Прежде, чем выполнить своё обещание по встрече с партийным активом, Иван Иваныч решил провести консультации со своим ближайшим окружением из числа единомышленников. Основной вопрос, который следовало решить незамедлительно, совместно с ещё раз подтвердившим свою преданность, Альберт Альбертычем и, всё таки, Вадим Вадимычем – это создавать ли в экстренном порядке новую партию и с ней идти на промежуточные выборы или опереться на какую-нибудь из существующих. Как не старался Иван Иваныч, но обойтись без колоссального опыта Вадима в такого рода делах, он просто не мог. К тому же, проверенный на «прочность» Альберт, тоже советовал прибегнуть к его помощи.

Времени на раздумья особенно не было. Да и главное уже сказано, эффект внезапности достигнут и, рано или поздно, все должны узнать имя счастливчика в лице названия партии, на которую будет сделана ставка в дальнейшей борьбе за корону, скипетр и державу. Поэтому Иван Иваныч без видимых колебаний дал добро на участие в команде Вадим Вадимыча.

Создание какой-то новой политической силы, в условиях недостатка времени, решили пока не обсуждать, хотя все трое, вероятно, в силу их возраста или ещё чего-нибудь, очень любили перемены. Эта любовь, порой, доходила до патологии. Но помимо временного фактора, большое влияние на такое решение оказал партийный расклад, представленный Вадим Вадимычем, из которого следовало, что в случае создания новой партии пусть даже самой демократической и прогрессивной, существующее большинство, несмотря на его снобизм, немедленно войдёт в союз со своим политическим клоном ЭРЭСом. И этот тандем, несмотря на прежние разногласия, которые, впрочем, придумывались для обоих, вместе, будет как никогда крепок, потому, что замешан на самом сильном инстинкте – инстинкте самосохранения. В этой ситуации организационно не окрепшей структуре будет очень сложно противостоять опытным аппаратчикам, которые всеми правдами и неправдами постараются отстоять свою гегемонию. Понятно, что многие их сторонники, несомненно, будут рассматривать вновь созданную партию под предводительством главы государства как заманчивую альтернативу для своего выживания, однако до поры они не будут предпринимать каких-либо практических шагов. И с кем дружить против всего этого новичкам? С РПЛД? Очень их мало, да и выжидать они будут до последнего, пока окончательно не прояснится, чья взяла. Андрей Андреич со своими ностальгирующими массами. На каком-то этапе с ними можно было бы вступить в тактический союз, в крайнем случае. Хотя нет уверенности, что их идеологические догмы позволят им на него пойти.

– Но такое же может произойти и с той структурой, которую мы выберем в качестве базовой. – Высказал сомнение Альберт Альбертыч.

– Абсолютно с вами согласен, – парировал Вадим Вадимыч, – если сделаем ставку, к примеру, на какую-нибудь партию любителей пива или сексуальных меньшинств. Сохранявший до сих пор молчание и нейтралитет в дискуссии своих помощников, Иван Иваныч встрепенулся от слов Вадим Вадимыча, и недовольно пробурчал: – Вы, что же, сравниваете нас и наши намерения с этим планктоном? Он прекрасно понимал, что это не так, но решил немного урезонить помощника, чтобы чувствовал своё место и особо не зазнавался, тем более, что сам не был сторонником создания новой партии, хотя душа его жаждала новых свершений и терминов. Он совершенно осознанно разделял мнение старшего по клубу о том, что со всех сторон наиболее целесообразно иметь в стране минимальное количество партий, реально представленных в высших органах власти. А минимальное – значит две, потому что одна – это уже не демократия. Увидев в глазах Вадим Вадимыча некоторое смятение с примесью испуга, Иван Иваныч удовлетворённо про себя улыбнулся и всё так же начальственно поинтересовался у него на кого делать ставку.

– Я предлагаю, вернее, моё мнение, – на всякий случай состорожничал Вадим Вадимыч, – на сегодняшний день самый подходящий вариант – это ЭРЭСы.

– Но вы же только что утверждали, что это клон Партии, её тень, то есть, практически, она и есть. Как же, в таком случае, можно на неё опираться? – От возмущения чуть не выкрикнул Альберт Альбертыч. Было не совсем понятно, то ли он действительно искренне недоумевал по поводу противоречивых мнений и предложений своего коллеги, то ли из ревности старался уличить его в непрофессионализме. Однако Иван Иваныч спокойно воспринял выпад своего подчинённого. Вероятно, потому что разделял мнение Вадима, ибо других вариантов просто не просматривалось. Записать в союзники Сергей Сергеича, вынужденного пока играть, по воле того же Вадим Вадимыча, вторые роли и оттягивать на себя потенциальных соратников Андрей Андреича значит лишить Партию во главе с Василь Васильичем практически единственно возможного союзника.

– Согласится ли сам предводитель ЭРЭСОв? – Подумал Иван Иваныч и вопросительно посмотрел на Вадима, который всем своим видом давал понять, что готов развеять любые сомнения присутствующих и, расценив обращённое на себя внимание шефа, как руководство к действию, без лишних эмоций, стал приводить аргументы в пользу своего предложения.

– Во-первых: – сразу же обратился он к Альберту, – каждая тень всегда стремится стать её хозяином и, получив такую возможность, вряд ли её упустит. А здесь уже наша задача – придать этому хозяину нужный облик. Во-вторых: – Вадим Вадимыч перевёл взгляд на шефа и, как будто прочитав его мысли, продолжил, – о таком подарке судьбы Сергей Сергеич, столько времени проведший на втором плане политической сцены, может только мечтать. На него, как снег на голову, обрушится возможность наконец показать всем, кому это интересно, что он вовсе не марионетка, не клон и уж точно не тень, каким выставляют его политтехнологи. Здесь Вадим Вадимыч слегка закашлялся и покрылся стыдливым румянцем, но не оттого, что сам отвёл лидеру ЭРЭСов такую роль, а оттого, что в своём монологе не смог обойти столь щепетильный момент. Заметив замешательство подчинённого, Иван Иваныч послал ему рукой утешительный жест и попросил продолжать. Вадим Вадимыч прокашлялся, отпил глоток воды и на секунду задумался, вероятно, вспоминая, на чём остановился. – Да, к тому же появится блестящая возможность поквитаться с заклятым другом Борис Борисычем за все зарубленные им ЭРЭСовские инициативы. И, в-третьих: ни для кого не секрет, с какой целью появилась эта загадочная партия РС. Так вот, она даже в своём нынешнем виде и положении довольно привлекательна для сочувствующих организации Андрей Андреича. И уже не только для них. Слово справедливость, входящее в её название – вот, что самое ценное. Именно оно привлекает, а с нашим участием, ещё больше будет привлекать, соскучившихся по этому понятию, как свет притягивает мотыльков. Главное, не допустить, чтобы они обожгли крылья раньше времени. Да, наши последователи большевиков тоже, во всю, ностальгируют по справедливости и обещают её при любой возможности. Но их справедливость эфемерна, потому что неотъемлема от конечной цели – построения коммунизма, которого никто не видел и не пробовал, за редким исключением отдельных товарищей и господ. К нему невозможно придти, как невозможно достичь линии горизонта. А наша справедливость замешана на демократии, примеров которой в Европе и дальше, хоть отбавляй. Тут Вадим чуть не ляпнул, что вообще это очень удачный проект, но в последний момент удержался, а Иван Иваныч с опаской подумал, не телепат ли он. Прямо Вольф Мессинг какой-то.

Вадим Вадимыч не был ни тем, ни другим; просто все они там, наверху думают одинаково. Им только кажется, что они индивидуальности, но на самом деле ничем не отличаются от тех, долгие годы стоявших на Мавзолее в одинаковых серых пальто и шапках-«пирожках». Эти моложе, но это дело наживное; молодость, как известно – тот недостаток, который быстро проходит. Но уже сейчас они дают фору тем. А как же, технологическое развитие не может не оказывать влияния на развитие общественное, ускоряя в нём все процессы, которые, в свою очередь, не могут так же не влиять на течение времени. То, что раньше требовало месяцев или лет, сегодня решается за часы или дни. Однако, какими бы они акселератами ни были, им не под силу вырваться из партийного однообразия, завёрнутого в демократический централизм, где все должны мыслить и поступать одинаково. Так было при тех, на Мавзолее, так остаётся и сейчас, пока только возле него.

Посчитав аргументы, приведённые Вадимом в пользу России Справедливой достаточными для принятия окончательного решения, Иван Иваныч встал из-за стола и не спеша подошёл к окну, затем повернулся к наблюдавшими за ним помощниками и внимательно на них посмотрел. При этом, сам того не желая, он подсознательно копировал мимику, походку и всё остальное самого Отца народов, от чего только что запальчиво доказывавший свою правоту один его помощник и скептически слушавший его другой, невольно съёжились и переглянулись друг с другом.

– А что значат ваши слова, Вадим Вадимыч, насчёт мотыльков? – Почему-то с еле заметным кавказским акцентом поинтересовался Иван Иваныч и, отойдя от окна, принялся мерить кабинет еле слышными короткими шагами в ожидании ответа подчинённого.

– Понимаете, т… – от всего происходящего он чуть не назвал шефа товарищем Сталиным, – я полагал, что рано или поздно люди разберутся, что вместо одной партии власти они попали в другую и могут повести себя не совсем предсказуемо, вернее, совсем не так, как нам бы хотелось. Вадим собирался развить свою мысль, но остановившийся внезапно посреди кабинета Иван Иваныч с удивлением взглянул на него, взмахнул рукой, в которой не хватало только трубки и, всё таким же сталинским тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнёс: – очень жаль, что вы не совсем адекватно воспринимаете наши намерения. Вы, вероятно, по старой привычке, всё ещё думаете, что мы здесь плетём какие-то интриги с единственной целью захвата и удержания власти. Хочу вас заверить, что это совсем не так. – С этими словами он ещё раз, но уже с многозначительным прищуром, посмотрел на Вадим Вадимыча, словно желая убедиться, всё ли тот правильно понял, и вновь принялся шагать по кабинету, продолжая говорить, но, уже не обращаясь ни к кому из присутствующих. Скорее в очередной раз убеждая самого себя в правильности выбранного пути.

– Нашей основной задачей является создание действенной многопартийной системы (говоря так, Иван Иваныч имел ввиду всего две партии), способной обеспечить, на сколько это возможно в нашей стране, построение демократического общества со всеми присущими ему институтами, где передача власти будет происходить не по принципу преемственности, а на основании объективных результатов волеизъявления народа. Здесь он почувствовал некую излишнюю высокопарность в своей речи, остановился и поднёс руку ко рту, как если бы хотел раскурить трубку, затем опять обратился к Вадим Вадимычу: – и вот именно для этого мы создаём партию нового типа, – ткнув в его направлении указательным пальцем. – Несмотря на то, что вы не смогли разглядеть в глубине наших стратегических задач конечной цели, мы не можем не согласиться с вашими предложениями по решению наших тактических задач. От этих слов Вадим наконец-то вышел из съёженного состояния, облегчённо выдохнул и услышал, как награду за ранее перенесённые переживания – поэтому примем ваш вариант; будем использовать потенциал ЭРЭСов.

Нетерпеливо ёрзающий на своём месте Альберт Альбертыч хотел что-то добавить или, может быть, высказать кое-какие сомнения, однако был остановлен всё уже решившим Иван Иванычем. В данный момент опыт и знания помощника по политическим проектам был для него значительно важнее, нежели сухие умозаключения экономиста. Хотя, для элементарного подсчёта соотношения сил пригодились бы и его знания, тем более что именно об этом он и хотел поведать собравшимся. Ведь, исходя из количества представителей Партии в законодательном органе, они вполне могут выразить главе государства вотум недоверия или, как сейчас любят выражаться, импичмент. Но это, если ориентироваться только на голые цифры. Конечно же, и Иван Иваныч, и Вадим не могли не учитывать такой возможности, но почему никто из них ни разу об этом не обмолвился? Ведь математика-царица наук всеми своими интегралами и дифференциалами, а также более низкими, арифметическими действиями, даёт понять о явной угрозе со стороны чисел. – Не унимался Альберт Альбертыч, пока не включил шахматно-аналитичсеские способности своего ума, после чего осознал, что многие считают царицей наук вовсе не математику, а философию. Но не марксистско-ленинскую, капиталистически-метафизическую, религиозную или какую хотите другую вообще, а их основной раздел – философию выживания, ярчайшим представителем которой был ни кто иной, как Вадим Вадимыч. В совершенстве владея методикой самосохранения при смене политических «элит», он прекрасно знал, что уже в следующее мгновение после осознания смысла сказанного Иван Иванычем во время его кремлёвской речи, казалось бы, монолитные и незыблемые, как керамические зубы поп звезды, ряды Партии, начали шататься, как зубы больного цингой полярника. А как только будет ясно, где можно получить необходимые витамины, этот, пока ещё безупречный партийный рот станет похож на что-то среднее между улыбкой Бобби Кларка, Александра Овечкина и бомжа после неравной схватки за пустые бутылки.

– Ну что, господа, я полагаю, мы готовы к проведению обещанных консультаций с представителями партий, поэтому не считаю нужным откладывать это мероприятие в долгий ящик. Или будут иные предложения? – Поинтересовался Иван Иваныч у своих помощников уже совершенно не сталинским голосом. С одной стороны, у него действительно чесались руки поскорей поставить все точки над «I» и посмотреть, насколько его предположения будут соответствовать действительности. Как не странно, сейчас, его не столько волновал результат, скорей всего, потому что он в нём не сомневался, а процесс. Даже не процесс, а желание увидеть реакцию на оглашение принятого им решения. Он с каким-то иезуитским наслаждением предвкушал это действо, когда клявшиеся в вечной верности делу «Партии и правительства» надутые от своей государственной значимости, солидные дядьки, да и молодые люди будут разрываться между своей совестью (у кого она есть, и кто как её понимает) и инстинктом самосохранения. С другой стороны, он торопил события, всё ещё не до конца доверяя Вадим Вадимычу, таким путём стараясь минимизировать возможность утечки нежелательной информации раньше времени.

– Раз других предложений и возражений нет, через пол часика начнём, прямо здесь, – подытожил Иван Иваныч. Взглянул на часы и попытался пошутить, – и вам никуда ходить не надо, всё с доставкой на дом. Затем он скептически оценил кабинет с точки зрения наибольшего удобства наблюдения за действующими лицами и решил, всё же, провести консультацию в одном из небольших зальчиков по соседству.

Входя в зал, Иван Иваныч надеялся увидеть там, во главе единопартийцев, Василь Васильича как их предводителя в масштабах всей страны. Он понимал, что это маловероятно, ибо В.В. всегда игнорировал мероприятия под руководством первого лица, давая тем самым ненавязчиво понять, для особо внимательных, что хоть он и второй человек в государственной иерархии, но первый в Партии и государстве. Но сегодня такой момент… Можно было бы попытаться что-то исправить, вступив в полемику, привести факты и аргументы предвзятого отношения к Партии, а может и к нему лично. У нас любят обиженных. Но именно в это время, как обычно, ему остро необходимо проводить совещание со своими подчинёнными в другом месте. Первый порыв разочарования от невозможности наблюдать в живую реакцию непосредственного конкурента сменился более рациональным осознанием преимущества его отсутствия и Иван Иваныч в приподнятом настроении расположился со своими единомышленниками диаметрально напротив сидящих за большим круглым столом, инкрустированным слоновой костью, четырёх основных партийных боссов, мирно беседовавших между собой. Они понимали, что здесь и сейчас от них уже ничего не зависит. Им нечего делить, ибо всё уже решено и это собрание – просто процедура, неотъемлемая часть демократического ритуала, который в своём завершении трансформируется в несколько фраз на пресс-конференции, или просто в СМИ типа: «в результате проведённых консультаций с ведущими думским фракциями мы пришли к целесообразности того-то и того-то». Тем более что в их памяти была ещё очень жива ремарка Иван Иваныча по поводу возможного создания новой партии. А из его уст это могло звучать только как новой партии власти. Они, в силу своего прошлого, овеянного красными знамёнами и историческими решениями съездов КПСС под руководством единственной руководящей и направляющей силы, несмотря на либеральные, демократические и прочие подобные заявления, не могли себе представить, как на практике может быть по-другому. Каждый из них знал определённо одно, что получив возможность, в первую очередь из возглавляемой ими организации сотворили бы партию власти. Потому что другого они не знают и по-другому не умеют. А самое главное – так легче всего управлять таким неуправляемым организмом, как одна шестая часть суши, поэтому вступительную часть монолога Иван Иваныча, связанную с назревшей необходимостью изменения существующего порядка партийного строительства, они слушали подчёркнуто внимательно только из уважения к его служебному положению. Но стоило ему заговорить о главной цели задуманных преобразований, как все четверо недоумевающее посмотрели на него, стараясь понять, не перепутал ли тот аудиторию. Ведь присутствующие в зале не наивные избиратели, готовые верить каждому слову и пускать слёзы умиления по поводу любых обещаний. Они, партийные предводители, сами за счёт этого живут и могут такое навыдумывать, что все известные истории писатели-фантасты станут в очередь за сюжетом. Однако в глазах Иван Иваныча горел недобрый огонёк не свойственной ему решимости воплотить сказанное в жизнь, во что бы то ни стало; и его голос вновь обрёл интонацию, и еле уловимый кавказский акцент, услышав который присутствующие уже не сомневались, что будет именно так.

– Мы тут посовещались с товарищами, – не спеша, как бы подбирая нужные слова, произнёс Иван Иваныч и обвёл взглядом своих помощников, – и решили, что будет правильным не создавать новую партию.

Четвёрка, как по команде вскинула на него глаза, каждый в надежде, что кто-то из них может быть избранным на роль преемника. Но докладчик тут же лишил одного всяческих иллюзий, обратившись к нему: – у нас их и так больше, чем нужно, что сказывается на их работе, не так ли, Борис Борисыч? Оставшиеся трое злорадно уставились на побледневшего, не привыкшего к таким обращениям, лидера пока ещё большинства, а верный себе Вениамин Вениаминыч, чётко улавливающий дуновение ветерка, не упустил момента проявить лояльность.

– Правильное решение! Подонки, однозначно. И всю страну уже заполнили подонками! Хватит уже этой диктатуры. Однозначно, только демократия может возродить страну!

Остальные из, так называемой, большой четвёрки восприняли паузу в монологе Иван Иваныча и реплику предводителя РПЛД как сигнал к началу дискуссии, хотя, как упоминалось выше, у всех них существовало понимание её бесполезности, ибо там, наверху, всё давно решено. Однако надежда умирает последней и чем чёрт не шутит.

– Мы, как вторая по численности партия, из представленных в законодательном органе, готовы предоставить свою, так сказать базу, для возрождения могущества страны. Мы даже готовы взять на себя всю ответственность за то, что будет происходить и за конечный результат. – Пробасил Андрей Андреич и с некоторым оттенком преданности посмотрел на Иван Иваныча.

– У вас уже была возможность порулить. Восемьдесят лет водили нас зигзагами к светлому будущему, всё не могли зигзаг удачи нащупать. Моисей свой народ и то в два раза меньше водил, но хоть вывел. У вас ещё в девяносто шестом была возможность взять на себя ответственность, что-то вы забздели. Какая у вас база!? На этой вашей базе что не создавай, получается одна диктатура пролетариата, а самое близкое, что вы можете выдумать про демократию, – это ваш партийный демократический централизм. Когда кто-то не согласен, – того в лагерь. Надоели уже, однозначно! – Не дав никому из присутствующих переварить услышанное из уст лидера коммунистического движения в отдельно взятой стране, эмоционально, сопровождая каждую фразу взмахами руки, выразил свою давнишнюю «любовь» к оппоненту Вениамин Вениаминыч.

– Трудно быть первым и не совершать ошибок, – привыкший к подобного рода нападкам, спокойно парировал Андрей Андреич. – Главное то, что мы эти ошибки осознали, научились правильно реагировать на конструктивную критику и избавились, таким образом, от некоторого догматизма в нашей работе. В этом и заключается сила и здоровье партии, а не в том, чтобы метаться между двумя берегами в поисках более уютной и спокойной гавани.

Такого прозрачного намёка Вениамин Вениаминыч стерпеть не мог. Он с трудом сдержался, чтобы не обозвать собеседника подонком или того хлеще и не выплеснуть на него стакан воды. Но смолчать было выше его сил и он уже набрал воздуха в лёгкие и даже придумал синонимы для обычно употребляемых им слов и выражений в политических спорах, но был прерван Иван Иванычем, посчитавшим, что пора переходить к самому интересному – финалу затянувшегося спектакля.

– Для нас очень интересна ваша полемика, однако, цель нашей встречи совершенно иная, – всё ещё сохраняя кавказский акцент, с расстановкой произнёс он. – Мы уже вам докладывали, что не собираемся, пока, создавать новую партию, но и не хотим больше опираться на Партию, называющую себя партией власти, – и брезгливо поморщился. Борис Борисыч побледнел ещё больше, а остальная троица заёрзала в своих креслах и с нескрываемым ехидством демонстративно уставилась на него. Но Иван Иваныч, как будто, не заметив происходящего, продолжил: – мы внимательно изучили все уставные и программные документы возглавляемых вами организаций, их практическую деятельность, – и поочерёдно указал на Андрей Андреича, Вениамин Вениаминыча и Сергей Сергеича, умышленно не обратившись к Борис Борисычу. Нельзя сказать, что он питал к нему какую-то личную неприязнь, хотя и любви между ними не отмечалось. Да и к Партии его уже не было особого отторжения, даже было какое-то сочувствие, какое бывает у победителя в отношении побеждённого. Но какая-то неведомая сила, действие которой он начал на себе ощущать с момента спора с Василь Васильичем по флоту, не давала ему проявить благородство или хотя бы элементарную жалость к своему контрпартнёру. Наоборот, она заставляла добить, если воспользоваться боксёрской терминологией, уже находившегося в нокдауне соперника, не дать ему оправиться, хотя в этом, вроде бы, не было особой необходимости. Может быть, такая жёсткость обусловлена правилами политических поединков, победить в которых можно только таким способом? Наверное, да. Ведь и Борис Борисыч, и его партийный шеф тоже особо ни с кем не церемонились ради достижения своей цели – тоталитарного господства во всех областях, закоулках и закутках нашего общества. Да Бог с ними. Пусть выкручиваются, как хотят.

– Так вот, проанализировав всё это, мы пришли к решению, – Иван Иыванычем вновь овладело непреодолимое желание насладиться беспомощностью сидящих напротив него и он сделал паузу только лишь для того, чтобы это наслаждение испытать. При этом он увидел перед собой не просто боссов, некогда оппозиционных партий, а школьников начальных классов, рьяно тянущих вверх руки – вызовите меня, я хочу ответить, я готов! Пауза затягивалась и стала напоминать театральную, поэтому он продолжил, – что наиболее подходящей для нас будет партия Российской Справедливости. Сергей Сергеич от радости и неожиданности потерял дар речи и вместо слов благодарности первое время просто шевелил губами. Из ступора его вывел возмущённый бас Андрей Андреича: – Ну почему? Ведь мы одни из самых популярных в народе. Только Сергей Сергеич собрался выразить Иван Иванычу слова бескрайней благодарности, как его перебил, переходящий на фальцет возмущённый крик Вениамина Вениаминыча по поводу того, что пусть уж лучше остаётся всё как есть, чем выбирать самую непредставительную из присутствующих партию.

– Да успокойтесь вы! – Степенно, уже почти по хозяйски, оборвал его совсем пришедший в себя Сергей Сергеич. – При чём здесь количество голосов. Вам же объяснили, что это решение – результат всестороннего анализа партийных программ и их практической реализации. К тому же мы единственные, кто стоит на социал-демократической платформе. Но сейчас я бы хотел выразить большущую благодарность нашему руководству за оказанное нам доверие и могу совершенно ответственно заявить, что мы, ЭРЭСы, если понадобится, жизни свои положим на алтарь отечества.

От такой речи, больше от тона, которым она была произнесена, теперь уже заклинило Вениамин Вениаминыча. Андрей Андреич, не говоря о Борис Борисыче, просто молчал, поняв, что прения закончены. Иван Иваныч же на эту пламенную речь теперь уже своего соратника отреагировал совсем не в духе времени. В него вновь, как будто вселился какой-то бесёнок. Он слегка сощурился, как если бы спасался от попадающего в глаза, табачного дыма и, пристально глядя на Сергей Сергеича, всё с тем же акцентом и в той же манере, произнёс: – ну зачем же так кардинально? Если все мы бездумно падём в борьбе, то кто же продолжит начатое дело? Не знаете? И я не знаю. Раз никто из нас этого не знает, значит – это будет не совсем правильно. А если не правильно, значит так делать не надо, иначе польза от этого будет только нашим политическим оппонентам. Исходя из сказанного, напрашивается вопрос, насколько нужны нам люди, которые помогают не нам, а им?

От последних слов, особенно от того, как они были сказаны, на Сергей Сергеича дунуло сыростью Лубянской камеры. Он в ней никогда не был, но представлял, что там должна быть именно такая атмосфера, усугублённая запахом плесени, исходящей от слезящихся каплями воды стен, выложенных из грубого необработанного камня. И он вдруг с ужасом осознал, что вполне может на практике познакомиться с этим воображаемым интерьером, но вовсе не от сказанного Иван Иванычем, а в случае провала его проекта. Ведь именно он, Сергей Сергеич окажется крайним как предоставивший свою, так сказать, платформу для попытки… дальше так и напрашивалось это страшное клише «захвата власти», от чего даже борода его встала дыбом, а от недавнего ликования не осталось и следа. От таких, мягко говоря, невесёлых мыслей он уже был на грани того, чтобы отказаться от оказанного ему, теперь кажущегося сомнительным, доверия. Сейчас сделать это пока ещё было очень просто, добавив в концовку патетической речи всего несколько безобидных слов. И он, движимый всё тем же, самым сильным, инстинктом самосохранения, подавившим все, более низменные желания, возникающие из возможностей руководителя правящей партии, уже было открыл рот. Но, в тот же момент (о! Это судьба!) рот открыл Иван Иваныч, но совершенно с другими намерениями. Он даже поднялся со своего места, подчёркивая, тем самым, важность того, что собирался произнести. Но он и на йоту представить себе не мог, насколько это было важно для Сергей Сергеича. Сначала Иван Иваныч поблагодарил присутствующих за внимание и попросил их, за исключением своих помощников и вождя ЭРЭСов, покинуть помещение. Как только дверь закрылась за, теперь уже новым, составом оппозиции, Иван Иваныч, вернувшись в свой обычный облик, совершенно своим голосом и в своей манере предложил оставшимся наметить план дальнейших действий непосредственно в связи с предстоящими промежуточными выборами. Затем, после непродолжительной паузы, потребовавшейся ему для внутренней борьбы с самим собой, в ходе которой зудящее желание инноваций противостояло ранее им же принятому решению, произнёс: – мне кажется, что нам, всё же, стоит подумать об изменении названия вашей, Сергей Сергеич, партии… – в зале воцарилась тишина, как будто там играли «Ревизора».