Уважаемые господа! Услышав такое необычное, в данной обстановке, обращение, зал, ещё не успевший впасть в безразличие и спячку, всколыхнулся, как волна болельщиков на стадионе из-за того, что сидящие в нём принялись внимательно рассматривать себя и соседей, не стали ли они вдруг полицейскими, в смысле, господами полицейскими. Но, тут же Иван Иваныч пояснил, кого он имел ввиду под господами, назвав присутствующих их, прописанными в Конституции, должностями. Зал облегчённо вздохнул и принялся изобретать себе занятия на ближайшие несколько часов. О, как он был не дальновиден!

Иван Иваныч продолжал доклад, говоря что-то о той же самой Конституции, политической системе, многопартийности и тому подобное. Но это было именно «что-то», потому что туман безразличия, как вата начал накрывать аудиторию и только несколько первых рядов не могли себе позволить расслабиться и, по крайней мере, делали вид, что произносимое докладчиком их интересует.

– Я не считаю, что представленные на сегодняшний день партии как в органах законодательной, так и исполнительной власти объективно отражают расклад политических сил в стране, – продолжал Иван Иваныч. Но вата уже окутала большинство присутствующих, и уплотнилась до такой степени, что произносимые оратором слова отскакивали от неё, как от стенки горох. Однако в вынужденных бдеть первых рядах произошло еле заметное движение. Сидящие там, ещё не понимая почему, как-то напряглись и даже верхние части своих тел привели в положение «смирно». Правда, как только они услышали, что это подтверждается даже поверхностным анализом высказываний в интернете, сразу же обмякли, всем своим видом давая понять, что в виртуальном мире ничего серьёзного быть не может.

Сам того не желая, Иван Иваныч своей любовью к передовым технологиям чуть не загубил всё дело, однако, по реакции зала, понял свою оплошность и тут же исправился, пора была брать «быка за рога».

– Да что там интернет! Вы посмотрите вокруг! Мы своими собственными руками создали монстра, который, в конце концов, сожрёт нас самих. Почему у нас такая короткая память или избирательная? Прошло всего двадцать лет, после того, как подобное «существо» проглотило своих создателей, даже не поперхнувшись. Не так ли, Андрей Андреич? – Обратился оратор к, сидящему в первом ряду, руководителю последователей виновника всех наших предыдущих бед. Обладатели престижных мест встрепенулись и обратили ревнивые взгляды на собиравшегося что-то ответить руководителя второй по величине фракции в законодательном органе. Но Иван Иваныч не дал ему возможности это сделать, продолжая: – но это, видимо, нас ничему не научило. Напротив, мы оказались очень способными учениками, в некоторых вопросах даже превзошли своих учителей. Это же надо додуматься вытащить непонятно откуда, якобы представительницу какой-то низовой ячейки Партии и заставить её перед всем миром слёзно просить тогдашнего главу государства не бросать их сирых, а остаться на третий срок правления. Что вы этим преследовали, Борис Борисыч? – бросил Иван Иваныч брезгливый взгляд на главу Партии в законодательном органе. Тот ответил вымученной улыбкой, которая обычно появляется на лицах людей, не определившихся, как воспринимать сделанное в их адрес, замечание. Ещё не унюхав витающих вокруг него неприятностей, Борис Борисыч решил, что это обыкновенная критика единоверца, правильное восприятие которой даже во времена исторического материализма считалось силой партии. Что уж говорить про демократическое сегодня.

– А откуда у вас возникла эта бредовая идея записывать в Партию с рождения? Кем же он у вас должен стать к совершеннолетию? До такого даже в ВКП(б) – КПСС не додумались. – Не унимался Иван Иваныч, издевательски глядя на растерявшегося партийного босса.

– Идиотизм, однозначно! – Выкрикнул с первого ряда, постоянно вертящийся, как будто ищущий направления ветра, флюгер – Вениамин Вениаминыч, не нуждающийся в представлении в силу своей оригинальности. Оригинальный человек оригинален во всём. Зал уже вышел из забытья, а после реплики представителя оппозиционного меньшинства злорадно хихикнул, большинство же хранило гробовое молчание и недоумённо переглядывалось. Почувствовав, что овладел аудиторией, Иван Иваныч, взялся правой рукой за лацкан пиджака, а левую простёр в направлении обалдевших Партийцев и интонацией, схожей с той, которой обладал хозяин таких же жестов, выплеснул на них очередную порцию негатива. При этом он не был уверен, что хотел сказать именно то и так, но какая-то неведомая сила, как тогда, в перепалке с Василь Васильичем, выталкивала из него слова.

– Вы столько лет вели общество за собой, убеждая его, что по пути демократических преобразований. И вдруг оказалось, что это, мягко говоря, не так. Оказывается ваша Партия то ли консервативно-реформистская, то ли реформистско-консервативная. А может всё гораздо проще – она конформистская? Скорей всего это так, потому что конформистами пропитаны ваши ряды, ибо, как только вы объявили себя партией власти в неё полезли, да, да, именно полезли бессовестные людишки и откровенные приспособленцы. Куда подевались гордые своим независимым статусом депутаты? А как воспылали любовью к вам всевозможные артисты, спортсмены и прочие богемные личности, вплоть до, прости господи, нетрадиционно ориентированных. И как стремительно, при этом, стали таять ряды других общественных организаций!

Зал разразился бурными аплодисментами и восклицаниями, ободряющими докладчика. Но большая его часть продолжала молчать, только ещё интенсивней задвигалась, а лица их покрыла страдальческая гримаса, как будто наступила медвежья болезнь, но сделать с этим ничего нельзя. В первом ряду уже не стесняясь, шелестели текстом доклада, пытаясь найти в нём то, о чём сейчас говорилось. Естественно, не найдя ничего похожего, пожимали плечами, переглядывались, перешёптывались и, кто удивлённо, а кто подозрительно, поглядывали на стоящего за трибуной и не узнавали его. За импровизированными кулисами в панике метался режиссёр прямой трансляции с радиостанцией, связывающей его с камерами в зале, но команд никаких не давал, а только периодически высовывал из-за бархатного балдахина растрёпанную голову в надежде обратить на себя внимание хоть какого-нибудь маломальского начальника. Наконец, пришедший в себя и осознавший происходящее Борис Борисыч заметил потуги режиссёра и дал ему еле заметный знак прекратить съёмку. Однако, сидящий неподалёку Альберт Альбертыч, уловил движение и, проследив его направление, упёрся взглядом в лохматого человека, явно творческой наружности, пытающегося что-то говорить по радиостанции. Альберт Альбертыч приложил палец к губам, неслышно встал и прошёл за кулисы.

– Кстати, а на каком основании вы присвоили себе статус партии власти? – Иван Иваныч уже ухватился за лацканы пиджака обеими руками, а присутствующие в зале превратились в гипнотизируемых удавом бандерлогов. Но это не удав и не докладчик ввели их в такое состояние, а простое слово «власть». Помимо того, что оно завораживало, сегодня, после долгих лет безнадёги, появилась реальная возможность отщипнуть от него побольше. И тут, главное, не «щёлкать варежкой» в кругу друзей.

– Лично у меня, как у стоящего на вершине государственной власти, нет не малейшего желания быть ассоциированным с вами.

Зал ахнул и замер с открытыми ртами. А большинство его содержимого вообще выпучило глаза, как бы, из последних сил сдерживая симптомы медвежьей болезни. Не исключено, что у некоторых она действительно проявилась. Говорят, это случается не только от страха, но и от избыточного волнения.

Оценив реакцию и состояние аудитории, Иван Иваныч понял, что не все верят в происходящее, и счёл нужным убедить их в обратном.

– Пожалуйста, не думайте, что говорю я всё это в каком-нибудь горячечном бреду. Нет. Для тех, кто не сразу соображает, – ещё раз нет! Я долго думал о причинах бардака, который творится в стране, практически во всех областях жизни общества и пришёл к единственно правильному выводу – это всё из-за монополии единственной Партии, к установлению которой, к сожалению, я тоже причастен. Она везде, даже там, где не должна быть. «Но это же прекрасно!» – Скажете вы. Да, – если при этом что-то делается! Но пока она, как опухоль, распространившая свои губительные метастазы, уничтожающие всё, что не вписывается в её понимание социально-политического и экономического развития страны. Я уже не говорю о том, как организуются и проводятся выборы.

Это, в том числе и из-за вас, летом сгорела половина страны! Не смотрите на меня с неподдельным удивлением, Борис Борисыч. Конечно, вы не бегали со спичками и не поджигали леса и деревни, но и вы же, через своих однопартийцев с министерскими портфелями и губернаторскими штандартами, ничего не сделали, чтобы этого не допустить, а когда допустили – чтобы предотвратить. Вы с иронией относитесь к интернету, а зря, – было бы полезным иногда туда заглядывать. Если Вы считаете мои обвинения голословными – послушайте, что думает об этом народ. Так сильно думает, что даже стихами стал выражаться. И Иван Иваныч процитировал заранее заготовленную копию стихов какого-то народного рифмоплёта.

– Ну как? – ехидно поинтересовался Иван Иваныч у поникшего Борис Борисыча, но тут же повернулся к другой части аудитории и продолжил.

– Бездействие ваших политических оппонентов тоже не делает им чести, но вы взяли на себя ответственность называться правящей партией. Так что вам мешает ей быть? Вы появились, в лице вашей юной поросли, только тогда, когда надо было вручать ключи от вновь построенного жилья, чтобы покрутиться перед телевидением. Молодцы! Или я в чём-то не прав?

Аудитория восприняла паузу в речи оратора, как сигнал к немедленному реагированию и наполнилась аплодисментами. Иван Иваныч, оглядывая сидящих с высоты трибуны, с удовлетворением отметил хлопающих уже и в стане большинства. При этом, на них никто из соратников не смотрел косо. Каждый думал о себе. Неожиданное выступление Иван Иваныча, которое наверняка вездесущие СМИ уже назвали революционным, требовало логического завершения, хотя оратору было ещё много чего сказать, но самое главное сказано, а остальное уже не суть важно. В заключительном слове он сообщил, что в самое ближайшее время проведёт консультации с основными политическими партиями, включая некоторые, не преодолевшие семипроцентный барьер, который, кстати, планируется пересмотреть в сторону понижения. По результатам консультаций будет объявлено о дальнейших шагах по реанемированию многопартийной системы. По рядам оппозиции прошелестел весёлый, с оттенком надежды на перемены, шёпот, но сразу же стих, как только Иван Иваныч обмолвился, что не исключает появления на политической сцене новой партии.

Обнадёженные и озабоченные избранники судьбы долгое время не могли покинуть помещение из-за заткнувших выходы представителей различных СМИ, непременно требующих объяснений и комментариев случившегося. Однако даже самые разговорчивые любители пообщаться с прессой, бесцеремонно расталкивали её представителей и молча рассаживались в ожидавшие их тонированные «Мерседесы», «Ауди» и другие изделия зарубежного автопрома.

В то время, когда политическая элита толь-только пыталась оправиться от контузии, нанесённой ей, как разорвавшейся пятисотфунтовой бомбой, речью Иван Иваныча, поведение остального, не элитного, населения страны напоминало что-то среднее между тем, когда в 1941 году оно услышало из речи Молотова о начале войны и реакцией на выходку компьютерных хулиганов, запустивших в 2009 году на электронные рекламные щиты половой акт порнографического содержания. Вопреки радующейся молодёжи, не знакомой с изречениями китайских мудрецов и потому жаждущей постоянных перемен, люди старшего и преклонного возраста хранили молчание, изредка покачивая головами и невесело вздыхая. Вели они себя так не потому, что не приветствовали смелость руководителя и его стремление осчастливить подопечных граждан, хотя бы на старости их лет, а потому, что историческая память и жизненный опыт, приобретённый не на одном примере смены власти, не пускали их в пляски радости. Они были твёрдо убеждены, что в России, как нигде больше, справедлива народная мудрость, гласящая, что лучшее – враг хорошего. Однако, и в их огрубевших от скепсиса душах и заточенных на постоянную борьбу за светлое будущее умах, всё же теплилась надежда, та самая, которая умирает последней.

Но, в общем и целом, народ совершенно справедливо ликовал, независимо от национальности и вероисповедания. Органы правопорядка, не получившие чётких указаний, но отмечающие в одних рядах и славян и совсем не их, по устоявшейся привычке решили придать этой радости националистическую окраску, однако, когда огребли и с той, и с другой стороны, поняли свою недальновидность.

Эфир гудел от избытка электромагнитных колебаний, посылаемых вышедшими из анабиоза разнокалиберными представителями различных средств массовой информации, во все концы мирового информационного пространства. Он ещё больше накалялся, когда получатели этих новостей, не веря своим представителям, а ещё больше – в происходящее, настаивали на подтверждении достоверности случившегося. Но что могло быть более достоверным, чем застывшие в оцепенении потоки машин, не желающих двигаться в неизвестность или вместительные, но заполненные до отказа и раздувающиеся от этого как воздушный шарик, магазины бытовой техники с работающими внутри всевозможными телевизионными приёмниками, ведущими прямую трансляцию из самого сердца одной шестой части суши. Все попытки вездесущих представителей пятой власти залезть в умы охваченных столбняком масс, путём взятия интервью, как правило, не приводили к успеху. На любые вопросы слышался или не совсем здоровый смех человека, выигравшего в лотерею баснословную сумму и пока не верящего в случившееся, или невнятное мычание чудом выжившего после падения с пятидесятиметровой высоты.

Однако, наиболее доверчивые или наиболее информированные представители самых развитых демократий, используя новейшие телекоммуникационные технологии, беспощадно «сверлили» в эфире исключительно свои отверстия, по которым, как воду по трубам, направляли в адрес Иван Иваныча свои поздравления и радость по поводу возвращения «заблудшего сына» в лоно истинной демократии. При этом каждый из них, конечно же, рассчитывал на ответную его покладистость. По крайней мере, на возможность провести в законодательный орган управляемых правых либералов, и через них решать необходимые вопросы. Но основной гарант мировой демократии, со свойственным ему размахом и самоуверенностью, как Зевс с Олимпа, свысока поглядывал на мелочные желания своих собратьев по клубу. Он-то чётко себе представлял, что хотел видеть в этой стране, а самое главное, что ей будет адекватно воспринято. Более чем двухсотлетний опыт подсказывал ему, что разделять целое на две части, и властвовать ими гораздо проще и дешевле, нежели пытаться собрать это целое из, зачастую, несовместимых осколков, а потом ими управлять.