В русском ресторане русских с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Некоторые заходили, чтобы покушать экзотическую русскую кухню, некоторые, чтобы послушать русские песни, а кому-то хотелось просто выпить настоящей русской водки.

За столиком в табачном полумраке, слегка пьяные, сидели Мишель и полковник.

– Ресторан русский, – говорил полковник, – а сидят одни французы. Куда же все русские делись?

– Уехали в Россию, – ответил Мишель.

– Раньше они оттуда к нам ехали, а теперь от нас к ним едут.

– Там им лучше.

– Неужели, в России лучше, чем во Франции?

– Ты живёшь старыми понятиями. Теперь это совершенно другая страна.

– И там лучше, чем у нас?

– Скоро будет лучше, – уверенно ответил Мишель.

– Откуда ты знаешь?

– Он дописал свой роман.

Мишель достал книжку и открыл её в том месте, где была вложена закладка.

– У самого дна ущелья, – начал читать Мишель, – Россия расправила свои могучие крылья. Падение вниз прекратилось. Для этой многострадальной страны препятствий больше не существовало. Отныне на многие года ей предстояло взлетать только вверх.

Мишель посмотрел на полковника.

– Я читал, – ответил тот.

– Читал?

– Да.

– И опять не веришь?

– Теперь верю.

Полковник налил в рюмки водку и поднял свою.

– Давай выпьем за Россию, – сказал он. – Как-никак, мы тоже имеем к ней отношение.

Они выпили, повернулись к сцене, где певец, одетый в национальный русский костюм, пел романс.

– Это Есенин? – спросил полковник.

– Ты уже и это знаешь?

– Изучил, – улыбнулся он.

Они ещё выпили.

– Дела в издательстве пошли хуже, – сказал полковник. – Французов интересует Франция, а он пишет про Россию.

– Значит, надо ехать в Россию.

– Он там пишет про кризис, – сказал полковник, кивнув на книгу. – Неужели он будет?

– Ты опять не веришь?

– Я уже сказал, что верю. Надо подумать о будущем.

– Я уже подумал.

Мишель положил перед полковником какие-то бумаги.

– Что это?

– Я был в русском консульстве. Это твоя виза. Поедешь в Россию и подготовишь всё для возвращения домой нобелевского лауреата.

– Я же плохо говорю по-русски, – испугался полковник.

– Ничего, научишься. Я буду рядом.

Мишель вытащил ещё бумаги и показал их полковнику.

– Это моя виза.

Пётр и Наташа стояли на своём любимом острове и смотрели на Сену.

– Неужели едем домой? – спросила Наташа. – Даже не верится.

Пётр вытащил два красных паспорта и показал жене.

– Двуглавый орёл, – удивилась она. – А серпастого и молоткастого больше нет. Всё, как ты писал.

– Он есть и всегда будет, – сказал Пётр.

Жена с испугом посмотрела на него.

– Не беспокойся, он навсегда останется в истории.

– Когда мы сюда приехали, мы были совсем молодые, – вспомнила Наташа.

– Разве сейчас мы старые?

– Целая эпоха прошла. Неужели мы всё это прожили?

– Да, нам есть, что рассказать потомкам.

– Ты думаешь, что им это надо?

– Без прошлого не бывает будущего, – сказал Пётр.

– И это будущее…

– Оно прекрасно. Но, чтобы оно было прекрасно, необходимо увековечить прошлое.

– Ты всегда писал о будущем.

– О будущем пусть напишет новое поколение, а нам с тобой есть, что рассказать про прошлое.

– Мне жаль уезжать из Франции, – с сожалением сказала Наташа. – Я уже так привыкла. Порой мне кажется, что я француженка.

– А мы никуда отсюда не поедем, – сказал Пётр.

Наташа испуганно посмотрела на мужа.

– Не бойся. Я решил не продавать наш французский дом. Пусть он так и остаётся нашим.

– А разве так можно?

– Можно. Мы будем жить и в России и во Франции. Теперь жизнь за границей не считается предательством.

– И мы снова сможем вот так стоять на Сите и смотреть на Сену?

– Конечно.

– Так что же ты стоишь, пойдём укладывать вещи.

* * *

«Умом Россию не понять». Как точно подмечено! Скажите пожалуйста, зачем изгонять из страны самых лучших представителей общества? Не знаете? Это и понятно. Вы пытаетесь решить этот ребус умом, и поэтому у вас ничего не получается. А Фёдор Тютчев догадался бы сразу: изгнать надо затем, чтобы потом с великими почестями принять назад. Вот как всех назад с почестями примем, так можно следующую партию изгонять снова. Причём, такая логика имеет место быть не только в масштабах государственных, но и в обыкновенных учреждениях среднего и даже мелкого звена. Кого в учреждениях встречают с почестями? Да тех, кого в своё время оттуда без всяких почестей выгнали. За примером далеко ходить не надо. Вот управление внутренних дел отмечает свой юбилей. Кто сидит в президиуме? Ветераны. Одного мы с вами знаем – это Андрей Андреевич, бывший следователь. В своё время его попёрли из управления, а сегодня он самый уважаемый человек. Нет, не самый. Для придания мероприятию ещё большего статуса, в гости к милиционерам пригласили человека, которого попёрли не из какого-то управления, а из самой страны, этот статус куда выше и почётней. К тому же, он был ещё и нобелевским лауреатом. Старшее поколение помнило имя Петра Сапожникова, помнило, как его «Трупопровод» читали по вражеским голосам. Вот такого гостя можно без всякого преувеличения назвать самым уважаемым.

Мероприятие проходило в полном соответствии с утверждённым начальством регламентом. Молодые сотрудники управления отчитывались перед ветеранами своими неизменно растущими показателями. К слову будет сказать, что ветеранам было совершенно наплевать на эти показатели. Ветераны, в свою очередь, рассказывали о раскрытии преступлений в годы своей молодости. Здесь также необходимо отметить, что молодое поколение слушало ветеранов, как говорится, из приличия, ибо те преступления, которые в своё время раскрывали ветераны, сейчас именовались ни чем иным, как основой отечественной экономики.

И только третью часть регламента действительно ждали и нынешние сотрудники управления и ветераны. Это фуршет. Здесь всё было без изменений: молодым сотрудникам разрешалось выпить, но запрещалось напиваться, а для ветеранов дежурила даже «скорая», мало ли, ветеран хлебнёт чересчур на халяву. Неторопливые официанты (переодетые милиционеры) обходили группы людей и предлагали им на подносе то, ради чего пришли ветераны и ради чего молодёжь терпеливо выслушивала россказни стариков.

У одной такой группы собралось особенно много людей. Там начальник управления рассказывал знаменитому писателю о только что раскрытом деле.

– …к сожалению, – говорил начальник, – до суда это дело довести так и не удалось.

– Что же помешало? – спросил писатель.

– Все фигуранты этого дела погибли. – Начальник вопросительно посмотрел на Малышева, который стоял рядом.

– Все, все, – подтвердил следователь, – но самое интересное совсем в другом: наш самый популярный писатель – Чернокнижник, написал свой роман раньше, чем дело было закончено.

Малышев при этих словах достал откуда-то книжку Чернокнижника и показал гостю.

– Вы читали? – спросил он.

– Читал, – ответил Сапожников, – только мне кажется, что этот роман не закончен. Там не хватает последней главы. Впрочем, как и ваше уголовное дело.

Начальник управления непонимающе посмотрел на следователя.

– А я знаю, как закончить дело, – вдруг сказал один ветеран. – Надо просто дописать роман.

– Но автор закончил его именно так, – возразил Малышев.

– Я знаю этого автора, – сказал писатель. – Он вообще ничего придумать не может. Он только может переложить на бумагу чужие мысли.

– Я знаю, как закончить это дело, – опять раздался голос ветерана. – Надо нашего гостя запереть часа на два в кабинете следователя, оставив там бумагу и ручку.

Начальник управления смотрел на ветерана, который озвучил это бредовое и оскорбительное для гостя предложение, и никак не мог вспомнить, кто это. Он уже хотел возмутиться и узнать, откуда взялся этот сумасшедший, как обстановка снова изменилась. Писатель подошёл к ветерану и начал в рукопожатии трясти ему руку.

– Андрей Андреевич, – приговаривал писатель, – а я ещё думал, вы это или не вы?

– Насчёт запереть в кабинете, я, конечно, пошутил, – говорил Андрей Андреевич. – Теперь вы это можете сделать совершенно спокойно у себя дома, и никто вам мешать не будет.

– Нет, нет, – возразил писатель. – Сделаем так, как было тогда. И написать эту главу я должен буду в вашем кабинете, Андрей Андреевич.

В то время, как Пётр Сапожников и Андрей Андреевич разговаривали, начальник отдела кадров что-то нашептывал на ухо начальнику управления.

– Так это тот самый следователь, который вёл дело Чернокнижника?

– Так точно, – ответил кадровик.

– Стало быть, второй никто иной, как сам Чернокнижник?

– Выходит, так.

Пётр услышал разговор и повернулся в сторону начальника.

– Только между одним Чернокнижником и другим есть существенная разница: тот, – Пётр указал пальцем на роман, – литературный псевдоним писателя Петра Сапожникова, а второй Чернокнижник, – писатель указал на себя, – просто детское прозвище.

Обстановка разъяснилась. Практически все присутствующие столпились вокруг Чернокнижника и Андрея Андреевича.

– Ну как, будем закрывать уголовное дело? – спросил Андрей Андреевич начальника управления.

– Мы просто обязаны это сделать, – ответил тот.

* * *

После того, как роман увидел свет, Чернокнижник, и без того избалованный Фортуной, стал просто кумиром для миллионов читателей. О гонораре, который он получил за своё произведение, можно не говорить, потому как он не шёл ни в какое сравнение с тем доходом, который автор получал от всякого рода встреч на радио и в телевизионных передачах, руководители которых за любые деньги готовы были пригласить к себе самую популярную личность на любую программу, пусть даже она рассказывала о погоде или о спорте. Одно участие Чернокнижника в передаче приносило компании огромные барыши от рекламодателей, часть которых они должны были отдать Чернокнижнику. Поначалу вся эта суета ласкала и согревала самолюбие писателя, но вскоре она начала утомлять. Свободное время, которого и без того не хватало, исчезло вовсе. Правда, его отсутствие щедро оплачивалось, но от этого было не легче. Зачем, скажите на милость, вам деньги, если нет времени чтобы их потратить? Да разве только деньги? Голова отказывалась запоминать, где и когда сегодня его ждут и в какой передаче будет запись. А частенько случалась, что передача была не одна. Кроме того, необходимо заполнить целую кучу бумаг: договоров, протоколов, соглашений, актов и многого, многого другого.

Люди, живущие такой жизнью, знают, что без человека, который взваливает все эти проблемы на свои плечи, просто не обойтись. Как читатель и догадался, таким человеком была Катя. Она так ловко и быстро выполняла свою работу, что казалась, будто этой работы и вовсе не существует. Увы, существует работа, от которой зависит почти всё, без которой ничего бы не было, но которая характеризуется одним словом – неблагодарная. Взять, к примеру, мать, которая занята воспитанием ребёнка. Муж, зарабатывая деньги, считает, что он единственный и неповторимый добытчик в семье. Всё зависит только от него и, естественно, все члены семьи просто обязаны ему одному за своё счастливое существование. Правда, муж забывает, что он выполняет в запутанном и сложном жизненном цикле всего-навсего одну единственную задачу – зарабатывает деньги, всё же остальное делается другими. И какими силами это делается! Попробовал бы муж хотя бы денёк посвятить воспитанию своего собственного ребёнка. Он бы просто рухнул от усталости. У него и секунды не будет, чтобы просто присесть. На работе, конечно, легче: там и перекурить можно, поболтать с приятелями, а то и пропустить рюмочку-другую на корпоративе. После рюмочки спросит, к примеру, приятель:

– У тебя где супруга работает?

– Нигде, – ответит муж, – дома сидит.

– Счастливая! – позавидует ей белой завистью приятель мужа.

Вот она, чёрная неблагодарность. Работаешь, работаешь, а все считают, что ничего не делаешь.

Примерно такие же чувства испытывала Катя, работая вместе с Чернокнижником.

Но, как бы ни был занят человек общественными делами, судьба всегда предоставит ему хотя бы денёк, или вечерок, чтобы заняться собой.

Чернокнижник не был исключением. Обнаружив в своём творческом расписании «окно», он решил зайти в банк, чтобы полюбоваться на свой текущий счёт. Клиент попросил у операционистки выписку и, посмотрев на неё, изменился в лице.

– А деньги где? – еле выговорил он после продолжительной паузы.

– Вам что-то непонятно? – спросила операционистка, не поняв вопроса.

– Мне должны были перечислить очень внушительную суму.

Чернокнижник вдруг понял, что не может назвать этой суммы, так как всеми суммами распоряжалась Катерина. Слава богу, что операционистка не задала уточняющего вопроса.

– Вот она, в приходе, – указала пальчиком девушка.

– Но я не потратил ни одной копейки! У меня на это просто времени не было. Куда, скажите на милость, делись деньги?

Девушка порылась в каком-то ящике и достала оттуда листочек.

– Вот доверенность, подписанная вами, господин Сапожников.

– Вы хотите сказать, что она снимала с моего счёта деньги? – не мог поверить своим глазам Чернокнижник.

Девушка опять достала из ящика листочек и показала клиенту.

– Посмотрите, – сказала девушка, – вы сегодня впервые берёте выписку. До сегодняшнего дня это делало доверенное лицо.

Чернокнижник всё понял. В то время, когда он, признанный писатель, да что там, писатель, – гений, зарабатывал миллионы, Катерина, которая строчки написать не способна, а способна только дома сидеть, воспользовавшись его занятостью, просто обворовала его.

Он вышел из банка и решительно направился домой, чтобы раз и навсегда расставить все точки над «i».

Когда Чернокнижник вернулся домой, Катерина сидела за туалетным столиком и обрабатывала лаком свои ногти. Открывшаяся входная дверь отвлекла её от этого занятия на какую-то долю секунды. Катя через зеркало мельком бросила взгляд на вошедшего и снова занялась своим делом.

«Даже разворота головы не удостоила!» – подумал Чернокнижник.

– Я сегодня был в банке, – сказал Чернокнижник, раздеваясь в прихожей.

Через открытую дверь в спальную Пётр смотрел на Катин затылок и хотел уловить хоть какую-то реакцию на свои слова. К сожалению, его слова ровным счётом ничего не изменили. Катя любовалась на свой лакированный ноготь и, кажется, даже ничего не слышала. Однако насмотревшись на свой пальчик, она всё же удостоила собеседника своим взглядом. Она повернулась, посмотрела на Петра и удивлённо переспросила:

– Ты был в банке? Зачем?

– То есть, как это, зачем? Это мои деньги и я имею право заходить в банк и узнавать о состоянии моего счёта.

– Моего счёта, мои деньги… Я не ослышалась? А то я сижу и жду, когда ты скажешь – наши деньги, наш счёт…

– Не скажу! – крикнул Чернокнижник.

– Ах, вот оно что! А я-то думала…

– Ты напрасно так думала. Ты, конечно, в какой-то степени помогла мне, но твой труд давно оплачен. Прошу не забывать, я автор, а ты просто сидишь дома и занимаешься маникюром, педикюром и прочей ерундой.

– Вот она, чёрная неблагодарность! Значит, я сижу дома?! Ты, наверное, забыл…

– Куда делись мои деньги? – грубо прервал Катю Чернокнижник.

– Твои деньги потрачены на тебя. – Катя обвела взглядом квартиру.

– На счету нет ни рубля!

– Я просто сняла деньги на автомобиль.

– Ты сняла деньги на автомобиль без моего разрешения?

– А разве ты, снимая деньги на свой автомобиль, спрашивал у меня разрешения?

– Во-первых, я говорил тебе об этом, а во-вторых ты сняла столько денег, что тебе хватило бы на десять таких автомобилей.

– Да, мой автомобиль очень дорогой, но и мой вклад в наше дело не идёт ни в какое сравнение с твоим.

– Что?!

– Разве не так? Ты же сам ничего не придумал. Все сюжеты дала тебе я.

– Ты? Да ты сама знаешь, кто мне их приносил.

– А кто посоветовал тебе нанять этих негров?

– Ты только посоветовала, а всё остальное сделал я.

– Слова переставь местами и всё будет правильно.

– Какие слова? – не понял Чернокнижник.

– Всё придумала и сделала я, а ты только записал это на бумаге.

Такой наглости Пётр не ожидал. Он набрал в лёгкие воздуха, чтобы возразить, но на ум ничего не приходило.

– Что, даже возразить нечем? – ехидно спросила Катя.

– Я отозвал доверенность, которую выдал тебе, – заявил Чернокнижник.

– Ах, вот до чего дошло?

– Да. Я считаю, что с тобой я рассчитался в полной мере. Дальше я обойдусь без твоей помощи.

– Прекрасно! Я также считаю, что рассчиталась с тобой в полной мере. Дальше я обойдусь без твоей помощи.

– Что ты имеешь в виду? – опять не понял Пётр.

– Всё очень просто. Твою книгу вряд ли переиздадут. Что касается разного рода радио– и телевизионных передач, то больше никаких приглашений ты не получишь.

– Это почему же?

– А потому, что завтра вся жёлтая пресса опубликует, как ты писал свои романы. Все узнают, что ты никакой не провидец, а обыкновенный жулик. Узнают, как ты моделировал преступления и сталкивал своих литературных рабов в яму, из которой они уже не могли выбраться. У тебя очень плохое воображение, но даже с ним не трудно представить, что с тобой будет на следующей день после публикации.

У Чернокнижника всё опустилось внутри. Он представил физиономии жён Семёнова и Ворошилова. Он не знал жен Шурика и Юрика, но представил и их.

Катерина как будто читала мысли Петра.

– А жёнам твоих литературных негров я эти газетки лично в почтовый ящик опущу.

– Ты не сделаешь этого, – тихо сказал Чернокнижник.

Однако Катерину, что называется, понесло. Она уже не могла остановиться.

– Это я-то не сделаю?! – засмеялась Катя. – Ведь ты без меня ничего не можешь. Ты же ноль. Ты не способен даже представить себе элементарного сюжета. Вспомни, как я тебя учила.

Катя решительно встала и прошла на кухню. Вскоре она вернулась, держа в руке разделочную доску, нож и курицу. Она положила доску прямо на кровать, замахнулась ножом и вонзила его прямо в куру.

– Вспомни, как я тебя учила. Ты даже этого описать не можешь! Вспомни – хрусть, косточки хрустят. Хрусть – перерезано горло. У тебя же вся квартира в этих изуродованных курах. Ты бездарность! Представляешь, какой мне гонорар отвалят за такую сенсацию?

Пётр представил и ему сделалось худо. В голове всё закружилось и подступила тошнота. А что, если она действительно это сделает? Ведь она ничего не делала. За советы, как известно, у нас не привлекают. А он? Его как раз и сделают козлом отпущения.

Катерина нанесла последний мазок на мизинчик и направилась в прихожую.

– Катя, ты куда? – робко спросил Пётр.

– К своему знакомому корреспонденту из жёлтой прессы, – улыбнулась она.

– Катенька, неужели ты подумала, что я это серьёзно? – попытался ретироваться Чернокнижник.

– Я уверена, что это несерьёзно. Никуда ты от меня не денешься.

Она изящно согнула указательный пальчик правой руки и показала Чернокнижнику.

– Вот на каком ты у меня крючке сидишь!

Катя подмигнула Петру и засмеялась. Неожиданно лицо её изменилось и стало серьёзным.

– Чтобы завтра же доверенность была восстановлена! – скомандовала она.

– Не беспокойся, Катенька. Завтра всё будет сделано.

Катя пренебрежительно посмотрела на Петра, вышла из квартиры и хлопнула дверью.

Если Катино настроение после разговора с Чернокнижником нисколько не изменилось, то такого нельзя было сказать о Петре.

Он ходил по квартире и всё время о чем-то думал.

Пётр подошёл к холодильнику и открыл дверцу. Все полки были действительно забиты изуродованными курами. Он стал искать целую и нашёл. Несколько штук лежало совсем нетронутыми на отдельной полке. «Зачем же она купила их? Неужели для меня?» – подумал Пётр.

Как-то машинально он взял разделочную доску, нож и положил на место казни целую куру.

Хрусть – и под ножом затрещали куриные косточки. Хрусть – и нож перерезал мягкое горло.

Пётр достал следующую тушку и повторил то же самое. Так продолжалось до тех пор, пока куры не кончились. Однако Чернокнижник не мог остановиться. Поражая ножом мёртвое тельце, он будто переносился в свой собственный роман, где все герои в конечном итоге погибали. Пётр вытащил из холодильника всех кур и стал бить их ножом до тех пор, пока она не разлеталась на множество мелких ошмётков. С каждым ударом он чувствовал себя властелином над этими беспомощными тушками. Он один мог творить с ними всё, что хотел. И не было никакой Катерины, которая, как злой гений, вязала его по рукам и ногам. Наконец все куры превратились в нечто, похожее на фарш. Силы Чернокнижника тоже подошли к концу. Он бросил нож и пошёл в гостиную. Уже несколько месяцев, как Катерина отказалась делить с ним ложе. Её Жу-жу обслуживала кого угодно, но только не его. Чернокнижник лёг на диван и закрыл глаза. Сон не шёл. Ему всё время мерещилась Катерина. Она показывала ему крючок из пальчика и противно смеялась.

– Вот где ты у меня сидишь! – говорила она.

Неизвестно, сколько пролежал так Пётр. Из этого кошмара его вывел звук входной двери. Это Катерина вернулась от своего корреспондента. Вот её легкие шаги прошуршали в спальню, вот послышалась небольшая возня. «Разбирает кровать, – подумал Чернокнижник. – А теперь раздевается». Но вскоре возня закончилась. Пётр напряг слух и услышал тихое ровное сопение. «Уснула», – понял он.

Чернокнижник поднялся с дивана и вышел из гостиной. Он зашёл на кухню и увидел, что весь стол, пол и стены были испачканы куриными ошмётками. На разделочной доске лежал большой нож, которым он разделывался с курами. Пётр взял нож и посмотрел на него. «Хрусть!» – промелькнуло в голове». Он прошёл в спальню. Катя лежала на двуспальной кровати и сладко и безмятежно спала.

«Спит, будто ничего не произошло, – подумал Чернокнижник, – Устроила весь этот кошмар, и спокойно спит. А я? А я дрожу от страха».

Катя повернулась во сне, и одеяло сползло с великолепного тела, обнажив Жу-жу.

«Раз она не осталась ночевать у этого корреспондента, то ничего не сказала ему», – подумал Пётр.

Чернокнижник не мог отвести взгляда от Жу-жу. Когда-то он был единственным её повелителем. Только для него раскрывало свои объятия это прекрасное тело, только на него смотрели эти глаза. Только его слышали эти уши. А сейчас? Какой-то корреспондент жёлтой прессы. Все, кто угодно, только не он.

Вдруг – хрясть! Рука почувствовала, как нож прошёл под левую грудь, упёрся в рёбра, раздвинул их и остановился только тогда, когда рука упёрлась в грудь. Удар был настолько метким, что Катерина не успела проснуться. Она также лежала с выражением безмятежного сна. Хрясть! Нож перерезал мягкое горло. Хрясть! Жу-жу прекратила своё существование. Хрясть, хрясть, хрясть!

Вдруг Катерина поднялась, посмотрела на Чернокнижника и засмеялась. Она согнула свой указательный пальчик в виде крючка и показала Петру.

– Вот где ты у меня сидишь! А теперь, после того, что ты сделал, с этого крючка уже не сорваться!

Пётр подбежал к окну и распахнул его. Он вернулся к Катерине, обнял её и потащил к окну. Тело, словно студень, выскальзывало из его объятий и падало на пол, не забыв при этом обрызгать Чернокнижника бурой кровью. Наконец он справился с телом, перевалил его через подоконник и сбросил вниз.

– Ты никогда не сорвёшься с моего крючка! – доносился с улицы крик Катерины.

Пётр зажал окровавленными руками уши. Он подошёл к зеркалу и ужаснулся своему отражению.

– Ты придёшь ко мне! – доносилось из-за окна, – Ты никуда от меня не денешься!

«Что же я наделал? – испугался Пётр. – Теперь до конца жизни я буду сидеть в тюрьме, и никакая известность мне не поможет».

На лестнице послышались чьи-то шаги.

«Это за мной», – мелькнуло в голове.

– Иди ко мне! – доносилось из-за окна. – Со мной тебя никто не тронет!

– Катя, Катя, спаси меня! Они хотят посадить меня в тюрьму!

* * *

В кабинете главы управления внутренних дел собрались почти все начальники отдела. Почётный гость и знаменитый писатель читал последнюю главу, которую, по его словам, не дописал его однофамилец.

В кабинет вошёл дежурный офицер.

– Я сводку принёс, – обратился он к начальнику.

– Что произошло сегодня ночью? – спросил тот, даже не глядя на сводку.

– Два трупа: мужчина и женщина. – Дежурный хотел более подробно доложить о происшествии, но начальник жестом прервал его.

– Я знаю, – сказал он.

Все повернулись в сторону писателя. Он снова взглянул на аудиторию и дочитал последнюю фразу:

– Чернокнижника больше не существовало.