Владимир ёрзал на стуле, как на иголках. Он вспомнил первую беседу со следователем, которую друзья приписали его воображению, и почему-то испугался.

«Нет, нет, не воображению, а сну, – вспомнил Володя. – Хотя, какая разница? Во сне может причудится всё, что угодно.»

Он начал вспоминать свои сны, но страх всё равно не проходил.

«Надо взять себя в руки, – пытался успокоить себя Володя. – Ну, что я трясусь? В милицию вызывают не только преступников, но и нормальных людей. Я никого не убивал, никого не ограбил, не изнасиловал…»

При последней мысли он с надеждой посмотрел на следователя.

«Ну конечно, меня вызвали сюда из-за этой странной истории с философом. Сначала вызвали Машу, затем Андрея, а потом Наташу. Теперь очередь до меня дошла. Это дело настолько странное, что, наверное, всех будут допрашивать».

– Вы меня насчёт этого изнасилования вызвали? – робко спросил Владимир, протягивая милиционеру повестку.

– Никакого изнасилования не было, – ответил тот. – Была только попытка.

– Ну да. Я, собственно, это и имел в виду.

– Нет, мы будем говорить на другую тему, – сказал следователь.

Эта фраза, словно палач, выбила табуретку из-под ног Владимира. Руки его снова задрожали, а по лбу покатились крупные капельки пота.

– Да что вы так перепугались? – удивился следователь. Он налил из графина в стакан воды и подал Владимиру.

Такое простое дело, как сделать глоток воды, оказалось не таким уж простым: рука так сильно дрожала, что не могла никак попасть стаканом в рот. Тогда же, когда злополучное стекло всё же добралось до рта, на его пути встала следующая преграда – зубы, они отбивали по стакану дробь, и вода попадала куда угодно, но только не в рот.

Следователь забрал у Владимира стакан и поставил его на стол.

– Не волнуйтесь вы так, – стал успокаивать его Юрий Иванович, – я хочу поговорить с вами о вашем сне.

Силы совсем оставили Владимира. Кровь отошла от его лица, он как-то обмяк и медленно стал сползать со стула.

На этот раз Юрий Иванович в чувство приводил своего собеседника не водой, а нашатырным спиртом.

– Вы какой сон имеете ввиду? – спросил Владимир, придя в чувство.

– А сколько их у вас было? – спросил следователь.

– Два.

– Так… тогда, давайте по порядку. Что вы видели в первом сне?

– В первом вы меня вызывали относительно дезертирства моего друга.

– Почему вы считаете, что это был сон?

– Потому что никакого дезертирства не было.

Следователь полез в сейф и достал протокол допроса Владимира.

– Это ваша подпись? – спросил он.

Владимир посмотрел на подпись и чуть было опять не потерял сознание.

– Выходит, что я этот протокол во сне подписал?

– Выходит, что это был не сон, – сказал Юрий Иванович.

– А что же это было?

– Я действительно вызывал вас.

– Тогда я ничего не понимаю, – затряс головой Владимир.

– Понимать мы с вами потом будем. С первым сном как будто всё в порядке, теперь расскажите мне про второй.

После того, как Владимир рассказал следователю свой второй сон, ситуация несколько изменилась: теперь следователь сидел в какой-то прострации и не мог поверить своим ушам. И, хотя Юрий Иванович ожидал услышать то, что услышал, разум отказывался понимать собеседника.

Закончив свой рассказ, Владимир выждал некоторое время и потянулся к флакончику с нашатырным спиртом, который Юрий Иванович оставил на своём столе.

– Не надо, – тихо сказал следователь, приходя в себя.

– Я чем-то напугал вас? – спросил Владимир.

– Вы здесь ни при чём.

Володя непонимающе посмотрел на Юрия Ивановича.

– Чисто логически, – начал объяснять своё поведение следователь, – я готов был услышать ваш рассказ именно таким, каким и услышал, но эмоционально я не был готов к этому.

– Не понял, – прошептал Владимир.

– То, что вы посчитали за первый сон, была действительность.

– Значит, Саня действительно был дезертиром?

– И да, и нет.

– Объясните.

– Произошел сдвиг по времени. Александр изменил время. Вы понимаете это?

– Если честно, то нет.

– В первый раз он сдвинул время, чтобы скрыть дезертирство, а второй…

– А второй? – не верил своим ушам Владимир.

– А второй раз он пришёл к нам за помощью.

– Он пришёл?

– Не он, а его друзья. Помните, что они говорили о формуле вектора телепортации?

– Помню, – прошептал Владимир.

– Был ещё и третий раз.

– Третий?

– Подружка Александра, Маша, каким-то образом связана с вашим другом. Я так полагаю, что именно она устроила всю эту историю с попыткой изнасилования, чтобы отомстить философу.

– Этого козла вообще мало убить.

– Эти эмоции – мелочи. У Александра похитили формулу. Вы представляете, что может случиться, если она попадёт в недобрые руки?

– Эту формулу Саня написал на ящике верстака в гараже, я видел её собственными глазами.

– Ты способен вспомнить её? – почему-то перешёл на «ты» следователь.

– Для этого надо быть гением, – с сожалением ответил Владимир.

– К сожалению, я ничего не понимаю в формулах, – вздохнул следователь. – Я умею только искать.

– Значит, будем искать!

– Кого? Я даже приблизительно не знаю, кого искать. Философ сам ничего не понимает, Маша вряд ли нам поможет: она действует заодно с Александром, стало быть, не могла украсть формулу. Я надеялся на твою помощь, но ты тоже ничего не помнишь.

Следователь задумался. По его выражению лица можно было понять только одно: он даже не знает с чего надо начать поиски.

– Надо определить всех, кто был заинтересован в открытии Александра.

– Я только что перечислил всех, – вздохнул Юрий Иванович.

– Я не напрасно сказал, что снов было два, – стал вслух размышлять Владимир.

Юрий Иванович с надеждой посмотрел на собеседника и от напряжения, кажется, перестал дышать.

– Когда я вышел из отделения милиции, – продолжал Владимир, – меня встретили мои институтские знакомые. Именно они убедили меня в том, чтобы я подумал, что и допрос в милиции, и наши с Саней опыты в гараже – не что иное, как сон.

– Кто?! Кто они были? – не выдержал следователь.

– Маша, Наташа и Андрей.

– Это та самая Маша, которая усадила за решётку философа?

– Да.

– Если Маша заодно с Александром, – рассуждал теперь следователь, – то у неё прямая заинтересованность в том, чтобы ты посчитал это сном.

– Дело в том, что убедить меня в том, что ничего не было, больше всего старались Наташа и Андрей.

– А вот это уже очень интересно! – Юрий Иванович с надеждой и нетерпением потёр руки.

* * *

Когда он расшифровывал последнюю осциллограмму, профессору показались интересными несколько совершенно одинаковых кривых. Он достал графики, сделанные за последние четыре дня, и занялся сравнением. Кривая, которая заинтересовала его, присутствовала на всех просмотренных лентах. Чтобы хоть как-то идентифицировать совершенно одинаковые кривые, профессор похожие части графика обозначил соответствующими буквами. Проставив буквы на всех графиках, профессор пришёл к неожиданному выводу:

– Это же формула! – воскликнул он.

– Что, что? – не поняли своего шефа врачи. – Какая формула?

Два доктора, которые находились в ординаторской, переглянулись и непонимающе посмотрели на профессора.

– Наш пациент не спит! – опять воскликнул профессор, не понятно, толи коллегам, толи сам себе. – Он покидает этот мир и работает над какой-то формулой!

Лечащий врач Александра скосил глаза на своего коллегу и незаметно от профессора покрутил указательным пальцем у веска.

– Первою букву я поменяю на «Х», а вторую на знак равенства. Коллеги, вы видите, это же действительно формула?!

Однако коллег уже не было. Они, незаметно от профессора, выскочили из ординаторской, и прямо в коридоре на подоконнике стали писать докладную записку главному врачу, в которой с полной уверенностью вынесли диагноз своему шефу.

Учёный даже не заметил исчезновения собеседников. Воспалённый мозг, совершив открытие, направил всю свою энергию для раскрытия новой загадки. Видимо, энергии понадобилось очень много. Колени учёного задрожали, и тучное тело пожилого человека повалилось на пол. Дверь ординаторской распахнулась, и трое мужчин устремились на помощь профессору. К обществу уже знакомых нам докторов присоединился главный врач, который, после прочтения пасквиля насветилунауки, хотя и решительно отверг поставленный докторами диагноз, но всё же не отказался пойти и посмотреть на профессора своими глазами.

– А вы ещё нам не верили, – говорил на ходу главному врачу доктор.

– В это трудно поверить.

– Но теперь-то вы видите, что это так?

Доктора подняли лежащее на полу тело и положили на кожаный диван. Лечащий врач хотел было ещё что-то сказать главному врачу, но тот опередил его.

– Нашатырный спирт! Быстро!

Препарат быстро справился со своей задачей. Больной медленно открыл глаза и попытался приподняться на локтях.

– Это была формула! – снова воскликнул профессор.

– Егор Степанович, – прервал учёного главный врач, – никаких формул. Отдыхать, отдыхать и ещё раз отдыхать. Так много работать нельзя. Это может плохо закончится. Вы это знаете не хуже меня.

– Легко сказать, батенька, отдыхать! А вы сами попробуйте, когда стоите на пороге открытия.

– Один маленький укольчик успокаивающего и ваш организм только приумножит открытия, – улыбнулся главный врач.

– Вы так думаете? – спросил профессор.

– Тут и думать нечего. Крепкий, здоровый сон только укрепит вас.

Профессор покорно вздохнул и как-то смиренно посмотрел на главного врача. Тот, в свою очередь, кивнул своим помощникам, которые будто бы ждали этой команды. Укол был сделан. Глаза профессора осоловели, он улыбнулся и повалился на диван.

Главный врач покачал головой и направился к выходу.

– Так вы видите, что мы были правы?! – крикнул в спину главному врачу лечащий врач.

Тот остановился и повернулся к своим помощникам. Он достаточно долго молчал, видимо, обдумывая, что ответить и, наконец, нерешительно произнёс:

– Пока я вижу обыкновенный обморок на почве переутомления.

Главный врач вышел из ординаторской.

– Гена, по-моему, он как-то неуверенно это сказал, – обратился к лечащему врачу коллега.

– Пётр, ты это тоже заметил?

В ответ Пётр кивнул головой.

– Ещё небольшой штрих, и кафедра будет свободна!

– Гена, мне страшно. Неужели мы сможем завалить такого мамонта?

– Не дрейфь, Петя, мы его уже почти завалили.

– Да, но…

– Никаких «но». Ты хочешь защитить кандидатскую?

– Хочу.

– Тогда вперёд!

– Ты бы потише говорил, – Пётр скосил глаза на лежащего профессора.

– Не бойся, я ему столько вколол, что он ничего не услышит.

– А если он… Я в том смысле, что он уже в возрасте.

– Обижаешь. Я всё-таки врач. Будет крепкий здоровый сон, только очень долгий.

Словно в подтверждение слов лечащего врача, профессор повернулся на бок и захрапел.

Доктора заулыбались и вышли из ординаторской.

* * *

Человеческий мозг устроен так, что отключить его принудительно невозможно: можно погрузить человека в сон, можно заставить его молчать или, наоборот, говорить, но заставить не думать – невозможно.

Возбуждённый своим открытием, Егор Степанович не прекращал думать о формуле ни днём, ни ночью. Как психиатр, профессор понимал природу происходящих в мозгу процессов. Понимал, но, к сожалению, ничего с собой поделать не мог. А, может быть, не к сожалению? А, может быть, к счастью? Да разве мы с вами смогли бы сегодня пользоваться благами цивилизации, если бы не было людей, которые до изнеможения не истязали бы себя ради того, чтобы хоть на шаг, хоть на полшага, хоть на микрон приблизится к заветной истине? Приблизиться для того, чтобы понять, что чем ближе приближаешься к истине, тем дальше она отодвигается. Взять хотя бы обыкновенные часы: мы смотрим на привычный циферблат, и даже не задумываемся, что ради того, чтобы доказать, что в году триста шестьдесят пять дней, пришлось провозгласить, что Земля вращается вокруг Солнца, провозгласить и взойти на костёр.

Егор Степанович был на грани изнеможения из-за этой проклятой формулы. Он понимал, что без отдыха больше нельзя, что так можно просто помешаться.

Профессор заметил, что у него дрожат колени. Он остановился, огляделся и присел на скамейку.

Лёгкий ветерок остудил горячую голову, и учёный почувствовал облегчение. Он закрыл глаза и попытался забыться. Однако со стороны Егор Степанович смотрелся странно: пожилой человек сидел на скамейке с закрытыми глазами, а руки сами чертили палочкой на песчаной дорожке какие-то буковки, циферки и значки.

Двое прохожих остановились, внимательно посмотрели на песочные росписи и сели на скамейку рядом с профессором.

– Я, конечно, ничего в этом не понимаю, – сказал один прохожий – но что-то похожее я уже где-то видел.

От этих слов глаза Егора Степановича открылись, и он возмущённо посмотрел на незваных собеседников.

– Вы это нигде видеть не могли! – почти выкрикнул он.

– Это почему же? – не понял собеседник.

– Потому что эту формулу открыл я, – гордо сказал профессор.

– Я, или не я, – вступил в разговор второй прохожий, – какая разница? Вон, Ричард тоже считал, что открыл закон вращения Земли вокруг Солнца, а что оказалось?

– А что оказалось? – не понял профессор.

– А оказалось, что таких открывателей хоть пруд пруди. Взять хотя бы этого Коперника…

– Вы хотите сказать, что Коперник не открывал этого закона?

– Я хочу сказать, что до него его открыл Ричард, – собеседник показал на своего приятеля.

– То есть, Коперник украл у вашего приятеля открытие? – засмеялся профессор.

– Ничего смешного в этом нет, – обиделся собеседник. – Ничего Коперник не крал. Он просто не мог украсть, потому что ничего не знал об этом открытии.

– Не знал? – переспросил профессор.

– Не только не знал, но и не мог знать, потому как Ричарда сожгли за своё открытие на костре.

– Кого, кого? – не понял Степан Егорович.

– Меня, – вступил в разговор второй прохожий.

Только сейчас Степан Егорович обратил внимание на внешний вид своих собеседников. Оба они были облачены в римские тоги, а ноги украшали высокие сандалии. Один собеседник от другого отличался наличием лаврового венца на голове.

«Больные, – тут же мелькнуло в голове у профессора. – Интересно, откуда они сбежали?» Он попытался припомнить их лица, но не смог. «Нет, среди моих пациентов таких нет», – подумал он.

Будто бы читая мысли профессора, один из собеседников, тот, что был в лавровом венце, ухмыльнулся и сказал:

– Вот только не надо нас за психов принимать.

Степану Егоровичу стало стыдно за свои мысли, и он попытался оправдаться перед своими собеседниками.

– Просто вы так странно одеты… – сказал он.

– Почему странно? – спросил второй собеседник. – Сейчас жарко и моя одежда очень даже удобная.

– Это Джон – мой помощник, – представил собеседника тот, которого сожгли на костре.

– Степан Егорович, – тут же представился профессор.

– Да мы знаем, знаем, – замахал руками Джон. – Кстати, ваша одежда ничуть не лучше нашей.

Степан Егорович посмотрел на свою одежду и с удивлением заметил, что она ничем не отличалась от одежды собеседников. Правая рука невольно потянулась вверх и ощупала голову.

– Нет, нет, – засмеялся Джон. – Лаврового венца у вас нет.

Степан Егорович уже не столько с интересом, сколько со страхом смотрел на своих собеседников.

– А бояться нас не надо, – попытался успокоить его Ричард. – Мы такие же люди, как и вы.

– Но ваш товарищ, кажется, сказал, что вас сожгли на костре?

– Ну и что? – возмутился Джон. – Нас сожгли, а вы что, вечно в таком виде находиться собираетесь?

От этих слов по телу профессора побежали мурашки.

– Нет, вечно жить невозможно, – тихо ответил Степан Егорович.

– Очень распространённое заблуждение, – возразил Ричард. – Жизнь вечна, и мы тому яркое доказательство.

– Однако кроме ваших заверений больше никаких доказательств нет, – заметил профессор.

– А это что? – Ричард указал на формулу, начерченную на песке профессором.

– Он сказал, что это его изобретение, а на самом деле, он вытащил эту формулу из головы Александра.

– Вы знаете Александра? – удивился Степан Егорович.

– И то, что эту формулу придумал он, а не вы, – не унимался Джон.

– Да перестань ты! – попытался остановить своего товарища Ричард.

– Не перестану! – не успокаивался Джон. – Он чётко сказал, что формулу открыл он.

– Я имел ввиду не саму формулу, – стал оправдываться профессор, – а то, что Александр во сне работает над какой-то формулой.

– Вот так бы и говорил, – начал успокаиваться Джон.

– А откуда вы знаете Александра? – робко спросил профессор.

– Это долго рассказывать, – ответил Ричард. – Эта формула была открыта Александром, но впоследствии утеряна. Теперь он пытается снова вспомнить её.

– А он, вместо того, чтобы не мешать гению, за сумасшедшего его держит, – снова набросился Джон.

– Что касается меня, то я никогда не называл его сумасшедшим. А какую формулу он вспоминает?

– Он должен вспомнить формулу вектора телепортации. С помощью этого вектора можно путешествовать по уровням мироздания. А без этой формулы единственный доступный для нас уровень – половинный.

– Какой, какой, – не понял профессор.

– Это мы его так называем, а вы его зовёте сном.

– Вы хотите сказать, что я сейчас сплю?

– Ну, а как ты думаешь, – снова вмешался Джон, – где ещё можно посидеть в римской тунике и поболтать с человеком, которого сожгли на костре?

– Значит, я оказался прав! – обрадовался Степан Егорович. – Александр действительно во сне работает над формулой!

Профессор задумался над чем-то, потом посмотрел на Джона и положил свою руку ему на плечо.

– Я обязательно выпишу его из больницы, – пообещал своим новым знакомым профессор.

– Ну, это как получится, – грустно ответил Джон.

– Что значит, как получится? Я всё-таки профессор.

– Ты ещё сам-то попробуй оттуда выбраться.

– Не понял! Я работаю в этой клинике.

– К сожалению, уважаемый профессор, – вступил в разговор Ричард, – Джон ближе к истине, чем вы.

Степан Егорович с интересом посмотрел на Ричарда.

– В своих рассуждениях вы коснулись понятий, которые присущи более высокому сектору. А коль скоро это так, то окружающие попытаются избавиться от вас. Меня, например, сожгли. В ваше время этого не делают. В ваше время из человека, шагнувшего дальше других, делают сумасшедшего.

– Я учёный, – попытался защититься профессор. – Я обязан шагать дальше других.

– Может быть, я и не прав, – постарался закончить неприятную тему Ричард.

– Да, да, – понял его профессор. – Вернёмся лучше к Александру. Как вы думаете, что он сейчас делает?

– Что же тут думать? Сидит в своей библиотеке и работает над своей формулой.

– Как же он может работать, ведь он спит в больнице?

– Ты тоже спишь в больнице, – усмехнулся Джон. – А хочешь сам посмотреть, как он работает?

– Конечно, хочу, – обрадовался профессор.

– В таком случае, как говорится, прошу следовать за нами.

Собеседники Степана Егоровича встали и жестом предложили сделать тоже самое. Приподнявшись со скамейки, профессор почувствовал, как у него дрожат ноги. Огромное количество информации не вмещалось в Степана Егоровича, тем более, информация эта была настолько невероятной, что голова отказывалась её принимать. Пожилой человек снова плюхнулся на скамейку.

«Если я сплю, – подумал он, – мне стоит только проснуться, как этот кошмар закончится».

Профессор выждал момент, когда оба его спутника отвернулись и с силой ущипнул себя за ногу.

– Напрасно, – услышал он голос Ричарда. – Вы всё равно не проснётесь. Ваши помощники вкатали вам такую дозу, что вполне можно проводить операцию без наркоза.

– Но как вы увидели? Я ведь щипнул, когда вы не смотрели на меня.

В ответ на эти слова Джон рассмеялся.

– Вы находитесь в информационном пространстве, – начал объяснять Ричард, – а, следовательно, ничего, кроме информации, здесь нет.

– То есть, как это нет? – не поверил профессор. – А как же я, вы, Джон?

– Только информация, и больше ничего. Подумайте сами, как же я могу быть, если меня сожгли на костре? От меня кроме пепла ничего не осталось. Да что там пепла, и пепла-то давно нет.

– Но меня-то никто не сжёг на костре?

– Вас тоже нет, – добавил Джон. – Вы спокойно спите в своей клинике. Может быть, желаете убедиться?

– Но мы собирались навестить Александра! Мы успеем?

– Время – понятие относительное, а, стало быть, это тоже информация. Это вам понятно? – спросил Ричард.

– Да, конечно. То, что время – понятие относительное, известно каждому школьнику. Это ещё Эйнштейн доказал.

– Эйнштейн? Кто это такой? – спросил Джон.

– Какая разница, – ответил Ричард. – Наверное, учёный, который был после нас. Был он или не был, законы мироздания от этого не зависят.

* * *

– Ну как, вы готовы к путешествию? – спросил он профессора.

– К путешествию? – растерялся профессор.

– Прежде всего, надо усвоить основные правила, – приступил к инструктажу Джон. – Как вы относились ко сну раньше?

– Да никак не относился – просто спал и всё.

– Вот в этом и заключается главная ошибка. Вы должны понять, что человек состоит не только из белковой материи, к которой вы привыкли, но, главным образом, из материи информационной. Эта информационная материя и является основной, всё остальное – только производные. Поняли?

– Не очень.

– Что вы видите во снах?

– Да так, ерунду всякую.

– Вот именно. Если не руководить информацией, то последняя будет проявляться хаотично. Появится, как вы говорите – ерунда. Вы же не сможете ходить, если ваши ноги будут выписывать кренделя сами по себе?

– Да, ноги должны совершать определённые движения, – согласился профессор.

– Также и информационная составляющая вашей личности. Если вы научитесь руководить ей, то…

– То что?

– Представьте, что вы не в римской тунике, а во фраке.

– Как представить?

– Да вот так, закройте глаза и представьте.

Егор Степанович закрыл глаза и сосредоточился.

– Да открывайте глаза, – услышал он голос Ричарда. – Мы уже видим, что у вас всё получилось.

Профессор открыл глаза и посмотрел на себя. Его фигуру облегал элегантный фрак.

– Да, вы теперь настоящий музыкант! – улыбнулся Ричард.

– Сыграйте нам что-нибудь на скрипке, – попросил Джон.

– Я никогда не играл на скрипке, – возразил профессор.

– Полно стесняться, – подбадривал профессора Ричард, – человек живёт вечно и, следовательно, когда-то вы играли на скрипке очень хорошо.

– Так ведь и скрипки нет! – не сдавался профессор.

– Егор Степанович, вы в информационном пространстве, – напомнил ему Джон.

Профессор хотел закрыть глаза, чтобы представить скрипку, но его остановил Ричард.

– Не надо закрывать глаза. Теперь попробуйте всё сделать с открытыми глазами.

Егор Степанович взял скрипку, которая лежала на скамейке и сыграл на ней.

– Отлично! – зааплодировали Ричард и Джон.

Профессор так обрадовался своему успеху, что не смог сдержать улыбки.

– Вот только так широко улыбаться не следует, – посоветовал Джон.

Действительно, при широкой улыбке обнажалась верхняя челюсть, где вместо зуба зияла дыра. Профессор понял это и тут же прикрыл дырку рукой.

– Егор Степанович, дорогой, – остановил профессора Ричард, – вы забыли про информационную составляющую мироздания.

Профессор убрал руку от лица – на месте недавней пустоты сверкал новый зуб.

– Я надеюсь, теперь вы всё поняли? – спросил Ричард.

– Теперь всё, – твёрдо ответил профессор.