В. О. Ключевский отмечал, что время от 1725 до 1762 г. составляет особую эпоху, отличающуюся новыми явлениями в государственной жизни России, хотя основы ее остаются прежние. Эти явления обнаруживаются сразу после смерти Петра Великого и стоят в тесной связи с некоторыми последствиями его деятельности.

 

После смерти Петра Великого

Несмотря на важность реформ, которые проводил Петр I, основа его преобразований, по мнению В. О. Ключевского, была недостаточно крепкой, а подобранные им «дельцы», которым он мог завещать продолжение своего дела, были ненадежны. Кроме того, преобразования Петра вызывали мало понимания и сочувствия не только у простого народа, но и у части высшего общества. Все это ставило под сомнение возможность дальнейшего энергичного продолжения реформ, начатых царем-преобразователем. Время показало, что развитие событий превзошло самые худшие опасения.

ДВОРЦО́ВЫЕ ПЕРЕВОРО́ТЫ – насильственная смена правящих монархов или дворцовых группировок.

За периодом российской истории с 1725 по 1762 гг. прочно закрепилось определение «эпоха дворцовых переворотов». Впервые его использовал историк В. О. Ключевский. В эти годы за влияние на русских монархов боролись разные дворянские группировки. Важнейшую роль в дворцовых переворотах играла гвардия.

Первый дворцовый переворот произошел в 1725 г. К моменту смерти (28 января 1725 г.) Петр I так и не успел высказать своей воли о наследнике престола. В спорах между представителями старой знати (Долгорукие, Голицыны, Репнины и др.) и «птенцами гнезда Петрова» (А. Д. Меншиков, П. А. Толстой и др.) верх взяла новая знать. По ее призыву гвардейские полки потребовали провозгласить императрицей Екатерину Алексеевну, супругу Петра I.

В мае 1727 г., после ее смерти императором стал Петр II Алексеевич, внук Петра I, при котором большое влияние сохранял Меншиков. Но в сентябре 1727 г. Долгорукие добились ареста и ссылки Меншикова. Таким образом старая знать вернула власть в свои руки, поэтому события сентября 1727 г. считаются вторым дворцовым переворотом.

В январе 1730 г., после смерти Петра II произошел следующий дворцовый переворот. Старая знать из Верховного тайного совета (Долгорукие и Голицыны) призвала на престол Анну Ивановну, племянницу Петра I, дочь его брата Ивана. Они пытались заставить ее подписать «кондиции», ограничивающие власть императрицы. Усиление власти Голицыных и Долгоруких вызывало недовольство менее родовитых дворян и гвардейских офицеров. Они поддержали Анну Ивановну. Она при всех разорвала «кондиции» и провозгласила себя самодержицей. В годы ее правления резко усилилось влияние немцев, соотечественников ее фаворита Э. Бирона.

После смерти Анны Ивановны (17 октября 1740 г.) императором был объявлен младенец Иван VI Антонович, а правительницей России – его мать Анна Леопольдовна. Регентом при нем стал Бирон. Но через три недели, 8 ноября 1740 г., фельдмаршал Б. К. Миних с отрядом из 80 гвардейцев, совершил дворцовый переворот и арестовал Бирона. Но власть сохранила «немецкая партия».

Русское дворянство, представленное при императорском дворе гвардией, было недовольно немецким засильем. Поэтому гвардия поддержала стремление младшей дочери Петра I Елизаветы Петровны занять престол. Советом и деньгами ей помогли французский посол в Петербурге маркиз де Ла Шетарди и шведский посланник барон Нолькен. Опираясь на этих союзников, Елизавета во главе отряда Преображенского полка в ночь на 25 ноября 1741 г. произвела пятый дворцовый переворот и взошла на российский престол. Ивана Антоновича отправили сначала в ссылку, а потом в тюрьму, в Шлиссельбургскую крепость, где он и умер.

После смерти Елизаветы Петровны российский престол под именем Петра III занял в 1761 г. внук Петра I принц Карл Петр Ульрих.

Став императором, Петр III отдал Фридриху II все плоды русских побед, одержанных Елизаветой Петровной в Семилетней войне, и вступил в союз с Пруссией, что вызвало сильное раздражение в военных кругах. Еще большее недовольство вызвали иностранцы, которых Петр III охотно приглашал на службу в Россию. Все это стало почвой для нового переворота. По словам самой Екатерины Алексеевны, его главой стали братья Орловы – Григорий, Алексей и Иван. Среди заговорщиков были Е. Дашкова (Воронцова), капитан П. Пассек, В. Бибиков, князь Ф. Барятинский. Под утро 28 июня 1762 г. Екатерину из Петергофа до казарм Измайловского полка доставили Алексей Орлов и Федор Барятинский. Произошел шестой дворцовый переворот. Петр III был арестован и вскоре убит охранявшими его гвардейскими офицерами. Его супруга взошла на российский престол под именем Екатерины II. Переворот 1762 г. завершил собой «эпоху дворцовых переворотов». В. Г.

 

Екатерина I

После смерти Петра Великого престол достался его жене Екатерине. Малообразованная императрица не могла самостоятельно управлять государством, и потому всеми делами заправлял всесильный Светлейший князь А. Д. Меншиков. Через два года на русский трон был посажен Петр II, тоже недолго продержавшийся у власти. О том, как развивались события, рассказывает В. О. Ключевский в своих лекциях по русской истории.

ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИЕ. Прежде всего, как и подобает в государстве с абсолютной властью, судьба русского престола оказала решительное действие на ход дел и действие, несогласное с духом и планами преобразователя. Надобно припомнить преемство верховной власти после Петра. В минуту его смерти царствовавший дом распадался на две линии – императорскую и царскую: первая шла от императора Петра, вторая от его старшего брата, царя Ивана. От Петра I престол перешел к его вдове императрице Екатерине I, от нее ко внуку преобразователя Петру II, от него к племяннице Петра I, дочери царя Ивана Анне, герцогине курляндской, от нее к ребенку Ивану Антоновичу, сыну ее племянницы Анны

Леопольдовны брауншвейгской, дочери Екатерины Ивановны, герцогини мекленбургской, родной сестры Анны Ивановны, от низложенного ребенка Ивана к дочери Петра I Елизавете, от нее к ее племяннику, сыну другой дочери Петра I, герцогини голштинской Анны, к Петру III, которого низложила его жена Екатерина II. Никогда в нашей стране, да, кажется, и ни в каком другом государстве, верховная власть не переходила по такой ломаной линии. Так ломал эту линию политический путь, каким эти лица достигали власти: все они попадали на престол не по какому-либо порядку, установленному законом или обычаем, а случайно, путем дворцового переворота или придворной интриги. Виною того был сам преобразователь: своим законом 5 февраля 1722 г., как видели мы, он отменил оба порядка престолонаследия, действовавшие прежде, и завещание, и соборное избрание, заменив то и другое личным назначением, усмотрением царствующего государя. Этот злополучный закон вышел из рокового сцепления династических несчастий.

По привычному и естественному порядку наследования престол после Петра переходил к его сыну от первого брака царевичу Алексею, грозившему разрушить дело отца. Спасая свое дело, отец во имя его пожертвовал и сыном, и естественным порядком престолонаследия. Сыновья от второго брака Петр и Павел умерли в младенчестве. Оставался малолетний внук, сын погибшего царевича, естественный мститель за отца. При вероятной возможности смерти деда до совершеннолетия внука опеку, значит, власть, могла получить которая-либо из двух бабушек: одна – прямая, озлобленная разводка, монахиня, сама себя расстригшая, Евдокия Федоровна, урожденная Лопухина, ненавистница всяких нововведений; другая – боковая, привенчанная, иноземка, простая мужичка темного происхождения, жена сомнительной законности в глазах многих, и, достанься ей власть, она, наверное, отдаст свою волю первому любимцу царя и первому казнокраду в государстве князю Меншикову.

Можно представить себе душевное состояние Петра, когда, свалив с плеч шведскую войну, он на досуге стал заглядывать в будущее своей империи. Усталый, опускаясь со дня на день и от болезни, и от сознания своей небывалой славы и заслуженного величия, Петр видел вокруг себя пустыню, а свое дело на воздухе и не находил для престола надежного лица, для реформы надежной опоры ни в сотрудниках, которым знал цену, ни в основных законах, которых не существовало, ни в самом народе, у которого отнята была вековая форма выражения своей воли, земский собор, а вместе и самая воля. Петр остался с глазу на глаз со своей безграничной властью и по привычке в ней искал выхода, предоставив исключительно ей назначение преемника. Редко самовластие наказывало само себя так жестоко, как в лице Петра этим законом 5 февраля. Один указ Петра гласил, что всуе законы писать, если их не исполнять. И закон 5 февраля был всуе написан, потому что не был исполнен самим законодателем. Целые годы Петр колебался в выборе преемника и уже накануне смерти, лишившись языка, успел только написать: «Отдайте все…», а кому – ослабевшая рука не дописала явственно.

Лишив верховную власть правомерной постановки и бросив на ветер свои учреждения, Петр этим законом погасил и свою династию как учреждение: остались отдельные лица царской крови без определенного династического положения. Так престол был отдан на волю случая и стал его игрушкой. С тех пор в продолжение нескольких десятилетий ни одна смена на престоле не обходилась без замешательства, кроме разве одной: каждому воцарению предшествовала придворная смута, негласная интрига или открытый государственный удар. Вот почему время со смерти Петра I до воцарения Екатерины II можно назвать эпохой дворцовых переворотов. Дворцовые перевороты у нас в 18 в. имели очень важное политическое значение, которое выходило далеко за пределы дворцовой сферы, затрагивало самые основы государственного порядка.

Одна черта, яркой нитью проходящая через весь ряд этих переворотов, сообщала им такое значение. Когда отсутствует или бездействует закон, политический вопрос обыкновенно решается господствующей силой. В 18 в. у нас такой решающей силой является гвардия, привилегированная часть созданной Петром регулярной армии. В царствование Анны к петровским гвардейским полкам, Преображенскому и Семеновскому, прибавились два новых, Измайловский и Конногвардейский. Ни одна почти смена на русском престоле в означенный промежуток времени не обошлась без участия гвардии; можно сказать, что гвардия делала правительства, чередовавшиеся у нас в эти 37 лет, и уже при Екатерине I заслужила у иностранных послов кличку «янычар». Сделаем краткий обзор этих переворотов. В. К-ский

ВОЦАРЕНИЕ ЕКАТЕРИНЫ. Петр умер 28 января 1725 г., не назначив себе преемника. Однако люди, которым предстояло распорядиться брошенной короной, не остались без указания, как поступить. Как ни туманно изложен устав 5 февраля, он заключал в себе и свое толкование, сопоставляя распоряжение Петра о престолонаследии с его же указом о единонаследии, как основанным на одинаковых соображениях и началах. А в этом указе установлен порядок наследования не только по завещанию, но и по закону, именно: при отсутствии сыновей наследует старшая из дочерей. Но старшая дочь Петра Анна при обручении с герцогом голштинским в 1724 г. в брачном договоре под присягой отказалась вместе с женихом от русского престола за себя и за свое потомство. Законное наследство переходило ко второй дочери Петра – Елизавете. Ни на каком основании в очередь наследования не могла стать вдова императора: по указу 1714 г., как и по исконному русскому праву наследования, вдова-мать при детях обеспечивается и может опекать несовершеннолетних наследников, но не наследует. Однако в исполнение закона последовало то, что всего более ему противоречило.

Дело в том, что остатки родовитой знати, князья Голицыны, Долгорукие, верные старому обычаю престолонаследия, признавали законным наследником великого князя Петра, единственного уцелевшего мужчину в царском доме. Но знать чиновная, выведенная Петром I, – Меншиков, Толстой много других были решительно против этого наследника, воцарение которого им, врагам его отца, царевича Алексея, как и самой Екатерине, грозило великими бедами. Для них дело было не в праве и законности, а в том, чья возьмет: проиграй они – им ссылка или из-под кнута каторга, а Екатерине с дочерьми – монастырь. Из страха ли перед внуком другой бабушки или по проснувшемуся властолюбию Екатерина хотела сама царствовать, а не опекать и видела соперниц в своих дочерях. Она торопила все более изнемогавшего царя с замужеством обеих царевен, чтобы вовремя удалить соперниц со сцены.

Отец хотел устроить им, как дочерям могущественного европейского потентата и притом редким красавицам и умницам, по депешам иноземных послов, возможно блестящие династические партии, прочил их за самых видных принцев крови, и за французского, и за испанского, и за прусского, рассылая их портреты и в Версаль, и в Мадрид. Этот аукцион царственных невест запутывал и затруднял Петру решение и без того тяжкого вопроса о престолонаследии.

Когда близость его смерти стала очевидна, Меншиков и Толстой пустили в ход все пружины агитации за себя и за Екатерину. Всего важнее было приобрести войско, особенно гвардию, что было нетрудно: гвардия была вполне предана своему творцу и любила его походную жену-солдатку. Впрочем, обещаны были денежные награды, облегчены служебные тяготы, уплачено недоданное жалованье, приняты меры предосторожности. Простившись с безмолвным уже царем, гвардейские офицеры отведены были Меншиковым к царице и с рыданиями поклялись ей скорее умереть у ее ног, чем допустить на престол кого-либо другого. Все было обработано расторопно и толково, в то время как противная сторона сидела сложа руки.

Ночью на 28 января 1725 г., когда Петр лежал в предсмертной агонии, сенаторы и другие сановники собрались во дворце для совещания о преемнике. Спорили долго, искали воли умиравшего императора всюду, только не там, где можно было ее найти, не в законе 5 февраля, призвали кабинет-секретаря Макарова, спрашивали у него, нет ли чего на этот счет, и получили отрицательный ответ. Сторонники великого князя предлагали противникам сделку – возвести его на престол с тем, чтобы до его совершеннолетия правила Екатерина с Сенатом; но изворотливый Толстой с большой диалектикой возражал на это. При этих прениях в углу залы совещания каким-то образом очутились офицеры гвардии, неизвестно кем и зачем сюда призванные. Подобно хору античной драмы, не принимая прямого участия в развертывавшейся на сцене игре, а только как бы размышляя вслух, они до неприличия откровенно выражали свои суждения о ходе совещания, заявляя, что разобьют головы старым боярам, если они пойдут против их матери Екатерины.

Вдруг раздался с площади барабанный бой: оказалось, что перед дворцом выстроены были под ружьем оба гвардейских полка, тоже неизвестно, кем и зачем сюда вызванные из казарм. Князь Репнин, президент военной коллегии, сердито спросил: «Кто смел без моего ведома привести сюда полки? Разве я не фельдмаршал?» Бутурлин, командир Семеновского полка, отвечал Репнину, что полки призвал он, Бутурлин, по воле императрицы, которой все подданные обязаны повиноваться, «не исключая и тебя», добавил он внушительно. При гвардейском содействии искомая воля императора единодушно, без пререканий была найдена в короновании Екатерины, совершившемся в 1724 г.; этим-де актом она назначена наследницей престола в силу закона 5 февраля; ее Сенат и провозгласил самодержавной императрицей.

Отменив закон его толкованием, Сенат в манифесте от себя, а также от Синода и генералитета, вовсе и не участвовавших в сенатском совещании, объявлял о воцарении Екатерины не как о своем избирательном акте, а только как об истолкованной Сенатом воле покойного государя: он удостоил свою супругу короною и помазанием; это объявляется во всенародное известие, дабы все о том ведали и ей, самодержице всероссийской, верно служили. О земском соборе, в котором прежде видели основной источник права, когда государство оставалось без государя, теперь не было и помина: недавнее прошлое успело стать давно забытой стариной, хотя еще сам Петр был избран на престол чем-то вроде земского собора. При Петре не принято было говорить о земском соборе, и только чудак Посошков сделал Петру запоздалое напоминание о созыве всех чинов для составления нового уложения.

Во все короткое царствование Екатерины правительство заботливо ласкало гвардию. В официальной газете не раз появлялись правительственные сообщения о том, как правительство печется о гвардии. Императрица на смотрах в своей палатке из собственных рук угощала вином гвардейских офицеров. Под таким прикрытием Екатерина процарствовала с лишком два года благополучно и даже весело, мало занимаясь делами, которые плохо понимала, вела беспорядочную жизнь, привыкнув, несмотря на свою болезненность и излишнюю полноту, засиживаться до пяти часов утра на пирушках среди близких людей, распустила управление, в котором, по словам одного посла, все думают лишь о том, как бы украсть, и в последний год жизни истратила на свои прихоти до 6 1/2 миллиона рублей на наши деньги, между тем как недовольные за кулисами на тайных сборищах пили за здоровье обойденного великого князя, а тайная полиция каждый день вешала неосторожных болтунов. Такие слухи шли к европейским дворам из Петербурга. В. К-ский

ЕКАТЕРИ́НА I АЛЕКСЕ́ЕВНА (05.04.1683–06.05.1727 гг.) – российская императрица в 1725–1727 гг., супруга Петра I. Достоверных сведений о детских годах будущей российской императрицы и ее родителях не имеется. Известно лишь, что среди захваченных в 1702 г. русскими войсками пленных находилась девица Марта Скавронская. Сначала она попала в услужение к фельдмаршалу Б. П. Шереметеву, затем к князю А. Д. Меншикову. Через некоторое время царь Петр I сделал ее своей фавориткой. В 1705 г. Марта приняла православие и получила имя Екатерины Алексеевны. В 1712 г. она стала женой российского императора. 7 мая 1724 г. Петр I торжественно короновал Екатерину Алексеевну императрицей, сам возложил на ее голову императорскую корону.

28 января 1725 г. Петр I умер, не успев назначить наследника. Среди его ближайших сподвижников началась борьба. Меншиков и другие «птенцы гнезда Петрова» желали видеть на престоле Екатерину, родовитые вельможи, старая знать – внука Петра I, царевича Петра Алексеевича, которому в это время было всего 10 лет. Меншикову удалось привлечь на сторону Екатерины гвардейские полки. Их позиция оказалась решающей.

Заняв престол, Екатерина I заявила о продолжении реформ своего мужа. В 1725 г. в Санкт-Петербурге была открыта Академия наук; отправлена экспедиция В. Беринга, чтобы узнать, есть ли перешеек между Азией и Северной Америкой; упорядочена система цифирных школ и семинарий. Особое внимание уделялось поддержанию боеспособности армии и флота. Сама Екатерина не умела ни читать, ни писать, и за нее расписывалась дочь Елизавета. В помощь императрице в 1726 г. был создан Верховный тайный совет, в котором на равных участвовали и сторонники Петра I, и старые вельможи. Совет возглавляла сама Екатерина, а наибольшим влиянием пользовался Меншиков. Сама же императрица большую часть времени проводила на балах и устраивала многочисленные праздники. Россией фактически управлял Меншиков.

При Екатерине I начинается политика увеличения привилегий дворянства. Одновременно были сделаны послабления простому люду: уменьшилась подушная подать, ликвидирована часть налогов, введенных при Петре I.

В нач. 1727 г. состояние здоровья Екатерины I ухудшилось и в мае она скончалась, назначив своим наследником Петра Алексеевича. Похоронена в Санкт-Петербурге, в Петропавловской крепости. В браке с Петром I у Екатерины Алексеевны родилось несколько детей, но в живых осталось только две дочери – Анна (мать будущего российского императора Петра III) и Елизавета (будущая российская императрица в 1741–1761 гг.). И. В.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ НАСТРОЕНИЕ ВЫСШЕГО КЛАССА. Деятельность Петра во всем русском обществе пробудила непривычную и усиленную работу политической мысли. Переживали столько неожиданных положений, встречали и воспринимали столько невиданных явлений, такие неиспытанные впечатления ложились на мысль, что и неотзывчивые умы стали задумываться над тем, что творилось в государстве. Излагая народные толки при Петре и про Петра, я указывал, как оживленно пересуживали самые простые люди текущие явления, далекие от их ежедневного кругозора. Но странные явления, которые так возбуждали общее внимание, не прекращались и после Петра.

Древняя Русь никогда не видала женщин на престоле, а по смерти преобразователя на престол села женщина, да еще неведомо откуда взявшаяся иноземка. Эта новость вызвала в народе много недоразумений, печальных или забавных. Так, во время присяги императрице-вдове некоторые простачки в Москве отказались присягать, говоря: «Если женщина стала царем, так пусть женщины ей и крест целуют». Это возбуждение политической мысли прежде и сильнее всего должно было обнаружиться в высшем классе, в дворянстве, ближе других сословий стоявшем к государственным делам, как привычное орудие правительства. Но это оживление неодинаково проявилось в различных слоях сословия. Между тем как в рядовом дворянстве, беспощадно выгоняемом из захолустных усадеб в полки и школы, мысль изощрялась на изобретении способов, как бы отбыть от науки и службы, в верхних слоях, особенно в правительственной среде, умы усиленно работали над более возвышенными предметами.

Здесь еще уцелели остатки старой боярской знати, образовавшие довольно тесный кружок немногих фамилий. Из общего политического возбуждения здесь выработалась своего рода политическая программа, сложился довольно определенный взгляд на порядок, какой должен быть установлен в государстве. Различные условия помогали более раннему и углубленному напряжению политической мысли в этом родовитом и вместе высокочиновном слое дворянства. Прежде всего здесь еще не успели погаснуть некоторые политические предания, шедшие из 17 в., а в 17 в. московское боярство сделало несколько попыток ограничить верховную власть, и одну из них, предпринятую при царе Федоре и едва не удавшуюся, помнили еще и по смерти Петра старики, входившие в состав этой знати.

Да и сам Петр, как ни мало это на него похоже, своей областной децентрализацией, этими восемью губернскими царствами 1708 г. с полномочными проконсулами во главе их, мог только освежить воспоминание о великородных наместниках, задуманных в боярском проекте 1681 г., а произвол Петра, его пренебрежение к породе подогревали эти воспоминания, с другой стороны. Мы уже знаем, что последние десятилетия 17 в., особенно время правления царицы Натальи, отмечены были современниками как начальная эпоха падения первых знатнейших фамилий и возвышения людей из «самого низкого и убогого шляхетства». При Петре эти люди стали первыми вельможами, «большими господами государства». В головах, заучивавших наизусть десятки поколений своих занумерованных родословных предков, антагонизм старой и новой знати преображал свежие предания прошедшего в светлые мечты будущего.

Прожектеры Петра I не могли заметно повлиять на политическое сознание русского общества. Их проекты не оглашались, обсуждали преимущественно вопросы практического характера, финансовые, промышленные, полицейские, не касаясь основ государственного порядка, из европейских уставов выбирали только то, что «приличествует токмо самодержавию». Нельзя преувеличивать и действия на русские умы политической литературы, компилятивной и переводной, печатной и рукописной, накопившейся при Петре I. Одобряя чтение Пуффендорфа, Гуго Греция, Татищев сетует на распространение таких вредных писателей, как Гоббес, Локк, Боккалини, итальянский либерал и сатирик 16–17 вв., который в своем сочинении, изображая парнасский суд Аполлона и ученых мужей над властителями мира, представляет, как все государи, к великой досаде ученого судилища, присоединяются к принцу московскому, признавшемуся в своей ненависти к наукам и просвещению.

Ходячие и безвредные для русского читателя идеи западноевропейской публицистики о происхождении государств, об образах правления, о власти государей изложены Ф. Прокоповичем в Правде воли монаршей, но этой краткой энциклопедии государственного права при всем интересе вызвавшего ее вопроса в 4 года не раскупили и 600 экземпляров. Большую долю брожения, хотя и в ограниченной сфере действия, вносило в политическое настроение высшего класса ближайшее знакомство с политическими порядками и общественными нравами Западной Европы, какое приобреталось людьми этого класса путем учебных и дипломатических посылок за границу.

Как ни тускло представлялись пониманию русского наблюдателя порядки заграничной жизни, все же он не мог на некоторых из них не остановить удивленного внимания. Он ехал за границу с воспитанной всем складом русского быта мыслью, что без уставно-церковной подтяжки и полицейского страха невозможны никакая благопристойность, никакой общественный порядок, – и вот петровский делец Толстой отмечает в своем дневнике, что «венециане» живут весело и ни в чем друг друга не зазирают, и ни от кого ни в чем никакого страха никто не имеет, всякий делает по своей воле, кто что хочет, но живут во всяком покое, без обиды и без тягостных податей.

Вещи еще удивительнее заметил во Франции другой петровский делец, Матвеев, сын просвещенного воспитателя матери Петра: «Никто из вельмож ни малейшей причины, ни способа не имеет даже последнему в том королевстве учинить какого озлобления или нанесть обиду… Король, кроме общих податей, хотя самодержавный государь, никаких насилований не может особливо ни с кого взять ничего, разве по самой вине, по истине рассужденной от парламента… Дети их (французской знати) никакой косности, ни ожесточения от своих родителей, ни от учителей не имеют, но в прямой воле и смелости воспитываются и без всякой трудности обучаются своим наукам».

Люди, живущие по своей воле и не пожирающие друг друга, вельможи, не смеющие никого обидеть, самодержец, не могущий ничего взять со своих подданных без определения парламента, дети, успешно обучающиеся без побоев, – все это были невозможные нелепости для тогдашнего московского ума, способные вести только к полной анархии, и все эти нелепые невозможности русский наблюдатель видел воочию, как ежедневные обиходные факты или правила, нарушение которых считалось скандалом. В. К-ский

ВЕРХОВНЫЙ СОВЕТ. Домашние политические воспоминания и заграничные наблюдения будили в правящих кругах если не мысль об общественной свободе, то хоть помыслы о личной безопасности. Воцарение Екатерины казалось благоприятным моментом для того, чтобы оградить себя от произвола, упрочить свое положение в управлении надежными учреждениями. Провозглашенная Сенатом не совсем законно, под давлением гвардии, Екатерина искала опоры в людях, близких к престолу в минуту смерти Петра, а здесь пуще всего боялись усиления меншиковского нахальства, и с первых же дней нового царствования пошли толки о частых сборищах сановной знати, князей Голицыных, Долгоруких, Репниных, Трубецких, графов Апраксиных; цель этих сходок – будто бы добиться большого влияния в правлении, чтобы царица ничего не решала без Сената.

Сам Сенат, почувствовав себя правительством, спешил запастись надежной опорой и тотчас по смерти Петра пытался присвоить себе командование гвардией. Наблюдательный французский посол Кампредон уже в январе 1726 г. доносил своему двору, что большая часть вельмож в России стремится умерить деспотическую власть императрицы, и, не дожидаясь, пока вырастет и воцарится великий князь Петр, внук преобразователя, люди, рассчитывающие получить впоследствии влиятельное участие в правлении, постараются устроить его по образцу английского. Но и сторонники Екатерины думали о мерах самообороны: уже в мае 1725 г. пошел слух о намерении учредить при кабинете царицы из интимных неродовитых друзей ее с Меншиковым во главе тесный совет, который, стоя выше Сената, будет решать самые важные дела. Кабинетский совет и явился, только не с тем составом и характером.

При жизни Петра не был докопан Ладожский канал. В конце 1725 г. Миних, его копавший, потребовал у Сената 15 тысяч солдат для довершения дела. В Сенате поднялись горячие прения. Меншиков высказался против требования Миниха, находя такую работу вредной и не подходящей для солдат. Другие настаивали на посылке как самом дешевом способе кончить полезную работу, завещанную Петром

Великим. Когда сенаторы-оппоненты вдоволь наговорились, Меншиков встал и прекратил спор неожиданным заявлением, что как бы ни решил Сенат, но по воле императрицы в нынешнем году ни один солдат не будет послан на канал. Сенаторы обиделись и зароптали, негодуя, зачем князь заставил их без толку спорить так долго, вместо того чтобы в самом начале дела этим заявлением предупредить прения, и почему один он пользуется привилегией знать волю императрицы. Некоторые грозили, что перестанут ездить в Сенат. По столице пошел слух, что недовольные вельможи думают возвести на престол великого князя Петра, ограничив его власть.

Толстой уладил ссору сделкой с недовольными, следствием которой явился Верховный тайный совет, учрежденный указом 8 февраля 1726 г. Этим учреждением хотели успокоить оскорбленное чувство старой знати, устраняемой от верховного управления неродовитыми выскочками. Верховный тайный совет составился из шести членов; пятеро из них с иноземцем Остерманом принадлежали к новой знати (Меншиков, Толстой, Головкин, Апраксин), но шестым был принят самый видный представитель родовитого боярства – князь

Д. М. Голицын. По указу 8 февраля Верховный тайный совет – не совсем новое учреждение: он составился из действительных тайных

советников, которые, как «первые министры» по должности своей и без того имели частые тайные советы о важнейших государственных делах, состоя сенаторами, а трое, Меншиков, Апраксин и Головкин, еще и президентами главных коллегий: Военной, Морской и Иностранной.

Устраняя неудобства такого «многодельства», указ превращал их частые совещания в постоянное присутственное место с освобождением от сенаторских обязанностей. Члены Совета подали императрице «мнение» в нескольких пунктах, которое было утверждено как регламент нового учреждения. Сенат и коллегии ставились под надзор Совета, но оставались при старых своих уставах; только дела особо важные, в них не предусмотренные или подлежащие высочайшему решению,

т. е. требующие новых законов, они должны были со своим мнением передавать в Совет. Значит, Сенат сохранял распорядительную власть в пределах действующего закона, лишаясь власти законодательной. Совет действует под председательством самой императрицы и нераздельно с верховной властью, есть не «особливая коллегия», а как бы расширение единоличной верховной власти в коллегиальную форму. Далее, регламент постановлял никаким указам прежде не выходить, пока они в Тайном совете «совершенно не состоятся», не будут запротоколированы и императрице «для апробации» прочтены.

В этих двух пунктах – основная мысль нового учреждения; все остальное – только технические подробности, ее развивающие. В этих пунктах: 1) верховная власть отказывалась от единоличного действия в порядке законодательства, и этим устранялись происки, подходы к ней тайными путями, временщичество, фаворитизм в управлении; 2) проводилось ясное различие между законом и простым распоряжением по текущим делам, между актами, сменение которых лишало управление характера закономерности. Теперь никакое важное дело не могло быть доложено императрице помимо Верховного тайного совета, никакой закон не мог быть обнародован без предварительного обсуждения и решения в Верховном тайном совете. Иноземным послам при русском дворе этот Совет казался первым шагом к перемене формы правления. Но изменялась не форма, а сущность правления, характер верховной власти: сохраняя свои титулы, она из личной воли превращалась в государственное учреждение. Впрочем, в некоторых актах исчезает и титул самодержицы.

Кто-то, однако, испугался, догадавшись, к чему идет дело, и указ следующего, 1727 года, как будто разъясняя основную мысль учреждения, затемняет ее оговорками, второстепенными подробностями, даже прямыми противоречиями. Так, повелевая всякое дело законодательного характера наперед вносить в Совет для обсуждения и обещания ни от кого не принимать по таким делам «партикулярных доношений», указ вскользь оговаривался: «Разве от нас кому партикулярно и особливо что учинить повелено будет». Эта оговорка разрушала самое учреждение. Но почин был сделан; значение Верховного тайного совета как будто росло: завещание Екатерины I вводило его в состав регентства при ее малолетнем преемнике и усвояло ему полную власть самодержавного государя. Однако со всей этой властью Совет оказался совершенно бессилен перед капризами дурного мальчика-императора и перед произволом его любимцев. Сказавшаяся при Екатерине I потребность урегулировать верховную власть должна была теперь усилиться в порядочных людях из родовой знати, так много ждавших от Петра II и так обидно обманувшихся. В. К-ский

ВЕРХО́ВНЫЙ ТА́ЙНЫЙ СОВЕ́Т – высшее совещательное государственное учреждение России в 1726–1730 гг.

Верховный тайный совет был создан императрицей Екатериной I в итоге борьбы за власть между группами дворянства. Первоначально в него вошли как представители старой, так и новой знати: А. Д. Меншиков, Ф. М. Апраксин, Г. И. Головкин, П. А. Толстой, Д. М. Голицын, А. И. Остерман, зять императрицы герцог Карл Фридрих Голштейн-Готторпский, А. Г. и В. Л. Долгоруковы. Совет решал важнейшие государственные вопросы, ему были подчинены Сенат и коллегии. В 1726–1727 гг. фактическим главой совета был Меншиков, позднее – Остерман. По завещанию Екатерины I Верховному тайному совету на время малолетства Петра II предоставлялась власть, равная власти императора.

К 1730 г. совет пополнился представителями старых родов Голицыных и Долгоруких (6 из 8 членов), кроме них в совет вошли Г. И. Головкин и А. И. Остерман.

В соответствии с завещанием Екатерины I совет не мог вносить никаких изменений в порядок престолонаследия. Но этот пункт был нарушен после смерти Петра II в январе 1730 г. При возведении на трон Анны Ивановны совет попытался ограничить власть новой императрицы и заставить ее подписать соответствующие условия («кондиции»). Однако, придя к власти, Анна Ивановна разорвала «кондиции» и упразднила Верховный тайный совет. «Верховники» (так в исторической литературе называют членов последнего состава совета) подверглись опале, некоторые были казнены. А. М.

КНЯЗЬ Д. М. ГОЛИЦЫН. В князе Д. М. Голицыне … знать имела стойкого и хорошо подготовленного вождя. В 1697 г., будучи уже за 30 лет, он с толпой русской знатной молодежи был отправлен в заграничное учение, побывал в Италии и других странах. С Запада он привез живой интерес к устройству тамошних государств и к европейской политической литературе, сохранив при этом любовь к отечественной старине. Богатая библиотека, им собранная в подмосковном его селе Архангельском и расхищенная после его ссылки в 1737 г., совмещала в себе рядом с ценными памятниками русского права и бытописания до 6 тысяч книг на разных языках и в русском переводе по истории, политике и философии. Здесь собраны были все сколько-нибудь замечательные произведения европейских политических мыслителей 16, 17 и начала 18 в., начиная от Макиавелли, и между ними более десятка специальных сочинений об аристократии и столько же об английской конституции. Это показывает, в какую сторону обращена была мысль собирателя и какой образ правления наиболее занимал его.

Губернаторствуя в Киеве, Голицын заказывал переводить некоторые из этих книг на русский язык в тамошней академии. Из политических учений того времени Голицына особенно привлекала моралистическая школа рационалистов с ее главою Пуффендорфом, которого ценил и Петр, приказавший перевести и напечатать его «Введение в историю европейских государств» и трактат об обязанностях человека и гражданина. Для Голицына были переведены и другие произведения того же публициста вместе с трактатом Гуго Греция «О праве войны и мира»; но произведений Гоббеса, главы материалистической школы публицистов, как и сочинения Локка «О правлении», в этих переводах не встречаем. Голицыну, как и Петру, была понятнее и казалась назидательнее разработанная моралистами теория происхождения государства не из войны всех против всех, как учил Гоббес, а из нужды каждого во всех и всех друг в друге – теория, полагавшая в основу государственного порядка не права, а обязанности гражданина к государству и согражданам. Точно так же и Локк своим демократическим учением об участии народа в законодательстве не отвечал боярским воззрениям князя Голицына.

Голицын был одним из образованнейших русских людей 18 в. Делом его усиленной умственной работы было спаять в цельный взгляд любовь к отечественной старине и московские боярские притязания с результатами западноевропейской политической мысли. Но, несомненно, ему удалось то, что так редко удавалось русским образованным людям его века, – выработать политические убеждения, построенные на мысли о политической свободе. Как почитатель науки и политических порядков Западной Европы, он не мог быть принципиальным противником реформы Петра, оттуда же заимствовавшей государственные идеи и учреждения. Но он не мирился с приемами и обстановкой реформы, с образом действий преобразователя, с нравами его ближайших сотрудников и не стоял в их ряду. Петр чтил, но недолюбливал Голицына за его упрямый и жесткий характер, и при нем честный, деловой и усердный киевский губернатор с трудом добрался до сенаторства, но не пользовался значительным влиянием. На события, совершавшиеся в России при Петре и после него, Голицын смотрел самым мрачным взглядом; его все здесь оскорбляло как нарушение старины, порядка, даже приличия.

Не его одного тяготили два политических недуга, от которых, особенно в последнее время, все страдали: это – власть, действующая вне закона, и фавор, владеющий слабой, но произвольной властью. На исцелении отечества от этих недугов и сосредоточились его помыслы. Он изучал европейские государственные учреждения, чтобы выбрать из них наиболее подходящие к России, много говорил о том с известным нам Фиком. Исходя из мысли, субъективно или генеалогически

у него сложившейся, что только родовитая знать способна держать правомерный порядок в стране, он остановился на шведской аристократии и Верховный тайный совет решил сделать опорным пунктом своего замысла. В. К-ский

ЕКАТЕРИНБУ́РГ – город на Урале, на реке Исеть, центр горнозаводской промышленности Урала.

Датой основания города считается 7(18) ноября 1723 г., когда начал работать Казенный металлургический завод. Его основал историк В. Н. Татищев, который в 1720–1722 и в 1734–1737 гг. управлял заводами на Урале. Завод и крепость при нем получили название Екатеринбург в честь императрицы Екатерины I. В Екатеринбурге располагалось Уральское горное управление. В 1735 г. начал работать монетный двор, выпускающий медные деньги. В 1751 г. открылась гранильная фабрика по изготовлению ценных изделий из мрамора, малахита, яшмы и других уральских самоцветов.

Во время восстания Емельяна Пугачева на уральских заводах произошли волнения. В феврале 1774 г. отряды атамана И. Белобородова стояли в 5 верстах от Екатеринбурга. Однако в город подоспели подкрепления, и в марте пугачевцы были разбиты у Уткинского и Каслинского заводов.

С 1781 г. Екатеринбург – центр Пермской губернии, с 1796 г. – уездный город. В 19 в. здесь активно развивалось производство оборудования для горнозаводской промышленности, действовала механическая фабрика. После 1861 г. управление городом перешло из военно-горного ведомства к гражданским властям. В 1876 г. Екатеринбург был соединен железной дорогой с Пермью, в 1886 г. – с Тюменью.

В кон. 19 в. в Екатеринбурге жило 37 тыс. человек, из них 3,5 тыс. – рабочие. В городе было свыше 5,5 тыс. домов, 15 православных церквей, мужская и женская гимназии, реальное и ремесленно-горное училища. Д. Н.

 

Петр II – сын царевича Алексея

Когда умерла Екатерина I, вновь разгорелись споры о том, кому быть на престоле. В результате русский трон занял внук Петра Великого, тоже Петр Алексеевич. Он был родным сыном царевича Алексея, погибшего в застенках. Царствование Петра II оказалось недолгим, но оно внесло новую смуту в российское общество. Об этом рассуждает в своих лекциях и В. О. Ключевский.

ВОЦАРЕНИЕ ПЕТРА II. Воцарение Петра II было подготовлено новой придворной интригой не без участия гвардии. Екатерина с Меншиковым и другими своими приверженцами, конечно, желала оставить престол после себя одной из своих дочерей; но, по общему мнению, единственным законным наследником Петра Великого являлся его внук – великий князь Петр. Грозил раздор между сторонниками племянника и теток, между двумя семьями Петра I от обеих его жен – вечный источник смут в государстве, где царский двор представлял подобие крепостной барской усадьбы. Хитроумный Остерман предложил способ помирить ощетинившиеся друг на друга стороны – женить 12-летнего племянника на 17-летней тетке Елизавете, а для оправдания брака в столь близком родстве не побрезговал такими библейскими соображениями о первоначальном размножении рода человеческого, что даже Екатерина I стыдливо прикрыла рукой этот проект.

Иностранные дипломаты при русском дворе придумали мировую поумнее: Меншиков изменяет своей партии, становится за внука и уговаривает императрицу назначить великого князя наследником с условием жениться на дочери Меншикова, девице года на два помоложе тетки Елизаветы. В 1727 г., когда Екатерина незадолго до своей смерти опасно занемогла, для решения вопроса о ее преемнике во дворце собрались члены высших правительственных учреждений Верховного тайного совета, возникшего при Екатерине, Сената, Синода, и президенты коллегий, но приглашены были на совещание и майоры гвардии, как будто гвардейские офицеры составляли особенную государственную корпорацию, без участия которой нельзя было решить такого важного вопроса. Это верховное совещание решительно предпочло внука обеим дочерям Петра.

С трудом согласилась Екатерина назначить этого внука своим преемником. Рассказывали, что всего за несколько дней до смерти она решительно объявила Меншикову о своем желании передать престол дочери своей Елизавете и скрепя сердце уступила противной стороне, только когда ей поставили на вид, что иначе не ручаются за возможность для нее доцарствовать спокойно. Перед самой смертью спешно составлено было завещание, подписанное Елизаветой вместо больной матери. Этот «тестамент» должен был примирить враждебные стороны, приверженцев обоих семейств Петра I. К престолонаследию призывались поочередно четыре лица: великий князь-внук, цесаревны Анна и Елизавета и великая княжна Наталья (сестра Петра II), каждое лицо со своим потомством, со своими «десцендентами»; каждое следующее лицо наследует предшественнику в случае его беспотомственной смерти.

В истории престолонаследия это завещание – ничего не значащий акт: после Петра II, который и без него считался законным наследником, престол замещался в таком порядке, какого не сумел бы предвидеть самый дальновидный тестамент. Но это завещание имеет свое место в истории русского законодательства о престолонаследии, вносит в него если не новую норму, то новую тенденцию. Пользуясь законом Петра I, оно имело целью восполнить пустоту, образованную этим самым законом, делало первую попытку установить постоянный законный порядок престолонаследия, создать настоящий основной закон государства: само завещание определяет себя как основной закон, имеющий навсегда остаться в силе, никогда не подлежащий отмене. Потому тестамент, прочитанный в торжественном собрании царской фамилии и высших государственных учреждений 7 мая 1727 г., на другой день по смерти Екатерины I, можно признать предшественником закона 5 апреля 1797 г. о преемстве престола. Для истории русской законодательной мысли не будет лишним заметить, что тестамент Екатерины I был составлен находившимся тогда в Петербурге министром герцога голштинского Бассевичем. В. К-ский

ПЕТР II (13.10.1715–19.01.1730 гг.) – российский император в 1727–1730 гг. Петр Алексеевич был сыном царевича Алексея Петровича и принцессы Софии Шарлотты Вольфенбюттельской. Мальчик рано лишился родителей. Систематического воспитания и образования он не получил. В 1727 г умерла императрица Екатерина I, супруга Петра I. Петру было всего 12 лет, когда он стал императором Петром II. Почти все свое время Петр II проводил на пирах и охоте. Но, по отдельным высказываниям, молодого императора можно понять, что он испытывал тягу к старинным русским обычаям и собирался проводить политику, отличную от политики своего деда.

В годы царствования Петра II государством управлял Верховный тайный совет, внутри которого обострилась борьба придворных партий за власть. Сначала молодой император попал под влияние А. Д. Меншикова, пожаловал светлейшему князю звание генералиссимуса и собирался жениться на его дочери Марии. Но уже через несколько месяцев князьям Долгоруковым и вице-канцлеру А. И. Остерману удалось очернить Меншикова в глазах Петра II. В сентябре 1727 г. юный император отправил генералиссимуса в ссылку в сибирский город Березов. Вскоре после этого императорский двор переехал из Петербурга в Москву. На январь 1730 г. была назначена свадьба императора и княжны Екатерины Долгоруковой. Однако за несколько дней до свадьбы Петр II заболел оспой и умер. Со смертью Петра II династия Романовых прервалась в прямом мужском колене. Петр II похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля. И. В.

ДОЛГОРУ́КОВА Екатерина Алексеевна (1712–1745 гг.) – княжна, дочь князя Алексея Григорьевича Долгорукова, невеста Петра II.

Е. А. Долгорукова воспитывалась вместе с братом Иваном в доме дяди, дипломат Г. Ф. Долгорукова в Варшаве. Подчиняясь воле отца и брата, она согласилась на замужество с императором Петром II, хотя любила другого. В ноябре 1729 г. ее объявили невестой императора, в Лефортовском дворце состоялось торжественное обручение, и Екатерина получила титул «Ее Высочество государыня-невеста». Но в ночь накануне свадьбы Петр II скончался. Отец и брат Иван попытались объявить Екатерину наследницей престола, но их попытка не удалась.

В июне 1730 г., когда на престоле уже утвердилась Анна Ивановна, Екатерину вместе с родителями сослали в Березов. Там она приглянулась тобольскому подьячему Тишину, но он получил резкий отказ. Ее тяжелый и властный характер дорого стоил семье: донос Тишина на Долгоруковых привел к их аресту, казни брата и других родственников. Саму княжну постригли в монахини. Ее заточили в Томский Рождественский монастырь, а в 1739 г. перевезли в Новгород и отправили в Воскресенский Горицкий девичий монастырь, где она прожила два года.

В 1741 г. императрица Елизавета Петровна освободила гордую царскую невесту и пожаловала во фрейлины. Она вышла замуж за вдовца графа А. Р. Брюса, но вскоре простудилась и умерла. Перед смертью она велела сжечь все свои богатые платья, чтобы их никто не носил. О. Н.

 

Кто привел к власти Анну Ивановну?

Когда в январе 1730 г. простудился и опасно заболел Петр II, временщики – князь Алексей Долгорукий и его сын Иван, любимец императора-мальчика, решили удержать власть в своих руках посредством обмана. Как пишет В. О. Ключевский, они собрали фамильный совет, на котором князь Алексей предложил принять подложное завещание умиравшего императора, передававшее верховную власть его невесте княжне Екатерине, дочери князя Алексея. Другой Долгорукий, поумнее, – фельдмаршал князь Василий Владимирович усомнился в удаче этой нелепой затеи.

Однако Верховный тайный совет неожиданно, помимо всякой очереди и без ведома других высших учреждений, избрал на престол дочь царя Ивана, вдову-герцогиню курляндскую Анну.

ВЕРХОВНИКИ. В ночь на 19 января 1730 г. в Москве в Лефортовом дворце умер от оспы 15-летний император Петр II, внук преобразователя, не назначив себе преемника. Вместе с ним гасла династия, пресекалась мужская линия дома Романовых. Вместе с тем престолонаследие осталось без прочных законодательных норм и законных наследников. Закон Петра I, неясный, произвольно толкуемый и оставленный без действия самим законодавцем, терял свою нормирующую силу, а Екатеринин тестамент и не имел ее, как документ спорный.

Для замещения престола перебирали весь наличный царский дом, называли царицу-монахиню, первую жену Петра, его младшую дочь Елизавету, двухлетнего сына старшей умершей дочери Анны, герцога голштинского, трех дочерей царя Ивана, и ни на ком не могли остановиться, ни у кого не могли найти бесспорного права на престол: закон Петра I спутал все династические понятия и отношения. Кандидаты ценились по политическим соображениям, по личным или фамильным сочувствиям, а не по законным основаниям.

Среди этой сумятицы толков и интересов Верховный тайный совет, как руководитель управления, взял на себя почин в деле замещения престола. В ту же ночь, тотчас по смерти Петра II, он совещался об этом деле, назначив на наступавшее утро собрание всех высших чинов государства, чтобы совместно с ними решить столь важный вопрос. При этом Совет пополнил сам себя: в его пятичленном составе были уже три аристократа, князь Д. М. Голицын и двое князей Долгоруких; теперь приглашены были другой Голицын, брат Димитрия, и еще двое Долгоруких.

Присутствие шести лиц только из двух знатнейших боярских фамилий придавало осьмичленному Совету не только аристократический, но и прямо олигархический характер. На совещании говорили много и долго, «с немалым разгласием», по выражению Феофана Прокоповича. Заявление князя Долгорукого, отца второй невесты Петра II, о праве его дочери на престол, будто бы завещанный ей покойным женихом, и чье-то предложение о царице-бабке были отклонены как «непристойные»

Тогда князь Д. Голицын, возвысив голос, сказал, что бог, наказуя Россию за ее безмерные грехи, наипаче за усвоение чужестранных пороков, отнял у нее государя, на коем покоилась вся ее надежда, и так как его смертью пресеклось мужское колено царского дома, то надлежит перейти к старшей женской линии, к дочерям царя Ивана, тем более что дочери Петра I и сами по себе не имеют права на престол, как незаконные, родившиеся до вступления их отца в брак с их матерью, завещание же Екатерины не имеет никакого значения, так как эта женщина, будучи низкого происхождения, и сама не имела права на престол и не могла им распоряжаться; но и старшая из дочерей царя Ивана, Екатерина мекленбургская, неудобна, как жена иноземного принца, притом человека сумасбродного; всего удобнее вторая царевна, вдовствующая герцогиня курляндская Анна, дочь русской матери из старинного доброго рода, женщина, одаренная всеми нужными для престола качествами ума и сердца.

«Так, так! Нечего больше рассуждать выбираем Анну», – в один голос зашумели верховники. Но, предложив неожиданно Анну, Голицын еще неожиданнее добавил: «Ваша воля, кого изволите; только надобно и себе полегчить». – «Как это себе полегчить?» – спросил канцлер Головкин. – «А так полегчить, чтобы воли себе прибавить», – пояснил Голицын. – «Хоть и зачнем, да не удержим того», – возра зил один из Долгоруких. – «Право, удержим», – настаивал Голицын. Все охотно приняли предложение о герцогине курляндской, но о прибавке воли смолчали. Голицын продолжал: «Будь ваша воля; только надобно, написав, послать к ее величеству пункты».

Между тем в другой зале дворца сенаторы и высшие генералы дожидались, на чем порешат верховники. Известный уже нам Ягужинский, бывший генерал-прокурор Сената, отвел в сторону одного из толпившихся тут Долгоруких и высказывал ему чисто голицынский образ мыслей: «Долго ли нам терпеть, что нам головы секут! Теперь время, чтоб самодержавию не быть». Когда верховники вышли и объявили об избрании Анны, никто не возражал, а Ягужинский подбежал к одному из них и завопил, как будто подслушав слова Голицына: «Батюшки мои! Прибавьте нам как можно воли!» Но это была игра в простодушие: Ягужинский, как и большинство сановников, согласившись с выбором верховников, разошлись, озлобленные на то, что их не пригласили на совещание.

Утром 19 января собравшимся в Кремле Синоду, Сенату, генералитету и прочим высшим чинам Верховный тайный совет объявил о поручении российского престола царевне Анне, прибавив, что требуется на то согласие всего отечества в лице собравшихся чинов. Все изъявили полное согласие. Больше ничего не было объявлено собранию. Между тем в тот же день спешно были составлены и под покровом строжайшей тайны посланы в Митаву при письме к Анне пункты, или «кондиции» ограничивавшие ее власть.

Императрица обещается по принятии русской короны во всю жизнь не вступать в брак и преемника ни при себе, ни по себе не назначать, а также править вместе с Верховным тайным советом «в восьми персона» и без согласия его: 1) войны не начинать, 2) мира не заключать, 3) подданных новыми податями не отягощать, 4) в чины выше полковничья не жаловать и «к знатным делам никого не определять», а гвардии и прочим войскам быть под ведением Верховного тайного совета, 5) у шляхетства жизни, имения и чести без суда не отнимать, 6) вотчин и деревень не жаловать, 7) в придворные чины ни русских, ни иноземцев «без совету Верховного тайного совета не производить» и 8) государственные доходы в расход не употреблять (без согласия Совета). Эти обязательства заканчивались словами от лица императрицы: «А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской».

Между тем ретивый Ягужинский, ночью 19 января так горячившийся против самодержавия, озлился, увидев, что его не пустят в Верховный тайный совет, и тайком заслал к Анне в Митаву с предупреждением, чтобы она не во всем верила депутатам Совета, пока сама не приедет в Москву, где узнает всю правду. Анна без колебаний согласилась на условия и скрепила их подписью: «По сему обещаю все без всякого изъятия содержать. Анна». Через два-три дня она решила выехать в Москву, потребовав у посланцев Совета 10 тысяч рублей на подъем. В. К. -ский

А́ННА ИВА́НОВНА (28.01.1693–17.10.1740 гг.) – российская императрица с 1730 г., герцогиня Курляндская с 1710 г. Она была дочерью царя Ивана V Алексеевича, старшего брата Петра I и царицы Прасковьи Федоровны (по рождению Салтыковой). В 1710 г. Анна обвенчалась с племянником прусского короля, герцогом Курляндским Фридрихом-Вильгельмом. Брак был заключен по политическим мотивам.

В январе 1711 г. муж Анны скончался. Анна должна была, согласно воле Петра I, поселиться в Митаве, столице Курляндского герцогства (ныне Елгава в Латвии). Там она прожила 19 лет. До 1730 г. Анна находилась в полной зависимости от своих родственников, занимавших российский престол. Но неожиданно умер император Петр II, внук Петра I. Верховный тайный совет пригласил Анну Ивановну занять российский трон. Но «верховники» обязали ее подписать «кондиции» – условия, по которым власть передавалась в руки членов Верховного тайного совета.

В феврале 1730 г. Анна Ивановна, поддержанная дворянством, отказалась выполнять волю Верховного тайного совета, публично разорвала «кондиции» и стала самодержавной российской императрицей. Она ликвидировала Верховный совет и расправилась со своими недругами. Императрица предоставила государственные заботы своим приближенным.

А. И. Остерман ведал внешней политикой, Феофан Прокопович руководил церковными делами. Наибольшую свободу действий получил фаворит императрицы Э. И. Бирон. На все важные посты в управлении государством он пригласил иностранцев. Недовольные жестоко преследовались. Недаром время правления Анны Ивановны получило название «бироновщины».

Войны и попытки правительства собрать все подати и недоимки привели к разорению и запустению многих хозяйств, сокращению населения России. В результате русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Россия возвратила себе Азов, присоединила Молдавию, но потеряла земли по западному побережью Каспийского моря, завоеванные Петром I.

В это время были дарованы значительные льготы дворянству: отменен закон о единонаследии, дворянам разрешалось получать образование дома, они получали право выходить в отставку через 25 лет (этот закон был вскоре отменен, так как очень многие хотели им воспользоваться). Сама Анна Ивановна тратила громадные суммы на балы, маскарады, приемы послов и различные праздники. Самым известным из ее развлечений стала потешная свадьба шутов в специально выстроенном для этого Ледяном доме. При ней в России впервые появились опера и зоопарк. А. М.

КОНДИ́ЦИИ (от лат. conditio – условие, договор) – условия вступления на российский престол курляндской герцогини Анны Ивановны в 1730 г., выдвинутые Верховным тайным советом.

Главная цель «кондиций» – ограничение власти императрицы в пользу восьми членов Верховного тайного совета. «Кондиции» состояли из восьми пунктов. В соответствии с ними императрица должна была заботиться о сохранении православия; не вступать в брак и не назначать наследника престола без согласия Совета. Армия должна была подчиняться Верховному тайному совету. Императрица не имела права объявлять войну и заключать мир, вводить новые налоги, производить в чины служащих выше полковника и чиновников выше 4-го класса Табели о рангах, раздавать придворные должности, заниматься государственными расходами, раздавать вотчины и деревни. Кроме того, дворяне могли быть только по суду лишены жизни, чести и имущества.

Когда дворянам стало известно о «кондициях», они начали предлагать свои проекты, т. к. хотели участвовать в управлении государством и получать при этом различные льготы.

Анна Ивановна сначала приняла «кондиции». Когда она приехала в Москву, к ней 25 февраля явилась депутация дворян (150 человек) во главе с князем А. М. Черкасским. Они передали ей прошение о созыве дворянского собрания, на котором сообща были бы выработаны основы правления. В то же время Ф. Прокопович, сподвижник Петра I и архиепископ, а также гвардия призвали Анну Ивановну отказаться от «кондиций». Анна Ивановна поняла, что у верховников есть серьезная оппозиция. Курляндская герцогиня демонстративно разорвала «кондиции» (25 февраля 1730 г.) и объявила себя самодержавной российской императрицей. А. М.

ГОЛИЦЫН Дмитрий Михайлович (1665–1737 гг.) – государственный деятель. С 1686 г. – стольник царевича Петра, а затем капитан Преображенского полка. С 1697 г. его отправили за границу изучать военные науки. В 1701 г. он был послом в Константинополе. В 1711–1718 гг. – губернатор в Киеве. В 1718–1722 гг. – президент Камер-коллегии, сенатор. В 1736 г. стал одним из организаторов Верховного тайного совета, президентом Коммерц-коллегии. После смерти Петра II встал во главе верховников, предложил пригласить на престол Анну Ивановну и участвовал в составлении «кондиций».

Попав в опалу, он уехал в свое имение Архангельское, где собрал большую библиотеку – более шести тысяч томов. В 1737 г. был привлечен к суду по делу своего зятя К. Д. Кантемира. Голицына приговорили к смертной казни. Но Анна Ивановна заменила ее на заключение в Шлиссельбургской крепости. Там Д. М. Голицын и умер. О. Н.

ДОЛГОРУ́КИЙ Василий Лукич (1670–1739 гг.) – князь, дипломат. В. Л. Долгорукий в 1687 г. участвовал в посольстве своего дяди Я. Ф. Долгорукого в Париже, в 1706 г. был послом в Польше, в 1707–1720 гг. – в Дании. В 1709 г. после победоносного Полтавского сражения Долгорукий восстановил союз с Данией, несмотря на противодействие Англии и Голландии. В 1721–1722 гг. Долгорукий был посланником в Париже, в 1724 г. – в Варшаве, а после смерти Петра I его отправили в Швецию, где он успешно противодействовал влиянию проанглийской партии.

В 1727 г. Долгорукий вернулся в Россию и стал членом Верховного тайного совета. Он предъявил Анне Ивановне, будущей императрице, «кондиции», ограничивающие ее власть, и сказал ей, что в них изложена воля всего русского дворянства. Но, взойдя на престол, императрица расправилась со своими недругами. В 1730 г. Долгорукий был сослан в Соловецкий монастырь, а в 1739 г. казнен после процесса по делу Долгоруких. Е. С.

ЧЕРКА́ССКИЙ Алексей Михайлович (28.09. 1680–04.11.1742 гг.) – князь, государственный деятель.

А. М. Черкасский был сыном богатого боярина, которому принадлежало более 75 тыс. десятин земли и 56 тыс. крепостных крестьян. Он начал службу стольником, а потом был назначен помощником к отцу, воеводе в Тобольске, где выказал себя деятельным администратором. В 1714 г. Петр I вызвал его в Петербург и назначил обер-комиссаром Петербурга, где он надзирал за архитектурными работами. Как честный неподкупный человек, Черкасский был назначен губернатором Сибири (1719–1724 гг.). По возвращении он стал сенатором, с 1731 г. один из трех кабинет-министров наряду с Г. И. Головкиным и А. И. Остерманом.

А. И. Черкасский сыграл большую роль в укреплении власти Анны Ивановны в 1730 г., выступив против Верховного тайного совета как глава дворянской оппозиции. Позднее он поддерживал фаворита императрицы Э. Бирона и его внешнеполитический курс. Падение Бирона не отразилось на положении А. М. Черкасского. В 1740 г. правительница Анна Леопольдовна назначила его великим канцлером, фактически он руководил всей внешней политикой. Он сохранил свое положение и при императрице Елизавете Петровне. В 1741 г. вместе с М. Г. Головкиным, младшим сыном Г. И. Головкина, он получил в заведование внутренние, финансовые и судебные дела империи.

А. И. Черкасский был богатейшим человеком в России. Через дочь Варвару, которая считалась самой богатой невестой в России, его огромное состояние, в т. ч. село Останкино с великолепным домом, богатой утварью, садами и обширными прудами, перешло к графам Шереметевым. О. Н.

УШАКОВ Андрей Иванович (1672–1747 гг.) – граф, начальник Тайной розыскной канцелярии в 1731–1744 гг., сенатор.

А. М. Ушаков родился в семье небогатого помещика Новгородской губернии. Его отец рано умер, оставив четырем сыновьям единственного крепостного крестьянина.

В 1700 г. Ушаков явился на царский смотр в Новгороде и в числе прочих был зачислен в солдаты Преображенского полка. Своим усердием и расторопностью он обратил на себя внимание Петра I. Ушаков получил чин унтер-офицера, затем прапорщика, потом поручика. В 1712 г., будучи адъютантом Петра I, он отправился в Польшу для тайного надзора за русскими офицерами. До 1717 г. занимался ревизией судебных мест Московской губернии. В октябре 1721 г. он получил чин генерал-майора и был оставлен майором Преображенского полка. Одновременно он был членом Адмиралтейств-коллегии и Тайной канцелярии.

Екатерина I назначила Ушакова сенатором и произвела в генерал-поручики. Он посоветовал императрице удалить от двора А. Д. Меншикова. После кончины императрицы Петр II арестовал Ушакова и перевел в полевой полк, подальше от императорского двора.

Анна Ивановна вновь назначила Ушакова сенатором и произвела в генерал-аншефы. С 1731 г. А. И. Ушаков возглавлял Тайную канцелярию. Он вел различные политические дела и пользовался расположением императрицы Анны Ивановны и ее фаворита Э. Бирона. Во время следствия он применял жесточайшие пытки, и его имя вселяло страх в любого жителя Российской империи.

После смерти Анны Ивановны любезный и обходительный Ушаков был в чести у ее фаворита Э. Бирона, а после его ареста вошел в милость к Анне Леопольдовне. Ушаков отказался от участия в дворцовом перевороте 1741 г., возведшем на престол Елизавету Петровну, однако пользовался ее доверием. Елизавета назначила Ушакова в комиссию по делу Остермана и в 1741 г. включила его в обновленный состав Сената. В конце жизни, в 1744 г. Ушаков получил графский титул. Е. С.

 

Настроения в обществе

В российском обществе после смерти Петра Великого не было единства. Здесь царили самые разные настроения и формировались разные группы сторонников тех или иных решений. Одно было ясно: все большую силу приобретала гвардия, которая на своих штыках могла привести к власти любого кандидата на престол.

Именно на это обстоятельство не раз обращает внимание В. О. Ключевский.

ГВАРДИЯ И ДВОРЯНСТВО. …Почти все правительства, сменявшиеся со смерти Петра I до воцарения Екатерины II, были делом гвардии; с ее участием в 37 лет при дворе произошло пять-шесть переворотов. Петербургская гвардейская казарма явилась соперницей Сената и Верховного тайного совета, преемницей московского земского собора. Это участие гвардейских полков в решении вопроса о престоле имело очень важные политические последствия; прежде всего оно оказало сильное действие на политическое настроение самой гвардии.

Сначала послушное орудие в руках своих вожаков, Меншикова, Бутурлина, она потом хотела быть самостоятельной двигательницей событий, вмешивалась в политику по собственному почину; дворцовые перевороты стали для нее приготовительной политической школой. Но тогдашняя гвардия не была только привилегированной частью русского войска, оторванной от общества: она имела влиятельное общественное значение, была представительницей целого сословия, из среды которого почти исключительно комплектовалась. В гвардии служил цвет того сословия, слои которого, прежде разобщенные, при Петре I объединились под общим названием дворянства или шляхетства, и по законам Петра она была обязательной военной школой для этого сословия.

Политические вкусы и притязания, усвоенные гвардией благодаря участию в дворцовых делах, не оставались в стенах петербургских казарм, но распространялись оттуда по всем дворянским углам, городским и деревенским. Эту политическую связь гвардии с сословием, стоявшим во главе русского общества, и опасные последствия, какие отсюда могли произойти, живо чувствовали властные петербургские дельцы того времени.

Когда по смерти императрицы Анны регентом стал Бирон, в гвардии быстро распространился ропот против курляндского авантюриста, постыдным путем достигшего такой власти. Бирон жаловался на строптивость гвардии, обзывал ее янычарами и видел корень зла именно в ее сословном составе, с досадой говорил: «Зачем это в гвардии рядовые из дворян? Их можно перевести офицерами в армейские полки, а на их место набрать гвардию из простого народа». Это опасение быть раскассированными по армейским полкам всего более и подняло гвардейцев против Бирона, побудив их в 1740 г. идти за Минихом.

Поэтому одновременно с дворцовыми переворотами и под их очевидным влиянием и в настроении дворянства обнаруживаются две важные перемены: 1) благодаря политической роли, какая ходом придворных дел была навязана гвардии и так охотно ею разучена, среди дворянства установился такой притязательный взгляд на свое значение в государстве, какого у него не было заметно прежде; 2) при содействии этого взгляда и обстоятельств, его установивших, изменялись и положение дворянства в государстве, и его отношения к другим классам общества. В. К.-ский

БРОЖЕНИЕ СРЕДИ ДВОРЯНСТВА. Избрание герцогини Анны Верховным тайным советом, скоро став известным, вызвало в Москве необычайное движение. Случайное обстоятельство придало ему не местное, только московское, но и общерусское значение. На тот самый день, 19 января, когда умер император, назначена была его свадьба с княжной Долгорукой. Вслед за полками с их генералами и офицерами в Москву в ожидании придворных празднеств наехало множество провинциального дворянства.

Собравшись на свадьбу и попав на похороны, дворяне очутились в водовороте политической борьбы. Замысел верховников сначала встречен был в обществе глухим ропотом. Современник, зорко следивший за тогдашними событиями и принимавший в них деятельное участие против верховников, архиепископ новгородский Феофан Прокопович живо рисует в своей записке ход движения: «Жалостное везде по городу видение стало и слышание; куда ни прийдешь, к какому собранию ни пристанешь, не иное что было слышать, только горестные нарекания на осьмиличных оных затейщиков; все их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытое лакомство и властолюбие».

Съехавшиеся в Москву дворяне разбивались на кружки, собирались по ночам и вели оживленные толки против верховников; Феофан насчитывал до 500 человек, захваченных агитационной горячкой. Вожаки, «знатнейшие из шляхетства», составили оппозиционный союз, в котором боролись два мнения: сторонники одного, «дерзкого», думали внезапно напасть на верховников с оружием в руках и перебить их всех, если они не захотят отстать от своих умыслов; приверженцы другого мнения, «кроткого», хотели явиться в Верховный тайный совет и заявить, что не дело немногих состав государства переделывать и вести такое дело тайком от других, даже от правительствующих особ: «неприятно то и смрадно пахнет».

Но Феофан проведал, что энергия оппозиции с каждым днем «знатно простывала» от внутреннего разлада: слабейшая часть ее, консервативная, хотела во что бы то ни стало сохранить старое прародительское самодержавие; сильнейшая и либеральная сочувствовала предприятию верховников, но была лично раздражена против них за то, что те их «в дружество свое не призвали». Однако и в этой либеральной части иноземные послы не замечали единомыслия.

«Здесь, – писал из Москвы секретарь французского посольства Маньян, – на улицах и в домах только и слышны речи об английской конституции и о правах английского парламента». Прусский посол Мардефельд писал своему двору, что вообще все русские, т. е. дворяне, желают свободы, только не могут сговориться насчет ее меры и степени ограничения абсолютизма. «Партий бесчисленное множество, – писал в январе из Москвы испанский посол де Лириа, – и хотя пока все спокойно, но, пожалуй, может произойти какая-нибудь вспышка».

Прежде всего, разумеется, обратились к Западу – как там? Глаза разбегались по тамошним конституциям, как по красивым вещам в ювелирном магазине, – одна другой лучше – и недоумевали, которую выбрать. Все заняты теперь мыслью о новом образе правления, читаем в депешах иноземных послов: планы вельмож и мелкого дворянства разнообразны до бесконечности; все в нерешительности, какой образ правления избрать для России: одни хотят ограничить власть государя правами парламента, как в Англии, другие – как в Швеции, третьи хотят устроить избирательное правление, как в Польше; наконец, четвертые желают аристократической республики без монарха.

При отсутствии политического глазомера, при непривычке измерять политические расстояния так недалеко казалось от пыточного застенка до английского парламента. Но при таком разброде мнений перед глазами всех стояло пугало, заставлявшее несогласных теснее жаться друг к другу: это фавор, болезнь распущенной и неопрятной власти. Испытав возвышение Долгоруких, писали послы, русские боятся могущества временщиков и думают, что при абсолютном царе всегда найдется фаворит, который будет управлять ими и жезлом, и пырком, и швырком, как делали при покойном Петре II Долгорукие. Значит, дворянство не было против идеи ограничения власти, как предохранительного средства от временщиков. Но его возмущал замысел верховников, как олигархическая затея, грозившая заменить власть одного лица произволом стольких тиранов, сколько членов в Верховном тайном совете.

По выражению историка и публициста екатерининского времени князя Щербатова, верховники из себя самих «вместо одного толпу государей сочиняли». Так же смотрели на дело и в 1730 г. В одной записке, которая тогда ходила по рукам в форме письма к кому-то в Москву от лица среднего шляхетства, читаем: «Слышно здесь, что делается у вас или уже и сделано, чтобы быть у нас республике; я зело в том сумнителен: боже сохрани, чтобы не сделалось вместо одного самодержавного государя десяти самовластных и сильных фамилий! И так мы, шляхетство, совсем пропадем и принуждены будем горше прежнего идолопоклонничать и милости у всех искать, да еще и сыскать будет трудно».

Брожение достигло крайней степени, когда на торжественном заседании Верховного тайного совета 2 февраля Сенату, Синоду, генералитету, президентам коллегий и прочим штатским чинам прочитали подписанные Анной «кондиции» и будто бы ее письмо, разумеется заранее заготовленное от ее имени в Москве,

в котором, соглашаясь на свое избрание, она заявляла, что «для пользы российского государства и ко удовольствованию верных подданных» написала и подписала, какими способами она то правление вести хочет. Обязательства, поставленные Анне непременным условием ее избрания, оказались теперь ее добровольной жертвой на благо государства.

Это шитое белыми нитками коварство привело собрание в крайнее изумление. По изобразительному описанию Феофана Прокоповича, все опустили уши, как бедные ослики, перешептывались, а с негодованием откликнуться никто не смел. Сами верховные господа тоже тихо друг другу пошептывали и, остро глазами посматривая, притворялись, будто и они удивлены такой неожиданностью. Один князь Д. М. Голицын часто похаркивал и выкрикивал, «до сытости» повторяя на разные лады: вот-де как милостива государыня; бог ее подвинул к сему писанию; отселе счастливая и цветущая будет Россия. Но как все упорно молчали, он с укором заговорил: «Что же никто слова не промолвит? Извольте сказать, кто что думает, хоть впрочем и сказать-то нечего, а только благодарить государыню».

Наконец кто-то из кучи тихим голосом и с большой запинкой промолвил: «Не ведаю и весьма дивлюсь, отчего на мысль пришло государыне так писать». Но этот робкий голос не нашел отзвука. Заготовили и предложили подписать протокол заседания, в котором значилось: выслушав присланные императрицей письмо и пункты, все согласно объявили, «что тою ее величества милостью весьма довольны и подписуемся своими руками».

Тут уж и бедные ослики потеряли терпение и отказались подписаться, заявив, что сделают это через день. Все словно вдруг постарели, «дряхлы и задумчивы ходили», рассказывает Феофан. Слишком уж сильно ударили по холопьему чувству; никто не ожидал, что так жестко скрутят императрицу. Верховников спрашивали, как же то правление впредь быть имеет. Вместо того чтобы заявить, что ответ на этот вопрос уже дан самой Анной в письме и пунктах и что воля ее не подлежит пересмотру, Голицын предоставил присутствующим написать об этом проект от себя и подать на другой день. Этим он вскрыл плохо скрываемые карты.

Доселе дело носило как будто корректный вид. Верховный тайный совет, фактически оставшись единственным органом верховного управления, избрал на безнаследный престол царевну Анну; все высшие чины до бригадира, считавшиеся должностными представителями народа, «всего отечества лицо на себе являющими», по выражению Прокоповича, единогласно одобрили выбор Совета.

Нежданная, но оказавшаяся желанной избранница по праву великодушия принесла на пользу отечества уцелевшие после Петра I обноски предковского самодержавия и в подписанных собственноручно пунктах указала, какими способами хочет она повести свое правление. Милостивый дар не рассматривают как покупной товар, а просто приемлют с подобающим благодарением. А Голицын бросил этот дар на обсуждение высших чинов вплоть «до бригадира» и тем обнаружил, что кондиции – не великодушный дар императрицы народу, а ее закулисная сделка с верховниками.

Пьеса ставилась на шаткие подмостки: в обстановке поддельной законности разыгрывалась простенькая неподдельная придворная плутня. Притом дело о регулировании личной верховной власти запутывалось, расплываясь в общий пересмотр государственных учреждений. Вынужденное или неосторожное предложение Голицына вызвало бурный отклик: началась горячка мнений, записок, устных заявлений о новом образе правления, которыми все чины до полковника и даже шляхетство бесчиновное осаждали Совет. Верховникам пришлось выслушать и прочитать кучу огорчений. Смятение дошло до того, что можно было опасаться восстания. Верховный совет хотел припугнуть расходившихся политиков, напомнив им, что у него на мятежников есть полководцы, сыщики, пытки. Тогда оппозиция превратилась в конспирацию: люди слабые, «маломощные», по выражению Прокоповича, без положения и связей, собирались тайком, боялись ночевать дома, перебегали от одного знакомого к другому, и то ночью, переодетые.

В. К-ский

ШЛЯХЕТСКИЕ ПРОЕКТЫ. Призыв чинов к участию в обсуждении дела придал олигархической интриге вид более широкого политического движения. До сих пор вопрос вращался в правительственном кругу: Верховный тайный совет имел дело с высшими учреждениями – Сенатом, Синодом, генералитетом, президентами коллегий. С момента подачи проектов в дело вступает общество, шляхетство знатных фамилий в рангах и даже без рангов. Правительственные учреждения рассыпаются на кружки, сановники вмешиваются в ряды своей сословной братии; мнения подаются не от присутственных мест, не от сослуживцев, а от групп единомышленников. В движение входят новые интересы. Известно до 13 мнений, записок, проектов, поданных или приготовленных к подаче в Верховный тайный совет от разных шляхетских кружков; под ними встречаем более тысячи подписей.

Только проект, составленный Татищевым и поданный от Сената и генералитета, разработан в цельный историко-политический трактат. Остальные составлялись наскоро, мысли развивались кое-как; значит, здесь можно искать неподкрашенного, откровенного выражения политического настроения дворянства. Проекты не касаются прямо ни пунктов, ни избрания Анны с ограниченной властью, как будто признают молчаливо совершившийся факт. Только Татищев, как историк-публицист, тряхнул своим знакомством с русской историей и с западной политической литературой, как последователь моралистической школы Пуффендорфа и Вольфа. Он ставит дело на общие основы государственного права и доказывает, что России по ее положению всего полезнее самодержавное правление и что по пресечении династии избрание государя «по закону естественному должно быть согласием всех подданных, некоторых персонально, других чрез поверенных».

Татищев знал двухпалатную систему представительства на Западе, а может быть, вспомнил и состав отечественного земского собора 17 в. Потому он возмущается не столько ограничением власти Анны, сколько тем, что это сделали немногие самовольно, тайком, попирая право всего шляхетства и других чинов, и он призывает единомышленников защищать это право по крайней возможности.

Другие проекты идут низменнее: им не до теории и устройства верховной власти; они сосредоточивают свое внимание на двух предметах – на высшем управлении и на желательных льготах для дворянства. Неполными и неясными чертами проекты рисуют такой план управления. «Вышним правительством» или остается Верховный тайный совет, или становится Сенат. Больше всего проекты озабочены численным и фамильным составом этого правительства. Оно не должно составлять такого тесного кружка, как наличный осьмичленный Верховный тайный совет. В нем должно быть от 11 до 30 персон; всего надобнее не допускать в него более двух членов из одной фамилии: четверня князей Долгоруких в составе Верховного совета 19 января, очевидно, торчала досадной спицей в глазах у всего шляхетства.

Все высшее управление должно бытъ выборное и дворянское. Дворянство – не цельный, однородный класс: в нем различаются «фамильные люди», родовая знать, «генералитет военный и штатский», знать чиновная и шляхетство. Из этих разрядов и выбираются члены Верховного тайного совета, Сената, президенты коллегий и даже губернаторы. Избирают на эти должности генералитет и шляхетство, по некоторым проектам – только «знатное» и совместно с Верховным тайным советом и Сенатом. Это избирательное собрание в проектах и зовется обществом; ему же усвояется власть законодательная и даже учредительная; духовенство и купечество участвуют в выработке плана государственных реформ только по специальным вопросам, их касающимся. В некоторых проектах выражается желание облегчить податную тягость крестьян, т. е. платежную ответственность самих дворян; но не нашлось ни одного дворянина, который проронил бы слово не об освобождении крепостных – до того ли было, – а хотя бы о законном определении господских поборов и повинностей. Существенную часть проектов составляют льготы для дворянства по службе и землевладению: назначение срока службы, право поступать на службу прямо офицерами, отмена единонаследия и т. п. Этими льготами вовлекали в движение рядовое шляхетство.

Дело вела родовитая или чиновная знать; мелкое дворянство, равнодушное к толкам о разных образах правления, не действовало самостоятельно, не составляло особых политических кружков, а ютилось вокруг важных «персон», суливших им заманчивые льготы, и вторило своим вожакам тем послушнее, что большинство его были гвардейские и армейские офицеры, привыкшие и в строю повиноваться тем же вожакам, своим полковникам и генералам: из 1100 подписей под разными проектами более 600 – офицерских.

Все проекты построены на мысли, что дворянство – единственное правомочное сословие, обладающее гражданскими и политическими правами, настоящий народ в юридическом смысле слова, своего рода pays legal; через него власть и правит государством; остальное население – только управляемая и трудящаяся масса, платящая за то и другое, и за управление ею, и за право трудиться; это – живой государственный инвентарь. Народа в нашем смысле слова в кругах, писавших проекты, не понимали или не признавали.

В. К-ский

ТАТИ́ЩЕВ Василий Никитич (19.04.1686–15.07.1750 гг.) – государственный и военный деятель, тайный советник (с 1737 г.), первый русский историк.

В. Н. Татищев родился под Псковом в дворянской семье. В 1693 г., в возрасте семи лет, вместе с братом Иваном начал служить стольником при дворе Прасковьи Федоровны, жены царя Ивана V Алексеевича. В 1704 г. начал военную службу в драгунском полку. Участвовал в битве при Нарве, Полтавском сражении, Прутском походе. Он выполнял различные военные и дипломатические поручения Петра I. В 1712 г. получил чин капитана. В 1712–1716 гг.

Татищев жил в Германии, где обучался артиллерийскому делу и математике.

В 1720–1722 гг. В. Н. Татищев в чине капитан-поручика артиллерии по царскому указу от правился на Урал. Там он руководил государственными металлургическими заводами, основал города Екатеринбург и Пермь. В 1724 г. Петр I отправил его в Швецию для изучения экономики и финансового дела. В 1727–1733 гг. Татищев возглавлял Московскую Монетную контору. После смерти Петра II Татищев выступил против попыток Верховного тайного совета ограничить власть монархов в России в пользу аристократии. В свою очередь, он предложил учредить Сенат из 21 человека и Собрание из 100 человек в помощь императрице. Его проект не был принят, но Анна Ивановна во время коронации назначила его верховным церемониймейстером.

В 1731 г. начались столкновения Татищева с Э. Бироном, который считал Татищева «главным врагом немцев». В 1734 г. Татищева вновь отправили на Урал для надзора за казенными и частными рудными заводами. В 1737–1739 гг. он руководил усмирением башкирского бунта и возводил крепости на реке Яик. В 1739–1741 гг. руководил Калмыцкой экспедицией.

В 1741–1745 гг. он был астраханским губернатором. С 1746 г., находясь в ссылке, он жил в своем имении в селе Болдино Московской губернии.

В. Н. Татищев – выдающийся ученый и мыслитель. Он был первым русским просветителем, создавшим оригинальную философско-историческую картину мира, основой развития которого считал идею «умопросвещения» (работа «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищах»).

В. Н. Татищев стал основателем русской исторической науки. В течение тридцати лет (с 1719 по 1750 гг.) он работал над созданием первого научного многотомного труда «История Российская с самых древнейших времен». Татищев открыл для науки важнейшие документы – Русскую Правду, Судебник 1550 г., «Книгу Большого Чертежа» и др., нашел редчайшие летописи, сведения из которых сохранились только в его «Истории», т. к. его архив сгорел во время пожара. Он подготовил первую публикацию этих исторических источников.

В. Н. Татищев был одним из первых русских географов. Он составил географическое описание Сибири, дал естественно-историческое обоснование границе между Европой и Азией по Уральскому хребту. Он стал автором первого в России энциклопедического словаря «Лексикон Российской исторической, географической, политической и гражданской». Кроме того, Татищев оставил работы по экономике, политике, праву, геральдике, палеонтологии, горному делу, педагогике и др. Все работы Татищева, в том числе и «История Российская с самых древнейших времен», были изданы уже после смерти автора. С. П.

БЕСТУ́ЖЕВ-РЮ́МИН Михаил Петрович (07.09.1688–26.02.1760 гг.) – граф, дипломат, сын П. М. Бестужева-Рюмина, брат А. П. Бестужева-Рюмина.

В 1706 г. будущий дипломат уехал в Берлин, чтобы получить образование. После возвращения в Россию служил при дворе Петра I, участвовал в Прутском походе 1711 г., но делом его жизни была дипломатическая служба. В 1720 г. Бестужев-Рюмин был русским резидентом в Лондоне, но оттуда его выслали за попытку противодействовать антирусской политике Великобритании.

Он представлял российские интересы в Стокгольме, Варшаве, Берлине, Вене, Париже. Будучи министр-резидентом в Стокгольме (1721–1726 гг.), он добился подписания русско-шведского оборонительного союза, усиления русского влияния и признания российского двора императорским. Во время Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Бестужев-Рюмин противодействовал усилиям французской дипломатии вовлечь в конфликт Швецию.

С нач. 1740-х гг., в правление Анны Ивановны, Бестужев-Рюмин отстаивал антипрусскую направленность российской политики. С 1742 г. – обер-гофмаршал и действительный тайный советник.

Первая жена Бестужева-Рюмина, графиня Анна Гавриловна Головкина (в первом браке Ягужинская), оказалась замешанной в заговоре против Елизаветы Петровны и была сослана в Сибирь. Вторая, австриячка, не была признана российским правительством, поэтому с 1752 г. граф жил в Дрездене. С 1756 г. – член Конференции (совета) при дворе императрицы Елизаветы Петровны. О. Н.

НОВЫЙ ПЛАН КНЯЗЯ ГОЛИЦЫНА. Пока шляхетство в своих проектах спешило заявить свои сословные желания, князь Д. Голицын вырабатывал и обсуждал с Верховным тайным советом план настоящей конституции. По этому плану императрица распоряжается только своим двором. Верховная власть принадлежит Верховному тайному совету в составе 10 или 12 членов из знатнейших фамилий; в этом Совете императрице уделено только два голоса; Совет начальствует над всеми войсками: все по примеру шведского государственного совета во время его борьбы с сеймовым дворянством в 1719–1720 гг. Под Советом действуют у Голицына еще три учреждения: 1) Сенат из 36 членов, предварительно обсуждающий все дела, решаемые Советом; 2) Шляхетская камера (палата) из 200 членов по выбору шляхетства охраняет права сословия от посягательств со стороны Верховного тайного совета и 3) Палата городских представителей заведует торговыми и промышленными делами и оберегает интересы простого народа. Итак, знатнейшие фамилии правят, а шляхетские представители наравне с купеческими обороняются и обороняют народ от этого правления.

Этот план не тушил пожара, а только подливал боярское масло в дворянский огонь. Старый Дон-Кихот отпетого московского боярства ввиду надвигавшейся из Митавы своей избранницы пошел, наконец, на уступки, решился немного приотворить двери ревниво замыкаемого верховного управления и даже допустить нечто похожее на представительство народных интересов, идея которого была так трудна для сознания господствующих классов. Еще шире захватывает он интересы общественных классов в составленной им форме присяги императрице.

Он и здесь упрямо стоит на аристократическом составе и на монополии законодательной власти Верховного тайного совета, но расточает важные льготы и преимущества духовенству, купечеству, особенно знатному

шляхетству и сулит всему дворянству то, о чем оно не осмеливалось просить в своих проектах: полную свободу от обязательной службы с правом поступать добровольно во флот, армию и даже в гвардию прямо офицерами. Эта своего рода хартия сословных вольностей шляхетства венчалась обещанием, особенно для него желанным, – дворовых людей и крестьян ни к каким делам не допускать. Петровскому крестьянину Посошкову и целому ряду административных и финансовых дельцов, выведенных Петром Великим из боярской дворни, произносилось политическое отлучение. В. К-ский

КРУШЕНИЕ. Политическая драма князя Голицына, плохо срепетированная и еще хуже разыгранная, быстро дошла до эпилога. Раздор в правительственных кругах и настроение гвардии ободрили противников ограничения, доселе таившихся или притворно примыкавших к оппозиции. Составилась особая партия, или «другая компания», по выражению Феофана, столь же сделочного состава, как и прочие: в нее вошли родственники императрицы и их друзья, обиженные сановники, как князья Черкасский, Трубецкой, которых Верховный тайный совет не пустил в свой состав; к ним примкнули люди нерешительные или равнодушные.

Тут ожил и Остерман: все время он сидел дома больной, совсем собрался умирать, причастился и чуть ли не соборовался, но теперь стал вдохновителем новой компании. Отношения, интересы и лица выяснились, и немудрено было согласить компанейщиков, уверив их, что от самодержавной императрицы они скорее добьются желаемого, чем от самовластного Верховного совета, сенаторов утешил восстановлением Сената в значении верховного правления, генералитет и гвардейцев – избавлением от команды верховников, всех – упразднением Верховного тайного совета.

Колоколом партии был Феофан Прокопович: он измучился, звоня по всей Москве о тиранстве, претерпеваемом от верховников государыней, которую стерегущий ее дракон

В. Л. Долгорукий довел до того, что она «насилу дышит». Владыка сам испугался успеха своей пастырской проповеди, заметив, что многие, ею распаленные, «нечто весьма страшное умышляют».

Подъезжая к Москве, Анна сразу почувствовала под собою твердую почву, подготовленную конспиративной агитацией слывшего безбожником немца и первоприсутствовавшего в Св[ященном] Синоде русского архиерея, и смело стала во главе заговора против самой себя, против своего честного митавского слова. В подмосковном Всесвятском вопреки пунктам она объявила себя подполковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов, собственноручно угостив их водкой, что было принято с величайшим восторгом. Еще до приезда Анны гвардейские офицеры открыто говорили, что скорее согласятся быть рабами одного тирана-монарха, чем многих.

Анна торжественно въехала в Москву 15 февраля, и в тот же день высокие чины в Успенском соборе присягали просто государыне, не самодержице, да «отечеству» – и только. Не замечая интриги, зародившейся вокруг Анны, сторонники Верховного тайного совета ликовали, рассказывали, что наконец-таки настало прямое порядочное правление; императрице назначают 100 тысяч рублей в год и больше ни копейки, ни последней табакерки из казны без позволения Совета, да и то под расписку; чуть что, хотя в малом в чем нарушит данное ей положение, – сейчас обратно в свою Курляндию; и что она сделана государыней, и то только на первое время помазка по губам.

Но верховники уже не верили в удачу своего дела и, по слухам, будто бы сами предлагали Анне самодержавие. И вот 25 февраля сот восемь сенаторов, генералов и дворян в большой дворцовой зале подали Анне прошение образовать комиссию для пересмотра проектов, представленных Верховному тайному совету, чтобы установить форму правления, угодную всему народу. Императрица призывалась стать посредницей в своем собственном деле между верховниками и их противниками. Один из верховников предложил Анне согласно кондициям предварительно обсудить прошение вместе с Верховным тайным советом; но Анна, еще раз нарушая слово, тут же подписала бумагу. Верховники остолбенели.

Но вдруг поднялся невообразимый шум: это гвардейские офицеры, уже надлежаще настроенные, с другими дворянами принялись кричать вперебой: «Не хотим, чтоб государыне предписывали законы; она должна быть самодержицею, как были все прежние государи». Анна пыталась унять крикунов, а они на колена перед ней с исступленной отповедью о своей верноподданнической службе и с заключительным возгласом: «Прикажите, и мы принесем к вашим ногам головы ваших злодеев».

В тот же день после обеденного стола у императрицы, к которому приглашены были и верховники, дворянство подало Анне другую просьбу, с 150 подписями, в которой «всепокорнейшие раби» всеподданнейше приносили и все покорно просили всемилостивейше принять самодержавство своих славных и достохвальных предков, а присланные от Верховного тайного совета и ею подписанные пункты уничтожить. – «Как? – с притворным удивлением простодушного неведения спросила Анна. – Разве эти пункты были составлены не по желанию всего народа?»– «Нет!» – был ответ. – «Так ты меня обманул, князь Василий Лукич» – сказала Анна Долгорукому. Она велела принести подписанные ею в Митаве пункты и тут же при всех разорвала их.

Все время верховники, по выражению одного иноземного посла, не пикнули, а то бы офицеры гвардии побросали их за окна. А 1 марта по всем соборам и церквам «паки» присягали уже самодержавной императрице: верноподданнической совестью помыкали и налево и направо с благословения духовенства.

Так кончилась десятидневная конституционно-аристократическая русская монархия 18 в., сооруженная 4-недельным временным правлением Верховного тайного совета. Но, восстановляя самодержавие, дворянство не отказывалось от участия в управлении: в той же послеобеденной петиции 25 февраля оно просило, упразднив Верховный тайный совет, возвратить прежнее значение Сенату из 21 члена, предоставить шляхетству выбирать баллотированием сенаторов, коллежских президентов и даже губернаторов и согласно дообеденной челобитной установить форму правления для предбудущего времени. Если бы это ходатайство было уважено, центральное и губернское управление составилось бы из выборных агентов дворянства вроде екатерининских капитан-исправников. Российская империя не стала «сестрицей Польши и Швеции», как надеялся Фик; зато рядом с республиканско-шляхетской Польшей стала Россия самодержавно-шляхетская. В. К-ский

ЕГО ПРИЧИНЫ. Дело 1730 г. представлялось современным наблюдателям борьбой, поднявшейся из-за ограничения самодержавия в среде господствующего класса, между родовой аристократией и дворянством: прочие классы народа не принимали в этом движении никакого участия: нельзя же придавать сословного значения суетливой беготне архиепископа Феофана Прокоповича по московским шляхетским домам.

Но первоначально Верховный тайный совет дал предпринятому им делу очень узкую постановку. Это было, собственно, не ограничение самодержавия сословным или народным представительством, а только совместное осуществление прерогатив верховной власти лицом, к ней призванным, и учреждением, призвавшим это лицо к власти. Верховная власть меняла свой состав или форму, переставала быть единоличной, но сохраняла прежнее отношение к обществу. Ограничительные пункты давали только одно право гражданской свободы, да и то лишь одному сословию: «У шляхетства живота и имения и чести без суда не отымать». Но о политической свободе, об участии общества в управлении пункты верховников не говорят ни слова: государством правят неограниченно императрица и Верховный тайный совет, а Верховный тайный совет не представлял собою никого, кроме самого себя: одни из его членов были назначены верховной властью еще до ее ограничения, другие кооптированы, приглашены самим Советом в ночном заседании 19–20 января. Так думал Совет вести дела и впредь; только оппозиция заставила его обещать созыв всех чинов для совещания, и только для совещания, о наилучшем устройстве государственного управления.

Всего менее представляли верховники русскую родовитую знать. Большая часть тогдашней старинной знати, Шереметевы, Бутурлины, князья Черкасские, Трубецкие, Куракины, Одоевские, Барятинские, были по московскому родословию ничем не хуже князей Долгоруких, а члены этих фамилий стояли против Верховного тайного совета. Верховники не могли объединить вокруг себя даже собственных родичей: имена Голицыных и Долгоруких значатся в подписях под оппозиционными проектами. Эта оппозиционная знать была душою движения, волновала мелкое шляхетство, суля ему заманчивые льготы по службе и землевладению, руководила шляхетскими кружками, диктуя им записки для подачи в

Верховный тайный совет. Шляхетство рядовое выступало в деле не деятелем, а статистом, выводимым на сцену, чтобы произвести впечатление количественной силы. Табель о рангах еще не успела перетасовать родословные масти и освободить чин от гнета породы.

В этом дворянстве, темном и бедневшем, нуждавшемся в высокостойных милостивцах, привычное холопье родопочитание еще дружно уживалось с зарождавшимся рабьим чинопочитанием. «Шляхетство фамильным рабски служат и волю их всяко исполняют и тою службою для обогащения получают комендантства и у других важных царских интересов командирство». – Так изображает петровский прожектер Иван Филиппов отношения рядового дворянства к знати, не успевшие скоро измениться и после Петра. Но и вожаки шляхетства были высшие должностные лица, члены правительственных учреждений, впереди всех сенаторы и генералитет, который был не просто куча генералов, а особое учреждение, главный совет Генерального штаба с определенными штатами и окладами.

Первый проект, поданный в Верховный тайный совет и самый оппозиционный, шел именно от Сената и генералитета. Значит, в деле 1730 г. боролись не лица и не общественные классы, а высшие правительственные учреждения, не знать старая, родовитая, с новой, чиновной, или та и другая с рядовым шляхетством, а Сенат, Синод и генералитет с Верховным тайным советом, который присвоял себе монополию верховного управления, – словом, боролись не правительство и общество за власть, а органы правительства между собою за распределение власти. Но учреждения – только колеса правительственной машины, приводимые в движение правительственной или общественной силой. Верховники хотели, чтобы такою силой были знатные фамилии, или фамильные люди; но того же хотели и их противники: фамильные тягались с фамильными.

Со времени опричнины правящий класс так осложнился и перепутался, что трудно стало разобрать, кто и в какой мере фамилен или нефамилен. Общественная сила, какою был этот смешанный класс, теперь цеплялась за готовые правительственные учреждения, потому что не было учреждений общественных, за которые можно было бы уцепиться. Старая военно-генеалогическая организация служилого класса была разрушена отменой местничества и регулярной армией, а попытка Петра вовлечь местные дворянские общества в управление потерпела неудачу. Только учреждения и объединяли неслаженные интересы и невыясненные взгляды лиц и классов; сами верховники, разделяемые фамильными счетами и личными враждами, действовали если не единодушно, то хоть компактно, не по чувству аристократической солидарности, а по товариществу в Верховном тайном совете. Оставалось превратить высшие правительственные учреждения в общественные, выборные, т. е. представительные. Эта мысль и бродила в умах того времени.

Но и верховникам, кроме разве одного Д. Голицына, и их противникам недоставало ни понимания сущности представительства, ни согласия в подробностях его устройства; под выборными из шляхетства разумели набранных из дворян, случившихся в столице. Таким образом, ни установившиеся общественные отношения, ни господствовавшие политические понятия не давали средств развязать узел, в какой затянулись столкнувшиеся интересы и недоразумения. Вопрос разрешен был насильственно, механическим гвардейским ударом. Дворянская гвардия поняла дело по-своему, по-казарменному: ее толкали против самовластия немногих во имя права всех, а она набросилась на всех во имя самовластия одного лица – не туда повернула руль: просить о выборном управлении, восстановив самодержавие, значило прятать голову за дерево.

На другой день после присяги самодержавная Анна, исполняя часть шляхетской просьбы, составила Сенат из 21 члена, но назначила их сама, без всяких выборов. Так ходом дела выясняются главные причины его неудачи. Прежде всего самый замысел князя Д. Голицына не имел ни внутренней силы, ни внешней опоры. Он ограничивал верховную власть не постоянным законом, а учреждением с неустойчивым составом и случайным значением; чтобы придать ему устойчивость, Голицын хотел сделать его органом и оплотом родовой аристократии – класса, которого уже не существовало: оставались только немногие знатные фамилии, разрозненные и даже враждебные друг другу. Голицын строил монархию, ограниченную призраком. Далее, Верховный тайный совет со своим случайным и непопулярным составом, упрямо удерживая за собой монополию верховного управления, оттолкнул от себя большинство правительственного класса и вызвал оппозицию с участием гвардии и шляхетства, перевернув дело, превратив вопрос об ограничении самодержавия в протест против собственной узурпации.

Наконец, оппозиция и отдельные члены самого Верховного тайного совета смотрели в разные стороны: Совет хотел ограничить самодержавие, не трогая высшего управления; оппозиция требовала перестройки этого управления, не касаясь самодержавия или умалчивая о нем; гвардейская и дворянская масса добивалась сословных льгот, относясь враждебно или равнодушно и к ограничению верховной власти, и к перестройке управления. При такой розни и политической неподготовленности оппозиционные кружки не могли выработать цельного и удобоприемлемого плана государственного устройства, оправдывая отзыв прусского посла Мардефельда, что русские не понимают свободы и не сумеют с нею справиться, хотя и много об ней толкуют.

Сам Голицын объяснял неудачу своего предприятия тем, что оно было не по силам людям, которых он призвал к себе в сотрудники. В этом смысле надобно понимать его слова, которыми он сам отпел свое дело. Когда восстановлено было самодержавие, он сказал: «Пир был готов, но званые оказались недостойными его; я знаю, что паду жертвой неудачи этого дела; так и быть, пострадаю за отечество; мне уж и без того остается немного жить; но те, кто заставляет меня плакать, будут плакать дольше моего». В этих словах приговор Голицына и над самим собой: зачем, взявшись быть хозяином дела, назвал таких гостей, или зачем затевал пир, когда некого было звать в гости?

В. К– ский

СВЯЗЬ С ПРОШЕДШИМ. В предприятии князя Голицына возбуждают недоумение две черты: это – выбор лица, не стоящего на наследственной очереди, и подделка избирательного акта, превратившая условия избрания в добровольный дар избранницы. Первая черта наводит на мысль о некотором участии шведского влияния. Воцарение Анны несколько напоминает вступление на шведский престол сестры Карла XII Ульрики-Элеоноры в 1719 г.: то же избрание женщины помимо прямого наследника (герцога голштинского) с ограничением власти избранницы; то же домогательство аристократического государственного совета стать полновластным и такое же противодействие дворянства. Наконец, русские исследователи событий 1730 г. с помощью шведских историков указали очевидные следы влияния шведских конституционных актов в ограничительных пунктах, в плане и проекте присяги, составленных Голицыным.

Но при сходстве обстоятельств условия были далеко не одинаковы. При избрании Анны Голицын помнил и мог принимать в соображение случившееся с Ульрикой-Элеонорой: удалось там – почему не удастся здесь? Шведские события давали только ободрительный пример, шведские акты и учреждения – готовые образцы и формулы. Но побуждения, интересы и согласованная с ними тактика были свои, незаимствованные. Это особенно сказалось в другой черте дела.

Зачем понадобилась Голицыну фальсификация избирательного акта? Здесь надобно обратиться к русскому прошлому. Закулисная интрига в перемене образа правления имела у нас долгую и невзрачную историю. В 1730 г. уже не в первый раз поднимался старый и коренной вопрос русского государственного порядка – вопрос о закономерной постановке верховной власти. Он вызван был пресечением династии Рюриковичей, как историческая необходимость, а не как политическая потребность. До 1598 г. на московского государя смотрели как на хозяина земли, а не народа. В народном правосознании не было места для мысли о народе как о государственном союзе; не могло быть места и для идеи народной свободы. Церковь учила, что всякая власть от бога, а так как воля божия не подлежит никакому юридическому определению, то ее земное воплощение становилось вне права, закона, мыслилось как чистая аномия.

С 1598 г. русское политическое мышление стало в большое затруднение. Церковное понятие о власти еще можно было кое-как пристроить к наследственному государю – хозяину земли; но царь выборный, деланный хоть и земскими, но все же земными руками, трудно укладывался под идею богопоставленной власти. Политическое настроение раздвоилось. Плохо понимая, что за цари пошли с Бориса Годунова, народная масса сохранила чисто отвлеченное библейское представление о царской власти; но уже закрепощаемая и прежде умевшая только бегать от притеснений властей, она в 17 в. выучилась еще бунтовать против бояр и приказных людей.

В свою очередь и боярство под влиянием горьких опытов и наблюдений над соседними порядками освоилось с мыслью о договорном царе; но, исходя из правящего класса, а не из народной массы, заслуженно ему не доверявшей, эта мысль всегда стремилась отлиться и дважды отливалась в одинаковую форму закулисной сделки, выступавшей наружу в виде добровольного дара власти либо проявлявшейся в ослабленных браздах правления.

Такая форма была выходом из положения между двух огней, в какое попадали люди, чутьем или сознательно пытавшиеся исцелить страну от болезненного роста верховной власти. Дело 1730 г. было седьмой попыткой более или менее прикрытого сделочного вымогания свободы правительственным кружком и четвертым опытом открытого, формального ограничения власти. Негласное вымогание свободы вызывалось нравственным недоверием к дурно воспитанной политической власти и страхом перед недоверчивым к правящему классу народом; формальное ограничение не удавалось вследствие розни среди самих господствующих классов. В. К-ский

 

Мрачное десятилетие

Время правления Анны Ивановны В. О. Ключевский назвал одной из самых мрачных страниц нашей истории. Бездарная и ленивая императрица, опиравшаяся на иноземных советчиков, оставила о себе недобрую память.

ИМПЕРАТРИЦА АННА И ЕЕ ДВОР. Движение 1730 г. ровно ничего не дало для народной свободы. Может быть, оно дало толчок политической мысли дворянства. Правда, политическое возбуждение в этом сословии не погасло и после неудачи верховников; но оно под действием царствования Анны значительно преломилось, получило совсем другое направление.

Это царствование – одна из мрачных страниц нашей истории, и наиболее темное пятно на ней – сама императрица. Рослая и тучная, с лицом более мужским, чем женским, черствая по природе и еще более очерствевшая при раннем вдовстве среди дипломатических козней и придворных приключений в Курляндии, где ею помыкали, как русско-прусско-польской игрушкой, она, имея уже 37 лет, привезла в Москву злой и малообразованный ум с ожесточенной жаждой запоздалых удовольствий и грубых развлечений. Выбравшись случайно из бедной митавской трущобы на широкий простор безотчетной русской власти, она отдалась празднествам и увеселениям, поражавшим иноземных наблюдателей мотовской роскошью и безвкусием. В ежедневном обиходе она не могла обойтись без шутих-трещоток, которых разыскивала чуть не по всем углам империи: они своей неумолкаемой болтовней угомоняли в ней едкое чувство одиночества, отчуждения от своего отечества, где она должна всего опасаться; большим удовольствием для нее было унизить человека, полюбоваться его унижением, потешиться над его промахом, хотя она и сама однажды повелела составить Св[ященный] Синод в числе 11 членов из двух равных половин – великороссийской и малороссийской.

Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, навезенных из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении. Этот сбродный налет состоял из «клеотур» двух сильных патронов: «канальи курляндца», умевшего только разыскивать породистых собак, как отзывались о Бироне, и другого канальи, лифляндца, подмастерья и даже конкурента Бирону в фаворе, графа Левенвольда, обер-шталмейстера, человека лживого, страстного игрока и взяточника.

При разгульном дворе, то и дело увеселяемом блестящими празднествами, какие мастерил другой Левенвольд, обер-гофмаршал, перещеголявший злокачественностью и своего брата, вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упаду на доимочные деньги, выколачиваемые из народа. Недаром двор при Анне обходился впятеро-вшестеро дороже, чем при Петре I, хотя государственные доходы не возрастали, а скорее убавлялись. «При неслыханной роскоши двора, в казне, – писали послы, – нет ни гроша, а потому никому ничего не платят». Между тем управление велось без всякого достоинства. Верховный тайный совет был упразднен, но и Сенат с расширенным составом не удержал прежнего первенствующего значения. Над ним стал в 1731 г. трехчленный Кабинет министров, творение Остермана, который и сел в нем полновластным и негласным вдохновителем своих ничтожных товарищей: князя Черкасского и канцлера Головкина.

Кабинет – не то личная контора императрицы, не то пародия Верховного тайного совета: он обсуждал важнейшие дела законодательства, а также выписывал зайцев для двора и просматривал счета за кружева для государыни. Как непосредственный и безответственный орган верховной воли, лишенный всякого юридического облика, Кабинет путал компетенцию и делопроизводство правительственных учреждений, отражая в себе закулисный ум своего творца и характер темного царствования. Высочайшие манифесты превратились в афиши непристойного самовосхваления и в травлю русской знати перед народом. Казнями и крепостями изводили самых видных русских вельмож – Голицыных и целое гнездо Долгоруких.

Тайная розыскная канцелярия, возродившаяся из закрытого при Петре II Преображенского приказа, работала без устали, доносами и пытками поддерживая должное уважение к предержащей власти и охраняя ее безопасность; шпионство стало наиболее поощряемым государственным служением. Все казавшиеся опасными или неудобными подвергались изъятию из общества, не исключая и архиереев; одного священника даже посадили на кол. Ссылали массами, и ссылка получила утонченно-жестокую разработку. Всех сосланных при Анне в Сибирь считалось свыше 20 тысяч человек; из них более 5 тысяч было таких, о которых нельзя было сыскать никакого следа, куда они сосланы. Зачастую ссылали без всякой записи в надлежащем месте и с переменою имен ссыльных, не сообщая о том даже Тайной канцелярии: человек пропадал без вести.

Между тем народное, а с ним и государственное хозяйство расстраивалось. Торговля упала: обширные поля оставались необработанными по пяти и по шести лет; жители пограничных областей от невыносимого порядка военной службы бежали за границу, так что многие провинции точно войною или мором опустошены, как писали иноземные наблюдатели. Источники казенного дохода были крайне истощены, платежные силы народа изнемогли: в 1732 г. по смете ожидалось дохода от таможенных и других косвенных налогов до 2,2 миллиона рублей, а собрано было всего лишь 187 тысяч. На многомиллионные недоимки и разбежались глаза у Бирона.

Под стать невзгодам, какими тогда посетила Россию природа, неурожаям, голоду, повальным болезням, пожарам, устроена была доимочная облава на народ: снаряжались вымогательные экспедиции; неисправных областных правителей ковали в цепи, помещиков и старост в тюрьмах морили голодом до смерти, крестьян били на правеже и продавали у них все, что попадалось под руку. Повторялись татарские нашествия, только из отечественной столицы. Стон и вопль пошел по стране. В разных классах народа толковали: Бирон и Миних великую силу забрали, и все от них пропали, овладели всем у нас иноземцы; тирански собирая с бедных подданных слезные и кровавые подати, употребляют их на объедение и пьянство; русских крестьян считали хуже собак; пропащее наше государство! Хлеб не родится, потому что женский пол царством владеет; какое ныне житье за бабой?

Народная ненависть к немецкому правительству росла, но оно имело надежную опору в русской гвардии. В первый же год царствования ее подкрепили третьим пехотным полком, сформированным из украинской мелко-шляхетской милиции; в подражание старым полкам Петра I, новый был назван Измайловским – по подмосковному селу, где любила жить Анна. Полковником назначен был помянутый молодец обер-шталмейстер Левенвольд, и ему же поручили набрать офицеров в полк из лифляндцев, эстляндцев, курляндцев и иных наций иноземцев, между прочим, и из русских. Это была уже прямая угроза всем русским, наглый вызов национальному чувству. Подпирая собой иноземное иго, гвардия услужила бироновщине и во взыскании недоимок: гвардейские офицеры ставились во главе вымогательных отрядов. Любимое детище Петра, цвет созданного им войска – гвардеец явился жандармом и податным палачом пришлого проходимца. Лояльными гвардейскими штыками покрывались ужасы, каких наделали разнузданные народным бессилием пришельцы.

Еще при самом начале немецких неистовств польский посол, прислушиваясь к толкам про немцев в народе, выразил секретарю французского посольства опасение, как бы русские не сделали теперь с немцами того же, что они сделали с поляками при Лжедмитрии. «Не беспокойтесь, – возразил Маньян, – тогда у них не было гвардии». Дорого заплатила дворянская гвардия за свое всеподданнейшее прошение 25 февраля 1730 г. о восстановлении самодержавия и за великолепный обед, данный за это императрицей гвардейским офицерам 4 апреля того же года, удостоив их при этом чести обедать вместе с ними: немцы показали этой гвардии изнанку восстановленного ею русского самодержавия. В. К-ский

БИРО́Н Эрнст Иоганн (13.11.1690–17.12.1772 гг.) – фаворит императрицы Анны Ивановны, граф (1730 г.), герцог Курляндский в 1737–1740 гг. и 1762–1769 гг.

Эрнст Иоганн был вторым из трех сыновей военного, который, выйдя в отставку, купил небольшое поместье в Курляндии. Чтобы обеспечить себе будущее, молодой человек поступил в Кенигсбергский университет. Он хотел стать юристом. Но университет пришлось оставить: его обвинили в убийстве часового. После неудачной попытки сделать карьеру в России Эрнст Иоганн вернулся в Курляндию. В 1718 г. поступил на службу ко двору герцогини Анны Ивановны в чине камер-юнкера, но его скоро уволил управляющий имениями герцогини П. М. Бестужев-Рюмин. В 1724 г. Бирон вновь оказался при дворе Анны Ивановны и вскоре стал ее фаворитом.

В 1730 г. Анна Ивановна вступила на российский престол. Бирон пользовался огромным влиянием на императрицу, он вмешивался в государственные дела, выдвигал на высшие посты людей, умевших угодить ему заискиваниями и взятками. Бирон демонстративно выказывал презрение ко всему русскому, жестоко преследовал недовольных. Он заслужил ненависть даже среди многих немцев, находившихся на русской службе. Всесильный фаворит способствовал разграблению национальных богатств России. Фактически Бирон присвоил себе доходы, получаемые от казенных горных заводов, и к 1740 г. сколотил себе крупное состояние. В 1734 г., получив крупную взятку от англичан, он помог заключить торговый договор с Англией, лишивший русских купцов значительных прибылей. В 1737 г. по настоятельной просьбе Анны Ивановны курляндское дворянство избрало Бирона наследственным герцогом Курляндии.

16 октября 1740 г., за день до своей смерти, Анна Ивановна объявила Бирона регентом до совершеннолетия наследника – младенца Ивана VI Антоновича. Он пробыл регентом всего 22 дня. В ночь на 9 ноября 1740 г. гвардейцы во главе с генерал-фельдмаршалом

Минихом арестовали Бирона в Летнем дворце и отправили в Шлиссельбургскую крепость. Бирона приговорили к четвертованию, но правительница Анна Леопольдовна заменила смертную казнь ссылкой в сибирский город Пелым.

В 1742 г. императрица Елизавета Петровна перевела бывшего регента из Сибири в Ярославль. В 1762 г. император Петр III вернул Бирона из ссылки, восстановил в прежних чинах, а после свержения Петра III императрица Екатерина II возвратила ему и его наследникам герцогство Курляндское. В кон. 1769 г. Бирон передал власть своему сыну Петру, а сам стал жить в полном уединении. После смерти Бирона его наследники отказались от прав на владение герцогством, и оно перешло к России. Вс. В.

«БИРО́НОВЩИНА» – название периода правления императрицы Анны Ивановны (1730-е гг.), когда в государственных и военных учреждениях России установилось засилье иностранцев.

Господство иностранцев связывали с именем фаворита Анны Ивановны – Э. И. Бирона, под покровительством которого иностранные авантюристы, «искатели счастья» заняли высокие, доходные должности в государстве и безнаказанно грабили казну. Ставленник Бирона – придворный банкир Липман открыто продавал должности и занимался ростовщичеством. Высшие посты занимали немцы Рейнгольды, К. Г. Левенвольде, К. Л. Менгден, И. А. Корф, Г. К. Кайзерлинг, Г. Р. Ливен, К. Бреверн, Штемберг и др. Прибалтийские немцы заняли командные должности в лейб-гвардии Измайловском полку, учрежденном Анной Ивановной. Французский посланник Шетарди так характеризовал значение Измайловского полка в раскладе сил при дворе русской императрицы: «Эта гвардия… составляет здесь главную опору власти, поэтому она вся поручена ведению иностранцев, чтобы на нее более можно было полагаться».

Бирон был далек от реальной государственной службы. Поэтому, по словам В. О. Ключевского, «настоящими заправилами государства», возвысившимися «над кучей бироновских ничтожеств», стали опытные и способные сановники, немцы по происхождению, вице-канцлер А. И. Остерман и фельдмаршал Б. Х. Миних. Остерман заведовал внутренней и внешней политикой России, Миних – военными делами.

«Бироновщина» сопровождалась разграблением национальных богатств страны и жестокими гонениями против недовольных. «Дворянство, по-видимому, очень недовольно, что ее величество окружает себя иностранцами», – констатировал в 1730 г. английский посланник К. Рондо. Партию недовольных возглавил кабинет-министр А. П. Волынский. В кон. 1730-х гг. Волынский составил «Генеральный проект о поправлении внутренних государственных дел». Вместе со своими тайными соратниками («конфидентами») он весьма резко отзывался о засилье Бирона и др. иностранцев. Волынский уличил Бирона в «закрытой безсовестной политике» и предательстве государственных интересов России. Бирон настоял на расправе с Волынским и его «конфидентами». Их казнили летом 1740 г.

В октябре 1740 г., в канун своей кончины, Анна Ивановна назначила Бирона регентом при наследнике – младенце-императоре Иване VI. Переворот 8 ноября 1740 г. лишил Бирона прав регента и положил конец «бироновщине». Вс. В.

 

Отношения с другими странами

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА. Бирон с креатурами своими не принимал прямого, точнее, открытого участия в управлении: он ходил крадучись, как тать, позади престола. Над кучей бироновских ничтожеств высились настоящие заправилы государства – вице-канцлер Остерман и фельдмаршал Миних. Им предстояло все усиливавшийся ропот на худое ведение внутренних дел заглушить шумными внешними успехами, а немецкое правительство русской императрицы из Митавы даже обязано было для собственной безопасности поддержать свой престиж в России и в Европе. Этого и немудрено было добиться, умело позируя между Францией и Австрией, во взаимной вражде одинаково заискивавшими у России с ее превосходным петровским войском, которого еще не успели вполне расстроить.

Таким знатокам дипломатического и военного искусства, как Остерман и Миних, представились два прекрасных случая показать, насколько лучше умеют они вести дела, чем доморощенные русские неучи и лентяи. В 1733 г. умер король польский Август II, непутный союзник Петра I, и надобно было поддержать его сына в борьбе за польский престол против французского кандидата, старого Станислава Лещинского. В 1697 г. достаточно было в подобном случае придвинуть еще не устроенное русское войско к литовской границе, чтобы доставить этому Августу II торжество над французским принцем. Теперь ввели в глубь Польши целую регулярную армию в 50 тысяч под командой лучшего из генералов-иноземцев, да и то не немца, а шотландца Лесси, любимца солдат.

Но в Петербурге предприятие было так плохо подготовлено, а присланный улаживать дела в Польше закадычный друг Остермана, бездельник обер-шталмейстер Левенвольд, поставил русское войско в такое невыносимое положение, что 42 месяца осаждали укрывший за своими стенами Станислава Данциг, под которым сам сменивший Лесси Миних уложил более 8 тысяч русских солдат.

Во время польской войны друзья Остермана австрийцы не ввели в Польшу ни одного солдата на помощь союзным русским войскам, а когда Франция объявила Австрии войну за Польшу и со своими союзниками отняла у нее Неаполь, Сицилию, Лотарингию и почти всю Ломбардию, всемогущий и славный петербургский дипломат двинул к Рейну того же Лесси с 20-тысячным корпусом и тем выручил свою жалкую и предательскую союзницу.

По связи с польской войной и по поводу крымских набегов в 1735 г. начали войну с Турцией. Надеялись в союзе с Персией и той же

Австрией припугнуть турок легкой и быстрой кампанией, чтобы сгладить неприятное впечатление отказа от прикаспийских завоеваний Петра Великого, удержать Турцию от вмешательства в польские дела и освободиться от тягостных условий договора на Пруте 1711 г.

Обремененный всеми высшими военными должностями, подмываемый честолюбивыми вожделениями и окрыляемый мечтаниями, Миних также желал этой войны, чтобы освежить свою боевую славу, несколько поблекшую под Данцигом. И действительно, русские войска добились громких успехов: сделаны были три опустошительные вторжения в главное татарское гнездо, в непроницаемый дотоле Крым, взяты Азов, Очаков, после Ставучанской победы в 1739 г. заняты Хотин, Яссы и здесь отпраздновано покорение Молдавского княжества.

Герой войны Миних широко расправил крылья. Ввиду турецкой войны в Брянске на реке Десне завели верфь и на ней ускоренно строили суда, которые, спустившись Днепром в Черное море, должны были действовать против Турции. Суда строились по системе тяп-ляп и по окончании войны признаны были никуда не годными. Однако по взятии Очакова в 1737 г. Миних хвастливо писал, что на этой флотилии, взорвав днепровские пороги, он в следующем году выйдет в Черное море и пойдет прямо в устья Днестра, Дуная и далее в Константинополь. Надеялись, что все турецкие христиане поднимутся, как один человек, и стоит только высадить в Босфоре тысяч двадцать с несуществовавших русских кораблей, чтобы заставить султана бежать из Стамбула.

На австро-русско-турецком конгрессе в Немирове 1737 г. Россия потребовала у турок всех татарских земель от Кубани до устьев Дуная с Крымом включительно и независимости Молдавии и Валахии. Война стоила страшно дорого: в степи, в Крыму и под турецкими крепостями уложено было до 100 тысяч солдат, истрачено много миллионов рублей; показали миру чудеса храбрости своих войск, но кончили тем, что отдали дело во враждебные руки французского посла в Константинополе Вильнева, ума непервоклассного, по отзыву русского резидента. Но он превосходно распорядился интересами России, заключил мир в Белграде (сентябрь 1739 г.) и подсчитал такие главные итоги всех русских усилий, жертв и побед: Азов уступается России, но без укреплений, которые должны быть срыты; Россия не может иметь на Черном море ни военных, ни даже торговых кораблей; султан отказался признать императорский титул русской императрицы. Вот к чему свелись и брянская флотилия, и крымские экспедиции, и штурм Очакова, и Ставучаны, и воздушный полет Миниха в Константинополь. Вильневу за такие услуги России предложен был вексель в 15 тысяч талеров, от которого, впрочем, тот великодушно отказался – до окончания всего дела, и Андреевский орден, а его сожительница получила бриллиантовый перстень.

Россия не раз заключала тяжелые мирные договоры; но такого постыдно смешного договора, как белградский 1739 г., ей заключать еще не доводилось и авось не доведется. Вся эта дорогая фанфаронада была делом первоклассных талантов тогдашнего петербургского правительства, дипломатических дел мастера Остермана и такого же военных дел мастера Миниха с их единоплеменниками и русскими единомышленниками. Однако их заслуги перед Россией щедро вознаграждались: Остерман, например, по разнообразным своим должностям вплоть до генерал-адмирала получал не менее 100 тысяч рублей на наши деньги. В. К-ский

МИ́НИХ Бурхард Христоф фон (в православном крещении Христофор Антонович) (09.05.1683–16.10. 1767 гг.) – военный и государственный деятель России, граф (1728 г.) генерал-фельдмаршал (1732 г.).

Б. Х. Миних родился в семье баварского дворянина в собственном поместье в графстве Ольденбург. До приезда в Россию служил военным инженером во французской, гессен-дармштадтской, гессен-кассельской, польской армиях. Участвовал в Войне за Испанское наследство 1701–1714 гг. Находясь на службе у польского короля Августа II Сильного, получил чин генерал-майора и принял участие в реформировании вооруженных сил Речи Посполитой, сформировал Коронную гвардию Польскую.

По приглашению русского посла в Польше Б. Х. Миних поступил на русскую службу и в 1721 г. был принят с тем же чином в русскую армию. На следующий год он получил чин генерал-поручика. Руководил постройкой Обводного канала в Петербурге, шлюза на р. Тосна и дороги Петербург – Шлиссельбург. С 1724 г. по личному поручению императора Петра I возглавил строительство Ладожского канала.

Б. Х. Миних сделал блестящую карьеру при преемниках первого российского императора. Благодаря поддержке А. И. Остермана, Э. И. Бирона он пользовался расположением императрицы Анны Ивановны. В 1732 г. Б. Х. Миних стал президентом Военной коллегии и провел важные реформы в русской армии, заметно повысившие ее боеспособность. Он образовал новый гвардейский полк – Измайловский, учредил Сухопутный шляхетский корпус, значительно усилил артиллерию, образовал 20 полков украинской ландмилиции. Привилегии иностранцев в армии были ликвидированы.

Во время Войны за Польское наследство 1733–1735 гг. его назначили главнокомандующим русской армией. Миних вынудил капитулировать крепость Данциг, где находился польский король Станислав Лещинский. Несмотря на победу, из-за интриг Э. И. Бирона Миниха едва не отдали под суд, т. к. он не смог воспрепятствовать бегству польского короля во Францию. Он избежал наказания благодаря личному заступничеству императрицы Анны Ивановны. Во время русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Миних командовал русскими войсками в Крыму и Бессарабии. Тогда были взяты Азов, Очаков, Хотин, Яссы.

После смерти императрицы Анны Ивановны Миних организовал дворцовый переворот, правительницей стала Анна Леопольдовна. В ночь на 9 ноября 1740 г. Миних арестовал регента Э. И. Бирона и стал первым кабинет-министром. Миних получил имение Бирона. 3 марта 1741 г. из-за интриг А. И. Остермана правительница Анна Леопольдовна уволила его в отставку.

После дворцового переворота 28 ноября 1741 г. к власти пришла императрица Елизавета Петровна. Б. Х. Миних был привлечен к следствию по обвинению в государственной измене и приговорен к четвертованию. Смертная казнь была заменена вечной ссылкой в город Пелым. Только в 1762 г. император Петр III возвратил его из ссылки и восстановил в чинах и званиях. Во время переворота 28 июня 1762 г. Миних находился при Петре III и оставался ему верен до конца. После отречения Пет ра III от престола он присягнул Екатерине II. Новая императрица оценила инженерное дарование Миниха и назначила его главным командиром портов в Кронштадте, Ревеле, Нарве и Рогервике и обер-директором Ладожского канала.

Б. Х. Миних скончался в своем имении близ Дерпта (ныне город Тарту). В. В.

ОСТЕРМА́Н Андрей Иванович (Генрих-Иоанн-Фридрих) (1686–1747 гг.) – родоначальник графского рода Остерманов немецкого происхождения. Бежал в Россию из-за дуэли. В 1707 г. стал служить в Посольском приказе. Участвовал в Прутском походе Петра I, выполнял важные дипломатические поручения во время Северной войны. В 1723 г. получил должность вице-президента Коллегии иностранных дел. После смерти Петра I стал влиять и на внутреннюю политику, при Екатерине I стал вице-канцлером, вошел в Верховный тайный совет.

В 1730 г. Остерман, сказавшись больным, не участвовал в заседании Верховного тайного совета и подписывал «кондиции». За это он получил от Анны Ивановны графский титул и земли в Финляндии. Он стал фактическим руководителем внешней и внутренней политики при Анне Ивановне, ведущим деятелем «немецкой партии» при дворе и способствовал усилению влияния иностранцев в России.

В 1740 г. правительница Анна Леопольдовна пожаловала его в генерал-адмиралы. В 1741 г. по приказу Елизаветы Петровны его арестовали и приговорили к смертной казни. Однако уже на эшафоте ему объявили новый приговор – ссылка в Березов. Там он и скончался. О. Н.

КИРАСИ́РЫ (от франц. cuirassier – латники) – род тяжелой кавалерии. Первые кирасирские полки в России были созданы в 1731 г. Кирасиры имели защитное вооружение – две металлические пластины, выгнутые по форме спины и груди и соединенные пряжками на плечах и боках. Их называли на французский манер «кирасами». Кирасы весили ок. 7–9 кг.

Отличительная черта формы кирасир – белый колет, т. е. короткий мундир, застегивающийся на крючки по продольному разрезу. На голове русские кирасиры в 18 в. носили треугольные шляпы, а в 19 в. – высокие металлические каски с черной щетиной на гребне. Кирасиры были вооружены палашом с длинным, тяжелым и широким клинком. В седельных кобурах они имели пару длинных пистолетов, в руках – карабин – укороченную и облегченную винтовку. В кирасиры набирали мужчин высокого роста и большой силы. Для них подбирали самых рослых и сильных коней. Кирасирские полки предназначались для решающих ударов.

К 1801 г. в ходе военной реформы императора Павла I число армейских кирасирских полков увеличилось до 14 и сохранялись еще два гвардейских. В 1810 г. осталось 8 армейских и два гвардейских кирасирских полка. Они были сведены в две кирасирские дивизии. Кирасиры отличились во многих сражениях Отечественной войны 1812 г., особенно в Бородинской битве. Несколько полков были награждены Георгиевскими штандартами.

Тяжелая кирасирская конница сохраняла свое значение до сер. 19 в. В 1860 г. армейские кирасирские полки были преобразованы в драгунские. До 1917 г. сохранились только 4 гвардейских кирасирских полка. Они носили кирасы и металлические каски с двуглавыми орлами как атрибут парадной одежды, но в боевой обстановке действовали как драгуны и вооружались шашками и винтовками. В. Г.

ПО́ЛЬСКОЕ НАСЛЕ́ДСТВО (ВОЙНА́ 1733–1735 гг.) – война из-за избрания нового короля Речи Посполитой между Австрией, Россией, Саксонией, с одной стороны, и Францией – с другой.

Поводом к войне послужили выборы нового короля на польский престол после смерти 1 февраля 1733 г. польского короля и саксонского курфюрста Августа II. Кандидатами на трон Речи Посполитой стали новый саксонский курфюрст Фридрих Август, сын Августа II, и Станислав Лещинский, тесть Людовика XV, который пользовался поддержкой Франции. На стороне Фридриха Августа выступали Россия и Австрия. В случае своего избрания польским королем саксонский курфюрст обещал русской императрице Анне Ивановне, что Речь Посполитая откажется от претензий на Лифляндию и передаст ленные права на Курляндию фавориту императрицы Э. Бирону. Если бы польский трон занял Лещинский, то образовался бы антирусский блок в составе Франции, Польши, Турции и Швеции.

В августе 1733 г. в Польшу вошел 16-тысячный русский корпус генерала П. П. Ласси. В сентябре сейм Речи Посполитой избрал королем Лещинского. Однако противники Лещинского обратились за помощью к России. Когда к Варшаве подошли русские войска, состоялись новые выборы, и 24 сентября королем стал Фридрих Август под именем Августа III. Вспыхнула война. Лещинский отступил в Гданьск, который в январе 1734 г. был осажден войсками Ласси. В марте новым командующим русской армией стал фельдмаршал Б. Х. Миних.

В апреле вблизи Гданьского порта появилась французская эскадра из 11 кораблей, на берег высадился 2-тысячный десант. Русский Балтийский флот (14 линейных кораблей, 9 фрегатов) также подошел к Гданьску и в мае заставил вражескую эскадру отступить. Французский десант сдался в плен. В июне Лещинский бежал из Гданьска в Пруссию. 7 июля 1734 г. Гданьск капитулировал.

Для поддержки Австрии против Франции в июне 1735 г. на Рейн был отправлен корпус Ласси, однако прибытие русских войск уже не могло изменить в целом неудачный для австрийцев ход войны. По заключенному в октябре 1735 г. миру Австрия теряла Лотарингию и Южную Италию. Франция признавала Августа III польским королем. Россия приняла условия мира в мае 1736 г., когда Лещинский отказался от польской короны, получив взамен Лотарингию. После его смерти Лотарингия должна была отойти к Франции.

Результаты войны были официально утверждены Венским договором в октябре 1738 г. между Австрией и Францией. К нему в мае 1739 г. присоединилась Россия. В результате Войны за Польское наследство позиции

России в Европе утвердились, усилилось ее влияние на Польшу. Д. Н.

РУ́ССКО-ТУРЕ́ЦКАЯ ВОЙНА́ 1735–1739 гг. Война началась в августе 1735 г. без официального разрыва отношений между Турцией и Россией и приняла поначалу форму степной русско-татарской войны. В 1735 г. крымские татары совершили набеги на Украину и на Кавказ.

Россия поставила своей целью овладеть Азовом и Крымом, и эта война была продолжением борьбы России за выход к Черному морю. В марте 1735 – июне 1736 гг. русские войска под командованием Б. Х. Миниха и П. П. Ласси осаждали и взяли крепость Азов. 20 мая 1736 г. армия генерал-фельдмаршала Б. Х. Миниха вторглась в Крым, а 17 июня захватила и сожгла г. Бахчисарай – столицу Крымского ханства. После этого Миних отвел свои войска из Крыма на Украину.

Весной – летом 1737 г. армия генерал-фельдмаршала П. П. Ласси (40 тыс. чел.), переправившись через Генический пролив на Арабатскую стрелку и перейдя озеро Сиваш, вновь вторглась в Крым. Разгромив татарский отряд, русские войска преследовали бегущего противника до г. Бахчисарай. Вскоре из-за недостатка воды и продовольствия Ласси вывел свою армию с вражеской территории. 2 июля

1737 г. армия генерал-фельдмаршала Б. Х. Миниха овладела турецкой крепостью Очаков.

В 1738 г. русские войска не вели активных боевых действий из-за эпидемии чумы, им пришлось оставить Очаков и Кинбурн. В 1739 г. русская армия Б. К. Миниха вторглась в Крым, принудила к капитуляции гарнизоны турецких крепостей Ор-Капи и Чуфут-Кале, а также форта Чиваскул. После концентрации у Перекопа турецко-татарской армии по решению военного совета было начато отступление к Днепру.

17 августа 1739 г. у села Ставучаны армия Б. Х. Миниха (48 тыс. чел., 250 орудий) наголову разгромила турецкую армию Вели-паши (20 тыс. чел., 70 орудий), потеряв лишь 13 чел. убитыми и 54 ранеными. 18 сентября 1739 г. был подписан Белградский мирный договор между Россией и Турцией. Россия вернула себе Азов и небольшую территорию на Правобережной Украине, а также получила право построить крепость на острове Черкас (на р. Дон). В. В.

МЛА́ДШИЙ ЖУЗ, Кши-жуз, Меньшая орда – объединение племен Западного Казахстана. Абулхаир, избранный в 1728 г. верховным ханом, фактически управлял лишь некоторыми племенами. Когда нависла угроза нападения джунгар и калмыков, Абулхаир обратился к

Анне Ивановне: «Ныне желаю быть со всем моим владением Вашего императорского величества в подданстве». 17 февраля 1731 г. была подписана жалованная грамота о принятии жуза в состав России. На деле Абулхаир проводил самостоятельную, часто враждебную России политику. Он пытался подчинить Хивинское ханство, старался еще больше разжечь Башкирское восстание 1735–1740 гг., устраивал набеги на русские земли. После гибели Абулхаира в междоусобице в 1748 г., Россия утвердила ханом его сына Нурали.

Во время восстания Пугачева казахи возобновили набеги. В ответ русские войска в 1775 г. разорили их кочевья. Для надзора над казахской степью в Оренбурге была создана комиссия пограничных дел. Нурали пытался ограничить власть родовой знати, и она ответила восстанием в 1785 г. Восставшие требовали смещения Нурали, а также права кочевать к западу от реки Урал. Екатерина II согласилась на оба требования. Однако в жузе разгорелась межродовая война, сочетавшаяся с набегами на русскую границу. Казачьи отряды отвечали на это рейдами. Только в 1797 г. России удалось примирить стороны, включив в ханский совет представителей знати, которые фактически отстранили хана от управления.

Последний номинальный хан Ширгазы в 1824 г. был низложен. Русские власти разделили жуз на три части во главе с султанами-правителями, подотчетными оренбургской пограничной комиссии. Казахи стали платить налоги – кибиточную подать.

В 1868 г. земли Младшего жуза вошли в состав Уральской и Тургайской областей Оренбургского генерал-губернаторства. Султаны, лишенные привилегий, подняли восстание и призвали хивинские войска, которые все же не решились атаковать русские укрепления. После первых успехов восставшие стали терпеть поражения. Их предводитель, султан Хангалий Арсланов, в 1869 г. ушел в Хиву.

В 1882 г. с упразднением Оренбургского генерал-губернаторства Тургайская область вошла в Степной край. Д. Н.

 

Регентша Анна Леопольдовна

Анна Ивановна отличалась стойкой неприязнью к дочери Петра Великого Елизавете. Поэтому, размышляя о том, кому достанется трон после ее смерти, она остановилась на кандидатуре родной племянницы, тоже Анны, дочери своей сестры Екатерины Ивановны. Анна Леопольдовна, племянница императрицы, была замужем за герцогом Брауншвейгским – Антоном-Ульрихом. От этого брака родился сын, названный Иваном – в честь прадеда.

Этот младенец, появившийся на свет за два месяца до смерти Анны Ивановны, и был в конце концов провозглашен императрицей наследником русского трона. Пока Иван VI Антонович качался в колыбели, он не мог управлять государством. Ко всеобщему удивлению и негодованию регентом при нем Анна Ивановна назначила не родителей мальчика, а Бирона. Однако с помощью фельдмаршала Миниха Бирон был арестован, а регентшей стала Анна Леопольдовна, мать Ивана Антоновича.

А́ННА ЛЕОПО́ЛЬДОВНА (Елизавета-Екатерина-Христина) (07.12.1718–27.02.1746 гг.) – принцесса Мекленбург-Шверинская, в замужестве принцесса Брауншвейгская, правительница Российской империи с 09.11.1740 по 25.11.1741 гг. при малолетнем сыне императоре Иване VI Антоновиче.

Она была дочерью герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда и Екатерины, дочери царя Ивана V Алексеевича, старшего брата Петра I. Родилась в Ростоке, в 1722 г. мать увезла ее в Россию. Жила при бабушке-царице Прасковье Федоровне, где ее воспитанию уделяли мало внимания.

Жизнь ее резко изменилась в 1731 г. На престол вступила ее тетка Анна Ивановна, не имевшая детей. Желая сохранить престол за родом своего отца, императрица Анна приблизила племянницу к своему двору. Начались поиски подходящих женихов. Наконец, остановились на кандидатуре принца Антона Ульриха Брауншвейгского. Принц поступил на русскую службу и Елизавете-Екатерине-Христине пришлось принять православие и вместе с ним новое имя – Анна.

Анне жених не нравился, и свадьбу отложили. В 1739 г. бракосочетание все-таки состоялось. Оно было ускорено тем, что фаворит императрицы Э. И. Бирон вознамерился женить на Анне своего сына. 12 августа 1740 г. у Анны Леопольдовны родился сын Иван, объявленный наследником престола. После смерти Анны Ивановны (октябрь 1740 г.) младенца провозгласили императором, а фактическим правителем при нем стал Бирон. До Бирона доходили слухи о неприятных для него разговорах при дворе Анны Леопольдовны. Однажды он в гневе пригрозил Анне, что вышлет ее с мужем в Австрию, а в Россию призовет править принца Голштинского Петра. Угрозы привели к тому, что Анна поддержала дворцовый переворот, осуществленный 19 ноября 1740 г. гвардейцами под командованием Б. Х. Миниха.

В результате переворота Анна Леопольдовна стала регентшей при своем сыне. Правление Анны было недолгим. После очередного дворцового переворота (25 ноября 1741 г.), организованного ее двоюродной теткой Елизаветой Петровной, дочерью Петра I, у Анны отобрали сына и вместе с мужем и остальными детьми отправили сначала в Ригу, а затем в Холмогоры. Там вся семья жила в полной изоляции от внешнего мира.

Анну Леопольдовну с почестями похоронили в Александро-Невской лавре в Петербурге.

А. М.

АНТО́Н У́ЛЬРИХ (28.08.1714–04.05.1774 гг.) – отец императора Ивана VI Антоновича, супруг Анны Леопольдовны. Младший сын брауншвейгского герцога Фердинанда Альбрехта в 1733 г. приехал в Россию по настоянию императрицы Анны Ивановны. Участвовал в

русско-турецкой войне 1735–1739 гг. В 1739 г. женился на Анне Леопольдовне, племяннице Анны Ивановны. Их сын-младенец Иван Антонович осенью 1740 г. стал императором, а жена – правительницей России. Антон Ульрих получил титул императорского высочества и чин генералиссимуса, однако в управлении страной роли не играл. По словам современников, принц был «хотя невысокого ума, однако человек легкосердный и милостивый».

После переворота 25 ноября 1741 г. к власти пришла Елизавета Петровна. Антона Ульриха лишили чинов и званий и отправили с семьей в ссылку. С 1744 г. жил в Холмогорах, в 1746 г. овдовел. В 1762 г. ему предложили выехать за границу, но он отказался оставить своих четверых детей. Д. Н.

ИВА́Н VI АНТО́НОВИЧ (12.08.1740–05.07.1764 гг.) – российский император с 17.10.1740 по 25.12. 1741 гг. Иван Антонович был сыном принца Антона Ульриха Брауншвейгского и Анны Леопольдовны, племянницы императрицы Анны Ивановны. Его провозгласили российским императором в двухмесячном возрасте согласно завещанию императрицы Анны Ивановны. За младенца правили сначала Э. И. Бирон, а затем – мать Анна Леопольдовна. Во время переворота 25.12.1741 г., совершенного Елизаветой Петровной, Ивана арестовали и оторвали от родителей. Почти вся его жизнь прошла в одиночном заключении в Шлиссельбургской крепости. Согласно инструкции, узника ничему не учили, в случае неповиновения разрешалось сажать его на цепь и бить. По слухам, при воцарении Екатерины II вице-канцлер А. П. Бестужев-Рюмин составил план ее брака с Иваном. Екатерина виделась с ним в тюрьме и сочла его сумасшедшим. Иван был убит при попытке освобождения, предпринятой подпоручиком В. Я. Мировичем. Похоронен в Шлиссельбурге. А. М.

ЗНАЧЕНИЕ ЭПОХИ. При императрице Анне и ее колыбельном преемнике переломилось настроение русского дворянского общества. Известные нам влияния вызвали в нем политическое возбуждение, заправили его внимание на непривычные вопросы государственного порядка. Опомнившись от реформы Петра и оглядываясь вокруг себя, сколько-нибудь размышлявшие люди сделали важное открытие: они почувствовали при чересчур обильном законодательстве полное отсутствие закона. Искание законности и было интересом, объединявшим при разладе мнений боровшиеся в 1730 г. стороны. За неумелое увлечение высшего класса политикой весь народ был наказан бироновщиной; испытав при Меншикове и Долгоруких русское беззаконие, при Бироне и Левенвольдах испробовали беззаконие немецкое.

Господство немцев много помогло нравственному объединению русского дворянского общества. Заговорил интерес менее сложный, но способный к более широкому обхвату, чем потребность в законности, заговорило чувство национальной чести, народной обиды. Притом гордые предками верхи, князья Голицыны, Долгорукие, были сорваны пришельцами; уцелевшие фамильные люди затаили в себе боярскую кичливость и теснее прижались к шляхетской массе, одворянились.

Раз утром секретарь Екатерины II Храповицкий разговаривал с ней «о страхе от бояр во время Елизаветы Петровны». Екатерина отвечала, подстригая ногти: «У всех ножей притуплены концы и колоть не могут». Если речь шла о возможной вспышке угасавших боярских притязаний 1730 г., то при Елизавете они могли еще тревожить как беспокойное сновидение; но более полустолетия спустя о них шутливо вспоминали как об устраненной уже неприятности.

Иноземное иго рассеяло еще один предрассудок, сдерживавший в чтителях преобразователя чувство национального негодования. Иноземцы были при Петре I деятельными агентами реформы; господство иноземцев смешивали с преобразовательным движением; национальное правительство отождествляли с реакцией, с поворотом к допетровской старине. Переезд двора в Москву при Петре II – возврат к московской тьме: так испуганно поняли его иностранцы и русские сторонники реформы. «Не хочу гулять по морю, как дедушка» – эти слова Петра II прозвучали целой программой: ну, маленький внук скоро обратит в ничто великие замыслы великого деда, думали ино земцы.

Внешняя и внутренняя политика в царствование Анны и в правление ее племянницы выяснила, что немецкие мастера умеют расстраивать дело Петра I не хуже русских самоучек. Но едва ли не самым успокоительным средством от политических волнений служило для дворянства законодательное удовлетворение важнейших нужд и желаний, заявленных в шляхетских проектах 1730 г.: льготы по службе и землевладению, о которых скоро скажу, манили помещика из полка, из столицы в крепостную усадьбу, где на досуге он мог почувствовать всю приятность быть русским и разработать в себе национальное чувство. Так со смерти Петра I русское дворянское общество пережило ряд моментов или настроений.

Дело началось замыслом ограничить верховную власть учреждением тесного совета из первостепенной знати; этот замысел вызвал попытку ввести в высшее управление конституционное участие более широкого дворянского круга. Когда не удались ни аристократический олигархизм, ни шляхетский конституционализм, от обеих неудач отложился сильно возбужденный дворянский патриотизм, приучавший сословие к трезвому взгляду на свое положение в государстве: лучше самим распоряжаться в отечестве, чем терпеть хозяйничанье чужаков. Поворотом от беспокойных и непривычных толков о европейских конституциях к реальным условиям родной страны и общепонятным интересам сословия завершилось политическое возбуждение, длившееся 17 лет. Оно не прошло бесследно для государственного устройства и общественного порядка: под его прямым или косвенным влиянием дворянство постепенно становилось в новое служебное и хозяйственное положение. Собственно, эти перемены и важны для истории Русского государства и общества 18 в. Политические мечты людей 1730 г. были свеяны временем, но политическая роль, какую пришлось сыграть в тогдашних событиях дворянской гвардии, оставила по себе следы, не сглаживавшиеся до половины 19 в. В. К-ский