27 декабря 1990 года, пригороды Болоньи.

На придорожную заправку заезжает белый «Фиат Уно» (по-итальянски: Uno bianca — «Уно бьянка»). Из него выходят два человека. Один из них, высокий мужчина в очках с сильными диоптриями, наставляет на владельца заправки, Луиджи Паскуи, пистолет и очень спокойно требует открыть кассу. Второй, пониже ростом и поплотнее, достаёт с заднего сиденья штурмовую винтовку «Беретта» AR70, занимает позицию за машиной и берёт на прицел всех присутствующих на территории работников и клиентов. Тоже очень спокойно и деловито.

Паскуи без возражений отдаёт дневную выручку. Чуть более миллиона лир (около пятисот евро). Явно не та сумма, за которую стоит умирать. Но, даже получив деньги, грабители не спешат уезжать. Высокий очкарик требует, чтобы Паскуи следовал за ним в подсобное помещение. Вот теперь тот пугается по-настоящему. Болонья — город не очень большой. Слухи в нём распространяются быстро. Уже пару лет, как болонская народная примета гласит: встретить вооружённых людей в белом «Уно» — к дождю. Из пуль.

Паскуи бросается бежать. Не проявляя эмоций, грабитель с винтовкой открывает огонь. Надо отдать должное: он отличный стрелок. Затем парочка забирается обратно в «Уно» и неспешно уезжает. На асфальте перед заправкой остаётся труп её владельца и ещё двое раненых.

Через десяток минут «Фиат» останавливается в другом пригороде Болоньи. Здесь бандитов ждёт сменная машина. В которую они и пересаживаются, бросая «Уно» с работающим мотором и открытыми дверьми посреди дороги. Жизнь в провинциальной Италии не отличается разнообразием. Посмотреть на столь диковинное зрелище выходит обитатель соседнего дома. В тот момент, когда он заглядывает внутрь «Уно», рядом с ним притормаживает новая машина бандитов. Из неё выходит очкарик и стреляет в незадачливого свидетеля. Подходит к распростёртому на земле телу и делает контрольный выстрел в голову.

Италия, благополучная и спокойная Болонья, сытый 1990 год. Двое убитых, двое раненых. Пять сотен евро добычи. Ничего особенного. Обычный рабочий день Банды делла Уно бьянка.

Можно было бы, конечно, рассудить и так: пятьсот евро — тоже деньги. Следовательно, это обычные грабители? Давайте, однако, посмотрим, что случилось за четыре дня до того, 23 декабря 1990 года.

В болонском квартале Навильо расположился цыганский табор. Итальянские цыгане предпочитают жить не в кибитках, а в автотрейлерах и фургонах. Около восьми вечера неподалёку от табора останавливается белый «Уно». Из него вылезает уже знакомый нам человек с уже знакомой винтовкой. Выбирает позицию поудобнее. И открывает огонь. Как в тире, целясь в головы. Двое убитых, восемь раненых. Жертвы совершенно случайны, взаимосвязи между ними нет. Никакого отношения к криминалу. Ну, насколько это вообще возможно для цыган. Единственный приходящий в голову мотив преступления — расовая ненависть. Получается, мы имеем дело с бандой неофашистов, подрабатывающих грабежами? Погодите с выводами. Перенесёмся теперь на неделю вперёд от момента ограбления заправки.

4 января 1991 года. Автомобильный патруль карабинеров следует по кварталу Пиластро. В его составе три человека, все чуть старше двадцати лет.

Да, кстати. Об этом мы уже как-то говорили, но напомню ещё раз: карабинеры — это не полиция. А род войск в составе итальянских вооружённых сил. Существуют даже карабинерские парашютно-десантные подразделения. В случае войны карабинеры образуют самостоятельную боевую единицу, в остальное же время участвуют в миротворческих миссиях, занимаются охраной посольств за рубежом и так далее. Плюс к тому, выполняют функции полицейского спецназа. Террористы, захваты заложников и прочее — это всё к ним. Но по совместительству они успевают быть ещё и гражданской полицейской структурой. Если будете в Италии, то непременно увидите этих парней в чёрной форме с белой портупеей, украшающих собой улицы тамошних городов. Ладно, вернёмся в квартал Пиластро.

Около десяти часов вечера патрульная машина обгоняет белый «Фиат Уно». Который не вызывает никаких подозрений. Может возникнуть закономерный вопрос: но как же так, ведь совсем незадолго до того подобный автомобиль фигурировал как минимум в двух ярких криминальных эпизодах? Объясняется это просто: «Фиат Уно» — самая распространённая на тот момент машина в Италии. Белый — самый популярный её цвет. Другими словами, это совершенно ничем не примечательный, совершенно не выделяющийся из потока автомобиль.

Внезапно «Фиат» ускоряется, в свою очередь нагоняет карабинеров, равняется с их машиной. Сидящий на переднем пассажирском сидении человек несколько раз стреляет из окна в водителя патруля. Уже смертельно раненный, тот пытается оторваться от преследователей, но врезается в мусорные баки. Его коллеги успевают сделать лишь несколько ответных выстрелов. Затем их сметает шквал огня из автоматического оружия. Нападающие приближаются и добивают всех выстрелами в головы. Из машины карабинеров они забирают единственную вещь: протокол, в котором содержатся номера замеченных во время дежурства подозрительных автомобилей.

Погибшие патрульные не были первыми из тех, кому не повезло встретиться с членами Банды делла Уно бьянка. В апреле 1988 года двое других карабинеров попытались проверить документы у пассажиров белого «Фиата Уно». Плохая идея. Они были нашпигованы пулями быстрее, чем успели открыть рот и представиться.

Так кто же эти люди? Грабители? Фашисты? Террористы?

Итальянские правоохранительные органы — не самые совершенные в мире, мягко говоря. Но даже там нельзя вот так просто взять и расстрелять стражей порядка. И карабинеры и полиция искали нападавших всерьёз и со всей ответственностью. Тщетно. Ни улик, ни подозрений, ни свидетелей. Никаких зацепок. Вообще ничего. Белый «Фиат» появлялся из ниоткуда и исчезал в никуда. Ну, точнее, его пассажиры. Сами-то машины были во всех случая разными, конечно же. Поскольку «Уно» был не только самой распространённой, но и самой легкоугоняемой моделью.

Кстати, о свидетелях. Их не было по очень простой причине. Для того чтобы иметь возможность что-либо засвидетельствовать, требуется как минимум быть живым. Нет, это не означает, что бандиты перебили совсем уж всю Болонью. Однако свидетели свидетелям рознь. Показаниями вида «приехали люди на белом „Уно“, ранили меня и уехали обратно» следствие располагало во множестве. Но лишь только речь заходила о чуть более конкретных деталях…

Октябрьским днём 1990 года Примо Дзекки, обычный болонец средних лет, слушал радио в своей машине, ожидая пока подойдут его жена и дочь. Из припаркованного на другой стороне дороги белого «Фиата» вышли два человека, на ходу натягивая на головы маски, и с оружием в руках направились в ближайший магазин. Дзекки, не теряя времени, крикнул какой-то выглянувшей из окна синьоре: «Звоните в полицию!» — подошёл к «Фиату», осмотрел его номера и снова сел в свою машину. Если бы он знал, что за это будет награждён Золотой медалью за гражданскую доблесть, то, скорее всего, крайне удивился бы. Болонья — не Чикаго 30-х годов. Это спокойный и безопасный город. Нормальный образ действий его жителя: видишь ограбление — вызови полицию и постарайся запомнить номер. Разве ж есть в этом какая-то доблесть? Так и должно быть. Так было всегда.

Вот только медалью этой он будет награждён посмертно. Совершив ограбление, экипаж белого «Фиата» уже было собирался уезжать. Но тут один из бандитов заметил сидящего в машине Дзекки. Приблизился, заставил того выйти из-за руля и дважды выстрелил ему в голову.

Ладно, хорошо. Здесь, по крайней мере, можно проследить какую-то, пусть и извращённую, но логику. Это не единственный в мировой истории случай, когда грабители устранили невольного свидетеля их преступления. Вот, однако, другой эпизод.

В мае 1991 года двое мужчин, один из которых носил очки с сильными диоптриями, зашли в оружейный магазин в самом центре Болоньи. Посетитель в очках попросил хозяйку магазина показать ему пистолет «Беретта», со знанием дела осмотрел оружие, одобрительно хмыкнул, достал из кармана снаряжённый магазин, вставил в пистолет и без лишних разговоров застрелил хозяйку и её помощника. Бандиты не взяли даже деньги из кассы. С собой они унесли только две «Беретты». Ни и где, спрашивается, логика в этом случае?

Мало того, чтобы умереть не всегда требовалось даже быть свидетелем чего-либо. В августе 1991 года банда расстреляла машину с тремя сенегальцами: двое убитых, один раненый. Просто за то, что те были чёрными в Болонье. Когда усталые, но довольные бандиты возвращались после этого злодеяния домой, они случайно подрезали на дороге машину с какими-то молодыми людьми, вполне себе белыми итальянцами. А те имели неосторожность показать водителю «Уно» неприличный жест. В качестве ответной любезности бандиты некоторое время гонялась за ними по всему городу, прямо на ходу стреляя из окон машины. Но в этот раз, к счастью, ни в кого не попали. Видимо, и правда были уставшими.

Короче говоря, всё это можно перечислять очень долго. С 1987 по 1994 год Банда делла Уно бьянка поучаствовала в ста трёх преступных эпизодах, повлёкших смерть двадцати четырёх и ранение ста двух человек. Ограбления всего, что можно ограбить, от пунктов оплаты проезда по автомагистралям до банков, похищения, убийства, просто акты немотивированного насилия… Деятельность банды отличалась таким разнообразием, что фактически до последнего момента полиция не понимала, что имеет дело с одной и той же группой преступников.

А теперь давайте вспомним исторический контекст, в котором всё это происходило. Лишь недавно окончательно справились с последними остатками Красных бригад. Тина Ансельми поставила финальную точку в отчёте возглавляемой ей парламентской комиссии. В Палермо отгремел Максипроцесс и дон Корлеоне уже готовился взрывать музеи и церкви. Всё ещё тянулись бесконечные суды по делам Пьяцца Фонтана, Брешии, «Италикуса». И, кстати, теракта на вокзале в той же Болонье. Джулио Андреотти раскрывал подробности «Гладио». Прокурор Фальконе собирался изгнать водителя из-за руля и отправиться в путь. Прокурор Ди Пьетро утирал со лба трудовой пот, не успевая записывать показания изловленных коррупционеров…

Только вот мы-то с вами читаем об этом на бумаге или экране. Но попробуйте поставить себя на место итальянских граждан, которым приходилось среди всего этого жить. Тут надо ещё учесть, что Болонья, в силу комплекса исторических причин, — город особенный. Город студенческий, город крайне политически активный, город леволиберальный, если не сказать — коммунистический. Отнюдь не случайно улица, на которой впоследствии будет установлен памятник жертвам Банды делла Уно бьянка, называется Viale Lenin — улица Ленина.

Итак, ещё раз, что мы видим: были политически активные и по-левацки настроенные граждане; было немотивированное и бессмысленное насилие со множеством погибших и раненых, фактически — растянутый во времени теракт; были неспособные никого изловить правоохранительные органы. Вам это ничего не напоминает? Ну, например: «дестабилизировать, чтобы стабилизировать»? Вот и болонцам тогда сразу же пришло в голову нечто подобное.

Для местных стражей порядка наступили тяжёлые времена. Общественность негодовала. Начальство, на которое в результате общественного негодования сыпались все шишки, тоже негодовало. В общем, все негодовали и возмущались друг другом. Требовалось срочно арестовать хоть кого-нибудь. И аресты не заставили себя ждать.

— Это молодёжная банда, — сказала полиция. — Вон какие-то подозрительные юнцы. Взять их!

— Нет, это террористы, — сказали карабинеры. — Вот тот гражданин похож на террориста. Несите наручники!

— Да что вы все понимаете, — сказала Гвардия ди Финанца, — это организованная преступность. Во, во!.. Мафиози побежал!.. Хватайте его!

— Ерунда, — сказал Антитерроризм. — Это бывшие армейские спецназовцы. Мы тут убили одного подходящего при попытке ограбления. Зуб даём, это всё он.

К 1994 году совместными усилиями они изловили и осудили пятьдесят пять человек. Некоторые из пойманных действительно были весьма неприятными типами. Все дружно отрапортовали о полном разгроме преступности в Болонье, пожали друг другу руки и порешили списать дело белого «Фиата» в архив. Маленькая проблема заключалась только в одном. Никто из арестованных не имел ни малейшего отношения к Банде делла Уна бьянка.

Так или иначе, но в этом самом 1994 году волна убийств действительно спала. Банда сосредоточилась в основном на ограблениях банков. Девять штук за год, при всего одном убитом. Тут полиции наконец-то слегка повезло. На запись банковской камеры наблюдения попала часть лица одного из бандитов, того самого высокого очкарика.

Следует уточнить, что банда действовала не только в Болонье, где попросту не нашлось бы нужного количества банков, но и по всей территории Эмилии-Романьи. Включая Римини. А там, в Римини, работали двое полицейских, которые, по счастью, оказались слишком умными и слишком ленивыми, чтобы ловить столь нетрадиционных бандитов традиционными методами: Лучано Бальони и Пьетро Костанца.

Они пришли к начальству с революционной идеей: если хочешь поймать преступников — нужно думать как преступники. Очевидно, что перед каждым ограблением бандиты проводили рекогносцировку на местности. Проводили столь тщательно и с учётом таких мельчайших деталей, что полицейские невольно задавались вопросом: а не является ли кто-нибудь из членов банды бывшим сотрудником правоохранительных органов? Ибо критерии, по которым преступники выбирали банки, всегда учитывали порядок действий полиции в таких случаях. Следовательно, если бы эти критерии удалось понять, можно было бы установить, какой банк будет ограблен следующим. Начальство план одобрило, и вместо томления в душном кабинете Бальони и Костанца отправились вживаться в роль грабителей.

Тут им повезло уже сильно. Сидя в машине напротив очередного банка и прикидывая, как бы его сподручнее ограбить, полицейские заметили белый «Фиат Уно» с заляпанными грязью номерными знаками. Впоследствии они честно признавались, что решили проследить за ним просто так, от нечего делать. Следуя за «Фиатом», они достигли маленькой деревушки неподалёку от Римини. Там водитель «Уно» остановил машину и зашёл в какой-то дом. Водителем оказался высоким мужчиной в очках с сильными диоптриями. Бальони и Костанца со всех ног бросились в местный муниципалитет, выяснять, кто же в подозрительном доме живёт. Домовладельца звали Фабио Сави. И его фотография совпадала с фотографией грабителя, заснятой банковской камерой.

У Фабио был старший брат, Роберто Сави. Гипотеза о том, что один из членов банды в прошлом служил в полиции, оказалась ложной. Ибо Роберто был вовсе даже не бывшим полицейским. А действующим.

Проверка показала: во всех случаях, когда на улицах появлялся белый «Уно», заместитель начальника оперативного радиоцентра болонской полиции Сави отсутствовал на службе. В ноябре 1994 года Роберто арестовали. Арестовывать его было очень удобно. Не пришлось даже никуда специально для этого ездить. Он сам пришёл в квестуру. На работу, собственно. При задержании Сави не сопротивлялся, хотя мог бы. В карманах у него имелись два пистолета и четыре запасных магазина.

Фабио же, тоже вооружённый до зубов, успел сбежать. Его поймали спустя несколько дней, когда ему уже почти удалось пересечь границу с Австрией. Один из изъятых у него пистолетов был той самой «Береттой», из которой убили хозяйку оружейного магазина. Вместе с Фабио арестовали и его девушку, румынку по имени Эва Микула, активно участвовавшую в подготовке преступлений. От неё полиция и получила основную порцию сведений о банде. Позднее, как главный свидетель обвинения, активно сотрудничавший со следствием, она будет освобождена в зале суда. И сразу же пойдёт сниматься голой для журнала «Пентхаус».

У Роберто и Фабио был и третий брат, Альберто Сави. Тоже полицейский. После ареста родственников, он заявил журналистам:

— Да если б я только знал!.. Да я б своими руками!.. По пуле в голову этим ублюдкам!..

Через несколько дней Альберто был арестован, как активный член банды. Но это было ещё не все. Пьетро Гульотта. Марино Оккипинти. Лука Валличелли. Все — члены банды. Все — действующие полицейские. Собственно, в Банде делла Уно бьянка полицейским не был только Фабио Сави. И то лишь потому, что его не взяли в полицию по зрению. Впрочем, все они, кроме Роберто и Фабио, были скорее мальчиками на побегушках и участвовали лишь в отдельных — как правило, бескровных — ограблениях.

Похождения семейства Сави начались в 1987 году, когда у Роберто, атамана будущей банды, не хватило денег, чтобы оплатить ипотеку. Он позвонил родственникам и прямо на личной машине Альберто братья поехали грабить пункт оплаты проезда по автомагистрали. А через час, уже в полицейской форме, прибыли туда же, расследовать собственное преступление. Лёгкость, с которой удалось это мероприятие осуществить, понравилась Сави настолько, что за два последующих месяца они ограбили ещё двенадцать пунктов оплаты. Вскоре, однако, деньги стали приятным, но не обязательным дополнением. Да и не так уж много денег и было. За всё время существования банды её суммарная добыча составила — в пересчёте с лир — лишь чуть более ста тысяч евро. Меньше, чем официальная зарплата любого из них за тот же период.

Братьям нравился не результат, им нравился процесс. Возможность вволю пострелять — Роберто и Фабио были большими фанатами оружия, у них изъяли огромные арсеналы, на пополнение которых в основном и уходили все нетрудовые доходы — и чувство полной безнаказанности.

И действительно, как поймать бандита, который не просто в курсе всех планов по собственной поимке, но и активно участвует в их разработке и реализации? Не будем забывать, что Роберто сидел прямо в оперативном центре, в режиме реального времени получая всю информацию о малейших телодвижениях своих коллег. Доходило до смешного: «Беретта» AR70, из которой Роберто перестрелял кучу народу, была официально зарегистрирована на его имя. Полиция, разумеется, провела тщательную проверку всех владельцев подобного оружия. Сави же просто купил ещё одну такую же винтовку, представил её сам себе к осмотру и признал себя полностью непричастным к совершённым преступлениям.

И как поймать бандита, который не стесняется устранять любых свидетелей? Так, например, карабинерский патруль они расстреляли просто на всякий случай, рассудив, что те, с некоторой вероятностью, могли записать номер их машины. Вот почему выше я подчёркивал разницу между полицией и карабинерами. О действиях этой конкурирующей правоохранительной структуры у полицейского Сави информации было несколько меньше. И потому, на его взгляд, проще было их убить. Что же до цыган и чернокожих, это они и вовсе делали лишь для развлечения и стрелковой практики. Поскольку в довершение всех своих многочисленных недостатков действительно были ещё и расистами.

История Уно бьянка обрела в Италии широчайшую известность, а само словосочетание прочно вошло в газетный и политический лексикон. И породила множество конспирологических теорий. Никто до сих пор толком не понимает, зачем Сави вообще совершали преступления? Обычный бандит или мафиози стреляет в людей ради денег. Террорист — ради какой-то идеи. Это же парни стреляли просто потому, что могли. Во всяком случае, складывается именно такое впечатление.

Версия о том, что неуловимая банда представляла собой лишь кучку поехавших головой полицейских не устраивала очень и очень многих. Ни родственников жертв, ни журналистов, ни политиков. Да и полицию, кстати, тоже. Ибо покрывала её несмываемым позором. Трудно примириться с мыслью, что тот, кто призван тебя охранять, либо тот, вместе с кем призван охранять порядок ты сам, способен вот так, за здорово живёшь, убивать людей направо и налево. И по сей день слышны возгласы: «за Сави стояли спецслужбы!», «за Сави стояла мафия!», «за Сави стояли рептилоиды!» Сам же Фабио Сави, когда его напрямую спросили: «Что скрывается за белым „Фиатом“?» — отвечал так, цитирую: «Что скрывается за „Фиатом“? Номерной знак, фонари и бампер. Вот, пожалуй, и всё». Стоит ли ему верить, я сказать затрудняюсь.

Но суть была не в этом. История Уно бьянка — лишь частный пример общественно-политической атмосферы, сложившейся в Италии в те времена.

Растерянность. Подозрительность. Страх. Бессилие.

В 1994 году на сцену музыкального фестиваля в Сан-Ремо поднялся писатель и актёр Джорджо Фалетти и исполнил песню, обильно содержавшую в тексте слово minchia. По смыслу его можно перевести как «нах». Уж извините, но это тот случай, когда слово из песни и впрямь не выкинешь. Песню Фалетти именно исполнил, а не спел. Хотя он и был очень талантливым человеком, но вот его вокальные данные… Ладно, не суть важно.

Выступление, однако, сорвало овацию, песня заняла второе место в конкурсе и получила специальный приз критики. Диск с ней стал платиновым. Почему? А вот почему:

Это была песня, исполненная от лица карабинеров, с очевидной аллюзией на убийство Фальконе и Борселлино.

И в этом была суть. Италия устала терпеть. Устала терпеть продажных политиков, устала терпеть мафию, устала терпеть бессильные что-либо изменить правоохранительные органы.

Нах, синьор лейтенант! Перемен! Мы ждём перемен!

И настали перемены. И у перемен было имя. И имя было Сильвио.

***

Помните сказку про голого короля? В которой, чтобы пробить брешь в стене всеобщего молчания, хватило одного-единственного мальчика? Вот так и в этой истории. Понадобился только один человек. Не полицейский, не прокурор, не политик… Обычный двадцатисемилетний мальчишка. Который изменил всё.

Италия, наши дни.

Он распахивает глаза, резко приподнимается, судорожно хватает ртом воздух. Нет, ничего. Всего лишь кошмарный сон. Вновь откидывается на подушку, некоторое время лежит неподвижно. Нащупывает на тумбочке пачку сигарет, делает пару затяжек, встаёт, шлёпает в ванную. Открывает воду, поднимает глаза к зеркалу. Смуглая кожа, густые брови, трёхдневная щетина, глубокие залысины, которые он маскирует, брея голову под ноль. Типичный тридцатисемилетний неаполитанец. Накинув халат, он выходит в гостиную.

Его ждут.

Две массивные фигуры в бронежилетах расположились в креслах. На журнальном столике лежит автомат. Это его не удивляет. Он спокоен. За десять последних лет, с тех пор как ему был вынесен смертный приговор, сохранять спокойствие он научился отлично.

— Привет, парни, — говорит он, — Как дежурство? Кофе будете?

Его зовут Роберто Савиано. Десять лет назад он написал книгу «Гоморра. Путешествие по экономической империи и мечтам о всевластии Каморры». Десять лет он живёт под постоянной охраной полиции.

Роберто не был ни инсайдером, ни свидетелем каких-либо конкретных преступлений. Он просто рассказал о том, что из повседневного опыта знал каждый житель Неаполя, Казерты и других населённых пунктов Кампании, захваченных невидимыми на первый взгляд оккупантами. Рассказал об опустошениях, которым Каморра подвергает регион в поисках наживы. Рассказал о детях, мечтающих стать преступниками, и о политиках, уже осуществивших эту мечту. Рассказал о тех немногих, кто находит в себе мужество сопротивляться и умирает под пулями бандитов.

Хорошо, может быть, знал и не каждый. Может, не в полном объёме. Савиано всё же был не обывателем, а журналистом. Однако, при желании на его месте мог бы оказаться практически кто угодно. Мог. Но предпочитал хранить молчание. Всеобщее молчание, омерта национального уровня — вот в чём была сила Каморры, секрет её многолетнего могущества.

Да, нация знала, что где-то там на юге есть какие-то нехорошие люди. Да, она смотрела художественный фильм «Каморрист» о похождениях Раффаэле Кутоло. Но до тех пор это для неё и правда было чем-то вроде детективного сериала. Как бы и здесь, в Италии, но как бы понарошку, как бы не всерьёз.

Первый тираж книги разлетелся словно горячие пирожки. Издательство спешно названивало в типографии, а Савиано попал в телевизор. И начал говорить. Полупустые до того залы заседаний процесса «Спартак» вдруг оказались битком набиты журналистами. Летели головы и погоны. На место событий спешно выдвигались высокие правительственные комиссии. Звучали многочисленные извинения, обещания и заверения…

Помогло? Нет, конечно же. Да, казальских разгромили. Но не до конца. Сегодня они вполне живы и продолжают действовать. Хотя, возможно, и потеряв былое величие. Но штука-то в том, что казальские — вовсе не Каморра. А только один из её кланов. Всего же их в Кампании насчитывается более сотни. Ослабление или исчезновение любого из них — лишь расчищает рабочую территорию для других.

И в этом смысле одолеть Каморру ещё тяжелее, чем Козу Ностру. У той хотя бы действительно есть «сердце спрута». А что делать, если спрутов — десятки и сотни?.. И что делать, если казалось бы уже вырванное сердце спрут научился отращивать вновь?