Татьяна Александровна зашла в класс, кивком головы поприветствовала учеников и села за свой стол. За годы работы в школе она научилась чувствовать настроение детей безошибочно. Стоило только войти в школу, как человека окружал гул. Этот звук можно было сравнить с гулом роя пчёл, летающим над своим ульем. Опытный пчеловод по этому звуку легко определяет, в каком настроении находятся его подопечные. Ему сразу ясно: надо ли надевать маску, чтобы подойти к своим любимицам, или можно обойтись без неё. Бывали случаи, когда пчеловод, уловив в гуле тревожные нотки, вовсе отказывался от планов и оставлял свои мероприятия до лучших времён. Нечто подобное наблюдается и в школе. Даже когда прозвенит звонок, гул не прекращается. Он становится тише, но он всё равно есть. Даже когда учитель входит в класс и здоровается со школьниками, класс продолжает гудеть. Вернее сказать, это уже не гул, а лёгкий шелест, будто свежий ветерок тревожит застывшие в неподвижности листья. Детский коллектив, этот макет вечного двигателя, никогда не может пребывать в состоянии покоя. Всегда кто-то кому-то что-то шепчет на ухо, кто-то толкает кого-то, кто-то над кем-то смеётся…

Сегодня, сев на свои места, школьники молчали. Молчали так, будто в природе вовсе отсутствовали звуки, молчали так, будто и сердца и лёгкие разом перестали функционировать. Так, вероятно, молчали зрители Колизея, предвкушая кровавый финал схватки гладиаторов. Молчали, сжав кисть правой руки в кулак, оттопырив большой палец, чтобы в любой момент вытянуть руку с кулаком вперёд так, чтобы палец непременно указывал вниз.

Татьяна Александровна кожей почувствовала недоброе. Она всматривалась в лица ребят, но на этот раз ничего в них прочесть не могла – одна тишина.

Однако урок надо начинать. Учительница ещё раз осмотрела класс и открыла классный журнал.

К страничке русского языка канцелярским клеем был приклеен белый лист бумаги, на котором было написано всего одно слово: «Проститутка».

Вначале у учительницы русского языка перехватило дух и остановилось дыхание. Она пыталась набрать в лёгкие воздух, но у неё ничего не получалось. Наконец ей удалось сделать это, и она глубоко вздохнула. Кровь, прихлынувшая к голове и стучавшая в висках барабанным боем, отошла, и пурпурно-красное лицо учительницы окрасилось в белый, как снег, цвет. Рука машинально ухватила белый лист и попыталась сорвать его. Клей уже схватился, и лист не поддавался. Тогда рука дёрнула его сильнее, но тот опять устоял. Татьяна Александровна дёрнула в третий раз, уже не сдерживая силу. Лист не выдержал и поддался. Взглянув на ненавистный лист, учительница обнаружила, что вместе с ним её кулак сжимал и лист физики и лист математики. Не зная, что делать, несчастная женщина выбежала из класса в коридор, сжимая в одной руке классный журнал, а в другой вырванные листы. Голова слегка закружилась, и она прислонилась к прохладной стене. Класс, который только что не издавал ни звука, вдруг разразился гомерическим хохотом.

«Проститутка!» – неслось из класса. К выкрикам прибавилось топанье ног и свист. Татьяна Александровна, как опытный педагог, знала, что дети отличаются от взрослых своей жестокостью, но ей впервые пришлось столкнуться с этим.

Директор школы ещё не успела привыкнуть к своей новой должности. Когда она была завучем, у неё не было своего персонального кабинета. Подчинённые хоть и побаивались её, но не смотрели ей в рот с раболепской покорностью. Тогда, во времена совсем недалёкие она более смело принимала решения. Это происходило потому, что над ней всегда был директор, который, выслушав мнения своих сотрудников, сам расставлял все точки над «i». Теперь она сама была директором и кроме неё никто никаких точек расставлять не будет.

Перед директором на столе лежал классный журнал, а на журнале комок смятых листов. Рядом на стуле, опустив голову, сидела Татьяна Александровна. Взгляд директора, до этого неподвижно смотревший на журнал, оставил его и перешёл на учительницу.

– Я понимаю, что в каждом коллективе есть хулиганы, но всему же должна быть граница! Меня поразило то, что в этом участвовал весь класс без исключения, – сказала учительница.

– Шила в мешке не утаишь, – ответила директор.

Она выдвинула ящик стола и вытащила оттуда книжку в яркой обложке.

– Я тогда не читала его сочинения, а теперь…

– Столько лет прошло, кто бы мог подумать, что он на этой основе напишет целый роман?

– Он, по моим сведениям, сейчас за границей?

Татьяна Александровна молча кивнула головой.

– Значит, с него и взятки гладки. Я, Танечка, тоже была молодая и, признаюсь тебе, совсем не святая, но такое нам даже в голову прийти не могло!

Директор многозначительно посмотрела на роман и постучала по обложке пальцем.

– И название-то какое придумал – «Лагерный роман»!

Она сочувственно посмотрела на Татьяну Александровну и спросила:

– Ты сама-то читала?

– Читала, – еле слышно ответила учительница, – ещё тогда, когда сочинение забрали в РОНО.

– Я имею в виду книгу.

Татьяна Александровна отрицательно помотала головой.

– Я её не только читать, я её видеть не могу.

– Прочитай, коли так всё получилось.

Директор кончиками пальцев отодвинула от себя книжку. Таня взяла её и положила в сумочку.

– А что же мне с классом делать? Как я теперь в глаза им буду смотреть?

Директор молча положила на стол чистый лист бумаги.

– Что это?

– Это то, что ты не доделала тогда.

– Я должна написать заявление?

– Ты знаешь другой выход? – ответила вопросом на вопрос директор.

– Куда же мне идти? После такого меня ни в одну школу не возьмут!

– Надо было писать это заявление раньше, когда в РОНО предлагали. Страсти давно бы улеглись и всё быльём бы поросло. А теперь это единственный выход.

Татьяна Александровна написала заявление об увольнении по собственному желанию и пошла домой. Теперь ей не нужно было торопиться на работу, вечером она могла спокойно смотреть телевизор, а не проверять тетрадки. И, хотя муж давно советовал уволиться и заняться своим здоровьем, ей всё равно было грустно. Грустно из-за того, что какой-то мальчишка, хулиган, обидевшись на неё неизвестно за что, взял и исковеркал ей всю судьбу. Идя по улицам города, она вспомнила лицо своего ученика. «У него было доброе лицо, – думала она. – Он не мог этого сделать. А почему всё опять прилипло ко мне? Ведь он в своём сочинении назвал только её имя. Только имя – больше ничего. Мало ли на свете Татьян? Почему эта грязь всё время липнет ко мне»? Она подошла к своему дому и вдруг остановилась.

– А почему я написала заявление? – спросила она сама себя. – Только потому, что она попросила меня? Почему директор даже не попыталась защитить меня? Почему эти хулиганы не были выгнаны из школы? Почему никто не вызвал их родителей? Ведь он нигде не указал моей фамилии, нигде не было указано номера школы и названия лагеря! Она просто хочет избавиться от меня. Ну нет, этот номер не пройдёт! Я завтра же заберу своё заявление, а если не отдаст, то пусть всё решит суд.

Татьяна Александровна решительно поднялась по лестнице и остановилась у своих дверей. Она открыла сумочку, чтобы достать ключи и увидела злополучную книгу. «Чернокнижник», – прочитала она имя автора.

– Вот что с тобой сделала слава?! Вот в кого ты превратился? А ведь Бог дал тебе дар. Ведь ты мог быть писателем, а стал чернокнижником.

Татьяна Александровна осмотрелась и увидела открытую крышку мусоропровода. Она взяла книжку и занесла руку, чтобы швырнуть её туда.

– Да будь ты проклят, Иуда!

Неожиданно на лестнице раздались чьи-то шаги.

– Кого это ты проклинаешь? – услышала она голос мужа.

Рука, держащая книжку, дёрнулась вниз и быстро спрятала её в сумочке.

На площадку поднялся муж. Он подошёл к жене и нежно поцеловал её.

– Так кого же ты проклинаешь?

Таня растерялась, не зная, что ответить. Вдруг из её рта вырвался фонтан. Сумка выпала из рук, а руки попытались закрыть рот, чтобы муж не видел этой картины. Но разве способны руки удержать то, что решил выбросить из себя желудок?

– Милая моя, ты беременна?!

Вместо ответа новый фонтан вырвался изо рта.

– К врачу, немедленно к врачу! – скомандовал муж.

Он выбежал на улицу и через пять минут, сияя от счастья, вернулся назад.

– Такси ждёт нас. Ты можешь идти? – Александр поднял её сумку и с надеждой посмотрел на жену.

Татьяна Александровна взяла мужа за руку и тихонько, будто боясь расплескать воду в стакане, наполненном до самого края, вышла на улицу. Вопрос мужа относительно проклятий жены так и остался без ответа.

Доктор, осмотрев посетительницу, долго листал историю болезни и сравнивал показания анализов, взятых в разное время. Его лицо, покрытое глубокими морщинами, до сих пор строгое и серьезное, вдруг стало проясняться. Морщины слегка расправились, и уголки губ вытянулись в небольшой улыбке.

– Ну вот, кажется, и на нашей улице будет праздник!

– Что? – не поверила своим ушам Таня.

– Я говорю, что те меры, которые мы предпринимали, дали свои плоды.

Таня вскочила со стула, выбежала в коридор и глазами полными слёз посмотрела на мужа.

– Саша, зайди в кабинет!

– Я?

– Конечно, ты! Послушай, что говорит доктор!

Врач прочитал супругам, наверное, целый курс по гинекологии. И, хотя они ровным счётом ничего не поняли, основная суть была понята правильно – впервые начальная стадия беременности протекала нормально.

– Только никаких волнений! – предупреждал их доктор. – Может быть, имеет смысл лечь на сохранение? Всё-таки на работе не всегда удаётся избежать стрессов.

– А я уволилась с работы, – сказала Таня.

– Ты уволилась с работы? – удивился муж.

– Я не успела тебе просто сказать об этом.

– В таком случае, можно, конечно, оставаться и дома, но я бы всё-таки советовал лечь в больницу.

– Мне дома будет лучше, – сказала Таня.

– Только ещё раз повторяю – никаких волнений, – предупредил доктор.

Счастливые супруги вышли от доктора, забыв всё, о чём они разговаривали до врача. Теперь их головы были заняты другим. Они не могли удержаться, чтобы не предаться мечтам о будущем семейном счастье.

– А кто у нас будет? – спросил Александр.

– Я слышала, что в некоторых клиниках делают УЗИ, чтобы определить пол ребёнка.

Муж остановился.

– Давай вернёмся. Возьмём направление на УЗИ.

Таня не сдержалась и рассмеялась.

– На таких ранних сроках никакое УЗИ не поможет. Надо обождать.

Они шли по улицам и заходили во все детские магазины. Супруги осматривали коляски, кроватки, ползунки и всякую другую детскую утварь так, будто у них дома лежал и замерзал голый ребёнок, которого срочно необходимо было запеленать, уложить в кроватку, накормить и воткнуть в рот соску.

– Только заранее ничего покупать нельзя, – предупредила Таня.

– Почему?

– Примета дурная.

– А смотреть можно?

– Это сколько угодно.

И супруги смотрели, смотрели, смотрели…

Только поздно вечером, нагулявшись по магазинам вдоволь и основательно проголодавшись, Саша и Таня вернулись домой.

– Саня, иди, открывай дверь, а я почту посмотрю, – сказала Таня.

Александр ушёл, а Татьяна осталась на лестничной площадке. Она открыла деревянный ящик и достала оттуда квитанцию на оплату коммунальных услуг и конверт. Таня посмотрела на конверт и удивилась: письмо предназначалось ей. Почтовых марок на конверте не было, а вместо обратного адреса стоял бледный штамп. Таня поднесла конверт к свету и прочитала: «управление внутренних дел».

И, хотя Таня даже приблизительно не догадывалась, зачем её вызывают в милицию, настроение испортилось. Она закрыла почтовый ящик и поднялась в квартиру.

– Что-нибудь есть? – услышала она голос мужа.

– Квартплата! – крикнула Таня.

– И всё?

– А ты ещё чего-то ждёшь?

– Да, от родителей давно вестей не было.

Таня посмотрела на конверт из милиции и быстро положила его в карман.

– Нет, больше ничего нет. Только квартплата.

* * *

Следователь, напротив которого сидела Татьяна Александровна, долго читал какие-то документы, а потом писал что-то. Тане показалось, будто он намеренно не обращает на неё внимания. Он специально хотел вывести её из себя тем, что уже двадцать минут мурыжил на стуле, не задавая ни одного вопроса. Таня уже хотела встать, чтобы уйти, но следователь, как будто почуяв это, поднял голову и сказал:

– Вас всё равно без отметки в пропуске отсюда не выпустят.

– На каком основании?… Я вообще с вами разговаривать не буду!

– А вот в этом вы неправы, – перебил её следователь. – Вы обязаны отвечать на мои вопросы. Ваше имя, отчество и фамилия?

Таня молча протянула следователю паспорт. Тот даже не взглянул на документ. Вместо этого он строго посмотрел на Татьяну Александровну и повторил свой вопрос:

– Я прошу вас назвать мне вашу фамилию, имя и отчество.

– Прежде я хочу знать, в чём меня обвиняют?

– Как же я вам отвечу, если не знаю, кто передо мной сидит?

– Соколова Татьяна Александровна.

– А девичья фамилия?

– Бахметьева.

Следователь как-то криво улыбнулся и стал записывать полученные данные.

– Где вы сейчас работаете?

– Нигде.

– А по нашим данным…

– Ваши данные устарели. Со вчерашнего дня я уволилась по собственному желанию.

– И позвольте узнать причину?

– А вот это не ваше дело!

Следователь вытащил из стола знакомую книжку и положил перед Татьяной Александровной.

– А по нашим сведениям…

– Ваши сведения на сей раз подвели вас! – перешла на крик допрашиваемая. – Я уволилась, потому что беременна. Доктор хотел положить меня на сохранение, чтобы я не нервничала на работе, но я предпочла уволиться и остаться дома.

Таня от злости на этого следователя даже затряслась. Она захотела сказать ему что-то обидное, колкое, но никак не могла подобрать слов.

Девушка, сидевшая в кабинете за соседним столом, многозначительно посмотрела на следователя и глазами сделала знак, что хочет поговорить с ним.

– Вот что, Соколова, – сказал следователь, – подождите немножечко в коридоре.

Таня, трясясь от злости, вышла из кабинета в коридор. Она села на стул, который стоял у стенки и закрыла глаза. Однако успокоиться ей было не суждено. Неожиданно из какой-то двери вышли три человека, обвешанные фотоаппаратами, и направились к ней.

– Скажите, ваша фамилия случайно не Соколова? – спросил мужчина.

– Соколова, – ответила Таня, ничего не подозревая.

– А какая у вас девичья фамилия? – спросил второй.

– Бахметьева.

Не успела Таня назвать свою девичью фамилию, как вспышки фотоаппаратов ослепили её.

После того, как Таня вышла из кабинета и закрыла за собой дверь, девушка укоризненно посмотрела на следователя.

– Что ты делаешь? Разве ты не видишь, в каком она состоянии?

– А в каком она состоянии? То, что она так отреагировала на книгу, доказывает, что она…

– Она беременна. Разве ты этого не слышал?

– И ты веришь этой шмаре?

– Шмара она, или не шмара, это пусть они вместе с мужем разбираются, а вот если она после твоего допроса ребёнка потеряет, то разбираться будут с тобой.

Аргумент, который привела сотрудница, оказался весомым. Лицо следователя стало серьёзным, он подумал несколько секунд и крикнул:

– Соколова, заходите!

Таня, закрывая лицо от фотовспышек, не вошла, а вбежала в кабинет.

– Вот ваш пропуск, – недовольно сказал следователь, протягивая маленький листок. – На сегодня достаточно.

Таня дрожащими руками взяла пропуск и испуганно посмотрела на дверь.

– Вы можете идти, – сказал следователь.

– Я не могу. Там эти, с фотоаппаратами…

– Ну это уже не ко мне претензии. У нас теперь свобода слова.

– Я провожу вас, – вмешалась девушка. Она взяла Таню за руку и, заслоняя своим телом, вывела её из управления.

* * *

Обсуждение романа, ставшего за короткое время бестселлером, происходило теперь не только в женских, но и в мужских коллективах. Особенно старались женоненавистники. Откуда берутся такие? Непонятно. Кажется, сама природа устроила наш мир так, что мужчины тянутся к противоположному полу, как мотыльки летят на свечу. Они готовы насмерть биться на дуэлях, чтобы хоть на несколько минут прижать к себе гибкий стан. Они, не задумываясь, рискуют жизнью, чтобы провести ночь с нимфой, которая лишает их рассудка. Они, завладев дамой, тут же тянутся к другой юбке и изменяют тем, за кого только вчера готовы были сложить голову. Женщины ловят их на измене, закатывают грандиозный скандал, но, в конечном итоге, прощают: что поделать, ведь мужчин такими сделал сам господь Бог. Кобель он и в Африке кобель.

Однако есть женщины, которые не способны простить измены, они мстят своим неверным мужчинам. Мстят так жестоко, так изыскано, как не смог бы отомстить, наверное, и сам прародитель зла, мстят до тех пор, пока мужчина не перестаёт быть мужчиной. Именно из этой среды и приходят к нам различного рода маньяки и извращенцы, которым доставляет удовольствие растоптать, раздавить и уничтожить человека только за то, что он является женщиной. Тех же, кто не перешёл эту дьявольскую черту и не превратился в маньяка или развратника, называют просто – женоненавистник.

– Бабы – это такие твари, – воспалённо кричал в курилке именно один из таких женоненавистников, – что ни одному их слову нельзя верить!

– Ну, так уж и нельзя? – возражал ему товарищ, который не мог похвастаться таким позорным званием.

– Да я бы их, гадин, душил прямо при рождении! – не сдавался женоненавистник.

– Так ведь, вымрем тогда, – засмеялся кто-то рядом.

– А говорят, что учёные умеют детей в пробирках делать! – раздался голос из другого угла.

– Вот, вот. Надо при рождении забирать у них яйцеклетки и сразу убивать!

– Нет уж, извините, пробирке мы этот процесс не доверим! – засмеялись мужики.

– А ты читал вот это? – Женоненавистник показал книжку своему оппоненту.

– Так это про жену нашего ведущего, – сказал кто-то.

– Не может быть!

– Точно. Я вчера в газете её фотографию видел, – подтвердил мужчина, который до сих пор молчал.

– На эту гадину уголовное дело завели.

– Таких тварей надо расстреливать без суда и следствия!

В курилку зашёл ведущий конструктор. Тема дискуссии была немедленно закрыта. Однако от взгляда ведущего не смогло утаиться, как книжка в яркой и знакомой обложке мелькнула в руках у одного из сослуживцев и спряталась в кармане его пиджака. Достав сигарету и закурив, вошедший вдруг обнаружил, что кроме него в курилке никого нет. От сотрудников, которые только что так жарко что-то обсуждали, остался только сизый дым, который, словно утренний туман, скрывал всё, что здесь произошло, от посторонних глаз.

Покурив в одиночестве, ведущий конструктор пошёл к начальнику отдела, который был ему не только шефом, но и другом ещё с институтской скамьи.

– Андрей, что происходит в КБ?

– К сожалению, у нас уже давно ничего не происходит.

– Да я не про работу.

– А что тут тогда может происходить?

– Вот я и хочу разобраться. Все ходят, о чём-то шепчутся, хихикают, а как меня завидят, тут же прекращают все разговоры.

– Ты стал слишком мнительный. Неужели, кроме твоей персоны в КБ и обсудить нечего?

– Вот и скажи мне, что все сейчас обсуждают?

Андрей отвёл от своего друга глаза и опустил голову.

– Мало ли, что обсуждают, разве всё упомнишь?

– Андрей, мы же никогда не врали друг другу.

– А с чего ты взял, что я вру?

– Ты же не смотришь мне в глаза. Это всё связано как-то с этим романом?

Начальник отдела подошёл к окну. Он отвернулся от своего друга и стал что-то рассматривать на улице.

– Ты не хочешь мне говорить?

– Я не хочу тебе врать.

– А мне ничего не надо врать. В жизни случается всякое. То, что произошло с моей женой, не самое страшное, что может произойти с женщиной.

– А ты знаешь, что произошло с ней?

– Конечно, знаю. Таня рассказала мне об этом ещё до того, как эта книга вышла в свет.

– Ты уверен, что она рассказала тебе всё? – В голосе начальника отдела послышались нотки недоверия и удивления.

– По крайней мере, я ей поверил. А вот нашим сплетникам рты не мешало бы и заткнуть.

– А это ты тоже заткнёшь? – Начальник взял с журнального столика газету и протянул Александру.

– Что это? – удивился тот.

– Свою жену не узнаёшь?

Александр перевернул лист газеты и увидел фотографию жены. Она закрывала лицо от фотокамер, но её всё равно можно было узнать.

– Я не верю этому.

– Это легко проверить.

– Как?

– Предложи ей уехать в какой-нибудь город. На экскурсию, к примеру. Если всё, что здесь написано, правда, то она обязательно откажется.

– Почему?

– Потому что с неё взята подписка о невыезде. Если она нарушит её, то милиция посадит её в тюрьму.

Руки ведущего конструктора задрожали, и он выронил газету из рук.

– Ну, и если уж зашёл этот неприятный разговор, то давай договорим его до конца. Проект, над которым сейчас работаешь ты, признан в министерстве лучшим. Он будет представлять Советский Союз на международной выставке.

– Значит, я поеду за границу?

– За границу поедет твой главный оппонент.

– Но ведь он всегда выступал против моего проекта!

– Дело вовсе не в проекте. Твоя кандидатура отклонена по морально-этическим соображениям.

– Из-за жены?

Начальник отдела молча кивнул головой.

Александр, опустив голову, боясь оторвать глаза от пола, пошёл к дверям кабинета. Перед выходом он остановился и перевёл взгляд на товарища.

– У тебя есть этот роман? – еле слышно спросил он.

– Вот уж никак не думал, что именно я должен буду его тебе дать.

Начальник подал книжку Александру и так же, как и его товарищ, опустил глаза вниз.

Придя домой, Александр сказался больным. Ужинать он отказался. Постелив себе в гостиной, он попросил жену не беспокоить его. Закрывая дверь, Александр спросил Таню:

– Как ты посмотришь, если мы на недельку съездим к моим родителям?

– Но я же наблюдаюсь у врача!

– Ты забыла, что мама гинеколог? Я договорюсь, доктор разрешит.

– Саша, давай съездим попозже, я так теперь боюсь…

На этом разговор закончился. Когда шаги в квартире стихли, Александр зажёг торшер, достал книжку в яркой обложке и стал читать.

Татьяна Александровна, убрав с кухни нетронутый ужин, тоже пошла в спальню и легла. Однако спать она не собиралась. Воспользовавшись тем, что мужа рядом не было, она достала злополучный роман и погрузилась в ненавистные ей сюжеты.

Сон так и не сомкнул глаз супругов. Лёжа в разных комнатах, независимо друг от друга, они всю ночь посвятили прочтению романа. Когда утром Татьяна Александровна закрыла книжку, всё её тело тряслось от возмущения. Такой наглой лжи, такого цинизма, такой грязи она ещё не видела никогда. Первое, что ей хотелось сделать, так это поскорее пойти в ванну и отмыться: отмыться от всего, что за эту ночь прилипло к ней. Но вначале она пошла к мужу. Ей надо было оправдаться перед ним, она должна была сказать, что всё, что написано в этом ужасном пасквиле – ложь. Таня зашла в гостиную, но мужа не было. Она посмотрела на часы и поняла, что опоздала. Муж ушёл на работу и даже не простился с ней.

– А чем же я оправдаюсь перед ним? – спросила она сама себя. – Кто же мне поверит теперь, после этого?

Чувства, которые сотрясали её тело, видимо, переполнили чашу терпения и хлынули через край. Женщина упала на пол и зарыдала.

Когда истерика закончилась, и силы вернулись, Таня поднялась с пола и посмотрела на часы.

«Надо идти к врачу», – подумала она.

Татьяна Александровна дошла до доктора, что называется, на автопилоте. Она не помнила, как шла по тротуару, как переходила улицу, как зашла в консультацию, как сидела в очереди… Она даже не помнила, как зашла в кабинет и что говорила врачу. Очнулась она от того, что сестра стала водить ваткой, смоченной нашатырным спиртом, возле её носа. Татьяна Александровна сморщилась и резко отдёрнула голову. В голове сразу всё прояснилось. Она увидела доктора с лицом, испещрённым глубокими морщинами, и сестру, стоящую рядом.

– Всё в порядке? Вы пришли в себя? – спросил доктор.

– А разве я была не в себе?

Доктор ничего не ответил на её вопрос.

– Зря вы отказались от моего предложения, – сказал он.

– Какого предложения?

– Я в прошлый раз предлагал вам лечь на сохранение, а вы отказались.

– И что?…

– И ничего, – сказал доктор. – Вам было предписано не волноваться.

– Вы хотите сказать, что…

– Вы больше не беременны, – сказал врач. – Можете снова устраиваться на работу.

– Мне некуда устраиваться! – вырвалось у Татьяны Александровны.

И снова сестра, и снова ватка, смоченная нашатырным спиртом.

Таню привели в чувство, и она направилась домой.

Зайдя на лестничную площадку, женщина машинально открыла почтовый ящик и сунула в него руку. В ящике была повестка из милиции, выписанная на её имя.

Зайдя в квартиру, Таня вначале подумала, что её обокрали, пока она была у доктора. Дверцы всех шкафов и ящиков были открыты. На полках явно не хватало вещей. Таня хотела было вызвать милицию, но передумала. Она обратила внимание на то, что из квартиры исчезли только мужские вещи. То, что принадлежало ей, оказалось нетронутым. Страшная догадка поразила её, словно разряд тока. Она обошла все комнаты. В квартире не осталось ни одной мужской вещи. Когда Таня зашла в гостиную, то увидела на столе единственную вещь, которая принадлежала её супругу: это были ключи от квартиры.

* * *

Пётр работал над новым романом. Издательство ограничило автора такими сроками, что приходилось писать, не поднимая головы. Тут уж не до книг и не до кинофильмов, не до радио и не до телевизора: только работа, работа и работа. Катя тихо, чтобы не помешать создателю бессмертных произведений, сидела возле него на диване и уже в который раз пересчитывала только что полученный гонорар. Пётр сидел спиной к ней и потому не мог видеть, как она раскладывала купюры. Вначале она, представив купюры картами, разложила пасьянс, естественно, он не сошёлся. Потом, представляя, как будут потрачены деньги, девушка стала раскладывать их по кучкам. Кучек было много, и потому они не были толстыми. Кате это явно не понравилось. Она сгребла все кучки в одну и перемешала всё, как карточную колоду. Стопка получилась высокая и солидная. Девушка долго смотрела на неё и чему-то улыбалась. Однако это занятие хоть и было очень приятное, но всё же вскоре надоело. Катя убрала деньги, достала наушники и подключила их к телевизору. Она всегда делала так, чтобы звук не смог помешать творчеству Петра. Самой любимой передачей у Кати были криминальные новости. Она любила смотреть на искореженные автомобили, ей нравилось, когда показывали трупы, лежащие в луже крови, короче, Катя была любительницей острых ощущений. Девушка досмотрела свою передачу, сняла наушники и выключила телевизор. В это время Пётр повернулся в её сторону и потянулся.

– Ну, что в твоих новостях сегодня было новенького? – спросил он.

– Ничего серьёзного, – ответила она. – Дура одна повесилась.

– Какая дура?

– Бывшая учительница русского языка и литературы.