1942 год, Нью-Йорк.

В одиночной камере тюрьмы строгого режима «Клинтон коррекшнл фасилити» появляются визитёры — несколько офицеров разведки военно-морского флота США.

— Америка нуждается в вас, сэр! — говорят они обитающему там заключённому. Тот удивлён. Он не имеет ни малейшего отношения ни к разведке, ни к флоту. Более того, всегда полагал, что американское государство считает его своим злейшим врагом. И по возможности отвечал государству полной взаимностью. Да и сейчас не видит причин, по которым ему следовало бы это мнение изменить.

— Правительство Соединённых Штатов просит засвидетельствовать вам своё уважение, сэр! — говорит один из офицеров. Затем, немного подумав и вспомнив что-то, поспешно добавляет: — Крёстный отец, сэр!

— Вот теперь — совсем другое дело, — удовлетворённо кивает заключённый.

На Сицилии, где он родился, его звали Сальваторе Луканиа. Для американцев же он — Чарльз «Лаки» Лучано, босс боссов итальянской мафии и хозяин криминального Нью-Йорка.

В феврале 1942 года в нью-йоркском порту сгорел и затонул трансатлантический лайнер «Нормандия». Разведка военно-морского флота подозревала диверсию немецких агентов. Они знали, что порт контролируют люди Лучано. И обратились к нему за помощью в расследовании.

Но это было ещё не всё. Америка готовилась вступить в войну в Европе. Одним из предполагаемых мест высадки должна была стать Сицилия. На которой у Лучано имелось множество надёжных контактов. Контактов очень специфических, разумеется. Однако военное командование полагало, что, когда речь идёт о победе над нацизмом, некоторыми моральными условностями можно смело пренебречь.

Так дон Лаки вступил в антигитлеровскую коалицию. В обмен на это его перевели в тюрьму с более мягким режимом, а вскоре после завершения войны, в 1946 году, депортировали в Неаполь, где, до самой своей смерти по естественным причинам шестнадцать лет спустя, он отбывал нечто среднее между ссылкой и почётной пенсией ветерана гангстерского труда.

В июле 1943 года началась операция «Хаски». Американские войска высадились на Сицилии. В числе первых на вражеском берегу оказался небольшой отряд весьма специального назначения, деловито устремившийся к некоей лишь ему ведомой цели. Состоял он не из солдат, а из агентов созданного в 1942 году УСС — Управления стратегических служб, которое чуть позднее будет переименовано в Центральное разведывательное управление.

Шпионы УСС действовали в Италии уже давно. Миссия их была вполне благородна. Помимо непосредственной разведки, они налаживали контакты с итальянским антифашистским подпольем и партизанами, координировали их деятельность, поставляли оружие, занимались организацией пропагандистской работы. Другими словами, честно сражались на передовой невидимого фронта.

Но вернёмся к нашему отряду. Куда шёл он сквозь разрывы снарядов и под аккомпанемент пулемётных очередей? На спасение. Вовсе не Райана, однако, и уж точно не рядового. Пунктом его назначения была тюрьма, где томились несколько узников фашизма. Впрочем, погодите их жалеть. Это был редчайший случай, когда фашистский режим угнетал тех, кто действительно заслуживал быть угнетённым. Агенты УСС спешили освободить главарей Коза Ностры, сицилийской мафии. Не просто освободить, но и незамедлительно раздать им официальные должности в новой оккупационной администрации Сицилии. Вот зачем нужны были контакты Лаки Лучано. И вот кто этими контактами был.

Но почему мафия? Почему не подпольщики, не партизаны, не честные итальянцы, сражавшиеся против фашизма? Дело в том, что шеф итальянской секции УСС Джеймс Хесус Энглтон был дальновидным человеком. Он полагал, что победа над фашизмом уже предрешена. Беспокоило его не столько это, сколько то, что над Европой вставала заря новой глобальной угрозы. Красная заря.

В марте 1946 года Уинстон Черчилль произнёс Фултонскую речь.

— От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, был опущен железный занавес, — сказал он.

Напомню, Триест — это Италия. Которая располагалась ровно на границе, разделяющей то, что позднее станет НАТО и Организацией Варшавского договора соответственно. Точнее, Югославия в ОВД в итоге не войдёт, но тогда об этом ещё никто не знал. Мало того. Там, в Италии, была самая многочисленная, хорошо организованная, вооружённая и отлично умеющая вести партизанскую войну коммунистическая партия в Западной Европе. Что в таких условиях должна была сделать итальянская секция УСС/ЦРУ? Правильно. Во-первых, не допустить усиления коммунистических настроений внутри страны. Во-вторых, подготовить план действий на тот случай, если советские или югославские танки в один прекрасный момент пересекут границу. А кто является злейшим врагом коммунистов? Правильно. Фашисты.

В начале мая 1945 года Джеймс Энглтон ехал из Милана в Рим. Рядом с ним в машине сидел человек в форме американского военно-морского офицера. Это был князь Юнио Валерио Боргезе, командир 10-й флотилии МАС, элитного подразделения вооружённых сил Республики Сало́. При других обстоятельства князь мог бы прямо без грима играть классического фашиста в советских фильмах про войну. Поскольку он им и был, со всеми полагающимися атрибутами: пытками, расстрелами и повешениями. Достаточно сказать, что один из замков близ Тревизо, в котором во времена Сало́ не покладая рук трудились бойцы 10-й МАС, и по сей день носит прозвище Castello delle urla strazianti — «Замок душераздирающих воплей».

После окончания войны Боргезе был арестован партизанами. Печально сложилась бы его судьба, не подоспей на выручку Энглтон. Князь не был единственным. В те дни сотрудники УСС работали без выходных. По всей стране куда-то пропадали бывшие офицеры наиболее боеспособных фашистских частей: морпехи, десантники, разведчики. Позднее их следы обнаруживались в США, где они проходили переподготовку.

Среди фашистов, с которыми тогда встречался Энглтон, был и человек по имени Личо Джелли. Запомним это имя. Пока же поговорим о послевоенной итальянской политике в целом.

Как мы уже знаем, антифашистские партизаны делились на две части: партизаны красные и партизаны разноцветные. Львиную же долю среди последних имели «зелёные» партизаны-католики. Вслед за окончанием войны все они разбрелись по трём основным партиям: Коммунистической, Социалистической и Христианско-демократической. Были, разумеется, и другие мелкие партии, но они нас не слишком интересуют. Кроме, пожалуй, одной: Movimento Sociale Italiano — «Итальянского социального движения», которое создали — ба, знакомые всё лица! — члены бывшей Фашистской партии Муссолини, прямой наследницей каковой оно, собственно, и являлось.

В июне 1946 года итальянцы путём общенационального референдума прогнали короля и передали всю власть в новорождённой Республике Учредительному собранию, 35 % мест в котором, по результатам голосования, получили христианские демократы, 21 % — социалисты, 19 % — коммунисты. Главой временного правительства стал наконец-то вылезший из подвалов Ватикана лидер демохристиан Де Гаспери.

Нетрудно догадаться, кто из этой троицы был наиболее симпатичен американцам. Они предложили Де Гаспери сделку: мы тебе — экономическую помощь в виде плана Маршалла, а ты нам — центристское правительство без этих промосковских деятелей. Тот хотя и был истинным демократом, но всё же полагал, что Италии деньги на послевоенное возрождение нужнее, чем социалисты с коммунистами. И, недолго думая, согласился. Левые страшно обиделись, обозвали своё изгнание из правительства «ползучим государственным переворотом», однако из состава Учредительного собрания не вышли. Ограничившись тем, что поубивали некоторых бывших фашистов и прочих классовых врагов да силой оружия захватили миланскую префектуру. Ситуация обострилась настолько, что пришлось вмешаться лично Сталину, сказавшему генсеку Компартии Пальмиро Тольятти: мы, мол, обязательно по этим капиталистам бахнем. Но потом. А сейчас — не время, рано ещё.

Важно понимать следующие. С одной стороны, те первые демохристиане — тоже, как и коммунисты, были бойцами Сопротивления и настоящими итальянскими патриотами. Они действительно пользовались большой и вполне заслуженной поддержкой населения. Было бы ошибкой обвинять их в продажности. Равно как, с другой стороны, и итальянских левых не стоит считать такими уж безобидными страдальцами. Сложись обстоятельства иначе, они бы с удовольствием пустили значительную — читай: буржуазную — часть страны на котлеты. Христианские демократы не без оснований опасались красного вооружённого переворота настолько, что их полуподпольные боевые организации, выросшие из католических партизанских отрядов, были окончательно распущены лишь в 1954 году.

В апреле 1947 года на Сицилии прошли выборы в органы местного самоуправления. Победу на них одержал блок коммунистов и социалистов. В стратегически важном средиземноморском регионе резко вырос уровень красной угрозы. Что, разумеется, не могло не насторожить американцев. Которые, в преддверии первых выборов в уже настоящий парламент, идущий на смену Учредительному собранию, поспешили оказать идеологическим союзникам всю возможную помощь и поддержку. Представители высшего руководства демохристиан впоследствии открыто признавали, что значительная часть предвыборного финансирования их партии проистекала со счетов ЦРУ. Но вот интересный вопрос: ограничивалась ли она, эта помощь, лишь деньгами?

1 мая 1947 года. Для Италии, как и для всего остального мира, — это День солидарности трудящихся. Пара тысяч сицилийских крестьян из близлежащих деревушек собралась под красными флагами в местечке Портелла делла Джинестра — небольшой долине, зажатой между невысоких гор, — чтобы отпраздновать Первомай и победу на региональных выборах.

Вдруг посреди толпы разрываются гранаты. С близлежащего горного склона по безоружным людям бьют пулемёт и автоматы. Итог бойни: одиннадцать убитых и двадцать семь раненых.

Кто стрелял?

По мнению суда, состоявшегося в начале 50-х годов, стреляла банда некоего Сальваторе Джулиано. Нет, Джулиано не был мафиози. Он был именно классическим бандитом, который грабил всё и всех, бегал по горам от карабинеров и вообще всячески развлекался. Изображая, впрочем, из себя местную разновидность Че Гевары, сражающегося за независимость Сицилии от Италии, и охотно раздавая интервью заезжим журналистам: не люблю, мол, коммунистов, они хотят отобрать у крестьян землю. С тем, что Джулиано в Портелле тогда действительно присутствовал никто не спорит. Но по собственной ли инициативе?

Родственники погибших много лет вели альтернативное расследование. Они нашли свидетелей, которые в день бойни видели неподалёку от места событий вооружённых членов местной мафии. В обычных условиях мафиози не стреляют в толпу просто ради развлечения. Однако, как мы помним из истории Королевства обеих Сицилий, мафия традиционного работала на крупных землевладельцев. А тем, в свою очередь, жить под властью партии, на знамёнах которой начертан лозунг «Земля — крестьянам!», явно не представлялось такой уж хорошей идеей.

Мало того, недавно, уже в нашем веке, в рассекреченных архивах американских и британских спецслужб историки обнаружили любопытные документы. Из которых следует, что вольный стрелок Джулиано в действительности мог быть не таким уж и вольным. Ибо носил звание младшего лейтенанта 10-й флотилии МАС. Банда же его представляла собой не случайное сборище бедняков и бедолаг, а продукт интеллектуального труда Энглтона: составную часть законспирированной сети по силовому противодействию возможному коммунистическому перевороту. Версия эта, следует признать, достаточно спорна. Хотя в её пользу говорит и такой, например, факт: люди в Портелле пострадали в том числе от разрывов гранат. Вот только с места, откуда вёлся огонь, добросить гранату до толпы было невозможно чисто физически. Стреляли из гранатомёта. Довольно необычный предмет в руках захолустного сицилийского бандита в 1947 году. Зато вполне штатное оружие для бойцов 10-й МАС.

Самого же Джулиано было уже не спросить. Ареста он, по счастливой для себя случайности, сумел избежать, будучи убитым собственным подручным. Однако, этот самый подручный, которого всё же поймали, вдруг принялся рассказывать о каких-то депутатах от Христианско-демократической партии, якобы и заказавших Джулиано бойню. Врал и наговаривал, разумеется. Хорошо ещё, что он не сумел до конца опорочить этих честных людей, решив, находясь в тюремной камере, выпить кофе со стрихнином. Так, должно быть, с удовлетворением подумал про себя Джулио Андреотти, уже превратившийся к моменту этого кофепития из руководителя молодёжной организации демохристиан в министра внутренних дел Италии.

В это же время по Сицилии прокатилась волна и других преступлений: множество убийств профсоюзных активистов, коммунистов и социалистов, совершённых с использованием автоматического оружия и гранат. И самое главное. На региональных выборах, как мы уже знаем, победили левые. После бойни в Портелле по всей Италии прогремели манифестации протеста и забастовки. «Не забудем, не простим! Бей фашистскую гадину!» — кричали коммунисты. А вот правительство Сицилии, которое было сформировано чуть позднее, оказалось вполне себе центристским. И этот факт левое большинство почему-то решило проигнорировать. Но кто бросит в них за это камень? А даже если кто-то и бросит… Лучше уж камень, чем гранату.

Сицилия, впрочем, это ещё не вся Италия. На состоявшихся в апреле 1948 года первых постфашистских выборах в национальный парламент демохристиане получили 48 % голосов. Блок коммунистов и социалистов — 30 %. С точки зрения американцев, — катастрофический результат для одной из ключевых стран зоны их влияния. Госсекретарь США Джон Фостер Даллес — родной брат другого Даллеса, того самого, с пресловутым (полу) мифическим планом имени себя — потребовал объявить итальянскую Компартию вне закона. К чести итальянцев, все без исключения парламентские силы твёрдо и единогласно высказались против его идеи. Что несколько разрядило обстановку, и к началу 50-х годов накал конфликта между центристами и левыми спал.

Но тут возникла другая проблема: напуганная предыдущими событиями часть католического клира во главе с самим папой Пием XII выступала за создание правоцентристской антикоммунистической коалиции, которая объединила бы христианских демократов и «Итальянское социальное движение», то есть фашистов. Это поставило премьер-министра Де Гаспери в сложное положение. С одной стороны, он был примерным католиком. С другой же — его личные антифашистские взгляды сомнению не подлежали.

— Нелёгкая это работа — вразумлять церковников! — сказал шефу его протеже и любимчик Андреотти. — Я могу это сделать.

— Но как, Джулио?

— Вот скажите, синьор премьер-министр, вы же в церковь каждый день исправно ходите, не так ли? А зачем?

— Чтобы говорить с Богом, разумеется.

— В этом и ошибка. Стоило бы говорить со священниками. Видите ли, Бог, в отличие от них, не голосует.

Близкие контакты с Ватиканом позволили Андреотти предотвратить создание альянса с фашистами, укрепить свои позиции среди демохристиан, а равно и обрести преданных избирателей в лице отцов церкви. Читай: их верной паствы. Что чрезвычайно пригодится ему в дальнейшем.

Христианские же демократы сообразили, что в одиночку их центристской гегемонии не выстоять. Рано или поздно её обрушат либо слева, либо справа. А значит, нужно было перехватить инициативу и создать коалицию. С социалистами, например. Тем более что в 1953 году умер Сталин, Хрущёв сделал доклад о разоблачении культа личности, и образ доброй советской сказки начал тускнеть, став вовсе уж мрачным в 1956 году, после советского вторжения в Венгрию.

— Нет, на такое мы не подписывались! Дальше вы уж как-нибудь без нас с этими своими русскими, — сказали коммунистам социалисты.

Впрочем, с точки зрения американцев, ничего хорошего в расколе левого лагеря не было. С одной стороны, радикальная часть коммунистов ещё более радикализировалась. С другой же, социалисты оказались близки к тому, чтобы войти в правительство. Что, в свою очередь, вело к детской болезни левизны всей итальянской политики. И хотя пациент был пока скорее здоров, чем болен, о лекарстве не мешало позаботиться заранее.

В 1953 году главой итальянского отделения ЦРУ стал Уильям Колби. Он работал в тесном контакте с организацией под названием Servizio informazioni forze armate (SIFAR) — итальянской военной разведкой. Речь, собственно, шла даже не о контактах. ЦРУ просто-напросто создала SIFAR, набрав в неё бывших агентов военной разведки Муссолини и свозив их на обучение в США. Руководил же ей в тот момент генерал карабинеров Джованни де Лоренцо, успевший повоевать на Восточном фронте и помёрзнуть под Сталинградом. Правда, затем он исправился и с 1943 года партизанил в Сопротивлении.

В 1946 году была создана и другая спецслужба, Ufficio affari riservati, — политическая полиция. В 70-х годах её некоторое время возглавлял Умберто Федерико Д’Амато. Который несколько позднее с гордостью демонстрировал журналистам наградной знак «За сорокалетнюю безупречную службу в ЦРУ».

Потому есть некоторое подозрение, что итальянские государственные секретные службы — итальянскими были весьма номинально. Мало того, возможно, что и государственными они являлись только отчасти. Хотя секретными эти спецслужбы уж точно были. Во всяком случае, соглашение, которое заключили Колби и Де Лоренцо в 1956 году, было секретным настолько, что во всей Италии о нём поставили в известность лишь троих: президента, премьер-министра и министра обороны. Причём «поставили в известность» — вовсе не означает «спросили согласия». Началась операция «Гладио».

Что мы достоверно о ней знаем? Не слишком много. Лишь то, что уже в 90-х годах официально признал Джулио Андреотти, успевший к тому времени семь раз побывать премьер-министром страны и поносить кучу самых разных министерских портфелей.

Командование НАТО, очевидно, не испытывало иллюзий ни по поводу верности Италии идеалам евроатлантизма, ни по поводу боеспособности её регулярной армии. Перед внутренним взором натовских генералов отчётливо вставали образы русских солдат, моющих сапоги в фонтане Треви, и советских танков, штурмующих склоны Везувия. Что нужно было сделать, чтобы нанести противнику максимальный урон ещё до того, как на помощь подоспеют нормальные — читай: американские — войска, которые положат конец осквернению мирового культурного наследия? Правильно. Нужно было заранее создать в зоне потенциальной советской оккупации фронт за линией фронта. Законсервированное до поры партизанское движение. По словам Андреотти, боевое ядро «Гладио» состояло из шестисот двадцати двух человек, которые в час X получили бы доступ к надёжно спрятанным ста тридцати девяти складам оружия…

Так, стоп… Серьёзно?.. Шестьсот двадцать два человека? Ладно, пусть это даже были сверхэлитные солдаты с огромным боевым опытом. По позднейшей официальной версии, в «гладиаторы» набирали только и исключительно бывших партизан. Не красных, разумеется. Более того, даже наличие симпатизировавших режиму Муссолини родственников якобы служило непреодолимым барьером на пути в организацию. Не будем тем не менее забывать и о спасённых Энглтоном лучших фашистских разведчиках и диверсантах. Зачем-то они ведь были нужны, правильно? Но шестьсот двадцать два человека, призванных остановить или существенно ослабить натиск Красной армии? Вы, конечно, шутите, синьор Андреотти?

Хорошо, пусть даже и так. Однако есть ли у нас уверенность в том, что за сорок лет существования этой структуры никому не пришла в голову идея ей воспользоваться? Что все эти шестьсот суперсолдат, которые подчинялись неизвестно кому, всё это время спокойно сидели и ждали пока начнётся? Что склады оружия, доступ к которым, опять же, был неизвестно у кого, так и простояли нетронутыми? Этого мы не знаем. Однако, как увидим в следующих главах, есть основания подозревать, что дела обстояли несколько иным образом. Что сверхсекретная операция «Гладио» была лишь ширмой для другой, ещё более секретной операции, призванной придать этой последней хоть какую-то видимость легитимности в глазах высшего итальянского руководства.

Уже упомянутый генерал Де Лоренцо был весьма любознательным человеком. Он желал знать всё. И про всех. И в мельчайших подробностях. Хобби у него такое было. Удачным образом совпадающее с профессией. И поскольку желания его вполне соответствовали возможностям, за семь лет, с 1955 по 1962 год, неустанно трудясь в поте лица главой SIFAR, Де Лоренцо насобирал подробнейшие досье аж на сто пятьдесят с лишним тысяч человек. То есть практически на каждого хоть сколько-нибудь примечательного с политической или экономической точки зрения гражданина Италии. Зачем ему это было нужно? Скажем так: лишняя информация никогда не помешает человеку, замышляющему военный переворот.

Да, но почему генерал решил бунтовать? Дело в том, что в 1962 году новому премьер-министру Альдо Моро — тому самому коллеге Андреотти ещё по студенческой католической федерации — наконец-то удалось договориться с Социалистической партией, сформировав и возглавив первое в итальянской истории коалиционное левоцентристское правительство. Со временем, однако, социалистам этого показалось мало. Они начали требовать дополнительных полномочий. Что привело к политическому кризису, и в 1964 году правительство пало. Не пугайтесь, это не так страшно, как звучит. Падать для итальянских правительств — нормальное рабочее состояние, они постоянно этим занимаются, дабы затем переформироваться и продолжить деятельность в новом составе, зачастую — под управлением всё того же премьер-министра. Вот и тогда к этому и шло: Моро был склонен пойти на уступки и дать социалистам искомые преференции. Но тут ко всем встречным и поперечным начал подходить Де Лоренцо, брать их за лацкан и шептать на ушко:

— Если левые и дальше будут наглеть, а Моро прогибаться, я за себя не отвечаю. Держите меня семеро, устрою переворот!.. Да, кстати, я тут вчера вашу персональную папочку в своём архиве читал… Очень у вас любовница красивая, мои поздравления и привет супруге!

Столь широко анонсируемый путч назывался Piano Solo — «Сольный план». Ибо предусматривал участие в нём лишь одной силы — карабинеров. Тут стоит уточнить, что карабинеры, вопреки распространённому мнению, — вовсе не полиция, а вполне себе армия, просто выполняющая в том числе и полицейские функции. Де Лоренцо же был генералом именно от карабинерии. Его бравые парни в стильной чёрной форме с белыми портупеями, как раз удачно стянутые в Рим по случаю очередного парада, должны были по команде занять стратегические точки и арестовать семьсот наиболее отъявленных красных смутьянов. Честно говоря, план был так себе. В ответ на него левые вполне могли в течение нескольких часов вывести на улицы миллионы людей по всей стране и организовать полномасштабное гражданское сопротивление. Это уж не принимая в расчёт, как на такую ситуацию посмотрели бы остальные вооружённые силы и полиция. Да и сами карабинеры были не сказать чтобы в курсе хитрой генеральской придумки.

Может статься, однако, что проводить среди них разъяснительную работу и не планировалось. Главное, что Де Лоренцо услышали. Моро вдруг почему-то стал тверже, а социалисты — сговорчивее. Они быстренько на прежних условиях сформировали новое правительство и вернулись к работе.

Три года спустя усилиями журналистов существование «Сольного плана» выплыло на свет. Началось расследование, в ходе которого обнаружился и архив Де Лоренцо с компроматом. Созданная по этому поводу парламентская комиссия страшно возмутилась, выгнала генерала с работы, а его документы постановила уничтожить. Выгнался он, правда, не очень качественно, поскольку, не теряя времени, избрался депутатом от «Итальянского социального движения» и обрёл возможность вместе с новыми товарищами по парламенту вволю повозмущаться самим собой.

Ответственным же за уничтожение архива назначили Андреотти, в тот момент — министра обороны. Но у того, занятого неустанными заботами о благе Родины, руки до этого всё как-то не доходили. Выполнил поручение он лишь несколько лет спустя. Правда вот, злые языки поговаривают, что за это время копия архива успела попасть в распоряжение… Впрочем, нет. Об этом ещё рано. Пока отметим лишь следующее: Андреотти имел доступ к компромату, собранному Де Лоренцо, и теоретически мог его кому-то передать.

Ночь с 7-го на 8 декабря 1970 года.

Хрум, хрум, хрум, хрум!.. Тяжёлые сапоги по мостовой.

— Марио, выгляни в окно, что там за шум на улице?..

— Да опять государственный переворот… Ничего интересного, в общем.

— А чего хотят-то?

— Как всегда. Хотят, чтоб не было коммунистов… Давай спать уже, завтра на работу рано.

Изобретённая Де Лоренцо политическая технология не осталась незамеченной. В конце 60-х — начале 70-х годов путчи и военные перевороты — всегда неудачные — превратились в любимое развлечение итальянских политиков. Сейчас мы с вами наблюдаем за самой известной и далеко зашедшей из них: мятежом Боргезе. Да, совершенно верно, всё того же любителя автомобильных покатушек в компании Джеймса Энглтона. Окажись он успешным, это был бы один из самых забавных — если данное слово применимо к такому событию — государственных переворотов в истории. Ибо основную ударную силу мятежников составляли лесники. Во вполне буквальном смысле: специально обученные люди, призванные следить за порядком в лесу. Впрочем, итальянские лесники, Corpo forestale dello Stato, это не бородатые мужики с берданками, а вполне себе настоящая полицейская сила, оснащённая всеми соответствующими атрибутами, от автоматов до самолётов. В наши дни у них появилось и специальное лесниковское подразделение по борьбе с мафией. Хотя, справедливости ради, подразделения по борьбе с мафией в современной Италии есть, наверное, даже у ассенизаторов.

Но лесники, при всём к ним уважении, это всё-таки не делоренцовские карабинеры. Силёнок у них было маловато. С горя Боргезе попытался договориться с Коза Нострой, чтобы она подкинула ему живой силы и техники. Откуда они друг друга знали и вообще каким боком здесь оказалась мафия? А давайте ещё раз пройдёмся по всей цепочке: Лаки Лучано — высадка на Сицилии и освобождение мафиозных боссов — Энглтон и спасённые им фашисты, включая нашего князя — Портелла делла Джинестра. Так что взаимосвязь самая прямая.

Козаностровцы, однако, посчитали, что овчинка выделки не стоит. Либо же им кто-то намекнул: затея с большой вероятностью кончится плохо. Поскольку на самом-то деле армия — для справки: Андреотти всё ещё занимал должность министра обороны — находилась вполне в курсе происходящего. Подразделения верных правительству войск в ту ночь были загодя подняты по тревоге и готовились принять бой. Возникает вопрос: а почему нельзя было просто взять и заранее арестовать Боргезе?.. Да потому, что в результате состоявшейся и успешно ликвидированной попытки переворота — власть христианских демократов очевидным образом укрепилась бы, позволив им выдерживать гораздо более жёсткую линию в отношениях с оппонентами как из правой, так и из левой части политического спектра.

Князь, однако, тоже был не так прост. Он либо почувствовал подвох, либо же кто-то предупредил и его. Когда лесники захватили здание Министерства внутренних дел в Риме и уже собирались брать почту, телефон и телеграф, им позвонил Боргезе и сказал: «Я передумал. Все назад!» Лесники пожали плечами и ушли обратно в леса, спасать белочек и зайчиков от мафии.

— Это что вообще было? — поинтересовался у Боргезе суд.

— Ничего. Я пошутил, — отвечал князь из Испании, куда на всякий случай удалился сразу же после несостоявшегося переворота.

— А, ну тогда ладно. Выносим вам строгое предупреждение, — постановил суд.

Хорошо, но что если мятеж увенчался бы успехом? На этот случай был, вероятно, предусмотрен запасной план. Боргезе ведь, как до того и Де Лоренцо, собирался выступать не просто так, а проконсультировавшись заранее с американскими коллегами. Те против его идеи в целом не возражали, но, в обмен на свою поддержку либо как минимум нейтралитет, поставили одно условие: возглавить временное постпучевское правительство должен был конкретный человек, представитель христианских демократов. Джулио Андреотти. Кстати, любопытна личность переговорщика с американской стороны. Был им старый княжеский знакомец и добрый приятель, ныне близкий к спецслужбам США. В прошлом же — лучший диверсант Гитлера и освободитель Муссолини. Отто Скорцени.

Были и другие попытки переворотов. Учитывая, что протекали они по аналогичным сценариям, а их организаторы во всех без исключения случаях отделывались лёгким испугом, не будем тратить на них время. Да и вообще, можно было бы сказать: чем бы политики ни тешились, лишь бы граждане не плакали. Проблема, однако, заключалась в том, что значительная часть итальянских граждан вовсе не желала оставаться в стороне от общего политического веселья. Что вскоре и привело к большим слезам.

***

Деятельная натура прибывшего по воле американцев в Неаполь Лаки Лучано не терпела праздности. У него был огромный опыт и связи, у каморристов же — кипучая энергия и молодецкий задор. В общем, они нашли друг друга, развернув крупнейший в мировой истории рынок контрабандных сигарет. На пике его активности одним лишь уличным распространением занимались до ста тысяч человек. Учитывая, что весь город только и делал, что продавал сигареты, затрудняюсь сказать, кто же и зачем их тогда покупал. Ладно, будем считать это одной из мрачных тайн Каморры.

Тем не менее дон Лаки вовсе не помышлял стать объединителем разрозненных неаполитанских кланов. Мало того, будучи сицилийцем, он подтягивал к работе родных для себя — и не в пример лучше организованных — козаностровцев, отбирая у местных каморристов законные куски хлеба и территории. Но и эти последние были не лыком шиты. Слегка поправив дела на сигаретах, они принялись искать новые рынки для извлечения прибыли. Так, скажем, некий Паскуале Симонетти подмял под себя неаполитанский овощной рынок. Нет, не место, где продают помидоры и прочую капусту, а вообще всё, рынок в широком смысле: от выбора того, что следует сажать, до реализации конечного продукта. Возникла настоящая плановая каморристическая экономика. Суровые гангстеры скрупулёзно вникали в специфику всхожести бобовых культур в климатических условиях Южного Средиземноморья и нюансы унавоживания пахотных земель. Не забывая, разумеется, извлекать на каждом этапе свою прибыль. Прибыль немалую, судя хотя бы по тому, что Симонетти однажды позволил себе при большом скоплении народа надавать пощёчин самому Лаки Лучано. И ему за это совершенно ничего не было.

Точнее, его всё же убили. Но гораздо позднее и по другому поводу. В 1955 году Симонетти пал от руки собственного партнёра по агрохолдингу. Горе его безутешной двадцатилетней вдовы — умницы, красавицы, победительницы регионального конкурса красоты, автора-исполнителя песен Ассунты Марески по прозвищу Пупетта — было столь велико, что, находясь на шестом месяце беременности, она немедленно пошла и прямо посреди людной улицы разрядила в мерзкого убийцу револьвер. За это Пупетта на десяток лет отправилась в тюрьму. И на этот же десяток лет предвосхитила грядущую всеитальнскую молодёжную моду на стрельбу в общественных местах.