– Лиса! – донеслось со стороны. – Привет!
Голос я запомнила.
– Неужели опять ко мне в гости?
Тимофей изобразил на лице нечто неопределенное:
– Можем просто прогуляться.
– А я все равно буду приставать.
Он резко остановился и ошалело воззрился на меня:
– Чего?
Конечно, он понял меня неправильно. Пришлось объяснять:
– С вопросами. Как ты до такой жизни докатился? И не пора ли с этим покончить?
Тимофей, конечно, усмехнулся, досадливо и презрительно:
– Ты что, в благотворительном фонде подрабатываешь? В этом… как его? «Молодежь против наркотиков». Транспарант в руки, надпись на грудь: «Мы за здоровый образ жизни! Колешься – лох!»
Слова вроде бы неощутимые, неосязаемые, но иногда вдруг становятся увесистыми, как камни. Кто-то бросит, а ты не успеешь увернуться или попытаешься поймать. Тяжело, больно.
– Ты еще и колешься?
Видимо, в моем голосе было слишком много ужаса. Грачев растерялся и сразу рассердился.
– Блин, Лиса. Я просто слишком много болтаю.
– Честно?
– Ну хочешь, я сейчас разденусь, и ты сама проверишь все мои вены. – Тимофей улыбнулся, слегка похотливо. – Мне будет даже приятно.
Почему он не хочет говорить серьезно?
– Хватит прикалываться!
– Вот именно.
А потом появились те двое.
Они выглядели нарочито развязно, разговаривали нарочито громко, словно специально привлекали к себе внимание, заявляли во всеуслышание: «Вот они – мы! Мы – такие!»
Тимофей увидел их и засуетился, произнес торопливо:
– Подожди секунду. Я сейчас.
– О, Тимоха! – заорал один из тех двоих, заметив Грачева. – Нас ищешь?
– Вроде как.
Двое остановились; дожидались, когда Тимофей к ним подойдет, и в это время пялились на меня.
Жалко, что у меня, в отличие от атомного взрыва, нет ударной волны. Вот уж я бы не пожалела всех своих мегатонн на эти мордовороты. Разговаривали они тихо. Да я и не прислушивалась, отвернулась и отключилась. Чего мне на них любоваться?
И тут раздался гогот. Вот, честное слово, смехом не назовешь. Гогот. Или хрюканье. И слова:
– Тимох, а деньги не хочешь сэкономить? Может, твоя подружка с нами расплатится?
Я не знаю, что Грачев им ответил. Мне – без разницы! Я к нему как к нормальному человеку. Я помочь хочу. А он… Он при мне бежит за очередной дозой. Он общается с этой мразью. Да пошел он!
– Лиса! Подожди! Ну, Лиса! Ну, чего ты? Стой!
– Зачем? Все-таки решил сэкономить?
Он молчит.
Ха! Я отворачиваюсь и иду дальше. Но Грачев хватает меня за рукав и пытается не столько удержать, сколько повернуть к себе.
– Ну, ты же не думаешь, что я…
– А как мне узнать, что думаешь ты? Ты всегда в состоянии контролировать свои мысли?
– Лиса, перестань! Хватит представлять меня каким-то уродом!
Если бы я представляла его уродом, я бы не пустила его дальше предбанника, я бы с ним разговаривать не стала, грохнула бы домофонную трубку, едва услышав голос.
Я удивляюсь, как можно, зная обо всех тех ужасах, которые творит наркота, надеяться, что уж с тобой-то такого не случится, что на тебя-то она не подействует. А если и подействует, то это всегда легко исправить и переиначить во что-нибудь безвредное, милое, славное.
– Лиса! Я ведь курю уже давно, и все нормально. Это ж так, ерунда. Почти тот же табак. Он же тоже вреден, но об этом даже никто не думает. И с головой у меня в порядке. Я – не опасный! Я не ворую, не убиваю и людьми не торгую. Ты, наверное, просто начиталась всякой мути. Или насмотрелась. Лиса, ну не заморачивайся, а? Не надо меня спасать. У меня все хорошо.
– Знаешь, Грачев, а по виду и не скажешь, что ты такой наивный и глупый.
Он обиделся. Конечно, он считал себя умным, волевым и стойким. Он сделал то же самое, что недавно пыталась проделать я. Отвернулся и пошел в другую сторону. А я не стала его удерживать.
А может, нужно было?
Надо же! Попалось, будто специально. Только там про обычные сигареты. И все-таки… «Когда начинаешь курить, врешь родителям. Врешь, когда спрашивают, сколько куришь, – либо преувеличиваешь, либо преуменьшаешь: „О, я выкуриваю четыре пачки в день“. Или: „Что вы, что вы, мы только по одной, и то редко“. На самом деле минимум три штуки в день. Потом врешь себе, когда бросаешь. Потом врешь медикам, когда уже выявили рак: „Ох, я же никогда много не курил“. Джулиан Барнс, „Пульс“».