Морская история казачества

Смирнов Александр Александрович

Часть IV

МОРСКОЕ КАЗАЧЕСТВО НА РУБЕЖЕ XIX–XX ВЕКОВ

 

 

Морское сословие — это объединение людей, использующих морские ширь и глубину для самых обыденных, житейских целей. Море для них в самую последнюю очередь место подвига в морских сражениях.

Это глава о тех казаках, которые не брали на абордаж турецкие корабли и черкесские галеры, кто не носил погоны и кортик офицера или адмирала регулярного русского флота. Но если говорить о казаках как о морском сословии, то невозможно не упомянуть о станичниках: морских путешественниках, капитанах торгового и промыслового флотов дореволюционной России, об океанологах и деятелях искусств и наук, посвятивших себя морю. Можно сказать, что герои этой главы и являются самыми важными свидетелями в подтверждение того, что казаки — это именно морское сословие. Люди, для которых плавание по морским волнам так же обыденно, как для мужика-хлебороба поездка на телеге.

 

Глава 11. Андрей Николаевич Краснов (первый донской казак, совершивший кругосветное плавание)

Эти слова сказал незадолго до своей кончины человек, который никогда не служил в военном флоте, не водил по волнам торговые суда. Но по числу пройденных им морей и океанов профессор Харьковского университета и действительный член Русского Императорского Географического Общества — Андрей Николаевич Краснов мог «оставить за кормой» многих адмиралов царского флота и капитанов дальнего плавания.

Будущий казак-мореплаватель родился 27 октября (по старому стилю) 1862 года в Санкт-Петербурге, в семье генерала Донского Войска Николая Ивановича Краснова. Это его отец, будучи еще есаулом, в Крымскую (Восточную) войну на мелководье Таганрогской косы в Азовском море, пленил английскую канонерскую лодку. Его родной брат — Петр, воспитанник столичного кадетского корпуса, в 1918 году стал генерал-лейтенантом и Атаманом Всевеликого Войска Донского.

Вопреки семейным традициям, гимназист Андрей Краснов не избрал военную карьеру. В первую очередь по причине слабого здоровья. После перенесенной болезни он прихрамывал. Поэтому впечатлительный мальчик не мечтал о блестящем мундире кавалерийского или флотского офицера, а запоем читал романы Жюля Верна. Под влиянием творчества французского писателя-фантаста он определил свой жизненный путь: путешествия и естественные науки. Его убеждения разделял и одноклассник по гимназии — Владимир Вернадский.

Летом 1880 года Андрей Краснов окончил гимназию с золотой медалью. По давней традиции, он отметил прощание с учебой — вдвоем с Вернадским они выгребли на лодке на середину Невы и вышвырнули за борт опостылевшие учебники. Если бы юный абитуриент факультета естественных наук столичного университета Краснов знал, что большую часть своей научной деятельности он проведет на воде?! Тем более что он стал студентом не океанологом, а ботаником.

В 1883 году он закончил университет. И лишь спустя девять лет дипломированный ботаник Краснов вступил на палубу морского судна, отправляясь в путешествие по странам и морям Азии. Он отлично зарекомендовал себя в научном мире, а главное — определился в направлении своей научной деятельности на пользу Родине.

К концу XIX века в России чай пили практически в каждой семье. Разный. Свой, таежный, заваривали сибиряки. Свой чай цедили из пиал в кишлаках Туркестана и в юртах бурят. Но основная масса подданных Императорского дома Романовых разбавляла кипятком из самовара экспортный чай. Разных сортов, разной степени качества, разной стоимости. Состоятельная же часть общества очень ценила дорогостоящие сорта цейлонского или индийского чая, что разгружали в морских портах с «чайных пароходов». Любовь к чаепитию у православных потребителей оборачивалась для иностранных коммерсантов огромными прибылями.

Андрей Николаевич поставил перед собой задачу — вырастить сорта чая на территории Российской империи, по своим вкусовым качествам не уступающие заморским. 4 января 1892 года, не дождавшись завершения рождественской недели, он сел в поезд до Одессы. В порту его ждал морской пароход.

Поклонник творчества Жюля Верна пересек Черное, Средиземное и Красное моря и вскоре вышел в Индийский океан, а затем и в южную часть Тихого. В его водах он посетил острова Цейлон и Ява. Достиг Японии, Китая и территории современного Вьетнама. И везде — на большом и малом острове, на Азиатском континенте — его интересовало одно — травянистые покровы этих богатых чаем земель.

По возвращении в столицу его отчет об экспедиции произвел фурор в научном мире. Имя донского казака сразу стало лидирующим среди ученых-чаеведов. А его утверждение о принципиальной возможности выращивания ценных сортов чая в субтропической части Российской империи вызвало интерес не только у владельцев чайных торговых домов, но и в окружении молодого царя — Николая Второго. В 1895 году профессор Краснов вновь отправился в путешествие, оказавшееся кругосветным. На этот раз его научная командировка имела еще статус и правительственного поручения. Поскольку организовывалась Министерством двора Его Императорского Величества.

Ботаник-мореплаватель Краснов пересек Атлантический и Тихий океаны, тщательно изучив травянистый покров ландшафта Американского континента с востока на запад. К концу своей экспедиции, длившейся более года, он был готов на практике доказать возможность исполнения своей мечты.

К тому времени, когда донской казак Краснов перебрался с семьей в Батуми, он имел репутацию бывалого мореплавателя. Еще бы, он побывал в трех океанах и в морях самых различных географических широт. Но если кумир его гимназических лет — Жюль Берн «путешествовал» и «совершал открытия», не выходя из домашнего кабинета и не вставая из-за письменного стола, то Андрей Николаевич «прошел по следам» его героев собственными ногами, невзирая на слабое здоровье.

Слава о его плаваниях стала предметом гордости донских казаков. Когда в 1909 году в Новочеркасске вышел биографический сборник «Донцы XIX века», описывающий славные деяния сынов донского казачества, то среди имен военачальников и атаманов было и имя ученого-ботаника Краснова.

Так же, как герои сражений под пулями, Андрей Николаевич в научной Деятельности относился к себе беспощадно. С яростью кавалерийской атаки он бросался на решение научных и организационных задач. За дело создания Батумского ботанического сада он взялся с такой же решительностью, как когда-то его отец — за штурм английской канонерки.

День 3 ноября 1912 года был его триумфом: торжественно был открыт ботанический сад, ставший главным делом его жизни. Он ликовал и строил грядущие планы. Но болезнь подтачивала и так не богатырский организм, «съедая» его, как ржавчина корпус корабля. Чахотка, то есть туберкулез, становится заметна только тогда, когда уже неизлечима. Не помогал даже теплый климат субтропиков и становление любимого сада.

А тут еще начавшаяся война с Германией и Турцией сильно осложнила работу, практически парализовав международные связи научного центра, которым фактически стал Ботанический сад. Все мечты Андрея Николаевича были разрушены линиями фронтов, закрыты зонами морских блокад.

Он работал до последних дней, пока мог держать в руках перо. 14 декабря 1914 года ему стало очень плохо. Перевезли в больницу Тифлиса (ныне Тбилиси), но врачи уже бессильно разводили руками.

За два месяца до кончины Краснову исполнилось 52 года. Для ученого с мировым именем — молодой возраст. Его последний в жизни день рождения отмечали очень скромно, в узком кругу семьи и ближайших друзей. Посидев за столом, вышли на главную аллею Ботанического сада, где ясно слышался грозный рокот осеннего моря.

«Хочу, чтобы меня похоронили здесь, — вдруг сказал Андрей Николаевич своей единственной дочери Вере (осенью 1943 года она жила в оккупированном гитлеровцами Крыму под фамилией мужа — Омерова), — чтобы я мог слышать шум моря».

Донской казак Андрей Краснов, первым в истории Донского Войска совершивший кругосветное путешествие, скончался 19 декабря 1914 год а.

Его предсмертную просьбу выполнили. Уже в советское время на месте его захоронения брату бело-казачьего атамана поставили памятник. Как основателю и первому директору Ботанического сада.

Есть на земле памятники донским казакам: Ермаку, Платову, Бакланову… Сооружены памятные знаки казачьим полкам. Но все это монументы военным.

Памятник профессору Андрею Николаевичу Краснову, стоящий и ныне в Батуми, — единственный памятник донскому казаку-ученому. Единственный памятник донскому казаку за границей. Единственный памятник донскому казаку — морскому путешественнику.

 

Глава 12. Казаки — судовладельцы торгового флота

Существование невоенного казачьего флота в Черном и Азовском морях является самым ярким критическим фактом в отношении российского флота, созданного Петром I. До его «реформ» в Московии и в казачьих республиках Дона, Терека и Запорожья флот купеческий и промысловый определял потребность во флоте военном. Торговых судов строили много. Военных мало, больше из экспериментального интереса. В первой главе представлено много примеров, когда казачьи суда, по проекту не военные, успешно громили флоты Турции и Персии.

После 1696 года все усилия по судостроению были сконцентрированы на военные цели. После смерти Петра мало что изменилось. Если сравнить тоннаж российских военного и торгового флотов в период с 1696 по 1856 год, то будет очевиден громадный перекос в сторону боевых кораблей. При том, что когда вражеские эскадры подходили к главным базам русского военного флота, то на Балтике он храбро прятался за бастионы крепости Кронштадт. А на Черном море, когда англо-французская эскадра показалась у Севастополя, русский флот мужественно затопил сам себя. Русские адмиралы еще более-менее успешно сражались с эскадрами флотов угасающих монархий — Турции и Швеции. Но сразиться в открытом бою с передовым флотом стран Европы — этой мысли адмиралы Петербургского Адмиралтейства пугались, как барышни дохлой мыши.

Флот под Андреевским флагом был, по сути, дармоедом, так как без отдачи пожирал немалую долю бюджета империи. Доходная часть морского флота — экспорт и импорт в России — фактически была отдана в руки иностранцам. А если еще точнее — протестантам Голландии и Великобритании, главным «заказчикам» преобразований Петра I. Это на Балтике (кстати, по грузообороту балтийские порты России «переплюнули» старинный русский порт Архангельск только к концу XVIII века).

На Черном море русский флот прочно утвердился лишь к началу XIX века. С большой кровью, с большими затратами. Но вплоть до 1828 года в Черном и Азовском морях не было ни одного невоенного парохода. Все береговые службы — лоцманские станции, маяки — находились в ведении военных.

Правда, первые попытки создать торговый флот в южных морях были предприняты еще при Николае I. В 1833 году в Одессе было образовано «Черноморское пароходное общество». Оно имело в собственности малый паровой пакетбот каботажного плавания и один морской пароход отечественного производства — «Николай Первый». Увы, сгорел вскоре «царский» корабль ярким пламенем, как и все пароходство. Лишь в 1835 году в Одессу прибыл новый пароход — «Петр Великий». Он был заказан в Англии и стал единственным судном, осуществлявшим пароходное сообщение между столицей Турции и русским побережьем. Плод рук английских корабелов, почтальоном он бороздил волны, словно символ главной идеи создания петровского флота — службы иностранным интересам. Больше новых невоенных пароходов за границей не заказывали и на отечественных верфях не строили. Как-то не нужно было.

Потребовался жестокий удар Крымской войны и Парижского мирного договора, согласно которому Российская империя лишалась права иметь военный флот на Черном море. И тут «обнаружилось», что иного, не военного, у России тоже в южных морях нет. Последовал Высочайший Указ от 3 августа 1856 года — «Об учреждении Русского Общества пароходства и Торговли» (РОПИТ). «Для развития торговли южного края России и пароходных, как торговых, так и почтовых сообщений этого края с русскими и иностранными портами» — так царь определял цели и задачи новообразованного общества. Надо отметить, что борьбу за южные окраины России вели многие русские цари и императоры, но ни один из них подобных указов не подписывал. «Почтовые и торговые сообщения с иностранными портами» можно было прекрасно осуществлять посредством парусников, но за 130 лет существования Российской империи до 1856 года никто этим как-то сильно не озадачивался.

Что же касается казаков — донских и кубанских, то они в царских указах не нуждались. В отличие от военных моряков казаки всегда имели свою, упорядоченную лоцманскую службу в гирлах Дона и Кубани.

В 1833 году в Одессе имелось всего два судна под русским торговым флагом. В том же году каботажный флот Азовского моря насчитывал 109 торговых судов различного тоннажа и класса. Это не считая бесчисленной флотилии рыболовецких барказов. Промысловая ловля рыбы в море для низовых донских, кубанских, терских и яицких (уральских) казаков всегда была самым естественным занятием.

До эпохи Александра II мореходных училищ, готовящих специалистов для торгового флота, в России не существовало. Но в штурманских классах Севастополя и Николаева с 1829 года ежегодно сохранялось шесть вакансий для казачьих сыновей. На их содержание и обучение низовые донские казаки ежегодно выделяли четыре тысячи рублей. Выпускники классов становились квалифицированными штурманами торгового или промыслового флота.

Среди донских казаков, главным образом низовых, было выделено торговое сословие. Станичники-купцы, как и казаки-учителя, и преподаватели различных учебных заведений, имели освобождение от военной службы. И именно из этой среды, после того как с 1856 года коммерческое мореплавание получило статус государственной политики, вышли владельцы судов и судоходных компаний — олигархи морской торговли.

В числе запорожских казаков, переселенных на берега Азовского моря, был и носитель забавной фамилии — Падалка. Вероятно, что после роспуска Азовского казачьего Войска он перебрался в станицу Аксакайскую, приписавшись в донские казаки. Потомок запорожцев стал родоначальником фамилии донских казаков — Падалкиных.

После 1856 года его прямой наследник — Петр, стал владельцем парусного грузового судна. Загружал трюмы донской пшеницей, солью, древесиной во многих портах Черного и Азовского морей. Его парусник проникал сквозь проливы в Средиземное и Эгейское моря, бросая якоря в купеческих гаванях портов Турции и Греции. «Морской дальнебойщик» — донской казак Петр Падалкин слыл удачливым мореходом. Росло его богатство, мог бы и стать основателем крупной судоходной компании. Но ему не повезло: из одного рейса капитан дальнего плавания и судовладелец не вернулся. Морская буря поглотила морехода-казака вместе с его парусником.

Его сын — Алексей, 1893 года рождения, сначала думал следовать «курсом» отца, поступив в Аксакайское мореходное училище, расположенное в родной станице Аксакайской. Но, проучившись какое-то время, воспитанник мореходки перешел на службу в донскую кавалерию. Потомок казаков-мореходов Алексей Петрович Падалкин еще блестнул в истории гражданской войны. Атаман Всевеликого Войска Донского, генерал П. Н. Краснов в 1918 году направил именно его с тайной миссией в красную Москву: прозондировать возможность заключения перемирия между большевиками и республикой Донских казаков. Ему удалось, с большими трудностями, выбраться из советской столицы. Скончался он в эмиграции, оставив воспоминания о своей неудавшейся миссии. (Однако их почему-то так и не решились опубликовать в изданиях белоказачьей эмиграции. Видимо, слишком уж «изменнической» белому делу казалась миссия «казачьего Даллеса».)

Более удачливым оказалось предприятие донского казака-старовера Елпидифора Тимофеевича Парамонова. В 1884 году он приобрел у итальянского купца Вальяно первый морской пароход. Потом, на местных судоверфях на речке Калаче, заказал постройку еще шести морских барж, общей стоимостью 150 тысяч рублей (большая сумма по тем временам). Несмотря на то что коммерческое судоходство являлось лишь одним из видов бизнеса семьи Парамоновых, убыточным оно не было. Рос оборот морских и речных перевозок, рос оборот капитала. В 1908 году Елпидафор Парамонов заключил грандиозную сделку. Он выкупил флот Волго-Донского пароходства. Целиком приобрел старейшую транспортную артерию. Этот шаг в одно мгновение выдвинул его в число самых состоятельных людей России начала XX века.

Причем немалая часть судов обладала мореходностью, достаточной для выхода в Азовское и Каспийское моря. Его примеру последовал брат Иван, в 1913 году купивший на свое имя морской пароход. К 1917 году «морская армада» Торгового дома Парамоновых состояла из трех морских, 23 речных пароходов (часть из которых принадлежала к классу «река — море»), 105 морских и речных барж. Общий капитал судовладельцев-казаков Парамоновых составлял более 10 миллионов рублей, что даже с учетом инфляции четвертого года войны прочно держало «на плаву» их семейное дело. Один из сыновей Елпидифора — Николай, был влиятельным членом партии конституционных демократов (кадетов) и играл заметную роль в политической жизни Донского Войска в период 1918–1920 годов. Экспроприация и эмиграция лишили его наследственных капиталов. Уцелевшие после гражданской войны морские и речные суда «Торгового Дома Парамоновых» перешли в собственность советских пароходств.

И еще о невоенных морских судах донцов. К началу мировой войны российские мореходные училища торгового флота имели всего три учебных судна. Таганрогское и Ростовское мореходные училища имели одно из них — парусник «Святой Ипполит», водоизмещением в 168 тонн. Примечательно, что он был построен и содержался на частные пожертвования, в том числе и казаков-судовладельцев. Вообще, к началу Первой мировой войны древний казачий порт в Азовском море — Азов — был центром парусного флота в южных морях Российской империи.

Можно добавить еще такой факт — к 1913 году в ведении Кубанского казачьего Войска находилась приготовительная мореходная школа в Анапе, где обучали матросов торгового Кубано-Черноморского торгового пароходства.

Даже защита морского промысла в Черном море и в низовьях Кубани от браконьеров была возложена на казаков-кубанцев. Так, в 1913 году смотрителем рыбоохраны 6-го рыболовецкого участка области Кубанского казачьего Войска служил хорунжий — Павел Андреевич Лещенко.

ДОНСКОЙ КАЗАК ФЕДОР ТРАИЛИН — РЕФОРМАТОР РОССИЙСКОГО ФЛОТА

Федор Константинович Траилин — донской казак, потомок старинного казачьего рода, составляющего интеллектуальную элиту Донского Войска. По образованию он был инженером-механиком, вероятно, торгового флота, так как в списках офицерских чинов Морского ведомства Российской империи его фамилия не значится. Но несомненно, что летом 1905 года для него, как и для каждого патриота того времени, мысль о судьбе русского флота была горька и болезненна. После катастрофы в Цусимском проливе многие мыслящие люди, и военные моряки, и торговые, армейские и штатские, пытались разрешить проблему — на каких принципах возрождать отечественный флот? То, что это нужно, никто не оспаривал. Уже с лета 1905 года по России начался стихийный сбор народных пожертвований на строительство новых кораблей. (Донское казачество не осталось в стороне. Уже к 1914 году в составе Балтийского флота появился новый эскадренный миноносец — «Донской казак», созданный на деньги станичников.) Но какие именно корабли строить?

В «Областных Донских Ведомостях» № 127 от 19 июня 1905 года, со ссылкой на № 8693 столичной газеты — «Биржевые Ведомости», была опубликована статья — «Морские казаки». Ее автор — казак Федор Траилин, описывал изобретенный им «Проект полуподводного судна с паровым двигателем, снабженным внутри коробками с воздухом, герметично закупоренными, как пузыри у рыб». Но это была не только сверхпередовая техническая новинка, это была идея принципиально новой системы формирования кадров ВМФ, тактики применения боевых кораблей, по которой можно было возрождать флот.

«Если моему изобретению суждено принести пользу, то решение должно бы последовать неотложно. Намеченный мною прием борьбы измышлен 2–3 века назад нашими предками — донскими казаками на Азовском и Черном морях. Казаки никогда не имели на море поражений от неприятеля [48] , потому, что не имели кораблей [49] . Но на стороне их была огромная сила против исконных врагов — турок на море. Это сила — каюки быстроходные, при их многочисленности, а главное непотопляемости. Изобретенное мною судно, типа „Левифиан“, так названное по способности не тонуть, быстро плыть, легко вращаться [50] и моментально останавливаться на полном ходу. Если раздробить один 10-миллионный броненосец на равные части, каждая стоимость по 15 000 рублей, то получится неодолимая минная флотилия в 666 „каюков-левифианов“. Возникнуть эта флотилия может в короткий срок, с перевозкою на театр морской войны по железным дорогам, так как они разборные. Вооружение „Левифиана-каюка“: 1 мина на носу [51] , одно орудие — „митральеза“ на корме. Экипаж: 5 человек с капитаном (он же атаман), 5 матросов и 5 артиллеристов. Итого: 15 человек, а на 666 — 9 тысяч 990 человек. Наименование флотилии — „Морские казаки“.

„Каюкам-Левифианам не страшны подводные лодки японцев, опасные для броненосцев, а тем более орудийные, дорогостоящие снаряды. Палить по ним, в буквальном смысле — пушкой по воробьям“.

Эта флотилия пигмеев сокрушит великанов не физической силой, а многочисленностью своих ядовитых жал.

Следует поспешить с выполнением задачи, дабы не узнали этого плана японцы, к сожалению, переимчивые и предприимчивые, и не успели забежать вперед, для противовеса „морским казакам“. „Левифиан“ можно бронировать по образцу черепахи: броня его должна стоять к линии полета снаряда под острым углом в 45 градусов, если же перед тем она будет покрыта салом [52] , то вполне достаточно толщины брони в 2 миллиметра стальных листов, чтобы вызвать рикошеты, не только пуль и картечи, но и снарядов мелкокалиберных пушек. Броня их на носу, корме и по бортам — съемная».

Вот такое вот «чудо-оружие» на море предлагал построить донской казак. При всей кажущейся фантастичности этого проекта, он вызвал интерес профессионалов — морских инженеров. Можно было понять почему. Вдоль днища такого судна предполагалось построить коридор без пола, где должен был быть установлен винтовой двигатель и плавники, исполняющие функции руля. А также тормоз, для мгновенных остановок судна в полете! Сбоку от форштевня Траилин предлагал установить горизонтальные выдвижные миниатюрные паруса, для образования воздушной «подушки» между килем и поверхностью морских волн. Классического руля на этом судне не предусматривалось вообще, оно должно было управляться и в плавании и в полете горизонтальными рулями, расположенными по бортам форштевня.

Предлагали собрать деньги, совсем небольшие — 600 рублей для постройки действующей модели. Она предполагала длину — 32 аршина, ширину — 4 и высоту — 3.

Построена ли была модель или нет — неизвестно. Вероятнее всего, что нет. И даже не потому, что морские вооруженные суда, летящие над морем по воздуху, казались современникам Траилина такой же нелепостью, как Наполеону Бонапарту когда-то морские корабли, двигающиеся без парусов. Донской казак — «морской Черепанов», ударил своим проектом по самому дорогому, что было у российского флота, по его «вечной ценности» — по береговой бюрократии. Флотилия казаков — хоть на судах на воздушных подушках, хоть на обычных — прекрасно бы заменяла дорогостоящие, но, по сути, бесполезные флоты линкоров и крейсеров на таких «закрытых» и «полузакрытых» морских акваториях, как Азовское, Черное, Каспийское и Балтийское моря. Если бы развить идею Траилина, создать казачье «военно-морское сословие», то это означало бы должностную смерть всей многочисленной «армии» береговых служб Черноморского флота и Каспийской флотилии. Существенно уменьшились бы бюджетные расходы, а значит, и численность береговых служб Балтийского флота. Судостроительные заводы Петербурга и Николаева вместо многомиллионных заказов от военно-морского ведомства на строительство огромных линкоров и крейсеров клепали бы смехотворные «заказики» в 15 000 целковых за разборный, как конструктор-игрушка, казачий «Левифиан». (Хотя могли бы строить крупнотоннажные отечественные торговые суда — танкеры, зерновозы и лесовозы, для богатого российского экспорта.) А «взводы» адмиралов столичного и Черноморского адмиралтейств — их куда пришлось бы девать?

Словом, широкое строительство «черепах» Траилина затрагивало бы интересы такого большого числа сановников в адмиральских погонах, что его идею затоптали так же решительно, как сердце горьковского Данко. Еще в 1905 году.

Но вот во всех описаниях процесса изобретения судов на воздушных подушках отмечается следующий факт: один из первых проектов такого корабля был разработан в 1927 году в Новочеркасске. На родине Траилина. Может, это и простое совпадение. Но похоже, что между проектом бронированного торпедно-артиллерийского катера на воздушной подушке 1905 года и проектом подобного судна 1927 года существует не только географическая связь.

КАЗАКИ — МЕДИКИ ВОЕННОГО ФЛОТА

Источником этих сведений послужила еще не изданная книга. Ее автором является полковник медицинской службы, казак — А. А. Глухов-Ветлужских. Андрей Александрович в 1999 году в Санкт-Петербурге уже издал на свои личные средства (!) сборник казачьих песен «Играй, отецкая станица!». Тираж этого сборника всего 300 экземпляров, что сразу же сделало его труд библиографической редкостью. Так вот, врач-историк подготовил к изданию свою новую книгу — биографический сборник «Казаки — врачи». И в ней обнаружились имена казаков, прославивших свои имена под Андреевским флагом. Правда, в роли врачей боевых кораблей Императорского Балтийского флота.

Основоположником правил и норм судовой гигиены на боевых кораблях русского флота и врачебно-санитарного надзора на водных путях был потомственный казак Забайкальского Войска — Гавриил Андреевич Макаров. Он родился в 1870 году в столице Войска — в Чите. После окончания гимназии в Петербурге поступил сначала в университет, но позже перевелся в Военно-медицинскую академию. Окончив ее в 1896 году, дипломированный военврач начал службу на флоте — врачом 16-го флотского экипажа и одновременно Кронштадтского военно-морского госпиталя. Спустя четыре года стал доктором медицины. Сама «адмиральская» фамилия флотского врача — Макаров, обязывала к плаваниям. И в 1902 году казак-забайкалец занял каюту корабельного врача крейсера «Джигит», уходящего в дальний поход. Вернувшись в 1903 году в Кронштадт, он становится доктором 28-го флотского экипажа.

На Дальнем Востоке бушевала война с Японией, когда уже опытный корабельный врач отправился на фронт. Он попал в эскадру адмирала Рожественского на крейсер «Орел», пройдя с ней вокруг Африки и ад Цусимы. Был ранен в том историческом сражении. За Цусиму был награжден боевым орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами — нечастое событие в карьере военно-морских врачей.

После 1905 года доктор медицины продолжил службу на флоте. В 1910-м стал кавалером ордена Святого Станислава 2-й степени. В войне с Германией забайкальский казак прославился на Балтийском флоте — в 1915-м ему была вручена командованием Серебряная медаль «За отличие». Гавриил Андреевич был автором большого числа теоретических работ в области медицины. Как сложилась судьба казака-забайкальца после 1917 года — об этом узнать не удалось. Но нет сомнения, что имя казака-дальневосточника вошло в историю российского флота.

Архивы приоткрыли еще одно казачье имя из числа флотских врачей. Иван Иванович Лебедев — донской казак, сын урядника. Родился в донской станице в 1847 году. Классический разночинец, он мог быть прообразом тургеневского Базарова, если бы казачий дух не велел служить Престолу и Отечеству! Он поднялся с самых казачьих низов, добившись всего сам. В 1877 году, уже 30 лет от роду, Лебедев окончил Медико-хирургическую академию и стал врачом 7-го флотского экипажа Балтийского флота. Его биография изучена очень мало. Известно только, что он судовым врачом ушел в плавание на клипере «Крейсер» на Дальний Восток. Дальнейшая судьба — неизвестна.

АМУРСКО-УССУРИЙСКАЯ КАЗАЧЬЯ ФЛОТИЛИЯ

В 1899 году была создана Амурско-Уссурийская казачья флотилия. Собственно, описание этого события не должно было входить в данную книгу. Все казачьи Войска имели выход к судоходным рекам, но к морскому сословию это отношения не имеет. Тем более что рыбачьи суда в пресноводных Амуре и Уссури были всегда, как только там появились казаки. Заинтересовало другое. Российские императоры с начала XVIII века вели последовательную политику по уничтожению морского духа в казачестве. Казаков, «морских львов XVII века», упорно приручали, превращая в покорных кавалерийских лошадок. И вдруг, при последнем царе-батюшке, потребовалось санкционировать образование отдельной флотилии сразу для двух казачьих Войск.

Амур и Уссури просто кишели русскими судами различного назначения и собственности. Дымили трубами шесть угольных пароходов Военно-Инже-, нерного Комитета Военного министерства. Артиллерийское управление Приамурского военного округа тоже имело свой «флот» — пароход и баржу. Даже МВД имело под своим флагом целых пять барж. Вообще, по спискам судов Амурского речного порта, на плаву в 1909 году имелось общей численностью 205 угольных пароходов, 12 бензиново-моторных катеров и 280 барж. Не считая десятков парусников! Не считая Амурской военной флотилии под Андреевским флагом, которой в 1909 году как раз командовал донской казак А. А. Кононов. Она выполняла функции вооруженной пограничной флотилии. Словом, на речном фарватере и так было не протолкнуться, не разойтись… И нате вам, еще и отдельная казачья флотилия!

Численность ее была невелика. За Амурским Войском числился катер «Дозорный» и пароход со стальным корпусом — «Атаман». Уссурийские казаки располагали стальным пароходом «Казак Уссурийский» и грузовой деревянной баржой — «Лена». Итого четыре плавсредства — немного. Общая численность речников-казаков — 40 человек на все суда. Были ли вооружены пароходы со стальными корпусами палубной артиллерией? Этого уточнить не удалось. Зато точно известно, что лишь раз за всю свою историю суда флотилии «вступили в боевое соприкосновение с противником». Летом 1900 года, когда казачьи сотни амурцев и уссурийцев участвовали в подавлении «боксерского» восстания китайцев, флотилия перевозила грузы через реку на китайскую сторону для обеспечения своих экспедиционных войск. Так вот, однажды, когда казачьи пароходы мирно дымили трубами, шлепая по реке, из прибрежных зарослей по ним начали стрелять из винтовок! Несколько казаков — чинов флотилии, были даже легко ранены. Услышав цоканье винтовочных пуль по рубке, капитаны дружно гаркнули в машинное отделение: «Самый полный вперед!» И через четверть часа суда вышли из зоны обстрела неизвестных. Вот такой славный боевой эпизод.

В русско-японской войне суда казачьей флотилии не участвовали. На Амуре не было японцев. Только возили грузы для войск через реку, для далекого фронта.

В 1909 году исполнилось десять лет дальневосточной казачьей флотилии. Юбилей получился очень грустным. За этот срок прямые убытки для двух Войск от деятельности объединенной флотилии составили 50 тысяч рублей. По ценам 1909 года — для дальней провинции — большая сумма!

На Войсковых Кругах амурцев и уссурийцев взмолились казаки к царю-батюшке и Господу Богу! За что нам такое наказание — флотилия?! Чтобы ей потопнуть! Одно разорение и более ничего! Не хотели казаки быть «речными» по царской воле.

Господь донес мольбы казаков до ушей царских сановников. Императорская казна соглашалась погасить долги флотилии с условием отписания в казну убыточных судов. И направления казаками денег, прежде выделяемых на содержание флотилии, на медицинские и ветеринарные нужды. Требовались лошади и кавалеристы для конницы. Так бесславно и безрезультатно окончилась попытка царизма искусственно образовать казачью флотилию. По приказу — свободным, вольным не станешь.

Единственное, чем могла гордиться казачья флотилия, — это своим начальником. Капитан дальнего плавания Дмитрий Афанасьевич Лухманов — дальневосточник-казак. Мать его — писательница, отчим — офицер царской армии. В семье хотели, чтобы мальчик продолжил военную карьеру фамилии. Но он добивался отчисления из 1-го Московского кадетского корпуса. Был выпорот, но решил учиться мореходному делу сам, тайно. В конце концов, поступил в августе 1882 года в Керченские мореходные классы. Окончил столичные, петербургские.

Он имел медаль «За поход в Китай 1900 года», орден — «Персидская Звезда», за перевозку через Каспийское море самого шаха, с семейством, придворными и гаремом. От царского правительства — орден Святого Станислава 3-й степени. В его биографии был забавный период, когда он покомандовал яхтой «Астарта», принадлежавшей петербургскому купцу-миллионеру Брусницыну. Кутила и выпивоха, тот куражу ради перекупил яхту у наследника шведского престола. А потом выгнал и самого Лухманова!

Дмитрий Афанасьевич был писателем-маринистом (очеркистом), автором ряда книг, посвященных морю и парусному спорту. Он принял советскую власть, стал старейшим капитаном торгового флота СССР, орденоносцем. Но всю жизнь гордился тем, что принадлежал к «морскому сословию — казачеству».

 

Глава 13. Под Андреевским флагом (казаки на службе в Императорском регулярном флоте России)

В сравнении с предыдущими главами — эта оказалась самой трудоемкой по сбору исторических фактов. Если сравнить составление истории казачества как морского сословия с процессом золотодобычи, то изучение периода XV–XVII веков — это «золотые пласты». История морских казачьих Войск — Азовского и Черноморского — это «золотые жилы». Поиск же казаков в «толщах» биографий тысяч чинов Морского ведомства Российской империи напоминал просеивание кубометров пустой породы с надеждой находки если не самородка, то хотя бы золотой песчинки.

Ознакомление с послужными списками царских офицеров по флоту или Адмиралтейству, хранящимися в Российском Государственном Архиве ВМФ, мало что дает. Ну и что, если в графе «Из какого звания происходит и какой губернии уроженец» написано, что из потомственных дворян Области Войска Донского и родился в Новочеркасске? Это еще не означает автоматически, что сей моряк — из донских казаков. Яркий пример тому — старший лейтенант флота, исследователь Арктики Георгий Яковлевич Седов. Он родился в хуторе Кривая Коса на берегу Таганрогского залива, в Области Войска Донского. Окончил мореходные классы Ростова-на-Дону. Но к донскому казачеству не имел никакого отношения. Его отец — Яков Евтеевич — выходец из государственных крестьян Полтавской губернии. И на Дону он числился в списках иногородних.

Другой пример — князь Михаил Борисович Черкасский, контр-адмирал. Фамилия «казачья» и родился в столице Донского Войска — Новочеркасске. Но, увы, к донским станичникам сей представитель древнего аристократического рода, известного в Московии еще в XVI веке, не относится.

В то же время стоит вспомнить судьбы казачьих атаманов-адмиралов XVIII века: Чепеги, Белого… До — возрождения Запорожского Войска в виде Черноморского они были предводителями дворянства Херсонской и Екатеринославской губерний. Должности эти были выборными, а могло это случиться лишь оттого, что сами дворяне-выборщики были сплошь из запорожских офицеров, получавших в тех землях имения. А потомки казаков Азовского Войска — расселившиеся и в Херсонской губернии? Можно ли, прочитав в послужном списке иного офицера Морского ведомства, что он «происходит из потомственных дворян Херсонской (Таврической, Екатеринославской) губернии», считать его казаком? И да, и нет. Земли в тех губерниях при выходе в отставку получали и офицеры неказаки. Как в Областях Войск Донского, Кубанского и Терского. Это во-первых. А во-вторых, быть казаком — это не только помнить, кем были дед и прадед, но и самому жить и служить по казачьим законам и традициям.

И далеко не каждый из потомков казаков громко афишировал свое происхождение в офицерской кают-компании. И уж тем более не убеждал в этом писарей канцелярии Главного Морского штаба, заполнявших формуляры их послужных списков. На то были веские причины.

Уравнение казачьих офицерских чинов с общеармейскими произошло только в 1798 году, при Павле I. Немногим ранее казачье дворянство приравняли к общероссийскому. Недворян в офицерскую среду флота прекратили принимать после смерти Петра I. Следовательно, если юноша в XVIII веке причислял себя к казачеству, попасть в регулярный флот ему было затруднительно. Да и не было особой охоты, так как все знали о драконовских, бесчеловечных порядках, царивших на палубах кораблей и в экипажах петровского флота. Некоторое исключение составляли потомки малороссийского казачества, но, видимо, оттого, что ко второй половине XVIII века оно исчезло как обособленная организация.

Военный регулярный флот — это ведь военная служба. А она казаку предопределялась в кавалерии или в конной артиллерии. На худой конец в пластунах (казачьей пехоте) или в инженерных частях — в саперах. Выйти из казачьих сухопутных войск часто означало выход из казачьего сословия, что долгое время было запрещено законами Российской империи. В сухопутных войсках русской армии казаков обзывали с пренебрежительной иронией — «казачки», словно мальчиков на побегушках в панских имениях.

Но если в коннице или в артиллерии казак находился в братстве родной казачьей сотни или батареи, то на флоте казачьих экипажей или кораблей не имелось. И соседом по столу в офицерской кают-компании был бы не свой брат-казак, а чванливый остзейский барон или гонористый князь со Псковщины. Кстати, еще по повелению Петра I, преимущественным правом при поступлении в Морской корпус пользовались дворяне Новгородской, Псковской, Ярославской и Костромской губерний, а отнюдь не запорожцы, терцы или донцы. Так что следовало быть очень большим оригиналом, чтобы при существующих обстоятельствах из казаков рваться в офицеры флота.

Поэтому можно смело считать, что до социальных преобразований эпохи Александра II большого числа казаков-офицеров, за исключением потомков малороссийских, в русском регулярном флоте не было. И быть не могло!

Но во второй половине XIX века казаки на флот пошли. И служили целыми династиями, дав флоту командующих флотами и флотилиями, командиров броненосцев и подводных лодок… Первооткрывателей новых островов и военно-морских инженеров.

Правда, вспоминая о них, надо учитывать тонкую разницу между казаками, то есть теми, кто, надев черный флотский мундир, не утратил духовную, родственную и организационную связь с родной станицей или хутором. И потомками казаков — теми моряками, кто по крови в жилах принадлежал к числу внуков и правнуков родовых станичников, но с казачеством лично его связывали только лишь семейные предания и фамильная родословная. Но несмотря на это, слава их фамилий также является достоянием морской истории казачества.

КАПИТАН 1-го РАНГА — ЮРИЙ ФЕДОРОВИЧ ЛИСЯНСКИЙ, МАЛОРОССИЙСКИЙ КАЗАК

Имя капитана 1-го ранга русского флота Юрия Федоровича Лисянского известно каждому образованному русскому человеку. По роду его заслуг его следовало бы отнести к героям предыдущей главы. Но он четверть века прослужил на кораблях под Андреевским флагом, участвовал в трех морских сражениях. И по духу, и по службе малороссийский казак Юрий Лисянский был военным моряком, кадровым офицером флота.

Великий мореплаватель родился 2 августа 1773 года в городе, одно название которого заставляет вспомнить и Гоголя, и Хмельницкого, — Нежине. В XVII веке он был одним из главных городов Гетманщины, став полковым городом. Зиновий (исторический псевдоним — Богдан) Хмельницкий назначил в состав Нежинского полка 1200 реестровых казаков. В том полку прадед моряка — Епифан Лисянский, как свидетельствуют архивные документы, «был действительно полноправным есаулом, а в 1712 году в походе и жизнь свою кончил». К счастью для России, к этому событию у есаула Епифана уже успел родиться сын. Он также служил малороссийскому казачеству, как и сын его — Демьян (родной дядя будущего легендарного воспитанника Морского корпуса), дослужившись до чина сотника Нежинского казачьего полка.

Второй внук геройского есаула — Федор, после роспуска Запорожского казачества променял саблю на Священное писание. Вскоре, после рождения одного из сыновей — Юрия, он был возведен в сан Нежинского протоиерея. В отличие от массы провинциальных попов он интересовался не только церковной схоластикой. В его доме была приличная по тем временам библиотека.

К идее определить Юрия в Морской шляхетный корпус подтолкнул вдового протоиерея его брат, дядя мальчика — сотник Нежинского казачьего полка. Идея была реализована 16 марта 1783 года. В тот день сын нежинского священника и потомок малороссийских казаков — Юрий Лисянский был определен в младший, третий класс столичного Морского кадетского корпуса.

Вот основные события жизни и службы мало-российского казака Лисянского.

В 1788 году — участвовал в морском Гогландском сражении, будучи гардемарином на фрегате «Подражислав».

В 1789 году — участвовал в морском Эландском сражении, на том же фрегате. Произведен в первый офицерский чин мичмана.

В 1795 году — командирован в США, где встречался с первым президентом — Джорджем Вашингтоном.

1796–1797 гг. — служба в английском флоте.

1802 год — награжден орденом Святого Георгия ни степени. Издал переведенную им с английского книгу — «Движение флотов».

1803 год — командуя шлюпом «Нева», отправился в кругосветное плавание.

1805 год — открыл в Тихом океане остров, названный его именем.

1806 год — завершение кругосветного плавания. Произведен в чин капитана 2-го ранга и награжден орденом Святого Владимира 3-й степени.

1809 год — вышел в отставку с чином капитана 1-го ранга, в возрасте 36 лет.

1812 год — издал за свой счет книгу «Путешествие вокруг света на корабле „Нева“» и «Альбом, собрание карт и рисунков, принадлежащих к путешествию».

1814 год — перевел на английский язык и издал в Лондоне свою книгу «Путешествие вокруг света».

За время кругосветного плавания он внес весомый вклад в такие науки, как океанография и гидрология. Командир шлюпа «Нева» открыл экваториальное течение в Атлантике, впервые наблюдал и описал вихревые процессы в воздухе у мыса Горн. Восемь точек на карте Мирового океана носят имя малороссийского казака Лисянского.

Но вот что должно заставить потомков — россиян и малороссов — покраснеть от стыда. В 2003 году исполнялось 250 лет со дня первого кругосветного плавания русских моряков. Юбилей «круглый», но отмечали это знаменательное событие скромно. И вот что странно — в России и на Украине (родине мореплавателя) до сих пор нет ни одного памятника ему. Нет ни памятника на открытом воздухе, ни мемориальной доски на стене здания, ни даже малого бюста в Центральном Военно-Морском музее в Санкт-Петербурге. Нет и не было ничего в Российской империи до 1917 года. Не было ничего в СССР до 1991 года. И в Российской Федерации к 250-летнему юбилею также ничего нет. Пока. Нет надежды и на то, что в самостийной Украине, на Черниговщине, увековечат его память. Для «фанатичных незаможников» офицер русского Императорского флота — Юрий Лисянский, не гордость малороссов, а «продавшийся москалям».

Но время идет. И может быть, памятник мореплавателю Лисянскому когда-нибудь встанет на свое место, которое и назначила ему история.

ПОТОМОК МАЛОРОССИЙСКИХ КАЗАКОВ — ПОЛНЫЙ АДМИРАЛ ФЛОТА ПЛАТОН ЮРЬЕВИЧ ЛИСЯНСКИЙ

Двое сыновей великого мореплавателя продолжили военно-морскую службу. Правда, один из них — Александр, окончив Морской корпус, по какой-то причине перевелся в кавалерию и не прославил фамилию на флотах. Зато второй сын — Платон, взбежал по «трапу военно-морской карьеры» даже выше своего знаменитого отца. Исследователи истории отечественного флота несправедливо обходили своим вниманием полного адмирала флота — Платона Юрьевича Лисянского. Яркая слава его отца совершенно затмевала заслуги сына. Кругосветных плаваний он, конечно, не совершал. Но отчасти и ему флот обязан становлением в самые трудные времена, после поражения в Крымской войне. Платон Юрьевич был среди тех прогрессивных моряков, которые создавали паровой торговый флот России в XIX веке. Он был несколько лет редактором «Морского Сборника». Много полезного совершил для флота потомок малороссийских казаков Платон Лисянский. Но по порядку.

В 1832 году юный Платон стал кадетом Морского корпуса. В 1836-м — мичман и офицер Гвардейского флотского экипажа, в котором служили сыновья представителей морской элиты империи. Светский Петербург пушкинской эпохи тяготил энергичного гвардейца, и он попросился на Черноморский флот, которым командовал прославленный мореплаватель — адмирал М. П. Лазарев. В 1842 году был переведен в Севастополь с чином лейтенанта. Сына знаменитого морехода взял к себе адъютантом начальник штаба ЧФ адмирал Хрущов. В 1849 году Платон Юрьевич уже адъютант самого адмирала Лазарева. Командующий Черноморским флотом оценил ответственность и исполнительность лейтенанта и отправил его в командировку в Англию — закупить два вооруженных винтовых парохода для Дунайской гребной флотилии. Лисянский успешно выполнил эту миссию, за что был произведен в капитан-лейтенанты и стал в 1851 году старшим адъютантом штаба Черноморского флота.

После смерти Михаила Петровича Лазарева Черноморский флот как будто бы утратил внутренний стержень. И хотя герой Наварина оставил после себя круг достойных учеников: Корнилова, Нахимова, Истомина, — потомок запорожцев попросился в отставку. Может, потому, что войны не предвиделось, а может, пошатнулось здоровье… В феврале 1853 года он был уволен из регулярного флота с чином капитан-лейтенанта (хотя обычно при этом производили в следующий чин). Потомственный моряк стал коллежским асессором — чиновником для особых поручений в Московском учебном округе. Но недолго наслаждался он покоем московской жизни.

Началась Крымская война, и Платон Лисянский вновь запросился на флот. Правда, в Севастополь он не вернулся, а 27 мая 1853 года с чином капитан-лейтенанта был направлен на Балтийский флот. Там он опять адъютантствует — при Великом Князе Константине Николаевиче (между прочим — он был Президентом Русского Географического Общества). А на следующий год адъютант покровителя наук и искусств России становится редактором журнала «Морской Сборник».

Волей-неволей закрадывается мысль, что, если бы капитан-лейтенант Платон Лисянский погиб смертью героя на бастионах Малахова кургана в Севастополе, успев заслужить золотое оружие с надписью «За храбрость», его имя вписали бы в анналы русской военно-морской истории. Но капитан 2-го ранга Платон Лисянский стал редактором главнейшего органа печати русского флота в разгар войны… и это забылось.

После поражения выяснилось, что у России флота нет, как нет и наработанных промышленных технологий по строительству парового флота. Пришлось в очередной раз, «забыв» отечественных изобретателей и конструкторов, кланяться европейцам. Платон Юрьевич, будучи членом Пароходного комитета, в 1856 году отправляется в трехлетнюю командировку за границу — покупать винтовые фрегаты. Франция, Италия, судостроительные заводы Бордо и Палермо. Из Южной Европы на Балтику он привел 20 пароходо-фрегатов. Произведен в чин капитана 1 — го ранга.

Платон Юрьевич всерьез занялся насыщением русских морей паровым флотом, становлением торгового мореплавания. Он входит в правление Российского Общества Пароходства и Торговли (РОПИТ). Адмиральские орлы слетаются на золото широких погон… контр-адмирал. В 1874 году — вице-адмирал.

В 1892 году малороссийский казак, правнук сотника Запорожского Войска — Платон Юрьевич Лисянский произведен в чин полного адмирала Российского Императорского регулярного флота.

Он служил при четырех императорах, прожив долгую, плодотворную и насыщенную событиями жизнь. В «Морском Сборнике» он опубликовал в 60-е годы XIX века две крупные статьи: «Несколько слов о морском воспитании в России» и «О превращении линейных кораблей в броненосные».

Пожалуй, кроме него, никто из потомков казаков в Императорском флоте не дослужился до чина полного адмирала.

МИХАИЛ КОРОНАТОВИЧ БАХИРЕВ — ДОНСКОЙ КАЗАК. «АДМИРАЛ КОРОНАТ»

После Верховного Правителя России и Сибири, Командующего Черноморским флотом адмирала А. В. Колчака самым заметным представителем казачества в русском Императорском флоте XX века, несомненно, является вице-адмирал Бахирев. Его имя прочно вписано в историю русского Балтийского флота. В октябре 1917 года он командовал Морскими Силами Рижского залива, выиграв Моонзундское сражение у кайзеровского флота. Его помнит каждый моряк-балтиец, каждый любитель русской морской истории. Когда-то контр-адмирал В. К. Пилкин оставил о нем такие воспоминания: «Это был умный, простой и добрый человек. Ему верили, к его мнению прислушивались, он был представителем старых, прежних морских традиций и был очень популярен во флоте». Старые сослуживцы и друзья называли его между собой — «Адмирал Коронат».

А помнят ли о нем казаки? Знают ли о подвигах своего земляка — уроженца города Новочеркасска сегодняшние жители столицы Донского казачьего Войска?

После того как в царствование императора Александра II донские казаки перестали чувствовать себя «привязанными» к кавалерии, как конь к коновязи, сыновья казачьих офицеров решительно шагнули в старинное здание Морского корпуса, что на Васильевском острове столицы. Шли только очень сильные духом, самые волевые, способные перебороть навязанную традицию кавалерийской казачьей службы. Среди них был и Михаил Бахирев — «из обер-офицерских детей Области Войска Донского».

Он родился, по старому стилю, 17 июня 1868 года в столице донского казачества — Новочеркасске. Впечатления от успехов возрожденного Черноморского флота в русско-турецкой войне 1787–1878 гг. взволновали тогда многих дворянских отроков. Михаил, окончив 7 классов Новочеркасской гимназии, уговорил отца — казачьего офицера, определить его в Морское училище (так тогда временно назывался Морской корпус). С 1888 года сын донского казака, окончив училище и получив мичманские погоны, служил Отечеству под Андреевским флагом.

Участвовал в Китайском походе 1900 года на канонерской лодке «Гиляк». И не просто присутствовал. С корабля на мятежный китайский берег был высажен вооруженный десант моряков, среди которых был и 32-летний лейтенант. За участие в штурме фортов Таку 4 июня 1900 года лейтенант Бахирев заслужил самый высший боевой орден, которым только мог быть награжден младший офицер в Российской империи, — орден Святого Георгия 4-й степени.

Русско-японская война… В Порт-Артур в марте 1904 года прибывает вице-адмирал С. О. Макаров, а старший лейтенант Бахирев там же получает в командование миноносец «Сильный». Михаил Коронатович был одним из лучших командиров миноносцев блокированной эскадры… Когда наступила пора капитуляции русской крепости, именно его назначили командиром отряда миноносцев, которые пошли на прорыв из окружения. Пошли и прорвались! В декабре 1905 года капитан 2-го ранга Бахирев в Зимнем дворце получил из рук императора золотое оружие с надписью «За храбрость».

Когда после русско-японской войны Балтийский флот практически исчез, в России начался сбор средств на его восстановление. Земляки Бахирева пустили фуражку по кругу и насобирали рублей и копеек на целый эсминец — «Донской казак». Правда, командовать им выпускнику Новочеркасской гимназии не довелось.

На Балтике донской казак последовательно командует эсминцами «Ретивый», «Амурец» (этот корабль отстроен в немалой степени на деньги казаков Амурского казачьего Войска). В 1911 году капитан 1-го ранга Бахирев получает в командование сверхновейший броненосный крейсер «Рюрик», отстроенный в Англии знаменитой фирмой Виккерс. «Рюрик» стал флагманским кораблем командующего Балтийским флотом адмирала Эссена.

Уже началась война с Германией, когда «за отличие в делах против неприятеля» 24 декабря 1914 года уроженца Новочеркасска произвели в контр-адмиралы с назначением командиром 1 — и бригады крейсеров Балтфлота. Спустя год, в декабре 1915-го, «Адмирал Коронат» принял уже 1-ю бригаду линейных кораблей. Увы, почти всю войну новейшие линкоры — «Петропавловск», «Гангут», «Севастополь» и «Полтава» — мирно продымили трубами в тыловых базах. Экипажи, в несколько сот человек каждый, изнывали от безделья, занимаясь революционной пропагандой друг друга…

21 августа 1917 года вице-адмирал Бахирев возглавил Морские силы Рижского залива. Перед ним стояла труднейшая задача — усилиями флота, уже разболтанного революционной агитацией, лишившегося десятков опытных офицеров и адмиралов, противостоять попыткам немецких кораблей пробиться в восточную часть Балтийского моря… Германские адмиралы отлично знали состояние русских, на серьезное сопротивление не рассчитывали. Можно сказать, что успех русского флота в Рижском заливе в октябре 1917 года в большей степени зависел от энергии и флотоводческого таланта донского казака — «адмирала Короната».

Ноябрьский переворот большевиков и левых эсеров вице-адмирал Бахирев принял сравнительно спокойно. В то время не только он, но и миллионы людей в России не сомневались в том, что от власти «совета народных комиссаров» загулявший русский народ излечится, как пьяница от приступа «белой горячки». Но «запой» явно затянулся… 12 января 1918 года Приказом № 37 вице-адмирал Бахирев был уволен с военно-морской службы без права на пенсию. Он прожил почти полвека и остался ни с чем… Пришлось переквалифицироваться в «советские служащие» — стать заведующим учетным отделением Центрального народно-промышленного комитета.

Мог ли родовой донской казак Бахирев уехать на Дон? Нет сомнений, что в правительстве Всевеликого Войска Донского, организованного в мае 1918 года генералом П. Н. Красновым, герой Моонзундского сражения стал бы морским министром. Но адмирал Бахирев в родной Новочеркасск, ставший «белым», не поехал. Во-первых, это было трудно и опасно для уже не молодого человека. Во-вторых, он не считал для себя приемлемой открытую прогерманскую политику, которую вел Донской атаман Краснов. В-третьих, видимо, он просто по-человечески не желал участвовать в братоубийственной гражданской войне. Он не желал, но в Петроградской ЧК его нейтральной позиции не доверяли. В рамках политики «красного террора» популярного донского казака-адмирала арестовали в начале августа 1918 года. В чекистской тюрьме он провел более 7 месяцев. Его освободили 13 марта 1919 года. До его следующего, ставшего роковым, ареста за восемь месяцев он успел написать главный труд своей жизни — «Отчет о действиях Морских Сил Рижского залива 29 сентября — 7 октября 1917 года». Дата на последней странице отчета — 11 июля 1919 года.

Новое наступление армии генерала Юденича на Петроград вызвало панику у питерских большевиков. Начали вновь хватать и расстреливать тех, кто мог быть ценен для возрождения России, освободившейся от коммунистов. В начале ноября Михаилу Коронатовичу предложили бежать в Финляндию, предупредив о возможном аресте. Он отказался. 15 ноября 1919 года его уволили из оперативного отдела Морской Исторической комиссии, где он служил. Это был уже почти арест. А он все медлил, все не верил, что может кому-то угрожать. За ним пришли через два дня.

Об аресте адмирала-казака Бахирева сообщили аж в Сибирь — адмиралу Колчаку, сыну донской казачки и правнука бугского казака. Верховному Правителю советовали в ответ на арест «Адмирала Короната» взять заложников. Неизвестно, внял ли этим советам Колчак, но Коллегия ВЧК эту возможность учла, вынеся Постановление от 9 января 1920 года: «Бахирева расстрелять, приговор привести в исполнение по особому постановлению Президиума ВЧК, оставив Бахирева в качестве заложника на случай террористических актов со стороны агентов белогвардейцев». Всего через неделю — 16 января 1920 года, «Адмирала Короната» расстреляли.

Где захоронены его останки, уже никто не узнает. Ни в мрачном, могильном Петрограде. Ни на вольном Дону. Куда, несомненно, упорхнула душа казака, когда чекистская пуля пробила тело заслуженного адмирала.

В Новочеркасске в начале XXI века расширяется Войсковой музей донского казачества. Может быть, будет в нем обширная экспозиция, посвященная самому выдающемуся донскому казаку, адмиралу XX века — Бахиреву? А в Ростовском мореходном училище будет учреждена именная стипендия для лучшего курсанта — имени адмирала Бахирева?

КАПИТАН 1 РАНГА — ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ МИКЛУХО-МАКЛАЙ. МАЛОРОССИЙСКИЙ КАЗАК

Этот скромный герой российского флота был обречен «жить в тени» славы своего всемирно известного брата — ученого-этнографа Николая Николаевича. Имя брата украшало обложки тяжеленных академических фолиантов. Имя брата сверкало в среде научного мира России и Европы. О брате были написаны тома воспоминаний и биографий. Он в них только кратко упоминался. Судьба обрекла его быть только «младшим братом».

Даже смерть его была покрыта «тенью траура» по всей эскадре Балтийского флота, погибшей в водах Цусимского пролива. В списке ушедших в пучину кораблей броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков» занимал не первое место. Хотя такой кончине, которую он принял, могли бы позавидовать многие командиры русских кораблей, на которых был позорно спущен Андреевский флаг.

Откуда взялась такая необычная, малороссийско-англосаксонская фамилия? По семейной легенде, дальний предок командира броненосца, запорожский казак Миклуха бился с поляками у Желтых Вод. Это было одно из сражений, которые кипели в XVII веке на Украине между армией Зиновия (Богдана) Хмельницкого и польскими войсками. Битва окончилась победой запорожцев и принесла им толпу пленных. В те времена знатные пленные: дворяне, рыцари, паны — были товаром для выкупа. И удалой казак Миклуха тоже разжился пленником — шотландским рыцарем Мак-Лаем, нанявшимся на службу польскому королю. Видно, выкупа за него запорожец так и не дождался. Зато, по семейным преданиям, галантный иноземец приглянулся черноокой казачке — сестре Миклухи… От их брака и поскакали по украинским степям Миклухо-Маклаи. Так ли было это на самом деле, либо это все лишь красивая легенда, кто знает точно? Архивные бумаги более прозаичны и сухи. Прадед цусимского героя — Степан — упоминается в списке хорунжих полка Черноморского казачьего Войска, созданного по воле Потемкина-Таврического. Прадед отличился при взятии Очакова, за храбрость в бою против турок получил казачий офицерский чин. А чуть позже — малороссийское дворянство, опять же по легенде, по ходатайству самого «светлейшего». Во всяком случае, дед знаменитых братьев хоть и числился малороссийским казаком, но и был потомственным дворянином Черниговской губернии.

Ген воина, ген морехода-запорожца, должно быть, бурлил в крови юного Владимира Миклухо-Маклая, когда он — потомок морского сословия — запорожцев, смотрел из окон классов Морского кадетского корпуса на Неву, забитую морскими судами.

К началу русско-японской войны Владимир Николаевич дослужился до чина капитана 1-го ранга и твердо стоял на командирском мостике броненосца береговой охраны «Адмирал Ушаков». Имя одного из лучших флотоводцев России, сделавшего флот инструментом геополитики Российской империи, стремившегося всегда к дальним походам и наступательным сражениям на море, дали этому кораблику словно в насмешку над памятью блестящего адмирала. Броненосец береговой обороны — он предназначался для крейсирования в водах Балтийского моря, а не для океанских плаваний. Отправить его в поход из Либавы до Владивостока, вокруг Европы и Африки, через три океана… Это можно было сравнить с поездкой из Санкт-Петербурга до Владивостока по железной дороге на дачном пригородном поезде.

Но броненосец до Цусимского пролива дошел своим ходом. Дошел на свою погибель. И славу.

В первый день Цусимской бойни ему повезло. Он шел концевым в строю, а японцы сосредоточили огонь по самым крупным кораблям эскадры Роже-ственского. Пока снаряды противника не наносили серьезного урона «Адмиралу Ушакову». Но вот из строя отстал пылающий, как скирда сухого сена, эскадренный броненосец «Император Александр III». Еще несколько минут, и кренящийся броненосец перевернулся и всплыл, как оглушенная рыба, кверху пузом. Барахтающиеся в воде моряки полезли на мокрый киль броненосца, отчаянно махая руками и бескозырками проходящим мимо своим кораблям. Из них всех только «Адмирал Ушаков» решительно застопорил ход и повернул к тонущему корпусу броненосца. И тут же получил два прямых попадания снарядов крупного калибра. Нос корабля Миклухо-Маклая стал сильно зарываться в воду, она хлестала в пробоину. Только риск затонуть рядом с броненосцем «Александр III» вынудил его прервать спасательные работы. Бой ушел далеко вперед, наступила ночь…

Подбитый «Адмирал Ушаков» плелся по волнам, загасив все огни. Мимо проскакивали японские миноносцы, но они не замечали его в темноте. Рассвет застал броненосец в полном одиночестве. Заискрилась надежда дойти хотя бы до нейтрального порта или клочка русской земли. Но вскоре показался сначала один японский крейсер. А потом дымы японской эскадры сигнальщики заметили справа по курсу… слева… прямо… «Адмирал Ушаков» оказался в сжимающемся кольце вражеских кораблей. С японского флагмана просемафорили предложение о сдаче. Потомок запорожцев, наверное, вспомнил о традициях черноморских флотилий казаков — они никогда не сдавались, во сколько бы раз ни превосходили их турки на море. Он опустил бинокль, не став читать продолжения семафора, и коротко скомандовал своим комендорам: «Пли!»

«Адмирал Ушаков» мог развивать скорость уже не более семи узлов, ни одно из его оставшихся 7 орудий не могло соперничать по дальности и скорострельности с 34 орудиями японских кораблей. И все же он принял бой! Это была бойня, японцы расстреливали непокорный корабль методично и спокойно, как мишень на учениях. На русском броненосце снесло мачты, трубы, перекорежило рубку и надстройки… В пробоины ниже ватерлинии хлестала вода. В щепки разлетелись все спасательные шлюпки и барказ. Погиб старший офицер, лежали в крови у орудий многие комендоры. Но Андреевский флаг продолжал развеваться над пожаром и дымом, а капитан 1-го ранга Миклухо-Маклай продолжал стоять на командирском мостике. Наконец, смолкло последнее орудие. Онемевший броненосец стал крениться и оседать, волны плескались по верхней палубе, прыгать уже бьшо никуда не нужно. И командир отдал свой последний приказ: уцелевшим — вводу!

Японские спасательные шлюпки подгребли лишь через три часа, после того как обломки мачт погибшего броненосца скрылись под водой. Многие раненые и замерзшие утонули. Как встретил свои последние минуты запорожский казак Миклуха — об этом мнения разные. Его сослуживцы утверждают, что он не покинул корабль, как еще несколько офицеров и матросов. Остался на мостике, уходящем под воду… По японским свидетельствам, гребцы их шлюпок разговаривали с командиром корабля, он плавал в спасательном поясе, но он отказался забраться в шлюпку, пока не будут спасены все матросы. (В это мало верится. Для японцев пленный командир корабля — ценный трофей. Если бы они услышали от него, что это он — просто втащили бы за шиворот в шлюпку, невзирая на мольбы о матросах.) Русские матросы, которых подобрали последними, в лучах прожекторов в наступающей темноте, утверждали, что видели командира. Но он качался на поверхности в спасательном поясе уже мертвым. Он плавал на спине, а волны захлестывали ему лицо.

Да так уж ли это важно? В XVII веке запорожцы редко попадали в турецкий плен, зная, что их ждет либо мучительная смерть, либо медленная — на турецкой каторге. Малороссийский казак Миклухо-Маклай, в начале XX века, также не позволил себе сдаться в плен, отказавшись от «смерти чести» в плену или «каторги совести» после плена.

КАЗАКИ В ИМПЕРАТОРСКОМ ФЛОТЕ

Лейтенант флота — Герасимов Евгений Николаевич. Донской казак. Родился 7 ноября (по старому стилю) 1887 года. Окончил Морское Инженерное училище им. Императора Николая I в 1911 году — инженер механик, подпоручик по Адмиралтейству. В 1913 году переаттестован в мичманы. С января 1916 года — лейтенант Балтийского флота. Участник Добровольческой армии с декабря 1917 года. В январе 1918 года — участник экспедиции на Царицын. С мая 1918 года — начальник Донской военной флотилии Донского атамана генерала П. Н. Краснова.

Донской казак — капитан 2-го ранга — Николай Николаевич Макаров. Окончил Морской корпус в 1891 году. Уволен со службы 2 октября 1917 года, с зачислением в морское ополчение по Области Войска Донского. Умер в эмиграции — 21 декабря 1927 года. Захоронен на Ольшанском кладбище в Праге.

Донской казак — Нефедов Леонид Яковлевич — прапорщик по Адмиралтейству. Сын есаула Донского Войска. Участник гражданской войны, в «белом» Черноморском флоте. Других данных обнаружить не удалось.

Донской казак — Попов Мартин Артемьевич — в мае 1915 года окончил Мореходное училище им. Цесаревича Алексея Николаевича в Ростове-на-Дону. Штурман. Прапорщик флота — транспортные суда дунайской флотилии адмирала Весеокина. В эмиграции — матрос торгового флота. В 1951 году переехал в США. Надо отметить, что выпуски Ростовских мореходных училищ периода 1914–1917 гг. дали в ВМФ много казаков-моряков.

Гавриил Андреевич Макаров. Родился в 1870 голу в Чите, в семье казачьего офицера-забайкальца.

Научные труды: «Основы гигиены на современных военных судах (по данным похода 2-й эскадры Тихого океана)», «Значение врачебно-санитарного надзора на водных путях».

Потомок запорожцев, лейтенант ЧФ — Николай Петрович Скорописов. Окончил МК в 1916 году. Служил на крейсере «Кагул», на эсминце «Капитан Сакен». О Черном море писал: «Это наше море русское…». В Добровольческой армии — лейтенант «белой» Каспийской флотилии.

13.02.1954 умер у себя дома в Сан-Франциско.

Сибирский казак — старший лейтенант флота — Корнилов Сергей Константинович (родственник генерала Л. Г. Корнилова). Окончил Морской корпус в 1911 году. Герой Первой мировой войны на Балтике. Кавалер орденов: Святого Станислава 3-й степени с мечами и с бантом, 29 декабря 1915 года представлен к награждению орденом Святого Георгия 4-й степени. Был также награжден французским орденом — Бронзовым крестом. В сентябре — командир канонерской лодки «Храбрый» Балтийского флота. Ушел с корабля по требованию команды за родство с генералом. Надо отметить, что пользовался уважением у матросов, так как не был убит, а лишь принужден к сходу на берег. Участвовал в гражданской войне в «белых» армиях. Скончался в эмиграции — в Париже 24 июня 1935 года.

Командир подводной лодки «Сом» Балтийского флота, донской казак — Христофор Константинович Богураев. Родился 3 марта (по старому стилю) 1891 года. В 1912 году, в одном выпуске с сыном адмирала С. О. Макарова, окончил Морской корпус. В 1915 году награжден орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и с бантом. В 1916 году произведен в лейтенанты, командир подлодки «Сом». Лодка погибла 20 мая 1916 года, протараненная шведским пароходом «Ингер-манландия».

Контр-адмирал Сергей Николаевич Посохов, донской казак. Этот моряк был «персоной нон грата» в отечественной истории российского флота и в царские, и в советские времена. В эпоху самодержавия он вызвал сильный гнев высшей военно-морской бюрократии своей брошюрой, в которой честно и прямолинейно назвал истинные причины поражения России в войне с Японией. В советские времена — «не повезло» с племянником. Его родная сестра — донская казачка, вышла замуж за потомка сотника Бугского казачьего Войска — Василия Ивановича Колчака. Родной племянник контр-адмирала С. Н. Посохова — вице-адмирал Александр Васильевич Колчак стал в 1920 году Верховным Правителем России.

Будущий адмирал родился в семье потомственного почетного гражданина Области Войска Донского 15 октября (по старому стилю) 1866 года. Он поступил в Морской корпус и пришел в 1887 году на флотскую службу, на волне того военно-морского подъема, который охватил страну после 1880 года. Когда Российской империи вновь было позволено Европой иметь военный флот на Черном море. Тогда, словно по зову предков, на море пришло немало донских казаков.

Служба, в общем-то, шла как и у всех офицеров. Мичман… Лейтенант… Капитан 2-го ранга — старший офицер (старпом) крейсера «Олег». Вот на этом-то корабле, в этой должности он и вступил в русско-японскую войну. Корабль прошел вокруг Европы и Африки на Дальний Восток, и у мыслящего и наблюдательного офицера была масса времени и возможностей для анализа военно-морских сил Родины. Даже самые мрачные, но все же теоретические прогнозы не пророчили такой катастрофы, которая постигла русский флот в Цусимском проливе в мае 1905 года.

Крейсер «Олег» не смог прорваться во Владивосток. Но ему и посчастливилось не угодить в японский плен. Итог того исторического сражения для его команды был таков — русский корабль противник загнал в нейтральный порт, где он был интернирован до конца войны. Капитан 2-го ранга Посохов за Цусимское сражение был награжден орденом Святой Анны 2-й степени с мечами. Но не радостной была ему та награда!

Видимо, томясь от вынужденного безделья, старший офицер парализованного крейсера и написал в каюте черновик своего сочинения, которое спустя год превратилось в брошюру — 47 страниц с восьмью фотографиями, под названием — «Крейсер 1-го ранга „Олег“ в бою 14 мая 1905 года у о-ва Цусима». Эта книжечка была издана в Санкт-Петербурге в 1906 году. Тоненькая, она была объемна по ширине охвата проблем. Донской казак ткнул в самую «болевую точку» российского флота. Обнажил хворь, которую «намотал» на русский флот его «отчим» царь Петр I.

В своей брошюре Сергей Андреевич насчитал 21 причину поражения русской эскадры. Так, пункт 18 был беспощаден: «Эскадра была разделена на отряды больше для удобства адмиралов, чем требованиями морской тактики и здравого смысла». Нет сомнений, что этой критики под шпицем Адмиралтейства ему не забыли и не простили. Но не это было главное в книге Посохова. «Копал» он глубже.

«Мы пошли спасать Россию и Маньчжурскую армию с теми средствами, которые были годны пять лет тому назад, а никак не теперь. Почему мы во всем, решительно во всем отстали от японцев? Ведь это уже вторая катастрофа, считая Севастопольскую, когда мы по причине той же непредусмотрительности и всевозможных упущений теряем свой флот, губим Россию, а вместе с нею и самих себя. У нас есть немало лиц и учреждений, ведающих теми или другими частями флота, однако почему же они своевременно не испытали замечательное изобретение Джевецкого [53] ? Почему вообще у нас такое пренебрежительное, брезгливое отношение ко всем изобретателям и совершенно обратное у японцев? Где же наши изобретения? Где те главы и страницы, которые бы у нас в России посвящались изобретателям? Но они у нас безусловно есть, да только официальные-то учреждения их не только не поощряют деньгами и советами, а по возможности, даже не допускают к порогу, чтобы, не доставлять себе лишних хлопот».

Не штабной, не адмиралтейский, не преподаватель академии, а боевой офицер эмпирическим путем доказал истинный смысл флота, созданного Петром I. Корабли «нужны» исключительно для береговой военно-морской бюрократии. И только для того, чтобы оправдывать ее существование в комфортных кабинетах Адмиралтейства и штабов, береговых казарм, карточных и ресторанных залов в Офицерском Собрании. Морские плавания, боевое применение кораблей этим «морякам» нужны лишь в качестве дополнительной «нагрузки». А чем «легче» она будет, тем лучше. Поскольку вся русская военно-морская бюрократия в глубинных закоулках своего ума все же прекрасно знает, что петровский флот и создан-то лишь для внешней демонстрации его существования. А не для истинных нужд страны. К этому горькому выводу и пришел казак-офицер Посохов:

«Гибельная причина та, что центр тяжести управления войсками и флотом лежит не на тех лицах, которые связаны с их судьбою, карьерой и жизнью, а совершенно наоборот, ничем с ними, кроме личных воспоминаний, не связанных, ничем не рискующих, да еще полагающими, что место в администрации есть заслуженный отдых, чтобы 2–3 часа работать, а остальное время отдыхать».

Более точно и метко и не скажешь!

Правда, пока текст будущего обличительного сочинения лежал в каюте, начальство ценило расторопного и храброго старшего офицера крейсера. В декабре 1905-го он исполнял обязанности командира этого корабля. По возвращении в Россию, в 1906 году, был назначен командиром миноносца «Легкий». В том же году поступил в военно-морскую академию… Уже чувствовал донской казак тень черных адмиральских орлов, готовых опуститься на его погоны…

В 1907 году он был переведен на должность командира отряда сторожевых катеров Балтийского флота. В 1909-м принял командование любимым кораблем адмирала Н. О. Эссена — эсминцем «Пограничник». В 1910 году Сергей Андреевич Посохов был произведен в чин капитана 1 — го ранга.

В войне с Германией он заметного участия не принимал. К 1916 году он, в чине контр-адмирала, занимал должность начальника штаба флотилии Северного Ледовитого океана. А это соединение, предшественник современного Северного флота, в Первую мировую войну было пассивно. А главное, прозорливый казак увидел вдалеке зловещий бурун «водопада истории», к которому неслась Российская империя по «реке времени». Ему так и не пришлось покомандовать в бою кораблем 1-го ранга, добиться адмиральского поста, где он мог бы показать свой флотоводческий талант, который у него, у донского казака, без сомнений был.

Сергей Андреевич не участвовал в гражданской войне — эмигрировал во Францию. Возможно, как умнейший человек, он понимал стратегическую обреченность «белой борьбы», поскольку считал красную революцию итогом не столько деятельности большевиков, сколько порочной бездеятельности старого режима. За реставрацию которого, волей-неволей, сражались «белые» и потому были обречены.

Он скончался бездетным стариком, в возрасте 69 лет, в Париже. Дата его смерти — 2 февраля 1935 года. В Сан-Франциско, к 25-летию Цусимского сражения, была переиздана (правда, в сокращенном варианте) его брошюра, вышедшая в России в 1906 году.

Он эмигрировал уже немолодым человеком, ему пошел шестой десяток, поэтому активного участия в белоэмигрантской жизни, а тем более в антисоветской деятельности, за границей он не принимал. Жил скромно, тихо.

Возможно, что кроме членов донской казачьей и военно-морской Парижской общины его провожал в последний путь и внучатый племянник — Ростислав Александрович Колчак — сын расстрелянного Верховного Правителя России.

РОД МОРСКОГО КАЗАЧЬЕГО СОСЛОВИЯ — МОРСКОЙ РОД КОЛЧАКОВ

Об адмирале — Александре Васильевиче Колчаке в России знал каждый грамотный человек. Правда, в каждое время знали по-разному… Но сегодня это самое время расставило все по своим местам. Убийцы и хулители «Колчака Полярного» сейчас названы преступниками против человечества, кем они всегда и были… Александр Васильевич остался тем, кем всегда и был — флотоводцем, ученым, военно-морским теоретиком, исследователем Арктики. (В 2002 году на его родине — в Санкт-Петербурге, в музее Морского корпуса, выпускником которого он был, в его память была установлена первая в России мемориальная доска. А год спустя Правительство России приняло решение вернуть острову, открытому в Карском море в 1903 году бароном Толлем, его историческое название — «остров Колчака».)

И до 1918 года, и после, и в настоящее время не знают казаки России, что был адмирал сыном донской казачки и внуком почетного гражданина Всевеликого Войска Донского. И что род сотника Бугского казачьего Войска — Лукьяна Колчака, даст Российскому Императорскому флоту двух адмиралов, генерала флота и четырех морских офицеров, прошедших Крымскую кампанию (Восточную войну) 1854–1855 гг., русско-турецкую войну 1877–1878 гг., русско-японскую и Первую мировую войны на флотах россии. А родной дядя будущего Верховного правителя России по отцу даже принял участие, в составе экспедиционной русской эскадры, в гражданской войне в США 1861–1864 гг. Он — Петр Иванович Колчак, кстати, первым и сменил кавалерийскую казачью саблю на строгий флотский кортик, положив начало морской династии Колчаков в русском флоте. Родившись в 1838 году, молодым офицером принял участие в обороне Кронштадта и островов Балтийского моря от английской эскадры. Офицер морской артиллерии, служил на плавучих батареях Балтийского флота — «Не тронь меня» и «Кремль». На клипере «Всадник», в составе русской эскадры Балтфлота, ушел к берегам Нового Света оказать помощь молодой американской демократии от вероятной агрессии со стороны британского флота. Он скончался в 1903 году в чине капитана 1 ранга в отставке. Надо отметить, что и отец Верховного правителя — Василий Иванович Колчак, начал свою военную биографию в Севастополе — прапорщиком морской артиллерии на Малаховом кургане. Под началом адмирала П. С. Нахимова внук бутского казака получил Георгиевский крест и первый офицерский чин. На его глазах французская пуля пробила голову флотоводца… Третий внук бугского сотника — Александр Иванович Колчак, дослужился до чина генерал-майора морской артиллерии, скончался в 1911 году. Его сын — Александр Александрович Колчак, 1885 года рождения, — тоже был морским офицером. Окончив Морской корпус, мичманом воевал в Порт-Артуре на миноносце «Лейтенант Бураков». Был ранен, награжден боевыми орденами. В 1915 году погиб на Балтике. Минный заградитель «Енисей», на котором старший лейтенант флота Александр Колчак-младший служил старшим офицером, был торпедирован немецкой подводной лодкой. Он не захотел оставить свой гибнущий корабль.

Родной брат Ивана Лукьяновича Колчака — Федор, также имел сына и внука. Оба стали служить на военном флоте. Александр Федорович Колчак родился в 1857 году и прошел русско-турецкую войну 1877–1878 гг. на Черном море, а в русско-японскую воевал на Дальнем Востоке. Дослужился до чина контр-адмирала в отставке. Правнука офицера Бугского казачьего Войска, потомственного дворянина, «второго адмирала Колчака» в годы гражданской войны не раз арестовывала Петроградская ЧК Пусть не родной, но дядя «вождя контрреволюции». Как его не расстреляли в числе заложников в 1918–1919 гг. — уму непостижимо! Видно — судьба! Но от нее не уйдешь. Он отказался участвовать в гражданской войне, отказался эмигрировать. Пережил гражданскую войну. Но, лишенный средств к существованию, скончался в 1926 году уже в Ленинграде. В нищете и в забвении, в болезнях, в возрасте 69 лет. Его сын — Владимир, в 1916 году окончил Морской корпус. Мичман Балтфлота. После 1918 года добровольно перешел на службу в советский флот (погиб в декабре 1941 года, в блокадном Ленинграде, в звании капитан-лейтенанта РККФ).

Александр Васильевич Колчак, надо отметить, никогда не афишировал свои казачьи корни ни с отцовской, ни с материнской стороны. (Автору этой книги довелось перечитать в архиве массу личных его писем, официальных документов — нигде ни словечка.) Только однажды, уже в 1919 году, адмирал Колчак, проживая в столице Сибирского казачьего Войска — в Омске, говоря современным языком, немного «попиарил» свое казачье происхождение в Войсковом Соборе казаков-сибирцев. Но с исключительно политическими целями.

Но вот однажды, в 1908 году, начальник оперативного отдела Морского Генерального штаба — капитан 2-го ранга А. В. Колчак разработал интереснейший документ — проект положения — «О морском сословии». После Цусимы в России начали чуть-чуть трезветь от угара «традиций петровского флота», понимая, что основа флота — это даже не корабли, не береговая военно-морская бюрократия, а личный состав ВМС. Кораблей можно настроить, купить готовыми, наконец. Профессионально грамотный экипаж не купишь, его надо учить годами. А едва-едва обучив, его приходится отпускать в запас. И опять по новому кругу: только обучил матроса — приходит пора увольнять в запас. И вот сын донской казачки — Александр Васильевич, сидя в кабинете под шпицем Адмиралтейства, вспомнил о своих далеких предках. О донских казаках XVII века — о морском сословии. И предложил возродить его в России, как раз по примеру казачьего.

Вдумчивый и наблюдательный человек, А. В. Колчак подметил бессмысленную расточительность сил и средств в деле обучения матросов. Призывают на флот полуграмотного парня, учат и содержат его несколько лет, но едва-едва из него получается специалист… как приходит пора увольнять моряка в запас. А «на гражданке», будучи далеко от моря, военнообязанный быстро забывает флотское ремесло. В итоге на войне действующий флот испытывает острый дефицит квалифицированных нижних чинов.

В своей записке Александр Васильевич предлагал призывать на флот рядовыми только моряков торгового и промыслового флотов, рыбаков и речников. А лиц этих профессий свести в отдельное морское сословие, гарантировав им от правительства ряд льгот, если они согласятся состоять в запасе по ВМФ. Правда, в качестве примера сын донской казачки и правнук сотника Бугского казачьего Войска назвал не казаков-мореходов, а «морское сословие», существовавшее во Франции. Но может, это потому, что пример европейцев для царских сановников всегда был более убедителен, чем опыт своих соотечественников.

Увы, мобилизационный отдел Главного Морского штаба не принял этого плана, несмотря на очевидные преимущества. Ведь, исключая из ведения Военно-морского ведомства финансирование содержания и обучения призываемых нижних чинов флота, заменив его профессионалами-моряками, военно-морские бюрократы лишались сразу целого «флота» береговых должностей-кормушек! Военно-морские интенданты — массы лазеек для воровства. Казак Колчак предлагал строить флот для моря. Экипажи готовить для кораблей. В российском флоте, со времен его «отчима» — Петра I, все всегда было с точностью до наоборот. Флот «служил» не стране, а военно-морской бюрократии. Будущий адмирал Колчак, казак по крови, об этом на время забыл.

КОНОНОВЫ — ФАМИЛИЯ ДОНСКИХ КАЗАКОВ — ФАМИЛИЯ МОРЯКОВ. ЛУЧШИЙ ВОДОЛАЗ РОССИЙСКОГО ФЛОТА

Если род Колчаков, потомков казака Бугского казачьего Войска, давший целый «букет» выдающихся деятелей флота, к донскому казачеству имеет лишь косвенное отношение, то морской род казаков Кононовых — донской «до мозга кости».

Первым избрал путь на моря сын Войскового старшины Донского Войска — Анатолий Алексеевич Кононов. Он родился 26 января (по старому стилю) 1856 года. Вероятно, отец — ветеран Севастопольской обороны, рассказывал сыну о трагедии русского Черноморского флота. Не только о славных казаках-кавалеристах, но и об адмиралах: Корнилове, Истомине, Нахимове… А может, в семье Кононовых крепко хранили память о предках — славных моряках XVII века, служивших под флагом казачьего адмирала Степана Разина в Каспийском море?

Во всяком случае, когда 30 августа 1874 года юный казак был произведен в мичманы флота, то попросил направить его служить именно в экипаж Каспийской военной флотилии.

Анатолию Алексеевичу за весь срок службы, а прослужил он в кадрах Императорского флота 35 лет, так и не довелось участвовать в морских сражениях и боевых походах. Изучая на Каспии места «боевой славы» флотилии Разина, он не попал на русско-турецкую войну, не пришлось ему отличиться в схватках с турецким флотом. Да и в захолустной Каспийской флотилии трудно было сделать карьеру. Зато повезло ему с женой. Его супругой стала Вера Ивановна Чекмарева, дочь отставного генерал-лейтенанта. Хоть и «схватил» мичманок генеральскую дочь, приданого ему не перепало. Впрочем, семейный союз оказался счастливым. Жена подарила ему двух сыновей, старшего, Ивана, родившегося 26 декабря 1885 года, и Алексея, появившегося на свет 12 сентября 1887 года, — вписавших свои имена в историю русского флота и донского казачества уже в XX веке.

Лейтенанта Кононова перевели на Балтику, в Кронштадт. Там его ждало серьезное дело — водолазное. Перевод в «морскую столицу» Империи был не случаен. Богатырского здоровья казак в теплом Каспии увлекся этим опасным занятием. И вскоре стал одним из лучших и редких специалистов-водолазов. Его назначили инструктором по водолазному делу в Кронштадтскую водолазную школу. В 1890 году в Санкт-Петербурге был издан «Учебник по водолазному делу», автором которого стал лейтенант флота Кононов. Долгое время его труд считался самым лучшим учебником по этому предмету, был переведен на многие языки мира.

И сейчас, в начале XXI века, водолаз — рискованная профессия. А тогда, в конце XIX века? Не часто морской офицер русского флота служил под огнем орудий с вражеских крейсеров или под прицелом торпедных аппаратов миноносцев противника. Но даже с тонущего надводного корабля был шанс спастись через плен, наконец. Водолазов глубина если и «берет в плен», то без возврата. С 1879 по 1904 год — четверть века, военно-морской флот России не воевал (если не считать одной стычки с китайскими повстанцами в 1900 году). Для большинства офицеров флота риска было — оказаться смытым с палубы штормовой волной… Лейтенант Кононов, опускаясь под воду при учебно-тренировочном спуске каждый раз рисковал жизнью. Скромно, без грома орудий и оваций. В те времена водолазное дело по степени риска было сравнимо со службой летчика-испытателя. Только что водолазы конца XIX века гибли намного чаще.

Орденами, правда, жаловали: к 1904 году на груди капитана 2-го ранга Кононова уже были Святой Станислав 3-й степени и Святой Анны 3-й степени. Но не боевые, без мечей. Именно из-за высочайшей квалификации его — начальника Кронштадтской водолазной школы и одновременно командира учебного судна «Опричник», не отпустили на Дальний Восток. Офицеров на Балтике весной 1905 года оставалось очень мало. Кто уже томился в плену или в нейтральных портах после сдачи Порт-Артура, кто плыл навстречу гибели или плену в эскадрах адмиралов Рожественского или Небогатова. Поэтому 17 апреля 1905 года А. А. Кононов был произведен в чин капитана 1-го ранга. И, оставаясь начальником водолазной школы, принял командование над канонерской лодкой «Храбрый».

Вся русско-японская война, таким образом, «прошла мимо» него, но расчистила «фарватер карьеры». В буквальном смысле слова, как грибоедовскому полковнику Скалозубу — «вакансии как раз открыты». Одни в немилости, на скамье подсудимых военно-морского суда, других поубивало японскими снарядами.

В ноябре 1906 года капитан 1-го ранга Кононов «стажируется» на адмиральской должности: командует отдельным отрядом судов Сибирской флотилии. Спустя год — с 10 августа 1907 года — он Командующий Амурской военной флотилией. Но на Дальнем Востоке он служит недолго. Спустя два года 53-летний казак, прослужив 35 лет в ВМФ, получил отставку с производством в контр-адмиралы и уехал в ставший родным Петербург, с полной пенсией с правом ношения формы и оружия. Служебные успехи двоих сыновей радовали его больше, чем свои собственные.

Когда в 1918 году атаман Краснов провозгласил образование Всевеликого Войска Донского, в составе которого был и военный флот, старому водолазу пошел седьмой десяток. По возрасту и здоровью он не принял участия в гражданской войне. Но и торопить свою смерть не стал — в советской России не остался. Вместе с сыновьями эмигрировал во Францию. В Европе он участия в антисоветской деятельности не принимал, только опубликовал в белоэмигрантском «Морском Журнале», в № 85–88 за 1935 год, отрывки из своих мемуаров — «На фрегате „Дмитрий Донской“ (Воспоминания молодости старого адмирала)».

Франция готовилась к полному освобождению от немецко-фашисткой оккупации, когда 8 июля 1944 года, в маленьком городке Курвиль — департамент Эр и Луара, тихо и незаметно скончался русский старичок. Один из лучших водолазов мира в XIX веке, донской казак — Анатолий Алексеевич Кононов дожил до 88 лет. Нет сомнений, что «протянуть» почти до 90 он смог только благодаря тому, что решился покинуть родину. На «красном» Дону он прожил бы на треть жизни меньше…

ВИЦЕ-АДМИРАЛ ДОНСКОГО КАЗАЧЬЕГО ФЛОТА

Старший сын адмирала-водолаза Кононова, Иван, несомненно, занимает видное место в истории Донского Войска первого двадцатилетия XX века. В первую очередь потому, что среди офицеров Императорского флота он считался признанным специалистом, способным планировать боевые операции на флотском, стратегическом уровне. Таковых на флоте было не много. На Балтике таковым к 1914 году считался капитан 1-го ранга А. В. Колчак. На Черном море — капитан 1-го ранга И. А. Кононов. Причем, в отличие от известного полярного исследователя, Кононов блестяще окончил Военно-морскую академию. А в годы гражданской войны занимал высокие должности на флоте «белоказачьего» Юга России.

Он родился в Кронштадте, в казенной офицерской квартире отца. И на Дону, в дедовской станице, считался чужаком, «петербургским казаком». В 1899 году поступил в Морской корпус и 21 февраля 1905 года был произведен в мичманы. К его счастью, «эскадры самоубийц» адмиралов Рожественского и Небогатова уже были далеко от Петербурга и юный мичман на них не попал. Большие потери в среде офицерского корпуса флота в результате войны, большое число отставок из-за ранений и нервных потрясений — все это открыло широкую дорогу для карьеры офицерского молодняка. Всего через два года службы Иван получает на погоны звездочки лейтенанта (что было немыслимо в довоенные времена). Окончив штурманский офицерский класс, он в 1908 году уходит в дальний учебный поход с гардемаринами Морского корпуса. У берегов Италии они становятся свидетелями сильного землетрясения и бросаются на выручку жителям города Мессина. Лейтенант Кононов командует партией гардемаринов в составе спасательного десанта с русских кораблей. Итальянское правительство, в числе всех спасателей в тельняшках, награждает его памятной серебряной медалью. А русское Морское ведомство отправляет представление на награждение его орденом Святого Станислава 3-й степени.

В июне 1909 года в его карьере случается момент, достойный семейной легенды Учебный корабль посещает сам государь император. Николай II отметил бравый вид гардемарин на смотру и в награду их начальника, капитана 2-го ранга Кононова, лично приказывает зачислить на учебу в Военно-морскую академию. С сентября Иван Анатольевич — слушатель академии.

С дипломом о высшем военно-морском образовании Кононов отправляется на Черноморский флот. Сразу после академии, в 1911 году, исполняет должность командира строящегося в Николаеве крейсера «Адмирал Нахимов». С января 1913 года — он штурман линейного корабля ЧФ «Три Святителя», потом недолгая служба на линкоре «Евстафий». С мая 1913 года — начальник оперативного отдела Штаба Командующего Черноморским флотом. С июля даже временно исполнял обязанности флаг-офицера начальника штаба флота по оперативной части.

Мировая война — он капитан 1-го ранга. Летом 1916 года Черноморский флот получил командующим деятельного, не паркетного адмирала — А. В. Колчака. Сын донской казачки и сын донского казака отлично поняли друг друга. Вплоть до ноября 1917 года, даже спустя пять месяцев со дня отъезда адмирала Колчака из Севастополя, Черноморский флот продолжал боевые действия на море, несмотря на большевистский переворот.

В отличие от отца и младшего брата, Иван Анатольевич с декабря 1917 года с головой окунулся в военно-политическую борьбу. Уже к зиме он прибывает на Дон на пароходе, вооруженном тяжелыми морскими орудиями, и отдает себя в распоряжение Войскового атамана А. М. Каледина. В декабре — уходит к генералу Корнилову. С весны 1918 года — помощник командующего Донской армией по морской части. Донской атаман П. Н. Краснов производит его в контр-адмиралы. Иван Кононов — первый казачий адмирал в XX веке!

С января 1919 года в атаманский особняк в Новочеркасске вошел новый хозяин — генерал Богаев-ский. Весной 1919 года контр-адмирал Кононов чередует свои должности: начальник Морского управления Всевеликого Войска Донского, старший флагман Черного моря и одновременно командир отдельного корпуса морской тяжелой артиллерии, начальник речных сил Юга России… География его должностей просто требовала более высокого чина! Атаман донцов, генерал Богаевский, произвел его в 1919 году в вице-адмиралы. Быть бы Ивану Анатольевичу морским министром Всевеликого Войска Донского, да пришлось спешно эвакуироваться из Севастополя.

В эмиграции донского казачьего вице-адмирала ожидал калейдоскоп стран — неизбежный удел гонимого эмигранта. Греция, Югославия, Франция. К 1928 году он — член Катарского кружка бывших морских офицеров и кают-компании в Белграде. В начале 30-х перебрался с Балкан в Париж, но рассорился с членами парижской кают-компании и вступил в русское Морское Собрание Парижа.

Иван Анатольевич пережил Вторую мировую войну и скончался в Париже 23 января 1959 года, похоронен на знаменитом кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Незадолго до кончины он закончил свои мемуары — «Пути к Голгофе русского флота (исторический очерк) и морские рассказы. Автобиография». Книга была издана уже после смерти автора в Нью-Йорке, в 1961 году. Увы, мемуары и автобиография первого донского казачьего адмирала пока неизвестны его землякам.

МЛАДШИЙ КОНОНОВ

В 1911 году Морской Императорский кадетский корпус окончили минимум два казака. Сибиряк Сергей Константинович Корнилов — родственник генерала — сибирского казака Л. Г. Корнилова. И сын донского казака-адмирала А. А. Кононова — Алексей, названный в честь деда — войскового старшины и ветерана севастопольской обороны. Правда, служба молодого члена фамилии сразу не заладилась: подвело здоровье. Петербургский климат не давал надежды на хорошее самочувствие — надо было спасаться на юге. Вскоре после производства мичман Алексей Кононов вышел в запас и превратился в чиновника по гражданской части — в губернского секретаря.

Мировая война вызвала его из запаса, правда, лишь в чине военно-морского чиновника. Он в 1914 году был причислен Морским ведомством в Дунайскую Экспедицию особого назначения адмирала Веселкина. И только два года спустя 29-летнему человеку был возвращен чин мичмана, полученный в 1911 году.

После ноября 1917 года мичман А. А. Кононов вступил в Добровольческую армию генерала Корнилова. Генерал Деникин произвел его в лейтенанты флота. Атаман Богаевский, в 1919-м, в старшие лейтенанты.

Эмигрировав с отцом и старшим братом, младший Кононов совсем затерялся среди тысяч таких же, как он, белоэмигрантов. Он не писал учебников и мемуаров, не занимал важных постов, не был дружен с историческими личностями. Его жизнь и до 1917 года не блистала яркими событиями. Он просто жил, служил, воевал, как мог, как тысячи и тысячи внешне незаметных его современников.

Прожил он дольше всех, скончавшись во французском провинциальном городке Брус (департамент Тарн) 25 октября 1975 года в возрасте 88 лет.

Может, это и хорошо? То, что он — не был, не писал, не знаком, не участвовал… Донской казак Алексей Кононов хоть и не добился лавров на флоте, но заслужил долгую жизнь.

В 2003 году, в связи с 250-летней годовщиной со дня рождения Атамана Донского Войска Платова, историческое здание — атаманский дворец передали под расширяющийся Новочеркасский музей истории Донского казачества. В этом здании застрелился атаман Каледин… В нем арестовали для казни атамана Назарова… В нем правили атаманы Краснов и Богаевский. Скоро в нем будут музейные экспозиции. Но ради исторической правды там должен быть зал, посвященный военно-морской славе донцов.

В нем обязательно должны быть портреты донских адмиралов: А. А., и И. А. Кононовых, С. А. Посохова. Обязательно — М. К. Бахирева, героя Моонзундского сражения и уроженца Новочеркасска.

Командира подводной лодки «Сом» X. К. Богураева и изобретателя новых судов — Ф. К. Траилина. Должен быть макет эсминца Балтийского флота «Донской казак», построенного на деньги станичников после Цусимы. И хотя бы ксерокопии обложек книг, посвященных военно-морским вопросам, авторами которых были донские казаки. Должен быть список казаков Дона, когда-либо служивших под Андреевским флагом, и адмиралов, и матросов. Да не сочтут автора гордецом, но первым экспонатом зала может стать эта книга.

Четыре адмирала, более десяти офицеров Императорского флота в XX веке дало донское казачество России. Это не считая моряков торгового и промыслового флота, удачливых судовладельцев и прозорливых инженеров-изобретателей. Но эта славная страница истории «морского сословия» пока находится для их земляков в забвении.

Разумеется, ни в коем случае нельзя считать, что участие казаков в развитии регулярного русского флота ограничивается только донцами, и тем более, что представленные в данной главе этой книги биографии — это биографии всех казаков и их потомков, что служили и воевали под Андреевским флагом. Но проштудировать тысячи папок с «Послужными списками» чинов Морского ведомства XIX — начала XX века для поиска среди них казаков… для такой титанической работы у автора просто не хватило времени и сил. Наверняка были еще кубанцы, сибиряки, амурцы… Однако одно можно утверждать точно. Все же большого числа казаков среди офицеров регулярного флота не было. За сто лет — с 1817 по 1917 год, максимум несколько десятков человек. Но это беда созданного Петром I флота, а не казачества — морского сословия.