1. ЗАПЕЧАТЛЕНИЕ

Ведя обычный поиск, КК «Экскалибур» обнаружил неизвестную планетную систему. Там была лишь одна планета, на которой могла существовать гуманоидная жизнь, и на этой планете жили люди — в основном, на меньших размеров северном материке — и наблюдения показали их вполне земной облик. Генетики из моего отдела, основываясь лишь на показаниях сканеров, предположили, что это, должно быть, одна из многочисленных «потерявшихся» колоний Земли. Они говорят, что смогут высказаться на эту тему с большей уверенностью, как только проведут полевые наблюдения, а окончательные выводы сделают по образцам тканей. Уже имеются намерения послать людей и на поверхность планеты, и на три металлических объекта, вращающихся на орбите вокруг обитаемого мира — явные плоды рук человеческих.

Кроме других, необитаемых, спутниц светила, имелась еще одна странная планета, видимо, захваченная гравитацией солнца системы издалека и имевшая эллиптическую орбиту. По мнению сотрудников научной части корабля, эллиптическая орбита захваченного небесного тела была весьма протяженной, и большую часть своего года оно находилось вдали от своей населенной соседки. Сейчас, однако, две планеты находились на кратчайшем расстоянии друг от друга, и тепло солнца, видимо, «размораживало» поверхность пришелицы. С планеты-бродяги улетает некая облаковидная субстанция, пересекает космос и попадает на различные участки поверхности обитаемой планеты, пока последняя вращается вокруг своей оси. Мы еще не знаем, какое же действие оказывает облаковидная субстанция на поверхность обитаемой планеты, но я уверена, что скоро это выяснится…

Немного о себе. Меня зовут Карен Эмерсон, я — главный врач КК «Экскалибур». Я родилась на Земле, там, где в старину располагался штат Невада. Мой отец — знаменитый преподаватель истории Федерации в Академии, и я благодарю свою счастливую звезду за то, что мне пришлось прослушать у него только один курс, пока я там училась! Моей бедной двоюродной сестре, его племяннице, пришлось закончить у него три курса, и я старалась не слишком ее жалеть! После моего с сестрами рождения мать решила что, она работать не желает, и стала редкостной штучкой — обыкновенной домохозяйкой! Но все-таки здорово, что дома всегда кто-нибудь был. Ее главное увлечение — таксидермия, старинный способ сбора и хранения чучел различных животных. Я — самая старшая из троих детей; братьев у нас нет.

Когда мне было пять лет, мы переехали на Вулкан, где отец стал одним из первых учителей-землян в Академии Наук Вулкана. Там он тоже преподавал историю Федерации. Мать продолжала собирать и хранить чучела, на сей раз — вулканитских животных. Нас, всех троих, зачислили в школы для инопланетян соответственно возрасту, но, в качестве составной части выполнявшейся тогда программы интеграции, тех из нас, кто, судя по результатам проверок, мог учиться (и выжить!) в совершенно по-другому устроенных вулканитских школах, посылали часть учебного времени — для каждого эта часть продолжалась разное время — постигать науки вместе с вулканитами. Мы втроем показали выдающиеся способности к совместимости с вулканитами, особенно я, и скоро я уже основную часть учебного дня сидела среди туземцев, изучая их язык и преподававшиеся им дисциплины.

В возрасте восьми лет я начала проявлять, как мне сказали, своего рода телепатические способности (может быть, как раз поэтому я так хорошо приспособилась к вулканитской системе образования!), и меня подвергли тщательному изучению мастера-вулканиты. Оказалось, что вокруг моего разума существует некая естественная «стена», или преграда, и они не могли определить величины моих телепатических возможностей. Я подслушала, как они говорили моим родителям (все не сомневались в глубине моего сна — и напрасно…), что не хотели причинить мне вред, пытаясь проникнуть за эту преграду. Однако изучавшие меня мастера-вулканиты сказали мне: мои телепатические возможности будут развиваться дальше, «когда придет время», а подтолкнуть их развитие может все, что угодно. В частности, любые связи с разными животными либо умственное взаимодействие (или связь, спаси господи!) с вулканитами могли ускорить процесс. Вот почему мне, одной из очень немногих земных детей, разрешили завести сехлета и советовали, чтобы я постаралась к нему привязаться.

Я продолжала учиться в младших классах вулканитской школы, но телепатия моя оставалась на том же уровне, что и в те времена, когда ее впервые заметили. Стоило мне вплотную подойти к высшему образованию, как отцу предложили должность в Академии Звездного флота, и он согласился. Однако и он, и мать настояли, чтобы я осталась и поступила в Академию Наук Вулкана. Я стала одной из самых молодых землян, которых когда-либо туда принимали, и они не желали, чтоб я упустила такую редчайшую возможность. Они нашли одну вулканитскую семью, пожелавшую заботиться обо мне, пока я учусь в Академии (я все еще считалась недостаточно взрослой, чтобы жить самостоятельно, и по земным, и по вулканитским меркам), и я осталась на Вулкане, а мои родные вернулись на Землю.

Предлагавшийся курс медицины я прошла быстрее обычного, и в возрасте восемнадцати лет с отличием закончила вулканитский вуз. Затем меня приняли в Академию Звездного флота, и, в связи с предшествовавшим образованием, полученным на Вулкане, мне не пришлось начинать все с начала — я изучала только те курсы, которые не могла прослушать в Академии Наук Вулкана. Медицинский колледж Академии Звездного флота я закончила в двадцать два года, показав себя вторым студентом выпуска. Я ожидала большего, но только вот меня обставил некий полувулканит по имени Сипак! Его судьбу можно считать столь же необычной, как и мою — я, по существу, росла на Вулкане, начиная с пятилетнего возраста, а его воспитывал на Земле отец-землянин. Он учился на Земле, я — на Вулкане. Прямо кругосветное путешествие! В тот год он занял первое место среди выпускных курсов всей Академии, я стала второй, моя двоюродная сестра — третьей. Сипак и я состояли в весьма серьезных отношениях (то есть, страстных и сложных), но после Академии наши пути разошлись. Не по нашей воле, не думайте! Но вы же знаете, каков Звездный флот — они просто НЕ МОГЛИ назначить двоих лучших выпускников-медиков на один и тот же корабль и даже в один и тот же район космоса!

А теперь — о моей двоюродной сестре… Ее отец — младший брат моего отца. Сейчас я даже не знаю, как это произошло — может, они не очень тесно между собой общались в те давние дни — но, когда мы родились, нас с сестрой нарекли ОДИНАКОВЫМИ ИМЕНАМИ! Если б мы еще появились на свет в один и тот же день или что-то в этом роде — на самом деле она моложе меня почти на шесть месяцев — но, к тому времени, как они обнаружили, что случилось, с этим уже ничего нельзя было поделать. Вообще-то, они могли что-нибудь предпринять, но предпочли обратное. Рассудили, мол, ничего страшного. Да, думаю, они не рассчитывали, что мы обе подадимся в Звездный флот, а потом будем учиться в Академии, по существу, одновременно! Вы ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, что значит две Карен Эмерсон, в беспорядке снующие по некоему военизированному учреждению?!?! Меня порицали за содеянное ею, а ее благодарили за мои успехи! Хорошо еще мы решили заняться разными вещами! Она пошла по командной части, а я прикипела к медицине. Помогло и то, что она проходила в Академии полный курс обучения, а я — только начиная со второй половины. В итоге лишь четыре года (можно подумать, не так уж и много!) продолжалась настоящая путаница. У нее тоже было «нечто» с Сипаком, но по длительности это не могло сравниться с моими и его взаимоотношениями. А после выпуска нас с ней распределили на разные корабли в разные районы пространства, и это очень помогло.

По окончании Академии я два года прослужила на разведывательном корабле «Лев» в качестве младшего врача. Потом, уже произведенная в лейтенанты, год служила врачом эсминца КК «Хамилкур», прежде чем меня перевели на тяжелый крейсер КК «Лафайетт» помощником начальника медслужбы у доктора Леонарда Маккоя. Я имела удовольствие служить под его началом три славных года, и с радостью могу сказать, что мы до сих пор сохранили дружеские отношения. В период службы на «Лафайетте» мне присвоили звание капитан-лейтенанта, когда, принимая участие в десанте на враждебную планету, я отвлекла внимание боевого отряда клингонов от нескольких тяжело раненных членов экипажа. Я не думала об этом как о чем-то из ряда вон выходящем — в конце концов, ран (серьезных) я не получила и всего лишь делала свою работу. Но превозносили меня до небес, говоря, что я в одиночку (ну да, да, мне на самом деле никто не помогал. Когда вы так же независимы, как я, а вокруг — никого, кто МОГ БЫ помочь, приходится рассчитывать на то, что имеешь) задержала их до прибытия подкреплений. Я заработала мерзкую рваную рану, и в придачу, на мое несчастье, перелом обеих костей левого предплечья, но меня смогли снять с дежурства только на месяц. Последнюю неделю из этого срока я изводила и доктора Маккоя, и всех остальных, так что пришлось разрешить мне приступить к работе!

Чуть позже меня снова перебросили, в этот раз — на тяжелый крейсер КК «Экскалибур», где я и по сей день состою в должности начальника медслужбы. На его борту я теперь уже скоро два года. Так мы и возвращаемся к этой только что обнаруженной необычной планете!

Было решено, что мы нуль-транспортируемся в один из менее населенных уголков, чтобы выяснить, как выглядят и во что одеваются туземцы. Наша группа материализовалась в низменном районе, расположенном вдоль юго-западного побережья, и стала искать в отрогах невысоких гор местечко, с которого удалось бы рассмотреть простиравшиеся вокруг долины. Оттуда, с высоты, мы могли бы выбрать, куда хотим направиться. Еще не рассвело; поблизости виднелись стада похожих на коров животных. Довольно скоро наши поиски вознаградило появление некой особи весьма человеческой наружности. Мои трикордер и медсканер подтвердили итоги первоначальных наблюдений, произведенных с корабля — корни этого народа, скорее всего, надо искать на Земле. Понаблюдав за первым встречным и еще несколькими, на которых наткнулись, мы получили из корабельных запасов одежду, похожую на ту, которую носили хозяева планеты.

Спрятав оружие и другое оборудование в одежде и всяких предметах, которые таскали с собой туземцы, мы двинулись в направлении чего-то, похожего на замок с довольно большим поселением вокруг него. Благодаря вживленным под кожу универсальным переводчикам, а также поскольку звучавший вокруг нас язык явно происходил от старого земного английского (сие лишь подкрепило предположение о том, что это — одна из потерянных колоний), мы ловили обрывки разговоров окружающих людей. Большинство намеков мы, однако, не понимали. Население было явно чем-то взволновано, и мы слышали упоминания о высиживаниях, запечатлениях, яйцах, драконах и кандидатах. И ведь наверняка разговор шел не о цыплятах! А еще звучали намеки на нечто под названием Нитепад, предположительно, исходившее с бродячей планеты.

Кроме того, мы выяснили, что место, куда мы направляемся, называется Руат. На ходу мы время от времени замечали высоко в небе громадные крылатые тени. Судя по едва уловимым показаниям трикордера, это были живые существа с пока неясным уровнем разумности, а у них на спинах находились люди. Трикордер отмечал также громадные размеры этих существ — возможно, тех самых драконов, о которых мы слышали. Величиной они были со старомодный земной самолет, а то и больше.

Уже давно рассвело, но день еще не совсем вступил в свои права, и тут люди исчезли; мы продолжали свое путешествие в одиночестве. Мы все так же видели драконов высоко над нами, и к тем нескольким, которых мы наблюдали раньше, присоединилась, вероятно, еще добрая сотня. Вдали, в полях, появились люди, очень напоминавшие огнеметчиков, но рядом с нами никого не было.

Наконец мы дошли до предместий того крупного поселения, которое видели рано утром. Держа путь по теперь уже не пустым улицам к похожему на замок строению, мы вошли в большой внутренний двор. Только успели оглядеться, как неизвестно откуда в небе над нами появилась большая крылатая тень. Только что там ничего не было, и — вот она! Очевидно, эти существа обладали способностью к телепортации. Я смотрела, как появившееся создание снижалось медленными кругами.

Внезапно внутренний двор, почти пустой, когда мы туда вошли, заполнился народом. Зачарованная, глядела я, как спускался громадный коричневый дракон — в последнем не осталось сомнений, когда он оказался поблизости. Я вполуха прислушивалась к раздававшимся вокруг меня голосам, поглощенная зрелищем.

— Лорд Джексом говорит, что это Ф'нор на Канте, и они здесь продолжают Поиск!

— Интересно, кого на этот раз выбрали. Я слыхал, есть еще одно королевское яйцо!

— Какой он огромный.

— Руат всегда посылал добрых кандидатов.

Потом раздалось:

— Нечего стоять, таращиться! Он ведь тебе на голову сядет! — и меня бесцеремонно уволокли в сторону. Только я обернулась поблагодарить говорившего, как на то самое место, где я мгновение назад стояла — прямо посредине двора — приземлился дракон. Мои товарищи по команде уже убрались с дороги и стояли по другую сторону дракона, у дальней стены.

Повернувшись обратно к дракону и всаднику, я с удивлением увидела глаз, в котором водоворотом кружилась радуга, всматривавшийся в меня футов с четырех. От неожиданности я сделала шаг назад и услышала, как кто-то рядом удивленно-весело рассмеялся.

— Не сомневаюсь, ты никогда раньше не видывала дракона так близко. Недавно здесь, в холде Руате? Кстати, меня зовут Ф'нор.

Оборачиваясь к заговорившему со мной человеку, видимо, всаднику, прилетевшему на этом драконе, я ответила:

— Мы с друзьями только что пришли из одной дальней хижины. Единственные драконы, которых я раньше видела — те, что пролетали в небе.

Частично я говорила правду. Мы видели драконов высоко в небе по дороге сюда. Они вертелись, словно уворачивались от чего-то, и все мы заметили изрыгавшееся из их пастей пламя. Я опять зачарованно глянула на дракона.

— Это Кант.

Тут Ф'нор с подозрением посмотрел на меня, заметив мою все еще пыльную одежду, пот, проступивший на спине и струившийся по лицу.

— А вы когда сюда попали?

Не обдумав толком его вопроса, я ответила:

— Минут за пятнадцать до вас.

— И как долго вы находились на открытом месте, прежде чем добрались сюда?

Ф'нор выглядел очень серьезно, а я, дуреха, не обратила на это внимания.

— Мы шли целый день, — я показала на своих товарищей по команде, стоявших за Кантом. — А что? — Я все еще уделяла больше внимания дракону, а не тому, что говорю, и тем самым допустила довольно большую ошибку.

— Вы были за городом во время Нитепада?!?! — недоверчиво спросил он.

Поняв, что совершила какой-то серьезный промах, но не уверенная, к какого рода явлениям относится Нитепад и что за опасностям подвергаешься, находясь за городом во время Нитепада (универсальный транслятор по-прежнему переводил это слово буквально), я попыталась Продолжать беседу, как ни в чем не бывало, надеясь скрыть свою неосведомленность.

— Ага. Ну и что?

— Просто не так уж много народу выходит из дому во время Нитепада. Хотя драконы и перехватывают почти все, а рабочие команды справляются с остальным, люди до сих пор боятся. А вы, похоже, к этому совершенно безразличны.

В эту минуту из замка вышел какой-то молодой человек и подошел к Ф'нору.

— Сюда идет лорд Джексом. Я еще поговорю с тобой после.

Мужчины отошли, и я с облегчением бессознательно утерла лоб. Потом, осторожно обогнув Канта, подошла к своим. Передав суть состоявшегося разговора, я сказала им, чтоб не распространялись о нашем пребывании в чистом поле во время Нитепада. Немного поспорив, решили, что я останусь дальше наблюдать за драконом, а остальные постараются выяснить побольше о местных обычаях, особенно об этом Нитепаде. Мы не собирались более по неведению совершать ошибки, подобные моей.

Я уселась, прислонившись спиной к стене, и опять стала разглядывать дракона. К тому времени он свернулся на земле, очевидно, дожидаясь возвращения всадника. Я бы сказала, он, в свою очередь, наблюдал за мной. А еще я чувствовала нечто похожее на легкий зуд в мозгу, словно дракон что-то передавал телепатически. Время от времени он склонял голову туда-сюда, будто стараясь рассмотреть меня под разными углами зрения.

Скоро к нему присоединился маленький совершенно белый дракон размером примерно в половину коричневого. Они посмотрели друг на друга, и зуд в моей голове усилился. У меня создалось ясное впечатление, что они говорят обо мне. Потом драконы уселись и опять стали меня разглядывать — вдвоем! Вспомнив, чему меня учили в детстве (те безуспешные попытки пробудить во мне скрытые умственные способности), и то, что довелось испытать, общаясь с Сипаком, я настроилась на созерцательный лад и мысленно послала, драконам свое имя.

К моему изумлению — и ужасу! — оба выпрямились и зарычали. Я постаралась вжаться в стену; тем временем внутренний двор вновь заполнился народом, вбежали Ф'нор и Джексом. Прежде чем они до меня добрались, я приняла отчетливый ответ от маленького белого дракона. Поняла я лишь одно слово — «Рут» — и решила, что это — его имя.

Ф'нор и Джексом успокоили своих драконов, а потом безмолвно с ними посовещались. Пока они мысленно разговаривали, зуд у меня в мозгу то усиливался, то ослабевал в зависимости от хода беседы. Через несколько минут оба человека посмотрели в мою сторону и зашагали ко мне. Снова попыталась я просочиться сквозь стену, но камень есть камень, и с просачиванием мне не повезло. Оставалось надеяться, что я не нарушила других неизвестных обычаев. Они приближались; поняв, что встречи не избежать, я встала и постаралась хоть немного отряхнуть пыльную одежду. Не годится встречать моего «лорда» грязной и растрепанной.

Я поклонилась Джексому, и Ф'нор заговорил первым.

— Джексом, это и есть та юная леди, которую я встретил, прибыв к вам. Она утверждает, что вместе со своими товарищами прибыла из одной вашей дальней хижины. По-моему, ее зовут Карен.

Увидев, как меня ошеломило его последнее замечание, он довольно угрюмо усмехнулся.

— Нет, мыслей я не читаю, а вот наши драконы — похоже, да. Твое имя мне передал Кант. Ты вообще с ним говорила?

И опять я поздновато сообразила, что проделала нечто необычное для этого мира. Облизывая сухие губы и пытаясь найти хоть немного слюны, чтоб смочить вдруг пересохший рот, я ошарашенно покачала головой и сказала:

— Вслух не говорила. Я мысленно назвала им свое имя. Тот, который поменьше, — я показала на Рута — сказал, что его зовут Рут, но это — все, что я разобрала.

Мужчины изумленно переглянулись.

— Ты поняла Рута?!? — спросил Джексом.

— Не совсем, — пробормотала я. — Единственное, что до меня дошло — его имя. Остального не поняла. Слишком много помех.

Они отвернулись и опять заговорили друг с другом, а я слышала лишь случайные слова, вроде «…не понимает всех драконов, как Лесса», «кандидат», «высиживание», «королева». Наконец они повернулись обратно ко мне, и Ф'нор сказал:

— Лорд Джексом и Рут вместе с Кантом сходятся в том, что, хотя девушек редко выбирают для Запечатления во время Высиживании — разве только королевского яйца — ты могла бы стать превосходным кандидатом. По какой-то причине тобой заинтересовались оба дракона, а почему, они нам не говорят. Выводок Рамоты должен вылупиться на днях, и нам нужно еще несколько кандидатов, особенно для единственного королевского яйца. Несколько предполагаемых кандидатов недавно захворали и, похоже, не оправятся от болезни вовремя, чтобы успеть к выведению. Не желаешь ли занять их место в качестве кандидата?

Я понятия не имела о большинстве тех странных вещей, на которые ссылался Ф'нор, но появилось отчетливое ощущение, что, если б я отказалась, то определенно пошла бы против местных обычаев. Кроме того, меня заинтересовало, что за болезнь вывела из строя тех кандидатов.

— Почла бы за честь. Можно мне дать знать своим об этом, чтоб они не волновались? И не могут ли они последовать за мной?

Я думала, что не очень разумно отделяться от единственных знакомых мне людей, и, кроме того, капитану не понравилось бы, останься кто-то из нас без страховки.

— Да, ты можешь сообщить друзьям, и нет, всем им никак с нами отправиться не удастся. Впрочем, двое смогут уместиться вместе с нами на спине у Канта. Когда мы попадем в Бенден, я спрошу, нельзя ли послать за остальными какого-нибудь всадника, но обещать не могу. Ну, двигай. Времени у нас немного, меня ждут.

Ф'нор и лорд Джексом смотрели, как я объясняла Дорис, что случилось. Мы с ней пришли к единому мнению: это для меня — превосходная возможность побольше узнать о местных обычаях, особенно тех, о которых мы слышали, но не могли правильно перевести. Мы решили, что она и Доона будут сопровождать меня в Бенден, где бы он ни находился.

Затем Ф'нор помог нам взобраться на спину Канта. Влезши в упряжь всадника, — выглядела она, словно седло какой-нибудь диковинной лошади с привязными ремнями — мы поднялись в воздух, и немного спустя уже двигались сквозь какую-то темную и очень холодную пустоту. Вынырнули мы из нее над незнакомой равниной, и в моем мозгу вдруг появилось одно слово. «Промежуток». Там, где мы очутились, уже перевалило за полночь. Ф'нор показал мне, где расположились другие кандидаты, и я в изнеможении рухнула на свободный комплект постельных принадлежностей. Дорис и Доону проводили скоротать ночь в помещении для гостей.

Я бы не сказала, что очень долго проспала, когда меня разбудило сдержанное пение драконов. Тем не менее, сквозь полуоткрытые веки я увидела яркий свет дня. Не успела я с трудом сесть, охая от боли в натруженных вчерашней ходьбой мышцах, как вбежал Ф'нор, сунул мне в руки длинную белую тунику, пару белых башмаков и сказал:

— Одевайся, быстро. Надеюсь, подойдет.

Он в нетерпении стоял рядом, пока я срывала свою «крестьянскую» одежду и второпях облачалась в белое. Туника оказалась великовата, а башмаки — малы, но было не очень-то похоже, что у меня есть возможность их сменить или даже сказать хоть слово. Потом он схватил меня за руку и куда-то потащил.

— Пошли. Яйца Рамоты вылупляются раньше срока.

Других кандидатов тоже подгоняли, совсем как Ф'нор меня. Мы выбежали на какой-то уступ, где нас, одного за другим, подхватили драконы. По узкому длинному тоннелю они спустили нас в незнакомое заполненное песком место, где находился самый большой из виденных мной до сих пор драконов, золотого цвета, и самые большие яйца, какие мне только приходилось видеть за всю жизнь. Ф'нор и Кант сбросили меня у одного из яиц, превосходившего размером другие и находившегося от остальных на некотором удалении. Я увидела лишь немногих других девушек, и все они стояли неплотным кольцом вокруг этого яйца. Очень горячий песок даже сквозь башмаки опалял стопы. Напоследок Ф'нор сказал:

— Не бойся. Если Запечатлишь королеву, не позволяй ей себя загнать. И объедаться тоже не давай! А если не Запечатлишь, убирайся с песка как можно быстрее.

Но он, видимо, был уверен, что именно я Запечатлю королеву.

У меня осталось лишь несколько минут, чтоб осмотреться и подумать о по-прежнему непонятном совете Ф'нора, прежде чем яйца начали качаться взад-вперед и трескаться, а тихое пение драконов стало громче. Я увидела, как золотистая Рамота изучает кандидатов, и могу поклясться: взгляд ее дольше всего задержался на мне. По крайней мере, телепатический зуд в моем мозгу усилился!

Немного спустя раскололось первое яйцо, и из него выскочил зеленый дракончик. К нему подошел парнишка не старше лет пятнадцати, и, видимо, меж ними установились некая связь. Эти «узы» не походили ни на что иное. Внезапно стало казаться, что дракончики вылупляются повсюду. Я посмотрела на золотое яйцо как раз вовремя, чтоб увидеть, что оно раскололось и оттуда выскочило крохотное подобие Рамоты. Несколько девушек оказались рядом и сгрудились вокруг маленькой драконихи. Она повертела головой туда-сюда, разглядывая их, а потом, не обращая внимания на двоих девушек, шагнула к третьей и посмотрела ей прямо в глаза.

Осознав, что происходившее Запечатление, должно быть, означает своего рода связь разумов, я рассудила так: я не хотела Запечатлеть королеву. И, вновь следуя совету Ф'нора, я повернулась, чтоб выбраться из этих горячих песков как можно скорей, но едва не наткнулась на маленького коричневого дракончика, стрелой несшегося к очередному парнишке. Пытаясь удержать равновесие, я все-таки споткнулась и упала — запутавшись в собственных ногах, да еще на них были эти тесные башмаки — прямо перед носом у другого дракончика. Видя, как приближаются острые когти, я вскинула руки, защищая лицо. На моих глазах неуклюжие дракончики уже покалечили нескольких кандидатов, и я сжалась, готовая к потрошению, если не хуже. Лежа так в ожидании боли, я удивлялась, как позволила втянуть себя в эдакую заваруху.

Но ничего страшного не происходило, и я опасливо открыла глаза. Видя, что бронзовый дракончик остановился рядом, я всмотрелась в него. Мое внимание привлек разноцветный водоворот его глаз, и вдруг показалось, что я в них тону. Появилось ощущение присутствия в мозгу чего-то нового, — вроде вулканитского взаимопроникновения, только иного рода. Теперь я поняла значение слова «Запечатление» — это похоже на мысленную связь вулканитов, избравших друг друга, чтобы вступить между собой в близкие отношения или брак, и все же нечто другое (судя по слышанным мною рассказам).

«Ты не ушиблась? — сказал у меня в голове обеспокоенный голосок. — Я не собирался тебя сваливать».

Сев и потянувшись к голове размером с туловище, я сказала:

— Все в порядке. Я сама виновата. Неуклюжая, только и всего. Как тебя звать?

«Пэн. И я голоден. Поесть бы, а?»

— Конечно.

Я встала и увидела, что всех дракончиков уже Запечатлили, и им вместе с их партнерами помогали выбраться с места вылупления. Явился Ф'нор, явно взбудораженный и, как мне показалось, слегка опечаленный.

— Бронзовый! Ты Запечатлила бронзового! Ты — первая девушка, сделавшая такое. Видела бы ты зрителей, особенно из Руата. Сначала они разочарованно вздыхали, увидев, что ты не Запечатлила королеву, а потом пришли в неистовство, когда ты Запечатлила этого бронзового.

Я не знала, в чем значение Запечатления бронзового, но не сомневалась, что скоро выясню. И заявление Ф'нора лишь укрепило мою решимость быть предельно осторожной в словах и поступках, поскольку я стану предметом постоянного повышенного внимания.

Ф'нор ухмыльнулся, глядя на источавшего нетерпение дракончика.

— Неплохо бы его накормить. Я знаю, насколько они могут оголодать. — С этими словами он встал с одной стороны, я — с другой, и мы повели неуклюжего маленького дракончика к местам кормежки.

В ту ночь, когда все улеглись спать в бараках для учеников, которые, как мне сказали, станут нам домом, пока наши драконы не вырастут и не научатся всему необходимому, я отыскала и вынула свой передатчик. Связавшись с кораблем, поведав им о своем нынешнем положении, о моем новом напарнике, и получив распоряжение, во изменение прежних указаний, оставаться там, где я теперь находилась и изучать все, что смогу, я тоже улеглась, надеясь хорошенько выспаться. Я не догадывалась, что не только Запечатление мною бронзового — крайняя редкость, но и имя Пэн совершенно необычно для дракона, и поэтому моя персона привлекала внимание даже большее, чем я предполагала.

 

2. ПЕРВЫЕ УРОКИ

Когда мы с Пэном привыкли друг к другу, я стала понимать его, а он стал понимать мои мысли. Я не могла скрыть от него, что я — с другой планеты, но просила никому этого не рассказывать. Он не мог взять в толк, по какой причине я этого не хотела, но, в конце концов, согласился хранить мою тайну. Разумеется, мои угрозы не внимать его просьбам насчет всякого зуда и сухости шкуры не имели к этому ни малейшего касательства!

Первые пару месяцев в учебном Крыле прошли беспокойно. К тому времени «Экскалибур» и его экипаж хорошо знали, куда я нечаянно попала. Выращивание и обучение дракона требуют времени гораздо больше месяца, предназначавшегося для изучения Перна и его системы, так что начальству пришлось разрешить мне остаться здесь до того времени, когда я и Пэн сможем покинуть планету. Командование Звездного флота, вникнув в создавшееся положение (драконы — тонко чувствующие существа; узы, возникшие при Запечатлении, нерасторжимы; если я покину Пэна или погибну, он умрет), с готовностью предоставило мне возможность длительного пребывания на Перне. Оно дало разрешение оставаться на Перне для изучения его культуры и драконов и другим членам экипажа. В их числе оказалась Доона Снайдер, и я этому очень радовалась. «Экскалибуру» давали новые задания, но по соседству с системой Перна, и, если только не находилось чего-то более неотложного, корабль наведывался к нам более-менее регулярно — не чаще раза в месяц, но и не реже раза в два месяца. Состав экспедиции менялся, одна я, в силу своего положения, оставалась на Перне неотлучно. Некоторые, высадившись на планету, в следующий прилет «Экскалибура» покидали ее; другие находились здесь по нескольку месяцев, и, отдохнув на корабле, возвращались изучать планету и ее культуру.

Удивительно, ну и быстро же растут драконы! По крайней мере, так мне представлялось через несколько дней и недель. Они лопают, как сумасшедшие, растут, их шкура при этом трескается, и потому ее надо обильно смазывать, чтобы она оставалась мягкой. Вы не представляете, что значит несколько раз в день смазать дракона! Эх и выматывает! Нам сказали: если рубцов больше допустимого, то это может затруднить полет дракона, а покалеченный дракон ни на что не годен. В большинстве случаев, если из-за рубцов драконы не могли больше летать, как прежде, они навеки уходили в Промежуток — одни или с всадниками. Если дракон уходит в Промежуток без всадника, рана в душе у такого несчастного не заживает никогда; мне рассказывали, что остаток дней бывший всадник живет с ощущением, будто от его личности осталась лишь половина. Опекун Джексома — один из таких всадников, и несколько раз мне представлялась возможность поговорить с ним. А вот если всадник умирает по какой угодно причине, дракон обязательно уходит в Промежуток. Дракон никогда не переживает всадника, разве только в каких-то исключительных обстоятельствах; такое, к примеру, случается с высиживающей яйца королевой, но, как только выводятся детеныши, она уходит в Промежуток.

И еще я узнала, что такое Нитепад. Его причина — как мы и предполагали, действительно, та обнаруженная нами странная планета. Эта планета подходит близко к Перну каждые двести перинитских лет (Оборотов) — или около того. Когда такое случается, через космос к Перну устремляются безмозглые паразиты. Если таким «Нитям» позволить упасть и разрастись, они зарываются в грунт, уничтожают все живое и земля становится, по существу, пустой и бесплодной. Тем не менее, древним экспедициям на Южный Материк подвернулись живущие в почве жукоподобные создания, которым, видимо, Нити по вкусу. Южный Материк весь зеленый без помощи драконов, выжигающих Нити в воздухе. Я слышала, что тех личинок пытаются поселить на Северном Материке и посмотреть, как они себя покажут. Это отобьет хлеб у драконов, но, по крайней мере, холды будут в безопасности.

А драконы не позволяют Нитям коснуться земли. Делают они это так: едят огненный камень, который им дают всадники, и сжигают Нити, изрыгая пламя. Планета разделена на районы, и каждый находится под защитой своего Вейра. Таким образом, за Перн сражаются, сменяя друг друга, не один-два, а много Вейров. Особые наземные команды обходят подопечную территорию после каждого боя с Нитями, следя, чтобы не проросла ни одна. Обнаружив обрывок, они сжигают его огнеметами, которые мы видели в первый день.

Нити опасны сами по себе для людей и драконов. Касаясь плоти, они вызывают тяжелые ожоги, в некоторых случаях прожигая мышцы до костей. Драконы избавляются от Нитей, уходя в Промежуток, где Нити замерзают и раскалываются вдребезги, а затем возвращаясь и продолжая полет. Однако, если на дракона и всадника падает клубок Нитей, или они, выходя из Промежутка, оказываются внутри большого клубка, то дракон и всадник обычно погибают. Они не-успевают уйти в Промежуток, чтоб сбросить огромный клубок.

Я выяснила, что такое ожог Нити, во время первого Нитепада, попав в Вейр Бенден. После того, как я Запечатлила Пэна, когда каждый хотел знать, кто я, да откуда явилась (в связи с чем потребовалось порядочно пируэтов, а кое-где и прямого вранья), да чему училась, я сказала, что интересовалась врачеванием, но систематического образования не получила. Вот меня и приставили помогать медикам во время Нитепада. Всем нам, будущим всадникам, дали работу, и я рассудила, что труд целителя гораздо легче некоторых заданий, которые приходилось выполнять моим товарищам!

Выглядели ожоги и людей, и драконов ужасно. Но здешние жители изобрели какую-то мазь, которую называли болюйди-трава. Пахнет она отвратительно, но обладает антисептическим свойством и способствует заживлению раны. Стоит наложить эту мазь на ожог, как человеку тут же становится легче. Я утаила немного для дальнейшего изучения.

В перерывах между Нитепадами, мы учились. Вначале, когда драконы росли, мы только кормили и смазывали их, да еще выполняли иную работу, требовавшуюся Вейру: мастерили одежду, отливали посуду, собирали лекарственные травы, ухаживали за содержавшимся Вейром скотом и тому подобное. Проводились и тренировки, подобные тем, что предстояли нам с драконами в будущем, но на земле. Эти тренировки весьма напоминали строевую подготовку, которой мы занимались в Академии, поэтому я превосходно справлялась!

Тренировки сочетались с нарядами на отбор, сортировку по размеру и упаковку огненного камня. Нам сказали, что необходимо хорошо разбираться в огненных камнях, знать, какого размера камни надо скармливать драконам, а заодно и обычный для дракона с всадником выход пламени и с какой скоростью расходуется огненный камень во время Нитепада. Когда мы обучились всему этому, нашим главным делом во время Нитепада стало укладывать огненный камень в мешки и подавать их старшим всадникам, а те, в свою очередь, снабжали им готовых к бою драконов; в нашем случае старшими всадниками были старшие воспитанники, опередившие нас в обучении.

Кроме того, научились мы и «драконьим броскам» — искусству перебрасывать от одного дракона к другому и ловить на лету полные мешки огненных камней. Не добрасывать или промахиваться было нельзя, в основном потому, что в таком случае мешок, наполненный огненным камнем, стал бы смертоносным снарядом для находившихся в воздухе под нами или отрядов огнеметчиков.

Занимались мы и наземной подготовкой. Представляла она собой очень строгую, напряженную маршировку, требовавшую от нас группового исполнения замысловатых движении и перестроений. Некоторым моим соученикам приходилось очень туго, а меня, прошедшую соответствующую пытку в Академии, поставили руководить и тренировать собственное подразделение. Мне сказали, что, поскольку я — всадница бронзового дракона, мне однажды придется командовать, и руководство строевой подготовкой станет для меня хорошей школой.

Я выяснила также, что мы останемся в ученических казармах, пока драконы не вырастут, иными словами — около года. Годовалый дракон достигает 70 % от размеров взрослого. Когда они смогут летать, нам предоставят свои жилища. Скрывать выданное Звездным флотом оборудование становилось все труднее, и мне частенько приходилось припрятывать его где-нибудь вне казарм.

Первый год шел своим чередом, и, когда драконы выросли достаточно, чтобы нести нас на своих спинах, мы получили задание делать свои первые наборы боевых ремней и других приспособлений. Поскольку строй на Перне, в общем, феодальный, все изготавливается вручную. Портным я всегда была никудышным, и Наставник, узнав, что со всем, касавшимся одежды, я обращалась неумело, поручил мне заняться другими делами. А вот с кожей возиться мне по-настоящему нравится, в итоге, после первых неудачных попыток, с ременной упряжью я справлялась неплохо. Когда все мы сумели смастерить упряжь, удовлетворившую Наставника и его помощников, нам позволили начать летную подготовку. Пока мы делали упряжь, нам объяснили, что, доколе драконы растут, нам придется часто ее переделывать, но, когда драконы расти перестанут, делать это придется лишь по мере изнашивания ремней.

Первый полет каждая пара совершает одна, в основном потому, что никто не знает, как мы справимся. Наш первый полет явился едва ли не разочарованием: несколько пэновских трепыхании крыльями, планирование вблизи земли, и на том все закончилось. Но мы практиковались, планирующие полеты становились все длиннее, а Пэн все увереннее владел крыльями. Спустя месяц таких подлетов дело пошло заметно быстрее. А я думала, что зря и начинали!

За первый год все мы выучились, как определять самочувствие дракона не только по его мыслям, но и по цвету глаз. Скорость вихревого движения в их глазах зависит от силы испытываемых ими чувств: чем быстрее вихрь, тем сильнее чувство. Цвет глаз может меняться в очень широких пределах. Бледно-лиловый означает напряжение или тревогу; бледно-желтый — озабоченность; красноватый отлив указывает на разыгравшийся аппетит, а вот красно-оранжевый — это возбуждение. Серый говорит о том, что наш дракон беспокоится, печален или ему больно. Белый означает угрозу; желтый — стыд или испуг; красный — гнев, а оранжевый — горе или неуверенность. Красновато-желтый оттенок — цвет битвы с Нитями, а зеленый или голубой — лучше всех: это значит, что дракон счастлив, дремлет, радостен или доволен — другими словами, находится в обычном состоянии. Чтобы это выяснить, потребовалось много раз стрелять мимо цели, и порой мы здорово надоедали нашим драконам, но в конце концов все пошло на лад!

К тому времени драконам уже было около года, и нам предоставили отдельные помещения. Никогда раньше не чувствовала подобного облегчения от того, что у меня появился дом, который я могла назвать своим! В казарме ужасающе недоставало возможности побыть одной, к тому же, считая меня, девушек было всего трое. Две другие Запечатлили зеленых драконов. Но даже и при таком недостатке возможности уединиться я скоро заслужила славу одиночки. Я оказалась самой старшей среди Запечатливших, а то, что я стала первой девушкой, Запечатлившей бронзового дракона, да еще с таким странным именем, никак не способствовало налаживанию дружеских отношений с соучениками. Кроме того, вначале я старалась, чтобы мое невежество относительно местных обычаев не стало слишком хорошо известным. Уразумев, что следует, а что не следует делать, я по-прежнему держалась особняком. Не хотелось ненароком выдать, что я — с другой планеты.

В тот первый год я выяснила, что же такое болюйди-трава. Проведенный на корабле анализ показал: сделана она из особого растения (на которое я позже вдоволь насмотрелась, помогая делать эту дрянь — которая пахнет в процессе изготовления даже хуже самой мази!), вываренного, чтобы извлечь сок. Есть еще одна микстура, которую можно принимать внутрь, под названием феллис. Она содержит и могучий местный антибиотик, и мощный анестетик. Видимо, имеется в ней и своего рода сильный наркотик, оказывающий действие при приеме внутрь. Похоже, это хороший препарат разностороннего действия. Единственное, что меня разочаровало — его нельзя создать на корабле и никто другой его не создал бы, коли на то пошло.

Переселившись в свои личные вейры, мы начали летать группами по трое и учиться перебрасывать мешки огненных камней. Хоть мы и тренировались на земле, совсем другое дело, когда ты, находясь действительно в воздухе, на спине дракона, пытаешься швырнуть эту штуковину! Мы упражнялись над пустынными местами, чтобы наши промахи не причиняли никакого вреда, и частенько подолгу возились, приводя в порядок лопнувшие мешки.

Научившись неплохо держать на лету боевой порядок, мы стали отрабатывать уход в Промежуток. На первых порах упражнялись в опознании местности. Потом, когда мы впервые действительно ушли в Промежуток, с нами находился Наставник, и он передал дракону образ местности. Добившись профессионального умения точно передавать образы — если образ неверен, можно навечно остаться в Промежутке или выйти из него внутри какого-то предмета — мы стали отрабатывать групповые переходы на точность.

Примерно в это же время нескольким воспитанникам наскучили нескорая учеба, повторяющиеся изо дня в день упражнения. Один из них решил пройти через Промежуток к себе домой, туда, где мы раньше не бывали. Его хватились, когда он пропал после обеда. Мы все искали товарища, но никто не нашел, даже драконы не чувствовали пропавшего. Стоит ли говорить, что его обнаружили на следующий день полупогребенным в скалу. Другие быстро умерили пыл своих жалоб и, прежде чем отправиться куда-то, непременно спрашивались у Наставника.

Наконец мы подошли к тому, что считалось завершающей стадией наших университетов — драконы стали учиться жевать огненный камень. И снова это происходило вдали от каких бы то ни было населенных мест, и повредить мы могли только себе! Несколько человек не избежало ожогов, но никто не пострадал настолько серьезно, чтобы отстать в учебе. Наловчившись удовлетворительно справляться с пламенем, мы продолжали еще более суровые тренировки, и уходили в Промежутке все дальше от Вейра.

А потом пришел наш черед работать с боевым Крылом — доставлять всадникам, боровшимся с Нитями, новые мешки огненного камня. К тому времени мы стали более чем умелыми метателями мешков туда-сюда. Мы были готовы к приему в крыло, драконам исполнилось восемнадцать месяцев и они совершенно выросли.

 

3. ПЕРВЫЙ НИТЕПАД

Вот это да! Наконец, после всей учебы и утомительных тренировок, когда все, кажется, отправляются сражаться с Нитями, а ты только смотришь, пришел и наш черед! Разумеется, крыло воспитанников только доставляет мешки всадникам, но мы-таки увидали вблизи эти устрашающие Нити! Всю нашу братию охватило волнение пополам с нахальством. Пусть мы и повидали обожженных Нитями людей и драконов, возвращавшихся из боя, и я помогала залатать порядочно таких ран, мы знали, что с нами такого не случится. Ребята, как мы ошибались! (Около половины молодняка вернулось хоть немного обожженными.)

Наставник поднял нас задолго до зари, поскольку Нитепад начинался лишь немного позже восхода. Нам надлежало убедиться, достаточно ли огненного камня для сражения, да еще приходилось самим проверять готовность боевой упряжи и драконов. Пэну, как и мне, не стоялось на месте, но я хотела удостовериться, что все в порядке. Ибо в противном случае нам не разрешили бы вылет.

Едва разнеслось, что замечены первые Нити, как воздух наполнился разноцветьем — бронзовым, голубым, зеленым, коричневым и золотым. Построившись, каждое Крыло уносилось прочь. На его месте строилось и следовало за предыдущим очередное. Вскоре небеса опустели, и развернулось наше, ученическое, Крыло. Младшие принялись швырять нам мешки огненного камня, а мы начали прыгать через Промежуток и стали снабжать боеприпасами опытных всадников.

Первая встреча с падающими Нитями становится обычно решающей для большинства воспитанников. Если им удается побороть первый страх, они чаще всего справляются с собой и потом. Мы с Пэном не стали исключением. Мне не приходилось видеть Нити воочию и так близко, особенно со спины дракона! И Пэн тоже никогда не видел Нитей. С минуту пришлось нам брать себя в руки, прежде чем мы смогли приступить к порученному делу. Некоторые драконы и всадники уже требовали пополнения запасов огненного камня, и я начала как можно быстрее бросать мешки и возвращаться за новыми.

Единственным Крылом, не нуждавшимся в огненном камне, было королевское. Они летали с огнеметами ниже основных крыльев, перехватывая пряди Нитей, случайно проникшие через верхние шеренги. Королевы не могут жевать огненный камень — от этого они становятся бесплодными — но Лессу невозможно было отговорить от полетов вместе с ее всадницами. Однажды она создала королевское крыло, и с тех пор это стало традицией.

Когда нас миновал край Нитей и за ним последовал главный поток, работать стало труднее. Середина потока всегда тяжелее, чем начало или конец, и, как правило, в это время случается больше ранений, чем в любое другое. Ранения часты и ближе к концу Нитепада, в основном потому, что все начинают уставать.

Хотя мы, воспитанники, — всего лишь посыльные, передающие мешки с огненным камнем, нам, тем не менее, следует остерегаться случайных прядей Нитей. От попаданий мы не застрахованы, более того, наши прыжки туда-сюда через Промежуток приводят к тому, что у нас больше шансов попасть под удар, чем у всадников, остающихся в районе сражения с Нитями. И, когда мы с Пэном стали уставать, мы тоже слегка потеряли бдительность. То было нашей погибелью, — во всяком случае, ее началом.

Выскочив в очередной раз там, где шел Нитепад, с несколькими новыми мешками огненного камня, мы очутились прямо под одинокой прядью этой гадости. Я почувствовала росчерк огня на бедре. Едва я вскрикнула от боли, как вскрикнул и Пэн, и мы в мгновение ока ушли в Промежуток. От страшного холода Нить замерзла, и мы вернулись к месту Нитепада. В бедре у меня забилась боль, и, посредством нашей с Пэном связи, я чувствовала, в каком месте та прядь пробороздила ему спину. И все же, через несколько минут — к тому времени мы освободились от груза мешков и отправились за следующими — дерганье в бедре ослабло и уже не причиняло прежних страданий. Я, конечно, забыла, что воздействие холода Промежутка на голую кожу может ее лишь немного заморозить, поэтому ожог не так и чувствовался. Пэн сказал, что его ожог тоже стал его меньше беспокоить, и мы решили не обращать внимания на тупую пульсирующую боль и продолжать работать дальше.

Сделав это, мы не последовали совету Наставника в случае ожога как можно скорее обращаться за помощью. Я, будучи начмедом на звездолете, решила лечиться сама, и в дальнейшем мое решение оказалось крайне неудачным.

А тут еще, когда окончился Нитепад, нам поручили помочь наземным отрядам очистить местность от Нитей. Тот Нитепад оказался очень сильным, и нескольким пучкам Нитей удалось прокрасться. Командам огнеметчиков приходилось туго: нужно было прочесать все подозрительные районы, не дав Нитям возможности зарыться и начать губить землю. Я взяла огнемет, и, на мое злосчастье, мне поручили проверить один из самых болотистых участков.

Прежде чем наш район объявили очищенным, мы отыскали и сожгли два порядочных размеров пучка этой коварной дряни, и тут, наконец, мне и Пэну, как и остальным уставшим воспитанникам, позволили вернуться в Бенден и привести себя в порядок. Нечего и говорить, я была вся в грязи, да и Пэн тоже. Послав его в озеро, я отыскала болюйди-травы, а потом последовала за ним и хорошенько вымыла, перед тем как смазать все сухие пятна на шкуре и наложить болюйди-траву на ожог. После этого, оставив Пэна жариться на пляже, я направилась в наш вейр, чтобы выкупаться самой.

Содрав мокрую и грязную одежду, я вымылась с мылом, стараясь тщательно смыть отметины Нитей. Наложила на рану болюйди-травы, перевязала ее и рухнула в кровать, думая, что только этого мне и надо. Не знала я, что чужеродные микробы Перна уже вторглись в мой организм и делали свое дело.

Смутно помню, что меня трясли, как мне казалось, часом позже, а я старалась отбросить взявшиеся за меня руки, бормоча: «Дайте поспать! Я только-только вернулась!» Надо мной раздавались чьи-то голоса, потом кто-то сказал: «Она горячей драконьего огня. Ее, должно быть, задело. Неплохо бы позвать Лессу. Я попытаюсь найти ее рану».

Потом откуда-то издалека донеслось одинокое воркование Пэна и его зов:

«Карен, Карен! Проснись! Тебе нужно кое-чего выпить. Не упрямься, выпей бульону. — На миг замолчав, он добавил: Лесса идет, Карен. Она о тебе позаботится».

Помню, как нашли отметину на моем бедре — я, наверное, подняла половину мертвецов этой планеты своим криком нестерпимой боли. Несмотря на болюйди-траву и повязку, рана оставалась все такой же красной и сочащейся, а бедро распухло вдвое против обычного. Когда начали очищать рану, я потеряла сознание.

Однажды, проснувшись, я увидела склонившуюся надо мной Доону Снайдер, спрашивающую, где я прячу аптечку. Я сказала, что она — в гнезде у Пэна, единственном безопасном месте с той поры, как мы обзавелись собственным вейром, — и мысленно передала Пэну, чтоб он позволил Дооне взять аптечку. Я не спала, пока не вернулась моя подруга и опять не повергла меня в забытье инъектором.

Знаю, что во время этого, мною самой накликанного, испытания я бредила, и представления не имею, сколько наговорила о моем мире и звездолете. Знаю, что кое-что, сказанное мной, показалось окружающим довольно странным. Когда я, наконец, проснулась в полном сознании, стоял день. Я не ведала, сколько пробыла в беспамятстве, но не сомневалась, что гораздо больше нескольких дней. Девушка, присматривавшая за мной, послала за Лессой, как только увидела, что я проснулась.

До прихода госпожи вейра я сумела кое-как усесться в постели. Лесса стояла, подбоченясь, и смотрела на меня. Наконец она сказала:

— Ты едва не потеряла ногу, а с ней — и жизнь.

Я и так была бледна, а тут, с трудом проглотив слюну, скорее всего, побледнела еще больше; она же продолжала:

— Поскольку вы с Пэном — редкость, мы не могли себе позволить потерять вас. Подумали было, что вы пропали, и тут, два дня назад, тебе полегчало, как по волшебству. — Женщина как-то странно на меня взглянула. — Это случилось сразу после того, как тебя навестила твоя подруга Доона. — Тут она яростно сверкнула на меня глазами: — В следующий раз, когда получишь ожог Нитей, побеспокойся о нем — и немедленно.

Когда я робко кивнула, она добавила:

— И, скорлупы ради, не шляйся больше по всяким болотам!

Я слабо заговорила:

— Я поняла. Я думала, что сделала все, как надо, — очистила рану и наложила болюйди-траву, только, похоже, недостаточно быстро. — А про себя добавила: «Особенно если учесть, что я имею дело с чужеродными микроорганизмами!» Потом я вспомнила еще кое о чем.

— Пэн! Его тоже задело! Как он?

Лесса засмеялась.

— Прекрасно. Он, по крайней мере, не ползал в навозе так долго, как ты. Его ожог безукоризненно заживает, и никакой заразы он не подцепил. Правда…

Лесса умолкла, а потом я услышала радостное драконье пение. В комнату ворвался Пэн; снаружи остался лишь хвост.

— Те пять дней, что ты болела, другие воспитанники баловали это чудище.

Мы вдвоем с Лессой нежно посмотрели на Пэна.

— Он не ел, пока ты не пошла на поправку, и мы едва уломали его оставить тебя одну. Сошлись на том, что он занял соседнюю комнату.

Я рассмеялась, потянувшись почесать пэновы надбровные гребни. Но скоро рука моя упала обратно на кровать.

Лесса сказала:

— Пожалуй, надо дать тебе поспать. И Пэну тоже. Он может остаться. Но, когда тебе станет лучше, я задам тебе несколько вопросов. В бреду ты наговорила очень странного. Пэн отказывается объяснить мне, что значат твои слова, — сказала она, свирепо глянув на опустившего свою громадную голову, как отшлепанный щенок, бедного дракона, — и это — первый случай, когда я не смогла чего-то добиться от любого дракона. Он говорил только, что не может мне сказать. Вы оба и вправду редкостные. Вот…

С этими словами Лесса вышла.

Я уснула по соседству с громадной головой Пэна, гадая, как мне объяснить капитану Брауну, что я имела глупость заболеть и нарушить Первое Предписание (как будто я недостаточно натворила, Запечатлив Пэна…), и как отвечать на — будьте уверены! — нелегкие вопросы Лессы.

Позже той ночью, выполнив волю природы, я велела Пэну принести передатчик. Доона уже рассказала мне, что корабль — на орбите, и они знают о происходящем. Я оставила собственное сообщение и просила разрешения принять на борт Пэна, когда мы покинем Перн. Выбирать нам особенно не приходилось. Либо Пэн отправится со мной, либо я останусь. В любом случае, нам необходимо быть вместе. С этой мыслью я и уплыла в сон.

 

4. ОТВЕТЫ НА НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ

В общем, прежде чем Лессе представилась возможность прийти и еще раз поговорить со мной, на планету, в туземной одежде, нуль-транспортировался сам капитан Браун, пришел в наш Вейр, попросил разрешения увидеться с госпожой, а затем представился ей. Капитан объяснил: то, чем он собирался с ней поделиться, должны знать лишь она и Ф'лар; по крайней мере, пока. Заручившись ее обещанием никому больше не рассказывать, он дал ей понять, что мы в самом деле с другой планеты, как она уже предполагала, и никогда бы не позволили догадаться о своем присутствии, если бы не мое Запечатление Пэна. К тому времени я уже знала о найденных на Южном Материке древнем космическом корабле и забытом городе и о понимании Лессой и ее народом того, что когда-то, в далеком прошлом, они тоже были здесь пришельцами. Однако, формально раскрытие нами перинитам своего происхождения все еще являлось нарушением Первого Предписания.

Вернувшись, Лесса сообщила мне, что, поскольку теперь имеет представление о том, кто я на самом деле, она отстраняет меня от полетов. По-настоящему ее решение меня не задело, но надо же было такому случиться как раз когда нас с Пэном собирались перевести в настоящее Крыло и мы стали бы полноправными членами Вейра! Не то чтобы мы могли навечно остаться в том Крыле, но пусть немного! Было бы здорово хоть разок почувствовать себя уже не воспитанниками… И нас ведь не только вычеркнули из списков летного состава, но и существенно ограничили свободу передвижения только теми местами, которые назвала Брекки. Подумав, однако, я сочла, что это — невеликая цена по сравнению с тем, что могло со мной случиться. Теперь я могла больше времени уделять тому, ради чего, собственно, первоначально и попала на эту планету и что пришлось отложить на восемнадцать месяцев — побольше узнать о здешней медицине.

Несколько следующих дней я провела, отдыхая и набираясь сил после схватки с инородными болезнетворными микроорганизмами. Пэн, сколько ему позволяли, не вылезал из спальни моего вейра, а когда мне разрешили выходить (впрочем, лишь в пределах двора), громоздился на высоких уступах, греясь на солнышке.

Сидя во дворе, я, за неимением иного занятия, смотрела на драконов. Не потребовалось много времени, чтобы понять то, о чем я задумывалась довольно давно, да все недосуг было осмыслить. Пэн намного уступал размерами другим бронзовым драконам, а я уже поняла, что он вырос окончательно. К восемнадцатимесячному возрасту это обязательно должно было произойти, разве что я чего-то о драконах не знала. На самом деле, стоило мне в него как следует вглядеться, и стало ясно: он, кроме того, меньше голубых и зеленых. Я спросила его об этом.

Пэн толком и не замечал разницы в размерах между собой и другими драконами, но, когда я обратила на это его внимание, осознал, что уступает остальным драконам в росте. Он даже дошел до того, что спросил об этом Мнемента. Вернулся Пэн смущенный ответом большого бронзового.

«Карен, он сказал, что я не стану больше, чем сейчас. Я вполовину меньше его и только в два раза больше Рута», — говорил Пэн крайне разочарованно.

— Он сказал, почему? — спросила я, зная, что, если он останется маленьким, то никогда не сможет состязаться за обладание королевой.

Читая мои мысли, Пэн ответил:

«Мнемент сказал, мне не надо беспокоиться о завоевании королевы… что я буду занят более важными делами. Когда я спросил, какими, он не смог ответить, но добавил, что от моего размера многое будет зависеть. Это даст мне возможность лучше выполнять свою работу».

— Хм… — только и смогла я ответить обезумевшему от горя юному дракону.

Но позже, когда предполагалось, что я дремлю, я стала размышлять. Пэн, оставшись размером вполовину меньше самого большого бронзового дракона на Перне, смог бы разместиться в большинстве отсеков «Экскалибура», кое-где — не слишком удобно, но смог бы. Я мысленно заметила себе как можно скорее попросить выслать мне планы «Экскалибура».

Через два дня после разговора Пэна с Мнементом Брекки позволила мне бывать всюду и уходить в Промежуток. Она решила, что мы можем начать и изучение перинитской медицины, по крайней мере, тех областей, с которыми я не сталкивалась за восемнадцать месяцев, уже проведенных мною на Перне. Она не ведала, по какой необъяснимой причине меня сняли с летного дежурства, но я-то знала: Брекки едва ли не больше всех ухаживала за мной, пока я бредила, поэтому я была уверена, что она тоже догадывалась об истине. Она решила, что нашей первой остановкой станет Чертог Целителей в Форт холде. Я бывала там, когда вместе с другими воспитанниками училась летать в Промежутке, но размер холда никогда не переставал поражать меня. Мы приземлились во внутреннем дворе Чертога Арфистов, находящегося слева от основной части Форт холда. Мне пришлось отослать Пэна ждать меня в сияющие выси, а Брекки послала свою огненную ящерицу-королеву составить ему компанию, когда ее предупредили о недавних шалостях некоторых огненных ящериц холда.

Она провела меня по извилистым коридорам холда в небольшой Чертог Целителей. Оттуда мы спустились в кладовую. Брекки продолжила рассказывать мне, как что хранится, говорила называния всех трав и каким они обладают действием. Трикордер мой непрестанно жужжал, записывая все, что она мне показывала и рассказывала. Даже спрятанный среди моей амуниции, он, тем не менее, улавливал большинство сказанного и того, что мне показывали. Они располагали множеством трав и мазей, но среди этих снадобий не нашлось такого, по сравнению с которым у Федерации не имелось бы чего-то более совершенного. Единственное, что меня все так же пленяло — это болюйди-трава. У Федерации не было подобной мази, обладавшей бы и обезболивающими, и антимикробными свойствами. Можно себе представить, насколько широко мы могли бы пользоваться этой мазью для первичного лечения ранений у высадившихся на незнакомые планеты, да и вторичного тоже, если люди по какой-либо причине не могут вернуться на корабль (такое временами случается). До сих пор Федерации не удавалось получить подобный медикамент, поэтому, если когда-то наличие жизни вне Перна станет достоянием гласности и периниты вступят в Федерацию, болюйди-трава могла бы стать неплохим предметом товарообмена.

Мы провели в кладовой почти полдня, а затем Брекки забрала меня обратно в Чертог Арфистов. Она упомянула о возвращении Менолли и сказала, что Менолли с удовольствием встретилась бы со мной — наконец-то! Брекки сказала, что Менолли — еще одна знаменитая перинитка: она — единственная женщина, отправившаяся в Путешествие Арфистов, и это — проведя лишь неделю в Чертоге Арфистов. Удивительно, как мы раньше не встречались.

После некоторых расспросов выяснилось, что Менолли — в Архивах, роется к кипе каких-то старых песен, только что обнаруженных в одной из недавно переоткрытых в Бендене забытых кладовых. Следуя указанному направлению, мы дошли до комнаты, где размещались Архивы. По дороге туда мы миновали коридор, показавшийся мне знакомым, и я сообразила, что мы прошли как раз мимо этой комнаты, когда возвращались в основную часть Чертога Арфистов.

Когда вошла Брекки, Менолли обернулась.

— Брекки! Ты как? Драконий век тебя не видела!

Брекки рассмеялась.

— У меня все отлично. Я вижу, над тобой не парит обычная выставка огненных ящериц.

Менолли ответила чуть печально:

— Робинтон запретил моим любимцам быть здесь вместе со мной. В прошлый раз они везде разбросали свитки, и некоторые песни после этого стало невозможно прочесть.

— Знакомое дело, — отозвалась Брекки. — Меня тоже предупредили, чтобы я оставила свою королеву снаружи. Вот она и составляет Пэну компанию, пока мы с Карен здесь.

Тут только Менолли меня заметила.

— Так, значит, это ты Запечатлила того бронзового. В свое время об этом не один день судачил весь Чертог Арфистов. Сто лет, как я хочу тебя увидеть, но ведь ты училась в Вейре, а такую взятку, чтоб наставник позволил тебе увидеться с кем-то посторонним, не накопишь и за Оборот. А поскольку ты была известна гораздо больше остальных, он особо постарался, чтобы тебя никто не беспокоил. Так что к тому времени, когда он отменил свои самые строгие ограничения, былое любопытство уже улеглось, а мне дали другую работу.

— Вот оно что, — сказала я. — Чувствовалось, что меня специально держат в одиночестве, но после всех волнений я была только рада, когда вокруг меня все стихло. А потом мы так замотались с драконами, что я больше об этом и не вспоминала.

— В любом случае, народ все еще старается сложить о тебе приличный напев. Но никто ведь не знает ничего ни о тебе, а о том, откуда ты на самом деле — и того меньше, потому ничего еще и не написано.

— Ты хочешь сказать, что до сих пор ничего не написала? — усмехнулась Брекки, пытаясь скрыть прозвучавшее в голосе удивление. — Я только за этим сюда Карен и привела…

— Знаешь, весь последний Оборот выдался настолько суматошный, что не было никакой возможности писать. Вот и сейчас я только что вернулась из последнего путешествия. Робинтон сразу же послал меня прямехонько сюда посмотреть, нет ли среди этих песен, найденных в Бендене на прошлой неделе, чего-то стоящего. Помочь не хотите?

— Конечно! — ответили мы с Брекки хором и переглянулись. А потом рассмеялись все втроем.

— Думаю, мы немного устали просматривать медицинские запасы, — сказала я.

Менолли вручила нам по вороху свитков.

— Можете начать прямо здесь.

Около часа стояла тишина. Выросли кипы и выброшенных, и отобранных свитков. Выбрасывали в основном испорченные настолько, что на их поверхности не удавалось ничего разглядеть, такие, которые не стоило хранить дальше. В кипе отобранных свитков лежали те, на которых уцелело достаточно слов, чтобы догадаться, о чем говорилось в песне.

Вдруг Менолли тяжело задышала. Мы с Брекки оторвались от работы и увидели бледное лицо, всматривавшееся в нас поверх какого-то свитка.

— Что случилось, Менолли? — спросила встревоженная Брекки.

— Прочтите, особенно ты, Карен. Тут, я думаю, о тебе.

Менолли вручила мне свиток. Пока я читала, Брекки глядела мне через плечо. Это была старая песня… без музыки, остались только слова.

Я издала какие-то задыхающиеся звуки и обернулась взглянуть на Брекки. Уверена, что физиономия у меня была не румяней ее лица. Я никому не рассказывала о том, что я — инопланетянка, об этом знали только Лесса и Ф'лар. Но, если эта песня подлинна, то мое прибытие предсказали задолго до моего появления на свет, и даже, скорее всего, образования Федерации. А стоит этой песне стать широко известной, и каждый будет знать о возможном существовании инопланетян.

— Думаю, мы только что обнаружили еще одну песню, похожую на Песнь Вопроса, — потрясенно сказала Менолли. — Песню, до недавних пор непостижимую. Удивительно, почему она была упрятана в Бендене все эти годы? К тому же, смотрите… — Она взялась за оборванную последнюю страницу. — Возможно, у этой песни есть продолжение. Конец какой-то слегка… незавершенный.

— Может, она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО была непонятна и люди не хотели ее слушать? — задала вопрос Брекки. — Я точно не захотела бы слушать о нападающих на мою планету хохлатых чужаках. А что там имелось в виду насчет инопланетян? — Обе повернулись и глянули на меня.

Когда я не отозвалась, за меня ответила Менолли:

— Не знаю, но Лессе и Ф'лару нужно как можно скорее на это взглянуть.

А я ошарашенно стояла на месте. Потом, подумав кое о чем, спросила:

— Когда это написано?

— Думаю, около четырехсот Оборотов назад… примерно в то время, из которого Лесса притащила Древних, — ответила Менолли. — Или даже еще раньше. Свитки могут сохраняться очень долго, нам доводилось видеть несколько рукописей времен Путешествия Мориты. Те свитки хранились в самых старых кладовых Бендена, и нельзя сказать наверняка, когда они были написаны.

— Пошли, Карен, нам пора, — позвала Брекки. — Не против, если я позаимствую эту песню на несколько дней, Менолли? — Брекки взяла песню и потащила меня к двери.

— Нет. Лесса захочет ее изучить. Я догоню вас двоих позже. Может быть, к тому времени найдется музыка для этих слов. — Менолли рассеянно махнула нам на прощание.

Я позвала Пэна спуститься с вышины и сказала ему передать Рамоте, что мы возвращаемся с очень важным известием и хотели бы как можно скорее увидеть Лессу.

Когда мы вынырнули из Промежутка в Бенден Вейре, Лесса ждала нас. Брекки молча подала ей песню. Прочтя, Лесса присвистнула и в глубокой задумчивости посмотрела на меня.

— Рамота и Мнемент говорили, что Пэн расспрашивал насчет своего малого роста. Ну, и мы тоже недоумевали. А эта песня, кажется, проливает свет на его размеры, да и на тебя тоже. — Она посмотрела на меня в раздумье. — И у меня такое чувство, что эта песня в конечном счете вызовет больше затруднений, чем разрешит. Непонятно, как это «со всеми дракон без труда говорит». Да и вообще после слов «Из металла корабль…» совсем ничего не разобрать, но когда-нибудь, я уверена, понять удастся.

— Я могу спросить Пэна насчет первого. Одну минуту, — я замолчала, сосредоточилась и послала Пэну:

«С кем ты разговаривал в последнее время?»

«С Лессой, Ф'ларом, Брекки, Ф'нором…» — с готовностью отозвался Пэн.

«Нет, нет, нет. Не со всадниками?» — спросила я, зная, что драконы могут говорить с другими всадниками, если захотят. Однако говорить не со всадником для дракона — поистине редкость. Робинтон был одним из тех немногих, с которыми драконы разговаривали постоянно.

«А, ты имеешь в виду Доону?»

Доона Снайдер — наш главный ветеринар. Она взяла мою аптечку, когда я болела.

«Да!» — воскликнула я.

«Тебе больше ничего не нужно?» — спросил Пэн противным тоном. Потом стал перечислять дальше имена нескольких невсадников из нашего вейра и чужих. Увидев на моем лице изумленное выражение, Лесса спросила, что мне рассказал Пэн.

Я пересказала ей, и она велела Рамоте подтвердить это. Когда я спросила Пэна, почему те люди, с которыми он говорил, никогда об этом не упоминали, он ответил, что они не считали, что в его беседах с ними есть нечто необычное. Наконец я обернулась к Лессе и сказала:

— Мне бы хотелось кое-что попробовать с Пэном.

— Что? — отозвалась она.

— Пэн постоянно общался со всеми, кого упомянул. Я бы хотела посмотреть, сможет ли он разговаривать с кем-то, кого видел лишь раз или два, — заявила я.

— У тебя на примете есть кто-то? — спросила Лесса.

— Мой капитан, к примеру. Пэн видел его лишь однажды. А еще есть несколько человек с корабля, которых он либо вообще не видел за последний год, либо видел раз или два. Мы можем попытаться поговорить и с людьми, которых он вообще раньше не встречал, но кого неплохо знаю я.

По ее согласному кивку я снова обратилась к Пэну.

«Пэн, где мой передатчик?»

«У меня в гнезде. Все остальные твои приборы у Дооны», — ответил Пэн.

«Ты можешь послать бреккину королеву его принести, объяснив ей, как он выглядит, чтобы она смогла за ним слетать?» — спросила я.

«Конечно! Ты же знаешь, могу», — в его мысленном голосе появился оттенок осуждения. Ровно через десять секунд передатчик оказался у меня в руках.

«А теперь, Пэн, я хочу, чтобы ты поговорил с моим капитаном и сказал ему, чтобы он меня вызвал на связь», — я мысленно представила себе капитана Брауна.

На этот раз времени прошло побольше, но, не прошло и минуты, как передатчик запищал.

— Здесь Карен.

— Капитан Браун, — донесся с корабля озадаченный голос. — Знаю, звучит странно, и все же что-то сказало мне вызвать тебя. Как ты это объяснишь?

— Это был Пэн. Мы тут затеяли кое-что. Если можно, я бы хотела, чтобы вы объявили по всему кораблю. Я собираюсь попросить Пэна телепатически связаться с людьми на борту. Если у кого-то появится хотя бы малейший намек на желание выйти со мной на связь, пусть так и сделают.

— Я подыграю тебе, Карен, но хотелось бы получить объяснение, когда ты со своей затеей покончишь, — ответил капитан Браун.

— Как только сами разберемся, я вам непременно сообщу. Конец связи.

Тут мы и начали. Не потребовалось много времени, чтобы установить: Пэн довольно легко мог устанавливать связь с теми людьми, кого встречал более пяти раз. Людей, с которыми он встречался два-три раза или не общался в последнее время, он мог вызвать на связь уже с некоторым трудом. А с теми, кого он ни разу не видел, даже если я хорошо их знала, Пэн вообще не мог связаться, как и с теми, кого встречал лишь однажды. Таким образом, в определенных пределах, Пэн мог разговаривать с кем хотел. Он не мог читать у них в умах, как в моем, а лишь посылать им то, что хотел сообщить. Однако, для дракона, не имеющего органов речи, то был наилучший способ разговаривать с окружающими. Такая односторонняя телепатия вполне достаточна, чтобы общаться. Он понимал слова, произносимые вслух, и мог затем телепатически отвечать тому, с кем беседовал.

После этого я передала капитану, что мы установили относительно Пэна. Кроме того, я прочла ему ту найденную нами необычную песню. Перед тем, как отключиться, я попросила нуль-транспортировать Пэну в гнездо общие планы «Экскалибура».

— Ну что ж, я довольна, что песня эта о тебе и Пэне, — сказала Лесса. — И, видимо, Пэну на самом деле уготованы великие дела, как заявил Мнемент. Насколько могу судить по нашему короткому общению с капитаном, дракону обычных размеров определенно пришлось бы туго на корабле, а вот Пэн прекрасно туда впишется. — Она посмотрела на Пэна. — Ты, кроха — очень удачливый бронзовый. Смотри, не подводи нас. Ты ведь умней большинства драконов, и у тебя есть возможность свой ум проявить. Покажи все, на что способен.

Я услышала, как Пэн ответил Лессе:

«Ты будешь гордиться мной, а Перн станет гордиться, что я вылупился здесь из яйца».

Лесса отпустила нас, и я поспешила в гнездо Пэна взять планы «Экскалибура». Как следует все прикинув, я послала капитану список разных мест, где Пэн мог бы удобно разместиться. Я сумела довольно точно обмерить Пэна, и, поскольку он не станет расти дальше, я решила, что эти измерения в большинстве своем останутся верными. Полная длина тела Пэна составляет 24 фута, из них треть приходится на хвост; это значит, что, когда он «встает» на ноги, то рост его составляет около 16 футов. Таким образом, в большинстве отсеков корабля ему пришлось бы передвигаться, согнувшись в три погибели, но, так как стоять на четырех лапах ему ничуть не тяжелей, чем на двух, это затруднений не вызовет. Размах его крыльев — 18 футов, но, когда они прижаты к туловищу, поперечный размер его тела уменьшается до неполных пяти футов. Длина его передних лап — три фута, задних — четыре. Он может закручивать хвост вокруг или убирать под себя.

Исходя из этих сведений, на корабле должны что-нибудь придумать!

 

5. НАКОНЕЦ НА БОРТУ

После, как нам казалось, целых недель ожидания мы наконец получили разрешение Звездного флота взять на борт Пэна в качестве моего «иждивенца». Пока не изучены его способности, мы не будем знать, что с ним делать. Я, однако, думаю, что он мог бы стать ценнейшим сотрудником Службы безопасности! Вы только представьте: у вас за спиной появляется огнедышащий дракон! Он может уходить в Промежуток от огня фазеров и выходить оттуда в совершенно ином месте. Мало того, он сам — великолепный «аппарат» воздушной разведки, притом разумный! С его проворством (обычным, впрочем, для драконов) он может сцапать человека (или иное существо) передними лапами, а из клетки его когтей не вырваться ни за что. До сих пор у меня не было особой возможности испытать его ловкость и/или научить чему-то, но теперь, на борту «Экскалибура», я смогу сделать едва ли не что угодно.

До нашего нуль-транспортирования на борт там переделали зону отдыха на восьмой палубе. Сделали своего рода «гнездо» и обустроили жилище мне. Квартирка была не такая удобная, как моя начмедовская, но каждый должен отвечать за свои поступки.

Пэн полагал, что нуль-транспортировка — дело долгое, и говорил, что с гораздо большим удовольствием прошел бы через Промежуток. Я объяснила: прежде чем начать странствовать в Промежутке по кораблю, ему следует приноровиться к размерам «Экскалибура», иначе это кончится влипнувшим в какую-нибудь переборку крылом. Непорядок! При виде маленького транспортерного отсека у него расширились глаза, и он смиренно согласился сделать, как я сказала, до начала путешествий в Промежутке.

Я проводила его до комнаты отдыха восьмой палубы (с превеликим трудом его втиснули в турболифт) и велела ему сидеть тихо, пока я не вернусь после встречи с капитаном Брауном. Эх, знать бы заранее… Все юнцы любопытны, а уж Пэн — и подавно.

Мне предстояло не только переговорить с капитаном Брауном, но и поглядеть, что изменилось в лазарете, и вникнуть в суть происшедших изменений, а заодно познакомиться с новыми членами экипажа — я не сомневалась, таких за девятнадцать месяцев, проведенных мной на Перне, появилось множество. Помощник начальника медслужбы в мое отсутствие исполнял мои обязанности, и делал это настолько хорошо, что его перевели на другой корабль начальником медслужбы, а значит, мне предстояло не только привыкнуть к новичкам в команде, но и сработаться со своим новым заместителем. Будучи на Перне, я ухитрялась читать медицинские журналы — товарищи по команде были ко мне так добры, что пересылали мою почту и иные материалы, требовавшие моего внимания, всякий раз, когда «Экскалибур» оказывался вблизи Перна — значит, с этим трудностей не ожидалось. Таким образом, я знала, что буду занята по меньшей мере несколько часов, если не дольше.

Когда я вышла из комнаты отдыха, Пэн, очевидно, довольно скоро заскучал. Чересчур переполненный всеми новыми впечатлениями, чтобы свернуться клубком и уснуть (как имеют обыкновение драконы, когда делать им особенно нечего, то есть, к примеру, с Нитями воевать не надо), он решил осмотреть окрестности. Мысленно дать мне знать о своих чувствах он не удосужился, поэтому я была не в состоянии воспрепятствовать дальнейшим событиям. Первой причиной его скуки стало отсутствие вокруг кого-то, с кем он мог бы поговорить, например, других драконов, а второй — то, что вокруг не нашлось никого, кто мог бы его понять. Надо еще иметь в виду, что большинству членов экипажа не приходилось видеть вблизи перинитского дракона. Безусловно, они видели изображения драконов на экране, но я не думаю, что кто-то по-настоящему представлял себе, насколько велики в действительности эти зверюги. А Пэн еще малыш по сравнению с обычным бронзовым… Так что, увидев перинитского дракона вблизи, даже если имеете к тому некоторую подготовку, вы можете получить величайшее потрясение… в буквальном смысле.

Первые несколько встреченных Пэном человек просто-напросто развернулись и убежали. Я бы тоже побежала, если б на меня шел дракон ростом шестнадцать футов с громадными крыльями! Пэн потом рассказывал, что его очень расстроило, когда никто не ответил на его призывы. Пятым, кто его увидал, оказался тот самый оператор транспОртера, который до того нас принимал. Ошарашенный, он все же ответил на вопрос Пэна. Этот человек выразил готовность показать Пэну корабль, по крайней мере, те места, в которых дракон уместился бы, и представить его некоторым членам экипажа.

После этого не убегал никто, но чувствовалось, с какой опаской они на него глядят. Поскольку человеку в большинстве случаев требуется несколько раз встретить дракона, прежде чем он сможет «принимать» пэновские мысленные послания, объясняться ему приходилось с трудом. Нам еще предстояло изобрести для него способ общения с теми, кто не мог его слышать — ни в чем подобном на Перне не было нужды — поэтому Пэн провел несколько обидных дней, пока не познакомился с достаточным количеством людей, которые могли бы «переводить» другим его речи. Но стоило какому-то члену экипажа начать «слышать» его, и все, что требовалось от Пэна — это представить себе нужного ему человека, и он мог разговаривать с ним независимо от того, где именно на корабле тот находился. Позднее мы выяснили, что эта его способность не простирается до поверхности планеты, если только человеком, с которым он пытался поговорить, не становилась я или кто-то еще, кого он очень хорошо знал, например, люди из его отдела или добрые друзья.

Оператор транспортера показал Пэну некоторые другие общественные места корабля. Пэн упомянул, что голоден, и провожатый привел его в одну из столовых. Здесь Пэн открыл для себя пищевые автоматы. Тут-то я его и обнаружила.

К тому времени он уже попробовал синтетического мяса и решил, что натуральное вкуснее. Овощи он не очень уважал — как и всякий подросток, впрочем. Он открыл, однако, раздел десертов, и я, в свою очередь, открыла, что у моего дракона — зуб на сладкое, да еще какой! Когда я вошла, выследив его, воспользовавшись все еще сопровождавшимися вытаращиванием глаз рассказами команды, он поедал подтаявшее шоколадное мороженое. Я безмолвно попеняла ему за то, что он ушел с восьмой палубы, и он опустил голову.

«Но мне было так одиноко, Карен. Там не с кем даже поговорить», — жалобно сказал Пэн.

«Надо было позвать меня, и я бы с тобой поговорила», — ответила я.

«Но ты же сказала, что тебе надо побеседовать с капитаном и сделать разные другие дела, вот я и решил тебя не беспокоить», — сказал он.

«Думаю, капитану больше понравилось бы, если б ты побеспокоил меня, а не переполошил весь корабль. Своим озорством ты причинил неприятности МНЕ. Придется тебе теперь научиться подчиняться приказам и следовать правилам, особенно, если ты собираешься стать членом экипажа. Идет?»

«Извини, Карен. А капитан правда на меня рассердится? Я не хотел никого беспокоить. Теперь буду сидеть у себя в гнезде, пока ты не разрешишь выйти. Честное слово!»

Вид у Пэна был настолько несчастный, что мне оставалось только рассмеяться.

«Ох-хо-хо, Пэн. Не грусти. Я себя точно так же чувствовала, когда впервые нуль-транспортировалась на борт своего первого звездолета. Уверена, капитан тебя простит…» — Тут я разглядела, что именно он ест: — Оп-ля! Что это у тебя там? — спросила я вслух.

«Мне сказали, что это — мороженое. Мне понравилось, особенно вот это, цветом как ил. Хочешь?»

Не дожидаясь ответа, он повернулся и вставил ленту в компьютер. Через секунду на подносе появились две порции шоколадного мороженого.

«Выходит оно вот такое твердое, как снег в горах, но, когда подтает, становится вкуснее».

— Может, ТЕБЕ и нравится растаявшее, но я предпочитаю потверже.

Неожиданно по внутренней связи раздалось:

— Всем начальникам служб через сорок пять минут собраться в конференц-зале.

— Ладно, Пэн, пойдем-ка лучше к тебе в гнездо. И на этот раз я хочу, чтоб ты там и сидел.

«Может, не надо? Здесь еще так много на что стоило бы посмотреть».

Под моим строгим взглядом он опустил голову.

«Ладно, посижу. А чем бы мне без тебя заняться?»

— Для начала неплохо взглянуть, что там у нас есть. Ты сможешь вспомнить расположение нашей комнаты и пройти туда через Промежуток?

«Ну конечно, Карен», — оживился он.

— Покажи мне эту комнату, чтоб я посмотрела, правильно ли ты себе ее представляешь. Тебе еще много раз придется отправляться туда одному, без меня.

Пэн передал мне детальный образ своего нового гнезда. Все эти тренировки на Перне пошли нам обоим впрок. Я спросила:

— А сможешь теперь туда попасть, не взлетая перед этим?

На его физиономии появилось озадаченное выражение.

«Не знаю. Хочешь, чтоб я попробовал?»

— Ну, тебе придется к этому привыкнуть. Летать тут негде, разве что в ангаре челноков и каждый раз, когда мы будем на поверхности какой-нибудь планеты.

При мысли об этом я на минутку задумалась. Раньше о подобных затруднениях мне размышлять как-то не случалось.

— Попробуй сначала один, а потом вернись.

После этого, к изумлению присутствовавших в столовой членов экипажа, Пэн исчез, а затем возник опять. У них на глазах я взобралась Пэну на спину и исчезла с ним вместе. Думаю, толки об этом на прекращались на корабле всю дорогу до Планеты Времени!

Вернувшись в комнату отдыха на восьмой палубе, я обнаружила, что бригада, перестраивавшая наше с Пэном жилище, не тронула разъемов компьютерной сети и оставила на месте большой видеотерминал. Поскольку подавать команды голосом Пэн не мог, я заказала для него полное описание корабля, отсек за отсеком, палуба за палубой, а на случай, если он с этим покончит до моего возвращения, запрограммировала компьютер начать для него элементарный курс обучения. Вслед за тем я установила пульт таким образом, чтобы Пэн мог продвигаться вперед с нужной ему скоростью, показала, как приостанавливать вывод информации на терминал, возвращаться к предыдущему материалу, переходить к следующему и запускать все с самого начала. В конце концов он смог это делать одним из когтей.

Затем я направилась в конференц-зал послушать о нашем следующем задании.

 

6. КИНДЖИ

Я появилась в конференц-зале за несколько минут до начала. Пока я усаживалась, народ меня поздравлял с возвращением на корабль и отпускал шуточки по поводу моих затянувшихся каникул, хоть я и работала по-своему, собирая информацию о перинитах и их культуре. Все добытые нами за последние полтора года сведения отправятся в дальний путь к правительству Федерации, собиравшейся начать переговоры с перинитами о вступлении в галактическое содружество. Ко времени моего отбытия с планеты там было, благодаря вновь открытой саге, по существу, широко известно, что я — с другой планеты и что мы с Пэном покидаем Перн. К тому же нас все хорошо знали, и наше отсутствие в любом случае вызвало бы вопросы. Да еще после обнаружения старого космического корабля в лагере Древних так и так скоро всем станет ясно, что сами периниты родом с другой планеты! Официальные лица Федерации уже планировали послать на Перн, в Вейр Бенден, своего представителя и вступить там в диалог с властителями Вейра.

Вошел и сел во главе стола капитан Браун.

— Так-с, дамы и господа. С нашей непыльной курьерской работенкой покончено. Теперь, когда наш начмед снова на борту и приступила к своим обязанностям, — он приостановился улыбнуться мне, — мы можем вернуться к серьезным делам. Мне сообщили, что некая новая раса, называющая себя кинджи, вышла из альтернативной вселенной, и их не назовешь уж слишком дружелюбными созданиями. В действительности они, видимо, собираются изменить историю Федерации. Мы пока не знаем, как они вызнали о Страже Вечности, но вот вызнали. Поскольку Страж неизбирательно пропускает через свой портал и, в любом случае, не мог предотвратить вторжения, эти существа пробрались на разные планеты в разные времена. От Стража мы знаем, куда они направлялись, но не ведаем, для чего. Мы знаем также, что Страж некоторое время может не допускать искажения истинного хода событий, но нам в любом случае необходимо попасть туда, куда ушли кинджи, найти их, взять в плен, возместить причиненный ими ущерб и доставить в наше время для разбирательства. Все это нужно проделать, чтобы не допустить искажения нашей реальности.

— Как нам стало известно о происшедшем? — спросил кто-то.

— Исследователи, базировавшиеся в районе Стража, сумели дать сигнал бедствия до того, как их одолели кинджи. Думаю, что эти пришельцы не предполагали, как близко к Стражу находился один из наших кораблей — мы сумели оказаться там достаточно быстро, чтобы взять двоих пленных, — отозвался Браун. — Довольно трудно было убедить этих кинджи говорить, но в конце концов они рассказали нам то, что мы желали знать. Об этих пришельцах нам известно еще одно. Они не имеют постоянной формы и принимают любую, какую хотят. Один из них едва не удрал, напав на своего конвоира и приняв его облик. Они, однако, не в состоянии подражать личности или читать мысли, поэтому, когда лже-конвоир не отвечал на приветствия знакомых и не знал пароля, остальные поняли, что дело нечисто. Еще вопросы?

Когда таковых не последовало, капитан Браун выдал нам предписания и продолжил совещание. Мне достался старый Запад, и я было удивилась, но, поразмыслив, заключила, что это логично. Историю я любила, и старый Запад — наряду с временами Гражданской войны — занимали меня больше всего.

Совещание продолжалось значительно больше часа, и вернулась я на восьмую палубу измочаленной. Улаживание дел на планете, прощание с новыми друзьями, нуль-транспортировка на корабль, отчет капитану, знакомство с переменами на борту и волнение при получении нового задания — после всего этого отчаянно хотелось выспаться. Время в Бенден Вейре на добрых шесть часов опережает корабельное, так что встала я куда раньше первой смены.

Пэна я нашла все еще поглощенного компьютерными материалами, и с удивлением обнаружила, что он достиг пятого уровня заданной мною обучающей программы. Он почувствовал мое удивление и сказал:

«Я быстро учусь, потому что уже видел все это у тебя в мозгу. Ты не думаешь перинитскими понятиями; тебе приходится размышлять, пользуясь своими, а потом переводить их в перинитские. Вот потому я и смог многого поднахвататься у тебя. Да и времени для этого у меня было предостаточно».

И помалкивал больше полутора лет! — подумала я про себя. Я начинала склоняться к мысли, что у Лессы, в конце концов, есть «второе зрение»… Пэн и правда умнее большинства перинитских драконов.

Пока корабль летел к Планете Времени, мне удалось прихватить столь необходимого сна. После неоднократно прерывавшегося (разными медицинскими затруднениями, которые просто НЕ МОГЛИ ждать, когда я проснусь) двенадцатичасового отдыха я решила, что пора вставать и заняться делами. В полученное нами предписание входил и видеосюжет о том месте, через которое проникли кинджи. Страж, помимо того, что сообщил нам, когда именно вошли кинджи, позволил записать и куда они вошли. Я воспроизвела сюжет о своем месте назначения и стала его изучать. В первый же раз, когда я его увидела, возникло ощущение: тут что-то не совсем так, как надо; и место не вполне соответствовало этикетке на видеоносителе, утверждавшей, что это — один из районов Аризоны. Разумеется, я видела этот округ в более позднем варианте и лишь несколько раз, но, когда я разглядывала те места на видео, они казались гораздо более знакомыми, чем можно было бы ожидать от того, на что смотрел лишь несколько раз.

Потом до меня дошло. Я глядела вовсе не на Аризону, а на Гумбольтовскую низину близ того места, где раньше располагался Локон, Невада! Я там выросла, и, как большинство малышей, провела прорву времени в поисках наконечников стрел. Тот поезд, который я видала, шел на запад. Рискуя сломать себе голову, я пыталась вспомнить, что здесь происходило в начале 1870-х. Смутно припоминалось что-то насчет крупного месторождения золота в Вирджиния-Сити, но ничего больше в голову не приходило. Я решила, что требуется небольшое исследование.

Во время короткого перелета до Планеты Времени я тратила все свободное время, показывая Пэну корабль и удостоверяясь, что он сможет пройти через Промежуток, куда ему надо. Таскать его по коридорам было не только медленно, но и неудобно. Кроме того, что Пэн был сам по себе достаточно велик, он еще и являл собой для окружающих настоящее зрелище, и, пока команда к нему не привыкнет и не перестанет таращиться, дракон так и будет останавливать всякое движение, где бы ни появился. Сначала я водила его по коридорам, чтобы он сам увидел, как они выглядят. Потом давала ему задание вернуться через Промежуток к себе в гнездо, представить себе то место, где я находилась, передать мне полученный образ и несколько раз пройтись в Промежутке туда и обратно. Было похоже на новые тренировки в Крыле воспитанников. Через короткое время он точно запомнил большинство помещений корабля, и мог перемещаться туда, не сверяясь со мной.

Я была вынуждена просить у капитана разрешения показать Пэну мостик. В конце концов мне позволили привести Пэна на мостик в середине третьей, ночной, смены. Тут Пэн никогда раньше не был и его особенно пленил большой видеоэкран. Дежурная бригада с пониманием отнеслась к его любопытству и показала дракону сначала вид по курсу корабля, а затем — вид за кормой. Мне с трудом удалось его увести и с еще большим трудом я заставила его пообещать никогда — именно НИКОГДА — не появляться на мостике без моего разрешения.

Кроме того, я испытывала возможности Пэна. Судя по результатам проверок умственного развития, в то время уровень его интеллекта соответствовал земному пятнадцатилетнему ребенку, но пока его следовало считать драконом-подростком. Проверка далее показала, что его интеллектуальный уровень будет повышаться с возрастом (подобно любому другому ребенку) и по мере того, как он будет все больше воспринимать посредством общения с компьютером. Если все пойдет согласно прогнозу компьютера, уровень его умственного развития, скорее всего, превысит средний для человека. Сноровка его также будет повышаться, по мере того, как он будет учиться пользоваться со все новыми и новыми предметами; скорее всего, он так и останется неуклюжим в обращении с самыми маленькими устройствами, но наиболее часто используемые не будут представлять для него никаких трудностей.

Помимо этого я вела исследования, необходимые для приближавшегося путешествия через временной портал. Выяснилось, что в 1873 году близ Вирджиния-Сити открыли крупную золотоносную жилу, Большую Бонанцу. То было величайшее из всех когда-либо существовавших месторождений золота и серебра. А еще я обнаружила, что в то же самое время началось движение в пользу запрета дальнейшей иммиграции в Штаты китайцев. Может, это и есть вероятная точка приложения усилий кинджи? Этого не узнать, пока на самом деле не минуешь Стража Вечности и не попадешь на старый Запад.

Когда мы, наконец, прибыли на Планету Времени, я запросила и получила разрешение просмотреть у Стража замедленный вариант летописи событий, описанных в посланном капитану Брауну отчете. Используя корабельные компьютеры, я сузила требуемый промежуток времени до зимы-лета 1872–1873 годов. Поскольку время, которое мы проведем в нужной «эпохе», окажется значительно больше прошедшего в нашей собственной реальности, я рассчитывала, что в моем распоряжении будет по меньшей мере одна-две недели на поиск и пленение кинджи.

Соответствующим образом одевшись и прихватив необходимые запасы, а потом убедив капитана Брауна, что Пэн должен пойти со мной (вряд ли ему понравился бы оставшийся на корабле без моего присмотра дракон-подросток!) и что для моего друга близ Вирджиния-Сити найдется множество пещер, в которых он сможет спрятаться, да к тому же Пэн на самом деле может оказаться там полезным, мы с Пэном прошли сквозь Стража Вечности в точно указанное время.

Мы очутились в районе какого-то продуваемого всеми ветрами каньона с несколькими рельсовыми путями. Я сориентировалась на местности и направилась на запад, надеясь, что эти пути, по крайней мере, находятся в старом штате Невада. В противном случае, чтобы попасть туда, куда надо, предстояло долгое путешествие. Я надеялась и молила удачу не оставить меня. У этого кинджи была чертовски большая фора, и мне следовало как можно быстрее составить какой-то план, прежде чем он обнаружит мое присутствие здесь.

Начав обнаруживать признаки цивилизации, я велела Пэну спрятаться в холмах и ждать, пока я не позову. Более всего я ему внушала, чтобы он звал меня, если у него возникнут какие-то затруднения или вопросы, и особенно, если ему станет одиноко. Разрешила ему исследовать окрестности, не попадаясь никому на глаза.

Я взяла курс на замеченный с возвышенности городок, а там направилась к первому же похожему на газетный ларек строению. Купив один из местных еженедельных листков, я уселась его читать. Взгляда на заголовок оказалось достаточно, чтобы понять: повезло. Газетка называлась «Рено Уикли» и датировалась тридцатым января 1873 года. Я была там, где нужно и в нужное время. Теперь предстояло вызнать, где и чем занимается этот кинджи.

 

7. ДЕЛО СДЕЛАНО НА СЛАВУ

Сняв комнату в гостинице, я расположилась дочитать купленную газету, надеясь наткнуться на какую-то нить, которая помогла бы выяснить, чем занимается порученный моим заботам кинджи. По-настоящему интересных материалов не было, только упоминание о растущих антикитайских настроениях. Как составная часть этого недовольства среди белого населения распространялось мнение, что китайцы начинают оказывать чересчур большое влияние на местные дела и отнимают у белых работу. Я припомнила, что как раз в это время и начали происходить известные события. По завершении трансконтинентальной железной дороги китайцы перестали быть дешевой рабочей силой, и теперь им не осталось ничего такого, что белые не считали бы своей вотчиной.

Я решила поглядеть, смогу ли найти тех двоих сотрудников секретной службы, владевших поездом, виденным мной в записи, полученной от Стража — Джеймса Уэста и Артемуса Джордана. Эти двое в свое время были хорошо известны, а их поезд служил им и домом, и передвижным арсеналом. Если их показал Страж, они, возможно, сыграют определенную роль в пленении кинджи. В любом случае, навестить их не повредит, и, может быть, я сумею добыть у них какие-нибудь полезные сведения.

Далеко ходить за ними не пришлось. Видимо, ребята только что приехали в город и случайно сняли комнату в одной гостинице со мной. Они стояли в вестибюле и расспрашивали, нет ли среди присутствующих кого-то, знающего Вирджиния-Сити, особенно тамошние прииски. Перед тем, как покинуть корабль, я изучила много разного, и, хоть экспертом меня бы не назвали, я знала о тех приисках больше любого другого. Появление из будущего — несомненное преимущество!

— Джентльмены, — сказала я им в спины, приближаясь. — Я знаю довольно много об этих местах, и кое-что — о приисках вокруг Вирджиния-Сити. Что бы вы хотели выяснить?

Они обернулись, и тот, кого, насколько мне показалось, звали Джим Уэст, с сомнением на меня посмотрел, как бы говоря: «Женщина? Что может понимать в горном деле женщина?». Первым заговорил другой мужчина.

— Здравствуйте, — тепло сказал он. — Меня зовут Артемус Джордан. А кто вы такая? И что вы знаете о тех приисках?

— Меня зовут Карен Эмерсон. — Тут в игру вступила придуманная мной история. — Моему опекуну приходилось много заниматься оформлением заявок и добычей образцов. Поскольку смотреть за мной больше было некому, я сопровождала его во всех поездках. Он научил меня многим премудростям горного дела, а заодно познакомил с расположением Вирджиния-Сити. Я, по сути дела, выросла, сама добывая золото и серебро.

— Ясно. Тогда вы, возможно, могли бы нам помочь. — Поворачиваясь к своему товарищу, он объявил: — Этот необычайно застенчивый джентльмен — мой компаньон, Джеймс Уэст.

Джим явно сомневался, то ли пожать мою протянутую руку, то ли поцеловать ее. Наконец он потряс ее, глянув мне в лицо и решив, видимо, по его выражению, что я запросто ему врежу, если он предпримет попытку поцелуя. Скорее всего, так бы я и поступила!

— Нас послали сюда выяснить, насколько обоснованы слухи о выступлении китайцев. Часть этих слухов имеют отношение к приискам близ Вирджиния-Сити.

Я кивнула. До сих пор все, кажется, указывало на большую жилу-бонанцу как средоточие событий.

— Может, где-нибудь присядем? — вмешался Джим. — Видимо, наш разговор займет какое-то время, так что неплохо бы устроиться поудобнее. — Он провел нас в бар и выбрал столик у стены.

Бармен и официантки удостоили меня несколькими озадаченными взглядами, а когда я заказала виски, взгляды стали и вовсе обалдевшими. Недаром прошло время, проведенное в обществе космонавтов! Но я действительно скучала по бенденскому вину, к которому успела привыкнуть… Впрочем, не стоит обращать внимания на эти взгляды, надо работать.

Джима мой заказ тоже, кажется, привел в замешательство, а вот Артемус отнесся ко всему спокойно. Должно быть, он счел, что, «воспитываясь» среди приисков, я нагляделась такого, чего не видать обычной благородной молодой леди.

Когда нам принесли заказанные напитки, Джим, к которому в основном вернулось самообладание, повернулся ко мне и спросил:

— Не можете ли вы нарисовать нам карту Вирджиния-Сити и окружающих мест? Или, по крайней мере, описать их нам? — В его голосе явно прозвучало сомнение в моем умении писать.

— А у вас найдется бумага и карандаш, или, может быть, даже ручка? — ответила я с едва скрытой насмешкой. Я не была готова к снисходительному отношению к женщинам, хоть и должна бы. Мне это просто не пришло в голову. Вместо этих выбранных мною грубых штанов и рубахи следовало надеть что-нибудь более женственное. Но не потопаешь же в пустыню в юбке и блузке? А, ладно, теперь уже поздно менять.

Артемус дал мне требуемое, и я стала рисовать им карту, основываясь на воспоминаниях детства и том, что сумела выудить из компьютерных банков данных перед выходом на задание. По ходу дела я давала пояснения и упомянула о возможно неточном масштабе.

— Спасибо, вы нам так помогли, мисс Эмерсон, — сказал Джим. — Может быть, мы еще когда-нибудь встретимся.

— Э, Джим, мне кажется, ты уж очень скоро ее отпускаешь, — вмешался Артемус.

— Почему?

— В первую очередь, потому, что нам эти места по-прежнему незнакомы, и нам понадобится проводник. — Он приостановился, глядя на меня. — Если у мисс Эмерсон есть желание, она может им стать.

Есть ли у меня желание?!? Да мне позарез надо было держаться с ними рядом, а заодно требовалась и кое-какая поддержка. Когда Джим неохотно кивнул, я сказала:

— Буду рада стать вашим проводником. Когда вы хотите выехать?

— Как насчет завтрашнего утра? — спросил Артемус. Я кивнула, и он продолжил: — Наш поезд — в ремонте, поэтому придется отправиться верхом. Далеко это отсюда, если добираться на лошадях?

— Самое большее — два часа. Мы будем там к полудню, — ответила я.

— Отлично. Джим и я встретим вас здесь же в семь часов. Вам нужна лошадь?

Я как раз подумала об этом. Нанять коня может оказаться не таким уж простым делом.

— Да. Своего коня пришлось застрелить несколько дней назад, а присмотреть нового пока не представилось возможности. — Увидев, как на меня смотрит Джим, я пояснила: — Несчастный случай. Он оступился и сломал переднюю ногу в двух местах. Мне не хотелось этого делать, но еще меньше хотелось видеть мучения друга. — На том я решила и закончить объяснения.

— Ничего сложного. У нас есть, кроме наших, одна лишняя. Мы ее прихватим.

— Весьма признательна. Увидимся завтра.

Тут оба мужчины встали и ушли. Я слышала, как спорит Джим с Артемусом, не зря ли они связались с женщиной… ведь ее придется защищать, если того потребуют продолжавшиеся беспорядки. Я только усмехнулась про себя. У меня за плечами осталось столько лет тренировок по самозащите без оружия, что я, вполне возможно, могла позаботиться о себе лучше самого Джима Уэста.

Перед тем, как лечь спать в ту ночь, я связалась с Пэном и удостоверилась, что у него все в порядке. Он сообщил, что вовсю исследует новую для себя планету — даже сумел найти одного-двух вкусных оленей.

Следующий полдень застал нас едущими верхом по главной улице Вирджиния-Сити. Вокруг действительно было множество китайцев, намного больше, чем я могла предполагать, судя по книгам о тех временах. Джим показал на нескольких человек, у которых на одежде виднелся знак Тонга. Мы сняли комнаты в гостинице «Комсток», а потом я повела Джима и Артемуса по окрестностям, показывая прииски.

Я разглядела, что работа идет как раз там, где должна быть открыта Бонанца — и, судя по всему, очень скоро. Копались, однако, в основном, китайцы, а я знала, что жилу откроет какой-то белый.

Пока я отдыхала (по настоянию обоих, и Джима, и Артемуса — гм!), двое агентов пошли выспрашивать горожан. Когда они вернулись, я поинтересовалась, что они выяснили. Когда на их пытливые взгляды я заметила, что это — МОЙ дом, а не их, и имею больше прав знать, что здесь творится, они наконец поделились со мной своими находками.

Большинство китайцев беспокоила растущая неприязнь к их расе и разговоры о жестком ограничении дальнейшей иммиграции в Соединенные Штаты. У очень многих семьи все еще оставались на родине, и китайцы не желали возвращаться туда, а напротив, хотели, чтобы родня переехала к ним. Они не смогут этого сделать, если иммиграцию остановят.

Кроме того, Джим и Артемус выяснили, что появился новый вождь Тонга, очень влиятельный человек, за которым стояли некие таинственные силы. Он распорядился всем китайцам в округе собраться в Вирджиния-Сити на какой-то праздник, а еще велел всем, кто в состоянии трудиться, начать копаться там, где, как я знала, должна быть открыта Бонанца. Разумеется, та земля принадлежала некоему белому, но обычно тому, кто найдет золотую или серебряную жилу, полагалась определенная доля от прибыли, если он там работал. Конечно, если эту землю захватят силой, никто не станет много распространяться о том, кто нашел это серебро или золото. А появления нового вождя Тонга ждали в ближайшие дни.

Многие из вновь прибывших китайцев отличались воинственностью, а не раболепием, как большинство их соотечественников. Проводились тайные собрания, и среди остального китайского населения распространялось недовольство. Бунтов до сих пор не отмечалось, но в последнее время случалось больше драк и других происшествий. Джима и Артемуса все это очень беспокоило. Слухи о волнениях среди китайцев подтверждались, и появление этого нового вождя Тонга, видимо, должно было спустить взведенный курок.

Пока мужчины продолжали обсуждать создавшееся положение, я извинилась и улизнула, посчитав, что они не станут по мне слишком скучать. Я вызвала Пэна, сказала ему, где нахожусь, и попросила облететь окрестности, посмотреть, что там творится, а потом постараться найти другую пещеру в ближних холмах. Пока он этим занимался, я проверила свое оборудование для обнаружения и успешного пленения кинджи.

Пэн передал, что вокруг Вирджиния-Сити развернулась бурная деятельность, особенно, если я не ошиблась, ориентируясь на местности, в районе каньона Десяти Приисков, который был своего рода черным ходом в город. Дракон не мог сказать, какого цвета кожа у собиравшихся вокруг Вирджиния-Сити людей, зато рассказал, что из окружающих каньонов выносят сотни единиц оружия. Похоже, у нас на глазах готова была вспыхнуть настоящая война. Я велела ему спрятаться и не высовываться, пока не позову.

Я знала, что, если пойду со всеми сведениями, которыми меня снабдил Пэн, к Уэсту и Джордану, они отнесутся к ним весьма скептически и поинтересуются, откуда я это все узнала. Скажи я им, что это поведал мне дракон, — и они покатятся со смеху, а меня упрячут в ближайшую психушку. Я решила помалкивать и надеяться, что они сами дознаются о стекавшемся к городу оружии.

Уэсту и Джордану не представилось возможности ничего больше выяснить, по крайней мере, ничего такого, о чем я бы не знала. На следующее утро район Бонанцы захватил большой, до зубов вооруженный отряд китайцев. Не сомневаюсь, прежние рабочие, в основном китайцы, никак не воспрепятствовали захватчикам, хоть и видела нескольких окровавленных и избитых мужчин и совсем мальчишек, пытавшихся защитить свои участки, пока их оттуда не выкинули. Большинство горожан недоумевало, из-за чего вся эта суета, будучи уверены, что захваченная земля не представляет совершенно никакой ценности, но я-то знала лучше… Под этим местом залегала самая большая золотая и серебряная жила, которую когда-либо доведется увидеть миру. И я начинала понимать, почему этому кинджи она была так нужна, вместе с властью над китайцами.

Если бы у китайцев достало денег нанять людей и подкупить законодательную власть, никогда бы не прошли законы, ограничивающие иммиграцию и китайцев, и японцев в эту страну. А, пользуясь теми большими деньгами, которые дала бы эта Бонанца, китайцы и японцы смогли бы забрать сюда свои семьи и множество других людей — гораздо больше сочившейся сейчас тоненькой струйки. В районе Калифорний-Невады появился бы очень сильный центр азиатского влияния, которого никогда не существовало в нормальной истории. Они могли бы сказать веское слово применительно ко всему, что касалось бы их расы. Возможно, остальное население Америки продолжало бы относиться к выходцам из Азии с предубеждением, как уже относилось к неграм, и этот район страны становился бы все более изолированным, пусть и оставаясь частью Соединенных Штатов.

Я понимала, к чему все это могло привести. Во время второй мировой войны у Японии имелся бы очень сильный плацдарм, на который они могли бы высадиться и устремиться вглубь Америки. Если неприязнь к выходцам из Азии обернулась бы чем-то похожим на неприязнь к неграм, японцы располагали бы мощнейшей поддержкой на западном побережье. Изнуренные войной на два фронта (особенно если учесть, что один из этих фронтов проходил по их собственной территории), Соединенные Штаты не выстояли бы против фанатиков-японцев и их союзников, китайцев. Кончится тем, что японцы завоюют США, если не весь мир. И определенно поспособствуют завоеванию Гитлером Европы.

Во времена второй мировой войны японцы не ставили себе целью добиться технического превосходства. Лишь потерпев поражение в той войне, они были вынуждены вступить в технологическое соревнование, изобретать автомобили и компьютеры. Без толчка, данного им Соединенными Штатами и другими высокоразвитыми странами, японцы медленнее вступили бы в период научно-технической революции. Таким образом, космические полеты и все с ними связанное могло не начаться еще сотни лет, если Земля вообще сумела бы выйти в космос. Это дало бы возможность кому-то еще выйти на сцену и способствовало бы росту его влияния. Федерация планет могла бы не сформироваться, и все ее возможные члены остались бы беззащитны перед завоевателями. Которыми стали бы кинджи!

Это китайское восстание нужно остановить во что бы то ни стало, даже если жители Вирджиния-Сити и не видят ничего дурного в том, что эти лихие ребята захватили какой-то, кажется, никчемный клочок земли. И остановить восстание следует до открытия той богатейшей жилы. Если китайцы откроют ее раньше, чем мы их выгоним, они смогут отбиться от всех, особенно имея ту массу оружия, которое они запасли вокруг города. На самом деле они могли выгнать отсюда всех белых, оставив богатства, таящиеся под городом, в своем полном распоряжении. Никто, кроме меня, не знал об океане золота под той грязью, которую они захватили, и, очевидно, китайцами двигала при этом лишь вера в своего вождя, приказавшего им овладеть именно этим районом. Несмотря на всеобщее недовольство, большинство народу склонялось к тому, чтобы оставить китайцам считавшуюся бросовой землю.

Но Уэст и Джордан не собирались позволить Тонгу выйти сухим из воды после всего насилия и убийств, пусть он захватил всего лишь пядь бросовой земли. Они стали думать, как арестовать или, в крайнем случае, убить нового вождя Тонга, когда он появится. Теперь я понимала, что этот вождь Тонга — видимо, кинджи, и, стоит мне схватить его и вывести через Стража, как китайцы потеряют того, кто ими двигал, и сложат оружие перед вызванными Уэстом армейскими частями. Сейчас нам оставалось лишь ждать, когда объявится этот вождь Тонга.

В моих новейших планах уже играл свою роль Пэн, и я очень четко ему объяснила, что ему надлежит делать, когда появится наш вождь. Уэст и Джордан наставляли меня сидеть в гостинице, но вы же знаете, как охотно я подчиняюсь наставлениям, которые мне не нравятся. Кроме того, эти наставления не вписывались в МОИ планы.

У меня было оборудование, способное обнаружить кинджи. И действительно, когда он появился в сопровождении преданных вооруженных людей со стороны приисков, приборы показали, что он — на самом деле кинджи. Я вызвала Пэна. Едва он оказался рядом, как я выстрелила из фазера с крыши одного дома, поразив кинджи прямо в грудь. Кинджи, на котором не было никакого защитного костюма — уверена, он думал, что я не воспользуюсь ничем футуристическим, дабы поймать его, в особенности если знал что-то о Звездном флоте и Первом Предписании — упал, и Пэн схватил его. Толпа в ужасе вскрикнула, как один человек, увидев над собой дракона с распростертыми крыльями. Грохнувшись оземь, они побросали оружие, уверенные, что это один из богов явился покарать их за войну с белыми. Пэн исчез столь же внезапно, как появился, и, едва я взобралась ему на спину, опять исчез в Промежутке, на этот раз направившись в уединенный уголок, найденный им во время его поисков.

Убедившись, что в нашего кинджи попало достаточно медикаментов, чтоб он не приходил в сознание неделю, я для верности связала его несколькими разными способами, используя всевозможные применяемые сотрудниками службы безопасности особые приспособления. Тут как раз Страж потащил нас обратно, и я знала, что с историей снова все в порядке, по крайней мере, с порученным мне ее участком.

Капитан Браун немедленно нуль-транспортировал кинджи на борт и поместил его в надежный карцер, пока он не вышел из того состояния, в которое я его ввергла. Проснется кинджи — то-то удивится! Потерять сознание на Старом земном Западе, а прийти в себя на борту современного боевого крейсера Федерации! Вот тут бы и прочесть его мысли! Неплохо еще увидеть выражения лиц Уэста и Джордана, когда из ниоткуда появился здоровый дракон и утащил их жертву. А еще интересно знать, как они объяснят все своим коллегам!

Пэн и я вымылись и улеглись, предавшись сладкому, долгому, заслуженному сну. Капитан Браун уже похвалил нас за прекрасно выполненную работу, и это доставило Пэну особенное удовольствие. Его первое задание на борту «Экскалибура», данное от лица Звездного флота, завершилось удачно, пусть я и взяла его с собой чуть ли не пригрозив капитану. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается!

 

8. ВОЛНЕНИЕ НА МОСТИКЕ

Мы завершили нашу часть работы, и оставалось только ждать, когда справятся со своими заданиями остальные. Обычно точку входа в Стража и точку возвращения по объективным часам разделяют секунды, но в тот раз тех, кто пользовался Стражем, оказалось настолько много, что эти точки стало отделять Друг от друга большее время: мы не хотели перегружать эту мыслящую машину. И с каждым успешным возвращением Страж удерживал правильный ход времени со все меньшим напряжением.

Хорошенько выспавшись, Пэн захотел вернуться на планету, пройдя через Стража в какое-нибудь другое время. Мне пришлось усадить его и объяснить, что Стражем пользуются лишь в случае крайней нужды, как сейчас, и он — не игрушка. Люди, работавшие со Стражем, на самом деле только изучали различные отрезки времени, описываемые им, и следили за тем, чтобы машиной не злоупотребляли. Пэн огорчился, но понял, что может случиться, если вмешаться в естественный ход событий. После всех происшедших с ним в последнее время событий он совсем не желал вернуться из прошлого в незнакомую вселенную.

Окончив свои опыты на Перне и обнаружив порученного кинджи, я влилась в вахтовый режим. Вахты, по крайней мере, продолжались вполне определенное время, и я могла рассчитывать на несколько свободных часов — не то, что на Перне, где нескончаемая учеба длилась от зари до зари! Пэну все еще не предоставили никакой должности, даже не приняли в Звездный флот, и мы не знали, когда это случится и случится ли вообще. Мы, однако, знали: если Пэну хочется куда-то поступить — тем паче в Академию Звездного флота — то ему предстоит очень серьезно готовиться. Так что на следующий день я оставила его в гнезде, задала проработать несколько компьютерных лент и строго-настрого приказала: прежде чем куда-то идти — сообщать мне. Проголодаться он вроде бы еще не успеет — вдоволь наелся оленины на старом Западе. Я надеялась, что мои ленты займут его хотя бы часа на два.

Как же я ошибалась. Я забыла, что все дети и подростки не могут надолго сосредоточиться на чем-то одном, особенно, если знают о существовании более интересных, нежели экран компьютера, вещей, на которые стоит посмотреть. В самый разгар одной небольшой операции Пэн послал мне:

«Карен, мне скучно. Можно, пойду немного поплещусь в бассейне? Буду вести себя хорошо, обещаю».

Тон у него был умоляющий. Я машинально кивнула, заслужив тем самым странный взгляд ассистировавшей мне медсестры, и ответила вслух:

— Валяй. Не попади снова в какую-нибудь историю.

Пэн мысленно гикнул от радости, передал мне образ бассейна, и, получив безмолвное согласие, ушел в Промежуток.

Сестра еще раз по-настоящему озадаченно посмотрела на меня, словно бы в полной уверенности, что я схожу с ума, и спросила:

— Что валять? И в какую такую историю я могу тут попасть?

Я подняла глаза и сообразила, что разговаривала с Пэном вслух.

— Это я с Пэном общалась. Давайте-ка доделаем нашу работу и выпустим отсюда мичмана. Уверена, чем быстрее мы закончим, тем более он будет нам признателен. — И я тут же напрочь забыла о Пэне.

Примерно через пару часов я вернулась в нашу каюту поглядеть, как там Пэн. Войдя и увидев, что его там нет, я вспомнила о его просьбе пойти поплавать. Но плавать целых два часа он бы не стал. Присмотревшись, я поняла, что он возвращался в гнездо, поскольку там было сыровато. Я позвала:

«Пэн, где ты?»

Не получив ответа, я послала ему свое недовольство:

«Пэн, если ты СЕЙЧАС ЖЕ не скажешь мне, где находишься, у тебя будут крупные неприятности!»

На сей раз ответ пришел немедленно:

«Мне надо приземлиться».

«Приземлиться!?!? Ты что творишь?!?»

«Летаю в ангаре челноков. Тут больно не развернешься, поэтому надо сосредотачиваться на полете и не отвлекаться на разговоры… Я сделал что-то не так?»

Зная, где он, я немного успокоилась.

«Ты почему не сказал мне, куда идешь?»

«Колин уверял — ничего страшного. Он вызвал лазарет, и ему сообщили, что ты еще занята. Потом он связался с капитаном Брауном и спросил, нельзя ли мне полетать в ангаре челноков, — Пэн примолк, а потом продолжил: — Капитан Браун сказал, что, поскольку мы — на орбите и ничего чрезвычайного не происходит, мне можно полетать немного».

Ну, по крайней мере, у Пэна достало рассудительности спросить кого-то, прежде чем пойти куда-то и что-то сделать. Взрослеет!

«Ладно, можешь и меня прихватить. Я — дома».

Через секунду Пэн выскочил из Промежутка. Я надела на него упряжь и уселась сама. В Промежутке находиться нужно было совсем недолго, поэтому поверх формы я ничего надевать не стала. Мы вынырнули под крышей ангара, и я увидела внизу довольно много зрителей.

Кроме Колина, пилота челнока, там были: Дорис, лингвист, изучавшая Пэна в надежде найти отличия чистых телепатов от других рас; Доона, главный ветеринар; Роуз, начальник тактических сил, присматривавшаяся к Пэну как возможному члену своего отдела; Пэм, офицер по работе с личным составом, все еще пытавшаяся определить, где Пэн принесет больше всего пользы, пока учится; и Мардж, со-капитан, возможно, приглядывавшая за драконом по просьбе капитана Брауна. Все смотрели, как мы летим к дальнему концу ангара. Пэн круто снизился, еще немного проскользил по воздуху и приземлился перед собравшимися. Уверена, он обращался ко всем (этому он тоже научился: сосредоточившись, он мог общаться со многими людьми сразу), говоря:

«Я гораздо лучше летаю на открытом месте. Поглядите на меня, когда я в следующий раз смогу отправиться на поверхность какой-нибудь планеты».

Потом он повернул голову ко мне и, немного дуясь, сказал:

«Гляди, как за мной присматривали. А если бы я упал или расшибся — тут была Доона».

Я строго ответила:

«Пэн, все равно ты должен всегда говорить мне, где ты. Я ведь беспокоюсь».

Потом, более мягким тоном, я сказала:

«Но ты, по крайней мере, начинаешь спрашивать, можно ли сделать что-либо, а не просто делаешь это, ни о чем не думая. Думаю, ты станешь хорошим пополнением команды».

Оборачиваясь к зрителям, я спросила:

— Он ничего не натворил?

Колин ответил:

— В бассейне он чересчур веселился, пока не сообразил, что может на самом деле нас покалечить. Тут Пэн поутих. — Колин восхищенно посмотрел на дракона. — Благодаря его размерам Пэну неплохо удается играть в волейбол. Да и учится он быстро. А когда мы стали его расспрашивать, вспомнили о его крыльях. — Колин робко глянул на меня. — Это я его уговорил для нас полетать. Мне хотелось увидеть его в воздухе: я же ведь пилот челнока.

— А не хочешь ли прокатиться на Пэне, Колин? — спросила я. — Думаю, он сможет нас двоих выдержать какое-то время.

Пэн возмутился:

«Конечно, смогу. Я бронзовый или нет?»

— Да, Пэн, ты — бронзовый, но небольшой.

Я помогла Колину забраться Пэну на спину, пристегнула его и сказала дракону взлетать. Он пролетел по ангару туда-сюда, а потом я велела ему прыгнуть через Промежуток в гнездо и обратно. Когда мы приземлились, Колин чуть дышал. Он слез, засвидетельствовал свою признательность Пэну и смешался с остальными. Я спросила, не желает ли кто-нибудь еще прокатиться, но все отклонили мое предложение, — по крайней мере, на сегодня.

Затем я услышала, как Пэн спрашивает у Мардж, можно ли ему побывать на мостике.

— Пэн! — воскликнула я. — Это невежливо.

— Все в порядке, Карен, — откликнулась Мардж. — Сейчас он все же спрашивает разрешения — благодаря тебе. — Обернувшись к Пэну, она ответила: — Там сейчас все спокойно: наблюдают за Стражем и ждут возвращения наших людей. Уверена, капитан Браун возражать не станет.

Поблагодарив Мардж, я, перед тем, как войти в Промежуток, передала Пэну картину части мостика рядом с турболифтами — там мы никому не помешаем. Может, Мардж следовало бы связаться с мостиком, а может — мне, поскольку там происходило нечто большее простого наблюдения. Мы с мягким шлепком приземлились посреди нештатной ситуации.

Плененный мной кинджи каким-то образом освободился и сумел добраться до мостика. Когда мы вынырнули из Промежутка, он уже обзавелся заложницей — Дианой, офицером связи. На мостике толпились сотрудники службы безопасности, и лишь каким-то чудом Пэн ни на кого не приземлился. Поняв, что здесь происходит, я решила увести Пэна отсюда. Но не успела я дать ему соответствующую команду, Пэн потянулся и взял кинджи в кольцо из своих когтистых пальцев. До того Пэн заметил, что кинджи пораженно смотрит на него, забыв о Диане. Схватив пришельца, Пэн повернул его лицом к себе и усмехнулся бедному созданию.

Я сказала «бедному», потому что действительно сочувствовала чужаку. Он никогда раньше не видывал драконов, и, наверное, когда Пэн сцапал его на Земле, подумал, что это — всего лишь кошмар. (Позже я выяснила, что была права. Наш кинджи решил, когда впервые увидел моего напарника, что Пэн — плод его собственного воображения. Теперь-то он знает, что ошибался.) Чужак лишился чувств. Я соскочила со спины Пэна и вкатила кинджи добрую дозу успокоительного. Пэн передал его конвоирам службы безопасности. Обернувшись к капитану Брауну, я принесла свои извинения.

— Я бы не притащила сюда Пэна, если бы знала, что тут происходит, но Мардж говорила, что все тихо и вряд ли вы станете возражать.

Капитан Браун печально ответил:

— Несколько минут назад здесь действительно было тихо. А потом появилось это существо. Мы считаем, что его недостаточно хорошо обыскали перед тем, как поместить в карцер. Теперь его — как и всех других кинджи, которых мы возьмем на борт — хорошенько обыщут, или службе безопасности придется отвечать. Он внезапно проснулся и, прежде чем часовые успели схватить его, оказался за пределами охранявшейся зоны и мигом добрался до мостика. Есть раненые.

Тут я перебила его:

— В таком случае мне лучше спуститься в лазарет. Я могу там понадобиться.

— Разумеется, доктор. Что же касается пребывания на мостике Пэна — не волнуйтесь. Он сделал то, что требовалось: отвлек внимание кинджи и схватил его. Нам просто следует в дальнейшем быть повнимательнее с нашим узником.

Я кивком выразила признательность капитану, и, убедившись, что с Дианой все в порядке (если не считать легкого потрясения, она не пострадала), велела ему прыгнуть через Промежуток в лазарет.

Не слишком серьезно пострадали и часовые. Множество синяков, шишек и одна сломанная рука (ее хозяину нужно было устранить смещение сломанных костей и оставить на денек в лазарете), но более тяжелых ранений не оказалось.

К концу дня я повалилась на кровать по соседству с гнездом Пэна. Он открыл один большой глаз, посмотрел на меня и снова уснул. Для него тот день тоже выдался нелегким. Я решила в следующий раз вызвать мостик, прежде чем возьму туда Пэна!

 

9. МОЛОДЕЦКИЕ ЗАБАВЫ

К счастью, во время выполнения последнего задания раненых оказалось не особенно много. Хотя возможностей для этого, если имеешь дело с кинджи — предостаточно, особенно когда кинджи не желают сдаваться и сражаются до последнего, чтобы избежать плена. До сих пор у большей части членов экипажа, соприкасавшихся с кинджи, тяжелых ранений не случалось.

После того происшествия на мостике, виной которому был плененный мной кинджи, я держала чужака под воздействием солидной дозы успокаивающих. Когда необходимо было привести его в более активное состояние, чтобы он смог отвечать на вопросы, то, на случай, если он снова начнет себя дурно вести, я находилась рядом вместе с Пэном и успокаивающим инъектором наготове.

Капитан Браун, к тому же, увеличил число присутствовавших на допросах охранников. Мы так и не выяснили, каким же образом этот кинджи выбрался из карцера, но ходили упорные слухи, что он проделал это посредством неких особых сил своего разума, о которых мы не знаем.

Пэн не мог вступить с существом в мысленный контакт. Но создание чуть ли не падало в обморок всякий раз при виде Пэна — должно быть, в промежутках между свиданиями с драконом и новыми порциями препаратов, которыми я его накачивала, его донимали какие-то по-настоящему ужасающие кошмары. На наши вопросы он не отвечал, но вел себя на допросах примерно.

Тут вернулся Сэм Сигнорелли, наш ассистирующий хирург и главный музыкант. Ему выпало ловить своего кинджи в Мире Двух Лун, и, чтобы справиться со своей задачей, Сэму пришлось подвергнуться косметической операции. Его кисти можно было скрыть перчатками — у эльфов четыре пальца вместо пяти — но ушам его пришлось придать заостренную форму.

Он хотел сохранить свои уши, но Пэн хохотал чуть ли не до истерики, стоило бедняге появиться поблизости. Это бы еще ничего, но беда в том, что, когда Пэн смеялся, все, кто его слышали, тоже начинали хихикать — смех Пэна оказался заразительным. Скоро Сэм вряд ли смог бы зайти хоть в какое-то помещение, где кто-нибудь не начал бы хихикать в ладошку. Я уговаривала Пэна прекратить, но он отвечал:

«Ничего не могу поделать, Карен. Заостренные уши прекрасно смотрятся на вулканитах, но на Сэме они выглядят скандально».

— Не вещай по крайней мере так громко о своих чувствах, когда смеешься над беднягой. Ты веселишь всех вокруг.

С покаянным видом Пэн ответил:

«Постараюсь. Но на него так забавно смотреть!»

— Постарайся-пошмарайся. У тебя получится. — Я усмехнулась Пэну, чтобы вытащить жало ехидства из своих слов, но говорила вполне серьезно.

Пэн и правда прекратил… на какой-то час.

А потом я услышала по нашей с ним связи, что он смеется, и поняла, над кем. Рассердившись, я направилась в комнату отдыха команды, зная, что он должен быть там.

Я уже почти пришла, когда вместо смеха услышала, как Пэн мысленно воскликнул:

«Ой-ой-ой. Вот это я влип…»

Я пустилась бежать, гадая, чем же Сэм решил прекратить насмешки Пэна.

Ввалившись в комнату отдыха, я едва не свалилась от смеха. Сэм не только не лишился своих острых ушей, но и нарядился эльфом, не забыв свой меч. Вытащив его, он стал гонять им Пэна по комнате.

Поскольку Пэн был настолько больше Сэма и немного неуклюж, ему приходилось хуже некуда. Сэм бил дракона плашмя своим мечом, да и не слишком сильно, однако теперь пришел черед Пэна стать поводом всеобщего веселья. Комната отдыха превратилась чуть ли не в зоопарк; половина присутствовавших с гиканьем подбадривали Сэма, другая — Пэна. Мне оставалось лишь надеяться, что не войдет никто из порученцев Брауна!

Потом я «услышала», как Пэну кое-что пришло в голову. Поняв, что именно, я крикнула:

— Пэн, НЕТ!

Слишком поздно. Пэн уже умчался туда, где хранился огненный камень. Мы держали его в одном из трюмов, а в другом, с морозильной камерой, припасли Пэну в качестве провизии туши животных. Учитывая, что огненный камень — единственное оружие Пэна, справедливо было им запастись. Дракон, видимо, сместился еще и во времени — он отлично умел это делать — поскольку вернулся уже изрыгая пламя.

«Пэн, если ты обожжешь Сэма или подпортишь что-нибудь из мебели, я тебя месяц из гнезда не выпущу!» — пригрозила я.

«Карен, я не так много сжевал. Кроме того, у меня в мыслях не было обижать Сэма, я только хотел с ним немного поиграть».

— Сэм, на твоем месте я бы поостереглась! — обратилась я к нему. — У Пэна туз в рукаве.

Сэм обернулся ко мне как раз вовремя, чтоб почувствовать, что его седалищу стало жарко. Он подпрыгнул от неожиданности и замахал руками, охлаждая штаны.

Пэн испустил огонь, остановив пламя дюймах в двух от сэмовой задней части. Сэм обернулся, пристально посмотрел на Пэна, а потом шутливо возгласил:

— Получишь ты у меня за это, Пэн!

С этими словами он снова угрожающе взмахнул мечом.

Потешная битва продолжалась, теперь уже стороны находились в более-менее равных условиях. Если Сэму удавалось ударить Пэна плашмя своим мечом, дракон отыгрывался, целясь пламенем в открытые участки тела противника.

Скоро все вокруг истерически хохотали над шалостями «эльфа» и дракона, а комната быстро заполнялась, поскольку весть о «дуэли» разносилась все шире. Бой закончился, когда у Пэна кончилось пламя, а Сэм рухнул на пол.

— Ладно, Пэн, ты победил. Я откажусь от этих ушей, если ты обещаешь не жечь меня больше.

«Годится. Кроме всего прочего, ты лучше выглядишь с закругленными ушами. А вот мечом ты владеешь недурно, — Пэн минутку лукаво смотрел на Сэма. — Как ты думаешь, у тебя получится научить меня обращаться с таким оружием?»

Сэм смерил Пэна взглядом.

— Попытаюсь-то непременно, — сказал он и засмеялся. Потом обернулся ко мне: — Сдаюсь, начальник. Когда идти в операционную?

Я усмехнулась ему в ответ. Мне подумалось, что с этими ушами он выглядит мило.

— Как будешь готов, так и приходи, Сэм.

Я повернулась, собираясь уйти, и чуть не налетела на капитана Брауна, стоявшего прямо у меня за спиной.

— Э-э… — я лихорадочно пыталась собраться с мыслями, закатив глаза к небу. Он ждал, подбоченясь, а я гадала, сколько же он тут простоял.

— Ну, и что все это значит, Карен? — спросил он.

— М-м-м… Представление для команды? — неуверенно ответила я.

— С участием огнедышащего дракона и вооруженного мечом эльфа? А не опасно ли, как ты думаешь?

— Да, сэр. Больше не повторится, сэр.

Я ждала, когда топор упадет мне на шею. В конце концов, Пэн — мой напарник, а Сэм — из моего отдела.

— Ну что ж, по крайней мере, мы знаем, что Пэн может изрыгать пламя в небольшом помещении и довольно уверенно им управлять.

С огоньком в глазах, посмеиваясь, капитан повернулся и вышел, бормоча что-то о волшебных сказках. Я испустила вздох облегчения. Обернувшись, я велела Пэну мигом выйти в космос и там избавиться от золы огненного камня. Потом собрала обоих своих «трудных детей» и направилась в лазарет.

Через несколько дней ко мне в кабинет вошел Сэм, баюкая свою руку. Я уронила отчеты, с которыми работала, и поспешила к нему.

— Что случилось на этот раз, Сэм?

— Да с полом еще разок близко повстречался. Упал неудачно. По-моему, растянул сухожилие.

— Опять Пэн? — спросила я, готовая позвать своего слоняющегося где-то напарника и задать ему хороший нагоняй.

Обычно Сэм оказывался на полу, только когда они с Пэном встречались в коридоре. Не знаю, почему, но все остальные, кажется, умели обходить Пэна безо всяких затруднений. Все, кроме Сэма. Когда они встречались в одном коридоре, Сэм неизменно летел вверх тормашками. Должна, однако, признать, что случалось это все реже и реже по мере того, как Пэн привыкал к коридорам.

— Нет, Пэн тут ни при чем. Это я виноват, — Сэм несмело глянул на меня. — Я слышал, как он шел, подумал, что он еще далеко — и ошибся. Он появился из-за угла, как раз когда я начал заворачивать, и — бац! — мы оба полетели на пол. Я поднялся и помог ему выпутаться из крыльев. Потом я направился сюда, а он пошел к Дооне. Думаю, он повредил крыло.

— Садись, перевяжу тебе запястье. Потом узнаю, что с Пэном.

Поскольку Пэн не вызывал меня и не говорил о своем ранении, я сочла, что ничего серьезного с ним не случилось. Взглянув на рентгеновский снимок и перевязав Сэму запястье, я велела ему не делать глупостей поврежденной рукой и снова принялась за работу. Когда Сэм вышел, я позвала Пэна.

«Так, Пэн. Где ты и что с собой наделал?»

«Я не виноват! Я не нарочно! Честно!»

«Успокойся, дружище. Сэм уже объяснил мне, что произошло. У тебя все в нормально?»

«Доона осмотрела меня и сказала, что все в порядке, но, если у меня где-нибудь заболит, надо будет зайти к ней еще раз».

«Хорошо. Мне тут немного осталось. Занимайся своими делами, а в 18:00 встретимся у нас дома».

«Обязательно, Карен».

С мыслью о них обоих покачав головой, я вернулась к прерванной работе. Вместе они озорничали куда больше, чем каждый в отдельности! Интересно, что устроят в следующий раз?

Не считая того единственного случая, когда Сэм с Пэном налетели друг на друга, дракон вел себя относительно тихо. Вот и славно! Забот и без того хватало: возвращались посланные Стражем в разные времена люди.

Я настояла на личном осмотре каждого, чтобы убедиться в отсутствии болезней и травм. Да выполнить обратные сделанным ранее пластические операции.

Пэн освоился с корабельным образом жизни и очень быстро продвигался в учебе.

Одним из предметов, дававшихся ему лучше всего, оказались языки. Благодаря способности передавать другим свои мысли и улавливать часть мыслей окружающих он мог быстро и твердо выучивать языки. Этому способствовала и возможность общаться с членами экипажа, говорившими на разных языках.

Капитан Браун все еще не решил, куда назначить Пэна, но моего друга-дракона произвели в кадеты, когда он достиг соответствующего уровня подготовки. Тут, однако, скорость, с какой он учился, стремительно упала, приблизившись к средней.

Сэм тоже притих. Мы работали с ним в разные смены, и в течение дня я лишь изредка встречала его. Но из того, как он меня избегал и как на меня смотрел, я заключила: что-то замышляет. Выяснить, однако, что именно, у меня не получалось.

Когда основная масса людей вернулась — кто с кинджи, а кто и с отчетами о том, что взять врага живым не удалось — дел стало поменьше; оставалось дождаться лишь нескольких человек. Я решила поглядеть, чем занимался Пэн последнюю неделю или около того. Ребята! Что я обнаружила!

Сэм и правда замышлял нечто. Как и обещал, он учил — или пытался учить — Пэна обращаться с палашом. И, как я позднее выяснила, во время своих упражнений они искрошили в спортзале шесть матов. Хорошо еще эти маты можно было восстанавливать в утилизаторах, а то бы капитан живо раскрыл тайну их занятий! И расходов тоже. Пэн отнюдь не виртуозно — скорее, кое-как — владел палашом. Но Сэм и слышать не хотел ни о чем полегче — не таков он, чтобы так легко отказаться от задуманного.

Я выяснила все это по чистой случайности. Когда однажды у меня оказалась незанятой середина дня, я отправилась на поиски Пэна: он не отвечал на мысленные призывы. Я решила, что он на чем-то сосредоточился. Затем я забрела в спортзал и поняла, на чем именно.

— Выше, Пэн. Не опускай острие! — вопил Сэм. — Если мы порубим еще один мат…

Я крадучись вошла в зал и уселась в уголке, откуда могла наблюдать за своим соседом по вейру и его учителем и где они меня вряд ли заметили бы. Я видела, что Пэн делает некоторые успехи, но ему все время мешают крылья. Наконец я не выдержала.

— Эй, Сэм. Может, нам связать ему крылья за спиной? Тогда они не так будут путаться!

И Пэн, и Сэм аж подпрыгнули. Я подумала, что мне придется отдирать их с потолка. Пока я каталась по полу от смеха, они подобрали отвисшие челюсти и подошли ко мне.

Заметив, что они приближаются, я вскочила. Все еще смеясь, я стремглав побежала от них.

«Карен, ты испортила мой сюрприз!» — крикнул Пэн по нашей связи.

— Доберусь я до вас за это, коммандер! — одновременно с Пэном закричал Сэм.

— Зови меня Карен, Сэм, — хихикнула я. — Мы сейчас не на службе! Пэн, ты же знаешь, что от меня тебе секретов не утаить! В любом случае, не навсегда.

Это подзадорило погоню. Но, поскольку я была свежей, чем они — я не махала мечом последние полчаса или сколько там — достать им меня не удавалось. Однако от бурного смеха расстояние между нами все уменьшалось.

Наконец Пэн сообразил воспользоваться крыльями. Подскочив, он пролетел немного, почти как в те первые попытки взлететь там, в учебных лагерях на Перне. Но этого оказалось достаточно, чтобы схватить меня одной лапой. Еще один короткий прыжок — и мы оказались на краю бассейна.

Я глянула вниз, все еще смеясь, и сказала:

— Ты не посмеешь, Пэн!

— Давай, давай, Пэн! — задыхаясь, подбодрил догнавший нас Сэм. — Поделом ей!

— Вы оба об этом пожалеете! — ответила я, когда Пэн бросил меня в воду.

Вынырнув, я услышала, как Сэм говорит Пэну:

— Пойдем дальше заниматься. Тебе еще многому предстоит научиться!

Они направились обратно к своему мату, подчеркнуто не обращая внимания на то, как я вылезаю из бассейна; вода лила с меня ручьем. Не переставая посмеиваться, я вышла из спортзала и добралась до нашего жилища. Никогда не забуду выражение их лиц, когда я объявила о своем присутствии. Вполне стоит принятой мною ванны!

 

10. ШУТНИК

Несколько дней все было тихо. Потом Сэм опоздал на работу.

— Хм, Сэм, — бросила я через плечо. — Никак не могу отделаться от очень сильного ощущения, что ты на 10 минут опоздал.

— На этом корабле завелся шутник!

— Это не значит, что можно опаздывать на дежурство, — неумолимо заметила я.

— Нет, значит, когда такой шутник устраивает так, чтоб на меня свалилось ведро воды! — воскликнул он. Потом, разглядев выражение моего лица, сбавил тон.

— Ох, простите, коммандер, что я тут раскричался.

— На этот раз прощаю, но только на этот. Принимайся за работу. Моя смена кончилась.

Уходя, я обернулась и сказала:

— Только больше не опаздывай.

Выйдя из комнаты, я расслышала бормотание у себя за спиной и улыбнулась. Направляясь к себе в каюту, я раздумывала, попытался ли уже Пэн воспользоваться своим пластиковым мечом. После окунания в бассейн мой грозный ум работал над тем, как расквитаться с этой парочкой. В конце концов, я не виновата, что вошла в спортзал, когда они там тренировались! Они оба знали, когда я в тот день сменюсь с дежурства… Посмотрим, смогу ли я что-нибудь еще состряпать, пока они не догадались, кто над ними подшучивает.

Войдя в комнату отдыха, переоборудованную под наше жилище, я крикнула:

— Привет, Пэн! Чем сегодня занимался?

«Так, ничего интересного. Проглядел еще несколько лингвистических лент».

Я почувствовала, как он подавил зевоту — скучал. Надо с этим что-то делать.

«Потом мы с Сэмом немного поупражнялись».

С тех пор, как я узнала об их уроках фехтования, они больше не пытались делать из них тайну. В его «голос» вплелась нотка огорчения.

«Кто-то подменил мой меч! Сэм разрубил его напополам! Меч оказался пластиковым».

Я увидела ошарашенное выражение на лице Сэма — Пэн передал мне картинку — появившееся в ту минуту. Я едва удержалась от смеха.

— Сэм что-то говорил сегодня насчет какого-то шутника, — уклончиво ответила я.

«Он рассказал о мече?» — спросил отчего-то смутившийся Пэн.

Я рассмеялась.

— Не-а. Упомянул, однако, о неожиданном холодном душе. Боюсь, из-за этого он немного опоздал на работу.

«?»

— Не бери в голову, — ответила я. — Спроси сам, когда в следующий раз его увидишь.

Я сменила форму Звездного флота на экипировку всадника. Я хранила все снаряжение, доставшееся мне на Перне, хоть оно и занимало много места: его нельзя было ресинтезировать. Корабельные синтезаторы не могли воссоздать всех особенностей костюма всадника, приспособленного к стуже Промежутка. Да и не хотела я, чтоб Пэн забыл, откуда родом! Пэн с любопытством смотрел, как я переодеваюсь.

— Я говорила с капитаном Брауном, и он разрешил прогуляться на планету. Вот тебе возможность расправить крылья в настоящем небе.

В глазах Пэна вспыхнул взволнованный красно-оранжевый водоворот.

— Но это — не только прогулка, — предупредила я. — Нужно будет посмотреть, нет ли каких следов кинджи. Капитан Браун хочет убедиться, что в радиусе действия Стража их нет.

«Все равно здорово, Карен. Пойдем скорей!»

Он подскакивал от нетерпения (вы когда-нибудь видели, как подскакивает дракон? Вы подскакиваете вместе с ним!), пока я пыталась одеть на него упряжь, и в конце концов мне пришлось его шлепнуть, чтоб он постоял спокойно и дал мне ее правильно уложить и как следует подогнать.

«Нормально, — сказала я, удостоверившись, что все хорошо затянуто; затем забралась в седло и пристегнулась. — Вот тебе картинка. В Промежутке на трепыхайся. Понял?»

«Понял!»

Нас охватил леденящий холод Промежутка, а потом я увидела Стража. Несколько человек, работавших с ним, удивились было, когда мы появились без привычного подвывания транспортера, но, узнав нас, приветственно помахали нам и вернулись к своим занятиям.

«Хорошо, Пэн. Летим!»

Одним могучим усилием Пэн оказался в воздухе. И меня, и Пэна скоро охватил восторг полета и того, что мы снова одни в небе. Жаль, что нельзя было еще и с Нитями повоевать. То-то было б веселья!

Однако, слишком скоро все кончилось. Я неохотно сказала:

«Ладно, Пэн. Пора тралить. Лети вокруг Стража, как будто разыскиваешь Нити, избежавшие пламени драконов. Посмотрим, смогу ли я что-нибудь засечь трикордером».

Так мы «тралили» около часа, прочесав кругами несколько миль вокруг Стража. Ничего мы не нашли; впрочем, другого и не ожидалось. Когда на планету стала падать ночь, я сказала:

«Ну, что ж, Пэн. Двигай домой. Раз мы — в полете, то прыгай через Промежуток в ангар. Там мы приземлимся, а потом пройдем сквозь Промежуток в наш вейр».

«Понял. Может, еще полетаем? Мне так славно!»

«Мне тоже, Пэн, но нам с тобой завтра на работу, не забыл?»

Донесся мысленный вздох.

«Забыл. Ладно».

И мы вернулись в ангар. Чуть коснувшись крыши одного из челноков, Пэн снова нырнул в Промежуток и вынырнул у нас в каюте.

«Мне надо взглянуть на больных в лазарете, Пэн, — сказала я, сняв с него упряжь. — Сходи окунись, а я буду ждать тебя в столовой».

«Хорошо».

Он исчез в Промежутке, и скоро из бассейна уже доносилось его довольное уханье.

Проведав больных и выслушав замечания Сэма по поводу обветренного лица и верхового костюма, я решила попытаться сыграть очередную шутку. Дойдя до его каюты, я, не без помощи его забывчивого соседа, незамеченной туда проникла.

Я быстро перевела Сэмов будильник (на 3 часа ночи), выбрала в качестве сигнала пробуждения самую нелюбимую его мелодию, установив уровень звука «красной» тревоги, и вдобавок скрепила булавками рукава нескольких его рубашек с штанинами брюк. Хихикая про себя, я вышла — снова незамеченной.

После ужина (за которым Пэн решил, что лучший десерт — талое шоколадное мороженое — хм!) мы с ним завалились спать. На этот раз я решила улечься к нему в гнездо. Засыпала я с мыслью, что, хоть такие напарники и причиняют иногда беспокойство, но в качестве подушки они — класс!

Прошло еще несколько дней, а Сэм с Пэном так и не догадались, кто же над ними подшучивал. Но я рассудила, что теперь много времени им для этого не понадобится. До сих пор мне удавалось скрыть от Пэна свою причастность ко всяким проделкам, но проболтаюсь же я рано или поздно! Так что еще несколько шуток — и придется держать ухо востро, пока они не расквитаются. В последнем я не сомневалась, неясно было одно: как?

Я сумела еще разок пробраться в комнату Сэма, когда его сосед уже ушел на дежурство, а Сэм еще не пришел со своего. Когда Сэм узнает, как я к нему залезала, он, наверно, соседа, словно ковер, к стенке прибьет: сосед ведь дверь не запирал! Я укрыла прозрачным пластиком их туалет и кое-что подкрутила в ультразвуковом душе. На большее времени не оставалось — еще застигнут, чего доброго! После этого я направилась к себе домой поглядеть, обнаружил ли Пэн приготовленный для него на сегодня сюрприз.

Еще как обнаружил! Я запрограммировала компьютер подмешать некую «контрабанду» в еду Пэна. Потом добавила острых приправ (черного и красного перцу, горчицы и всего остального, что только мы с компьютером смогли найти). И он все, как обычно, второпях слопал, не успев сообразить, что в еду кое-что добавлено. Когда я вошла, он «дышал огнем» без помощи огненного камня.

— Что-то случилось? — спросила я невинно.

Пытаясь охладить пасть взмахами крыла, — не слишком успешно, должна заметить — Пэн ответил:

«Мне подсыпали в пищу какой-то гадости!»

— Кто бы это мог сделать? — задала я вопрос.

«Не знаю я! Но у меня во рту и внутри все горит!»

Я его с серьезным видом осмотрела, а потом сказала:

— Это ощущение постепенно пройдет. Только не пей воды. Будет еще хуже.

Пэн скорбно глянул на меня.

«Поздно, Карен. Я уже выдул полбассейна».

Мне оставалось только рассмеяться. У него был такой жалкий вид.

— Вы с Сэмом фехтуете сегодня? Это могло бы отвлечь тебя от жара во рту. Знаешь, ты начинаешь неплохо справляться с палашом. Мне кажется, ты добился больших успехов с тех пор, когда Сэм начал тебя учить.

Пэн немного воспрянул духом.

«Сэм должен вот-вот подойти. Он сменился минут двадцать назад, и говорил, что ему нужно будет только зайти к себе переодеться».

Тут, легок на помине, в комнату стремглав ворвался, шипя и бормоча себе под нос, не кто иной, как Сэм.

— Что-то ты сегодня невесел, Сэм, — заметила я. — Тяжелое дежурство? Тебя кто-то вывел из себя?

— С чего бы мне радоваться? — проворчал Сэм. — Этот шутник меня снова достал. — И он стал все громче и громче бубнить: — Сменяюсь, бегу к себе отлить и принять душ. И что же? Все летит кувырком! Сначала обдулся — на сиденье унитаза лежал прозрачный пластик. Потом попытался принять душ. А чего добился? С ног до головы облили липким фруктовым соком! Кто-то чрезвычайно любезно перепрограммировал душ!

К этому времени мы с Пэном уже истерически хохотали. В промежутках между взрывами смеха Пэн сумел сказать Сэму:

«Ну, по крайней мере твой шутник не подложил тебе в еду горсть перцу, так что внутри все словно в огне!»

Сэм немного успокоился и застенчиво улыбнулся.

— Да, наверно, смешно это все слышать. Пойдем, Пэн. Настало время очередного занятия, а потом, глядишь, сходим поплавать.

«Звучит заманчиво! — ответил Пэн. — Может, его уже снова наполнили».

Пока они выходили, я услышала, как Пэн объясняет Сэму смысл своей последней фразы.

Следующие день-два прошли спокойно, а потом у всех троих был выходной. Я собиралась встать попозже, куда-нибудь прогуляться и почитать. Полистать такие штуки, романами называются, которые читают в свободное время вместо отчетов — ну, вы знаете. Пэн попросил меня разрешить ему прокатить Сэма. Я немного помялась, но, когда Пэн стал умолять чуть ли не на коленях, сказать «нет» было просто невозможно. Вы когда-нибудь видали умоляющего дракона? Почти столь же комично, как и дракон, пытающийся орудовать мечом! Я отыскала подходящее для Сэма снаряжение и дала несколько советов, в том числе объяснила, как правильно затянуть ремни, чтобы не свалиться и не сломать себе шею. И они, довольные, удалились.

Тут бы мне заподозрить неладное, но я слишком устала, чтобы как следует подумать. Да я и не рассчитывала, что они так скоро догадаются, кто над ними подшучивал! Я полагала, им для этого понадобится еще неделя, а то и больше. Мои мысли занимало и наше очередное задание — принять на борт и доставить по назначению многочисленных послов.

Позже, ценой неслыханных угроз, я выяснила у Пэна, что они сотворили. Отмеренными прыжками они прошли в Промежутке на близлежащую космостанцию, кишевшую маленькими мохнатыми существами. Они спросили, можно ли им взять несколько штук, и получили разрешение брать сколько угодно. Кажется, тамошний «дворник» (по словам Пэна, дородный дядя, обуреваемый сильнейшей жаждой спиртного, которого они тем, разумеется, и подкупили, чтобы он хранил их тайну!) многие годы пытался очистить станцию от этих животных, но они размножались так быстро, что за десяток лет дело так и не сдвинулось с места! Сэм и Пэн сумели заполучить и большое количество кормового зерна.

Вернувшись на «Экскалибур», они нашли в корабельных трюмах бункер, пустовавший неделями. Несмотря на мои предостережения, Пэн отправился на несколько дней в прошлое, и они поместили в тот бункер зерно ВМЕСТЕ с пушистыми созданиями. Вернувшись в настоящее, они открыли бункер и обнаружили там кучу мохнатых зверьков. (Пэн не мог поверить, что они способны так быстро размножаться!) Они погрузили животных в ящик и отнесли в транспортерный отсек. Мичман Хауд (доберусь я до него!), заведующий транспортером, согласился им помочь; они высыпали содержимое ящика на платформу транспортера и нуль-транспортировали пушистых созданий вниз. До поверхности, однако, зверьки не долетели. Вместо этого Хауд держал их в луче до той поры, когда они понадобятся в соответствии с замыслами Сэма и Пэна. Потом заговорщики вызвали меня.

— Здесь Эмерсон, — сказала я сонно в ответ на вызов с мостика. Сообразив, что это Сэм, я почти проснулась. — Что случилось, Сэм? Пэн от рук отбился?

— Нет, мы тут нашли нечто такое, на что тебе нужно взглянуть. Ты сможешь нуль-транспортироваться сюда?

— Нуль-транспортироваться… А почему бы не послать сюда Пэна? Быстрей ведь выйдет.

— Нельзя. Он занят: наблюдает с воздуха за нашим открытием.

— Хорошо. Спущусь к вам через пару минут. Конец связи.

Вот тут уж надо было мне что-то заподозрить! Особенно когда я увидала ту дурацкую ухмылку на физиономии Хауда. Я шагнула на платформу транспортера и махнула в знак готовности. Нуль-транспортировка на этот раз длилась чуть дольше обычного. И я оказалась на поверхности планеты.

В окружении ТРИББЛОВ!!!! Ненавижу этих мохнатых презренных созданий! Сэм выбрал наилучший способ мести. Я стояла по горло в груде противных тварей. Они так громко верещали, что я едва слышала взрывы смеха, доносившиеся из-за той кучи, в которой я утопала. А еще этот клубок шерсти меня так стиснул со всех сторон, что я не могла высвободиться. Примерно через полчаса Пэн и Сэм приутихли настолько, чтобы выкопать меня. Счастье еще, Сэм и вправду растянул себе мышцы, а не то я бы ему помогла!

Выбравшись из живого холма, — что потребовало еще четверти часа — я еще минут двадцать носилась за ними по планете. А поскольку я весь день проспала, устала я не так сильно, как они. И все же хитрецы устроили мне веселенькую гонку. Когда мы наконец остановились, даже Пэн совсем запыхался. Отдышавшись, мы договорились прекратить шутки навсегда (ну, хотя бы на время!).

А что же трибблы? Часть отправилась на корабль для использования в научных целях, остальные… думаю, Пэн ими закусил, потому что в течение нескольких следующих дней мучился несварением кусочков меха, и я нисколечко ему не сочувствовала!

 

11. ТАЙНА СМЕРТЕЙ

После всех связанных с шутками «волнений» я надеялась, что дальше дела пойдут поспокойней. Хотя бы до тех пор, пока я не закончу осматривать команду! Конечно, обследование началось сразу после моего возвращения на корабль… Кое-что удалось сделать во время выполнения задачи на Планете Времени — довольно легко обследовать людей, которым предстоят пластические операции, предназначенные для наилучшего выполнения их заданий в разных мирах. Но многих еще предстояло осмотреть, в том числе новое пополнение. Наше теперешнее задание выглядело пустяковым поручением вроде разноски молока по утрам, чем промышляют мальчишки — доставить послов на Вулкан — место проведения грядущего Вавилонского совещания. В любом случае, началось это задание неспешно и легко.

Потом случилось первое убийство. Мы немедленно начали расследование, но, как мне кажется, не так быстро, чтобы предотвратить второе убийство. Тут уж зашумел весь корабль, и командование Звездного флота приказало нам оставаться в уединении, то есть карантине, пока мы не выясним, что происходит. Никому не разрешалось ни покидать корабль, ни подниматься на борт. В довершение всего мы не могли понять, кто жертвы! Капитан просил команду обращать особое внимание на любые странности, замеченные как среди делегатов, так и остальной части экипажа.

По кораблю витают несколько теорий. Нашлись свои и у Сэма; впрочем, меня это не удивило. Он полагает, что эти преступления — по меньшей мере, прямо — не являются делом рук каких-то явных врагов, например, клингонов. Убивали грубо, но недостаточно грубо для клингонов. Не похоже, чтобы он подозревал и ромулиан.

Обнаруженные на телах погибших раны, кажется, могут быть нанесены довольно большим количеством делегатов, а использованные орудия убийства столь же разнообразны, как и подозреваемые. Всех делегатов заперли в их каютах, для их же безопасности, а заодно чтобы изолировать возможных убийц. Одна из версий, разрабатываемых службой безопасности — террорист-одиночка, старающийся бросить тень на возможно большее число делегатов; другая — действует слаженная группа убийц. Подозрения, связанные с орудиями убийства, не совпадали — за немногими исключениями — с возможными убийцами.

Однако, даже произведя с помощью Сэма вскрытия, я не стала ближе прежнего к тому, чтобы выяснить личность преступников. Перепробовано множество разных методик, давших великое множество подозрений, но ничего определенного. Сомневаюсь, что за убийство отвечают аргониане или каппаляне, поскольку обе эти планеты подали заявки о приеме в Объединенную Федерацию Планет. Если б они захотели аннулировать свои заявки, им нужно было только сказать об этом, а вовсе не прибегать к насилию. На вулканитов тоже непохоже. Обвинять представителя этой расы в убийстве не только смешно, но и совершенно нелогично. У вулканитов мог бы быть при себе ах-вун, только если бы один из них собирался пройти через Пон Фарр или Плак Тоу. В этом случае во время ритуалов Пон Фарр страдалец оказался бы дома, а не на борту кишащего людьми корабля.

Наиболее серьезные подозрения могут пасть на орионцев и скурян. Не думаю, чтобы у орионцев достало глупости дважды повторять один и тот же трюк, но могло случиться, что им пришлось это проделать, дабы отвлечь от себя внимание. Скуряне — воинственная раса. В прошлом один из их вождей пытался начать своего рода джихад в надежде вернуть былую славу. Такое может случиться опять. Но зачем убивать посла? Вопросы, вопросы…

Убийца мог действовать по чьему-то заданию. Лучше всего подошел бы некто, способный менять внешний облик. Он или она мог бы смешаться с делегатами и даже подделаться под одного из них. Путем убийств такой агент мог попытаться посеять раскол в Федерации. ОФП сосредоточилась бы на вопросах внутренней безопасности, отвлекшись от своих рубежей, и клингонам или ромулианам предоставилась бы возможность для нападения.

Но я не могу просто подозревать множество народу из различных делегаций. На нашей последней стоянке перед тем, как мы начали брать на борт представителей всевозможных планет, команду пополнило несколько новичков, с чьими личными делами я еще ни имела возможности познакомиться. Кроме того, я поручила компьютеру поискать, не отмечалось ли в последние несколько месяцев больших или малых особенностей в психическом состоянии всех членов экипажа. Для получения результатов такого поиска, однако, потребуется некоторое время.

А еще я проделала небольшое исследование, чтобы выяснить, нет ли в команде таких, кто принимал бы участие в предшествовавшей убийствам драке. Кроме сотрудников службы безопасности, в ту драку ввязалось и несколько членов экипажа, и среди них, к моему удивлению — Вэл Хэмм. Потом я сообразила, что у нее есть золотая огненная ящерица, прихваченная на Перне, пока я там с Пэном училась. Сказать по правде, мне кажется, несколько членов экипажа кончили тем, что Запечатлили этих порой докучливых крошек. Огненная ящерица легко могла вызвать «обожженный» взгляд у пернатых скурян — впрочем, как и Пэн. Но Вэл — обычно легкий в общении человек, в драку такая не полезет. Я уселась вытащить ее файл вместе с другими, замешанными в той драке.

В ожидании подборки тех самых файлов я спросила Пэна, не замечал ли он в последнее время каких-то особенностей поведения Вэл. Пэн замялся, буркнул что-то, а потом сказал, что Другие отметили: и она сама, и ее огненная ящерица, Нурита, стали очень раздражительными. Это повергло меня в раздумья…

В ту ночь я по-настоящему плохо спала. Даже Пэн обратил внимание, как я ворочалась и ерзала — сказал, что САМ не мог уснуть — а ведь обычно его не побеспокоит и землетрясение! Весь следующий день я проверяла и перепроверяла результаты анализов, сравнивала их между собой. Дошла до того, что вынула из охлаждаемого хранилища трупы, чтобы еще раз их осмотреть, но все никак не могла прийти к определенному мнению.

Пэн путался у меня под ногами, волнуясь, как и я. Частично его волнение вызывалось нашей с ним связью, но по большей части он беспокоился, что подозревают его и огненных ящериц. В конце концов я отослала дракона вместе с Сэмом, чтоб только на него не натыкаться. Все мои попытки найти Вэл и заставить их с Нуритой явиться в лазарет оставались бесплодными. Никаких трудностей с другими участниками драки не возникло — они все приходили, как только сменялись с вахты. Не знаю, где эти двое прячутся, но местечко они присмотрели, без сомнения, неплохое. Никто не видел Вэл со вчерашнего вечера, а поскольку сейчас у нее выходные, то никто пока и не забеспокоился, что она не явилась на службу.

Я решила заняться чем-то другим, просто чтобы отвлечься от загадки убийств. Проводя обычные лабораторные анализы, я внезапно услышала донесшийся по нашей с Пэном связи громкий крик и ощутила симпатическую боль в левой руке. Ясное дело, я уронила лабораторный стакан.

Не прошло и нескольких секунд, как передо мной появился Пэн. На его передней лапе кровоточила глубокая рана. Я попыталась очистить рану, но тут у меня наступила реакция на недавнее потрясение, я вся тряслась и не могла толком держать инструменты.

Не успела я по-настоящему расстроиться, как в комнату вбежал Сэм. Он дал мне чего-то успокаивающего и заставил лечь. Могу еще добавить, что не слишком ему помогала: очень тревожилась за Пэна. Как бы там ни было, не знаю уж, чего он мне дал, но через несколько минут я уже спала. Позже я выяснила, что Пэн позволил себе отвлечься, и тут, на их с Сэмом несчастье, какой-то из мечей, с которыми они упражнялись, поранил ему лапу. Не слишком сильно — рана оказалась поверхностной, но кровоточила обильно и выглядела ужасно.

К тому времени, когда ее перевязали, а я проснулась, как раз началась третья смена. Я увидела свернувшегося в соседней палате Пэна и спящего, сгорбившись у лабораторного пульта, Сэма. Лежа на процедурном столе, я стала размышлять, пытаясь соединить воедино все догадки касательно убийств и обдумать возможные мотивы.

И у ромулиан, и у клингонов имелись причины не допустить вступления в Федерацию Капеллы IV и Арго. Вступлению Капеллы клингоны уже однажды помешали. Но пока ничто не указывало на их причастность.

Ни Капелле, ни Арго не было резона убивать делегатов — это могло лишь уменьшить их шансы на вступление в Федерацию. Ни к чему кого-то убивать и теллеритам, горнианам, скурянам — это лишь поставило бы под угрозу их союз с Федерацией. Так кто же или что это могло быть?

Я поднялась, прокралась мимо обоих своих сторожевых псов (Пэна и Сама) и ухитрилась убедить почти всех выставленных службой безопасности часовых, кроме одного, оставаться на прежних местах. Потом направилась на мостик — посмотреть, кого я могла бы убедить поработать для меня на пульте дежурного по науке. Там я обнаружила, что мостик — всецело во власти мичмана Бондера.

Когда я вошла, встретил он меня с недоуменным видом, однако кивнул после того, как я объяснила, что мне нужно. Он стал возиться с научным постом, и скоро включились внутренние корабельные сканеры безопасности. Кроме того, я попросила установить внешние сканеры на наибольшее дальнодействие.

Первое, что я от него получила — это список всех делегаций с указанием числа делегатов в каждой. Потом мы стали тщательно просматривать этот список, обращая внимание и на то, куда кого поселили, пытаясь найти что-нибудь необычное.

И мы действительно нашли нечто особенное. Среди вулканитов затесался один ромулианин. Звали его, судя по списку размещенных, Селдек, и он лишь недавно вошел в свиту посла. Но быстрая проверка показала: он — представитель одной древней, уважаемой вулканитской семьи.

Среди капеллиан был замаскированный — и очень неплохо — клингон. Если бы сканеры не искали целенаправленно каких-то отличий, я бы об этом никогда и не узнала. Изучение предыстории его появления в числе делегатов показало, что он попал туда в последнюю минуту, после того, как заболел его предшественник. Это показалось мне странным. Ни в одной другой группе инопланетян ничего подозрительного не оказалось и никто не пропадал.

Потом я попросила Бондера произвести общее сканирование всего корабля, снова с упором на что-либо необычное. Он тут же обнаружил большое скопление народу (по корабельному времени было очень поздно) в зоне отдыха; впрочем, при ближайшем рассмотрении оно оказалось толпой зевак, глазевшей на брачный полет Нуриты. Так что подозрения Пэна оправдались.

В каютах команды ничего странностей не нашлось. Затем Бондер начал сканирование всех помещений корабля. Ничего особенного не обнаруживалось до тех пор, пока он не дошел до самого конца — отсеков инженерной службы. Едва его сканер подал тревожный сигнал, сигнализируя наличие враждебной формы жизни, как то же проделал и внешний сканер. По левому борту показался неизвестный корабль — вооруженный, с включенными защитными полями.

— Жми «красную» тревогу! — заорала я Бондеру. — И где там точно сканер нашел чужака?

Я недаром училась в Академии и общалась со своей двоюродной сестрой. Многое из того, чему она тогда научилась на командирских курсах, прилипло и ко мне. Пока мичман выполнял мои распоряжения, я велела пришедшему со мной на мостик часовому вызвать по тревоге своих людей, обезвредить тех двоих подозрительных делегатов и послать кого-то в помещения инженерной службы.

Когда на мостике появился капитан Браун, охрана уже взяла под стражу подозреваемых из числа делегатов. Пэн, услыхав сигнал тревоги, вынырнул на мостике, и я послала его взглянуть, как идут дела в инженерных отсеках. Когда он, однако, туда добрался, Бондер уже обнаружил там еще двоих замаскированных под наших клингонов. Пэн схватил их при попытке испортить спиральный двигатель.

Все же схватили их недостаточно быстро, и определенный ущерб они причинить успели. Спиральный двигатель выведен из строя по меньшей мере на час. С чужого корабля общепринятых сообщений не поступало, и все же до сих пор неопознанный корабль приближался — на спиральной тяге. «Экскалибур» сейчас представлял собой великолепную мишень. Как они узнали, когда удобней на нас напасть, не укладывалось у меня в голове.

И тут на мостик влетела Вэл.

— Карен, у нас гость?

— Что?!

— Нуриту догнали…

— Знаю. Что за гость?

Вэл глянула на меня, будто спрашивая: «Откуда ты знаешь?», потом продолжила:

— Нашелся голубой самец огненной ящерицы, о котором никто не знал и который никому из команды не принадлежал. Мы посчитали, что его захватил с собой кто-то из делегатов, о котором нам не рассказали. Он внезапно исчез, Нурита — за ним. Вернулась она, щелкая зубами от страха. Она побывала на борту клингонского военного корабля.

Капитан Браун забормотал себе под нос:

— Ох, эти клингоны. Подловили нас в недобрый час.

Клингонский звездолет промчался по дуге совсем рядом, чтобы как следует нас рассмотреть. И тут глаза капитана Брауна недобро замерцали.

— Карен, разберется ли Пэн, если Нурита передаст ему, каков изнутри этот корабль?

— М-м… Да должен. А что?

— Одевай свою амуницию. И пусть Пэн пожует огненного камня. Настоящим разрешаю вам устроить там панику. — Видимо, в голову ему пришла новая мысль, и он добавил: — Можете прихватить с собой ящериц, они тоже умеют жевать огненный камень.

Я мысленно вызвала Пэна и попросила его ждать меня в нашей каюте. По коридору я пронеслась, едва вписываясь в повороты, и влетела к себе.

— Загружайся огненным камнем и принимайся за стряпню. К тому времени я уже оденусь и смогу заняться тобой. Пора уравнять наши с клингонами силы!

«Отлично!»

На подготовку нам понадобилось в общей сложности пять минут. Даже за столь небольшое время капитан Браун успел сказать мне по внутренней связи:

— Они заходят на новый круг. Поторопились бы вы!

— Уже летим!

С этими словами я вскочила Пэну на спину и пристегнулась. Вызвав наших огненных ящериц, я велела Нурите передать Пэну образ мостика клингонского корабля. Пэн выдохнул немного пламени, и мы отправились.

Потом мы еще долго оставались предметом разговоров на «Экскалибуре». Виной тому послужило искаженное впечатление, переданное огненными ящерицами своим хозяевам.

На самом деле Пэн и я появились, изрыгая пламя, на клингонском мостике в окружении маленьких факелов — огненных ящериц. Надо ли говорить об охватившем клингонов изумлении?! И потрясении! Пэн свалился на командирское кресло и стал жечь все, что на глаза попадалось. Нурита и остальные ящерицы рассыпались по кораблю. Скоро повсюду царил хаос.

Дав ящерам немного порезвиться, я попридержала Пэна.

— Не желаете ли сдаться? — вежливо осведомилась я у капитана.

— Женщине?! — взревел тот.

— Пэн?

Дракон опять извергнул огонь — прямо на капитана. А еще он развернул во всю ширь крылья. Этим он заполнил клингонский мостик практически целиком. Клингоны пытались поднырнуть под разворачивавшиеся крылья, и тех, кому это не удалось сделать достаточно быстро, швырнуло на все еще пылавшие щиты управления.

Командир отшатнулся.

— Ладно! Убери свою ящерицу! Мы сдаемся.

— Он не ящерица, — тут Пэн изрыгнул еще немного пламени. — Он — дракон, и потрудитесь этого не забывать!

Я вытащила передатчик и включила его.

— Эмерсон — «Экскалибуру». Капитан Браун, корабль взят. Они решили сдаться. Нуль-транспортируйте охрану.

Скоро клингонский корабль, разумеется, взяли на буксир. Разумного объяснения убийствам так и не нашлось, но что за ними стояли клингоны, мы знаем. Те двое диверсантов пробрались на борт во время последнего захода на базу несколько недель назад. Видимо, они заняли места двоих членов экипажа. Поскольку мы уже тогда знали о Вавилонском совещании, времени для их обследования я не нашла, сочтя, что смогу это проделать по пути на Вулкан и пока мы будем оставаться на его орбите. Кроме того, новый осмотр команды мог и подождать, ибо мы еще не закончили последних обследований по завершении задания, связанного с Планетой Времени. И клингоны, должно быть, как-то об этом дознались.

Мы благополучно, безо всяких осложнений, доставили делегатов на Вавилонское совещание. В окрестностях Вулкана нас поджидал десантный корабль, взявший под свою опеку клингонский звездолет и его команду, а нам, после того, как мы изложили суть последних событий, дали очередное задание.

 

12. ВРЕМЕННОЕ ПЕРЕНАЗНАЧЕНИЕ

Мы как раз приводили все в порядок после тех убийств — вы знаете, как это бывает: надо подготовить тела к перевозке на их родные планеты для погребения, занести в журналы результаты всех анализов, проводившихся до того, как мы разделались с нашими заботами, наверстать упущенное время и дообследовать тех, кого еще пока не успели — когда меня вызвали по громкой связи.

— Доктор Эмерсон, вас просят явиться в зал совещаний номер четыре.

— Принято, — ответила я и всучила Сэму кучу микросхем, оказавшихся у меня в руках.

— Как вы думаете, зачем зовут? — спросил он, когда я уже направлялась к выходу.

— Понятия не имею, — отозвалась я. — Лишь бы только не какие-то очередные плохие новости. Не думаю, что смогу сейчас справиться хоть с чем-то еще — после всего, происходившего вокруг в последнее время!

На повороте меня занесло, и дальнейший путь в зал совещаний я проделала более спокойным шагом. Входила я туда, готовая ко многому, но не к тому, что увидела. За совещательным столом разместилось несколько вулканитских телепатов-знатоков вкупе с капитаном Брауном и судовым психологом. Один из мастеров оказался тем самым, кто первым испытывал меня в восьмилетнем возрасте и следил за моими успехами — или отсутствием оных — все годы, что я провела на Вулкане. Несколько мгновений я изумленно взирала на собравшихся, а потом доложила:

— Явилась по вашему приказанию, сэр.

— Присаживайся, Карен, — сказал капитан Браун.

Я сделала, как велели. Когда я немного освоилась, он продолжил:

— Мне рекомендовали, и довольно настойчиво, должен сказать, отослать тебя на Вулкан для дальнейшего обследования.

— Но почему? — спросила я. — В моей мысленной связи с Пэном нет ничего необычного. Мне говорили, что мои скрытые телепатические возможности могли способствовать его Запечатлению, но чего-то особенного — такого, чтобы это беспокоило перинитов — нет и в помине.

Браун бросил взгляд на соседей по столу.

— Кажется, положение изменилось. По словам сверхчувствующих людей из числа экипажа и вулканитов, твоя телепатия больше не скрыта. На самом деле, как мне говорили, ты начала ненароком передавать всем вокруг свои мысли и чувства, как только вернулась с Перна, и эти совпадения стали происходить чем дальше, тем чаще. До сих пор это не слишком мешало сверхчувствующим, но такое может случиться. — Он жестом указал на вулканитских мастеров. — Я попросил присутствующих здесь джентльменов подняться на борт, чтобы подтвердить это, и они согласились.

Я уже открыла рот, чтобы с жаром отрицать всякую возможность внезапного расцвета моих телепатических способностей после стольких лет… и прикусила язык. Вспомнилось услышанное когда-то восьмилетней девочкой: вокруг моего разума имелась естественная преграда, и мои способности станут развиваться, «когда придет время». Пробудить их могло всякое, в особенности тесная дружба с животными или продолжительное общение с вулканитами. За прошедшие годы я испытала несколько мысленных слияний с разными вулканитами, в том числе Сипаком, но до сих пор они ни к чему не приводили. Я задумалась, начала копаться в себе. И осознала: с самого возвращения на корабль что-то было не так, но то одно, то другое мешало мне разобраться, в чем дело. Теперь время у меня появилось.

Не обращая внимания на окружающих, я вошла в состояние неглубокой медитации. И для этого ведь у меня не было времени… или нужды? Потом я поняла, в чем состояло затруднение. Возникло чувство какой-то пустоты — словно выдернули зуб. Не то чтобы болело, а будто внезапно пропало нечто давным-давно находившееся на своем месте, нечто такое, с чем я свыклась и чувствовала себя уютно. Глубже погружаясь в транс, я попыталась проследить, что это было. И вдруг на меня обрушились ясно различимые мысли — мыслей людей со всего корабля! Той естественной преграды, которая не оставляла меня всю жизнь, больше не существовало, но за прошедшие годы я многому научилась и по наитию соорудила искусственную преграду на месте старой. Хотя она не смогла бы долго предохранять ни окружающих, ни меня от них.

Потрясенная только что постигнутым, я вышла из транса. Глаза мои открылись. Глядя на знакомого мастера, я сказала:

— Пэн. Он стал причиной, так?

Всех, кроме мастеров-вулканитов, я удивила своей внезапной репликой. Через теперь уже искусственную преграду я ощутила удивление. Может, именно поэтому я собрала воедино ниточки, которые вели к разгадке недавних убийств — ниточки, которые никто больше не мог связать между собой. А что, если я подсознательно чувствовала идущие вразрез с думами всего экипажа мысли врагов, затаившихся на борту, и мое сознание заработало в правильном русле?

Вулканит ответил:

— Да, следующую ступень твоих телепатических возможностей пробудили тесные взаимоотношения с этим драконом. Теперь ты должна вместе с Пэном вернуться на Вулкан для дальнейшего обследования и учебы. Теперь, когда твоя естественная преграда рухнула, мы в состоянии определить величину твоих возможностей и, таким образом, помочь тебе с ними справляться. Должны тебя предупредить. Овладеть всеми сверхчувственными способностями взрослому гораздо тяжелей, чем ребенку. Ты уже не так гибка и податлива. Ты устоялась, приспособилась жить в таком мире, где не каждый день сталкиваешься со своим даром. Новые силы многое могут перевернуть в твоей жизни.

Я вздохнула. Определенно, НЕ ТО я желала бы услышать. Не прошло и шести месяцев со дня моего возвращения на «Экскалибур», а меня уже снова куда-то отсылают!

— Много ли времени потребуется?

— Пока неизвестно. Возможно, мы сможем судить уверенней, обследовав тебя, — отозвался мастер. — Это продлится столько, сколько продлится. Многое будет зависеть от тебя, от того, насколько быстро ты сможешь научиться тому, чему должна. Можем, однако, с уверенностью сказать, что, откажись ты вернуться с нами на Вулкан — и сооруженная тобой сейчас преграда в какой-то миг рухнет, а последствия могут оказаться гибельными и для тебя, и для тех, кто тебя окружает. Выбор — за тобой.

Я повернулась к капитану Брауну.

— Я понимаю, что, пока я оставалась на Перне, вы держали для меня место начальника медслужбы, и командование не возражало. Но дальше терпеть беспорядок в медчасти невозможно, в особенности сейчас, когда мы не знаем, что случится на этот раз и сколько потребуется времени. Мне надо вернуться на Вулкан: я выросла там, хоть по рождению землянка, и глубоко впитала их культуру и знания, настолько, что знаю, чем грозит высвобождение на корабле телепатических сил, обладатель которых не обучен ими управлять.

— Я уже связался с командованием Звездного флота и дал им знать о создавшемся положении. Зная тебя, я мог не сомневаться в том, какой ты дашь ответ. Замена тебе будет ждать нас в очередном порту. До той поры, думаю, медслужба не подведет. Тебе остается лишь назвать имя того, кто станет временно исполнять обязанности начмеда.

— Сэм. С тех пор, как я вернулась, он работал со мной рука об руку и знает отдел не хуже любого, если не лучше. — Я откинулась в кресле и положила голову на спинку. — А когда я закончу обучение на Вулкане?..

Мое ухо уловило вздох капитана Брауна.

— Обещать не могу. Посмотрим.

— Понимаю. Ничего другого и не ждала. — Я встала, поклонилась знатокам и сказала: — Пойду расскажу Пэну, что творится, хотя и уверена: он уже знает. Я не старалась скрыть от него эту беседу. Нам нужно собраться, да еще надо ввести Сэма в курс планировавшихся мной в лазарете перемен. — Я еще раз взглянула на мастеров. — Сколько времени вы мне дадите?

— Спешить особо не надо, но, чем скорей мы начнем, тем раньше закончится обучение и вы сможете вернуться к выполнению своих обязанностей. В ближайшем будущем опасность падения воздвигнутой вашим подсознанием преграде не грозит, — отозвался один из младших знатоков. Как он мог судить об этом, не знаю, хотя и убедилась в дальнейшем, что его способности чувствовать подобное, не прикасаясь к обследуемому, намного превосходят возможности остальных.

Я подумала немного и сказала:

— Если «Экскалибур» не связан какими-то сроками, — капитан Браун покачал головой, — то неплохо бы получить по меньшей мере пять дней, чтобы все уладить и привести в порядок документацию. А еще я хотела бы попрощаться с теми, которых я, возможно, никогда больше не увижу, — с Сэмом, подумала я, и с Вэл, и с Нуритой.

Никаких замечаний со стороны присутствующих не последовало; я вышла из зала и пошла к себе, чтобы встретить там до крайности подавленного дракона. За последние месяцы своей короткой жизни Пэну уже пришлось пережить столько перемен, что, право, ему они больше не требовались — но выбора у нас действительно не было. Он только-только познакомился с новыми друзьями и научился с ними «разговаривать» — а теперь ему придется осваиваться в совершенно новой среде, о которой мы оба не имели представления. Я не бывала на Вулкане много лет — фактически, с тех пор, как прилетала туда ненадолго с Сипаком, познакомиться с его родственниками с вулканитской стороны. Люди, которых я знала в детстве, станут теперь не моими друзьями, а неблизкими знакомыми. Пэну придется сызнова приучать людей «слушать» его, и у меня было предчувствие, что вулканитам может не понравиться его более «навязчивая» манера общаться телепатически; хоть он и не мог читать мысли, а лишь воспринимать некоторые чувства и видеть «картинки», передаваемые ему людьми, с которыми он «говорил».

В последний день, который я провела на корабле, команда устроила для нас с Пэном грандиозный прощальный вечер. Хоть и недолго пробыл на борту большой дракон, но успел произвести на экипаж неизгладимое впечатление и обзавелся множеством друзей. Нечего и говорить, что много-много слез пролилось вокруг и повсюду раздавалось горестное сопение. Сэма пришлось с превеликим трудом вызволять из объятий Пэна. Затем мы отбыли.

По всеобщему настоянию нас нуль-транспортировали. Я не сержусь — мои воспоминания о планете были в лучшем случае отрывочны, и я не хотела подвергаться риску навечно уйти в Промежуток вместе с Пэном из-за того, что не смогу передать ему верной картины. Он ворчал по поводу медлительности нуль-транспортировки но, думаю, только чтобы скрыть свой страх перед ожидавшей нас неизвестностью. И на этот раз я не могла его разубедить, поскольку и сама не знала, куда мы отправляемся.

Материализовались мы посреди чистого поля за пределами главного космопорта Вулкана. Солнце стояло высоко над головой; воздух был горяч и очень сух. Придется заново привыкать к этой жаре и низкому содержанию кислорода. Мне уже передали, что нам разрешат пообвыкнуть немного до начала занятий с вулканитскими мастерами и что кто-то вызвался приютить нас, но осталось неизвестным — кто и где. После мягкого корабельного освещения внезапное сияние полуденного вулканитского солнца застало меня врасплох, и, поставив на землю рядом с собой свой последний баул, я ослепла от слез. Хорошо Пэну — его глаза почти мгновенно приспосабливаются к любому освещению.

«Кто-то сюда идет», — заметил он.

«Кто именно? Кто-то знакомый? Мужчина, женщина?»

«Пожилая женщина. Я ее не знаю».

Глаза мои медленно приладились, и я постаралась смигнуть слезы. В конце концов женщина приблизилась настолько, что силуэт ее прояснился, а потом я ее узнала.

— Леди Аманда! Вы как здесь оказались?

Она рассмеялась.

— Я — тот самый доброволец, который вызвался пригласить вас к себе домой. Когда я узнала, что происходит, то подумала: тебе будет намного удобней с другой земной женщиной, нежели с четой вулканитов. И я не возражаю, чтобы за тобой по пятам следовал твой друг. Вот еще одно очень важное основание вас приютить.

— А как же посол Сарек, мэм? — спросила я. — Он не станет возражать?

Я встречалась с леди Амандой давным-давно, еще вместе с Сипаком. Посол Сарек приходился сколькотоюродным братом его матери, значит, в том же родстве с ним состоял и Спок. Поскольку происхождение Сипака было столь же редкостным, как и у Спока, его пригласили посетить посла и его жену. Осведомившись, желательно ли мое присутствие, и получив разрешение на визит вдвоем, мы с Сипаком провели у них дома три восхитительных дня.

— Его сейчас нет на планете, — отозвалась она. — На самом деле ему пришлось отбыть сразу после Вавилонского совещания, чтобы разрешить спор между враждующими группировками на Андоре. Он одобрил твое пребывание у нас… вообще-то он сам это и предложил. — Она примолкла, подхватывая один из моих чемоданов. — И зови меня, пожалуйста, Амандой. Не стоит вести себя столь официально, ведь ты будешь жить у меня дома.

— Хорошо, м… Аманда. И я вполне смогу донести свои чемоданы. Они не так тяжелы.

— Ничего страшного.

Она продолжала нести взятую ею поклажу. Потом обернулась и сказала, блеснув глазами:

— Ты еще не представила меня своему другу. Его, кажется, зовут Пэн?

Я почувствовала, что краснею.

— Ох, простите! Пэн, это леди Аманда. Она приютит нас, пока мы будем на Вулкане. Если мне не изменяет память, у нее есть не только красивый большой прохладный сад, но и пустыня начинается у ее задних ворот, и ты сможешь там соорудить себе просторное гнездо. Леди Аманда, это Пэн, — я вновь обратилась к ней. — Он не владеет звуковым языком, но, проведя день-другой в его обществе, вы сможете понимать его телепатическую речь.

Она кивнула, словно ей уже сообщили об этом. Потом наша хозяйка направилась к машине, стоявшей, как я теперь заметила, на краю того чистого поля, где нас высадили. Я жестом показала Пэну, что нам надо идти за ней, и тронулась следом.

Когда мы подошли к машине, Пэн сказал:

«Хм, не думаю, что мне удастся туда залезть».

«Я знаю. Может, расправишь крылья и пролетишься немного? У меня поблизости нет твоей упряжи, поэтому я лететь с тобой не смогу. Как ты, не потеряешь нас из виду?»

«Да не должен. Если и потеряю, то просто позову тебя, и ты скажешь, где вы».

«Договорились».

Тут мы и подошли к машине.

— Аманда, Пэн может полететь над нами. Он никому не помешает?

— Нет, если только я дам знать регулировщикам движения, что странная тень, которую они увидят — дракон. Впрочем, если Пэн пробудет здесь достаточно долго, они привыкнут видеть его на своих экранах. — Она опять рассмеялась. — Наш дом недалеко. Потом мы вас устроим.

Остальные мои вещи уже переслали Аманде домой — да не так-то много их было — и она все уже убрала. Поэтому разместилась я в своей комнате быстро. Потом Аманда показала Пэну, где он может вырыть себе гнездо — в пустыне за домом — и где ему расположиться в саду, когда станет слишком уж жарко торчать на солнце. Она позаботилась и о том, чтобы неподалеку нашлось стадо местных животных. Вулканиты — вегетарианцы, но инопланетяне — нет, поэтому для гостей держат скот в качестве источника свежего мяса. Вулканиты оказались прекрасно осведомлены о том, что от Пэна трудно ждать пристрастия к вегетарианству — ему регулярно требовалось свежее мясо.

Нас ждал и еще один сюрприз. Командование Звездного флота позаботилось о том, чтобы Пэн мог посещать занятия расположенного на Вулкане филиала Академии и сдавать соответствующие экзамены. Если мы проведем здесь достаточно времени, Пэн сможет окончить учебу в чине мичмана, а не кадета. Это было бы полезно, в основном, потому, что нам уже сообщили: ему придется провести некоторое время в Академии для окончательного тестирования и других очных занятий. Его расписание будет согласовано с моим.

Мне предоставили в общей сложности три дня на то, чтобы устроиться и дать Пэну освоиться с теми местами, куда ему надо будет ходить, прежде чем меня попросили явиться туда, где вулканитские целители собирались начать мое обучение. Вот тогда-то и началось по-настоящему тяжелое время.

Сначала мне понадобилось избавиться от той подсознательной преграды, которую я воздвигла на месте «пропавшей» природной. Это оказалось не слишком трудным — теперь я знала, что искать. Потом пришлось начать с того же, с чего начинает ребенок, впервые приступающий к такого рода занятиям — научиться сознательно устанавливать в собственном мозгу преграду и по желанию понижать либо повышать ее проницаемость. Вулканитские знатоки оказались правы — мне очень пригодилось бы, если бы всему этому я научилась в детстве, пока оставалась гибкой и впечатлительной, а не сейчас, будучи повзрослевшей и устоявшейся личностью. Эх, уделять бы мне тогда больше внимания урокам, которые я в то время считала бесполезными! Разочарование было самым безобидным из обуревавших меня чувств, доложу я вам! Уж не знаю, как выдерживали окружавшие меня вулканиты те необузданные страсти, которые я телепатически излучала во все стороны.

Тем не менее, благодаря своим опытам, вулканитские мастера получили более ясное представление о моих возможностях. Оказалось, что во мне скрыто такое, о чем я и не мечтала, не говоря уже о том, чтобы этим пользоваться. Мне объяснили, что, когда мое обучение завершится, я стану очень чувствительным телепатическим приемником и мощным передатчиком мыслей и чувств. К тому же, мне не понадобится для этого физическое соприкосновение — одно из основных ограничений вулканитской разновидности телепатии.

Разумеется, слияние с чужим разумом легче достигается с использованием особых точек на лице и по бокам головы, как делали вулканиты, но для меня это перестанет быть необходимостью. Однако меня научили пользоваться этими точками как средством сосредоточения внимания на том, с кем взаимодействую, и отгораживания друг от друга моего разума и разумов тех, с кем я стану вступать в телепатическую связь.

Наибольшим неудобством в изучении всего этого стала необходимость овладеть умением защищать и себя, и Пэна от других, а других — от меня. Будучи столь чувствительным телепатом-приемником, я провоцировала «нападения» со стороны представителей других обладавших телепатическими способностями рас, и, благодаря своим узам со мной, из-за этого мог пострадать Пэн. Выяснилось, что легче научиться защищать окружающих от моего беспорядочного «вещания», чем защищаться самой от непрошеных вторжений. Не скажу наверняка, но думаю, вулканитским знатокам пришлось выдумать прорву новых психотехник только для того, чтобы иметь дело со мной, да еще что-то изобрести, чтобы учить меня управлять своими возможностями!

На одном занятии, когда два мастера старались показать мне очередной такой способ, случилось нечто новое и необычное. Я «нажала» какой-то частью разума, и вдруг оказалась тесно связанной с ними обоими; все три разума словно слились воедино. Никогда не видела я двоих столь ошарашенных вулканитов, как те мои учителя! Связь разорвалась так же резко, как и установилась — думаю, ее оборвало мое удивление содеянным. Потом один из них поднял взгляд на меня и сказал:

— На сегодня достаточно, Карен. Встретимся завтра в это же время.

— Что я сотворила? — спросила я, понимая: со случившимся, какова бы ни была его суть, даже эти опытные вулканиты никогда ранее не имели дела.

— Мы не знаем, — ответил один из них. — Надо посоветоваться со старшими мастерами. Увидимся утром.

Я поняла, что на сегодня свободна и что ничего от них сейчас не добьюсь. Направившись домой гораздо раньше обычного, я сумела расправиться с большинством накопившейся почты и даже почитать немного, прежде чем с занятий вернулся Пэм. Похоже, он продвигался вперед намного быстрее и легче меня! Его тоже изредка учили кое-чему вместе со мной — в основном, управлять своими посылами и точно их нацеливать — но, поскольку он был избирательным телепатом (то есть мог передавать другим свои мысли, чтобы общаться), знатоки-вулканиты не так о нем беспокоились.

На следующий день я перенесла крупнейшее в своей жизни потрясение. Мастер, заведовавший Колинаром, пришел на место моих занятий и отвел меня в сторонку. Его облик не выражал никаких чувств — иного я и не ожидала — однако оглядел он меня весьма придирчиво. Я понимала, что не стоит самой начинать беседу, и потому ждала — довольно нетерпеливо — когда он заговорит. Когда он наконец перестал молчать, я почувствовала почти облегчение.

— Ты в самом деле необычная для жителя Земли, — начал он. — Силы ума, которыми ты обладаешь, редко встретишь среди вулканитов, тем паче — среди представителей иных рас. Ты каждый день удивляешь младших мастеров и своей жаждой знаний, и тем, что раскрывается в твоем разуме по мере обучения. Твои способности не ограничиваются лишь возможностью стать редкой силы телепатом; при надлежащей тренировке и по прошествии времени ты можешь продвинуться много-много дальше.

— Куда же именно, почтеннейший наставник? — спросила я. — Я понимаю, что вчера сделала нечто, поразившее моих учителей. Не мог бы ты рассказать мне, что это было и пояснить, на какие мои способности намекаешь?

Он еще раз посмотрел на меня, и я почувствовала: оценивает. Мастер словно хотел удостовериться, смогу ли я совладать с тем, что он собирался мне поведать.

— Ты сделала то, что не делалось сотни лет на этой планете. Ты «связала» между собой более чем два разума. Не только ты осознавала мысли своих учителей, но и они осознавали и твои мысли, и мысли друг друга. В руках человека безнравственного такая сила может стать опасной — с ее помощью можно управлять большими группами людей. Тем не менее, тебя хорошо знают у нас на планете, и никогда ты не выказывала никаких склонностей к злоупотреблению имеющейся, как ты показала, у тебя силой. — Он чуть отстранился, не сводя с меня взгляда. — Если о твоей силе станет известно, тебя будут упорно разыскивать враги и, возможно, попытаются использовать эту силу как оружие против нас.

Я стояла, точно оглушенная. Слишком много всего внезапно обрушилось на меня. Сначала — известие об исчезновении моей естественной преграды, потом — что я сильнейший телепат-землянин за последние сто лет, и вот теперь — это. Что еще свалится на меня, кроша в пыль всякое мое понятие о себе самой? Глубоко, пусть не без дрожи, вздохнув, я сказала:

— В таком случае эту силу нужно хранить в тайне, как это возможно в учреждении, подобном Звездному флоту. Я не желаю, чтобы меня использовали в качестве оружия ни против моего народа, ни против других.

Мастер кивнул, и я закрыла глаза, словно пытаясь отвратить то, что, как я знала, должно было еще последовать, и спросила:

— Что ты еще мне скажешь?

— При соответствующих упражнениях ты способна развить и телекинетические возможности; ты сможешь двигать и очень большие предметы, и предметы поменьше. — Я почти слышала в его голосе недоговоренность.

— Опасно ли мне все это знать? — спросила я, все еще не открывая глаз.

— Благодаря этому знанию последние глубинные преграды в твоем мозгу, не дающие использовать все те силы, о которых мы говорили, скорее всего, падут, и силы эти выплеснутся наружу, и их ничто не будет сдерживать, да ничто и не сможет. Но мы идем на этот риск: если такому суждено случиться, пусть это случится теперь, когда тебе могут помочь и чему-то научить. Лучше сейчас, чем в будущем, когда рядом не окажется никого, кто смог бы тебя поддержать. От тебя потребуется многое, если ты пойдешь на это.

Я открыла глаза и посмотрела вокруг, видя все будто впервые. В каком-то смысле я заново родилась. Если то, что говорил мне этот колинарский мастер, правда, то я смотрела на совершенно иную, чуждую жизнь по сравнению с той, что я знала раньше. Я чувствовала скрытую энергию и мощь моего разума и тела, и раздумывала, хватит ли мне сил и мужества сдержать и обуздать эти стихии, не уничтожив всего того, что я считала собой, своей душой. Вокруг меня рассыпался на куски остаток жизни.

— Выбора у меня нет, так ведь, — тихо сказала я. — Раз ты сказал мне это, я останусь здесь до тех пор, дока не смогу управлять тем, что, чувствую, бушует во мне.

— У тебя есть выбор: остаться — или уйти; учиться — или остаток жизни бороться с этими силами. Заставить тебя остаться мы не можем.

Я вздохнула.

— Может быть, вы не в состоянии силой оставить меня здесь, но мое знание вашей культуры и того, что может случиться, если я решусь уйти, вынуждает меня остаться. Я останусь. Не обещаю, что вам понравятся чувства, которые я, скорее всего, стану излучать телепатически — я не могу отказаться от своего происхождения, да и не желаю. Во мне — лишь земная кровь. Я не в состоянии избавиться от чувств, как вы, вулканиты.

— Мы осознаем это и готовы к тому, чтобы защищаться. Ты остаешься с нами и будешь учиться?

— А мои обязательства перед Звездным флотом? Перед моим напарником, Пэном? Как быть с ними?

— Звездный флот уведомят, что твоя учеба продлится гораздо дольше, чем первоначально планировалось. Тебе уже в самом начале предоставили бессрочный отпуск для занятий с нами, поэтому их это не удивит. Что же касается твоего напарника, то ему придется научиться, как взаимодействовать с тобой и твоими новыми возможностями; некоторые из последних могут повлиять на него. Мы с удовольствием дадим ему возможность смотреть, учиться, помогать тебе. Так ты остаешься?

— А остальные? Мои друзья, которые хотят знать, что со мной? Моя семья? Те, с которыми я живу сейчас? У меня сейчас нет того, кого вы бы назвали парой. Что если я, глупая землянка со всеми своими земными чувствами, полюблю?

— Все подобные вопросы мы станем решать по мере их возникновения. Тем, кто захочет узнать, что мы сегодня обсуждали, ты можешь говорить так много — или так мало — как сочтешь нужным. Но определенные знания можно передавать, лишь безоговорочно доверяя человеку.

Колинарский мастер не сводил с меня глаз.

— Я остаюсь.

Так началась моя учеба у колинарских знатоков, и училась я не тому, как управлять своими чувствами, а умственной дисциплине, необходимой, чтобы выжить рядом со своими новыми силами и овладеть ими. Я не догадывалась и о малой толике того, через что мне предстояло пройти, с чем столкнуться, что испытать, прежде чем я наконец снова окажусь на борту корабля Звездного флота.

 

1. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ВУЛКАН

Высокий темноволосый вулканит широко шагнул с площадки транспортера в главной приемной вулканитского отделения Академии Звездного флота. Когда он оказался в лучше освещенной части комнаты, оператор транспортера заметил, что волосы прибывшего не черного, обычного для большинства вулканитов, цвета, а темно-красного.

— Коммандер Сипак; явился выполнить особое поручение, — заявил мужчина ростом пять футов и десять дюймов, остановившись перед оператором. — Прошу разрешения подняться на борт. — Хотя он нуль-транспортировался и не на борт какого-то корабля, однако входил в военизированное учреждение, и заведенные правила оставались в силе.

— Разрешение дано, сэр, — сказал оператор. — Мне приказано сообщить вам о необходимости по прибытии явиться к адъютанту начальника филиала, сэр.

— Благодарю, мичман.

С этими словами вулканит повернулся и направился к двери.

Сипак был очень необычным вулканитом, даже более необычным, чем сам Спок. Полукровками родились и тот, и другой (Спок унаследовал земные гены от матери, Сипак — от отца), но Сипак второй раз в жизни оказался на родной планете, улетев с нее почти сразу после рождения. Мать его, известную на Вулкане целительницу, звали Т'Арен. Отцом его был Дэвид Эйллард, отставной дипломат Звездного флота. Однажды Эйллард получил назначение в посольство Земли на Вулкане и познакомился с Т'Арен на каком-то дипломатическом приеме. Они полюбили друг друга и решили создать семью. Тот, с кем Т'Арен была до этого помолвлена, погиб (в результате несчастного случая) незадолго до намеченного бракосочетания, и она стала вольна выбрать себе другого мужа. Смешанные браки в те времена еще оставались нечастым явлением, но семья Т'Арен приняла ее муже с распростертыми объятьями — насколько позволяла вулканитская сдержанность. Конечно, тому немало способствовало, что среди их дальних родственников оказались посол Сарек и леди Аманда.

Пара счастливо прожила несколько лет; Дэвид продолжал службу в дипломатическом корпусе. Но вот Т'Арен забеременела. Беременность протекала тяжело даже с учетом того, что Т'Арен вынашивала вулкано-земной плод. Несмотря на ускоренное родоразрешение, предпринятое с целью спасти мать, Т'Арен все равно умерла, но ребенок, Сипак, выжил.

Дэвида Эйлларда смерть жены опустошила. Он оставался на Вулкане около года, пока не стало ясно, что Сипак выживет и будет прекрасно расти, а затем попросил перевода обратно на Землю. Тогда же он вышел в отставку, покинув дипломатический корпус, и нашел работу преподавателя в своей возлюбленной Шотландии, где прошло его детство и где по-прежнему жила большая часть его семьи.

Вот так и вырос Сипак на Земле, среди земных детей. Он посещал земную начальную школу. Став постарше, Сипак слушал лишь некоторые курсы в посольстве Вулкана, изучая историю и культуру второй родины и вырабатывая умение управлять унаследованными от матери — столь необычными по земным меркам — силами своего разума. Исследования показали, что он — одаренный «касательный» телепат, а иногда может передавать и читать мысли, не прикасаясь к своему респонденту. Расстояние, на котором он мог принимать и (или) передавать мысли, точно определить не удалось, но путем тренировок он мог повысить эту свою способность к «бесконтактной» телепатии.

Поскольку рос Сипак на Земле, то не выработал истинно вулканитского полного контроля над чувствами, хотя и стал сдержаннее обычного землянина. В посольстве Вулкана он познал их мировоззрение и научился управлять собой, став, таким образом, последователем вулканитской веры в логику. У него выработалось определенное чувство юмора, и временами в начальной школе, да и в Академии Звездного флота, он откалывал шуточки. Он до сих пор поражал окружающих, время от времени улыбаясь и смеясь. Единственной безусловно отрицательной чертой, унаследованной от отца, стал его шотландский темперамент, однако, благодаря своим вулканитским способностям, он научился им управлять.

В 16 лет Сипак поступил в Академию Звездного флота, став самым молодым курсантом за всю ее историю. Пойдя по стопам матери, он решил заняться медициной и окончил учебу с докторской степенью, возглавив список лучших и на медицинском факультете, и во всей Академии. Вплотную за ним шла землянка, тоже необычная штучка (она выросла на Вулкане) по имени Карен Эмерсон. В годы учебы они с ней очень сблизились, дойдя до интимных отношений, но по окончании Академии им пришлось пойти разными путями.

Однако, прежде чем расстаться, они вдвоем посетили Вулкан — Сипак, можно сказать, впервые увидел свою вторую родину, а Карен, в сущности, вернулась домой. Эта поездка стала их последними проведенными вместе каникулами; затем они направились к своим первым местам службы. Потом было несколько мимолетных встреч, но долго побыть вместе им уже не приходилось.

Сейчас Сипак возвращался на Вулкан, прочесть несколько курсов в вулканитском отделении Академии Звездного флота. Он не просил этого назначения, но получил весьма серьезную рану на боевом посту, и адмирал Ставак настоял, чтобы он на время оставил службу и восстановил силы. Навещать ему было некого, и потому он попросился на какую-нибудь преподавательскую работу, чтобы не терять времени, набираясь сил. Не ведал он, как все закрутится на Вулкане!

Зайдя в приемную начальника Академии, уладив там вопрос с жильем и получив расписание занятий, он решил принять приглашение двоюродной сестры, Аманды, и навестить ее. Узнав о его временном назначении, она послала ему приглашение хотя бы зайти поболтать, а то и погостить у них с мужем, Сареком, пока тот был на Вулкане.

Он решил дойти пешком до ее дома на краю города, хоть ее жилище и располагалось на порядочном расстоянии от Академии, надеясь немного размяться. Двухдневное сидение в челноке не способствовало заживлению все еще недолеченных ран и срастанию костей, и он радовался предстоящей гимнастике. Хоть и устал он, дойдя до места, но совсем не жалел, что прогулялся, вместо того, чтоб нанять флиттер. Он постучал в дверь, и его пригласили войти.

— Сипак! Тыщу лет тебя не видали! — воскликнула Аманда.

Его губы изогнулись в попытке не улыбнуться.

— Ну конечно, сестренка. Я не появлялся на Вулкане более десяти лет, а вам не случалось оказаться в тех точках пространства, куда посылали мой корабль. Так что, если только вы не обладаете некими силами, о которых я не подозреваю, вы явно меня не видали.

— Сипак, ты говоришь, как второй Сарек. Проходи, садись. Расскажи, чем занимался с тех пор, как мы виделись в прошлый раз.

— Это может потребовать некоторого времени. Разумеется, если хочешь, я могу лишь бегло коснуться самого интересного. — Аманда хмыкнула, и он наконец улыбнулся.

— Так-то лучше! Я гадала, что же случилось с молодым беззаботным вулканитом, какого мы видели в последний раз. Не сразу ли после окончания Академии это было?

— Да, и, насколько припоминаю, у меня имелись причины быть счастливым и беззаботным. Я только что сдал выпускные с лучшими оценками на курсе и со мной была красивая девушка по имени Карен. Должен сказать, с того дня дела скатились под горку, — отозвался Сипак.

При упоминании о Карен лицо Аманды словно заволокла туча. Сипак тут же заметил это и спросил:

— В чем дело? Я что-то не так сказал?

Не успела она ответить, как со стороны заднего двора донеслось чье-то жалобное курлыканье. Резко обернувшись, Сипак спросил:

— Что это?

Он в жизни не слыхал ничего подобного.

— У меня еще двое гостей. Пойдем, сначала я представлю тебе этого. — Она встала и направилась к двери. — Не удивляйся его размеру. Он мал для своего вида, но все равно при первом взгляде производит ошеломляющее впечатление.

Выйдя в сад и следуя за двоюродной сестрой к дальней части огороженного участка, Сипак старался догадаться, какое же существо могло бы издавать такие душераздирающие звуки. Когда он обогнул одно из самых крупных деревьев, в их сторону повернуло клиновидную голову какое-то громадное бронзовое существо. На приближающихся людей взирали огромные, медленно вращающиеся бледно-лиловые глаза.

Сипак все выше задирал голову, не отводя взгляда от этих гипнотических глаз, пока не захрустела шея.

— Это перинитский дракон, — выдохнул он. — Бронзовый, если не ошибаюсь. Что он здесь делает? Кто его напарник? Я знаю, что периниты говорили о вступлении в Федерацию, но пока ничего еще определенно не решено. С ними установили связи только два с половиной года назад. Они не могли так быстро выйти за пределы планеты.

Словно не обращая внимания на его вопросы, Аманда подошла и начала почесывать костные гребни над большими глазами.

— Все хорошо. Не волнуйся. Она скоро будет дома.

Аманда, казалось, к чему-то прислушивалась, и Сипак чувствовал едва уловимый зуд где-то на краю сознания, будто шел чей-то телепатический разговор.

— Я не знаю, что намечалось на сегодня, но, когда она утром выходила из дому, счастливой она не выглядела. А у тебя уже кончились занятия?

Снова возник тот же зуд. Потом Аманда сказала:

— Я хочу тебя кое с кем познакомить. Пэн, это Сипак. Он учился с твоей напарницей, и они когда-то очень дружили. — Затем она обернулась к Сипаку и провозгласила: — Сипак, это Пэн. Как ты и предположил, он — перинитский бронзовый дракон. Весьма способный, редкостный дракон. Сейчас он посещает курсы факультета безопасности Академии и в этом году должен их закончить. Конечно, учится он не лучше всех, но, поскольку исполнилось лишь четырнадцать месяцев с тех пор, как он покинул Перн, Пэн продвинулся очень далеко за потрясающе короткий срок. — Она примолкла.

Сипак не дал ей возможности продолжить. Он пытался вспомнить нечто услышанное или прочитанное больше двух с половиной лет назад. Внезапно он спросил, охваченный страхом, с таким чувством, словно заранее знал ответ:

— Кто напарник Пэна?

— Напарник Пэна — Карен Эмерсон. Та самая женщина, которую ты так давно привозил сюда, закончив Академию.

Вся сила ушла из его ног, и он, охнув, повалился на стоявшую позади него скамью. Он испытывал к ней весьма сильные чувства в годы учебы, и она, видимо, переживала то же самое по отношению к нему. Тот отпуск на Вулкане был одним из его любимейших воспоминаний. Но Звездный флот, распоряжаясь своими матросами, не брал в расчет личных чувств, и их разделила галактика — так, по крайней мере, казалось. Желание встретить ее здесь, снова, находилось за пределами самых смелых мечтаний. Впрочем, сейчас им предстояло встретиться при совершенно иных обстоятельствах, нежели десять лет назад.

— Почему они здесь? Теперь, когда ты рассказала о их связи, я припоминаю, что слышал об этом. Но в Академии училось две Карен Эмерсон, значит, всегда могут найтись и еще. Когда я об этом услышал, приходилось работать в лихорадочной спешке. Я отложил думы об этом до лучших времен, надеясь тогда во всем разобраться. Но лучшие времена так и не наступили… Я думал, Карен — на «Экскалибуре».

— Там она и была еще шесть месяцев назад. Тогда и проявились ее телепатические способности. Благодаря ее связи с Пэном. С тех пор она занимается здесь, — откликнулась Аманда. — Ей приходится нелегко. Кажется, чем больше она учится, тем больше способностей у нее обнаруживается, а значит, надо учиться все новому и новому. — Она вздохнула и села рядом с Сипаком. — Я беспокоюсь за нее, Сипак. Что-то случилось три месяца назад, и с тех пор она занимается с колинарскими знатоками. Бедняжка пыталась оставаться с ними в течение месяца, но не смогла вынести вида бесчувственных физиономий, которых там большинство. И каждый вечер она возвращается сюда. Карен больше не рассказывает мне, что происходит, и Пэн тоже. Да я в любом случае не могла понять и половины того, что она старалась мне объяснить. Они оба исхудали…

— Я не знаю, чем я смогу ей помочь, если не могут помочь ни ты, ни колинарские знатоки, — сказал Сипак. — Я всего лишь врач, определенно не специалист по душевным расстройствам и толком ничего не знаю о вулканитских психотехниках.

— Ой, да ничего этого и не нужно, Сипак, — ответила Аманда. — Ты когда-то достаточно хорошо ее знал. Лучше, чем знала или когда-нибудь узнаю я. Ей больше не нужны врачи или знатоки-вулканиты. Ей нужно нечто другое… Чего я не могу ей дать. Может, это под силу тебе. — Она встала и отряхнула юбку. — Пойдем. Плохая я хозяйка. Разреши приготовить тебе прохладного питья. Все забываю, что ты еще не совсем выздоровел.

Сипак последовал обратно в дом за хозяйкой, начиная ощущать напряжение от всего пережитого за день. Челнок, доставивший его на Вулкан, задержался, и, зарегистрировавшись в Академии, он дошел сюда пешком — лишь для того, чтобы его сразили новости о Карен. Все его члены словно налились непомерной тяжестью; заболели недавно сросшиеся кости.

— Выпить чего-нибудь прохладного было бы весьма кстати.

Аманда усадила Сипака в удобное кресло в гостиной и налила питья обоим. Они сидели и беседовали о том, как поживают Спок и Сарек, и о том, чем сам Сипак занимался в последний год. Едва Сипак собрался извиниться и вернуться в отведенное ему жилище, намереваясь на сей раз вызвать флиттер, как распахнулась парадная дверь, затем вновь закрылась, кто-то пересек весь дом и выбежал через черный ход.

— Карен? — позвала Аманда, когда неясная тень пробегала мимо дверей гостиной, но в ответ послышались лишь приглушенные рыдания.

Сипак начал было подыматься, но Аманда взмахом руки усадила его.

— Дай ей побыть минутку с Пэном. Иногда ему удается ее успокоить. А иногда — нет, и тогда она плачет, съежившись и прижавшись к нему, пока не уснет в его гнезде. Потом им обоим снятся кошмары. Если он не сможет ее успокоить, может быть, сумеешь ты.

— Но в чем же дело, Аманда? Неужели все настолько плохо, что она ни с кем не в состоянии этим поделиться?

— Не знаю, Сипак. Как я уже говорила, что-то случилось три месяца назад, и с тех пор она борется с чем-то. Мастера-вулканиты несколько раз говорили со мной о том, как ей помочь, но я не понимаю хода их мыслей. Думаю, это каким-то образом должно быть связано с тем обучением, которое она сейчас проходит. Я не владею ничем из арсенала парапсихологии, и потому не знала бы, как помочь, если б даже могла. Ей нужен другой землянин с телепатическими способностями, прошедший через нечто подобное, но не лишенный чувств, как те вулканитские знатоки, которые с ней сейчас занимаются. Минуточку. — Она умолкла и прислушалась к чему-то внутри себя. — Пэн говорит, что сегодня хуже обычного, и хотел знать, нет ли у меня чего-то успокаивающего для нее. Он волнуется за нее больше моего, и на то у него есть веская причина. Если она умрет от всего этого напряжения, он умрет вместе с ней.

— Я помню, что слышал об этом — умирает всадник, и дракон кончает жизнь самоубийством. Схожу-ка я туда. Возможно, я и СМОГУ помочь. Дай знать Пэну, что я иду. Не хочу появляться неожиданно для него. — Он выволок себя из кресла и направился в сад.

Когда он снова подошел к гнезду Пэна, в глазах дракона бушевал серый водоворот. Посматривая, как отнесется бронзовый к его приближению — в том, что его примут благожелательно, приходилось сомневаться (некоторые существа, связанные меж собою столь же тесно, как Пэн и Карен, на попытку помочь вполне могли ответить и ударом) — он подошел, стал на колени рядом с Карен и положил руку ей на плечо, потрясенный тем, какой она стала бледной и истощенной, столь непохожей на ту полную жизни девушку, которую он знал когда-то.

Карен ощутила легкое прикосновение и отдернулась, стараясь глубже уткнуться в своего дракона. Единственной, кто могла бы выйти в сад, когда она находилась в таком состоянии, была Аманда, а Карен не могла поделиться с новой подругой причиной своего горя. В любом случае Аманда не ведала, через что приходится сейчас проходить Карен, и не могла помочь, если даже хотела. Еще подходили к ней вулканитские целители, дававшие ей какие-то микстуры, от которых она засыпала, и этого ей тоже не хотелось. Ни сегодня, ни когда-нибудь еще.

С тех пор, как колинарские мастера поведали ей о ее способностях соединять разумы воедино, о ее мощных телепатических и телекинетических возможностях, она боролась, пытаясь подчинить себе все это. Но, продвинувшись вперед на шаг в своих занятиях, она словно соскальзывала назад на два. Временами она теряла власть над собой, в то время как окружающим казалось, что она действует по своей воле. Между тем изо дня в день ей приходилось бороться только за то, чтобы пережить очередной урок, удержать в руках все силы своего разума, и она так устала от всего этого. Уровень ее расстройства нарастал скачками, и в той же манере ей все меньше удавалось контролировать свои эмоции. Мастера не могли понять, чем она так расстроена и утомлена, что плачет, и вне всякого сомнения не знали, как с ней сладить. И после таких дней, как сегодня, ей хотелось сдаться и все бросить.

Прикосновение к плечу стало чуть более настойчивым.

— Уйдите, — проворчала она, шаря рукой у себя за спиной, чтобы оттолкнуть этого настойчивого. — Не надо мне никаких лекарств.

— Карен, посмотри на меня, — сказал чей-то давно забытый знакомый голос, и тут же заговорил Пэн:

«Думаю, тебе захочется видеть этого человека, Карен. Я его еще не знаю, но раньше он был очень в тебе заинтересован. Посмотри на него, пожалуйста. Для меня».

Карен слышала озабоченность и страх за нее в мозгу своего дракона. Почти против собственной воли, не желая по-настоящему видеть, кто это, она обернулась.

И оказалась лицом к лицу с Сипаком.

Глаза ее потрясенно расширились, а потом она отшатнулась, не веря. Снова утыкаясь лицом в дракона, она воскликнула:

— Нет, не может быть, это не он! Просто очередная галлюцинация после этих проклятых уроков!

Касавшаяся ее рука оставалась на месте.

— Карен, я — не галлюцинация. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе, — умолял Сипак. — Расскажи мне об этих галлюцинациях. Расскажи об уроках.

Она обернулась еще раз и осторожно вытянула руку, почти уверенная в том, что рука пройдет сквозь тело сидящего рядом с ней человека. Когда движение руки остановила весьма плотная грудная клетка, Карен прошлась пальцами по его телу вверх-вниз. Другая рука Сипака поймала ладонь всадницы и крепко сжала ее.

— Поговори со мной, Карен.

— Это ты! Это правда ты!

Повернувшись всем телом, она заключила своего былого возлюбленного в медвежьи объятья, прилипнув к нему, словно тот должен был исчезнуть в следующее мгновение.

— Я видела тебя много дней. Здешние знатоки называли это видениями, я — галлюцинациями. Они говорили, что я вижу нечто возможное — а я их только проклинала. — Она подавила едва ли не истерический смех. — Они говорили, что если видимое мной должно случится, то оно случится в ближайшие недели. Я объясняла им, что никак не смогла бы тебя увидеть. Ты вечно был далеко, на «Заре», и тебе не было причин появляться здесь. Я думала, что просто слишком много работаю… чтоб они были довольны… и вижу всякую всячину от недосыпания… — Карен понимала, что болтает чепуху, но никак не могла остановиться. — Почему ты здесь? Когда ты прилетел?

Карен почувствовала, как полувулканит шевельнулся под ней.

— Если ты позволишь мне сесть поудобней, могу рассказать. Сейчас ты давишь мне прямехонько на одну из сломанных костей, а врач говорил мне, что, если я ее снова сломаю, он месяц не выпустит меня из лазарета.

Резко ослабив силу объятий, но не выпустив его, она сказала:

— Прости! Давай-ка прислонимся к Пэну, он возражать не станет. — Когда они снова уселись, на этот раз — более удобно, она сказала: — Сломанные кости? Когда это тебя?

Сидевший рядом с ней вулканит насупился.

— Два месяца назад. Я помню немногое. Обычная высадка на планету, пошедшая наперекосяк. Попали в ромулианскую засаду. Припоминаю, что находился рядом с кем-то из моей команды — мы описывали новые растения — когда он на что-то наступил. Позже мне объяснили, что это была какая-то наземная мина. Он погиб, а меня отбросило в низинку. Когда я пришел в себя, уже после операционной, мне сказали, что выжил я лишь благодаря редкостной удаче. Когда я достаточно окреп, чтобы вставать и ходить, мой начальник сказал, что мне следует взять отпуск. Я попросился на преподавательскую работу, и в конце концов оказался здесь. — Он откинулся, успокаивая боль в заживающих ранах, и спросил: — А ты?

Карен опять отдалилась. Она пообещала мастерам, что не станет говорить о том, чем занимается.

— Я не могу.

— Что ты не можешь? — Сипак, видимо, хотел позволить ей продвигаться так быстро, как ей того хотелось.

— Не могу говорить об этом.

— И кто же тебе такое сказал? Ну разумеется, не те каменнолицые бесчувственные кретины, с которыми ты, скорее всего, занимаешься.

— Они не кретины! — гневно вскричала Карен, напрягшись и сердито глядя на Сипака. — Они помогают мне… помогают мне… — Она умолкла.

— Хм, — продолжил Сипак, не обращая внимания на ее порыв. — В таком случае, полагаю, ты согласна с тем, что они — каменнолицые и бесчувственные. А если ты соглашаешься с тем, что они лишены переживаний, тогда я говорю тебе: они не знают, как обращаться с человеком, у которого чувства имеются. Итак, кто же они такие, если говорят, что ты не можешь ни с кем поделиться тем, что с тобой происходит, и кто они такие, если говорят, что тебе НЕ НУЖНО говорить об этом? А?

— Откуда тебе знать? — продолжила Карен, все еще кипя от злости. — Ты ведь сам вулканит. Один из тех, кого называешь бесчувственными.

Не смутившись, Сипак только глянул на нее и ухмыльнулся той самой медленной ухмылкой, которую Карен так хорошо помнила.

— О-о-х, но ты, должно быть, помнишь, что я только наполовину вулканит и большую часть жизни провел среди вас, людей земного типа. Я знаю вас лучше, чем вы себя сами. Если ты не говоришь о том, что тебя беспокоит, с кем-то, кто хочет понять тебя и помочь тебе, дела идут все хуже и хуже. К тому же, разве это может чему-то повредить? Обещаю, что никому не расскажу ничего.

Карен обдумала только что услышанное. Действительно, мастера не могли или не хотели понять тех эмоциональных трудностей, с которыми она пыталась совладать. И в прошлом ей всегда помогало, когда она могла выговориться перед кем-то — перед тем, кто понимал, что ее волновало. Она всегда доверяла Сипаку больше всех других людей, которых знала. Она никогда ему не говорила, но он стал первым, с кем она занималась любовью — тогда она доверяла ему достаточно, чтобы дать то, что никогда до того не давала никакому мужчине. И не было причин не доверять ему теперь.

И она излила ему все, что случилось с ней в последние несколько месяцев, а потом, легонько побуждаемая Сипаком, рассказала и о том, как Запечатлила Пэна, и об их совместной учебе. Когда она вымоталась и у нее кончились все слова, уже стемнело. Пэн свесил вниз голову и спросил:

«Аманда спрашивает, как вы тут, и не хотите ли чего-нибудь поесть. А еще говорит, что Сипаку слишком поздно пытаться добраться до Академии и что она будет рада, если он переночует здесь».

«Скажи Аманде, что с нами все в порядке и что я проголодалась. Мы придем через пару минут».

Обернувшись к Сипаку, она сказала:

— Нас ждут к ужину, и Аманда говорит, ты можешь остаться здесь ночевать — слишком поздно топать обратно в Академию.

— Я чувствовал, что Пэн говорит с тобой. А идти не обязательно, могу и такси вызвать.

— Не обижай Аманду отказом от ее гостеприимства, болван. — Она ткнула его под ребра, и Сипак вскрикнул от острой боли. — Ой! Прости. А как ты узнал, что я говорю с Пэном?

— У меня где-то у краешка мозга появился какой-то зуд. Не могу сказать, что именно говорится, но знаю, что происходит нечто телепатическое.

Карен с сомнением глянула на него. До этого никто никогда не говорил ей, что может чувствовать телепатию. Они либо слышали Пэна, либо нет. Третьего не случалось.

— Хм. Ну, в любом случае, если ты пробудешь с ним рядом подольше, а не день-другой, то сможешь слышать, как он говорит с тобой. Это его дар — говорить со всеми людьми. Пошли. Если мы вскорости не придем ужинать, за нами начнет охотиться Аманда. — Она вскочила, оставив охающего Сипака на земле.

— Думаю, мне понадобится помощь, — простонал он. — Надо бы мне поостеречься сидеть на сырой земле. Утром мне теперь с места не сойти.

Карен рассмеялась.

— Раньше времени состарился, а, красавчик?

— Дай срок, выздоровлю — покажу, кто тут старый! — заметил Сипак, в конце концов сумев подняться. — Но пока я готов к старой доброй горячей ванне и полудюжине обезболивающих пилюль.

Обед прошел в приятной беседе, а затем Аманда показала Сипаку место, отведенное ему для ночлега, ссудив его кое-чем из вещей Спока. Но даже после горячей ванны и одной из пилюль, которыми его снабдили доктора для облегчения болей, Сипак все еще не мог успокоиться. Выросший на Земле, он не привык к повышенным по сравнению с земными тяготению и температуре в сочетании с низким содержанием кислорода. Через несколько дней он должен приспособиться — так уже было в его предыдущее посещение Вулкана — но заживающие раны просто не будут давать ему отдыха. Пот не перестал лить с него ручьем, даже когда он остался в одних легких пижамных брюках. И ему подумалось, что, может быть, стоит пройтись, успокоиться, тогда заснуть будет легче.

Он уже направлялся обратно в свою комнату, когда ночной воздух разорвал пронзительный крик, а затем вдалеке протрубил дракон. Вопль так потряс Сипака, что он одеревенело стоял, пока из своей комнаты не вылетела Аманда и не бросилась к спальне Карен. Сипак устремился за Амандой и увидел, что Карен боролась с одеялами, будто за ней охотились черти. Аманда увидела его и сказала:

— Подержи ее, пока я сбегаю за успокаивающим. Я думала, в эту ночь мы обойдемся без кошмаров, но такого быть не может.

Сипак тотчас же сел на край ложа и попытался удержать мятущееся тело. Но его хватка словно еще больше вывела ее из себя. Неожиданно с прикроватной тумбочки сорвалась одна из книг и полетела ему прямо в голову.

Испуганный Сипак отпустил Карен и пригнулся. Книга пронеслась мимо и хлопнулась о дальнюю стену. Он так на нее загляделся, что едва увернулся от последовавшей за книгой парой туфель. Карен стала меньше молотить руками, но продолжала стонать, метаться и крутиться в постели.

— Нет, нет! Уйдите. Не трогайте меня, пожалуйста. Я стараюсь, правда стараюсь!

В комнате начала беспрестанно двигаться туда-сюда вся мебель.

Вбежала Аманда. Сипак безмолвно указал на ту самую книгу. Отвечая на незаданный вопрос, Аманда сказала:

— Я знаю. Телекинез. Я как-то мимоходом произнесла это слово, и Карен пришла в ужас. Ей и раньше снились кошмары, но чем дальше, тем они становятся страшнее. Только недели две назад вещи начали летать у нее по комнате. Я ей ни о чем не говорила. Не хочу пугать ее больше, чем она и так уже напугана. — В руке она держала бутылочку. — Это успокаивающее обычно ее утихомиривает, но потом ее шатает несколько дней. По крайней мере, хоть спит ночью. И все равно я ненавижу давать ей его.

— В таком случае, я попробую кое-что сделать. А целители не пытались войти с ней в сомыслие? — спросил Сипак.

— Один раз. Тот бедняга чуть не умер. Сказал, что не мог справиться с этими бушующими страстями. Больше он не показывался, и я не желаю, чтобы рисковал кто-то еще. Ты уверен, что хочешь попытаться?

— Кому-то надо это сделать, — мрачно ответил Сипак. — Я не хуже других, а большинства — так и лучше. К тому же, я вырос на Земле. Это должно помочь.

Он склонил голову, чтобы усмирить собственные чувства, и, ощутив, что его разум успокоился, протянул руки и нащупал точки наложения на лице Карен.

Лишь для того, чтобы оказаться втянутым в водоворот боли, страдания и горя. Разум Карен был сильней всех, с какими ему приходилось сталкиваться в своей жизни. И эта сила тянула и дергала его, стараясь подчинить себе и увлечь в глубины бушевавшего в ней хаоса. Отпрянув на край бури, он усилил свою ментальную защиту и начал обходить место шторма, ища следы того, что он знал как Карен.

Зовя ее по имени, он прошелся вокруг водоворота и через черный чахлый лес искореженных деревьев. Затем он натолкнулся на место, где вещи беспорядочно летали по воздуху. Он не обращал внимания, когда они отскакивали от его тела. Продолжая звать ее, он дошел до более спокойной области. Чувствуя, что она где-то рядом, он затормозил и остановился.

— Карен, выйди, пожалуйста. Я не сделаю тебе ничего плохого.

— Но я не хочу причинить тебе вред, Сипак. А я это сделаю. Я не могу совладать со всем этим. Я устала, и с каждым днем становится все тяжелее.

— Ты не причинишь мне вреда. Ты никогда этого не делала и не сделаешь. Я доверяю тебе. И я верю в тебя. Я верю, что ты можешь сделать все, что пожелаешь, и справиться со всем, с чем захочешь.

— Они говорят, что не видели никого подобного мне сотни лет и никогда не видели ничего подобного моим силам у человека. Думаю, они напуганы мной и моими возможностями. От этого испугана и я. Не могу больше! Не желаю никому зла! Лучше умру!

Вокруг Сипака завыл ветер, скоро обернувшись ураганом.

Повысив голос, чтобы перекрыть шум бури, Сипак выкрикнул:

— Если ты умрешь, умрет и Пэн. Неужели ты это допустишь? Ты не желаешь никому зла, но, если не научишься управлять своей внутренней силой, ты убьешь того, кто сейчас тебе ближе всех! — Ветер вроде бы немного приутих, и Сипак воспользовался последней уловкой: — Позволь мне помочь тебе. Дай мне поддержать тебя. Может быть, я не знаю, что делать, но, если нас будет двое, ты станешь сильней! Позволь мне помочь!

Он почувствовал, что его схватили за руку — за ту, которая лежала на лице Карен и благодаря которой установилась и поддерживалась мысленная связь. Собрав все свои физические и душевные силы, он удержал руку на месте, чтобы Карен слышала его мольбу.

— Я не желаю навредить и тебе! Моя сила больше твоей… больше чьей угодно… так они говорят! — донесся ее исполненный муки ответ.

Его покрыла испарина — и тело, и, казалось, душу. Мышцы руки от напряжения свело судорогой. В полнейшем сосредоточении он выгнулся назад так, что его лицо со стиснутыми зубами обратилось к потолку. Теперь Карен обеими руками вцепилась ему в запястье, стараясь оторвать его ладонь от своего лица. Его вторая рука давила на ее руки, не давая нарушить контакт. Он почувствовал, как хрустнула кость у него в запястье, но Сипак не собирался уступать.

— Ты не сделаешь мне больно. Я тебе не позволю! Твоя сила, может, и больше моей — с этим я спорить не стану — но моя воля, моя жажда жить во что бы то ни стало больше твоей! Я НЕ ДАМ тебе сдаться. Я НЕ ПОЗВОЛЮ погибнуть ни тебе, ни Пэну. И ты не можешь навредить мне, если только я разрешу себе поверить в то, что ты способна на это, а я верю тебе, я ЛЮБЛЮ тебя, и я ЗНАЮ, что сознательно ты бы никогда не причинила мне вреда!

Ветер стих столь же внезапно, как начался, и с ним прекратилось всякое физическое противодействие. Не готовый к подобной полной капитуляции, Сипак упал, грузно свалившись на пол рядом с кроватью Карен. Он лежал там, задыхаясь, когда Аманда прибежала посмотреть, все ли с ним в порядке.

— Не беспокойся обо мне. Как там Карен?

Связь меж ними оборвалась, когда он упал, но Сипак не ощущал в своем разуме никаких остаточных изменений.

— Она лежит тихо, если ты спрашиваешь об этом. И у нее спокойный вид впервые за месяц с лишним. — Аманда сосредоточилась, затем сказала: — Пэн говорит, что кошмар прекратился, а с ним и большая часть суматохи. Ты ей что-то сказал. — Она с любопытством глянула на него.

— Я скажу тебе, что случилось, если Карен захочет об этом говорить, — отозвался он. — Между тем сейчас, однако, ей надо спать. А мне — перевязать запястье. Она сломала кость.

— Я догадывалась. У нее железная хватка. Тебя надо будет утром показать одному из целителей. И постарайся вздремнуть — выглядишь ты неважнецки.

К тому времени Сипак уже сидел. Он позволил поднять себя, отвести в спальню и уложить в постель.

Когда он проснулся, уже перевалило за полдень. Морщась от боли, когда приходилось нагружать поврежденное запястье, он с трудом сел. Даже после того страшного ранения он чувствовал себя, несомненно, сильнее, чем теперь! Он снял повязку и хмуро поглядел на сине-черные кровоподтеки, тянувшиеся от середины кисти до середины предплечья. Едва он начал перебинтовывать руку, как услышал чье-то затрудненное дыхание.

— Неужели это я сделала, а?

— Ага, — проворчал он в ответ. — Я как раз закончил втолковывать тебе, что не позволю мне навредить. По крайней мере, сознательно. Но я же не воображаю, будто ты сознавала, что творишь, сегодня ночью, так ведь? Думаю, это твое подсознание вкупе с инстинктами старались, чтобы тебя оставили в покое.

Он кончил бинтовать кисть и предплечье, а потом увидел, как в комнату вошла Карен.

Она подошла к кровати и села с ним рядом.

— Ты на самом деле думаешь так, как говорил ночью?

— Ну конечно! — негодующе сказал Сипак. — Иначе я бы этого не говорил.

Она лукаво взглянула на него.

— Даже насчет того, что любишь меня?

Он открыл рот, потом захлопнул его. Он «любил» женщин много лет, и занимался любовью с теми, кто ему просто нравился. Но из всех женщин, которых он когда-либо считал любимыми, только о Карен он помнил всегда, и всегда его волновало, где она и что с ней. Повернувшись к ней лицом и взяв ее за подбородок здоровой рукой, он спросил:

— Ты правда хочешь знать?

В ее глазах неожиданно появился страх, но она кивнула.

— В таком случае вот это должно ответить на твой вопрос.

Тут он склонился к ней и увлек в самый страстный поцелуй из всех, какие ему только довелось пережить за долгие-долгие годы.

 

2. ЕДИНЕНИЕ

Карен распрямилась и вздохнула. Лишь три месяца назад Сипак вернулся на Вулкан, а казалось, будто прошло три года. С его помощью и поддержкой она вернула утраченное спокойствие и продолжила занятия с колинарскими знатоками. Битва оказалась нелегкой, но в конце концов она закончила учебу к удовлетворению своих наставников.

Учителя освободили ее из-под своего надзора, но хотели, чтобы она оставалась на Вулкане еще месяца три, и они могли, таким образом, следить за ее дальнейшими успехами. Она не особенно печалилась по этому поводу: то была прекрасная возможность отдохнуть наконец от всего сразу!

Разумеется, кое-кто мог сказать, что она уже все положенные ей каникулы отгуляла, но, если принять в расчет, что ее восемнадцатимесячное пребывание на Перне до отказа заполнили тренировки с Пэном, а потом она полгода упорно трудилась на борту «Экскалибура», и в довершение всего еще девять месяцев напряженно занималась у вулканитских знатоков — любой бы на ее месте тоже выдохся! Кроме того, ей по-настоящему хотелось провести какое-то время с Сипаком.

Разумеется, интимные отношения, существовавшие между ними в Академии, не возобновились — чаще всего она настолько уставала после занятий, что ее не хватало ни на что, кроме разговоров! — но они снова стали очень хорошо понимать друг друга.

Сипак был практически готов к тому, чтобы вернуться к своим обязанностям — ему недоставало только признания начальником медслужбы Звездного флота его пригодности к несению службы. Он продолжал преподавать в Академии, но, если раньше Сипак работал, как ураган, то теперь был подобен утихающему ветерку. Карен надеялась ненадолго слетать куда-нибудь в другое место здесь же, на Вулкане, чтобы побыть с ним наедине.

Последние несколько дней она беспокоилась за Сипака — он стал придирчивым, раздражительным, ну просто на себя непохожим. Когда она спрашивала, в чем дело, он отвечал только:

— Такое ощущение, словно мне за шиворот бросили горсть муравьев. Все время что-то зудит.

— Почему бы тебе не обратиться к одному из целителей? — спрашивала она.

— Потому что это не слишком меня беспокоит! — ворчал он.

— Прекрасно, раз так! Смотри только, не пришлось бы мне за тебя волноваться, когда ты разболеешься не на шутку!

Но его состояние продолжало беспокоить ее.

В тот вечер они с Амандой ждали его к ужину, и он-таки наконец показался. Сильно запоздав.

Карен ничего не сказала, поскольку Аманда просто не обратила на него внимания. Сипак сидел мрачный и толком ничего не ел, разве что поковырялся кое-где, а потом, ни слова не говоря, отправился в сад.

Карен уже собиралась пойти за ним вслед, когда Аманда остановила ее:

— Дай ему побыть одному.

— Вот еще. Он вел себя непотребно, и я собираюсь ему это высказать. Сначала он опаздывает, потом едва притрагивается к приготовленному тобой великолепному обеду, а в довершение всего, надувшись, идет в сад! При все желании я не могу назвать это вежливым поведением.

— А ведь ты еще не поняла, это точно. Да и он вряд ли, — заметила Аманда с искоркой в глазах.

— Что не поняла? — спросила Карен.

— Я достаточно насмотрелась на Сарека, чтобы запомнить эти характерные признаки. Пришло Время Сипака. По-моему, для него рановато — Спок не уходил в свое Время, пока не стал много старше, чем сейчас Сипак — но мы все так же мало знаем о детях вулкано-земных браков.

Карен, наконец поняв, о чем ведет речь Аманда, сказала:

— Нет.

— Боюсь, что да.

— Что же будет? Он никому не обещан! — воскликнула Карен.

— Ой, да это не обязательно, — ответила Аманда. — Найдутся женщины, которые «помогут» мужчине через Пон Фарр, но без душевного единения. Лучше всего, однако, если бы он был соединен с кем-то. К тому же, он — неплохая партия для любой женщины. На твоем месте я бы его не упустила.

Карен стояла, ошарашенно разинув рот, пока Аманда подмигивала ей.

— Не хочешь ли ты сказать… нет, ты, конечно, не можешь иметь в виду… меня?! — пропищала она. — И как же мне быть? Выйти и сказать «ты — в Пон Фарр, женись на мне?» Да он засмеется и убежит — искры посыпятся!

— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась Аманда. — Уже спрашивала?

— Вообще-то нет, но… — Карен задумалась. — Знаешь, а мысль-то неплохая. Но мне хочется официального бракосочетания… всегда хотелось. Не желаю просто слиться с чужим разумом, а потом прыгнуть в койку. А еще мне хочется, чтобы все было по-вулканитски. Я, конечно, не вулканитка, но Сипак — вулканит, да и я воспитывалась в здешнем духе. Как ты думаешь… Т'Пау присоединится к нам, как того требуют традиции?

Теперь у Аманды стал задумчивый вид.

— Не знаю. Она была против того, чтобы на церемонии бракосочетания Спока присутствовали земляне и стояли рядом с ним, но, поскольку они вели себя соответственно случаю и шуточек не отпускали, Т'Пау смягчилась. Завтра должен вернуться Сарек. Я спрошу его, что он по этому поводу думает, и не попросит ли Т'Пау присоединиться к тебе. А ты пока обрабатывай Сипака.

Карен сделала, как велели, и получила почти тот самый ответ, на который рассчитывала.

— Не болтай чепухи, — ухмыльнулся Сипак. — Это не мое Время. Слишком рано. Даже у чистокровных вулканитов в моем возрасте такого не случается. Споку, когда пришло его Время, стукнуло почти сорок! И то еще для вулканита рано.

— Ну, подумай хорошенько, Сипак. Ты раздражителен, ничего не ешь, и, могу поклясться, температура тела у тебя на полградуса выше нормальной! В любом случае, даже если я ошибаюсь и это — не твое Время, тебе стоит задуматься о будущей подруге, — Карен привалилась спиной к Пэну, скрестив руки на груди.

— И ты, насколько я понимаю, предлагаешь себя в качестве добровольца, — чуть насмешливо заметил Сипак, едва ли не в тот же миг пожалев о сказанном, но не желая взять слова обратно.

Карен предпочла не обращать внимания на его насмешку.

— Я поступаю самым логичным образом. Ты не знаешь никакую женщину-вулканитку, ты ни с одной из сверстниц не рос вместе, и в возрасте семи лет тебя никому не пообещали. Ты вырос на Земле, тем не менее, ты — наполовину вулканит. Я — стопроцентная землянка, но воспитывалась преимущественно на Вулкане, в вулканитских традициях. Я только что закончила самый напряженный вулканитский психотехнический курс, какой только приходилось когда-либо выдерживать землянину. Не думаю, что ты смог бы жить с полностью логичной, лишенной чувств вулканитской женщиной. А со мной, женщиной, которую любишь и уважаешь — сможешь. И я тебя тоже люблю.

Она впервые произнесла это вслух, и знала, что сказанное — правда. Она хотела выйти замуж за Сипака, прожить с ним всю жизнь и растить его детей.

— Хорошо, хорошо, наиболее логично выбрать тебя. Тут я возражать не стану. Но не согласен, что я — в Пон Фарр.

С этими словами он встал и потопал к себе, в комнату, предоставленную ему Академией.

Карен только хихикнула.

На следующий день вернулся Сарек, и Аманда посвятила его в суть происходящего. Когда он в конце концов увидел Сипака, то полностью согласился с двумя женщинами. Но даже их разговор «мужчины с мужчиной» не возымел действия.

Полувулканит по-прежнему напрочь отрицал даже саму возможность его, Сипака, приближения к Пон Фарр, тем более возможность прихода своего Времени. Сарек только головой покачал, но при этом понимающе улыбнулся. Тем не менее, посол предложил Т'Пау рассмотреть возможность исполнения брачной церемонии смешанной пары.

Последующие несколько дней стали едва ли не комедией. Сипак все глубже и глубже погружался в Пон Фарр, ел все меньше и меньше, и в конце концов вынужден был признать, что происходит, когда едва не кинул чем-то в одного упрямого студента во время урока.

Он вовремя сдержал свой порыв, однако сразу после того сходил к декану и попросил недельный отпуск. Потом он направился домой к Сареку и Аманде в надежде получить помощь и совет.

И кончил тем, что попал в умело раскинутые сети. Карен еще раньше заставила его признать, что выбрать ее было бы наиболее логично, а Сарек уговорил Т'Пау совершить должный обряд. Все уже было готово, включая свидетелей и свадебные наряды. Оставалось лишь дождаться, когда сопротивляющийся жених придет в чувство и признает свою неправоту.

Тем не менее, Сипак протянул очень уж долго. Он уже впал в Плак Тоу, когда наконец пришел домой к родне, и пришлось послать за Т'Пау, пока Сарек одевал его в приличествующее случаю платье.

Явившись, Т'Пау отругала Сипака за то, что он слишком долго ждал; Карен, однако, расслышала в ее тоне неявное веселье. Прозвучали, как полагается, те самые ответы на вопросы, и Т'Пау сама свершила слияние, сотворив тем самым супружеские узы, которые навеки свяжут души Карен и Сипака. Засим новобрачные удалились до конца Времени.

Лишь на третий день пыл Сипака начал остывать.

— Тпру! — сказала на это Карен, перевернувшись в его объятьях. — Значит, правду говорят, что вулканиты могут продолжать бесконечно.

Сипак уткнулся в нее носом и ответил:

— Обычно не так долго, но знаешь, семь лет могут пролететь очень быстро!

— Не помню, чтоб у тебя случались какие-то затруднения в годы учебы. Ты вел себя вполне заурядно, насколько припоминаю, — поддразнивала Карен. — Так что все разговоры о вулканитах, способных заниматься любовью раз в семь лет — вранье.

— По мне, так любые разговоры о вулканитах — вранье, — сказал Сипак; при этом его нос начал смещаться пониже. — Пон Фарр действительно наступает каждые семь лет, обеспечивая выживание вида, но это не означает, что пара не может повеселиться в другое время, если есть желание! — Его язык дотронулся до ее пупка, и Карен застонала от восторга. — Пон Фарр, вообще-то, не может закончиться, пока женщина не забеременела. Но нам бояться нечего. Моя страсть не стала бы остывать, если б Пон Фарр не близился к концу, а твой контрацептив — на месте. То есть этот слух — тоже неправда! Сейчас мы никак не сможем иметь и растить ребенка: я возвращаюсь на «Зарю» где-то через месяц, а там и ты засобираешься на «Экскалибур». Мы даже еще не известили Звездный флот о нашей женитьбе, а ты знаешь, как они шустро управляются с бумагами, чтоб затем послать супружескую пару куда-то вместе. Чего доброго, не соединят нас до самого следующего Времени!

В ту минуту Карен слишком устала, чтобы как следует обдумать сказанное, но, когда Сипак опять уснул, она, перед тем, как последовать его примеру, стала считать на пальцах. И поняла, что срок службы контрацептива, вживлявшегося всем женщинам Звездного флота в предплечье, истек, когда она изучала Перн. Поскольку половой жизни она не вела ни до, ни после Перна, то даже об этом не вспомнила. А в суматохе, начавшейся с ее возвращения на корабль и завершившейся учебой у вулканитских знатоков, никто этого не заметил.

У нее засосало под ложечкой при мысли о том, что она, скорее всего, в конечном итоге забеременела, и что не осмелится признаться в том Сипаку, иначе он сойдет с ума от волнения. Он, вернее всего, настоит на том, чтобы она вышла в отставку и дожидалась его здесь, на Вулкане. А она не могла так поступить! Она лихорадочно послала Пэну, который к тому времени свободно разговаривал с Сипаком, независимо от расстояния, на котором тот находился:

«Если я действительно забеременела, НЕ СМЕЙ — никогда! — говорить ему об этом! Ни звука!»

«А если случится что-то из ряда вон? Или ты заболеешь и ему надо будет сказать об этом?»

«Тогда и обсудим. Идет?»

«Идет», — неохотно ответил Пэн.

Месяц, остававшийся до отъезда Сипака, они проводили вдвоем всякую удобную минуту. Точнее, втроем. Куда бы ни направлялись Карен и Сипак, с ними не расставался Пэн.

Благодаря дару Карен связывать воедино разумы других, вкупе с редкими способностями Сипака и Пэна, их взаимные узы — связь между Сипаком и Карен, и связь, возникшая между Карен и Пэном в миг Запечатления — начали раскрываться все полнее, расцветать. Скоро две двусторонние связи начали перерастать в новую, объединявшую всех троих.

Вулканитским мастерам хотелось получше изучить эти редкостные узы, но к тому времени Карен так надоели всяческие опыты и исследования, что она отказала им всем: изучать это можно долгие годы, оставьте нас в покое!

Ко времени расставания с Сипаком Карен знала наверняка, что беременна и что пока беременность протекает нормально, с учетом перемешавшихся в будущем ребенке четверти вулканитской и трех четвертей земной крови. Врачи сказали, что носить ей придется меньше обычных для вулканиток двенадцати месяцев, но больше девяти земных — скорее всего, десять или десять с половиной.

Сипак по-прежнему не знал о ребенке, и Карен для этого принимала великие муки. Тем не менее, она попросила разрешения — и получила его — вернуться на «Экскалибур» и растить ребенка там, пока тот не станет причиной каких-либо затруднений.

К тому времени прошло шесть Месяцев, и, хотя Карен, Пэна и Сипака почти всегда разделяли громадные расстояния, их узы переросли в полноценное трехстороннее единение, в котором каждый принимал одинаковое участие, и ни одна из ниточек меж ними не была слабее другой. Тем не менее, Карен и Пэн сумели скрыть от Сипака беременность, а затем рождение мальчика, которого Карен назвала Саулом.

Сипак и Карен встречались еще два раза (из которых одна встреча длилась всего час) на Звездных базах вдали от Вулкана, где останавливались их корабли, но утешались тем, что могли в любое время и в любом месте поговорить друг с другом мысленно. Все, что для того требовалось — настроиться на созерцательный лад, сосредоточиться, и рано или поздно другой отвечал. Приходилось довольствоваться этим, пока Звездный флот не решил соединить их вместе. Впрочем, подобная возможность лучше, чем ничего, и они знали, что вовек не расстанутся Друг с другом.

 

3. СМЕРТЬ И ПАМЯТЬ

Коммандер Сипак, полувулканит, начальник медслужбы КК «Заря Вулкана», только что сменился с вахты. Денек выдался тяжелый: в одном из инженерных отсеков произошел небольшой взрыв, и большую часть смены он латал двоих пострадавших членов экипажа. Через неделю они поправятся и даже смогут вернуться к своим обязанностям, но за руку одного из них пришлось отчаянно сражаться целый час.

Сипак расслабился на своем камне созерцания и мысленно устремился по дорожке, связывавшей его с Карен Эмерсон, начальником медслужбы КК «Экскалибур», и ее напарником, маленьким перинитским бронзовым драконом по имени Пэн. Полтора года назад он неожиданно ушел в свой первый Пон Фарр, и Карен, поняв, в чем дело, «пришла ему на выручку». Она заставила его признать, в чем суть происходившего, а потом убедила, что «логично» вступить в духовную и телесную связь именно с ней. Не так уж он, впрочем, и сопротивлялся с самого начала. Они знали друг друга со времен медфакультета Академии, и поступить, как советовала Карен, и впрямь было «логично».

Вместе с их супружескими узами возникли и узы, связывавшие его с Пэном. Когда они с Карен соединили свои души и тела, Сипак не мог сказать, что случится с особого рода связью между Карен и Пэном, как не могли того знать и вулканитские знатоки, обучавшие Карен искусству управлять ее исключительной разновидностью сил ума. Ничего подобного никогда не случалось с такой вот редчайшей компанией — мужчина, женщина и дракон — но все обернулось как нельзя лучше. Сначала Сипак не очень хорошо чувствовал Пэна, и наоборот, но, когда со времени установления уз супружества прошел год, трехсторонняя связь между землянкой, вулканитом и драконом стала более устойчивой. В течение следующих шести месяцев эта связь стала в равной мере объединять всех троих. Каждый одинаково разделял чувства и мысли другого, хотя все могли и скрывать что-то от других.

Чувствовать отклик человека и дракона было восхитительно. Сипак понял, что Карен и Пэн восполнили недостаток человеческой теплоты и чувства товарищества, окружавших его в юности, но исчезли, когда пришлось покинуть Землю и стать вулканитом. Возможность делиться всем с двумя напарниками помогала ему уравновешивать свои половины — вулканитскую и человеческую. В присутствии адмирала Ставака (в чьих жилах текла вулканитская и ромулианская кровь), склонявшегося к вулканитской вере во всеобъемлющую логику, человеческой части натуры Сипака приходилось чувствовать себя не столь свободно, как хотелось бы начмеду.

Любовь Сипака к Карен и его беспокойство за нее стали почти невыносимыми. Они подолгу не виделись Из-за службы на разных кораблях. Поскольку их бракосочетание оказалось столь «поспешным», крючкотворам Звездного флота еще предстояло дать им назначение на один корабль или Звездную базу; впрочем, по слухам, это должно произойти в течение года. Сипак и Карен обнаружили, однако, что, при некотором старании, могут мысленно общаться друг с другом вне зависимости от величины разделявшего их расстояния. Специалисты склонялись к мысли, что тут играют роль и участие Пэна в тройственной связи, и собственные редчайшие возможности Карен. Он видел ее лишь дважды за полтора года, прошедшие со времени их соединения, но возможность общаться мысленно делала разлуку, по крайней мере, сносной.

Стараясь дотянуться до затерянных где-то на дальнем конце протянутой меж ними ниточки дорогих ему существ, Сипак ощутил, что в ответ идет какое-то «послание». Но то было не просто послание: на него хлынула волна боли и чувства потери.

«Сипак!»

Натиск дошедших до него чувств оказался велик, как никогда, и ему показалось, будто его мозг «прогибается». Телепат не из последних, Сипак все же не смог противостоять такой перегрузке.

Боль захлестнула его разум, и, перед тем, как полностью потерять сознание, он ударил по тревожной кнопке вмонтированного в рабочий стол передатчика. А еще не упустил возможности послать в ответ какое-то утешение. И уже на самом краешке тьмы возникло ощущение чего-то ужасного.

Сипак пришел в себя в лазарете; руки адмирала Ставака касались точек «телепатии прикосновения» на его лице. С почти участливым лицом Ставак сказал:

— Мы тебя едва не потеряли. Меня вызвали после того, как тебя не привели в чувство стимуляторы, введенные в твоей каюте. Похоже было на какое-то сильнейшее потрясение.

Сипак неуверенно огляделся, а потом потрогал свою голову, видимо, из-за терзавшей ее боли.

— Что случилось?

— Тебе лучше знать. Все, что я смог понять во время экстренного слияния — беда с кем-то из твоих напарников.

Ставак был прекрасно осведомлен о необычайных взаимоотношениях своего начмеда и той пары, с которой Сипака объединяла телепатическая связь.

Сипак резко сел, несмотря на головную боль. Комната закружилась. Он сказал:

— Карен! Что-то случилось с Карен! — И, обернувшись к командиру, попросил: — Пошлите запрос на «Экскалибур». Если Карен ранена, Пэн, должно быть, обезумел от горя. Он может сотворить такое, о чем потом пожалеет.

— Сипак, лягте сейчас же! Все приборы зашкалило.

Это заволновалась Фларра, главная сестра. Сипак осознал, что комната по-прежнему вращается вокруг него, а головная боль, пожалуй, даже усилилась по сравнению с той, которую он испытывал лежа. Ставак тоже выглядел неважнецки после слияния. Сипак улегся снова, но умоляюще посмотрел на Ставака.

— Уже сделано. У нас есть координаты их последнего местоположения, и мы движемся туда. Будем на месте через 12,8 часов. — Ставак сделал шаг назад и строго глянул на своего начмеда. — До тех пор ты останешься а этой постели. Под постоянным наблюдением, если твои напарники решат «послать» что-нибудь еще.

— Далеко лететь, сэр? — спросил Сипак. Голова, как ему казалось, грозила в любую минуту сорваться с плеч.

— Не так далеко, чтобы тебе стоило одному возвращаться к себе в каюту.

Ставак повернулся так, что его глаза мог видеть только Сипак. На миг по лицу адмирала проскользнули боль и сострадание.

— Думаю, тебе следует приготовиться к худшему, Сипак. По вашей связи до меня дошли неутешительные образы.

С этими словами Ставак вышел из лазарета, и Сипак позволил Фларре усыпить себя.

Двенадцатью часами позже КК «Заря Вулкана» вошел в ту область пространства, откуда поступало последнее сообщение «Экскалибура» — район звездной системы Корбин. Вот уже два часа Сипак бодрствовал и знал, что никаких следов «Экскалибура» обнаружить пока не удалось, как не поступало с его борта и новых сообщений. Начался планомерный поиск, и, если повезет, скоро что-нибудь, да обнаружится. Сипак попробовал воспользоваться своей особой связью и обнаружил, что она стала крайне «хрупкой». Несколько осторожных попыток ни к чему не привели: он не смог добиться ответа ни от Карен, ни от Пэна. Он почти боялся звать понастойчивей, но скоро уже больше боялся не звать вообще. Сипака охватила смертельная тревога за своих напарников. Ставак выяснил, чем он занимается, и строжайше запретил дальнейшие попытки. Сипак подчинился прямому приказу, но сидел в лазарете, не находя себе места.

Вскоре после вхождения в предполагаемый район нахождения «Экскалибура» он получил послание Пэна.

«Сипак?» — спросил маленький бронзовый.

«Одну минуту, Пэн. Дай я позову на помощь. Ты меня в прошлый раз хорошенько оглоушил, несладко пришлось».

«Прости, — донесся сокрушенный ответ. — Я подожду. Но поторопись, пожалуйста».

Сипак поднял взгляд и увидел, что на него смотрит Т'зит-Ват.

— Вызови Ставака и попроси его спуститься. Скажи, что со мной связался Пэн и что я не собираюсь сидеть здесь и не говорить с ним. Мне, видимо, понадобится помощь.

— Будет сделано, Сипак. Нам понадобится что-то, на случай?..

— Ох… — Сипак подумал обо всем, что могло случиться. — Убедись, что кардиостимулятор — под рукой и настроен на мою физиологию. И приготовь каких-нибудь мощных стимуляторов — могут пригодиться.

Ставак примчался в лазарет, как только ему сообщили, и увидел, как Сипак поудобней устраивается в постели. Начмед лежал с изможденным лицом, бледно-зеленый от пережитого.

— Ты уверен, что хочешь этого?

— Мне нужно выяснить, что стряслось. Пэн ждет, когда я свяжусь с ним. Он будет волноваться еще больше, если я этого не сделаю.

— Что тебе требуется? — спросил Ставак.

— Я вообще не позвал бы вас сюда, если б не ваш приказ. Я сейчас не из самых сильных и первый это признаю, и за мной надо бы последить на случай, если я чересчур углублюсь в сопереживание или что-то пойдет не так. — Сипак посмотрел на своего командира. — Подошел бы любой, у кого есть опыт вулканитских слияний, но, поскольку прошлый раз вытащили меня вы, следить за мной вам удастся лучше всех.

Ставак согласно кивнул.

Сипак оглядел со всех сторон открытую палату лазарета, и по его лицу пробежала тень отвращения.

— Мне бы хотелось также какого-то уединения. Я понимаю, что вы и мой персонал не позволят мне уйти к себе в каюту, что было бы лучше всего, но какой-нибудь изолятор вполне подойдет.

— Я согласен на эти условия, — сказал Ставак. — А еще я настаиваю на мониторинге всех жизненно важных параметров, включая энцефалографию. Тоже своего рода вторжение в частную жизнь, но это может тебя спасти.

Сипак поколебался немного, затем неохотно кивнул. То действительно было вторжением в частную жизнь — в недоступные другим секреты его трехстороннего партнерства — но он видел, что это необходимо, особенно после вчерашнего. Если одно потрясение, полученное после мысленного контакта, едва не убило его, то же самое могло случиться и после другого. Он сумел самостоятельно перебраться в изолятор и улегся на диагностической кровати. Она работала; внесли и подключили дополнительное оборудование. Затем Сипак расслабился, как мог, и позволил рукам Ставака занять нужное положение на его лице.

Ставак вошел в неглубокое слияние и перевел его на уровень слежения. Потом, устроившись поудобнее, дал Сипаку знак продолжать.

Сипак мысленно потянулся по объединявшей их нити и поискал Пэна. Убедившись в надежности связи, он сказал:

«Пэн, я здесь. Будь осторожен. Ты меня в прошлый раз «пережег» — с трудом вытащили. Что случилось?»

«Сипак, тот, кто вытащил тебя, удержал и меня в этом мире. — Мысли Пэна доносились откуда-то издалека. — А еще я остался, потому что знал: буду тебе нужен».

Сипака внезапно охватил страх. Если Пэн так говорит, значит, Карен…

«Пэн! Что случилось!?! Где Карен? Почему я не могу ее дозваться?»

«Она ушла в Промежуток, и я не смог спасти ее. Я тоже едва не ушел, но ты вытянул меня обратно. — Он умолк, потом завыл. — Я не смог спасти ее, Сипак! Я пытался снова и снова, но она ушла, прежде чем мы смогли до нее добраться!»

«Пэн, что случилось?»

Теперь Сипак испугался — ни на что не обращая внимания. Он знал: сейчас Ставака затаскивало глубже, — но ничего не мог с этим поделать. Для него более не имело значения, сколь много сокровенного подставил он чужому взгляду. Ему необходимо было знать, что случилось с Карен. Не обратив внимания на приказ Ставака разорвать связь с драконом, он услышал, как Ставак распорядился насчет стимуляторов.

«Она отправилась на поверхность Исландии с исследовательским отрядом. Меня не включили в состав экспедиции в качестве сотрудника службы безопасности, поэтому я остался на борту. Рассчитывали, что это будет рядовая высадка… Произошел взрыв и оползень; она попала в ловушку вместе с одним из охранников. Она сумела спасти его — пользуясь телекинезом, расшвыряла засыпавшие его камни — но сама выбраться не смогла. Сипак, она погибла!»

«Вы извлекли ее тело?»

Молчание.

«Пэн, скажи мне!»

Дракон сдавленно зарыдал, и в изоляторе, как эхо, зарыдал Сипак. По его лицу, сочась между пальцев Ставака, заструились непрошеные слезы, но Сипак не замечал их.

«Нет. Ее раздавило слишком сильно. Мы оставили на том месте указатель. Сипак, я кое-что увидел в ее последнем сообщении. На склоне, над ней, Карен видела кинджи. Ее смерть — не случайность».

«Кинджи…»

Карен рассказывала ему об их столкновениях с этими существами. Если они вернулись…

Сипак лежал на диагностическом столе в глубочайшем шоке. Он едва слышал над собой голоса. «Вы должны его вытащить. Он едва дышит! Мы не можем больше вводить ему стимуляторы! Он и так уже в них утонул. Ему немедленно нужно разорвать эту связь!»

Потом у себя в мозгу он услышал властный голос капитана.

«Сипак. Немедленно разрывай связь, или мы потеряем вас обоих».

Временно не обращая внимания на командира, Сипак отчаянно крикнул своему единственному оставшемуся напарнику:

«Пэн, мне надо отключаться. Если можешь — иди ко мне через Промежуток, сейчас же! Мне не позволят больше с тобой говорить — я слишком слаб. Давай, Пэн, давай!»

«Сипак, разрывай связь!» — скомандовал Ставак.

Сипак почувствовал, что Пэн увидел у него в мозгу образ изолятора, мысленно оторвался от него, потом ощутил рывок, когда Ставак выдернул его из связи и слияния. Сипак знал: этому психическому ожогу долгонько заживать. Боль затуманила ему взор, и, соскальзывая в беспамятство в третий раз — меньше, чем за последние двадцать четыре часа — он увидел, как в комнате появился Пэн с — вот те на! — ребенком в лапах.

Он скорее чувствовал, нежели видел окружавших его подчиненных, потом ощутил разряд кардиостимулятора. Прежде чем он успел спросить о ребенке, медики дали ему наркоз, и он потерял сознание.

Сипак пришел в себя и увидел над собой то и дело расплывавшееся озабоченное лицо капитана.

— Это становится привычкой, которая мне не особенно нравится, коммандер Сипак, — заявил Ставак. — И если вы когда-нибудь еще не подчинитесь прямому приказу, коммандер, я буду вынужден принять меры.

— Есть, сэр. Больше такого не случится.

Сипак потянулся и осторожно дотронулся до головы, проверяя, на месте ли она. В то же время он заметил, что вновь находится в одном из блоков интенсивной терапии реанимационного отделения лазарета.

— Слушай, — Ставак привалился к стене. — Я не слишком высокого мнения о той гадости, которой нас с тобой накачали, чтоб мы оба не потеряли сознания во время того слияния. Мне придется еще приглядывать за будущими слияниями в течение примерно месяца. Психические ожоги — не та вещь, на которую можно не обращать внимания; я еще легко отделался. Теперь же, полагаю, тебе следует дать некоторое объяснение.

— Объяснение, сэр?

— Да, пустячок. Касательно маленького бронзового дракона и ребенка-вулканита.

— Я могу сказать о драконе, сэр. Это — Пэн, один из моих напарников. Мой оставшийся напарник, — поправился Сипак с горечью в голосе. Воспоминание заставило его содрогнуться. — А что это за ребенок, я не знаю. Надо спросить Пэна. — Сипак огляделся. — Где он? — спросил полувулканит, вдруг испугавшись. — Что с ним?

— Немного потрепан, ну и бледен, как все драконы, — ответил Ставак. — Его увела коммандер Орел. Сейчас Пэн — в комнате отдыха номер восемь. За ребенком присматривает ваш весьма толковый персонал. По-моему, лейтенант Фларра утверждала, что лично за него отвечает. — Ставак едва не улыбнулся. — Я пытался спросить Пэна о ребенке, но не смог с ним толком поговорить. Мне известно, что этот дракон может телепатически общаться с окружающими; тем не менее, он не смог или не пожелал этого делать.

В отличие от Ставака Сипак-таки улыбнулся, несмотря на слабость.

— Ему просто необходимо получше вас узнать. Он должен увидеться с вами более одного раза, чтобы начать «говорить» с кем-то, кого он раньше никогда не встречал. В следующий раз, когда он вас увидит, у него должна получиться беседа с вами. Могу я позвать его сюда?

— Только без помощи вашей связи. Прежде чем ты вновь ею воспользуешься, я хочу, чтобы тебя осмотрели вулканитские целители. Мы сейчас направляемся туда. — Увидев вопрос в глазах Сипака, Ставак добавил: — Мы засекли «Экскалибур». Они — на орбите вокруг Виннетки. Пэн оказался прав. Кинджи устроили еще один взрыв и повредили средства связи — вот почему мы не могли найти наших. «Экскалибур» будет присматривать за той системой до прибытия особого отряда.

Ставак вернулся к прежней теме.

— То, что тебе довелось испытать, требует наблюдения целителей особого рода, которые есть лишь на Вулкане. Их помощь потребуется и для лечения твоего психического ожога. Самый тяжелый из всех, что мне приходилось видеть.

Сипак открыл было рот, но, не успел он вымолвить и слова, как Ставак вскинул руку и продолжил.

— Я уже получил срочный ответ от командования Звездного флота на наше уведомление о случившемся. Твой случай — очень необычный. Никогда ранее не бывало тройственной связи, подобной вашей, а значит, никогда раньше такая тройка не теряла одного из членов. Могут быть иные последствия, о которых мы не знаем, да и не в состоянии знать. К тому же, в связи со скованностью действий «Экскалибура» в течение следующего месяца, окажется не так уж много существ, имевших опыт столкновения с кинджи, который есть у Пэна.

— Да, сэр, — подтвердил Сипак понимание сказанного, затем попросил: — А сейчас мне бы хотелось увидеться с Пэном; пусть его кто-нибудь позовет.

Через несколько минут Пэн вынырнул из Промежутка в лазарете. Когда дракон появился посреди комнаты, раздался визг, на зверя уставилось несколько пар недоуменных глаз, а Сипак невольно рассмеялся. Ему все это уже довелось испытать во время их с Пэном знакомства. Ставак заметил в пространство:

— Вижу, что к некоторым вещам нам всем предстоит привыкнуть.

Пэн подскочил к Сипаку — в его глазах неистово бушевали смерчи — и послал:

«Я так беспокоился о тебе. Когда я вышел из Промежутка, покинув «Экскалибур», ты был такой бледный. Потом они чего только с тобой не делали, а ты не шевелился! Ставак говорил мне, что ты поправишься, но вид у тебя был такой истощенный!» — Пэн чуть ли не парил над Сипаком.

«Я в порядке, Пэн. Они только не позволяют мне посылать тебе. А тебе надо быть осторожней, посылая мне. Они хотят, чтобы нас с тобой осмотрели вулканитские целители, прежде чем разрешат мне пользоваться телепатией. Хорошо?» — пытался успокоить Сипак встревоженного дракона.

«Ну, ладно. А ты правда нормально себя чувствуешь?»

Пэн так боялся потерять Сипака вслед за Карен, что по их связи доносилась его дрожь.

— Иди сюда.

Сипак сел, морщась от головной боли. Несмотря на все анальгетики, которыми его накачали, боль оставалась по-прежнему сильной. Он обнял Пэна так крепко, как только смог.

— Я не оставлю тебя, как ты не оставил меня. Мои люди позаботятся об этом, и вулканитские целители тоже.

Они долго не размыкали объятий, находя утешение в Друг в Друге, потом Пэн отпустил Сипака.

«Тебе надо отдохнуть», — сказал дракон, чувствуя полнейшее истощение за решимостью Сипака не спать.

— Ох, да ведь ты должен мне кое о чем рассказать. Ты вынырнул из Промежутка по моему зову, неся в руках младенца-вулканита. И Ставаку, и мне хотелось бы получить объяснение. Ты можешь сейчас посылать Ставаку, как мне?

«Да. Теперь я достаточно хорошо его знаю. Но уверен ли ты, что ему следует знать о ребенке?»

— Уверен, Пэн. Скажи, а?

«Ты сам просил, — Пэн чуть замешкался. — Теперь он должен меня слышать».

Увидев лицо капитана, Сипак издал сдавленный смешок. Ставак действительно принял последнее сообщение.

— Хорошо. Так расскажи нам о ребенке.

«Он — твой».

Взгляд Пэна стал похож на кошачий.

Сипак задохнулся.

— Мой!?!? — квакнул он.

«Твой и Карен. Как ты знаешь, Пон Фарр должен закончиться беременностью, если не случится чего-то из ряда вон. Раз в близких отношениях находятся два взрослых здоровых человека, и у женщины нет причин, чтобы не забеременеть, Пон Фарр не закончится, пока она не произойдет зачатие, — Пэн хихикнул. — А поскольку у Карен не было причин не беременеть…»

«Но я думал, что она не могла забеременеть! У нее же имелся вживленный контрацептив! К тому же я — наполовину человек! Мне всегда говорили, что я буду бесплодным», — прошипел Сипак по их связи.

— Сипак! Никакой телепатии с твоей стороны!

— Сэр! — понизил голос заметно позеленевший Сипак. — Некоторые подробности…

В глазах капитана появился блеск, но Ставак оставался непреклонен:

— Больше никакой телепатии.

— Понял, — с большой неохотой сказал Сипак. Затем обратился к Пэну: — Объясни.

«Срок действия вживленного Карен контрацептива истек, когда она училась со мной на Перне. Мы вернулись на «Экскалибур», и пошло-поехало — за этим не уследили. А поскольку она ни с кем не имела близких отношений ни тогда, ни на Вулкане… — Пэн сел на задние лапы. — Карен рассказала мне остальное. Она говорит… говорила, что ты не бесплоден, как некоторые из полувулканитов, и поэтому способен стать отцом. Если бы ты был бесплодным, или ее циклом управлял контрацептив, то Пон Фарр окончился бы обычным образом, не приведя к зачатию. Или, если бы окружающие условия были таковы, что рождение ребенка в том мире пагубно сказалось бы на его здоровье — например, засуха или голод — либо рождение ребенка повредило бы Карен, беременность не наступила бы. Когда Карен осознала, что случилось, она не хотела говорить тебе, думая, что это тебя сокрушит. А поскольку ты не мог быть вместе с нами на одном корабле, то ни к чему тебе было и тревожиться. Мы с ней хорошо хранили эту тайну до самого несчастья», — Пэн сгорбился, придавленный горем.

Сипак в изумлении откинулся на постели.

— Мой, — громко выдохнул он. Послышался чей-то смешок, но, оглядев лазарет, Сипак не смог определить, чей именно. Впрочем, он почти не сомневался, что смеялся Т'зит-Ват. — Можно мне взглянуть на него? — спросил Сипак.

Фларра на несколько мгновений исчезла, вслед за тем появившись с ребенком в руках. На вид младенцу было месяцев восемь, и, немного посчитав, Сипак понял, что примерно столько ему и должно быть. Она вручила его Сипаку и, показав, как правильно держать ребенка, вышла. Это и правда оказался мальчик, с характерной вулканитской внешностью, несмотря на три четверти земной крови. От отца он взял заостренные уши, зеленую кожу и волосы с красноватым отливом. От матери — лицо и голубые глаза.

Пока Сипак баюкал сына, Ставак движением руки выгнал остальных из комнаты. Сипак заглянул в глаза своему ребенку и увидел в них ответный взгляд жены. По его лицу скользнула слеза; безмерное горе охватило его. Пэн придвинулся ближе и протянул лапу коснуться своего напарника. Ставак тоже встал рядом.

— Я почувствовал, что тебе необходимо побыть наедине с самим собой. Знаю, ты не возражал бы при случае улыбнуться или рассмеяться в присутствии кого-нибудь из команды, но слезы… — Ставак покачал головой. — Нет. Вулканиты не плачут… На людях, по крайней мере. — Он повернулся к выходу.

— Сэр? — не понял Сипак.

— Если понадоблюсь, то я буду в соседней комнате. Далеко не отойду. В случае нужды посылай Пэна. — Ставак задержался в дверях. — Я скажу, чтоб тебя на время оставили одного.

— Благодарю вас, сэр. Вы сделали больше необходимого.

— Я сделал то, что надлежало сделать, друг мой. Тебе следует исцелиться умом и сердцем. — Ставак повернулся к ним спиной, но вновь заколебался, когда двери уже начали было закрываться. — Вместе с тобой, Сипак с Вулкана, скорблю я. Ты и дитя твое — в думах моих, и в печали моей.

Сипак ошеломленно уставился на закрывшуюся дверь. Ему и в голову не приходило, что Ставака так заботили настроения своей команды, тем паче — его, Сипака, такого неправедного вулканита. Он закрыл широко разинутый рот и сполз с кровати, не выпуская из рук мальчика. Выбрав место, где мог бы вытянуться Пэн, он соорудил для них троих гнездо из взятых с кроватей одеял. Сипак знал, как вознегодует Фларра, но рассудил, что, будучи начмедом, выкарабкается. Пэн свернулся кольцом, и Сипак привалился к нему, баюкая сына.

— Слушай, ведь ты не сказал, как его зовут.

«Карен назвала его Саулом. Разумеется, она хотела потом посоветоваться с тобой».

— Саул… тот, о котором просили. Сдается мне, тогда мы о нем не просили, но имя звучит великолепно, по-моему.

Сипак уютно устроился, привалившись к дракону, и начал расслабляться и успокаиваться, согретый теплом напарника. Слезы, которые он так долго сдерживал, теперь заструились по его лицу и, незамеченные, падали на детское одеяльце. Ставак был прав. Сипак, несмотря на то, что вырос на Земле, никоим образом не мог плакать при посторонних.

Скоро тело вулканита сотрясали рыдания. Застигнутый врасплох собственным плачем, Сипак едва ли не болезненно переживал выход накопившихся чувств. Он выплакивал чувства потери, гнева, крушения надежд, вызванные смертью Карен. Он полностью принял потерю жены, и поместил ее в такое место среди своих воспоминаний, где она никогда не будет забыта. Они провели вместе не много времени, но с пережитым вместе не могло сравниться ничто. Пэн развернул крылья и укутал ими Сипака с младенцем. Дракон тихонько заворковал; в его глазах закружились красноватые вихри.

«Плачь, Сипак. Карен всегда говорила, что это полезно для души, если больше ничего не остается. Она была землянкой, а ты тоже, по-своему, землянин».

Сипак отдался очистительным рыданиям. Мальчик забулькал в его руках, сумев высвободить из-под одеялец пухлый кулачок. Разогнулась и дотянулась до отцовского лица ручонка. Сипак улыбнулся сквозь стихавшие слезы.

— Ох, дитя мое, ты знаешь больше меня. Нескоро перестану я оплакивать твою мать и свыкнусь с этой болью, но у меня есть ее частичка, которую я буду любить и лелеять.

Сипак нашел более устойчивое положение, вжавшись в тело своего дракона, и накрыл себя и ребенка одеялами. Всех троих сейчас одолевала дремота, а Сипака — особенно. Суровое испытание прошедшего дня и последовавшее за ним высвобождение неизведанных чувств более чем опустошили его. Он использовал все свои силы без остатка, и больше их взять было неоткуда. Уже уплывая в сон, он напоследок сказал Пэну:

— Когда мы проснемся, напомни мне, что надо установить между нами родительскую связь и признать ребенка моим, пока не прошло много времени. Ставаку придется помочь мне — сам я это сделать не в состоянии.

«Он знает и поможет. Он понимает всю твою боль. У тебя хороший друг, Сипак, — Пэн слегка подтолкнул напарника. — А теперь спи. Нас оставят одних, если только не случится чего-то непредвиденного».

— Буду спать.

Но боль и печаль все так же оставались в глубине, и останутся там еще очень долго. Несколько часов спустя вошел Ставак. Он осторожно взял ребенка из рук Сипака и передал его стоявшей на пороге Фларре. Чуть коснувшись лба начмеда, он удостоверился, что тот и впрямь погружен в исцеляющий сон. Подняв взгляд, Ставак встретился со всматривавшимся в него сонным взглядом дракона.

— Все хорошо.

С полуулыбкой на губах он тоже ушел, возвращаясь на корабль, которому предстояло столкнуться со многими переменами. Оставалось лишь надеяться, что перемены эти — к лучшему.

 

4. ПЭН ЗАВОДИТ ТРЕХ ДРУЗЕЙ

В первый раз я увидела Пэна, когда адмирал Ставак вызвал меня в лазарет. Он просил присоединиться к ним и помочь дракону, внезапно появившемуся из ниоткуда. Я спросила, что происходит. Как только он ввел меня в-курс дела, я поспешила в лазарет.

Появившись там, я увидела маленького бронзового дракона, пытавшегося дотянуться до Сипака, хотя дорогу ему загораживали несколько сестер и другого медперсонала, да еще сам адмирал Ставак. Ставак заметил меня и взмахом руки велел приблизиться к дракону. Я осторожно подошла. Ничего не зная о драконах, опираясь лишь на свойственную мне веру в то, что все животные, птицы и вообще испуганные существа могут улавливать чувства окружающих, я коснулась его плеча над крыльями. Я стала посылать ему все тепло, спокойствие и добро, какое только могла. Он повернул ко мне голову, и цвет его глаз менялся так быстро, что я не успевала уследить за их чередой. Он наклонил голову, будто спрашивая: «Что?»

Я каким-то образом, с превеликим трудом, сумела оттащить его от медиков и довести до одной из комнат отдыха — уже и сама не помню, как именно. Тогда мной владела только одна мысль: как увести Пэна из лазарета. Хорошо еще там, в комнате отдыха, никого не оказалось — не думаю, что смогла бы в ту минуту отвечать на множество вопросов.

Не зная, как поступить теперь, когда привела его сюда (Ставак лишь жестом просил увести дракона), я подошла к одному из столов и села. А Пэн тем временем ходил вокруг и с любопытством разглядывал все, что мог. У меня сложилось впечатление, что он чрезвычайно умен. Но, если он разумен, почему же не предпринимает ни малейших попыток заговорить со мной?

Прошло немного времени, и он подошел к тому месту, где я сидела. Склонив голову набок, он стал разглядывать меня, и мне почудилось, что он раздумывает, можно ли мне доверять. Почти сразу же появилось ощущение, будто он хочет заговорить, но не так, как обычно говорят люди, а телепатически! Думаю, мне понадобился порядочный срок, чтоб понять намеки, которые он мне делал, потому что к тому времени, как я осторожно ослабила свою психозащиту, на его лице появилось выражение, напоминавшее возмущение.

Я поморщилась от боли, пронзившей череп. Я уже успела забыть, как много у людей шальных мыслей, а теперь думы наиболее близких ко мне на корабле людей наводнили мой разум. Потом я скорее почувствовала, нежели увидела лапу, коснувшуюся моей головы. Через весь этот ШУМ я, кажется, расслышала:

«Тебе плохо?»

Воздвигая преграды со всех сторон, кроме той, откуда пришел этот вопрос, я вновь услышала, немного яснее и чище:

«Тебе плохо?»

Я сумела помотать головой. Боль ослабла, и мне удалось различить его тревогу в том ШУМЕ, который стал теперь невнятным бормотанием.

Когда Пэн заговорил со мной снова, его мысль дошла до меня громко и ясно.

«Я сделал тебе больно?»

«Нет, нет. Я не привыкла ослаблять свою защиту, чтобы общаться с другими телепатически. Как тебя зовут?»

«Пэн, — быстро ответил он. — А что значит «телепатически»?»

«Это когда кто-нибудь говорит с другим, не пользуясь голосом, как мы сейчас».

«Я не знал. Я понимаю человеческую речь, поэтому говори вслух, если хочешь. А вот я не могу общаться никак иначе».

«Ничего страшного, Пэн. То, как мы разговариваем с тобой сейчас, гораздо легче для нас обоих. Только не жди, что каждый станет говорить с тобой так же! По правде сказать, большинство людей совсем не может так разговаривать».

«Я знаю. Я только что с другого корабля Звездного флота. Мне требуется какое-то время, чтобы «узнать» человека достаточно хорошо, только тогда я смогу «говорить» с ним. — Он умолк, изучающе разглядывая меня. Потом продолжил: — Ты — человек? Никогда раньше не видел людей с перьями на головах».

Улыбаясь, я ответила:

«Я — гуманоид. Мои предки произошли от орлов, летавших в небесах Земли несколько тысячелетий назад».

«И ты по-прежнему можешь летать?» — спросил он, оценивающе разглядывая мое тело.

«Мой народ больше не может летать физически, но меня научили летать духовно. Для меня это — одно и то же, хоть я давненько уже не летала. Мои служебные обязанности не оставляют много свободного времени».

Резко меняя тему разговора, Пэн обеспокоенно спросил:

«Как ты думаешь, я навредил Сипаку?»

«Нет, Пэн. Я бы даже сказала, что ты, возможно, спас ему жизнь, как он спас твою. Как только он оправится от разрыва связи, которую вы оба имели с Карен, с ним все будет в порядке».

«Ты уверена? На него было страшно смотреть, а тут еще столько народу… Я до сих пор не чувствую его мыслей. А те люди вокруг него встревожены. Я это чувствую».

«Да, Пэн. Я уверена. Но, если тебе станет легче, я вызову лазарет и выясню, как он там».

«Пожалуйста!»

Я подошла к переговорному устройству и вызвала лазарет. Ответил мичман Кайлан и через несколько мгновений сообщил, что коммандер Сипак уснул и с ним все будет хорошо. Чувствовалось, сколь огромное облегчение испытал стоявший рядом со мной молодой дракон.

«Вот видишь, я же говорила», — сказала я с укоризной.

«Да, я знаю, но хотел убедиться».

«Понимаю. На твоем месте я чувствовала бы то же самое. Могу я еще чем-нибудь помочь?»

«Да нет, наверное. А вот не знаешь ли ты, что теперь со мной будет?»

«Не знаю, Пэн. На этот вопрос может ответить только адмирал Ставак. Но, мне кажется, Сипак захочет, чтобы ты остался вместе с ним на борту».

«И с ребенком».

Не успела я осознать последние слова Пэна, как вошел младший лейтенант Дал Тигир. При виде Пэна он встал, как вкопанный, переводя взгляд с меня на дракона. Мы с Пэном молчали, потом он заговорил первым, спросив:

— Эй, коммандер, не хотите ли вы представить меня своему другу?

— Лейтенант Тигир, это Пэн. Напарник коммандера Сипака.

— Значит, это вы — тот дракон, о котором все толкуют. Вы можете говорить?

Пэн склонил голову набок. Потом спросил меня:

«Откуда родом лейтенант Тигир? Он явно не человек».

«Он — гарвианин. Сказать ему «привет» от твоего имени?»

«Да, пожалуйста».

Поворачиваясь обратно к Тигиру, я сказала:

— Пэн говорит «привет».

— Откуда ты знаешь? — спросил он, сбитый с толку. — Я ничего не слышал.

— А он говорил телепатически. Он только так может общаться. Но ему нужно сначала узнать тебя поближе.

— Ну что ж. Это понятно. — Он примолк ненадолго, потом сказал: — Извините, ребята, я сейчас на службе. Надо проверить вон тот компьютерный терминал. Кто-то, кажется, жаловался, что он барахлит.

Пэн внимательно следил, как гарвианин вынул свои инструменты и снял декоративную накладку. Только он вытянул шею, стараясь заглянуть Тигиру через плечо, как вдруг отпрыгнул назад, взмахнув крыльями. Я посмотрела на Тигира, недоумевая, чем же он так испугал Пэна. Из-за плеча Тигира выглядывал Пушистик.

Посмеиваясь, я объяснила Пэну, кого он увидел, и сказала, что Пушистик никому и ничему не навредит, особенно чему-то большому, вроде дракона, который может слопать кроху одним глотком. Пэн, глянув на меня, мысленно произнес «Гм!» и опасливо приблизился к Тигиру с Пушистиком. Пушистик сделал большие глаза, и Пэн его внимательно осмотрел. Тигир не замечал этого противостояния, покуда Пушистик не двинулся по направлению к Пэну.

Заметив, что Пушистик чем-то заинтересовался, Тигир выпрямился, а вместе с ним сдвинулся с места и Пушистик, оказавшись в конце концов на плече у хозяина. Тигир взял его на руку, чтобы Пушистик смог как следует рассмотреть Пэна, и наоборот. Потом гарвианин сказал:

— Пэн, это — мой друг с самого рождения.

Пэн склонил голову набок, а Дал тем временем улыбнулся:

— Да, знаю, дружочек. Он — БОЛЬШОЙ дракон.

«Лейтенант Тигир может разговаривать с Пушистиком, как мы с тобой?» — спросил меня Пэн.

«Похоже, так. Хотя я раньше никогда не слышала, чтоб он говорил со своим приятелем».

Нашу «беседу» прервал Тигир.

— Пэн, Пушистик хочет, чтобы ты его подержал. Не против?

Пэн протянул лапу. В глазах дракона закружился стремительный водоворот, когда Пушистик выпустил лапки и пошел к нему. Мы с Тигиром смотрели, как они вдвоем словно бы знакомились. Очевидно, Пушистик решил сделать первый шаг. Мы с Пэном услышали, как он спросил:

«Ты — настоящий живой дракон?»

Дал прыснул.

— А ты что думал, Пушистик? Не поддельный, это уж точно.

«Кое-кто назвал бы меня драконом-мутантом. Но я действительно маленький представитель своего вида. Мои предки намного больше». — Пэн вроде как даже выпятил грудь, будто хвастаясь.

«Ой, да я и не сомневался, что ты — тот, кем кажешься. Я просто слышал мно-о-о-о-го историй о драконах».

Пушистик говорил совсем как маленький ребенок, в его (впрочем, есть ли у Пушистиков пол?) голосе слышалась некоторая робость, словно его занимало все на свете и везде таилась загадка.

Тигир вернулся к своей работе, предоставив мне наблюдать, как Пушистик и Пэн становятся друзьями. Если они разговаривали, то на каком-то своем языке, поскольку я ничего не слышала. Скоро Дал покончил с ремонтом и стал укладывать инструменты. Когда я опять перевела взгляд на Пэна с Пушистиком, дракон сидел на полу, а Пушистик сидел у него на плече точно так же, как сидел бы у Дала. Вид у обоих был самый довольный.

— Ну что, Пушистик, идешь со мной? — спросил Дал.

«Извини, Пэн. Мне пора. Не забывай, что, если тебе понадобится помощь, ты можешь рассчитывать на меня и Дала».

— Верно, Пэн. Мы, неземляне, должны держаться вместе. На этом корабле нас маловато наберется. Будет нужда — свистни. Пушистик и я с радостью поможем, чем сможем.

Говоря это, Дал посадил Пушистика обратно на его обычное место — свое плечо. Щурясь на Пэна, Пушистик сполз по плечу Дала и скользнул ему в карман.

— Уста-ал? Какой денек: новые друзья и все такое…

«Да, устал я».

— До встречи, Пэн. Пока, коммандер.

Тигир выбрался из комнаты и исчез в коридоре.

Мне удалось занять Пэна компьютерным терминалом, но шли часы, и он становился все более беспокойным. Когда раздался сигнал переговорного устройства, он едва не лез на стену он волнения. Я ответила на вызов, и адмирал Ставак попросил меня опять привести Пэна в лазарет. Не успела я пальцем шевельнуть, как Пэна в комнате не стало.

— Адмирал, он исчез! — воскликнула я.

Из переговорного устройства донесся вздох.

— Я знаю, куда он отправился. Он только что появился здесь, и тут кое-кто лотки с инструментами уронил. Думаю, ему и Сипаку есть о чем нам рассказать.

— Как себя чувствует коммандер Сипак?

— С ним все будет в порядке, как только вулканитские целители смогут его осмотреть. Мы сейчас туда и направляемся. Мы пробудем там достаточно долго, чтобы вы успели при желании повидать родителей.

— Благодарю вас, адмирал. Какие еще будут указания? В таком случае я хотела бы вернуться в лабораторию. Скажите Сипаку, что, если понадобится помочь Пэну, пусть даст мне знать. Можете еще сказать, что Пэн уже начал заводить друзей на нашем корабле, и у него неплохо получается. Он, должно быть, хорошо впишется в команду.

— Спасибо, коммандер. Скажу ему при первой возможности. — Хоть я и не могла этого видеть, но знала: внутренне Ставак улыбался.

А перед моим мысленным взором сидели, обнявшись, Сипак и Пэн, держа меж собой ребенка. И пусть сейчас их окутывала печаль, я знала, что скоро все опять будет хорошо.

 

5. ИСЦЕЛЕНИЕ

Прошло всего два дня, но для Сипака они показались месяцем. Боли психического ожога еще предстояло утихнуть — на самом деле она, скорее, усилилась. Теперь и краткое общение с Пэном причиняло страдание, даже если телепатически говорил один дракон. Сипак буквально следовал распоряжениям Ставака, сопротивляясь желанию говорить с напарником без оглядки на чужие уши. Однако у Пэна иного пути не было. Когда Сипак не смог больше сдерживать мысленных криков боли и их стали слышать все телепаты на корабле, Ставак запретил Пэну говорить с напарником. Сипак чувствовал, как сокрушался молодой бронзовый.

— Не волнуйся, Пэн, — тихонько утешал он сидевшего рядом несчастного дракона. — Вот попадем на Вулкан, и дела пойдут лучше.

Пэн коснулся клавиатуры переносного речевого процессора, которым его снабдили ребята из научной части.

— Когда мы стартуем?

— Как только Ставак даст медикам добро и меня выпустят отсюда.

— А разве ты не можешь за себя замолвить словечко? — набирал Пэн. — Ты же начмед. Карен всегда уговаривала своих людей отпустить ее к себе в каюту.

Сипак улыбнулся и тут же скривился. Даже такое движение вызывало боль.

— Только не сейчас, Пэн. Не мне решать. Карен не была так плоха, как я сейчас, и, возможно, гораздо более устойчива, чем я еще долго буду. — Он помассировал голову, в сотый раз стараясь отогнать боль. — Ставак говорит, что, как только сюда прибудет особая медицинская бригада с Вулкана, он передаст меня им.

— Особая медицинская бригада? — спросил Пэн, неловко стуча по клавиатуре огромными когтями.

— Угу. Имея в виду необычность нашего положения, Ставак хочет, чтобы на всякий случай под рукой имелись знатоки своего дела. А на меня он не может положиться настолько, чтобы послать на Вулкан на каком-нибудь транспортном корабле в сопровождении медперсонала, не имеющего достаточного опыта лечения вулканитов. На наше злосчастье, мы оказались за полгалактики от Вулкана, к тому же, от нашего корабля ждут помощи в системе Корбина. И теперь, вместо того, чтобы добираться до Вулкана на своем корабле, нам предстоит воспользоваться каким-нибудь транспортником.

— Я все слышал, коммандер.

Сипак дернулся в кровати и тотчас же пожалел об этом, когда его голова попыталась расстаться с плечами, пронзенная острой болью. Он-то считал, что они с Пэном одни.

— И ты прав. Я не могу положиться на твою смешанную физиологию и твою необычную связь с этим маленьким бронзовым драконом. По всем правилам вам обоим полагается быть мертвыми. Я хочу, чтобы при тебе находились знатоки, пока ты доберешься до вулканитских целителей.

«Почему бы им не прилететь к нам?» — спросил Пэн.

— Потому, что нелогично посылать отряд целителей к одному больному, в то время как на Вулкане их внимания требуют очень многие, — ответил Ставак. — Логичнее послать этого больного туда, где находятся целители. К тому же Сипаку будет полезна поездка на планету, где он родился.

Пэн, припоминая все, чему научился, живя на Вулкане с Карен, кивнул.

«Понимаю. Как раз этого мне бы…»

«Я знаю», — отозвался Сипак.

Несколько минут стояла тишина, потом Сипак осторожно спросил:

— Можно ли еще раз попытаться установить родительскую связь с Саулом?

Ставак неохотно покачал головой.

— Я больше этого делать не стану, Сипак. В первый раз это причинило тебе острую боль, и никоим образом не пошло на пользу твоему психическому ожогу. В самом деле, головные боли у тебя усилились с тех пор, как я попытался тебя легонько прощупать. Не желаю причинить непоправимый вред ни тебе, ни себе.

Сипак кивнул, соглашаясь. Он и не ожидал, что Ставак скажет «да», но просто не мог не спросить еще раз. Сипак знал: окажись он сейчас на Вулкане, и другие, не зная всех подробностей, осудили бы его за то, что он так долго не признавал сына. Со стороны выглядело бы так, словно он предпочел не признавать ребенка своим, покуда ему не навязали ответственности. Но забыть о боли, которую причинила ему первая попытка, он тоже не мог.

Сипак помнил, как уснул на полу, держа в руках Саула, а Пэн кольцом обвил их обоих. Еще он смутно помнил, как его по меньшей мере дважды мысленно коснулся Ставак. И больше — ничего.

Он проснулся от тихого попискивания приборов у себя над головой в палате интенсивной терапии лазарета. В комнате было темно, но чувство времени подсказало, что сейчас — позднее утро, почти полдень, и он проспал четырнадцать с половиной часов. Голова словно собиралась с минуты на минуту расстаться с туловищем, но боль приутихла, по крайней мере, до монотонного рева. В тело вселилось какое-то странное оцепенение, и он не сомневался, что подчиненные постоянно накачивали его наркотиками.

Пошевелившись, чтобы встать, он заметил какое-то движение в дальнем углу. На него пристально смотрели два медленных водоворота глаз.

«Тебе лучше?» — спросил Пэн.

Вопрос эхом прокатился по разуму Сипака.

— Осторожней, Пэн, осторожней, — сказал он. — Моя голова все еще не в порядке. — Садясь, Сипак легонько застонал. — Теперь я понимаю, что имеют в виду люди, говоря «голова раскалывается». Если они так себя чувствуют после хорошей выпивки, то я и пробовать не желаю.

Все вокруг отвратительно закружилось, и приборы над ним начали тревожно верещать.

Вбежала Фларра.

— Ложитесь немедленно! — скомандовала она, запоздало добавив: — Сэр.

Сипак открыл было рот, пытаясь возразить, но Фларра подскочила к нему со словами:

— Приказ капитана.

Сипак позволил уложить себя. Постарался не обращать внимания на пэново хихиканье, но не слишком преуспел. Сипак сердито глянул на маленького бронзового, и хихиканье превратилось в самый настоящий смех.

— Ну, погоди, Пэн, — пробормотал он, зная, что дракон расслышит. — Доберусь я до тебя в один прекрасный день.

Фларра устроила его поудобнее, тревожные трели аппаратуры утихли, и сестра вышла в соседнюю комнату. Не прошло и двух минут, однако, как она вернулась с инъектором в руке.

— Что это? — заподозрил неладное Сипак.

— Это поможет вам отдохнуть, — уклончиво ответила Фларра.

— Э, нет, — откликнулся Сипак. — Неважно, что там, я этого не хочу. Вы меня и так уже, сдается мне, по уши накачали всякой отравой без моего ведома. Я только что достаточно выспался. И ИМЕЮ право отказаться.

Фларра остановилась.

— Вы так не сделаете.

— Сделаю. Мое состояние не угрожает ни моей, ни чьей-либо другой жизни. Боль, которую я испытываю, переносима. Я достаточно выспался. Введите мне лекарство, не сообщая, что именно, и я добьюсь, чтобы вас наказали.

— Вы так не сделаете, — повторила Фларра.

Сипак поднял бровь.

— Попробуем?

Она вздохнула, но отложила инъектор.

— Похоже, вы это сделаете. Ладно. Ваша взяла. — Она подбоченилась. — На этот раз.

Сипак знал, когда можно надавить, а когда не стоит. Несколько минут они смотрели друг на друга, потом он спросил:

— Где Саул?

— Спит в детской.

— Можно мне на него взглянуть? — спросил Сипак. И, заметив, сердитый взгляд Фларры, добавил: — Очень вас прошу.

Фларра сердилась еще ровно одно мгновение, а потом покачала головой и засмеялась.

— По-моему, вреда не будет. Хорошо.

Она еще раз повернулась и вышла из комнаты.

Вскоре Саул оказался в руках у Сипака. Ребенок булькал и ворковал что-то, размахивая пухлыми ручонками. Как зачарованный глядя на сына, Сипак положил его себе на колени и распеленал донага. Пока отец ощупывал маленькое тельце, пересчитывая пальчики на ногах и руках, дитя затихло, и Сипак начал смутно улавливать его неясные мысли.

Повернувшись к Пэну, он спросил:

— Ты чувствуешь что-нибудь? Какую-то попытку обратиться ко мне?

Вращение глаз Пэна на минуту замедлилось, пока дракон сосредоточенно прислушивался. Потом Пэн ответил:

«Чувствую, что он понимает, кто ты, и не боится тебя. Остальные его мысли слишком… мимолетны».

Сипак кивнул. Как он уяснил, мысли детей-вулканитов могут сносно понимать только их родители. Пэн не смог бы понять, о чем думает Саул. Сипак положил пальцы на личико ребенка в точки «телепатии прикосновения», не собираясь пытаться выполнить мысленное слияние, а желая лишь посмотреть, не сможет ли он таким образом уловить мысли мальчика. Только он начал было сосредотачиваться, как в комнату вошла надзирательница Фларра и оборвала его.

— Да как вы смеете, сэр! Адмирал Ставак строго-настрого приказал мне не позволять вам применять никаких вулканитских штучек в его отсутствие.

Сипак отдернул руку от лица Саула, стараясь при этом не поморщиться.

— Я и не собирался начинать слияние! — возразил он. — Я чувствовал его мысли и хотел поглядеть, не смогу ли я их получше «расслышать».

Фларра посмотрела на него с подозрением и нисколько не смягчившись.

— Хм. Вы это адмиралу Ставаку скажите. Я его немедленно вызываю. — Повернувшись к переговорному устройству, он добавила: — И запеленайте ребенка, по крайней мере. Знаете, маленькие мальчики неплохо целятся.

Сипак не имел ни малейшего представления о том, что имела в виду Фларра. Пэн, поняв, что смущает Сипака, передал ему мысленную картинку. Вулканит потемнел, но поспешно запеленал Саула, пока тот не решил опорожнить мочевой пузырь. Тем не менее, когда Фларра повернулась к ним лицом, он успел овладеть собой.

— Ставак скоро будет. Он как раз сейчас старается организовать доставку вас с Пэном на Вулкан.

— Вулкан? — переспросил Сипак.

— Ну, не думаете же вы, что мы будет лечить ваш психический ожог прямо тут? — Ответила вопросом на вопрос Фларра. — У нас нет ни подходящих лекарств, ни других возможностей, ни соответствующих специалистов. Говорил же Ставак, что ему не приходилось видеть таких тяжелых ожогов, какой перенесли вы, — сказала Фларра, добавив про себя: «И выжили».

Сипак пожал плечами. Он понимал, что ему здорово досталось — в этом не давала усомниться головная боль — но до сего времени не осознавал, что его ожог настолько, по мнению Фларры, тяжел. Он все еще размышлял над этим, когда вошел адмирал Ставак.

— Вижу, решили проснуться, — приветствовал его Ставак.

— Да, сэр.

— И, если сказанное мне Фларрой — правда, уже ведете себя, как истинный врач, которому случилось стать пациентом, — добавил Ставак, подмигивая Сипаку так, чтобы сестра не видела.

Сипак свирепо глянул на свою главную сестру.

— Нет, сэр. Просто спать надоело. Сэр.

Ставак кивнул. Потом посерьезнел.

— А еще она говорит, что застала вас, когда вы пытались выполнить, как она полагает, слияние. Она права?

— Нет, сэр.

— Что — «Нет, сэр»? — не удовлетворился столь кратким ответом Ставак.

— Нет, сэр. Я не пытался выполнить слияние. Да, сэр, она застала меня в положении, необходимом для слияния. — Он поднял на своего начальника глаза, полные безмолвной мольбы. — Я, как мне показалось, чувствовал мысли Саула. Только что потеряв мать, он нуждается в поддержке, которую я мог бы ему дать. А я не могу. — Сипак перевел взгляд на лежавшего у него на коленях ребенка и провел пальцем по лицу малыша. — Я использовал то положение, чтобы собрать воедино его мысли и сосредоточиться самому. — Глядя на Ставака, он закончил: — Я не собирался выполнять слияние!

Ставак внял мольбе, жестом отпустив Фларру. Кивнув, Фларра выскользнула за дверь. Впрочем, Сипак знал, что уйдет она не дальше мониторов в соседней комнате.

Он обмяк.

— Не знаю, сэр, просто не знаю. Я ощущаю в Сауле нечто, говорящее: он — мой сын, но чего-то не хватает. Чего-то, необходимого нам с ним сейчас же.

— У тебя не было времени горевать об утрате, — высказался Ставак. — Недостает твоей связи с погибшей женой.

Сипак покачал головой.

— Это я пока чувствую, как открытую рану. Тут что-то другое. Совсем другое. — Теперь он вслух просил Ставака. — Очень хочу попытаться установить родительскую связь.

— Нет! — вскипел Ставак. — Слишком опасно. Для меня, для ребенка и дважды — для тебя! Ты уже два раза чуть не умер. Третий раз я рисковать не стану. Мы можем не вытащить тебя.

Лицо Сипака омрачила мука.

— Но ребенка нужно признать.

— Не с риском для трех жизней… четырех — если считать и мою. Если ты умрешь, умрет и Пэн. Саул осиротеет, и, скорее всего, получит рубец на всю жизнь. Помоги я тебе — ты и меня с собой утянешь, — Ставак озабоченно примолк. — А я еще помирать не собираюсь.

Сипак опять склонился над Саулом. Провел пальцем по маленькому остроконечному ушку. Собравшись с духом, спросил:

— Если не родительская, то, может, обычная связь? Я не прошу много.

Ставак стоял, глядя поверх головы Сипака. Взволнованный начмед только что побывал у черта на рогах и чудом вернулся. Он потерял жену и почти расстался с собственной жизнью. Ставак чувствовал, сколь глубокое отчаяние охватило Сипака, и знал, что молодой полувулканит старается сделать «как положено», а так уже никогда не будет. Вопреки собственному — наилучшему из возможных, не сомневался капитан — решению, Ставак сказал:

— Обычная связь. Пока твой мозг не выздоровеет достаточно для родительской связи, годится и обычная.

Когда Сипак поднял вспыхнувшие надежной глаза, Ставак добавил:

— Но, если я только почувствую, что может возникнуть какое-то затруднение, мы прервемся.

Надежда погасла, уступив место решимости пополам с сомнением.

— Я только прошу, чтобы вы попытались, — сказал Сипак.

Вместо ответа Ставак исследовал показания приборов над кроватью Сипака. Найдя — или не найдя — то, что искал, он кивнул.

— Во время установления связи мне нужно будет проникнуть в твой мозг, как и в его. Ты сможешь вынести мое присутствие? Особенно после случившегося?

Сипак подумал немного и кивнул.

— Я установлю связь с тобой, а потом с Саулом, — объяснил Ставак. — Таким образом, если я, работая с тобой, встречусь с какими-то трудностями, его это не коснется.

Сипак опять кивнул и лег; Саул по-прежнему лежал у него на коленях.

Ставак расположил свою правую руку на лице Сипака так, как требовалось для слияния. Установив связь, он выпустил в мозг Сипака «щупы», и стал искать, как легче обойти поврежденные области. Как он ни был, однако, внимателен, осторожности ему не хватило. Или, возможно, думал Ставак впоследствии, когда у него появилось время думать, в том состоянии, в котором тогда находился Сипак, способа наладить даже простую связь, избежав поразившей тогда молодого вдовца боли, просто не существовало. Один из щупов задел какое-то из соединений между разумами Сипака и жены, разорванных смертью Карен. Ставак «отдернулся» достаточно быстро, чтобы предотвратить «рикошет» и новый психический ожог, но недостаточно быстро, чтобы уберечь Сипака от новых страданий.

Сипак, обычно весьма устойчивый к боли, да к тому же способный, как все вулканиты, ее подавлять, испустил полный муки гортанный крик. Когда его спина выгнулась в похожей на припадок судороге, Пэн подхватил Саула, не дав ребенку упасть. Все тело Сипака сжала еще одна судорога. Потом глаза его закатились, и он потерял сознание.

И снова его разбудил укол и ощущение вливавшегося в кровь лекарства. Не обращая внимания на озабоченные лица вокруг, он послал Пэну быстрый запрос о Сауле. Когда дракон уверил его, что с ребенком все в порядке, он повернулся набок и свернулся калачиком. Ощутил, как потянулась к нему чья-то рука — чья именно, он не разобрал — и замерла, не дотронувшись до него.

— Все показатели — нормальные… Я хочу сказать, нормальные для него. Сейчас ему должно быть лучше. Я только дала ему болеутоляющего и успокаивающего, — заговорила Фларра. Потом обратилась к нему: — Как вы себя чувствуете, сэр?

— Так, что хочу остаться один, — угрюмо отозвался Сипак. — Что именно вы мне ввели?

Фларра замешкалась, потом ответила:

— Сто пятьдесят миллиграммов нембутала и пятнадцать — морфина. Ну, и витамины. Требуется что-то еще?

Он помотал головой. Фларра вкатила ему лошадиную дозу, и скоро он уснет.

— Только одиночество. Уходите.

Несколько минут стоявшие вокруг не двигались. Потом шевельнулся Ставак.

— Приглядывайте за ним, — распорядился он достаточно громко, чтобы исключить сомнения: никуда Сипак не денется, расслышит. — Если станет делать или говорить что-либо необычное, немедленно вызывайте меня.

— Да, сэр.

Фларра повернулась и вслед за Ставаком вышла из комнаты, на ходу приглушив свет. Затем позвала:

— Пэн?

— Он остается.

— Как пожелаете. Но Саул возвращается в детскую.

Она взяла мальчика у Пэна и оставила их. Дверь с тихим шипением закрылась.

«Сипак? — тревожно спросил дракон. — Как ты там? Я ощутил твою боль. Я испугался».

Теперь, оставшись в одиночестве, Сипак дал волю едва сдерживаемым чувствам. Он постарался еще теснее сжаться в комок, а его тело между тем сотрясали рыдания. Пэн беспокойно тихонько заворковал и придвинулся как мог ближе к кровати.

«Сипак?»

Икая в промежутках между рыданиями, Сипак пытался говорить.

— Я не могу установить даже простую связь с моим сыном. Я знаю о нем лишь день, а уже стал никудышным отцом.

Пэн запел успокаивающе.

«Не твоя в том вина, Сипак. Ты ранен. Ты пытаешься сделать чересчур много и чересчур быстро. Со временем все образуется. Даже Карен не смогла бы просить большего или сделать больше. Даже с ее особой одаренностью».

— Со временем? — горько спросил Сипак. — Времени нет. Карен погибла, я так повредился умом, что не могу как следует видеть, не то что думать, а теперь даже не могу признать собственного сына. — Из его глаз полились слезы, и он не удерживал их.

«Но я здесь, Сипак, и разделяю твою боль. Ты теперь мой задушевник, а я — твой. Мы с тобой никогда не расстанемся, — Пэн вытянул переднюю лапу и слегка коснулся лба Сипака когтистым пальцем. — Мы горюем вместе, ты и я, о нашей подруге, раньше нас ушедшей в Промежуток. И мы одолеем эту беду».

Сипак почувствовал, как успокаивающее помимо воли расслабляет его, и тело, которое он сжал в комок, распрямляется. Неуверенно, через боль, он послал Пэну:

«Хочу, чтобы мы могли взять Саула и уйти туда, где нет боли».

«Мы можем, ты же знаешь», — донесся ответ.

— Нужно остаться, — прошептал Сипак. — Не годится убегать от работы.

И он соскользнул в наркотический сон.

Стряхивая дремоту и возвращаясь к яви, Сипак открыл глаза. На него участливо смотрел Ставак.

— Ты, кажется, в последнее время чаще стал «грезить наяву». Это на тебя не похоже, — сказал адмирал.

Сипак вздохнул.

— Больше делать нечего. Я прикован к этой вот больничной койке. Из-за головных болей вы запретили мне работать и даже читать. Чем тут еще заниматься?

— Грезить, — с улыбкой отозвался Ставак. — Пока не прибыл медицинский транспорт.

— Долго еще? — спросил Сипак.

— Два с половиной дня, — ответил Ставак.

Сипаку пришла в голову одна мысль.

— А целители на Вулкане знают, что со мной случилось? — спросил он.

— Их уведомили в тот же день. Тогда это сделали, чтобы спросить совета и убедиться в правильности тактики наших медиков. Они там тоже ждут этого самого транспорта. А что?

— Простое любопытство, — уклончиво сказал Сипак.

Когда Сипак умолк, не делая попыток возобновить беседу, Ставак засобирался уходить.

— Если вам надо поговорить…

Сипак кивнул. Когда за капитаном закрылась дверь, он жестом подозвал Пэна. Отключив динамик и оставив лишь экран синтезатора речи, Сипак набрал на клавиатуре: «Ты помнишь то место, где мы с Карен заключили брак по вулканитскому обычаю?» Пэн кивнул. «Сможешь переправить нас туда — меня и Саула?» Пэн снова кивнул. «Даже на таком расстоянии?»

«Вам нужно будет одеться потеплее, — застучал в ответ Пэн. — Мы долго пробудем в Промежутке».

«Это — не проблема. Вот что я хочу сделать». — Сипак начал увлеченно печатать на пэновом приборчике.

Скоро Фларра заподозрила неладное. Когда Пэн исчез, а Сипак попросил принести Саула, ее подозрения только усилились. Но она не могла отказать Сипаку в свидании с сыном, не дав тем самым понять, что насторожилась. Поэтому Фларра сделала, как он просил. Потом вызвала Ставака и рассказала об увиденном.

Когда Ставак сумел добраться до лазарета, было уже поздно. Он вбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сипак взобрался в седло на спине у Пэна с Саулом в руках, пристегнулся и исчез в Промежутке. Адмирал заметил, однако, что речевой процессор Пэна они оставили.

Ставак смерчем влетел в комнату, кипя от злости:

— Почему никто не подумал, что такое может случиться?!?!

— Потому что никому раньше не приходилось иметь дела с бронзовым драконом, сэр, — ответила Фларра.

Ставак поднял речевой процессор, явно собираясь грохнуть его о стену. Фларра схватила прибор, прежде чем адмирал успел что-либо сделать.

— Может быть, он оставил записку, сэр, — объяснила она.

И действительно, записка нашлась. «Домой, на Вулкан, посредством быстрейшего вида транспорта. Не мог дольше справляться с ожиданием и болью. Ждите почты.» И подпись: «Сипак».

Ставак шипел от ярости еще несколько минут, а потом слегка ухмыльнулся.

— Я должен был подумать, что он замышляет что-то, еще когда Сипак спросил насчет транспорта. Он ведь и не возмущался нисколько. А до этого уже выражал крайнее нетерпение. Что ж, остается только вставить ему пропеллер за этакий фокус, когда вернется. — Он повернулся к переговорному устройству и нажал клавишу: — Быстренько Вулкан мне. — Потом, ожидая соединения, заметил Фларре: — Надо бы дать им знать о его прибытии на планету и о необходимости за ним присмотреть. Зная Сипака, нетрудно предположить, что он может попытаться скрыться на несколько дней и заняться самолечением. А для этого он слишком болен.

Ответившие Ставаку с Вулкана-центрального уверили, что и целителей, и власти известят, и начнутся поиски бронзового дракона и вулканита с ребенком. Засим адмирал покинул лазарет, бормоча себе под нос:

— Теперь я сделал все, что мог. Надеюсь, Сипак ведает, что творит.

После долгого холода Промежутка вынырнуть в сухой жар Вулкана показалось спасением. Сипак скорее упал, нежели сошел со спины Пэна, да так и сел на землю, впрочем, предварительно убедившись, что с Саулом ничего не случилось. Передохнув немного, он собрался с силами и снова встал, цепляясь за ремни пэновой упряжи. После этого он передал Саула Пэну, который стал баюкать теперь уже кричащее дитя в передних лапах. Потом Сипак показал дракону на дом, стоявший в отдалении.

Он уже был на полпути к своей цели, когда дверь дома распахнулась, и ему навстречу выбежали двое. Когда они оказались рядом, Сипак сказал:

— Посол Сарек, леди Аманда. Извините, что вот так вторгаюсь в ваше уединение, но…

Закружилась голова, перехватило дыхание от боли и последствий долгого пребывания в Промежутке. Пошатнувшись, он толкнул Пэна так, что дракон едва не потерял равновесие, а Саул опять заплакал.

Обеспокоенная Аманда метнулась к брату и подхватила его, не дав упасть. Осторожно усаживая его на землю, она позвала:

— Сипак?

— Да, мэм, — Сипак изо всех сил старался утихомирить неистовое головокружение.

Сарек посмотрел на молодого вулканита, потом на дракона с ребенком. Видя изборожденное страданием и усилием сдержать его лицо Сипака, он спросил:

— Что случилось? И где Карен? Если ты и Пэн здесь, — особенно Пэн — то и она должна быть здесь.

Борясь с беспамятством, Сипак откликнулся волной слов, словно желая все высказать, пока не случилось чего-то еще. Едва переводя дыхание, он сказал:

— Карен убили. Ставак вытащил меня и Пэна с того света. Пэн добрался до меня с нашим сыном, Саулом. Узнав о гибели Карен, я получил тяжелый психический ожог. — Боль, душевная и телесная, стала быстро одолевать его. Сознание стремительно ускользало. — Меня ждут целители… — Он не договорил.

Из забытья Сипака вырвал шлепок. Он услышал, как кто-то над ним сказал:

— Еще, — и повторил: — Еще.

Шлепки повторились дважды, прежде чем Сипак поднял слабую руку и сказал:

— Довольно. Я не сплю.

Его глазам открылась полутемное помещение.

— Где я? — спросил он, едва ворочая языком.

— В доме Сарека, — отозвался мягкий женский голос. — Оставайся здесь, сколько нужно, мы будем только рады, как были рады Карен два года назад.

Уголком глаза он увидел Аманду.

— Долго я уже здесь? — спросил он.

— Пять дней, — ответил стоявший рядом с ним на коленях, очевидно — целитель.

— Пять дней!?! — придушенно вымолвил ошеломленный Сипак. — Почему я так долго оставался без сознания? У меня же не было серьезных ран.

— Тяжелый психический ожог, подобный полученному тобой — повод для серьезного беспокойства, — отозвался целитель. — Меня зовут Силан. Мы вызвали лечебный транс, а потом вводили особые препараты, способствующие заживлению пораженных проводящих путей мозга. Поскольку ты — не чистокровный вулканит и лекарства могли подействовать необычно, мы хотели удостовериться в их эффективности, не прерывая транса.

— И? — спросил Сипак.

— Дальнейшие исследования позволят узнать наверняка, но можем гарантировать выздоровление на девяносто процентов, если не больше.

— Как скоро вы сможете узнать наверняка? — спросил Сипак.

— Ох уж это нетерпение молодости, — сказал Силан, но в его голосе сквозила доброта. — Сначала тебе следует восстановить душевные силы. Потом обследуем тебя и, при необходимости, кое чему заново выучим. — Он на миг умолк. — Как и твоего друга-дракона.

— Что с Пэном?

Ответила Аманда:

— С тех пор, как мы убедили его, что ты пребываешь в глубоком врачующем сне и мы разбудим тебя, когда придет время, он чувствует себя прекрасно. Он припомнил кое-что из того, чему они с Карен научились, когда были здесь раньше, и это пошло на пользу, — Аманда засмеялась. — Сказать по правде, он нашел то самое место, которое облюбовал в прошлый раз, и уже соорудил большое гнездо в теплом песке у задних ворот.

— А Саул? — Кулаки Сипака сжались под одеялом. Если он пробыл без сознания пять дней, то теперь окружающие уже должны догадаться, что родительской связи нет.

— Он сейчас с няней, — пояснила Аманда.

Сипак кивнул, но не мог заставить себя посмотреть ей в глаза. Она заметила его беспокойство и подняла глаза выше. Сарек, до того хранивший молчание, заявил о своем присутствии.

— Его рождение зарегистрировали надлежащие власти. Было объявлено, что он — твой сын. Карен позаботилась об этом, когда родился Саул.

Сарек подошел к постели и кивком отослал целителя вместе с Амандой.

Несколько минут стояла тишина. Хотя Сарек и расположился прямо перед ним, Сипак был не в состоянии встретиться взглядом со своим дальним родственником. Наконец Сарек заговорил:

— Ставак немного рассказал нам о тебе.

Сипак вздрогнул и кивнул, но от Сарека не укрылось облегчение, которое старался не выдать Сипак, и то, что лежавшее на постели тело чуть расслабилось. Сарек продолжил:

— Ты много говорил, пока мы пытались ввести тебя в транс. Твой мозг сопротивлялся нам на каждом шагу.

Сипак снова напрягся.

— Что я сказал?

— В основном ты говорил о Сауле и о том, что не смог установить родительскую связь. Остальное касалось раны, которую ты получил из-за разрыва связи с женой, и того, что надо сделать, чтобы сохранить жизнь вам с Пэном. — Сарек примолк. — Могу сказать, что все это затронуло тебя глубже, чем ты признал. Связь, существовавшая между тобой и Карен, — наиболее глубокая и сильная из всех, какие мне когда-либо доводилось видеть. Причиной тому — способности Карен.

Сипак не ответил. Он попытался повернуться спиной к Сареку, но обнаружил, что слишком слаб даже для такой малости. Пришлось лишь отвернуться. Горькая слеза помимо воли прочертила тоненькую дорожку по его лицу.

Сарек искренне сочувствовал страданиям молодого вулканита, лежавшего перед ним на кровати.

— Сипак, родительская связь не настолько необходима, как ты, кажется, веришь. И ее отсутствие ни в коей мере не нарушает твоего отцовства. Как и материнства. Карен тоже не сразу установила родительскую связь с Саулом.

— Но я должен был знать о своем сыне. Я должен был почувствовать нечто, исходившее от Карен… хотя бы родовые муки, — едва слышно плакал Сипак.

— Насколько я знаю женщин и драконов, а заодно силу разума Карен, они могли скрыть от тебя все, что хотели. Не твоя вина, что Карен предпочла утаить от тебя рождение сына — неважно, по каким причинам — и что несчастье оборвало ее жизнь. Если бы не эта трагедия, она известила бы тебя о Сауле, и все пошло бы своим чередом.

— Но я же знал, должен был знать, что Пон Фарр не заканчивается, — по крайней мере, когда оба здоровы — если не наступает беременность. Мне следовало бы заподозрить что-то, когда все закончилось так быстро, — с мукой в голосе откликнулся Сипак.

— Теперь делать нечего, — мягко ответил Сарек. — Что прошло, то прошло. Сейчас никто этого не в состоянии изменить. Лучшее, что ты можешь сделать — принять все как есть и жить дальше. Целители не позволят тебе вернуться на корабль, пока ты не готов к этому.

Сипак вздохнул, но повернул голову, чтобы посмотреть на Сарека.

— Уйдет когда-нибудь эта боль? — спросил он.

Понимая, что Сипак имел в виду боль утраты, а не физическое страдание, Сарек сказал:

— Нет, но переносимой станет. Дай срок.

Сипак кивнул. Прежде чем он заговорил вновь, в комнату вернулся целитель.

— Сейчас тебе надо отдохнуть. То, что тебе довелось испытать, истощило тебя более, чем ты думаешь.

Взмахом руки он попросил Сарека выйти. Сипак, только теперь понимая, насколько, оказывается, устал, закрыл глаза. Перед тем, как заснуть более естественным сном, Сипак услышал слова целителя, обращенные к его хозяевам:

— Завтра утром он сможет вставать, но никаких чрезмерных усилий.

— Если он хоть в чем-то похож на Спока…

Больше он ничего не слышал: сон взял над ним верх.

Теперь, однако, когда он более не находился в лечебном трансе, его тревожили сновидения. Не настолько, чтобы полностью разбудить, но достаточно, чтобы заставить метаться и ворочаться в постели, постанывая, точно от боли. Через некоторое время Сарек зашел посмотреть, не проснулся ли Сипак. Увидел он молодого полувулканита запутавшимся в насквозь мокрых от пота простынях. Сарек коснулся чуткой рукой чела Сипака, устанавливая неглубокое слияние и посылая волну успокоения. Когда молодой вулканит утих, Сарек разомкнул слияние и удостоверился, что Сипак будет спать. Потом он вышел из комнаты.

Аманда встретила Сарека в коридоре и вопросительно посмотрела на мужа. Тот заявил:

— Сипак сейчас встревожен. Он во власти вины за многое, самое малое из которого — родительская связь. И он чувствует себя в высшей степени виноватым за то, что не сумел защитить Карен от того нападения, которое унесло ее жизнь. Ему кажется, что он должен был употребить больше усилий, добиваясь совместного с нею прохождения службы.

— Он сможет избавиться от этого чувства вины? — спросила она.

— Когда к нему вернутся силы, он сможет шире взглянуть на многое. Но на него обрушилось так много за столь короткий срок. Ему нужно время, чтобы сжиться со всем этим без нажима со стороны. Целитель Силан проследит за этим. — Сарек оглянулся на комнату, из которой только что вышел. — А Сипак излечится сам.

Через несколько дней Сипаку дозволялось уже бывать аж в самом пэновом «гнезде» за садом. Но даже это разрешение ему дали, взяв с него обещание через Пэна немедленно сообщать Аманде в случае любых осложнений. Целитель ежедневно трудился над ним, помогая вернуть душевные силы, но Сипаку по-прежнему мало что позволяли. Кроме того, приходилось все так же принимать лекарства против психического ожога. По крайней мере, со времени пробуждения от лечебного сна его более не мучили головные боли, и телепатическое общение с Пэном перестало причинять страдания.

Он сорвал с себя тунику и вздохнул с облегчением.

— Наконец-то! Никто не стоит надо мной и не пытается кормить на убой.

«Но ты же еще — кожа да кости. Надо побольше мяса на твои мослы, — поддразнил бронзовый дракон. — Когда тебе разрешат вернуться на твой корабль? — уже серьезно спросил Пэн, но глаза его счастливо переливались, потому что Сипаку после столь томительного ожидания все-таки позволили навестить друга. Дома у Сарека дракон никак не мог уместиться. — И что будет со мной и Саулом?»

«Как только меня обследуют и выяснится, насколько велик причиненный ущерб, они сообщат. Пока сказали, что я нахожусь в бессрочном отпуске по болезни и моего возвращения ждут не раньше полного выздоровления. — Сипак привалился к своему бронзовому товарищу и ткнул его в бок. — Ты, дружище, как и Саул, возвратитесь вместе со мной. Приняв во внимание сложившееся положение, Звездный флот без промедления перевел тебя с «Экскалибура» на «Зарю Вулкана». Однако, поскольку в Академии ты проучился недолго и сменил место службы в разгар обязательной для кадетов стажировки, на «Заре» тебе придется какое-то время прослужить в качестве гардемарина. Возможно, месяца три или около того. Потом тебе присвоят очередное звание».

От радости глаза Пэна закружились голубизной.

«Пока я с тобой, не имею ничего против того, чтобы оставаться гардемарином. Не знаешь, куда меня направят?»

«Нет, но, думаю, тебе найдется место в службе безопасности. Там ты, наверное, окажешься полезней всего!»

Сипак скользнул вдоль пэнова бока и опустился на теплый песок. Несколько минут они сидели молча.

Потом Пэн осторожно спросил:

«А как ты себя чувствуешь? Нет, правда? Когда мы прибыли сюда, ты так терзался — обо мне, Сауле и Карен».

«Мне стало лучше во всех отношениях. Целитель Силан объяснил: мои чувства естественны, особенно если учесть, через что мне пришлось пройти. Я всегда принимал тебя. Было нетрудно мысленно «поглотить» тебя в отсутствие Карен: она играла роль посредника».

Он замолк. Пэн спросил:

«А Саул?»

«Я теперь его «слышу», — отозвался Сипак. — Как только целитель признает меня здоровым, Сарек поможет установить связь с сыном. Он пояснил, что никто не осуждает меня за отсутствие родительской связи. По правде говоря, они поняли гораздо больше, чем я предполагал».

Пэн кивнул.

«Думаю, я тоже понимаю».

Довольный, он поудобней улегся в песке. Сипак уютно устроился между передних лап Пэна. Скоро оба задремали под теплым солнышком.

Только через три дня целитель Силан провозгласил стопроцентное психическое и физическое выздоровление Сипака, но прошло еще два дня, прежде чем Сарек всерьез воспринял саму мысль о попытке установления родительской связи. Сипак невольно вздрогнул, когда Сарек коснулся его лица, и не расслаблялся, пока тот не вошел в устойчивое слияние. Потом он почувствовал, как его старший соотечественник привнес в слияние и Саула.

Сипак не испытывал ничего более чудесного с тех самых пор, как впервые установил связь с Карен. Сипак мог глубоко проникнуть в душу Саула и знал, что Саул — на самом деле его сын. Он впервые увидел вселенную глазами ребенка, и понял, что отныне и навек все станет совсем иным, а прежнее никогда не вернется.

Он ощутил присутствие Пэна краем слившегося с другими сознания, и, спросив разрешения у Сарека, пригласил дракона присоединиться. И впервые глубоко заглянул и в душу Пэна. Проникновение не было односторонним. Пэну тоже открылись души Сипака и Саула; он понял, почему Сипак поступал именно так, а не иначе. Связь между Пэном и Сипаком стала еще теснее, превратившись в точное подобие той, которая возникает при Запечатлении, хоть Сипак и не присутствовал при появлении Пэна на свет.

Сарек сплел из «волокон» этой связи замысловатую паутину. От отца к сыну, и от сына к отцу. От дракона к напарнику и обратно. Он боялся связывать ребенка и дракона; но вместо этого оставил между ними тоненькое волоконце, чтобы, если тому суждено было случиться, оно росло и укреплялось. Когда создание связей завершилось, Сарек вышел из слияния, оставив объединенных вновь созданными узами открывать самих себя и свой новый мир. Трое, особенно двое старших, упивалась этими неизведанными переживаниями. Потом Сарек неохотно разъединил их, зная, что они смогут при необходимости в любое время возобновить связь.

Спустя три недели после того, как Сипак столь внезапно покинул лазарет, он вновь появился в ангаре челноков, на этот раз заранее уведомив о своем прибытии. За его спиной в особом рюкзачке уместился Саул. Хотя Сипака и ждали, никто не приветствовал его возвращения домой. «Заря Вулкана» по приказу командования спешила на помощь «Карсону», боровшемуся с кинджи — теми самыми кинджи, которые погубили жену Сипака. Вся команда готовилась к искоренению кинджи из этой вселенной и ни у кого не нашлось времени приветствовать вернувшегося на борт начмеда, сбившегося с дороги, пусть и ненадолго.

На этот раз Сипак был готов. Он мог управлять своими чувствами, был в мире с собой, Саулом и Пэном. Для полного рубцевания разорванной связи потребуется еще много времени, и не скоро он сможет оправиться от удара, нанесенного смертью жены, но теперь он располагал необходимой поддержкой. И друзья с «Зари» тоже ему помогут.

Сипак снова оказался дома, среди того, чему принадлежал, и с ним была его семья. Какое-то время придется туго; Сипака уже предупредили, что Ставак сжует его целиком. Но он заслужил и ожидал этого, ибо не подчинился приказу. Он понимал, что Ставак доведет дело до конца, невзирая на необычайные обстоятельства. Но здесь — его дом, и только это имело значение.

 

1. ИМПРОВИЗИРОВАННАЯ СЕМЬЯ

Новоиспеченный младший лейтенант Аппукта Чехов потянулся и заворочался. Еще с закрытыми глазами он почувствовал, что вокруг него что-то изменилось. Окружающее пространство казалось более… открытым… чем его обычная каюта. Кровать была удобной — совсем не как в лазарете. Пока он пытался вспомнить, что же случилось вчера вечером, чья-то липкая рука легла на его нос.

— У-У-у! — недовольно и громко возгласил он, одновременно вытаращивая глаза и резко садясь в постели.

— Саул! — послышалось в ответ. Широко шагая, вошел Сипак и подхватил восемнадцатимесячного остроухого ковыляку.

— Говорил же тебе не приставать к мичману. — Потом, моргнув, улыбнулся Аппукте. — Эх. Извини. К лейтенанту.

Пока Аппукта обалдело смотрел на начмеда-вулканита (хоть он и знал, что Сипак — наполовину вулканит, наполовину человек, и более чем способен выражать чувства, его всегда приводило в оцепенение, если тот проделывал такое у него на глазах), Саул хихикнул и, дотянувшись, ляпнул теперь уже отца по лицу своей липкой рукой. Аппукта расслышал приглушенное кудахтанье дракона. Обернувшись, он увидел Пэна, лежащего, обернувшись хвостом, в чем-то очень похожем на громадную чашу с песком. Сумев вернуть на свое место нижнюю челюсть, он спросил, глядя на Сипака:

— Сор, сто я здесь делаю? Посему я не в своей кровати?

— Ты заснул вчера вечером на обзорной палубе. Пэн решил, что не сможет доставить тебя в твою каюту. К тому же, он чувствовал, что ты измучен… и не хотел тебя будить. Вот мы и решили перенести тебя сюда.

Сипак посадил Саула обратно в его высокое кресло.

Аппукта сбросил ноги с постели и сел. Он заметил, что все еще одет в уставное белье, но это его не слишком заботило. По крайней мере, здесь.

— Спасибо, сор. Вы осень предупредительны. — Он потянулся за формой, висевшей в изножье кровати. — Сейсас иду.

Хоть он такого и не сказал, но чувствовал, что и так уже достаточно времени навязывал свое общество доктору и его семье.

«Нет, Пука. Оставайся. Ты сегодня не дежуришь. Пожалуйста».

Пука изучающе посмотрел на молодого дракона.

«Засем?»

«А чем бы ты хотел сегодня заняться? Ты что-то намечал?» — уклончиво осведомился Пэн.

«Восе-то нет, но…»

«Тогда оставайся. Не понравится — уйдешь».

В последней слабой и обреченной попытке возразить Пука сказал:

«А как же одежда? У меня тут только форма».

Глаза Пэна закружились вихрем от сдерживаемого веселья.

«Сипак уже об этом позаботился. Утром он сходил к тебе в каюту и взял у соседа твою набедренную повязку и гамаши. Вон они, на кресле».

Пука посмотрел — и правда, одежда лежала там. Чувствуя на себе взгляд Сипака, он спросил:

— А это нисего, сор? Сто я останусь?

Сипак улыбнулся.

— Я бы не позволил Пэну спрашивать тебя, если бы уже не дал согласия. Он прав: чем бы ты сегодня занялся? Сидел бы в каюте, уставившись в стену? И еще, Аппукта, пожалуйста, зови меня Сипак. От этих «сэр» я за день устаю. Когда я свободен, приятно слышать имя вместо «сэр».

Удивляясь, как это Сипак прочитал его мысли — он пока никого на корабле достаточно хорошо не знал, и почти все свободное время сидел у себя в каюте и учился — он ответил:

— Да, С…Сипак. — Потом, потянувшись за набедренной повязкой, спросил: — Где здесь душ? Если я собираюсь остаться, надо прилично выглядеть.

Сипак показал.

— За гнездом Пэна. Не возьмешь ли ты с собой Саула? Ему тоже нужно искупаться. — Сипак посмотрел на сына, рисовавшего теперь посредством пальца и остатков завтрака.

Пука улыбнулся.

— Я не возражаю.

Сипак поднял едва начавшего ходить ребенка и поставил на пол, тем временем Пука в одном белье подошел взять Саула за руку.

Глядя, как они вдвоем обходят гнездо Пэна, Сипак сказал:

— Я почищу тут, а вы пока почиститесь там.

Детского хихиканья вперемежку с юношеским смехом не пришлось долго ждать. Пэн заметил, обращаясь к Сипаку:

«Думаю, забавляются вовсю… — Потом чуть тоскливо добавил: — Эх, мне бы к ним…»

«Может быть, потом. — Сипак кончил чистить кресло и устанавливать его на прежнее место. — Рад видеть, что парень немного расслабился. Очень уж мрачен он был в последнее время».

Сипак едва успел застелить кровать, когда из двери ванной голышом выбежал Саул и с воплем «Папа!» помчался через комнату.

За ним последовал завернутый в полотенце Пука.

— Извините, сор, — запыхавшись, сказал он. — Я не знал, сто он сможет открыть дверь!

— Он умеет много такого, чего не ждешь от карапуза его возраста. Единственное, чего он не умеет, хотя, по вулканитским меркам, ему полагалось бы уже — так это разговаривать.

Сипак схватил сына, подбросил его в воздух вверх тормашками и поставил обратно на пол. Достав чистую одежду, он быстро нарядил мальчика, пока тот не успел выскользнуть.

«Он говорит, Сипак, — заметил Пэн. — Когда хочет».

— Мысленное и словесное общение — разные вещи, — возразил старший вулканит. — Ему нужно этому научиться, чтобы его понимали окружающие; ему обязательно надо научиться общаться при помощи слов.

Саул унаследовал часть парапсихологических способностей матери. Сейчас он мог телепатически общаться с Сипаком и Пэном.

— Он станет говорить, когда захочет, — заявил Пука. — И когда другие перестанут угадывать его желания и ему придется их просить.

— Откуда вы знаете, молодой человек? — спросил Сипак.

— Я тоже одно время был похож на него, — откликнулся Пука. — Хоть я и знал новый язык, но, когда папа хотел, чтоб я на нем изъяснялся, я не всегда слушался. И так продолжалось до сих пор, пока папа не сказал другим не обращать на меня внимания, если только я не заговорю.

— Хм… — с задумчивым видом отозвался Сипак. — Над этим стоит подумать. А пока тебе нужно одеться. Пэн, — обернулся он к дракону, — двигал бы ты тоже из этого гнезда свои чешуйчатые телеса. И тебе ванна не помешает.

«Сипак! Я же вчера принимал ванну!»

— Ты разве не видел, что Пука не спорил со мной по поводу своего похода в душ? Как ты мог заметить, он сам вызвался туда сходить и даже взял с собой Саула.

Сипак стоял, подбоченясь и свирепо глядя на напарника. Но в глазах его сверкали огоньки.

Пука услышал ворчание дракона через ту зыбкую связь, которая, видимо, меж ними наметилась, и хихикнул.

«Не с твоей ли стороны исходило нечто, услышанное мной сейчас?» — подозрительно спросил Пэн.

— Сто? Я? — ответил Пука. — Я нисего не говорил, — Но, вопреки собственным словам, опять хихикнул.

Пэн поднял бровь, едва ли не безупречно подражая Сипаку.

«А вот второй смешок прозвучал подозрительно похоже на первый. Значит, должно быть, тебя я слышал».

Эта поднятая бровь и решила дело. Пука расхохотался:

— Ты не можешь себе представить, как смешно выглядит дракон, пытающийся изобразить вулканита.

Скоро он сполз на пол от смеха.

Пэн зашипел.

«Ты… ты… Доберусь я до тебя!»

И в следующий миг он исчез в Промежутке.

— Пэн! — возопил Сипак, но было поздно. Дракон уже пропал.

Очень скоро Пэн вернулся — весь в воде! Появившись так высоко над Пукой, как только мог, он распростер крылья. На Пуку, а заодно и на Саула с Сипаком, обрушился целый ливень.

— Пэн, опускайся.

Пэн замешкался, и Сипак добавил:

— Сейчас же!

Усевшись, Пэн пробормотал (никогда не слышали, как бормочет дракон, разговаривая телепатически? Очень занятно!):

«Сам хотел, чтоб я принял ванну».

— Но не так, как предпочел ты! — дал сдачи Сипак.

Он принялся читать Пэну мораль, но потом, уголком глаза, приметил Пуку и Саула. Обернувшись, он увидел, как Пука, все еще смеясь, пытается оттащить Саула, мастерившего что-то из песка, от самой большой лужи. Чего уж там — мальчишки и так промокли. Увидев происходящее в истинном — комичном — свете, Сипак вскинул руки и засмеялся сам.

— А, ладно. Ох, уж эта пацанва… Давайте-ка приберемся.

Пэн удивленно поднял взгляд, еще не веря, что ему сошло с рук озорство. Поняв, что Сипак его простил, он кинулся помогать Пуке собирать с пола воду. На постель вода не попала, и менять ее не пришлось. Работая, он из-под надбровных гребней глянул на индейца.

Чтобы увидеть, как Пука, в свою очередь, смотрит на него, а с концов его косичек падает вода.

«Слушай, Пэн. Если Сипак посмотрел на твою выходку сквозь пальцы, это еще не сначит, что так же поступлю я. Ты свое получишь, обещаю».

«Ой-ой-ой! И когда же? Когда?» — Пэн принялся подпрыгивать, отчего пол стал подпрыгивать тоже.

— Перестань, Пэн! — воскликнул Пука, снова смеясь. И, понизив голос, добавил: — Не то скажу Сипаку, что ты переборки ломаешь.

Пэн тут же замер.

«Врешь».

«Посмотрим», — Пука хихикнул.

«Ну, ладно, ладно. — Он сердито посмотрел на парня. — Давай покончим с беспорядком, а потом займемся чем-нибудь другим».

«Ты его устроил. Надо бы тебя одного заставить прибираться». — Пука с независимым видом скрестил руки на голой груди.

Пэн чуть ли не умолял, вращая глазами:

«Помоги, ну, пожалуйста! Если поможешь, я тебя возьму с собой полетать в ангар челноков!»

Пука, казалось, на несколько минут задумался. Когда Пэн уже заволновался. Пука уступил.

«Да перестань ты смотреть на меня щенячьими глазами. Помогу я тебе, так и быть».

Он вернулся к прерванной работе, и скоро в комнате стало посуше, да и почище тоже.

Вернувшись, Сипак увидел, как двое юнцов кидаются друг в друга подушками, а Саул перебегает от одного к другому, стараясь схватить не попавшие в цель снаряды. Все трое то хохотали, то хихикали, а Сипак, хоть и не хотел прерывать войну подушек, но не желал, чтобы содержимое летавших деталей мебели рассыпалось по всей комнате.

— Угомонитесь, хватит.

Он сказал это негромко, но всякое движение в комнате мгновенно прекратилось. За исключением одной уже находившейся в воздухе подушки, которая бултыхнулась почему-то очень громко для такого рода предмета. На него взглянули три пары расширившихся глаз. Сипак возвел глаза небу и мысленно спросил: «Почему я?»

«Потому что ты сам когда-то был молод и знаешь, что это такое».

«А ты не прислушивайся к моим мыслям!» — сказал Сипак.

«Я и не слушал. Все сказал твой взгляд», — в глазах Пэна кружился спокойный зеленый вихрь.

— Ладно, с меня хватит. — Он сгреб Саула. — Вы, двое, займитесь чем-нибудь полезным. У Саула — уроки.

Когда Саул укоризненно посмотрел на отца, Пэн услышал тихое:

«Я хочу играть с Пэном и Пукой. У них уроков нет».

— Говори вслух, Саул. Это будет твой сегодняшний урок. Если ты не скажешь вслух, чего хочешь, я тебя слушать не буду.

Он махнул рукой дракону и юноше: «Кыш отсюда!», прогоняя их из комнаты отдыха, которую Сипак, Саул и Пэн называли своей каютой.

— Идите. Вы отвлекаете того, кому предстоит настоящая работа.

По пути к выходу Пэн прихватил летные снасти. Когда дверь закрылась, едва не прищемив парню концы косичек, Пэн послал Пуке:

«Пойдем, поглядим, кто еще не на дежурстве!»

— Ведите себя прилично! — прокричал Сипак, хоть и знал, что те двое уже не слышат его. Потом он уселся позаниматься с Саулом перед обходом в лазарете. Когда старшие ребята ушли, Саул утих и стал вести себя, как подобает ребенку-вулканиту его возраста: серьезно и уважительно.

Пука и Пэн пошли сначала в главную комнату отдыха. После вчерашней вечеринки она пустовала. В остальных комнатах отдыха тоже никого не нашлось, и недоросли направились в ангар челноков.

Пэну пришлось объяснять Пуке, как надевать и подгонять летное снаряжение. Когда все оказалось на месте. Пука попрыгал и затянулся.

«Ладненько, Пэн. Я готов. Поехали!»

Одно могучее движение — и Пэн оказался в воздухе. Пука испустил громкий радостный крик:

— Э-ге-гей!

Он пригнулся к шее Пэна, а потом начал колотить его пятками в бока.

Снизу донеслось:

— Давай-давай, ковбой!

От неожиданности Пэн замер и едва не грохнулся; пришлось как следует поработать крыльями, чтобы остаться в воздухе. Счастье еще, что Пука был привязан, а то свалился бы. Когда они стартовали, в ангаре никого не было. Теперь внизу стоял лейтенант Киахрон, главный инженер.

— О-го-го!

Выравнявшись, Пэн сел рядом с кзинти, смеявшимся теперь над выкрутасами, которые пришлось проделать дракону, чтобы приземлиться.

— Не думал, что вы сумеете, салажата.

Сейчас Пэн и Пука тоже смеялись. Мудрено было не засмеяться при виде ухмыляющегося высоченного кошкочеловека, который, к тому же, держался за ребра от хохота. Пэн послал:

«Я бы вас прокатил, да мне думается, вы уж слишком большой. Я ни за что не взлечу».

— Что он сказал, малыш? — спросил Киахрон.

— Вы, должно быть, не осень хорошо знаете Пэна, сор, — вежливо предположил Пука.

— Да, не очень. Думаю, я лишь однажды видел этого дракона, да и то всего несколько минут. А что? Это имеет какое-то значение?

— Сем больше он ваз знает, тем лусе вы его понимаете. А сказал он, сто прокатил бы вас, да вы слишком велики.

Киахрон опять засмеялся.

— Велик, это точно! Еще раздавлю тебя, как жука! — Но в глазах его при этом мелькали веселые огоньки.

Пэн повернулся к Пуке и сказал:

«Спроси, можно нам полетать?»

— Сор, Пэн спрашивает, можно ли нам полетать.

— Какие вопросы! Но только если я смогу на вас посмотреть.

— Договорились, сор!

Пука опять забрался на спину к Пэну, и лягнул его в крепкие бока.

«Полетели! И чтоб ничто нас не остановило!»

«Идет!» — откликнулся Пэн.

Они снова взлетели. Кружились и вертелись вдвоем по ангару. Не чистое небо, конечно, но тоже пойдет. Наконец, минут через сорок пять, Пэн остановился, утомленный. Пука тоже устал. Хоть он и не тратил силы для полета, но почти все время гикал и улюлюкал, как дикий индеец, которым, по сути, и был.

Счастливый, он снял с Пэна упряжь.

«Я никогда так не веселился с тех пор, как расстался с папой».

Он перекинул сбрую через голое плечо, и они вдвоем вышли из ангара.

«Это потому, что вокруг тебя — взрослые, — отозвался Пэн. — Ты слишком быстро стараешься вырасти».

Дракон довел спутника до голографического отсека. Убедившись, что там никого нет, он ввел программу, имитировавшую Перн.

«Пошли. Увидишь, о чем я скучаю».

Когда дверь отворилась прямо в громадную песчаную чашу, у Пуки перехватило дыхание.

«Это старый вулкан, верно?»

«Да. Здесь, в другом мире, я родился. Вот по таким местам я скучаю, когда мне одиноко. А о чем ты скучаешь?»

Пэн подвел Пуку к краю большого водоема. Юноша видел высоко в небе каких-то крошечных летунов, а на пляже они были одни.

«О папе. И о «Дерзости».

«Нет. Я не о том. Я знаю, что скучаю по тем, кто вывелся вместе со мной. Скучаю о том, как здорово было учиться. Скучаю по сверстникам. И, конечно, мне недостает Карен. У меня есть Сипак, но это не одно и то же. Она была первой, кого я увидел, выйдя из скорлупы».

— Тогда почему ты здесь?

«Мне уготовано нечто большее, нежели сражения с Нитями. Если верить древним стихам, мне, думаю, предначертано стать спасителем своей планеты. У меня на самом деле не было выбора. Мне необходимо было уйти. Остаться я не мог, — Пэн тяжело опустился в песок, вытягивая предплечье, чтоб поболтать им в воде. — Но взрослеть не начал».

Несколько минут они просидели в тишине. Потом Пэн еще раз спросил:

«О чем ты скучаешь?»

Пука вздохнул.

— Скусаю по друзьям, которые у меня были, пока я не заболел. О том, как нам бывало весело. Мы занимались и играли, стобы стать похожими на своих отцов, а их ответственность на нас не висела. Не надо было заботиться о том, как не опосдать к насалу смены. — Он посмотрел на Пэна. — Мне кажется, я скусаю о друзьях моего возраста.

«Почему ты не попросил отца оставить тебя со сверстниками?» — спросил Пэн.

— Не знаю. Но, когда я проснулся здоровым и никто, кроме папы, не понимал меня, я не хотел, стоб папа уходил, и сам уходить не хотел. Вот и выусил я новый язык и пошел в Академию, стобы сделать ему приятное. — Он прислонился к мягкой шкуре Пэна. — Мне кажется, я никогда не смогу вернуться.

«Значит, как у меня, у тебя по-настоящему и не было выбора. Вырасти ты не успел».

— Но я не думаю, сто, будуси здесь, спасу какую-нибудь планету.

«Все равно ты здесь для чего-то. Ты можешь не знать причины, как знаю я, но ты создан для чего-то. И не имеет значения, что пока тебе не известно, зачем ты здесь. — Пэн хихикнул собственным мыслям. — Теперь я начинаю разговаривать как ты!»

Пука улыбнулся.

— Мне давно хосется задать один вопрос. Ты со всеми ладишь. Ты, кажется, всегда знаешь, сто сказать. И все вокруг позволяют тебе поступать как подростку — а ты подросток и есть. Наполовину взрослое существо. Посему? Как?

Пэн на минутку задумался.

«Помогает то, что я здесь, на «Заре» — член чьей-то семьи. Редко встретишь человека с маленьким сыном и товарищем-юношей, особенно на звездолете. Но Сипак не ждет, что я буду не тем, кем я есть, пока мы в нашей квартире. Когда я на посту, от меня ждут, чтобы я действовал, как ответственный взрослый. Когда я не на службе, я волен вести себя, как хочу. Пытаться взрослеть неким полуобычным образом. А ты… ты слишком стараешься. Ты не расслабляешься, когда свободен. И некому РАЗРЕШИТЬ тебе вести себя как подростку, а ты еще подросток. Ты все время должен действовать как взрослый. И это делает тебя слишком серьезным».

«Это тяжко, Пэн, тяжко. Иногда кажется, от меня ждут слишком многого. Иногда хочется лишь одного: стать таким, как прежде — бегать босиком по полям. Порой хочется вернуть настоящего отца. Бывает, хочу снова стать ребенком. — По его лицу скользнула слеза. — Но не могу. Не могу даже снова быть с папой».

Пэн укутал юношу крылом.

«Ты и я очень похожи. Мы — вдали от наших культур, от семей. Мы — двое детей на корабле, где полным-полно взрослых, и от нас все время ждут, что мы будем поступать, как взрослые. У нас даже нет возможности расти, потому что все думают, будто мы уже выросли. И когда мы «ведем себя как дети», нас за это наказывают. Мне тяжело смеяться и шутить со всеми вместе, — хоть тебе, видимо, и кажется, что я в этом как-то от тебя отличаюсь — ведь каждый ждет, что я буду серьезен все время, прямо как ты. В чем между нами разница? У меня есть Сипак и Саул, а у них есть я. У тебя никого нет. — Пэн крепче прижал к себе Пуку. — Но так не должно быть. Сипак говорит, что ты можешь стать частью нашей семьи, если пожелаешь».

Пука повернулся в драконьих тисках и с подозрением глянул на своего друга.

— И что он предлагает?

«Сипак говорит, что, если ты хочешь присоединиться к нашей семье, требования к тебе будут такие же, как и ко мне. Он никогда не попытается занять место Павла, а ты сможешь наконец стать маленьким. — Пэн приостановился и продолжил: Если у тебя появятся какие-то трудности, ты всегда сможешь подойти к Сипаку или ко мне. Неважно, какие это будут трудности. Я помню, меня мучила такая чепуха! Сипак никогда не засмеется. Он тоже однажды был молод и рос на Земле. Он был примерно в нашем возрасте, когда стал по-настоящему ходить в вулканитское посольство изучать родную культуру, и положение его было во многом сходным. Ему необходимо было стать вулканитом… сделать выбор… хотел он того или нет. Ему необходимо было выбрать между тем, кем он был для окружающих — вулканитом — и тем, как его воспитали. Он решил стать вулканитом, и в то же время решил не подавлять в себе всего того, чему научился на Земле».

— Я смогу приходить, когда захосу? Спрашивать, сто захосу? Снова стать ребенком? — Пука хотел надеяться, но боялся разочарования.

«Ты станешь моим другом и мы сможем вместе расти в таком мире, где не понимают нас и наши чувства. Рядом со мной или Сипаком тебе не надо быть серьезным Аппуктой Чеховым или стараться выглядеть вулканитом вроде Спока. Сипак может быть вулканитом, но он в то же время человек и знает, какие ты испытываешь противоречия. А еще, — Пэн покачал бровями, — он может научить тебя такому, чего ты и представить себе не можешь, — я имею в виду обе стороны того, что ты считаешь своим наследием. Хочешь?» — Сейчас Пэн, казалось, умолял.

«Я очень хочу стать членом вашей семьи, дружище Пэн».

«И стать примером для подражания одному очень озорному восемнадцатимесячному ребенку-вулканиту?» — насмешливо спросил Пэн.

«И быть примером для одного восемнадцатимесячного мальчика-вулканита. Как ты думаешь, Сипак управится с нами троими? А что скажет младший вулканит?»

Пэн рассмеялся.

«Плохого не скажет! Это ведь он сам вызвался! — Подымаясь, он отряхнул шкуру, окатывая Пуку тучей песка. — Пойдем-ка домой. Уже поздно, Сипак будет искать».

Пука отряхнул как мог песок со своих гамашей.

— Ты уверен, сто меня примут?

«Не волнуйся! Увидишь!»

Выйдя из голографического отсека, Пэн записал текущую программу для последующего использования. Потом, не обращая внимания на удивленные взгляды, которыми провожали нашу парочку другие члены экипажа, повел Аппукту домой.

Из едва открывшихся дверей каюты выбежало нечто неопределенной формы.

— Хватайте этого уродца, пока он не добрался до турболифта! — выкрикнул Сипак. — Вы же знаете, что случилось в прошлый раз, когда он бегал по кораблю!

Пэн со смехом сгреб в руки хихикающий комок.

«Опять шалишь, вкуснявка?» — поддразнивая, спросил дракон.

— Не ешь, не ешь! — завизжал Саул. Вывернувшись из неплотной драконьей хватки, малыш подбежал к весьма удивленному Пуке и схватился за его ноги.

— Спаси меня, спаси!

Пука посмотрел на Пэна, как бы спрашивая: «И что же мне теперь делать?» На его вопрос ответил вылетевший из-за косяка Сипак:

— Отлично! Он от вас далеко не ушел.

Уперев руки в бока, вулканит продолжил:

— Ну, и где же вы вдвоем были? К обеду вы не явились, и, разумеется, как всякие мальчишки, ничего не ели. Теперь вы облопаетесь за ужином, а потом, чего доброго, станете жаловаться, что переели. Или вам будут сниться кошмары, и вы не дадите мне спать. — Сипак свирепо глянул на Пэна. — Уж я-то знаю.

Сипак шуганул Пуку и Пэна наверх, а там Пэн обернулся к приятелю и сказал:

«Видишь? Он тебя с радостью принимает. И обходиться с тобой будет так же, как со мной!»

— Песок! — воскликнул Сипак. — Где это вас носило, что в песке вывалялись?! Опять ты, Пэн, по Перну тосковал в голографическом отсеке?

«Не тосковал я, Сипак. Вспоминал!»

— И, всякий раз, как ходишь вспоминать, тащишь сюда песок. А я потом собирай его отовсюду целыми днями!

Продолжая добродушно ворчать, Сипак подхватил Саула, чтобы Пука мог пройти.

— И ты тоже! — Сипак повернулся к Пуке.

— Я? — переспросил парень, удивленный, что внезапно попал в центр внимания вулканита.

— Ты тоже хорош: трясешь песок из этих гамашей. Уверен, что ты посыпал за собой песком весь путь из голографического отсека сюда, и завтра утром я об этом еще услышу. Ладно, переживу и это. Раз уж я пережил, когда Саул носился по всему кораблю, переживу что угодно. — Он показал на ванную. — Там — свежие гамаши. Иди, смени.

— А если не послушаюсь? — спросил Пука немного вызывающе.

— Тогда я сочту, что тут как раз уместно устроить, говоря словами моего отца, «регулировку отношения».

— Регулировку отношения, сор? — с подозрением спросил Пука.

— Добрую старую трепку, — ответствовал Сипак сурово, но почему-то с огоньком в глазах.

Пука засмеялся, но сделал, как велели.

— Доктор Маккой меня уже с этим познакомил, да и папа тоже. Не удивите.

Войдя в ванную, он слышал, как Сипак распекает Пэна.

— Уже портишь парня. Ладно, ты свое получишь. Меня не интересует, где ты избавишься от этого песка, но будет лучше, если ты сделаешь это поскорее. А нет — получишь трепку на свой лад.

«Тебя не интересует, где я избавлюсь от песка? А если прямо на мостике?»

«Попробуй, и уж тогда нигде не спрячешься! Пэн, уйди в Промежуток или еще куда-нибудь, но от песка избавься!»

«Есть, сэр!»

Приведя себя в порядок, Пука почувствовал, что с его плеч словно свалилась тяжеленная ноша. Он знал, что никогда не сможет оказаться дома, и что ему надо исполнять обязанности лейтенанта Звездного флота. И с папой он тоже на самом деле побыть не мог. Но иметь возможность оставаться самим собой — снова просто мальчишкой — почти так же здорово. Пэн относился к нему очень хорошо и с радостью стал бы ему все равно что родным братом. И, если Пуке понадобилась бы его помощь или захотелось бы с ним поговорить, он был всего лишь на расстоянии мысли. О таком друге и мечтать нельзя.

Он шагнул обратно в тот беспорядок, который Пэн называл домом — микрокосм семьи Сипака в нижней части корпуса «Зари Вулкана». И его приняли, как давным-давно потерянного сына.

 

2. НЕВОЗМОЖНО ВО ВТОРОЙ РАЗ ПРОИЗВЕСТИ ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Мичман Пэн, один из немногих оставшихся на борту во время профилактического ремонта на Звездной базе номер 17 сотрудников службы безопасности, обходил вверенные ему помещения. Сипаку пришлось остаться, по крайней мере, на полсрока профилактики, чтобы определить требовавшиеся в лазарете изменения. Потому остался и Пэн. А поскольку он все равно находился на борту, то вполне мог принести определенную пользу. И дракон стал пока частью внутренней охраны.

Повернув налево, в очередной, кажется, бесконечный коридор, — почти все ушли, и от этого коридоры выглядели на самом деле бесконечными — он направился к следующему перекрестку. До перекрестка было уже рукой подать, и тут из-за угла, рассекая воздух, вылетела неясная золотистая тень.

От неожиданности Пэн дал задний ход, пытаясь уйти с дороги. Больше всего, однако, это его движение напоминало прыжок, и он больно шарахнулся о случившуюся позади переборку.

Только успел Пэн разглядеть золотистую тень — которая оказалась огненной ящерицей — как она, пронзительно заверещав, исчезла в Промежутке. Пэн пришел в себя, поморгал, убеждаясь, что ему не привиделся этот маленький крылатый дракон, — он своими глазами не видел ни одной огненной ящерицы с тех пор, как покинул Перн — и послал Сипаку:

«Эй, дружище, не видал ли ты в последнее время огненных ящериц?»

Сипак, сидя за рабочим столом в окружении вороха бумаг, чуть улыбнулся и ответил:

«Не видал, но знаю, что одна должна со дня на день появиться на борту вместе со своим хозяином, который пополнит нашу команду. А что?»

«Да тут одна вот только в Промежуток от меня сбежала. Куда помчалась? — Пэн «болтал», не прекращая обхода. — Она летала по коридорам и случайно наткнулась на меня. Если такое возможно, то я хотел бы извиниться».

«Я выясню, где разместился мичман Сибрук, и дам тебе знать. Все равно он в любом случае рано или поздно должен ко мне явиться для осмотра по прибытии к новому месту службы. А между тем… — Сипак откинулся в кресле и с отвращением взглянул на все еще высившуюся перед ним гору бумаг. — Между тем я устал смотреть на это все. Хватай Саула и давай перекусим. Сибрука с его огненной ящерицей потом разыщем».

«Хватать Саула? — переспросил Пэн; его мысленный «голос» зазвучал почти зловеще. — Интересно… Многообещающе…»

«Пэн! — мысленно крикнул Сипак вслед бронзовому дракону. Не получив ответа, добавил: — Только теперь не выпускай его. Прошлый раз мы два дня в себя приходили».

В ответ донеслось лишь хихиканье. Качая головой, он поднялся, чтобы присоединиться к дракону и своему сыну. Мичман Сибрук и таинственная огненная ящерица могут подождать, пока они втроем поедят.

Пэн направился к себе домой. Заворачивая за угол и входя в двери комнаты отдыха, где они жили, он во второй раз едва успел заметить промелькнувшую рядом с ним золотистую тень. Обращаясь к находившемуся внутри их жилища маленькому мальчику, он послал:

«Пора обедать. Ты закончил заданное тебе сегодня на утро?»

«Да, Пэн», — донесся вежливый отклик.

В три с небольшим года Саул уже становился обычным маленьким вулканитом и мог сам удовлетворять свои основные потребности; можно было не сомневаться, что он будет следовать намеченному для него расписанию. А еще он начал выказывать некоторые унаследованные от матери весьма мощные силы ума, хотя вулканитские знатоки чувствовали, что пройдут годы, прежде чем эти возможности раскроются полностью.

Сейчас он проходил ту же программу, что и его сверстники в школах Вулкана. Но, если ему того хотелось, он все так же мог становиться озорным ребенком-землянином. В конце концов, он и был на три четверти землянином, и это давало себя знать — временами гораздо более, чем того хотелось Сипаку.

Дало это себя знать и сейчас. Пэн вошел, думая найти Саула тихонько ожидающим у компьютера. Вместо этого мальчишка разыскал где-то канат, прикрепил его каким-то образом к потолку и сейчас, вцепившись в канат, летел на Пэна. Джунгли, да и только; не хватало лишь шума.

Безмолвное нападение застало Пэна врасплох. Он только и смог осознать, что какой-то предмет несется ему в лицо. Не успел Пэн и глазом моргнуть, как Саул с хихиканьем на лету соскочил с каната и приземлился дракону на спину. Мальчик рассудил, что, коли он, Саул, начал, Пэн продолжит. Брыкаясь, словно мустанг, Пэн стряхнул вовсю хохочущего Саула со спины на хвост.

Как только мальчик очутился там, Пэн хлестко взмахнул хвостом, подбросив таким образом Саула высоко вверх. Этому весьма способствовал высокий потолок комнаты отдыха.

Проказник несколько раз небыстро перекувырнулся в воздухе и снова плюхнулся в ждущие лапы Пэна. Схватив мальчика и повернув его вверх тормашками, Пэн послал:

«Если мы сейчас же не встретим твоего папу, он нас обоих пришибет».

Повернувшись, он направился к выходу, а Саул хихикал и извивался у него в руках. Дверь открылась, Пэн шагнул наружу… и «поцеловался» с мичманом Сибруком и Зиа.

Пэн остановился, и его глаза зеленым вихрем любопытства устремились на Зиа. Зная, что ящерица поймет его, но не столь уверенный в молодом перините, Пэн послал способом «во все стороны»:

«Кажется, мы уже встречались. Прости великодушно, что испугал — я нечаянно. Твой напарник мне знаком — по крайней мере, его имя. А вот твоего имени я не знаю».

Прежде чем ответить, Зиа поудобней устроилась на плече у Сибрука.

«Меня зовут Зиа. А тебя?»

Пока шел этот, безмолвный лишь для Сибрука, обмен репликами, Саул ухитрился принять нормальное положение. В мгновение ока он привел себя в порядок и стал выглядеть, как и положено ребенку-вулканиту. Но из лап Пэна он не высвободился, а его глаза тоже расширились от удивления.

«Меня зовут Пэн. А это — Саул».

С закружившимися красно-оранжевым возбуждением глазами Зиа повернулась к Сибруку.

«Это Пэн! Ну, ты же знаешь! Тот, о котором написана баллада! Который давно покинул Перн!»

Сибрук стоял, смущенно переводя взгляд то на дракона, то на ребенка, то на свою огненную ящерицу. Он знал, что они беседовали, но понять, о чем, не мог. Потом Зиа стала лихорадочно передавать ему суть разговора.

Не успел он сам спросить о чем-нибудь Пэна, как из-за поворота вышел Сипак.

— Если кому-то пришлось бы дожидаться вас к обеду, этот несчастный скоро умер бы с голоду! — Тут он приметил Сибрука. — О-о. Вижу, у вас — гости.

Сибрук заметил начмеда раньше, чем тот — его. Сосредоточившись, он послал Зиа:

«Уймись! К нам идет кто-то из начальства!»

Зиа по-новому угнездилась у Сибрука на плече, говоря мимоходом:

«Это, должно быть, Сипак, вулканит, о котором я тебе рассказывала. Но почему именно он с Пэном? Я думала, что с ним кто-то другой».

«Другой и есть! А теперь — тихо!»

Сипак взмахом руки позволил Сибруку стоять «вольно».

— Это ни к чему, мичман, во всяком случае, пока мы, по существу — в доке. Кстати, как вы здесь оказались? Я не знал, что на борт уже должно прибыть пополнение.

Немного — но не вполне — расслабившись, Сибрук ответил:

— Сэр, мне было приказано явиться на борт сегодня. Я шел представиться капитану, и тут Зиа — он показал на огненную ящерицу — сказала мне, что на борту — Дракон. Мы решили выяснить, в чем дело. Сэр.

Сипак закатил глаза.

— Немедленно прекратите это дурацкое «сэр». Меня зовут Сипак, а это — Пэн. Имя мое, стало быть, вовсе не Сэр. Пойдем. Мы собирались пообедать. Можете к нам присоединиться.

— Да, с… Сипак. А как же капитан? Мне нужно ей представиться.

Сипак улыбнулся, повергнув в недоумение обоих — и Зиа, и Сибрука. Зиа сказала:

«Вулканиты ведь не улыбаются. Или я ошибаюсь?»

Не дав Сибруку ответить, вмешался Пэн.

«Этот улыбается. Он полувулканит».

Выслушав безмолвный диалог, Сипак сказал:

— Капитана Стар сейчас нет на борту. И вернется она не раньше, чем через две недели. В данные вам указания, вероятно, вкралась какая-то ошибка.

— В таком случае кому же мне представляться? — немного испуганно спросил Сибрук. Он так усердно старался следовать правилам и установлениям, а теперь — эти палки в колеса…

Сипак ненадолго задумался, потом сказал:

— Полагаю, мне. Сейчас я — самый старший по званию на корабле. Я прав, Пэн?

«Думаю, остальные — в чине младшего лейтенанта либо ниже. Таким образом, да — ты самый старший по званию офицер на борту. — Тут в его глазах мелькнул огонек пакостника. — Эй, значит, мы можем приказать что угодно? К примеру, выкрасить все коридоры розовым или оклеить каюту капитана фиолетовыми цветами?»

Сибрук уже начинал — пусть и с трудом — разбирать послания Пэна. Но последнюю фразу он уловил отчетливо. Разинув рот от изумления, он повернулся к Сипаку и спросил:

— Вы не можете этого сделать! Или можете?

Подняв бровь, Сипак ответил:

— Нет. У Пэна богатое воображение, но, пока этому воображению не дают разыграться, все в порядке. — В это время они уже шли по коридору. — Все идет настолько официально, насколько мне хочется. Добро пожаловать на борт. Теперь вы — официально член экипажа. Явитесь на медосмотр, — Сипак взмахнул рукой, — в любое время, начиная сегодняшнего дня, но до возвращения на корабль остальной команды. Между тем не стесняйтесь изучать и корабль, и станцию.

Когда они уселись, Сибрук набрался храбрости спросить:

— Не тот ли Пэн дракон, о котором говорится в балладе, начинающейся словами «С невиданным именем зоркий дракон…»?

— Тот самый. Пэна это временами немного смущает — он испытывает такое чувство, что должен жить, исполняя пророчество. А что? — Сипак откинулся в кресле.

— Разве в той балладе не говорится, что Пэн Запечатлел девушку по имени… — Он с трудом вспоминал это имя. — К'рэн?

Над ними зависла тишина — такая непроницаемая, что Сибруку почудилось, что он мог бы ее потрогать.

Сипак застыл, не донеся вилку до рта, а Саул посмотрел на перинита своими большими глазами. Пытаясь сгладить какую-то допущенную им неловкость, — а в последнем он не сомневался — Сибрук сказал:

— Если вы не хотите говорить этого мне, сэр, то я не настаиваю.

Сипак вздохнул.

— Я все время забываю, что не все знают о случившемся с Карен, особенно на Перне. Прошло всего три года. Может, пришло время для этой истории стать известной всем. Вот расскажу я тебе, и ты, быть может, сумеешь написать достойную балладу в ее честь.

Он снова расслабился и начал все еще причинявшую боль повесть.

 

3. ВОСПОМИНАНИЯ

Сипак не возвращался к своим бумагам ни в тот день, ни на следующий. Воспоминания, которыми он поделился с Сибруком, все еще оставались болезненными — чересчур болезненными, если учесть, что Карен не было в живых почти уже три года. Но в последний год или около того он подавлял мысли о ней и знал, что разговор о Карен мог бы способствовать исцелению душевной раны. В особенности, если он собирался налаживать отношения с кем-то другим.

А отношения, которые его занимали, не уступали в сложности тем, о каких он рассказывал Сибруку. Предметом его дум стала двоюродная сестра Карен — еще одна Карен. Только она имела чин контр-адмирала и командовала собственным кораблем, а заодно и другими в своей области пространства. Сипак виделся с ней снова — совсем недолго, когда два их корабля встретились в космосе и вместе подошли к семнадцатой Звездной базе.

Пэн толкнул локтем своего напарника.

«Я ее тоже помню, Сипак. И боль никуда не делась. Мне надо было исчезнуть в Промежутке, с тобою вместе. Однако жизнь должна идти своим чередом».

«Я знаю, Пэн, знаю. Но временами становится тяжко. Особенно когда кто-то вроде Сибрука напоминает тебе о твоем доме и о том, что жизнь твоя могла обойтись безо всех сложностей Звездного флота. — Он вздохнул. — О доме, какого я никогда не видал, но к которому все же привязан».

«Может быть, однажды ты увидишь мою планету, как я видел твою. До тех пор лучше всего смотреть на нее одним из возможных способов — моими ли глазами, либо глазами Сибрука и Зиа. Он видел родину гораздо позже меня и прожил там много дольше. Общаясь с ним, ты сможешь лучше понять, какая она на самом деле, та планета. — В глазах Пэна закружился быстрый лавандовый вихрь. — Кстати, о нашем друге-перините. Зиа говорит, что они с Сибруком собираются на Звездную базу, и хотели бы знать, нельзя ли им взять с собой Саула».

Сипак поднял голову с ложа. В то утро он не позаботился как следует одеться и все еще оставался в надетых с вечера пижамных штанах. Он только перелез с кровати в теплое гнездо к Пэну.

«Не вижу в этом ничего дурного. Только передай Саулу, что, стоит мне узнать о его плохом поведении — и весь следующий год он с корабля не сойдет».

«Понял, — Пэн еще разок толкнул локтем своего напарника. — Может, заодно еще что-нибудь сделать?»

«Нет. Все в норме».

С уходом Пэна стало тихо. Даже не доносилось обычного гудения двигателей: их заглушили для профилактического ремонта. Сипак заметил, что его одолевает дремота, и не стал с ней бороться.

Проснулся он словно от толчка и ощутил на себе чей-то взгляд. Рядом с ним на полу, опираясь подбородком о скрещенные на коленях согнутых ног руки, сидела контр-адмирал Карен Эмерсон. Увидев, что он проснулся, она заметила:

— Понимаю, что имел в виду Пэн. В жизни не знала, что увижу тебя… задремавшим… средь бела дня. И таким подавленным. Да что с тобой, в самом деле?

— Не знаю.

— От вулканита я жду иного ответа. Очевидно, этому есть некая причина, и, совершенно очевидно, причина сия — тот ваш разговор с Сибруком. Слушай. Ты и раньше говорил о смерти моей двоюродной сестры, но такого не случалось. А почему сейчас? — Карен подалась вперед, не сводя с Сипака пристального взгляда; теперь ее локти покоились на скрещенных по-индийски ногах.

Сипак уселся и хмуро глянул на сидевшую напротив женщину.

— Мне бы надо заняться психоанализом, а не тебе, — заметил он.

— Но тебе же явно чего-то не хватает. И если ты сам себя не анализируешь, кто ж этим займется? Тебе нужно найти в себе причину, по которой ты чувствуешь то, что чувствуешь. И я могу помочь не хуже любого другого. — Карен выпрямилась. — К тому же, сдается мне, я знаю — по меньшей мере, отчасти — что тебя тревожит. Знаешь ли ты?

Двое не сводили друг с друга внимательных взглядов.

— Я могу ждать вечно. А ты?

Сипак снова лег, не готовый к тому, чтобы признать себя побежденным. Но, по мере того, как тянулись часы, а Карен не двигалась и не заговаривала снова, его разум начал задумываться о разном. Если Карен думала, что знала ответ, тогда в прошлом обоих должно быть нечто.

День наступил и прошел. Вечер уже делал тоже самое, когда Сипак спросил:

— А Пэн и Саул?

— Они под присмотром и нам не помешают. Ну что, разобрался?

— Нет, — последовал твердый и быстрый ответ.

— Дам тебе ключ к разгадке. Это случилось около четырех лет назад.

И тут же будто что-то, щелкнув, встало на место. Прошло четыре года, с точностью почти до дня, с тех пор, как они с женой стали близки, буквально в муках Пон Фарр. Поскольку служба их проходила в разных местах, времени провели они вместе немного, но провели весьма пылко. Легче было подавлять эти воспоминания, чем сожалеть о том, чему уже никогда не повториться. Ее смерть, заново пережитая в разговоре с Сибруком, особенно в годовщину их сближения, разворошила воспоминания достаточно, чтобы вызвать, как он теперь понимал, своего рода депрессию. Воспоминания, и хорошие, и дурные, навалились на него, подобно тонне кирпичей — внезапно, всем весом, накопившимся за прошедшие годы. Из-за того, что он подавлял их и не разбирался в них здраво, высвобождение зажатых до поры чувств принесло гораздо больше горя, чем следовало бы. Половодье чувств захлестнуло его, подобно лавине — дикой, неукротимой стихии.

Сипак перевернулся на живот и убаюкал голову в ладонях. Со времени их сближения до ее гибели прошло полтора года, и за этот срок они сумели увидеться два или три раза. Слишком мало воспоминаний, которые можно было бы смаковать, потому он не давал им ходу. Сокрытое добро — все равно что зло. Непрошеные слезы заструились по его лицу.

Чья-то нежная рука стряхнула с его голой спины налипший песок пэнова гнезда. Карен видела его потрясенное лицо и нахлынувший вслед за тем вал чувств. Обычно Сипак выбирал, какие переживания показывать окружающим — теперь выплеснулось непрошеное, нежданное. Вполне достаточно, чтобы подтвердить ее подозрения.

— Подавлял их, а потом отгораживался от них, верно ведь. — То было утверждение, а не вопрос. — Так я и думала. Позволь им выйти наружу. Тогда ты, может быть, сумеешь взглянуть в лицо Сибруку и своим воспоминаниям.

Сипак отвернулся от Карен, стыдясь слез.

— Я не боюсь видеть Сибрука.

— Тогда почему Пэн говорит, а Сибрук подтверждает, что ты не говорил с этим юношей-перинитом с того самого дня, как вы познакомились? И едва говорил с Саулом. Пэн считает — хорошо хоть ты на его вопросы отвечаешь, — Карен нежно погладила его по спине. — Слезы тоже помогают сбросить тяжесть.

— Вулканиты не плачут.

Но этому отрицанию противоречили порывистые рыдания, начинавшие сотрясать его тело.

— А люди — да, — Карен отняла руку, но по-прежнему сидела рядом с Сипаком. — Пэн говорит, что ты плакал в тот день, когда узнал о гибели моей сестры, и несколько дней после этого. Еще он сказал, что с тех пор ты не плакал и почти не говорил ни о ней, ни о тех днях, которые вы провели вместе, ни о ее смерти — разве только тебя к этому принуждали или спрашивали об этом. — Минуту она смотрела на вздымавшиеся рядом с ней плечи, потом спросила: — Хочешь, чтоб я ушла? Кое-что не стоит видеть никому.

— Нет. Останься.

Он перевернулся на спину, привлек к себе Карен и уткнулся лицом ей в колени.

Он плакал, а Карен массировала ему голову и спину. Вулканиты редко допускает внешне проявлять свои чувства, тем более в чьем-то присутствии. И когда они все же дают себе волю, неважно, по какой причине, после этого у них болят мышцы.

Когда поток слез обмелел и иссяк, оставив Сипака ослабевшим от выплаканного горя, Карен помогла ему встать и перебраться на кровать.

— Тебе здесь будет удобней.

Устроив его хорошенько, она пошла было к двери.

— Не уходи, — прошептал Сипак так тихо, что даже Карен с ее обостренным слухом едва уловила. — Останься, прошу тебя.

Карен опять подошла к кровати и села на край. Сипак приподнял покрывала, открыто приглашая. Она скользнула под одеяло и оказалась в кольце его рук. Скоро его подбородок лег ей на макушку.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что осталась. Выслушала. Заставила взглянуть внутрь себя. Спасибо за воспоминания. — Он вздохнул. — За то, что ты — мой друг.

— Тяжко быть тем, кем должен, — ответила Карен. — Для тебя это — быть вулканитом. Для меня — быть контр-адмиралом и за все отвечать. Неважно, каковы причины — это делает необходимым наше одиночество, отсутствие близости с другим человеком. Иногда человеку просто необходимы объятья.

— Или что-то такое.

Сипак устроился поудобней и скоро, измученный, уже провалился в сон. Карен потребовалось немного больше времени, чтобы уснуть — она не привыкла спать с кем-то — но немного погодя они вдвоем мирно отдыхали, угнездившись в объятиях друг друга. На мгновение выглянул из Промежутка Пэн, ощутил, что его напарник снова успокоился, и удалился с зеленым водоворотом в глазах. Теперь, может быть, все опять пойдет своим чередом.

 

4. НЕВОЗМОЖНО ВО ВТОРОЙ РАЗ ПРОИЗВЕСТИ ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Прошло два дня с тех пор, как Сибрук виделся с начмедом Сипаком. По своему опыту, приобретенному на Вулкане, он знал, что во время их застольного разговора заставил Сипака окунуться в довольно болезненные воспоминания. Сибрук лишь надеялся, что не произвел ложного впечатления своим любопытством.

«Я тоже виновата, — заметила Зиа, сидя на его компьютере. — Если б я ничего не сказала, ты бы, может, ни о чем и не спросил».

«Я бы все равно в конце концов спросил его об этом, — ответил юноша. — По крайней мере, хоть он и не разговаривает со мной, но позволяет навещать себя Пэну и Саулу. — Он глянул в закручивавшиеся спиралью глаза золотистой огненной ящерицы. — Что, если я его еще чем-то расстроил?!?»

Зиа склонила голову набок, словно собиралась ответить, но, прежде чем она смогла осуществить свое намерение, раздался стук в дверь. Откинувшись в кресле, Сибрук отозвался:

— Войдите!

Дверь с легким шипением отворилась, и вошла контр-адмирал Карен Эмерсон. Не успела она сказать, чтобы он не напрягался, Сибрук подскочил в попытке встать по стойке «смирно». Его попытка обернулась повторением случившегося в первый день его пребывания на «Заре», с той лишь разницей, что на этот раз он не зацепился за ножку стола, а споткнулся о собственные ноги. И полетел дальше, прямо в руки контр-адмирала Эмерсон.

С необычайной для представительницы рода людского силой она удержала его на ногах и отпустила, лишь удостоверившись, что стоит он устойчиво.

— Не обязательно вскакивать всякий раз, когда в комнату входит старший по званию, в особенности, если эта комната — твоя каюта, — заметила она с улыбкой. — Иначе ты никогда не сделаешь никакой работы и никогда не отдохнешь. Расслабься!

К тому времени Сибрук густо покраснел, а в его мозгу раздавался смех Зиа. Волоча ноги и не смея посмотреть в глаза адмиралу, он промямлил:

— Простите, госпожа адмирал. Кажется, в последнее время вы только и делаете, что не даете мне растянуться на полу.

— Это на меня не похоже. Старовата я, чтоб молодые люди падали у моих ног! — посмеивалась Карен.

Пораженный, Сибрук поднял взгляд и увидел, что Карен смотрит на него с искорками в глазах.

— Это ведь шутка, да, госпожа адмирал? — осторожно спросил он.

Глаза Карен вспыхнули снова.

— Будь добр, не называй меня по званию. Разве не видишь, что я не в форме? — Сибрук закивал, и она продолжала: — Значит, я — не на службе. Поэтому тебе не стоит держать себя так официально. Никаких вытягивании в струнку, и уж конечно, никаких званий!

Сибрук сумел-таки немного расслабиться — достаточно, чтобы заметить:

— Именно так обычно и говорил Сипак.

Выражение лица Карен сменилось на совершенно серьезное.

— Вот о Сипаке-то я и пришла с тобой поговорить.

— Я не делал ничего плохого! А если и делал, то нечаянно! Честно! — вскричал юноша-перинит. — Вы за этим сюда пришли? Рассказать, почему Сипак на меня сердится и уже два дня со мной не разговаривает?

Явно удивленная, Карен ответила:

— Нет! Дело совсем не в том, что ты сделал. Мне только нужно было кое-что уточнить, и, судя по тому, что ты сказал, расспрашивать мне дальше не надо. — Взмахом руки она велела Сибруку сесть. — Я лишь хочу знать, о чем вы говорили и как вел себя Сипак.

Сибрук пожал плечами, но сделал, как его просили. Закончив, он сказал:

— Уходя, он выглядел уныло, даже для вулканита. Нет ли в том вины моих слов или поступков?

— Нет, скорее, ты сделал нечто необходимое. Тебе просто случилось сыграть роль катализатора. — Из взгляда Сибрука почти ушла тревога, и она добавила: — Не ты, так кто-нибудь еще. — Она поднялась, собираясь уходить. — Спасибо, что уделил мне время. Ты очень мне помог.

— Рад, что пригодился, — ответил Сибрук. Когда адмирал вышла, он обернулся к Зиа и сказал:

«Ну, и к чему бы все это?»

«Понятия не имею; может, когда и узнаем!»

Пожав плечами, Сибрук снова стал намечать предстоящие дела.

Сипак пошевелился лишь поздним утром следующего дня. Перекатившись на спину, он потянулся, мышцы рябью пошли по его широкой груди. Открыв глаза, он увидел контр-адмирала Карен Эмерсон, вновь сидящую на полу, скрестив ноги, и смотрящую на него.

— Привыкаешь наблюдать за так называемыми флегматичными вулканитами?

— На самом деле я хотела убедиться, что ты — в порядке, прежде чем отправлюсь обратно на «Карсон». У меня, знаешь, есть и другие заботы, кроме присмотра за ненормальными вулканитами.

Улыбаясь, она встала и подошла к его столу. Взяв два стакана, она вернулась к ложу Сипака.

К тому времени он уселся, свесив ноги. Расчесав пятерней взъерошенные волосы, полувулканит взял у Карен стакан. Отхлебнув и стараясь не поморщиться, он спросил:

— Что это за дрянь?

Она, смеясь, ответила:

— Настой трав, собранных мной во время последней поездки на Землю. С некой добавкой, разумеется.

Сипак пригубил еще и предположил:

— Саурианское бренди? Ты же знаешь, я не пью!

— Я решила, что после вчерашнего — не грех. Как твоя голова?

— На плечах, как ни странно. Но ты ведь зашла не просто убедиться, что со мной все в порядке. Зачем еще?

Усаживаясь рядом с ним на постель, она сказала:

— Отдаю должок одному молодому человеку, с которым только что познакомилась. По правде сказать, он едва не споткнулся о собственные ноги, так хотел меня встретить. — Она хмыкнула.

Сипак поднял бровь.

— Не старовата ли ты мальчикам головы кружить?

— А, ревнуешь! — Сипак слегка позеленел. — Нет, правда, разве тебе не интересно, где прячутся Саул с Пэном?

— Да так, любопытно немного. — Он выжидательно посмотрел на Карен. — Ну и где?

— Сибрук вызвался присмотреть за Саулом — разумеется, с помощью Пэна. — Сипак кивнул. — Тебе известно, что Сибрук вбил себе в голову, будто как-то обидел тебя?

— С чего он взял? Он ничего такого не делал.

— Это ты так считаешь. А он уверен, что ты с ним не разговариваешь два дня из-за какого-то его слова или поступка. — Карен откинулась назад. — Мы-то с тобой понимаем, что это не так, а вот он — нет. Ты же знаешь, как важно для налаживания знакомства первое впечатление.

— Ни в малейшей степени не логично, — заметил Сипак. — На всякие взаимоотношения влияет многое другое помимо того, как ты себя ведешь при первой встрече.

— К нам, людям, это не относится, Сипак. Думаю, бедняга Сибрук никогда не забудет, что случилось во время наших с ним первых — и пока единственных — встреч. — Она опять откинулась и улыбнулась. — Я его имела в виду, говоря о том должочке. Я вовсе не думаю, что он такой уж увалень, каким кажется, но оба раза дело кончалось тем, что мне приходилось подхватывать его, не то он бы себе нос расквасил. Честно сказать, во второй раз мне пришлось его отскребать от себя!

Сипак изумленно взглянул на нее, потом усмехнулся.

— Не может быть!

— Может. Думаю, он будет краснеть, по крайней мере, несколько следующих наших встреч.

Сипак покачал головой.

— Его огненная ящерица, Зиа, немногим лучше. Во всяком случае, Пэн узнал, кто его удивлял. По-моему, Зиа растеряла несколько чешуек.

— А что случилось?

— Они тогда только что взошли на борт. Зиа исследовала корабль и летала по коридорам. Вышло так, что она, ничего не подозревая, поворачивала за угол, и тут ей навстречу — Пэн. Со страху она нырнула в Промежуток. Сибрук говорит, ему понадобилось несколько минут, чтобы понять из ее лепета: на корабле — перинитский дракон. И они пошли нас искать.

Карен засмеялась, мысленно нарисовав соответствующую картинку: огненная ящерица, зашипевшая, будто ошарашенная кошка. Только вместо шерсти в воздух взлетают чешуйки!

— Знаешь ведь, что и Пэн с Саулом вели себя не безупречно.

— Когда я вышел в коридор, они являли собой образчики истинных джентльменов, — не сдавался Сипак. — Что они могли натворить такого, чтобы произвести на Сибрука дурное впечатление?

— Ну, во-первых, Пэн держал Саула весьма непочтительно — я хочу сказать, вверх тормашками — а тот хихикал, словно баньши. Пэн тоже предстал не в лучшем виде. Как он говорит, самым ужасным образом скалил зубы, точно людоед, когда они вышли из вашей каюты и налетели на Сибрука и Зиа. Не самый лучший, сдается мне, способ заводить друзей!

— А я ведь еще говорил Пэну, чтоб они вели себя как следует!

— Нет, ты говорил ему не упускать Саула еще раз. А поскольку тогда начал именно Саул… — Карен снова заулыбалась.

Сипак покачал головой и осклабился.

— Маленький негодник. Так вот для чего им понадобилась веревка… Зря я дал им почитать те романы о Тарзане.

— Вот видишь, произвести благоприятное первое впечатление — это кое-что значит. Потом никогда не представится возможность стереть то, что увидел и во что уверовал человек в самом начале. И Сибрук считает, что он сказал или сделал нечто такое…

— …чем произвел на меня дурное впечатление, — тотчас протрезвел Сипак. — Вот уж не думал, что он так это поймет.

— Я знаю. Тебе надо ему все объяснить, если он еще сам не разобрался. Уверена, из рассказанного ему тобой о себе и Пэне он вычислил, что ты женился около четырех лет назад, — Карен встала с кровати. — Мне надо возвращаться на свой корабль.

— Мне кажется, это может немного обождать, как и мои извинения мичману и его огненной ящерице. — Потянувшись, он ухватил Карен за руку и подтащил обратно. — Мне приходит в голову по меньшей мере одно приятное дело, которым я бы сейчас предпочел заняться. — Притянув Карен к себе, он весьма недурственно ее поцеловал. — Может быть, когда я окончательно поправлюсь, у всех нас появится новая возможность произвести благоприятное первое впечатление!

 

1. НАПАЛИ!

Встреча КК «Карсон» и КК «Заря Вулкана» прошла, как намечалось, и корабли проследовали к семнадцатой Звездной базе. «Заре» требовался мелкий, но очень нужный ремонт, а «Херсону» — пополнить запасы и команду. «Заре», по существу, предстояло провести в доке два месяца, и большей части экипажа предоставили длительные отпуска. Поэтому, когда новоиспеченный мичман Пэн принял мысленный вызов от своей матери, золотой Рамоты с Перна, этого оказалось достаточно, чтобы напугать все еще молодого бронзового дракона. Лишь потом он обнаружил, что разбудил половину оставшейся на борту команды своим мысленным воплем.

Пэн не имел привычки пугаться без причины, да и бояться вообще, но на зов, пришедший с Перна по связывавшим всех драконов психическим узам, нельзя было не обратить внимания. Зов привел в действие все природные инстинкты, с которыми родился Пэн. Эти инстинкты побуждали его поднять голову к небу и кричать — громко кричать о том, что умер еще один дракон вместе со своим всадником. И те же самые инстинкты крепко потянули его обратно на родную планету… велели ему как можно быстрее возвращаться, чтобы помочь воевать с новой напастью. И этой напастью были НЕ Нити.

Рамота никогда раньше не звала ни Пэна, ни какого-либо другого дракона. Поэтому Пэн не имел никаких причин подозревать, что на планете случилась какая-то иная беда помимо Нитей. У Рамоты никогда не было повода говорить с Пэном через световые годы, отделявшие ее от одного из драконов, которым она дала жизнь. На этот раз, однако, в расчет пришлось принять крайнюю необходимость и одну из старых баллад, найденную, когда Пэн вылупился из яйца, в которой предрекалось, что он вернется. Рамота обратилась к Пэну, как к последнему средству, и зов ее усиливала скорбь по драконам и всадникам, бессмысленно погибавшим во множестве, а ее всадница, Лесса, позвала на помощь своих новых друзей — Федерацию.

Пэн едва успел заснуть, как почувствовал «зуд» мысленного вызова краешком разума. Думая, что это — Сипак или Аппукта Чехов, он не обратил на зуд внимания. Но зов становился все более и более настойчивым и смутно знакомым. Когда Пэн открыл свой разум, то сначала услышал мысленные сетования драконов, а потом печальный голос Рамоты.

«Тебе надо вернуться домой, Пэн. Ты больше нашего знаешь обо всех этих вещах. У тебя больше опыта, чем у нас. Ты нам нужен. Теперь же!»

Пэна будто выдернуло из сна.

«Что? Что происходит? Почему умирают драконы?»

«Хохлатые. Они напали на холды и Вейры. Они убивают молодежь. Мы не можем сражаться и с ними, и с Нитями. Нам нужна помощь!»

К тому времени Пэном овладел невольный порыв откликнуться и оплакать своих погибших товарищей, и, вопреки самому себе, он поднял голову. А тут еще подспудный страх и смятение в голосе Рамоты… Впервые в жизни, не в силах справиться со своими инстинктами — инстинктами, которые ему приходилось подавлять с тех самых пор, как он покинул Перн — Пэн до смерти испугался.

«Сипак! Сипак! — затрубил он вслух и мысленно. — Надо спешить!»

Сипак, начмед «Зари» и, после смерти жены, партнер по Запечатлению перинитского дракона, сразу же пробудился и, еще не вполне владея собой спросонья, спросил:

«Куда спешить?»

«На Перн! На них напали! Рамота позвала меня обратно! — В эту минуту Пэн уже с грохотом носился по комнате отдыха, служившей им жилищем. — Они не могут одновременно сражаться с Нитями и захватчиками! Гибнет молодежь!»

Сипак соскочил с кровати и попытался успокоить бронзового.

— Мы не можем отправиться прямо сейчас. До Перна слишком далеко, чтобы перенестись туда без опаски. Сгинем в Промежутке!

«Мы должны! — настаивал Пэн, волнуясь все больше. — Рамота звала!»

В глубине души он понимал, что ведет себя неразумно, но просто не мог остановиться. Все его инстинкты твердили ему возвращаться на Перн — туда, где он появился на свет — и биться за свой народ.

Сипак начинал беспокоиться. Из того, что доходило до него по их с Пэном мысленной связи, Сипак знал: дракон на самом деле старается совладать со своим страхом и природным инстинктом подчинения королеве. Он боялся, что Пэн уйдет в Промежуток без него, если его не удастся успокоить.

— Пэн, возьми себя в руки! Весь корабль перебудишь! Нельзя тебе уходить в Промежуток! — Он потянулся схватить дракона.

Пэн легко сбросил полувулканита. Теперь глаза бронзового безумно вращались, он был едва вменяем. Сипак гадал, чем же именно так расстроила его напарника королева. Из Пэна ему удалось вытянуть только нечто о хохлатых чужаках и о том, что бесцельно гибнут драконы.

Подымаясь с пола, он заметил стоявшего в дверях своей отдельной комнаты без малого трехлетнего Саула. Увидев, что отец обратил на него внимание, он испуганно спросил:

— Что мне делать?

— Сможешь вызвать Пуку? — в свою очередь, спросил Сипак, вновь поворачиваясь к Пэну.

Саул кивнул, и лишь потом сообразил, что отец его не видит.

— Да, папа.

— Скажи, чтобы привел сюда Рида. И пусть вызовет ветеринаров, — Сипак вновь посмотрел на Пэна. — А потом сиди у себя, пока мы не успокоим Пэна.

Саул выполнил просьбу. Сипак слышал, как он говорил по внутренней корабельной связи. Казалось, прошли часы, прежде чем с шипением открылась входная дверь, в действительности же Аппукта Чехов и Рид Гордон вбежали через две минуты. Поняв, в чем дело, они в первую очередь помогли Сипаку загнать Пэна в дальний угол, а затем удерживать его. До прибытия ветеринаров он разбрасывал всех троих не меньше двух раз. Потом им пришлось напрячь все силы, пока ветеринар не всадил дракону достаточно успокаивающего, чтобы тот уснул.

Когда Пэн наконец впал в забытье, ветеринар спросил:

— Хотите, чтоб я остался? Если нет — могу дать вам кое-каких лекарств.

— Не думаю, что это необходимо, — отозвался Сипак. — Когда он проснется, то, надеюсь, поймет, что чересчур перепугался. Его раньше никогда так не вызывали… сначала — возбуждение оттого, что его зовут, а после — известие о чьем-то нападении… — Он покачал головой. — Мне кажется, на его месте любой юнец испугался бы отчаянно. По перинитским меркам он — все еще подросток. А я по-прежнему не знаю, что ему сказала Рамота. — Он посмотрел на беспокойно спавшего дракона. — Но в случае нужды я вас позову.

— Буду недалеко от передатчика. — Ветеринар кивком показал на Пэна. — Он должен проспать часа четыре, если не больше. Я накачал в него столько, что хватило бы утихомирить двух драконов, но пришлось считаться с валами его адреналина.

— Благодарю.

Когда ветеринар ушел, Сипак осмотрел Чехова и Рида, желая удостовериться, что они в полном здравии. Потом вызвал капитана Стар. Введя ее в курс дела и объяснив, почему разбудил, он связался с контр-адмиралом Эмерсон, находившейся на «Карсоне». Они давным-давно с ней дружили, а поскольку «Карсон» специализировался на противодействии терроризму, скорее всего, именно этому звездолету и дадут поручение отправиться на Перн.

Их беседу прервало официальное уведомление Штаба о получении их сведений и о новых приказах. Закончили они разговор после того, как Эмерсон уверила Сипака, что сделает все от нее зависящее, дабы принять его и Пэна на борт «Карсона» на период выполнения этого задания.

Немного времени спустя капитан Стар официально уведомила Сипака, что они с Пэном временно переводятся на «Карсон». Еще несколько членов экипажа, в том числе младший лейтенант Сибрук и его огненная ящерица, Зиа, тоже некоторое время прослужат на Перне. Прежде чем он сможет покинуть «Зарю», Сипаку предстояло проинструктировать своего заместителя и получить твердую копию медицинских файлов на всех членов экипажа, которым предстояло лететь на Перн.

Поскольку «Карсону» надлежало собрать личный состав и запастись всем необходимым, отбыть им предстояло трое суток спустя приема сигнала тревоги. Но Сипак знал: даже имея в запасе это время, они обязательно что-нибудь упустят. Оставалось лишь надеяться, что забытое не окажется слишком уж важным.

Несмотря на опасения Сипака, Пэн проснулся через пять часов после своего умопомрачения в прекрасном состоянии. Подавленный и смущенный поначалу, он воспрянул духом, когда лейтенант Кайлан уверил его, что вел себя дракон, можно сказать, нормально, учитывая известные обстоятельства. Впрочем, едва заметив у Пуки и Рида синяки с шишками, он тут же принялся обильно извиняться. Когда они успокоили его, бронзовый стал собираться.

Большую часть собранного им Сипак отклонил.

— Пэн, тебе не понадобятся ни огненный камень, ни болюйди-трава. На Перне есть и то, и другое. Во всяком случае, мы сможем пополнить собственные запасы, если это нам позволит «Карсон».

«Ты прав, — застенчиво ответил Пэн. — Я просто так привык брать все это с собой, собираясь на задание вне корабля, что действовал автоматически».

— Тебе простительно, — улыбнулся Сипак. — Ты ведь еще и взволнован. Из того, что мне передала капитан Стар, на Перне несладко.

Пэн покачал головой.

«Драконы и всадники умирают. Нити падают, но с ними некому сразиться. Наземные команды перегружены сверх меры. Приходится выбирать: бороться с Нитями и позволить укрепиться чужакам, или воевать с чужаками и позволить Нитям падать и опустошать с таким трудом отвоеванную землю».

Сипак сочувственно положил руку на шею Пэну.

«Нелегкий выбор. Но мы поможем».

«Это мой удел… то, для чего я родился. — Пэн взглянул на своего напарника. — Что, если я не справлюсь?»

«Справишься, Пэн, справишься».

Днем позже они нуль-транспортировались на «Карсон», со всех сторон увешанные поклажей. Пэн волновался и тревожился, а Саулу происходящее казалось легким ветерком. Сипак уповал только на то, что дела не так плохи, как думают, и удастся быстро все уладить. Пэна отправили в голографический отсек, одно из немногих достаточно больших помещений, где он мог разместиться, а Сипака и остальных прибывших с «Зари» поселили на той же палубе. Каждый с нетерпением ждал, когда же они попадут на Перн, и хотел как можно скорее покончить со всеми неурядицами. Они и не подозревали, что на самом деле ожидало и их, и Перн.

 

2. ПРИЗЕМЛЕНИЕ

Путешествие на «Карсоне» до Перна оказалось не слишком долгим, но определенно прошло в тесноте.

Прибытие десантников означало для Пэна смену местообитания — ему пришлось сменить голографический отсек на одну из комнат отдыха. Так как комнаты отдыха на «Карсоне» значительно меньше таковых «Зари», Пэну там было не повернуться. Но он сумел.

Когда командир десантников узнал о том, кого они согнали, он пригласил Пэна обратно, чтобы дракон разделил спальное место с космопехотой на время перелета, и Пэн согласился, радуясь возможности снова расправить крылья…

Кульминацией полета стало показательное выступление в голографическом отсеке. Перво-наперво Пэна представили капитану Джейсону Робертсу и дали им достаточно времени, чтобы получше узнать друг друга (то есть, капитан Робертс смог его слышать). Потом Робертс вернулся в голографический отсек подготовить своих людей.

Пэн ждал вызова младшего лейтенанта Аппукты Чехова, чтобы Промежутком отправиться туда же.

Он появился в воздухе над десантниками с распростертыми крыльями, едва не касаясь потолка. На мгновение бойцы космопехоты совершенно обалдели, но пришли в себя, как только Пэн опустился на пол. Пока Робертс пересказывал первое послание Пэна, дракон переговорил с Чеховым и дал ему указания.

Взволнованный Чехов прочистил горло, надеясь, что голос его не подведет, и объявил:

— Пэн покажет, как перинитские драконы жуют огненный камень и пользуются пламенем. На Перне они жуют огненный камень, только когда падают Нити. Пэн, однако, с помощью пламени делает многое другое, и весьма умело. Он может управлять длиной и временем извержения огня, а иногда — и его интенсивностью. Огненные ящерицы, маленькие подобия драконов, — тут Чехов указал на Сибрука и золотую Зиа, — тоже могут жевать огненный камень и жечь Нити.

Глядя на Пэна, он послал:

«Можешь начинать когда угодно. Где мне стать?»

«Начни с дальней стены. Потом двигайся вперед, каждый раз на метр, пока я тебя не остановлю».

Подойдя к стене, Чехов сказал:

— Пэн покажет, как ловко он может управлять своим пламенем. Он изрыгнет огонь в мою сторону, но не причинит мне вреда. Тем не менее, сначала он покажет, какова обычная длина струи огня.

Пэн забился в угол голографического отсека и с хрустом вжался в стены, съежившись, как только мог. Потом дракон выпустил струю пламени, лизнувшую противоположный верхний угол отсека.

Когда пламя погасло, Пэн вернулся в первоначальное положение и начал показательное выступление.

Когда он закончил, Чехов, потный и умирающий от жары, но не тронутый огнем, стоял в десяти метрах от дракона. Пэн исчез на несколько минут, чтобы избавиться от золы огненного камня и облачиться в упряжь, затем вернулся.

Оставшуюся часть демонстрации провел Чехов, объясняя десантникам, каким образом всадник надежно закрепляется на спине у дракона, как пристегиваются пассажиры, и что одевают те и другие, дабы вытерпеть холод Промежутка.

Сибрук и Зиа тоже продемонстрировали возможности огненных ящериц.

Представление наблюдали не только десантники.

В голографическом отсеке присутствовало и несколько членов экипажа. Это помогло немного ослабить напряжение и частично подготовить команду к тому, что им предстояло. Кроме того, демонстрация, несомненно, обеспечила перерыв в плотном распорядке, которому вынужденно подчинялся корабль.

Когда «Карсон» вышел на орбиту Перна, с противоположной стороны планеты показались два корабля.

— Определите, кто такие, мистер Фенске, — коротко приказала контр-адмирал Эмерсон. — А вы, коммандер Сиверт, посмотрите, нельзя ли выяснить, куда они могут направляться.

Весь персонал мостика тут же углубился в работу на своих постах.

— Хотите наметить курс преследования? — спросил Сиверт, не прерывая работы.

— Нет. Мы здесь, чтобы помочь Перну. Но я хочу знать, не летят ли они куда-то конкретно — например, в другую звездную систему, где уже есть наши люди. Мне известно, что эти пришельцы нападают на другие планеты неподалеку, но самое малое, что мы можем сделать — это предупредить посланные нами отряды, если именно эти чужаки намереваются отправиться к ним. У наших своих дел хватает, чтобы им на головы еще одна забота валилась. — Поворачиваясь к рулевому, она приказала: — Лейтенант Трент, выходите на обычную орбиту. Мичман Борн, мне как можно скорее нужна связь с планетой.

— Они уже знают, — заметил Сипак, входя на мостик. — Пэн говорит с Рамотой и Лессой. Они ждут нас, как только мы сможем нуль-транспортироваться. К тому времени Пэн снабдит нас соответствующими координатами.

Контр-адмирал Эмерсон кивнула.

— Но мне все же хотелось бы иметь словесную связь с находящимися на поверхности. У них есть там, внизу, необходимое оборудование? — Она вопросительно посмотрела на Сипака.

— Нет. Все, чем они располагают — передатчик дальней связи для экстренных случаев.

Карен еще раз повернулась к офицеру связи.

— Нужно подготовить к отправке вниз все оборудование, какое только вы сможете достать, и людей — научить тамошних обитателей пользоваться им. Когда Пэн окажется на планете, мне понадобятся более мощные средства связи с кораблем, чем карманные передатчики.

— Есть. — Борн снова все внимание перенес на свой пульт и углубился в работу.

Сипак коснулся плеча Карен.

— Я, собственно, вот за чем пришел. Пэн желает знать, можно ли ему спуститься на планету. Я отправлюсь вместе с ним, а со мной — лейтенант Сибрук и Зиа.

Карен подумала немного.

— Пусть подождет. Сначала мне хотелось бы выяснить, куда направляются эти корабли и нет ли других на орбите. Я понимаю, как не терпится Пэну спуститься вниз. Мне — тоже. И все же я должна убедиться, что других затруднений не будет.

«Я подожду, Карен, — сказал Пэн у нее в мозгу. — И Рамота, как и Лесса, понимают: необходимо сделать кое-что, прежде чем мы сможем нуль-транспортироваться. Она просит передать, что, когда мы приблизились к планете и оказались в пределах досягаемости сенсоров, чужаки стали стягиваться воедино. Сейчас их атаки ослабли».

«Спасибо». — Она обратилась к работавшим на мостике:

— Чужаки пока не нападают. Этого я и добивалась.

Она быстро отобрала несколько членов экипажа, которым предстояло высаживаться на Перн. Каждому дали задание прибыть в свой Вейр, чтобы выяснить обстановку и какая именно помощь требуется.

— Я отправлюсь в Вейр Бенден встретиться с его Предводителями. Со мной будут Пэн и Сипак, а также лейтенант Сибрук и Зиа.

Она отбарабанила еще несколько имен, словно заранее думала об этом. В список вошли лейтенанты Чехов и Гордон.

Едва получив разрешение, Пэн и Сипак перенеслись в Вейр через Промежуток. Пэн появился высоко над Бенденом, а затем начал кругами снижаться. Оба хотели дать возможность Карен и другим нуль-транспортироваться и представиться предводителям. Они, однако, никак не ожидали того, что увидели, приземлившись, наконец, на песок перед королевским вейром.

Нескольким драконам и всадникам оказывали помощь целители. Слышались стоны раненых: и драконов, и людей.

«Это не ожоги Нитей», — заметил Пэн своему всаднику.

«Откуда ты знаешь?» — спросил Сипак.

«Я обжигался раньше. Я знаю. Эти раны — от чего-то другого… более смертоносного. — Пэн заговорил серьезно и скорбно: — Мне сказали, что они пострадали при защите одного из больших холдов от нападения чужаков».

Сипак соскользнул со спины Пэна.

«Нужно взглянуть на эти раны. А еще мне понадобятся люди с корабля и все необходимое. Не думаю, чтобы у перинитов нашлось то, что потребуется для лечения».

«Карен не хочет сейчас посылать сюда еще людей. Она желает получше оценить положение. Но говорит, что ты можешь запросить все требуемое оборудование и материалы».

«Придется так и сделать».

Стащив летный шлем, Сипак удостоился нескольких недоуменных взглядов. Остроконечные уши и наискось поднятые брови достаточно отличали его от других, чтобы привлекать внимание. Но когда он стремительно включился в работу, начав осматривать раненых, его внешность перестала удивлять окружающих, сменившись уважением, достойным Мастера целителей.

Сипак лишь один раз посмотрел на драконов и сказал Пэну:

«Свяжись с Карен. Пусть пришлет сюда ветеринара, если у нее есть. Он должен больше моего знать о животных… особенно разумных. Этим драконам нужна более квалифицированная помощь, чем я могу им оказать».

«Будет сделано».

Немного спустя, замерцав, материализовалось еще что-то. Скоро тут и там, мерцая, рядом с пораженными перинитскими целителями начали материализовываться оборудование и материалы.

Но стоило показать лекарям, как пользоваться присланным, и они перестали удивляться, начав быстро осматривать больных и, напутствуемые несколькими словами Сипака, перевязывать раны.

Когда обо всех пострадавших позаботились, Пэн сказал:

«Лесса хотела бы встретиться, если ты свободен».

Сипак посмотрел на свою окровавленную одежду.

«Могу пойти прямо так, если она желает».

Пэн мысленно хмыкнул.

«Она видывала виды и похуже. А Карен добавляет, чтобы ты взял с собой свое барахло и двигал туда».

Сипак вошел, как сообщил ему Пэн, в зал собраний; Лесса встала, приветствуя его. Сипаку показалось, что она собирается протянуть руку, но потом ему пришлось сдерживать усмешку, когда всадница неуклюже вскинула руку в вулканитском приветствии.

— Я тоже рад познакомиться с тобой, Предводительница Лесса, — сказал он в ответ.

Лесса невесело улыбнулась.

— Жаль, что нашу встречу омрачают известные события, — отозвалась она. — Садись, пожалуйста, Сибрук. — Лесса показала туда, где устроился молодой человек (огненной ящерицы при нем не наблюдалось), — рассказал мне о смерти твоей супруги и о том, как ты оказался связанным с Пэном. Мне очень жаль. Твоя жена была хорошая женщина. О ней будут тосковать.

— Благодарю, — Сипак сел на указанное место.

— А теперь… — начала Карен. — Что ты выяснил?

Сипак описал разные виденные им раны, потом сказал:

— Пэн уже говорил мне, что это — не ожоги от прикосновения Нитей. Не вполне уверен, какое именно оружие их вызывает, но знаю наверняка, что оно похоже на огнемет. Это подтверждает характер ожогов и у драконов, и у всадников. Чужаки располагают еще и чем-то сходным с фазерами.

Трудно судить о размахе поражающего действия, но, судя по тому, что мне рассказывали, уровней оглушения жертвы — несколько. Есть и несколько степеней термического действия. Самые тяжелые раны, которые я до сих пор видел, напоминают следы клингонских дисрупторов. — Он повернулся к Лессе. — Те, кто получил такие раны, не выживут… уже. Если бы мог начать лечение раньше… — Он умолк, зная, что, когда умирают всадники, умирают и их звери.

— А драконы? — спросила она.

— Эти фазеры — или дисрупторы — кажется, не действуют на драконов. Им страшны только огнеметы, — Сипак посмотрел на свои сложенные пирамидой пальцы. — И еще встречались длинные рваные раны, полученные в редких рукопашных схватках. У этих хохлатых чужаков — кстати, крылатых и очень неплохо летающих — есть короткие и длинные мечи, да еще когтистые конечности. На руках — по четыре пальца, в том числе противостоящий большой. Мне понадобится тело, чтобы исследовать их внутреннее строение и выяснить, как можно с ними бороться.

Карен кивнула, а с ней и Лесса. Потом жительница Вейра заметила:

— Ф'лар — в том холде, на который нападали, старается узнать что-нибудь еще. Он должен скоро вернуться. Может, кого-то из чужих сумели убить или взять в плен. Но до сих пор всех, кого нам случалось умертвить, уносили их соплеменники. Насколько мне известно, никому не удавалось увидеть пришельцев вблизи.

Вынимая передатчик, Карен попросила:

— Дайте мне капитана Робертса.

— Здесь Робертс.

— Мне нужен для исследования чужак. Живой или мертвый — неважно. Способ — на ваше усмотрение.

— Слушаюсь, госпожа адмирал.

Карен чуть ли не слышала, как щелкнули его каблуки, но знала: приказ будет выполнен.

— Не могу сказать, когда именно мы добудем чужака, но со временем — непременно.

— Стоит узнать, кто нам противостоит, — и мы поймем, как с ними бороться. А мы обязательно с ними сразимся.

Лесса встала, заканчивая встречу.

— Пэн знает, где меня найти. А через него я буду знать, где найти вас. — Тут ее плечи поникли. — Пойду к раненым. Среди них — мой сын.

Сипак услышал неясное эхо, а потом затрубили драконы: еще один их сородич ушел в Промежуток, когда умер всадник. Карен тоже встала и сказала:

— Мы остановим эти смерти. Обещаю.

— А как быть с другой нашей битвой? Битвой с Нитями? — спросила Лесса. — Эти смерти обескровливают нас, и нелегко найти замену погибшим, хоть сейчас и выводится многочисленное потомство.

— Сделаем, что можем. Не могу обещать, но что-то будет сделано. — Когда Лесса вышла, Карен положила голову на руки. — Сибрук, опроси всех, кто видел этих чужих, и собери воедино все данные о том, как они выглядят, и как пытались отразить их удары. И что могло бы убить их.

— А я продолжу заниматься с пострадавшими и учить перинитских целителей, как обращаться с теми редкостными ранами, которые им приходится лечить. — Сипак встал и вызвал Пэна:

«Если услышишь об очередном нападении — дай знать: я хочу увидеть пришельцев. Ясно?»

«Понял».

Теперь начались ожидание вестей и работа по их добыче.

 

3. СРАЖЕНИЕ

После высадки на планету контр-адмирал Эмерсон поручила младшему лейтенанту Аппукте Чехову побеседовать с местными жителями и постараться определить, где прячутся пришельцы.

Сначала окружающее население поглядывало на молодого лейтенанта искоса, но, выяснив, что парни его возраста обычно еще были подмастерьями или воспитанниками Вейров и периниты не привыкли видеть юнцов распоряжающимися, он перестал обращать на это внимание. Когда прошла молва, что Чехов — член экипажа «Карсона», каждый стал ему помогать.

Узнав от нескольких человек, что чужих стали чаще видеть на Южном Материке, Чехов попросил разрешения — и получил его — предоставить ему дракона, чтобы добраться Промежутком до поселка Древних. Аппукта связался с кораблем и попросил нуль-транспортировать костюм для прыжков через Промежуток, специально для него сделанный Сипаком. Облачившись в присланное снаряжение, он стал ждать обещанного всадника на берегу озера.

Подошедшего голубого всадника совершенно потрясло открытие, что именно Чехова ему предстоит доставить на Южный Материк.

— Так это ты — со звездного корабля? — спросил он, с ног до головы оглядывая одетого по всем правилам юношу.

— Да. Мне сказали встретить тебя здесь. Значит, я с тобой полечу в поселок Древних? — повторил Чехов, на сей раз — не вполне уверенно.

— Но на тебе уже летный костюм! Мне говорили, что ваш народ не привык летать в Промежутке. Я принес тебе кое-какую одежду, надеясь, что она подойдет. — Он показал Чехову потрепанный набор летного снаряжения, который держал в руке.

— Ну! Летать я привык! Мы с Пэном — почти как братья.

И снова голубой всадник недоуменно посмотрел на Чехова. Потом пожал плечами и взмахом руки позвал парня за собой, к терпеливо ожидавшему голубому дракону.

Чехов уселся за спиной всадника и застегнул нужные ремни.

— Я готов, — сказал он и подобрался, готовясь к прыжку в небо и холоду Промежутка.

Когда дракон с седоками появился высоко над старым вулканом, там едва рассвело. Голубой сразу круто пошел на снижение, и полет до места занял лишь несколько минут. Когда они соскользнули с драконьей спины, всадник объяснил Чехову:

— Мы сделали это, чтобы избежать нападения. На наше счастье, в небе еще нет хохлатых.

Чехов кивнул. Всадник быстро провел юношу к зданию, вокруг которого суетились люди, и звездолетчик скоро понял, что это и есть тот самый компьютерный комплекс, о котором говорил Сибрук. Несколько вопросов — и молодой картограф уяснил, что периниты в последний год стали чаще пользоваться комплексом. Чехову кое-что пришло в голову, он вызвал «Карсон», связался с лейтенантом Сетоном, офицером научной части, и задал ему несколько вопросов. Вулканит просканировал район комплекса, и подозрения Чехова подтвердились: в космос уходили посылаемые компьютером излучения, притом довольно сильные.

Чехов задал еще несколько вопросов, и примерно выяснил, где чаще всего появляются чужаки. Решив воспользоваться навыками картографа, он попросил голубого всадника полететь с ним туда, откуда выходят чужие.

— А если они появятся? — опасливо спросил всадник.

— Тогда уходи в Промежуток. Не желаю, чтобы тебя или твоего дракона ранили из-за меня, — ответил Чехов. И добавил про себя, что уж его-то самого, случись ему пострадать, Сипак вместе с контр-адмиралом Эмерсон вовсе прибьют.

Картограф заметил в половине дня лету от Двуликой горы и поселения Древних, в горах Восточного Барьера, большое расчищенное место, на котором что-то затевалось. Голубой и его всадник встревожились при виде происходящего внизу, но навстречу им ничто не взлетело.

Удовлетворенный, Чехов вернулся на корабль доложить контр-адмиралу Эмерсон. Он, волнуясь, стоял на мостике, рассказывая ей о том, что узнал, и закончил так:

— Судя по рассказам беседовавших со мной людей, в течение последнего года компьютером пользуются чаще — с тех пор, как периниты научились с ним обращаться. Я взял на себя смелость просить лейтенанта Сетона, — тут он с тревогой глянул на контр-адмирала Эмерсон: он не спросил ее разрешения на это, но ведь она ГОВОРИЛА ему предпринимать все возможное для определения местонахождения чужаков, — просканировать окрестности. Он сказал мне, что компьютер посылает в космос какие-то излучения. Довольно сильные. Возможно, именно это и привлекло чужих.

— Благодарю вас, мистер Чехов.

Карен откинулась в кресле. Ночевать она возвратилась на корабль, но несколько отрядов, включая подразделение охраны, состоявшее из десантников, оставила внизу. Сипак с Пэном, как и Сибрук с Зиа, тоже вошли в число оставшихся. Сипаку предоставили пустовавший вейр в Бендене, а Сибрук решил навестить родителей.

— Если выясните что-то еще — дайте знать.

Внезапно по всему кораблю включились сигналы тревоги.

— Доклад! — скомандовала Карем. Чехову она указала на место позади своего кресла. Он сделал, как велели, в какой-то степени польщенный, что ему позволили остаться.

— Приближаются два корабля. Незнакомой конструкции. По-видимому, это — либо те самые, которые вчера покинули орбиту Перна, либо очень похожие на них. — Коммандер Фенске обернулся к пульту. — Сканирую.

— Включить защитные поля. Подготовить вооружение. Но без приказа огня не открывать. — Карен крутанулась в кресле, поворачиваясь к офицеру связи. — Мичман Борн, сообщите на планету о приближении этих кораблей. — Потом сосредоточилась и мысленно произнесла:

«Пэн. Приближаются чьи-то корабли. Подымай тревогу. Надо известить драконов, а ты это сумеешь быстрее всех».

«Думаешь, дело серьезно?»

«Считай, что так».

Карен вернулась к неотложным делам, надеясь, что по возвращении этих двух кораблей война внизу не вспыхнет с новой силой.

А в Бенден Вейре Пэн поднял тревогу, позволив затем Сипаку надеть и проверить упряжь. Сипак приладил свое собственное летное снаряжение, и Пэн встал на уступе, готовясь к взлету. Когда вулканит уселся на место, Пэн подобрался и прыгнул высоко в воздух.

«Хорошо, что здесь небольшая сила тяжести, — заметил он напарнику. — Это делает меня более подвижным. Я могу летать быстрее других!»

Сипак засмеялся.

«Чего доброго, еще вздумаешь круги вокруг них выписывать! Но нам стоит задуматься о другом. Мне нужно поближе на этих чужаков посмотреть, и лучше, чтоб мы с тобой при этом не пострадали. — Он наклонился к шее дракона. — Как только услышишь о каком-нибудь нападении, говори мне. И вези меня туда».

«Понял».

Они вдвоем присоединились к строю драконов над ними. Поскольку в этот день еще и падали Нити, большинству предстояло сражаться с ними. Но другие ждали сообщения о возможных вылазках чужаков.

Вдруг Пэн сказал:

«Нерат. Они — близ Нерата!»

Тотчас одно Крыло драконов со всадниками ушло в Промежуток, а за ними — и Пэн с Сипаком. Пэн уже успел получить от одного из всадников образ места назначения. Они вынырнули под освещавшее белые пляжи холда горячее полуденное солнце. Бенденское Крыло встретили Крылья из других Вейров.

«Пока это — единственное нападение. Но несколько всадников уже пострадали от Нитей, потому что не выспались».

«Пэн, надо подобраться поближе. Постарайся обойти их и приблизиться с тыла».

«Сипак, мне эти места не знакомы. Я мало куда могу попасть через Промежуток».

«Не беспокойся. Но мне нужно их увидеть».

Пэн сообщил вожаку Крыла о том, что они собираются сделать, и покинул строй. Он пропустил остальных вперед, потом провалился вниз и назад, чтобы иметь возможность флангового маневра.

Подождав, пока бой пронесется над ними, Пэн взмыл вверх, в тыл неприятельскому строю.

«Гляди-ка скорей, Сипак. Другой такой возможности может и не быть».

«Все, что мне нужно — один быстрый взгляд».

Сипак пригнулся к шее Пэна, и молодой дракон влетел во вражеские ряды. Единственным его оружием было пламя, и Пэн использовал его весьма умело. Их появление не просто удивило чужаков — оно повергло их в полнейшее замешательство. Крылатые создания рассыпались во все стороны.

Огонь Пэна зацепил одного из них, и тот, не в силах выровняться, начал кругами снижаться к воде. Но, прежде чем остальные драконы смогли приблизиться на расстояние атаки, Сипак услышал громкий, похожий на пронзительный птичий вскрик, приказ. Чужие, включая того, чье крыло поразил Пэн, развернулись к Южному материку, и нажали кнопки на доспехах, прикрывавших им грудь. Тотчас у них из ранцев вырвалось пламя, и чужаки пулей унеслись прочь — драконам нечего было и думать их преследовать.

— А я-то удивлялся: как они так быстро перемещаются туда-сюда без наземной поддержки, — пробормотал Сипак. И, выпрямившись, скомандовал:

«Давай на корабль, Пэн. Надо все это записать, пока не забыл».

«Только скажу Ф'лару, где нас искать. Он возглавлял этот полет».

Вернувшись на звездолет, Сипак тотчас сел за свой терминал и ввел то, что им удалось обнаружить. Очевидно, эти существа обладали высокоразвитой технологией — они овладели искусством космических полетов и располагали ускорителями реактивного типа. У них было по шесть конечностей: две руки, две ноги и два крыла. Насколько он заметил, крыльями они пользовались для полета, а ускорители применяли, когда требовалось набрать большую скорость; при этом, включая двигатели, крылья они складывали вдоль тела. Судя по его прикидкам, росту в них было футов восемь, а размах крыльев составлял не менее двенадцати.

Нападали они беспорядочно; впрочем, поскольку Сипак видел лишь одну атаку, достоверным это суждение считать не приходилось — по крайней мере, пока. Как установили ранее, оружие их составляло, во-первых, нечто, напоминавшее фазер, во-вторых, что-то похожее на дисруптор, и, вдобавок ко всему, — короткий и длинный мечи. Сипак разглядел когти на руках и ногах — видимо, они могли втягиваться.

Со стороны казалось, что тела пришельцев покрывают перья, но Сипак знал, что эти «перья» способны отражать пламя. При ближайшем рассмотрении они выглядели почти металлическими. Этих перьев не было только в некоторых местах. Вот каких: под лопатками, там, где к телу присоединялись крылья, и вдоль позвоночника; на лице; в области половых органов; и, что особенно примечательно — в V-образной зоне, основание которой начиналось у шеи, а вершина треугольника — посередине живота. Доспехи, которые носили чужаки, прикрывали эти области, но не все. Хохолки у них на головах, по-видимому, представляли собой густо растущие перья — головы чужаков словно прикрывали шлемы. На несколько дюймов перья выдавались над лицом, в какой-то степени защищая его. Судя по тому пронзительному приказу, у чужих имелся своего рода звуковой язык.

Сипак находился у себя в каюте, когда его вызвала Карен.

— Пэн говорит, что тебе удалось вблизи рассмотреть одного из чужаков. Есть что добавить к уже известному?

— Через несколько минут я введу все в компьютер и подготовлю справку. Еще на кого-то внизу нападали?

— Один раз. Десантники докладывают, что атаковали холд Бухту. Они открыли ответный огонь из фазеров, — она помолчала немного. — Фазеры, даже фазерные винтовки, оказались совершенно неэффективными. По меньшей мере, для того, чтобы убивать. Однако, при установке фазерных винтовок на максимальную мощность определенно удалось оглушить одного из них. Больше ничего сделать не успели — чужие прекратили налет. Очевидно, их удивило наше сопротивление — настолько, что они отступили. На какое-то время…

— Но мы знаем наверняка, что огонь на них подействует, — заметил Сипак. — Пэн, без сомнения, вывел из строя одного из них, а Ф'лар говорил мне, что их можно убить, если достаточно часто доставать огнем. Но он не мог сказать, убивает ли их огонь или беспорядочное падение с высоты, когда они больше не в состоянии лететь.

— Буду иметь это в виду. — Карен опять примолкла. — Назад собираешься?

— Как только проведаю Саула. Надеюсь, он прилично себя ведет.

— Как маленький космодесантник, — хмыкнула Карен. — По правде говоря, думаю, он всю команду очаровал. Они чуть ли не дерутся, только бы посмотреть за ним.

Сипак улыбнулся.

— Поглядим.

Но у дверей их каюты его встретил ребенок более серьезный, чем обычно.

— Что случилось, сынок?

— Пап, я по тебе скучаю. И по всем остальным. Можно, я сегодня пойду с тобой? — Саул умоляюще посмотрел на него снизу вверх. — Я буду хорошо себя вести.

— На планете тебе будет так же одиноко, как и тут. Возможно, мне и там придется часто отлучаться.

— Но я знаю, что там я тебя увижу. И ты говорил, что там есть другие дети. А здесь нет. Ну, пожалуйста!

Сипак пригнулся и заглянул в глаза сына.

— Надо будет делать то, что я тебе скажу, а если я тебя с кем-то оставлю — не отходить от этого человека. Обещаешь?

— Да!

— Тогда хватай свою одежду и все, что может понадобиться, и встречай меня у Пэна. Если отправишься со мной — поспеши, у меня есть срочные дела.

— Спасибо, пап!

И Саул с горящими глазами побежал готовиться к путешествию. Сипак покачал головой, зная, что, возможно, пожалеет о своем решении, но знал он и то, как одиноко было Саулу без него. Впрочем, его сыну могут пригодиться новые впечатления, и мальчик чему-то научится.

Начмед вызвал Карен и сообщил ей, что забирает Саула с собой, а затем сходил в лазарет за подкожным радиомаячком. Входя в обиталище Пэна, Сипак сказал:

— Мне нужно ввести тебе это под кожу, Саул. Будет больно, но только несколько минут. — И, увидев вопрос в его глазах, добавил: — Это нужно, чтобы на корабле всегда знали, где ты. Я не хочу тебя потерять.

Хоть и предупрежденный, Саул все равно заплакал; слезы катились по его щекам, личико сморщилось — мальчик изо всех сил старался быть храбрым. Когда Сипак пристегнулся в пэновом седле сам, а потом надежно затянул ремни сына, слезы прекратились. Как только они уселись, Пэн перенес их Промежутком в Вейр Бенден.

 

4. ЗАБЫТАЯ САГА

— Пойдемте! — изо всех сил дергал Сибрук Сипака. — Вам будет интересно посмотреть на это!

— Что там такое?

Они уже пробыли на Перне почти два месяца, да так и не сумели выяснить о нападавших чужаках больше того, что обнаружили в первые дни. Вылазки пришельцев продолжались, но вмешательство Федерации уменьшило причиняемый перинитам и их культуре ущерб: всадники смогли сосредоточиться на войне с Нитями, ради которой они и существовали. Топтание не месте начинало надоедать Сипаку.

— Вы разве не слышали, какая поднялась суматоха? Одна из королев начала пить кровь — близится брачный полет! — Сибрук не отпускал упиравшегося вулканита. — Это будет первый полет Парланты. Всем не терпится узнать, кого она выберет.

Сипака помимо его воли начинало охватывать любопытство. Не желая, однако, чтобы выглядело так, будто он согласился с чрезмерной готовностью, он спросил:

— А тебе разве не надо помогать перебирать старые записи, найденные в нижних пещерах Вейра? Насколько я знаю, Лесса говорила, что они обнаружили там битком-набитую большую комнату.

— Это подождет! Тут поинтересней будет! — Договаривая последние слова Сибрук понял, что Сипак заколебался. — Вы все время говорите о своем желании побольше узнать о драконах. А эта возможность — не хуже других. И, если мы пробудем здесь достаточно долго, вы сможете увидеть, как дракончики выводятся из яиц.

— Ну, хорошо, хорошо. Уже иду! — Когда они вышли на взморье, Сипак спросил: — Так как же решает королева, кто и какого цвета ее догоняет?

Завладевший вниманием начмеда молодой перинит объяснил:

— Обычно в брачный полет поднимаются только бронзовые. Иногда может попытать счастья какой-нибудь коричневый покрупнее. Завоюет королеву самый быстрый из бронзовых. Обычно королева и ее всадница выбирают именно бронзового.

— Хм. И чем же занимаются всадники во время брачного полета?

— Тем же самым! — ответил Сибрук. — А вы как думали?

— Они не могут заниматься тем же самым, мичман. Всадники не летают.

Сипак догадывался, о чем толкует Сибрук, но желал убедиться в своей правоте.

— Всадники испытывают те же чувства, что и их драконы. Когда драконы… э-э-э… спариваются, их всадники… делают то же самое. — Сибруку стало немного неуютно. — Что еще непонятно?

— Всадники-мужчины до самого конца не знают, кто победит. Что же они делают? Стоят вокруг спальни и глядят?

— Откуда мне знать, Сипак? — ответил теперь уже окончательно смущенный парень. — Могу, однако, сказать наверняка: когда другие бронзовые отстают, их всадники понимают, что сошли с дистанции, и уходят.

Сипак решил оставить эту тему. Его не слишком занимало, что происходит со всадниками, когда спариваются их драконы. Впрочем, это навело его на иную мысль.

«Пэн, — позвал он. — А почему тебя не волнует этот брачный полет?»

«Меня такая чепуха не интересует. Кроме того, у меня не было бы никаких шансов. Я намного меньше других бронзовых. Они перегонят меня в любое время, а уж по такому случаю — и подавно».

«Не ты ли говорил, что при здешней небольшой силе тяжести смог бы летать быстрее, проворнее и дольше любого из этих бронзовых? А раз так — почему бы тебе при желании не догнать королеву?»

Пэн ничего не ответил, и Сипак чуть ли не слышал, как завертелись колесики в драконьей голове. Но тут его внимание вновь привлек брачный полет.

Как и обещал Сибрук, зрелище оказалось захватывающим. Даже когда звери поднялись слишком высоко и их невозможно было как следует разглядеть, Сипак все еще замечал яркие вспышки драконьих шкур, отражавших лучи солнца, когда крылатые кружились друг за другом. Потом все кончилось.

Сибрук вздохнул.

— Ну, пойду-ка я, работенка ждет. И уж непыльной ее не назовешь.

Сипак смотрел, как он уходит, а затем вернулся к себе в вейр, где его ждал Саул.

Нелегко было взволнованному брачным полетом Сибруку опять сосредоточиться на плесневелых свитках, имевших дурную привычку разваливаться у него в руках. Лесса дала ему в помощники всадника-ученика, слишком молодого, чтобы воевать с Нитями или с чужаками. Гдэй уже провел в воздухе целые часы, доставляя связки старых записей из разных вейров в Чертог Арфистов, где Сибрук продолжал свои поиски.

Хотя ему и приходилось работать вдали от основных событий, Сибрук внял совету отца и остался в Чертоге Арфистов, чтобы работать в наибольшей тишине и спокойствии. Он просмотрел еще одну запись, и восторг его поубавился.

Везде оказывалось одно и то же — сведения о величине десятины, которую платили холды Вейрам. И ничего такого, что могло бы помочь его миру бороться с хохлатыми захватчиками. Сибрук начал думать, что во всех этих старых записях не было ничего… что это — пустая трата времени.

Он чихнул. Зиа сонно взглянула на него со своего насеста.

«Не отчаивайся. Ты что-нибудь да найдешь. Одна надежда на это».

Раздался стук в дверь, и вошел его отец, Робинтон, Мастер Арфистов Перна. Робинтона встревожили осунувшийся вид и поникшие плечи всегда гордого сына.

— Все в порядке, отец. Мне надо отдохнуть немного. Садись, пожалуйста.

Тут смущенный Сибрук сообразил, что сесть-то и некуда — старые записи покрывали все стулья и оба больших стола.

Робинтон с почтением убрал записи с одного из стульев и сел.

— Не полегчает ли тебе от бенденского? Мне всегда помогало это вино. — Он протянул ему чашу.

Сибрук покачал головой.

— Пожалуй, не стоит, отец. Ты ведь знаешь, одна чаша влечет за собой другую, а мне нужна ясная голова, чтобы быть уверенным, что я не пропустил в этих записях ничего.

Робинтон кивнул и отхлебнул из чаши.

— В таком случае, ты, надеюсь, не будешь против, если я выпью. Старые кости время от времени нуждаются в разогреве.

Сибрук улыбнулся, потом опять нахмурился, снова вспомнив о необъятности стоявшей перед ним задачи.

— Отец, я столкнулся с затруднением, которое мне не помогла преодолеть даже вулканитская логика. Могу я посоветоваться с тобой?

Робинтон пристально посмотрел на сына. Уже много лет Сибрук не нуждался в его советах. В последний раз это случилось, когда Сибрук разрывался между двумя желаниями — поступить в Академию Звездного флота или остаться на Перне и стать Мастером Арфистов. В глазах сына Робинтон увидел, что разговор затевался не праздный.

— Разумеется, сын мой. Помогу, чем смогу. Ты же знаешь.

— Иногда, отец, достаточно уже того, чтобы тебя выслушал арфист.

Робинтон кивнул, внезапно осознавая, что это — уже не тот юноша, какого он знал когда-то. Этот человек видел и делал такое… Тут не хватит воображения даже у Мастера Арфистов Перна. Годы, проведенные в Академии Звездного флоте, на Вулкане и на звездолетах, изменили Сибрука. На миг Робинтону захотелось вернуть своего прежнего сына, но он сейчас же понял, как глупа была эта мимолетная мысль. Никто не в силах изменить прошлое, и даже подобное желание не остроумно. Да, сказать по правде, он подозревал, что, если бы прошлое переменилось, его сын не стал бы именно той личностью, каков он сейчас. Он любил сына таким, каким он есть. Он любил теперешнего Сибрука больше того, который рос когда-то.

— Что тебя беспокоит?

— Да все.

— Как это?

— Мы пришли сюда, на Перн, с Земли много лет назад. Разве не отбросили мы в сторону существовавшую здесь жизнь, чтобы выстроить наше общество? И разве сейчас эти хохлатые не повторяют наши собственные поступки? Я не уверен, имеем ли мы право уничтожать их. Или все-таки имеем?

Робинтон молчал. То был трудный вопрос, показывавший, каким зрелым стал его сын.

— Это непростой вопрос, сынок. Наша история не так долга, как истории тех мест, что ты повидал, вроде Земли. Случалось ли раньше такое? — Робинтон хотел, чтобы Сибрук сам пришел к ответу.

— Люди Земли творили такое на протяжении всей их истории. Каждый раз, открывая новое место, будь то на их собственной планете или на другой, земляне им овладевали. Обычно ценой гибели туземных форм жизни. Многие другие разумные существа поступали так же. Кажется, лишь вулканиты избежали подобного проклятья. Но ведь не значит же это, что мы действуем верно?

Робинтон понял, что в душе и не рассчитывал давать Сибруку готовый ответ.

— Я должен смотреть на этих хохлатых захватчиков так же, как на Нити. Чтобы выжить, нам необходимо прогнать их, неважно, каким образом или какой ценой. От этого зависит само наше существование. Верно это или нет? Я не знаю. Может быть, это правильно для нас и неправильно для них. Все зависит от точки зрения. Нужно, чтобы твоя точка зрения была тебе удобна. И неважно, что это за точка зрения, просто придерживайся ее.

Сибрук вздохнул. Он чувствовал, когда отец не собирался снабжать его простым ответом. Юноша подозревал, что решать — ему.

— Благодарю, отец. Это — нечто такое, с чем я должен справиться сам и сам все решить.

Робинтон распознал то самое отсутствующее выражение глаз Сибрука и догадался, что оно значит. Он тихонько поднялся, прихватив с собой чашу бенденского, оставляя сына бороться с собственной совестью.

Сибрук долго смотрел в пустоту, потом вздохнул и вернулся к своим изысканиям, пытаясь найти хоть что-то годное для борьбы с захватчиками. Немного погодя он заснул, уронив голову на жесткий стол.

Несколько часов спустя к нему заглянула мать, Менолли, и увидела, что Сибрук опять читает. Она смотрела нашего несколько мгновений, — гордость вместе с воспоминаниями боролись против наворачивавшихся слез, — затем вышла, бесшумно притворив за собой дверь.

Рассвет только-только тронул небо, когда знакомые слова, написанные на куске старого пергамента, чуть ли не прыгнули ему в глаза. Он читал и не верил себе.

Это была та самая песня, которую Менолли, Брекки и Карен Эмерсон, двоюродная сестра адмирала Эмерсон, прочли в Бендене так много лет назад. Сибрук, едва сдерживая волнение, читал дальше.

Сибрук затаил дыхание, гадая, есть ли продолжение. Никто не знал, как заканчивалась поэма, но начало сбылось. Иначе чем он здесь занимается?

Он посмотрел на следующий лист. Этого просто не могло быть! Продолжение песни! Сибрук закрыл глаза и погрузился в вулканитское созерцание. Некогда было давать волю горячему сердцу арфиста. Он открыл глаза и начал читать:

Здесь буквы невозможно было прочесть. Сибрук не сумел понять, чем заканчивалась эта строка. Но песня продолжалась со следующей строфы.

На этом песня кончалась. Сибрук лихорадочно поискал продолжение на других листах, но безуспешно. Судя по сказанному ему Гдэем, это были самые последние записи из Бендена, точнее, других старых записей никто более не смог разыскать. Видимо, это — песня целиком; но что же она значила? «Сквозь века полетят.» Ну, и как сие прикажете понимать?

Он проглядел остальные строчки, но не смог извлечь оттуда никакого смысла. И вдруг заговорили сами имена. Алессан, Морита, Орлита, Лери, Холта! Алессан был лордом Руата во времена великого мора, Лери тогда же была госпожой Форт Вейра, ее королеву звали Холта; Морита со своей Орлитой сменила Лери. Каждый из них много сделал во дни мора, пришедшего с Южного Материка. Должно быть, с ними связано нечто, способное спасти Перн сегодня, но что именно?

Сибрук снова и снова перечитывал строки песни, отчаянно пытаясь найти разгадку. Совершеннейшая бессмыслица! Как может болезнь скакуна, случившаяся давным-давно, иметь ХОТЬ КАКОЕ-ТО отношение к теперешнему тяжелому положению Перна? «Взад-вперед поглядят.» «Сквозь века полетят.» Это могло означать только использование способности драконов перемещаться во времени. «А зеленый с юнцом»… Тут, без сомнения, имелся в виду Сипак, а «юнец» — должно быть, он сам, Сибрук!

«И дракон, и дракончик» — здесь, вероятно, следует подразумевать Пэна и Зиа. Но почему им вчетвером надлежит отправиться во времена Путешествия Мориты? И тут встало на место недостающее звено. «Не позабудьте… о причине и сути.» Безумно предполагать подобное, но, видимо, в песне говорилось, что болезнь скакунов, погубившая столь многих людей, подействует и на хохлатых захватчиков.

Но, если довести этот мысленный поезд до конечной станции, то единственно логично для Сипака, Сибрука, Пэна и Зиа отправиться во времена мора, взять образцы вируса, вернуться в настоящее и применить заразу против чужаков. Чем больше он над этим думал, тем смешней ему казались собственные предположения, и тем крепче он убеждался, что возможно лишь такое решение.

Драконы и Звездный флот оказались бессильны. Погибали крылатые звери и всадники; надо было что-то предпринимать. Видимо, именно то, на что намекала эта песня! Попасть в прошлое, заполучить образчики вируса, доставить его в сегодняшний день и обрушить на летучих убийц.

Юноша схватил свиток и помчался разыскивать Сипака.

Сибрук ворвался в вейр вулканита, лихорадочно поведал ему о своей находке, и Сипак взял в руки пергамент. Сибрук был прав. У них в руках оказалась только баллада, но ее начало описывало историю Пэна и давало ключ к решению стоявшей теперь перед ними задачи. Хотя упоминавшиеся в стихах хохлатые существа и не описывались детально, сходство чужаков, нападавших сейчас на Перн, с теми, появление которых предсказывалось в древних строках, несомненно, имелось. А еще говорилось о возможности воздействия на хохлатых той самой болезни, которая в свое время сгубила почти половину населения.

— Ну, и что ты на сей счет думаешь? — поинтересовался Сипак.

— Нам нужен тот древний вирус! Если вы смогли бы синтезировать его, то можно было бы заразить им чужаков и уничтожить их! — воскликнул молодой перинит.

— Я думал, что тогдашний мор одолела вакцина, которую Морита разнесла по всем холдам и вейрам. Вакцина, за которую ей пришлось отдать жизнь. — Сипак не мог припомнить точно, что говорили по этому поводу легенды, но так он понял. — И теперь у всех вас, насколько мне известно — естественный иммунитет к древнему вирусу.

— Мне показалось самым важным нечто другое. — Сибрук показал на то место, где говорилось о путешествии во времени. — Смотрите. Вот здесь. Не сомневаюсь, тут подразумевается, что нам следует попасть во времена Мориты и добыть живой вирус. Потом доставить его в наши дни, синтезировать и заразить им чужаков.

— Я очень сомневаюсь, что Карен направит корабль в прошлое из-за столь призрачной возможности отразить вторжение пришельцев. Это неизбежно влечет за собой необходимость уйти из настоящего. Карен ни за что не оставит планету беззащитной, — Сипак вернул пергамент периниту.

Прежде чем Сибрук сообразил, что Сипак, очевидно, не так его понял — он не собирался тащить в прошлое «Карсон», а только Пэна, Сипака, Зиа и себя самого — в вейр по плавной дуге влетела Зиа, золотая огненная ящерица Сибрука, и уселась ему на плечо. Она решила, что устала ждать, когда ее напарник вернется в хранилище, к тому же чувствовала растущее разочарование хозяина, беседовавшего с вулканитом. Она успокаивающе защебетала, а перинит, наклонив голову, слушал. Потом юноша заговорил:

— Сэр, — сказал он, указывая на другое место баллады, — как вы можете заметить, здесь не говорится, что в прошлое должен отправиться корабль, а только зеленый, юноша, дракон и дракончик. Стоит только задуматься, и вы поймете, что имеются в виду вы, я и наши крылатые.

Сипак посидел некоторое время с задумчивым видом, потом сказал:

— «Сквозь века полетят»? Что-то я не вполне все это понимаю, особенно, когда речь идет о драконах.

— Спросите Пэна. Он сможет объяснить лучше моего, — отозвался Сибрук.

Сипак откинулся в кресле и сосредоточился.

«Пэн? Ты все слушал?»

«Да, — откликнулся бронзовый дракон. — Такое возможно. Только в несколько ступеней. Ты ведь помнишь баллады о путешествии Лессы за Древними».

«Как далеко в прошлое заведут нас эти ступени? И как долго мы пробудем в Промежутке?» — спросил Сипак.

«В такое давнее прошлое придется добираться дольше, чем понадобилось Лессе. Если не рисковать, понадобится шесть прыжков. А в Промежутке нам предстоит провести от получаса до часа».

«В таком случае мне придется одеться потеплее».

«И даже этого может оказаться недостаточно, — заметил Пэн. — Вспомни, ты, вулканит, более восприимчив к холоду, чем Сибрук, Зиа и я».

Вулканит кивнул и вновь обратился к Сибруку.

— Пэн говорит, что это возможно. А что думает Зиа?

— Она говорит: это крайне опасно, но может быть сделано. — Он глянул на Сипака. — Одобрит ли контр-адмирал Эмерсон?

Тот открыл было рот для ответа, но тут же его закрыл. Хорошо зная Карен, он испытывал серьезные сомнения, что она позволит нечто хоть сколь-нибудь опасное, особенно если это «нечто» основывается всего лишь на балладе. Нескольких стихотворных строчек, пускай и дополнявших найденную ее двоюродной сестрой так давно песню, недостаточно, чтобы рисковать жизнями ради получения вируса, который может оказаться неэффективным.

— Нет, она этого не одобрит.

— Но нам нужен этот вирус, чтобы убедиться, восприимчивы ли к нему чужаки.

— Да.

— В таком случае необходимо отправиться в прошлое, — подытожил Сибрук.

— Да.

Сипак провел по лицу вдруг уставшей рукой.

— И мы не можем сообщить об этом контр-адмиралу Эмерсон.

— Верно. — Он вздохнул, затем спросил Пэна:

«Можно ли уйти в прошлое, а потом вернуться примерно в то же время?»

«Точно сказать нельзя, — отозвался дракон. — Но могу попытаться вернуться в пределах часа с момента нашего отбытия».

«Тогда мы это сделаем».

Повернувшись к Сибруку, вулканит сказал:

— Пэн полагает, что сможет вернуть нас не больше, чем через час после нашего ухода в прошлое. Рискнем. И не скажем Карен, до тех пор, пока не вернемся. С победой.

— Нам понадобятся опорные точки. Неизменные или такие, изменения которых с течением времени предсказуемы.

— Я попрошу лейтенанта Чехова помочь нам. Отправимся, как только будем готовы.

— Слушаюсь, сэр, — откликнулся Сибрук. Затем повернулся и вышел из вейра, оставив Сипака обдумывать свое решение. Неважно, что случится — ответственность ляжет на его плечи, и только на его. Им непременно нужно было добиться успеха. Ничего другого не оставалось.

 

5. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

— Кто-нибудь видел коммандера Сипака или Пэна? — спросила контр-адмирал Эмерсон. — Коммандер должен был явиться ко мне по поводу того старого куска пергамента, обнаруженного лейтенантом Сибруком.

Лейтенант Гордон оторвал взгляд от своего пульта. Разговор шел на мостике.

— Последний раз, госпожа адмирал, я видел их в голографическом отсеке. Сипак был в перинитском летном костюме и что-то навьючивал на Пэна.

— И давно вы его видели? — спросила Эмерсон с недовольством в голосе.

— М-м-м… — задумался Гордон. Он нещадно ворошил мозгами, стараясь припомнить, когда точно он в последний раз видел вулканита и его дракона. — Это случилось значительно больше двенадцати часов назад, госпожа капитан. Еще до того, как я в прошлый раз сменился с дежурства.

— В таком случае вызовите мне Сибрука, — приказала Эмерсон. — Может быть, он сумеет пересказать мне содержимое того пергамента и сообщить, куда скрылись Сипак с Пэном.

Но настойчивые вызовы не извлекли на свет ни юношу-перинита, ни его огненную ящерицу.

— Отправляюсь вниз, — объявила Эмерсон. — Тереза, принимаешь мостик. Если понадоблюсь — я буду с Лессой и Ф'ларом. — Уже войдя в турболифт, она сказала: — Если станет известно хоть что-то о четверых с «Зари», сообщайте немедленно.

Занимая место Эмерсон в командирском кресле, капитан Дайр подтвердила получение приказа.

Транспортер перенес Карен на берег озера. Первым ее встретил Саул. Маленький мальчик-вулканит подбежал к ней и спросил:

— Когда папа вернется?

Опускаясь на колени, Карен задала встречный вопрос:

— Откуда, Саул?

— Я не знаю. Но он далеко.

— Далеко? Очень? Ему что-нибудь угрожает?

Саул на минутку сосредоточился, потом ответил:

— Ему ничего не грозит. Но наша связь… натянулась. — Он тряхнул головой. — Не знаю, как лучше объяснить.

— Все в порядке, Саул. — Она озабоченно поглядела на мальчика. — Хочешь вернуться на корабль или остаться здесь?

— Я останусь тут. Па велел мне держаться рядом с Манорой и другими детьми. И скоро начнутся наши занятия с арфистами. — Саул заложил руки за спину и выпрямился, как истинный вулканитский ребенок.

— Хорошо. Но, если почувствуешь, что с отцом что-то неладно — дай мне знать. А если захочешь побывать на корабле — только скажи кому-нибудь из экипажа «Карсона».

Мальчуган-вулканит кивнул и убежал к стайке детей, призывно махавших ему. Карен хмуро посмотрела Саулу вслед, затем направилась в вейр Лессы.

Когда Карен рассказала Лессе об исчезновении, Предводительница Вейра тут же обернулась к своей золотой Рамоте. Не слыша их безмолвного разговора, Карен все же могла сказать, что известия Лесса получала неприятные. Вновь поворачиваясь к капитану «Карсона», всадница сказала:

— Драконы не чувствуют ни Пэна, ни Зиа.

— Что это значит?

— Их нет ни на планете, ни на вашем корабле, — вид у Лессы был явно расстроенный и сердитый.

— Они должны быть тут или там! — воскликнула Карен. — И больше нигде, если только Сипак снова не выкинул дурацкую шутку, подобно тому, как он два года назад перенесся в Промежутке с КК «Заря Вулкана» на Вулкан.

— Либо они вчетвером прыгнули во времени, — добавила Лесса.

— Во времени? — переспросила Карен.

— Драконы способны возвращаться в прошлое. Я сделала это, чтобы привести с собой Древних. При этом едва не погибла, — она озадаченно глянула на Карен. — Но с чего бы это им отправляться в прошлое?

— Если б я могла добраться до того куска пергамента, который нашел Сибрук, я бы, возможно, знала ответ, — отозвалась Эмерсон. — Не думаю, чтобы он показывал его здесь кому-то еще.

Лесса покачала головой.

— Если кому и показывал, то не мне. Впрочем, я поспрашиваю.

— Спасибо. Я тоже постараюсь что-нибудь разузнать. Сипак не обошелся без чьей-либо помощи — на «Карсоне» или на Перне. — Карен поднялась, собираясь восвояси. — Буду держать с тобой связь.

— Я тоже.

Младший лейтенант Аппукта Чехов только что вернулся из очередного разведывательно-картографического полета с голубым всадником, чье имя, как он выяснил, было Г'вин, а дракона звали Рогант. Двое юнцов решили, что вершина старого вулкана — прекрасное место наблюдения за чужаками, и Аппукта сумел нанести на карту их крепость, да еще изучить распорядок дня, которому чаще всего следовали пришельцы.

Умирающий от жары, потный, вымотанный, Чехов нуль-транспортировался на корабль и отправился в каюту, которую делил с Гордоном. Он только успел принять душ и уже задремывал, лежа в кровати лицом вниз, когда в комнату влетел Рид.

— Эй, деревня, ты Пэна или Сипака видел?

— Недавно — нет. А что?

Но он слегка напрягся; весь сон как рукой сняло. Чехов сразу же опять расслабился, надеясь, что Рид не заметит.

Но его давний друг и сосед по каюте видел, как напряглись мышцы на голой спине. Прошагав через комнату. Гордон немилосердно ткнул Чехова в ребра.

— А то, что их и Сибрука с Зиа нет уже почти двадцать четыре часа. Контр-адмирал Эмерсон уже допросила большую часть команды. Как ты умудрился об этом не ведать?

— Последние двенадцать часов я провел на планете, наблюдая за чужими. Перед тем мы с Гвином часа четыре проспали после десятичасового патрулирования. Еще раньше он воевал с Нитями, а я работал в наземном отряде. Теперь неплохо бы мне соснуть немного. — Он натянул на голову подушку. — Дай поспать! — послышалась приглушенная просьба.

— Гвин то, Гвин это! — воскликнул Рид. — У тебя больше никогда не находится времени для меня. Все-то ты со своим Гвином!

Аппукта перевернулся на спину.

— Ревнуешь? — спросил он. — Я только делаю свое дело.

— Хм. А я приметил, как ты делал свое дело при помощи компьютера с неделю назад. Что-то из области звездной картографии. — Рид скрестил руки на груди и сердито поглядел на парня. — Для Сипака старался?

Чехов опять вздрогнул.

— А если и так?

— Тогда, по-моему, тебе следует доложить об этом контр-адмиралу Эмерсон, пока она сама не вычислила, что ты знаешь, куда и зачем отправился Сипак. Поверь мне, ее сейчас счастливой не назовешь.

— А нельзя сначала поспать?

— Нет. — Рид стащил Чехова с кровати. — Так, деревня, тебя одеть или ты сам. — Он не спрашивал, а утверждал.

Бормоча себе под нос, Чехов схватил первое, что попалось под руку — чистые летные штаны и майку, лежавшие на стуле рядом с кроватью. Натянув их на голое тело, он подцепил свои башмаки. Пока Рид волочил его из комнаты, Чехов сумел-таки, прыгая на одной ноге, обуться.

Войдя в турболифт. Гордон сказал: «Мостик». Когда двери открылись, он знаком предложил Чехову пройти вперед.

Рид последовал за ним, и тут командирское кресло повернулось; там сидела капитан Дайр. Когда она подняла бровь, Гордон объяснил:

— Госпожа капитан, я полагаю, у присутствующего здесь лейтенанта есть сведения, касающиеся местонахождения пропавших с «Зари».

Дайр всмотрелась в Чехова. Щелкнув каблуками, он заявил:

— Госпожа капитан, я действительно располагаю информацией о Сипаке и Пэне.

— Почему вы не доложили об этом раньше? — осведомилась Дайр.

Чехов проглотил слюну.

— Я не знал, что их ищут, пока мне об этом не сказал Рид… э-э… лейтенант Гордон… пятнадцать минут назад. Последние два дня я проработал на планете.

К тому времени за происходящим наблюдал весь персонал мостика.

Дайр взглянула на мичмана Борна, дежурного офицера связи, безмолвно спрашивая у него подтверждения словам Аппукты.

— Лейтенант Чехов запросил нуль-транспортировки на корабль только сорок пять минут назад. Судя по данным компьютера, он был на Перне столько, сколько и утверждает. Его переговоры с кораблем касались только передачи известий о чужих. Насколько мне известно, никто не сообщал ему об исчезновении Сипака и других.

Кивнув, она повернулась обратно к Гордону и Чехову.

— Карен захочет узнать об этом. — Она хлопнула по клавише переговорного устройства.

— Ну что там еще? — весьма сварливо отозвалась адмирал. — Хоть бы чего хорошего сказали. Я еще и получаса не проспала.

— Побольше моего, — тихонько пробурчал Чехов. Гордон чувствительно толкнул его локтем.

— Последние сведения в отношении Сипака.

— Передайте их на мой компьютер. Я здесь просмотрю.

Дайр бросила взгляд на Чехова.

— Боюсь, это будет довольно трудно. Видите ли, источник этой информации стоит передо мной на мостике.

— Тогда пришлите его ко мне в каюту. Немедленно. Эмерсон отключается.

— Вы слышали адмирала, — сказала Дайр с легкой улыбкой. Гордон и Чехов повернулись к выходу. — Лейтенант Гордон, мне кажется, адмирал вызывала одного, а не двоих. Вы можете остаться.

Пожав плечами. Гордон вместе с другом подошел к турболифту.

— Все будет в порядке, деревня. В конце концов, ну так ли больно адмирал кусается?

— Смешно, Рид, очень смешно, — ответил парень, когда закрылись двери турболифта.

Вновь открылись они, приглашая войти в один из пустых коридоров — тот самый, по которому Чехова волочили от силы минут пятнадцать назад. Он точно знал, где расположены апартаменты контр-адмирала Эмерсон — совсем неподалеку от его каюты.

Волнуясь, он расправил плечи, подошел к адмиральской двери и постучал.

— Войдите.

Двери разъехались в стороны.

Чехов вгляделся в густую тьму комнаты.

— Госпожа адмирал?

— Могла бы догадаться, — из-за рабочего стола донесся вздох. — Заходите, господин Чехов. И закройте за собой дверь. От света глазам больно.

— Слушаюсь, госпожа адмирал.

Чехов вошел в комнату, надеясь ни обо что не споткнуться, пока глаза не привыкли к темноте. У стола он остановился, прямой, как жердь.

— Младший лейтенант Аппукта Чехов по вашему приказанию прибыл, госпожа адмирал.

— Ближе к делу, Чехов. Куда и зачем подевались Сипак, Пэн, Сибрук и Зиа? — отрывисто спросила Эмерсон.

Глотнув, он ответил:

— Они отправились во времена Мориты, чтобы получить тот самый вирус и заразить им пришельцев… госпожа адмирал.

— ЧТО!?!? — Эмерсон встала и перегнулась через стол.

Думая, что адмирал не совсем его расслышала, он начал повторять:

— Они отправились во времена Мориты…

Эмерсон обошла стол. Возвышаясь над юношей, она вопросила:

— Почему ты не сказал мне, что они замышляют, когда они только начинали это обдумывать? Их план, если верить Лессе — почти неотвратимый смертный приговор!

Отступая на шаг от внушительной дамы, Чехов потупился, стараясь избежать будто приклеившегося к нему обвиняющего свирепого взгляда.

Тут он заметил, что на Эмерсон, кроме короткой ночной сорочки, одежды почти не было. Его глаза метнулись обратно к ее лицу; Чехов благословлял тьму в комнате, благодаря которой адмирал не могла разглядеть, как густо покраснел лейтенант. Он ответил ломким голосом:

— Поэтому я рассчитал положение главных созвездий в заданные моменты времени, а Пэн, Сипак и Зиа запомнили. А еще я построил график скорости разрушения Красного Кургана. Никакой опасности нет! — Он опять «дал петуха».

— Почему ты не известил об этом кого-то еще? — повторила Эмерсон теперь угрожающе низким голосом.

— Сипак мне запретил, — отозвался Чехов. — А он — мой начальник.

— На «Заре» — возможно, но не на этом корабле! — выкрикнула Эмерсон. — Твоей обязанностью было прийти ко мне или капитану Дайр, как только ты узнал о происходившем. Эти идиоты основывались на том пергаменте, который нашел Сибрук?

Чехов отошел еще на шаг, говоря:

— Я не знаю, что говорилось в том пергаменте, но именно он взволновал Сибрука.

Тут он обо что-то споткнулся и неуклюже растянулся на полу, ударившись головой о нечто твердое. От недосыпания и удара у него закружилась голова.

В эту минуту ему хотелось лишь одного — чтобы его поглотила тьма, — но он знал: невелика честь, если его вывезут из каюты адмирала. И потому он рывком сдвинулся с края обморока и, подчиняясь рукам адмирала, сел на полу.

— Когда ты в последний раз спал? — мягко спросила она.

— За последние сорок восемь часов я спал часа четыре… мне кажется. — Он потер затылок, стараясь смотреть на что угодно, только не на то, что находилось прямо перед ним.

— Похоже, как и я, — Эмерсон вздохнула, откидываясь назад; она сидела на пятках. — Слушай. Мы оба невыспавшиеся. Прости, что вышла из себя. Но я больше других волнуюсь за свою команду.

Она встала, потянув за собой Чехова.

— Иди, поспи. Проснешься — напишешь подробный доклад. — Взяв его за подбородок, она заставила Чехова посмотреть ей в глаза. — Будешь спать, пока не проснешься. Это приказ.

— Есть, госпожа адмирал.

Смущенный, Чехов высвободился из ее захвата и скрылся.

Сделал он, однако, как обещал — упал на кровать, едва за ним закрылась дверь каюты, и тотчас провалился в сон.

 

6. В ПРОШЛОЕ

«Если бы Карен и Лесса знали, что ты сейчас делаешь, у тебя на хвосте повисли бы две разъяренные до белого каления женщины», — заметил Пэн.

— Знаю, знаю, — ответил Сипак. — А если б они проведали, что со мною — еще Сибрук и Зиа, это бы их совсем расстроило. Ты хорошо себе представляешь, куда отправляешься?

На подготовку ушло больше недели. Сейчас сборы почти завершились.

«Сибрук до посинения заставлял меня запоминать внешний вид вулкана под названием Красный Курган. Аппукта считает, что за прошедшие века эрозия не смогла заметно изменить облик горы. Поскольку наша цель так далеко в прошлом, мы доберемся до нее в несколько шагов. И нам всем придется нелегко, — Пэн посмотрел через плечо на своего напарника, привязывавшего ему на спину последние припасы. — Все взял?»

— Все, что мне нужно для взятия требуемых образцов и их анализа. Синтезировать вирус все равно не удастся, пока не вернемся на корабль. — Он затянул оставшиеся ремни. — Надеюсь, у меня найдется все необходимое на случай непредвиденных обстоятельств. Теперешние периниты невосприимчивы к тому вирусу гриппа, который тогда косил народ. Поэтому тебе, Сибруку и Зиа бояться нечего.

— А вы? — спросил подошедший Сибрук. — У вас нет естественного иммунитета к гриппу.

— Помнишь, как я брал у тебя кровь несколько дней назад? — После кивка юноши Сипак продолжил: — Я сделал для себя вакцину. Должно подействовать. По крайней мере, до сих пор ничего плохого не случилось.

— А если не подействует? — спросил Сибрук. — Мы все это делаем только для того, чтобы вы смогли заразить чужих. Вдруг вы умрете? Я, без сомнения, не смогу сделать вашу работу и увязну в прошлом. Пэн умрет вместе с вами.

— Я не умру. В худшем случае — заболею, но не умру, — с непоколебимой уверенностью сказал Сипак.

— Да уж, постарайтесь, — что тут еще скажешь? — пробурчал Сибрук себе под нос.

Их «шаги» в прошлое начались без затруднений. Аппукту Чехова, хоть и не слишком охотно, посвятили в планы путешествия, а он воспользовался компьютером «Карсона», чтобы рассчитать положение созвездий во время каждой из намеченных остановок. Пэн, Сипак и Сибрук запомнили очертания созвездий. Вдобавок Чехов просчитал возможное влияние эрозии на Курган, и его результаты тоже заняли место в их багаже.

Но после четвертого прыжка Сипак едва не упал с пэновой спины. Сибрук подскочил, как ужаленный, со словами:

— Что случилось?

Окоченелый Сипак ответил:

— Холодно. Не знал, что будет так холодно.

Пэн объяснил:

«Вспомни, он — вулканит. Он не так устойчив к стуже, как мы».

— Что мне делать? — спросил Сибрук.

«Согрей его. Мы придумаем что-нибудь, когда он сможет соображать как следует».

Сибрук быстро собрал сучьев и развел костер. Подтащив Сипака к огню так близко, как только осмелился, он забросал дрожащего вулканита всеми одеялами, а затем обратился к Пэну:

— Тебе придется тоже поработать. Можешь обернуться вокруг него?

«Подними ему плечи, и я подлезу под него».

Когда Сибрук приподнял вулканита, Пэн прильнул к напарнику и обернулся вокруг Сипака кольцом.

Лишь на исходе ночи Сипак согрелся достаточно, чтобы беспокойно заснуть, и только к концу следующего дня вулканит окончательно пришел в себя. Прихлебывая заваренный Сибруком горячий чай, он спросил Пэна:

— Сколько осталось прыжков?

«Два».

— А никак нельзя растянуть на три? Этот нескончаемый холод меня доконает. Вот уж не думал, что он так подействует.

Заговорил Сибрук.

— У нас нет карт созвездий на три прыжка. И рассчитать их мы не в состоянии. Мы должны уложиться в два прыжка.

Сипак кивнул и поднялся.

— В таком случае, чем скорее мы с этим покончим, тем скорей я смогу восстановить силы и сделать то, что нам предстоит — получить образцы вируса и вернуться в наше время.

— Вы уверены, что у вас хватит сил? — озабоченно спросил Сибрук. Зеленая кожа вулканита заметно побледнела.

— Выбора у нас нет, так или иначе, — ответил Сипак. — Трогаемся. Обернем меня всеми одеялами и прыгнем. В зависимости от того, как я буду себя чувствовать после этого, мы либо совершим последний прыжок, либо отдохнем, пока я не восстановлюсь. Ясно?

— Ясно, — с неохотой отозвался молодой перинит.

Пэн молча смотрел; в его глазах кружились бледно-лиловые вихри. Однако он позволил Сипаку и Сибруку пристегнуться, потом подождал, пока Зиа плотно обовьет шею Сибрука, и еще раз ушел в Промежуток.

Когда они в пятый раз приземлились на вершине Красного Кургана, Сипак сам соскользнул с драконьей шеи.

— Отдохнем часок и двинемся дальше.

«Не думаю, что это очень мудрое решение, Сипак, — сказал Пэн. — Ты неважно себя чувствуешь».

— Это просто от прыжка во времени, да еще от холода. Со мной все будет в порядке.

Сибрук посмотрел на своего начальника. Бледность Сипака не уменьшилась, но он не дрожал. Напротив, его глаза лихорадочно блестели.

— Сэр, я должен согласиться с Пэном. Вы больны. Вам нужно отдохнуть больше часа.

Сипак понимал, что с ним происходит, и это было не просто действие холода. А еще он знал, что ждать нельзя.

— Час. Не больше. Я прекрасно отдохну.

Они совершили последний прыжок и оказались во временах Мориты, когда мор скосил пол-Перна. Сипак опять едва не свалился со спины Пэна. Теперь он не дрожал от холода Промежутка — его трясла лихорадка.

— Вы подхватили этот вирус, вот оно что! — тоном обвинителя провозгласил Сибрук.

— Да, — Сипак плотней укутался в одеяла.

— И давно вы это знали? — спросил Сибрук.

— Наверняка — после пятого прыжка. И моя чувствительность к стуже Промежутка ничуть не облегчила положения.

— И что вы предлагаете нам делать? — спросил Сибрук, указывая на себя, Пэна и Зиа.

— Выдержу, — ответил Сипак. — Я привит. Не помру. Буду болеть, но не умру.

Сибрук с сомнением посмотрел на него, затем на Пэна. Пэн, чувствуя беспокойство молодого перинита, сказал:

«Сейчас ему смерть не грозит. Он очень болен, но не умирает. Однако, заботиться о нем придется тебе. Мне нельзя показываться на глаза — здесь нет ни бронзовых коротышек, ни огненных ящериц».

— А если воспользоваться аптечкой?

— Она поможет, но, как я уже сказал, мне просто надо перебороть эту дрянь. Больше трех дней болезнь не продлится. Так говорится в старых записях о времени между началом заболевания и выздоровлением.

— Но вы — наполовину вулканит, Сипак, — отозвался Сибрук. — Мы не знаем, какое воздействие окажет этот вирус на ваш организм. Неизвестно, когда вы поправитесь.

Вопреки заверениям Сипака, выздоровление затянулось. Несмотря на иммунизацию, болезнь Сипака протекала крайне тяжело. Повторные длительные переохлаждения в Промежутке привели к осложнению гриппа пневмонией, и для борьбы с поразившей его легкие инфекцией потребовались все антибиотики, которые нашлись в аптечке. Сипак то бредил от жара, то забывался беспокойным сном.

Когда Сибрук понял, что выздоровление вряд ли окажется скорым, он погрузил Сипака на спину дракону и Пэн доставил их в местечко у реки над холдом Мориты. Таким образом они обзавелись защитой от солнца, а заодно — источником воды. При каждом удобном случае Сибрук поил Сипака наваристым бульоном из пойманных в силки зверьков. Он знал, что Сипак проклинал бы его за кормление животным белком, но знал он и то, что для выздоровления вулканиту необходима белковая пища.

Только через две недели Сипак оправился настолько, чтобы есть самостоятельно, и лишь спустя еще полмесяца к нему вернулось некое подобие былой силы.

— Нам опять придется вернуться во времени, — сказал он Пэну и Сибруку.

«Только когда ты достаточно окрепнешь, Сипак. Вспомни, в нашем распоряжении — сколько угодно времени. — Когда Сипак вопросительно посмотрел на своего напарника, Пэн напомнил ему: — Мы — в прошлом. Неважно, как много времени нам понадобится, и сколько времени пройдет, пока мы здесь — мы вернемся в ту точку, из которой ушли. Мы можем состариться на месяцы, но для оставшихся пройдут лишь часы. Отдыхай. Набирайся сил. Времени хватит».

Сипак откинулся на соломенный тюфяк, сделанный для него Сибруком.

— Ты прав.

Сибрук посмотрел полувулканита, потом сказал:

— Вы знаете, во всем, что я слыхал о врачах, определенно есть доля истины.

— И в чем же заключается эта истина? — спросил Сипак.

— Они — наихудшие в мире больные, — с улыбкой ответил юноша.

Вулканит улыбнулся в ответ.

— Ладно, учту.

Всего в ожидании полного выздоровления Сипака четверка провела два месяца. Пэн и Зиа — с опаской, понемногу — опустошали окрестности в поисках пропитания, но далеко не забирались из страха быть обнаруженными. Пэн подбрасывал Сибрука к холду Мориты, чтобы пополнить кое-какие запасы, но, кроме этого, ни он, ни Сипак с людьми не общались. К тому времени, когда они были готовы к задуманному, волосы Сипака, обычно короткие и тщательно ухоженные, превратились в косматую гриву.

Когда вулканит расчесывал ее пятерней со сдержанным отвращением, Сибрук тряхнул собственными лохмами.

— Ну, мы оба еще успеем привести в прядок свои шевелюры, Сипак. Периниты, по крайней мере, в то время, в котором мы сейчас находимся, не придерживались предписаний Звездного флота, касающихся стрижек. К тому же, — добавил он, — ваши уши так гораздо менее заметны. Нам остается только отправиться в Руат, взять необходимые образцы и вернуться. Сумеете, как вы думаете?

— Неплохо бы. — Он начал нагружать на Пэна все их снаряжение и прикреплять его. — Один короткий прыжок во времени, а потом отправимся домой.

— Вы уверены? — спросил Сибрук. — Если так тяжко пришлось по пути сюда, то не легче будет и обратно «добираться.

— Мы не станем спешить. Пэн говорил верно, мне это просто не приходило в голову. Все равно вернемся после того, как отправились — не имеет значения, сколько времени мы потратим на дорогу. А теперь давайте покончим с нашим делом — и домой.

Тройка пристегнулась к спине Пэна и вместе с драконом исчезла в Промежутке.

 

7. СНОВА ДОМА

Попасть в Руат, когда все старались выбраться оттуда, само по себе было делом нелегким. Сипак оставил Пэна и Зиа в безопасном укрытии по соседству с холдом, а они с Сибруком отправились туда пешком. Сипак заявил, что он — целитель, а Сибрука представил как своего ученика. Попав в холд, они узнали, что не смогут оттуда уйти, пока Морита не совершит своего знаменитого путешествия, но это давало Сипаку более чем достаточно времени, чтобы получить несколько образцов активного вируса от разных людей.

Покончив с делами, Сипак работал со своим анализатором, чтобы убедиться в возможности синтеза вируса, когда они вернутся на корабль. И отдыхал. Сибрук следил за тем, чтобы вулканит спал не меньше восьми часов в сутки и не забывал о еде.

— Не желаю, чтобы вы опять заболели, — говорил он одно и то же. — Иначе контр-адмирал Эмерсон меня убьет.

Когда карантин сняли — а на это ушло еще две недели их субъективного времени — Сипак и Сибрук ускользнули из холда к своим крылатым друзьям. Сипак поместил добытые образцы в капсулу, прихваченную им с собой специально для того, чтобы исключить влияние на вирус холода Промежутка. Он сумел заполучить и образец вакцины. Оставалась неясной только способность капсулы выдерживать путешествие во времени и воздействие неизвестных свойств Промежутка. Потом они вчетвером пустились в долгий путь к своему времени.

После каждого прыжка Сибрук обследовал Сипака медицинским трикордером. Вулканит терпел эти осмотры, хоть и неохотно. Он, однако, не порицал чуточку излишнюю озабоченность молодого перинита. На месте Сибрука Сипак вел бы себя точно так же. Поскольку отряду приходилось совершать свои прыжки ночью, остаток темного времени суток они обычно спали, а на следующий день готовились к следующему броску.

Когда они готовились к последнему прыжку, Сипак спросил Пэна, не может ли он перенестись на «Карсон».

«Не знаю, Сипак. Мне действительно нужно вернуться в Вейр Бенден».

«Почему?»

«Я не уверен, смогу ли попасть в нужное время, если прыгну на «Карсон».

«Намного ты можешь промахнуться?»

«На день, а может, и больше».

«Тогда придется рискнуть. Чем больше мы перемещаем капсулу, тем больше вероятность, что она не выдержит, а с ней и вирус. Двигай на «Карсон».

«Куда именно?»

«Лазарет подойдет лучше всего».

«Понял».

Пэн сосредоточился на образе лазарета, а затем проделал последний бросок сквозь время. Когда они появились в середине главного зала, ошарашив нескольких сотрудников, дракон сказал:

«Ух ты-ы-ы…»

— Ух ты? — спросил Сибрук. — И что значит это «ух ты»?

Марша Коллинз, начмед «Карсона», скрестила руки на груди и притопнула ногой.

— Это значит, что вы вчетвером отсутствовали более двух недель. И попали в невероятный переплет. Я очень надеюсь, что вирус — при вас, иначе Карен с вас шкуру спустит. Всю целиком.

Сибрук и Сипак переглянулись, пока Пэн с Зиа просто разглядывали потолок. Наконец Сибрук отважился:

— Как вы узнали о вирусе?

— Мы не очень беспокоились о вас первые несколько дней. Но когда вас не смогли найти даже драконы, мы заволновались. Карен рассудила, что кто-нибудь должен знать, куда вы отправились и когда, и стала давить на всех. Саул мог сказать только, что по-прежнему чувствует вас двоих, но вы где-то далеко. Наконец дело дошло до лейтенанта Чехова, и он рассказал нам то немногое, что знал о ваших замыслах. — Коллинз шлепнула по клавише переговорного устройства и вызвала мостик. Когда ответила капитан Дайр, она сказала: — Передай Карен, что мы нашли наших пропащих.

— Понятно. Сказать, что они добились своего?

По кивку Сипака Коллинз сказала:

— Да, — и, опять обернувшись к четверке, добавила: — Разгрузите этого дракона и отправьте восвояси.

Затем она повнимательнее пригляделась к Сипаку с Сибруком, заметила их длинные волосы и подозрительным тоном спросила:

— И как же долго вы там пробыли? Если верить Чехову, вы планировали короткое путешествие — дня три, от силы неделю. Судя же по длине ваших волос, субъективного времени для вас прошло куда больше недели.

Сибрук посмотрел на Сипака, потом на Коллинз, потом опять на Сипака.

— Она рано или поздно все выяснит. Можете и рассказать. — Затем, будто вспомнив о чем-то, Сибрук спросил: — Не влетело ли Чехову из-за того, что он не сказал Карен о наших планах? Или влетело?

Коллинз вздохнула и сказала, глядя на Сипака:

— Нет. Успокоившись, Карен поняла, что Аппукта оказался, так сказать, в неразрешимом положении. На «Заре» вы — его начальник, и, следовательно, он должен выполнять ваши приказы. Узнав, что контр-адмирал опрашивает людей относительно вашего местоположения, он рассказал, что знал. Боюсь, трепку она парню все же задала, но длительной опалы он миновал. Просто некоторое время пробыл в немилости. — Тут она сердито взглянула на Сибрука: — Ну, а вы собираетесь рассказать мне, что случилось, или нет?

Снова поглядев на Сипака, Сибрук передал ей и научный трикордер, и сипаковский медицинский.

— Прочтите записи. Сравнивая показания двух трикордеров, вы получите довольно точную картину случившегося. Мы провели в эпохе Мориты почти три месяца субъективного времени. Если добавить неделю, потребовавшуюся на дорогу в прошлое, и неделю, ушедшую на возвращение в наше время, то получится в общей сложности три с половиной месяца.

— Надо вас обоих обследовать, прежде чем вы вернетесь к работе или отправитесь на планету. — Она махнула рукой в направлении диагностических столов. — Устраивайтесь, а я велю кому-нибудь из специалистов начать.

Шли обычные медицинские исследования, когда в лазарет вошла контр-адмирал Эмерсон. Прежде чем она смогла приблизиться к вернувшимся из самовольной отлучки, Коллинз жестом пригласила ее в свой кабинет. Сипак видел, что они весьма оживленно беседовали. Вышли две дамы как раз когда колдовавшая над ними сотрудница закончила обследование. Вручив Коллинз результаты, она вышла.

— Надо бы вас всех в карцер упечь, — небрежно бросила Эмерсон. Сибрук вздрогнул, а Сипак просто вернул адмиралу ее свирепый взгляд. — Но втиснуть Пэна в камеру будет довольно затруднительно, а уж удержать его там — и подавно. С телепортирующими всегда так… их не удержишь там, где они не хотят находиться. То же самое касается Зиа.

— И что же вы собираетесь с нами делать? — спросил Сипак. — Как только вирус будет синтезирован и выпущен на чужих, наша маленькая ссора сама собой вскорости разрешится. А отправиться в прошлое было нужно в любом случае. Никаких других путей не существовало.

— Укротив свой гнев, я это осознала. Все другие меры ни к чему не привели. Только и оставалось надеяться, что ваша попытка не окажется столь же неудачной. Боюсь, однако, что ваш лейтенант Чехов еще долго постарается не попадаться мне на глаза. Сдается мне, я ему задала хорошую трепку. — Она потерла виски.

Сипак спросил сочувственно:

— Что-то еще не ладится?

— Угу. Эти чужаки сумели незаметно подобраться к поселению Древних. Здания, где расположен компьютер, они не захватили, но там в ловушке оказались и наши, и периниты. У них там достаточно припасов, чтобы продержаться несколько недель… а если затянут пояса, то и побольше месяца. К ним могут добираться огненные ящерицы, но драконы — нет. Места маловато, даже для Пэна. И нуль-транспортировать я их оттуда не могу. То здание облицовано особым покрытием, делающим невозможной безопасную нуль-транспортировку. К тому же я не собираюсь отдавать чужакам компьютер, поскольку очевидно, что именно он — их цель. — Она привалилась к столу — в ее глазах ясно проступила неимоверная усталость — и добавила: — Всякие попытки установить связь с чужими провалились. Мне ненавистна сама мысль об использовании вирусологического оружия, но другого выхода я не вижу.

В эту минуту вошла Коллинз и сказала:

— Сибрук, можете идти. То есть, если Карен не прикажет по-другому. — Эмерсон кивнула. — Свяжитесь со мной, если почувствуете что-либо необычное.

Сибрук натянул рубашку, протянул руку Зиа и вылетел за дверь лазарета настолько стремительно, что Сипак готов был поклясться, что за парнем пыль столбом взметнулась.

Сипак сел, свесив ноги со стола, и потянулся за сорочкой. Но, не успел он ее надеть, как Коллинз сказала:

— Вы же, напротив, останетесь.

— Это еще почему? — спросил Сипак низким, почти грозным голосом. — Я прекрасно себя чувствую.

— А вот результаты обследования этого не подтверждают. Гиповитаминоз, анемия, к тому же в нижних долях легких еще сохраняются инфильтраты. Частота сердечных сокращений выше нормы, артериальное давление — ниже, даже для вулканита, да еще температура повышена не менее чем на два градуса. Вы здесь по крайней мере переночуете, но мне кажется, что вам предстоит провести здесь много дольше одного дня. — Пошарив у себя за спиной, она извлекла набор больничной одежды. Швырнув его вулканиту, Коллинз махнула рукой в сторону душа. — Но начнем с начала. Ультразвук или вода — мне все равно. Потом переодеваетесь и возвращаетесь в кровать.

Сипак сердито глянул на своего коллегу с «Карсона».

— А как же синтез вируса? Вам может понадобиться моя помощь.

Коллинз, скрестив руки, вернула вулканиту его взгляд.

— Благодарю вас, мои люди отлично справятся. А при необходимости мы с вами посоветуемся. Охрану вызывать? Не сомневаюсь, что смогу найти достаточно помощников и среди десантников.

Карен засмеялась.

— Я бы на твоем месте сделала, как мне сказали, Сипак. Она может быть весьма настойчивой. Тереза расскажет, какой она может стать противной, когда решит удержать кого-то у себя в лапах.

Коллинз повернулась к контр-адмиралу.

— А не говорила ли я вам вот только, что, если вы не поспите какое-то время, я лично введу вам успокоительного и поставлю десантников у дверей?

Вскинув руки перед собой ладонями вверх, будто отгоняя злых духов, Карен попятилась из лазарета.

— Уже иду, госпожа доктор. Только скажите, когда этот вирус будет готов к применению.

Коллинз кивнула.

— Мои люди уже работают. Но пройдет не менее суток, прежде чем можно ожидать каких-то результатов, и только еще через два дня мы, может быть, сумеем как-то заразить чужих. — Она бросила Карен какой-то пакетик. Увидев ее вопросительный взгляд, она добавила: — Витамины вам тоже не помешают, и еще там мягкое успокаивающее. Но я буду держать вас в курсе всех дел.

— А я обещаю поспать. На мостике сейчас Тереза. Да, да, она тоже спала. — Карен вышла.

Коллинз снова повернулась к Сипаку, все так же сидевшему на краю диагностического стола с комплектом больничной одежды в руках.

— Хоть вы и старше меня по званию, я, если не ошибаюсь, отдала вам некое приказание. А поскольку начмед тут я…

— Неужели мне и правда все это надевать? — спросил Сипак, держа больничную форму, словно какую-то заразу.

— Мне все равно, во что вы одеты, пока не смущаете моих специалистов! — раздраженно ответила Коллинз. — Только давайте-ка быстрей — душ и постель, пока я в самом деле не вызвала сюда охрану! И помните: мое слово на этом корабле — закон, и без моего разрешения вы отсюда не выйдете.

— Иду, иду!

Притворив за собой дверь душа, Сипак послал Пэну:

«Ты не можешь попросить Зиа принести из моей каюты чистую одежду? Ну, пожалуйста?»

Пэн хихикнул.

«А-а, не хочешь больничное одевать?!»

«НЕТ! Я не болен и не желаю нести на себе соответствующей печати».

«Н-да? Не болен? — Пэн опять хихикнул, пока Сипак послал по их связи чувство крайнего недовольства. — Так и быть, спрошу Зиа, не сделает ли она, как ты хочешь».

Сипак выбрал воду, а потом блаженствовал до тех пор, пока не услышал у двери душа веселое чириканье. Выключив воду, он нагнулся и увидел, как Зиа бросила на пол одежду, о которой он просил.

— Спасибо тебе. Я твой должник.

Огненная ящерка чирикнула еще раз и исчезла в Промежутке.

Вытершись, Сипак натянул штаны и вышел в главный зал лазарета. Коллинз он не увидел, а потому выбрал койку у дальней стены, щелкнув тумблером, включил надкроватный диагностический блок и нырнул под одеяла. Более уставший, чем сам подозревал, он быстро уснул. Не проснулся вулканит, даже когда вошла Коллинз, взглянула на приборы у него над головой и вкатила ему несколько инъекций.

Когда он все же проснулся, то увидел, что на него со смешинкой в глазах смотрит Аппукта Чехов. Заметив, что вулканит открыл глаза, юнец спросил:

— Они вас догола раздели, сор?

Припоминая кое-что из прошлого, Сипак чуть улыбнулся.

— Нет, Пука, не раздели. — Он стряхнул одеяла, чтобы показать парню свои штаны. — Я просто предпочел не переодеваться в больничное.

Юноша кивнул.

— Значит, сем выше звание, тем больше поблажек.

— Не таких уж существенных. Я вынужден тут торчать. Что же касается званий… — Сипак посмотрел Чехову прямо в глаза. — Я слышал, у тебя вышла ссора с контр-адмиралом Эмерсон.

Чехов тут же заерзал. Глядя куда угодно, только не на Сипака, он ответил:

— Мы пришли к единому мнению.

— Не желаешь ли объяснить мне, что случилось? — спросил Сипак.

По-прежнему не глядя на вулканита, Чехов отозвался:

— Вам надо ее спросить, сор. Она расскажет лусе меня.

— Может, и так я сделаю, Аппукта, может, и так. А пока расскажи мне, как поживает Саул и что произошло за время моего отсутствия.

Сипак снова улегся на кровать, недоумевая, отчего же парнишка так тушуется. Однако вулканит решил пока не давить на него.

 

8. НИТЕПАД

Сипак отсутствовал почти две недели. Передав все, что знал и что мог припомнить о планах вулканита, Чехов с головой ушел в работу, возможно дольше оставаясь на планете, чтобы избежать встреч с контр-адмиралом Эмерсон. Когда позволяло время, он старался поближе сойтись с Гвином и Рогантом. В одно прекрасное утро Гвин влетел к нему и воскликнул:

— Сегодня Нити падают над Битрой. Мне разрешили пригласить тебя. Хочешь лететь со мной и Рогантом?

Чехов просиял.

— Еще бы! Я хочу увидеть все это с тех самых пор, как мы прибыли. Когда?

— Не раньше, чем через три часа. А поскольку Рогант и я готовы, мы можем отдыхать, пока нашему Крылу не поступит приказ построиться. Хочешь посмотреть Вейр? Или задать какие-то вопросы?

— Мне бы хотелось и то, и другое, — застенчиво ответил Чехов. — У меня до сих пор не получалось толком рассмотреть что-то или с кем-то побеседовать.

— Тогда — вперед! Сначала я покажу тебе Площадку Рождений. Одна из королев отложила там яйца, — Гвин усмехнулся. — Кто знает, может, на тебя укажет Поиск.

— Поиск? — переспросил Чехов.

— Это означает, что драконы говорят: ты — один из тех, кто, вероятнее всего, совершит Запечатление, — ответил молодой перинит. — Другими словами, установишь с дракончиком связь и станешь всадником.

— Не думаю, что для меня было бы мудро так поступить, — отозвался Аппукта. — На корабле и с Пэном-то бед не оберешься, а уж еще с одним драконом!

Гвин только рассмеялся и стал показывать Чехову Вейр. Вопросы так и сыпались из юноши-индейца, и Гвин отвечал на все. Потом разговор коснулся последнего брачного полета.

— Спариваются ли еще какие-то драконы, кроме золотых и бронзовых? — спросил Чехов.

— Спариваются голубые и зеленые. Иногда с золотыми спариваются коричневые, они же могут сойтись и с зелеными. — Гвин смущенно посмотрел на Аппукту. — Рогант становится достаточно взрослым для первого спаривания. В следующий раз, когда поднимется какая-нибудь зеленая, Рогант, я думаю, полетит за ней.

— Но что происходит, когда спариваются голубой и зеленая? — спросил Чехов. Слегка порозовев, он продолжил: — Я хочу сказать, что… м-м-м… знаю: когда совокупляются золотая и бронзовый, их всадники… м-м… делают то же самое. Но их всадники — женщина и мужчина. А если… и тот, и другой — мужчины?

— Ну и что, они тоже совокупляются, — невозмутимо отозвался Г'вин.

Аппукта вытаращил глаза.

— Ты хочешь сказать?.. Я знаю, что такое бывает, но…

— А! Я понял, о чем ты. — Теперь настал черед Гвина залиться краской. — Если эти двое мужчин чувствуют к друг другу такое… н-ну… я не уверен, как они поступают. Иногда такие отношения продолжаются после спаривания драконов. Но бывает и так, что рядом с каждым из мужчин-всадников во время брачного полета находится его женщина. — Он сглотнул. — Я ответив на твой вопрос?

— Думаю, да. А что же происходит с теми драконами, которым не повезло? И их всадниками? Как они выходят из положения?

— Этого я тоже толком не знаю, — ответил всадник перинитского дракона. — Надеюсь, когда Рогант впервые погонится за голубой, я все выясню.

И тут прозвучал сигнал подготовиться к вылету навстречу Нитепаду. Он продолжался три часа — три часа очень тяжелой работы для всех участвовавших в сражении драконов и всадников. Их строй по-прежнему оставался неплотным из-за боев с чужаками, а это значило, что оставшимся приходилось работать за двоих. Обожгло нескольких драконов и всадников, но серьезных ран никто не получил. Когда они уже заходили на посадку в Вейре Бенден, сидевшие на земле драконы вдруг затрубили.

— Что такое? — прокричал Аппукта, стараясь перекрыть шум ветра.

— Неожиданный Нитепад над холдом Бухтой, и нападение чужих в придачу! Вызывают всех драконов, не получивших ран! Держись, уйдем в Промежуток, как только молодежь загрузит Роганта огненным камнем!

Г'вин быстро поймал и привязал несколько брошенных мешков, и они через Промежуток направились в холд Бухту.

Когда они появились над холдом, Гвин обернулся и сказал:

— Нам нужно не дать Нитям упасть на сражающихся внизу. Чужие уже убили одного дракона и нескольких человек из холда. Вашим… десантникам падающие сверху вместе с чужаками Нити тоже ни к чему. Ты только подавай мне огненный камень, и все будет в порядке.

Чехов кивнул и делал, как ему сказали. Но они оба уже устали после первого Нитепада, и одна Нить их задела. Она обожгла Гвину плечо, а потом упала как раз на самый верх чеховского бедра. Оба парня взвыли от боли и Рогант мигом ушел в Промежуток, замораживая Нить, но не жгучую боль в местах, где она коснулась людей. Когда они вновь появились над холдом, юноши застонали — их ран коснулся ветер.

Гвин повернулся к Чехову и сказал:

— Надо возвращаться в Бенден и показать целителям эти ожоги. Нам на смену идут свежие драконы.

Голубой в мгновение ока перенес обоих парней обратно в Вейр Бенден.

Когда они вдвоем сошли с дракона, на них обрушились лекари — и перинитские, и звезднофлотские. Пока один стаскивал с Гвина куртку, другая начала разрезать на Чехове брюки. Отшатываясь, индеец вскричал:

— Нет! Я в порядке.

— Нам необходимо тебя осмотреть. Ожоги Нитей могут быть опасны, — отозвалась медработница с «Карсона».

Чехов продолжал пятиться, все время прихрамывая.

— Не надо меня осматривать.

— Нет, надо, лейтенант, — раздался голос у него за спиной. — Все ожоги Нитей должны быть обработаны, пока не присоединилась инфекция.

Резко обернувшись, Чехов увидел контр-адмирала Эмерсон. Он попытался вытянуться по стойке «смирно», однако ожог бедра не позволил ему это сделать.

— Госпожа адмирал!

— Выбирайте, Чехов. Или вы мне позволите осмотреть вашу рану и обработать ее, или присутствующему здесь мичману. — Она указала на ту самую девушку-медика, которая с самого начала пыталась оказать ему помощь. Сипак рассказывал ей о стыдливости Аппукты, в особенности касательно определенных частей его тела. Эмерсон не имела специальной медицинской подготовки, но за последние недели она повидала достаточно ожогов от прикосновения Нитей и знала, как их обрабатывать. Поэтому Карен хотела дать ему определенную свободу выбора в том, что касалось его собственного тела.

Чехов глянул через плечо на мичмана медслужбы. Выглядела она не старше его, и теперь вместе с перинитским целителем посмеивалась над Гвином. Он снова посмотрел на Эмерсон. При виде более зрелой женщины, без смеха смотревшей на него в ожидании ответа, он уступил:

— Я позволю вам осмотреть меня.

— Тогда пойдем.

Прихватив горшок с болюйди-травой и бинтов, Карен направилась в пустой вейр Сипака. Она не оборачивалась, уверенная, что Чехов следует за ней.

Вздыхая, парень хромал за контр-адмиралом. Он надеялся, что Карен не будет столь же расстроена им, как две недели назад — в конце концов, он САМ виноват, что получил ожог. Когда они вошли в вейр, Эмерсон зажгла несколько ламп, добавив света, затем приказала:

— Раздевайся!

— Но… госпожа адмирал!

Чехов знал: приказ есть приказ, но его трепет перед адмиралом просто не мог ему позволить лишиться всей его одежды вкупе с достоинством. Особенно перед женщиной!

Эмерсон притопывала ногой и свирепо смотрела на стоявшего перед ней парня.

— А как еще, по-твоему, я могу взглянуть на рану? Глаза у меня не рентгеновские, как ты, возможно думаешь обо всех в чине выше капитана. — Но тут ее взгляд смягчился и она сжалилась над ним. — Ладно. Я отвернусь. Трусов можешь не снимать, но я должна буду убедиться, что никаких других ран, кроме явного ожога бедра, ты не получил.

— Есть, госпожа адмирал.

Чехов подождал, пока адмирал отвернется, и быстро стащил летную одежду. Он благодарил удачу за то, что сегодня утром вместо набедренной повязки решил надеть форменное белье. Иначе адмирал и над этим могла бы подтрунивать. Он подошел к кровати Сипака и осторожно лег. Ожог начинал болеть по-настоящему сильно, хотя он и не собирался признаваться в этом Эмерсон.

— Я готов, госпожа адмирал.

Эмерсон обернулась и приблизилась. Когда она склонилась осмотреть рану, Чехов отвернулся, уставившись в стену. Карен покрыла его ногу толстым слоем мази; сразу стало легче, а вскоре боль и вовсе прекратилась. Перевязывая место ожога, она бормотала себе под нос. Потом сказала:

— Вставай, лейтенант.

Приподнявшись, затем встав, он спросил:

— Засем?

— Надо укрепить повязку, чтобы она не соскользнула. Для этого придется обернуть бинт вокруг твоей талии. Ты знаешь, — сказала она словоохотливо, — если бы этот клочок нити упал хоть немного повыше, остаток жизни ты бы пел сопрано. Медики Федерации могут заменять утерянные конечности и некоторые внутренности, но до половых органов пока еще не добрались.

Аппукта Чехов покраснел с головы до пят. Не зная, поддразнивает адмирал или говорит серьезно, он спросил:

— Насколько серьезна моя рана, госпожа адмирал? Надо ли мне являться в лазарет?

— Нет, если будешь ухаживать за раной. Иными словами, менять повязку не реже двух раз в день и смазывать ожог. — Эмерсон стояла со смешинкой в глазах. — Будет шрам. Если захочешь, его можно будет позже легко удалить в лазарете. Пока же менять повязки и следить, не началось ли воспаление, смогу либо я, либо доктор Коллинз, или еще кто-то — на твое усмотрение.

— А разве не могу я делать это сам? — чуть умоляюще спросил Чехов. — Я вполне справлюсь со сменой повязок. Не так уж это сложно.

— Да, но, если присоединится инфекция, а ты этого не заметишь, то можешь потерять ногу, а заодно — и кое-что другое. — Чехов сглотнул, снова вспыхивая и бессознательно прикрывая рукой некую весьма ранимую область. Адмирал продолжила: — Например, жизнь.

— Я попрошу Гвина помочь. А я послежу за его плечом. Можно так сделать? — спросил юноша едва ли не отчаянно. Ему очень хотелось, чтобы повязки менял мужчина, а не женщина, и, поскольку Сипака поблизости не было…

— Можно, только если у кого-то из вас начнется воспаление, не забудьте показаться целителям.

— Слушаюсь, госпожа адмирал. Я могу идти, госпожа адмирал? — Он потянулся за своей одеждой, почти отчаявшись избавиться от неловкости.

— Только не забывай, что я сказала, лейтенант.

Эмерсон смотрела, как парень вновь натягивал летный костюм; когда штаны задели повязку, она сочувственно поморщилась. А потом повернулась навстречу очередным дурным вестям о самой последней атаке чужих на холд Бухту.

 

9. ВИРУСНАЯ ВОЙНА

Контр-адмирала Эмерсон разбудил настойчивый сигнал устройства внутренней связи. Посмотрев на хронометр, она увидела, что ей позволили проспать почти восемь часов. Этого, однако, хватило не более чем на то, чтобы едва коснуться краешка ее безмерной усталости. Она загнала себя больше всех, и теперь начинала за это расплачиваться. Но до тех пор, пока они не одолеют чужих, времени на отдых не будет. Сейчас они, по крайней мере, располагали одним пленным, которого можно было изучить — десантники сумели его захватить ценой многочисленных ранений своих товарищей, и теперь птицеподобное существо содержалось в охраняемом изоляторе лазарета.

Нажав на переключатель, она сказала:

— Да?

— Вирус растет хорошо, Карен, — донесся из переговорного устройства голос доктора Коллинз. — А специалисты инженерной службы задумали штуковину, которая взорвется над их цитаделью. Впрочем, потребуется не менее двух дней, чтобы сделать и проверить ее.

— Дай мне принять душ, перекусить чего-нибудь и просмотреть последние сводки. Ой, а как там Сипак?

— Проснулся и бузит. Ему хочется на волю, но мне не нравятся инфильтраты, сохраняющиеся у него в легких. Я сказала, что надо потерпеть еще денек, а если будет вымудряться — проторчит все десять.

Карен рассмеялась.

— Хочешь, я с ним поговорю?

С другого конца линии послышался вздох.

— Не мешало бы. К нему заходил лейтенант Чехов, поэтому, думаю, Сипак так и задергался. Он знает, что Чехов собирается вернуться на Перн, и ему тоже хочется.

— Кстати, об этом юном лейтенанте… Как его ожог?

— В жизни не видала, чтоб кто-то так пугался докторов! Стоило мне обмолвиться, что неплохо бы его осмотреть, как он уже пятился, бормоча: «Г'вин говорит, все прекрасно заживает!», а потом упомянул какие-то твои слова. Сипак уселся в постели и засмеялся. И я отпустила лейтенанта, — в голосе Коллинз чувствовалась досада.

— Я разберусь. Отбой.

Одевшись и поев, Эмерсон отправилась на мостик. Сменяя капитана Дайр, она спросила:

— Есть новости относительно компьютерного центра?

— По-прежнему окружен. Сьюзен и другие все так же отражают нападения чужаков; те не могут прорвать их оборону. Десантники готовы вмешаться. Они уже отбили холд Бухту.

— Потери?

— Убитых нет, по крайней мере, среди десантников. Несколько раненых, но, по-моему, ничего серьезного.

— Спасибо.

Эмерсон села в командирское кресло. Затем повернулась к дежурному офицеру связи и сказала:

— Если Чехов еще не нуль-транспортировался на планету, пришлите его на мостик. Если он там, отзовите его как можно скорее.

— Слушаюсь, госпожа адмирал. — После быстрой проверки он обернулся и сказал: — Он уже внизу и сейчас патрулирует с одним из всадников. Но Пэн говорит, что свяжется с ним и передаст, что вы его вызываете на корабль.

Кивнув, Эмерсон снова обратилась к Дайр.

— Я буду в лазарете. Пришлите его туда, когда вернется. Да, вот еще что: если он патрулирует с Гвином, то я бы хотела увидеть и всадника.

— Гвина? — спросила Дайр.

— Я придумала, как применить наш вирус, но для этого нужен Г'вин и его дракон. Приказывать всаднику не в моей власти, но попросить я могу. — Эмерсон повернулась и ушла с мостика, оставив Дайр в некотором смущении.

Войдя в лазарет, она увидела Сипака, сидящего в постели и недовольно глядящего на покоящийся перед ним компьютерный терминал, скрестив руки на голой груди.

— Похоже, мне нравится твоя новая прическа, — заметила она, подходя ближе и забрасывая длинный локон ему за плечо. — Когда думаешь постричься?

— Как-нибудь на днях, — в тон ей ответил вулканит. — А пока… — Он пожал плечами. — Это так важно?

— Сейчас нет. Да и в дальнейшем, по-моему, тоже. — Опершись на кровать, она сказала: — Но вот сегодня утром я прослышала о затруднении другого рода. Так вот, ты добровольно останешься в лазарете, пока Марша не признает тебя годным к службе, или тебе ПРИКАЗАТЬ?

— Ты этого не сделаешь.

— Сделаю. А после того фокуса, который ты выкинул, тут еще и охрану выставить не мешает, а уж отсюда — прямиком в карцер. Я по-прежнему могу это устроить, ты ведь знаешь.

— Можешь, — Сипак уронил голову на подушки. — Почему же ты поступаешь иначе?

— Потому, что ты добился успеха, — Эмерсон потерла лоб. — Но здесь пробудешь, пока не выпишут.

— Идет.

— А еще не станешь бунтовать и расстраивать Маршу. Делай, что она говорит, и принимай все предписанные ею лекарства. — Эмерсон еще раз взглянула на Сипака. — А ты почему не в пижаме?

— Уступи мне хоть в чем-то! — воскликнул он. — На все согласен, только не больничная одежда. Марша не возражает.

Карен хмыкнула и уже открыла рот, чтобы ответить, но, не успела она слова вымолвить, как услышала хихиканье у себя за спиной. Обернувшись, Эмерсон увидела в дверях ухмыляющегося Чехова и явно взволнованного юношу-перинита.

— Вы хотели что-то сказать, лейтенант?

— Сипаку, госпожа адмирал. — По ее кивку он выглянул из-за нее и сказал: — «Ты — мне, я — тебе» — честная сделка, сор. Расслабьтесь и получайте удовольствие. — Он снова хихикнул.

— Соглашайся, Сипак. И можешь оставить все, что на тебе… — Она многозначительно посмотрела на простыню, укрывавшую нижнюю часть тела вулканита, — …надето. — Затем она перевела взгляд на стоявшую в дверях парочку. — Так, лейтенант, я слышала, у вас с доктором Коллинз сегодня поутру спор вышел?

Чехов глотнул.

— Нет, госпожа адмирал. Я только сказал ей о нашем с вами договоре. — Он посмотрел на своего друга. — Это Гвин. Он вам скажет, что моя рана прекрасно заживает. — Гвин энергично закивал.

— Хм-м-м… Видите вон ту комнату? — Эмерсон показала на один из изоляторов. Чехов кивнул. — Я желаю взглянуть там на вас и ваши раны. Пять минут.

— Госпожа капитан! — взмолился Чехов.

— Могу позвать доктора Коллинз…

Чехов схватил Гвина и направился в указанную комнату, объясняя что-то по дороге. Когда Эмерсон двинулась было следом, Сипак спросил:

— Раны? Какие раны? Что там еще Пука натворил?

— Их обожгли Нити, когда они защищали холд Бухту, пока десантники сражались с чужаками два дня назад. Ничего серьезного. — Она обернулась к Сипаку и сказала: — В один прекрасный день тебе придется рассказать, почему это твой юный лейтенант так стесняется докторов. — И она вошла в изолятор.

Чехов уже лежал на диагностическом столе, прикрывая рукой глаза. Она прощупала рану, чтобы удостовериться в отсутствии каких бы то ни было признаков инфекции.

— Выглядит неплохо. — Поворачиваясь к Гвину, они спросила: — Как долго обычно заживает ожог Нитей?

— С неделю. — Он глотнул и добавил: — Госпожа адмирал…

— Не надо называть меня «госпожа адмирал», Гвин. Ты — не из моей команды. Зови меня Карен. Если привык к титулам, подойдет «Предводительница». Но обращаться ко мне по правилам Федерации тебе, право, не нужно. А теперь дай-ка я взгляну на твое плечо. — Она проделала то же самое, что и с бедром Чехова. — Вы оба хорошо друг за другом ухаживаете. Продолжайте в том же духе. Одевайтесь, а я буду вас ждать в зале собраний номер два.

Когда двое парней вошли в указанное помещение и уселись, Эмерсон сказала:

— Я слышала, вам, наконец, разрешили летать. И в Промежутке тоже?

Г'вин кивнул.

— Если наши раны заживают нормально и мы недолго остаемся в Промежутке, Лесса не возражает. С Нитями она нам, впрочем, воевать еще не позволит.

— Хорошо. А теперь, Гвин, я хочу тебе рассказать об одной задумке. Если тебе она не понравится или тебе станет не по себе, ты не обязан принимать в ней участие. Понимаешь? — Гвин кивнул, и Эмерсон продолжала. — Вы вдвоем больше всех наблюдали за цитаделью чужаков и наносили ее на карту. Сипак доставил жизнеспособный вирус. Доктор Коллинз сейчас его синтезирует. Инженерная служба может сделать устройство, необходимое для доставки вируса к вражеской крепости. Мне хотелось бы, чтобы его бросил на них не транспортер. Прекрасно подошел бы дракон и всадник, или всадники, предпочтительно — знакомые с местностью. Ну как, играете вы в эту игру?

— Какую игру? — хором спросили оба.

— Я спрашиваю, согласны ли вы.

Гвин посмотрел на Аппукту, который согласно кивал головой. Но, все еще неуверенный, он уточнил:

— Как долго мы пробудем над тем местом, близко ли потребуется подобраться и какова вероятность, что чужие на нас нападут?

— Чтобы сбросить бомбу, вы должны оказаться прямо над цитаделью. Много ли понадобится времени — зависит от вас. Можете вы попасть туда через Промежуток, или придется лететь откуда-то еще?

Чехов наклонился и зашептал что-то другу. Потом Гвин сказал:

— Если Пука говорит верно, то я смогу направить моего дракона прямо в небо над их главным строением.

— Тогда вам понадобится пробыть там ровно столько времени, чтобы привести в действие взрывное устройство и бросить его. Чужие не должны успеть отреагировать ни на вас, ни на бомбу. — Эмерсон откинулась в кресле и спросила: — А что же ты такое сказал Гвину, Чехов?

— Я сказал ему, госпожа адмирал, что наш корабль располагает необходимым оборудованием и может обеспечить его отчетливым изображением любого места с заданной высоты, и ему будет куда направлять дракона. — Он сел прямо, словно аршин проглотил.

Эмерсон кивнула.

— Значит, вы сделаете это?

Гвин повторил ее жест.

— Если Лесса не будет против. Она должна знать, чем я занимаюсь. Она — моя Предводительница.

— Тут ничего сложного. У нас с ней встреча через час; отсюда и отправимся. Если она согласится с моим планом, то вам вдвоем, — прошу прощения, втроем — нужно будет сбросить упомянутое устройство тотчас после рассвета по времени Южного Материка примерно через неделю. — Она встала. — А сейчас, не сомневаюсь, у вас найдутся дела, как и у меня. Можете быть свободны.

Она оказалась на мостике незадолго до того, как мичман Ручной (к его фамилии прилипла кличка «Медведь»), специалист-ремонтник, трудившийся над созданием оружия, предположительно действенного против чужих, появился там именно с таким оружием. Он вручил его капитану Дайр, а та передала смертоносный предмет Эмерсон со словами:

— Потрудился на славу. Я просмотрела итоги проверки в голографическом отсеке, и, скорее всего, оно придется чужакам не по вкусу. Как намерены его использовать?

— Толком еще не знаю, — отозвалась Карен. — Надо подумать. Сколько их уже сделано или может быть сделано быстро?

Мичман Ручной почесал а затылке, потом сказал:

— Вот одна; есть еще прототип. По крайней мере пару я смогу сделать и отладить… ну, скажем, через двенадцать часов.

— Благодарю вас, мичман. Приступайте. — Когда он покинул мостик, Эмерсон повернулась к Дайр и спросила: — Так как, ты сказала, действует эта штука?

— Судя по тому, что выяснил мичман Ручной, металлические перья чужаков содержат значительную примесь силибида — силиконо-карбида. Вот почему наши фазеры не особенно действовали на этих созданий, в отличие от пламени. Он сотворил это оружие, исходя из предположения, что интенсивное электромагнитное излучение способно уничтожить чужих. — Она повертела оружие в руках. — Второй выстрел из этой машинки оглушил чужого настолько, что тот перестал двигаться — по крайней мере, его имитация в голографическом отсеке. Проверить это оружие в настоящем бою еще не представилось возможности.

Эмерсон кивнула. Прежде чем она заговорила вновь, послышался ужасающий визг, казалось, наполнявший весь корабль невыносимым, рвущим барабанные перепонки шумом. Поворачиваясь к посту связи, она спросила:

— Это что такое? Уберите немедленно.

Офицер связи поколдовал над своими циферблатами, затем обернулся и сказал:

— Источник звука — не здесь. Но то, что этот шум вызывает, использует нашу систему связи в качестве резонатора.

Тут свистнуло переговорное устройство. Хлопнув по кнопке, вмонтированной в рукоятку ее кресла, Эмерсон сказала:

— Мостик.

Когда открылся канал связи, визг стал еще громче.

— Лазарет. Только что проснулся чужой, которого прислал нам капитан Робертс. Он у нас за двойным силовым полем, но даже десантники не могут твердо обещать, что оно его надолго удержит. Не подскажете, как нам его снова утихомирить?

— Нет пока… — Эмерсон примолкла. — Впрочем, есть кое-что. — Она повернулась к Дайр и сказала: — Пусть Ручной встретит тебя внизу. Он сможет показать, как работает его устройство на самом деле. Я бы тоже пошла, но у меня встреча с Лессой меньше чем через десять минут. Будет толк от машинки — сообщите. Если это оружие действенно, и если оно не слишком тяжело для огненной ящерицы, мы сможем послать его Сиверт и другим защитникам компьютерного комплекса в поселке Древних. — Повернувшись к переговорному устройству, она спросила: — Вы все слышали?

— Так точно, госпожа адмирал. Будем ждать. Коллинз отключается.

Уже готовая покинуть мостик, Эмерсон спросила коммандера Фенске:

— Кстати, о Сиверт. Как они там, держатся? Они ведь уже неделю в осаде.

— Как и раньше, госпожа адмирал, — ответил офицер-исследователь, вулканит Фенске. — Чужие не могут войти, а Сиверт и другие — выйти. Мы продолжаем работать над тем, чтобы обойти защитную оболочку, которой Древние окружили компьютерный зал, но пока не добились успеха.

— Как у них с пищей и водой?

— С этим, благодаря огненным ящерицам, затруднений нет, госпожа адмирал, — отозвался он. — Помещение там, однако, закрытое, плохо вентилируемое, и они сообщали, что холодный душ или купание в озере Вейра Бенден пришлись бы весьма кстати.

Эмерсон на мгновение улыбнулась, но сразу же посерьезнела.

— А как дела у десантников? Не собираются прорвать блокаду чужих?

— Нет, госпожа адмирал. Чужие тоже разбили там лагерь. Их там в любое время не меньше полусотни, если не больше — слишком много, чтобы у десантников появилась возможность подобраться ближе. Поэтому осажденных атакуют почти непрерывно. Но дальше внешних дверей они пока не прорвались. За этим коммандер Сиверт следит.

— Благодарю. Фенске, принимаете командование до возвращения Дайр. Я буду у Лессы. Сообщайте обо всем.

— Есть, госпожа адмирал.

Эмерсон нуль-транспортировалась в зал совещаний Лессы. Обсудив с Предводительницей последние события и получив заверения в том, что огненные ящерицы верно передают сообщения бойцов из компьютерного комплекса Древних, она спросила мнения Лессы по поводу своего намерения сбросить вирусную бомбу на главную цитадель чужих, а, возможно, и еще одну — на осаждавших. Изготовить другую бомбу, меньшей мощности, больших трудов не составит. Когда Лесса одобрила план Карен и согласилась отрядить для этой цели Гвина и его дракона, Эмерсон уведомила корабль об итогах встречи и дала указание нуль-транспортировать оба устройства прямо в Вейр Бенден.

Немного позже к ним в комнату вошел мичман Ручной с двумя экземплярами своего оружия. Поклонившись Лессе в знак уважения ее статуса, он повернулся к Эмерсон и заявил:

— Это устройство подействовало на чужака в лазарете, как и предсказывалось. — Усмехнувшись, мичман добавил: — Погас, как лампочка! И до сих пор не «включился». Я дал одно «ружьишко» десантнику, стоящему на страже у изолятора. Капитан Дайр хотела, чтоб я доставил эти игрушки сюда и научил десантников ими пользоваться.

— Минутку. Одна из них мне очень нужна, но, чтобы объяснить, как ею пользоваться, мне понадобится своего рода транслятор. — Эмерсон сосредоточилась и позвала Пэна:

«Ты здесь? Сипак говорил, что ты вернулся на Перн».

Пэн неохотно ответил:

«Я — у озера. Хотите от меня чего-то, требующего энергии? Марша велела мне сегодня и завтра отдыхать».

Мысленно смеясь, она ответила:

«Нет. Просто хочу, чтобы ты связался со Сью Сиверт. Сможешь?»

«Какие вопросы! Куда явиться?»

«Если сможешь сюда — прекрасно. Да, прихвати с собой Чехова и Гвина. Для них все готово, и, чем скорее мы напустим на чужаков этот вирус, тем лучше».

Не прошло и минуты, как маленький бронзовый появился рядом с Эмерсон, ошарашив мичмана Ручного. Последний отскочил на несколько футов, прежде чем опомнился, затем окинул оказавшегося по соседству дракона отчасти профессиональным взглядом. Пэн ответил ему тем же, медленно вращая глазами. Скоро прибежали и Чехов с Гвином.

— Пэн, я хочу, чтобы ты передавал Сиверт наставления Ручного по использованию этого устройства. Одна из огненных ящериц сможет телепортировать его ей; но, коммандер должна знать, как им пользоваться. Ты сможешь это сделать?

Пэн кивнул, затем мысленно добавил:

«Так я вам нужен только в качестве живого передатчика? О-о-о!» — Он возвел оба своих больших глаза небу, словно спрашивая у богов позволения не верить сказанному.

В ответ Эмерсон шлепнула его по боку и обернулась к Ручному.

— Просто говорите ему все, что бы вы хотели сказать Сиверт. Пэн передаст ей ваши объяснения, а потом — ее вопросы. Он может вызвать и одну из огненных ящериц, чтобы доставить это оружие Сиверт. Когда покончите с этим, передайте вторую штуковину на базу десантников в холде Бухта и вручите капитану Робертсу. Объясните ему, для чего она и как ей пользоваться. Потом поглядите, много ли вы еще таких же сможете собрать сегодня.

— Слушаюсь, госпожа адмирал.

Ручной повернулся к Пэну, а Эмерсон — к стоявшим перед ней юношам.

— Так. Вот эти устройства. Чтобы они не сработали случайно, парни из инженерной службы вместо переключателя или кнопки установили рычажок под крышкой. Вам следует оказаться не менее чем в тысяче футов над их базой. Все, что от вас требуется — это появиться там, привести в действие устройство, бросить его и снова уйти в Промежуток. С момента включения взрывателя у вас — пять секунд. Удалите крышку рычажка заранее — перед прыжком в Промежутке к их цитадели. Вам останется, таким образом, только повернуть рычажок и бросить ее. Понятно?

Чехов посмотрел на устройство. Он задал несколько вопросов, чтобы уяснить все до конца, затем встал и сказал:

— Понятно, госпожа адмирал. Когда надо это сбросить?

— Как мне говорили, вирус более активен, когда на земле еще лежит роса и солнце не так высоко. Когда над той местностью должно рассвести?

Гвин закрыл глаза и прикинул. Потом по выражению его лица контр-адмирал Эмерсон поняла, что он сверяется со своим драконом, Рогантом.

— У них солнце встает раньше, чем у нас, значит, рассвело там несколько часов назад. Если хотите, можем сместиться во времени. Так не надо будет ждать до завтра, чтобы сбросить ваши… устройства.

Эмерсон задумалась.

— Если Лесса не против, сделайте это. А нет — подождите до завтра. Вопросы есть?

Оба юноши посмотрели на нее, потом покачали головами.

— Свободны.

Они повернулись, взяли взрывные устройства и быстро вышли, обсуждая, что надо сделать для выполнения своей задачи.

Через два часа — Эмерсон как раз снова терла лоб, гадая, когда же она хоть немного поспит и поспит ли вовсе — перед Карен появился Чехов.

— Госпожа адмирал? — обратился он и, по ее кивку, продолжил: — Оба устройства взорваны на рассвете сегодня утром. Лесса позволила нам сместиться во времени.

— Ты случайно не знаешь, когда мы увидим какие-то результаты воздействия вируса? — спросила она.

— Сипак просил передать вам, госпожа адмирал, что должно пройти по меньшей мере два дня, а может, и больше. Но даже это — грубое приближение. Он сейчас изучает, что говорит история насчет этого вируса. Периниты заболевали в течение двух дней. Если им суждено было умереть, то умирали они в первые пять дней болезни. Он не знает, как именно вирус подействует на чужих. Он может только твердо сказать, что подействует — так или иначе.

— Спасибо, лейтенант. Теперь, полагаю, все, что нам остается — это ждать.

 

10. УДИВИТЕЛЬНЫЕ ОТКРЫТИЯ

После того, как Чехов и Г'вин, оседлав голубого Роганта, сбросили вирусные бомбы, сместившись во времени, всем оставалось только ждать. Сипаку, по-прежнему заключенному в лазарет, ожидание давалось особенно тяжко. Он не мог спускаться на планету, чтобы следить за тем, начал ли действовать вирус, а поскольку Марша Коллинз, начмед «Карсона», хотела, чтобы вулканит отдохнул, она допускала к нему лишь некоторых посетителей и ограничила доходивший до него поток информации.

Вместе с Сипаком решил не покидать корабля и Пэн; принятию такого решения способствовал день, проведенный в одиночестве на Перне. Благодаря своему размеру и умению выгодно его использовать он оказался среди тех, кому поручили сторожить все еще содержавшегося в камере-изоляторе чужака. Четыре дня, когда пришлось ждать, пока подействует вирус, Пэн проводил основную часть своих дежурств в лазарете. По какой-то причине чужой в его присутствии вел себя спокойнее. По крайней мере, он не визжал целыми днями что есть мочи и не валялся в беспамятстве, когда корабль уставал от его зубодробительных воплей. Поскольку контр-адмирал Эмерсон не желала ни убивать чужого, ни держать его в бессознательном состоянии, она предпочла, чтобы его караулил тот, кто не тревожил бы хохлатое птицеподобное существо.

На пятый день после взрывов вирусных бомб до Сипака и Пэна дошли известия о том, что вирус, кажется, действует. Чужие падали с небес и либо погибали от удара о землю, либо падали уже мертвыми. Все пришельцы сосредоточились в двух своих главных цитаделях — той, что располагалась в горах, и рядом с компьютерным комплексом.

После бомбардировки узник-чужак становился с каждым днем все тише и тише. На четвертый день он перестал кричать и только сидел в своей тюрьме с самым угнетенным видом. На своих стражей он едва глядел. Исключение он делал только для Пэна.

С Пэном существо, кажется, пыталось общаться. Чужой «говорил» на своем кричаще-щебечущем языке большую часть времени, когда Пэн стоял на, посту. Остаток дежурств Пэна хохлатый сидел с сосредоточенным выражением лица и пристально смотрел на молодого бронзового дракона.

Пэн, в свою очередь, не сводил глаз с пришельца, чувствуя некоторое неудобство, когда Сибрук и Зиа, его золотая огненная ящерица, зашли проведать Сипака. Они вдвоем впервые оказались лицом к лицу с бодрствующим птицеподобным созданием. До этого оно либо спало, либо пребывало в беспамятстве после выстрела из оглушающего ружья. Чужой подпрыгнул от удивления и во все глаза стал таращиться на Зиа, примостившуюся у Сибрука на плече.

Зиа чирикнула, глазея на чужака в ответ. Потом чирикнула еще раз, теперь уже с некоторой неловкостью в голосе. Переведя взгляд на бронзового сородича, она спросила:

«И долго он так?»

«Весь день. Когда не смотрит на меня, то сводит с ума своим чириканьем. Думаю, он пытается со мной заговорить, — с озадаченной физиономией говорил Пэн. — Но почему именно со мной? Я ведь всего-навсего мичман. От меня ничего не зависит, и я, вне всяких сомнений, не смог бы ничего СДЕЛАТЬ!»

«Может быть, ты в чем-то особенный», — откликнулась Зиа.

«Но в чем? — спросил Пэн, смущенно вращая глазами. — С чужими пытались вступить в контакт все, включая и телепатов. Что я могу?»

Сибрук, слушавший более-менее общедоступную беседу, сказал:

— Что кто может — никому не известно. В прошлом даже войны удавалось укротить благодаря усилиям отдельных личностей. Почему бы тебе не попытаться ответить этой птичке?

— Говорить с этой птичкой!?! — раздался оскорбленный возглас с одной из кроватей.

По меньшей мере на половине коек лежали раненые, из них изрядное количество составляли десантники. Остальные места заполняли члены экипажа «Карсона» и другие представители Федерации, не имевшие, в отличие от перинитов, естественной невосприимчивости к вирусу гриппа и находившие в различных стадиях выздоровления от легкой формы той же болезни, которая поразила чужих. Поскольку люди и другие существа, входившие в Федерацию, некоторой устойчивостью к вирусу все же располагали, да и медицина делала свое дело, никто от вирусной инфекции не умирал, хотя многим больным искренне этого хотелось. В тяжелых случаях пациенты страдали от бесконечной тошноты, рвоты, поноса, головной боли, головокружения и других симптомов гриппа. Таким больным предстояло длительное стационарное лечение.

Один из раненых десантников едва не выпрыгнул из кровати. Только больная нога помешала ему вскочить и подбежать к Сибруку. Он закричал:

— Это он и его приятели упекли нас сюда! Если бы они хотели с нами говорить, могли бы давным-давно это сделать. По мне — так пусть все сдохнут!

Раздался другой голос:

— Сдохнут? А если нет? Вирус может на всех и не подействовать. Значит, придется опять с ними воевать. Я, например, не желаю этого делать, не имея оружия получше. По-моему, надо дать дракону попытаться с этой тварью сговориться. Может, удастся со всем этим покончить, пока опять кто-то не покалечился или погиб.

По всей палате тут же начался сердитый гомон. Не давая ему перерасти в настоящую перебранку, заговорил Сипак:

— Дайте Пэну попробовать, пока вы все не поссорились и не передрались. Вы добьетесь лишь того, что пробудете здесь намного дольше, чем того желает доктор Коллинз. В конечном счете, неважно, как мы выясним, почему чужие на нас нападают. — Он опустился на постель. — Приступай, Пэн.

Пэн уселся перед камерой чужака и стал в упор смотреть на него. Когда чужой понял, что Пэн хочет попробовать вступить с ним в разговор, он начал глядеть в ответ. Пэн счел, что достаточно времени провел рядом с пришельцем, и, хотя язык существа отличался от известных дракону, они смогут общаться.

Прошло, как показалось Пэну, очень много времени, прежде чем он услышал в голове слабый голос. И сказал этот голос только одно слово:

«Почему?»

«Что — «почему»?" — задал вопрос Пэн, стараясь сколь возможно утихомирить свое волнение.

«Почему вы позволили вашим домашним зверькам на нас нападать? И почему вы не отвечали на наши попытки наладить связь с вами?»

«Какая связь? — недоуменно спросил Пэн. — И что за зверьки? У нас нет домашних зверьков».

«Вы имеете в виду огненных ящериц? — вмешалась Зиа, слушавшая их беседу и передававшая ее основное содержание Сипаку и Сибруку. — Мы с вами не воевали».

«Вы — телепаты, как и мы, — отозвался чужой. — И все равно не отвечаете на наши телепатические послания. Почему? Это ваши любимчики не дают вам общаться с другими разумными ящерами? Вы покрыты чешуей и теплокровные, как мы».

«Любимчики? Я все-таки не понимаю, что вы тут имеете в виду. — Пэн посмотрел на Сипака, который подошел и стоял рядом со своим напарником. — Драконы говорят между собой и со своими всадниками. Я необычен в том, что могу и хочу говорить не только со своим всадником».

«Домашние зверьки! — воскликнул чужой. — Я имею в виду тех мягкотелых, бледных слизней, которые катаются на шеях тебе подобных. Неужели их ярмо нерушимо? Как могут управлять каждым вашим движением такие безмозглые паразиты? Вроде вон того, с остроконечными ушами, — чужак склонил голову в сторону Сипака, — который стоит сейчас рядом с тобой. И всех остальных, окружающих тебя здесь, в этой тюрьме, в которую они меня бросили».

— Всадники! — выдохнул Сибрук. — Любимчиками он называет всадников! Но мы — не домашние зверьки драконов!

— Однако он этого не знает. Пэну придется каким-то образом убедить его в нашей разумности.

Пэн вполуха прислушивался к беседе, пытаясь сообразить, что же сказать. По-прежнему не сводя глаз с пришельца, он осторожно спросил:

«Почему ты решил, что существа, летающие у нас на спинах — домашние зверьки? Откуда вы?»

«Мы — из звездной системы****, - название никак не желало переводиться во что-либо понятное Пэну, поэтому он назвал ее Деревом. — Наша планета называется****, - снова туманное слово, которое Пэн окрестил Гнездом. — Наш вид в этой системе главенствует».

«Есть ли в вашей системе существа, похожие на наших всадников?» — спросил Пэн.

«Есть, их употребляют в пищу. Слизнями мы кормим наших подрастающих птенцов».

«Вы сталкивались с подобными существами во время ваших путешествий?»

Мысли чужого окрасило презрение.

«Да. И все они сопротивлялись нашим усилиям управлять их мирами надлежащим образом. Подобным созданиям недостает ума распоряжаться своими собственными жизнями, тем более — пригодными для жизни мирами».

«Вы когда-нибудь встречались с иными разумными видами?» — снова спросил Пэн. Сипак слушал, понимая, на какие мысли старается Пэн навести чужого.

«Вы — первые разумные, похожие на нас, с которыми мы встретились. Потом мы не могли побудить вас к общению с нами. Похоже было на то, что нашему взаимопониманию мешают существа, сидящие на ваших спинах. Поэтому мы решили перебить этих личинок, чтобы вы могли с нами общаться». — Чужак обвел взглядом кольцо окружавших его загончик. Пэн видел, как он пытается подавить дрожь.

«Вы никогда не предполагали, что во вселенной есть и другие разумные виды, кроме вас самих? И что они могут быть непохожими на вас?»

«Да! Но…»

«И создания, похожие на безмозглых личинок вашей планеты, в другом мире могут оказаться разумными существами? — безжалостно продолжал Пэн. — Некоторые из разумных существ, стоящих вокруг меня, привыкли видеть в вам подобных лишенных разума тварей, сидящих на деревьях и щебечущих целый день. К тому же неплохих на вкус. Тем не менее, они пытались наладить связь с вами, явно разумными. Они удивлялись, почему ВЫ предпочли не отвечать на их послания».

«Но они не могут быть разумными! Это же еда!» — возмутился чужой.

«Возможно, на вашей планете — еда. Но за пределами вашей системы это — люди, с которыми стоит поговорить. — Пэн присел на корточки. — Они, как и вы, не заслуживают избиения. А мы устроим вам избиение, если придется. Однако, это повлечет за собой большие потери и с нашей стороны. Такие, как мы, предпочитают говорить, а не драться, если есть выбор. — Тут он кивнул в сторону Сипака. — Это — мой всадник и мой друг. Я верю ему без остатка, и он платит мне тем же. Ни он мной не управляет, ни я им. Мы оба — разумные существа, и самостоятельно принимаем решения».

«Ты хочешь сказать, что он, — недоверчиво переспросил чужой, — разумен?»

«Как и все остальные, которых вы пытались уничтожать и здесь, и на других планетах этой области пространства. Что нам надо сделать, чтобы заставить вас понять?»

Чужак только покачал головой и сел. Он, кажется, опять сосредотачивался, но не для разговора с Пэном. Что бы ни говорил и ни делал Пэн, чужой не откликался. Поворачиваясь к Сипаку, он сказал:

«Не могу сказать точно, что он там пытается сотворить. Может быть — связаться со своими сородичами на Перне. Мы с тобой на это способны, потому нет причин, по которым он и его товарищи не могут общаться на таком большом расстоянии».

«И что же нам делать?» — спросил Сибрук.

«Ждать, — отозвался Сипак. — Больше ничего не придумать».

Спустя примерно час чужой открыл глаза. Обернувшись ко все еще стоявшему на часах Пэну, он сказал:

«Мои друзья умирают. Они сказали, что какой-то дракон сбросил в двух местах непонятные устройства. Они взорвались, но больше ничего не случилось, поэтому мои собратья решили больше об этом не думать. Но теперь былой уверенности нет. Что это было?»

«Вирус. Смертельный для представителей вашего вида и для незащищенных людей. Его сбросили, чтобы мы могли легче вас одолеть. Поскольку мы не могли с вами общаться, пришлось воевать. — Пэн снова обратил на чужого глаза-вихри. — Мы защищаем наш мир. Драконы и люди настолько связаны между собой, что, если вы убьете всадника, с ним умирает и дракон. Таким образом, когда кто-то из ваших старается убить, как он считает, паразита, он, напротив, убивает того, кого вы считаете разумным существом. Мы вынуждены, таким образом, в свою очередь убивать вас любыми доступными способами. Вплоть до этого вируса».

«А если мы предпочтем говорить с вами?»

«Каким образом? — спросил Пэн. — Насколько я знаю драконов, думаю, они не станут говорить с вами, да и не захотят. Вы стали причиной гибели множества их товарищей. А до тех пор, пока наш компьютер не сможет переводить с вашего звукового языка на наш, вы не сможете разговаривать с людьми. Станет ли ваш народ беседовать с тем, что он считает пищей?»

Чужой медленно покачал головой:

«Они все еще с трудом верят, что видят перед собой разумных. Они хотели бы говорить через тебя».

«Среди моих братьев я занимаю невысокое положение. Я не могу принимать решений за нас, да и, по правде говоря, соглашаться с тем, что вы там должны решать. Я должен буду передавать содержание наших бесед тем, кто стоят выше меня и могут принимать такие решения. Удовлетворит ли это твоих?»

«Должно. Для нашего и вашего блага. Скажи, какое место подойдет твоим людям, чтобы встретиться с моими. Мы объявим перемирие. — Чужой откинулся у себя на койке. — Придется иметь дело с теми, кого мы зовем личинками. Во имя спасения тех, кто еще жив на этой планете, мы должны это сделать».

«Мы встретимся рядом с компьютерным комплексом, как его называют мои друзья, где вы окружили запершихся там наших. Подойдет? — Чужой кивнул, Пэн обернулся и сказал Сипаку: — Извести Карен. Передай, что чужаки хотят говорить с нами и до принятия каких-то решений объявили перемирие. И хотят, чтобы я выступал в качестве посредника между ними и Федерацией». — Он посмотрел на своего напарника; в глазах дракона вращался страх и легкое смущение.

— Ты отлично справишься, Пэн. А мы тебе поможем. По крайней мере, благодаря твоим усилиям мы начали с ними говорить. И знаем, почему они на нас нападали, почти не заботясь о том, кого убивают. — Он хлопнул молодого дракона по широкому плечу. — А сейчас, мне кажется, тебе следует отдохнуть и вздремнуть. Карен захочет узнать, что вы обсуждали с этим чужаком, а потом — дать тебе указания, что говорить.

Пэн кивнул. Затем, бросив последний взгляд на чужого, он выскользнул из лазарета и направился к себе в гнездо.

 

11. ПЕРЕГОВОРЫ

Сипак смотрел, как ходит взад-вперед молодой дракон. Не то чтобы там было много места — скорее мало для довольно большого зверя.

— Не волнуйся, Пэн. Ты отлично справишься.

«А если я сделаю что-нибудь не то? Скажу что-то не так? Вдруг чужие решат не заключать с нами договора? Виноватым сочтут меня!»

— Пэн, никто тебя винить не станет. Карен понимает, что опыта посредника у тебя нет. Потому она будет с тобой, и я тоже. Мы поможем тебе, чем только сможем.

Бронзовый дракон только кивнул, но вышагивать не перестал. И только по настоятельной просьбе Сипака немного отдохнуть он улегся в уголке, обернувшись хвостом. Затем Пэн погрузился в дремоту, но во сне то и дело дергался. Глядя на него, Сипак понимал: вряд ли его напарник сможет полноценно отдохнуть…

За несколько часов до предполагаемого начала переговоров Пэн снова проснулся с видом сильнейшего удивления. На вопросительный взгляд Сипак он сказал:

«Тот чужак пытается со мной заговорить. Не знаю, чего он хочет, но, кажется, чем-то возбужден. Может быть, пойти поговорить с ним?»

— Думаю, вреда не будет. Начинай, а я дам знать Карен. — В самый последний миг Сипак сказал: — Погоди. Дай я на тебя упряжь надену. Может быть, тебя захотят направить на Перн прямо из лазарета. — Вулканит быстро надел на Пэна летные ремни заодно с перевязями для оружия и аппаратуры связи. Покончив с этим, он шлепнул своего напарника по боку и сказал:

— Ну, пошел.

Пэн закрыл глаза, сосредоточился и ушел в Промежуток, направляясь в лазарет «Карсона», где помещалась камера-изолятор. Когда он там появился, пораженный чужой отпрянул, звучно приложившись к стене. Только теперь Пэн осознал, что никогда раньше не исчезал в Промежутке на глазах у чужака.

Смеясь про себя от удовольствия — хоть разок застал пришельца врасплох. — Пэн уселся перед силовым экраном и приготовился к беседе. Несмотря на его телепатические навыки, разговор с носителем совершенно чуждого разума, располагавшимся по другую сторону невидимой преграды, все так же требовал умственных усилий.

«Зачем ты звал меня?»

«Мой народ, мои друзья по-прежнему умирают».

«Мы прекратили атаки», — ответил Пэн.

«Эта болезнь, которую вы сбросили… Она продолжает нас убивать», — птицеподобное создание взволнованно глядело на Пэна.

Пэн обернулся к успевшему войти в лазарет Сипаку.

«Как протекает эта болезнь? Долго ли?»

— Судя по записям, болеют пять-семь дней. Прошло только… — он подумал немного, — шесть дней с тех пор, как Аппукта и Гвин сбросили бомбы.

«Должны ли чужие все еще умирать?»

— На этот вопрос, Пэн, я ответить не могу. Строения их организмов я не знаю. Как и того, сколько времени продлится болезнь и многих ли погубит. Зато мне известно, что у нас есть для них лекарство. Я проследил, чтобы его подготовили одновременно с вирусом. А что?

«Они продолжают умирать».

— Хм… — Лицо Сипака отразило напряженную работу мысли. — Ну что же, как только мы придем к соглашению, они смогут получить противоядие. Тут сложностей быть не должно.

Пэн опять обратился к чужому.

«Мы не знаем, какое действие в конечном итоге окажет вирус на представителей вашего вида. Существует, однако, некое противоядие, которое будет предоставлено нуждающимся в нем. По достижении соглашения. — Пэн помолчал немного, потом спросил: — Как тебя звать? И в каком ты чине?»

Чужак некоторое время молчал, ошарашенно уставясь на Пэна. Затем сказал:

«Меня зовут Рарш. Я занимаю пост командира второго крыла второй стаи».

«Что это значит?»

«Это значит, что, когда мы здесь высадились, я был четвертым по должности».

«А теперь?»

Тут птица явно забеспокоилась.

«Теперь я исполняю обязанности командующего передовой стаи на этой планете. Ваш вирус убил всех, кто старше меня по званию. Остались только командиры перьев. Мое решение здесь будет окончательным».

«А остальные твои сородичи? Те, что нападают на другие планеты в этой области? Как быть с ними?»

«За них я ручаться не могу. Хотя все командиры прислушиваются к тому, что имеют сказать другие. Точку зрения, которую я им изложу, будет нелегко воспринять, но они отнесутся к ней с надлежащим вниманием».

«И как же ты им все это расскажешь?»

«Краткие сообщения уже передаются. Наши сородичи, по крайней мере, прекратят активные боевые действия, пока не получат дополнительных сведений».

«Это хорошо».

Пэн обернулся, когда Сипак похлопал его по плечу.

— У меня тут прививка для нашего друга. Она предохранит его от заражения вирусом. Его товарищи вполне могут его инфицировать, и мы останемся без посредника.

Повернувшись обратно, Пэн сказал:

«У нас готова для тебя инъекция. Она предохранит от заражения. Если позволишь, Сипак войдет и уколет тебя. Но, если причинишь ему вред — умрешь. Понял?» — С видимым усилием чужак согласился позволить «личинке» войти в его камеру и ввести лекарство, но в конце концов кивнул. Едва Сипак вышел из карцера, как появилась контр-адмирал Эмерсон и сказала: «Время». Ее сопровождало множество тяжело вооруженных десантников. Когда силовое поле отключили, эти ребята окружили чужого и проводили до транспортерной комнаты, а оттуда — на планету.

Очутившись на месте, Рарш пронзительно свистнул. Из кустов по одному или парами нерешительно вышли те, которые теперь находились под его началом. Пэн чувствовал, что чужак говорит со своими собратьями, но что именно, уловить не мог. Впрочем, он мог сказать, что Рарш чем-то недоволен. Затем пришелец обернулся к Пэну и сказал:

«Среди нижних чинов имеется некоторое сопротивление. Кое-кто отказывается выйти. Однако, те из находящихся поблизости, которые желают сдаться, идут сюда. Они просят вылечить их в обмен на брошенное оружие».

«И что же делать с теми, кто отказывается выйти?» — спросил Пэн.

«Я никак не могу на них повлиять. Но они умирают, как и те, кто перед вами».

«А как насчет засевших на вашей главной базе?»

«Те из них, которые желают сдаться, сложат оружие перед воинами с вашего корабля. Остальные… — Снова нечто похожее на пожатие плечами. — За них я не могу поручиться и воздействовать — тоже. Впрочем, я предупредил их, что ваши зверьки… всадники… будут знать, что они — там. Но они, скорее всего, станут как-то сопротивляться».

Когда Пэн повернулся к остальным, Сипак сказал:

— Я все слышал. Говори дальше, а я расскажу Карен.

«Мы пришли сюда для переговоров, но большую их часть, кажется, провели на корабле. Каких еще заверений вам бы хотелось? Как показали десантники, сражаться вы более не сможете. Ваша естественная защита уже не действует».

«Я объяснил своим, что вы разумны. Они согласились пока что истолковывать сомнение в вашу пользу. Мы, дракон, — широко мыслящий народ, если есть такая возможность. Однако видеть разумных белых личинок нам еще никогда не приходилось. Поэтому для того, чтобы полностью принять мысль о вашей разумности, а тем более — способности распоряжаться своими жизнями и окружающей средой, потребуется время. — Чужой опять пожал плечами. — Выбора у нас нет. Как ты весьма уместно заметил, наши естественные свойства для своей защиты мы использовать больше не можем, и по существу беспомощны».

Пэн чувствовал вокруг себя бурную деятельность. По мере того, как сдающиеся пришельцы входили в лагерь, десантники принимали у них оружие и направляли туда, где медработники осматривали их и вводили лекарство. Впрочем, другие десантники по-прежнему были наготове в ожидании возможных нападений отказывавшихся сдаться. Пэн ощущал, как распоряжается поодаль капитан Дайр, пока Карен и Сипак наблюдают за ходом переговоров.

Вдруг раздались выстрелы. Двое чужих упало, а с ними — один из медиков. Рарш сказал, показывая рукой:

«Вон там, за горой — перо. Я слышу приказы его командира. Вокруг могут быть и другие. Я слышал их раньше».

Десантники быстро развернулись в направлении неприятеля.

Пэн передал всем, кто мог слышать, слова Рарша. Едва успело развернуться еще одно отделение десантников, как у них за спиной затрещали новые выстрелы. На этот раз раненых оказалось больше, и среди них — капитан Робертс и контр-адмирал Эмерсон.

— О, черт! — выругалась Эмерсон, падая. Она пыталась остановить кровь, хлеставшую из ее руки, ладонью другой. Капитан Робертс успел выразиться цветистее, ныряя в укрытие и не переставая отдавать приказания. Пэн быстро позвал драконов, готовых пустить в ход пламя и ждавших наготове под прикрытием Промежутка.

В небе появилась пятерка драконов со всадниками. С высоты острые глаза зверей заметили не желавших сдаваться. Круто пикируя, чтобы избежать огня с земли, они накрыли чужаков волнами пламени. Чужие пронзительно закричали — огонь прожигал их металлические перья. Но даже в пламени некоторые стреляли в десантников и своих сдавшихся собратьев, пока огонь не умертвил их.

Пэн еще раз глянул вверх и послал:

«Ищите остальных. Некоторые по-прежнему отказываются выходить. Карен пошлет десантников в их основной лагерь. Если вы сможете поддержать наших, вам будут весьма признательны».

Мнемент, бронзовый Ф'лара, ответил:

«Мы согласны. Те места, однако, более лесистые. Заметить чужих будет тяжелее».

Пэн опять задергал головой. Увидев снова вставшего на ноги капитана Робертса, он послал ему одному:

«У главного лагеря драконы обеспечат поддержку с воздуха. Но там — сплошной лес. И стоит ожидать сопротивления. Мне кажется, надо начинать побыстрее, пока эти чужие не дали знать своим о нашей новой тактике».

Тут пришел черед Робертса дергать головой. С изумлением глядя на дракона, он быстро пришел в себя и стал выкрикивать приказания. Когда его люди собрались вокруг, Пэну пришло в голову еще кое-что.

«Сэр, — послал он, на этот раз — более почтительно. — Еще одно предложение. Я могу вызвать сюда целое крыло драконов. Они готовятся к Нитепаду, но могут завернуть и к нам. Каждый дракон через Промежуток сможет перенести к главному лагерю пришельцев трех человек вместе с их оборудованием. Когда это вы еще успеете нуль-транспортироваться на корабль и обратно, а так уже сможете развернуться и вести огонь. Ф'лар готов помочь».

На сей раз поднялась вверх бровь, но Робертс повернулся и пролаял своим очередной набор приказаний. Кроме того, он связался с кораблем и попросил прислать отряды, готовые ко второй атаке главного лагеря чужих, на место его людей, собиравшихся добраться туда с помощью драконов.

Не успел Пэн повернуться и вкратце пересказать содержание их разговора Роршу, как Робертс шагнул к нему и по существу приказал:

— Раз уж ты все это придумал, почему бы тебе не руководить всей операцией.

«Руководить, сэр?» — мысленно пропищал Пэн.

— Ты знаешь и драконов, и местность. К тому же говорить с ними и отдавать приказания ты сможешь намного быстрее, чем я через тебя. — Робертс сурово посмотрел на дракона. — Ну что, возьмешься?

«Нет, сэр, то есть, да, сэр!» — ответил Пэн. Потом судорожно глотнул. Спросил мешок огненного камня у случившегося рядом мальчишки-всадника и тут же получил желаемое. Хватанул камня и начал жевать. Пристроив остальное к летной упряжи, он почувствовал чье-то присутствие у себя в седле.

— Без меня никуда не пойдешь, Пэн, — сказала контр-адмирал Эмерсон. — Я лечу с тобой.

— Госпожа адмирал! — возмутился Робертс. — Не стоит вам лезть во вражеское логово, слишком опасно. Да вы еще ранены…

— А ты не ранен, что ли? — ответила Эмерсон. — Я отвечаю за этого дракона, как и за тебя, и за твоих людей. Потому и лечу.

С этими словами она ткнула Пэна в спину, и дракон прыгнул вверх, зная, что с ней лучше не спорить. Вслед им полетели запоздалые возражения и груженые десантниками драконы. Они спешили утихомирить последних — по крайней мере, на Перне — пришельцев и заключить перемирие со вновь открытой расой.

 

12. ПЕРЕМИРИЕ И ДОГОВОР

Пэн, с контр-адмиралом Эмерсон на спине, вынырнул из холода Промежутка над цитаделью чужих. Те птицеподобные существа, которые решили сдаться, либо слишком ослабели под действием вируса, чтобы сражаться или о чем-то беспокоиться, собрались на большой открытой площадке посередине огороженного места. Когда появились другие драконы — к спинам некоторых из них прижимались десантники — Карен сказала:

«Пусть те, у кого нет десантников, начинают искать отказавшихся сдаться».

«Уже сделано, — ответил Пэн, к которому вернулась былая уверенность в себе, и добавил: — Я приказал драконам с седоками высадить их на возвышенных местах, когда другие удостоверятся, что там нет чужаков. Высота даст преимущество нашим».

Довольная, что маленький дракон пришел в себя после замечания капитана Робертса и стал наконец заглядывать вперед, Карен откинулась в седле и сказала:

«Раз ты все держишь в руках — продолжай. Просто побуду с тобой рядом. — Она помолчала. — Но держи меня в курсе».

В ответ она услышала рассеянное «Угу». Впрочем, Пэн передавал свои телепатические сообщения в открытом виде, так что Карен, по крайней мере, слышала его замечания и приказы.

Несколько драконов разглядели небольшие стайки — от двоих до четверых — чужаков. В свою очередь заметив ящеров, птицеподобные существа обстреляли их с земли. Но звуки выстрелов и вспышки привлекли к местам расположения чужих внимание десантников. Через короткое время большинство чужаков уже окружили и обезоружили.

Пэн, однако, не мог ручаться, что засекли всех пришельцев.

«Я по-прежнему чувствую, что одна-две группы все еще могут скрываться, — сказал он Карен. — Капитан Робертс того же мнения. Он настаивает на особой осторожности, когда мы приземлимся».

«Хорошо. Пусть Тереза пришлет охранников, чтобы они помогли овладеть основной частью цитадели. Потом могут спускаться медики, начинать лечение и вакцинацию. Будешь готов — доставь меня вниз».

Когда огороженное место окончательно перешло в руки команды «Карсона», Пэн приземлился у краешка. Десантники вместе с сотрудниками службы безопасности один за другим обыскивали дома и другие сооружения. За ними следовали медработники, выносившие тех, кто слишком ослаб, чтобы двигаться. Порой, когда охранникам сопротивлялись, возникали драки.

Карен отщелкнула крышку своего передатчика и связалась со своими людьми у компьютерного комплекса. Выяснив, что коммандер Сиверт и ее товарищи невредимы, она сказала:

— Как можно скорее доставьте сюда Рарша. Если нужно, нуль-транспортируйте его на корабль, а затем — сюда. Он нам нужен, чтобы поговорить с его народом. И еще: есть успехи у службы связи с программированием универсального транслятора, чтоб он справлялся с криками их звукового языка?

— Ваш первый приказ понят, госпожа адмирал. Что касается второго — одну минутку, — Карен услышала приглушенные распоряжения и вопросы. — С их звуковым языком мы кое-чего добились, госпожа адмирал, но с телепатическим — ничего похожего. А поскольку для них наиболее значим второй…

— Свяжитесь с коммандером Сипаком на корабле. Он собрал синтезатор речи для коммандера Дромек на «Заре Вулкана». У него могут появиться какие-то мысли насчет создания подобного прибора для чужих. Нам понадобится нечто, чтобы общаться с чужаками, нападающими на другие планеты неподалеку. — Она немного помолчала. — И чем это средство окажется проще сделать, тем лучше. Лучше всего, если удастся переделать что-то уже имеющееся.

— Поняли. Когда что-нибудь придумаем, сообщим вам.

Спрятав передатчик в карман, Карен обернулась и увидела, что с ее руку осматривает одна из сотрудниц медслужбы.

— Вашей руке следует уделить побольше внимания, — заметила женщина.

Сейчас рана заболела уже не на шутку.

— Кровотечение прекратилось, — заявила Карен. — Верно?

— Ну… да.

— В таком случае потерпим. Есть люди с ранениями посерьезней моего. А пока только наложите повязку. Когда вернусь на корабль, скажу Марше, пускай глянет.

Закончив перевязку, Карен повернулась, собираясь туда, где Пэн руководил вверенными ему отрядами. Внезапно она услышала у себя за спиной грубый пронзительный выкрик. Не успев обернуться навстречу, как она не сомневалась, нападавшему чужаку, Карен почувствовала в пояснице жгучую боль.

Сработала автоматика. По короткой команде биокомпьютера, размещенного в основании ее черепа, она, падая, лягающим движением выбросила левую ногу вверх. Из подошвы ее «ботинка» вырвался сноп палящего огня и резанул выстрелившего в нее чужого. Ослабленная вирусом защита не смогла отразить удара, и чужака объяло пламя. Разъяренные пронзительные вопли сменились криками боли, и птица умолкла навек, поглощенная огнем.

Ударившись о землю правым боком, Карен перекатилась на живот, чтобы не занести грязи в разгоравшуюся болью рану в нижней части спины. Не хватало только, чтобы туда попали чужеродные микроорганизмы из почвы Перна. Двоюродная сестра контр-адмирала едва не погибла, когда к ожогу от прикосновения Нити добавились бактерии, с которыми ее организм не мог справиться. Обхватив голову руками, Карен старалась не потерять сознания.

Она слышала раздававшиеся над головой крики и топот: это отдавались приказы и обыскивали здание, из которого вышел сразивший ее чужак. Несколько драконов затрубило от горя. Карен скорее почувствовала, чем увидела, как склонился над ней, прикрывая собой, Пэн, и «слышала» его разгневанные мысленные приказы находившимся поблизости отрядам.

С несколькими своими людьми подоспел капитан Робертс. Когда кто-то из прибывших с ним врачей занялся ее спиной, Карен услышала, как Робертс с Пэном обсуждают, что делать. Скоро они решили поджечь все здания, невзирая на то, есть там еще чужие или нет. Примерно в это же время к ним нуль-транспортировался Рарш, и Пэн попросил его объявить об их намерениях. Сразу после этого драконы начали с воздуха поджигать дома, и скоро вокруг уже бушевал маленький ад.

Тем временем один из перинитских лекарей предложил смазать спину Карен болюйди-травой. Врач с «Карсона», успевший повидать ее действие, одобрил назначение своего коллеги. Нанесенный на рану, бальзам значительно облегчил боль, и Карен почувствовала себя намного лучше. Она начала просовывать под себя руки, чтобы оторвать от земли лицо, но рука, опустившаяся на плечо, остановила ее.

— Я бы на вашем месте этого не делал, госпожа адмирал, — почти приказал капитан Робертс.

С внезапно пересохшим ртом, впервые за всю их перинитскую эпопею испугавшись, Карен спросила:

— Насколько серьезно я ранена?

Робертс заколебался.

«Скажите ей, — мысленно посоветовал Пэн с оттенком страха в «голосе». — Я не могу. А она должна знать. Я уже передал Марше и Сипаку, что им придется прислать для нее носилки, да еще ее надо как-то поднять на них, не слишком тряхнув».

— Ух-м-м, госпожа адмирал, тут вот какое дело. — Карен слышала, как глотнул капитан десантников. — У вас частично обнажен позвоночник, сгорело много кожи и мышечной ткани. И еще порядочно места занимают ожоги второй-третьей степени.

— Покажи, — скомандовала Карен.

— Хорошо. Вот верхняя граница ожога. — Капитан Робертс положил ладонь на середину ее спины, рядом с лопатками. — А вот — нижняя. — На этот раз ладонь легла чуть выше копчика. — В середине пораженного участка виден позвоночник. Кровотечения нет — сосуды спеклись от лазера этой твари.

Карен попыталась пошевелить ногами и обнаружила, что они по-прежнему слушаются. Несмотря на ранение, нервы, по крайней мере, уцелели. Ее не парализовало — во всяком случае, пока.

«Сипак здесь», — сказал Пэн.

— Госпожа адмирал, вам необходимо передать кому-то командование. — Капитан Робертс отступил, давая дорогу бригаде врачей с «Карсона».

— Сипак, прежде чем сделать свою инъекцию, ответь мне на несколько вопросов. — Когда рука вулканита резко отдернулась, Карен про себя рассмеялась. — Как подействовал на экипаж вирус?

— А что? — не понял Сипак.

— Мне надо знать, кому передать командование, вот что, — с некоторым раздражением ответила Карен. — Судя по тому, что мне сказали, я, очевидно, порядочно времени немногое смогу делать, даже если вы с Маршей и позволите мне оставаться в сознании.

— Капитан Дайр больна, но ее беспокоит лишь довольно выраженная тошнота да некоторое головокружение. И то, и другое мы более-менее успешно снимаем, во всяком случае, она в состоянии нести службу. Коммандер Сиверт — в лазарете, и Марша не выпустит ее, пока полностью не обследует. Коммандер Фенске — тоже в лазарете, в тяжелом состоянии: у него судороги и сильнейшее головокружение. Не может встать с постели, даже напичканный лекарствами. Капитан Кларк только что отправилась к себе в каюту, но к несению службы еще не допущена. О ком еще рассказать?

— О тех, кто сейчас на планете.

— Заболело несколько десантников, но все — в легкой форме, не как оставшиеся на «Карсоне».

Карен вздохнула. Похоже, болен весь ее командный состав.

— Уведомите капитана Дайр, что она теперь отвечает за выполнение задания и переговоры. Если вы с Маршей решите, — Эмерсон свирепо глянула на вулканита, — позволить мне бодрствовать, я могу давать ей советы. — Приметив за спиной вулканита капитана Робертса, она сказала: — Вы распоряжаетесь на планете и отвечаете за непосредственное взаимодействие с чужими. Хотя я знаю, что Пэн не имеет соответствующих звания и опыта, мне кажется, он лучше всех подойдет для исполнения обязанностей первого помощника. Я доверяю вам двоим заключать соглашения, которые, по вашему мнению, способны прекратить ненужное кровопролитие.

— Слушаюсь, госпожа адмирал. — Робертс повернулся и взмахом руки велел Пэну следовать за ним.

— Теперь вы готовы, адмирал? — с едва прикрытой насмешкой спросил Сипак. В глубине души, однако, он понимал, что она делает лишь то, что должно быть сделано.

Вновь кладя голову на руки — шок все-таки настигал ее, — Карен кивнула. Когда инъектор впрыснул свое содержимое ей в шею, она почти с радостью встретила тьму беспамятства.

Аппукта Чехов вместе с Гвином и его драконом стояли в сторонке и смотрели, как медики осторожно подсовывают под контр-адмирала Эмерсон тонкие антигравитационные устройства, а затем поднимают ее настолько, чтобы переложить на носилки. Несмотря на почтение, которое Чехов по-прежнему испытывал к ней и ее званию, он почти жалел ее. Сейчас она находилась в лапах начмеда Сипака, а это никогда не сулило никому ничего хорошего. Когда транспортер унес ее из виду, Аппукта опять стал вместе с Гвином тушить пожары. Его этому не учили, но всех не занятых чем-то другим и оказавшихся поблизости отрядили на помощь. Он видел, как его сосед по комнате, Рид Гордон, выполнял ту же работу у другого здания.

Чехов видел, как хлопотали врачи около больных чужаков. Это — его и Гвина рук дело… ну, по крайней мере, именно они доставили вирус прямо к порогу чужих. Аппукте никогда не приходилось видеть последствий войны — он всегда находился на корабле и не покидал его. Зато теперь ему представилась возможность наглядеться вдосталь. И он был не слишком уверен, что увиденное ему понравилось.

Гвин тоже выглядел бледно. Единственным врагом, с которым сражались его соотечественники, многие годы оставались Нити; каждый знал, что такое вызванный их прикосновением ожог и насколько обширными они бывают. Но большинству перинитов не приходилось воевать с другими разумными существами, и они тоже оказались не готовы переварить то, к чему приводят войны.

Пэн последовал за капитаном Робертсом туда, где, окруженный стражами, стоял Рарш. Офицер-десантник повернулся к Пэну и сказал:

— Спроси, все ли его люди, находившиеся тут, окружены. Если нет — мне нужно знать, где остальные.

Пэн передал вопрос, затем сказал:

«Даже те, что не желали сдаваться, осознали тщетность сопротивления. Сейчас все — либо в этом лагере, либо в том, что рядом с компьютерным комплексом. Все оружие сдано нашим охранникам».

Робертс кивнул.

— А теперь спроси, не желает ли он и его собратья вне этой планеты заключить перемирие, а, возможно, и договор. И не надо спрашивать меня каждый раз, что делать. Просто дай мне возможность «слышать» ваш разговор. Если то, что ты говоришь, приемлемо, то я ничего не буду делать. Если захочу что-то добавить, положу ладонь тебе на лапу. Понятно?

«Да, сэр».

Пэн с неистовыми вихрями в глазах от сознания того, что итог переговоров лежит всецело на его плечах, опять повернулся к Роршу. Объяснив, что ему сказал Робертс, он спросил:

«Ты можешь держать связь со своими и на связи ли ты с ними сейчас?»

«Посредством тех, кто находится на моем корабле, мы поддерживаем контакт с другими нападающими кораблями в этой области пространства. Общение, однако, затруднено расстоянием. Прием и передача ими сообщений требуют времени. Исходя из этого, мне предоставлены неограниченные полномочия касательно заключения перемирия. Договор между твоим и моим народами можно подписать позже. Идет?»

«Идет. — Пэн глубоко вздохнул и продолжил: — Мы требуем, чтобы ваши люди и корабли удалились от планет, на которые они нападают. Если имеются те, кто не может покинуть планет, на которых они находятся, то им надлежит сдаться первым же представителям сил безопасности Федерации либо атакованной планеты, которых они встретят. Поскольку кто-то из наших может по-прежнему ожидать нападений с вашей стороны, сдаваться в плен лучше всего, сложив оружие на землю и выйдя с поднятыми вверх руками. Либо размахивая над головой белой материей».

Чужак согласно кивнул. Пэн продолжал:

«Всякое сопротивление будет подавлено любыми необходимыми средствами. Способ синтеза вируса, смертельного для вас, передан на подвергшиеся нападению планеты и те, что находятся по соседству, и сейчас вирус уже готовится. Те, кто станут упорствовать, будут подвергнуты воздействию вируса, и останется только ждать».

Теперь настал черед самого трудного, и Пэн был совсем не уверен, что чужак с этим согласится.

«Мы также требуем местонахождения вашей родной планеты».

«Собираетесь напасть на наш дом? — гневно вопросил Рарш. — Убить всех птенцов, пока они не могут защититься?»

«Нет, — Пэн сосредоточился и постарался вложить в телепатическое сообщение всю уверенность, какую только мог. — Но мы будем держать в запасе эту угрозу, если вы не уберетесь с наших планет. Мы не убиваем детей и тех, кто не в состоянии защитить себя. Это не в наших обычаях. Однако для дальнейших переговоров с вами нам нужно знать, где расположен ваш дом. Это только справедливо. Вы знаете, где находятся наши миры. Теперь мы просим вас о том же».

«Дай мне обсудить это со своими».

Пэн почувствовал, как Рарш мысленно отгородился. В ожидании решения чужака дракон обернулся к Робертсу и спросил:

«Как там Карен?»

— Над ней еще трудятся. Но у нее прекрасные шансы полностью выздороветь. Коммандер Сипак говорит, что спинной мозг не поврежден. Оболочка, покрывающая все ее кости для придания им повышенной прочности, наполовину спасла позвоночник и от ожога. А чем занят Рарш?

«Разговаривает со своими на корабле. Что говорит капитан Дайр?»

— Она знает о ходе переговоров. Один из моих людей передает ей твои слова. До сих пор возражений у нее не возникало.

И тут Рарш обернулся к Пэну.

«Мы согласны на ваши условия. Пока я сейчас говорю, главный навигатор передает на ваш корабль координаты моей планеты. У меня есть одна просьба. Если возможно, не распространяйте широко наши координаты. Могут найтись те, кто захотят как-то мстить помимо официальных властей. Пусть местонахождение нашей планеты знают лишь те, кому положено».

«На это я согласен, как и мои командиры. Переговоры по поводу заключения соглашения можно провести в любом месте, какое вам подойдет».

«А что будет с моими людьми?»

«Их будут лечить, пока они не смогут вернуться к себе. Мы это затеяли — нам и улаживать».

«Нет, это мы все затеяли, — заметил Рарш. — Мы оказались настолько ограниченными, что даже не приняли в расчет: разум может существовать не только там, где нам это представляется возможным. Мы заблуждались. И этим навлекли на себя кару — вирус. И мы покинем планеты, которые собирались завоевать, и отправимся куда-нибудь еще. На этот раз, однако, мы станем искать разум, прежде чем его уничтожать. — Он оглядел лагерь. — Вы хотите, чтобы мы собрались в одном месте?»

«Да. Хотя мы и договорились о прекращении нападений на жителей Перна, им будет нелегко вам доверять. Поэтому, хотя вы вольны отправиться восвояси, как только сможете, мы все равно будем требовать, чтобы вы оставались в одном месте, а вокруг будут стоять часовые — десантники и сотрудники службы безопасности. Это необходимо как для вашей безопасности, так и для нашей уверенности. Как ты отметил, могут найтись желающие мстить, невзирая на цену, которую придется заплатить им или кому-то еще. — Пэн тоже оглядел лагерь. — Мы используем нашу систему нуль-транспортировки, чтобы перебросить тех, кто не может летать, на «Карсон», а оттуда — в район компьютерного комплекса. Те, кто способны летать, отправятся в сопровождении драконов. А все это вместе с вашим оружием будет полностью уничтожено».

Рарш выглядел почти жалко.

«Согласен. Я останусь на планете до тех пор, пока все мои люди не выздоровеют настолько, чтобы вернуться к себе на корабль. Вы дадите нам лекарство от вируса?»

Пэн некоторое время обдумывал просьбу. Потом, придя к определенному решению, сказал:

«К сожалению, нет. Иначе те из вас, кто захочет не уступать нам сейчас или в будущем, смогут найти способ защититься от вируса. А это сейчас — единственное наше действенное оружие против вас. Лишиться его для нас невыгодно».

«Другого я и не ждал, — пожал плечами чужак. — В подобном положении я ответил бы так же. Могу я присоединиться к своим? О нашем соглашении уведомили всех, кого нужно. В течение недели мои собратья, в основном, либо удалятся от атакованных планет, либо сдадутся. Примерно через две недели мои сородичи на этой планете должны поправиться достаточно для того, чтобы без опаски отправиться в путь, а я получу с родины указания о дальнейших действиях».

Пэн кивнул. Когда Рарш медленно пошаркал прочь, дракон обернулся к Робертсу и спросил:

«Все ли необходимое я охватил?»

— И даже больше. Теперь посмотрим, что будет дальше.

В конце условленного срока Рарш и те, кто остались от его армии, покинули Перн. От высланных «Карсоном» отрядов поступали донесения, что чужие действительно собрались и улетели либо скопом сдались. Какое бы то ни было сопротивление быстро подавили, и все затронутые вторжением планеты теперь очищали захваченные земли от противника и подсчитывали потери. Перед тем, как улететь, чужие условились в течение двух месяцев начать переговоры с делегацией Федерации — о их месте перед началом встречи «Карсон» известят, а он передаст эти сведения делегатам.

Контр-адмирал Эмерсон все еще оставалась в лазарете, но большинство членов экипажа уже справилось с вирусом. Жизнь перинитов мало-помалу входила в обычное русло — если можно так назвать войну с Нитями. Началась подготовка к празднеству в честь ухода чужаков и успеха, достигнутого командой «Карсона» в борьбе с ними, а заодно начала того, что могло стать первым соглашением с новым членом Федерации.

 

13. БРАЧНЫЙ ПОЛЕТ

Миновал месяц со дня подписания окончательного договора с чужими, и команда «Карсона», как и ее «гости», в перерывах между устранением последних следов нашествия наслаждались более чем заслуженным отпуском на Перне. Чужаки ушли, и большинство народу чувствовало себя довольно беззаботно. Сипак и Пэн решили побыть на планете — Сипак знал, что Пэн вряд ли скоро сможет снова вернуться домой.

А еще вулканит не стал стричь волосы до отлета с Перна — в юности отец нечасто позволял ему носить такие лохмы. К тому же волосы скрывали его уши от любопытных глаз и облегчали общение с перинитами. Его занимали разнообразные травы, используемые целителями в лечебных целях, и их способы врачевания больных; вызывая меньше подозрений, он мог задавать гораздо больше вопросов, а если бы он выглядел непривычно, пришлось бы не столько спрашивать, сколько отвечать самому.

Сейчас он участвовал в очень грязном и сопровождаемым весьма неприятными запахами деле — приготовлении болюйди-травы. Одетый лишь в летные штаны и ботинки, он помогал разливать по горшкам конечный продукт, когда им овладело весьма странное чувство. Какое-то очень сексуальное по своей сути…

Не успел он в этом чувстве разобраться, как подбежал Сибрук.

— Уф-ф, пойдемте-ка лучше со мной, Сипак.

— Засем?

— Самая юная королева пьет кровь, и, мне кажется, Пэн собирается попытаться догнать ее.

— Пэн не станет и пробовать догнать королеву! — воскликнул Сипак.

«Нет, стану, — пришел мысленный ответ. — Ты же мне сам говорил, что я могу делать все, что захочу. — Сипак ощущал, что внутри Пэна бушуют небывалые чувства. — И, по-моему, я нравлюсь Кендате».

«Не знаю, что и делать! — откликнулся Сипак на слова своего напарника. — Я не знаком с обычаями этой планеты, особенно касающимися брачных полетов!»

«Да и я тоже, Сипак, честное слово. Но, думаю, мы оба это выясним!»

— Он и правда хочет попробовать, — пробормотал Сипак. И тут донесся крик жителей Вейра:

— Она поднимается!

Сибрук дернул вулканита за руки:

— Пойдемте! Вам надо быть вместе с другими соискателями!

Сипак послушно последовал за ним. Его затянуло в разум Пэна, в бурю страстей, охвативших дракона. Пока Сибрук вел его к королевскому вейру вдоль берега озера, он вполуха слушал разговоры вокруг. Большей частью недоумевали, чего это Пэн вздумал догонять королеву, и дружно предрекали ему неудачу.

Но вот прозвучал голос лейтенанта Чехова:

— Куда ты его тащишь, Сибрук?

— В королевский вейр. Помог бы. Он все время обо что-нибудь спотыкается. А если упадет, я его один не подыму. — Сипак почувствовал еще одну пару ладоней, обхвативших его вторую руку. — Сдается мне, Пэн имеет преимущество перед любым бронзовым из тех, кто сейчас гонится за этой королевой.

— Зачем? — опять спросил Чехов.

— Чтобы спариться! Ты же не первый день здесь… знаешь, что к чему.

Сипак не видел, каким свекольным стало лицо Чехова…

— Но ведь Сипак — вулканит! Он — не перинит, как другие.

— Если Пэн достигает цели, это не имеет значения. Сейчас Пэн владеет чувствами. Сипаку надо только оставаться с ним и не давать ему вконец потерять голову. Но никакой вулканит, тем более Сипак, не может управлять страстями дракона в брачную пору.

Они вдвоем быстро дотащили Сипака до вейра, где всадница королевы пыталась справиться со своей золотой.

Всадники других бронзовых-соискателей стояли вокруг нее неплотным полукольцом. Сипак позволил подвести себя к остальным. Затем Чехов прошептал:

— А теперь что?

— Теперь мы уйдем, — ответил Сибрук, — и пусть природа возьмет свое.

К этому времени брачный полет вступал в самую жаркую пору. Когда оба помощника Сипака повернулись к выходу, несколько бронзовых всадников, очевидно, уже выбывшие из борьбы, тоже двинулись восвояси. Один из них, несколько более сердитый, чем обычно, грубо отшвырнул Чехова, отчего тот ударился о стену и рухнул, едва не потеряв сознания. Сибрука смели другие раздосадованные всадники, и помочь другу он не смог.

Когда Чехов кое-как отдышался и сел на полу, в комнате остались лишь два бронзовых всадника — Сипак и еще один. Понимая, что должен уйти, но зачарованный почти обрядом, разворачивавшимся у него на глазах, Чехов попытался выскользнуть за дверь. Но тело все еще не повиновалось ему. Дышать он уже мог, но сил ни на что другое не хватало. И он смотрел.

Всадница королевы мысленно была со своей напарницей и, кажется, едва осознавала, что происходит вокруг. Два бронзовых всадника, видимо, больше отдавали себе отчет в том, что творилось с ними рядом, но не настолько, чтобы заметить слегка напуганного, немного благоговеющего, а скоро уже порядком смущенного парнишку, наблюдавшего за ними.

Бронзовые всадники кружились, то подымаясь, то припадая к земле, подобно тому, как высоко над ними взлетали и падали их драконы. Потом Сипак издал торжествующий крик, а его соперник застонал от досады. Проигравший всадник вышел, не забыв притворить за собой дверь, чем, по существу, оставил Аппукту в ловушке.

Чехов не мог оторвать взгляда от разыгрывавшегося перед ним спектакля. Его разум боролся с чувствами. Теоретически он знал, как люди занимаются любовью. Но Гордон и Сипак не позволяли ему смотреть ленты, которые считали порнографическими, и компьютер тоже не давал ему к ним доступа. А видеть воочию, как соединяются мужчина и женщина, ему недавно не приходилось.

Он смотрел, как Сипак, несмотря на страсть, с которой совокуплялись их драконы, нежно снял с золотой всадницы платье, а потом разделся сам. Последовавшие за этим ласки становились все более горячими и чувственными. Чехов ощутил, как набухли его собственные штаны, и складка ткани врезалась в едва заживший шрам от ожога Нити.

Когда драконы вместе с напарниками закончили совокупляться и звери стали кругами спускаться с небес, любовники-люди тоже опустились на постель. Когда изнуренные всадники провалились в сон, Аппукта сумел выбраться из своего уголка и тихонько покинул комнату. Надеясь остаться незамеченным, он пошел обратно к озеру.

Но тут его схватил за воротник Гордон.

— Ну где ты пропадал? Пропустил величайшее событие с тех пор, как Пэн вылупился из яйца и его Запечатлила девушка!

Пригибаясь в надежде, что Рид не обратит внимания на все еще подозрительно набухшие в паху штаны, Чехов ответил:

— Ничего я не пропустил. Пэн спарился с Кендатой. — Он попытался вырваться из рук приятеля.

— Тебя же не было ни у озера, ни где-то еще! Откуда ты знаешь? — Рид заметил потупленный взор Чехова и все еще раскрасневшееся лицо. — Ты этого не сделал. Ты не мог. — Глаза его расширились: он понял. — А вот и смог. Ну и наглец!

— Мне правда надо идти, Рид. — Аппукта продолжал дергаться, пытаясь освободиться, но Гордон держал крепко.

— Это куда же, шпион несчастный? — прошипел старший. — Неужто не знаешь — то, что ты, не сомневаюсь, проделал — это вторжение в частную жизнь? ОСОБЕННО, если дело касается ВУЛКАНИТА!

— Мне нужно в ванную, Рид!

Разворачивая мальчишку. Гордон увидел бугор, который Аппукта пытался скрыть.

— Дрочить собрался, да? Так ты не только остался и смотрел на то, что касается лишь двоих, но решил и сам получить удовольствие! Ну, сейчас я тебе покажу, как подобает остужаться взрослому. — Таща за собой парня, Рид направился к озеру. — Обычно мы принимаем холодный душ, но, полагаю, холодное озеро подействует не хуже.

— Рид, нет! Дай объяснить. Пожалуйста!

Но, не успел Чехов сказать еще хоть что-то в свою защиту, как очутился в самой холодной и глубокой части озера.

Выскочив на поверхность — бугра в штанах как не бывало — он, отплевываясь, стал выбираться из воды. Аппукта понятия не имел, ни что значит сказанное Ридом слово «дрочить», ни чем бы стал заниматься, окажись он в более уединенном месте. Он знал только, что ему до крайности неудобно, и ведать не ведал, как облегчить свои страдания. И, без сомнения, не собирался он получать удовольствия от того, что увидел, даже если бы знал, что имеет в виду Рид.

Хмурый Рид стоял на берегу, подбоченясь.

— Давай, наглец ты этакий, вылезай из воды. Тебе еще ох как много придется объяснить. И не только мне, если тебя видел еще кто-то.

— Я не вылезу, — угрюмо сказал Аппукта.

— Хуже будет, — ответил Гордон. — Я за тобой не полезу, и тебе придется когда-нибудь выйти. Мог бы и сейчас же сделать это и принять наказание, как мужчина, которым ты силишься быть.

— Тогда я выйду, но при одном условии.

Гордон с минуту стоял и злился, споря с самим собой, позволять ли Чехову выдвинуть его «условие». Сделанное Аппуктой не прощалось в любом обществе. Наконец Рид сказал:

— Выкладывай свое условие, а затем я решу. Что там у тебя?

— Ты выслушаешь мой рассказ.

— Тому, что ты наделал, не может быть совершенно никакого извинения, но обещаю, по крайней мере, тебя послушать. Теперь вылезешь?

Когда Аппукта колесным пароходом подшлепал к берегу, не сводя настороженного взгляда со своего все еще сердитого друга, в мозгу у него раздалось:

«Я знаю. И не сержусь».

Снова густо краснея, хоть только что выбрался из холодной воды, он ответил:

«А Сипак знает? Пожалуйста, скажи, что он меня не видел».

«А как ты думаешь, откуда я узнал? — отозвался Пэн. — Сипак мне и сказал».

Ноги парня коснулись дна. Встав недвижимо, будто помертвев, Аппукта спросил:

«Он гневается на меня? Он прибьет меня, как только увидит? Я не смогу с ним встретиться, пока жив! А встречу — сгорю от стыда!»

«Сипак хочет знать, что ты думаешь об увиденном».

«Это было прекрасно! Я не знал, что это может быть так чудесно! Это было как танец, но совсем по-другому. — Он немного помолчал, потом добавил: — Но я все равно жалею, что тело изменило мне и я не мог уйти. Я не должен был там находиться. Передай Сипаку, что я прошу простить меня».

«Сипак принимает твое извинение. Он видел, как тебя свалили, но не мог ничем тебе помочь. И знал, почему ты не мог выйти. Он благодарен тебе за то, что ты так осторожно удалился. Диса не знает о твоем присутствии. Словом, Сипак не сердится на то, что ты стал нечаянным свидетелем. Он, впрочем, рад, что ты все же ушел». — Аппукта почти ощущал улыбку в мысленном послании.

«Тогда скажи Риду, что я не виноват. И что вы двое не сердитесь. Я его вывел из себя. Он меня в озеро бросил».

«Скажу».

Парень смотрел, как Пэн мысленно заговорил с Ридом. Он не слышал слов бронзового дракона, но видел отражение борьбы чувств на лице Гордона. Чехов решил оставаться там, где стоял, хоть вода и была очень холодна, покуда не сможет выйти без опаски.

Через несколько минут Рид сказал:

— Можешь теперь выйти. Я послушаю, почему ты был там, где был — Пэн не сказал мне, в чем там причина. И меньше всего тебе сейчас нужно простывать.

Аппукта наконец вылез из озера и позволил Риду нуль-транспортировать их вдвоем на корабль переодеться. Потом, в уединении своей каюты, он объяснил Другу, что случилось.

Сипак вновь погрузился в объятия лежавшей рядом женщины. Беседа с драконом длилась недолго и не отвлекла его от теперешнего занятия.

— Знаешь, я ведь даже спросил, как твое имя, — пробормотал он.

Ведя пальцем по остроконечному уху, она ответила:

— Мне известно твое имя, а Кендате — имя твоего дракона. Ты — Сипак. А я — Диса. — Она провела рукой по его груди к животу, а потом еще ниже.

Приподнимая бедра и постанывая, Сипак в ответ прижался носом к ее груди.

— Тогда ты понимала, к чему все идет, даже раньше, чем твоя королева начала пить кровь. Откуда ты знала, что Пэн не бесплоден и яйца от него получатся нормальных размеров?

— Кендата знает, и другие драконы — тоже. А гены Пэна слишком редки, чтобы их терять. Первая кладка моей королевы будет особенной. — Она поцеловала Сипака и заключила его в нежнейшее объятие. — Но давай-ка поговорим о другом.

Сипак, по-прежнему очень сексуально настроенный, с превеликим удовольствием уступил. Впрочем, он знал, что в ближайшем будущем им с Аппуктой придется поговорить о некоторых сторонах жизни, и, возможно, зная любопытство парня, беседа окажется долгой. Сейчас, однако, не имело значения ничто, кроме той женщины, что была рядом с ним, и эха брачного полета его дракона.

 

14. ПРАЗДНОВАНИЕ

Прошли долгие и трудные пять с половиной месяцев, и у команды «Карсона» имелось более чем достаточно причин хотеть расслабиться и повеселиться. Они не только побили хохлатых чужаков в войне, которую те сами развязали, но и добились перемирия с ними, а кроме этого, скорее всего, связи Федерации с вновь открытой расой будут укрепляться. Вдобавок Пэн, маленький бронзовый дракон с Вулкана, наконец показал свой пыл и обогнал местных перинитских собратьев, завоевав золотую королеву! Все это давало более чем достаточно оснований, чтобы устроить вечеринку.

Так и сделали. Вейр Бенден принимал большую часть экипажа «Карсона», а остальные Вейры и холды — тех, что воевал на их землях. Зная время и место очередных Нитепадов, Лесса и Ф'лар смогли выбрать день, когда ни над какими населенными местами падения не ожидалось. Потому, если не считать двух дежурных Крыльев, которые всегда оставались наготове и которых должны были сменить в середине праздника, все население Перна собиралось где-нибудь в чем-нибудь поучаствовать.

Пэн, однако, отказался присоединиться ко всеобщему веселью. Он уже привлек так много внимания, что не просто немного смущался — бесчисленные поздравления приводили его в совершеннейшее оцепенение. Поскольку маленький бронзовый привык скорее не выставлять себя на всеобщее обозрение, а сидеть в сторонке и посматривать на других, он не знал, что делать со своей известностью. Зато Пэн не сомневался: где бы он ни появился, вокруг тут же соберется толпа, и повеселиться ему не удастся нисколечко. Вот почему, обсудив все с Сипаком, они вдвоем решили, что молодому дракону лучше отсидеться на корабле или спрятаться с Кендатой, той самой королевой, которую он догнал.

Вздохнув с облегчением, Пэн исчез в черноте Промежутка, даже не сказав Сипаку, где собирался скрываться. О чем Сипак не будет знать, о том не сможет лгать!

Напитки, спиртные и нет, лились рекой. Те всадники, которым предстояло вылететь в дозор навстречу Нитям, ограничивались безалкогольным питьем, но, когда вернулись смененные ими, все, кроме детей, присоединились к торжествам. Даже обычно сторонившиеся празднеств драконы не составили исключения, пробуя невиданные чужеземные зелья, предлагавшиеся их всадниками. И поистине невиданное это было питье! Контр-адмирал Эмерсон пустила в ход все запасы. «Карсона», рассудив, что они смогут пополнить их на семнадцатой Звездной базе. Она знала: их непременно ждут отдых и развлечения, да еще некоторое время, чтобы загрузить недостающие припасы и принять новых членов экипажа. Периниты пробовали все, что им предлагали земляне, в том числе и ромулианский эль — контрабанду, неведомо как оказавшуюся на борту «Карсона». Большие драконы, против обыкновения испытывавшие сильнейшее любопытство, тоже решили присоединиться к веселью и погружали в чаши свои длинные языки. И тут представители Федерации планет обнаружили, что напоить дракона невозможно! Алкоголь — даже местные перинитские напитки — попросту не действовал на их организмы, в отличие от большинства известных гуманоидных видов. Затем настала кульминация вечера. Контр-адмирал Эмерсон доставила в Вейр Бенден содержимое своей личной кладовой — шампанское прямо с Земли. На все Вейры его бы не хватило, но Эмерсон решила, что, если этот напиток встретит хороший прием, то он станет еще одним предметом товарообмена между Землей и Перном.

Когда хлопнули пробки, драконы подались вперед, одолеваемые любопытством не меньше всадников. Но пена, извергавшаяся из бутылок, и пузырьки, вскипавшие в бокалах, стали полнейшей неожиданностью. Несколько драконов начали чихать, а начав, не могли остановиться. К счастью, находились звери в огромной чаше Вейра, где их едва контролируемые движения не могли никому навредить. Повсюду разносился смех, и всадники тоже смеялись над своими напарниками. Драконы принимали все как должное.

Хохот продолжался, а между тем несколько драконов, не испугавшись пузырьков, решило попробовать чужеземный напиток. Мелькнули языки, и содержимое бокалов исчезло в утробах огромных крылатых созданий. В ту же минуту выпитое дало себя знать. Сначала один, затем другой дракон с тяжелым уханьем сели в песок. Глаза зверей поначалу неистово вращались от возбуждения, вызванного необычными ощущениями, потом — все медленнее, по мере того, как действие алкоголя усиливалось и ящеры «выпадали в осадок»; а к первым драконам присоединялись их собратья, решившие отведать диковинный напиток с Земли.

Люди стояли, с изумлением глядя на своих друзей. Ну почему из всех разновидностей пьянящего зелья на драконов подействовало именно шампанское?! Ведь оно считалось одним из слабых напитков, его иногда позволяли пригубить и детям.

Когда последние из пробовавших искрящегося питья зверей сели в песок, те, кто проделал это первыми, начали чудить. Хоть и тяжеловесные, они ухитрялись по-своему изящно кружиться и вертеться в песке, напоминая карикатуры на подвыпивших людей. Сейчас же протрезвев, прототипы этих карикатур быстро убрались с дороги. Одного бездумного взмаха крыла или хвоста было бы достаточно, чтобы на несколько недель вывести человека из строя, если вообще не убить. Драконы натыкались друг на друга и на камни, но, видимо, не замечали этого.

Скоро почти пол-Вейра драконов вальсировало на песке. Остальные — те, которые не вкусили последнего угощения — поднялись в воздух, чтобы не путаться под ногами у выпивших да не пострадать самим, и расселись по краю чаши Вейра, озабоченно глядя на товарищей. Смотревшие на происходящее из безопасности пещер люди перешептывались, не зная, что будет дальше.

Ни перинитские целители, ни подданные Федерации не представляли, чего ждать. И для тех, и для других разворачивающееся у них на глазах действо стало полной неожиданностью, его не с чем было сравнить. В конце концов, ЧАСТО ЛИ напиваются драконы?

Затем настал конец. Один за другим драконы перестали танцевать под свою внутреннюю музыку. Они опять расположились на песке в самых разных позах, видимо, удобных для них. Потом, словно началась цепная реакция, им вдруг стало жуть как нехорошо. Зловонная густая жижа — выпитое спиртное вместе со съеденным ранее — извергалось повсюду маленькими вулканами. Драконы изливали содержимое своих желудков на песок, на себя, на соседей. Люди тоже давились, и те, чьи желудки не отличались крепостью никогда или ослабели спьяну, присоединились к драконам, выворачиваясь наизнанку.

Зная, что, пока желудки не опустеют, ничего поделать нельзя, целители Перна и Звездного флота стояли в сторонке, пока не завершилась неукротимая рвота. После этого, с помощью тех, кто способен был ее оказать, ставших жертвами алкоголя людей либо унесли в их вейры, либо нуль-транспортировали на «Карсон». А вот с драконами дело обстояло сложнее. Тяжеленных зверей было не сдвинуть с места. Оставалось лишь дожидаться, когда они проспятся. Ибо, когда извержения прекратились, все драконы погрузились в забытье.

Хорошо еще, оставалась возможность избавиться от последствий внезапного опьянения крылатых. С помощью трезвых драконов на впавших в беспамятство ящеров воду лили бадьями, пока не смыли липкую гадость, покрывавшую их самих и все вокруг. Напарники высушили своих зверей и расположились по соседству, чтобы быть рядом, когда они наконец проснутся.

Вечер, по крайней мере, в Бендене, завершился. В другие Вейры и холды послали предупреждения НЕ давать драконам шампанского, а заодно — не беспокоиться о Бендене. Пусть тут празднество и завершилось, это не означает, что пора заканчивать и всей планете!

Кое-где веселье не прекращалось до рассвета, а то и дольше, но в конце концов угомонилось. Чужие ушли, чтобы никогда не вернуться. Маленький бронзовый дракон вернулся и стал ключом к спасению этой планеты, и, хотя на празднестве он не показывался, его имя теперь обессмертили десятки сказаний, которые будут передаваться из поколения в поколение.

На следующий день драконы Бендена все же стали приходить в себя, испытывая жесточайшие головные боли и все остальные прелести похмелья. Больше не пьяные, но и еще не избавившиеся от последствий возлияния, они сумели вернуться по своим вейрам, а там напарники устроили их в гнездах. Головные боли мало-помалу пройдут — через несколько часов или на следующий день. Но испытавшие действие спиртного драконы никогда более не посмотрят на другой алкогольный напиток, не понюхают его, а тем более не лизнут! Они усвоили урок, и усвоили хорошо.

«Карсон» собрал всю команду, взял на борт необходимые припасы и покинул орбиту благодарной планеты. Перн, хоть и не успевший залечить ран войны с хохлатыми пришельцами, со временем сделает это. В прошлом перинитам уже приходилось переживать худшее, и, скорее всего, еще придется пережить немало невзгод в будущем. Но пока их миру не угрожала смертельная опасность, и жизнь более-менее вернулась в обычное русло — насколько может быть обычной здешняя жизнь!

 

1. ВЕЧЕРИНКА

Мичман, а ныне второй лейтенант Пэн, только что назначенный командиром отделения, волновался. Разумеется, на «Заре Вулкана» к нему более чем привыкли. Он провел здесь уже три года, сначала в качестве подопечного и напарника начмеда Сипака, потом, окончив стажировку, стал членом экипажа — ответственным за вооружение Службы безопасности. Однако то был первый случай, когда ему доверили чем-то распоряжаться — тем более, вновь образованным подразделением. И как раз сейчас он, пускай с неохотой, шел на вечеринку, устроенную охранниками в честь его нового назначения.

У дверей его встретил салютом лейтенант Аргонакс. Повернувшись к остальным, Аргонакс сказал:

— Гляньте, кто наконец решил показаться. На вечер в его собственную честь! — Добродушно посмеиваясь, он хлопнул Пана по плечу и продолжил: — Не тушуйся. Ты пришел вовремя. Мы просто решили начать чуть пораньше.

Пэн шагнул вперед, и дверь с шипением закрылась за ним. Служба безопасности получила голографический отсек в свое полное распоряжение, и народ толпился повсюду. Присутствовали не только свободные от вахты сотрудники охраны, но и порядочная часть других служб. Тем не менее, если не считать стражей порядка, подавляющее большинство посетителей составляли младшие офицеры. Всех старших офицеров тоже из вежливости пригласили, но они отказались. Сипак объяснил Пэну, что начальство чувствовало: для молодежи это — возможность расслабиться без оглядки.

Аргонакс двинулся вперед, Пэн — за ним, немного медленнее, чтобы не налететь на людей. А когда товарищи по команде приступили к нему с поздравлениями по поводу его перевода и повышения по службе, дракон и вовсе сел на мель.

Увидев, в какое затруднительное положение попал молодой бронзовый, Аргонакс вместе с Тиффани пришел ему на выручку.

— На это времени достанет! — воскликнул он. — У нас весь вечер впереди! Дайте новоиспеченному второму лейтенанту чего-нибудь выпить. Думаю, ему не мешает снять напряжение!

И Аргонакс с Тиффани вывели Пэна из толпы.

Пэн с облегчением послал телепатическую благодарность ромулианину. Даже закаленный всеми фанфарами и популярностью, которых он удостоился после давешних событий на Перне, дракон все еще чувствовал себя весьма неловко, оказываясь в центре внимания. Его гораздо больше устраивало делать дело, оставаясь в тени. Однако, что касается его перинитских приключений, жаловаться ему действительно не приходилось. Не виноват же он, что именно с ним раньше всех заговорил тот чужак!

Когда они добрались до бара, Аргонакс спросил:

— Ну, Пэн, чего желаешь?

Пэн слегка призадумался, потом ответил:

«Кока-колы, пожалуйста. Это было бы прекрасно».

— Кока-колы!! — От Аргонакса только искры не посыпались. — Пэн, это же праздник, а не простой обед! Возьми чего-нибудь позабористей!

В пэновых глазах, обращенных к Аргонаксу, поднялись оранжевые вихри смущения.

«Но я никогда не пил ничего крепче воды, молока или шипучек! Понятия не имею, как на меня подействует что-то другое!»

— Все когда-то случается впервые, Пэн, — Аргонакс стоял, подбоченясь, и насмешливо глядел на бронзового. Потом, на минутку смягчившись, сказал: — Спроси коммандера Сипака. Он должен знать о любом побочном действии алкоголя на твой организм.

Пэн сосредоточился на Сипаке и спросил:

«Ничего, если я выпью чего-нибудь алкогольного? Аргонакс хочет, чтобы я присоединился к общему веселью».

Поглощенный мытьем и укладыванием в постель четырехлетнего Саула, Сипак ответил, не подумав как следует:

«Не вижу ничего страшного. Смотри только, чтобы тебя не занесло. Твой организм еще не пробовал алкоголя».

По-прежнему сомневаясь, Пэн спросил:

«Нет ли каких-то побочных эффектов, которых мне стоит остерегаться? Или сортов, которых не стоит пить?»

Когда Саул выскользнул из рук отца и, голый, смеющийся, припустил через всю комнату отдыха, служившую им жилищем, Сипак рассеянно ответил:

«Ни о чем таком не знаю. Только не пей залпом, а прихлебывай. Чтоб одного-двух бокалов хватило на весь вечер. Хорошо?»

И лишь много позже, когда ничего уже нельзя будет поделать, Сипак вспомнит, как повлияло на драконов Перна обыкновенное земное шампанское во время последовавшего за победой КК «Карсон» над чужаками общепланетного празднества.

Пэн повернулся к ждавшему ромулианину, все так же не слишком уверенный в необходимости пить что-либо алкогольное, но успокоенный напарником, и сказал:

«Сипак говорит — ничего страшного. Только не пить слишком много на первый раз».

— В таком случае начнем с ромулианского эля! — Подмигивая дракону, он заговорщицки прошептал: — Мы храним этот не вполне легальный груз именно для таких случаев.

Он принял у бармена бокал, наполненный голубой жидкостью, и вручил его Пэну.

Пэн принял предложенное. Осторожно понюхав, он опасливо сделал глоточек. Жидкость легко проникла внутрь, показавшись ему кислой, и у него в желудке стало быстро расти теплое пятно.

«Недурно», — заметил он.

С почти разочарованным лицом Аргонакс спросил:

— Не зацепило?

Поскольку в качестве первого знакомства со спиртным ромулианин предложил Пэну один из самых могучих напитков, то и ожидал он, по крайней мере, что у дракона крылья отвалятся!

Пэн поразмыслил немного, затем сказал:

«Приятный вкус. — Тут он запрокинул голову и одним глотком осушил почти полный бокал. — Что там дальше?»

Ромулианин вытаращил глаза. Пэн даже не вздрогнул! Почти любой на его месте теперь без памяти валялся бы на полу, а уж вырвать должно было наверняка.

— М-м, на этот раз дам тебе чего-нибудь попроще. Ты только полегче! Не торопись так, а то Сипак меня со свету сживет!

После этого он дал Пэну смесь водки с апельсиновым соком.

Вечеринка продолжалась, набирала обороты, шумела. Алкоголь лился рекой, и люди чувствовали себя все непринужденнее. Пэн, избавившись от своих тревог, стал получать удовольствие. А заключив, вместе с окружающими, что спиртное действует на его организм не сильнее фруктового сока, он принялся пробовать все подряд. Тем не менее, он не забывал совета Сипака и прихлебывал понемногу.

Вскоре настало время большого сюрприза. Несколько хохочущих сотрудников Службы безопасности вынесли большущий торт. Те, мимо кого проносили эту громадину, тоже начинали смеяться. Пэн не мог понять, в чем там дело, пока не разглядел сие произведение кулинарного искусства. Несколько его друзей подтащили торт прямо к нему. Торт украшало изображение двоих совокупляющихся драконов, причем один из них был, несомненно, бронзовым, и этот бронзовый расшвыривал направо и налево десантное снаряжение, приговаривая: «Парень простой я, парень простой!»

За тортом следовала еще одна процессия, неся странной формы бутылки и бокалы на тонких ножках. Когда хлопнули пробки, Пэн обернулся к Аргонаксу и спросил:

«Что это? Я ничего подобного раньше не видел».

— Это шампанское, — ответил начальник Службы безопасности. — И Земля — единственное место, где производят достаточно такого вина, поэтому его нечасто увидишь. — Он опять заговорщицки подмигнул дракону. — Прихватили его вместе с ромулианским элем, тоже нелегальный груз! Для нашего брата — ничто не слишком! — сказал он, оглядываясь, дабы убедиться, что вокруг — никого, кроме представителей его отдела!

Пэн только смотрел, как посуда наполнялась пузырящимся напитком. Когда налили всем, Аргонакс встал и поднял свой бокал:

— Предлагаю тост за первого дракона на Флоте, ставшего не просто десантником, а командиром отделения!

Поднялись и со звоном сомкнулись сосуды, а затем каждый проглотил содержимое.

Едва Пэн донес свой бокал до носа, как пузырьки заставили его чихнуть. Потом еще, еще и еще! Ему не удалось даже пригубить жидкость, не то что проглотить. Когда все отошли от дракона, Аргонакс заметил:

— Хорошо хоть у нас на борту нет огненного камня! Ты бы все запалил! Давай-давай, выпей. Плохая примета, если тот, за кого сказан тост, не допьет своего.

Пэн сумел задержать чих настолько, чтобы успеть наклонить бокал и осушить его. Когда жидкость достигла желудка, у дракона внутри будто бомба взорвалась. Потом у Пэна закружилась голова и он почувствовал, как у него отказывают все тормоза. Он повернулся спросить Аргонакса, что все это значило, но вместо того, шатаясь, налетел на ромулианина.

Стараясь удержать и себя, и нетвердо стоявшего на ногах дракона, Аргонакс спросил:

— Пэн, что с тобой? — Пытаясь придать дракону устойчивое положение, он бормотал себе под нос: «Прибьет меня Сипак!». Потом опять заговорил с бронзовым: — Пэн, прошу тебя, скажи, как ты себя чувствуешь?

Пэн икнул, затем сказал:

«Не так чтобы очень хорошо, сэр».

И, громко ухнув, сел на палубу. Тиффани прошептала Аргонаксу: «Надо бы скорей позвать Сипака.»

Действие алкоголя усиливалось, и Пэн начал выказывать все классические признаки опьянения. Зрачки его больших глаз расширились, а их вращение замедлилось до вялого зеленого. Затем, ко всеобщему изумлению, Пэн стал почти безукоризненно напевать официальный вулканитский гимн корабля. Без слов, разумеется, но звуки драконы издавать способны.

К тому времени вечеринка затихла, все наблюдали за бронзовым, ошеломленные резкой сменой его поведения, и гадали, что он будет делать дальше. Ждать им долго не пришлось. Частично справившись с вялостью членов, Пэн встал и начал кое-как танцевать джигу, при этом крылья и хвост очень ему мешали. Некоторые зазевавшиеся зрители полетели на пол, когда Пэн крутанулся, потащив за собой хвост.

Пока другие смеялись над затруднительным положением товарищей по команде, их тоже посшибали с ног — на этот раз крылья Пэна. Джига увлекала присутствовавших все больше, и кое-кто из экипажа, проникшись духом веселья, стали напевать, притопывая ногами, на мотив «Пьяного матроса», только пели они «Что делать с пьяным драконом…»

А Пэн, рад стараться, вертелся и крутился еще быстрее. Скоро он уже двигался настолько стремительно, что в тесном помещении людям с трудом удавалось убраться у него с дороги. Пэн уже не соображал, что делает, и, вне всякого сомнения, на кого или что наталкивается. И ничуть не замедлялся, налетая на людей или переборки.

Очень скоро на стенах появились отметины ударов, кое-где дракон стесал краску. Сквозь продолжавшееся хлопанье, топанье и приветствия слышались стоны. Стоило Аргонаксу понять, что происходит, и он закричал:

— Эй, стойте! Сейчас же! Так не пойдет!

Ему пришлось прокричать пару раз, пока шум не начал стихать, но вскоре все — исключая Пэна — смотрели на него. Ромулианин приказал:

— Кто-нибудь, свяжитесь с лазаретом и позовите медиков. И давайте все выбираться отсюда, пока еще кого не покалечило. Вечер окончен.

Звездолетчики сообразили, в чем дело, и стали без суеты, по очереди покидать голографический отсек. Те, у кого имелся опыт оказания медицинской помощи, остались помочь своим товарищам, не способным выйти самостоятельно.

Пэн танцевал еще несколько минут. Затем, сообразив, что «музыка» исчезла, осел на пол, привалившись к переборке. Потом Аргонакс услышал:

«Я и вправду неважно себя чувствую».

Только ромулианин двинулся к дракону, как желудок Пэна сотрясли спазмы. Его начало рвать; все, что он употребил этим вечером — и алкоголь, и пища — извергалось в виде весьма дурно пахнущей смеси.

Досталось и Аргонаксу, но он не обратил на это внимания и подбежал к дракону.

— Пэн, тебе плохо? — спросил он, встревоженный бледностью друга.

Бронзовый цвет дракона словно до крайности полинял, сменившись нездоровой желтизной. Пэн обхватил голову лапами. Когда он поднял глаза, Аргонакс увидел, что они тоже бледно-серые.

Пэна снова вырвало, и еще большую часть пола покрыла липкая грязь. Аргонакс слышал, что людей, остававшихся в голографическом отсеке, тоже выворачивало наизнанку от зловония. Ромулианин прижал к себе драконью голову.

— Все будет хорошо, Пэн. Обещаю. Сюда уже идут Сипак и наш ветеринар. Они помогут, тебе станет лучше.

«Не думаю, что мне хоть когда-нибудь полегчает», — донесся безнадежный ответ. Потом глаза Пэна закатились; он потерял сознание.

И тут вбежал Сипак. Не обращая внимания на окружавшую дракона противную грязь, он спросил:

— Что случилось?

— Он чувствовал себя прекрасно, пока не выпил шампанского, — заявил Аргонакс. — Я не думал, что это ему повредит. Ни от каких других алкогольных напитков ему не делалось плохо! — Он отступил, давая возможность Сипаку подойти к дракону. — Если б я знал, что этим кончится, не дал бы ему ни капли!

Сипак только головой покачал, потом сказал:

— Ни ты, ни он не могли этого знать. Пэн не был на праздновании в Вейре Бенден после подписания перемирия между чужаками и Федерацией. Потому он и не ведал, что случилось, когда команда «Карсона» познакомила перинитских драконов с неведомым напитком — земным шампанским. И я не счел необходимым внести запись об этом в его личное дело или сказать ему. В конце концов, часто ли нам приходится сталкиваться с шампанским? — Начмед выслушал сердце Пэна и добавил: — Таким образом, это такая же моя ошибка, как и твоя. — Он чуть улыбнулся. — А ты можешь себе представить, что вот так себя ведет целый Вейр драконов? И смех, и грех…

— Ну, и что же случилось тамошними драконами потом? — спросил Аргонакс.

— У всех наутро трещали головы с похмелья, но никто не умер. И это — от единственного глотка шампанского! Оно словно усилило действие всех уже выпитых ими алкогольных напитков, — ответил Сипак. — Теперь вопрос в том, как нам доставить Пэна в гнездо, чтобы он проспался. Потребуется не меньше трех антигравитационных агрегатов и куча народу. А сполоснуть его мы можем и тут.

Аргонакс оглядел голографический отсек.

— Мне кажется, я смогу отыскать нескольких «добровольцев». — Вулканит свистнул охранникам, жестами приглашая подойти и помочь. — Он у нас мигом окажется в собственной кроватке.

Как и предсказывал Сипак, на следующий день Пэн маялся от головной боли, соответствовавшей размерам страдавшей части тела; его не соблазняла даже любимая еда — мороженое. И дракон поклялся, что никогда — никогда в жизни! — не возьмет в рот ни капли спиртного.

 

2. СОПЛИВОЕ ИСЧАДЬЕ ПРЕИСПОДНЕЙ ВУЛКАНА

Пэн, миниатюрный бронзовый дракон, напарник Сипака, а к тому же командир бригады десантников на КК «Заря Вулкана», ощущал едва ли не бешенство. Ну почему именно сегодня Саул решил исчезнуть? Да еще в комнате, где десантники хранили свое оборудование и всякий хлам? Он знал, что капитан Стар обходит сейчас корабль и в любую минуту может спуститься во владения десантников.

«Саул! Вылезай немедленно, пока я тебя не спалил!»

Саул, пятилетний сын Сипака, рос нормальным, хорошо воспитанным ребенком. Но иногда, как говаривал Сипак, в мальчишке, казалось, просыпалось все неистовство его шотландских предков, и сын вулканита превращался в одного из сонмища злых духов то ли Земли, то ли Вулкана. Никто не мог предсказать, когда это случится и что именно случится. Как-то — теперь уже давненько — когда Саул улизнул от своих «стражей», к коим себя одновременно относили и Сипак, и Пэн, мальчишка терроризировал корабль целый день, умудрившись избежать хорошо замаскированных ловушек, которые устраивали ему ветераны Звездного флота. В течение нескольких дней весь экипаж только головами качал, вспоминая о проделках двухлетнего ребенка.

Теперь Саул спрятался внутри одного из автоматических скафандров, которыми десантники при необходимости пользовались. Эти скафандры были достаточно просты, чтобы с ними управился необученный десятилетний ребенок, а так как уровень развития Саула, несмотря на то, что ему было только пять, соответствовал десятилетнему возрасту, он легко нашел доступ к контрольной панели. После этого мальчик запрограммировал скафандр автоматически выполнить некоторые действия через заданный промежуток времени. Затем, не спуская глаз со своих преследователей, быстро выскользнул из скафандра и стал пробираться в другое место, предвкушая забавное зрелище.

Заметив движение краем глаза, Пэн передал команду обоим отделениям десантников, которыми руководил.

«Вот он! Ловите эту маленькую ласку!»

Теперь дракон очень жалел, что разрешил Саулу прервать занятия, чтобы посмотреть, как тренируются десантники. Мальчишка увязался за Пэном, когда тот пришел на склад за дополнительным оборудованием. Только они с Пэном вошли, в глазах маленького вулканита появился нехороший блеск, и с быстротой молнии Саул исчез в груде вещей. Пэн снял с занятий два из своих четырех отделений, чтобы они помогли ему найти и «взять в плен» ребенка-вулканита.

Одно отделение, разбирая вещи, постепенно сходилось к точке, указанной Пэном, другое осматривало все вокруг. Саул исчез в груде гимнастических снарядов и матов, и объявиться мог где угодно.

Мальчик сумел пробраться сквозь гору предметов — вот где пригодился его малый рост! — к навесным шкафчикам на задней стене, в которых держали легкое вооружение, и вскарабкался на верх другого ряда таких же оружейных шкафчиков. Там он уселся, спрятавшись за войлоком, используемым в тренировках по рукопашному бою, изо всех сил прижав ко рту ладони, чтобы ненароком не засмеяться. Ну, будет сейчас потеха!

Тут дракон боковым зрением увидел, что в дверях возник чей-то силуэт. Пэн грациозно развернулся, глотнул от волнения и мысленно гаркнул:

«Группа, смирно!»

Десантники вытянулись, с губ некоторых чуть не сорвались ругательства, так как они ударились головами о детали гимнастического оборудования, в котором рылись.

— Расслабьтесь, парни, — сказала капитан Стар. — Это не официальная проверка или что-то в таком роде. Просто решила к вам зайти. — Она оглядела явно раскиданные вещи. — А можно поинтересоваться, чем это вы занимаетесь?

Пэн колебался: говорить ли полную правду, частичную правду или прямую ложь? Выбрал он частичную правду.

«Здесь два отделения занимаются поиском и захватом цели, одно — на занятиях по стрельбе из фазера в голографическом отсеке, а еще одно занимается рукопашным боем со службой безопасности. Не хотите ли заглянуть туда вначале?» — Сказав это, он понял, что поступил опрометчиво.

Джеми смотрела на Пэна с жестким блеском в глазах. Она всегда чувствовала, если ее старались побыстрее выставить вон. Сейчас, не зная причины, она не сомневалась, что должна остаться и доставить дракону несколько неприятных мгновений.

— Нет, я думаю, лучше вначале понаблюдать за этой группой. Что они ищут? И почему поиск не в сочетании с уничтожением?

Пэн поколебался немного, потом ответил:

«Не думаю, что владелец этого имущества будет доволен, если мы его повредим, госпожа капитан. Мы им только попользуемся».

Джеми кивнула и скрестила руки. Пристально глядя на дракона, она сказала:

— Я жду.

«Ждете чего, госпожа капитан?» — спросил Пэн, стараясь тянуть время как можно дольше.

— Жду ответа на свой первый вопрос.

Пэн смотрел куда угодно, только не на нее. Теперь Джеми знала, что он лжет, но не могла понять, почему. Может быть, он хотел скрыть от нее, что они ищут? Она начала слегка постукивать ногой, что сразу же вернуло внимание Пэна. Он глубоко вздохнул, еще отчаяннее стараясь придумать ответ.

Прежде чем он смог собраться с мыслями и передать их, что-то медленно начало подниматься из кучи автоматических скафандров позади Джеми. Она встревоженно повернулась. Фигура встала в полный рост и начала раскидывать руки. При этом она издавала печальный звук, похожий на стон. С виду — обычный автоматический скафандр, но, когда Джеми посмотрела сквозь опущенное забрало, стараясь разглядеть, кто внутри, там никого не оказалось.

Отделение, находившееся ближе других к скафандру, пришло в движение.

Сосредотачиваясь на задании — найти Саула — десантники осторожно приближались к скафандру. Шлем его повернулся, словно облаченный в него, кто бы он ни был, наблюдал за ними. Двое десантников прыгнули, чтобы схватить его за раскинутые в стороны руки и сбить с ног. Как бы предчувствуя нападение, на которое его запрограммировал Саул, скафандр вдруг присел, согнув колени. Теперь он сидел на корточках, по прежнему держа руки в стороны. Два солдата в прыжке столкнулись и упали, мелькнув множеством рук и ног. Остальные бойцы образовали вокруг скафандра теперь уже опасливое кольцо. По сигналу командира отделения, десантники начали придвигаться, стараясь предусмотреть дальнейшие действия автомата. Но они не смогли предугадать, что скафандр вдруг подогнет голову и, обхватив колени руками, сделает из круга кувырок, расшвыряв при этом десантников, как бильярдные шары. Приземлившись на спину за пределами круга, он остался лежать неподвижно. Саул наблюдал происходившее с выплескивающимся через край восторгом. Он видел, как в комнату вошла капитан Стар и начала задавать вопросы Пэну, но ему до этого не было никакого дела. А вот насколько успешно будет выполнен его замысел, Саула занимало вовсю.

Когда скафандр исполнил требуемое, Саул невероятно обрадовался. Правда, он не ожидал, что автомат упадет на спину, — и даже надеялся, что скафандр сможет встать, — тем не менее все удалось как нельзя лучше.

Саул наклонился, чтобы взглянуть на десантников. Они отодвинулись, и первое отделение стало возиться со скафандром — некоторые из них теперь стояли прямо под ним. Мальчик приготовился спрыгнуть на ближайшего, зная, что они не причинят ему вреда. Пэн стоял к нему спиной, и поэтому Саул знал, что острый глаз друга-дракона его не заметил. Однако маленький вулканит не учел, что капитан корабля обладала не менее острым зрением. Джеми, стоявшая, лицом к Пэну, уловила какое-то движение на шкафчиках. Не подавая виду, она всмотрелась внимательнее. Увидев красноватые волосы и заостренные уши, она все поняла. Мысленно тяжело вздохнув и вспомнив разные другие случаи, когда ей приходилось иметь дело с этим чертенком, она хотела предупредить десантников о готовой на них свалиться живой бомбе.

Затем решила посмотреть, как они справятся с живой целью, особенно с такой вот МАЛЕНЬКОЙ верткой живой целью.

Видя, что Саул готовится спрыгнуть, Джеми тихо сказала Пэну:

— Думаю, твои люди сейчас удивятся.

Пэн взвопил: «Саул!», и тут мальчишка с воплем баньши выпрыгнул из засады. Тут уж его люди насторожились. Боец, которого мальчишка выбрал своей целью, закрутился волчком, ища Саула. Но он не догадался посмотреть наверх. Саул использовал его плечи как трамплин и метнулся к следующему десантнику, который уже был готов к нападению и протянул руки, чтобы схватить летящего мальчишку, однако тот неожиданно сгруппировался и сделал кувырок в воздухе, вырвавшись прямо из рук. Получив от вращения дополнительный толчок, Саул спланировал на другого солдата, использовав его как подушку и повалив парня на пол. Пэн покачал головой и простонал:

«Я научил его этому трюку, когда ему было всего три года. Никогда не думал, что он его применит таким образом!»

Прежде, чем десантник, у которого от полученного удара захватило дух, смог прийти в себя и схватить его, Саул вскочил и юрким зверьком протиснулся между двумя приближавшимися молодцами, заставив их сплестись руками, когда они оба потянулись за ним. Другой десантник наклонился, пытаясь его поймать, но Саул, хихикая, как сумасшедший, крабом удрал прямо между ног своего противника. Думая перехитрить паренька, следующий десантник встал на колени, расставив руки. Саул стремглав пронесся мимо и, использовав свою кинетическую энергию, взлетел в воздух при помощи одного из тренировочных канатов, свисавших с потолка. Ухватив его и вскарабкавшись по нему как обезьяна, он оставил стоящих внизу в полном изумлении. Добравшись до верха, Саул взобрался на потолочную балку. Вскоре два очень ярких и столь же озорных глаза сверкали на них с высоты.

«Вы не собираетесь полезть туда за ним?» — спросил, вздыхая, Пэн, не вполне уверенный в положительном ответе.

— Да вы что, сэр, — возразил тот десантник, которого использовали в качестве трамплина. — Его эти балки выдержат, а мы сразу все обрушим.

Услышав смех, Пэн повернулся, не успев ответить и обнаружил сидящую на полу Джеми, которая держалась за ребра. Слезы катились по ее щекам и она судорожно глотала воздух. Десантники в изумлении уставились на нее, потом на Пэна, потом опять на нее. Наконец, увидев комизм положения, тоже начали смеяться.

Джеми перевела, наконец, дыхание и сказала:

— Никогда в жизни своей не видела ничего забавнее того, что здесь произошло. Десантники Звездного флота побеждены пятилетним мальчишкой! Согласна, очень ловким, очень умным пятилетним вулканитом, но, тем не менее, ребенком! — Она снова начала смеяться, вытирая с лица слезы.

Пэн вдруг стал печальным.

«Мне жаль, что вы видели это, госпожа капитан. Саул временами становится… неуправляемым…»

— Скорее, ничем не сдерживаемым! — заметила Джеми, будучи, наконец, в состоянии встать. — Я видела его в подобном настроении и раньше, и именно ты должен был позаботиться о том, чтобы такое не повторялось, дав ему посильную работу. Согласись хотя бы, что он никогда ничего не портит!

«Да, но его действия приносят много беспокойства». — Джеми подошла к концу каната и взглянула вверх.

— Можешь спуститься, Саул, я не кусаюсь.

Сверху донесся высокий голос:

— Вы, может быть, не кусаетесь, госпожа капитан, но можно ведь наказать и по-другому.

Джеми подняла бровь:

— Какие же бывают наказания?

Раздавшийся сзади голос застал ее врасплох:

— Трепка, например. Саул надолго запомнит тяжесть моей руки.

Стар повернулась и увидела стоящего сзади Сипака.

— Я не заметила, как ты вошел, — сказала она. Многое ли ты успел увидеть?

— Вполне достаточно, чтобы не выпускать Саула из каюты следующие года три, — объяснил он сурово, но с огоньком в глазах.

— Нет, па! — раздался тот же голос. — Я больше не буду!

Теперь Сипак взглянул вверх.

— Ты всегда так говоришь, сын. Что мне с тобой делать?

— Отправить спать без ужина? — в голосе зазвучала надежда.

Все в комнате снова стали смеяться.

— Нет, не думаю, — ответил Сипак. — Пожалуй, я не буду тебя наказывать. — Прежде, чем он продолжил, с балки послышался вздох огромного облегчения. — Вместо этого, я попрошу капитана Стар решить вопрос с твоим наказанием. Если она выдаст тебя десантникам, которых ты перед ней опозорил, они, пожалуй, отдадут тебя Пэну на съедение.

— Нет, па! — донеслось сверху. — Пожалуйста, не позволяй капитану наказывать меня. Я слышал…

Джеми посмотрела наверх.

— Что слышал, бесовское ты семя? Иногда я удивляюсь, действительно ли Сипак твой отец? — Поскольку ответа не последовало, она снова позвала: — Спускайся, Саул. Я тебя не побью, обещаю.

— Обещаете?

— Вот тебе мое слово. Тебе может не понравиться мое наказание, но бить я тебя не буду.

Послышалась возня, потом Саул повернулся и схватил канат. Соскользнув вниз, он подошел к Джеми и встал перед ней, потупив глаза.

— Посмотри на меня, мальчик, — Саул взглянул вверх и Джеми увидела в его глазах искорки озорства. — Хм, я думаю так. Мы должны что-то сделать, чтобы избавить тебя от излишка энергии. Скажи мне вот что. Почему ты изводил сегодня именно десантников?

Он присвистнул.

— Потому что они такие забавные, когда их дразнишь. Думают, что они такие сильные, а на самом деле… — он старался подобрать слово, — плюшевые медвежата!

Все еще стоявшие вокруг десантники крякнули, а кое-кто прокашлялся.

— Понятно, — она повернулась к Сипаку. — Что ты можешь предложить, чтобы использовать силы вот этого ребенка, которого ты называешь своим?

— С учебой он справляется легко. И мало что может его развлечь. Я бы сказал, что ему надо дать посильную работу.

— Я думаю в точности так же, — Джеми опять повернулась к Саулу. — Мне кажется, тебя надо прикрепить на некоторое время к десантникам. Ты сможешь участвовать в их дневных тренировках и, я уверена, обнаружишь, что они не такие уж «плюшевые медвежата», как ты думаешь. Действительно… — Она пристально оглядела комнату. Все подобрались и смотрели на нее широко раскрытыми глазами. — Думаю, им будет с тобой нелегко. Надеюсь, они смогут тебя угомонить. Возможно, когда ты приучишься к тому порядку, к какому приучены они, ты будешь уважать немного больше и их, и остальной экипаж. — Глаза Саула зажглись интересом. — Будешь заниматься с ними, при условии, если ведешь себя соответственно. Ну как, согласен?

— Конечно, да! Спасибо! — Саул, ко всеобщему удивлению, вскарабкался к Джеми на руки и крепко обнял ее за шею.

Отлепив своего сына от капитана, Сипак сказал:

— Теперь я позабочусь об этом ребенке, который считает, что он обезьяна, и отведу его домой. Полагаю, ему надлежит приступать к своим обязанностям с утра?

— Да, и чем скорее, тем лучше.

— Тогда мы пойдем.

Сипак, держа Саула за руку, исчез в дверях.

Джеми повернулась к Пэну.

— Благодарю тебя за такое замечательное завершение рабочего дня. Теперь мне надо к себе — проверить донесения, поступившие на компьютер.

Она повернулась и ушла, оставив Пэна и его десантников в таком же недоумении, как и тогда, когда они только начали поиски маленького вулканита.

Вскоре на корабле установилась тишина: заступила на вахту третья смена, а две другие разошлись по каютам спать. Денек выдался беспокойный, но он внес оживление в обычный скучноватый круговорот дел.