация, что на конференции будет предпринята попытка отмены прошлого решения в отношении фон Бюлофа.

Среди кэров прокатился рокот одобрения. Отто поморщился и внес коррективы в озвученный фон Герберу и фон Янгелю текст:

— Это хитрый ход со стороны дракона: раз конференция заочная, то он ничем не рискует. Через хрустальный шар в лоб не получишь, если приговор останется в силе. Но! Мы не имеем права плыть по течению, ожидая решения конференции. Фон Бюлоф слишком серьезная сила, — (многие кэры согласно наклонили голову), — чтобы его можно было оставить в качестве фактора неопределенности. Решение должно быть принято до конференции! И оно должно быть выгодно Дэнляндии! В ближайшее время я надеюсь провести с фон Бюлофом личные переговоры. Ваша задача — быть поблизости. Если договоримся — слава богам, если нет, вы должны ворваться в комнату по первому моему сигналу и уничтожить его! Подчеркиваю, это не западня! Приговор в его отношении не отменен и действует. В силу нашей общей симпатии к этому бывшему кэру мы готовы не спешить с приведением приговора в исполнение до выявления всех обстоятельств. Но если окажется, что он враг, тогда, сами понимаете… Ничего личного, но такова жизнь. Я надеюсь, что вы справитесь с этой задачей.

— Ваше величество, — подал голос один из кэров. — Мы не можем дать гарантии вашей безопасности, ибо в случае боя тут не то что кабинет разнесет, но и весь дворец обрушиться может.

— Ничего страшного, императорская сокровищница совсем в другом месте находится, — улыбнулся Отто. — Если что, заново отстроим, это куда меньшая проблема, чем дракон во врагах. А за меня не беспокойтесь. Есть довольно сильные артефакты защиты, к тому же… меня в кабинете не будет.

Отто сделал приглашающий знак рукой:

— Позвольте вам представить Отто-второго, в недавнем прошлом артиста Бруменского драматического театра и моего двойника. Похож как две капли воды. Он меня уже около года на разных мероприятиях периодически заменяет, никто же не заметил. Его семье перечислена столь значительная сумма, что он согласен рискнуть. Но вы все равно постарайтесь нанести удар так, чтобы ответить дракон уже не смог. Нионцы же, говорят, применили какой-то прием, и хоть фон Бюлоф от них все-таки ушел, но потрепало его изрядно. К тому же их было только шестеро, а вас почти в три раза больше.

Дальше пошло уже техническое обсуждение плана засады. Рядом с «императором» могут сразу быть только два кэра, по всей видимости, фон Янгель и фон Гербер. Остальные поблизости, но не на виду. В кабинете только две двери и окно, надо использовать их по максимуму. К двери, через которую фон Бюлоф войдет, выдвинуться троим, практически мгновенно. Еще трое должны ожидать у другой двери. Возле окна пятеро поместятся. Остальных придется в кабинете прятать, ширму какую поставить, гардины использовать.

За обсуждением как-то забыли поставить вопрос, а как же дублер будет вести сами переговоры? Какие у него инструкции и полномочия? Кто ему в случае чего суфлировать будет?

За гардиной в углу Николас уже некоторое время назад принял свой человеческий облик и теперь слушал, наблюдая за обсуждением сквозь небольшую дырочку, им же и прорезанную.

«Н-да… — размышлял он. — Судя по всему, результат переговоров известен заранее. Император подождет, пока кэры займут позиции, и даст сигнал к атаке. Предложения внесут только для виду. Ладно, будем считать, что они уже сделаны и отклонены…»

Он посмотрел на двух Отто, сравнивая их:

«Действительно, не различишь! Надо было с собой образец ауры этого лжеимператора взять. А то вдруг и с кэрами дублер беседовал? Ладно, не буду его жалеть, знал, на что идет. Если получится, потом вылечу…»

Старательно сформировав заклинание проклятия, по типу того, которым Отто Бурхарда Лерденского убил, Николас наложил его на обоих Отто. Больше его тут ничего не задерживало, и скоро струйка тумана столь же аккуратно, как и появилась, выскользнула в сад.

В отличие от императора, его супруга еще находилась в своей спальне. Нет, она тоже не спала, но выходить не спешила и просматривала письма и прочие бумаги. Сына она уже проведала, но тот как раз просыпаться не спешил, вот у нее и образовалось время разобрать свою корреспонденцию. Старичок-секретарь стоял рядом, готовый выполнить любое приказание повелительницы.

Неожиданно ноги у него подкосились, но он не упал, а плавно по воздуху переместился на диван, где и затих.

— Не беспокойтесь, моя прекрасная дама, он просто заснул, — раздался из ниоткуда знакомый голос. — Я на него на всякий случай даже «Великое исцеление» наложил и жизненных сил в ауру подкачал. Проснется, будет как новенький. А свидетели нашей беседы мне, извините, не нужны.

Николас проявился в комнате фактически на прежнем месте секретаря, пододвинул себе стул и спокойно уселся:

— У меня к вам важный разговор, ваше императорское величество.

Агнесса немного нервно рассмеялась:

— Дорогой граф, разве можно так пугать даму? Вы что, прямо из воздуха сформировались?

— Нет, применял обычный «Отвод глаз». К сожалению, меня почему-то не очень привечают в этом дворце, вот и стараюсь внимание к своей персоне не привлекать. Надеюсь, нелюбовь ко мне вашего супруга на вашем отношении не отразилась?

— Что вы, я рада вас видеть! А с Отто мы в последнее время крайне мало общаемся.

Повинуясь внезапному порыву (или точному расчету), императрица неожиданно разоткровенничалась о своих семейных делах. Выдала, конечно, свою версию специально для Николаса, но в политике по-другому и не бывает.

По ее словам, их отношения строились, прежде всего, как политический союз короля Верхней Остфалии и королевы Нижней Остфалии и стали толчком к объединению Дэнляндии. Но в последнее время их брак с Отто дал трещину. Императрица демонстративно сосредоточилась на опеке и воспитании сына и наследника — Теодорика, которому уже скоро должно было исполниться пятнадцать лет. До совершеннолетия еще не так близко, но многие хитрые политики, а также вся оппозиция уже крутились вокруг него, стараясь заранее завоевать его расположение. Ситуация контролировалась Агнессой. Собственно, так все и было задумано, но после Лионской битвы у Отто явно стала прогрессировать паранойя, усугубленная вечным страхом мести со стороны неуловимого кэра-дракона. Он стал бояться, вдруг супруга сама устроит заговор в пользу сына? Ведь оппозиция ее наверняка к этому подбивает. И всё выпытывал, о чем она с этим фон Бюлофом по хрустальному шару беседует? (Императрица грустно улыбнулась.) Ведет себя с ним так, как будто ничего не произошло! Или делает вид, что все это ее не касается? В общем, союз супругов вошел в стадию, когда взаимное доверие утрачено, а интересы перестали быть взаимными.

Фактически Агнесса приглашала Николаса принять участие в заговоре, по крайней мере, он это понял именно так. Что ж, интересы у них совпали.

— Моя прекрасная дама, у меня для вас две новости, как всегда, плохая и хорошая. Начну с хорошей. Скоро состоится конференция кэров по хрустальным шарам, вы наверняка в курсе. На ней ее инициатор, господин У, поднимет вопрос о признании ошибкой решения о создании ордена кэров в Старозвездиче. Кэры-рыцари и так как братья, но служат разным государствам, и обязательны для них только решения их монархов. Поэтому объединение будет признано недееспособным, а все принятые от его имени решения — неправомочными. Большинство кэров эту позицию разделяют. Ну а я после этой конференции смогу перестать скрываться и снова буду признан кэром. И снова без вассальной присяги, так как ваш супруг от меня сам отказался.

— Поздравляю. — Императрица улыбалась радостно и искренне, хотя в ментале была абсолютно спокойна и сосредоточенна (Николас на важных переговорах теперь всегда страховался и активировал свой ментальный артефакт). — Впрочем, я и не сомневалась, что со временем вы эту проблему решите. А вот с вашей вассальной присягой что делать? К Отто, я понимаю, вы назад не пойдете, а лишаться вашей поддержки мне бы не хотелось…

— Плохая новость заключается в том, что император серьезно болен. Я видел его мельком и как целитель диагностировал у него многоочаговое поражение мозга. Возможно, его паранойя происходит именно оттуда. По моему прогнозу, ухудшение наступит не позднее чем через декаду, а больше трех декад он не проживет. Простите за цинизм, но у вас есть примерно две декады, чтобы обеспечить гарантированный переход короны к Теодорику и ваше регентство до его совершеннолетия.

Императрица задумалась. Судя по эмоциям, новость ее не потрясла, наоборот, принесла даже некоторое облегчение, и в ней появились решительность и сосредоточенность.

— Вы точно уверены, что видели императора, а не его дублера? — вдруг уточнила она.

Николас немного смутился:

— Я их обоих вместе видел. Они настолько похожи, что и болезнь у них одинаковая оказалась…

— Вот, значит, как… Ну что ж, к этому все и шло… А то, что самозванцев не появится, это правильно, ни к чему они… Вы меня поддержите?

Ответить Николас не успел, их разговор прервал вызов по хрустальному шару. Извинившись, кэр скрылся внутри небольшой сферы «Черного тумана», и теперь определить, где он находится, стало невозможно. А вот звукоизоляцию он не накладывал, поэтому Агнесса услышала:

— Хорошо. Понял. Заинтересован. Ждите меня примерно через час. Если вдруг не смогу, обязательно свяжусь по шару. До скорой встречи!

— Еще раз извините, — сказал Николас, вновь появляясь перед ней и убирая шар в сумку. — С собой таскать приходится. Это был фон Янгель, от имени вашего супруга зовет на встречу с кэрами, где меня убить попытаются. Я об этом плане уже знаю. Не пойду, конечно, но пусть ждут. Меньше вероятность, что нам с вами договорить помешают.

После чего продолжил:

— Дэнские кэры ко мне в принципе неплохо относятся, но до конференции привлекать внимание к нашим с вами общим делам, наверное, преждевременно. Разве что с тем же Янгелем или лучше Гербером поговорить можно. Старый кэр намеки хорошо понимает, думаю, надежную охрану вам организует. Пока же я бы советовал ресурсы мобилизовать и под рукой сконцентрировать. Необходимые переговоры, полагаю, вы сами лучше меня проведете. Деньгами и артефактами постараюсь помочь. У меня от последней «археологической экспедиции» неплохая сумма осталась, в ближайшее время я ее вам доставлю. Впрочем, артефакт защиты я вам один уже дал, вы его, по-моему, Теодорику передали. Пусть носит не снимая. Ну и, — он покопался в сумке, — возьмите еще один для вас. Обычным магам его не пробить, да и кэрам повозиться придется. Надеюсь, точнее уверен, до этого не дойдет. Вы их сами под контроль возьмете.

Дальше, как и недавно в кабинете императора, пошло согласование тактических планов и технических вопросов, занявшее три четверти часа, больше времени не было, через час Николаса ждали с засадой. Договорились быть на связи по шару. Прощаясь, Агнесса хитро улыбнулась и заявила:

— Я, кажется, придумала, как решить вопрос с вашим вассалитетом и нашим с вами взаимодействием. Вы необычный кэр, слишком независимый и сильный, чтобы вас можно было к рукам прибрать. Я, в случае успеха, вас независимым герцогом или князем сделаю! Хоть того же Лердена. Там после гибели Бурхарда Четвертого, можно сказать, есть вакансия, а для вас это родной город. Тем более что присоединение Лердена к империи плохо на престиже университета сказалось, а значит, и на всей Дэнляндии. У нас же с вами договор о союзе будет, в том числе и военном. Уверена, что не прогадаю.

— Но ведь кэр не может быть правителем!

— Ничего, жену надежную подберете. Вы же еще не женаты? Вот и женитесь, на жен ограничения не распространяются. Будете формально консортом, а реально… От вас зависит!

И, изобразив сожаление, добавила:

— Я бы вас и к себе с удовольствием взяла, но императрице-матери консорты не положены. Так что давайте «дружить семьями»!

«Н-да, с потрохами она меня купила! — подумал Николас. — Действительно, по полной впрячься придется…»

Из своей очередной поездки господин Пэн вернулся, привезя полную сумку реактивов для выращивания кристаллов-заготовок для амулетов и артефактов. Он был в приподнятом настроении и мурлыкал под нос что-то вроде: «Как шкала барометра, так и жизнь, было пасмурно — станет ясно!»

— Добрый день, я вернулся! До чего же я рад всех вас видеть!

Послышались ответные приветствия, в том числе и от посетителей, но более сдержанные — люди здесь все-таки делом занимались.

За прилавком Нейма заворачивала в маленькие пакетики какие-то порошки пожилому мужчине, деля поровну свои улыбки между ним и господами в углу за столиком, которые, видимо в ожидании своей очереди, пили витаминные коктейли. Маэлла помогала довольно толстой даме застегнуть сзади на шее цепочку амулета.

— Удачно съездил, дедушка Николас? — Нейма улыбнулась и ему. Пожалуй, даже лучше, чем покупателям.

— Удачно! Пока не буду говорить, но надеюсь, что скоро всех нас ждут перемены к лучшему! — Ответная улыбка аптекаря была еще более сияющей.

В этот момент из процедурной с подносом в руках появилась Орлетта.

— Ваши коктейли, господа! — Дежурная улыбка расцвела на лице девушки еще ярче, когда она заметила господина Пэна. — О, кто к нам вернулся!

А вот аптекарь как будто бы на ходу споткнулся, и его улыбка медленно угасла.

— Кажется, перемен к лучшему дождались не все… — пробормотал он.

Его лицо на долгий десяток ударов сердца превратилось в каменную маску, после чего он встряхнулся и направился к двери за прилавком, снова напевая. Только теперь это было что-то вроде: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло»…

Приподнятое настроение, с которым господин Пэн появился в аптеке, больше к нему не вернулось. С девушками он был вежлив, корректен, но в задушевные разговоры не вступал, отделываясь короткими и ничего не значащими фразами. К тому же большую часть времени провел, запершись на своей мансарде.

— Как это ты так сумела глянуть на нашего аптекаря, что он прямо на глазах увял? — спросила Маэлла Орлетту. — Он что, успел за эту секунду тебе предложение сделать, а ты ему отказала? Или он до отъезда делал? А сейчас ответ получил?

— Не издевайся! — Орлетта сама была в недоумении. — Ты же знаешь, что он ко мне никогда не приставал, а улыбнулась я ему вполне приветливо.

Девушка срочно отправилась к зеркалу — проверить, все ли в порядке у нее с внешним видом.

Вечером хозяин дома спустился вниз только к концу традиционного чаепития. И то не ради чая, а чтобы перехватить уже собиравшегося уходить принца Ярви. После чего под изумленными взглядами девушек увел его к себе наверх.

Будучи наслышанным о таинственности этого места, принц с любопытством вертел во все стороны головой, однако ничего интересного не увидел. Разве что планировка для мансарды необычная, поделена на небольшие комнаты, обычная квартира получилась. Каково было назначение комнат, он так и не узнал, но кабинет точно был, так как именно в него они и пришли. Указав гостю рукой на кресло у стены, сам хозяин дома уселся в такое же кресло напротив и, достав из кармана какой-то кристалл, некоторое время молча крутил его в руках. Даже к глазу его поднес и глянул сквозь него на Ярви. Наконец он заговорил. Голос был ровный, спокойный, даже безжизненный. Звучал совсем негромко, но почему-то пугал и подавлял. В результате молодой человек не сразу стал понимать, о чем говорит аптекарь, а когда понял, удивился до такой степени, что даже немного пришел в себя.

— Я вижу, что в мое отсутствие ваши отношения с Орлеттой перешли в стадию близости. Надеюсь, ваши намерения в отношении нее серьезны и благородны?

«Что он несет? Да от принципа „тронул — женись“ отказались еще два века назад!» — с изумлением подумал Ярви, но произнести это вслух язык у него не повернулся.

— Простите, мне казалось, что герцогиня де Арлуньяк вполне взрослая и самостоятельная молодая женщина, уже даже успевшая стать вдовой, и она сама способна отвечать за свои пристрастия и поведение.

Голос аптекаря вроде не изменился, но принца буквально до костей пробрал безотчетный парализующий страх. Даже бежать сил не было. Зато каждое слово буквально било по мозгам и впечатывалось в память.

— Формально вы, может быть, и правы. Но у меня на этих девушек были конкретные и совсем другие планы, вмешавшись в которые вы поставили под угрозу судьбы многих людей, в том числе и самих девушек. И если вы это сделали только ради удовлетворения своей похоти, то я вынужден буду принять в отношении вас некоторые меры.

Какие именно меры, господин Пэн не сказал, но у молодого человека не возникло ни малейшего желания это уточнять.

— Что вы! Орлетта замечательная девушка, и я был бы счастлив иметь такую жену. Но вы же знаете, что мы с ней оба — нищие изгнанники, счастье друг с другом нам недоступно.

— Если я верну вам ваше королевство, вы на ней женитесь?

Вот тут принц действительно чуть с кресла не свалился.

— Вы шутите?!

— Не надо недооценивать мои возможности. И на мой вопрос вы так и не ответили.

Абсурдность происходящего перестала укладываться в сознании молодого человека. Аптекарь что, сумасшедшим оказался? Похоже, буйным и опасным. К тому же — сильнейший маг. О боги, за что? С таким лучше не спорить и на все соглашаться.

— Обещаю, что если с вашей помощью Хайволл снова станет суверенным государством, а я его королем, то я немедленно буду просить герцогиню Орлетту де Арлуньяк стать моей женой. Такая формулировка вас устроит? Все-таки за девушку давать слово я не могу.

— Ну что ж. Пожалуй, вы правы. У девушки должно остаться право выбора. Я удовлетворен. — Господин Пэн ненадолго задумался. — Осталась небольшая формальность…

Он вытащил из тумбы голубой кристалл размером с два кулака и слегка светящийся изнутри золотистым светом. Поверить в то, что это сапфир, мешали только его размеры. Но действительность оказалась, по словам аптекаря, еще более поразительной.

— Это клятвенный артефакт древних, — пояснил он. — Возьмите его двумя руками и повторите свое обещание, начав со слов: «Я, принц Ярви Хайволлский, клянусь…» Ну, чего ждем?!

Принц покорно взял кристалл в руки (жутко тяжелый оказался) и произнес требуемую фразу. После чего вернул артефакт хозяину кабинета.

— И если я потом нарушу клятву, он меня убьет? — безо всякого энтузиазма в голосе уточнил он.

— Нет… Только обе руки отсохнут.

— А разве такие артефакты бывают?

— У древних было очень много ныне утерянных разработок. — Тут аптекарь говорил истинную правду. — Так что я бы очень не советовал вам проверять это на практике. Впрочем, не расстраивайтесь…

Господин Пэн взял артефакт в руки и произнес торжественным голосом:

— Беру на себя обязанности свидетеля исполнения принцем Ярви Хайволлским произнесенной им клятвы. Да будет так!

После чего уже обычным тоном добавил:

— Если девушка вам откажет, или если вы расстанетесь не раньше чем через год после свадьбы, к вам претензий не будет. Ну а вопрос с восстановлением вас на престоле мы решим примерно через декаду. До этого времени рассказывать о нашем разговоре и своих обещаниях никому не надо. Можете идти!

Дверь кабинета сама открылась (и когда только она успела запертой оказаться?), и молодого человека буквально выкинуло из помещения. Очнулся он уже на лестнице за дверью мансарды, которая захлопнулась за его спиной и, судя по звукам, заперлась на щеколду.

«И что это было? — ошалело думал принц, спускаясь по лестнице. — Может, лучше здесь вообще больше не показываться? Хотя бы ближайшую декаду? А вдруг все-таки все, о чем говорил аптекарь, правда?!»

В своих чувствах он так и не разобрался, так что на расспросы девушек рассеянно отвечал, что сможет все рассказать только через декаду. Орлетта даже надулась.

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Девушки крутились в аптеке, а вот хозяин заведения почти все время пропадал у себя на мансарде и, похоже, своих помощниц просто избегал. Принц Ярви тоже появился только на третий день, но был при этом скован и быстро ушел. Впрочем, невелика потеря. Мальчишка мальчишкой, а вид на себя какой таинственный напустил, будто судьбы мира решает.

Впрочем, едины в своем мнении девушки никогда и не были. Но перемывали все доступные кости и обсасывали все известные им события на регулярных чаепитиях с большим энтузиазмом.

Основным источником новостей, как всегда, была Маэлла.

— Орлетта, надо срочно придумать, как тебе на прием к принцу попасть. Не к Ярви твоему, а Тристуму! Он же у тебя в замке гостил! Воспоминания, конечно, не самые приятные, но что мы теряем? Королева Эрма серьезно болеет, фактически недееспособна стала. Тристум тоже никакой, но других кандидатов на престол нет. Теперь все к нему побежали.

— Эрма что, при смерти? Такие, как она, сами от власти не отказываются.

— Про нее что-то странное рассказывают. Вроде любые заклинания, в том числе лечебные, на нее вдруг действовать перестали. А она столько лет под ними прожила, что собственного иммунитета ни к чему не имеет. Теперь на нее все болезни сразу и накинулись. Каждая сама по себе ерундовая, насморк там, ангина или даже ревматизм, но когда ты и слова сказать не можешь из-за опухшего горла, а в пальцах даже перо удержать не в силах, властвовать как-то неудобно. Лежит, вся подушками обложена, в горло золотую трубочку вставили, чтобы дышать могла…

— А кормят через клизму? — хихикнула Нейма.

— Не обращай внимания, это у нее возрастная копролалия так проявляется, — небрежно сказала ее сестра. — Очень ранняя стадия полового созревания. Девочка получает удовольствие от произнесения непристойностей.

Нейма надулась. Орлетта хихикнула. В разговоре возникла пауза.

Возобновиться беседа не успела. В аптеку явилась целая делегация чинцев. Возглавлял ее почтенный старец, которого под руки вели сразу два атлета. Замыкающим был совсем еще молодой человек, почти мальчик, с робко согнутой спиной, но горящими восхищением глазами, обращенными на идущую перед ним тройку.

Аптекарь как будто почувствовал появление новых персонажей (а может, и впрямь почувствовал, кто этих магов знает?) и появился на лестнице даже чуть раньше, чем они открыли входную дверь, и теперь спешил им навстречу. Что господин Пэн, что чинцы улыбались до ушей, у юноши еще как-то получалось делать это скромно и почтительно.

На шею, однако, никто никому не кинулся. Все застыли в трех шагах друг от друга, после чего обменялись коутоу. Аптекарь складывал руки и кланялся каждому по очереди, видимо произнося имя приветствуемого. Тот отвечал тем же. Только слышалось:

— Достопочтенный господин У!

— Достопочтенный Хей-лун!

— Достопочтенный де Тиан!

— Достопочтенный Хей-лун!

— Достопочтенный де Жей Фей!

— Достопочтенный Хей-лун!

— Достойный Чен Су!

— Достопочтенный Пэн-хоу!

После последнего приветствия все, кроме юноши, рассмеялись. Девушек чинцы проигнорировали, но те все равно глядели во все глаза.

После завершения приветствий аптекарь увел гостей к себе наверх, а вот юношу оставил на растерзание девушкам. Видимо, тот еще не дорос «взрослые» беседы вести, но приятнее было думать, что господин Пэн решил таким образом дать своим помощницам удовлетворить любопытство. Молодой чинец немного говорил по-пиктански, хоть и со страшным акцентом. Так что беседу с ним вполне можно было вести.

Орлетта решительно ухватила его за рукав и, мило улыбаясь, повела к шкафу выбирать «правильную» заварку, как специалиста.

— Ну вот! Сейчас влюбленных в нее идиотов на одного больше станет, — недовольно проворчала им вслед Маэлла, обращаясь к сестре. — Зачем ей столько?! Могла бы этого малолетку тебе оставить. А то ты у нас только со старичками и общаешься.

— Зато с ними интереснее, — отреагировала Нейма. — Я вообще не понимаю, как Орлетта может с этим Ярви любовь крутить? Даже я вижу, что он глуп, как пробка. Только и умеет, что глазами хлопать! Вот дедушка Коль уйму всего знает и умеет. И заботится о нас. А принцу этому самой все время нос вытирать придется.

— Послушаем, что ты через пару лет будешь говорить, — не согласилась Маэлла. — Самой захочется, чтобы кавалер был молод, красив, умел танцевать и комплименты говорить. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы этим его набор достоинств не ограничивался…

Их беседу прервало возвращение Орлетты и молодого чинца с чайниками. Юноша и вправду уже смотрел на нее восхищенными глазами. На чайник, впрочем, он глядел тоже с восторгом.

— Этого милого юношу зовут Чен Су, — представила его всем Орлетта. — Он послушник в каком-то там монастыре.

Девушка сочувственно вздохнула и стрельнула глазками. После чего продолжила:

— Знаете, а мы тут, оказывается, безумно дорогой чай пьем. Его и в продаже почти не бывает, только для императора и самых важных мандаринов берегут, и тех, кто на них похож, вроде рыжего и круглого аптекаря! — Орлетта рассмеялась собственной шутке. — Кстати, поведай нам, о достопочтенный Чен Су, почему твои наставники называли господина Пэна Хей-луном?

Однако обаяние девушки не смогло у того пересилить почтения перед старшими.

— Не мне обсуждать этих великих людей, — пробормотал он, краснея.

Орлетта надула губки, и в беседу вклеилась Нейма:

— А эти двое молодых богатырей — дворяне? У них же имена с «де» начинаются?

— В нашем языке «де» в имени означает не дворянское происхождение (хотя они оба из аристократических родов), а «совершенство».

— А что означает слово «хоу»? «Почтенный»? Ты же назвал господина аптекаря — Пэн-хоу?

Ответ поверг девушек в недоумение, впрочем, и сам Чен Су был крайне смущен и уже еле бормотал, отвечая на вопросы:

— Пэн-хоу — это дух дерева.

— Ты его что, деревом обозвал?!

— Не деревом, а духом дерева, по-вашему, это — младший бог.

— Сложный какой-то комплимент получился, — недовольно проворчала девочка, окончательно смутив собеседника.

— А откуда ты его знаешь, — перехватила инициативу Маэлла, — вы раньше встречались?

— Я встречался с Пэн-хоу, и он пригласил меня сюда, в аптеку Пэна. Я рассказал об этом достопочтенному лаоши У, и он сказал, что господин Пэн и есть Пэн-хоу. Хотя выглядел раньше он совсем по-другому.

— А как?

— Сначала он предстал как ива, потом — в виде старика… — Девушки уставились на него с подозрением. — Он был очень добр ко мне. Сначала вылечил, потом ауру исправил. Я теперь довольно сильный маг, только мало обученный… Мне бы поучиться где…

Маловразумительная беседа продолжалась довольно долго. Где-то посреди нее к ним в компанию влился принц Ярви. Орлетте к тому времени уже совсем надоело кокетничать с малолеткой, который из-за разности культур производил впечатление не вполне адекватного. Так что пропадавший хайволлец был прощен и одарен приветливой улыбкой. Кстати, чинец при появлении конкурента насупился.

Их вечерние посиделки были прерваны появлением пребывавшей наверху компании. Опять молчаливые, но широченные улыбки, поклоны коутоу, и чинская делегация убыла, прихватив с собой и Чен Су. Господин Пэн проводил их задумчивым взглядом и снова поднялся к себе. Девушки также повертели головами вслед чинцам и аптекарю, потом обменялись недоуменными взглядами.

Тут они заметили, что принц Ярви выглядит как-то странно — стоит, приоткрыв рот, с пылающими глазами, и весь ушел в себя.

— Дорогой, ты в порядке? — потрясла его за руку Орлетта.

Принц вернулся в реальность.

— Вы знаете, кто это был? — проговорил он потрясенным голосом. — Делегация кэров из Чина, я их сегодня во дворце видел. Их глава — настоятель У, говорят, вообще второй человек в их империи.

Девушки растерянно молчали, переваривая информацию. Молчал и Ярви. А в его голове стучали мысли:

«А ведь не врал аптекарь о своих возможностях! С кэрами на равной ноге. Может, действительно королевство мне вернуть сумеет?! Мне тогда что, и впрямь жениться придется?!»

Теперь его взгляд сфокусировался на Орлетте и стал каким-то задумчивым и оценивающим, что ли.

 

ГЛАВА 8

Всем сестрам по серьгам

Конференция кэров по хрустальным шарам прошла на следующее утро, можно сказать, в штатном режиме. Связь работала прекрасно. Единственным недостатком стал повышенный ажиотаж вокруг этого мероприятия, а отказывать монархам в кодах доступа маги-провайдеры еще не научились. В итоге изображения участников оказались довольно мелкими, а число посторонних наблюдателей превысило общее количество кэров. Впрочем, кэры подключились практически все, даже из Нового Света, где в это время была ночь.

Заняло мероприятие довольно много времени. Не потому, что вопросы животрепещущие обсуждались, а просто каждый рыцарь считал своим долгом обменяться хотя бы парой фраз с каждым собратом. В общем, не конференция, а сплошные кулуары. А так как звук шел по одному общему каналу, гвалт стоял неимоверный.

В результате до повестки дня добрались очень нескоро. Зато реализовали ее почти мгновенно. По сути, рыцарям на нее было абсолютно наплевать, голосовали так, как председатель, господин У, предлагал. Орден отменить? Да ну его на фиг! Никто и не заметил, что он вообще существовал. Фон Бюлофа в правах восстановить и снова кэром признать? Это который дракон? Серьезный малый! Без взаимных обвинений и обид? Так выпить надо!

В конференции Николас принял участие по своему хрустальному шару, находясь при этом в каком-то богатом доме чинского квартала Линна. Из дома выбрался в форме тумана и немедленно попал под столь любимый в Пиктании дождь. Такой массаж всего тела получил! Незабываемые ощущения. В общем, принял свой нормальный человеческий облик и пошел пешком, закутавшись в кокон защиты и плюнув на конспирацию. Все равно ничего предпринять не успеют. Или — милости просим в чинский квартал! Там всех и похоронят.

Добрался без эксцессов. Теперь настоятель У со спутниками сидели рядом, но, чтобы не афишировать знакомства, отгородились от него бумажной ширмой. Но шепотом друг с другом переговаривались.

Успешный для Николаса результат был предопределен банальным отсутствием у него противников. Собственно, и раньше оставались только пиктанцы да дэнцы, да и то последние ходили в таковых только по воле своего монарха. Но император Отто уже второй день лежал в постели и из складок одеяла строил какие-то крепости. На имя свое еще откликался, но сновавших вокруг людей больше не узнавал. А императрица прозрачно намекнула, что не разделяла мнения супруга о кэре-драконе.

У пиктанцев самих был раздрай. Королева недееспособна, принц глушит свои страхи вином и оттого вечно пьян. Тут еще в Хайволле сепаратистские настроения расти стали. В принципе такое раз в несколько лет всегда случалось, только сейчас порядок поддерживать некому стало. Так что хайволлцы — кэры Бентон и Сэтлох — стали держаться от пиктанских коллег особняком и при голосовании воздержались. И против только один рыцарь из Нового Света проголосовал, и то в знак протеста, что в такое неудобное время конференцию проводят.

Так что все закончилось благополучно, и Николас попивал из небольших пиал сливовое вино вместе с чинцами, обсуждая прошедшее мероприятие и строя планы на будущее. При этом где-то на задах сознания вновь легитимного кэра не покидала мысль, что если он выпьет все, что обещал сегодня другим рыцарям, то никакого будущего у него уже не будет…

Чинцы оказались хватами. Совсем не чета его знакомым кэрам из западных стран. Даже оба «де», с виду — барбуны барбунами, а разговоры вели исключительно о том, с кем договора на поставку шелка и чая можно заключить, да какие заводы западным купцам было бы выгодно в Чине построить. Пришлось обещать посодействовать в организации торгового союза между Чином и Дэнляндией. Заодно и условия обучения чинских студентов в Лерденском университете обговорили.

«Вот ведь, — хмыкнул про себя Николас, — монархом еще не стал (будем надеяться, что „еще“), никакого официального статуса не имею, а переговоры веду и союзы с иностранными державами заключаю! Будем считать, что это у меня „производственная практика“…»

В целом остались довольны друг другом. Договорились, что домой чинцы спешить пока не станут, а через Дэнляндию двигаться будут так, чтобы и Николас к тому времени там успел оказаться, принял участие в их переговорах.

На вечер у настоятеля У с сопровождением был запланирован визит вежливости к местным кэрам. Николас напросился к ним в компанию. То, что такой визит состоится, не надо было гадать, требовалось только ненавязчиво в разговоре выяснить — когда? Оказалось, сегодня. Еще лучше! А первый визит к единственным реальным врагам лучше в компании чинских кэров явиться. Так уж точно местные кэры всем скопом на него не накинутся, а дуэлей он не боится. Конечно, и без этого никаких эксцессов не должно было бы быть, рыцарский кодекс не позволяет, но Николас воспитывался обычным бюргером, в высокие материи не очень-то верил. Лучше подстраховаться.

Чинцы, скорее всего, его хитрость поняли, не дураки. Но не возражали. Понятно, что за дополнительную услугу он еще больше им задолжал, но, к счастью, господин У жестких расчетов с союзниками не признавал. Услуги надо оказывать и принимать, когда они нужны, а не ради взаимного погашения долгов. Как показывает практика, в долгосрочной перспективе так гораздо выгоднее получается.

Домой в аптеку Николас заходить не стал — не успел бы. В Труворский замок ему лучше было с чинцами идти — не надо прорываться, а то ведь он на прием не записывался. А переодеваться? Обойдутся! Костюм на нем вполне приличный, ни сливовым вином, ни чаем он его у чинцев не залил. Сойдет.

А вот чинцы все поголовно в золотые халаты вырядились, со сложным рельефным, вышитым золотыми же нитками рисунком каких-то мифологических сцен. У кэров еще и драгоценные камни вкраплениями по ткани пробегали. Сопровождающих — два десятка. Кто с ритуальными пиками, кто с трубами, кто с опахалами из павлиньих перьев. Хотя какие в этом климате опахала? Тут зонтики нужны. Впрочем, в свите все маги, а коконы защиты от дождя вполне надежно прикрывают. Заодно и павлиньи перья прикрыть не мешало бы.

Критически оглядев костюм Николаса, господин У распорядился выдать халат и ему. Поверх костюма надеть.

— А то решат еще, что это мы тебя сопровождаем, а не ты с нами идешь, — пояснил он.

Возражений не последовало.

Сам же визит прошел как-то неубедительно. Принц был пьян в дым. В кресле держался только потому, что спинка и ручки не давали ему упасть, а спереди его стол подпирал. Того, что вместе с делегацией чинских рыцарей пришел и кэр-дракон, он сначала не заметил. Когда же кто-то из местных рыцарей его просветил, впал в ступор и дальнейший разговор поддерживал исключительно иканием. Так что беседа велась только между чинскими и пиктанскими кэрами, причем Николаса последние игнорировали. Темы жевались сугубо нейтральные, в делах купеческих местные рыцари принципиально не разбирались.

Николас, не привлекая к себе внимания, выскользнул из зала и пошел искать, где сидят секретари. Нескольких все-таки нашел, напугал и усадил работать. Ребята оказались грамотные и, когда поняли, что сбежать не удастся, слепили ему два договора. Первый — о торговле между Чином и Пиктанией. Условия, которых хотели бы добиться настоятель У и компания, он из недавней беседы знал, все их и включили в документ. Второй договор — о признании независимости и уважении суверенитета Хайволла с описанием границы между странами. К счастью, у секретарей на стене карта висела, по ней все и перечислили: от залива такого-то до истока реки такой-то, а далее — по реке. Пару баронств, правда, пополам перерезали, но — обойдутся.

Секретари балдели, но писали и даже формулировки подсказывали. Что значит профессионалы! Заставил переписать каждый договор в трех экземплярах на гербовой бумаге, конфисковал из их запасов шесть небольших медных тубусов для индивидуального хранения каждого документа. Хотел секретарей как-нибудь наградить за труды, но те, узнав, что свободны, куда-то моментально испарились, пока он амулеты по своим карманам искал. Как говорится, боги от убытков избавили…

Договоры принц подмахнул не глядя. Даже довольно аккуратно подписи поставил, видимо, большая практика сказалась. Николасу только пришлось пальцем место для подписи показывать. Вот королевскую печать пришлось самому прикладывать, Тристум на это уже не способен был, но, к счастью, она тут же рядом на столе валялась. Пиктанские кэры смотрели на эти действия с осуждением, но не вмешивались. А у чинцев на лицах всегда какая-нибудь маска надета, приличествующая моменту, так что их эмоции можно было только в ментале через артефакт почувствовать, что Николас и сделал, констатировав у них изумление с определенной долей уважения.

Дальше в замке задерживаться не стали. Обмывать таким образом заключенный договор? Как-то неудобно.

— Господа, думаю, для придания этим договорам реальной легитимности, надо бы их еще у королевы Эрмы подтвердить. Но это я лучше без вас сделаю. Заодно, пожалуй, придется ее к нормальному состоянию вернуть. Что-то мне такое безвластие в Пиктании совсем не нравится.

В ответ получил от господина У только вежливый поклон коутоу, но, судя по эмоциям, долги у Николаса уменьшились, а авторитет еще подрос. Здорово все-таки эмпатом быть, пусть и с помощью артефакта!

Проникнуть к королеве Эрме неожиданно оказалось совсем не просто. Все окна в ее комнате были не только закрыты, но и законопачены, чтобы сквозняки исключить. Пришлось в обход пробираться, а туманом, вслепую, трудно нужную дверь найти… Три раза не туда заползал, пока нашел. Хорошо, две комнаты пустыми оказались, никого не напугал, когда человеком оборачивался, чтобы осмотреться. В общем, добрался без потерь.

Двух сиделок Николас аккуратно через ментальный артефакт усыпил. После чего уложил на ковре в сторонке. Лучше бы, конечно, на диван, но в спальне королевы такового не наблюдалось, только кровать и несколько кресел.

От королевы рванула такая буря эмоций, что он чуть не потерял равновесия. Но взял себя в руки и спокойным тоном начал разговор, используя ментальный артефакт. Раньше он его для чтения и трансляции мыслей в условиях незнакомого языка использовал, но вот и для случая с онемевшей королевой пригодился.

— Привет, враг мой! — начал он. — Не беспокойся, убивать не собираюсь. Только поговорить. Тебе же тоже, наверное, плохо без общения? А я сейчас единственный человек, который способен стать твоим собеседником. Постарайся четко формулировать мысли и проговаривать их про себя, тогда я их пойму.

— Чего же ты хочешь?

— На любовь не рассчитываю, но, думаю, договоримся о взаимных интересах. Я, конечно, твою Пиктанию прижать хотел, но до полной разрухи доводить не планировал. А к этому все идет.

Ненавистью и обидой от королевы в ментале так и несло, но опаска и уважение тоже чувствовались. Переговоры начались.

— Глупостей делать не будешь? — спросил Николас после некоторого колебания. — В смысле пытаться сбежать? Или закатывать истерику? А то новости для тебя не самые приятные, боюсь, не переживешь, с кем мне тогда договариваться? Так что давай я тебя вылечу. Авансом.

Хотел было добавить, что если не договорятся, вернет все, как было, но не стал. И так ясно, что какую-нибудь гадость сделает. Все-таки тот, кто дает обещание под угрозой смерти, потом не чувствует себя обязанным соблюдать договоренности.

В свое время в Бренне, снимая аналогичное проклятие с ректора, Николас перегнал всю черноту из его ауры на какое-то дерево в кадке. К сожалению, в спальне королевы никаких растений не наблюдалось. Не на сиделку же эту гадость перекидывать, в конце концов!

Николас под изумленным взглядом задергавшейся Эрмы открыл окно. Поймать какую-нибудь живность? Птицы еще спали, а под окном только кусты роз в наличии имелись.

— Извини, мне придется твой цветник испортить. Надо твою болезнь кому-нибудь передать, так пусть лучше розы завянут. Только их вместе с землей потом заменить надо будет.

Как ни странно, сумасшедшим королева его не считала, наоборот, в ее эмоциях появилась надежда.

Кровать, к счастью, к полу привинчена не была, только тяжелая. Но для кэра это не вес, одним телекинезом справился. Пододвинул вплотную к открытому окну и, немного повозившись, вытянул и соединил отростки из аур королевы и розового куста. Ну а дальше — по отработанной технологии!

Перегнав всю черноту проклятия в сад, Николас подкачал жизненных сил в чистую, но тусклую ауру, а потом наложил на Эрму «Великое исцеление».

Дальше пришлось будить сиделок, которых королева немедленно отправила за едой под их изумленные охи. Вести переговоры, не поев, она была не в состоянии. Надо отдать ей должное, кэров на помощь она вызывать не стала. Наоборот, объявила набежавшим слугам и придворным, что граф фон Бюлоф — целитель и находится здесь по ее приглашению. После чего выгнала всех вон; еду, естественно, оставила.

Пока она ела и восстанавливала потерянную массу, Николас рассказал ей о последних событиях и своих требованиях. О его реабилитации и роспуске ордена кэров королева знала. А вот увидев договоры, подписанные сыном, зашипела, как разъяренная кошка.

— Вот видишь, как вредно пускать все на самотек, — философски изрек создатель этих дипломатических шедевров. — Давай договоримся так. Сейчас ты визируешь эти договоры и обещаешь два года ничего не предпринимать. Потом — как получится. Может, тебя саму хайволлцы в качестве соседей устроят больше, чем в качестве подданных. Земли там скудные, а тебе еще богатый Арлуньяк обустраивать надо. Его, как видишь, я тебе оставил, а мог бы и Галлодии вернуть. Так что, уж будь любезна, объяви завтра о заключенных договорах (один экземплярчик я тебе оставлю) и, если попросится, прими этого убогого принца Хайволлского. Сил на это тебе точно хватит.

Согласилась. А куда деваться? Даже подписалась рядом с сыном, но на всех шести листах не поленилась собственноручно дописать, что «через два года по согласию сторон условия договора могут быть пересмотрены».

В общем, расстались, конечно, не друзьями, но с сознанием того, что договориться друг с другом все-таки можно.

«Теперь Эрме ужом вертеться придется, — думал Николас, возвращаясь наконец в свою аптеку. — У Пиктании же всего четыре кэра остается, меньше, чем в Ибре или любой другой крупной державе. Могут попытаться если не завоевать, то ограбить. Думаю, такая хитрая баба выкрутится, но дел у нее теперь полно будет. Надеюсь, делать мне пакости руки у нее не дойдут».

Время было уже позднее, но крюк через чинский квартал он все-таки сделал. Отдал экземпляр договора, сообщил о том, что власть в стране снова в руки королевы Эрмы возвращается. Кэры слушали и уважительно кивали. Настоятель У поинтересовался:

— А через два года ты где будешь?

— Думаю, что в Лердене. Но с этими делами мне еще в Бренне разбираться придется. Но мы же там вместе будем?

— Будем, будем, — покивал господин У. — Странный у вас на Западе народ. Женщины вами правят. В Пиктании — Эрма, в Дэнляндии, говоришь, Агнесса теперь главной будет.

— Если все сложится, то в Лердене тоже княгиня править будет! — рассмеялся Николас.

— Вот я и говорю, странные вы. Женщина при муже быть должна, за домом следить, детей рожать и растить. А у мужа столько жен должно быть, сколько он купить и содержать может. В бедной крестьянской семье братья могут и на троих одну жену купить. А богатый человек и двух и трех жен может в достатке содержать.

— А как же у вас крестьяне еще есть, если у них жен так мало? Или богатые плодятся и беднеют? — удивился Николас.

— Когда в бедной семье несколько мужчин о женщине заботятся, все ее дети вырастают. И всяко больше, чем троих, она за жизнь родит. При таком-то мужском внимании. А богатые люди не только поместьями управляют. Они и в армию и в жрецы идут. Это же лучше, когда воины и жрецы образованные. А крестьянам как своим детям хорошее образование дать? Им в поле работать надо. Но это в идеале, — неожиданно вздохнул кэр, — жен ведь не только кормить нужно, но и управлять ими. А тут такие попадаются, что и с одной не справишься…

— Личным опытом делишься? — заулыбался Николас.

Настоятель не ответил.

Когда Николас наконец добрался до аптеки, там уже все спали. Входить через дверь он не стал, а залетел туманом себе в окно. С принцем Ярви поговорить не удалось, но, может, и к лучшему. Завтра все расскажет и встречу с хайволлскими кэрами организует. Боги, как же ему надоело аптекаря Пэна изображать! Но лучше потерпеть. Ну, раскроет он свое инкогнито перед девушками, и что это даст? Только дополнительные проблемы!

Но прежде чем он лег спать, состоялся у него еще и приятный разговор. Императрица Агнесса по шару вызвала.

— Знаю, что очень поздно, но, надеюсь, не разбудила. И у меня и у вас рабочий день поздно заканчивается. Только с делами закончила и не могла своего рыцаря не поздравить с победой на конференции. Когда вас ждать можно будет?

Хорошо поговорили. У нее пока все без перемен. Император Отто еще жив, но уже ничего не говорит и почти не шевелится. Но поддержки кэров она добилась, артефакты древних, спасибо, пригодились. Все договоренности в силе. В общем, лучшие друзья! Если бы не знать, что она политик…

Утром Николас переговорил с кэрами Бентоном и Сэтлохом. Пригласил их в один из лучших ресторанов города на встречу с принцем Ярви. Извинился, что сам не придет, все равно на встрече хайволлцев он был бы лишним. Воссоздание королевства — их внутреннее дело. Так что сопровождать еще не коронованного молодого короля придет некий аптекарь Пэн. Он же принесет договор, завизированный королевой Эрмой, которая вчера успешно выздоровела. Последнее известие кэров обрадовало. Нет, не выздоровление королевы, а ее виза на договоре. Обещали быть. Прощаясь, попросил его имя в разговоре с принцем вообще не упоминать. Пусть считает, что это все аптекарь организовал. Тем более что он действовал как раз по просьбе аптекаря. Удивились, но обещали. Может, вправду так лучше. Эрма тоже ни слова никому не скажет об участии представителей третьих стран в связи с предоставлением независимости Хайволлу.

На сей раз стать аптекарем удалось с трудом. Долго вертелся перед зеркалом и настраивался. Но справился.

«Артист я все-таки!» — отметил про себя с удовольствием.

Присоединился к завтраку девушек. Маэлла была в курсе решений вчерашней конференции кэров и смотрела на него немного разочарованно. Такая ценная информация актуальность потеряла! Никак ее не смогла использовать. Но, может, и к лучшему. И аптекарь сияет, явно чем-то очень довольный. Или не очень? Глаза-то грустные…

— Любезная сердцу моему герцогиня де Арлуньяк! — весело обратился он к Орлетте. — Не подскажете ли вы мне, где бы я мог срочно найти принца Ярви? У меня для него есть ценная информация.

Орлетта ничего не знала о местопребывании принца. Она к нему никогда не ходила, сам сюда прибегал. А специально вызывать его поводов не было. Но вот что за информация, ей, как и всем остальным девушкам, было интересно.

Вредный аптекарь ничего не сказал. Вот Ярви придет, сам расскажет. Только найти его надо…

Выручила Маэлла:

— В конногвардейских казармах он живет, недалеко от дворца. Его кто-то из знакомых бесплатно пустил. Вот в гости никого и не приглашает. А завтракает обычно в кафе «Каштан» за углом. Встает он поздно. В казармах каждую ночь по какому-нибудь поводу пьянки. Но офицерам утром на службу, а Ярви отоспаться может. Вот и сейчас, скорее всего, еще отсыпается.

Орлетта посмотрела на подругу с изумлением. Та лишь слегка плечами пожала:

— Я все-таки службу разведки своего герцогства возглавляла. Ныне аннексированного. У вас, кстати, работы по специальности для меня не найдется? — смеясь, но с надеждой в голосе обратилась она к господину Пэну.

— С принцем на эту тему поговорите, — буркнул тот в ответ. — Вы бы мне пока лучше кого-нибудь из окрестных мальчишек нашли — курьером к нему послать. Мне принцу письмо передать надо.

Мальчишку Маэлла нашла быстро. Четко проинструктировала и передала письмо, которое ей доверил аптекарь. Конверт не был запечатан, но, к ее разочарованию, внутри оказался лишь листок с приглашением пообедать в известном ресторане с общими знакомыми. В конце стояла приписка в приказном тоне: «Быть обязательно!»

Не особо ценная информация. То, что господин Пэн позволяет себе командовать принцем, конечно, неожиданно, но этим рохлей помыкают все кому не лень. Кстати, и не нужно было этого: ради того, чтобы в хорошем ресторане пообедать, этот Ярви откуда угодно бегом прибежит! Ладно, подождем — узнаем. Или потратиться и тоже туда сходить? В принципе деньги есть.

К ресторану Николас в образе аптекаря пришел на всякий случай пораньше. И не ошибся. Кэров еще не было, а вот принц уже маячил у входа, поглядывая заинтересованным взглядом по сторонам и голодным — в сторону двери. Прошли внутрь.

Маэлла сидела в самом темном углу зала и с легким раздражением наблюдала за посетителями. Она вырядилась в мужскую одежду, и узнать ее было трудно, но все-таки не стоило попадаться на глаза. До чего же дорогой этот ресторан! Принц, как она и думала, пришел загодя, еле успела до него проскочить. Официанты сразу тут как тут: «Что закажете?» А здесь что чашка кофе, что кусок мяса с гарниром — все жутко дорого! Порции при этом небольшие, а пустые тарелки сразу уносят. В общем, чтобы час тут просидеть, огромные деньжищи потратить надо! Она такого себе и при наличии средств из фонда герцогства не позволяла. И если встреча еще пустышкой окажется…

Не оказалась. Аптекарь принцу медный тубус вручил с какой-то бумагой, тот чуть со стула не свалился, когда прочел. Хотел было на шею броситься, но заробел. Однако губами весь текст проговорил. Беззвучно, но для тех, кто по губам читать умеет, не проблема. Тут уже Маэлла сама чуть со стула не упала. Принц королем будет?! Да что же это за аптекарь такой?!

Пришедшие позже и присоединившиеся к ним господа оказались местными кэрами. Точнее, уже не местными, а хайволлскими лердами. То есть у принца еще и два кэра будет?!

Разговор за столом шел неспешный, но конкретный. Задавал тон, как ни странно, аптекарь. Хотя почему странно? Она уже давно ничему не удивляется. Поминались лерды, кланы, города и поселки, которые надо посетить в первую очередь. Договорились, что кэры вылетят немедленно с копией договора и станут приводить всех к присяге. Самых надежных — в первую очередь. Из них же эскорт сформируют — встречать принца. А тот пока закончит в Линне все дела, дождется эскорта и отправится в Гладбург короноваться. В общем, все логично. Осталось только Маэлле самой в этот эскорт принца попасть и место при дворе получить. Пока другие все не заняли. А лучше — службу разведки возглавить, только манор какой-нибудь поприличнее постараться выторговать.

В общем, на Маэллу накатила волна планов вперемежку с мечтами. В реальность ее вернул официант. Больше она ничего заказывать не стала, потраченных денег было не жалко, но от вида счета все равно невольно охнула. Выйдя на улицу, прикинула: кэры обедают основательно, еще не меньше часа просидят. Успеет она в аптеку сбегать — переодеться. Или в таком виде лучше будет Ярви ловить? Так сказать, показать «товар лицом»? Все-таки решила переодеться, раньше времени козырями разбрасываться не стоит.

По дороге задумалась, говорить ли Орлетте об изменившемся положении Ярви? Что он из нищего бродяги опять прекрасным принцем на белом коне делается? Хотя на каком коне? Скорее, на пони. Больно уж у него королевство нищее да дикое.

С Орлеттой новостями все-таки поделилась. А вдруг? Та разохалась, какая она несчастная, как ей не везет, и какие мужчины сволочи. Под эти причитания успешно принарядилась и сделала макияж. Долго духи выбирала. Но Маэлла всего этого уже не видела. Переоделась она гораздо шустрее подруги и отправилась «осуществлять наружное наблюдение» за принцем.

Однако ничего этого не понадобилось. Ярви вышел один, возбужденный и решительный, и прямиком отправился в аптеку. Как заметила Маэлла, в кулаке он сжимал небольшую коробочку. Аптекарь, что ли, подарил? Раньше у него руки пустые были.

Дальше все пошло по канонам мелодрамы. Прекрасный принц просил руки у прекрасной же герцогини, ставшей Золушкой (служительницей аптеки). На колени, правда, не падал, но кольцо подарил. С очень приличным изумрудом. Почти таким же, как у Орлетты в кулоне был. Предложение было принято, положенные слезы пролиты, долгий поцелуй дело скрепил. Правда, во взглядах у обоих уверенности в правильности совершаемого не было, но это могло и показаться.

Зато Маэлла поздравила себя с тем, что не стала таиться от подруги, и теперь на законных основаниях занялась выбиванием себе достойного места. Обещание получила, но ясно, что за его выполнение еще придется побороться. Что ж, трудностей она никогда не боялась.

Аптекарь явился позже, когда суета понемногу стала стихать. Поздравил молодых со знаменательным событием. После чего предложил им в качестве свадебного подарка свою аптеку. Могут здесь представительство Хайволла организовать. Все равно он тут свои дела закончил и теперь уезжает вместе с делегацией чинцев.

Маэллу подмывало спросить: «Кто же вы такой и на кого вы работаете, аптекарь Пэн?» — но она не решилась. Очень уж с большим почтением смотрел на простого аптекаря уже почти король Ярви. А он для нее сейчас важнее.

Кончилось все тем, что господин Пэн выдал им весьма приличную сумму — сходить куда-нибудь отметить состоявшуюся помолвку. Свадьбу уже решили сыграть в Гладбурге одновременно с коронацией. И денег меньше тратить придется, и народу праздник лучше запомнится. Составить им компанию аптекарь отказался — мол, он только что поел, так что абсолютно сыт, да и куда ему за молодежью тянуться.

Неожиданно Нейма тоже решила не идти с ними и осталась в аптеке.

— Тебя что, не радует свадьба Орлетты? — удивился господин Пэн.

— А что я в ресторане забыла? — фыркнула девочка. — Вина не нальют, танцевать не пригласят, только мешаться буду. И знаешь что… — Она некоторое время мяла накладные кружева на юбке, не решаясь сказать, потом все же выпалила: — Дедушка Коль! Возьми меня с собой! Я о тебе заботиться буду. Я даже готовить умею!

— Детка, а как же сестра?

— Я ей сейчас только обузой буду. У нас же нет ничего, и не думаю, что в Хайволле все так и жаждут с Маэллой чем-нибудь поделиться. Наверняка там ей совсем не просто будет. А мне с тобой… хорошо, интересно. И спокойно. Нет, надежно! Я знаю, ты добрый, и ты меня любишь! Ведь правда?

Аптекарь сидел со слегка растерянной улыбкой на лице.

— Ты в кого такая умная? Откуда все про Хайволл знаешь?

— Так я все-таки была принцессой суверенного государства, которое все съесть хотели. И съели…

— В принципе прокормить тебя не так уж сложно… Ладно, все возможно. Давай до завтра отложим, с сестрой посоветуешься.

С воплем «УРААА!!!» девочка кинулась к нему на шею. Он стоял, растерянно разведя руки.

К удивлению господина Пэна (пока еще господина Пэна), Маэлла абсолютно не возражала против идеи оставить с ним сестру. Возможно, весомым аргументом, не произнесенным вслух, было ее желание не потерять этого странного аптекаря из виду.

«Вот так, без жены, но уже с ребенком, — проворчал про себя Николас. — Что же мне так с девушками не везет? Хотя какие девушки, когда из себя старика изображаешь?»

Они с Неймой в сопровождении Маэллы добрались на наемном извозчике до чинского квартала. Вещей взяли немного, одну сумку, да и то почти все Неймины. У аптекаря только его вечная сумка болталась, которую он почти никогда не снимал, но в ней разве что комплект сменного белья поместить можно было.

Накануне господин Пэн действительно оформил у нотариуса дарственную на дом на Орлетту, а Маэлле подарил хрустальный шар — с сестрой общаться. Он также выдал обеим девушкам по довольно значительной и равной сумме денег. На жизнь — очень неплохо, а вот приличную свадьбу на такие средства не организуешь.

Невеста явно рассчитывала на большее, а вот Маэллу все устроило. И очень заинтересовала фраза, которую аптекарь пробормотал совсем тихо, но она услышала:

— Что-то я совсем на женщин поиздержался…

По чинскому кварталу они уже вдвоем с Неймой пешком (на извозчике поехала назад Маэлла) добрались до большого квадратного здания с внутренним двориком. Тут и остановились.

— Господин У сюда придет? — поинтересовалась Нейма.

— Господин У и вся делегация уже три дня как уехали. Но ты не волнуйся, мы в Бренне раньше них будем. Только обещай не пугаться и никому не рассказывать.

Сказано это было таким заговорщицким голосом, что девочка с энтузиазмом закивала.

А господин Пэн отошел от нее немного в сторону и вдруг скрылся в облаке окутавшего его черного тумана. А потом из этого тумана вышел громадный черный дракон.

— Да, девочка, это все время был я. Но больше скрываться мне не нужно, мы возвращаемся домой.

— Так ты — кэр Бюлоф?

— В боевой, а скорее, в «ездовой» форме. Тебе как, не страшно? Забирайся на спину, сейчас мы с тобой в Бренн полетим.

Подошедшие откуда-то сбоку чинцы бодро приставили к его боку лесенку и привязали Неймину сумку позади шипов на спине, которые по своей форме образовывали что-то вроде кресла. Даже с защитной пленкой перед ним и ручками, за которые можно держаться.

— Дедушка Коль! Так ты же еще молодой! — завопила Нейма и стремительно взвилась на черную спину.

Скоро из дворика вылетел дракон, быстро набирая высоту под восторженный девчоночий визг, от которого закладывало уши.

Три часа полета и — здравствуй, Бренн!

Все-таки никакие лошади или корабли дракону в подметки не годятся.

Приземлились прямо перед императорским дворцом. Николас тут же обернулся человеком и ловко подхватил на руки падавших с высоты Нейму и сумку. Сумку-то он сразу на землю поставил, с девочкой это сделать оказалось не так просто. Она вцепилась ему в шею и опять завизжала. Хорошо, не так громко, как в прошлый раз.

Их встречали. О примерном времени прилета Николас успел сообщить по хрустальному шару. И теперь он, почти не преувеличивая, шепнул девушке на ухо:

— Перед императрицей и без двух декад императором тоже визжать и ногами в воздухе дрыгать будешь?

Та с него немедленно слезла и с самым скромным видом принялась поправлять платье.

Императрица встречать их не вышла, однако велела передать, что ждет их у себя, как только они приведут себя в порядок с дороги. Их проводили в выделенные им покои (рядом) и притащили кучу горячих влажных полотенец (по-быстрому обтереться вместо душа) и большую кучу шикарной одежды (переодеться) — Агнесса была дама рационально мыслящая.

К удивлению Николаса, Нейма была готова чуть ли не быстрее него. Видимо, возраст все-таки сказывался, когда главным является не внимание мужчин, а любопытство. Да и жизнь в последние годы отучила малышку ворон считать.

Прием оказался частным, никого, кроме императрицы с Теодориком, в кабинете не оказалось. Агнесса лучилась улыбкой, принц хмурился, но без враждебности.

— Все договоренности в силе, — сразу взяла быка за рога императрица. — Лерденское княжество — ваше. Как только родовитую жену найдете, мы с Теодориком сразу сделаем ее княгиней и объявим о суверенитете княжества.

— Жены не нашел, разве что вы мне поможете, — вздохнул Николас, после чего кивнул на Нейму: — Зато неожиданно воспитанницей обзавелся. Теодорику случайно невеста не нужна? Через пару лет красавицей будет. А умная уже сейчас.

Взгляды младших ничего, кроме подозрения, не выражали. Императрица фыркнула:

— Нет, Теодорику невеста пока не нужна. И ее выбор — очень ответственное дело. А вот вам… Женитесь на своей воспитаннице сами! Она герцогиня, сами говорите — умная, молодая и красивая. По всем параметрам подходит.

— Она же ребенок!

— Это быстро проходит. Года через два-три все вам завидовать будут. Да и вы сами будете себе завидовать. Герцогиня Фраттская, хотите ли вы выйти замуж за графа фон Бюлофа и стать суверенной княгиней Лерденской?

— ДА!!! — несколько громче, чем нужно, ответила Нейма и победно посмотрела на Николаса, после чего несколько смутилась и добавила: — Пожалуйста…