Сыновьям моим Косте и Виталию посвящаю!

* * *

 

ОРУЖИЕ ПОБЕДЫ

В этой книге рассказывается об оружии победы — о том вооружении, которым располагала наша Родина в годы Великой Отечественной войны, об оружии, с помощью которого Советские Вооруженные Силы разгромили полчища гитлеровских фашистов.

Но о каких видах оружия рассказывать? Какие образцы выбрать для подробного описания? Решить эти вопросы нелегко. Оружие минувшей войны было многообразно, оно насчитывало сотни и даже тысячи образцов. Все они в целом представляли собой систему, в которой каждая деталь составляла частицу единого и очень сложного комплекса. Комплекс этот так и называется: «Система вооружения».

Разрабатывают «Систему» дальновидные и опытные военные специалисты в тесном сотрудничестве с изобретателями, конструкторами оружия и руководителями военной промышленности. В мирные годы пристально и придирчиво изучают они опыт предшествовавших войн, следят за развитием военной мысли и боевой техники за рубежом, учитывают природные условия возможных театров войны, оценивают производственные возможности как своей военной промышленности, так и военной промышленности вероятных противников.

Эта работа не только не прекращается, но и усиливается в годы войны, когда сама жизнь требует непрерывного совершенствования оружия. В итоге система вооружения все время изменяется, пополняясь новыми, передовыми для своего времени образцами оружия.

Но этого мало. Существуют самостоятельные, отделенные друг от друга виды вооруженных сил, у каждого из которых есть своя система вооружения. В годы Великой Отечественной войны в Советских Вооруженных Силах этих видов было три: Сухопутные войска, Военно-Воздушные Силы, Военно-Морской Флот; зародился и четвертый вид — Войска противовоздушной обороны страны. В свою очередь каждый вид Вооруженных Сил делится на рода войск. Так наиболее массовый и решающий вид — Сухопутные войска — включает пехоту, артиллерию, бронетанковые, инженерные войска, войска связи и другие. Из частей этих родов войск составлялись общевойсковые соединения — стрелковые дивизии и корпуса, артиллерийские бригады и дивизии, механизированные и танковые корпуса, общевойсковые и танковые армии. Они и были тем костяком, основой, которая определяла боевую мощь Советской Армии.

Военно-Воздушные Силы имели собственные рода авиации — истребительную, штурмовую, бомбардировочную, — из которых составлялись авиационные дивизии, корпуса и воздушные армии. Так же строился и Военно-Морской Флот, и Войска противовоздушной обороны.

Достаточно представить себе этот сложный военный организм, чтобы понять, сколь многообразной и разносторонней была система вооружения, особая не только для каждого вида Вооруженных Сил, но и для каждого рода войск. Вот «царица полей» пехота — основной род Сухопутных войск, вокруг которого в минувшую войну строилось взаимодействие всех родов войск и видов Вооруженных Сил. В боевом уставе пехоты записано, что «решительное продвижение пехоты в наступлении и упорное сопротивление в обороне решает исход боя». Этим действиям пехоты враг может противопоставить и собственную пехоту, и пулеметы, и пушки, и танки, и самолеты, и окопы, и колючую проволоку, и доты, и дзоты. Каким оружием должен был бороться пехотинец со всем этим вражеским арсеналом?

В годы Великой Отечественной войны для борьбы с живой силой противника отдельный солдат-пехотинец имел индивидуальное оружие — пистолет, винтовку или карабин, пистолет-пулемет, гранаты. Для борьбы с пулеметными гнездами — ручные и ружейные гранаты, для борьбы с танками — бутылки с горючей смесью и противотанковые гранаты. Стрелковые отделения и взводы, кроме индивидуального оружия, получали и коллективное — ручные пулеметы, противотанковые ружья. Пулеметные подразделения были вооружены станковыми, а зенитные — зенитными пулеметами.

Более крупные подразделения и части пехоты, кроме стрелкового оружия, получали артиллерийские орудия. В распоряжении рот находились 50-мм ротные минометы. На вооружении батальонов — батальонные 82-мм минометы и 45-мм пушки. А на вооружении полков— полковые 120-мм минометы и 76-мм пушки. Стрелковые дивизии имели свою дивизионную артиллерию — 122-мм гаубицы и 76-мм пушки. Все эти огневые средства поддерживали действия своей пехоты на поле боя: они должны были уничтожать и подавлять огневые средства противника, уничтожать автобронетанковую технику врага; уничтожать и подавлять живую силу противника, расположенную как открыто, так и в укрытиях полевого типа; разрушать сооружения полевого типа; вести борьбу с артиллерией и минометами противника; подавлять и запрещать огонь из дотов и дзотов.

Кроме непосредственной поддержки пехоты, на артиллерию возлагалось немало самостоятельных задач. Для контрбатарейной борьбы, для подавления тылов и нарушения управления войсками, для препятствования подвозу боеприпасов и резервов, для разрушения долговременных оборонительных сооружений предназначались корпусные орудия—122-мм пушки, 152-мм гаубицы-пушки и 152-мм гаубицы. Для разрушения особо прочных железобетонных и броневых сооружений, для подавления дальних целей, для борьбы с крупнокалиберной артиллерией противника использовались орудия артиллерийского резерва Главного Командования — 203-мм гаубицы и 152-мм пушки.

Для поражения неукрытой живой силы и огневых средств противника залповым огнем применялись установки реактивной артиллерии — знаменитые «катюши». Самостоятельную роль играли соединения противотанковой артиллерии, на вооружении которой состояли 45-, 57-, 76- и 100-мм противотанковые пушки, а также зенитной артиллерии, вооруженной 25-, 37-, 76- и 85-мм зенитными пушками.

Самым дальнобойным орудием Красной Армии в годы войны была 152-мм пушка: она могла стрелять на 25 км. Наносить удары на большую глубину артиллерия уже не могла. Здесь требовалось иное оружие. Этим оружием стал самолет.

Основной ударной силой Сухопутных войск в годы войны по праву считались танки, подразделявшиеся на легкие, средние и тяжелые. Но уже первый боевой опыт заставил наших специалистов скорректировать систему танкового вооружения. Основой советских танковых войск стал прославленный самый массовый в мире средний танк Т-34 и серия тяжелых танков КВ и ИС.

Массовое применение танков в боевых операциях показало, что огонь артиллерии не может непрерывно сопровождать пехоту и танки. Стремясь повысить подвижность артиллерии, советские конструкторы создали самоходные орудия, неуязвимые для стрелкового оружия, способные маневрировать на поле боя и уничтожать огневые средства и танки противника, стреляя как прямой наводкой, так и с закрытых позиций. Подобно танкам, самоходные установки подразделялись на три типа: легкие, средние и тяжелые. Легкие — СУ-76 — сопровождали пехоту, ведя борьбу главным образом с противотанковой артиллерией, пулеметами и легкими бронированными машинами противника. Средние установки — СУ-85, СУ-100 — сопровождали не только пехоту, но и танки, уничтожая вражеские противотанковые пушки, самоходные орудия и танки, а также разрушая прямой наводкой доты и дзоты. Наконец, тяжелые установки — ИСУ-152 и ИСУ-122 — сопровождали все типы танков и пехоту, ведя борьбу с тяжелыми танками и самоходками врага и разрушая прочные оборонительные сооружения.

Главным предназначением советской авиации времен Великой Отечественной войны была поддержка наземных войск. Не случайно самым массовым в мире самолетом стал советский штурмовик Ил-2, который, идя на высоте в несколько сот метров над землей, должен был обстреливать из пушек и пулеметов, забрасывать бомбами и реактивными снарядами вражеские танковые колонны, самолеты на аэродромах, железнодорожные составы, артиллерийские батареи, обозы и автоколонны, переправы и живую силу противника.

Для нанесения бомбовых ударов по тылам противника предназначались дневные фронтовые бомбардировщики СБ, Пе-2, Ту-2. Бомбардировка глубоких вражеских тылов осуществлялась дальними ночными бомбардировщиками Ил-4, Ер-2, Пе-8. Неожиданные боевые возможности раскрылись в учебно-тренировочном самолете По-2, который оказался прекрасным легким ночным бомбардировщиком.

Огромная роль отводилась истребителям. Они должны были уничтожать вражеские самолеты всех типов: бомбардировщики, истребители, разведчики, транспортные самолеты. Пожалуй, именно истребители претерпели больше всего усовершенствований в ходе войны.

В первые месяцы войны в строю находилось немало устаревших машин И 153 и И-16, наряду с новыми образцами Як 1, МиГ 3 и ЛаГГ 3 В конечном итоге основным типом советского истребителя с мотором водяного охлаждения стали истребители А. Яковлева — Як 1, Як 7, Як 9, Як 3, а основным типом истребителя с мотором воздушного охлаждения — истребители С Лавочкина — Ла 5 и Ла-7.

Советский Военно-Морской Флот в годы войны тесно взаимодействовал с Сухопутными войсками. Он должен был препятствовать обстрелу береговых укреплений и высадке десантов противника на своей территории и, наоборот, громить оборонительные сооружения противника и высаживать десанты на занятой им территории. Он должен был нарушать вражеские морские коммуникации и охранять свои Он должен был уничтожать вражеские боевые корабли и базы и препятствовать уничтожению своих.

За годы предвоенных пятилеток судостроительная промышленность сдала флоту 311 кораблей — 4 крейсера, 7 лидеров, 30 эсминцев, 18 сторожевых кораблей, 38 тральщиков, 8 речных мониторов и 206 подводных лодок, а также 477 боевых катеров-тральщиков. И опыт войны показал, что в целом кораблестроительные программы соответствовали тем задачам, которые ставились флоту на разных морских театрах. Так, на Севере хорошо показали себя на морских коммуникациях подводные лодки На Черном море важную роль сыграли над водные корабли, которые высаживали десанты, обстреливали побережье, занятое противником, снабжали осажденные города, эвакуировали войска и население. На Балтике в начале войны играли огромную роль малые надводные корабли, а в конце — подводные лодки В распоряжении морского командования находилась также авиация флота, летчики которой совершили немало подвигов в годы войны.

Какие же виды оружия сыграли наиболее важную роль в войне? И вообще, существуют ли в системе вооружения «важные» и «неважные» виды оружия? Ведь оружие, способное решить ту или иную боевую задачу, становится важным и незаменимым в тот самый момент, когда эта задача встает перед войсками. В жесточайших критических условиях первых месяцев войны, когда все, что могло стрелять, взрывать, уничтожать врага, было брошено в бой, многочисленные бутылки с горючей смесью оказались важнее, чем прекрасные, но существовавшие в небольшом числе 57 мм противотанковые пушки. Зато при штурме долговременных железобетонных укреплений одно единственное орудие большой мощности не смогут заменить даже тысячи прекрасных винтовок в этот момент тяжелая артиллерия важнее любых других видов оружия Вот почему мне было трудно отобрать те образцы оружия, которые заслуживают подробного описания.

Можно было бы в основу такого отбора положить подвиги, совершенные советскими воинами. Но и тут трудно отдать преимущество от дельным видам или образцам вооружения.

Разве не достоин описания скоростной бомбардировщик СБ, на котором наши летчики в первый же день войны нанесли первый в Великой Отечественной войне бомбовый удар по вражеской территории они разбомбили военный завод в Восточной Пруссии. Разве не интересна и не удивительна судьба «ишака» — поликарповского истребителя И-16, на котором в первый день войны летчик Иван Иванов совершил первый таран и на котором спустя несколько месяцев Герой Советского Союза Виктор Талалихин совершил первый в истории ночной таран? Разве не заслуживает рассказа удивительная мосинская трехлинейная винтовка, продержавшаяся на вооружении русской и советской армий почти полвека? А разве не достойны рассказа десятки других боевых машин, каждая из которых в конечном итоге приблизила победу?

После долгих размышлений я решил придерживаться нескольких общих положений. Во-первых, рассказывать только о той боевой технике, которая была создана советскими конструкторами после Великой Октябрьской революции. Во-вторых, описывать только такие образцы, которые выпускались большими сериями. В-третьих, говорить лишь о том вооружении, которое прошло всю войну, от ее первого до последнего дня. В приложении к кораблям, в массе своей построенным до войны, добавилось еще одно требование: отобранный образец должен иметь наибольшее число наград.

В результате было отобрано несколько десятков образцов боевой техники. Из оружия пехоты в список попали пистолеты-пулеметы и противотанковые ружья. Из боевой авиации — истребители А. Яковлева (их было построено около 37 тысяч) и С. Лавочкина (около 22 тысяч), фронтовой бомбардировщик В. Петлякова (11,5 тысячи), дальний бомбардировщик (около 7 тысяч) и штурмовик С. Ильюшина, (около 41 тысячи), ночной бомбардировщик Н. Поликарпова (33 тысячи). Из артиллерии были выбраны 57-мм и 76-мм пушки В. Грабина, 122-мм пушка, 152-мм гаубица-пушка, 122-мм гаубица и 152-мм гаубица Ф. Ф. Петрова, установки реактивной артиллерии. Из танковой техники в список попали средние танки Т-34, группа тяжелых танков КВ и ИС, а также самоходные артиллерийские установки. Наконец, из кораблей в книгу включены рассказы о подводных лодках типа «Щ» и о прославленных «малых охотниках».

Все эти боевые машины выпускались в огромном числе экземпляров, что было бы невозможно, если бы советские конструкторы не уделяли пристального внимания простоте, экономичности и технологичности. Начиная войну, Гитлер был убежден: Красная Армия будет уничтожена в течение нескольких недель. Уверенный в превосходстве своей военной машины, он запретил финансировать все новые технические разработки, сроки завершения которых требовали больше одного года. Иначе говоря, по мнению фашистского фюрера, война должна была быть выиграна тем оружием, с которым Германия ее начала. Однако в действительности получилось совсем не то, на что рассчитывал Гитлер. «Поведение противника в бою, — писала в декабре 1942 года одна фашистская газета, — не определяется никакими правилами. Советская система, создавшая стахановца, теперь создает красноармейца, который ожесточенно дерется даже в безвыходном положении. На том же исступлении построена советская военная промышленность, беспрестанно выпускающая невероятное количество вооружения. Русские почему-то сопротивляются, когда сопротивляться нет смысла. Для них война протекает как будто не на земле, а в выдуманном мире».

Нет, не в выдуманном мире сражались советские воины. Война для них протекала именно на земле, которую они освобождали от фашистов. Родная земля одевала и обувала их. Она вкладывала в их руки могучее оружие. Танки, пушки, самолеты, автоматы, непрерывным потоком шедшие из тыла на фронт, были грозным материальным воплощением творческого и трудового духа рабочих, инженеров и конструкторов.

В войне наглядно проявились преимущества советского общественного и государственного строя, советской экономики. Если Германия, выплавляя в год 32 млн. тонн стали, смогла производить в среднем ежегодно 1,8 млн. винтовок и карабинов, 154 тыс. пулеметов, 17 тыс. минометов, 11 200 полевых орудий, 13 450 танков и самоходок, 19 725 боевых самолетов, то Советский Союз, выплавляя 8—11 млн. тонн стали, производил ежегодно 3 млн. винтовок и карабинов, 238 тыс. пулеметов, 86,9 тыс. минометов, 24 442 полевых орудия, 23 774 танка и самоходки, 27 007 боевых самолетов!

Начиная с 1943 года Советские Вооруженные Силы, непрерывно наращивая свою боевую мощь, неуклонно гнали вражеские полчища на запад, пока не завершили свой победный путь в Берлине. И здесь ярко проявилось глубочайшее идейное отличие советских солдат от фашистских. Так, накануне наступления на Москву осенью 1941 года фашистское командование обратилось к войскам со следующими словами:

«Солдаты! Перед вами Москва! За два года все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу нашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва — это конец войны, это отдых. Вперед!»

И как отличаются от этого откровенно грабительского призыва слова, с которыми Военный совет 1-го Белорусского фронта обратился к воинам, вступившим на вражескую землю!

«Настоящий воин Красной Армии, — говорилось в этом обращении, — никогда не уподобится фашистским людоедам, никогда не уронит достоинства советского гражданина и за безрассудной «личной местью» не может забыть главного — священной и благородной цели войны, ради которой наш народ и взялся за оружие, — разгромить немецко-фашистскую армию и покарать фашистских преступников. Мы не мстим немецкому народу, обманутому фашистскими главарями, отравленному ядом расистской пропаганды, а хотим помочь ему сбросить с себя это кровожадное чудовище — фашизм».

И светлый образ несгибаемого, самоотверженного и мужественного воина, творца великой победы, всегда будет вдохновлять наш народ на подвиги во имя процветания нашей любимой Родины, во имя счастья всех советских людей, во имя мира и счастья на всей земле.

Герман Смирнов

 

ЛЮБИМОЕ ОРУЖИЕ ПЕХОТЫ

«— Здравствуйте, хозяева!

Приветствие двух незнакомцев, неожиданно вошедших в избу, заставило примолкнуть веселую компанию, сидящую за столом. Стало очень тихо. И тогда один из незнакомцев, обращаясь к всклокоченному черноволосому человеку в расстегнутой рубахе, сказал:

— Не бойся, Четырько! Расстреливать мы тебя не будем. Просто зашли перекусить.

— Вы кто? — мгновенно протрезвев, выдавил из себя Четырько — начальник полицейского отделения в деревне Ляховичи.

— Мы-то?.. — Незнакомец сделал паузу. — А советские партизаны…

— Какие еще партизаны? — неуверенно спросил Четырько, потирая лоб и облизывая губы. — Чего врете-то?

— А кто же, если не партизаны? Или не узнаешь советские автоматы?

Начальник полиции исподлобья взглянул на вошедших.

— Автоматы узнаю, — нехотя сказал он…»

Этот эпизод, описанный в книге И. Черного «Данные достоверны», показывает, какой известностью уже в 1943 году пользовался ППШ — пистолет-пулемет Шпагина. Сейчас, обращаясь мысленно к событиям Великой Отечественной войны, сразу представляешь себе советского солдата, вооруженного именно этим простым, легким, безотказным и надежным в бою оружием с характерным круглым диском и косым срезом решетчатого кожуха. И такое представление закономерно.

Пистолеты-пулеметы были самым массовым оружием Советской Армии. За годы войны наша промышленность выпустила более 6 миллионов пистолетов-пулеметов.

Солдаты, вооруженные этим оружием, появлялись в самых опасных, критических точках Московской битвы. Солдаты, вооруженные этим оружием, составляли костяк штурмовых групп, созданных в дни Сталинградской битвы по инициативе В. Чуйкова — командарма прославленной 62-й армии.

Солдаты, вооруженные этим оружием, насмерть стояли на Курской дуге, под Ленинградом, в Севастополе, прошли по дорогам величайшей в истории войны и закончили ее победоносным штурмом Берлина.

Тем более удивительно, что перед войной боевое значение пистолетов-пулеметов недооценивалось, а то и прямо отрицалось в армиях большинства стран. Не сразу в должной мере оценили пистолеты-пулеметы и в Красной Армии. Из опыта первой мировой и гражданской войн было вынесено убеждение, что главной тенденцией в развитии стрелкового вооружения должно стать увеличение дальнобойности и скорострельности. Считалось, что револьвер типа «Наган», магазинная винтовка С. Мосина и станковый пулемет Максима, полученные в наследство от старой русской армии, не удовлетворяют новым требованиям. Поэтому, согласно системе стрелкового вооружения, разработанной с учетом опыта предшествовавших войн, советским конструкторам надлежало заменить револьвер типа «Наган» более легким и скорострельным пистолетом, магазинную винтовку автоматической, а тяжелый станковый пулемет Максима более легким и современным образцом. Кроме того, требовалось создать заново ручной пулемет, автомат под винтовочный патрон и массовые пехотные противотанковые и зенитные средства.

За разработку новых образцов автоматического стрелкового оружия взялся сильный конструкторский коллектив, возглавляемый В. Федоровым, под руководством которого работали такие выдающиеся оружейники, как В. Дегтярев, С. Симонов, Г. Шпагин, П. Горюнов, Ф. Токарев и др. В 1927 году на вооружение Красной Армии поступает ручной пулемет Дегтярева. В 1930-м — пистолет Токарева и модернизированная трехлинейная винтовка. В 1936 году принимается на вооружение автоматическая винтовка Симонова, в 1938-м — самозарядная винтовка Токарева и модернизированный карабин, в 1939-м — станковый пулемет Дегтярева, 12,7-мм крупнокалиберный зенитный пулемет Дегтярева — Шпагина и 14,5-мм противотанковое ружье Рукавишникова. И только автомат под винтовочный патрон не давался конструкторам…

В сущности все попытки в этом направлении ограничивались работами В. Федорова, предпринятыми еще в 1916 году. Опыт империалистической войны показал, что во время наступления перебежками солдаты не в состоянии тащить тяжелые станковые пулеметы. Для наступления потребовались более легкие ручные пулеметы. Поэтому-то во Франции уже в ходе войны появился пулемет Шоша, в Англии — Льюиса, в Германии — Маузера. Промышленные возможности царской России были недостаточны, чтобы удовлетворить потребности армии в ручных пулеметах, и тогда Федоров решил сделать автоматическую винтовку, по своим свойствам приближающуюся к ручному пулемету. Ружье-пулемет Федорова имело более короткий ствол, чем обычная винтовка, упрощенный прицел и съемный магазин на 25 патронов. Однако этот первый в мире автомат был рассчитан не на отечественный винтовочный патрон калибра 7.62-мм, а на заграничный — 6,5-мм. В 1924 году из-за трудностей в снабжении войск такими патронами ружье-пулемет Федорова было снято с вооружения. Все же попытки создать автомат под винтовочный 7.62-мм патрон приводили к образцам, мало чем отличавшимся от ручных пулеметов.

Тем временем Ф. В. Токарев, работавший над автоматическим пистолетом, понял: если довести до логического завершения те усовершенствования, с помощью которых оружейники пытались увеличить скорострельность, дальность и меткость стрельбы автоматических пистолетов, то можно создать качественно новый вид стрелкового оружия.

В самом деле, увеличив мощность пистолетного патрона и длину ствола, заменив приставную деревянную кобуру прикладом, применив спусковой механизм, позволяющий вести не только одиночную, но и непрерывную стрельбу, можно было получить пистолет-пулемет, в котором сочетались бы малый вес и портативность пистолета и высокая огневая производительность пулемета.

«Независимо от всех предыдущих работ, — сообщалось в рапорте заведующему техническим отделом Тульского оружейного завода, — Ф. В. Токаревым по его собственной инициативе и без заказа и отпуска средств был сконструирован легкий карабин под револьверный нагановский патрон».

В ноябре 1927 года опытный образец токаревского пистолета-пулемета был испытан стрельбой на оружейном полигоне. Успех этих испытаний и готовность Артиллерийского комитета продолжить работу побудили многих конструкторов обратиться к новому оружию. В 1929 году создает свой пистолет-пулемет В. Дегтярев, в 1930 году — С. Коровин.

За этими работами пристально следил тогдашний начальник вооружения Красной Армии И. Уборевич. Тогда некоторые наши военные специалисты считали, что пистолеты-пулеметы созданы в капиталистических странах для борьбы с демонстрантами, что они — оружие полицейское и в боевых условиях не представят особой ценности. Уборевич же считал необходимым продолжать работу, по его настоянию к ней были подключены конструкторы С. Прилуцкий и И. Колесников. В результате в 1932–1934 годах на полигонные испытания было представлено 14 образцов отечественных пистолетов-пулеметов. Лучший из них — дегтяревский — 9 июля 1935 года был принят на вооружение под названием «7,62-мм пистолет-пулемет системы Дегтярева образца 1934 г.».

Недооценка нового оружия, однако, дала о себе знать: оно предназначалось для вооружения только начальствующего состава Красной Армии. Заказ, выданный на него промышленности, был ничтожен — всего 300 штук. Оружие, которому через несколько лет суждено было стать основным оружием пехоты, в армии встретили не очень доброжелательно.

Отдельные конструктивные недостатки дегтяревского пистолета-пулемета ставились в вину самому типу оружия. Многие военные специалисты по-прежнему требовали от стрелкового оружия дальнобойности, не понимая, что за счет снижения дальности стрельбы можно достигнуть замечательной простоты устройства, легкости и надежности оружия. Несмотря на то что Дегтярев неустанно совершенствовал свой пистолет-пулемет, в феврале 1939 года этот образец был снят с производства, изъят из войск и сдан на склады.

Это было сделано вопреки мнению опытных специалистов по стрелковому оружию. Один из них, В. Федоров, писал в те дни о пистолетах-пулеметах: «Еще и до настоящего времени не везде усвоена мысль о той громадной будущности, какую со временем будет иметь это чрезвычайно мощное, сравнительно легкое и в то же время простое по своей конструкции оружие при условии некоторых его усовершенствований В пистолетах-пулеметах блестяще разрешена задача дать пулеметный огонь при боевых столкновениях на близких расстояниях, когда в более сильных винтовочных патронах нет никакой необходимости». Первые же бои с белофиннами подтвердили правоту Федорова: в условиях лесистой и пересеченной местности пистолет-пулемет оказался незаменимым оружием ближнего боя. Особенно много неприятностей доставили нашим войскам мелкие отряды финских лыжников, вооруженных пистолетами-пулеметами «Суоми» с необычайно емким дисковым магазином.

Вот почему было принято решение о развертывании массового производства дегтяревских пистолетов-пулеметов. Незадолго перед этим группа конструкторов за несколько дней создала дисковые магазины на 71 патрон, которые дали на испытаниях хорошие результаты. Дегтярев внес в конструкцию еще ряд усовершенствований, и модернизированный образец пистолета-пулемета Дегтярева — ППД — был снова принят на вооружение.

Опыт войны с белофиннами был учтен. Об этом свидетельствует то, что в начале 1940 года получил задание на разработку пистолета-пулемета Г. Шпагин. Опытный оружейник, он понимал: необходимо сохранить высокие тактико-технические данные дегтяревского образца и добиться максимального упрощения системы и сокращения трудоемкости ее изготовления.

«С самого начала, — вспоминал Шпагин через несколько лет, — я поставил перед собой цель, чтобы новое автоматическое оружие было предельно простым и несложным в производстве. Если по-настоящему вооружать огромную Красную Армию автоматами, подумал я, и попытаться это сделать на базе принятой раньше сложной и трудоемкой технологии, то какой же неимоверный парк станков надо загрузить, какую огромную массу людей надо поставить к этим станкам. Так я пришел к мысли о штампо-сварной конструкции.

Надо сказать правду, даже знатоки оружейного производства не верили в возможность создания штампо-сварного автомата и в глаза и за глаза посмеивались надо мной: Шпагин, мол, фантазирует… Но я был убежден, что мысль моя правильная».

Когда осенью 1940 года появился опытный образец шпагинского пистолета-пулемета, он поразил специалистов оригинальностью своей конструкции. Косой срез кожуха выполнял одновременно и роль дульного тормоза, уменьшающего отдачу, и роль компенсатора, препятствующего подкидыванию оружия вверх во время стрельбы. Благодаря этому простому устройству Шпагину удалось улучшить устойчивость оружия при стрельбе, повысить кучность и меткость огня. Компактный спусковой механизм позволял вести как одиночную, так и непрерывную стрельбу. Крышка затворной коробки, легко откидывающаяся вверх, упростила сборку и разборку пистолета-пулемета и свела к минимуму количество деталей с резьбовыми соединениями. Поэтому, когда по приказу наркома вооружения была произведена технологическая оценка ППД и ППШ, оказалось, что трудоемкость шпагинского образца была вдвое меньше, чем дегтяревского. В том, что это качество оказалось решающим, советским военным специалистам пришлось убедиться очень скоро. 21 декабря 1940 года пистолет-пулемет системы Шпагина образца 1941 года был принят на вооружение, а через шесть месяцев грянула Великая Отечественная война…

Первые же бои показали, что прежние требования к дальнобойности стрелкового оружия были чрезмерными. Считалось, например, что дальность огня станковых пулеметов должна быть не менее 5 км.

Но колоссальная плотность артиллерийского и минометного огня, танки и самолеты привели к тому, что в боевой обстановке практически не представлялось возможным стрелять из пулеметов по целям, удаленным на пять километров. Поэтому дальность стрельбы станковых пулеметов можно было смело ограничить 1000–1500 м, ручных пулеметов — 600–800 м, индивидуального оружия — 200–400 м. А как раз такая дальнобойность и была у пистолетов-пулеметов, которые в годы войны называли автоматами.

«Автоматов! Автоматов! Хоть бы сотню автоматов!» — просил фронт с первого же дня войны. По свидетельству Главного маршала артиллерии Н. Воронова, в конце 1941 года в Резерве Главного Командования было всего-навсего 250 пистолетов-пулеметов! Не случайно производству автоматов в первые месяцы войны уделялось, пожалуй, большее внимание, чем производству других видов оружия. И это не удивительно: прежде всего пехоту требовалось вооружить современным оружием. Вот почему осенью 1941 года выступила на первый план важнейшая особенность шпагинского пистолета-пулемета — простота и технологичность конструкции, позволявшие изготовлять его на предприятиях далеко не первого ранга.

В октябре 1941 года, когда фашистские полчища стояли у стен Москвы, производство деталей для ППШ было налажено не только на крупных заводах — Государственном подшипниковом заводе, Московском инструментальном заводе, станкостроительном заводе имени С. Орджоникидзе, но и на 11 мелких предприятиях управления местной промышленности. Сборка, отладка и пристрелка пистолетов-пулеметов производилась на Московском автозаводе. В течение 1941 года вся отечественная промышленность выпустила 98 644 автомата, из них на долю ППШ приходилось 92 776. А в следующем году количество произведенных пистолетов-пулеметов составило 1499 269, то есть увеличилось в 16 раз!

«Я мысленно представляю себе линию фронта, — писал тогда Шпагин. — И слышу то здесь, то там длинные очереди, которые дают наши автоматчики. Кончились времена, когда наглый немец поливал огнем из своего автомата «от пуза», строчил налево и направо, пытаясь нагнать страх на наших людей. Армия наша насыщена автоматами — ладным, простым, безотказным оружием».

Уже в 1942 году в каждой стрелковой роте полностью вооружается автоматами один взвод, а в каждом стрелковом полку — одна рота. Пистолетами-пулеметами Шпагина вооружают танкистов, артиллеристов, авиадесантников, разведчиков, саперов, связистов. Не по дням, а по часам накапливается опыт боевого применения этого оружия. Выясняется, что сложные в изготовлении, тяжелые и громоздкие дисковые магазины неудобно носить и трудно снаряжать в боевых условиях. Выясняется также и другое: будучи отличным оружием для пехоты, ППШ не достаточно удобен для танкистов, разведчиков, десантников, саперов, нуждавшихся в более легком, компактном и простом пистолете-пулемете.

Внимательный к нуждам и запросам армии, Г. Шпагин разработал для ППШ более простой и надежный секторный магазин на 35 патронов. Принял он и участие в конкурсе на новый пистолет-пулемет, объявленный в 1942 году. Хотя его новый образец — ППШ-2 и прошел полигонные испытания, лучшим был признан пистолет-пулемет А.Судаева — ППС.

Принятый на вооружение в 1943 году, судаевский пистолет-пулемет по праву считается шедевром стрелкового оружия времен второй мировой войны. Не уступая шпагинскому автомату по боевым качествам, он был гораздо легче и технологичнее его. Трудоемкость изготовления ППС была чуть ли не в 3 раза меньше, чем ППШ.

ППС-43 Советская пехота начала Великую Отечественную войну с пистолетами-пулеметами В. Дегтярева ППД-40, которых к концу 1941 года было выпущено около 90 тыс. штук. На смену ППД пришел более простой в производстве пистолет-пулемет Г. Шпагина ППШ-41. В 1943 году параллельно с ППШ начал выпускаться пистолет-пулемет А. Судаева ППС-43. Всего за годы войны советская промышленность выпустила более 6 млн. пистолетов-пулеметов, из которых самым массовым был ППШ.

Судаевский автомат получил широкое распространение среди танкистов, десантников, разведчиков, лыжников. Но ППШ до конца войны оставался самым распространенным и любимым оружием пехоты.

В дни Сталинградской битвы, стремясь свести на нет господство вражеской авиации в воздухе, генерал В. Чуйков предложил использовать тактику ближнего боя. «Мы должны, — учил он, — находиться как можно ближе к противнику, тогда его авиация не сможет бомбить наш передний край, первую траншею. Надо, чтобы каждый немецкий солдат чувствовал, что он находится под дулом русского оружия, которое всегда готово угостить его смертельной дозой свинца». И в большинстве случаев этим дулом оказывалось дуло ППШ. Именно ППШ были вооружены бойцы, оборонявшие знаменитый дом Павлова в Сталинграде, дом, в бесплодных попытках овладеть которым фашисты понесли потери большие, чем при взятии Парижа. Именно ППШ сжимал в руках Александр Матросов, грудью своей закрывший амбразуру вражеского дзота. Огнем ППШ прокладывал себе путь солдат В. Образцов, водрузивший первый советский флаг над освобожденным Орлом…

«Пехота выполняет основную и самую трудную задачу — уничтожение противника в ближнем бою». Как многозначительно и важно это утверждение Боевого устава пехоты, выпущенного в 1942 году на основе боевого опыта первого года Великой Отечественной войны! Ведь это означает, что танки, пушки, самолеты лишь облегчили действия пехоты, но не заменили ее. Что гусеницы, снаряды и бомбы не умалили значения стрелкового оружия. Да что там «не умалили»! Значение стрелкового оружия возросло! Если в первую мировую войну потери живой силы от стрелкового оружия составляли 28–30 %, то во вторую мировую войну они достигли 30–50 %.

«Решительное продвижение пехоты в наступлении и упорное сопротивление в обороне, — гласил устав, — решает исход боя». На протяжении всей войны упорно сопротивляться в обороне и решительно продвигаться в наступлении советской пехоте неизменно помогал ППШ. «Это коротенькое название грозного оружия, — вспоминал после войны Герой Советского Союза сержант Я.Павлов, — знакомо и близко каждому, кому довелось в годы Великой Отечественной войны отстаивать честь и независимость нашей Родины с автоматом в руках. Мне запомнились слова Георгия Семеновича Шпагина, с которыми он обратился в свое время к нашим воинам: «Я хотел, — писал Шпагин, — чтобы в армии полюбили мой ППШ, чтобы боец носил его на груди, как надежную, дорогую и приятную вещь, чтобы он полюбил мой пистолет-автомат и уверовал в него. Это было моей мечтой, этого я добивался…» И пистолет-пулемет, вместе с ним и его конструктор Шпагин боевой экзамен выдержали с честью.

 

ОХОТНИКИ ЗА ТАНКАМИ

24 августа 1942 года, в один из критических моментов Сталинградской битвы, когда вражеские войска вышли уже к Волге, 33 бойца 1379-го стрелкового полка близ деревни Малая Россошка отразили наступление семидесяти вражеских танков, не потеряв при этом ни одного человека!

Об этом подвиге немало писали и во время войны и после. И он, конечно, заслуживал того. Но вот что интересно: и фронтовые корреспонденты, и читатели, и даже военачальники, как будто сговорившись, называли отважных солдат бронебойщиками. И лишь в 1962 году сотрудница Центрального музея Советской Армии Т. Никонова установила, что танки были отбиты отрядом, состоявшим из разведчиков, автоматчиков и связистов; что главным оружием героев были гранаты и бутылки с горючей смесью, а противотанковое ружье было всего одно и стреляли из него связисты…

Когда шестеро связистов во главе с младшим политруком А. Евтифеевым появились на высоте 77,6, прикрывавшей дорогу на Сталинград, лейтенант Шмелев очень обрадовался: это было солидное подкрепление для его небольшого отряда из 12 автоматчиков и 15 разведчиков. По его приказанию связисты заняли окопы на правом фланге обороны, углубили и тщательно замаскировали их, приготовили оружие, и потянулись томительные минуты ожидания. Зловещая тишина, отсутствие связи с полком, нехватка воды и продовольствия, вражеские снайперы, уничтожившие нескольких связистов, — все это действовало на солдат гнетуще. И тогда Евтифеев решил заняться, как он выразился, «мобилизацией внутренних ресурсов на поле боя».

Он вспомнил, что в соседнем окопе видел противотанковое ружье. Под пулями вражеских снайперов он подполз к окопу и действительно увидел ружье, а рядом — окровавленную шинель. Приподнял шинель — а там патроны, штук двадцать.

Когда Евтифеев вернулся назад, один из солдат радостно сказал:

— Ну, товарищ политрук, теперь у нас гроза для немецких танков появилась.

— Гроза-то есть, а грома может не получиться, — ответил Евтифеев.

В самом деле, ни он, ни его связисты никогда раньше не держали в руках противотанкового ружья. С устройством ружья пришлось знакомиться, как говорится, на ходу. Потом установили его в направлении противника, разложили патроны…

Вечерняя тишина была нарушена внезапным ревом моторов и лязгом гусениц. Выглянув из окопа, Евтифеев увидел колонну из двадцати вражеских танков, ползущих из-за оврага. Он лег за ружье, рядом, вторым номером, лег младший лейтенант Г. Стрелков, который потом подробно описал этот жаркий бой.

«Вот Евтифеев прицелился, спустил курок. Выстрел произошел, но передний танк не остановился, он все идет и идет. Прицелился второй раз. Грянул выстрел, танк загрохотал, дым пустил, а потом остановился.

— Подбил… подбил… — радостно заговорили бойцы…

Еще дали два выстрела, и еще два танка подбили.

На пятом выстреле промах вышел. Не попал Евтифеев. Поторопился. Шестым патроном Евтифеев пригвоздил к земле четвертый танк.

Тут политрук и говорит мне:

— Стреляй, Стрелков, у меня плечо что-то болит, отбило, наверно.

Залег я у бронебойки, теперь Евтифеев стал вторым номером. Вот прицелился я в передний танк, выстрелил и промазал. Мне стало страшно. Пот выступил на лице, да и совесть одолевает, ведь командир я, хотя и связист. Еще раз прицелился — опять промах, промазал и в третий раз. Кричу Евтифееву:

— Товарищ политрук, не выходит у меня, стреляй сам!

А политрук спокойно говорит:

— Стрелков, стреляй лучше, спокойнее.

А мне обидно. И фамилия-то у меня стрелковая, а вот стреляю-то я сейчас никудышно. Набрался я терпения, хорошо прицелился, спустил курок и выстрелил.

Посмотрел… Танк стоит и дымится.

— Ну, вот и подбил, — говорит политрук.

Прицелился я еще раз, выстрелил и подбил второй танк. Остальные танки свернули в сторону балки и ушли».

Тем временем по соседству со связистами отбивали вражеские атаки разведчики и автоматчики. И к наступлению темноты поле боя было усеяно полутора сотнями вражеских трупов, да чадили, догорая, двадцать семь танков…

Подвиг, который мог бы составить славу даже опытным бронебойщикам, становится еще более величественным, ибо был совершен солдатами, до этого не имевшими опыта борьбы с танками. Солдатами, главным оружием которых были гранаты и бутылки с горючей смесью. Солдатами, которые одно-единственное случайно оказавшееся в их руках противотанковое ружье освоили буквально за несколько минут до начала боя. И все-таки подспудное желание увидеть в них именно бронебойщиков не случайно: тяжелые бои Сталинградской эпопеи стали кульминационной точкой в боевой биографии противотанковых ружей, созданных в июле 1941 года…

В годы первой мировой войны появление английских танков на реке Сомме 15 сентября 1916 года не произвело большого впечатления на немцев: из 49 танков 26 поломались в пути, 5 застряли в грязи, 17 получили повреждения от огня германской артиллерии и лишь один остался невредим. «Танки — это нелепая фантазия и шарлатанство». Ровно через год немцы горько поплатились за этот вывод, сделанный из анализа сражений на Сомме. Массированная атака английских танков под Камбрэ 20 ноября 1917 года привела к прорыву германского фронта на большую глубину, и тогда только начались лихорадочные поиски противотанкового оружия.

Основной принцип действия такого оружия не составлял секрета: обычная полевая пушка легко поражала танки тех лет с их тонкой 6—15-мм противопульной броней и скоростью хода 6–8 км/ч. Да вот беда: пушки эти ставились сравнительно далеко от передовой линии обороны, и прежде чем оказаться в пределах досягаемости их огня, танки могли полностью рассеять и уничтожить пехоту. Требовалось срочно создать надежное пехотное противотанковое оружие, и первое, что пришло в голову немцам, — увеличить мощность винтовки. В 1918 году фирма «Маузер» начала разрабатывать такую винтовку под 13-мм патрон со стальным сердечником. Будь у немцев еще немного времени, и с помощью этих ружей они смогли бы нанести немалый ущерб английским и французским танкам. Но времени-то у них уже не было: боевые действия прекратились в ноябре 1918 года.

В промежутке между первой и второй мировыми войнами отношение к противотанковым ружьям менялось в зависимости от взглядов на будущее применение танков. Так, появление тяжелых, хорошо бронированных, тихоходных танков говорило о том, что ружья — бесперспективны, что будущее за противотанковой пушкой. Напротив, создание подвижных соединений из легких быстроходных танков настоятельно требовало вооружить пехоту именно противотанковыми ружьями.

«В будущей войне, — писал Артиллерийский комитет Главного артиллерийского управления Красной Армии 9 ноября 1938 года, — танки чаще всего будут появляться большими массами неожиданно… Действия противотанковых орудий и артиллерии обороняющихся не всегда смогут оказать своевременную поддержку пехоте. В зависимости от условий боя и местности пехота может быть предоставлена сама себе, не имея средств вывести танк из строя. При наступлении громоздкие орудия не сумеют сопровождать отдельные стрелковые части, и танки обороняющихся могут безнаказанно расстреливать их. В силу этих соображений является необходимостью иметь на вооружении роты противотанковые средства… Таким средством является противотанковое ружье, посильное по весу обслуживанию в бою двум человекам».

Заметим: мысль о самоходных бронированных артиллерийских орудиях, ставших наиболее грозным противотанковым оружием, не рассматривалась всерьез в 1938 году…

Тогда же были сформулированы и основные требования к противотанковым ружьям. Они должны были быть легкими, маневренными, легко маскируемыми и должны были пробивать 20-мм броню легких танков с дистанции до 500 м при угле встречи 30°. Этим требованиям, как показали предварительные разработки, удовлетворяло ружье калибра 14,5 мм с пулей весом 64 г и начальной скоростью 1000 м/с.

Всего через полгода конструкторы Н. Рукавишников, С. Владимиров и Б. Шпитальный создали противотанковые ружья, соответствовавшие новым требованиям. Из них наилучшим оказалось самозарядное ружье Н. Рукавишникова, делавшее до 15 выстрелов в минуту, легко переносимое двумя бойцами и пробивавшее 20-мм цементированную броню с дистанции 500 м. Именно это ружье и было принято на вооружение под названием «14,5-мм противотанковое ружье образца 1939 года». Но, к сожалению, дальнейшие события развивались неблагоприятно для творцов противотанковых ружей.

Действия немецких танковых корпусов в Западной Европе породили мнение, что будущее — за толстобронными танками, против которых окажутся бессильными 37-, 45- и даже 76-мм противотанковые пушки. При всей справедливости этого мнения, подтвержденного историей, оно послужило основой для чересчур поспешных действий: перед правительством был поставлен вопрос о прекращении производства 45—76-мм пушек всех вариантов. Неудивительно, что в этих условиях вопрос о противотанковых ружьях решился автоматически: их вообще сняли с вооружения.

«С первых дней войны мы убедились, какая непростительная ошибка была совершена, — вспоминал много лет спустя бывший нарком вооружения Б. Ванников. — Немецко-фашистские армии наступали с самой разнообразной и далеко не первоклассной техникой, включая трофейные французские танки «Рено» и устаревшие немецкие танки Т-I и Т-II». Вот почему 8 июля, всего через две недели после начала войны, Главному Военному Совету было вторично представлено противотанковое ружье Рукавишникова, который дальновидно продолжал совершенствовать свое снятое с вооружения ружье. Но, как ни парадоксально, препятствием для принятия ружья на вооружение послужило его совершенство: превосходя все тогдашние иностранные образцы по боевым и эксплуатационным качествам, оно было слишком сложным по конструкции и дорогим в производстве. А в те дни требовалось как можно больше ружей, как можно проще и как можно дешевле. А главное — они были нужны немедленно. Вот почему тогда же, в июле 1941 года, правительство поручило спроектировать противотанковые ружья двум виднейшим оружейникам — В. Дегтяреву и С. Симонову, которые представили готовые образцы всего через две недели.

Сначала оба конструктора представили самозарядные магазинные ружья, позволявшие вести огонь, не отрывая приклада от плеча для перезаряжания. Из них более удачным оказалось ружье Симонова, который использовал свой богатый опыт по созданию 7,62-мм самозарядной винтовки образца 1938 года.

Противотанковое ружье системы В. Дегтярева — ПТРД — и противотанковое ружье системы С. Симонова — ПТРС — были приняты на вооружение в 1941 году. В начале войны более простое в изготовлении однозарядное ПТРД выпускалось в значительно больших количествах, чем магазинное с пятью патронами ПТРС. До 1943 года, пока броня фашистских танков не превышала 40 мм, наши ПТР успешно выполняли пробел в системе стрелкового вооружения. После 1943 года ПТР заняли более скромное место, используемые для борьбы с бронетранспортерами и бронеавтомобилями. Тем не менее их количество в войсках продолжало увеличиваться. Если в начале 1942 года их насчитывалось около 8 тыс., то к началу 1944 года в действующих частях было около 143 тыс. ПТР.

Но простота и технологичность дегтяревского ружья позволяли быстро развернуть массовое производство, поэтому конструктору предложили переделать самозарядное ружье в однозарядное. Полигонные испытания в августе 1941 года подтвердили высокие качества обоих ружей, после чего конструкторы были приглашены в Кремль.

«На большом столе, вокруг которого собрались члены правительства, — вспоминал В. Дегтярев, — рядом с моим ружьем лежало противотанковое ружье Симонова. Симонов начал свою творческую работу в нашей опытной мастерской, и я был очень обрадован, что он так далеко шагнул. Ружье Симонова оказалось на десять килограммов тяжелее моего, и это было его недостатком, но оно имело и серьезные преимущества перед моим — оно было пятизарядным. Оба ружья показали хорошие боевые качества и были приняты на вооружение».

Производство более простого и технологичного противотанкового ружья Дегтярева — ПТРД — было развернуто в первую очередь. Конечно, осенью 1941 года львиная доля ПТРД досталась войскам, оборонявшим Москву, причем нередко ружья прямо из цехов направляли на передовую. Тем временем началась подготовка к производству симоновского магазинного ружья — ПТРС.

«В производстве с ПТРС не было никаких недоразумений, — писал С. Симонов. — Оно пошло, как говорится, с ходу. Правда, мне приходилось не раз вставать за станок и показывать, как лучше фрезеровать и точить ту или иную деталь». К концу 1941 года было произведено нашими заводами 17 688 ПТРД и 77 ПТРС. К концу следующего года это количество было доведено соответственно до 184 800 и 63 308.

Боевое крещение противотанковое ружье прошло 16 ноября 1941 года, когда на подступах к Москве, в районе деревень Петелино — Ширяево, восемь бронебойщиков, стреляя со 150–200 м, уничтожили два средних немецких танка. Последующие бои подтвердили высокие качества оружия. Так, в бою за станцию Луговая в одном из подбитых вражеских танков оказалось 18 сквозных пробоин.

Конечно, быстрота освоения нового оружия в производстве, отсутствие времени для всесторонних полигонных испытаний дали о себе знать. У ПТРД с большим трудом извлекались стреляные гильзы, у ПТРС случались сдвоенные выстрелы. К лету 1942 года все эти недостатки были устранены. К этому времени войска были уже в достаточной мере насыщены противотанковыми ружьями, и с ноября 1942 года в распоряжении командования появляются резервы этого оружия. В стрелковых войсках создаются взводы ПТР в батальонах, роты ПТР в полках и истребительно-противотанковых дивизионах. По штатному расписанию на стрелковый полк полагалось 54 противотанковых ружья. Начали их получать и истребительные противотанковые артиллерийские полки — по одному ружью на орудие. Советские бронебойщики вступали в Сталинградскую эпопею во всеоружии.

И особо важную роль противотанковые ружья сыграли в боях на рубежах рек Аксай и Мышкова к юго-западу от Сталинграда. Здесь в заснеженных донских степях наши войска должны были принять на себя удары танковых дивизий, брошенных Гитлером на освобождение окруженной в Сталинграде армии Паулюса. Советское командование решило задержать немецкие войска на реках Аксае и Мышкове до подхода армии генерала Р. Малиновского. И наши измотанные в предшествовавших боях части стремительно двинулись вперед. В 9 часов утра 15 декабря 1942 года начались бои за хутор Верхне-Кумский. Враг решительно оборонялся, часто контратаковал. Во время одной из этих контратак, когда на позиции 59-й механизированной бригады двинулось 50 вражеских танков, к позиции бригады подошел взвод бронебойщиков. Стоял плотный зимний туман. Положив противотанковые ружья на плечи вторых номеров, бронебойщики стоя ожидали, когда из тумана покажутся танки. Это произошло на дистанции 250–300 метров. Раздалась короткая команда. Засверкали выстрелы ПТР, начали вспыхивать одна за другой вражеские машины.

«За короткое время, — вспоминает один из участников этого страшного боя А. Аленченко, — нам удалось поджечь и подбить 14 танков, после чего немцы отступили. Им было непонятно, почему горели танки, так как в плотном тумане они не видели нас, советских бойцов. А затем туман рассеялся, и немцы вновь пошли в атаку, теперь уже прямо на нас— Нелегко достался нам этот бой: из 21 бойца в живых остались только трое…»

Через несколько дней нашим войскам пришлось держать в Верхне-Кумском круговую оборону. На одном из ее участков насмерть стояла рота бронебойщиков 59-й бригады. Когда на место схватки прибыло подкрепление, оно застало страшную картину. На позициях застыли два фашистских танка, рядом валялись трупы танкистов. Тело советского бронебойщика лежало между разбитыми гусеницами танка. Другой боец, изрешеченный пулями танкового пулемета, лежал на земле, крепко сжимая противотанковое ружье, направленное в сторону подбитого танка. Кругом все было черно от огня и вывороченной снарядами земли.

Много лет спустя битый гитлеровский генерал Меллентин с сердечной дрожью вспоминал эти бои, в которых такую героическую роль сыграли наши бронебойщики. Говоря об ожесточенных боях на реке Мышкове, он писал: «Не будет преувеличением сказать, что битва на берегах этой безвестной речки привела к кризису третьего рейха, положила конец надеждам Гитлера на создание империи и явилась решающим звеном в цепи событий, предопределивших поражение Германии».

После Сталинградской эпопеи значение ПТР как средства борьбы с танками начинает уменьшаться, хотя еще в сражениях на Курской дуге бронебойщики увенчали себя замечательными подвигами. 6 июля 1943 года в одном бою рядовой-бронебойщик Ф. Юпланков подбил 6 танков, а сержант П. Хаусов — 7. Однако это были танки устаревших конструкций, которые с 1943 года стали заменяться тяжелыми танками и самоходками с такой толстой броней, что они и пушке-то были под силу не всякой. Против этих танков советским конструкторам пришлось загодя разработать новые артиллерийские системы. И любопытно, что противотанковое ружье сыграло важную роль в создании орудий, пришедших ему на смену летом 1943 года. А случилось это так…

В январе 1943 года, стремясь ликвидировать прорыв советских войск на Волховском фронте, немцы бросили в бой новейший танк T-VI — «тигр». Этих танков у них были тогда считанные единицы. Они проходили войсковые испытания, с тем чтобы опыт их эксплуатации и боевого использования можно было учесть в конструкции серийной машины, которую гитлеровское командование готовило к летней кампании 1943 года. И вот с этим-то «тигром» и вступили в единоборство бронебойщики Волховского фронта. Меткими выстрелами они вывели из строя все смотровые системы танка. Ошеломленный этим, экипаж бежал, бросив почти исправную машину. Не желая оставить в руках советских войск опытный образец, немцы открыли по собственному танку артиллерийский огонь и предприняли даже несколько атак. Но наши бойцы отбили немецкий танк и доставили на опытный полигон, где «тигр» был подробно изучен специалистами. В результате за несколько месяцев до начала Курской битвы уязвимые места «тигров» были уже известны нашим бойцам. А промышленность успела создать знаменитые 152-мм самоходные орудия — эти грозные истребители вражеских танков.

Еще в 1938 году предусматривалось применение ружей не только против танков, но и против других целей: бронетранспортеров, бронеавтомобилей, пулеметов, противотанковых пушек. В ходе Великой Отечественной войны этот список был расширен. Из ПТР не раз стреляли по вражеским самолетам, а бронебойщик А. Денисов 14 и 15 июля 1943 года под Орлом сбил два фашистских бомбардировщика. Настоящей находкой оказались противотанковые ружья для советских партизан. Для них они были, по сути дела, единственным оружием против танкеток и бронеавтомобилей. С осени 1943 года ПТР стали широко применяться белорусскими партизанами для уничтожения вражеских эшелонов. Из противотанкового ружья с расстояния 300–400 метров одним-двумя выстрелами можно было вывести из строя паровоз, поджечь цистерну с горючим. Хорошо показали себя противотанковые ружья и при стрельбе по амбразурам дотов и дзотов. Вот почему, несмотря на то что с 1943 года роль ПТР в борьбе с танками снизилась, их количество в действующей армии продолжало увеличиваться и к 1 января 1944 года превысило 140 тысяч. «Иногда думаешь, — писал уже упоминавшийся нами гитлеровский генерал Меллентин, — что каждый пехотинец имеет противотанковое ружье или противотанковую пушку. Русские очень умело располагают эти средства, и, кажется, нет такого места, где бы их не было».

Немецкие специалисты в области боевой техники весьма внимательно изучали советское стрелковое оружие. И сравнение это было не в пользу немецкой техники. «Наше оружие, — писали немецкие специалисты, — часто кажется войскам слишком сложным и вследствие этого слишком чувствительным» Во всех войсковых частях указывалось на простоту, безотказность и легкость приведения в действие русского оружия. Высокую оценку получили у самих немцев и наши противотанковые ружья. Так, технический инспектор немецко-фашистской армии писал в своем заключении: «Советское противотанковое ружье Симонова… может считаться из всех известных в настоящее время противотанковых ружей калибра 13—15-мм наиболее совершенным и эффективным оружием». И действительно, ни немецкие, ни венгерские и швейцарские ПТР, находившиеся на вооружении фашистской армии, не шли ни в какое сравнение с нашими ПТРД и ПТРС. «Противотанковая оборона, без сомнения, является самой печальной главой в истории немецкой пехоты, — отмечал бывший офицер гитлеровской армии Э. Миддерльдорф. — Видимо, так и останется до конца неизвестным, почему в течение трех с половиной лет с момента появления танка Т-34 в августе 1941 года до апреля 1945 года не было создано приемлемого противотанкового средства пехоты…»

Да, так и не справились гитлеровские конструкторы с задачей, которую наши оружейники решили в течение двух первых месяцев войны. Правда, советские танки, против которых надо было бороться немецкой пехоте, были гораздо крепче немецких…

 

«МОЕ МЕСТО — БЕРЛИН»

9 мая 1945 года комендант Берлина генерал Н. Берзарин, командовавший до своего назначения 5-й ударной армией, штурмовавшей столицу третьего рейха, отправил телеграмму майору В. Кузнецову — командиру 1-го гвардейского минно-торпедного авиационного Клайпедского Краснознаменного полка.

«Летчики Балтики! — писал генерал. — Вы первые начали штурм Берлина с воздуха, мы закончили его на земле и выполнили приказ Родины, партии и правительства — водрузили Знамя Победы над рейхстагом. Поздравляю вас с победой!»

Таким символическим рукопожатием обменялись советские воины, нанесшие первый и последний удары по Берлину. И если последний удар наносился буквально всеми имевшимися в распоряжении советского командования видами оружия, то первый удар в тяжелейшем августе 1941 года могла нанести только дальнебомбардировочная авиация, основным самолетом которой на всем протяжении войны оставался бомбардировщик конструктора С. Ильюшина ДБ-3, его позднее стали называть Ил-4.

Ровно через месяц после вероломного нападения на Советский Союз фашистское командование решило произвести массированный налет на Москву. Гитлер и его приспешники придавали бомбардировке Москвы огромное значение. Она должна была доказать, что дни советской столицы сочтены. Выступая перед представителями прессы, Геббельс говорил: «Скорее падут столицы всех стран мира, нежели падет Берлин. Ни один камень не содрогнется в Берлине от постороннего взрыва. Советская авиация уничтожена».

Надо было во что бы то ни стало показать фашистам и всему миру, что советская авиация не уничтожена, что она готова не только отразить воздушные налеты на Москву, но и нанести удар в самое сердце нацистского государства — по его столице. Поэтому одновременно с усилением противовоздушной обороны Москвы был отдан приказ готовить операцию по бомбардировке Берлина.

Предложение это исходило из штаба ВВС Военно-Морского Флота. Расчеты показали, что в августе 1941 года ДБ-3 — основной дальний бомбардировщик Советских ВВС — мог долететь до Берлина только с острова Эзель, расположенного в Балтийском море… Да и то программа полета была предельно напряженной. Кратчайший путь до вражеской столицы — 1760 км, из них 1400 км нужно было лететь над морем вне видимости берегов на высоте 6–7 тыс. м. Бомбить следовало с ходу, без промедления и возвращаться сразу назад — задержка над целью на 20–30 минут грозила нехваткой горючего и вынужденной посадкой на территории противника. Немалые трудности создавались еще и недостаточной оборудованностью аэродромов на Эзеле: препятствия на подходах, мягкий грунт, ограниченная длина взлетно-посадочной полосы.

Ставка Верховного Главнокомандования одобрила инициативу балтийцев, и началась скрытая напряженная подготовка. Тральщики доставили на Эзель бензин и бомбы. Аэродром взяли под охрану 76-мм зенитные орудия и истребители. И 4 августа аэродром принял первые пятнадцать бомбардировщиков ДБ-3 из состава 1-го минноторпедного авиационного полка. Возглавил ударную группу полковник Е. Преображенский.

С 3 по 6 августа самолеты совершили несколько пробных ночных полетов к Данцигу, Мемелю, Виндаве, а в ночь на 5 августа пять бомбардировщиков долетели до самого Берлина. Пробные полеты подтвердили предварительные расчеты, и вечером 7 августа перед заходом солнца операция началась.

Один за другим бомбардировщики выходили на старт, тяжело разбегались, отрывались от земли и уходили в сторону моря. Там, собравшись в три группы, возглавляемые морскими летчиками Е. Преображенским, В. Гречишниковым и А. Ефремовым, они взяли курс на юго-запад. Тринадцать самолетов, каждый из которых нес по восемь стокилограммовых бомб, шли выше облаков, залитые лунным светом. Когда они после нескольких часов полета подходили к Штеттину, немцы, не допускавшие даже мысли, что над их головами могут летать советские бомбардировщики, сочли их за свои самолеты и, любезно включив ночной старт, предложили посадку.

Берлин не был затемнен, и штурман П. Хохлов по огням и приметным ориентирам вывел группу прямо на центр города. С высоты 5,5 тысячи метров на промышленные объекты вражеской столицы впервые в Великой Отечественной войне посыпались советские бомбы. Внизу занялись пожары, город сразу погрузился во тьму, лучи прожекторов зашарили по небу, беспорядочно начали стрелять зенитки. Но было уже поздно. В эфир полетела радиограмма с самолета командира группы: «Мое место Берлин, задачу выполнил, возвращаюсь на базу». А через четыре часа все тринадцать бомбардировщиков благополучно приземлились на острове Эзель.

Что же последовало за первым полетом советских бомбардировщиков на Берлин? На этот вопрос лучше всего ответят три сообщения.

Выдержка из сообщения немецкого радио:

«…Крупные силы английской авиации в количестве до 150 самолетов пытались бомбить Берлин. Истребительной авиацией и огнем зенитной артиллерии основные силы англичан были рассеяны. Из прорвавшихся к городу 15 самолетов 9 сбито».

Выдержка из сообщения английского радио:

«…германское сообщение о бомбежке Берлина интересно и загадочно, так как 7–8 августа английская авиация над Берлином не летала».

И, наконец, выдержка из сообщения Советского Информбюро:

«В ночь на 8 августа группа наших самолетов произвела разведывательный полет в Германию и сбросила некоторое количество зажигательных и фугасных бомб над военными объектами в районе Берлина».

После этого фашисты поняли, что они поспешили объявить советскую авиацию уничтоженной. И 12 августа 1941 года немецко-фашистское командование в полном противоречии с заявлениями Геббельса предписало своим войскам как можно быстрее уничтожить советские базы на островах Даго и Эзель: «При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются воздушные налеты на Берлин». Но прежде чем Даго и Эзель пали, советские морские и сухопутные летчики нанесли на своих ДБ-3 еще девять ударов по Берлину, сбросив в общей сложности 311 бомб и вызвав в городе 32 пожара. Так впервые получили проверку боевые качества самолета, созданного конструктором С. Ильюшиным еще в 1935 году. Впрочем, для людей, знакомых с развитием отечественной авиации, высокие качества ДБ-3 не были неожиданностью: эта машина установила достаточное количество мировых рекордов накануне войны…

В истории авиации начало 1930-х годов ознаменовалось на Западе увлечением доктриной итальянского генерала Дуэ, который считал, что войны будущего станут выигрывать воздушные армады тяжелых бомбардировщиков, обрушивающих сотни тонн бомб на наземные войска и военные объекты противника. «Военный самолет, — проповедовал Дуэ, — крылатое оружие, а не вооруженное крыло». По мнению генерала, основным —. линейным, по аналогии с линейным кораблем — самолетом должен быть бомбардировщик, вооруженный 1–2 пушками и 16–20 пулеметами. Он должен лететь на небольшой высоте со скоростью 200 км/ч и нести несколько тонн бомб. Все остальные типы самолетов Дуэ считал не только ненужными, но и вредными: затраты на их разработку уменьшили бы количество линейных бомбардировщиков и, следовательно, снизили бы мощь составленной из них воздушной армии.

Хотя ни одно государство не приняло официально доктрины Дуэ, она произвела известное впечатление и на военных, и на авиаконструкторов: считалось, что основой военно-воздушных сил должны быть тяжелые, хорошо вооруженные бомбардировщики, несущие максимальную бомбовую нагрузку. Этим отчасти и объясняется существовавшее тогда увлечение рекордами грузоподъемности.

Однако увлечение такими бомбардировщиками продолжалось недолго, и уже в 1933 году конструкторские коллективы А. Туполева и С. Ильюшина получили задание спроектировать бомбардировщик нового типа: неся тонну бомб, он должен был иметь дальность полета 4–5 тыс. км при большой по тогдашним понятиям высоте полета. Туполев первым справился с заданием: спроектированный его группой АНТ-37 имел дальность 5 тыс. км и развивал скорость до 343 км/ч. Но когда начались испытания ильюшинского ЦКБ-26, стало ясно, что эта машина превзошла туполевский ДБ-2—такое обозначение получил АНТ-37 в наших вооруженных силах.

Бомбардировщики фашистских ВВС Хейнкель Не-111 и Дорнье Do-215 были разработаны на базе пассажирских самолетов этих фирм, созданных в 1934–1935 годах. Первый бомбардировщик Дорнье был принят на вооружение в 1937 году. Выпускался в различных модификациях до 1941 года. Максимальная скорость — 445 км/ч. Вооружение — 7,92-мм пулеметы, бомбы. Первый бомбардировщик Хейнкель Не-111 поступил на вооружение в 1936 году, выпускался во множестве модификаций. Максимальная скорость — 400 км/ч. Вооружение — 20-мм пушки, 7,92-мм и 13-мм пулеметы, бомбы. Всего было выпущено 6700 штук.

Летчик-испытатель В. Коккинаки был так восхищен летными качествами ЦКБ-26, что на параде 1 Мая 1936 года сделал на нем несколько мертвых петель над Тушинским аэродромом. Это произвело впечатление: никому раньше не приходило в голову, что на тяжелом двухмоторном самолете можно делать фигуры высшего пилотажа. На следующий же день С. Ильюшин и В. Коккинаки были вызваны в Кремль, рассказали руководителям партии и правительства о новом самолете, и тут же было принято решение о запуске машины в серийное производство. Причем все дело решило то, что ЦКБ-26 оказался не только дальним, но и скоростным бомбардировщиком: максимальная скорость его полета была на 60–80 км/ч больше, чем у туполевского ДБ-2. После незначительных конструктивных изменений ильюшинская машина, получившая новый индекс ЦКБ-30, была принята на вооружение под обозначением ДБ-3 — дальний бомбардировщик типа — 3.

На этом самолете В. Коккинаки на протяжении последних предвоенных лет установил несколько мировых рекордов и совершил три выдающихся перелета. Так, в 1936 году он поднял груз в 500 кг на высоту 12 816 м, груз в 1000 кг на 12 101 м и груз в 2000 кг на 11 005 м. 26 августа 1937 года Коккинаки показал на этом самолете среднюю скорость 325,3 км/ч при полете с грузом 1000 кг по маршруту 5000 км. Спустя год они со штурманом А. Бряндинским совершили беспосадочный перелет на 7580 км, показав среднюю скорость 307 км/ч. Наконец, в 1939 году на том же самолете В. Коккинаки и штурман М. Гордиенко совершили перелет из Москвы в США через Атлантику. Расстояние в 8 тыс. км было пройдено со средней скоростью 348 км/ч.

Тем временем Ильюшин продолжал совершенствовать свою машину. В 1938 году были сильно изменены обводы носовой штурманской кабины, усилено вооружение задней стрелковой точки. Существенно были улучшены и летные качества машины за счет установки более мощных моторов. На первых образцах ставили двигатели воздушного охлаждения М-85, строившиеся по лицензии французской фирмы «Гномрон». Коллектив конструкторов, возглавляемый С. Туманским, занялся совершенствованием этого мотора и разработал целую гамму двигателей — М-86, М-87, М-88, мощность которых была постепенно повышена с 760 л. с. до 1100 л с. М-87 А с трех лопастными винтами изменяемого шага были установлены на модернизированном в 1938 году ДБ-3. Этот новый самолет получил название ДБ-ЗФ (форсированный) или Ил-4. Новая машина пошла в серию в 1940 году, с еще более мощным двигателем М-88Б, позволившим увеличить скорость полета на высоте 6800 м до 445 км/ч.

В 1936 году опытный самолет С. Ильюшина ЦКБ-26 установил несколько мировых рекордов грузоподъемности, а его военная модификация была принята на вооружение Советских ВВС под названием «Дальний бомбардировщик — 3» — ДБ-3. В 1938 году появился ДБ-ЗФ с более мощными двигателями, который потом стал называться Ил-4. Выпускался во многих модификациях, в частности в торпедной Ил-4Т. Максимальная скорость 445 км/ч. Вооружение— 7,62-мм и 12,7-мм пулеметы, бомбы. Всего выпущено 6784 штуки (ДБ-3 — 1528 Ил-4 — 5256).

В строгом распределении боевых авиационных обязанностей, составленном в довоенные годы, дальнему бомбардировщику Ил-4 предписывалось уничтожение целей, лежащих глубоко в тылу противника. Считалось, что эти самолеты будут разрушать важные военно-промышленные объекты, авиационные и военно-морские базы, железнодорожные узлы. В первые месяцы войны из-за нехватки ближних фронтовых бомбардировщиков советскому командованию приходилось использовать Ил-4 не по назначению, бросать их против вражеских танковых колонн и мотопехоты. И хотя потери дальних бомбардировщиков во время дневных налетов да еще без истребительного прикрытия были велики, ильюшинские самолеты сыграли важную роль в самые критические дни войны.

Именно на этом самолете совершил свой бессмертный подвиг Николай Гастелло, 26 июня получивший приказ нанести бомбовый удар по танковой колонне на шоссе Молодечно — Рошковицы. От попадания вражеского снаряда ДБ-3 начал гореть, и тогда Гастелло и его экипаж приняли решение направить горящую машину в скопление вражеских танков.

Так же поступил и герой первых налетов на Берлин В. Гречишников: 24 октября 1941 года под Ленинградом он тоже обрушил свой подбитый Ил-4 на фашистские танки. Выдающийся подвиг совершил младший лейтенант П. Игашев. 30 июня 1941 года во время налета на Даугавпилс его ДБ-3 был подожжен вражескими истребителями. И тогда Игашев направил свою горящую машину на «мессера», атаковавшего другой советский самолет. Игашев и его экипаж уничтожили вражеский истребитель и погибли сами, совершив первый в истории авиации таран на горящем дальнем бомбардировщике.

Ильюшинский бомбардировщик в непредусмотренных для него условиях показал себя крепким и надежным самолетом.

18 августа 1941 года в живучести Ил-4 довелось убедиться будущему дважды Герою Советского Союза В. Осипову. На семерку наших бомбардировщиков напали 15 «мессеров». В отчаянной схватке 5 наших машин и 12 фашистских было сбито, и Осипов повел свой израненный ДБ-ЗФ домой. «Самолет весь в пробоинах, от потока воздуха задирается обшивка, течет бензин и масло, но самолет не горит: спасает баллон с углекислым газом, который я правильно использовал», — вспоминал об этом полете Осипов. И снова атака вражеского истребителя, тут же прошитого очередью стрелка-радиста. Но атака не прошла бесследно и для Ил-4: вражеский снаряд оторвал почти треть лопасти винта правого мотора, машину сильно затрясло, и мотор пришлось выключить, чтобы от тряски не развалился самолет…

Когда наконец ДБ-ЗФ сел за линией фронта на окраине большого села, на нем не было живого места. «376 пробоин от пуль и снарядов оказалось недостаточным, чтобы сделать самолет неуправляемым», — с изумлением писал Осипов.

В воздушных боях первого периода войны отрабатывалась новая тактика применения дальних бомбардировщиков. К концу 1941 года они перешли главным образом к ночным действиям, небольшими группами или даже одиночными самолетами бомбардируя железнодорожные узлы, аэродромы, места сосредоточения войск и оборонительные сооружения. Многие летчики стали пользоваться приемом, найденным будущим дважды Героем Советского Союза Е. Федоровым. Августовской ночью 1941 года Ил-4, пилотируемый Федоровым, пристроился в темноте к немецкому Хе-111. Принимая советский самолет за свой, немецкие летчики привели его прямо на аэродром Бобруйск.

Бомбардировка аэродромов и железнодорожных объектов велась обычно с высоты 2–4 тыс. метров, а войск — с 1,5–2 тыс. метров. С переходом к ночным действиям стали широко применяться САБ — светящие авиационные бомбы — и светотехнические средства выведения самолетов на цель.

Во втором периоде войны поражаемые дальними бомбардировщиками цели остались прежними, но широко применялся принцип массирования авиации. Самолеты дивизии, а то и корпуса иногда целую ночь непрерывно бомбили тот или иной вражеский объект. Ударные группы дальних бомбардировщиков сопровождались в таких налетах группами осветителей цели, фотоконтроля, блокирования ночных истребителей и подавления зенитной артиллерии.

В сражении на Курской дуге Ил-4 впервые широко применялись в дневных условиях. Это стало возможным благодаря надежному истребительному прикрытию. Опыт удался, и Ил-4 в боях на Карельском перешейке позволили командованию обойтись двумя авиационными дивизиями, а не шестью, которые требовались в случае применения дневного бомбардировщика Пе-2.

Рассказ об ильюшинском бомбардировщике будет неполным, если не упомянуть еще об одной модификации этой машины — Ил-4 Т («ильюшине-торпедоносце»), начавшем поступать в действующие части в 1941–1942 гг. Трудно представить себе менее похожие методы атаки, чем у дальнего бомбардировщика и торпедоносца. Дальний бомбардировщик бомбит с большой высоты, на пределе досягаемости зенитного огня. Торпедоносец в районе цели должен с высоты 3–5 тысяч метров снизиться до 30 метров, иначе торпеда может переломиться при ударе о воду. На такой высоте самолет устремляется к цели. Завихренный винтами воздух оставляет за ним на поверхности моря белые кипящие буруны. С кораблей стреляют все пушки вплоть до орудий главного калибра. Сквозь весь этот огненный ад должен пройти торпедоносец, пока до цели не останется 500–700 м. Тогда-то и производится сброс торпеды… С лета 1942 года балтийцы, черноморцы и североморцы начали топить вражеские транспорты и корабли с ильюшинских торпедоносцев.

В 1957 году бывший подполковник вермахта Греффрат отмечал, что первая бомба, положившая начало второй мировой войне, была сброшена с немецкого бомбардировщика Хе-111. С него же была сброшена на советскую переправу на Одере и последняя немецкая бомба в этой войне.

В этом факте подполковник усматривал исключительность германской авиационной техники, якобы позволившей фашистам кончить войну с тем же оружием, с каким они начали ее. Но, думается, у бывшего подполковника нет оснований гордиться: Хе-111 начал и кончил войну, проигранную фашистским государством.

В этом смысле судьба бомбардировщиков Ил-4 неизмеримо счастливее. Они не только нанесли первый удар по вражеской столице, они оказались настолько рациональной и долгоживущей конструкцией, что не устарели за годы войны и смогли участвовать в последнем ударе по Берлину, ударе, принесшем Советской Армии победу в самой тяжелой и кровопролитной войне за всю историю человечества.

 

КОРОЛЬ ВОЗДУХА

13 февраля 1944 года, когда командующий Военно-Воздушными Силами Советской Армии А. Новиков вошел в кабинет Верховного Главнокомандующего, Сталин в знак приветствия приподнял над головой правую руку, прошелся вдоль стола и без всякого вступления спросил:

— Скажите, товарищ Новиков, могут самолеты остановить танки?

В голове Новикова пронеслось множество вопросов: где, когда, почему, при каких условиях возникла такая необходимость? Сталин молчал, не спуская пристального взгляда с лица командующего авиацией. И тогда Новиков ответил:

— Конечно, товарищ Сталин, самолеты могут остановить танки…

Довольный ответом Верховный удовлетворенно сказал:

— Тогда завтра же утром летите к Ватутину и примите все меры, чтобы остановить танки. А то на весь мир растрезвонили, что окружили Корсунь-Шевченковскую группировку, а до сих пор разделаться с ней не можем.

12 февраля, когда решением Ставки ответственность за разгром фашистских войск, окруженных под Корсунь-Шевченковским, была возложена на командующего 2-м Украинским фронтом генерала И. Конева, наиболее угрожаемым направлением было Лисянское. Именно на Лисянку пробивались окруженные вражеские дивизии. И именно на Лисянку направили свои удары идущие им навстречу танковые дивизии противника. Лисянское направление находилось в полосе 1-го Украинского фронта, которому Ставка поставила задачу — не допустить прорыва противника с внешнего фронта к окруженным…

14 февраля, прибыв на командный пункт генерала Н. Ватутина, командовавшего тогда 1-м Украинским фронтом, Новиков понял, какую непростую задачу поставил перед ним Верховный Главнокомандующий. Из-за весенней распутицы наши танки оказались без горючего, а пехота и артиллерия почти без боеприпасов. Снабжение их по воздуху оказалось малоэффективным, поэтому командование возлагало все свои надежды на авиацию. Но странное дело: могучие ильюшинские штурмовики, не раз расправлявшиеся с вражескими танками, на этот раз оказались бессильными.

Проанализировав обстановку, Новиков понял, что причиной неуспеха тяжелых штурмовиков были три обстоятельства: непогода, большая просадка штурмовиков при выходе из пикирования и малые размеры и рассредоточенность целей. В самом деле, прижатые к земле низкой облачностью, штурмовики проносились над вражескими танками с большой скоростью и успевали поэтому сделать всего два-три выстрела из пушки. При этом вероятность поражения рассредоточенных целей получалась ничтожной.

Требовалось оружие, которым можно было бы разгромить врага, и, как ни странно, таким оружием оказался учебный самолет По-2 — «рус фанер», как пренебрежительно называли его фашисты в начале войны. И вот теперь этот «рус фанер» из дерева и полотна должен был остановить бронированные чудовища, с которыми не смогли справиться мощные, хорошо бронированные, вооруженные 37-мм пушками и реактивными снарядами штурмовики Ил-2.

На чем же строил свой план командующий ВВС?

Он знал, что каждый По-2 может принять на борт около 250 полуторакилограммовых кумулятивных бомб, способных прожигать насквозь броню вражеских танков. Такие бомбы широко применялись раньше при штурмовке скоплений фашистской бронированной техники. На Лисянском направлении их предстояло применить против движущихся одиночных целей. Разрабатывая операцию, руководство 2-й воздушной армии рассчитывало на наихудший вариант. 90—100 По-2 могли сразу поднять в воздух около 25 тысяч кумулятивных бомб. Даже если на каждую тысячу придется только один уничтоженный или поврежденный танк, то и это неплохо: 20–25 танков за один вылет!

Утром 15 февраля разведка сообщила, что в лощине юго-западнее Лисянки обнаружено большое скопление вражеских танков, ожидающих подвоза горючего, и что от Яблоновки к Лисянке по заброшенной железнодорожной насыпи движется большая колонна танков и автоцистерн с горючим…

Немедленно застрекотали маломощные моторы, и первый эшелон— 91 самолет По-2 — поднялся в воздух. Один за другим исчезали в низкой весенней хмари неказистые самолетики со своим смертоносным грузом.

Потянулись томительные минуты ожидания. Мысленно Новиков ясно представлял, как, прижимаемые низкой облачностью к самой земле, летят По-2 навстречу танковой колонне, как неожиданно появляются они над танками противника, как не спеша выбирают себе цели, как дождем сыплются с них маленькие, но смертельные для танков кумулятивные бомбочки.

— Александр Александрович! А танки-то горят! Горят, черт их возьми! Молодцы штурмовики! Дайте немцам еще! — Эти слова генерал Ватутин радостно прокричал Новикову по телефону.

Командующий ВВС отдал новое приказание, и в бой вылетел второй эшелон — еще 63 По-2. Вскоре в той стороне, куда ушли краснозвездные машины, послышались глухие взрывы, задымили беспомощно уткнувшиеся орудиями в землю танки, запылали цистерны с горючим.

К концу дня «рус фанер» уничтожили несколько десятков «дойче панцер», и стало ясно: опасность прорыва ликвидирована, замысел врага сорван. И сделать это помог По-2 — самый тихоходный и слабовооруженный самолет в советской авиации.

Свой первый полет По-2 совершил 7 января 1928 года, и с этого момента началось его поистине триумфальное шествие. Он был в числе самолетов, впервые представлявших Советский Союз на Международной авиационной выставке 1928 года в Берлине. В течение 25 лет было построено 33 тысячи По-2 четырнадцати различных модификаций. На этом самолете прошли начальный курс обучения все без исключения летчики, участвовавшие в Великой Отечественной войне. С 1930 по 1962 год он был основным самолетом сельскохозяйственной авиации, на нем перевозили пассажиров, поддерживали связь с труднодоступными районами, охраняли леса, искали повреждения высоковольтных линий, вели отстрел волков, разведку рыбных косяков.

К началу Великой Отечественной войны По-2 с полным правом мог считаться ветераном нашей авиации. Если учесть, что самолеты стареют быстро и, как правило, снимаются с вооружения через 12–14 лет, то можно было ожидать: с началом войны выпуск устаревшего По-2 будет прекращен. Но война выявила такие возможности, скрытые в конструкции этой машины, о которых, пожалуй, не подозревал и сам создатель По-2 — Николай Николаевич Поликарпов…

После того как III Всесоюзный съезд Советов принял решение о быстрейшем развитии Военно-Воздушных Сил Республики, авиаконструктор Поликарпов понял: очень скоро в больших количествах понадобятся хорошие учебные самолеты. И он заранее готовился к созданию такой машины: тщательно изучал опыт авиационных школ, встречался и подолгу беседовал с инструкторами. Он даже выучился сам летать, чтобы яснее представить себе условия работы инструктора. И когда в 1926 году Управление ВВС объявило конкурс на учебный самолет, Николай Николаевич встретил его во всеоружии знаний и опыта.

Заказчики исходили из того, что сердцем будущего самолета будет пятицилиндровый мотор воздушного охлаждения М-11 мощностью в 100 л.с., созданный конструктором А. Шевцовым в том же 1926 году. Самолет же, спроектированный под этот мотор, должен был быть предельно простым и дешевым. Для этого рекомендовалось придать самолету простые «рубленые» очертания, а верхние и нижние крылья, а также рули и элероны сделать взаимозаменяемыми. Поликарпов горячо взялся за работу, быстро сделал проект и… потерпел неудачу. Первая машина получилась очень технологичной, но какой ценой пришлось за это расплачиваться! Самолет оказался перетяжеленным, плохо управляемым, не удовлетворяющим большинству требований.

Решительно отказавшись от неоправданной погони за конструктивной простотой, Поликарпов перепроектировал самолет заново. 7 января 1928 года У-2 (Учебный-2) впервые поднял в воздух летчик-испытатель М. Громов, которого новая машина привела в восторг. Она идеально слушалась рулей, не входила в штопор и, будучи с большим усилием введена в него, автоматически выходила при нейтральном положении ручки управления. На короткое время ручку вообще можно было выпускать из рук. Такое терпимое отношение самолета даже к грубым ошибкам пилота очень скоро привело к убеждению: на У-2 аварии могут быть только по вине летчика.

Скорость снижения У-2 с приглушенным мотором была рекордно малой—1–2 м/с. Для сравнения напомним, что парашютист снижается со скоростью в 4–5 м/с.

У-2 был тихоходной машиной, его максимальная скорость составляла всего 152 км/ч. Зато малая посадочная скорость позволяла ему взлетать и садиться на крохотных случайных площадках и даже на пахоте. Все эти качества очень пригодились в годы войны…

Собственно военных профессий у По-2 предусматривалось две: самолет для перевозки раненых и самолет связи. И с этими обязанностями он справлялся отлично с первых и до последних дней войны. В сентябре 1941 года, когда внезапность фашистского нападения нарушила почти все виды связи, операторы Генерального штаба разыскивали на По-2 колонны отходящих войск и армейские штабы. На Северо-Западном фронте штабной офицер по приказу представителя Ставки К. Мерецкова на По-2 разыскал во вражеском тылу трех командиров дивизий и передал им приказ командования: собрать и возглавить попавшие в окружение войска и повести их на прорыв.

В 1942 году была создана стройная система авиации связи, основой которой стал По-2. Укомплектованные опытнейшими пилотами ГВФ, эти подразделения доставляли в войска и штабы карты и оперативные документы, письма и газеты, дополняя тем самым электрические средства связи. По долгу службы часто наблюдая работу связных По-2, маршал войск связи И. Пересыпкин отмечал любопытную особенность этих самолетов. Как-то раз Пересыпкину сообщили, что один связной По-2 разбился при аварии, а пассажиры и летчик остались целы. Маршал, по его собственному признанию, не поверил, посчитал, что все это преувеличено. Но однажды летом 1943 года на обочине дороги он увидел разбитый вдребезги По-2 и двух уцелевших летчиков, грустно сидящих рядом. Вот каким бесценным качеством обернулась заложенная Поликарповым в проект малая скорость снижения, в два раза меньшая, чем у парашютиста…

Это качество машины 23 июля 1942 года спасло жизнь генерал-лейтенанту В. Чуйкову, вылетавшему на По-2 для наблюдения за выдвижением резервных частей. Во время этого полета на самолет генерала напал и серьезно повредил его вражеский «юнкерс». Тем не менее летчик сумел вывести из боя По-2, который переломился пополам уже после посадки.

В 1943 году, взявшись спешно создавать ночные легкобомбардировочные авиачасти, фашистское командование обнаружило, что в его распоряжении нет такого универсального самолета, как советский По-2. Поэтому соединения ночных легких бомбардировщиков в немецкой авиации составлялись из разнотипных машин: разведчиков — Хеншель Hs-123 и Фокке-Вульф FW-189 (советские солдаты называли этот самолет «рамой»), устаревших пикирующих бомбардировщиков Юнкерс Ju-87 и самолетов связи Физелер «Шторьх».

Способность По-2 летать бреющим полетом на малой высоте, бесшумно планировать с выключенным мотором, садиться и взлетать с пятачка, сделала его бесценным самолетом для ближней разведки, для связи с партизанами, для снабжения партизан, окруженных и осажденных войсковых частей. Ни дождь, ни снег, ни низкая облачность, наглухо запирающие аэродромы для современных скоростных самолетов, не могли остановить вылет По-2. И фашисты не раз жестоко ошибались, возлагая надежды на то, что нелетная погода убережет их от зоркого глаза советских воздушных разведчиков. Как-то раз наши летчики с По-2 обнаружили колонны немецких войск, которые воспользовались нелетной погодой для скрытного выхода во фланг советской дивизии. Понимая, как дорого время, пилот посадил По-2 прямо на переднем крае обороны и предупредил командира дивизии об опасности.

Быть может, ни одному советскому самолету не повезло так на прозвища, как По-2. Наши солдаты сначала именовали его «кукурузником», «огородником», потом «небесным тихоходом» и, наконец, уважительно— «старшиной фронта». И в этом последнем названии нашла отражение снабженческая деятельность По-2. О том, что она может быть весьма и весьма успешной, стало ясно еще в 1934 году, когда три По-2 блестяще справились с обеспечением экспедиции альпинистов— курсантов военных академий, совершавших массовое восхождение на горные вершины Кавказа. Но в полной мере снабженческая деятельность По-2 раскрылась лишь на фронтах Отечественной войны. И была она такова, что дала основания начальнику тыла 1-го Белорусского фронта генералу Н. Антипенко писать много лет спустя:

«Вспоминая роль этих самолетов в войне и особенно в операциях, которые велись в тылу врага, я задумываюсь: почему бы не воздвигнуть пьедестал с настоящим самолетом По-2 или скульптурный памятник этому неутомимому труженику войны?»

Один из самых удивительных советских самолетов, участвовавших в Великой Отечественной войне. Созданный в 1927 году как учебный самолет, По-2 оказался замечательной боевой машиной. С помощью По-2 поддерживалась связь с партизанами. По-2 был штабным самолетом и самолетом связи, ночным корректировщиком артиллерийской стрельбы, разведывательным, пропагандистским и санитарным самолетом, легким ночным бомбардировщиком. Снятый со службы в 1959 году По-2 не имеет себе равных в истории авиации: за 33 года было построено 33 тысячи таких машин!

И действительно, всякий раз, когда на фронте складывалась критическая ситуация, всякий раз, когда груз должен был быть доставлен во что бы то ни стало и незамедлительно, мысль работников тыла обращалась к По-2.

Когда в 1942 году возникли трудности со снабжением войск, окруженных за рекой Волхов, выход нашел повар ефрейтор Пименов, предложивший делать для окруженных солдат… пельмени.

— В пельменях, — говорил он на совещании у начальника тыла Волховского фронта, — есть мясо, мука, соль, перец. А котелок, снег и топливо у нас всегда под руками. Я уже сделал несколько мешков пельменей. Их на самолете У-2 доставили за Волхов.

Узнав об этом предложении, А. Микоян приказал изготовить на Московском мясокомбинате 5 млн. пельменей, которые самолетами По-2 были доставлены окруженным войскам.

Конечно, не только продовольствие доставляли «небесные тихоходы» окруженным или стремительно наступающим войскам. Они везли боеприпасы, медикаменты, горючее, почту, табак. Если в расположении осажденных или окруженных войск были хоть крохотные площадки, По-2 безбоязненно садились на них. Если таких площадок не было, грузы сбрасывались на парашютах, а то и без них. О точности такого сбрасывания на фронте ходили легенды. Капитан Н. Хренников, командовавший одним окруженным в Сталинграде подразделением, рассказывал, что оно смогло продержаться только благодаря По-2. Каждую ночь в определенный час по приказу капитана солдаты зажигали в траншее плошки, огонь которых был виден только сверху. Ориентируясь по этим огонькам, пилот По-2, бесшумно планируя, сбрасывал продовольствие и боеприпасы. И вот однажды часы Хренникова стали, и он забыл приказать зажечь плошки. И вдруг в темноте, идя по окопу, он услышал сверху недовольный голос летчика:

— Хренников! Что же ты огня не зажигаешь?

В июне 1944 года на Карельском фронте старший сержант В. Кук и рядовой Вагин захватили высотку, находившуюся в глубине вражеской обороны в полукилометре от нашего переднего края. Фашисты наверняка уничтожили бы смельчаков, если бы ночью По-2 не сбросил три ящика с патронами, которые были им нужнее, чем пища и даже вода. Эти три ящика позволили героям отбить около десятка атак и удержать высоту до подхода наших наступающих частей.

Но самым удивительным и неожиданным применением По-2 было использование его в качестве настоящего боевого самолета — ночного бомбардировщика. Ведь благодаря своей маневренности и тихоходности этот самолет мог сбрасывать бомбы на голову противника с такой точностью, с какой он сбрасывал грузы своим войскам. Действуя ночью без прикрытия, неожиданно появляясь над вражескими позициями, По-2, малоуязвимые для огня зениток, оказались грозной силой. Первое соединение ночных бомбардировщиков, созданное на Южном фронте уже 25 августа 1941 года, показало высокую эффективность. Принимая на борт до 300 кг бомб, легкие По-2 за ночь совершали с аэродромов «подскока» близ линии фронта 5–6 вылетов, сбрасывая в общей сложности 1000–1200 кг бомб каждый. В том, что это были отнюдь не комариные укусы, убеждает такой факт: за 1942 год По-2 сбросили на врага больше бомб, чем все ближние и дальние бомбардировщики, вместе взятые! А если еще учесть фантастическую точность этих бомбардировок, то не трудно понять тот страх, который начала вызывать эта безобидная на первый взгляд машина у фашистских солдат.

Поначалу они пренебрежительно называли По-2 «кофейной мельницей». Но очень скоро им стало не до шуток. «Эти самолеты навели на нас такой страх, — сказал на допросе один пленный немец, — что в ночное время мы боимся курить Особенно боятся их наши штабные работники». И действительно, вражеские штабы, командные пункты и узлы связи стали излюбленной целью для По-2 еще во время боев под Москвой. Не только ночью, но и днем, когда видимость не превышала 500–600 м, По-2 на высоте 25–50 м проникали в глубь обороны противника и наносили смертельные удары по штабам— этим нервным узлам фронта.

Интересно, что такая «противоштабная» специализация По-2 сохранилась вплоть до конца войны. Не многим известно, что первыми начали Берлинскую операцию именно По-2, которые утром 15 апреля 1945 года за полчаса до начала артподготовки поднялись в воздух и с малой высоты пробомбили штабы и узлы связи в направлении главного удара.

В инструкции о ведении боевых действий на самолетах По-2, Р-5 и И-15, изданной в период сражения под Москвой, указывалось, что одной из задач ночной легкобомбардировочной авиации следует считать изнурение войск и резервов противника. И По-2 с таким успехом выполнял эту задачу, что среди немецких солдат родилась даже легенда о русском самолете, который бесшумно прилетает ночью, повисает в воздухе, выбирает цель, точно сбрасывает на нее бомбы, а потом дает задний ход и исчезает в темноте.

Конечно, никакого заднего хода у По-2 не было, но его маневренность и способность летать над самой поверхностью земли позволяла пилотам делать на нем чудеса. Даже для фашистских «мессеров» По-2 оказался крепким орешком. Завидев противника, он прижимался к земле, хоронился в оврагах, балочках, прикрывался туманом. Не раз в азарте преследования вражеские летчики совершали грубые промахи, втыкались в землю, падали в воду, оказывались без горючего и боеприпасов над советской территорией и были вынуждены сдаваться в плен. При случае По-2 выступал даже в роли истребителя. Во время освобождения занятого немцами Вильнюса один транспортный «Юнкерс-52», сумевший проскользнуть через заслоны наших истребителей, начал кружить на небольшой высоте, выбирая место для сбрасывания груза. И тут его заметил По-2, который по всем правилам зашел противнику в хвост, меткой пулеметной очередью срезал его и направился дальше по своему назначению. Боевое значение По-2 очень скоро было признано как советским, так и фашистским командованием. За сбитый По-2 фашистские летчики получали 2000 марок — вдвое больше, чем за самолеты других типов. А среди советских солдат По-2 был удостоен неофициального, но необычайно высокого титула: его стали называть «королем воздуха»…

И он действительно был «королем воздуха», магическим коньком-горбунком, способным выручить командование в любой самой сложной ситуации. Надо проверить светомаскировку Москвы? Лучше всего сделать это на По-2. Надо штурмовать вражеские колонны в нелетную погоду? По-2 способен справиться и с этой задачей. Надо перегнать для снабжения Центрального фронта 75 тыс. голов скота на тысячу километров? По-2 превращается в воздушного пастуха, способного следить за движением гуртов. А однажды генерал Г. Захаров продемонстрировал совершенно необычные качества По-2. Лично пилотируя эту машину, он не дал уйти в лес сбитому фашистскому летчику. Заставляя свой самолет лететь буквально в метре над поверхностью, он прижал врага к земле, а потом, посадив самолет, пленил гитлеровца и доставил его на аэродром для допроса — случай, пожалуй, единственный в истории авиации.

Вплоть до самого конца войны По-2 и их изумительные пилоты не раз помогали нашим войскам в самых затруднительных положениях.

Так, прорываясь ночью во время снежного бурана из Корсунь-Шевченковского котла, фашисты скопились в селе Шендеровка. Советские войска всё туже сжимали кольцо окружения, но им было очень трудно ориентироваться на местности в такую погоду. Требовалось зажечь Шендеровку, чтобы дать нашим солдатам хороший ориентир. Сделать это могла авиация, но погода была, если так можно выразиться, абсолютно нелетная…

Тогда командующий 2-м Украинским фронтом генерал И. Конев не приказал, а попросил летчиков 312-й авиационной дивизии выполнить эту задачу. В темную вьюжную ночь на 17 февраля 1944 года экипажи восемнадцати По-2, следуя за лидирующим самолетом капитана В. Заевского и штурмана В. Локотоша, пробились сквозь пургу и тьму, подожгли Шендеровку, а потом нанесли бомбовый удар по скоплению фашистской техники. Фашистская группировка была окончательно разгромлена на следующий день…

Еще раз По-2 блеснули своими боевыми качествами через месяц, когда понадобилось очистить Тернополь от осажденного в северной части города немецкого гарнизона. Этот очаг сопротивления остался в тылу наших войск, препятствуя их снабжению по шоссе, проходящему через город. Здесь впервые за всю войну эшелоны По-2 бомбили противника днем в изумительно ясную погоду под сильным прикрытием истребителей. Два часа продолжалось это по-истине ювелирное бомбометание, после которого гитлеровцы выбросили белый флаг…

Мы уже упоминали о том, что Берлинскую операцию начали По-2, которые нанесли удары по штабам и узлам связи. На долю По-2 выпала еще одна честь: 2 мая 1945 года с По-2 были сделаны первые фотографии капитулировавшей вражеской столицы для советских газет.

Применение По-2 в качестве ночных бомбардировщиков было неприятным сюрпризом для врагов и поучительным опытом для союзников. Новаторская роль советских ВВС в этом важном деле получила признание во всем мире. И в 1955 году английский авиационный специалист Э. Ли писал в своем труде «Воздушная мощь»: «В начале второй мировой войны ночным действиям бомбардировщиков на поле боя, кажется, не придавали большого значения… Русские имели для этой цели специальные авиационные полки, вооруженные легкими учебно-тренировочными самолетами У-2… Испытав на себе в течение более года силу ударов советской авиации, немецкое верховное командование создало аналогичные авиагруппы из учебных самолетов Это, возможно, один из самых ценных уроков, полученных из опыта русских по оказанию войскам тактической авиационной поддержки в ходе второй мировой войны».

Николай Николаевич Поликарпов продолжал совершенствовать свое детище вплоть до самой смерти, последовавшей в 1944 году. В 1943 году на базе По-2 был создан самолет — ночной артиллерийский корректировщик с бесшумным мотором и мощным генератором для питания радиостанции. В 1944 году появилась новая модификация — У-2ГН (голос неба), — оборудованная мощной радиостанцией с громкоговорящим репродуктором. Были созданы также У-2П (поплавковый) для флота и У-2ШС — штабной и связной на пять мест. Таким образом, Поликарпов работал над усовершенствованием По-2 почти всю жизнь.

Самолет пережил своего создателя. После окончания войны По-2 применялся в гражданской авиации и выпускался серийно до 1953 года. Но и после этого самолет еще шесть лет продолжали строить в мастерских и на ремонтных базах Аэрофлота. Лишь в 1963 году По-2 окончательно сошел со сцены.

 

ПЕРВЫЙ ВЫСТРЕЛ ПО БЕРЛИНУ

В памяти тех, кто помнит войну, навсегда запечатлелась неповторимая весна 1945 года. По мере того, как неумолимо и стремительно смыкалось кольцо русских армий вокруг Берлина, мысли всего человечества сосредоточивались на проклинаемом и ненавистном имени— Адольф Гитлер. Мы ненавидели и других фашистских преступников — Геринга, Гиммлера, Геббельса, но больше всех мы ненавидели Гитлера. После того, что было, думалось тогда, побег или самоубийство Гитлера будет величайшей несправедливостью.

Но когда бои кончились, когда замолчали пушки и неподвижно застыли танки и самолеты, мы с разочарованием узнали: Гитлер мертв. Об этом советскому командованию официально сообщил 1 мая генерал пехоты Кребс — начальник штаба немецких сухопутных войск. Но одновременно поползли слухи то о бегстве Гитлера на подводной лодке, то о его тайной жизни где-то в Южной Америке. Постепенно, однако, бесспорно подтвердилось, что Гитлер покончил с собой и что его труп, закутанный в ковер и вынесенный из бункера во двор имперской канцелярии, был сожжен. А самый двор был буквально перепахан ураганным огнем советской артиллерии.

Ураганный огонь советской артиллерии… Мы знаем, какое удручающее впечатление он производил на фашистский гарнизон, прятавшийся в подвалах Берлина, в том числе и на фюрера, засевшего в своем бункере под имперской канцелярией. Каким жалким стало положение обитателей фюрер-бункера, утративших всякую связь с войсками, узнающих о том, что делается в ста метрах от имперской канцелярии, из радиопередач Москвы, Лондона, Вашингтона!

В последних числах апреля 1945 года по району Берлина били 42 тысячи советских орудий всех калибров. А первый советский артиллерийский снаряд разорвался на территории Берлина точно в день рождения Гитлера — 20 апреля 1945 года…

Ровно за неделю до этого командующий артиллерией 1-го Белорусского фронта маршал артиллерии В. Казаков подписал директиву, в которой содержался призыв развернуть борьбу за честь дать первый выстрел по Берлину. И уже 18 апреля в штаб артиллерии фронта начали поступать донесения: мол, такая-то часть в такое-то время произвела первый выстрел по Берлину. Пришлось срочно разработать процедуру оценки этих сообщений. В штабе артиллерии была подготовлена карта Берлина с четко обозначенными официальными границами города, а армиям было дано указание в донесениях указывать время стрельбы, координаты огневых позиций и обстреливаемого участка. В результате анализа всех донесений и было установлено: величайшую в истории войны канонаду открыла 20 апреля 1945 года в 11 часов 30 минут 30-я гвардейская пушечная артбригада под командованием майора А. Зюкина. Первым снарядом, разорвавшимся в городской черте Берлина, был снаряд 122-мм пушки образца 1931–1937 годов.

Пренебрежение к тяжелой артиллерии было одной из самых крупных ошибок, допущенных противниками Германии в начале первой мировой войны. О том, как далеко заходило это пренебрежение, можно судить всего лишь по одной фразе из официального документа. В нем о 75-мм скорострельной полевой пушке, принятой на вооружение французской армии в 1897 году, говорилось: «Достаточна для решения всех задач, могущих встретиться артиллерии в полевой войне».

Справедливое до тех пор, пока речь шла о борьбе с пехотой, конницей и артиллерией противника, находящихся на открытых пространствах, это мнение оказалось вопиюще неправильным в условиях позиционной войны, когда наступающие войска воюющих держав стали натыкаться на окопы, колючую проволоку, блиндажи, пулеметные гнезда. Скорострельные французские и русские полевые пушки оказались бессильными в борьбе с укрытиями даже самого легкого типа. И каким разительным контрастом выглядел на этом фоне губительный огонь германской тяжелой артиллерии, предусмотрительно выпестованный стараниями фельдмаршала Шлиффена накануне войны. «Благодаря превосходству в дальнобойности германская артиллерия… могла превращать в груды развалин укрепления, не боясь получить на это ответ, — писал французский артиллерист Ф. Кюльман. — Разрушения были достаточно полными для того, чтобы заранее лишить обороняющегося технических средств борьбы на малых дальностях, доступных для его собственного вооружения». Другими словами, дальнобойная полевая артиллерия уничтожала противника задолго до того, как он мог начать отвечать.

Но как ни странно, кровавым опытом империалистической войны французы и англичане снова пренебрегли. После окончания первой мировой войны работы над тяжелыми артиллерийскими системами были практически заброшены. Возможно, отчасти это объяснялось тем, что союзникам достались трофейные германские тяжелые орудия, о которых сам Шлиффен некогда говорил: «Представляется уже бесполезным добиваться дальнейших усовершенствований… Все мыслимое уже достигнуто».

С этим мнением фельдмаршала после войны не согласились только советские артиллеристы. По утвержденной в 1929 году системе артиллерийского вооружения в первой пятилетке должны были быть созданы новые орудия для батальонной, полковой, дивизионной, корпусной, тяжелой и зенитной артиллерии. И одним из первых орудий, разработанных во исполнение этого решения, была 122-мм корпусная пушка, принятая на вооружение Красной Армии в 1931 году.

Это орудие, созданное группой конструкторов Всесоюзного орудийно-арсенального объединения под руководством С. Шувалова, отличалось от пушек времен империалистической войны. Так, для получения высокой начальной скорости снаряда — 800 м/с — пришлось сделать необычайно длинный ствол, что затрудняло вертикальную наводку. Чтобы облегчить работу наводчика, был установлен уравновешивающий механизм. Другая трудность, порожденная большой длиной ствола, — ударные нагрузки на ответственные узлы, возникающие при перевозке орудия. Для защиты от них ствол перед походом отделялся от противооткатных устройств, оттягивался по люльке назад и крепился стопорами к лафету.

Немало новинок было и в конструкции лафета. Впервые на орудиях такого крупного калибра появились раздвижные станины и вращающийся верхний станок, благодаря которым угол горизонтального обстрела был увеличен до 56°. Подрессоривание и металлические колеса с резиновой ошиновкой обода позволяли перевозить орудия по шоссе со скоростью до 20 км/ч.

122-мм пушка не имела себе равных среди зарубежных орудий такого же класса, превосходя их по дальнобойности (20,5 км). На всех фронтах она с успехом выполняла обязанности, предписываемые ей руководством службы: вела борьбу с батареями противника, нарушала управление вражескими войсками, подавляла тылы, препятствовала подходу резервов и подвозу боеприпасов и продовольствия войсками неприятеля. Но, как это нередко случалось в годы войны, боевой опыт видоизменил и уточнил распределение обязанностей между 122-мм пушкой и орудиями других типов. Так, уже в первых сражениях выяснилось: вес и мощность 122-мм снаряда недостаточны для поражения ряда целей; при стрельбе на предельную дальность становились незаметными разрывы снарядов, чем затруднялась корректировка огня. Зато неожиданно обнаружились такие свойства орудия, которые доставили много горьких минут фашистским танкистам и самоходчикам…

Обычно дальнобойные пушки занимали позиции в нескольких километрах от линии фронта, в глубине обороны. В январе 1943 года именно так и были расположены огневые позиции 267-го корпусного артиллерийского полка в районе Синявинских высот на Ленинградском фронте. 122-мм пушки находились в болотистой низине, замаскированные зарослями кустарника. Как-то раз совсем рядом с батареей послышался рев танкового мотора. Старший по батарее, став на лафет, неожиданно увидел: прямо на орудие двигался огромный незнакомых очертаний танк с крестом на башне… Выстрел был сделан с расстояния каких-нибудь 50 метров. Снаряд буквально снес расколовшуюся башню, а ее куски с такой силой ударили по броне второго, идущего следом танка, что его экипаж сбежал, даже не выключив мотор. Так в руки советских специалистов попал один из первых «тигров», испытывавшихся на Ленинградском фронте перед летними сражениями 1943 года.

Этот «противотанковый» опыт 122-мм корпусной пушки не остался незамеченным нашими артиллеристами. Недели за две до начала великой битвы на Курской дуге в июне 1943 года на одном из участков фронта из-за высотки в 1200 м от переднего края появились два «фердинанда». О том, что это были за машины, может дать представление такой факт: толщина их лобовой брони достигала 200 мм. Пробить ее не могла ни одна противотанковая пушка тех лет. Не смогли сделать этого и наши 45-мм и 76-мм орудия, находившиеся в непосредственной близости от переднего края.

И тогда командующий артиллерией 13-й армии генерал-майор А. Панков попросил у командования разрешения преподнести педантичным фашистам сюрприз… Убедившись в полной безнаказанности своих действий, немецкие самоходки на следующий день снова появились на том же месте и в тот же час. «Фердинанды» не спеша выискивали для себя цель поважнее, но им так и не довелось сделать ни одного выстрела. Оба они были почти одновременно поражены огнем двух 122-мм орудий. По приказу Панкова артиллеристы ночью бесшумно выдвинули четыре 122-мм пушки на передний край и тщательно замаскировали их. А самонадеянные «фердинанды», не подозревая об этом, подставили свою броню под мощные снаряды тяжелых орудий, и оказалось: броня слабее снаряда… «Фердинанды» так и остались торчать на виду у всех, а среди бойцов, сражавшихся на Курской дуге, быстро разнеслась весть, что и на «Фердинандов» есть управа.

Наши тяжелые полевые орудия во время Курской битвы вообще отличились в уничтожении тяжелых фашистских танков и самоходок. Задолго до сражения командование начало готовить к противотанковой борьбе все без исключения артиллерийские части. И когда пятьдесят «тигров» и «пантер» подошли на расстояние прямого выстрела к огневым позициям 642-го пушечного артиллерийского полка, его орудия за несколько минут буквально искрошили 17 танков, после чего остальные обратились в бегство. И это не удивительно: прямой наводкой по танкам с близкого расстояния стреляли 122-мм пушки и 152-мм гаубицы-пушки — мощнейшие орудия, судьбы которых оказались тесно связанными…

После того как в 1931 году 122-мм пушка была принята на вооружение Красной Армии, у группы конструкторов Главного конструкторского бюро Всесоюзного орудийно-арсенального объединения, возглавляемой В. Грабиным, возникло инициативное предложение создать еще более мощную 152-мм корпусную пушку. Для этого конструкторы предложили наложить хорошо освоенный в производстве ствол 152-мм осадного орудия образца 1910 года на лафет 122-мм пушки. Сделать это было не просто, ведь энергия отката нового орудия была значительно выше, чем у 122-мм пушки. Но конструкторы знали о большом запасе прочности ее лафета и о возможности отобрать значительную часть энергии отката с помощью дульного тормоза. 152-мм пушка образца 1910/1934 годов и 122-мм пушка образца 1931 года были поставлены на серийное производство на заводе, конструкторское бюро которого получило задание на создание 152-мм гаубицы-пушки.

Орудия, могущие служить прекрасным примером унификации и стандартизации советской артиллерийской техники. На один лафет наложены разные стволы. 122-мм пушки и 152-мм гаубицы-пушки. Эти орудия с честью прошли всю войну. Из 152-мм гаубицы-пушки в 1944 году был сделан первый выстрел по территории фашистской Германии. А из 122-мм пушки в апреле 1945 года был сделан первый выстрел по Берлину.

У такого орудия должны были быть навесные траектории, как у гаубицы, и высокие начальные скорости снаряда, как у пушки. Опытный образец гаубицы-пушки оказался неудачным, работы по ее созданию затягивались. Поэтому директор завода горячо поддержал инициативу старшего инженера серийного КБ Федора Федоровича Петрова. Внимательно изучив лафет 152-мм пушки образца 1910/1934 годов, Петров предложил основательно модернизировать лафет и, увеличив угол возвышения до 65°, превратить эту пушку в орудие промежуточного типа со свойствами и пушки, и гаубицы.

Новая гаубица-пушка была разработана за 1,5 месяца и после 10 выстрелов на заводском полигоне предъявлена на государственные испытания. Эти испытания орудие выдержало успешно и было принято на вооружение Красной Армии как 152-мм гаубица-пушка образца 1937 года. А 122-мм ствол, наложенный на вновь разработанный лафет, привел к появлению 122-мм пушки образца 1931–1937 годов.

Дальность стрельбы и цели, поражаемые 122-мм пушкой и 152 мм гаубицей-пушкой. 122-мм пушка — нарушение управления войсками противника, контрбатарейная борьба, подавление тылов. 152-мм гаубица-пушка — борьба с танками и бронепоездами противника, контрбатарейная борьба, подавление дальних целей, разрушение дотов и мощных дзотов, уничтожение аэростатов.

В годы войны гаубица-пушка стала любимым тяжелым орудием у советских артиллеристов. Увесистый 43,5-килограммовый снаряд, переменные заряды, позволявшие варьировать траектории при стрельбе, большой угол возвышения и высокая начальная скорость снаряда придали орудию необычайную гибкость. 152-мм гаубица-пушка была лучшим орудием для контр батарейной борьбы, для действия по штабам, учреждениям и сооружениям полевого типа. А боевой опыт Отечественной войны раскрывал все новые и новые возможности этого замечательного орудия.

10 июля 1941 года в боях под городом Сенно гаубицы-пушки впервые встретились с фашистскими танками. По тогдашним представлениям, исход этого столкновения был однозначен: орудия должны были быть уничтожены танками. Считалось, что бронированные цели может поражать только противотанковая артиллерия. Но на этот раз получилось иначе. Когда восемь танков неожиданно прорвались к батарее 152-мм гаубиц-пушек, артиллеристы успели развернуть орудия навстречу танкам и ударить по ним прямой наводкой. И тогда фашисты впервые убедились, что разорвавшийся рядом с танком 152-мм фугасный снаряд попросту опрокидывает его, а о результате прямого попадания и говорить нечего…

«Опыт применения тяжелых орудий в борьбе с танками, — писал по этому поводу маршал артиллерии В. Казаков, — в скором времени лег в основу специальной инструкции. В ней предписывалось вести бой с танками всеми имеющимися на вооружении Красной Армии орудиями. Это заметно повысило наши возможности в организации противотанковой борьбы, способствовало преодолению «танкобоязни», которой страдала некоторая часть воинов…»

После этого гаубица-пушка применялась для отражения танковых атак на протяжении всей войны. Даже «лбы» хваленых «тигров» не раз трещали от снарядов этого орудия, которые просто-напросто срывали башни с погонов.

Уничтожение вражеских танков было не единственной задачей, которая расширила круг обязанностей, возлагаемых на это орудие. В конце войны «Руководство службы» предписывало этому орудию в дополнение к прежним задачам подавления дальних целей разрушение дотов и мощных дзотов, борьбу с бронепоездами и танками и даже уничтожение аэростатов. О том, как справлялись гаубицы-пушки с этими заданиями, можно судить по боевому пути орудия № 7214. Оно с боями прошло от Харькова до Вены, выпустило 3021 снаряд, участвовало в подавлении 84 вражеских батарей, уничтожило 8 танков, 19 пулеметов, 14 наблюдательных пунктов, 42 автомашины и несколько сот гитлеровцев.

И символично, что именно гаубица-пушка произвела первые выстрелы по вражеской земле. Это произошло 2 августа 1944 года, когда 152-мм гаубица-пушка № 3922 совершила огневой налет по целям, находящимся на территории Восточной Пруссии. Сейчас это орудие могут видеть посетители Центрального музея Вооруженных Сил в Москве…

Непревзойденное полевое орудие, гаубица-пушка отлично зарекомендовала себя и при штурме вражеских городов и крепостей. В составе штурмовых групп 152-мм гаубицы-пушки подавляли мощные узлы сопротивления на улицах немецких городов. Одна из них, до сих пор хранящая на себе 104 пробоины и вмятины от вражеских снарядов и осколков, прошла по улицам Берлина, прямой наводкой сокрушая опорные пункты врага, и, выйдя к Бранденбургским воротам, была включена в те девяносто орудий всех калибров, которым выпала честь стрелять прямой наводкой по рейхстагу…

Высокие качества 152-мм гаубицы-пушки образца 1937 года были признаны не только немецкими войсками, испытавшими на себе действие огня этого орудия. Крупповский артиллерийский конструктор профессор В. Вольф, говоря о том, что советская 152-мм гаубица-пушка превосходила германскую 150-мм гаубицу, мог сказать только одно: «Последствия этого превосходства были поистине катастрофическими».

 

ЛЕТЧИКАМ БОЛЬШЕ НРАВИЛИСЬ «ЯКИ»

Летчики полка «Нормандия — Неман» сделали свой последний боевой вылет 25 апреля 1945 года. А спустя месяц в полк пришел приказ о том, чтобы французские пилоты выехали в Москву для последующего возвращения на родину.

«Это был мучительный день, — вспоминал потом капитан Франсуа де Жоффр. — Мы расставались с нашими механиками, с нашими «яками». Даже самые суровые из нас не могли скрыть слезы». Во время этого прощания младший лейтенант Жак Андре стал на колени перед своим истребителем и, обращаясь к нему, сказал:

— Ты спас мне жизнь и дал возможность получить боевые заслуги. Спасибо тебе…

В Москве французских летчиков ожидал сюрприз. Советское правительство, зная о французской традиции, согласно которой воин должен возвращаться домой с оружием, поразившим врага, подарило пилотам боевые машины, на которых они воевали и побеждали. И 20 июня 1945 года, в ясный солнечный день, полк «Нормандия — Неман» «своим ходом» прибыл на аэродром Ле Бурже близ Парижа. Сорок советских истребителей впервые в истории приземлились на бетонированные дорожки французского аэродрома. И этими истребителями были Як-3 — самые последние, самые совершенные из обширнейшего семейства истребителей, созданных коллективом авиаконструктора А. Яковлева на протяжении Великой Отечественной войны.

Начало яковлевским истребителям было положено весной 1939 года. Задание на проектирование истребителей получили тогда, кроме Яковлева, многие другие конструкторы, в числе которых был крупнейший в те годы «истребительный» конструктор Н. Поликарпов, прославившиеся впоследствии А. Микоян, С. Лавочкин, В. Петляков и другие. Этому своеобразному конкурсу предшествовали важные события и решения, вызванные опытом боев в Испании, в ходе которых выяснилось: лучший поликарповский истребитель И-16 уступает появившемуся у немцев «Мессершмитту-109» по скорости и по стрелково-пушечному вооружению.

Созданный в 1933 году И-16 — «ишак», как его ласково называли летчики, был поначалу непревзойденной боевой машиной и произвел большое впечатление на авиационную общественность всего мира. Маленький, верткий, стремительный, он был вооружен двумя сверхскорострельными пулеметами ШКАС, конструкции Б. Шпитального и И. Комарицкого, расположенными вне диска винта. Чтобы оценить это вооружение, достаточно вспомнить; появившиеся позднее американские и немецкие авиационные пулеметы по скорострельности уступали ШКАСам с их 1800 выстрелами в минуту в 1,5–2 раза. Тем не менее И-16 блистали в сражениях над Испанией только до появления новейшего немецкого истребителя «Мессершмитт-109».

Даже по внешнему виду длинный, тощий, остроносый «мессер» был прямой противоположностью короткому, полнотелому, широколобому «ишаку». Что касается боевых свойств, то превосходство «мессера» было очевидным. «Глиста» — так в годы войны наши летчики прозвали Ме-109 — летала на 100 км/ч быстрее «ишака», превосходила его в вертикальном маневре и, кроме двух пулеметов, стреляющих с помощью синхронизаторов через диск винта, была вооружена 20-мм пушкой «эрликон», стреляющей через ступицу винта.

Первой реакцией на появление Ме-109 была модернизация И-16. Но хотя установкой более мощного мотора удалось повысить скорость этой машины на 75 км/ч, а к двум пулеметам были добавлены две 20-мм пушки ШВАК, конструкции Б. Шпитального и С. Владимирова, было ясно: из поликарповской машины выжато все…

Конструкторы, вызванные в Кремль в 1939 году, получили задание на разные типы истребителей. Так, Н. Поликарпов разрабатывал самолет И-180 с мотором воздушного охлаждения; А. Микоян — высотный истребитель; В. Петляков — двухмоторный истребитель сопровождения; С. Лавочкин с В. Горбуновым и М. Гудковым — истребитель-перехватчик; А. Яковлеву, как мы уже знаем, досталось проектирование фронтового истребителя с мотором водяного охлаждения, которому в годы войны суждено было стать основным противником «мессеров» — самых массовых истребителей фашистской авиации.

До того как приступить к созданию боевых самолетов, А. Яковлев специализировался на спортивных машинах. И эта специализация наложила отпечаток на всю продукцию яковлевского КБ. Есть два метода повышения скорости: увеличение мощности мотора и снижение аэродинамического сопротивления самолета. Первый метод, если так можно выразиться, силовой, приводит к появлению тяжелых, грубоватых на вид, надежных и прочных машин, которые, как говорится, «продираются» сквозь воздух. Второй порождает изящные, легкие, обтекаемые, поистине «летающие» конструкции. Именно такие качества и были свойственны тем 37 тысячам яковлевских истребителей, которые сражались и побеждали в воздухе в годы Великой Отечественной войны.

На всех этих самолетах устанавливались моторы М-105 В. Климова, которые, по всеобщему признанию, «отличались высокой культурой и изяществом конструкции, меньшими удельным весом и габаритами по сравнению с другими авиадвигателями жидкостного охлаждения».

V-образный мотор позволял установить в развале цилиндров скорострельную пушку ШВАК. Поскольку ствол пушки можно было пропустить сквозь полый вал редуктора и ступицу винта, она могла вести огонь независимо от режима работы мотора — достоинство, которого нет у двигателей воздушного охлаждения, требующих установки пушек и пулеметов с синхронизаторами для стрельбы через диск винта.

Яковлев дал обязательство представить опытный образец истребителя на испытания к 1 января 1940 года. И это заставило моторостроителей работать с полным напряжением сил. Чтобы не задерживать самолетостроителей, Климов выслал им макет мотора М-105, и когда наконец мотор был доработан, его только нужно было установить в заранее подготовленном для него месте внутри фюзеляжа. Точно в назначенный срок — 1 января 1940 года — на дорожке испытательного аэродрома появился первый образец нового истребителя.

В мае истребитель пошел в серию, а к концу года было изготовлено 64 машины, получивших впоследствии индекс Як-1, а за первое полугодие 1941 года в войска поступило еще несколько сот «яков». И когда грянула война, вражеские воздушные армады в числе других советских истребителей, защищавших небо Родины, встретили и эту легкую, устойчивую в полете и простую в пилотировании машину. Як-1 с первых же дней и даже часов войны бился в воздухе с немецкими бомбардировщиками и истребителями. Но наиболее полный и ценный опыт для дальнейшего совершенствования этой машины дала, конечно, воздушная битва над Москвой.

Бомбардировщики врага были тогда главной целью советских истребителей, и летчики выжимали из своих машин все, чтобы не дать врагу сбросить бомбы на Москву. Так, прославленный ас московской ПВО капитан К. Титенков одним из первых понял простую истину: стрельба по намалеванным на вражеских самолетах крестам и свастикам безрезультатна, стрелять надо короткими очередями с малой дистанции по стрелкам и пилотам фашистских бомбардировщиков. Эта истина легла в основу его тактического приема: нагнать врага, с 70–80 метров уничтожить огнем пулеметов стрелков, а потом, вплотную сблизившись с противником, расстрелять его из пушки и пулеметов.

Отличные летные качества Як-1 позволяли Титенкову делать чудеса. Вечером 25 июля 1941 года он настиг «хейнкеля», на бреющем полете пытающегося уйти за линию фронта. У Титенкова кончились патроны, таранить на малой высоте было невозможно, и тогда, зайдя в хвост вражескому самолету, Титенков стал прижимать его к земле. Фашист не выдержал психологически, поддался, и его машина врезалась в деревья и взорвалась. На следующий день воспитанник Титенкова лейтенант Б. Васильев убедился, что, несмотря на изящный вид, Як-1 прочная и надежная машина. Отрубив пропеллером хвост «Юнкерсу-88», советский пилот благополучно посадил свой Як-1 в поле.

Кстати, первый таран в подмосковном небе был совершен именно на Як-1. Ранним утром 7 июля 1941 года лейтенант С. Гошко таранил своей машиной вражеского разведчика, на котором находился полковник немецкого генштаба с важными оперативными документами. Свалив фашиста на землю, сам Гошко сумел посадить свою поврежденную машину на ближайшей площадке.

Опыт первых боев выявил и слабые места Як-1. Наиболее частыми были неполадки в пневматической системе уборки и выпуска шасси и закрылков, случались отказы оружия в бою. Внимательно изучали недостатки «яков» и немцы. «Мессеры», которые старались увлечь на высоту наши старые истребители И-16 и «чайки», при встречах с «яками», наоборот, предпочитали вести бой на малых высотах, где у них было преимущество в скорости и маневре. Кроме того, проектируя Як-1, конструкторы все подчинили снижению аэродинамического сопротивления, поэтому на первых образцах этой машины был сделан пологий переход от кабины летчика к килю. Улучшая аэродинамику самолета, этот переход ограничивал задний обзор. Низкое качество плексигласа и отсутствие системы аварийного сброса фонаря заставляли летчиков летать с открытыми фонарями. На этом терялось 15–20 км/ч скорости…

Устранив эти недостатки, введя ряд усовершенствований, конструкторы дали фронту более надежную и удачную машину Як-1М (модернизированный). Этот истребитель оправдал возлагаемые на него надежды и был построен в количестве 8721 экземпляра. Именно на таком «яке» в апреле 1943 года старший лейтенант В. Шувалов в одном бою сбил пять фашистских самолетов, причем два последних таранил. После второго тарана Як-1 вошел в штопор, и летчик, тяжело раненный в грудь, с перебитыми ногами, выбросился с парашютом. Шувалов умер от ран через несколько дней, и на его могиле, как символ подвига, был установлен исковерканный пропеллер его «яка».

Одним из недостатков Як-1, выявившимся в первых же схватках с прочными, живучими бомбардировщиками, была недостаточная мощь оружия. А. Яковлев, понимая, что понадобятся истребители с более сильным вооружением, почти одновременно с Як-1 разработал Як-7. Очень похожий на прототип, новый образец отличался от него только тем, что в фюзеляже за кабиной летчика был сделан отсек. В нем при перебазировании на новые аэродромы можно было перевозить техников и грузы или установить дополнительный бак на 100 литров горючего.

Як-7 А поступил в серийное производство в конце 1941 года. Кроме 20-мм пушки, на этом самолете было установлено 2 крупнокалиберных 12,7-мм пулемета конструктора М. Березина, а под крыльями можно было подвешивать 6 реактивных снарядов или две 100-кг бомбы. Спустя несколько месяцев фронт начал получать модернизированные самолеты Як-7Б. Для тренировки летчиков широко применялся Як-7В — вывозной — с двойным управлением. На Як-7 ДИ впервые были установлены металлические лонжероны вместо деревянных, что позволило увеличить емкость крыльевых бензобаков. Испытывался также Як-7 «курьерский» с герметичной кабиной и другие модификации. 6399 «яков седьмых» было построено прежде, чем во второй половине 1942 года им на смену пришли «яки девятые».

Оснащенный двигателем ВК-105ПФ мощностью 1240 л. с., Як-9 был вооружен 20-мм пушкой и двумя 12,7-мм пулеметами. На боевых высотах 2300–4300 м он развивал скорости 570 и 600 км/ч. Максимальный потолок этого самолета — 11 тыс. м, что позволяло использовать его как перехватчик ПВО. Выпущенный в количестве 16 769 экземпляров, Як-9 стал самым массовым советским истребителем времен Великой Отечественной войны. Но не только количеством изготовленных экземпляров интересен этот самолет. Пожалуй, с ним не сравнится ни один другой самолет в мире по обилию модификаций.

Когда на фронтах не хватало бомбардировщиков и стал вопрос о возможности замены их истребителями, вооруженными бомбами, немедленно появился Як-9Б — бомбовый. Неся на борту, кроме трех 12,7-мм пулеметов, 400 кг бомб, он мог по праву считаться уникальным скоростным истребителем-бомбардировщиком, с внутренней подвеской бомб.

Когда для борьбы с модернизированными вражескими самолетами понадобился мощный пушечный истребитель, немедленно появился Як-9Т, вооруженный 37-мм пушкой НС-37, снаряды которой буквально разносили вражеские самолеты и с успехом поражали наземные цели — мото- и автоколонны, обозы, артиллерию.

Когда в начале 1943 года советское командование начало планировать крупные наступательные операции, возникла потребность в истребителях с большой дальностью полета. Ведь войска надо было все время прикрывать с воздуха, а строительство аэродромов не поспевало за стремительным продвижением войск. Как только была поставлена задача увеличить дальность истребителей, появились Як-9Д — дальний — с внутренними бензобаками увеличенной емкости и с дальностью полета 1400 км. Впоследствии дальность этих машин была увеличена еще больше за счет подвески дополнительных сбрасываемых баков — и появился Як-9ДД — дальний, дистанционный — с дальностью полета 2200 км. Именно эти истребители в начале 1944 года стремительно пронеслись над Румынией, Болгарией и Югославией, оккупированными фашистами, и приземлились в итальянском городе Бари, куда они были направлены командованием для оказания помощи Народно-освободительной армии Югославии.

Когда в 1943 году над Москвой был обнаружен высотный фашистский разведчик Ю-86Р, немедленно появился так называемый Як-9 № 29, у которого потолок был увеличен за счет установки турбонагнетателей системы В. Доллежаля. А когда, напротив, Советской Армии потребовались новые самолеты для воздушной разведки, в дело был введен Як-9Р — разведчик и Як-9УФ — фоторазведчик.

Если бы самолеты для выполнения этих задач должны были создаваться каждый раз заново, задачи эти никогда не были бы решены. Поэтому техническую политику яковлевского КБ можно считать образцовым примером творческого решения извечного противоречия между заказчиком и производственником. Заказчик, и в особенности военный заказчик, справедливо считает, что специальное оружие более эффективно, чем универсальное. Для производства же обилие специальных образцов может оказаться гибельным, внося в него неразбериху и хаос. Производственники склонны к универсальному оружию, выпускаемому в больших количествах и поставленному на хорошо и ритмично работающий поток.

Мессершмитт Me-109 выпускавшийся в многочисленных модификациях, — основной немецкий истребитель с двигателем водяного охлаждения. Опытный образец создан в 1935 году, но в массовую серию в конце 1939 года пошел Ме-109Е. Модификация Me-109F начала выпускаться в 1941 году, Me-109G — в 1942 и Ме-109Н — в 1943. Максимальная скорость этих машин составляла 515–650 км/ч, вооружение 7,92-мм пулеметы, 20-мм пушка. Всего было выпущено около 33 тысяч.

Обе крайности вредны. Что толку в отличном эффективном оружии, если промышленность не может освоить его выпуск в требуемом для армии количестве! И что толку в массах универсального оружия, которое на поле боя не может соперничать с оружием противника и представляет для него не более чем легко поражаемую цель. Примирить противоречие между специализацией и универсализацией оружия, удовлетворить и заказчиков и производственников помогли стандартизация и унификация, широко применяемые в советской оборонной промышленности. Воины на фронтах получали специализированное оружие, которое, однако, содержало максимальное количество унифицированных и стандартизированных деталей. Такую политику проводили многие советские артиллерийские, танковые и оружейные КБ. В авиационной промышленности этот принцип наиболее полно и последовательно осуществлялся конструкторским коллективом А. Яковлева.

Посмотрите, какое многообразие модификаций на базе одного-единственного прототипа: основной истребитель, истребитель-бомбардировщик, дальний истребитель, высотный истребитель, штурмовик, разведчик… И тем не менее все эти многочисленные обязанности не исчерпали возможностей, заложенных в самолете, появившемся на дорожке аэродрома 1 января 1940 года. Как-то раз корреспондент журнала «Авиация и космонавтика» спросил А. Яковлева, какой из самолетов наиболее дорог сердцу Генерального конструктора. И Яковлев без колебаний назвал Як-3: «Это был самый легкий, быстроходный и маневренный истребитель второй мировой войны. Мысль о создании такой машины возникла у меня в декабре 1942 года…»

Яки — основные советские истребители с двигателем водяного охлаждения. Опытный образец был создан в начале 1940 года, и в том же году запущен в серию Як-1. В 1942 году в серию пошли Як-7 и Як-9, в 1943 — Як-3. Максимальная скорость этих машин составляла 580–720 км/ч, вооружение 20-, 37- или 45-мм пушки и 7,62-мм или 12,7-мм пулеметы. Всего было выпущено более 36 тыс. яков. (Як-1 — 8711, Як-7 — 6399, Як-9— 16 769, Як-3 — 4848.).

В конце 1942 года в сталинградском небе советским истребителям надлежало впервые вступить в бой за завоевание господства в воздухе. Если на протяжении предшествующих полутора лет войны главной целью наших истребителей были вражеские бомбардировщики, а в схватках с «мессерами» им приходилось обороняться, то теперь настало время переходить к наступательной тактике. И этот переход потребовал не только психологической перестройки летчиков, но и предъявил серьезные требования к качеству нашей боевой техники. А здесь не обошлось без сюрпризов…

В сентябре 1942 года на наблюдательном пункте 66-й армии находилось несколько высших военачальников, на глазах которых произошел случай, имевший важные последствия. С востока на бреющем полете удирал «мессер», зажатый в клещи двумя Як-1. Наши истребители уже открыли по нему огонь, огненные трассы вот-вот пронзят вражескую машину. Но, увы, этого не произошло. Внезапно дав форсаж, фашист оторвался от «яков» и с набором высоты ушел за линию фронта.

— Но почему же враг ушел? — спросил один из присутствующих у командующего 16-й воздушной армией С. Руденко. — Ведь Як-1 превосходит «мессершмитта» в скорости и в скороподъемности…

Ответить на этот недоуменный вопрос взялись летчики и техники 16-й и 8-й воздушных армий, которым предстояли тяжелые бои над волжской твердыней. Летчики рассудили просто: «Ночью не летаем, а ночное оборудование возим — его надо снять. На больших высотах бои ведем редко, а кислородные баллоны и маска находятся на борту. Тоже убрать! Для запуска мотора на самолете имеется два баллона со сжатым воздухом. Можно обойтись одним. А если снять пулеметы калибра 7,6 мм с боекомплектом и патронными ящиками, оставив только 20-мм пушку, Як-1 может быть облегчен более чем на 500 кг».

Провести такую реконструкцию силами фронтовых мастерских было, конечно, невозможно, поэтому С. Руденко решил сам обратиться к производственникам.

«Командующий воздушной армией Сергей Игнатьевич Руденко, — пишет в своих воспоминаниях А. Яковлев, — сам бывал на заводе. Своими советами он во многом способствовал как качественному, так и количественному росту производства истребителей Як-1».

«К моей радости, — вспоминает о том времени С. Руденко, — самолетостроители не только одобрили наши предложения, но и сами нашли пути существенного снижения веса машины. Кроме того, решили тщательнее полировать обшивку самолета, чтобы улучшить его аэродинамические качества, сделать его еще более скоростным. Уже через неделю мы получили первую шестерку облегченных Як-1.

Показ летных качеств новых самолетов произвел огромное впечатление на фронтовых летчиков. Для сравнения с облегченными «яками» были взяты серийные Як-1 и Як-7. И вот истребители, разогнавшись до максимальной скорости, с высоты 200 метров перешли на вертикальную «горку». «Горке» модернизированного «яка», казалось, не будет конца. Давно уже исчерпали запас мощности и свалились на крыло серийные Як-1 и Як-7, а новый самолет все шел и шел вверх. На земле раздались аплодисменты, возгласы: «Да на такой машине можно и в одиночку «мессеров» бить!», «Этот самолет куда лучше берет вертикаль, чем «мессер»!»

Показ сломил психологический оборонительный барьер в сознании фронтовых летчиков. Они включили отныне в арсенал своих боевых средств вертикальный маневр, отказались от оборонительной тактики и вскоре стали бить «мессеров» на серийных немодифицированных машинах. Но урок, который преподали конструкторам практики воздушной войны, не прошел даром. А. Яковлев решил выяснить, что может дать модернизация Як-1, проведенная, как говорится, по всей науке.

«Площадь крыла нового самолета уменьшили до 14,5 метра вместо 17,5 у Як-1. Тяжелые деревянные лонжероны крыла заменили легкими дюралевыми, остальной каркас крыла и его обшивку оставили деревянными. Коренным образом улучшили аэродинамику. Выступающие из обводов самолета и увеличивающие его вредное сопротивление водяной и масляный радиаторы, фонарь кабины летчика были облагорожены. Маслорадиатор разместили в крыле, водяной радиатор предельно утопили в фюзеляже, костыльное колесо также в полете убрали в фюзеляж и т. д.

Провели тщательную ревизию самолета: все детали подвергли скрупулезному пересмотру с точки зрения уменьшения веса — разумеется, не в ущерб прочности».

В результате вес новой машины по сравнению с серийным Як-1 удалось снизить на 300 кг, полетный вес Як-3 составил всего 2650 кг — в те годы это был один из самых легких истребителей в мире. Вооружение Як-3 тоже было усилено: в отличие от Як-1 7,6-мм пулеметы были заменены 12,7-мм. Як-3 впервые появился в воздухе во время сражения на Курской дуге и сразу завоевал любовь летчиков-истребителей. А конструкторы продолжали совершенствовать машину. В 1942 году В. Климов создал новый двигатель ВК-107А мощностью 1650 л.с. Установка его на Як-3 привела к рождению самого легкого и скоростного истребителя Великой Отечественной войны. Скорость нового Як-3, вооруженного двумя 20-мм пушками, достигла 720 км/ч. Испытатели, пораженные новой машиной, дали ей высочайшую оценку: «… в диапазоне высот от земли до практического потолка является лучшим из известных отечественных и иностранных истребителей».

Успех А. Яковлева, который неустанным совершенствованием первоначального образца создал шедевр конструкторского искусства, тем более значителен, что немецкий авиаконструктор Мессершмитт оказался не в силах справиться с подобной задачей. С тех пор как в 1941 году стало ясно, что Ме-109Е, который в 1937 году был прекрасной машиной, уже не в состоянии противостоять новым советским и английским истребителям, Мессершмитт принялся лихорадочно модернизировать этот истребитель. Но, увеличив скорость, огневую мощь, бронезащиту, он утяжелил самолет почти на 1000 кг, проиграл в маневренности и не создал самолета, способного противостоять нашим «Яковлевым» и «Лавочкиным».

Не случайно французские летчики предпочитали маневренные послушные «яки» всем другим типам истребителей, не исключая американские и английские. Что касается советских летчиков, то на «яках» совершили свои бессмертные подвиги сотни наших асов, в том числе и дважды Герои Советского Союза А. Алелюхин, А. Ворожейкин, Н. Гулаев, А. Колдунов, М. Кузнецов, С. Луганский, В. Лавриненков, П. Покрышев, А. Рязанов, И. Степаненко.

В первые месяцы войны, когда созданные перед самым ее началом новые типы истребителей проходили суровые испытания в боях, Сталин как-то раз заметил:

— Летчикам больше нравятся «яки».

А мнение летчиков было тогда решающим…

 

ОГОНЬ, СКОРОСТЬ, БРОНЯ — ВОТ ЧТО ТАКОЕ Т-34

2 мая 1945 года над Берлином стоял серый, пасмурный день. Моросил мелкий дождь, смешивающийся с дымом. Вокруг рейхстага людно: по улицам, звездообразно сходящимся к Бранденбургским воротам, со всех сторон съехались сюда танки. В самой гуще этого ликования трагическим контрастом высится черный обгоревший остов «тридцатьчетверки».

Какие-нибудь двести метров отделяли сгоревших танкистов от рейхстага, от победы, от конца войны. Сколько их, молодых, веселых, сгорело за четыре года войны! А гибель вот этих безвестных, не преодолевших последних двухсот метров, трогает сердца воинов, не раз глядевших в глаза смерти. Проходящие мимо солдаты молча снимают пилотки. И в этом скорбном торжественном жесте — последняя воинская почесть и мужественному экипажу, и его прославленной боевой машине — танку Т-34, который за 1418 дней войны завоевал уважение советских солдат, навел ужас на врагов, вызвал восхищение и зависть у союзников.

«Тридцатьчетверка» прошла всю войну от начала до конца, — писал маршал И. Конев, — и не было лучшей боевой машины ни в одной армии. Ни один танк не мог идти с ним в сравнение — ни американский, ни английский, ни немецкий. Его отличали высокая маневренность, компактность конструкции, небольшие габариты, приземистость, которая повышала его неуязвимость и вместе с тем помогала вписываться в местность, маскироваться, к этому следует добавить высокую проходимость, хороший двигатель, неплохую броню… До самого конца войны Т-34 оставался непревзойденным».

«Русские, создав исключительно удачный и совершенно новый тип танка, — отмечал немецкий специалист по военной технике Э. Шнейдер, — совершили большой скачок вперед в области танкостроения. Благодаря тому, что им удалось хорошо засекретить все свои работы по выпуску этих танков, внезапное появление новых машин произвело большой эффект». А о том, что это был за «эффект», лучше всего говорит одна строка из приказа генерала Клейста: «Запрещаю при тревоге употреблять панические крики «русские танки прорвались»…»

«Танк Т-34 является хорошей конструкцией, — заключали эксперты Абердинского полигона в США, — пригодной для массового производства с использованием малоквалифицированной рабочей силы. Выдающиеся особенности Т-34: низкий, обтекаемый силуэт, простота конструкции, малая величина среднего удельного давления на грунт. Большие углы наклона брони создают блестящие возможности защиты…»

Сейчас, спустя несколько десятилетий, все эти качества — приземистость, большие углы наклона брони, высокая проходимость — кажутся неотъемлемыми качествами любого танка. Но осенью 1937 года в необходимости таких качеств у танка была убеждена лишь небольшая группа конструкторов, получившая задание спроектировать средний колесно-гусеничный танк…

Первым танком, появившимся на полях сражений, был тяжелый танк, порожденный, как это ни удивительно, триединством пулемета, окопа и колючей проволоки. Примененные в массовых масштабах, эти сравнительно простые устройства оказались могущественным противопехотным средством, которое через несколько месяцев после начала боевых действий сделало первую мировую войну войной позиционной. Вот тогда-то для прорыва линии фронта и потребовалась боевая машина, способная подавлять вражеские пулеметы, преодолевать окопы, прорывать проволочные заграждения и вести за собой пехоту. Всем этим требованиям удовлетворяли первые английские танки — огромные, в полтора человеческих роста, стальные параллелограммы с торчащими по бокам пушками и пулеметами, ползущие по полю сражения со скоростью пешехода. Эти сухопутные дредноуты были рассчитаны только на то, чтобы защитить экипаж от ружейнопулеметного огня, толщина их брони составляла всего 6—15 мм.

После окончания войны мысль о глубоких танковых прорывах и рейдах в глубине вражеской обороны завладела умами военных специалистов. Для таких операций требовались совсем другие танки, чем для прорыва укрепленных полос обороны. Эти машины — они потом получили название средних танков — оказались, пожалуй, самым крепким орешком для конструкторов. Действительно, три слагаемых танкового оружия — огонь, скорость, броня — в конструкции среднего танка должны сочетаться так, чтобы ни одно из этих качеств не приносилось в жертву другим. Средний танк должен быть и хорошо вооружен, и в меру быстроходен, и достаточно забронирован. А совместить эти качества не так-то просто.

Поначалу дело облегчалось тем, что бронирование и вооружение танков не составляло серьезных трудностей. Броня должна была защищать только от пуль, а вооружение состояло из пулеметов и орудий сравнительно небольших калибров. Поэтому в 1930-х годах главное внимание было уделено скорости… Особенной популярностью одно время пользовалась идея колесно-гусеничных танков, которые по хорошей дороге мчались на колесах, а по пересеченной местности ползли на гусеницах. Разработкой этой идеи занимались танкостроители многих стран мира. Занимались ею и в нашей стране. В октябре 1937 года задание на проектирование среднего колесно-гусеничного танка получил коллектив конструкторов, возглавляемый М. Кошкиным.

Уже первая модель созданного этой группой танка А-20 отличалась от угловатых многобашенных средних танков тех лет. Именно в этой модели конструктором М. Таршиновым была впервые найдена та форма сварного корпуса с наклонными листами, которую спустя несколько лет именовали классической. И все-таки Кошкин не был доволен танком. Броня А-20 защищала экипаж только от огня крупнокалиберных пулеметов. А в 1937 году уже ни для кого не составляло секрета, что время «противопульных» танков кончается, что на полях сражений танки столкнутся с противотанковой артиллерией, от которой им придется защищаться собственной броней и которую им придется подавлять огнем собственной пушки. Не решаясь сразу отказаться от колесно-гусеничной схемы, конструкторы спроектировали вторую модель А-30, с более сильным бронированием и 76-мм пушкой вместо 45-мм. Во время работы над этой моделью и стало очевидно, что колесно-гусеничный принцип порочен и что танк должен быть чисто гусеничным. Поэтому параллельно с работой над А-30 М. Кошкин и А. Морозов начинают разрабатывать «инициативный» чисто гусеничный танк Т-32.

Необычайная форма «инициативного» танка, низкий корпус, обтекаемая башня, высокая скорость — 65 км/ч — произвели большое впечатление на военных. Главный Военный Совет в августе 1939 года поддержал предложение конструкторов, и осенью того же года начались сравнительные испытания А-20 и Т-32. Тем временем коллектив Кошкина, усилив бронирование Т-32 и установив новую, более мощную 76-мм пушку, создал новую модель, которую 19 декабря 1939 года приняли на вооружение и запустили в серийное производство. Этой моделью и был прославленный Т-34! Танк, который вынес на своих плечах всю войну от первого до последнего дня. Танк, который заставил немцев в экстренном порядке, уже в ходе боевых действий, разрабатывать новые противотанковые орудия и новые танки. Танк, который с блеском показал себя и в оборонительных и в наступательных операциях Великой Отечественной войны.

В воспоминаниях гитлеровских генералов нередко встречаются утверждения, что с самых первых боев на Восточном фронте у них все стало получаться не совсем так, как планировалось. И думается, во многих случаях именно Т-34 нарушали вражеские планы. К началу войны их было выпущено 1225 штук, и с первого же дня они начали путать планы немецких генералов. Так, в пограничном городе Перемышль группа «тридцатьчетверок» без потерь для себя отразила атаку 50 фашистских танков, уничтожив 14 из них. На второй день войны в районе Луцк — Броды — Ровно произошел крупнейший за первые месяцы войны встречный танковый бой, в котором основной костяк наших сил составляли Т-34. В эти же дни Т-34 под командой будущего Героя Советского Союза старшего сержанта А. Борисова в течение 32 часов удерживал переправу через реку.

Тем не менее эти столкновения поначалу не произвели особого впечатления на упоенных победами гитлеровцев. Требовалось время, чтобы они могли понять: дело не в случайных осечках, а в принципиальном превосходстве Т-34 над немецкой бронетанковой техникой. По мере продвижения врага в глубь нашей территории сопротивление Красной Армии, подобно сжимаемой пружине, непрерывно усиливалось, и осенью 1941 года фашисты уже недоумевали, как они не смогли вовремя оценить превосходство Т-34 в огневой мощи, в бронировании, в проходимости.

В начале октября под Орлом огневую мощь наших танков испытала на себе фашистская 4-я танковая дивизия, один из офицеров которой был неприятно поражен тем, что снаряды 76-мм пушки Т-34 пробивают броню немецких танков с 1,5–2 тыс. метров, в то время как немецкие танки могли поражать советские лишь с расстояния 500 метров, да и то если снаряды попадали в бортовую или кормовую часть.

Знакомство немцев с броней Т-34 было еще печальнее. «Во время сражения за Вязьму, — вспоминал фашистский генерал Блюментрит, — появились первые русские танки Т-34… 37- и 50-мм противотанковые орудия, которые тогда состояли на вооружении нашей пехоты, были беспомощны против танков Т-34… В результате появления у русских этого нового танка пехотинцы оказались совершенно беззащитными… В районе Вереи танки Т-34 как ни в чем не бывало прошли через боевые порядки 7-й пехотной дивизии, достигли артиллерийских позиций и буквально раздавили находившиеся там орудия. Понятно, какое влияние оказал этот факт на моральное состояние пехотинцев».

А через несколько недель Т-34 серьезно подействовал на моральное состояние фашистского генерала Гудериана еще одним качеством — проходимостью. В осеннюю распутицу 1941 года немецкие танки безнадежно вязли в грязи, которая была не страшна Т-34 с его широкими гусеницами и малым удельным давлением на грунт. Кстати, это качество Т-34 до конца войны выручало советское командование: в осеннюю распутицу многие командующие фронтами, командармы, комдивы пересаживались с бронетранспортеров и «виллисов» на Т-34, которые порой оказывались единственным безотказно действующим средством транспорта.

Огневая мощь, броня, проходимость — вот качества Т-34, поразившие немцев в период первых оборонительных боев. В ноябре 1941 года в танковую армию Гудериана приехала комиссия, состоявшая из видных конструкторов, промышленников и военных, специально для того, чтобы ознакомиться с Т-34 и использовать технические новинки советских танкостроителей при создании новых немецких танков. Офицеры-фронтовики настаивали на том, что надо без всяких выдумок просто скопировать советский танк, но это предложение было отвергнуто инженерами. «Конструкторов смущало, между прочим, не отвращение к подражанию, — отмечал Гудериан, — а невозможность выпуска с требуемой быстротой важнейших деталей Т-34, особенно алюминиевого дизельного мотора. Кроме того, наша легированная сталь, качество которой снижалось отсутствием необходимого сырья, также уступала легированной стали русских».

После битвы под Москвой самонадеянности у фашистских конструкторов и танкистов быстро поубавилось, и они занялись серьезным изучением советских танков. Результатом этого изучения явилась брошюра, обнаруженная в 1943 году в одном из немецких трофейных танков: некий полковник Эссер докладывал военно-технической секции союза германских инженеров свои выводы о танках противников Германии…

Т-IV — основной средний танк немецкой армии. Выпускался с 1937 года до конца войны в 11 модификациях. Калибр орудия 75 мм, начальная скорость снаряда возрастала с 385 м/с до 790–920 м/с. Вес 21–25 т. Толщина брони 30–50 мм. Наибольшая скорость 40–37 км/ч. Всего вы пущено 8801.

Удивительное впечатление производит этот доклад. На диаграммах, с помощью которых сравниваются различные показатели танков, Т-34 выглядит прямо каким-то «заколдованным принцем». Там, где выгодны максимальные показатели — калибр и начальная скорость снаряда, скорость движения, удельная мощность, — у Т-34 они максимальны. Там, где выгодны минимальные — расход топлива, вес, давление на грунт, у Т-34 они минимальны. Как ни трудно, как ни больно было это Эссеру, но он вынужден был признать: «русские создали танки, которые в конструктивном и производственном отношении… безусловно заслуживают внимания и в некоторых отношениях превосходят боевые машины наших прочих противников». Заключая свой доклад этими словами, Эссер явно осторожничал, так как в самом докладе он сам неоднократно вынужден был подчеркивать, что Т-34 превосходил танки союзников — да и немецкие тоже — не в некоторых только отношениях, а практически по всем характеристикам.

Так, немцы убедились: в начале войны во всем мире не было танковой пушки более мощной, чем 76-мм пушка Т-34 с начальной скоростью бронебойного снаряда 635–662 м/с. И дело не только в калибре. Благодаря электроприводу горизонтальная наводка орудия была у Т-34 рекордно быстрой. Башня советского танка делала полный оборот за 10 сек вместо обычных тогда 30–35 сек. «Советская Россия, — писал в своем докладе Эссер, — уже несколько лет назад, не в пример Англии и Франции, сделала шаг вперед к усилению вооружения».

Сравнивая броневую защиту танков, немецкие специалисты не могли не оценить того, что из всех средних танков у J-34 была не только самая толстая (40–52 мм) и самая крепкая броня, но и самые выгодные углы ее наклона. «Необычайно благоприятную форму имеет русский танк Т-34, — писал Эссер, — лобовая броневая плита которого имеет наклон в 30°, а его боковые стенки толщиной в 45 мм в верхней части имеют наклон в 50°».

Поражали немецких танкостроителей и другие конструктивные особенности и узлы советского танка. На нем была установлена система управления с фрикционными муфтами и тормозами, благодаря которой поворотливость Т-34 была наилучшей по сравнению с танками с иными системами управления. Торсионная подвеска — компактная, скрытая внутри броневого корпуса — была наименее уязвимой из всех существовавших тогда систем подвески. Среднее удельное давление на грунт было всего 0,65 кг/см2 по сравнению с обычными для западного танкостроения давлениями, близкими к 1 кг/см2. Даже обычного для танков с ведущим колесом в кормовой части «набегания» звеньев гусениц на рыхлой почве — и того не наблюдалось у Т-34.

Т-34 — основной средний танк Советской Армии. Выпускался в разных модификациях с 1940 года до конца войны. Калибр орудия 76–85 мм, начальная скорость снаряда возрастала с 635 до 792 м/с. Вес 26–32 т. Толщина брони 45–75 мм. Скорость 51 км/ч. Всего выпущено около 40 тысяч штук.

Но самым неожиданным и обидным для фашистов сюрпризом была, конечно, моторная часть Т-34. Германия издавна гордилась тем, что она — родина дизеля. Тем более горько было немцам убедиться: Советский Союз оказался единственной в мире страной, создавшей надежный, экономичный и мощный специально танковый дизель. Работы над этим мотором начались еще в 1932 году, когда группа конструкторов, в состав — которой входили Т. Чупахин, И. Трашутин и др., получила задание на проектирование V-образного 12-цилиндрового быстроходного дизеля. Первый образец, испытанный в 1933 году, развил мощность 400 л. с. А в 1939 году после тщательной доработки и доводки двигатель, получивший индекс В-2, мощностью 500 л. с. был запущен в серийное производство.

«Этот мотор, — признавался Эссер, — представляет собой как в смысле конструкции, так и по качеству обработки… безусловно, высокую ступень развития.

Вес его порядка 1,7 кг/л. с. благоприятен для дизеля. Потребление горючего весьма невелико и обеспечивает машине большой радиус действия». И действительно, В-2 был самым мощным танковым мотором в мире. Именно благодаря ему у Т-34 была достигнута рекордная удельная мощность, 18 л. с. на тонну, позволившая так гармонично совместить в конструкции этого танка мощное вооружение, хорошее бронирование и высокую скорость хода. Эссер сделал свой доклад 3 декабря 1942 года. И по странному совпадению германские инженеры узнавали о превосходстве технических характеристик Т-34 как раз в то самое время, когда на далеком Восточном фронте фашистские войска на собственной шкуре испытывали это превосходство.

У каждого оружия есть свой час, когда высокое качество отдельной машины, помноженное на их количество, неожиданно является перед самонадеянным и потому неподготовленным противником и в коротком противоборстве одолевает врага. Для Т-34 таким часом стала Сталинградская битва…

22 ноября 1942 года операция по окружению армии Паулюса в Сталинграде близилась к завершению. В этот день передовые части войск Сталинградского фронта после тяжелых двухдневных наступательных боев выбили противника из хутора Советский, что западнее Сталинграда, и заняли прочную оборону. Целые сутки затем части 36-й механизированной бригады отбивали яростные контратаки, и когда 23 ноября в 15 часов 30 минут с северо-запада показалась колонна танков, их поначалу приняли за немецкие. Навстречу танкам уже развернулись орудия, уже изготовились к новому бою бронебойщики и пехотинцы, как вдруг над танковой колонной взлетела ракета. Ей ответила ракета из Советского, и начавшаяся было перестрелка затихла. Из хутора навстречу остановившейся колонне выехал на броневике представитель штаба 4-го механизированного корпуса.

У головной «тридцатьчетверки» его ожидало несколько офицеров.

— Четвертый танковый корпус генерала Кравченко, — назвал один из них свое соединение.

— Четвертый механизированный корпус генерала Вольского.

Офицеры крепко пожали друг другу руки, а в это время навстречу друг другу устремились защитники хутора Советский и танкисты Юго-Западного фронта. Кольцо окружения сомкнулось… Позади остались трехдневные наступательные бои, в которых, пожалуй, впервые в полной мере проявились изумительные качества среднего танка Т-34. Танка, предназначенного для прорыва вражеских позиций и стремительного развития операций. Танка, сочетающего в себе огневую мощь и противоснарядное бронирование с высокой проходимостью и скоростью. Танка, способного действовать в хорошо управляемых крупных соединениях.

Один из участников этих боев майор Н. Дорошкевич, командовавший танковым полком, наставлял командиров подразделений:

— Двигайтесь не останавливаясь; а все, что встанет на пути, сметайте. Считайте, что справа и слева от нас заминировано и отклоняться в сторону нельзя.

И стремительный порыв танкистов был страшен. «Тридцатьчетверки» били из пушек по танкам и автомашинам, по артиллерийским батареям и пулеметным гнездам; косили врага из пулеметов; давили гусеницами все, что вставало на их пути.

— На одной из придорожных высот, — вспоминал генерал-лейтенант М. Попов, проезжавший в те дни по местам недавних боев, — бросилась в глаза умолкнувшая батарея с искореженными и перевернутыми орудиями. Мы остановили машину и, увязая в снегу, подошли к некогда грозной позиции. Перед нами были немецкие противотанковые пушки, возле которых лежали трупы раздавленных и перебитых фашистских артиллеристов. Характерные широкие следы гусениц наших танков пересекали всю позицию и уходили вдаль…

Накал борьбы в эти дни был исключительно велик. В бою за деревню Мариновка «тридцатьчетверку» лейтенанта П. Пугина пронзили два вражеских снаряда. Танк горел, механик-водитель был убит. И тогда раненый лейтенант сам взялся за рычаги и бросил свой пылающий танк на вражескую батарею…

Таран на танке неоднократно применялся нашими воинами на протяжении всей войны. Еще осенью 1941 года, во время оборонительных боев под Харьковом, фашисты убедились, что сила духа советских танкистов соответствует мощи их танков. «Тридцатьчетверка», ведомая старшиной А. Янжуло, давила вражеские пушки, таранила машины и танки. И даже подожженный вражескими снарядами, танк Янжуло не остановил свой страшный бег. «Вечером наши солдаты в панике бежали от горящего танка, — записал после этого боя в своем дневнике один фашистский офицер. — Русские танкисты, охваченные пламенем, со словами проклятья атаковали нас. Все убежали. Такого мы не встречали. Плохое предзнаменование, говорят старые солдаты». И они, старые солдаты, не ошибались.

В критических ситуациях, когда кончались снаряды, когда выходило из строя орудие, когда танк был смертельно ранен, советские танкисты, не задумываясь, шли на таран. На «тридцатьчетверках» таранили вражеские дзоты, автоколонны с боеприпасами и горючим, танки и самоходки. Во время разгрома ахтырской группировки противника в августе 1943 года танк лейтенанта А. Громова неожиданно нарвался на вражескую самоходку. Стрелять было невозможно. Громов, мгновенно оценив обстановку, бросил свой танк вперед и с ходу таранил противника. Раздался скрежет металла, посыпались искры, и искореженная вражеская машина была выведена из строя. А оглушенный, раненный, лейтенант, убедившись, что его машина отлично выдержала удар, снова устремился в бой…

Когда Эссер составлял свой доклад, его придирчивое око смогло усмотреть лишь три недостатка в конструкции Т-34. Во-первых, это был ограниченный обзор. Во-вторых, теснота башни: в ней могли разместиться всего лишь два человека — заряжающий и наводчик, которому одновременно приходилось исполнять и обязанности командира танка. И, наконец, в-третьих, плохое переключение коробки передач, приводившее к быстрому ее износу. Конечно, эти недостатки не были секретом и для советских конструкторов, которые уже в ходе войны продолжали работу по совершенствованию Т-34.

Первая модернизация была проведена в 1942 году и коснулась лишь башни, в которой установили 76-мм орудие с более длинным стволом и увеличили боеукладку — 100 снарядов вместо 77. В 1943 году была произведена более серьезная модернизация. Сложные в производстве башни прежних конструкций заменили простой шестигранной литой башней. Благодаря установке командирской башенки был серьезно улучшен обзор — он стал круговым. Переход на более совершенную конструкцию главного фрикциона и замена четырехступенчатой коробки передач пятиступенчатой облегчило переключение скоростей и уменьшило износ. Наконец, на Т-34 стали устанавливать литые катки и более надежные гусеницы.

Но фашисты тоже не дремали. Уже летом 1941 года им стало ясно, что для борьбы с советскими танками нужна новая, более мощная противотанковая артиллерия и новые танки с более мощными пушками. Осенью 1941 года инспекция подвижных войск выдала заказ промышленности на создание танков T-V — «пантера» и T-VI — «тигр», вооруженных соответственно 75- и 88-мм пушками и несущих броню толщиной 80—100 мм. При проектировании «пантеры» фашистские конструкторы многое скопировали с Т-34. И хотя в танковых сражениях на Курской дуге советский танк еще раз подтвердил свое превосходство, необходимость усилить его орудие стала очевидной.

В конце 1943 года коллектив Сормовского завода в короткий срок спроектировал новую литую башню с 85-мм орудием, снаряд которого пробивал 100-мм броню фашистских танков с дистанции 1000 м. А уже в начале 1944 года на вооружение гвардейских танковых частей начали поступать модернизированные машины Т-34-85. На долю этих красивых длинноствольных машин выпали самые блестящие операции третьего, завершающего периода Великой Отечественной войны — стремительные танковые прорывы и рейды, преодоление водных преград, штурм укрепленных районов и опасные для танков уличные бои. В течение 1944 года наша промышленность выпустила около 11 тыс. Т-34-85 —в 2,5 раза больше, чем было произведено фашистских «пантер». Всего же за годы войны на вооружение Советской Армии поступило более 40 тыс. танков Т-34 всех модификаций.

Этот самый массовый в истории танк составил основу прославленных советских танковых армий. Именно он позволил проявиться в полной мере полководческим талантам наших генералов-танкистов, в том числе дважды Героев Советского Союза П. Рыбалко, Д. Лелюшенко, А. Кравченко, С. Богданова, Д. Драгунского. Именно он увенчал себя бессмертной славой в наступательных сражениях на Курской дуге, на Правобережной Украине, в Прибалтике, в Восточной Пруссии, в Верхней Силезии. Именно он сыграл важную роль в Висло-Одерской и в Берлинской операциях, в спасении Кракова и Праги…

 

САМАЯ МАССОВАЯ ПУШКА ВОИНЫ

Расчет получил приказ изготовиться к огневому налету. Несмотря на жестокий мороз, которым вообще памятен январь 1942 года, артиллеристы сбросили шинели и остались в ватниках. Выстроившись в цепочку, они застыли, сжимая в руках патроны. Прозвучала короткая команда капитана Толкачева, и заряжающий забросил в камору первый патрон. Тут же грянул выстрел, и у заряжающего в руках уже новый патрон, и не успела еще выброшенная гильза коснуться земли, как в камору еще на накате полетел следующий патрон Двадцать пять выстрелов было сделано в течение одной минуты, и когда в тишине звякнула последняя выброшенная гильза, старший из расчета, повернув к капитану разгоряченное лицо, кратко доложил:

— Все.

— Смирно! — необычно громко скомандовал капитан и, подойдя к группе стоящих неподалеку офицеров, четко отрапортовал:

— Товарищ председатель Государственной комиссии! Испытания 76-мм дивизионной пушки закончены. Проводил опыт капитан Толкачев.

После коротких радостных поздравлений все направились к пушке. Как изменилась она за одну минуту огневого налета! Дульный тормоз и ствол стали черными от обгоревшей краски. Клин и клиновый паз — в потеках загустевшей и потемневшей смазки. Снег по обеим сторонам орудия потемнел и подтаял от пламени, вырывающегося из окон дульного тормоза. По краям образовалась плотная ледяная корка. За орудием снег тоже уплотнился и потемнел от выброшенных при стрельбе горячих гильз. Но ни одна деталь не отказала, пушка была готова стрелять снова и снова…

Принимая поздравления присутствующих, главный конструктор орудия Василий Гаврилович Грабин испытывал чувство глубокого удовлетворения: Красная Армия получила наконец дивизионную пушку, которая ясно представлялась ему еще восемь лет назад, когда его немногочисленный молодой конструкторский коллектив впервые взялся за эту задачу. В те годы, пожалуй, ни одно орудие не вызывало столько споров, столько разноречивых мнений и столько конструктивных решений, сколько вызвала именно дивизионная пушка. И этот разнобой мнений был порожден огромным и недостаточно хорошо осознанным боевым опытом первой мировой войны…

Каждое орудие, состоящее на вооружении армии, должно соответствовать тем целям, для поражения которых оно предназначено. И чем меньше требований к орудию, чем меньше разнообразие поражаемых им целей, тем, естественно, легче его сконструировать. Вот почему тяжелые, сложные артиллерийские системы нередко создавались и принимались на вооружение более быстро и менее болезненно, чем легкие и, казалось бы, простые орудия. Все дело здесь было в том, что к этим уникальным орудиям предъявлялись не столь многочисленные и разноречивые требования. Отчасти такая картина наблюдалась и в истории советской артиллерии. Такие классические мощные орудия, как 122-мм корпусная пушка и 203-мм гаубица большой мощности, были созданы за 2–3 года и приняты на вооружение Красной Армии в числе первых. А вот 76-мм дивизионная пушка создавалась мучительно на протяжении целых восьми лет и была принята на вооружение лишь в феврале 1942 года.

Основная задача дивизионной артиллерии — непосредственная поддержка пехоты на поле боя. Это значит, что дивизионные орудия должны поражать всякую цель, с которой в ходе сражения может столкнуться пехота. На протяжении многих десятилетий такими целями была живая сила противника и его артиллерия. Поэтому в результате долгой эволюции к началу XX столетия выработался отличный тип скорострельной полевой 3-дюймовой пушки, идеально приспособленной для поражения этих целей. Достаточно подвижная, чтобы следовать за пехотой по любой местности, достаточно могущественная, чтобы устранять те препятствия, которые могут встретиться на пути пехоты в маневренной войне, эта пушка в то же время имела достаточно легкий снаряд, чтобы не возникало трудностей со снабжением, и была достаточно скорострельна, чтобы в критических случаях выпускать несколько десятков снарядов в течение нескольких минут. Высокая эффективность французской 75-мм полевой пушки образца 1897 года и русской 3-дюймовой полевой пушки образца 1902 года породила тогда мнение, будто в дивизионной артиллерии этими орудиями положен предел совершенства. Русско-японская война поколебала это мнение: в состав дивизионной артиллерии должна быть включена и гаубица. Наконец, первая мировая война, создав новые цели — самолеты, танки, дзоты, бронеавтомобили, необычайно расширила круг предъявляемых к дивизионной пушке требований.

Совсем недавно считавшиеся верхом совершенства трехдюймовки империалистической войны быстро устарели, и на повестку дня стал вопрос: какой должна быть дивизионная пушка 1940-х годов?

Американцы считали, что дивизионная пушка должна справляться со всеми целями и быть универсальной, способной поражать и живую силу противника, и полевые укрепления, и танки, и самолеты. Англичане склонялись к полууниверсальной пушке: выполняя все наземные задачи, она должна была быть способной вести заградительный огонь по воздушным целям. Конструктивно это было орудие с однобрусным лафетом и с увеличенным углом возвышения, вращающееся вокруг металлического поддона. Разрабатывались такого типа орудия и в нашей стране. В начале 1934 года группа конструкторов, возглавляемая В. Грабиным, выступила с инициативным предложением: создать специальную дивизионную пушку, которая не должна была вести огонь по воздушным целям.

Опытный образец новой 76-мм дивизионной пушки был представлен на полигонные испытания в июне 1935 года. Как непохожа она была на свою предшественницу — 3-дюймовую пушку образца 1902 года! Более длинный ствол сообщал более тяжелому снаряду начальную скорость 710 м/с вместо 588 м/с у старой пушки. Раздвижные станины позволили увеличить угол горизонтального обстрела до 60°, вместо прежних 6°. Максимальный угол возвышения был увеличен до 75°, вместо 16°. Подрессоривание позволило увеличить скорость перевозки до 25 км/ч. Но и цена этих улучшений была немалой: вес орудия в боевом положении достигал 1500 кг вместо 1092!

Новое орудие успешно проходило одно испытание за другим, пока не настало, наконец, последнее и очень ответственное — испытание на прочность. Уже в середине испытания начались сбои в работе полуавтомата затвора и в подъемном механизме. Настоящая катастрофа разразилась как раз в тот момент, когда прозвучал последний выстрел…

Ствол орудия вдруг взметнулся вверх, дошел до зенита и опрокинулся назад. «Я буквально застыл на месте, — вспоминает В. Грабин. — А когда пришел в себя, увидел, что вращающаяся часть оторвалась от лобовой коробки и лежит между станинами. Ствол дымится, горит — догорает краска, орудие исполнило все положенное по программе и больше уже не могло сделать ни выстрела… Горе нас настолько сильно потрясло, что мы и не заметили, как появился фотограф с аппаратом и стал фотографировать изломавшуюся пушку. Фотоснимки нужны были только для отчета… Придет время, когда какой-нибудь историк увидит этот снимок, но он не увидит людей, которые в тот момент стояли у пушки, убитые горем, и не узнает, о чем они думали. А они думали, конечно, о том, что же привело к тяжелой аварии».

К счастью, причиной аварии оказался чисто технологический дефект, не повлиявший уже на судьбу орудия. Гораздо сильнее повлияли на нее требования, выдвинутые на одном из последовавших совещаний по боевой технике. Эти требования сводились к отказу от дульного тормоза и возвращению к гильзе от трехдюймовки образца 1902 года. Эти требования повлекли за собой весьма существенные переделки, которые увеличили вес орудия на 150 кг, а длину на 2 м. В 1936 году пушка была принята на вооружение и поставлена на серийное производство. Она неплохо показала себя в боях на озере Хасан (1938), на Халхин-Голе (1939), на Карельском перешейке (1940). Но как военным специалистам, так и самим конструкторам было ясно: для дивизионного орудия она чересчур тяжела и длинна. Поэтому в 1939 году принимается на вооружение усовершенствованная дивизионная пушка.

Еще один пример унификации и стандартизации советской артиллерийской техники. 76-мм пушка обр. 1942 года — самая массовая пушка Великой Отечественной войны. 57-мм пушка обр. 1943 года — одно из лучших в мире среднекалиберных противотанковых орудий.

Обе эти пушки успешно справлялись с теми задачами, которые ставились тогда перед дивизионными пушками. Они были достаточно могущественными, чтобы с закрытых позиций поражать живую силу противника, подавлять его минометы, артиллерию и другие огневые средства. И они были достаточно подвижными, чтобы сопровождать пехоту на поле боя, прямой наводкой стреляя по дзотам и дотам. Но для дальновидных специалистов уже в 1930-х годах было ясно: в недалеком будущем развитие танковой техники приведет к тому, что бороться с танками придется и дивизионным пушкам. И, быть может, именно поэтому судьба советской дивизионной 76-мм пушки оказалась так тесно связанной с судьбой советской противотанковой 57-мм пушки…

76-мм снаряды дивизионных пушек первой мировой войны с легкостью поражали тогдашние танки с их тонкой противопульной броней. Но это удавалось только тогда, когда танки сами подставлялись под огонь этих пушек. Для быстрой переброски в район танковой атаки и для быстрого перенесения огня эти пушки не были приспособлены. Поэтому развитие противотанкового оружия началось с противотанковых ружей винтовочного калибра и с легких, маневренных 37-мм противотанковых пушек, находившихся в боевых порядках пехоты. В послевоенные годы развитие бронетанковой техники вело к непрерывному увеличению калибров как ружей, так и пушек, к концу 1930-х годов на вооружении большинства армий были 37-, 45-, 47-мм противотанковые пушки. Очевидно, на очереди стояло появление орудий, калибр которых приближался к классическому калибру дивизионной пушки — 76-мм.

Это соображение побудило еще при выдаче задания на конструирование новых дивизионных пушек предписать им и борьбу с танками. И в конструкциях орудий образцов 1936 и 1939 годов предусматривалась такая возможность. Однако расположение прицела слева, а механизма вертикальной наводки справа было существенным недостатком этих орудий при стрельбе по движущимся танкам. Поэтому бои на Карельском перешейке, показавшие, что новые советские танки — Т-34 и КВ — практически неуязвимы для противотанковых пушек тех лет, побудили В. Грабина и его коллектив подумать о новой, более мощной и совершенной противотанковой пушке.

Предложение коллектива было одобрено Главным артиллерийским управлением и Наркоматом вооружения, и летом 1940 года было начато проектирование 57-мм противотанковой пушки, снаряд которой весил 3,14 кг и имел начальную скорость 1000 м/с. В конце осени был уже готов опытный образец, а в марте следующего года на вооружение Красной Армии поступила 57-мм противотанковая пушка образца 1941 года. Предназначенное для уничтожения танков и бронемашин противника, для подавления и уничтожения пехотных огневых средств, для уничтожения живой силы противника, расположенной открыто, это орудие весило всего 1050 кг, а его бронебойный снаряд на дистанции 1000 м пробивал броню толщиной 90 мм!

Как ни парадоксально, именно высокая мощность этого орудия стала причиной того, что в конце 1941 года его сняли с производства: снаряды советской пушки прошивали насквозь танки, состоявшие тогда на вооружении германской армии. Это вело к неоправданно высокому расходу взрывчатых веществ, тогдашние немецкие танки можно было уничтожать менее мощными орудиями. Пушку В. Грабина сняли с производства, но вера Главного конструктора в перспективность своего детища нашла отражение в строках изданного им по заводу приказа:

«…Все не завершенные в производстве стволы собрать, законсервировать и убрать. Всю технологическую оснастку и техническую документацию сохранить, убрав в соответствующее место с тем, чтобы при возникшей необходимости немедленно развернуть производство 57-мм пушки…». Дальнейшие события показали, что Грабин не ошибся: 15 июня 1943 года Государственный Комитет Обороны снова поставил это орудие на валовое производство, так как у немцев появились, наконец, достойные этой пушки танки. Но прежде чем все это произошло, 57-мм пушке суждено было сыграть исключительно важную роль в том последнем усилии конструкторского коллектива, которое привело к созданию прославленной 76-мм дивизионной пушки образца 1942 года…

В конце июня 1941 года молодой конструктор грабинского коллектива Ф. Калеганов, проходя по цеху, вдруг увидел пушку, чем-то поразившую его. «Лафет, люлька, щит были как у 57-мм пушки, — вспоминает Калеганов, — но ствол ствол был другой — с дульным тормозом. Я подошел к пушке ближе и не торопясь осмотрел ее. Безусловно, это наложение нового ствола на лафет 57-мм пушки. Видно, что все делалось по специальному заданию, очень аккуратно. Естественно, меня заинтересовал калибр. Да ведь это 76-мм! На лафет 57-мм пушки был наложен ствол 76-мм пушки образца 1939 года, а чтобы разгрузить лафет, на ствол был установлен дульный тормоз.

— Вот, Федор, — раздался у меня за спиной голос В. Мещанинова, — пока ты спал, родилась новая система. Ночью отстреляли. Все получилось неплохо».

Немецкая 75-мм пушка обр. 1940 года — основное противотанковое орудие фашистской армии на протяжении всей войны.

Но, конечно, впереди было еще немало работы. Считалось, что наложение мощного 76-мм ствола на легкий лафет 57-мм пушки потребует серьезного усложнения противооткатных устройств. И вот во время испытаний выяснилось, что пушка устойчива даже при самых неблагоприятных условиях стрельбы — при нулевом угле возвышения и коротком откате, при котором усилие на лафет максимально. Тогда решили отказаться от усложнения противооткатных устройств и принять постоянную длину отката — 750 мм при всех углах возвышения. Однако в этом случае при стрельбе на максимальном угле возвышения казенник ударялся бы о грунт. Вот тут и было принято то, что Калеганов называет «историческим решением», — моментом рождения дивизионной пушки. Высоту линии огня подняли на 50 мм и приняли максимальный угол возвышения равным не 45°, а 37°, за счет чего максимальная дальность полета снаряда уменьшилась примерно на 1000 м. После этого контрольную компоновку орудия произвел талантливый конструктор А. Хворостин, и 22 июля 1941 года В. Грабин уже смог продемонстрировать новую дивизионную пушку руководителям Главного артиллерийского управления и промышленности.

В то страшное лето было не до модернизаций. Пушки были нужны как воздух — и новое орудие было отвергнуто, несмотря на все свои достоинства: никто не мог поверить, что переход на новую конструкцию возможен без временного снижения количества орудий, поставляемых фронту. Несмотря на отказ, завод начал наряду с пушкой образца 1939 года изготовлять и новые орудия и даже отправлять их на фронт. Через некоторое время из действующей армии начали поступать хорошие отзывы, и лишь тогда Грабин решился показать новое орудие Верховному Главнокомандующему.

5 января 1942 года в Кремле состоялся осмотр обеих пушек. Новое дивизионное орудие получило высокую оценку, было приказано провести его испытания.

Огневой налет, с описания которого начинается наш рассказ, был завершением этих испытаний…

В первом периоде Великой Отечественной войны главной опасностью считались фашистские танки. По ним тогда стреляло все, что только могло стрелять: противотанковые ружья и пушки, дивизионные пушки и гаубицы, корпусные гаубицы-пушки, «катюши» и зенитки всех калибров. В критическую зиму 1941/42 года 70 % орудий, составлявших противотанковый резерв Верховного Главнокомандования, приходилось, как ни парадоксально, именно на зенитки. Прошел год — и зенитные орудия перестали применяться против танков, фронты были насыщены дивизионными пушками образца 1942 года, которые стали главным оружием в борьбе с вражескими танками. На 1 января 1943 года 60 % противотанкового резерва Верховного Главнокомандования составляли именно 76-мм пушки образца 1942 года. За неделю оборонительных боев на Курской дуге войска одного только Центрального фронта уничтожили более восьмисот танков и самоходок, и из них на долю 76-мм пушек приходилась основная часть.

Фашисты долго и тщательно готовились к этому сражению. Гитлер даже несколько раз откладывал начало наступления, чтобы поднакопить побольше «пантер», «тигров» и «фердинандов» — новых танков и самоходок с мощным вооружением и бронированием. Готовились к великому сражению и советские артиллеристы и конструкторы. Добытые разведкой сведения о новой бронетанковой технике противника позволили выявить наиболее уязвимые точки вражеских танков. Конструкторы разработали для многих орудий новые боеприпасы, давшие возможность вести борьбу с танками. Получила такие боеприпасы — подкалиберный и кумулятивный снаряды — и дивизионная пушка. Боевые расчеты орудий получили памятки с указаниями, куда и какими снарядами следует поражать «тигров» и «пантер». И результаты этой подготовки не замедлили сказаться.

7 июля 1943 года на хорошо замаскированную 76-мм пушку сержанта П. Панова выскочили фашистские танки. Их было двадцать три. Впереди шли «тигры». Подпустив танки поближе, Панов приказал открыть огонь подкалиберными снарядами и в течение нескольких минут подбил и поджег пять вражеских машин. Отойдя за высотку, танки открыли огонь по пушке Панова. Но когда они снова двинулись вперед, полузасыпанная землей пушка ожила и поразила еще шесть танков, потом беглым огнем отбила несколько атак вражеской пехоты…

Докладывал командиру дивизиона о результатах боя Панов:

— Потерь нет. Орудие в порядке. Подбито одиннадцать танков, из них шесть «тигров». Остаток боеприпасов — один снаряд…

В те же дни совершили героический подвиг артиллеристы батареи капитана Г. Игишева, принявшие на себя всю тяжесть первого удара противника, прорывающегося в направлении Фатеж — Курск.

8 июля в 8.30 утра Игишев сообщил по телефону в штаб полка:

— На батарею движутся шестьдесят танков противника, батарея к бою готова.

Спустя несколько минут заполыхали первые танки, а на 76-мм пушки и их расчеты обрушился шквал огня. Их обстреливали вражеские танки и артиллерийские орудия, их бомбила и обстреливала вражеская авиация. Но бойцы сражались до последнего…

Когда на батарее осталось одно орудие, сержант Скляров, старший из оставшихся в живых, доложил в штаб полка:

— Батарея уничтожила семнадцать танков, продолжаю драться.

— Назначаю вас, товарищ Скляров, командиром батареи. Продолжайте вести бой. Атака врага должна быть отбита, — последовал приказ командира полка.

Через десять минут поступило последнее донесение с батареи: подбито еще два танка, остальные повернули назад. Последнее орудие уничтожено прямым попаданием авиабомбы…

На Курской дуге расчеты 76-мм дивизионных пушек показали себя достойно. О нагрузке, которая выпала на их долю в этом сражении, можно судить хотя бы по такому факту: за семь дней оборонительных боев — с 5 по 12 июля 1943 года — дивизионные пушки Центрального и Воронежского фронтов выпустили более 450 тыс. снарядов — больше, чем орудия всех других калибров, вместе взятые.

В чем же секрет успехов 76-мм дивизионной пушки образца 1942 года?

Думается, секрет этот состоял именно в оптимальном сочетании качеств, которого так упорно и долго добивался грабинский коллектив, работая над дивизионной пушкой. Она была орудием достаточно мощным, достаточно подвижным и очень технологичным. В результате высокие боевые качества отдельного орудия, помноженные на число орудий, накопленных к началу сражения, позволяли создавать на направлениях вражеских атак мощную огневую завесу.

«Мы располагали значительными артиллерийскими средствами, — вспоминает бывший начальник артиллерии Центрального фронта маршал артиллерии В. Казаков. — Их было достаточно для отражения первых танковых ударов, но мало для создания непреодолимого барьера на всем широком фронте вражеского наступления.

В поисках наиболее уязвимого места в нашей обороне немецко-фашистское командование неоднократно меняло направление своих массированных танковых ударов, но каждый раз мы своевременно создавали на новом направлении надежный артиллерийский заслон».

Дальность стрельбы и цели, поражаемые 57-мм и 76 мм пушками. 57-мм пушка — уничтожение открыто расположенной живой силы танков и бронемашин, подавление и уничтожение пехотных огневых средств. 76-мм пушка — уничтожение живой силы с закрытых позиций, борьба с танками, подавление и уничтожение огневых средств пехоты, подавление минометных и артиллерийских батарей, стрельба прямой наводкой по дотам и дзотам.

Вот когда пригодилась высокая подвижность дивизионных пушек образца 1942 года. Батареи этих орудий перебрасывались с одного фланга дивизии на другой, туда, где создавалась угроза прорыва. По ночам, под снарядами, бомбами, а то и пулями, автомашины с прицепленными к ним орудиями мчались на новые участки, чтобы к рассвету можно было развернуть позиции и встретить врага неожиданным огнем. Нередко артиллерийские полки вступали в бой с танками прямо с марша. Зато благодаря этой мобильности 76-мм пушек, благодаря широкому маневру артиллерией, командование фронта получило возможность не пускать в ход и постоянно иметь в своем распоряжении мощный артиллерийский резерв…

1943 год стал важной вехой в судьбе не только 76-мм пушки, но и 57-мм, некогда снятой с производства. Весной 1943 года стало известно о новых немецких танках— «пантерах» и «тиграх» с мощной броней. Поэтому 15 июня 1943 года Государственный Комитет Обороны принял решение возобновить производство 57-мм орудия. Всего три недели понадобилось заводу для развертывания производства.

А уже в августе следующего года 57-мм пушки показали себя в оборонительных боях под Шяуляем. Прямой наводкой по танкам стреляло 871 орудие. За 13 дней они уничтожили 469 фашистских танков. Наши потери при этом составили 191 орудие. И что же? В среднем на одну выведенную из строя 57-мм пушку приходилось по три уничтоженных вражеских танка. На одну 76-мм — 2,5, а на одно 45-мм противотанковое орудие — всего 0,25.

Не случайно глава британской военной миссии в СССР генерал-лейтенант Мартель обратился к Советскому правительству с просьбой предоставить английской армии несколько 57-мм пушек. Испытав их, английские артиллеристы убедились, что советские конструкторы создали самую совершенную среднекалиберную противотанковую пушку второй мировой войны. Наша пушка по мощности превосходила 37-мм американскую пушку в 5,4 раза, 50-мм германскую — в 2,2 раза, 57-мм английскую — в 1,6 раза.

57-мм противотанковая пушка образца 1943 года не была точной копией пушки образца 1941 года, хотя баллистика и таблицы стрельбы остались прежними. Это объясняется тем, что лафет пушки образца 1941 года послужил основой для 76-мм дивизионной пушки образца 1942 года. Поскольку дивизионные пушки требовались фронту в огромных количествах, для разворачивания их массового производства понадобилось провести конструктивно-технологическую модернизацию, чтобы повысить производительность завода без увеличения производственных площадей, станочного оборудования и т. д. В 1943 году было решено выпускать 57-мм противотанковую и 76-мм дивизионную пушки на едином модернизированном лафете. Поэтому для возобновления производства 57-мм орудий понадобилось лишь наладить изготовление моноблоков ствола и веретена тормоза отката. Так два года спустя 76-мм дивизионная пушка вернула свой долг 57-мм противотанковой…

В 1943 году завод выпускал в день 100–200 пушек — столько, сколько раньше за месяц. За всю войну один только этот завод изготовил 100 тыс. пушек, почти столько же, сколько все заводы фашистской Германии и оккупированных ею стран.

 

СТАЛЬНОЙ ТАРАН НАСТУПЛЕНИЯ

В фотолетописи Великой Отечественной войны есть впечатляющий снимок — ствол мощного орудия, направленный в упор на побитые, обшарпанные стены поверженного рейхстага. Взглянув на эту фотографию, бывалые фронтовики безошибочно определяли: это ствол 122-мм пушки тяжелого танка ИС-2. И вот что любопытно: хотя Гитлер не видел и не мог видеть этого снимка, он с самых первых дней войны испытывал безотчетный страх именно перед тяжелыми советскими танками. В августе 1941 года, требуя от своих генералов быстрых и решительных действий на Восточном фронте, фюрер подчеркивал, что по важности «на первом месте стоит Ленинград… ввиду наличия обширных промышленных объектов и единственного завода по производству самых тяжелых танков…». А впервые заговорить о советских тяжелых танках фашистов заставил советско-финляндский вооруженный конфликт зимой 1939/40 года.

О том, что гитлеровские специалисты пристально изучали опыт боев на Карельском перешейке, свидетельствуют документы, захваченные советскими войсками в Германии. В папках с вырезками и приложенными к ним заключениями и резолюциями высших чинов есть сведения о том ошеломляющем впечатлении, которое произвели на противника при прорыве линии Маннергейма тяжелые танки КВ-1 и КВ-2…

Появившись впервые на полях сражений империалистической войны, тяжелый танк долгое время развивался как некое подобие сухопутного линкора. Огромный, тяжелый, неповоротливый, он нес сравнительно тонкую противопульную броню и был буквально утыкан башнями и башенками с пушками и пулеметами. Однако к середине 1930-х годов противотанковая артиллерия сделала развитие многобашенных танков бесперспективным. Чтобы защитить все башни и многочисленный экипаж от снарядов противотанковых пушек, нужна была толстая броня, и вес ее делал танк недопустимо тяжелым.

Поэтому число башен на танках стало быстро уменьшаться, сначала до трех, потом до двух. А в 1938 году группа молодых конструкторов под руководством Ж. Котина приступила к проектированию однобашенного тяжелого танка КВ— «Климент Ворошилов».

В истории техники не так уж много найдется машин, в конструкции которых было бы совмещено сразу столько новинок. Впервые в мировой практике толщина брони была доведена до 75 мм, что сделало танк неуязвимым для снарядов всех противотанковых и танковых пушек тех лет. Другая новинка — компактная, надежная, легкая и хорошо защищенная торсионная подвеска. Третья — мощный танковый дизель. Наконец, длинноствольная 76-мм пушка, против снаряда которой не могла тогда устоять броня ни одного танка в мире.

Когда зимой 1939 года КВ появился на Карельском перешейке, он вызвал восхищение советских воинов. Сваливая деревья, преодолевая противотанковые рвы и надолбы, он двигался вперед, не обращая внимания на сильный артиллерийский огонь противника. Снаряды отскакивали от брони, оставляя на ней только оспины. «Танк… прошел через финский укрепленный район, — вспоминал маршал К. Мерецков, — но подбить его финская артиллерия не сумела, хотя попадания в него были. Практически мы получили неуязвимую по тому времени машину… С тех пор я полюбил КВ и всегда, когда мог, старался иметь эти танки в своем распоряжении».

И действительно, Мерецков навсегда сохранил приверженность к КВ-1. В 1944 году, когда Карельский фронт готовился к прорыву вражеской обороны, хорошо приспособленной к отражению легких и средних танков, в штабе фронта возникло предложение впервые в условиях Крайнего Севера применить тяжелые танки. Обращаясь в Ставку, Мерецков просил выделить фронту именно КВ-1. «Моя просьба, — вспоминал потом маршал, — вызвала удивление. Мне даже попытались объяснить, что средние танки Т-34 лучше, чем КВ, что они обладают более высокой маневренностью и проходимостью и имеют достаточно крепкую броню. КВ считались уже устаревшими. Наконец Ставка согласилась, и мы получили полк тяжелых танков. Забегая вперед, скажу, что они сыграли огромную роль…»

В январе 1940 года на Карельском перешейке появились КВ-2, отличавшиеся от КВ-1 высокой громоздкой башней со 152-мм гаубицей. Подходя вплотную к бетонным укреплениям линии Маннергейма, эти «артиллерийские танки» разрушали доты, взламывали оборону противника, оставаясь неуязвимыми для его огня. В первые годы Великой Отечественной войны надобности в танках КВ-2 не испытывалось, поэтому их производство было прекращено. Но в критические дни ленинградской обороны КВ-2, стреляя бетонобойными снарядами, неплохо расправлялся с фашистскими танками.

Иной оказалась судьба КВ-1. В первом крупном танковом бою в районе Луцк, Броды, Дубна в июне 1941 года десять КВ сошлись в лобовой атаке с фашистскими тяжелыми танками. Все попытки вражеских «рейнметаллов» пробить броню советских танков оказались безуспешными. Снаряды высекали из брони искры, рвались на бортах башен, рикошетировали, но не могли остановить неумолимое движение бронированных машин. Зато результат стрельбы КВ был совершенно иной: вот от попадания советского снаряда с одного «рейнметалла» слетела башня, заполыхал и остановился другой, развалился, как карточный домик, третий от взрыва боеукладки. В десятках других боев КВ подтвердили свои высокие боевые качества. Танк, на котором весь экипаж состоял из братьев Шевцовых, в одном бою получил 53 попадания вражеских снарядов и не вышел из строя, а в другой раз, вступив в единоборство с десятью фашистскими танками и уничтожив 7 из них, вышел победителем.

С первых же дней войны начались работы по повышению боевых качеств КВ-1, которые привели к перетяжелению машины и, как следствие, к снижению ее надежности. В самом деле, сравнивая КВ-1 и Т-34, нетрудно убедиться, что при одинаковой мощности мотора и пушки КВ весил почти в 2 раза больше, чем Т-34, — 47,5 т. Поэтому желание усилить броню, увеличить дальность хода и т. д. очень скоро привело к перенапряжению ряда деталей и узлов. В ходе боев под Харьковом участились случаи выхода из строя КВ из-за снижения надежности.

Учтя опыт первых месяцев войны, конструкторы во второй половине 1942 года создали модернизированный танк — КВ-1с, в котором различия в бронировании и скорости по сравнению с Т-34 были сглажены. Так, вес модернизированной машины был уменьшен до 42,5 т, толщина брони с 75 до 60 мм. Были уменьшены размеры танка, усовершенствованы системы охлаждения и смазки, установлены более совершенные фрикционы и коробки передач, установлена командирская башенка, улучшившая обзорность. За счет всех этих нововведений скорость КВ-1с удалось повысить с 35 до 42 км/ч.

Такие, если так можно выразиться, «облегченные тяжелые танки» были очень нужны в 1942 году. Но никто не сомневался, что в скором будущем потребуются могучие тяжелые танки — танки прорыва с толстой броней и крупнокалиберными пушками. Проектирование такого танка ИС-1 — «Иосиф Сталин», вооруженного 85-мм пушкой и несущего броню толщиной в 90 мм, началось весной 1943 года. Но стремительные события войны сильно повлияли на его судьбу.

Курская битва показала, что 76-мм танковые пушки, дававшие нашим КВ-1 и Т-34 неоспоримое превосходство в первые дни войны, уже недостаточно мощны для борьбы с «пантерами» и «тиграми». Поэтому в 1943 году наряду с выпуском небольшой серии ИС-1 была произведена очередная модернизация КВ: на видоизмененный корпус КВ-1с установили башни с танков ИС-1 — так появился танк КВ-85. Но главным и самым неприятным сюрпризом, который в этом году подготовили для немцев советские танкостроители, был танк прорыва — ИС-2…

И немецкие специалисты не преминули отметить этот факт. «Толщина брони на русском танке ИС, — писал один из них, — равнялась… 105 мм, а башня имела в некоторых участках еще более толстую броню. Обладая хорошим вооружением и очень сильной броней, русские танки отличались также большой проходимостью (широкие гусеницы), наличием мощных моторов (дизели) и современными методами изготовления (стальное литье), отсутствием излишней отделки и т. п.».

Боевой опыт показал, что советские танкостроители выполнили задание партии и правительства: они создали танк, превосходящий КВ по бронированию и вооружению, не превысив его веса. Тем не менее совершенствование этой машины не прекратилось. В конце 1944 года была начата модернизация ИС-2, которая привела к появлению ИС-3—последнего советского тяжелого танка военных лет.

Полусферическая обтекаемая башня, лобовая броня, выступающая вперед острым клином, дифференцированное бронирование сделали этот танк венцом отечественного и мирового тяжелого танкостроения. Даже спустя десять лет после окончания войны американские специалисты высоко оценивали эту машину: «Советский тяжелый танк ИС-3 является одним из наиболее мощных современных танков».

Главной отличительной особенностью ИС-2 было необычайно мощное артиллерийское вооружение. Артиллерийские конструкторы под руководством Ф. Петрова взяли за основу конструкции ствол 122-мм корпусной пушки образца 1931 года.

Тяжелые танки фашистской Германии начали выпускаться лишь в середине Великой Отечественной войны. Наиболее удачна конструкция «пантеры». С конца 1942 года до окончания войны было выпущено 5967 таких танков. Калибр орудия 75 мм, начальная скорость снаряда 925 м/с. Вес 44–45 т. Толщина брони 80—100 мм, скорость 55 км/ч. «Тигр» выпускался с 1942 по 1944 год, всего построено 1348 штук. Калибр орудия 88 мм, начальная скорость снаряда 773 м/с. Вес 54–55 т. Толщина брони 80—100 мм. Скорость 25–30 км/ч. «Королевский тигр» выпущен в ничтожном количестве в 1944 году. Калибр орудия 88 мм, начальная скорость снаряда 1000 м/с. Вес 68 т. Толщина брони 80— 180 мм. Скорость 25–30 км/ч.

Снабдив его дульным тормозом, разработав новый клиновый затвор и ряд узлов, они в содружестве с танкостроителями, разработавшими литую башню совершенной формы, создали самые мощные тяжелые танки Великой Отечественной войны.

122-мм пушка ИС-2 по дульной энергии превосходила 76-мм длинноствольную пушку КВ-1с более чем в пять раз.

«Создание этой пушки, — вспоминает Ф. Петров, — наш конструкторский коллектив считает своей большой удачей и заслугой перед Родиной». Действительно, пушка для танка не только средство нападения, но, косвенно, и средство защиты. Поражая вражеские танки и противотанковые пушки, задолго до того, как он сам попадал в сферу эффективного действия их огня, ИС-2 оказался более живучим, чем примерно эквивалентный ему по бронированию «тигр». Не случайно гитлеровское командование предписало своим танкистам не вступать во встречные бои с ИС-2, а действовать против них только из засад и укрытий. Но из засад и укрытий умели действовать и советские танкисты.

Прославленные советские тяжелые танки Великой Отечественной войны ведут свое начало от КВ-1, который был запущен в серию в 1941 году. Калибр пушки — 76,2 мм, начальная скорость снаряда 662 м/с. Вес 47,5 т. Толщина брони 95—100 мм. КВ-85 начал выпускаться в 1943 году. Калибр орудия 85 мм, начальная скорость снаряда 792 м/с. Вес 46 т. Толщина брони 75 —100 мм. Скорость 42 км/ч. В этом же году был создан ИС-1, сходный с КВ-85, но отличающийся от него усиленным бронированием: 100–120 мм. Этот танк послужил основой для ИС-2, вооруженного 122-мм пушкой с начальной скоростью снаряда 795 м/с. В самом конце войны появился ИС-3 с новой конструкцией броневого корпуса и башни.

17 апреля 1944 года 11-й Отдельный гвардейский тяжелый танковый полк занял позиции у села Почапиньце у Тернополя. Он должен был отразить атаку вражеских танков, рвущихся в окруженный Тернополь. Оценив обстановку, командир решил заманить фашистов в огневой мешок. Главные силы заняли оборону на окраине села, а тяжелые танки устроили засаду, чтобы ударить во фланг наступающим. Когда 80 вражеских танков тремя колоннами двинулись к селу, тяжелые танки из засады меткими выстрелами подбили несколько «тигров». Решив, что перед ними главные силы, немцы перестроились и атаковали танки, находящиеся в засаде. И тогда в бой устремились главные силы. «Исы» били по врагу из своих могучих пушек, а несколько машин, скрытно приблизившись к фашистским танкам, таранили их в борт и в корму. И сила этих ударов была столь огромна, что у гитлеровских танков слетали с погонов башни. Потеряв 5 танков, советские танкисты в стремительном бою уничтожили 36 вражеских машин.

Особенно отличились ИС-2 в последние месяцы войны. В сообщении Совинформбюро от 21 апреля 1945 года среди важнейших фронтовых событий дня было упомянуто о том, что советские танки захватили и удерживают, отражая яростные атаки, городок Бухгольц. И это было сделано не случайно: за Бухгольцем начинались уже пригороды Берлина…

В быстром захвате хорошо укрепленного Бухгольца ИС-2 сыграли решающую роль. Сдавшийся в плен немецкий офицер рассказал, что высотку 85.1 обороняют вкопанные в землю «тигр» и две «пантеры».

— Уберите их, и вы почти беспрепятственно войдете в Бухгольц, — сказал пленный.

Командир полка выделил для захвата высотки два ИС-2. Когда один из них ворвался на вражескую позицию, снаряд «тигра», выпущенный в упор, смертельно поразил советский танк. Но отразить стремительную атаку второго немцы уже не смогли. Первым же снарядом ИС-2 снес башню с «тигра», а двумя следующими сжег обе «пантеры»… Судьба Бухгольца была решена.

ИС-2 входили в состав штурмовых групп, ведущих бои на улицах городов. Своими мощными снарядами они крушили любые преграды, тогда же родился и ошеломивший противника тактический прием: встречая на узкой городской улице завал, советский тяжелый танк не штурмовал, а обходил его, прокладывая себе путь сквозь стены близлежащих домов…

В то время когда в Берлине фронтовые репортеры фотографировали пушку ИС-2, направленную на рейхстаг, другие танки этого типа в составе армий П. Рыбалко и Д. Лелюшенко мчались на выручку восставшей Праге. На рассвете 9 мая 1945 года ИС-2 из 63-й гвардейской танковой бригады первым ворвался на улицы чехословацкой столицы. Давя пулеметные гнезда, расстреливая фашистов из пулеметов, танк упорно продвигался к центру города, где за баррикадами отбивались последними патронами от наседавших гитлеровцев пражские повстанцы. Уже на подходе к баррикадам пуля настигла командира танка лейтенанта Гончаренко, приоткрывшего крышку люка. Но судьба осаждавших баррикаду фашистов была предрешена…

Танк лейтенанта Гончаренко навсегда остался в Праге. Он стоит на гранитном постаменте на одной из улиц спасенного им города. И каждый год 9 мая пражане живыми цветами украшают суровую броню, некогда выдержавшую удары фашистских пуль и снарядов.

 

«ПЕШКА», КОТОРАЯ ВЫШЛА В ФЕРЗИ

— Да, да! Можете называть меня Мейером! — Эти слова произносил направо и налево в толпе берлинцев, спешащих в бомбоубежище, рейхсмаршал Геринг.

Но толпа оставалась безучастной к нарочито шутливому тону этого одутловатого, заплывшего жиром человека: в апреле 1945 года никому уже не было дела до заявлений фашистского министра авиации. Берлинцам, измотанным бомбежками и пожарами, было не до воспоминаний о тех хвастливых обещаниях, на которые Геринг не скупился накануне войны.

— Вы можете называть меня Мейером, — заявлял тогда Геринг, — если хоть один вражеский самолет появится над Берлином, если хоть одна бомба взорвется на его улицах.

Появление английских и советских дальних бомбардировщиков над Берлином в начале войны посбило спесь с «толстого Германа», но никогда он не мог даже допустить мысли, что настанет время — и над Берлином будут летать не дальние, а ближние советские бомбардировщики — знаменитые Пе-2…

«Пешка» — так прозвали советские солдаты эту ладную, изящную, обтекаемую машину — прошла всю войну от первого до последнего дня. Выпущенная в количестве 11,5 тыс., она стала основным советским фронтовым бомбардировщиком и широко применялась для ударов по войскам противника на поле боя, по его ближним тылам, узлам сопротивления, командным пунктам и прочим малоразмерным и точечным целям. И со всеми этими задачами она справлялась так успешно, что не кажется преувеличением крылатая фраза летчика П. Дерюжкина: «Наша «пешка» выходит в ферзи».

Действительно, получилось так, что возможности Пе-2 как пикирующего бомбардировщика не были, пожалуй, с самого начала ясны даже самому конструктору этой машины В. Петлякову.

В начале 1939 года конструкторское бюро А. Яковлева в инициативном порядке спроектировало двухместный скоростной высотный разведчик. Легкий (всего 5 т), снабженный двумя климовскими моторами мощностью по 960 л. с., самолет развил большую по тем временам скорость — 567 км/ч. Яковлеву предложили переделать разведчик в скоростной ближний бомбардировщик. На самолет установили дополнительное вооружение, сделали отсек для бомб, и получился ББ-22.

Хотя в результате переделок скорость снизилась, ББ-22 превосходил по скорости все советские бомбардировщики и некоторые истребители 1939 года. Правда, принятый на вооружение, он не оправдал чрезмерных возлагавшихся на него надежд, зато он дал мощный импульс другим конструкторам. Одним из первых результатов этого импульса была петляковская «сотка» — двухместный высотный истребитель дальнего действия. Вооруженная четырьмя пушками и пулеметом, эта машина приводилась в движение двумя мощными климовскими моторами с турбокомпрессорами. Все члены экипажа находились в герметизированных кабинах. Очень хорош был у нового самолета обзор. И тем не менее испытания опытного образца, проведенные в середине 1939 года, показали, что самолет не оправдал себя как высотный истребитель. Возникло предложение переделать его в пикирующий бомбардировщик.

Бомбометание с пикирования в боевой обстановке впервые было опробовано немцами во время гражданской войны в Испании. И оказалось, что при пикировании под углом 60–65° цель поражается в 2–2,5 раза точнее, чем при бомбардировке с горизонтального полета.

Петляков немедленно приступил к переделке своего истребителя в пикирующий бомбардировщик. С самолета сняли оборудование для герметизации и турбокомпрессоры. Штурмана посадили в одну кабину с пилотом, в хвосте устроили место для стрелка-радиста. Под крыльями установили тормозные решетки, отклоняя которые можно было быстрее погасить скорость, набранную при пикировании, установили автомат пикирования. Так и появился пикирующий бомбардировщик Пе-2.

Цельнометаллический моноплан с двумя климовскими моторами М-105Р по 1100 л. с. каждый и двухкилевым хвостовым оперением, Пе-2 был первым в стране почти полностью электрифицированным самолетом: отклонение закрылков, тормозных решеток, элеронов, рулей, выпуск и уборка шасси производились с помощью электродвигателей. Вооружение самолета состояло из двух 7,62-мм пулеметов и трех 12,7-мм пулеметов. Бомбовая нагрузка — 600 кг: четыре 100-кг бомбы на внутренней подвеске внутри фюзеляжа и две — в мотогондолах. Экипаж был защищен бортовыми броневыми листами и бронесиденьями. В результате всех переделок самолет стал тяжелее, его максимальная высота полета уменьшилась с 10 тыс. м до 8800 м, а скорость с 623 км/ч до 540 км/ч. Но не следует забывать: «сотка» была истребителем, а Пе-2 — бомбардировщиком. Впрочем, в годы Великой Отечественной войны этой машине пришлось выступать и в той и в другой роли.

Война застала советскую авиационную промышленность в самый разгар перестройки. Старые машины уже снимались с производства, постройка новых только еще разворачивалась. За весь 1940 год было построено всего два Пе-2; спустя полгода, к началу войны, их число возросло до 458. Ни на Севере, ни в Ленинграде новых пикировщиков не было вообще, на юге они появились в первые дни войны. Именно здесь Пе-2 впервые продемонстрировали свои боевые качества. 2 июля 1941 года шестерка Пе-2 нанесла удар по нефтепромыслам в Плоешти, вывела из строя два завода, сожгла 120 тыс. тонн горючего в цистернах и в воздушном бою сбила два «мессершмитта». В результате этого и ряда последующих налетов заводы в Плоешти были выведены из строя до ноября 1941 года. 10 августа два звена петляковских бомбардировщиков повредили Чернаводский мост через Дунай.

В Ленинграде Пе-2 впервые появились 7 сентября 1941 года. Это был 125-й полк пикирующих бомбардировщиков, состоявший всего из 20 самолетов. Но в те дни эти два десятка «пешек» были серьезным боевым подспорьем.

«Только человек, переживший сорок первый, — вспоминает Главный маршал авиации А. Новиков, командовавший тогда авиацией Ленинградского фронта, — поймет, что означало для нас такое пополнение. Факт этот имел не только большое военное, но и огромное моральное значение. Новые самолеты, поступавшие на фронт, свидетельствовали о том, что советский народ, несмотря на тяжелые поражения… еще тверже стал духом, нашел в себе силы возродить на новых местах эвакуированные заводы и с каждым днем наращивает производство военной продукции».

Действительно, выпуск Пе-2 непрерывно нарастал, а тем временем В. Петляков и его коллектив продолжали поиски. По свидетельству людей, лично знавших конструктора, Петляков в те дни не выходил с завода. Он консультировал летчиков, прилетавших за новыми машинами, выслушивал их претензии и предложения, лично устранял обнаруживаемые недостатки и дефекты. Он и трагически погиб в своем самолете: в 1942 году, получив приказ срочно прибыть в Москву, Петляков из-за отсутствия транспортного самолета решил лететь на Пе-2 в кабине стрелка-радиста. Погода была плохая, густая облачность прижимала самолет все ближе и ближе к земле, пока он не задел за верхушки деревьев и не разбился. Но прежде чем произошла эта катастрофа, многое уже было сделано. Так, в первые месяцы войны особенно острой была нехватка истребителей. И тогда Петляков создает на базе Пе-2 истребитель дальнего действия Пе-3.

Оставив без изменения основу самолета, конструкторы сняли тормозные решетки и усилили бортовое вооружение — две 20-мм пушки, три 12,7-мм — два 7,62-мм пулемета. Позднее, когда появился мотор ВК-107А мощностью 1650 л. с., оснащенный им истребитель Пе-3 на высоте 5700 м развивал скорость 657 км/ч. К концу 1941 года заводы выпустили около двухсот штук Пе-3, которые поступили в части, оборонявшие Москву. Здесь эта машина использовалась не только как истребитель, но и как фронтовой бомбардировщик. 511-й ближнебомбардировочный авиационный полк, вооруженный Пе-3, в ходе декабрьских боев уничтожил более 30 танков, 8 самолетов на аэродромах, 4 железнодорожных эшелона, 2 паровоза, 28 зенитных и полевых орудий. После Московской битвы Пе-3 больше не выпускались, а оставшиеся в строю были переброшены на Север для прикрытия мурманских конвоев. Но «истребительное» происхождение не раз выручало Пе-2 в ходе всей Великой Отечественной войны. В критических ситуациях пикировщики выступали как истребители, чтобы развеять армады вражеских бомбардировщиков.

Первые серийные пикирующие бомбардировщики Юнкерс Ju-87 начали поступать на вооружение фашистской авиации в 1937 году. Машина подвергалась нескольким модернизациям. Максимальная скорость 310–380 км/ч. Вооружение: 7,92-мм пулеметы, бомбы. Всего было построено около 5 тысяч штук. Юнкерс Ju-88 — более совершенный двухмоторный пикирующий бомбардировщик, выпускавшийся с 1938 года во многих модификациях. Максимальная скорость 465–500 км/ч. Вооружение: 7,92-мм пулеметы, бомбы. Всего было построено около 15 тысяч штук.

Для пикирующих бомбардировщиков Пе-2 Московская битва началась в июле 1941 года, когда немцы стали бомбить столицу. Чем только не занимались экипажи пикировщиков в эти месяцы! Установив на крыльях своих машин мощные компактные прожекторы, они вместе с истребителями вылетали ночью навстречу волнам вражеских бомбардировщиков, отвлекали их на ложные объекты и, внезапно осветив прожекторами, подставляли под удары наших «ястребков». Осенью пикировщикам пришлось лидировать вновь сформированные истребительные и штурмовые полки на прифронтовые аэродромы. Это было вызвано тем, что летчики новых полков еще не имели опыта и плохо знали местность.

Тем временем шло перевооружение Пе-2. На смену 7,62-мм пулеметам пришли 12,7-мм пулеметы и 20-мм пушки, для защиты хвостовой сферы предназначались авиационные гранаты. Осенью 1941 года подполковник Г. Карпенко испытал новое для пикирующего бомбардировщика оружие. Под каждым крылом его самолета было подвешено по четыре реактивных снаряда калибра 132 мм. Когда фашисты подошли к Москве, пикировщики встретили их во всеоружии.

В ноябре — декабре 1941 года отлично воевали все летчики — и истребители, и штурмовики, и бомбардировщики. Не случайно 40-км участок шоссе от Солнечногорска до Москвы немецкие пленные называли «дорогой смерти». Наши самолеты уничтожили здесь 100 танков и 600 автомашин с солдатами и офицерами. И тем не менее советское командование особо отметило налет пикирующих бомбардировщиков Пе-2 на скопление вражеской техники в районе Волоколамска. Двенадцать минут находились над целью три девятки пикировщиков. Полтораста бомб сбросили они на головы фашистов, и ни один наш самолет не был сбит, несмотря на сильное противодействие зенитной артиллерии. Вот почему о командире этого полка майоре И. Полбине вспомнили весной 1942 года, когда стало ясно, что новые фронтовые бомбардировщики Пе-2 используются не всегда правильно…

Опыт гражданской войны в Испании, показавший высокую эффективность бомбометания с пикирования, побудил советского конструктора А. Архангельского приступить к модернизации скоростного бомбардировщика СБ. И в 1940 году на вооружение Советских ВВС начали поступать пикирующие бомбардировщики Ар-2. Скорость их составляла 480 км/ч. Вооружение: 7,62-мм пулеметы, бомбы. В течение 1940–1941 годов было построено 200 Ар-2. В 1940 году был запущен в серию пикирующий бомбардировщик В. Петлякова Пе-2. Спроектированный первоначально как двухмоторный высотный истребитель, этот самолет был срочно переделан и стал основным советским ближним бомбардировщиком периода Великой Отечественной войны. Выпускался в нескольких модификациях. Максимальная скорость 540 км/ч. Вооружение: 7,62-мм и 12,7 мм пулеметы, бомбы Всего построено 11 427 штук. В 1943 году на вооружение Советских ВВС начали поступать пикирующие бомбардировщики А. Туполева Ту-2, спроектированные еще в 1939 году. Максимальная скорость 547 км/ч. Вооружение: 20-мм пушки, 12,7-мм пулеметы, бомбы. Выпускался в различных модификациях — пикирующий бомбардировщик, разведчик, торпедоносец, штурмовик. Всего построено 2527 штук.

В самом деле, на машине, предназначенной для точного бомбометания с пикирования, продолжали бомбить по старинке, с горизонтального полета. Кое-где даже стали снимать тормозные решетки и автоматы пикирования как ненужное оборудование. Необходимо было в корне изменить взгляд летчиков на основы боевого применения Пе-2. И пожалуй, никто не годился для этой роли больше, чем Иван Полбин. В дивизии, которой он стал командовать, уже к середине 1942 года были отработаны все приемы боевого использования Пе-2, в первую очередь знаменитая «полбинская вертушка»— самый эффективный тактический прием для группового бомбометания с пикирования.

Как-то раз в начале войны летчики Полбина трижды бомбили с горизонтального полета мост и не добились успеха. Собрав командиров, Полбин предложил действовать так: выйдя к цели, пикировщики становятся в круг и затем один за другим с интервалом 500–600 м пикируют на цель под углом 65–70°. При этом первый самолет должен выходить из пике, когда второй уже устремился на цель, а третий только входит в пикирование. На совещании у Полбина были уточнены и задачи истребителей прикрытия. Одна группа «ястребков» должна была прикрывать пикировщиков сверху, а две-три других — с флангов. Полбин сам проверил эффективность «вертушки» и лично повел эскадрильи в бой. В результате нескольких прямых попаданий фермы моста рухнули в воду, а «полбинская вертушка» стала любимым тактическим приемом всех советских пикировщиков.

Эффективность полбинских тактических приемов непрерывно возрастала в ходе войны. Если в первые месяцы «пешки» нередко летали без прикрытия, неся большие потери, то с 1943 года «ястребки» сопровождали пикировщиков до цели и обратно, заранее разгоняли «мессеров» и «фокке-вульфов» или блокировали их на аэродромах. Появились новые типы бомб, позволившие для каждой цели подбирать наиболее действенное средство поражения. Все это в сочетании с использованием полбинского опыта удесятерило силы фронтовой авиации. 10 июля 1943 года атака фашистских танков и мотопехоты, сосредоточившихся близ Ольховатки и Понырей на Курской дуге, была отбита объединенными усилиями наземных войск и ста семидесяти «пешек».

Принцип массирования авиации своего полного развития достиг на заключительном этапе войны. Эскадрильи Пе-2 широко применялись в комбинированных атаках, в которых участвовали также штурмовики, истребители, бомбардировщики дальнего действия. Примером такой операции может служить уничтожение летом 1944 года фашистского крейсера противовоздушной обороны «Ниобе», обнаруженного в порту Котка.

Операцию начали истребители, блокировавшие вражеские аэродромы и расчистившие воздух от «мессеров» и «фокке-вульфов». Затем вступили в дело бронированные штурмовики, заставившие замолчать зенитные батареи. И лишь тогда над целью появились одиннадцать «пешек», возглавляемые Героем Советского Союза гвардии майором В. Раковым. Один за другим Пе-2 пикируют на ощетинившийся пушками крейсер и сразу же достигают четырех попаданий. Взрывы 250-кг бомб заставляют замолчать орудия «Ниобе». Две следующие группы пикировщиков достигают еще нескольких попаданий, и крейсер, накренившись на 40 % полузатонул. Еще два попадания тысячекилограммовых бомб, и палуба «Ниобе» вспучилась от страшного внутреннего взрыва.

Истребители, ведшие фотосъемку операции, доставили на базу серию кадров, на которых были запечатлены последовательные фазы потопления «Ниобе». На последнем снимке не было ничего, кроме чистой водной поверхности Всего 8 минут потребовалось балтийским летчикам, чтобы ценой гибели одного Пе-2 уничтожить крупный боевой корабль.

Полбин внимательно изучал богатый опыт своих летчиков. Однажды молодой пилот Панин, вернувшись с задания, начал выполнять над аэродромом фигуры высшего пилотажа, что на Пе-2 делать запрещалось из опасения за его прочность. Командир полка в наказание за самовольство посадил Панина на гауптвахту. Однако Полбин — он был тогда командиром авиакорпуса — вызвал Панина к себе и после разговора с ним приказал придирчиво обследовать панинский самолет. Инженеры доложили, что никаких разрушений и деформаций в машине не обнаружено. И вот через несколько дней сам командир корпуса проделал над аэродромом каскад фигур высшего пилотажа. Потом, посадив машину, он, обращаясь к изумленным летчикам, сказал:

— Это не машина, а чудо. Мы сейчас можем ходить на задания и без истребителей. Вот он, наш истребитель и бомбардировщик.

С тех пор летчики стали смело маневрировать при полетах на Пе-2, не опасаясь перегрузок. Им стало ясно, какие колоссальные резервы заложил конструктор в эту внешне изящную, хрупкую машину. Им стало понятно, почему оказалось возможным увеличить бомбовую нагрузку Пе-2 с 600 до 1200 кг. Им стало наконец ясно, в чем секрет той живучести, которая стольким из них спасла жизнь.

Немцы пристально изучали слабые места наших самолетов. Так, фашистским истребителям рекомендовалось атаковать Пе-2 либо строго в хвост в линии горизонтального полета, либо сзади сбоку из мертвых зон за шайбами стабилизатора. Поэтому, когда вражеский «мессер» зашел в мертвую зону «пешки», пилотируемой Героем Советского Союза М. Мартыновым, фашист считал, что советский самолет обречен. Длинной очередью фашист прошил фюзеляж Пе-2. Пули разбили приборную доску и пронзили летчику плечо.

— Истребитель за шайбой руля поворота, — немедленно доложил командиру штурман. — Стрелять не могу.

И тогда последовала команда:

— Стрелять через шайбу!

Очередь крупнокалиберного пулемета срезала половину руля своего самолета, и «мессер», получивший прямо в лоб свинцовый заряд, вспыхнул и рухнул вниз. А поврежденная собственными пулями машина смогла не только продолжать полет, но и одержать победу еще над одним вражеским истребителем.

Приказ Мартынова стрелять сквозь тело своего собственного самолета может на первый взгляд показаться неразумным. Ведь в его распоряжении была замечательная быстроходная и маневренная машина, и он мог, казалось бы, изменить курс или свалиться на крыло. Но на самом деле решение командира было глубоко логичным: пилотируемая Мартыновым «пешка» производила разведку… И надо представить себе, что такое разведывательный полет.

«Он труднее, чем самая яростная штурмовка, — пишет в своих воспоминаниях Главный маршал авиации А. Новиков. — Там — два-три боевых захода, каждый из которых длится считанные минуты, и можно возвращаться домой. Воздушный же разведчик находится под вражеским огнем до тех пор, пока не сфотографирует заданный район. Он летит только по прямой всякое отклонение от курса немедленно скажется на качестве фотосъемки. Командир экипажа воздушного разведчика должен обладать незаурядной силой воли и выдержкой, чтобы строго по курсу вести самолет, видеть вокруг частые шапки разрывов вражеских снарядов, чувствовать, как сотрясают машину взрывные волны, и не попытаться хоть раз небольшим маневром спутать расчеты зенитчиков противника». Вот почему разведывательные полеты поручались самым мужественным и опытным экипажам.

В июле 1942 года получил приказ разведать вражеский аэродром под Брянском будущий Герой Советского Союза П. Дельцов. Пе-2Р — «Петляков-2 разведчик» — быстро набрал высоту. К аэродрому противника Дельцов зашел со стороны солнца, и вражеские зенитки начали стрелять, когда разведчик был уже над целью. Фотосъемку пришлось производить, отбивая атаки «мессеров», поднявшихся с аэродрома. Потом, ощетинившись огненными трассами, Пе-2 уходил на восток, а на него яростно наседали фашистские истребители. И в тот самый момент, когда кончились патроны, сноп вражеских снарядов прошил правую плоскость «пешки».

Решение созрело у Дельцова мгновенно: «Надо имитировать гибель пилота». Летчик резко рванул штурвал на себя, правую ногу до отказа отдал вперед, и тяжелая машина, перевернувшись через крыло, стала беспорядочно падать. Немцы отстали и, сочтя дело законченным, кружили в воздухе, ожидая взрыва. А тем временем Дельцов, до крови закусив губы, изо всех сил тянул штурвал на себя, пытаясь вывести самолет из смертельного падения. На помощь командиру бросился штурман, и лишь у самой земли, поддавшись их усилиям, машина неохотно вышла из пикирования.

«Страшный, диковинный вид был у «Петлякова-2», — вспоминает очевидец этих событий А. Федоров, — когда он, весь деформированный, но с ценными разведданными, приземлился на своем аэродроме». И только тут Дельцов увидел и понял, какому поистине нечеловеческому испытанию подверг он в этом полете «пешку», спасшую ему жизнь. Фюзеляж и крылья машины были деформированы так, что машину не было смысла восстанавливать — ее пришлось списать.

После этого Дельцову довелось совершить еще немало подвигов. Посчастливилось ему принять участие и в последних налетах «пешек» на Берлин. 30 апреля 1945 года эскадрильи 241-й Речицкой бомбардировочной авиационной дивизии в последний раз пронзили дымное небо вражеской столицы, чтобы нанести удары по зданию гестапо, по мосту через Шпрее, по взлетной дорожке в Тиргартене — последней надежде гитлеровских приспешников. После этого налета, приведя эскадрилью на свой аэродром, Герой Советского Союза майор П. Дельцов спрыгнул с крыла своего Пе-2, подошел к боевым товарищам и, широко улыбаясь, радостно сказал фразу, которая у всех была в этот день на уме:

— Ну, вот и все, братцы!

 

«ПУШКИ С ВЫСШИМ ОБРАЗОВАНИЕМ»

13 июня 1943 года разведчик М. Гора сообщил в штаб партизанского отряда майора И. Черного о том, что из Варшавы в Брест прибыл таинственный эшелон. Он шел тихим ходом и только днем, поездная и паровозная бригады состояли из немцев, на станциях никого к месту стоянки не подпускали. И все же партизаны узнали, что именно находилось на семнадцати платформах, тщательно укрытых брезентом. На станции Бытень, когда охрана перетягивала сбившийся брезент, от зорких глаз разведчиков не ускользнул незнакомых очертаний танк — приземистый, с длинной пушкой и широкими гусеницами.

В Центр срочно полетела радиограмма, и вскоре последовал ответ. Начальство разъясняло партизанам, что «выражение «длинные пушки» и «широкие гусеницы» практической ценности не имеют, что в донесениях следует указывать калибр орудий танков и точную ширину ходовой части, а заодно толщину брони, наличие пулеметов, а также состав экипажа». Раздосадованный Черный бросил все силы на выяснение этих данных, и через несколько дней в отряд был доставлен обрывок немецкой газеты, найденный на месте стоянки таинственного эшелона в Бытене. На снимке, опубликованном в этой газете, был запечатлен фашистский танк «тигр», рядом — его экипаж: пять танкистов в шлемах. В краткой заметке сообщалось, что на вооружение вермахта поступил новый, совершенно неуязвимый танк. Его лобовая броня—10 см, а бортовая и кормовая — 5–7 см, пушка имеет калибр 88 мм. Хотя вес машины 60 тонн, она сможет преодолевать самые труднопроходимые участки благодаря широким гусеницам…

Через несколько дней тщательно разглаженный обрывок газеты был самолетом отправлен в Москву, а отряд получил задание следить за дальнейшим продвижением эшелона. Такие же задания получили многие другие партизанские отряды и разведки фронтов, сосредоточенные на Курском выступе. И когда 5 июля «тигры» двинулись в бой, на всех участках их встретили ошеломляющие советские сюрпризы, среди которых, быть может, самым неожиданным была самоходная установка СУ-152…

«Фердинанд». Немецкое тяжелое самоходное орудие «фердинанд» начало поступать в войска весной 1943 года. Калибр орудия 88 мм, начальная скорость снаряда 1000 м/с Вес 67–70 т Толщина брони 200–210 мм, скорость 20 км/ч.

«…Ночью все самоходки были упрятаны под стогами пшеницы, — вспоминает участник боев на Курской дуге И. Козлов. — Я еще не видел за войну, чтобы так умело и искусно маскировали. В это время из Вороновщины вышли в нашем направлении около 12 немецких танков с автоматчиками… Подполковник Куликов дал команду по машинам: допустить немцев на самое близкое расстояние и в упор расстреливать. Немецкие танки, не видя СУ-152, двигались прямо на нас. Когда они подошли на 200–250 м, из всех 8 артустановок был открыт огонь прямой наводкой. Сразу загорелись 4 «тигра», а остальные повернули обратно…» Таково было боевое крещение самоходки СУ-152, которую советские солдаты ласково и уважительно называли «зверобоем» и в которой так удачно совместились ходовые качества и бронирование танка КВ и могущество 152-мм гаубицы-пушки образца 1937 года.

Первые боевые успехи танков породили предложения создать самоходные артиллерийские установки. Обладая такой же подвижностью, что и танки, самоходки должны были выполнять весь круг тех задач, которые традиционно возлагались на артиллерию. Орудие одного типа и калибра, конечно, не в состоянии было выполнить все эти задачи, поэтому было очевидно, что понадобится несколько типов самоходных орудий. И действительно, в промежутке между войнами в разных странах создаются образцы всевозможных самоходных орудий. Здесь и обычные полевые пушки, устанавливаемые в кузове грузовика; и стволы устаревших орудий, смонтированные на автомобильном шасси; и пушки с бесколесными лафетами, развозимые и устанавливаемые на боевых позициях тракторным шасси с козловым краном; и зенитные пушки, смонтированные на полугусеничных вездеходах; и противотанковые пушки на танковых шасси; и орудия большой мощности на специально спроектированных составных гусеничных платформах.

В нашей стране самоходной артиллерии также уделялось большое внимание. К 1940 году было спроектировано и изготовлено малыми сериями двенадцать типов самоходок разного назначения.

Война властно вмешалась в работу конструкторов. Боевые потребности воюющих армий быстро отсеяли то, что оказалось ненужным, и во второй половине войны по одному только виду принятых на вооружение той или иной армии самоходок можно было судить о характере ведущихся данной армией боевых действий. Так, американцы и англичане, воевавшие на театрах с хорошими дорогами, сосредоточили свои усилия на зенитных и противотанковых орудиях, установленных главным образом на автомобильных шасси и на шасси легких быстроходных танков. Эти самоходки были защищены лишь легкой противопульной броней. Американцы разработали также несколько дальнобойных самоходок на гусеничном шасси совсем без бронирования.

СУ-76 — первая советская серийная самоходная установка, выпускалась на базе легкого танка Т-70 с осени 1942 года до конца войны Вначале применялась для борьбы с танками противника, потом как орудие непосредственной поддержки пехоты Калибр орудия 76 мм. Вес 11,2 т Толщина брони 15–35 мм Скорость 45 км/ч. СУ-100, предназначенная для непосредственной поддержки атакующих танков на поле боя, для борьбы с тяжелыми танками противника и для подавления его противотанковых средств, выпускалась с осени 1944 года до конца войны. Калибр орудия 100 мм. Вес 31,6 т. Толщина брони 75-100 мм. Скорость 50 км/ч. СУ-152 — самая мощная советская самоходная установка времен Великой Отечественной войны. Предназначалась для поддержки танков и для борьбы с укрепленными сооружениями противника. Калибр орудия 152 мм. Вес 46 т. Толщина брони 90 мм, скорость 37 км/ч.

В начале второй мировой войны, в период наступательных боев в Польше, во Франции и в других европейских странах, немцы убедились, что 37—45-мм снаряды их танковых пушек недостаточно мощны для непосредственной поддержки наступающей пехоты на укрепленные позиции противника. Поэтому они поспешили разработать штурмовые самоходные орудия, способные наносить большие разрушения в пределах прямой видимости. В большинстве это были обычные полевые гаубицы, смонтированные на бронированном танковом шасси. Позднее сфера боевого применения этих орудий была расширена: снабженные специальными прицельными устройствами, они смогли вести огонь и с закрытых позиций. Так было до первых встреч с советскими средними и тяжелыми танками. Зимой 1942 года, после отрезвляющих поражений под Москвой, гитлеровские конструкторы проводят первую модернизацию своих танков: на них устанавливаются более мощные пушки, а часть легких танков переделывается в открытые самоходные противотанковые установки. Однако бои 1942 года показали, что этих мер недостаточно, и к началу следующего года немцы проводят вторую модернизацию и запускают в серийное производство «фердинанды», «пантеры» и «тигры»…

Есть сведения, что впервые на советско-германском фронте опытные образцы «тигров» появились в конце 1942 года. А в январе 1943 года, благодаря мужеству и искусству бронебойщиков Волховского фронта, в распоряжение советского командования попал почти целехонький «тигр». После его тщательного изучения нарком танковой промышленности В. Малышев появился на одном из заводов. Собрав конструкторов и инженеров, он рассказал им о новом фашистском танке, против которого необходимо было выставить новое оружие.

«К тому времени было уже известно, какое сокрушительное действие на танки производит стрельба 152-мм гаубицы-пушки прямой наводкой, — рассказывает один из участников создания СУ-152 доктор технических наук Н. Синев. — Наш главный конструктор Ж. Котин немедленно отправился на орудийный завод за гаубицей-пушкой, а мы тем временем установили в цеху шасси танка КВ-1с. Как только железнодорожная платформа с орудием прибыла на заводской двор, мы скатили его с платформы, завели в цех и установили на шасси. Опытнейшие модельщики стали выпиливать фанерные листы, закрывать ими пушку, а конструкторы тут же на месте делали с этих листов чертежи для раскроя броневых плит. Мы работали с полной отдачей сил — и уложились в срок, сделали машину за 25 дней!» А к 1 марта 1943 года была готова первая партия самоходок, сразу же отправленная под Курск.

СУ-152 не была первой самоходной установкой, созданной в годы Великой Отечественной войны. Еще летом 1941 года конструкторский коллектив В. Грабина в экстренном порядке создал самоходки — 57-мм противотанковое орудие образца 1941 года на шасси полубронированного трактора «Комсомолец». Осенью 1942 года был снят с вооружения легкий танк Т-70, и на его базе начала выпускаться СУ-76 — артсамоход с 76-мм дивизионной пушкой, неплохо справлявшийся с фашистскими танками старых типов. Весной 1943 года появились, как мы знаем, СУ-152. Спустя полгода на вооружение армии поступила самоходка СУ-85 — 85-мм зенитная пушка на шасси танка Т-34, отлично показавшая себя как истребитель вражеских танков и орудие сопровождения танковых соединений. В конце 1943 года на шасси тяжелого танка ИС создается более совершенная самоходка ИСУ-152, а чуть позднее ИСУ-122, на которой был установлен ствол 122-мм корпусной пушки. Еще позднее, когда была отработана 122-мм танковая пушка с дульным тормозом и клиновым затвором, на самоходки стали ставить ее, так появились ИСУ-122С. Наконец, осенью 1944 года появляется еще один грозный истребитель танков — СУ-100 — 100-мм морская пушка на шасси танка Т-34.

Изучая этот список, нетрудно убедиться, если так можно выразиться, в противотанковой направленности наших самоходок. Действительно, все они были приспособлены для противотанковой борьбы, все были отлично бронированы, все несли орудия, калибр которых на ступень превышал калибр соответствующего танка. Но неверно думать, что вражеские танки были единственной целью для наших самоходных орудий. Так, во втором и третьем периодах войны, перестав играть роль противотанкового средства, СУ-76 продолжала оставаться отличным орудием сопровождения пехоты. Неплохо показала себя в этой роли и СУ-122—122-мм дивизионная гаубица на шасси танка Т-34.

«Русские начали с создания штурмовых самоходных орудий для сопровождения пехоты, — пишет английский специалист И. Хогг. — Их 122-мм и 152-мм орудия на шасси танка «Иосиф Сталин», обладая особенно губительным огнем при стрельбе прямой наводкой, использовались как всесокрушающая дубина… Позднее, когда сражения переместились в Польшу и в Германию, эти орудия нередко поддерживали пехоту огнем с закрытых позиций. А затем, как только оборона врага давала трещину, они опускали стволы орудий, устанавливали их снова на прямую наводку и устремлялись вперед в боевых порядках пехоты».

В наступательных операциях заключительного периода Великой Отечественной войны самоходки поддерживали своим огнем не только пехоту. Будучи лучшим видом артиллерии, способным сопровождать танки в условиях маневренной войны, самоходная артиллерия широко применялась и для огневой поддержки атакующих танков. Вот почему у маршала бронетанковых войск М. Катукова были веские основания называть самоходки «пушками с высшим образованием».

 

САМОЛЕТ ДЛЯ АСОВ

«Внимание, внимание, Лa-5 в воздухе». Пилоты фашистских «юнкерсов» 6 июля 1943 года, летевшие бомбить советские войска в районе Ольховатки на Курской дуге, не обратили особого внимания на это предупреждение наземных наблюдателей, все чаще звучавшее в эфире со времени боев под Сталинградом осенью 1942 года. Ведь к ним мчался один-единственный советский истребитель Лa-5, не могущий, казалось бы, представить серьезной угрозы для целого бомбардировочного соединения. Но то, что произошло дальше, оказалось для фашистов полной неожиданностью…

«Лавочкин» атаковал вражеские самолеты в момент их разворота для захода на цель. «Ястребок» крутился среди вражеских бомбардировщиков. Он закладывал крутые виражи, свечой взмывал вверх и оттуда коршуном падал на противника. Один за другим вспыхнули, рассыпались в воздухе и рухнули на землю девять вражеских машин…

Эта цифра — количество самолетов противника, сбитых в одном бою, — не была превзойдена ни одним советским летчиком в течение всей войны. Она отлично характеризует не только мужество и искусство гвардии лейтенанта А. Горовца, посмертно удостоенного звания Героя Советского Союза, но и великолепные боевые качества его истребителя — прославленного Ла-5.

За его разработку авиаконструктор С. Лавочкин взялся еще весной 1939 года. Но одновременно с ним над созданием новых истребителей трудились многие конструкторы: Н. Поликарпов, А. Яковлев, П. Сухой, А. Микоян, В. Шевченко, В. Яценко и другие.

Раньше всех, 1 января 1940 года, появился Як-1 — легкий фронтовой истребитель, предназначенный для тесного взаимодействия с наземными войсками и могущий садиться и взлетать с полевых аэродромов. Спустя несколько недель представили свою машину МиГ-1 — высотный скоростной истребитель — А. Микоян и Г. Гуревич. А 30 марта 1940 года летчик-испытатель А. Никашин поднял в воздух истребитель-перехватчик С. Лавочкина, В. Горбунова и М. Гудкова — ЛаГГ-1. Эти машины выиграли конкурс конструкторов, объявленный в 1939 году, и после испытаний пошли в серийное производство.

А. Микоян для своей сравнительно тяжелой машины взял самый мощный в то время — 1350 л. с. — двигатель водяного охлаждения конструкции А. Микулина АМ-35. А. Яковлев и С. Лавочкин проектировали свои самолеты под мотор В. Климова М-105 мощностью 1100 л. с. Но если Яковлев и Микоян остановили свой выбор на смешанной конструкции своих самолетов, требовавшей немало дорогих, а главное, дефицитных в то время алюминиевых сплавов, то Лавочкин пошел на широкое применение так называемой дельта-древесины — листов шпона, пропитанного, спрессованного и склеенного фенольными смолами. Этот материал не боялся воды и, что еще важнее, огня: в открытом пламени он не горел, а лишь обугливался. Из толстых красноватых плит дельта-древесины, по прочности не уступавшей металлу, изготовляли тогда авиационные пропеллеры, но Лавочкин был первым, кто смело пошел на применение этого материала в силовом наборе фюзеляжа и крыльев.

Создавая свои машины под один и тот же мотор, и Яковлев и Лавочкин главное внимание уделяли аэродинамике. И хотя яковлевский истребитель был немного легче, чистота форм и тщательная полировка поверхностей, за которую техники прозвали ЛаГГи роялями, позволили лавочкинскому истребителю на испытаниях показать скорость 605 км/ч против 580 км/ч у Як-1. Более мощным было и вооружение ЛаГГ-1 — 23-мм пушка и два 12,7-мм пулемета против 20-мм пушки и двух 7,62-мм пулеметов у Як-1. Такого превосходства в вооружении Лавочкину удалось добиться потому, что дальность полета его истребителя-перехватчика была раза в полтора меньше, чем у яковлевского фронтового истребителя.

В самый разгар подготовки к серийному производству конструкторам предложили усовершенствовать самолет так, чтобы он мог выполнять функции как истребителя-перехватчика, так и истребителя сопровождения. Для этого в течение месяца нужно было найти в конструкции ЛаГГа резервы для увеличения дальности полета с 660 до 1000 км. За этот месяц конструкторы просмотрели десятки вариантов, прежде чем остановили выбор на самом, казалось бы, простом — разместить дополнительные емкости с горючим в крыльях. После того как А. Никашин на новой модификации ЛаГГа за два часа покрыл 1000 км, производство ЛаГГ-1 было прекращено (их было сделано всего 100 штук), и заводы приступили к выпуску ЛаГГ-3. И когда на рассвете 22 июня вражеские самолеты вторглись в воздушное пространство Советского Союза, их, наряду с истребителями Н. Поликарпова, А. Яковлева, А. Микояна и М. Гуревича, встретили огнем и ЛаГГ-3, созданные накануне войны конструкторским триумвиратом С. Лавочкина, В. Горбунова и М. Гудкова…

27 июля 1941 года лейтенант Е. Рыжов на ЛаГГ-3 впервые на Черном море таранил вражеский «хейнкель». А 10 августа младший лейтенант М. Борисов совершил бессмертный подвиг, произведя на своем ЛаГГ-3 два тарана в одном бою. Заметив «хейнкели», идущие бомбить Новороссийск, Борисов и его ведомый В. Холявко с высоты 5 тыс. метров ринулись на врага.

Фокке-Вульф FW 190 — основной немец кий истребитель с двигателем; воздушного охлаждения. Опытные образцы начали отрабатываться еще в 1939 году. Первая небольшая серия FW 190А была выпущена в 1941 году. Лишь весной 1943 года, накануне Курской битвы, в серию пошла модификация FW-190D. В конце 1943 года была разработана модификация истребитель-бомбардировщик FW 190F. FW 190G должен был сочетать в себе качества истребителя бомбардировщика и пикирующего бомбардировщика. Максимальная скорость «фокке-вульфов» составляла около 600 км/ч. Вооружение: 20-мм пушки, 7,92 мм пулеметы, бомбы, реактивные снаряды. Всего выпущено около 20 тысяч таких машин.

От вражеской пулеметной очереди вспыхнула машина советского летчика, но его атака была неотразимой. От страшного удара «хейнкель» буквально рассыпался в воздухе. Но под горящим израненным советским «ястребком» находился еще один вражеский бомбардировщик. Оглушенный Борисов нашел в себе силы повернуть свой ЛаГГ и пропеллером отрубить врагу хвост. Звание Героя Советского Союза М. Борисову было присвоено посмертно…

ЛаГГ-3 неплохо показали себя в первые месяцы войны. На Черном море они прикрывали с воздуха главную базу флота, корабли и аэродромы. Под Ленинградом они широко применялись в составе комбинированных штурмовых групп, наносивших удары по вражеским аэродромам. Благодаря мощному пушечно-пулеметному вооружению ЛаГГ-3 при штурмовке аэродромов с успехом применялся как в ударных, так и в прикрывающих группах.

В боях под Москвой штурмовые качества ЛаГГ-3 были усилены установкой под крыльями реактивных снарядов. Пикируя на вражеские механизированные и танковые колонны с 1800–2000 м, ЛаГГ-3 выпускали эрэсы на высоте 100–200 м, достигая тем самым необычайной точности попадания. Тогда же на ЛаГГ-3 были успешно применены эрэсы с дистанционными взрывателями, с помощью которых лейтенант В. Межуев буквально разнес в воздухе на куски вражеский «хейнкель».

И тем не менее переделка ЛаГГ-1 в ЛаГГ-3 не прошла для самолета даром. Требование увеличить дальность повлекло за собой утяжеление самолета. В фронтовых условиях у ЛаГГов стали все чаще и чаще подламываться шасси. Сделать их прочнее значило сделать и их и самолет еще тяжелее. Это повлекло за собой снижение мощи оружия: на ЛаГГ-3 начали ставить 20-мм пушку и два 7,62-мм пулемета. Все эти переделки уменьшили маневренность машины и снизили скорость до 570 км/ч. Таким образом, первоначальное различие между ЛаГГом и «яком» было сведено на нет…

Истребители С. Лавочкина — основные советские истребители с двигателями воздушного охлаждения времен Отечественной войны. Начало им положил ЛаГГ-3, запущенный в серию в 1940 году. В 1942 году двигатель водяного охлаждения заменили двигателем воздушного охлаждения — и появился Ла-5. В 1943 году на вооружение стали поступать Ла-5ФН с форсированным двигателем и Ла-7. Максимальные скорости лавочкинских истребителей составляли 560–680 км/ч. Вооружение: 20-мм пушки и 12,7-мм пулеметы. Всего было выпущено 22 281 истребитель Лавочкина (ЛаГГ-3 — 6528, Ла-5 — 10 000, Ла-7 — 5753).

В первые месяцы войны произошло распределение самолетостроительных и авиамоторных «фирм». В сущности, у авиаконструкторов выбор был не так уж богат: они могли рассчитывать на двигатели всего трех конструкторов — А. Микулина, В. Климова и А. Швецова. Накануне войны микулинский двигатель водяного охлаждения — АМ-38 — был самым мощным— 1600 л. с. Он ставился на штурмовик Ил-2, истребитель МиГ-3, четырехмоторный бомбардировщик Пе-8. М-105 — климовский мотор водяного охлаждения с V-образным расположением цилиндров — имел мощность 1100 л. с., отличался легкостью и компактностью и устанавливался на всех яковлевских истребителях, пикировщике Пе-2 и ЛаГГ-3. И когда в конце 1941 года было решено сосредоточить усилия авиапромышленности на выпуске штурмовиков, пикировщиков и фронтовых истребителей А. Яковлева, Микояну и Лавочкину было отказано в моторах водяного охлаждения.

«Почти одновременно Лавочкин и мы, — вспоминал один из соавторов МиГа М. Гуревич, — получили задание перевести наши самолеты на двигатель воздушного охлаждения. Моторы, ставившиеся на МиГ, были нужны для Ил-2. Был дан для этой работы очень короткий срок. Мы уложились в этот срок, но наша машина оказалась не из удачных. Лавочкин несколько запоздал, но выдал очень хороший самолет».

На двигателях воздушного охлаждения в нашей стране специализировалось КБ моторостроителя А. Швецова. К его моторам на протяжении многих лет питал пристрастие «король истребителей» советский авиаконструктор Н. Поликарпов. Несмотря на все веяния тогдашней авиационной моды, предписывавшей ставить на истребители остроносые двигатели воздушного охлаждения с малым поперечным сечением, Поликарпов смело ставил на свои «чайки» и «ишаки» лобастые двигатели Швецова. Под них он спроектировал и свой истребитель И-180. В 1940 году Поликарпов построил новый вариант истребителя — И-185 с мотором М-82 конструкции Швецова. Высокая мощность этого двигателя, 1600–1700 л. с., дала последнему поликарповскому истребителю иное качество: он развивал скорость 680 км/ч, имел потолок 10 тыс. м, нес мощное вооружение — сначала два 7,62-мм и два 12,7-мм пулемета, потом — три 20-мм пушки, стрелявших через винт.

По ряду причин испытания этой машины затягивались, Поликарпов, возлагавший на нее большие надежды, нервничал. Но когда он узнал, что Лавочкин решил поставить на свой истребитель швецовский мотор, он не колеблясь передал в его распоряжение «нос» И-185 с двигателем и оружием и направил на помощь группу конструкторов, хорошо знавших двигатель М-82, переименованный тогда в АШ-82. Своим же чересчур ревниво относящимся к «чести фирмы» сотрудникам Поликарпов сказал просто: «Сейчас война, никаких конкурентов нет. Мы все работаем для победы».

Это позволило уже в декабре 1941 года закончить модернизацию лавочкинской машины. Размеры и конструкция ЛаГГ-3 сохранились, понадобилась практически всего лишь одна переделка, поперечное сечение двигателя было больше поперечного сечения фюзеляжа, поэтому, чтобы не приостанавливать производства, на борта фюзеляжа надставили вторую неработающую обшивку. Было усилено и вооружение — на новой модификации стволы четырех 20-мм пушек ШВАК проходили между цилиндрами звездообразного швецовского мотора. В принципе, из теоретических соображений, от новой машины можно было ожидать многого. Спроектированный под мотор в 1100 л. с., ЛаГГ-3 был весьма совершенен с аэродинамической точки зрения, и теперь, оснащенный двигателем в полтора раза более мощным, он должен был показать высокую скорость даже несмотря на увеличение лобового сечения. И тем не менее первые полеты были не очень-то обнадеживающими: сильно нагревался мотор, выявлялись многочисленные конструктивные недоделки, не добиралась ожидаемая скорость. А тут еще пришло решение Государственного Комитета Обороны о снятии ЛаГГ-3 с производства…

Но нашлись люди, которые поверили в новую машину Лавочкина. В Комитет Обороны писали о ее перспективности.

«Да, машина была хороша! — таково было мнение летчика-испытателя А. Якимова, входившего в состав комиссии. — Удачно закапоченный мотор не казался большим. Сплюснутый с боков фюзеляж плавно сходил на нет у самого руля поворота. Никаких выступающих деталей. Воздухозаборник и крохотный маслорадиатор «зализаны» так, что их почти не видно. Укрылись под капотом и четыре пушки. Тонкие и высокие стойки шасси придавали самолету изящность и как бы подчеркивали его стремительность. По внешнему виду самолет резко отличался от всех существовавших тогда истребителей, и были основания полагать, что его летные данные будут высокими».

Но, увы, первые же полеты показали: у истребителя сильно перегревается мотор, есть и другие недостатки. Однако, учитывая сильные стороны машины, комиссия просила Государственный Комитет Обороны дать десять дней на устранение недостатков. В цеху быстро разыскали новый маслорадиатор с большей охлаждающей поверхностью, подобрали подходящую болванку для выколотки нового обтекателя, отрегулировали двигатель, устранили дефекты в системе управления.

«Быстро прошли десять дней, отведенных на доработку самолета, — пишет летчик-испытатель А. Якимов. — Все недостатки, выявленные в первых двух полетах, устранены. Самолет выведен на летное поле. Его готовят к испытанию. Внешне он выглядит таким же, как и прежде, — легким и стремительным, только под капотом мотора образовалась «бородка» обтекателя масло радиатора да сверху по капоту прошел новый воздухозаборник. Две из четырех пушек сняли, и под капотом стало просторнее. Головки цилиндров получили хороший обдув. Это прибавляло уверенности в успешном итоге испытаний».

В течение пяти летных дней в мае 1942 года в полной мере раскрылись те достоинства, которых можно было ожидать от установки 1700-сильного мотора на аэродинамически совершенный самолет, — истребитель легко развил скорость 613 км/ч! И нетрудно понять душевное состояние С. Лавочкина, когда он собрал всех участников испытаний и сказал:

— Товарищи, с радостью сообщаю вам, что правительство приняло решение принять самолет на вооружение. Отныне он будет называться Ла-5 — «Лавочкин-5».

А спустя полгода под Сталинградом уже зазвучали в эфире предупреждающие слова фашистских наземных наблюдателей: «Ахтунг, ахтунг! Ла фюнф ин дер люфт!» — «Внимание, внимание! Ла-5 в воздухе!» Именно здесь вражеские «мессеры» впервые столкнулись с легкими в управлении, быстроходными Ла-5, именно отсюда начался боевой путь этой замечательной машины, не перестававшей совершенствоваться до самых последних дней войны.

К сражению на Курской дуге готовились все. Готовились немцы, запустившие в серию отработанный еще до войны истребитель «Фокке-Вульф-190» со скоростью полета около 600 км/ч. Готовились к нему и Лавочкин со Швецовым. Одним из недостатков Ла-5, выявленным во время испытаний, был недобор мощности на боевой высоте при включении второй скорости центробежного нагнетателя. Изучив проблему, инженеры Швецова предложили отказаться от карбюратора и впрыскивать топливо непосредственно в цилиндры с помощью насосов высокого давления. Так родился двигатель АШ-82ФН — форсированный, непосредственного впрыска. Мощность его удалось повысить до 1850 л. с., и это оказалось тем последним штрихом, который был необходим для достижения совершенства. Ла-5ФН стал летать со скоростью 650 км/ч, а его потолок достиг 11 тыс. метров!

«Первый воздушный бой был 5 июля над нашим аэродромом, — писали Лавочкину летчики одной из частей о боях под Курском. Четыре «Лавочкиных» встретились над линией фронта с шестью «фокке-вульфами». Фашистские самолеты были рассеяны, два из них были загнаны на нашу территорию и оказались над аэродромом. Здесь дали им перцу. Герой Советского Союза летчик Холодов говорит, что он одного «фокке-вульфа» не выпускал из-под прицела в течение 4–5 минут. Противнику не удалось ускользнуть.

После двух воздушных боев летчики заявили, что на машинах Ла-5ФН они — «боги» на горизонталях и вертикалях, а на виражах будут всегда сидеть на хвостах «фокке-вульфов»…».

Ла-5ФН оказался замечательно маневренным истребителем. Площадь его элеронов относительно площади крыла была больше, чем у любого современного ему отечественного или зарубежного истребителя. А удачная система компенсации рулей и элеронов сделала его одним из самых легкоуправляемых самолетов в мире.

Дебют же «Фокке-Вульфа-190» на Курской дуге оказался неудачным. Успех не пришел к этому истребителю ни в 1944, ни в 1945 году. Усиливая вооружение и бронирование, немецкие конструкторы непрерывно ухудшали маневренные и взлетно-посадочные свойства этой машины, так что в конечном итоге она не давала летчикам никаких преимуществ. Иначе складывалась дальнейшая судьба лавочкинской машины. В конце 1943 года появилась новая модификация — Лa-7. В конструкции его крыльев дельта-древесина была заменена хромансилем и дюралем, что позволило увеличить емкость крыльевых баков и снизить вес планера самолета на 100 кг. Благодаря этому оказалось возможным установить еще одну 20-мм пушку. Скорость Лa-7 увеличилась до 670 км/ч.

Всего за годы войны советская авиапромышленность выпустила около 22 тыс. лавочкинских самолетов — 6528 ЛаГГ-3, 10 000 Ла-5 и 5753 Ла-7. Эти истребители пользовались заслуженной любовью таких асов, как дважды Герои Советского Союза К. Евстигнеев, Амет-Хан Султан; П. Головачев, Н. Скоморохов, В. Попков. На Ла-7 в конце войны пересел трижды Герой Советского Союза А. Покрышкин. На лавочкинских машинах сбил 62 вражеских самолета трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб. И в числе этих шестидесяти двух побед знаменитого аса была победа над Ме-262 — первым реактивным самолетом фашистской Германии…

 

ВЫЕЗЖАЛА ИЗ ЛЕСУ «КАТЮША»…

В июне и июле 1942 года на южном крыле советско-германского фронта шли тяжелые бои. Немецко-фашистское командование предприняло новое, второе летнее наступление, стремясь сокрушить советские войска и достичь конечных целей войны. Тяжело пришлось войскам советского Южного фронта — они были буквально обескровлены. К 25 июня на всем протяжении фронта осталось в строю всего-навсего 17 танков. Боевая ценность 17 артиллерийских полков фронта была сведена почти к нулю недостатком боеприпасов, авиация практически отсутствовала. Единственной реальной силой, находившейся в распоряжении командования фронта, были 4 полка и 2 отдельных дивизиона гвардейских минометных частей. И как раз 25 июля фашистские танковые и механизированные корпуса форсировали Дон, прорвали советскую линию обороны на стыке Сталинградского и Южного фронтов и ринулись на юг, стремясь захватить коммуникации, ведущие на Кавказ. И вот здесь-то, в треугольнике Веселый — Сальск— Егорлык, 168 боевых машин реактивной артиллерии вступили в единоборство с вооруженным до зубов противником.

Скрытно и стремительно маневрировали в этом треугольнике гвардейские минометные полки и дивизионы. Таясь в лощинах и балках, в густых подсолнечных и кукурузных полях, они подкрадывались к скоплениям вражеских войск, выскакивали на открытые огневые позиции и открывали огонь прямой наводкой. В течение считанных секунд срывались с направляющих десятки тяжелых серебристых 132-мм снарядов. Вражеские позиции мгновенно окутывались клубами дыма, сквозь который прорывались ослепительные сполохи пламени и взрывов. Когда же ошеломленный противник приходил в себя, он обнаруживал перед собой лишь пустое место.

А машины, нанесшие этот шквальный удар, были уже далеко. Негромко урча моторами, они двигались по выжженной солнцем степи. На одной из них направляющим придавался максимальный угол возвышения, и на машине, на высоте 5–6 м над землей, пристраивался командир, пристально оглядывавший горизонт… Короткая команда. Дивизион быстро перестраивается. И вот уже по обнаруженной с такого необычного наблюдательного пункта вражеской колонне открывается шквальный огонь прямой наводкой. Снова колонны противника окутываются дымом и пламенем, пылают танки и автомашины, в панике разбегается уцелевшая пехота. И снова пустота перед пришедшим в себя потрепанным противником…

Так в ходе маневренных действий, которые помогли на пять суток задержать вражеское продвижение на юг, в полной мере выявились не только те возможности, которые были заложены в установки реактивной артиллерии ее создателями, но и те, о которых они даже не подозревали. Разве могли они предполагать, что реактивными снарядами будут стрелять по танкам прямой наводкой, да еще без всякого прикрытия. Инструкция по боевому использованию гвардейских минометов прямо запрещала такую стрельбу. Тем не менее боевая обстановка и условия местности заставили командиров пойти на нарушение инструкции и в критические минуты сражений достичь максимальной эффективности огня. И конструкторы не оставили без внимания этот ценный солдатский опыт…

Хотя к началу Великой Отечественной войны боевые ракеты далеко не были новинкой в военном деле, их первое появление на фронте оказалось неожиданностью не только для фашистов, но и для советских солдат и офицеров. Когда в июле 1941 года заместитель командующего Западным фронтом генерал А. Еременко получил телеграмму Верховного Главнокомандующего с предписанием немедленно испытать эрэсовскую батарею (батарею реактивных снарядов — PC), он был в полном недоумении.

— Эрэсовская батарея? Что же это может означать? Спросить, что ли, кого-нибудь из офицеров? Неудобно: подумают — генерал, а не знает.

Недоумение генерала рассеялось после того, как он увидел батарею в деле. Что касается фашистов, то их недоумение было во сто крат мучительнее. Два сокрушительных удара, произведенных по скоплениям фашистских войск в районе Орши, произвели огромный эффект. Один попавший в плен немецкий офицер, испытавший на себе действие советской реактивной артиллерии, спрашивал на допросе:

— Я ранен и скоро умру. Я никому не смогу передать ваших секретов. Но скажите мне перед смертью — что это? Что это страшное, наваливающееся на нас сверху, как гнев божий?

И так далеки были от истины даже технические специалисты вермахта, что в секретных документах фашистского командования появились сообщения о «русской автоматической многоствольной огнеметной (?) пушке»… Немцы скорее готовы были предположить существование фантастической «огнеметной пушки», нежели признать, что советским конструкторам удалось довести до стадии практического применения идею, от которой за сто лет до этого отказались крупнейшие артиллеристы.

«Искусство и таланты тех, которые совершенствуют боевые ракеты, кажется, очень велики, — писал в 1858 году известный французский артиллерист генерал Пексан. — Но не потеряны ли зря эти старания и таланты и можно ли надеяться, что это упрямое оружие когда-либо принесет действительную пользу на суше или на море?»

В самом деле, с тех пор как в XVIII веке англичане столкнулись с индийскими ракетными частями, многие одаренные артиллеристы посвятили свою деятельность совершенствованию этого оружия. Англичанин В. Конгрев, русские А. Засядко и К. Константинов сумели усовершенствовать ракеты до такой степени, что в 1820–1850 годах они производились тысячами и едва ли не соперничали со ствольной артиллерией в боевых действиях тех лет. Однако появление новых порохов и стальных нарезных орудий во второй половине прошлого века дало такой могучий импульс развитию ствольной артиллерии, что ракеты не выдержали конкуренции. Некогда превосходя пушки по дальнобойности, ракеты быстро утратили это превосходство, и баланс достоинств и недостатков сместился в сторону недостатков. Ракеты расходовали больше пороха, чем пушки; они не годились для разрушения укреплений; по кучности и меткости стрельбы они не шли ни в какое сравнение с нарезными орудиями. К концу 1860-х годов боевые ракеты повсеместно снимаются с вооружения армий, и в течение последующего пятидесятилетия продолжается выпуск лишь сигнальных, спасательных, фейерверочных и осветительных ракет.

Незадолго до своей смерти в 1871 году энтузиаст ракетной артиллерии К. Константинов, удрученный отказом армии от боевых ракет, писал: «Не вдруг, но только мало-помалу вдумываются в существо вещей. Долго действуют по избитой привычке, не помышляя о возможных изменениях и улучшениях: от этого не скоро еще оценят могущество ракет».

Грустное пророчество Константинова, казалось, оправдалось в полной мере. Первая мировая война, давшая такой могучий толчок развитию традиционных видов вооружения и породившая столько новых боевых машин, не оказала почти никакого влияния на судьбу ракетного оружия. И только в России была сделана попытка вдохнуть новую жизнь в боевую ракету.

14 июля 1916 года преподаватель Артиллерийской академии И. Граве получил патент на «боевую… ракету, отличающуюся применением взамен форсового состава прессованного цилиндра из желатинизированной нитроклетчатки с примесью стабилизирующих веществ…». Однако, как показали последующие события, замена форсового, то есть движущего, состава из черного пороха бездымным пироксилиновым оказалась гораздо более сложным делом, чем это могло показаться на первый взгляд. И в этом убедился не только сам Граве, пытавшийся проверить свою идею на Шлиссельбургских пороховых заводах, но и два других энтузиаста ракетной техники — В. Артемьев и Н. Тихомиров.

Они начали экспериментировать в 1920 году в Москве. Спустя год в маленькой мастерской на Тихвинской улице была готова первая партия небольших ракет, приводимых в движение бездымным пироксилиновым порохом на летучем растворителе — смеси спирта с эфиром. Эти ракетные двигатели работали неплохо, но все попытки увеличить размеры двигателей кончались неудачей — ракеты взрывались. Причина взрывов не составляла секрета для исследователей: при сушке пороховых шашек пары растворителя удалялись неравномерно, 6 шашках возникали трещины, которые приводили к неуправляемому горению и взрывам. К 1924 году В. Артемьев и Н. Тихомиров решили разработать бездымный порох на нелетучем растворителе — тротиле, который бы сгорал одновременно с основной массой пороховой смеси. Исследователи рассчитывали, что из такого пороха можно будет изготовить толстосводные шашки, пригодные для более крупных ракет. К этому времени работами энтузиастов заинтересовался Артиллерийский комитет, направивший их в Ленинград для работы в пороховом отделе Артиллерийской академии. Здесь в содружестве с опытными специалистами академии к 1927 году был разработан пироксилино-тротиловый бездымный порох. 3 марта 1928 года первый в мире снаряд с ракетным двигателем на бездымном порохе пролетел 1300 м, а в июле того же года создается в Ленинграде Газодинамическая лаборатория, ее задача — создание ракетного оружия для авиации.

Ориентировка именно на авиацию не была случайной. Ведь только ракетный двигатель позволял даже легкие самолеты вооружить крупнокалиберными снарядами. Снабдив ракетным двигателем авиабомбы, можно было увеличить скорость их встречи с преградами и многократно повысить их бронебойные и бетонобойные свойства. Наконец, реактивные снаряды позволяли самолету наносить удары по вражеским объектам, не входя в зону действия зенитной артиллерии противника. За пять лет существования Газодинамической лаборатории были испытаны десятки всевозможных реактивных снарядов. Наилучшие результаты показали снаряды калибра 82 и 132 мм. Отработкой именно этих снарядов и занялся поначалу РНИИ — Реактивный научно-исследовательский институт, созданный в 1933 году в Москве на базе ленинградской Газодинамической лаборатории и московской Группы по изучению реактивного движения.

В конце 1937 года 82-мм осколочные реактивные снаряды были признаны эффективным оружием самолетов-истребителей для поражения воздушных и наземных целей. Спустя полгода прошли испытания и были приняты на вооружение скоростных бомбардировщиков 132-мм осколочно-фугасные реактивные снаряды. Таким образом, к 1938 году советские ракетчики создали первую и основную часть боевой машины, наводившей ужас на фашистов, — надежный и могущественный реактивный снаряд.

Хотя поначалу конструкторы предназначали его для вооружения самолетов, они отлично понимали, какое грозное оружие может получиться при низведении реактивного снаряда с небес на землю. Уже летом 1938 года группа инженеров РНИИ под руководством И. Гвая начала проектировать многозарядную реактивную установку для наземных войск и кораблей флота. Результаты первых испытаний этих установок трудно было назвать обнадеживающими. Многие военные специалисты, подходившие к оценке реактивной артиллерии с мерками артиллерии ствольной, видели в этих необычных машинах с тонкими планками вместо могучих стволов одни лишь недостатки. Покойный полковник В. Глухов, долгое время работавший в отделе военных изобретений, как-то рассказывал об одном из совещаний тех лег:

— И вот ракетчиков спрашивают: мол, как у вас обстоит дело с кучностью стрельбы? Они говорят: в несколько раз хуже, чем у пушек. В зале смех. А как с меткостью? Тоже хуже, чем у пушек. Опять смех. А с расходом пороха? Его надо в несколько раз больше, чем у пушек. Тут уж прямо хохот в зале…

И тем не менее ракетчики верили в перспективность своего оружия и неустанно совершенствовали его. В 1939 году полигонные испытания ракетных установок посетил нарком обороны К. Ворошилов. Ракетный залп произвел на него большое впечатление, и, несмотря на ряд серьезных замечаний, нарком в целом дал положительную оценку новому оружию. Эта поддержка была очень важна для конструкторов. Одну за другой они создают все более совершенные установки, и к июню 1941 года была изготовлена первая опытная партия БМ-13 для всесторонних полигонных испытаний. Но испытывать новое оружие пришлось уже в суровой боевой обстановке лета 1941 года…

24 июня — через два дня после начала войны — РНИИ получил приказ передать все находящиеся в его распоряжении ракетные установки экспериментальной воинской части. И в ночь на 30 июня семь тщательно зачехленных установок и грузовики с 3 тысячами 132-мм реактивных снарядов отбыли на фронт. В момент отъезда ни один человек в подразделении, включая и его командира капитана И. Флерова, не имел ни малейшего представления об устройстве и боевом использовании вверенного им оружия. Лишь постепенно во время дневок в придорожных лесах — колонне было приказано двигаться по шоссе только ночью — два конструктора из РНИИ, А. Попов и Д. Шитов, обучали личный состав управлять новым оружием.

Они рассказывали солдатам о том, что БМ-13 — боевая машина со снарядами калибром 13 см — может в течение 15–20 секунд выпустить 16 снарядов при дальности стрельбы 8–8,5 км. Если такую же задачу поставить ствольной артиллерии, понадобится 16 орудий, общий вес которых раз в десять превышает вес одной автомобильной пусковой установки. А если учесть еще и вес тягачей для ствольной артиллерии, то реактивная установка окажется легче раз в 30–40. Скорость БМ-13 по хорошей дороге достигала 50–60 км/ч. Всего 1–2 минуты требовалось для ее перехода из походного в боевое положение. На перезарядку после залпа уходило 3–5 минут, поэтому за час одна боевая машина могла сделать 10 залпов и выпустить 160 снарядов. Живучесть пусковых установок реактивной артиллерии в несколько раз превышала живучесть артиллерийских стволов и практически не зависела от калибра и мощности снаряда. Все эти важные достоинства реактивной артиллерии могли, по мнению ракетчиков, компенсировать ее недостатки: меньшую кучность и меткость, больший расход пороха и демаскирующее действие выхлопных газов ракет при залпе. Вот почему, прибыв на Западный фронт, капитан Флеров интересовался скоплениями вражеских войск, то есть целями, не предъявлявшими особо высоких требований именно к кучности и меткости стрельбы.

14 июля 1941 года генерал-майор артиллерии Г. Кариофилли приказал батарее нанести удар по железнодорожному узлу Орши, и в этот день расчеты боевых машин впервые увидели вверенное им оружие в деле. Ровно в 15 часов 15 минут 112 реактивных снарядов в течение нескольких секунд в клубах дыма и пламени сошли с направляющих и с ревом устремились к Орше. На забитых вражескими эшелонами железнодорожных путях забушевал огненный смерч. И тут же фашистская артиллерия, а потом и авиация направили огонь на район позиции батареи, над которой еще не осела пыль и не рассеялся дым от залпа. Но позиция была уже пуста. Используя высокую подвижность и маневренность боевых машин, ракетчики были уже далеко от разрывов фашистских снарядов и бомб.

На следующий день флеровская батарея произвела налет на вражескую переправу через реку Оршица, после чего совершила стремительный бросок к Рудне, где после прорыва вражеской танковой дивизии на Ярцево сложилась угрожающая обстановка. Зная, что под Рудней обороняются обескровленные части Красной Армии, фашистское командование решило сломить их сопротивление небольшим авангардом, а главные силы построило в походные колонны, нацелившиеся на автомагистраль между Смоленском и Ярцевом. По этим-то колоннам и произвела три залпа батарея Флерова, выпустив 336 тяжелых снарядов. После этого удара фашисты два дня вывозили убитых и раненых, а восхищенный генерал Еременко дал блестящий отзыв о боевой эффективности нового оружия и предложил быстрее наладить его массовое производство.

В конце июля на Западный фронт прибыли вторая и третья батареи реактивной артиллерии. Вторая состояла из девяти боевых машин, третья — из трех, затем в течение августа и сентября в войска поступило еще пять батарей, по четыре машины в каждой. И тогда оказалось, что генерал Еременко не одинок в оценке эффективности нового оружия. Внезапность появления и ошеломляющая мощь огневых налетов деморализующе действовала на вражеские войска. Удары БМ-13 нередко «размягчали» вражескую оборону до такой степени, что противник переставал оказывать сопротивление нашей пехоте. Были случаи, когда обезумевшие гитлеровцы от разрывов реактивных снарядов бежали в расположение советских войск. Вот почему, кроме Еременко, высоко оценивали действия реактивной артиллерии в своих докладах генерал армии Г. Жуков, генерал-полковник артиллерии Н. Воронов, генерал-майор артиллерии И. Камера.

Суровый опыт войны сломил недоверие некоторых военачальников к новому оружию. И. Дорожкин, бывший директор Московского завода «Компрессор», на котором в критические дни 1941 года было налажено массовое производство реактивных установок, вспоминал, что перед испытанием головного образца на полигоне в группе военных слышались возгласы: «Какая это артиллерия! Ни ствола, ни замка!» Но когда был произведен залп и осмотрено то, что осталось от целей, отношение к боевой машине сразу переменилось. «Послышались радостные возгласы, вопросы, просьбы поскорее передать реактивные установки на вооружение армии».

Производственников и конструкторов в те дни не надо было подгонять, они и так работали с полной отдачей сил. В считанные дни они завершили разработку новой боевой машины для 82-мм снарядов — БМ-8. Она начала выпускаться в двух вариантах: один — на шасси автомобиля ЗИС-6 с 36 направляющими, другой — на шасси трактора СТЗ или танков Т-40 и Т-60 с 24 направляющими. Все это позволило Ставке Верховного Главнокомандования уже в августе 1941 года принять решение о формировании восьми полков реактивной артиллерии, которым еще до участия их в боях присваивалось наименование «гвардейских минометных полков артиллерии Резерва ВГК». Этим подчеркивалось то особое значение, которое придавалось вооружению и воинам реактивной артиллерии. Полк состоял из трех дивизионов, дивизион — из трех батарей, по четыре БМ-8 или БМ-13 в каждой.

К осени 1941 года больше половины реактивной артиллерии — 33 дивизиона — находилось в войсках Западного фронта и Московской зоны обороны. Именно здесь это оружие снискало себе неувядаемую славу. Именно здесь получило оно ласковое солдатское прозвище — «катюша».

13 ноября 1941 года дивизион «катюш» под командованием Героя Советского Союза капитана К. Карсанова нанес огневой удар по вражеским войскам у деревни Скирманово. Результат удара—17 уничтоженных танков, 20 минометов, несколько орудий и несколько сот гитлеровцев…

Выпуск БМ-8 и БМ-13 непрерывно нарастал, а конструкторы тем временем разрабатывали новый 300-мм реактивный снаряд М-30, весом в 72 кг и с дальностью стрельбы 2,8 км. Эти снаряды пускались со станков рамного типа, на каждый из которых укладывалось по 4 снаряда. Боевой опыт показал, что М-30 — мощное оружие наступления, способное разрушать дзоты, окопы с козырьками, каменные постройки и другие укрепления. В июне 1942 года снаряд был принят на вооружение, а к началу Сталинградской битвы тяжелые дивизионы М-30 составляли уже 23 % всей реактивной артиллерии. В сражениях 1942 года выявился основной недостаток М-30 — малая дальность стрельбы и вызванная этим большая уязвимость батарей, которые приходилось устанавливать вблизи переднего края. Поэтому в начале 1943 года в войска стали поступать 300-мм снаряды М-31, дальность стрельбы которых была увеличена до 4325 м. Эти снаряды пускались со станков с двухрядным способом укладки, с одной рамы запускалось не четыре, а восемь ракет.

Будучи преимущественно наступательным оружием, 300-мм реактивные снаряды отлично показали себя и в оборонительных сражениях 1943 года, когда они с успехом применялись против фашистских танков. Даже тяжелые «тигры» разлетались при прямом попадании 300-мм снаряда, а легкие и средние выходили из строя даже тогда, когда он разрывался в 5—10 метрах от них. В наступательных же операциях 1943 года были отработаны новые тактические приемы использования реактивной артиллерии. Так, операции по прорыву обороны противника начинались, как правило, внезапным залповым огнем гвардейских минометных частей. По открыто расположенной живой силе противника били снарядами М-8 и М-13, по живой силе, укрытой в легких сооружениях — снарядами М-13, а в прочных сооружениях полевого типа — снарядами М-30 и М-31. При этом по целям, расположенным в 2–4 км от переднего края, вели огонь БМ-8 и БМ-13, а опорные пункты и узлы сопротивления на самом переднем крае громились снарядами М-30.

В 1944 году конструкторы разработали снаряды улучшенной кучности — М-13УК с дальностью стрельбы 7900 м и М-31УК с дальностью 4000 м. В результате рассеивание 132-мм снарядов уменьшилось в 3 раза, а 300-мм — в шесть раз. Но самым важным достижением в реактивной артиллерии в этом году было создание БМ-31-12, боевой машины, способной выпускать одновременно 12 300-мм снарядов. Не уступая в подвижности БМ-8 и БМ-13, эти машины могли сопровождать пехоту и танки во все периоды боя, благодаря чему резко возросла маневренность и скорострельность тяжелой реактивной артиллерии.

Спустя три года, в период подготовки к летнему наступлению, солдаты 2-го Белорусского фронта сконструировали так называемую летающую торпеду. Для этого брался снаряд М-13 и к нему железными обручами притягивали деревянную бочку обтекаемой формы. Внутрь бочки заливали расплавленный тол, а для устойчивости приделывали деревянный стабилизатор. Запуск производили из ящика с железными полозьями, врытого в землю. Когда командованию фронта была продемонстрирована стрельба торпедами, оно тут же приказало изготовить их в количестве 2 тысяч штук: при дальности 1400 м торпеда давала взрыв такой силы, что в плотном суглинистом грунте получалась воронка диаметром 6 метров и глубиной 3 метра. Эти необычные творения солдатской смекалки, по мнению специалистов, ускорили прорыв вражеской обороны.

В 1863 году единомышленник К. Константинова Н. Вроченский в «Карманной справочной книжке для артиллерийских офицеров» в числе прочих достоинств боевых ракет упоминал следующие:

1. «Удобство перевозки ракет через реки на судах ничтожных размеров, с возможностью безопасного действия с них во время самой переправы».

2. «С занятием домов во время битвы окна всякого этажа, крыши и балконы могут удобно служить боевыми позициями».

Великая Отечественная война подтвердила правоту русского артиллериста. Накануне войны лейтенант Г. Терновский выдвинул хорошо обоснованное предложение о вооружении реактивными установками катеров и специальных судов для огневой поддержки морских десантов. И в первые же месяцы войны завод «Компрессор» получил заказ флота на создание реактивной установки для бронекатеров. Предназначенные для пуска 82-мм снарядов, такие установки в первую очередь были смонтированы на бронекатерах Волжской речной флотилии, сыгравшей такую важную и героическую роль в Сталинградской битве.

Второе пророчество Вроченского оправдалось в последние месяцы войны, когда советские наступающие части вели тяжелые уличные бои в крупных городах. Так, во время освобождения Познани наши солдаты применяли для выкуривания фашистов из зданий одиночные реактивные снаряды, запускаемые прямо из укупорки. Для этого снаряды устанавливались в окнах или проломах зданий, находившихся напротив штурмуемого объекта, а затем производился пуск… 38 снарядов оказалось достаточно, чтобы очистить от гитлеровцев 11 домов.

Семьдесят пять лет понадобилось для того, чтобы, как писал Константинов, «оценили могущество ракет». К концу войны немцы оценили его в полной мере. Если в августе 1941 года директива фашистского верховного командования предписывала немедленно докладывать о каждом появлении «катюш» на любом участке фронта, то в апреле 1945 года такая директива была бы неисполнима: советские реактивные установки вели огонь по самому Берлину со всех направлений. В действующей армии насчитывалось в конце войны 40 отдельных дивизионов, 105 полков, 40 бригад и 7 дивизий реактивной артиллерии. А чтобы представить себе, что означают эти цифры, надо лишь учесть: залп всех установок был эквивалентен одновременному залпу 5000 артиллерийских полков!

 

ГЛАВНЫЙ КОРАБЛЬ «МАЛОЙ ВОЙНЫ»

Летом 1944 года во время горячих боевых схваток на подходе к Выборгскому заливу произошло событие, не случавшееся дотоле в истории войн: фашистские подводные лодки стали стрелять торпедами по советским малым морским охотникам. Торпедами, предназначенными для поражения линкоров, крейсеров, эсминцев, крупных транспортов, — по маленьким катерам! Что лучше, чем эта стрельба, могло бы показать, как крепко насолили фашистам за три года войны наши малые охотники, или «мошки», как прозвали их советские моряки? Что лучше, чем эта стрельба, могло бы показать, в какого грозного противника превратились катера, предназначавшиеся первоначально только для сковывания действий вражеских подводных лодок в прибрежных районах?

Разворачивая неограниченную подводную войну на коммуникациях, фашистское командование возлагало большие надежды на электроакустические самонаводящиеся торпеды. Бесшумные, бесследные, они автоматически наводились на шум винтов атакуемого судна, догоняли его и поражали в самое уязвимое место — винто-рулевой комплекс. Это грозное оружие доставляло массу неприятностей союзникам до тех пор, пока немецкие лодки с электроакустическими торпедами не появились в Финском заливе. Поначалу им и здесь сопутствовал успех. В течение нескольких дней они потопили кабельное судно «Киллектор», серьезно повредили два малых охотника — МО-107 и МО-304 — и уничтожили один — МО-105. МО-105 погиб днем 30 июля 1944 года, а вечером того же дня с фашистской лодкой довелось встретиться другому охотнику — МО-103…

30 июля два катера-дымзавесчика прикрывали катера-тральщики, очищавшие от мин северный вход в пролив Бьёркёзунд. В 19 часов 06 минут наблюдатель одного из них увидел на воде перископ. Взревела сирена, и взмыла в воздух ракета, вызывающая патрулировавший неподалеку МО-103. «Мошка» сразу напала на след противника и сбросила серию глубинных бомб. Из-под воды поднялся огромный воздушный пузырь и расходящиеся по поверхности масляные пятна. Командир МО-103 старший лейтенант А. Коленко приказал сбросить еще две серии бомб. Из глубины всплыли сначала матрасы, подушки и другие предметы, а потом один за другим шесть фашистских подводников, тут же взятых в плен.

Маневрируя, сбрасывая бомбы, вылавливая из воды вражеских моряков, Коленко едва ли мог подозревать, на каком высоком уровне будут обсуждаться некоторые последствия этого быстротечного боя. Когда потопленную катером подводную лодку подняли и доставили в Кронштадт, в ее торпедных аппаратах обнаружили электроакустические торпеды. «…И не кто иной, как У. Черчилль, обратился к И. В. Сталину с посланием, в котором просил передать английскому адмиралтейству одну из трофейных торпед, — пишет в своих воспоминаниях бывший главнокомандующий ВМФ Герой Советского Союза Н. Кузнецов. — Эта просьба была выполнена». Были разработаны средства защиты, и потери союзников от новых торпед резко уменьшились.

И все-таки, несмотря на этот успех, достигнутый летом 1944 года, «мошки» завоевали любовь советских моряков и солдат гораздо раньше — за три года изнурительной повседневной боевой работы.

«Малые охотники при защите наших морских коммуникаций на Балтике в первые месяцы войны испытывали наибольшее напряжение, — пишет бывший начальник охраны водного района КБФ контр-адмирал Ю. Ладинский. — Каждый из них в море находился в среднем около 104 суток. А некоторые катера и того больше». А ведь защита коммуникаций была не единственной задачей, возложенной на малые охотники. Им приходилось тралить и ставить минные заграждения, ходить в разведку, нести дозоры, снабжать островные гарнизоны, высаживать в тылу врага десанты и диверсионные группы, вести огневую разведку береговых батарей, бороться с авиацией и катерами противника. Да мало ли еще обязанностей по необходимости пришлось выполнять малым охотникам, созданным в годы второй пятилетки для сковывания действий вражеских подводных лодок в прибрежных районах…

В течение десятилетия, предшествовавшего первой мировой войне, быстрое совершенствование подводных лодок ни для кого не составляло секрета. И тем не менее начало боевых действий застало моряков, в первую очередь английских, врасплох. Оказалось, что у надводного корабля нет средств для борьбы с лодкой, находящейся в подводном положении. Единственным спасением для могучих линкоров и крейсеров было бегство из тех районов, где подозревалось присутствие подводных лодок, и как последнее, отчаянное средство — таран. Не случайно за первые полгода войны тараном было уничтожено рекордное число германских лодок — 7 из общего числа потопленных 24.

Серьезность положения заставила моряков хвататься за любые средства. В ход пошли противолодочные сети и боновые заграждения. Были выставлены десятки тысяч мин. Для охраны побережья пришлось реквизировать тысячи мелких судов: яхт, траулеров, катеров.

Личный состав одного только «вспомогательного патруля», охранявшего английское побережье, насчитывал 52 тыс. человек — почти столько же, сколько служило на всех кораблях германского флота. Были в экстренном порядке созданы знаменитые ловушки подводных лодок — торговые суда, вооруженные хорошо замаскированными орудиями и торпедными аппаратами.

Одновременно с этой импровизацией велась лихорадочная разработка новых видов противолодочного оружия. Не отвергались без рассмотрения даже такие химерические проекты, как набрасывание мешка на перископ подводной лодки с целью ее ослепления, и такие малопрактичные предложения, как буксируемая на глубине мина. Но в ходе этой экстренной работы были созданы и весьма эффективные средства: противолодочные антенные мины, шумопеленгаторы и глубинные бомбы. Впервые появившиеся в 1915 году глубинные бомбы быстро совершенствовались, и спустя три года на их долю пришлось рекордное число уничтоженных германских лодок — 24 из 69. Они производились тысячами и состояли на вооружении множества боевых кораблей — эсминцев, сторожевиков, шлюпов, тральщиков, торпедных катеров. Они стали основным оружием и появившихся во второй половине войны охотников за подводными лодками.

Созданные американскими кораблестроителями, эти легкие подвижные корабли нередко с успехом заменяли более дорогие и нужные для охраны эскадр и конвоев эсминцы. Морские охотники связывали деятельность подводных лодок, заставляли их отступать, маневрировать, увертываться там, где раньше они действовали решительно и безнаказанно.

В годы войны американцы построили больше 400 охотников, половина которых была отправлена в Европу и отлично показала себя в обороне Плимута, Куинстауна, Бреста, Гибралтара, Корфу и других военно-морских баз. Вооруженные одной 75-мм пушкой и двумя пулеметами или двумя 57-мм пушками, эти корабли водоизмещением 60–65 т приводились в движение тремя бензиновыми моторами по 200 л. с. каждый. Глубинные бомбы и бомбомет делали их грозным противником вражеских подводных лодок. Боевой опыт показал, однако, что было бы желательно увеличить размеры и скорость этих в целом удачных кораблей. В годы второй мировой войны малые охотники за подводными лодками были включены в списки флотов всех воюющих держав. Были они и в составе Советского Военно-Морского Флота.

Построенные в годы второй пятилетки малые охотники — МО-4 — несли две 45-мм пушки, два крупнокалиберных и один ручной пулемет и глубинные бомбы. Три мощных бензиновых мотора общей мощностью 2600 л. с. сообщали этому 56-тонному кораблю довольно высокую скорость — 27,7 узла. Малая осадка и хорошая маневренность позволяли с успехом использовать охотники вместо эсминцев и сторожевиков в мелководных и изрезанных шхерами прибрежных районах. Вот почему в годы Великой Отечественной войны малым морским охотникам довелось сыграть такую важную роль на Балтике…

К началу войны Балтийский флот представлял собою внушительную силу, имея в своем составе 2 линкора, 2 крейсера, 21 эсминец, 68 подводных лодок. Опасаясь встречи с этой силой в открытом море, гитлеровское командование решило захватить все военно-морские базы с суши, запереть наш флот в забросанном минами Финском заливе и уничтожить его с помощью авиации и подводных лодок.

Схема вероятных положений подводной лодки через 2 минуты после ее погружения.

Однако этим замыслам не суждено было осуществиться. Ленинград и Кронштадт укрыли корабли под своими стенами, и главным противником Балтийского флота стали не фашистские военно-морские силы, а авиация и сухопутные войска, вышедшие на берега залива и блокировавшие город на Неве. И с этого момента на первый план в боевых действиях флота выдвинулись легкие силы — катера и малые охотники. Последних на Балтике было 60 штук.

По своей основной специальности «мошкам» довелось поработать в первые месяцы войны. Тогда на Балтике действовали десять вражеских лодок, появившихся в разных частях Финского залива более 150 раз. Но попытки атаковать наши корабли успешно отражались противолодочным охранением, и фашистам за июнь — август 1941 года удалось торпедировать всего лишь один транспорт. Потери противника за это время были гораздо существеннее. Так, уже на третий день войны МО-206 обнаружил перископ и атаковал лодку глубинными бомбами, после чего на поверхности воды появилось большое масляное пятно — первый признак серьезного повреждения. 7 июля МО-213 двумя сериями глубинных бомб уничтожил вражескую лодку в Ирбенском проливе. 7 августа МО-212 и МО-142, сопровождавшие транспорт, сорвали атаку вражеской лодки и нанесли ей серьезные повреждения.

Но подводные лодки были далеко не единственным противником малых охотников в первые два месяца войны. Охраняя конвои, неся дозоры, они 11 раз вступали в боевые схватки с вражескими канонерками, торпедными и сторожевыми катерами. Хотя, по мнению моряков, зенитно-артиллерийское вооружение МО-4 было недостаточно сильным, крупнокалиберные пулеметы и пушки «мошек» нередко оказывались единственной защитой конвоев от вражеских самолетов. За июнь — август 1941 года малые охотники уничтожили 23 вражеских самолета, причем МО-202 сбил четыре, а МО-402 и МО-413 — по три самолета. Зимой 1942 года пушки и пулеметы «мошек», вмерзших в лед, были включены в систему противовоздушной обороны Кронштадта.

В руках мужественных и умелых катерников даже сравнительно несильное зенитное вооружение делало чудеса. На Северном флоте малый охотник лейтенанта И. Кроля получил задание снять корректировочную группу. Когда катер подошел к берегу, на него налетели 18 вражеских «юнкерсов». Море вскипело от разрывов. Временами катер исчезал в фонтанах воды, но его пушки и пулеметы продолжали вести огонь. Несмотря на разбитое рулевое управление и вышедшие из строя два мотора, катер сбил два «юнкерса», отразил налет и своим ходом еле дошел до базы.

Еще более удивительный бой с воздушным противником провел в марте 1943 года черноморский сторожевой катер СКа-065. На рассвете 25 марта этот катер был обнаружен противником. А в полдень со всех направлений на СКа-065 устремились 17 вражеских бомбардировщиков. Сбив один самолет, малый охотник отбил первую атаку, за которой последовали вторая и третья… Более трех часов длился поединок катера с несколькими десятками вражеских бомбардировщиков. Когда СКа-065 с конвоируемым транспортом входил в Геленджикскую бухту, за ним тянулся длинный масляный след, сквозь пробоины свободно вливалась и выливалась вода, а сильно поредевший экипаж прилагал все усилия к спасению. Потом выяснилось, что в теле катера было около полутора тысяч пробоин, но восемь водонепроницаемых переборок спасли его от гибели.

Живучесть «мошек» была изумительной. В октябре 1941 года балтийский МО-311 подорвался на мине. Взрывом носовая часть была оторвана до самой рубки, треть команды погибла. И тем не менее катер остался на плаву, его электропроводка, рация и моторы были восстановлены силами экипажа. Задним ходом этот обрубок боевого корабля двигался к острову Гогланд и через два часа встретил тральщик, который снял экипаж. В другой раз вокруг охотника МО-123 разом взорвалось пять мин, полностью разрушивших корму и выведших из строя все моторы. И тем не менее катер остался на плаву и был другим охотником, МО-304, отбуксирован на базу.

Пожалуй, можно сказать, что для Советского Военно-Морского Флота «мошка» оказалась тем же самым, чем был для авиации По-2. Каждый раз, когда боевая обстановка ставила новую неожиданную задачу, мысль командования обращалась к малому морскому охотнику. Так, одним из фашистских сюрпризов в начале войны была донная неконтактная мина. Тралить их научились не сразу, а поскольку фарватеры надо было как-то расчищать и выводить корабли в море, к делу были приспособлены морские охотники. Они выходили на фарватер и сбрасывали серии глубинных бомб, взрывы которых вызывали детонацию зарядов донных мин. Позднее, в связи с острой нехваткой тральщиков на Балтике, малые охотники были приспособлены для траления обычных контактных мин. И это сделало их по-истине незаменимыми кораблями.

Летом 1942 года, когда в силу сложившихся условий подводные лодки стали главной ударной силой советского флота на Балтике, малые охотники наряду с другими легкими кораблями должны были эскортировать лодки до точки погружения у Шепелевского маяка. Фарватер, по которому проводились тогда лодки, простреливался полевой артиллерией противника, самолеты забрасывали его донными минами, катера и сторожевые корабли врага атаковали эскорты. Но малые охотники были поистине мастерами на все руки. Они закрывали лодку от артиллерийских наблюдателей дымовой завесой, отгоняли самолеты и корабли противника огнем своей артиллерии, бомбили донные мины глубинными бомбами и подсекали тралами обычные контактные мины.

Когда же, наоборот, понадобились минные заградители для постановки минных банок на выходе из финских шхер и в узлах внешних шхерных фарватеров, на помощь снова пришли малые охотники. Снабженные рельсами и минными скатами, они в первые месяцы войны с успехом выступили в роли минных заградителей и выставили в общей сложности 146 мин. Эти действия увенчались крупным успехом: в сентябре 1941 года на мине, поставленной малым охотником, подорвался и затонул финский броненосец береговой обороны «Ильмаринен», крепко досаждавший своим артогнем защитникам полуострова Ханко.

В героической обороне Ханко малые охотники вообще сыграли выдающуюся роль. Именно на «мошках» штурмовые отряды доставлялись на окрестные острова и выбивали оттуда финских наблюдателей и корректировщиков. Именно малый охотник в начале сентября 1941 года прорвался на остров Осмуссар и доставил оттуда 10 тонн авиационного бензина, необходимого для истребителей, базировавшихся на Ханко. Именно «мошки» сняли и доставили на Ханко последних защитников острова Хиуме. И когда в октябре 1941 года было принято решение об эвакуации гарнизона Ханко, в отряде, состоящем из 36 различных кораблей, было 16 малых охотников. В этих походах раскрылось еще одно замечательное качество «мошек». До войны считалось, что они могут плавать при волнении моря не более 3–4 баллов. В ханковских рейсах малые охотники ходили в семибалльные штормы. Волны то и дело перекатывались по их палубам, надстройки обрастали льдом, в ледяной панцирь превращалась одежда матросов. Но 2 декабря 1941 года эвакуация Ханко была завершена, в Ленинград доставлено 23 тыс. войск со всем оружием, 1300 тонн боеприпасов, 1500 тонн продовольствия. И в успехе этой операции большая заслуга малых охотников и их самоотверженных экипажей.

Летом 1941 года на малые охотники легла тяжелая и опасная миссия — огневая разведка береговых батарей. Следуя вдоль берега на расстоянии 2–2,5 км, катер вызывал на себя огонь и засекал местонахождение батарей. А потом, когда наша береговая или морская артиллерия начинала подавлять вражеские батареи, малые охотники выходили в море для корректировки огня. Приходилось «мошкам» в первые дни войны поддерживать огнем своих 45-мм пушек наши обороняющиеся на суше части. И этот опыт взаимодействия с берегом очень пригодился катерникам в последующих десантных операциях.

В 4 часа 03 минуты 29 декабря 1941 года прозвучал последний залп артиллерийской подготовки, и капитан 1 ранга Н. Басистый отдал приказ: «Катерам следовать в порт». И тут же два катера форсировали моторы и стремительно ворвались в Феодосийскую бухту. Один из них — сторожевой катер СКа-0131 — быстро проскочил к защитному молу, и бойцы штурмовой группы, спрыгнув на мол прямо с палубы, в короткой схватке перебили прислугу двух противотанковых орудий и захватили весь мол. Второй — малый охотник МО-013— на полном ходу прошел вдоль причалов, поливая их огнем своих пушек и пулеметов. А с десяти катеров, идущих следом, как горох посыпались на причалы десантники. И восемь минут спустя флагман на крейсере «Красный Кавказ» получил с берега сигнал: «Вход свободен».

Год спустя, при подготовке к десантной операции под Новороссийском, морские охотники и их экипажи привели в восхищение Басистого. «Командиры катеров, — писал он, — показали хорошее взаимопонимание, когда маневрировали в совместном плавании, и особенно в тот ответственный момент, когда быстроходные маленькие корабли строем фронта летели к береговой черте, стопорили ход и выбрасывали сходни, по которым тотчас же устремлялись вперед десантники. Понаблюдав за учениями, я убедился, что катера свою задачу выполнят».

И катера действительно свою задачу выполнили. В ночь на 4 февраля 1943 года дивизион малых охотников старшего лейтенанта Н. Сипягина высадил у поселка Станичка знаменитый батальон морской пехоты майора Ц. Куникова, поддержав высадку огнем реактивных установок, впервые смонтированных на катерах. А к 15 февраля на расширенном в боях плацдарме было уже 17 тыс. войск с артиллерией и танками. Так слаженная, четкая работа 6 малых охотников положила начало плацдарму, вошедшему в историю Великой Отечественной войны под названием Малой земли, на которой восемь месяцев шли ожесточенные бои и с которой осенью 1943 года был нанесен мощный фланговый удар по фашистским войскам, оборонявшим Новороссийск.

Отлично проявили себя в наступательных операциях и экипажи балтийских малых охотников. 22 сентября 1944 года «мошки» ворвались на Таллинский рейд и высадили десант прямо на стенки гаваней. А в боях за острова Моонзундского архипелага малые охотники, подавляя огонь вражеской пехоты и артиллерии, высадили тысячи бойцов с вооружением и боеприпасами. Наконец, важную роль сыграли малые охотники на Ладожском озере, не дав фашистам перерезать знаменитую Дорогу жизни, по которой доставлялись грузы в осажденный Ленинград.

Родина высоко оценила боевые действия малых охотников. Гвардейского звания или ордена Красного Знамени были удостоены 9 дивизионов малых охотников за подводными лодками. А один из них был выделен особо — гвардейский сторожевой катер СКа-065. Флаг этого боевого корабля, открывшего огонь по вражеским самолетам в ночь на 22 июня 1941 года и прошедшего всю войну до самого ее последнего дня, хранится теперь в Центральном военно-морском музее в Ленинграде. Полотнище, изрешеченное вражескими пулями и осколками, — какой убедительный символ мужества и воинской доблести, проявленной экипажами этих маленьких кораблей в большой и беспощадной войне.

 

«ЛУЧШЕ ЭТОЙ ГАУБИЦЫ УЖЕ НИЧЕГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ»

Планируя на лето 1944 года Белорусскую наступательную операцию, службы тыла Красной Армии ожидали, что наибольшая огневая нагрузка придется, как и в сражениях предшествовавших лет, на 76-мм дивизионную пушку образца 1942 года. Но первый же день операции — 23 июня — опроверг эти расчеты: в армиях, действовавших на направлении главного удара, 76-мм дивизионные пушки израсходовали в два раза меньше боеприпасов, чем 122-мм дивизионные гаубицы образца 1938 года…

Эта, казалось бы, незначительная деталь свидетельствовала о том, что оборона противника стала более прочной и развитой в инженерном отношении, что он глубоко закопался в землю и его приходилось выбивать из окопов, дзотов и блиндажей навесным огнем. И такой работой артиллеристам приходилось заниматься не на отдельных участках фронта, а на всем его протяжении в тысячу километров от Западной Двины до Припяти.

Итак, дивизионные пушки уступили первенство дивизионным гаубицам — орудиям, самая целесообразность которых некогда отрицалась многими артиллеристами. В самом деле, на протяжении десятилетий главной целью легкой полевой артиллерии была открыто расположенная живая сила противника. Именно необходимость поражения колонн вражеской пехоты и кавалерии привела к постепенной выработке маневренных и скорострельных полевых пушек. Если же противник находился в крепостях, под защитой одетых камнем фортов и бастионов, в дело вступала могущественная, но малоподвижная тяжелая осадная артиллерия. В отличие от полевой артиллерии, обходившейся лишь 75—77-мм пушкой, осадная имела на вооружении как пушки калибром 150–155 мм, так и гаубицы калибром 210–220 мм. И каждый из этих типов орудий при бомбардировке крепостей играл свою важную роль.

Вообще говоря, пушка превосходит орудия всех других типов одинакового с ней калибра по длине ствола, по начальной скорости снаряда, по дальности стрельбы и скорострельности. Благодаря настильной траектории пушка способна поражать открытые вертикальные цели. Другое дело гаубица. Ствол у нее короткий, начальная скорость снаряда раза в 2–3 меньше, чем у пушки. Угол возвышения, наоборот, в 2 раза больше, чем у пушки, — 65–75°. Поэтому траектория гаубичного снаряда — навесная. Меняя количество пороха в заряде, можно при одном и том же угле возвышения получить разные дальности стрельбы и крутизну траектории. Хотя из-за переменного заряда снижается скорострельность гаубицы, каждый выстрел получается гораздо экономичнее, он меньше изнашивает ствол и меньше нагружает лафет. В результате калибр гаубицы при одинаковом весе с пушкой оказывается раза в полтора, а вес снаряда раза в два-три больше, чем у пушки. Ведя навесной огонь, гаубица, в отличие от пушки, может поражать горизонтальные цели — перекрытия казематов, укреплений и зданий, нанося значительные повреждения своими тяжелыми и содержащими более мощный заряд снарядами.

Долгое время деление артиллерии на легкую полевую и тяжелую осадную было вполне оправданным. Первую поправку в эту схему внесла русско-турецкая война 1877–1878 гг. При осаде Плевны турецкие войска, укрывшиеся в сравнительно легких земляных укреплениях, оказались недосягаемыми для огня русских полевых пушек. Снаряды трехдюймовок лишь «слизывали» слой земли с укрытий, которые в то же время не представляли достойной цели для тяжелых осадных орудий. Русско-японская война дала новое подтверждение тому, на что лишь намекнула война русско-турецкая: нужны полевые орудия навесного огня с мощным фугасным снарядом. Эти орудия должны разрушать прочные сооружения, блиндажи и окопы, вести стрельбу по удаленным целям большого значения — артиллерийским батареям, войсковым резервам и колоннам, транспортам, переправам и т. д. И при этом орудия навесного огня должны быть более подвижными, чем тяжелые осадные орудия. После 1905 года почти все крупные страны, кроме Франции, уповавшей на совершенства своей 75-мм полевой пушки, осознали необходимость создания тяжелой полевой артиллерии, вооруженной пушками калибром 105–120 мм и гаубицами калибром 150–155 мм. Но одна лишь Германия к началу первой мировой войны имела достаточное количество таких орудий. Всем остальным странам тяжелую полевую артиллерию пришлось создавать в экстренном порядке уже в ходе боевых действий. В экстренном же порядке пришлось всем странам, включая и Германию, создавать легкую полевую гаубицу…

Действительно, в ходе наступления войска могут натолкнуться на противника, обороняющегося в окопах, в блиндажах без прочного бетонного или земляного покрытия. Против таких укреплений легкая полевая пушка с ее снарядом бессильна. Она не в состоянии даже поразить живую силу противника, укрывшуюся в неглубоких окопах или просто в складках местности. Тяжелая же полевая артиллерия слишком дорога и малочисленна, чтобы стрелять по таким мало достойным ее целям. Кроме того, сравнительно малая подвижность тяжелой артиллерии дает противнику время закрепиться на позициях, подвезти свою артиллерию и создать прочную оборону. Чтобы не дать противнику времени на сооружение хорошо укрепленных позиций, чтобы наступающая пехота не была остановлена самыми легкими земляными укреплениями, чтобы иметь возможность поражать врага навесным огнем, требовалось новое артиллерийское орудие. По весу и подвижности оно должно было приближаться к легким полевым пушкам, а по калибру и мощности снаряда — к орудиям тяжелой полевой артиллерии. Вот какая задача стояла перед конструкторами, приступившими к проектированию легких полевых гаубиц.

Образцы таких гаубиц были разработаны в 1909–1912 годах. Германия остановила свой выбор на калибре 105 мм, Австро-Венгрия на 100 мм, Англия — на 114, Россия — на 122 мм. 122-мм полевая гаубица, принятая на вооружение русской армии в 1910 году, была отличным орудием, превосходившим по своим баллистическим качествам легкие гаубицы Германии и Австро-Венгрии. Но недоверие к гаубицам было в русской армии так велико, что даже артиллеристы, отличившиеся в русско-японской войне, продолжали считать: «Гаубичные батареи в бою не всегда найдут для себя подходящую работу». В результате легкие полевые гаубицы были введены на вооружение русской армии лишь в незначительном количестве. Чтобы понять, насколько недальновидным было это решение, следует вспомнить, что, пожалуй, важнейшим для артиллеристов итогом первой мировой войны была идея гаубизации армии, то есть облегчения тяжелой артиллерии за счет снижения дальнобойности при сохранении мощности снаряда…

В «Системе артиллерийского вооружения», утвержденной Реввоенсоветом Республики в мае 1929 года, перед конструкторами была в числе прочих задач поставлена и задача создать к 1932 году новую 122-мм дивизионную гаубицу, более совершенную, чем гаубица образца 1910 года. Орудие, в котором нуждалась Красная Армия, должно было быть в полтора раза дальнобойнее и в три раза скорострельнее старой гаубицы. Но тут повторилась почти такая же история, что и с созданием новой дивизионной пушки, — история, которая показывает, как трудно найти конструктивный компромисс между мощностью и подвижностью. Если тяжелые орудия были созданы, как говорится, с первой попытки, то создание легких — дивизионных — орудий потребовало гораздо больше времени. Все новые образцы 122-мм гаубиц оказывались чересчур тяжелыми, и эти неудачи в конце концов породили даже мнение о невозможности получения гаубицы, удовлетворяющей новым требованиям. Специалисты начали поговаривать об отказе от калибра 122 мм и о переходе на принятый в западноевропейских армиях калибр 105 мм.

Такое предложение было высказано в марте 1937 года на совещании в Кремле, посвященном развитию артиллерийского вооружения. Против этого предложения горячо выступил молодой конструктор Ф. Петров, ставший впоследствии генерал-лейтенантом инженерно-технической службы, Героем Социалистического Труда.

«Я говорил, — вспоминает Федор Федорович, — о реальности создания именно 122-мм гаубицы и, отвечая на многочисленные вопросы, выдавал, как говорится, векселя. Мой оптимизм питался большим, как мне казалось тогда, успехом нашего коллектива по созданию 152-мм гаубицы-пушки. Совещание наметило завод (к сожалению, не тот, где я работал), которому предстояло разработать опытный образец. Чувствуя большую ответственность за все сказанное мной на совещании в Кремле, я предложил руководству своего завода проявить инициативу в разработке 122-мм гаубицы. Чтобы предложить руководству завода поработать над проектом этой гаубицы в инициативном порядке, мне нужно было самому много, очень много потратить дней и бессонных ночей на продумывание и наброски различных конструктивных схем будущего орудия и приобрести необходимую уверенность в реальности осуществления выбранной схемы. Затем к более углубленной проработке была привлечена небольшая группа конструкторов…»

Дальность стрельбы и цели, поражаемые 122- и 152-мм гаубицами. 122-мм гаубица — уничтожение и подавление живой силы противника на открытой местности, борьба с танками и бронированными машинами, уничтожение огневых средств пехоты, разрушение сооружений полевого типа, борьба с минометами и артиллерией. 152-мм гаубица — разрушение долговременных оборонительных сооружений, уничтожение живой силы, подавление минометов и артиллерии, подавление органов управления войсками противника.

Осенью 1937 года опытный образец гаубицы был готов. При легких и изящных очертаниях это было могущественное орудие, по дульной энергии превосходившее больше чем вдвое свою предшественницу — 122-мм гаубицу образца 1910–1930 годов. Выгодно отличалось новое орудие и от 105-мм гаубиц армий капиталистических стран. Так, в походном положении ствол не отсоединялся от противооткатных устройств и закреплялся без оттягивания назад. Колеса были снабжены тормозами автомобильного типа, рессоры при раз движении станин отключались, а сами станины автоматически закреплялись в раздвинутом состоянии. Благодаря всем этим особенностям переход из походного в боевое положение занимал всего 1–1,5 минуты. «Изюминкой» гаубицы были и противооткатные устройства, снижение веса которых достигалось тем, что в откат пускался тяжелый цилиндр, а не легкий шток тормоза отката.

В этом орудии в полной мере проявились особенности, характерные для петровских конструкций, — тщательность проработки, внимание к мелочам, технологичность и унификация. Так, затвор, хотя и упрощенный, был взят от 122-мм гаубицы образца 1910–1930 годов, прицел — от 152-мм гаубицы-пушки образца 1937 года. Многие детали изготовлялись отливкой и штамповкой. Гаубица оказалась простой в производстве и дешевой. Забегая вперед, скажем, что в первый же год войны стоимость изготовления 122-мм гаубицы удалось снизить почти в 2,5 раза.

Успешно пройдя испытание, орудие было принято на вооружение Красной Армии под названием «122-мм гаубица образца 1938 года». Предназначенная для поражения живой силы противника на открытой местности и в укрытиях полевого типа, для уничтожения и подавления огневых средств пехоты, для разрушения сооружений полевого типа и для борьбы с артиллерией и минометами противника, гаубица была незаменима в наступлении. Но и в обороне она показала себя отлично. 16 октября 1941 года 122-мм гаубица панфиловской дивизии в бою под Москвой прямой наводкой уничтожила два фашистских танка. Этот необычный для гаубицы «противотанковый» опыт был развит в последующих боях. Перед самым началом Курской битвы самолеты начали доставлять на фронт кумулятивные — бронепрожигающие — снаряды, позволившие 122-мм гаубицам поражать даже «тигры» и «фердинанды».

Однако в полной мере блестящие боевые качества гаубицы проявились в грандиозных наступательных операциях Красной Армии в 1944–1945 гг. В Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи в Ленинграде стоит 122-мм гаубица образца 1938 года, ствол которой украшен 15 победными звездами. С боями пройдя 11 750 км, это орудие выпустило 6729 снарядов. Оно уничтожило вражеский бронепоезд, 2 противотанковых орудия, 4 танка, 5 бронетранспортеров и подавило множество огневых точек противника.

В уличных боях в Познани, где 76-мм дивизионные пушки не всегда могли быстро разрушить стены зданий, за которыми укрывалась вражеская пехота, в состав штурмовых групп стали включать легкие и мощные 122-мм гаубицы. Отлично показали себя эти гаубицы и в Берлинской операции.

Пройдя всю войну от первого до последнего дня, 122-мм гаубицы образца 1938 года завоевали любовь и уважение советских солдат и военачальников. А маршал артиллерии Г. Одинцов, когда его попросили высказать свое мнение о 122-мм гаубице, сказал кратко и просто: «Лучше ее уже ничего не может быть…»

Возможности, заложенные в конструкцию, не были исчерпаны одним лишь боевым опытом ее применения. Этому орудию суждено было сыграть свою роль в судьбе 152-мм корпусной гаубицы. Разработанная и принятая на вооружение в 1938 году, 152-мм гаубица была удачным орудием, предназначенным для взламывания сильно укрепленной обороны противника. Но получилось так, что она не была освоена в серийном производстве, и до войны было изготовлено лишь небольшое количество таких гаубиц. В первый год войны, когда Красная Армия отступала, ведя оборонительные бои, потребность в 152-мм гаубицах не ощущалась. Но после окружения фашистов под Сталинградом стало ясно, что отступление кончилось, что впереди — наступательные операции, в которых понадобятся в больших количествах 152-мм гаубицы с их мощными сорокакилограммовыми осколочно-фугасными и бетонобойными снарядами. А наладить в условиях войны выпуск этих гаубиц было необычайно трудно: завод, на котором они должны были изготовляться, оказался на оккупированной врагом территории.

В конце 1942 года Ф. Петров решил прикинуть, нельзя ли наложить ствол 152-мм гаубицы образца 1938 г. на лафет 122-мм гаубицы?

«Эти прикидки, — вспоминает Федор Федорович, — были несложными и сводились к наброску общего вида новой системы. Для этого чертеж лафета 122-мм гаубицы был скопирован на пергамент, а потом на него нанесли общие габариты нового ствола с затвором, цапфенной и передней обоймами люльки и т. д. О том, что таким путем можно создать новую гаубицу, я в конце 1942 года сообщил наркому вооружения Д. Устинову, который полностью одобрил наше предложение.

Однако по ряду причин дальнейшие разработки по 152-мм гаубице были нами прекращены, пока 12 апреля 1943 года поздней ночью, вернее, ранним утром следующего дня — было 3 часа, — мне на квартиру не позвонил сам Д. Устинов и не сообщил, что Государственный Комитет Обороны принял решение об изготовлении и отправке на полигонно-государственные испытания пяти образцов 152-мм гаубиц. Все это должно было быть исполнено к 1 мая…

Каково же было удивление и недовольство наркома, когда я ему сообщил, что никаких рабочих чертежей у нас нет, и просил его дать два дня на их разработку. Получив такое согласие и кое-как одевшись впотьмах (из-за экономии энергии света не было и приходилось пользоваться лучиной), я пошел по квартирам собирать на работу конструкторов».

То, что в апрельские дни 1943 года сделала небольшая группа конструкторов и квалифицированных мастеров, нельзя назвать иначе, как подвигом. За две недели были изготовлены рабочие чертежи новой гаубицы и пять опытных образцов. Такая быстрота была достигнута за счет широкой унификации с орудиями, уже освоенными заводом. Так, лафет и прицел были целиком взяты от 122-мм гаубицы, а затвор— от 152-мм гаубицы-пушки. Чтобы тяжелый 152-мм ствол гаубицы можно было наложить на лафет 122-мм гаубицы, его снабдили дульным тормозом, поглощавшим 30 % энергии отката. Впервые корпусная гаубица перевозилась без обычного для таких орудий передка, что снизило ее походный вес и в несколько раз сократило время перехода из походного положения в боевое.

Три дня ушло на заводские испытания новых гаубиц стрельбой, которая велась непрерывно днем и ночью. Точно 1 мая 1943 года орудия были доставлены на государственный полигон и в том же месяце приняты на вооружение Красной Армии под названием «152-мм гаубица образца 1943 года». А уже в июле это орудие начало поступать в войска. Новая гаубица появилась на фронтах очень своевременно. Оборонительные сражения кончились. После Курской битвы Красная Армия устремилась на запад, и гаубицы, созданные за 18 апрельских дней, приступили к напряженной боевой работе. Они подавляли артиллерию и минометы противника, уничтожали его живую силу, разрушали полевые и долговременные оборонительные сооружения, подавляли тылы и органы управления войсками противника. 152-мм гаубицу образца 1943 года можно по праву назвать орудием победы, орудием, которое знало только наступление, которое в непрерывных боях прошло победный путь от Курска до Берлина, до рейхстага.

«Работу по созданию этого орудия, — с гордостью писал об этой гаубице Ф. Петров, — наш коллектив считает одной из наиболее удачных, гордится ею, тем более что у многих товарищей были большие сомнения в возможности создания таким путем боеспособного образца». Творческая мысль конструкторов восторжествовала. 152-мм гаубица оказалась не просто «боеспособным образцом». Она оказалась одним из лучших орудий Великой Отечественной войны.

 

«ЩУКИ» ВЫХОДЯТ В МОРЕ

В конце 1942 года в числе первых балтийцев, награжденных орденом Ленина, был фельдшер М. Васильев. Другой фельдшер — В. Бочаров — тогда же был награжден орденом Красного Знамени. В этом факте интересно не только то, что высших боевых наград удостоились люди самой мирной профессии — медики, но и то, что оба фельдшера служили на «щуках» — подводных лодках типа «Щ»…

В начале боевого похода летом 1942 года Щ-406, на которой служил М. Васильев, была в надводном положении атакована фашистскими самолетами. При этом осколками бомб был серьезно ранен опытнейший торпедист лодки Некрасов. Судьба всего похода зависела от фельдшера: сможет или не сможет он сохранить торпедиста в строю? Васильев выполнил приказ командира. Некрасов остался в строю, и его торпеды поразили в этом походе 5 вражеских транспортов.

Тяжелейшим летом 1942 года советским подводным лодкам, прорывающимся в Балтику, нередко приходилось часами отлеживаться на грунте, подвергаясь атакам вражеских противолодочных кораблей. В помещениях лодок было душно, не хватало кислорода, порой не было света. Экипажи работали на пределе сил. И вот в таких-то условиях строгость и приверженность к чистоте и порядку фельдшера В. Бочарова позволили Щ-320, на которой он служил, провести полуторамесячный боевой поход без единого заболевания среди членов экипажа.

Так в награждении фельдшеров, служивших на «щуках», отразилась та колоссальная нагрузка, которую с первых дней войны приняли на себя подводные лодки этого типа. Высокие боевые качества они проявили еще до 22 июня 1941 года: из трех балтийских лодок, награжденных орденом Красного Знамени за бои с белофиннами, две были «щуками» — Щ-311 и Щ-324. Щ-323 стала первой балтийской краснознаменной лодкой в Великой Отечественной войне. Щ-205 стала первой гвардейской лодкой на Черном море, а из первых трех гвардейских балтийских лодок две были «щуками» — Щ-303 и Щ-309. Советские подводные лодки всех типов совершили немало подвигов в годы войны, но «щуки» по праву занимали среди них первое место.

Гвардейского звания или ордена Красного Знамени было удостоено 15 «щук», а североморская Щ-402 стала одновременно и гвардейской и краснознаменной. Ни один другой тип не только подводных, но и надводных кораблей не получил такого количества почетных званий и наград. И не случайно зарубежные историки, изучавшие операции советского флота в годы Великой Отечественной войны, заявляли: «Щуки» оказались самыми удачными и самыми удачливыми русскими лодками…»

Говорят, каждая последующая война начинается там, где кончилась предыдущая. Вот почему, говоря об оружии Великой Отечественной войны, мы так много вынуждены говорить о боевом опыте войны империалистической. А в отношении подводных лодок опыт этот был особенно поучителен, ибо он опроверг множество довоенных пессимистических прогнозов. Так, в 1906 году информированный в морских вопросах немецкий писатель, укрывшийся под псевдонимом Зеештерн, писал: «Подводные лодки… в открытом море и особенно в незнакомых водах окажутся сомнительным оружием». А через несколько недель после объявления войны — 22 сентября 1914 года — устаревшая германская подводная лодка U-9 водоизмещением всего 500 т и с экипажем в 28 человек в течение часа пустила на дно три броненосных английских крейсера и 1459 человек — столько же, сколько погибло английских моряков в Трафальгарском сражении — самом знаменитом за всю историю английского флота. В дальнейшем подводные лодки десятки раз выходили атаковать линейные и крейсерские силы противника, и на их долю приходится 46 линкоров и крейсеров, уничтоженных в первой мировой войне, — больше, чем на долю мин и артиллерии.

Перед войной считалось абсолютно невозможным, чтобы подводная лодка могла атаковать другую подводную лодку. По иронии судьбы такой опыт впервые был «продемонстрирован» двумя немецкими лодками. В январе 1915 года командир U-22 Хоппе, не опознав U-7 — лодку, которой командовал его друг Кениг, потопил ее торпедным выстрелом. Спустя пять месяцев английская лодка С-24 торпедировала германскую U-40, а всего к концу войны таким способом было уничтожено 30 лодок.

Но наибольший боевой опыт дала неограниченная подводная война, объявленная Германией 1 февраля 1917 года, война против торгового флота союзников, которая едва не поставила Англию на грань катастрофы. Действительно, полторы сотни германских подлодок, из которых в море постоянно находилось не более половины, потопили 5861 судно союзников общим тоннажем 13 млн. т! Чтобы выдержать эту борьбу, Англии понадобилось привлечь для нужд противолодочной обороны и постройки торговых судов 770 тыс. человек. Для защиты своих прибрежных вод и коммуникаций союзники были вынуждены пересмотреть все свои взгляды на роль и назначение флота, отказаться от мысли об эскадренных сражениях и заняться организацией конвоев, массовыми минными постановками, созданием охотничьих флотилий, вооружением тысяч торговых пароходов, мобилизацией тысяч вспомогательных судов. И все это было противопоставлено 50–70 германским лодкам и 13 тысячам подводников, непрерывно действовавшим на морях и океанах.

В годы, последовавшие за первой мировой войной, боевой опыт подводной войны тщательно изучался во всех странах. Но морские специалисты воевавших держав делали из этого опыта диаметрально расходящиеся выводы. Так, англичане видели в подводных лодках главным образом оружие противолодочной обороны и морской блокады. Американцы считали главной целью подводных лодок боевые корабли противника — линкоры, авианосцы, крейсера, эсминцы. Японцы старались создать лодки, способные действовать в составе эскадр, господствующих на море. Наконец, немцы, считая, что главной целью лодок будет вражеский торговый флот, ставили их в этой борьбе на второе место после надводных рейдеров — быстроходных линейных крейсеров. Но при всех этих расхождениях было проявлено одно общее — недооценка роли подводных сил в грядущей войне.

К началу второй мировой войны в составе английского флота было всего 69 лодок разных типов, в составе французского — 77, американского — 99, немецкого — 57, итальянского — 115, японского — 63. Советский Союз в это время имел на своих флотах 211 подводных лодок, из которых 206 были построены в годы Советской власти. И дело было не только в количестве. Советский подводный флот с самого начала создавался как ударная часть военно-морских сил. В его составе должны были быть лодки всех типов: малые для действий в прибрежных районах, средние для операций в открытом море, большие для крейсерства на отдаленных вражеских коммуникациях. О том внимании, которое Советское правительство уделяло подводному флоту, свидетельствует и такой факт: первым боевым кораблем, начавшим проектироваться для молодого флота, была именно подводная лодка.

В сентябре 1923 года специально образованная комиссия разработала оперативно-тактические задания на проектирование торпедной подводной лодки и подводного минного заградителя. Первенцем советского подводного кораблестроения стала подводная лодка I серии типа «Д» — «Декабрист», — вступившая в строй 18 ноября 1930 года. За ней последовал подводный минный заградитель II серии — типа «Л». Потом настала очередь лодок III серии — типа «Щ», ставших основным типом лодок среднего тоннажа в советском флоте.

Предназначенные для действий в прибрежных районах и внутренних морях — Балтийском и Черном, эти лодки водоизмещением 580–700 т, несли 6 торпед в аппаратах (4 в носовых и 2 — в кормовых) и 4 запасных. В носовой и кормовой части мостика было установлено два 45-мм зенитных полуавтомата. Два дизеля по 600 л. с. сообщали лодке надводную скорость 12 узлов. Под водой лодка шла на аккумуляторах и двух электромоторах по 400 л. с. каждый со скоростью 8 узлов.

Лодки III серии начали строиться в 1930 году и стали основой для ряда других серий лодок типа «Щ». Так, в 1932 году специально для вновь создаваемого Тихоокеанского флота была разработана лодка типа «щ» V серии, которую можно было перевозить в разобранном виде по железной дороге. На этих лодках устанавливались более мощные дизели — 800 л. с., — позволившие увеличить скорость надводного хода до 14 узлов. В дальнейшем строились более совершенные лодки типа «Щ». Они плавали на всех флотах — на Северном, на Балтийском, на Черноморском, на Тихоокеанском.

В 1936 году тихоокеанская Щ-117 пробыла в море 40 суток — в 2,5 раза больше, чем предусматривалось проектом. В этом походе был установлен также рекорд пребывания в подводном положении на ходу без регенерации воздуха. За раскрытие резервов, скрытых в конструкции лодки, весь личный состав Щ-117 был награжден орденами, и эта лодка стала первым в истории советского флота кораблем, экипаж которого состоял из одних орденоносцев. Второй лодкой с полностью орденоносным экипажем стала тихоокеанская Щ-122, третьей — Щ-123, пробывшая в походе в 3,5 раза дольше, чем предусмотрено проектом. Наконец, в сентябре — декабре Щ-113 побила все рекорды автономности, совершив 102-суточный поход. В том же 1936 году пять тихоокеанских «щук» в сопровождении плавбазы совершили длительное совместное плавание и стали первыми подводными лодками, посетившими порты Охотского моря — Магадан, Охотск и др.

В 1938 году североморские «щуки» Щ-402 и Щ-404 участвовали в экспедиции по снятию полярников-папанинцев со станции «Северный полюс-1». А в 1939 году Щ-402, Щ-403 и Щ-404 приняли участие в поддержании радиосвязи с самолетом ДБ-3 «Москва», на котором Герой Советского Союза В. Коккинаки совершил перелет Москва — США через Северную Атлантику. Тем временем на балтийских «щуках» проводились опыты подледного плавания и пробивания льда из-под воды, а на черноморских Щ-212 и Щ-213 отрабатывались системы беспузырной торпедной стрельбы.

В 1940 году североморская «щука» Щ-423 впервые в истории совершила переход на Дальний Восток по Северному морскому пути. Для защиты от острых ледяных кромок корпус лодки покрыли «шубой» — двухслойной деревянной и железной обшивкой толщиной 150–200 мм. 5 августа лодка вышла из базы, а 9 сентября в бухте Провидения в Беринговом проливе Щ-423 и сопровождающие ее пароходы были встречены тремя тихоокеанскими подводными минными заградителями, а 17 октября вся группа кораблей вошла в одну из дальневосточных бухт. Весь этот беспримерный переход занял 73 дня, из которых в течение 56 дней Щ-423 была на ходу. Она прошла 7227 миль, из них 682 мили во льдах. Она была первой лодкой, побывавшей за восьмидесятым градусом восточной долготы и бороздившей в одном походе воды восьми морей: Баренцева, Карского, Лаптевых, Восточно-Сибирского, Чукотского, Берингова, Охотского и Японского. Успех этого перехода показал осуществимость перевода лодок с Северного флота на Тихоокеанский. И советские моряки начали готовиться к новым походам через Великий Северный морской путь. Эту подготовку прервало нападение фашистской Германии на Советский Союз…

К 22 июня 1941 года «щуки» были самыми многочисленными лодками в советском флоте. И лодке именно этого типа выпала честь открыть боевой счет советских подводников в Великой Отечественной войне: 14 июля 1941 года североморская Щ-402 торпедировала фашистский транспорт в 3000 т, стоявший в рейде Хоннингсвога. Успех Щ-402 был закреплен другими подлодками Северного флота. К концу 1941 года самый малочисленный флот (в его состав входило тогда всего 15 лодок, из которых 6 были «щуками») добился наибольших успехов, потопив 32 вражеских транспорта — больше, чем Черноморский и Балтийский флоты, вместе взятые.

Причина столь высокой действенности североморских подводников — особая обстановка, сложившаяся тогда на Севере. Намерение фашистского командования захватить с суши базы Северного флота разбилось о героическое сопротивление советских воинов. Вместо стремительного блицкрига гитлеровским полчищам пришлось вести тяжелые затяжные бои. Линия фронта стабилизировалась, и немецкому командованию пришлось серьезно задуматься о снабжении своих увязших армий. И бездорожье Северной Норвегии сделало единственным средством снабжения морские перевозки. Кроме того, промышленность фашистской Германии остро нуждалась в никелевой, молибденовой и железной руде, перевозимой морем из Северной Норвегии.

Вот по этим-то транспортным потокам и нанесли свои удары североморские подводники. И хотя немцы бросили массу сил на защиту своих арктических коммуникаций, обширный морской театр с его огромными глубинами и выходом в океан открывал перед подводными лодками широкие возможности. Количество подводных кораблей на Северном флоте непрерывно увеличивалось. Но в первые полтора-два года войны на долю шести «щук» выпала немалая боевая нагрузка. Они потопили 38 вражеских транспортов и подводную лодку.

На Черном море в первые месяцы войны главной целью советских подводных лодок были морские перевозки вдоль западного побережья. Румыния была едва ли не главным нефтяным поставщиком фашистской Германии. Из Констанцы — основного порта вывоза — суда, груженные горючим, шли по Дунаю в Германию и по Черному морю и проливам в Северную Африку, где наступал на союзников экспедиционный корпус Роммеля. Вот на эти-то коммуникации в июле — августе 1941 года и вышли черноморские подлодки, значительную часть которых составляли «щуки». Одной из них довелось открыть боевой счет черноморских подводников в Великой Отечественной войне.

15 августа 1941 года Щ-211 в своем первом боевом походе атаковала два вражеских транспорта. Один из них затонул, а второй, уклоняясь от торпед, выбросился на берег. Во втором походе 29 сентября Щ-211 уничтожила один из пяти итальянских танкеров, применявшихся в перевозках румынской нефти.

Через месяц пошел на дно второй итальянский танкер, торпедированный другой «щукой» — Щ-214. Напуганные итальянцы отказались посылать свои танкеры на Черное море. И этот отказ, по свидетельству западногерманского военного историка Ю. Майстера, «имел для ведения войны на Средиземном море политические и военные последствия».

Борьбу на вражеских коммуникациях черноморские «щуки» вели на протяжении всей войны. В 1943 году подводники топили фашистские танкеры близ Босфора, а в 1944 году, когда немцы бежали морем с Северного Кавказа, из Крыма, из Одессы, подводникам добавилось работы — надо было топить вражеские войсковые транспорты. Война для черноморских подводников закончилась в 1944 году — раньше, чем для балтийских и североморских. Зато в 1941–1942 гг. им пришлось выполнять такие боевые задания, которые никогда не предусматривались для подводных лодок, а именно: эвакуировать мирных жителей и раненых; перевозить войска; доставлять горючее, продовольствие и боеприпасы, забрасывать в тыл к противнику диверсионные и разведывательные группы, обеспечивать высадку десантов, прорывать морскую блокаду.

Так, в декабре 1941 года Щ-201 получила задание разведать подходы к Феодосии, с тем чтобы во время дерзкой десантной операции выставить в заливе два невидимых с берега светящихся буя. Адмирал Н. Басистый, который вел корабли к Феодосии, в своих воспоминаниях писал: «Около трех часов ночи впереди по курсу замигал едва различимый огонек. Это работал выставленный подводниками светящийся буй…» Щ-201 задание выполнила.

С другим заданием блестяще справилась Щ-211. В августе 1941 года она, форсировав минные заграждения, скрытно приблизилась к болгарскому побережью и высадила группу болгарских коммунистов-подпольщиков.

Летом 1942 года, когда вражеская авиация сделала невозможным прорыв в Севастополь надводных кораблей, снабжение осажденной крепости и эвакуация ее были полностью возложены на подводные лодки. Работая на этих поистине огненных фарватерах, погибла Щ-214. Зато другая «щука» — Щ-209 — была последней лодкой, ушедшей из Севастополя. Приняв на борт командование Приморской армии, она выходила из бухты, когда фашисты уже ворвались на улицы города. Наконец, еще одно необычное задание довелось выполнить Щ-201, которая взяла «языка». 30 июля 1943 года, обнаружив в перископ неподалеку от маяка Тарханкут вражеский мотобот, лодка стремительно всплыла рядом с ним и пленила его экипаж, от которого были получены ценные разведданные. Командование высоко оценило действия черноморских «щук»: Щ-205 и Щ-215 стали гвардейскими, а Щ-209 и Щ-201 — краснознаменными.

В особенно тяжелых условиях пришлось действовать советским подводникам на Балтике. Белые ночи, малые глубины, тысячи всевозможных мин, господство фашистской авиации в воздухе, противолодочные сети, артобстрелы с береговых батарей — все это, казалось бы, исключало самую возможность действий подводных лодок. И тем не менее даже в эти тяжелейшие дни фашистам не удалось деморализовать советских подводников. 19 июля открывает счет балтийских подводников в Великой Отечественной войне С-11. Достигают боевых успехов лодки других типов. Но эти успехи были слабым утешением на фоне грозных событий 1941 года. Отступая вместе с армией, Балтийский флот к осени 1941 года лишился всех своих баз, кроме Кронштадта, и был блокирован в восточной части мелководного Финского залива. Выставив плотные минные заграждения, фашисты решили, что советские лодки заперты в ловушке, и стали пускать свои транспорты, везущие железную руду из Швеции, без всякого охранения. Из этого заблуждения немцев вывели, и притом самым неприятным для них образом, «щуки».

Если взглянуть на карту, нетрудно убедиться, что, прежде чем достигнуть вод Балтики, корабль, вышедший из Кронштадта, должен пересечь вытянувшийся с востока на запад Финский залив. А если учесть, что берега залива осенью 1941 года находились в руках противника, то начинаешь понимать, каким подвигом был один только выход лодки на заданные позиции. Даже во время перехода из Ленинграда в Кронштадт по нашим лодкам стреляла вражеская береговая артиллерия. Переходы в надводном положении были возможны только ночью, под охраной морских охотников и тральщиков. Днем лодки должны были отлеживаться на грунте. После острова Гогланд, лежащего на полпути, корабли сопровождения уходили назад, и вражеские минные заграждения и противолодочные барражи лодки должны были преодолевать в одиночку.

Проходя меридиан 24°, командиры лодок обязаны были дать условный сигнал в базу. Но получилось так, что от первых двух «щук»— Щ-319 и Щ-320, — вышедших в поход 20 сентября, сигналов не посту-пило. Их обеих сочли погибшими. Какова же была радость, когда 6 октября командир Щ-320 радировал о потоплении вражеского транспорта. Через четыре дня после получения этой радиограммы в поход вышла Щ-323. 13 октября в Балтике у острова Хиума она атаковала, хотя и безуспешно, фашистский крейсер «Кельн», а три дня спустя пустила на дно танкер водоизмещением 17 тыс. т. Затем Щ-323 потопила еще один танкер и транспорт и 10 ноября вернулась на базу.

Этот поход был высоко оценен командованием. Щ-323 была награждена орденом Красного Знамени. И не только за то, что уничтожила три транспорта, но и за то, что она, образно говоря, «прорубила окно в Балтику»; показала, что противолодочные заграждения фашистов преодолимы; заставила балтийских подводников тщательно готовиться к летней кампании 1942 года.

После войны стало известно о совещаниях, которые проводились немецким командованием зимой 1941/42 года. Финны, лучше знакомые с действиями балтийских подводников, чем немцы, утверждали, что минные заграждения и противолодочные барражи не удержат советские лодки в Финском заливе, что надо перегородить залив на всем протяжении сетями. Немцы пренебрегли этими советами и ограничились усилением минных заграждений.

15 июня 1942 года в западной части Финского залива взлетел в воздух фашистский транспорт с оружием. Так, Щ-304, которая первой форсировала вражеские противолодочные рубежи, начала летнюю кампанию. Стремясь не дать немцам ни минуты покоя, Военный совет флота разделил лодки на 3 эшелона, и в каждом из них «щуки» составляли больше половины. В летних походах 1942 года Щ-317 потопила пять транспортов, Щ-320 и Щ-406 — по три, Щ-307 и Щ-309— по одному. «Русские подводные лодки вызвали своими действиями на Балтийском море значительное беспокойство немцев», — вспоминал потом фашистский адмирал В. Маршалль. Докладывая Гитлеру о необходимости установки сетей, адмирал Редер говорил 22 декабря 1942 года: «Каждая подводная лодка, прорвавшая блокаду, представляет собой угрозу судоходству на всем Балтийском море».

На этот раз немцы не поскупились: весной 1943 года на линии Нарген-Порккалауддской позиции они поставили двойное сетевое заграждение, усилили минирование и корабельные дозоры. Щ-303, пытавшаяся форсировать эти заграждения, была вынуждена вернуться в базу. При попытке форсирования героически погибли Щ-406 и Щ-408. Подводные лодки Балтийского флота оказались запертыми в восточной части Финского залива.

Советские подводные лодки, удостоенные гвардейского звания и награждения орденом Красного Знамени.

Но осенью 1944 года, как только Финляндия вышла из войны, советские подлодки снова вырвались на просторы Балтики. Из десяти лодок, готовых к выходу в море, было пять «щук». Первая группа, состоявшая из трех «щук», достигла отличных результатов. Боевой счет 1944 года открыла Щ-407, потопившая два транспорта. Щ-310 уничтожила три транспорта, Щ-318 — один. Особенно большие потери фашистам нанесла Щ-307. Действуя в составе третьей группы, она пустила на дно четыре транспорта. Признанием боевых заслуг советских подводников в 1944 году звучат слова фашистского адмирала К. Деница: «Появление русских на Балтике… привело к тому, что… Швеция прекратила поставки железной руды».

Успехи «щук» в 1944 году были закреплены весной 1945 года. Лодки этого типа достигли на Балтике рекордных результатов, пустив на дно за всю войну 51 транспорт, одну подводную лодку и два сторожевика противника.

Боевой опыт всех флотов свидетельствовал о замечательных качествах «щук», об их высокой надежности и живучести, не раз спасавших жизни их экипажам. Так, Щ-304 выдержала рекордное число атак вражеских противолодочных сил. В июньском походе 1942 года ее трижды обстреливала артиллерия, семь раз бомбила авиация, четыре раза — противолодочные корабли. Ее два раза атаковали подводные лодки, она 22 раза пересекала линии мин. Из 664 часов, проведенных на позиции, экипаж героев провел под водой 606.

Черноморская Щ-212 оказалась в не менее критической ситуации. От близкого взрыва мины на ней вышли из строя рули и освещение, накоротко замкнулась одна из групп аккумуляторной батареи. Самопроизвольно сработал двигатель одной из торпед, что нагрело корпус торпедного аппарата до температуры, при которой начала вспучиваться и обгорать краска. И тем не менее экипаж сумел удержать свой корабль на плаву и привести его в базу. Другая черноморская «щука» — Щ-205 — попала на минное поле противника. От близких взрывов вышло из строя освещение, рули, был поврежден прочный корпус, внутрь которого начала поступать вода. Но это не помешало экипажу самому справиться с повреждениями и продолжать боевой поход.

Но, пожалуй, ни одной из уцелевших «щук» не довелось выдержать столько испытаний, сколько их выпало на долю Щ-303. Еще в июле 1942 года, уклоняясь от вражеской атаки после торпедного залпа, она ударилась форштевнем о подводную скалу, потом на нее обрушился каскад глубинных бомб, взрывы которых причинили «щуке» немало повреждений. Несмотря на это, Щ-303 сумела оторваться от противника. Но когда три дня спустя она изготовилась к новой атаке, оказалось: удар настолько искорежил крышки торпедных аппаратов, что они не открывались.

Спустя год Щ-303 получила задание первой прорваться в Балтику. Это был трудный поход. Пытаясь обойти вражеские дозоры, «щука» угодила в противолодочную сеть. Едва освободившись, она снова запуталась в сети. Израсходовав почти весь запас электроэнергии, лодка сумела освободиться еще раз, но лишь затем, чтобы снова попасть в сеть. Попеременно принимая и откачивая воду из кормовой дифферентной цистерны и давая задний ход, командир буквально вырвал лодку из сети в третий раз. Обессиленная, с разряженными аккумуляторами и почти полностью исчерпанным запасом сжатого воздуха, «щука» легла на грунт. Уйти было невозможно, команда задыхалась, а враг сбрасывал серии глубинных бомб, от взрывов которых лопались баки аккумуляторов и через входные люки просачивалась вода.

Четверо суток пролежав на грунте, Щ-303 всплыла, чтобы зарядить аккумуляторы. Но всего через полчаса ей снова пришлось уйти под воду от противолодочных кораблей. Лишь уведя лодку на минное поле, командир за десять ночей сумел зарядить аккумуляторы и вернуться в базу.

Берлинское радио рано похоронило Щ-303, объявив об ее гибели. Гвардейская «щука» осталась в строю, до конца войны совершила немало боевых походов. И когда вышел срок ее службы, балтийские подводники установили рубку гвардейской Щ-303 на территории одной из баз как вечный памятник «самым удачным и самым удачливым» лодкам Великой Отечественной войны.

 

«Ил-2 НУЖНЫ НАШЕЙ КРАСНОЙ АРМИИ КАК ВОЗДУХ…»

Грандиозная битва за Берлин была в самом разгаре, когда советское командование отменило боевые вылеты штурмовиков: снаряды и бомбы этих самолетов могли поразить свои собственные наземные войска, ведущие ближние бои на улицах огромного города. Но, несмотря на запрет, командиры наземных частей продолжали обращаться в соединения штурмовой авиации за помощью.

«Вы не производите боевой штурмовки, — убеждали они авиационных начальников, — не бомбите, не стреляйте, а только пройдитесь раз-другой на бреющем над опорным пунктом, и этого нам достаточно… Фашисты, заслышав гул моторов «черной смерти», начинают укрываться, ослабляют огонь. А нам этого только и надо, чтобы ворваться в опорный пункт и уничтожить его».

Как можно отказать в таких просьбах? Штурмовики были снова подняты в воздух, и в течение трех последних дней войны воевали не пушки и бомбы этих самолетов, а тот условный рефлекс, который они выработали у противника за предшествовавшие 1407 дней войны. А о том, какой это был рефлекс, достаточно красноречиво говорили те, кто испытал на себе действие этих самолетов. «Я пережил ряд налетов штурмовиков, — показывал на допросе пленный немецкий унтер-офицер, — и сделал заключение, что более ужасного в войне, чем эти налеты, я не встречал». Ему вторил фашистский офицер-танкист: «На нашу группу танков — их было не меньше сотни — обрушились русские штурмовики. Эффект их действий был невиданный. При первой же атаке одна группа штурмовиков подбила и сожгла около двадцати танков». Не случайно среди немецких солдат за советским штурмовиком укрепились прозвища «черная смерть», «адская мясорубка».

Что касается отношения к штурмовику наших воинов, то можно смело утверждать: не было у нашей пехоты самолета более любимого и уважаемого, чем штурмовик, который за его характерный профиль прозвали «горбатым». Лица солдат светлели, когда в самые критические минуты боя низко над землей появлялись «летающие танки», когда их пушечный и пулеметный огонь рассеивал вражескую пехоту, а бомбы и реактивные снаряды сжигали вражеские танки и сметали с лица земли вражескую артиллерию. Командующие армиями в годы войны в своих донесениях не раз отмечали: «Работой штурмовиков наземные части очень довольны».

Ведущая роль штурмовой авиации в Советских ВВС в годы войны нашла свое отражение и в количестве награжденных летчиков. Наибольшее число Героев Советского Союза дала не истребительная авиация, как можно было ожидать, а именно штурмовая. 881 летчик-штурмовик был удостоен этого высокого звания. Среди летчиков-истребителей насчитывалось 840 Героев Советского Союза. Но если летчики-истребители сражались на машинах разных марок и типов — на «ишаках», «мигах», «яках», «лавочкиных», — то летчики-штурмовики все свои подвиги совершили на одной машине — на прославленном Ил-2!

Ни одна страна в мире не имела самолета, равного Ил-2 по боевым качествам, и ни один самолет в мире не был построен в таком количестве, как Ил-2. Эта машина прошла всю войну от первого до последнего дня. Потребность в штурмовиках была большей, чем в любых других самолетах, и если за первое полугодие 1941 года было выпущено 249 «илов», то всего за годы войны на фронт поступило 40 тыс. ильюшинских штурмовиков, которые с начала 1944 года составляли одну треть всех боевых самолетов советской авиации.

«Штурмовики, — писал Главный маршал авиации А. Новиков, — своей большой численностью, помноженной на великолепные боевые качества, в значительной мере компенсировали некоторую нехватку у нас бомбардировщиков. Помимо того, Ил-2 значительно меньше зависели от капризов погоды, чем бомбардировщики: они могли действовать в очень сложных метеорологических условиях, лишь бы позволяла видимость». Высокую оценку Ил-2 получил и у союзников. «Русские, — писал после войны английский авиационный специалист Э. Ли, — первыми применили реактивные снаряды для поддержки наземных войск и создали первоклассный штурмовик Ильюшина».

«Первоклассный штурмовик Ильюшина»… Появлению этого конструкторского шедевра предшествовала долгая предыстория.

В критические летние дни 1919 года, когда конница белого генерала Мамонтова ринулась в рейд по тылам Советской Республики, красные военлеты впервые стали штурмовать наземные войска на своих разболтанных, видавших виды «ньюпорах» и «фарманах». Внезапно появляясь из-за холмов, они на бреющем полете проносились над вражескими колоннами, поливая их пулеметным огнем, сбрасывая небольшие бомбы и пугая коней ревом моторов.

Этот боевой опыт не был забыт: в 1926 году штурмовая авиация в Советских Военно-Воздушных Силах оформилась в самостоятельный род авиации. Штурмовики должны были с помощью пулеметов и осколочных бомб поражать наземные войска противника и бомбардировать объекты, расположенные близ линии фронта. С такими задачами могли справляться штурмовики, переделанные из разведчиков и легких бомбардировщиков, — тихоходные двухместные самолеты деревянной конструкции, вооруженные бомбами и пулеметами. Поскольку живучесть их была невелика, они должны были штурмовать цель с одного захода на максимальной скорости и на предельно малой высоте — 5—25 м.

Однако ни для кого не составляло секрета, что в недалеком будущем понадобятся штурмовики другого типа — быстроходные бронированные машины с мощным пулеметно-бомбовым вооружением, способные действовать на поле боя с малых высот. В 1930–1934 годах советские конструкторы разработали несколько образцов тяжелых бронированных штурмовиков. Но совместить в гармоничной конструкции высокую по тем временам скорость (250 км/ч), мощное вооружение (8—10 пулеметов и бомбы) и бронирование кабины и двигателя оказалось не так-то просто.

Первые образцы строились по бипланной схеме. Они получились тяжелыми, долго разбегались при взлете, медленно набирали высоту. Двигатель, помещенный в угловатую, плохо обтекаемую броне-коробку, сильно грелся, в кабинах штурмовиков было поэтому очень жарко. Сделать бронекоробку обтекаемой тогда не удалось: даже сборка ее из плоских плит оказалась делом капризным и сложным.

Последний из экспериментальных штурмовиков — ТШ-3 — был уже монопланом. В 1934 году он успешно прошел испытания, однако к этому времени его скорость представлялась уже недостаточной для современной войны. Бои в Испании подтвердили справедливость такого заключения. Именно здесь впервые неплохо показали себя в качестве штурмовиков поликарповские истребители И-15 и И-16. Их боевая работа против мотомеханизированных колонн врага снова поставила на повестку дня создание быстроходного бронированного штурмовика, вооруженного не только пулеметами, но и пушками…

В январе 1938 года известный советский авиаконструктор С. Ильюшин обратился в правительство с письмом. «Задача создания бронированного штурмовика, — писал он, — исключительно трудна и сопряжена с большим техническим риском, но я с энтузиазмом и полной уверенностью в успехе берусь за это дело». Прежде чем написать свое письмо, Ильюшин внимательно ознакомился с работами предшественников и понял: они не достигли успеха потому, что навешивали броню на каркас самолета. А почему бы не включить броню в состав каркаса, не заставить ее работать наряду со шпангоутами, стрингерами и лонжеронами?

Но это легко сказать, да трудно сделать. Ведь бронекоробку, вмещавшую в себя мотор, кабину экипажа и важные системы машины, следовало в буквальном смысле слова ковать из стали. Ей — броне-коробке — следовало придать обтекаемую форму, для чего требовалось разработать технологию изготовления двояковыпуклой брони. Немаловажный вопрос — распределение толщины брони. Сутками на полигоне стреляли пулеметы, со всех сторон осыпая бронекоробку градом пуль. И неожиданным результатом этой стрельбы оказался большой выигрыш в весе самолета.

Пристыковав к бронекоробке крыло и хвостовую часть, которые из экономии дефицитного металла были сделаны из дерева и фанеры, Ильюшин получил БШ-2 — прототип будущего Ил-2. В бронекоробке конструкторы установили самый мощный из всех авиадвигателей, выпускавшихся тогда советской промышленностью, — АМ-35. Сконструированный А. Микулиным, мотор развивал 1350 л. с. и сообщал самолету на высоте 4500 м скорость 420 км/ч. Вооружение БШ-2 состояло из четырех пулеметов.

Хеншель Hs-129 — отчаянная и неудачная попытка немцев создать самолет, подобный советскому штурмовику Ил-2. Вооруженный 75-мм пушкой, этот самолет мог развивать скорость 400 км/ч. Запущенный в производство накануне Курской битвы, этот самолет не был доведен и не смог соперничать с прославленными илами.

В 1939 году начались испытания БШ-2, которые показали, какие неожиданные вещи случаются порой при оценке новой прогрессивной машины. Военные нашли, что скорость, дальность и бронирование ильюшинского штурмовика недостаточны. Они потребовали переделать самолет из двухместного в одноместный, убрав стрелка-радиста и пулемет, защищающий заднюю полусферу. За счет этого самолет должен был стать легче, должна была улучшиться его обтекаемость и повыситься скорость.

Новый одноместный вариант штурмовика был испытан летчиком В. Коккинаки осенью 1940 года и запущен в серию под названием Ил-2. За эту машину С. Ильюшину была присвоена Государственная премия II степени. Наступательное оружие новой машины было значительно усилено. Оно состояло из двух 23-мм пушек, двух 7,62-мм пулеметов, 400 кг бомб во внутреннем бомбоотсеке и восьми реактивных 82-мм снарядов, запускаемых с направляющих под крыльями. Но в результате всех изменений скорость серийного штурмовика снизилась до 400 км/ч. Это мешало летчикам правильно оценить высокие боевые качества ильюшинской машины.

В своей книге «С крыла на крыло» летчик-испытатель И. Шелест прекрасно передает то чувство неловкости, которое каждый раз охватывало его при виде Ил-2. Шелест был молод, ему хотелось блеснуть своим умением, а вместо этого он должен был испытывать на устойчивость и управляемость Ил-2, головную машину одного из авиазаводов. «На фоне опытных истребителей, — пишет летчик, — мой самолет выглядел не последней моделью — слишком громоздкий, неуклюжий, с толстым крылом, на солидных, широко расставленных ногах шасси, с заостренным, как головка снаряда, стальным носом— Кабина, забронированная толстым стеклом и сталью, выглядела горбатой… Очень обыкновенный самолет…»

Но опытные, дальновидные специалисты уже тогда понимали, что Ильюшин создал шедевр. Известный летчик и парашютист JI. Минов сказал удивленному Шелесту после осмотра Ил-2: «У нас его пока недооценивают, а зря, очень дельная штука… Быть в воздухе неуязвимым— это дело! К счастью, у немцев таких нет!» И действительно, у немцев не только у самих не было таких машин, но для них оказалось полной неожиданностью наличие бронированных штурмовиков у нас. Причем узнать об этом им пришлось самым неприятным образом…

Штурмовики С. Ильюшина фашистские вояки называли «черной смертью». И для этого у них были основания: хорошо бронированные и отлично вооруженные летающие танки Ильюшина были специально предназначены для нанесения ударов по любым наземным целям: танкам, артиллерии, дотам, блиндажам и т д. Начало этим машинам положил двухместный самолет ЦКБ-55, созданный ильюшинским коллективом в 1938 году. После испытаний этой машины в 1940 году появился одноместный ЦКБ-57, хорошо показавший себя в первые же месяцы войны. В 1942 году создается двухместный Ил-2, а в конце 1944 года в авиационные части начали поступать более мощные ильюшинские штурмовики Ил-10. Имея скорость 420–510 км/ч, «илы» несли 23-мм или 37-мм пушки, 12,7 мм пулеметы, 82-мм или 132-мм реактивные снаряды, бомбы. Ильюшинский штурмовик стал самым массовым самолетом в истории авиации: их было выпущено 41 129 (Ил-2 — 36 163, Ил-10 — 4966).

430-й штурмовой авиаполк, получивший новые штурмовики накануне войны, свой первый боевой вылет совершил 5 июля 1941 года. Командиру полка было приказано нанести удар по скоплению танков и автомашин на аэродроме Бешенковичи, что неподалеку от Орши. Девятка «илов» вышла к аэродрому на бреющем полете и появилась над летным полем неожиданно. Танки и броневики стояли рядом без всякой маскировки, дымились кухни, сновали там и сям солдаты. Зенитная артиллерия молчала: силуэты наших штурмовиков были еще неизвестны врагу…

Стокилограммовые фугасные бомбы замедленного действия покрыли летное поле аэродрома, застрекотали пушки и пулеметы, потом сошли с направляющих и устремились к земле реактивные 82-мм снаряды. Все на земле пришло в движение. Заполыхала техника, заухали взрывы, зенитки точно с цепи сорвались: все воздушное пространство было пронизано снарядами. И тем не менее все девять штурмовиков вернулись на базу, впервые продемонстрировав свою фантастическую живучесть: на некоторых машинах было больше двухсот пробоин. А спустя несколько дней на одном из участков фронта штурмовики 430-го авиаполка прижали к земле наступавшие фашистские войска и спасли от разгрома отступавшую с тяжелыми боями советскую стрелковую дивизию.

Первые же дни войны показали, что Ил-2 оказался самым лучшим и самым нужным для наземных войск самолетом. В апреле 1942 года постановлением Совнаркома С. Ильюшин был вторично удостоен Государственной премии за одну и ту же машину — Ил-2. И нужно сказать, самолет заслуживал двух премий. Осенью 1941 года, когда из-за эвакуации авиазаводов резко сократилось количество вводимых в строй самолетов, на восточные заводы легла особо большая нагрузка. Но эти заводы, получив задание выпускать «илы», медленно разворачивали производство штурмовика, продолжали по инерции выпускать ранее освоенный истребитель МиГ-3. На это Государственный Комитет Обороны реагировал телеграммой директорам этих заводов, могущей служить высшей аттестацией ильюшинских штурмовиков: «Самолеты Ил-2 нужны нашей Красной Армии теперь как воздух зпт как хлеб тчк Нам нужны не МиГи зпт а Ил-2 тчк».

Первые месяцы войны показали, как прав и дальновиден был Ильюшин в своей уверенности в перспективности бронированного штурмовика. Они показали также: он был прав и в том, что такой штурмовик должен быть двухместным, со стрелком-радистом, способным пулеметным огнем прикрывать заднюю полусферу своего самолета от атак вражеских истребителей. Летчики-испытатели, принявшие участие в первых боевых вылетах 430-го штурмового авиационного полка, не уставали твердить о необходимости возврата к двухместному варианту. Кое-где в боевых частях летчики и техники стали сами переделывать одноместные машины в двухместные. Яркое описание первого вылета на таком переделанном штурмовике дал в своих воспоминаниях Герой Советского Союза полковник А. Карпов: «С волнением поглядываю на техника, сидящего сзади с пулеметом в руках. А вот и «мессершмитты». Обнаружив штурмовиков, они сразу же идут в атаку. Техник, предупрежденный мною, зорко следит за ними, выжидает удобный момент. А фашист нагло подходит вплотную. И вдруг всегда молчавший хвост штурмовика оживает. Одна, вторая, третья очереди — виден вспыхнувший ярким пламенем «мессершмитт». Победа!»

Фронтовой опыт не мог быть оставлен без внимания. В феврале 1942 года было принято решение вернуться к двухместной машине. Только с условием, чтобы их выпускалось не меньше. И уже в марте началось массовое производство Ил-2 в его двухместном варианте. При этом конструкторы внесли в новую модель ряд усовершенствований. 20-мм пушки ШВАК были заменены более эффективными 23-мм пушками ВЯ. Самолет стал полностью металлическим. Двигатель АМ-38, устанавливавшийся на Ил-2 с 1941 года, был форсирован с 1600 до 1750 л.с., что позволило увеличить скорость до 420 км/ч.

Конструкция ильюшинских штурмовиков продолжала совершенствоваться вплоть до последнего дня войны. В начале 1943 года оборонные заводы стали выпускать для кабин Ил-2 бронестекло в 25 раз прочнее обычного. В дополнение к реактивным снарядам на вооружение штурмовиков с лета 1943 года были взяты противотанковые кумулятивные бомбы и мощные 37-мм пушки. Появился морской вариант штурмовика, способного нести торпеды.

В конце 1944 года на базе Ил-2 был создан еще более совершенный штурмовик Ил-10. Скоростной профиль крыла, шасси, полностью убирающиеся в крыло, мотор АМ-42 мощностью 2000 л. с. позволили новой машине развивать у земли скорость 507 км/ч, а на высоте 2800 м—550 км/ч. Была увеличена и огневая мощь — четыре пушки сначала 20-мм, а потом 23-мм. Помимо основного варианта, конструкторы спроектировали улучшенный тип Ил-10М с еще более мощным вооружением. Штурмовик и ближний бомбардировщик Ил-10 в случае необходимости мог выполнять и задачи истребительной авиации.

Во время войны «илы» действовали ночью и днем, в одиночку и группами. Трудно назвать тактическую цель, против которой не применяли бы свой широчайший ассортимент средств поражения советские штурмовики — самолеты многоцелевого назначения. Они останавливали движение вражеских танковых колонн, уничтожали вражеские самолеты на аэродромах и в воздухе, бомбили и штурмовали железнодорожные составы, бронепоезда, артиллерийские батареи, обозы и автоколонны, полевые укрепления, переправы, живую силу, морские транспорты и корабли.

Конструктивные качества «илов» оказались шире тех требований, которые предъявлялись до войны к бронированным штурмовикам. Тогда считалось, что их основным способом действий будет атака с бреющего полета. Война показала, что летчики советской штурмовой авиации освоили целый комплекс боевых приемов.

Так, уже осенью 1941 года во время жестоких боев под Москвой «илы», кроме штурмовки с бреющего полета, начали применять прицельное бомбометание и стрельбу по малоразмерным наземным целям с пологого пикирования. В таких случаях, чтобы самолет не пострадал от взрыва собственных бомб, приходилось сбрасывать бомбы замедленного действия, дававшие врагу несколько секунд, чтобы укрыться от взрывов. Одним из сюрпризов Сталинградской битвы стало применение бомб мгновенного действия, сбрасываемых со штурмовиков. Для этого летчикам пришлось взять на вооружение прием бомбардировочной авиации — бомбометание с горизонтального полета. Но в отличие от бомбардировщиков, сильно страдавших от вражеского зенитного огня при полете на малых высотах, бронированные штурмовики могли бомбить, летя всего в 50—500 метрах над землей. В результате наша авиация под Сталинградом получила большое тактическое преимущество.

Когда непогода делала невозможными полеты бомбардировщиков, «илы» поднимались в небо каждый день. На небольшой высоте они сопровождали танки и пехоту, круша вражескую оборону на передовой как штурмовики, а в более глубоком тылу — как бомбардировщики. Не случайно в 1942 году боевой опыт штурмовиков был суммирован в «Руководстве по боевым действиям штурмовой авиации», а в приказе наркома обороны от 18 июля 1942 года штурмовик Ил-2 был назван и лучшим ближним дневным бомбардировщиком. Это не значит, что Ил-2 не мог летать ночью. Осенью сорок второго было положено начало ночным штурмовкам вражеских аэродромов. На такие задания Ил-2 вылетали парами: если вражеские прожектористы ловили один из них в перекрестившихся лучах, то второй немедленно уничтожал эти прожекторы. Однако главную работу штурмовики производили, конечно, в дневное время…

Первый день сражения на Курской дуге не принес решительного успеха нашей тактической авиации. И тогда советское командование приняло решение нанести массированный удар с воздуха по изготовившемуся к наступлению противнику. 6 июля 1943 года в 5 часов утра в воздух поднялось более шестисот бомбардировщиков и штурмовиков. Штурмовики шли на высоте 100—1000 метров и, получив уточненные координаты целей от самолетов-доразведчиков, начали штурмовку.

«Удар был мощным и неожиданным, — вспоминает маршал авиации С. Руденко. — И стали дымки появляться. Смотрим: один, два, три, пять, десять, двенадцать, пятнадцать дымков… Это горят «тигры» и «пантеры»… Наши бойцы из окопов выскочили, несмотря на опасность, пилотки кидают вверх и кричат «Ура!». Стоят на брустверах, любуются тем, что делают летчики».

Взаимодействие с наземными войсками требовало от летчиков-штурмовиков непрерывного совершенствования. И на протяжении всей войны они не уставали осваивать все новые и новые виды боевой работы. Так, летом 1941 года на Южном фронте Ил-2, проносясь в нескольких метрах над землей, рвали крючьями вражеские линии связи. А в период наступательных операций второго и третьего периодов войны штурмовики освоили работу дымзавесчиков. Их мастерство в постановке дымовых завес, скрывавших от врага сосредоточение наших войск, получило высокую оценку видных советских военачальников. Во время форсирования реки Нейсе в апреле 1945 года было решено поставить дымовую завесу. «Мастерски это сделали летчики-штурмовики! — с восхищением вспоминал маршал И. Конев. — Стремительно пройдя на бреющем, они не «пронесли» ее, а поставили точно на рубеже Нейсе. А надо сказать, что ширина фронта, на котором ставилась дымовая завеса, равнялась ни много ни мало тремстам девяноста километрам».

В раскрытии возможностей Ил-2 большую роль сыграли наши морские летчики. Штурмовик, созданный для сухопутной армии, они применили в атаках на вражеские конвои. В таких атаках бронированные машины подавляли средства противовоздушной обороны конвоев, облегчая пикировщикам нанесение точных, смертельных ударов. Позднее штурмовики смогли сами наносить торпедные и бомбовые удары по вражеским кораблям. Особенно ценным был опыт морских летчиков в освоении так называемого топмачтового бомбометания с Ил-2. Смысл этого приема: поражение авиабомбой вертикальной цели — борта вражеского судна. Штурмовик выходил на цель на бреющем полете, сбрасывал бомбу в нескольких десятках метров от судна и взмывал вверх, проносясь буквально над верхушками — топами — мачт. А бомба, рикошетируя от поверхности воды, достигала борта вражеского корабля и взрывалась, нанося ему огромные разрушения.

Этот опыт морских летчиков пригодился и в сухопутных операциях. Топмачтовое бомбометание использовалось тогда, когда нужно было забросить бомбу внутрь ангаров, вырытых в склонах холмов, в ворота цехов, доков. Разрабатывая Свирско-Петрозаводскую операцию, наше командование, опасаясь, что во время форсирования реки враг откроет затворы Свирской плотины и мощным водным потоком сорвет переправу, решило заранее спустить воду из верхнего бьефа. За эту задачу и взялись «топмачтовики» Балтийского флота.

Пятнадцать Ил-2 точными ударами сорвали ворота канала, и за шесть часов до начала операции вода была спущена.

Одной из основных целей ильюшинских штурмовиков в течение всей войны оставались фашистские самолеты, находившиеся на аэродромах. Для них низко мчащийся штурмовик, изрыгающий огонь и сбрасывающий бомбы, был страшным противником. Если же встреча происходила в воздухе, нашим штурмовикам без прикрытия истребителей приходилось нелегко. Тем не менее мужественные экипажи даже в самых неблагоприятных условиях с успехом отражали атаки вражеских истребителей. В сентябре 1942 года военачальники, собравшиеся на наблюдательном пункте 66-й армии, сражавшейся под Сталинградом, оказались свидетелями блестяще проведенного воздушного боя. «Из расположения противника, прижимаясь к земле, шел штурмовик Ил-2, — вспоминает один из очевидцев боя маршал авиации С. Руденко. — За ним гнался «мессершмитт», но никак не мог занять удобного положения для атаки. Пользуясь малой высотой и искусно маневрируя, Ил-2 не давал врагу возможности открыть прицельный огонь. При одной из очередных атак Me-109 не рассчитал скорости и на мгновение оказался впереди советского самолета. Этого нашему летчику оказалось достаточно, чтобы энергично довернуть штурмовик, поймать в прицел «мессершмитта» и обрушить на него лавину пушечного огня. Истребитель противника вспыхнул и врезался в землю».

В ходе войны «илы» не раз вступали в бой с истребителями противника, а при случае не упускали возможности потрепать и вражеские бомбардировщики. Особенно участились такие случаи к концу войны, когда мощные форсированные двигатели повысили скорость штурмовиков до 500–550 км/ч. В критических ситуациях советские летчики-штурмовики, не задумываясь, таранили врага — воздушного, морского, наземного. В конце 1943 года Герой Советского Союза Е. Удальцов, вступив в бой с восемью «фокке-вульфами», два из них сбил и один таранил. Тогда же на Ил-2 таранил вражеский бомбардировщик Ю-88 морской летчик Б. Воловодов, а балтийский штурмовик В. Коротевич направил свою пылающую машину на фашистский корабль — подвиг, повторенный впоследствии пятью другими балтийскими экипажами. И тогда же, в сорок третьем, направил свой горящий Ил-2 в танковую колонну капитан Ширяев.

Самым опасным противником советских штурмовиков с первого и до последнего дня были вражеские зенитные пушки и пулеметы. В отличие от самолетов всех других типов, штурмовик не мог уйти от огня зениток на большую высоту, он должен был по роду своей боевой деятельности находиться на небольшой высоте над целью, противопоставляя ее огню крепость своей брони, мощь своих пушек и бомб и хладнокровие, мужество и искусство своего командира. И вихрь огня, обрушивавшийся на штурмовики, появляющиеся над вражескими аэродромами, переправами, войсками и укрепленными районами, превращал в подвиг буквально каждый их боевой вылет.

Опыт показал, что одна броня не дает надежной защиты от снарядов зенитной артиллерии, что летчик должен мешать зенитчикам вести прицельную стрельбу. Стремясь сбить с толку наводчиков среднекалиберной зенитной артиллерии, наши летчики стали применять противозенитный маневр — менять высоту, скорость и направление полета через каждые 15–20 секунд. От огня малокалиберной артиллерии требовался более энергичный маневр — штурмовики уходили от огненных трасс небольшим разворотом с подскальзыванием, резко меняя высоту и направление полета. Нередко часть самолетов выделялась в группу подавления. Девизом этих машин было: заметил зенитку — немедленно подави ее. В 1944 году, следуя этому девизу до последней минуты своей жизни, дважды Герой Советского Союза Н. Семейко во время штурмовки Кенигсберга направил свой подбитый Ил-2 на вражескую зенитную батарею…

Одна из самых яростных штурмовок за всю историю войны разгорелась летом 1944 года во время боев за оборонительный узел Кутерселькя на Карельском фронте. Узел сдерживал наступление целого корпуса, поэтому Главный маршал авиации А. Новиков решил бросить на подавление его едва ли не всю авиацию фронта. «Илы» ходили в атаку в лоб, почти что цепляясь плоскостями за верхушки елей и сосен, — вспоминает маршал. — Летчики бомбили позиции врага на очень рискованном маневре — на выходе из пикирования. Только так и можно было избежать поражения от собственных бомб и реактивных снарядов. А зенитчики противника буквально неистовствовали, и Ил-2 выходили из атак с иссеченными плоскостями и дырами в фюзеляже. Но летчики выдерживали все: и кинжальный лобовой огонь зенитных установок, и страшные перегрузки, от которых темнело в глазах».

В таких неимоверно тяжелых боевых условиях довелось воевать бронированным штурмовикам Ильюшина, и можно только дивиться той колоссальной прочности и живучести, которую обнаружили эти замечательные машины. «Какими мы возвращались домой! — рассказывает дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант М. Одинцов. — Помню, как посадил свой Ил-2 на аэродром. Его тогда отказались чинить: весь был как одно рваное кружево. Но ведь дотянул, долетел до дома!.. Потом ко мне подошел механик. «Вот, говорит, твоя жизнь, командир». И протянул мне полную пилотку осколков и бронесердечников от снарядов. Это он в кабине набрал. А я — жив. Такая вот была машина штурмовик…»

И эти слова советского аса не преувеличение. Сколько раз в парашютах летчиков-штурмовиков находили десятки вражеских пуль и осколков. Сколько раз «илы» дотягивали до дома с поврежденными рулями, фюзеляжами и моторами. Сколько раз в их крыльях оказывались огромные отверстия, сквозь которые мог пролезть человек. Будущий дважды Герой Советского Союза И. Михайличенко однажды все же сел на таком избитом и израненном штурмовике.

С другим дважды Героем Советского Союза — А. Брандысом — получилось иначе. Уходя от преследования «фокке-вульфов» на подбитом Ил-2, он почти от самой поверхности моря так круто пошел на вертикаль, что фашистский истребитель не усидел у него на хвосте и врезался в воду. Но «илу» Брандыса тоже не пришлось больше воевать: от колоссальных перегрузок фюзеляж, крылья и центроплан самолета так сильно деформировались, что его пришлось списать. Но даже такой, погнутый от перегрузок, Ил-2 все же вернулся на аэродром и спас жизнь своему летчику.

В 1919 году, вылетая на штурмовку мамонтовской конницы, красные военлеты давали друг другу клятву: в случае вынужденной посадки одного из них на территории врага второй должен был прийти на выручку. В Великой Отечественной войне штурмовики таких клятв не давали — это подразумевалось само собой. Десятки раз «илы» отгоняли своим огнем фашистов, пытавшихся пленить летчиков сбитых советских самолетов. Десятки раз они приземлялись на занятой врагом территории и буквально из-под носа у противника увозили экипажи сбитых машин.

Летчики-штурмовики вообще делали на своих машинах чудеса. Так, дважды Герой Советского Союза А. Прохоров, возвращаясь после вылета, обнаружил вражеские танки и самоходки, притаившиеся в засаде на пути движения советской танковой колонны. Не имея возможности предупредить танкистов по радио, не имея боеприпасов, Прохоров низко пронесся над колонной, покачивая крыльями, потом взмыл вверх и спикировал на засаду. За ним повторила маневр вся группа. Поняв, что штурмовики летают не зря, наши танкисты изготовились к бою, засада фашистов была сорвана.

Другой дважды Герой Советского Союза — Г. Мыльников неподалеку от аэродрома заметил несколько человек, метнувшихся к лесу при появлении штурмовиков. Это насторожило летчика. Трижды ведомая им группа пронеслась над самыми верхушками деревьев. Поняв, что они обнаружены, диверсанты начали выбегать из леса, и вызванный взвод охраны быстро разоружил фашистов.

Еще один дважды Герой Советского Союза — Н. Степанян, разгромив под Одессой вражескую колонну, заметил, что перепуганные лошади посбрасывали кавалеристов и сбились в плотный табун. Маневрируя на бреющем полете, четверка штурмовиков подогнала табун к расположению наших частей, после чего по фронту пошла молва о штурмовиках, пополняющих Красную Армию строевыми лошадьми.

«Штурмовать привыкли русские солдаты» — к такому выводу пришли военные специалисты, изучавшие некогда опыт Отечественной войны 1812 года. Появление авиации не поколебало справедливости этого мнения, и 130 лет спустя, основываясь на опыте Великой Отечественной войны, как враги, так и союзники в один голос утверждали: советским летчикам не было равных в штурмовке и ни одна страна не создала самолета, равного Ил-2! И символично, что именно летчикам-штурмовикам и их самолетам была оказана высокая честь. 1 мая 1945 года, когда на земле еще шли бои, горел рейхстаг, а в темных тоннелях берлинского метро трещали автоматные очереди, в затянутом дымом небе над вражеской столицей прошел в сопровождении почетного эскорта истребителей строй штурмовиков Ил-2. Прославленные в боях машины несли огромные кумачовые полотнища, на которых белыми буквами были выведены лозунги:

«Да здравствует 1 Мая!»

«Слава советским воинам, водрузившим Знамя Победы над Берлином!»

И еще один лозунг пронесли над Берлином ильюшинские штурмовики. Лозунг, который у всех был тогда на устах, в голове и в сердце. Лозунг этот состоял из одного-единственного слова: «ПОБЕДА!»

 

ОРУЖИЕ ЗАЩИТЫ МИРА

17 июля 1945 года в немецком городе Потсдаме, бывшей прусской резиденции королей близ Берлина, руководители трех великих держав антигитлеровской коалиции — СССР, Англии и Соединенных Штатов Америки — встретились для того, чтобы обсудить и решить вопросы послевоенного устройства Европы. Германский фашизм был повержен в прах, его вооруженные силы уничтожены. Перед народами, измученными шестилетней войной, небывалыми разрушениями и кровавыми жертвами, принесенными на алтарь освобождения, открывался путь к длительному и справедливому миру.

Но злые силы войны продолжали существовать на земле, и имя им было — империализм. Эти силы возглавили правящие классы крупнейшей капиталистической страны — Соединенных Штатов Америки. За сутки до начала Потсдамской конференции в центре Американского континента, в безлюдной пустыне Нью-Мексико, был произведен первый испытательный взрыв атомной бомбы. Несколько дней спустя, в ходе конференции, президент США Г. Трумэн в присутствии английского премьера У. Черчилля сообщил И. В. Сталину о наличии у американцев нового оружия огромной разрушительной силы. Черчилль, наблюдавший за тем, какое впечатление эта новость произведет на И. В. Сталина, записал впоследствии в своих мемуарах: «… Я был уверен, что он не представляет всего значения того, о чем ему рассказывали… Если бы он имел хоть малейшее представление о той революции в международных делах, которая совершилась, то это сразу было бы заметно… Таким образом я убедился, что в тот момент Сталин не был особо осведомлен о том огромном процессе научных исследований, которым в течение столь длительного времени были заняты США и Англия…»

Однако самонадеянный английский премьер жестоко ошибся. Как свидетельствует участник Потсдамской конференции Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, И. В. Сталин в тот же день дал указание «переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы» над созданием советского атомного оружия. Спешить действительно было необходимо.

Американские империалисты не преминули воспользоваться новым боевым средством. Ведь еще не кончилась война с Японией.

И вскоре две атомные бомбы были пущены в ход: 6 августа огненный смерч смел с лица земли город Хиросиму, 9 августа — Нагасаки. Десятки тысяч убитых, еще больше искалеченных мирных граждан, в том числе детей, женщин, стариков, — такова была плата японского народа за демонстрацию престижа империалистической военщины, решившей навязать всему миру «американский век», запугать угрозой атомной смерти демократическое человечество, и прежде всего Советский Союз. Упоенные сознанием единоличного владения новым страшным оружием, американские империалисты сочли, что теперь они могут «с позиций силы» разговаривать с Советской страной, возросшая мощь которой в результате разгрома фашизма пугала мировую буржуазию призраком конечной победы коммунизма.

Но расчеты империалистов не оправдались. Советское правительство, деятели советской науки, работники промышленности приложили огромные усилия для создания отечественного атомного оружия, и монополия США на новое средство войны просуществовала недолго. 29 августа 1949 года была испытана советская атомная бомба, а 12 августа 1953 года Советский Союз впервые произвел взрыв термоядерной (водородной) бомбы огромной мощности, опередив в этом отношении США. Одновременно велась успешная работа по конструированию баллистических ракет, и к 1956 году СССР уже имел на вооружении ракеты различных классов и типов. А в августе 1957 года прошла успешное испытание первая в мире советская межконтинентальная ракета.

В одном Черчилль был прав: появление атомного оружия действительно явилось началом революции, если не в международных делах, то, во всяком случае, в военной области, так как на самом деле в развитии современных средств ведения войны произошел подлинно революционный переворот. Этот переворот не был результатом изобретения атомной бомбы самой по себе. Качественные преобразования в военном деле, свидетелями которых мы стали после второй мировой войны, были бы невозможны без высокоразвитой промышленности, особенно машиностроения, приборостроения и радиоэлектроники, без открытия новых источников энергии, без выдающихся достижений в области математики, химии, физики и других наук.

Научно-техническая революция позволила поднять уровень современных вооружений на небывалую высоту. А это, в свою очередь, вызвало к жизни новые способы ведения войны, новые рода войск и даже новые виды вооруженных сил.

Главным новшеством минувшего тридцатилетия в военном деле явилось создание Ракетных войск стратегического назначения — нового и в данное время главного вида Советских Вооруженных Сил. Это стало возможным благодаря успешному решению нашими учеными, военными специалистами, конструкторами, работниками оборонной промышленности ряда сложнейших научно-технических проблем, в том числе в области разработки принципиально новых конструкционных материалов, ракетных двигателей и топлив к ним, автоматизированных систем управления и т. п. Одновременно была решена и задача создания малогабаритных, но мощных ядерных зарядов.

Стратегические ракеты, которыми вооружена сегодня Советская Армия, обладают практически неограниченной дальностью действия и высокой точностью попадания в цель. Они способны поразить любую точку земного шара, доставив к цели ядерные заряды в любое время года и часы суток, при любых метеорологических условиях.

Развитие ракетного оружия вызвало переворот в вооружении и организации другого вида Советских Вооруженных Сил — Войск противовоздушной обороны страны. Их основным средством борьбы с вражеской авиацией стали ракеты класса «земля-воздух». С их помощью Войска ПВО способны уничтожать вражеские самолеты на дальних подступах к обороняемым объектам, что резко повысило эффективность системы противовоздушной обороны крупных городов и промышленных районов.

Ракетами среднего и ближнего радиуса действия насыщены ныне и Сухопутные войска, а также Военно-Морской Флот, в составе которого основной ударной силой являются атомные подводные лодки с ракетным вооружением и надводные корабли-ракетоносцы. Так ракетное оружие буквально пронизало собой весь организм современных вооруженных сил.

Одновременно с Ракетными войсками и Войсками ПВО получили широкое развитие и Воздушно-десантные войска. Они получили в свое распоряжение такие средства транспортной авиации, которые позволяют перебрасывать по воздуху на большие расстояния целые соединения со всем их вооружением. Так, наряду с пехотой наземной, пехотой морской появилась и воздушная пехота.

Главная сила Советской Армии — Ракетные войска стратегического назначения. Это орудие возмездия, готовое ответить сокрушительным ударом на удар агрессора. Советский Союз — решительный и последовательный противник применения оружия массового уничтожения. Наше социалистическое государство является инициатором и участником ряда международных договоров и соглашений, ограничивающих распространение атомного и термоядерного оружия и содержащих прямые обязательства государств не применять это варварское средство войны. Программа мира, провозглашенная XXIV съездом КПСС, выдвинула требование заключения договоров о полном запрещении оружия массового уничтожения, прекращения его испытаний и ядерного разоружения всех государств, обладающих ядерным оружием. И наша страна хранит верность этим принципам. «Одним из главных направлений внешнеполитической деятельности ЦК КПСС и Советского правительства, — сказал на XXV съезде КПСС Л. И. Брежнев, — была и остается — как этого и требовала Программа мира — борьба за прекращение гонки вооружения, за разоружение». Советская страна никогда не пустит в ход первой оружие массового уничтожения. Но само наличие этого оружия у великой социалистической державы охлаждает горячие головы империалистов, мечтающих об уничтожении социализма. Если в руках милитаристов ракеты и ядерное оружие являются средством давления на свободолюбивые народы, то ракетно-ядерное оружие нашего социалистического государства — это оружие защиты мира, надежная гарантия независимости и безопасности стран социалистического содружества, опора всего прогрессивного человечества в его борьбе за предотвращение новой мировой войны.

Итак, современная военная мощь государства определяется наличием также в его распоряжении ракетно-ядерного оружия. А как же обстоит дело с традиционными, «старыми» видами Вооруженных Сил и родами войск? Неужели образцы советского оружия, описанные в этой книге, сыгравшие такую большую роль в разгроме фашизма в Великой Отечественной войне, сейчас потеряли свое значение?

Отнюдь нет.

Во-первых, будущая война — если она вопреки воле народов к миру все же вспыхнет — не обязательно станет войной ракетно-ядерной. Об этом говорит опыт минувшего тридцатилетия: ведь после второй мировой войны не было года, в течение которого в отдельных районах земного шара не велись бы боевые действия местного значения— «локальные войны», как их называют. Но все они, в том числе и наиболее крупные, как война американских империалистов во Вьетнаме и агрессия Израиля против арабских народов, велись с помощью обычного оружия. Следовательно, это оружие еще рано сдавать в музеи.

Во-вторых, само по себе обычное оружие не стояло и не стоит на месте. Оно непрерывно совершенствовалось и продолжает совершенствоваться, повышая свои боевые возможности. Происходит это и в нашей стране, причем в процессе модернизации принимают активное участие и создатели оружия Великой Отечественной войны, прославленные советские конструкторы и изобретатели.

Наиболее наглядно можно видеть изменение и совершенствование оружия на примере послевоенного развития авиации.

В годы второй мировой войны в основных воевавших странах велись опыты создания принципиально нового самолета — машины с ракетным двигателем. Фашистский авиаконструктор Мессершмитт создал такой самолет — Ме-262, — и гитлеровцы впервые применили его в воздушных боях в районе Арденн в декабре 1944 года. Подобную машину создали и советские авиаконструкторы — разработка реактивных двигателей была начата в нашей стране еще в 30-х годах, а первый реактивный истребитель был построен в 1941 году и испытан в 1942 году. Аналогичные разработки велись также в США и Англии.

Все это подготовило массовое появление на вооружении авиации в первые же послевоенные годы самолетов с реактивными двигателями, вскоре достигшими сверхзвуковых скоростей. Огромный скачок произошел и в вооружении самолетов, а также в развитии средств самолетовождения. Боевая авиация как бы родилась заново — ведь свойства новых самолетов заставили переосмыслить и тактику воздушного боя, и приемы действий против наземных целей. Появился и новый род авиационных войск — вертолетная авиация. Возможности Военно-Воздушных Сил возросли неизмеримо. Но в то же время мы даже в названиях современных самолетов Советских ВВС встречаем знакомые по войне имена Туполева, Яковлева, Микояна и Гуревича и других…

Те же процессы происходили и в других видах Вооруженных Сил и родах войск. Прославленные танки Т-34 и ИС уступили место новым, более совершенным машинам, хотя основа этих новых моделей сохранилась прежней. Но современные танки превосходят своих предшественников в скорости и маневренности, по толщине брони и мощи огня, по способности плавать, ходить под водой, вести наблюдения ночью…

Самый массовый род Сухопутных войск минувшей войны — пехота стала теперь «ездящей», сплошь моторизованной. Старый солдатский боевой и транспортный четвероногий друг — конь уволен в бессрочный отпуск. Пехотинцам не надо совершать многокилометровые пешие переходы и броски, в их распоряжении автомобили различных видов, бронетранспортеры, вертолеты. Пехота насыщена новым оружием — артиллерийским, противотанковым, противосамолетным. И все же основным личным оружием пехотинца остается автомат, представляющий собой усовершенствованную модель знакомого нам ППШ. Остались в его распоряжении и пистолет, и граната, и саперная лопата.

Модернизацию и совершенствование пережили все виды оружия и рода войск. Есть все основания называть современные Советские Вооруженные Силы принципиально новыми по сравнению с периодом Великой Отечественной войны. Но это новое черпает свое начало в прежнем, уходит корнями в историю, сохраняет лучшие традиции старого, развивается на прочной базе, созданной советскими конструкторами, военными специалистами, изобретателями, инженерами и рабочими в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны Советского Союза против фашистских агрессоров.

Мы храним священную память о героях великой войны, о подвигах, совершенных миллионами советских воинов: пехотинцами и артиллеристами, летчиками и танкистами, подводниками и десантниками — бойцами всех специальностей. Но герои воевали не голыми руками — их вооружил народ, наш славный рабочий класс, труженики тыла, под руководством Коммунистической партии создавшие материально-технический фундамент победы. И если Советская Армия превзошла врага в военном искусстве, в науке побеждать, то это случилось, в частности, благодаря превосходству советского оружия над оружием фашистов. Это превосходство убедительно показано в рассказах Германа Смирнова, включенных в настоящую книгу.

Перевернув ее последнюю страницу, читатель с уважением и любовью подумает о людях, создавших непревзойденное оружие нашей победы и ныне кующих надежное оружие защиты мирной жизни советского народа.

Е. А. Болтин

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

ТАКТИКО-ТЕХНИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ СОВЕТСКИХ САМОЛЕТОВ, УЧАСТВОВАВШИХ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

ТАКТИКО-ТЕХНИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ СОВЕТСКИХ АРТИЛЛЕРИЙСКИХ ОРУДИЙ, УЧАСТВОВАВШИХ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

1. Ствольная артиллерия

2. Реактивная артиллерия

ТАКТИКО-ТЕХНИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ КОРАБЛЕЙ, УЧАСТВОВАВШИХ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

ТАКТИКО-ТЕХНИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПИСТОЛЕТОВ-ПУЛЕМЕТОВ, УЧАСТВОВАВШИХ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

ТАКТИКО-ТЕХНИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ СОВЕТСКИХ ТАНКОВ И САМОХОДНЫХ ОРУДИЙ, УЧАСТВОВАВШИХ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

 

ИЛЛЮСТРАЦИИ