Фрукт — яблоко, поэт — Пушкин, главный борец с сицилийской мафией — …?

Подозреваю, вы сейчас подумали: комиссар Каттани. Однако, если вы зададите подобный вопрос любому итальянцу, он, с огромной долей вероятности, без колебаний назовёт другую фамилию. Точнее, две фамилии сразу. Нет, героического комиссара итальянцы тоже вспомнят, конечно же. Если слегка покопаются в памяти. Возможно, и они плакали, когда в 1989 году Каттани пафосно погибал под градом бутафорских пуль. Ещё не догадываясь о том, что всего три года спустя… Впрочем, обо всём по порядку.

Сразу же начну с шокирующих разоблачений. Во-первых, автора книги «Крёстный отец» зовут Марио Пузо. Решительно не понимаю, зачем переводчики исковеркали эту звучную итальянскую фамилию и обозвали его каким-то «Пьюзо». Во-вторых, вопреки широко распространённому мнению, имя главного героя этой книги — Вито Андолини. Дон Корлеоне же — вовсе не имя. Просто есть такая профессия — быть уважаемым человеком — доном — в городке Корлеоне, который вполне себе существует в реальности, на Сицилии. И действительно является родовым гнездом мафиозной преступной группы. Она так и называется: Corleonesi — «Корлеоновские». В 70—90-х годах XX века её возглавлял Тото Риина. Этот настоящий дон Корлеоне сильно отличался по характеру от своего книжного коллеги. Так, например, во время планирования одного из покушений, подручные мафиозники осмелились намекнуть ему, что многолюдный пляж в разгар летнего сезона — не лучшее место для стрельбы из автоматов. Там, мол, будет много детей и они могут пострадать.

— И что? — возмутился дон Тото. — Посмотрите на Бейрут: в нём каждый день умирают дети. Вы что же, считаете, что наши сицилийские дети чем-то хуже?

Соратники у него были под стать.

Зашли однажды видный корлеоновец Леолука Багарелла и его приятель в бар. Там приятель встретил своего знакомого. Представил его Багарелле, все обменялись рукопожатиями и некоторое время мило болтали. После того как они распрощались, Багарелла поинтересовался: а кто это вообще, мол, такой был? Тут выяснилось, что был это племянник дона Томмазо Бушетты. Проблема в том, что дон Томмазо раскаялся и сотрудничал с полицией. Что автоматически делало его племянника в буквальном смысле нерукопожатным. Багарелла тщательно вытер осквернённую по вине приятеля руку и сказал:

— Ну, ничего не поделаешь. Давай-ка, теперь догоняй его быстренько да убивай. Или, как вариант, я убью тебя.

Несложно догадаться, какую именно модель поведения выбрал его незадачливый спутник. «Предложение, от которого невозможно отказаться» — в реальной жизни штука гораздо менее романтическая, чем в книгах. Короче, славными парнями были эти корлеоновские. Весёлыми такими.

Имелись у них и враги. Стефано Бонтате и Гаэтано Бадаламенти были плохими, негодными мафиози, поскольку промышляли наркотрафиком. Что до глубины души возмущало дона Тото. Нет, не подумайте дурного: наш дон Корлеоне был вовсе не против наркотиков, а очень даже за. Но лишь в том случае, если торговал ими сам. Эти же свинячьи Бонтате с Бадаламенти не только не брали его в долю, но даже в общак не отстёгивали. Что, согласитесь, подло и непорядочно. По всем понятиям так.

— Вставай, Сицилия, — вскричал тогда дон Тото, — вставай на смертный бой!

И весной 1981 года разразилась Вторая всесицилийская мафиозная война. Вторая, поскольку была ещё и Первая. Но случилась она задолго до описываемых событий, в 60-е годы, и была не столь интересной.

Недостойное поведение бонтатовско-бадаламентьевских стало лишь поводом к ней. Настоящей же причиной войны явилось желание Риины захватить большинство голосов в Межрайонной мафиозной комиссии — которая действительно так и называлась, я не шучу — и начать самому царствовать и всем владети.

Тут требуется пояснение. Базовый оперативно-тактический элемент сицилийской мафии — это famiglia — «семья» (другое название этого же явления — cosca). Каждая семья контролирует определённую небольшую территорию. Главари нескольких семей избирают из своего числа capomandamento — «главуполномоченного». Все главуполномоченные одного района входят в Commissione provinciale — «Районную комиссию» и выбирают rappresentante provinciale — «районного представителя», из которых затем формируется Commissione interprovinciale — «Межрайонная комиссия» (другое название — Cupola). Купола, в свою очередь, выбирает секретаря Межрайонной комиссии, который представляет всю Сицилию в вопросах внешних отношений: с мафиями других регионов, политиками и так далее.

Хотя комиссии всех уровней и не занимаются непосредственным управлением отдельными семьями, но решения каждого вышестоящего органа являются обязательными для исполнения каждым нижестоящим. И наоборот: в случае если семья не может самостоятельно разрешить какую-либо проблему, она выносит её наверх, получая — или не получая, в зависимости от принятого решения, — поддержку других семей. Таким образом, секретарь Куполы имеет возможность в любой момент собрать все без исключения сицилийские мафиозные семьи в единый кулак. Правда, для этого ему необходимо, чтобы большинство членов Межрайонной комиссии было его сторонниками, дабы его не могли переизбрать в самый неподходящий момент.

Можно предложить следующую аналогию: Коза Ностра подобна средневековой монархии. Пока король в силе, его власть абсолютна. Но стоит ему по каким-либо причинам ослабнуть или умереть, не оставив явного и очевидного наследника, как вассалы незамедлительно делятся на алые, белые и прочие розовые партии и начинают с увлечением друг друга колошматить.

В 1978 году умер Сальваторе Греко, секретарь Куполы, занимавший эту должность с 1957 года. Образовались две равные по силе группы претендентов на трон. Риина, возглавлявший одну из них, путём хитрых придворных интриг, ещё без стрельбы, умудрился заполучить большинство голосов в Комиссии и пропихнуть на пост секретаря своего ставленника (сам он станет секретарём лишь в 1986 году). А чтобы конкуренты не смогли в свою очередь проделать такой же трюк, пользуясь тем, что его группе формально принадлежала официальная власть, обвинил Бонтате-Бадаламенти во всех смертных грехах и начал их отстрел. Тем это не очень понравилось, они объявили Риину узурпатором и самозванцем и принялись стрелять в ответ. Другими словами, Вторая всесицилийская мафиозная война не была войной между какими-то разными мафиями. А лишь дележом власти в рамках одной и той же изначально единой мафиозной структуры.

Обе стороны воевали с больши́м энтузиазмом, выдумкой и огоньком, за неполные два года совместными усилиями наделав более шести сотен трупов. Казалось бы, ничего страшного. Чем больше мафиози друг друга отстреливают, тем меньше их становится. Да и вообще, по официальной версии органов внутренних дел, в те времена никакой мафии на Сицилии не существовало. Имеются, мол, отдельные преступные элементы, действующие на свой страх и риск, безо всякой взаимосвязи друг с другом. Но мы с ними боремся. И скоро всех переловим окончательно.

Несуществующие мафиози ловиться, однако, упорно не желали. Используя простой, но эффективный метод: как только кто-нибудь начинал расследовать очередное убийство, его сразу же убивали самого. Среди погибших были комиссары полиции, прокуроры, журналисты, политики и даже целый президент Региона Сицилия Пьерсанти Маттарелла. Рядовых же полицейских с карабинерами и вовсе никто не считал. На молодого человека, решившего избрать полицейскую карьеру, в те времена на Сицилии смотрели так же, как на любителя поиграть в русскую рулетку, плавая в бассейне с крокодилами.

Ситуация принимала угрожающий размах. Дабы как-то на неё повлиять, центральные римские власти весной 1982 года командировали в Палермо нашего старого знакомого, генерала Карло Альберто далла Кьезу. Их хитрый план, очевидно, заключался в том, что при виде бравого усача мафиози сразу же зададут стрекача. Поскольку, за исключением этих самых усов, никакими другими мафиозоловительными материально-техническими средствами они генерала снабдить не посчитали нужным. Далла Кьеза целое лето просидел в кабинете, печально шевеля лицевой растительностью и изнывая от жары и скуки. До тех пор, пока по приказу дона Корлеоне автомобиль с генералом и его супругой на борту не изрешетили из автоматов.

Неизвестно, сколько бы эта бойня ещё продолжалась, если бы в 1983 году пост главного прокурора Палермо не занял Антонио Капоннетто. Кстати, догадайтесь с одного раза, что случилось с его предшественником?..

Капоннетто собрал подчинённых и произнёс речь такого содержания:

— Слушайте меня, о прокуроры! Я пришёл к выводу, что существующая система вида «прокурор начинает дело — прокурора убивают — дело разваливается» работает как-то не очень хорошо. Мы пойдём другим путём! Создадим прокурорский пул. Над одним делом будут работать сразу несколько человек. Конечно, мафия будет вас постепенно убивать. Но подготовка покушений требует времени, потому есть некоторая вероятность, что хоть один из нас, но доживёт до конца расследования. И мы наконец-то сумеем хоть кого-нибудь посадить. Это будет славная охота! Хотя для многих она будет последней. Короче, добровольцы есть?

— За Италию, за всю Республику, — без раздумий шагнул вперёд Джованни Фальконе, — мы принимаем бой!

— Мы принимаем бой! — эхом откликнулся Паоло Борселлино.

На момент описываемых событий Фальконе уже был прокурором матёрым и даже местами легендарным. В 1980 году ему поручили вести расследование дела палермского строительного магната Розарио Спатолы, подозреваемого в получении денег от наркотрафика. Подчеркну ещё раз, что по официальной версии никакой мафии тогда не существовало. До Фальконе всё в лучшем случае закончилось бы тем, что посадили только этого Розарио. Если бы вообще смогли довести дело до суда. Но нашего прокурора Спатола интересовал лишь опосредованно. Розарио приходят и уходят, рассудил он. А вот финансовые потоки — остаются. Это сейчас мысль о том, что в делах против мафии нужно в первую очередь следовать за деньгами, а не за отдельными преступниками, является банальностью и общим местом. В те же времена идея оказалась революционной. Достаточно сказать, как такой способ расследования называется в наши дни: «метод Фальконе».

Начал прокурор с того, что запросил у всех банков Сицилии сведения о случаях обмена крупных сумм в иностранной валюте и проанализировал их. Тут перед ним впервые начали вырисовываться истинные очертания Коза Ностры. Размер этой структуры превосходил самые смелые предположения. На одном, итальянском, её конце находился Стефано Бонтате (речь шла о наркотрафике, от которого Бонтате не отстёгивал в общак, что так расстраивало дона Корлеоне). На другом — Карло Гамбино, глава одноимённой нью-йоркской мафиозной семьи. Совместными усилиями они обеспечивали и контролировали до тридцати процентов героинового рынка США.

Кстати, попутно Фальконе выяснил, что в числе прочих деньги на Сицилии спокойно обменивал и Микеле Синдона, якобы в тот момент похищенный злобными экстремистами. Чем внёс существенный вклад и в расследование той истории.

Фальконе поехал в Америку, где заручился поддержкой федерального прокурора Рудольфа Джулиани, будущего мэра Нью-Йорка. Под напором международной стали и огня полетели наземь мафиози по обе стороны Атлантики. Правда, активно стреляя в ответ в процессе полёта. Помимо карабинеров и комиссаров, от их пуль погибли региональный секретарь Коммунистической партии Пио Ла Торре — убитый за то, что пытался провести закон, по которому быть членом мафии являлось бы преступлением само по себе, безотносительно к конкретным злодеяниям — и генерал Далла Кьеза. Смерть последнего, вызвавшая колоссальный общественный резонанс, привела к тому, что закон Ла Торре вступил в силу.

С противоположной же стороны были острижены и посажены семьдесят пять видных представителей семей Гамбино и Бонтате. Впрочем, сам Карло Гамбино сумел обхитрить правосудие, умерев по естественным причинам ещё за несколько лет до того. Стефано Бонтате оказался не столь предусмотрительным и ему пришлось уже в самом разгаре бушевавшей войны спешно подставляться под пули корлеоновских. Его сподвижник Бадаламенти сбежал в Бразилию и руководил боевыми действиями оттуда, пока в 1984 году его не выследили и не экстрадировали в США фэбээровцы.

В общем, Фальконе стал триумфатором и обрёл международную славу. Что, впрочем, имело одно не предусмотренное им негативное последствие: безоговорочную победу корлеоновских во Второй мафиозной войне. Дон Корлеоне Тото Риина осуществил давнюю мечту, взгромоздившись на трон босса боссов всея Сицилии.

Кстати, а знаете, как мафиози распространяли наркотики на территории США? Задачка на сообразительность: какой объект, неразрывно связанный с Италией и при этом не вызывающий абсолютно никаких подозрений, есть едва ли не в каждом населённом пункте мира? Правильный ответ: пиццерия. Это идеальная точка сбыта. Если не верите мне, поезжайте на Сицилию и спросите у мафии. Поэтому, когда в следующий раз испытаете непреодолимое желание посетить такое заведение, задумайтесь: а какой же именно секретный ингредиент заставляет вас вновь и вновь поглощать эти странные большие круглые бутерброды с сыром?

Но вернёмся к событиям 1983 года. План Капоннетто начал претворяться в жизнь. Прокурорский пул взялся за расследования, мафия взялась за отстрел его членов. Фальконе, Борселлино и другие их коллеги вместе с семьями переехали под защиту стен тюрьмы строгого режима на острове Азинара. Любопытно, что проживали они там на возмездной основе, из собственного кармана оплачивая стол и ночлег.

В октябре 1983 года в Бразилии был арестован Томмазо Бушетта, тесно связанный с семьёй Бонтате. Фальконе выехал на место событий, где добрым словом и другими методами ведения допроса убедил его сотрудничать со следствием. В июле следующего года дона Томмазо экстрадировали в Италию и он начал говорить. Что, как мы уже видели выше, стоило жизни его незадачливому племяннику и ещё восьми родственникам, включая сыновей. Это был первый в истории Сицилии мафиози такого калибра, нарушивший омерту — кодекс молчания. Именно от него Италия с изумлением узнала, какая великая и могучая Коза Ностра в ней водится. Ибо до того никому не приходило в голову рассматривать её в качестве единого организма, а не совокупности разрозненных банд.

До поры до времени прокуроры пула держали показания Бушетты в строжайшем секрете. Дабы потом, в одну сентябрьскую ночь 1984 года, выписать одновременно триста шестьдесят шесть ордеров на арест. Следующим утром две трети мафиози из этого списка оказались за решёткой. Вскоре заговорил ещё один бывший сподвижник Бонтате, посчитав, что тридцать пять его родственников, которых убили корлеоновские, — это уже перебор. Итогом его признаний стали ещё сто двадцать семь ордеров и пятьдесят шесть арестов по всей стране.

В феврале 1986 года началось то, что журналисты окрестили «Палермским максипроцессом». Крупнейшее уголовное судебное разбирательство в мировой истории: четыреста шестьдесят семь обвиняемых в зале суда одновременно, плюс двести тридцать один судимый заочно. Чтобы вместить эту толпу да ещё и две сотни одних только адвокатов, пришлось даже построить специальное здание с соответствующих размеров залом. На скамье подсудимых оказались столь уважаемые во всех смыслах люди, что системы безопасности строения были рассчитаны вообще на всё, включая ракетную атаку.

Суды всех инстанций тянулись вплоть до 1992 года, с переменным успехом для стороны обвинения. Не говоря уж о том, что по ходу дела пару-тройку второстепенных прокуроров успели застрелить. Результаты Максипроцесса были таковы: чуть больше сотни оправданных, девятнадцать приговорённых к пожизненному заключению, две тысячи шестьсот шестьдесят пять лет тюремного заключения суммарно для остальных. Пожизненное получил и Тото Риина. Заочно. Поскольку с 1984 года находился в бегах. Какой же уважающий себя дон Корлеоне позволит себя так вот запросто поймать?

Кстати, именно в 1984 году в эфир вышла первая серия телесериала «Спрут». Получается, что снимали его прямо в режиме реального времени: утром в газете, вечером на экране. А переключившись на другой канал, можно было сразу же оценить качество актёрской игры и сравнить киношных мафиози с их реальными прототипами. Так что в создании светлого образа комиссара Каттани есть и частичная заслуга всё того же Джованни Фальконе.

В 1986 году друг детства и ближайший соратник Фальконе Паоло Борселлино уехал работать в прокуратуру города Марсалы. Ещё два года спустя с должности, по возрасту и здоровью, ушёл Капоннетто. На его место, по праву и заслугам принадлежавшее Фальконе, назначали другого прокурора, который незамедлительно развалил всю работу, отбросив палермскую прокуратуру на добрый десяток лет назад. В знак протеста прокуроры один за другим выходили из пула. А вскоре новый начальник его и вовсе распустил. Фальконе остался в одиночестве. На него обрушился шквал ядовитой критики. Но вразумить строптивого прокурора не удавалось, а потому в июне 1989 года его попытались взорвать. К счастью, бомба не сработала.

В 1990 году Фальконе стал главой департамента по делам исправительных учреждений Министерства юстиции Италии. В каковом качестве ещё более осложнил мафиози жизнь, поскольку теперь не давал им спокойно отдохнуть даже за решёткой. Он продвигал идею об особых условиях содержания осуждённых по делам, связанным с организованной преступностью. Палермский максипроцесс в тот момент был в самом разгаре. Фальконе, конечно же, принимал в нём активное участие, непрестанно перемещаясь между Римом и Сицилией.

23 мая 1992 года. Около шести часов вечера. Из местного аэропорта в Палермо мчится кортеж из трёх автомобилей. Средней машиной управляет Фальконе. Рядом, на переднем сиденье, — его супруга. Водитель ютится сзади. Перед отправлением Фальконе выгнал его туда, ибо какой же итальянец не любит быстрой езды за рулём?

Изгнанный водитель просит шефа не забыть потом вернуть ему ключи. Погружённый в свои мысли прокурор рассеянно кивает и машинально вытаскивает ключ из замка зажигания. Водитель предупредительно вскрикивает, Фальконе спохватывается, бьёт по тормозам и поспешно втыкает ключ на место. Это торможение и спасает жизнь. Водителю.

Когда полтонны тротила, заложенного в дренажной трубе под дорогой, вздымают асфальт на дыбы, полностью уничтоженным оказывается лишь головной автомобиль кортежа с тремя агентами охраны на борту. Изрешеченная же осколками машина Фальконе врезается в развороченное дорожное покрытие. Прокурора даже успели доставить в больницу, он скончался только через час. А жена его ещё позже, тем же вечером.

Я не знаю, плакала ли Италия за три года до того, когда убили комиссара Каттани. Но в день, когда умер Джованни Фальконе, она плакала абсолютно точно.

Но… видели ли вы бурю? Вот так же, как молнии, засверкали карабинерские проблесковые маячки. Так же, как громы загремели постановления об арестах. Это на всём скаку врубился с фланга в мафиозные боевые порядки могучий засадный полк в лице Паоло Борселлино.

Вот почему он тогда уехал в Марсалу. Друзья понимали, что рано или поздно их могут убить. И устроили так, чтобы один из них оказался выведен из-под прямого удара, но оставался тем не менее в курсе всех нюансов расследований другого. Хотя официального пула больше не существовало, его принципы не были утрачены. Смерть Фальконе не несла мафии облегчения. Упавшее знамя подхватил Борселлино.

Он знал, что его тоже убьют. Не догадывался, а именно твёрдо знал. Так спокойно и говорил друзьям: «Когда меня убьют…» Не «если», а «когда».

И до того момента — старался успеть как можно больше. Работал, работал и работал, наперегонки со временем. Аве, Юстиция, идущий на смерть приветствует тебя!

Без нескольких дней два месяца. Вот какой срок был ему отпущен. 19 июля 1992 года, в 16 часов 52 минуты, девяносто килограммов заложенного в припаркованный автомобиль пластида оборвали жизни Паоло Борселлино и пятерых агентов охраны в тот момент, когда он нажимал на кнопку дверного звонка дома своей матери.

А в ночь на 20-е число в Палермо началась революция. «Революция простыней» — под таким названием она войдёт в историю. Утром того дня с каждого балкона, из каждого окна свешивалось белое полотнище с начертанными словами: «Вы убили их, но их идеи идут на наших ногах!», «Молчание — это мафия!» Сицилия не желала больше молчать. Многотысячные толпы требовали отмщения. Требовали вендетты.

И впервые за долгие годы центральное итальянское правительство очнулось и вышло из спячки. В Палермо спешно ввели армейскую горнострелковую дивизию и папу Иоанна Павела II, грозящего мафиозным наперсникам разврата высшим судом. Но главное, в экстренном порядке приняли тот самый закон Фальконе об особых условиях содержания под стражей для членов мафии. И вот тогда земля под ногами дона Корлеоне если и не начала гореть, то стала очень и очень тёплой.

Ибо сила мафии не в деньгах и громилах с автоматами. Эта сила — безнаказанность. Нет, разумеется, любой мафиози априори готов к длительной отсидке. А чего бы, собственно, и не посидеть, если сидишь ты во вполне комфортных условиях, заказываешь еду из ресторанов, в любой момент дня и ночи можешь сходить на чашечку кофе к коллеге по ремеслу в соседнюю камеру, и тебе даже разрешают взять с собой любимый пистолет (последнее — вовсе не художественное преувеличение)? А лет через пять — десять тебя вытащат по кассации или ещё каким-нибудь способом, и ты выйдешь на свободу богатым и уважаемым человеком. Чего бы, при таких раскладах, и не соблюсти омерту?

Стараниями же Фальконе и Борселлино мафиози вдруг обнаружили себя в совершенно иной реальности. Пожизненное заключение без права обжалования. Специальные тюрьмы особо строгого режима. Одиночная камера под круглосуточным видеонаблюдением. Один час в месяц на общение с внешним миром, да и то через пуленепробиваемое стекло. Это кнут. Но есть и пряник: сдай своего босса и иди на свободу с чистой совестью. А уж коли ты сам босс и сдавать тебе некого или не по понятиям… Ну хорошо, давай, руководи мафией в таких условиях. Удачи, ага. И органы правосудия впервые в истории перестали испытывать недостаток в раскаявшихся мафиози.

Но дон Корлеоне и не думал сдаваться. Во-первых, он издал декрет: повелеваю вырезать семьи сотрудничающих со следствием вплоть до седьмого колена, включая детей старше семи лет. Во-вторых, отправился искать спасения во втором ключевом источнике силы мафии. В политике.

Жили в хозяйстве у дедуси Сальваторе Греко, в те времена — секретаря Межрайонной мафиозной комиссии, два весёлых политика. Один христианин, другой демократ. Или наоборот, не суть важно. Первый, Сальво Лима, в конце 50-х годов стал мэром Палермо. Второй, Вито Чанчемино, — его заместителем по городскому планированию и благоустройству.

— Палермо прекрасен! Сделаем его ещё прекраснее! — заявили они, надели строительные каски и принялись за работу. Раздавался глухой стук топора по дереву. Это вырубали вишнёвые, мандариновые, апельсиновые городские и пригородные сады и парки. Горели исторические здания. За одну ночь исчезали под гусеницами бульдозеров памятники архитектуры. На месте же всего этого вырастали многоэтажные новостройки. Разрешения на возведение которых получали никому доселе неведомые, но явно очень уважаемые люди. Эти же люди выигрывали подряды на городское благоустройство, дорожное строительство и, собственно, на всё остальное. Что?.. Можно было всё сделать в два раза дешевле?.. Экие вы непонятливые! Говорю же: уважаемые люди. Настолько, что отказать им было ну никак нельзя.

Авторитет градоначальников, столь успешно разрешивших квартирный вопрос, среди простых палермичей рос не по дням, а по часам. Поскольку же авторитет с лёгкостью конвертировался в голоса избирателей, стремительно увеличивался и их политический вес в Христианско-демократической партии.

Структура этой крупнейшей в стране парламентской силы была весьма неоднородной. Внутри неё существовали самые разные ветви и течения. То из них, которое возглавлял Джулио Андреотти, было хотя и влиятельным, но относительно малочисленным. Всё изменилось в 1972 году, когда под его знамёна перешёл Сальво Лима, к тому времени — уже парламентарий, приведя за собой сицилийских избирателей. Именно это позволило Андреотти впервые занять должность премьер-министра. Некоторые сознательные и неравнодушные демохристиане сразу же побежали к председателю Национального совета партии, Альдо Моро. Как же, мол, так?!.. Лима же — мафиози, это все знают!

— Я в курсе. Но ничего поделать не могу, — отвечал им партийный лидер, — он слишком силён и опасен.

Вместе с политическим влиянием возрастал и их авторитет с другой, так скажем, стороны. Дошло до того, что Тото Риине, тогда ещё не успевшему стать настоящим доном Корлеоне, приходилось по часу ожидать в приёмной, пока Вито Чанчемино не закончит завтрак и не соизволит уделить ему минутку своего драгоценного времени. Короче говоря, Лима и Чанчемино выступали тем звеном, что соединяло мафию с политикой.

В 1984 году в ходе Максипроцесса Чанчемино был арестован. Неприятно, но не смертельно для мафии. Да, он был связующим звеном. Да, через него в политику текли деньги Коза Ностры. Установить их конечного получателя, однако, итальянское правосудие оказалось не в состоянии. Следы этих потоков терялись в недрах Института религиозных дел — государственного банка Ватикана. Так что притормозите-ка, синьоры следователи. Здесь вам не Италия, здесь инвестиционный климат иной. Существовали, впрочем, два человека, которые могли бы поведать об этом много интересного. Микеле Синдона и его деловой партнёр, ещё один наш старый знакомый — Роберто «Банкир Бога» Кальви. Но вот незадача: как раз в этот момент первый решил имитировать самоубийство, неправильно рассчитал дозу яда и случайно убился по-настоящему. Второй же на старости лет переквалифицировался в акробаты и то ли повесился, то ли утопился в Темзе. Но всё это мы уже обсуждали прежде.

В общем, именно к Сальво Лиме и обратился Тото Риина, потребовав у него устранить творящиеся в отношении мафии безобразия. Лима же, в свою очередь, пошёл с челобитной к Андреотти. Однако тот, всегда с благосклонным вниманием относившийся к маленьким просьбам уважаемых людей, вдруг отказался входить в положение и сделал вид, что не понимает, о чём, собственно, идёт речь.

Трудно сказать, что послужило тому причиной. Могу только предположить. И предположение моё таково: ответ следует искать в хронологии.

Активный период деятельности Красных бригад — 1970–1990 годы. Банда делла Мальяна беспредельничала в Риме в 1976–1990 годах. Палермский Максипроцесс, нанёсший серьёзнейший удар по Коза Ностре, протекал с 1986 по 1992 год. В 90-х годах начнутся юридические проблемы и у посткутолианской Каморры. Об этом мы ещё поговорим. Мало того, в 1992 году миланская прокуратура неожиданно для самой себя обрушит коррумпированную политическую систему страны, в буквальном смысле положив конец всей Первой итальянской республике. Но это тоже тема следующей главы.

Другими словами, в 1990 году, плюс-минус несколько лет, произошло нечто, какое-то событие, серьёзно оздоровившее криминальную обстановку в стране. Что же это было за обстоятельство, позволившее итальянской правоохранительной системе вдруг перестать выглядеть сборищем коррумпированных идиотов и превратиться в клуб неподкупных чекистов с холодной головой, чистыми руками и что ещё там им, чекистам, полагается?

Разгром «Пи Дуэ»? Да полноте! Разве это был разгром? Все ж, за редким исключением, остались на своих местах. Ну покричала пресса малость да и успокоилась.

После краха групп Синдоны и Кальви некому стало отмывать грязные деньги? Боюсь, мы видели лишь малую часть айсберга, то, что выплыло на свет по чистой случайности. Синдоны — расходный материал. Только кликни, завтра новые набегут.

А может, Италию просто совсем уж достал весь этот цирк с бандитами и террористами? Вот это уже ближе к истине. Абсолютное большинство итальянцев — хорошие, добрые и честные люди. Даже если они карабинеры или лесники. И они не слепые. И их правда достало.

Но всё же, сдаётся мне, дело не в этом. Давайте вспомним, кого мы видели? Шпионы, фашисты, мафиози, военные, масоны, банкиры, кардиналы… Что их всех объединяло?.. Если я нигде не ошибся с логикой повествования, думаю, вы уже догадались. Можно сколь угодно негативно относиться к Джеймсу Хесусу Энглтону. Но он был очень умным и дальновидным человеком. Созданная им система на протяжении пятидесяти лет успешно противостояла скатыванию Италии в коммунизм. А затем… Затем поднялся ветер. Ветер перемен. И дул он с востока.

Рухнула Берлинская стена. Борис Ельцин забрался на танк. Красная угроза отступала и исчезала сама по себе. Американские спецслужбы расслабленно откидывались на спинки кресел. Система, цель существования которой утрачена, обречена либо исчезнуть, либо трансформироваться во что-то иное, адаптируясь под нужды текущего момента. Теми же её элементами, которые более не требуются, можно безболезненно пожертвовать. Никому ж не нравится вся эта беготня с автоматами. Мафия сделала своё дело, мафия может уходить.

Но, с другой стороны: если политики больше не желают вникать в нужды и чаяния мафиози, то зачем, спрашивается, они, эти политики, нужны мафии?.. В марте 1992 года Сальво Лима, виновный в том, что не сумел обеспечить политическое прикрытие, был убит по приказу Риины. Его автомобиль расстреляли именно в тот момент, когда он направлялся на встречу с Андреотти. Вы поняли намёк, синьор Джулио?

А потом дон Корлеоне сделал очередное предложение, от которого невозможно отказаться. Чтоб не мелочиться и два раза не вставать, сделал он его всей Италии скопом: либо вы пойдёте мне навстречу, либо я уничтожу культурно-историческое наследие страны. Даже не знаю, как это сказать, чтобы оно не выглядело какой-то странной шуткой… Короче, он на полном серьёзе планировал взорвать Пизанскую башню.

Башневзрывание, однако, дело хлопотное. Для начала следовало потренироваться: бомбы взрывались в музеях, исторических зданиях и церквях по всей стране. В Риме, в Милане, во Флоренции… Десять погибших, девяносто три раненых и действительно ощутимый ущерб для культурного наследия. Заодно дон Корлеоне убивал священников, выступающих против мафии. Чтоб, значит, папе римскому неповадно было его развратником обзывать. Была и ещё одна бомба, к великому счастью, не сработавшая. На Олимпийском стадионе в Риме, во время футбольного матча при полных трибунах.

И кто знает, устояла ли бы в итоге падающая башня, если в январе 1993 года Тото Риину всё же не умудрились бы изловить, благодаря наводке очередного раскаявшегося. Вслед за тем его принялись долго и нудно судить. Не в том смысле, что устанавливали, виновен он или нет — пожизненное-то у него было прям сразу и автоматически, — а просто из чисто спортивного интереса пытались выяснить, сколько же всего пожизненных сроков можно дать одному человеку.

Тем временем, поддавшись всеобщему обновительному порыву, раскаявшиеся мафиози во главе с Томмазо Бушеттой вдруг массово вспомнили об одном обстоятельстве, которое до того старательно обходили молчанием…

Лето 1979 года, где-то на Сицилии.

Двое в комнате. Они обсуждают убийство. Один утверждает, что президент региона Сицилия Пьерсанти Маттарелла служит помехой в делах и должен умереть. Второй возражает: это, мол, необязательная мера. Его собеседник настаивает и приводит убедительные аргументы. Сомневающийся высказывается в том смысле, что умывает руки.

В январе 1980 года киллер расстреляет Маттареллу из пистолета на глазах жены и детей.

Кто эти люди? Первый — Стефано Бонтате, босс мафии. Здесь нет ничего неожиданного. А вот второй… В тот момент, когда Бушетта произнёс его фамилию, в комнате для допросов повисло долгое молчание. Потому что этим вторым был семикратный премьер-министр Итальянской Республики Джулио Андреотти.

Он, Андреотти, утверждали раскаявшиеся, не просто оказывал Коза Ностре многочисленные услуги, получая от неё взамен ответные. Не просто неоднократно встречался с самыми разными боссами, включая Тото Риину, пожимая им руки и целуя в щёчки. Он был членом мафии в самом буквальном смысле. С клятвами на крови и всеми остальными полагающимися атрибутами.

В 1993 году по делу Андреотти начался судебный процесс. Десять лет все с увлечением выясняли: трудился ли итальянский национальный лидер по совместительству лидером Коза Ностры? Наконец в 2004 году суд вынес окончательное и не подлежащее обжалованию решение: невиновен.

Погодите, однако. Всё не так просто. Суд установил, что встреча Бонтате и Андреотти, во время которой обсуждалось убийство Матарреллы, выдумкой отнюдь не была. До весны 1980 года Андреотти действительно имел теснейшие контакты с мафией. Но потом вдруг резко передумал и исправился. Почему? Да потому что на момент вынесения приговора в отношении преступлений, совершённых ранее этой даты, истёк срок давности. И судить, не говоря — наказать, Андреотти за участие в организации мафиозного типа было уже невозможно. И потому он ещё много лет активно занимался политикой, до последнего дня твёрдо отрицая любые обвинения и в шутку заявляя, что «за исключением Пунических войн, мне приписывают решительно всё». Такие дела.

А Коза Ностра? Как поживала она?.. После того как изловили Тото Риину, взрывы прекратились. Пизанская башня теперь могла безбоязненно падать дальше, на радость туристам. Впала на некоторое время в растерянность и оставшаяся без политического прикрытия Межрайнонная мафиозная комиссия. От безысходности боссы даже вынашивали проект отделения Сицилии от Италии. Не так уж и глупо, если хорошенько подумать. Раз уж мафия — это государство в государстве, то почему бы и не легализовать положение? И не зажить себе спокойно в независимой Донкорлеонии, не испытывая более нужды ублажать и развлекать чужих политиков. Для этого решили создать специальную мафиозно-сепаратистскую политическую партию под рабочим названием «Сицилия ностра!» Впрочем, долго она не просуществовала. Быть может, проект оказался излишне утопическим. А может, и по иной причине. Зачем же довольствоваться частью, если открывающийся горизонт возможностей позволяет заполучить всё и сразу?.. Ибо в тот момент в Италии уже вовсю бушевал пожар самой настоящей революции.

***

Слышали ли вы когда-нибудь о городке под названием Казаль-ди-Принчипе, что под Казертой? Подозреваю, вряд ли. Ибо славен он в основном специфическим местным продуктом, активно — но без какой-либо рекламы — конкурирующим на рынке, как внутреннем, так и международном, с продукцией сицилийского городка Корлеоне. Но это сейчас. В середине же 80-х годов Казальская организованная преступная группировка была известна под именем клана Барделлино.

Начав с самых низов криминальной карьеры, с ограблений грузовиков, Антонио Барделлино быстро достиг вершин каморристского Олимпа. Блестящий предприниматель, твёрдо усвоивший слова книжного дона Корлеоне о том, «один законник с портфелем в руках награбит больше, чем сто громил с автоматами», Барделлино был редчайшим примером каморриста-пацифиста, не любившего прибегать к насилию, в случае если существовал альтернативный метод решения проблемы. Однако «не любил» — вовсе не означает «не умел».

С настоящим доном Корлеоне, Тото Рииной, Барделлино тоже был вполне знаком, более того, носил почётное звание члена-корреспондента Коза Ностры. Хотя и принадлежал к той её ветви, что проиграла во Второй сицилийской мафиозной войне, и потому особых симпатий к дону Тото не испытывал.

Как и Раффаэле Кутоло, Барделлино в полной мере сумел использовать последствия землетрясения. Он не только прибрал к рукам всю экономику Казаль-ди-Принчипе, расставив на ключевые посты в местной администрации своих людей, но и активно налаживал международные связи с преступными синдикатами Испании, Германии, Румынии, обеих Америк, далее везде. В общем, Барделлино ни в чём не уступал дону Раффаэ. А если так, то почему бы, собственно, и не занять его освободившийся трон? Тем более что выполнив свою основную и единственную задачу — победив Кутоло, — «Новая семья» сразу же развалилась обратно на составные части.

Сказано — сделано. Разразилась новая война: казальские против Нуволетта. Барделлино воевал быстро и решительно. Всего несколько отлично спланированных и очень кровавых операций, направленных против верхушки неприятельского клана, привели к тому, что Нуволетта запросили пощады и мира. И… получили и то и другое.

Утвердившись в статусе ключевого клана Каморры, ошибки дона Раффаэ казальские не повторили: не стремились достичь полного доминирования, справедливо полагая, что работы и денег хватит на всех. Да и вообще, самого Барделлино родная Кампания интересовала всё меньше. Он проживал в Бразилии, занимаясь организацией потоков международного наркотрафика. Невнимание к ситуации на родине его и подвело. На корабле вызрел бунт, и в 1988 году Барделлино погиб от руки собственного заместителя по домашним делам. Хотя… Как сказал его близкий друг, раскаявшийся козаностровец Томмазо Бушетта: «А с чего вы вообще взяли, что Антонио мёртв?» И действительно: единственным человеком, якобы видевшим его труп, был всё тот же заместитель. Которого, в свою очередь, убили пару лет спустя.

После смерти — или «смерти» — Барделлино среди казальских возникли незначительные — с применением пулемётов и гранатомётов — разногласия по поводу того, кто теперь будет главным. Но всё разрешилось благополучно, главные нашлись. Ругаться было некогда, нужно было работать. Ибо Каморра обнаружила новый источник сверхприбыли: мусор.

Выяснилось, что североитальянские и иностранные компании готовы платить большие деньги, лишь бы избавиться от нескольких жалких тонн промышленных отходов. Этим чудакам даже в голову не приходило поступить так, как сделал бы на их месте всякий разумный каморрист: закопать всё в землю или свалить в море. Но раз уж они готовы были щедро платить за то, чтобы кто-нибудь денёк поработал вместо них экскаватором… Что говорите?.. Токсичные и радиоактивные?.. Не беда, у нас всё предусмотрено. Просто выроем яму поглубже. Короче, везите, да побольше!..

Некогда цветущие поля Кампании превращались в марсианские пейзажи, кривая раковых заболеваний ползла вверх, деньги текли рекой. Всем было хорошо, все были довольны. Как и в старые добрые времена, Каморра добывала золото из вшей. И не только Каморра.