1. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ВУЛКАН

Высокий темноволосый вулканит широко шагнул с площадки транспортера в главной приемной вулканитского отделения Академии Звездного флота. Когда он оказался в лучше освещенной части комнаты, оператор транспортера заметил, что волосы прибывшего не черного, обычного для большинства вулканитов, цвета, а темно-красного.

— Коммандер Сипак; явился выполнить особое поручение, — заявил мужчина ростом пять футов и десять дюймов, остановившись перед оператором. — Прошу разрешения подняться на борт. — Хотя он нуль-транспортировался и не на борт какого-то корабля, однако входил в военизированное учреждение, и заведенные правила оставались в силе.

— Разрешение дано, сэр, — сказал оператор. — Мне приказано сообщить вам о необходимости по прибытии явиться к адъютанту начальника филиала, сэр.

— Благодарю, мичман.

С этими словами вулканит повернулся и направился к двери.

Сипак был очень необычным вулканитом, даже более необычным, чем сам Спок. Полукровками родились и тот, и другой (Спок унаследовал земные гены от матери, Сипак — от отца), но Сипак второй раз в жизни оказался на родной планете, улетев с нее почти сразу после рождения. Мать его, известную на Вулкане целительницу, звали Т'Арен. Отцом его был Дэвид Эйллард, отставной дипломат Звездного флота. Однажды Эйллард получил назначение в посольство Земли на Вулкане и познакомился с Т'Арен на каком-то дипломатическом приеме. Они полюбили друг друга и решили создать семью. Тот, с кем Т'Арен была до этого помолвлена, погиб (в результате несчастного случая) незадолго до намеченного бракосочетания, и она стала вольна выбрать себе другого мужа. Смешанные браки в те времена еще оставались нечастым явлением, но семья Т'Арен приняла ее муже с распростертыми объятьями — насколько позволяла вулканитская сдержанность. Конечно, тому немало способствовало, что среди их дальних родственников оказались посол Сарек и леди Аманда.

Пара счастливо прожила несколько лет; Дэвид продолжал службу в дипломатическом корпусе. Но вот Т'Арен забеременела. Беременность протекала тяжело даже с учетом того, что Т'Арен вынашивала вулкано-земной плод. Несмотря на ускоренное родоразрешение, предпринятое с целью спасти мать, Т'Арен все равно умерла, но ребенок, Сипак, выжил.

Дэвида Эйлларда смерть жены опустошила. Он оставался на Вулкане около года, пока не стало ясно, что Сипак выживет и будет прекрасно расти, а затем попросил перевода обратно на Землю. Тогда же он вышел в отставку, покинув дипломатический корпус, и нашел работу преподавателя в своей возлюбленной Шотландии, где прошло его детство и где по-прежнему жила большая часть его семьи.

Вот так и вырос Сипак на Земле, среди земных детей. Он посещал земную начальную школу. Став постарше, Сипак слушал лишь некоторые курсы в посольстве Вулкана, изучая историю и культуру второй родины и вырабатывая умение управлять унаследованными от матери — столь необычными по земным меркам — силами своего разума. Исследования показали, что он — одаренный «касательный» телепат, а иногда может передавать и читать мысли, не прикасаясь к своему респонденту. Расстояние, на котором он мог принимать и (или) передавать мысли, точно определить не удалось, но путем тренировок он мог повысить эту свою способность к «бесконтактной» телепатии.

Поскольку рос Сипак на Земле, то не выработал истинно вулканитского полного контроля над чувствами, хотя и стал сдержаннее обычного землянина. В посольстве Вулкана он познал их мировоззрение и научился управлять собой, став, таким образом, последователем вулканитской веры в логику. У него выработалось определенное чувство юмора, и временами в начальной школе, да и в Академии Звездного флота, он откалывал шуточки. Он до сих пор поражал окружающих, время от времени улыбаясь и смеясь. Единственной безусловно отрицательной чертой, унаследованной от отца, стал его шотландский темперамент, однако, благодаря своим вулканитским способностям, он научился им управлять.

В 16 лет Сипак поступил в Академию Звездного флота, став самым молодым курсантом за всю ее историю. Пойдя по стопам матери, он решил заняться медициной и окончил учебу с докторской степенью, возглавив список лучших и на медицинском факультете, и во всей Академии. Вплотную за ним шла землянка, тоже необычная штучка (она выросла на Вулкане) по имени Карен Эмерсон. В годы учебы они с ней очень сблизились, дойдя до интимных отношений, но по окончании Академии им пришлось пойти разными путями.

Однако, прежде чем расстаться, они вдвоем посетили Вулкан — Сипак, можно сказать, впервые увидел свою вторую родину, а Карен, в сущности, вернулась домой. Эта поездка стала их последними проведенными вместе каникулами; затем они направились к своим первым местам службы. Потом было несколько мимолетных встреч, но долго побыть вместе им уже не приходилось.

Сейчас Сипак возвращался на Вулкан, прочесть несколько курсов в вулканитском отделении Академии Звездного флота. Он не просил этого назначения, но получил весьма серьезную рану на боевом посту, и адмирал Ставак настоял, чтобы он на время оставил службу и восстановил силы. Навещать ему было некого, и потому он попросился на какую-нибудь преподавательскую работу, чтобы не терять времени, набираясь сил. Не ведал он, как все закрутится на Вулкане!

Зайдя в приемную начальника Академии, уладив там вопрос с жильем и получив расписание занятий, он решил принять приглашение двоюродной сестры, Аманды, и навестить ее. Узнав о его временном назначении, она послала ему приглашение хотя бы зайти поболтать, а то и погостить у них с мужем, Сареком, пока тот был на Вулкане.

Он решил дойти пешком до ее дома на краю города, хоть ее жилище и располагалось на порядочном расстоянии от Академии, надеясь немного размяться. Двухдневное сидение в челноке не способствовало заживлению все еще недолеченных ран и срастанию костей, и он радовался предстоящей гимнастике. Хоть и устал он, дойдя до места, но совсем не жалел, что прогулялся, вместо того, чтоб нанять флиттер. Он постучал в дверь, и его пригласили войти.

— Сипак! Тыщу лет тебя не видали! — воскликнула Аманда.

Его губы изогнулись в попытке не улыбнуться.

— Ну конечно, сестренка. Я не появлялся на Вулкане более десяти лет, а вам не случалось оказаться в тех точках пространства, куда посылали мой корабль. Так что, если только вы не обладаете некими силами, о которых я не подозреваю, вы явно меня не видали.

— Сипак, ты говоришь, как второй Сарек. Проходи, садись. Расскажи, чем занимался с тех пор, как мы виделись в прошлый раз.

— Это может потребовать некоторого времени. Разумеется, если хочешь, я могу лишь бегло коснуться самого интересного. — Аманда хмыкнула, и он наконец улыбнулся.

— Так-то лучше! Я гадала, что же случилось с молодым беззаботным вулканитом, какого мы видели в последний раз. Не сразу ли после окончания Академии это было?

— Да, и, насколько припоминаю, у меня имелись причины быть счастливым и беззаботным. Я только что сдал выпускные с лучшими оценками на курсе и со мной была красивая девушка по имени Карен. Должен сказать, с того дня дела скатились под горку, — отозвался Сипак.

При упоминании о Карен лицо Аманды словно заволокла туча. Сипак тут же заметил это и спросил:

— В чем дело? Я что-то не так сказал?

Не успела она ответить, как со стороны заднего двора донеслось чье-то жалобное курлыканье. Резко обернувшись, Сипак спросил:

— Что это?

Он в жизни не слыхал ничего подобного.

— У меня еще двое гостей. Пойдем, сначала я представлю тебе этого. — Она встала и направилась к двери. — Не удивляйся его размеру. Он мал для своего вида, но все равно при первом взгляде производит ошеломляющее впечатление.

Выйдя в сад и следуя за двоюродной сестрой к дальней части огороженного участка, Сипак старался догадаться, какое же существо могло бы издавать такие душераздирающие звуки. Когда он обогнул одно из самых крупных деревьев, в их сторону повернуло клиновидную голову какое-то громадное бронзовое существо. На приближающихся людей взирали огромные, медленно вращающиеся бледно-лиловые глаза.

Сипак все выше задирал голову, не отводя взгляда от этих гипнотических глаз, пока не захрустела шея.

— Это перинитский дракон, — выдохнул он. — Бронзовый, если не ошибаюсь. Что он здесь делает? Кто его напарник? Я знаю, что периниты говорили о вступлении в Федерацию, но пока ничего еще определенно не решено. С ними установили связи только два с половиной года назад. Они не могли так быстро выйти за пределы планеты.

Словно не обращая внимания на его вопросы, Аманда подошла и начала почесывать костные гребни над большими глазами.

— Все хорошо. Не волнуйся. Она скоро будет дома.

Аманда, казалось, к чему-то прислушивалась, и Сипак чувствовал едва уловимый зуд где-то на краю сознания, будто шел чей-то телепатический разговор.

— Я не знаю, что намечалось на сегодня, но, когда она утром выходила из дому, счастливой она не выглядела. А у тебя уже кончились занятия?

Снова возник тот же зуд. Потом Аманда сказала:

— Я хочу тебя кое с кем познакомить. Пэн, это Сипак. Он учился с твоей напарницей, и они когда-то очень дружили. — Затем она обернулась к Сипаку и провозгласила: — Сипак, это Пэн. Как ты и предположил, он — перинитский бронзовый дракон. Весьма способный, редкостный дракон. Сейчас он посещает курсы факультета безопасности Академии и в этом году должен их закончить. Конечно, учится он не лучше всех, но, поскольку исполнилось лишь четырнадцать месяцев с тех пор, как он покинул Перн, Пэн продвинулся очень далеко за потрясающе короткий срок. — Она примолкла.

Сипак не дал ей возможности продолжить. Он пытался вспомнить нечто услышанное или прочитанное больше двух с половиной лет назад. Внезапно он спросил, охваченный страхом, с таким чувством, словно заранее знал ответ:

— Кто напарник Пэна?

— Напарник Пэна — Карен Эмерсон. Та самая женщина, которую ты так давно привозил сюда, закончив Академию.

Вся сила ушла из его ног, и он, охнув, повалился на стоявшую позади него скамью. Он испытывал к ней весьма сильные чувства в годы учебы, и она, видимо, переживала то же самое по отношению к нему. Тот отпуск на Вулкане был одним из его любимейших воспоминаний. Но Звездный флот, распоряжаясь своими матросами, не брал в расчет личных чувств, и их разделила галактика — так, по крайней мере, казалось. Желание встретить ее здесь, снова, находилось за пределами самых смелых мечтаний. Впрочем, сейчас им предстояло встретиться при совершенно иных обстоятельствах, нежели десять лет назад.

— Почему они здесь? Теперь, когда ты рассказала о их связи, я припоминаю, что слышал об этом. Но в Академии училось две Карен Эмерсон, значит, всегда могут найтись и еще. Когда я об этом услышал, приходилось работать в лихорадочной спешке. Я отложил думы об этом до лучших времен, надеясь тогда во всем разобраться. Но лучшие времена так и не наступили… Я думал, Карен — на «Экскалибуре».

— Там она и была еще шесть месяцев назад. Тогда и проявились ее телепатические способности. Благодаря ее связи с Пэном. С тех пор она занимается здесь, — откликнулась Аманда. — Ей приходится нелегко. Кажется, чем больше она учится, тем больше способностей у нее обнаруживается, а значит, надо учиться все новому и новому. — Она вздохнула и села рядом с Сипаком. — Я беспокоюсь за нее, Сипак. Что-то случилось три месяца назад, и с тех пор она занимается с колинарскими знатоками. Бедняжка пыталась оставаться с ними в течение месяца, но не смогла вынести вида бесчувственных физиономий, которых там большинство. И каждый вечер она возвращается сюда. Карен больше не рассказывает мне, что происходит, и Пэн тоже. Да я в любом случае не могла понять и половины того, что она старалась мне объяснить. Они оба исхудали…

— Я не знаю, чем я смогу ей помочь, если не могут помочь ни ты, ни колинарские знатоки, — сказал Сипак. — Я всего лишь врач, определенно не специалист по душевным расстройствам и толком ничего не знаю о вулканитских психотехниках.

— Ой, да ничего этого и не нужно, Сипак, — ответила Аманда. — Ты когда-то достаточно хорошо ее знал. Лучше, чем знала или когда-нибудь узнаю я. Ей больше не нужны врачи или знатоки-вулканиты. Ей нужно нечто другое… Чего я не могу ей дать. Может, это под силу тебе. — Она встала и отряхнула юбку. — Пойдем. Плохая я хозяйка. Разреши приготовить тебе прохладного питья. Все забываю, что ты еще не совсем выздоровел.

Сипак последовал обратно в дом за хозяйкой, начиная ощущать напряжение от всего пережитого за день. Челнок, доставивший его на Вулкан, задержался, и, зарегистрировавшись в Академии, он дошел сюда пешком — лишь для того, чтобы его сразили новости о Карен. Все его члены словно налились непомерной тяжестью; заболели недавно сросшиеся кости.

— Выпить чего-нибудь прохладного было бы весьма кстати.

Аманда усадила Сипака в удобное кресло в гостиной и налила питья обоим. Они сидели и беседовали о том, как поживают Спок и Сарек, и о том, чем сам Сипак занимался в последний год. Едва Сипак собрался извиниться и вернуться в отведенное ему жилище, намереваясь на сей раз вызвать флиттер, как распахнулась парадная дверь, затем вновь закрылась, кто-то пересек весь дом и выбежал через черный ход.

— Карен? — позвала Аманда, когда неясная тень пробегала мимо дверей гостиной, но в ответ послышались лишь приглушенные рыдания.

Сипак начал было подыматься, но Аманда взмахом руки усадила его.

— Дай ей побыть минутку с Пэном. Иногда ему удается ее успокоить. А иногда — нет, и тогда она плачет, съежившись и прижавшись к нему, пока не уснет в его гнезде. Потом им обоим снятся кошмары. Если он не сможет ее успокоить, может быть, сумеешь ты.

— Но в чем же дело, Аманда? Неужели все настолько плохо, что она ни с кем не в состоянии этим поделиться?

— Не знаю, Сипак. Как я уже говорила, что-то случилось три месяца назад, и с тех пор она борется с чем-то. Мастера-вулканиты несколько раз говорили со мной о том, как ей помочь, но я не понимаю хода их мыслей. Думаю, это каким-то образом должно быть связано с тем обучением, которое она сейчас проходит. Я не владею ничем из арсенала парапсихологии, и потому не знала бы, как помочь, если б даже могла. Ей нужен другой землянин с телепатическими способностями, прошедший через нечто подобное, но не лишенный чувств, как те вулканитские знатоки, которые с ней сейчас занимаются. Минуточку. — Она умолкла и прислушалась к чему-то внутри себя. — Пэн говорит, что сегодня хуже обычного, и хотел знать, нет ли у меня чего-то успокаивающего для нее. Он волнуется за нее больше моего, и на то у него есть веская причина. Если она умрет от всего этого напряжения, он умрет вместе с ней.

— Я помню, что слышал об этом — умирает всадник, и дракон кончает жизнь самоубийством. Схожу-ка я туда. Возможно, я и СМОГУ помочь. Дай знать Пэну, что я иду. Не хочу появляться неожиданно для него. — Он выволок себя из кресла и направился в сад.

Когда он снова подошел к гнезду Пэна, в глазах дракона бушевал серый водоворот. Посматривая, как отнесется бронзовый к его приближению — в том, что его примут благожелательно, приходилось сомневаться (некоторые существа, связанные меж собою столь же тесно, как Пэн и Карен, на попытку помочь вполне могли ответить и ударом) — он подошел, стал на колени рядом с Карен и положил руку ей на плечо, потрясенный тем, какой она стала бледной и истощенной, столь непохожей на ту полную жизни девушку, которую он знал когда-то.

Карен ощутила легкое прикосновение и отдернулась, стараясь глубже уткнуться в своего дракона. Единственной, кто могла бы выйти в сад, когда она находилась в таком состоянии, была Аманда, а Карен не могла поделиться с новой подругой причиной своего горя. В любом случае Аманда не ведала, через что приходится сейчас проходить Карен, и не могла помочь, если даже хотела. Еще подходили к ней вулканитские целители, дававшие ей какие-то микстуры, от которых она засыпала, и этого ей тоже не хотелось. Ни сегодня, ни когда-нибудь еще.

С тех пор, как колинарские мастера поведали ей о ее способностях соединять разумы воедино, о ее мощных телепатических и телекинетических возможностях, она боролась, пытаясь подчинить себе все это. Но, продвинувшись вперед на шаг в своих занятиях, она словно соскальзывала назад на два. Временами она теряла власть над собой, в то время как окружающим казалось, что она действует по своей воле. Между тем изо дня в день ей приходилось бороться только за то, чтобы пережить очередной урок, удержать в руках все силы своего разума, и она так устала от всего этого. Уровень ее расстройства нарастал скачками, и в той же манере ей все меньше удавалось контролировать свои эмоции. Мастера не могли понять, чем она так расстроена и утомлена, что плачет, и вне всякого сомнения не знали, как с ней сладить. И после таких дней, как сегодня, ей хотелось сдаться и все бросить.

Прикосновение к плечу стало чуть более настойчивым.

— Уйдите, — проворчала она, шаря рукой у себя за спиной, чтобы оттолкнуть этого настойчивого. — Не надо мне никаких лекарств.

— Карен, посмотри на меня, — сказал чей-то давно забытый знакомый голос, и тут же заговорил Пэн:

«Думаю, тебе захочется видеть этого человека, Карен. Я его еще не знаю, но раньше он был очень в тебе заинтересован. Посмотри на него, пожалуйста. Для меня».

Карен слышала озабоченность и страх за нее в мозгу своего дракона. Почти против собственной воли, не желая по-настоящему видеть, кто это, она обернулась.

И оказалась лицом к лицу с Сипаком.

Глаза ее потрясенно расширились, а потом она отшатнулась, не веря. Снова утыкаясь лицом в дракона, она воскликнула:

— Нет, не может быть, это не он! Просто очередная галлюцинация после этих проклятых уроков!

Касавшаяся ее рука оставалась на месте.

— Карен, я — не галлюцинация. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе, — умолял Сипак. — Расскажи мне об этих галлюцинациях. Расскажи об уроках.

Она обернулась еще раз и осторожно вытянула руку, почти уверенная в том, что рука пройдет сквозь тело сидящего рядом с ней человека. Когда движение руки остановила весьма плотная грудная клетка, Карен прошлась пальцами по его телу вверх-вниз. Другая рука Сипака поймала ладонь всадницы и крепко сжала ее.

— Поговори со мной, Карен.

— Это ты! Это правда ты!

Повернувшись всем телом, она заключила своего былого возлюбленного в медвежьи объятья, прилипнув к нему, словно тот должен был исчезнуть в следующее мгновение.

— Я видела тебя много дней. Здешние знатоки называли это видениями, я — галлюцинациями. Они говорили, что я вижу нечто возможное — а я их только проклинала. — Она подавила едва ли не истерический смех. — Они говорили, что если видимое мной должно случится, то оно случится в ближайшие недели. Я объясняла им, что никак не смогла бы тебя увидеть. Ты вечно был далеко, на «Заре», и тебе не было причин появляться здесь. Я думала, что просто слишком много работаю… чтоб они были довольны… и вижу всякую всячину от недосыпания… — Карен понимала, что болтает чепуху, но никак не могла остановиться. — Почему ты здесь? Когда ты прилетел?

Карен почувствовала, как полувулканит шевельнулся под ней.

— Если ты позволишь мне сесть поудобней, могу рассказать. Сейчас ты давишь мне прямехонько на одну из сломанных костей, а врач говорил мне, что, если я ее снова сломаю, он месяц не выпустит меня из лазарета.

Резко ослабив силу объятий, но не выпустив его, она сказала:

— Прости! Давай-ка прислонимся к Пэну, он возражать не станет. — Когда они снова уселись, на этот раз — более удобно, она сказала: — Сломанные кости? Когда это тебя?

Сидевший рядом с ней вулканит насупился.

— Два месяца назад. Я помню немногое. Обычная высадка на планету, пошедшая наперекосяк. Попали в ромулианскую засаду. Припоминаю, что находился рядом с кем-то из моей команды — мы описывали новые растения — когда он на что-то наступил. Позже мне объяснили, что это была какая-то наземная мина. Он погиб, а меня отбросило в низинку. Когда я пришел в себя, уже после операционной, мне сказали, что выжил я лишь благодаря редкостной удаче. Когда я достаточно окреп, чтобы вставать и ходить, мой начальник сказал, что мне следует взять отпуск. Я попросился на преподавательскую работу, и в конце концов оказался здесь. — Он откинулся, успокаивая боль в заживающих ранах, и спросил: — А ты?

Карен опять отдалилась. Она пообещала мастерам, что не станет говорить о том, чем занимается.

— Я не могу.

— Что ты не можешь? — Сипак, видимо, хотел позволить ей продвигаться так быстро, как ей того хотелось.

— Не могу говорить об этом.

— И кто же тебе такое сказал? Ну разумеется, не те каменнолицые бесчувственные кретины, с которыми ты, скорее всего, занимаешься.

— Они не кретины! — гневно вскричала Карен, напрягшись и сердито глядя на Сипака. — Они помогают мне… помогают мне… — Она умолкла.

— Хм, — продолжил Сипак, не обращая внимания на ее порыв. — В таком случае, полагаю, ты согласна с тем, что они — каменнолицые и бесчувственные. А если ты соглашаешься с тем, что они лишены переживаний, тогда я говорю тебе: они не знают, как обращаться с человеком, у которого чувства имеются. Итак, кто же они такие, если говорят, что ты не можешь ни с кем поделиться тем, что с тобой происходит, и кто они такие, если говорят, что тебе НЕ НУЖНО говорить об этом? А?

— Откуда тебе знать? — продолжила Карен, все еще кипя от злости. — Ты ведь сам вулканит. Один из тех, кого называешь бесчувственными.

Не смутившись, Сипак только глянул на нее и ухмыльнулся той самой медленной ухмылкой, которую Карен так хорошо помнила.

— О-о-х, но ты, должно быть, помнишь, что я только наполовину вулканит и большую часть жизни провел среди вас, людей земного типа. Я знаю вас лучше, чем вы себя сами. Если ты не говоришь о том, что тебя беспокоит, с кем-то, кто хочет понять тебя и помочь тебе, дела идут все хуже и хуже. К тому же, разве это может чему-то повредить? Обещаю, что никому не расскажу ничего.

Карен обдумала только что услышанное. Действительно, мастера не могли или не хотели понять тех эмоциональных трудностей, с которыми она пыталась совладать. И в прошлом ей всегда помогало, когда она могла выговориться перед кем-то — перед тем, кто понимал, что ее волновало. Она всегда доверяла Сипаку больше всех других людей, которых знала. Она никогда ему не говорила, но он стал первым, с кем она занималась любовью — тогда она доверяла ему достаточно, чтобы дать то, что никогда до того не давала никакому мужчине. И не было причин не доверять ему теперь.

И она излила ему все, что случилось с ней в последние несколько месяцев, а потом, легонько побуждаемая Сипаком, рассказала и о том, как Запечатлила Пэна, и об их совместной учебе. Когда она вымоталась и у нее кончились все слова, уже стемнело. Пэн свесил вниз голову и спросил:

«Аманда спрашивает, как вы тут, и не хотите ли чего-нибудь поесть. А еще говорит, что Сипаку слишком поздно пытаться добраться до Академии и что она будет рада, если он переночует здесь».

«Скажи Аманде, что с нами все в порядке и что я проголодалась. Мы придем через пару минут».

Обернувшись к Сипаку, она сказала:

— Нас ждут к ужину, и Аманда говорит, ты можешь остаться здесь ночевать — слишком поздно топать обратно в Академию.

— Я чувствовал, что Пэн говорит с тобой. А идти не обязательно, могу и такси вызвать.

— Не обижай Аманду отказом от ее гостеприимства, болван. — Она ткнула его под ребра, и Сипак вскрикнул от острой боли. — Ой! Прости. А как ты узнал, что я говорю с Пэном?

— У меня где-то у краешка мозга появился какой-то зуд. Не могу сказать, что именно говорится, но знаю, что происходит нечто телепатическое.

Карен с сомнением глянула на него. До этого никто никогда не говорил ей, что может чувствовать телепатию. Они либо слышали Пэна, либо нет. Третьего не случалось.

— Хм. Ну, в любом случае, если ты пробудешь с ним рядом подольше, а не день-другой, то сможешь слышать, как он говорит с тобой. Это его дар — говорить со всеми людьми. Пошли. Если мы вскорости не придем ужинать, за нами начнет охотиться Аманда. — Она вскочила, оставив охающего Сипака на земле.

— Думаю, мне понадобится помощь, — простонал он. — Надо бы мне поостеречься сидеть на сырой земле. Утром мне теперь с места не сойти.

Карен рассмеялась.

— Раньше времени состарился, а, красавчик?

— Дай срок, выздоровлю — покажу, кто тут старый! — заметил Сипак, в конце концов сумев подняться. — Но пока я готов к старой доброй горячей ванне и полудюжине обезболивающих пилюль.

Обед прошел в приятной беседе, а затем Аманда показала Сипаку место, отведенное ему для ночлега, ссудив его кое-чем из вещей Спока. Но даже после горячей ванны и одной из пилюль, которыми его снабдили доктора для облегчения болей, Сипак все еще не мог успокоиться. Выросший на Земле, он не привык к повышенным по сравнению с земными тяготению и температуре в сочетании с низким содержанием кислорода. Через несколько дней он должен приспособиться — так уже было в его предыдущее посещение Вулкана — но заживающие раны просто не будут давать ему отдыха. Пот не перестал лить с него ручьем, даже когда он остался в одних легких пижамных брюках. И ему подумалось, что, может быть, стоит пройтись, успокоиться, тогда заснуть будет легче.

Он уже направлялся обратно в свою комнату, когда ночной воздух разорвал пронзительный крик, а затем вдалеке протрубил дракон. Вопль так потряс Сипака, что он одеревенело стоял, пока из своей комнаты не вылетела Аманда и не бросилась к спальне Карен. Сипак устремился за Амандой и увидел, что Карен боролась с одеялами, будто за ней охотились черти. Аманда увидела его и сказала:

— Подержи ее, пока я сбегаю за успокаивающим. Я думала, в эту ночь мы обойдемся без кошмаров, но такого быть не может.

Сипак тотчас же сел на край ложа и попытался удержать мятущееся тело. Но его хватка словно еще больше вывела ее из себя. Неожиданно с прикроватной тумбочки сорвалась одна из книг и полетела ему прямо в голову.

Испуганный Сипак отпустил Карен и пригнулся. Книга пронеслась мимо и хлопнулась о дальнюю стену. Он так на нее загляделся, что едва увернулся от последовавшей за книгой парой туфель. Карен стала меньше молотить руками, но продолжала стонать, метаться и крутиться в постели.

— Нет, нет! Уйдите. Не трогайте меня, пожалуйста. Я стараюсь, правда стараюсь!

В комнате начала беспрестанно двигаться туда-сюда вся мебель.

Вбежала Аманда. Сипак безмолвно указал на ту самую книгу. Отвечая на незаданный вопрос, Аманда сказала:

— Я знаю. Телекинез. Я как-то мимоходом произнесла это слово, и Карен пришла в ужас. Ей и раньше снились кошмары, но чем дальше, тем они становятся страшнее. Только недели две назад вещи начали летать у нее по комнате. Я ей ни о чем не говорила. Не хочу пугать ее больше, чем она и так уже напугана. — В руке она держала бутылочку. — Это успокаивающее обычно ее утихомиривает, но потом ее шатает несколько дней. По крайней мере, хоть спит ночью. И все равно я ненавижу давать ей его.

— В таком случае, я попробую кое-что сделать. А целители не пытались войти с ней в сомыслие? — спросил Сипак.

— Один раз. Тот бедняга чуть не умер. Сказал, что не мог справиться с этими бушующими страстями. Больше он не показывался, и я не желаю, чтобы рисковал кто-то еще. Ты уверен, что хочешь попытаться?

— Кому-то надо это сделать, — мрачно ответил Сипак. — Я не хуже других, а большинства — так и лучше. К тому же, я вырос на Земле. Это должно помочь.

Он склонил голову, чтобы усмирить собственные чувства, и, ощутив, что его разум успокоился, протянул руки и нащупал точки наложения на лице Карен.

Лишь для того, чтобы оказаться втянутым в водоворот боли, страдания и горя. Разум Карен был сильней всех, с какими ему приходилось сталкиваться в своей жизни. И эта сила тянула и дергала его, стараясь подчинить себе и увлечь в глубины бушевавшего в ней хаоса. Отпрянув на край бури, он усилил свою ментальную защиту и начал обходить место шторма, ища следы того, что он знал как Карен.

Зовя ее по имени, он прошелся вокруг водоворота и через черный чахлый лес искореженных деревьев. Затем он натолкнулся на место, где вещи беспорядочно летали по воздуху. Он не обращал внимания, когда они отскакивали от его тела. Продолжая звать ее, он дошел до более спокойной области. Чувствуя, что она где-то рядом, он затормозил и остановился.

— Карен, выйди, пожалуйста. Я не сделаю тебе ничего плохого.

— Но я не хочу причинить тебе вред, Сипак. А я это сделаю. Я не могу совладать со всем этим. Я устала, и с каждым днем становится все тяжелее.

— Ты не причинишь мне вреда. Ты никогда этого не делала и не сделаешь. Я доверяю тебе. И я верю в тебя. Я верю, что ты можешь сделать все, что пожелаешь, и справиться со всем, с чем захочешь.

— Они говорят, что не видели никого подобного мне сотни лет и никогда не видели ничего подобного моим силам у человека. Думаю, они напуганы мной и моими возможностями. От этого испугана и я. Не могу больше! Не желаю никому зла! Лучше умру!

Вокруг Сипака завыл ветер, скоро обернувшись ураганом.

Повысив голос, чтобы перекрыть шум бури, Сипак выкрикнул:

— Если ты умрешь, умрет и Пэн. Неужели ты это допустишь? Ты не желаешь никому зла, но, если не научишься управлять своей внутренней силой, ты убьешь того, кто сейчас тебе ближе всех! — Ветер вроде бы немного приутих, и Сипак воспользовался последней уловкой: — Позволь мне помочь тебе. Дай мне поддержать тебя. Может быть, я не знаю, что делать, но, если нас будет двое, ты станешь сильней! Позволь мне помочь!

Он почувствовал, что его схватили за руку — за ту, которая лежала на лице Карен и благодаря которой установилась и поддерживалась мысленная связь. Собрав все свои физические и душевные силы, он удержал руку на месте, чтобы Карен слышала его мольбу.

— Я не желаю навредить и тебе! Моя сила больше твоей… больше чьей угодно… так они говорят! — донесся ее исполненный муки ответ.

Его покрыла испарина — и тело, и, казалось, душу. Мышцы руки от напряжения свело судорогой. В полнейшем сосредоточении он выгнулся назад так, что его лицо со стиснутыми зубами обратилось к потолку. Теперь Карен обеими руками вцепилась ему в запястье, стараясь оторвать его ладонь от своего лица. Его вторая рука давила на ее руки, не давая нарушить контакт. Он почувствовал, как хрустнула кость у него в запястье, но Сипак не собирался уступать.

— Ты не сделаешь мне больно. Я тебе не позволю! Твоя сила, может, и больше моей — с этим я спорить не стану — но моя воля, моя жажда жить во что бы то ни стало больше твоей! Я НЕ ДАМ тебе сдаться. Я НЕ ПОЗВОЛЮ погибнуть ни тебе, ни Пэну. И ты не можешь навредить мне, если только я разрешу себе поверить в то, что ты способна на это, а я верю тебе, я ЛЮБЛЮ тебя, и я ЗНАЮ, что сознательно ты бы никогда не причинила мне вреда!

Ветер стих столь же внезапно, как начался, и с ним прекратилось всякое физическое противодействие. Не готовый к подобной полной капитуляции, Сипак упал, грузно свалившись на пол рядом с кроватью Карен. Он лежал там, задыхаясь, когда Аманда прибежала посмотреть, все ли с ним в порядке.

— Не беспокойся обо мне. Как там Карен?

Связь меж ними оборвалась, когда он упал, но Сипак не ощущал в своем разуме никаких остаточных изменений.

— Она лежит тихо, если ты спрашиваешь об этом. И у нее спокойный вид впервые за месяц с лишним. — Аманда сосредоточилась, затем сказала: — Пэн говорит, что кошмар прекратился, а с ним и большая часть суматохи. Ты ей что-то сказал. — Она с любопытством глянула на него.

— Я скажу тебе, что случилось, если Карен захочет об этом говорить, — отозвался он. — Между тем сейчас, однако, ей надо спать. А мне — перевязать запястье. Она сломала кость.

— Я догадывалась. У нее железная хватка. Тебя надо будет утром показать одному из целителей. И постарайся вздремнуть — выглядишь ты неважнецки.

К тому времени Сипак уже сидел. Он позволил поднять себя, отвести в спальню и уложить в постель.

Когда он проснулся, уже перевалило за полдень. Морщась от боли, когда приходилось нагружать поврежденное запястье, он с трудом сел. Даже после того страшного ранения он чувствовал себя, несомненно, сильнее, чем теперь! Он снял повязку и хмуро поглядел на сине-черные кровоподтеки, тянувшиеся от середины кисти до середины предплечья. Едва он начал перебинтовывать руку, как услышал чье-то затрудненное дыхание.

— Неужели это я сделала, а?

— Ага, — проворчал он в ответ. — Я как раз закончил втолковывать тебе, что не позволю мне навредить. По крайней мере, сознательно. Но я же не воображаю, будто ты сознавала, что творишь, сегодня ночью, так ведь? Думаю, это твое подсознание вкупе с инстинктами старались, чтобы тебя оставили в покое.

Он кончил бинтовать кисть и предплечье, а потом увидел, как в комнату вошла Карен.

Она подошла к кровати и села с ним рядом.

— Ты на самом деле думаешь так, как говорил ночью?

— Ну конечно! — негодующе сказал Сипак. — Иначе я бы этого не говорил.

Она лукаво взглянула на него.

— Даже насчет того, что любишь меня?

Он открыл рот, потом захлопнул его. Он «любил» женщин много лет, и занимался любовью с теми, кто ему просто нравился. Но из всех женщин, которых он когда-либо считал любимыми, только о Карен он помнил всегда, и всегда его волновало, где она и что с ней. Повернувшись к ней лицом и взяв ее за подбородок здоровой рукой, он спросил:

— Ты правда хочешь знать?

В ее глазах неожиданно появился страх, но она кивнула.

— В таком случае вот это должно ответить на твой вопрос.

Тут он склонился к ней и увлек в самый страстный поцелуй из всех, какие ему только довелось пережить за долгие-долгие годы.

 

2. ЕДИНЕНИЕ

Карен распрямилась и вздохнула. Лишь три месяца назад Сипак вернулся на Вулкан, а казалось, будто прошло три года. С его помощью и поддержкой она вернула утраченное спокойствие и продолжила занятия с колинарскими знатоками. Битва оказалась нелегкой, но в конце концов она закончила учебу к удовлетворению своих наставников.

Учителя освободили ее из-под своего надзора, но хотели, чтобы она оставалась на Вулкане еще месяца три, и они могли, таким образом, следить за ее дальнейшими успехами. Она не особенно печалилась по этому поводу: то была прекрасная возможность отдохнуть наконец от всего сразу!

Разумеется, кое-кто мог сказать, что она уже все положенные ей каникулы отгуляла, но, если принять в расчет, что ее восемнадцатимесячное пребывание на Перне до отказа заполнили тренировки с Пэном, а потом она полгода упорно трудилась на борту «Экскалибура», и в довершение всего еще девять месяцев напряженно занималась у вулканитских знатоков — любой бы на ее месте тоже выдохся! Кроме того, ей по-настоящему хотелось провести какое-то время с Сипаком.

Разумеется, интимные отношения, существовавшие между ними в Академии, не возобновились — чаще всего она настолько уставала после занятий, что ее не хватало ни на что, кроме разговоров! — но они снова стали очень хорошо понимать друг друга.

Сипак был практически готов к тому, чтобы вернуться к своим обязанностям — ему недоставало только признания начальником медслужбы Звездного флота его пригодности к несению службы. Он продолжал преподавать в Академии, но, если раньше Сипак работал, как ураган, то теперь был подобен утихающему ветерку. Карен надеялась ненадолго слетать куда-нибудь в другое место здесь же, на Вулкане, чтобы побыть с ним наедине.

Последние несколько дней она беспокоилась за Сипака — он стал придирчивым, раздражительным, ну просто на себя непохожим. Когда она спрашивала, в чем дело, он отвечал только:

— Такое ощущение, словно мне за шиворот бросили горсть муравьев. Все время что-то зудит.

— Почему бы тебе не обратиться к одному из целителей? — спрашивала она.

— Потому что это не слишком меня беспокоит! — ворчал он.

— Прекрасно, раз так! Смотри только, не пришлось бы мне за тебя волноваться, когда ты разболеешься не на шутку!

Но его состояние продолжало беспокоить ее.

В тот вечер они с Амандой ждали его к ужину, и он-таки наконец показался. Сильно запоздав.

Карен ничего не сказала, поскольку Аманда просто не обратила на него внимания. Сипак сидел мрачный и толком ничего не ел, разве что поковырялся кое-где, а потом, ни слова не говоря, отправился в сад.

Карен уже собиралась пойти за ним вслед, когда Аманда остановила ее:

— Дай ему побыть одному.

— Вот еще. Он вел себя непотребно, и я собираюсь ему это высказать. Сначала он опаздывает, потом едва притрагивается к приготовленному тобой великолепному обеду, а в довершение всего, надувшись, идет в сад! При все желании я не могу назвать это вежливым поведением.

— А ведь ты еще не поняла, это точно. Да и он вряд ли, — заметила Аманда с искоркой в глазах.

— Что не поняла? — спросила Карен.

— Я достаточно насмотрелась на Сарека, чтобы запомнить эти характерные признаки. Пришло Время Сипака. По-моему, для него рановато — Спок не уходил в свое Время, пока не стал много старше, чем сейчас Сипак — но мы все так же мало знаем о детях вулкано-земных браков.

Карен, наконец поняв, о чем ведет речь Аманда, сказала:

— Нет.

— Боюсь, что да.

— Что же будет? Он никому не обещан! — воскликнула Карен.

— Ой, да это не обязательно, — ответила Аманда. — Найдутся женщины, которые «помогут» мужчине через Пон Фарр, но без душевного единения. Лучше всего, однако, если бы он был соединен с кем-то. К тому же, он — неплохая партия для любой женщины. На твоем месте я бы его не упустила.

Карен стояла, ошарашенно разинув рот, пока Аманда подмигивала ей.

— Не хочешь ли ты сказать… нет, ты, конечно, не можешь иметь в виду… меня?! — пропищала она. — И как же мне быть? Выйти и сказать «ты — в Пон Фарр, женись на мне?» Да он засмеется и убежит — искры посыпятся!

— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась Аманда. — Уже спрашивала?

— Вообще-то нет, но… — Карен задумалась. — Знаешь, а мысль-то неплохая. Но мне хочется официального бракосочетания… всегда хотелось. Не желаю просто слиться с чужим разумом, а потом прыгнуть в койку. А еще мне хочется, чтобы все было по-вулканитски. Я, конечно, не вулканитка, но Сипак — вулканит, да и я воспитывалась в здешнем духе. Как ты думаешь… Т'Пау присоединится к нам, как того требуют традиции?

Теперь у Аманды стал задумчивый вид.

— Не знаю. Она была против того, чтобы на церемонии бракосочетания Спока присутствовали земляне и стояли рядом с ним, но, поскольку они вели себя соответственно случаю и шуточек не отпускали, Т'Пау смягчилась. Завтра должен вернуться Сарек. Я спрошу его, что он по этому поводу думает, и не попросит ли Т'Пау присоединиться к тебе. А ты пока обрабатывай Сипака.

Карен сделала, как велели, и получила почти тот самый ответ, на который рассчитывала.

— Не болтай чепухи, — ухмыльнулся Сипак. — Это не мое Время. Слишком рано. Даже у чистокровных вулканитов в моем возрасте такого не случается. Споку, когда пришло его Время, стукнуло почти сорок! И то еще для вулканита рано.

— Ну, подумай хорошенько, Сипак. Ты раздражителен, ничего не ешь, и, могу поклясться, температура тела у тебя на полградуса выше нормальной! В любом случае, даже если я ошибаюсь и это — не твое Время, тебе стоит задуматься о будущей подруге, — Карен привалилась спиной к Пэну, скрестив руки на груди.

— И ты, насколько я понимаю, предлагаешь себя в качестве добровольца, — чуть насмешливо заметил Сипак, едва ли не в тот же миг пожалев о сказанном, но не желая взять слова обратно.

Карен предпочла не обращать внимания на его насмешку.

— Я поступаю самым логичным образом. Ты не знаешь никакую женщину-вулканитку, ты ни с одной из сверстниц не рос вместе, и в возрасте семи лет тебя никому не пообещали. Ты вырос на Земле, тем не менее, ты — наполовину вулканит. Я — стопроцентная землянка, но воспитывалась преимущественно на Вулкане, в вулканитских традициях. Я только что закончила самый напряженный вулканитский психотехнический курс, какой только приходилось когда-либо выдерживать землянину. Не думаю, что ты смог бы жить с полностью логичной, лишенной чувств вулканитской женщиной. А со мной, женщиной, которую любишь и уважаешь — сможешь. И я тебя тоже люблю.

Она впервые произнесла это вслух, и знала, что сказанное — правда. Она хотела выйти замуж за Сипака, прожить с ним всю жизнь и растить его детей.

— Хорошо, хорошо, наиболее логично выбрать тебя. Тут я возражать не стану. Но не согласен, что я — в Пон Фарр.

С этими словами он встал и потопал к себе, в комнату, предоставленную ему Академией.

Карен только хихикнула.

На следующий день вернулся Сарек, и Аманда посвятила его в суть происходящего. Когда он в конце концов увидел Сипака, то полностью согласился с двумя женщинами. Но даже их разговор «мужчины с мужчиной» не возымел действия.

Полувулканит по-прежнему напрочь отрицал даже саму возможность его, Сипака, приближения к Пон Фарр, тем более возможность прихода своего Времени. Сарек только головой покачал, но при этом понимающе улыбнулся. Тем не менее, посол предложил Т'Пау рассмотреть возможность исполнения брачной церемонии смешанной пары.

Последующие несколько дней стали едва ли не комедией. Сипак все глубже и глубже погружался в Пон Фарр, ел все меньше и меньше, и в конце концов вынужден был признать, что происходит, когда едва не кинул чем-то в одного упрямого студента во время урока.

Он вовремя сдержал свой порыв, однако сразу после того сходил к декану и попросил недельный отпуск. Потом он направился домой к Сареку и Аманде в надежде получить помощь и совет.

И кончил тем, что попал в умело раскинутые сети. Карен еще раньше заставила его признать, что выбрать ее было бы наиболее логично, а Сарек уговорил Т'Пау совершить должный обряд. Все уже было готово, включая свидетелей и свадебные наряды. Оставалось лишь дождаться, когда сопротивляющийся жених придет в чувство и признает свою неправоту.

Тем не менее, Сипак протянул очень уж долго. Он уже впал в Плак Тоу, когда наконец пришел домой к родне, и пришлось послать за Т'Пау, пока Сарек одевал его в приличествующее случаю платье.

Явившись, Т'Пау отругала Сипака за то, что он слишком долго ждал; Карен, однако, расслышала в ее тоне неявное веселье. Прозвучали, как полагается, те самые ответы на вопросы, и Т'Пау сама свершила слияние, сотворив тем самым супружеские узы, которые навеки свяжут души Карен и Сипака. Засим новобрачные удалились до конца Времени.

Лишь на третий день пыл Сипака начал остывать.

— Тпру! — сказала на это Карен, перевернувшись в его объятьях. — Значит, правду говорят, что вулканиты могут продолжать бесконечно.

Сипак уткнулся в нее носом и ответил:

— Обычно не так долго, но знаешь, семь лет могут пролететь очень быстро!

— Не помню, чтоб у тебя случались какие-то затруднения в годы учебы. Ты вел себя вполне заурядно, насколько припоминаю, — поддразнивала Карен. — Так что все разговоры о вулканитах, способных заниматься любовью раз в семь лет — вранье.

— По мне, так любые разговоры о вулканитах — вранье, — сказал Сипак; при этом его нос начал смещаться пониже. — Пон Фарр действительно наступает каждые семь лет, обеспечивая выживание вида, но это не означает, что пара не может повеселиться в другое время, если есть желание! — Его язык дотронулся до ее пупка, и Карен застонала от восторга. — Пон Фарр, вообще-то, не может закончиться, пока женщина не забеременела. Но нам бояться нечего. Моя страсть не стала бы остывать, если б Пон Фарр не близился к концу, а твой контрацептив — на месте. То есть этот слух — тоже неправда! Сейчас мы никак не сможем иметь и растить ребенка: я возвращаюсь на «Зарю» где-то через месяц, а там и ты засобираешься на «Экскалибур». Мы даже еще не известили Звездный флот о нашей женитьбе, а ты знаешь, как они шустро управляются с бумагами, чтоб затем послать супружескую пару куда-то вместе. Чего доброго, не соединят нас до самого следующего Времени!

В ту минуту Карен слишком устала, чтобы как следует обдумать сказанное, но, когда Сипак опять уснул, она, перед тем, как последовать его примеру, стала считать на пальцах. И поняла, что срок службы контрацептива, вживлявшегося всем женщинам Звездного флота в предплечье, истек, когда она изучала Перн. Поскольку половой жизни она не вела ни до, ни после Перна, то даже об этом не вспомнила. А в суматохе, начавшейся с ее возвращения на корабль и завершившейся учебой у вулканитских знатоков, никто этого не заметил.

У нее засосало под ложечкой при мысли о том, что она, скорее всего, в конечном итоге забеременела, и что не осмелится признаться в том Сипаку, иначе он сойдет с ума от волнения. Он, вернее всего, настоит на том, чтобы она вышла в отставку и дожидалась его здесь, на Вулкане. А она не могла так поступить! Она лихорадочно послала Пэну, который к тому времени свободно разговаривал с Сипаком, независимо от расстояния, на котором тот находился:

«Если я действительно забеременела, НЕ СМЕЙ — никогда! — говорить ему об этом! Ни звука!»

«А если случится что-то из ряда вон? Или ты заболеешь и ему надо будет сказать об этом?»

«Тогда и обсудим. Идет?»

«Идет», — неохотно ответил Пэн.

Месяц, остававшийся до отъезда Сипака, они проводили вдвоем всякую удобную минуту. Точнее, втроем. Куда бы ни направлялись Карен и Сипак, с ними не расставался Пэн.

Благодаря дару Карен связывать воедино разумы других, вкупе с редкими способностями Сипака и Пэна, их взаимные узы — связь между Сипаком и Карен, и связь, возникшая между Карен и Пэном в миг Запечатления — начали раскрываться все полнее, расцветать. Скоро две двусторонние связи начали перерастать в новую, объединявшую всех троих.

Вулканитским мастерам хотелось получше изучить эти редкостные узы, но к тому времени Карен так надоели всяческие опыты и исследования, что она отказала им всем: изучать это можно долгие годы, оставьте нас в покое!

Ко времени расставания с Сипаком Карен знала наверняка, что беременна и что пока беременность протекает нормально, с учетом перемешавшихся в будущем ребенке четверти вулканитской и трех четвертей земной крови. Врачи сказали, что носить ей придется меньше обычных для вулканиток двенадцати месяцев, но больше девяти земных — скорее всего, десять или десять с половиной.

Сипак по-прежнему не знал о ребенке, и Карен для этого принимала великие муки. Тем не менее, она попросила разрешения — и получила его — вернуться на «Экскалибур» и растить ребенка там, пока тот не станет причиной каких-либо затруднений.

К тому времени прошло шесть Месяцев, и, хотя Карен, Пэна и Сипака почти всегда разделяли громадные расстояния, их узы переросли в полноценное трехстороннее единение, в котором каждый принимал одинаковое участие, и ни одна из ниточек меж ними не была слабее другой. Тем не менее, Карен и Пэн сумели скрыть от Сипака беременность, а затем рождение мальчика, которого Карен назвала Саулом.

Сипак и Карен встречались еще два раза (из которых одна встреча длилась всего час) на Звездных базах вдали от Вулкана, где останавливались их корабли, но утешались тем, что могли в любое время и в любом месте поговорить друг с другом мысленно. Все, что для того требовалось — настроиться на созерцательный лад, сосредоточиться, и рано или поздно другой отвечал. Приходилось довольствоваться этим, пока Звездный флот не решил соединить их вместе. Впрочем, подобная возможность лучше, чем ничего, и они знали, что вовек не расстанутся Друг с другом.

 

3. СМЕРТЬ И ПАМЯТЬ

Коммандер Сипак, полувулканит, начальник медслужбы КК «Заря Вулкана», только что сменился с вахты. Денек выдался тяжелый: в одном из инженерных отсеков произошел небольшой взрыв, и большую часть смены он латал двоих пострадавших членов экипажа. Через неделю они поправятся и даже смогут вернуться к своим обязанностям, но за руку одного из них пришлось отчаянно сражаться целый час.

Сипак расслабился на своем камне созерцания и мысленно устремился по дорожке, связывавшей его с Карен Эмерсон, начальником медслужбы КК «Экскалибур», и ее напарником, маленьким перинитским бронзовым драконом по имени Пэн. Полтора года назад он неожиданно ушел в свой первый Пон Фарр, и Карен, поняв, в чем дело, «пришла ему на выручку». Она заставила его признать, в чем суть происходившего, а потом убедила, что «логично» вступить в духовную и телесную связь именно с ней. Не так уж он, впрочем, и сопротивлялся с самого начала. Они знали друг друга со времен медфакультета Академии, и поступить, как советовала Карен, и впрямь было «логично».

Вместе с их супружескими узами возникли и узы, связывавшие его с Пэном. Когда они с Карен соединили свои души и тела, Сипак не мог сказать, что случится с особого рода связью между Карен и Пэном, как не могли того знать и вулканитские знатоки, обучавшие Карен искусству управлять ее исключительной разновидностью сил ума. Ничего подобного никогда не случалось с такой вот редчайшей компанией — мужчина, женщина и дракон — но все обернулось как нельзя лучше. Сначала Сипак не очень хорошо чувствовал Пэна, и наоборот, но, когда со времени установления уз супружества прошел год, трехсторонняя связь между землянкой, вулканитом и драконом стала более устойчивой. В течение следующих шести месяцев эта связь стала в равной мере объединять всех троих. Каждый одинаково разделял чувства и мысли другого, хотя все могли и скрывать что-то от других.

Чувствовать отклик человека и дракона было восхитительно. Сипак понял, что Карен и Пэн восполнили недостаток человеческой теплоты и чувства товарищества, окружавших его в юности, но исчезли, когда пришлось покинуть Землю и стать вулканитом. Возможность делиться всем с двумя напарниками помогала ему уравновешивать свои половины — вулканитскую и человеческую. В присутствии адмирала Ставака (в чьих жилах текла вулканитская и ромулианская кровь), склонявшегося к вулканитской вере во всеобъемлющую логику, человеческой части натуры Сипака приходилось чувствовать себя не столь свободно, как хотелось бы начмеду.

Любовь Сипака к Карен и его беспокойство за нее стали почти невыносимыми. Они подолгу не виделись Из-за службы на разных кораблях. Поскольку их бракосочетание оказалось столь «поспешным», крючкотворам Звездного флота еще предстояло дать им назначение на один корабль или Звездную базу; впрочем, по слухам, это должно произойти в течение года. Сипак и Карен обнаружили, однако, что, при некотором старании, могут мысленно общаться друг с другом вне зависимости от величины разделявшего их расстояния. Специалисты склонялись к мысли, что тут играют роль и участие Пэна в тройственной связи, и собственные редчайшие возможности Карен. Он видел ее лишь дважды за полтора года, прошедшие со времени их соединения, но возможность общаться мысленно делала разлуку, по крайней мере, сносной.

Стараясь дотянуться до затерянных где-то на дальнем конце протянутой меж ними ниточки дорогих ему существ, Сипак ощутил, что в ответ идет какое-то «послание». Но то было не просто послание: на него хлынула волна боли и чувства потери.

«Сипак!»

Натиск дошедших до него чувств оказался велик, как никогда, и ему показалось, будто его мозг «прогибается». Телепат не из последних, Сипак все же не смог противостоять такой перегрузке.

Боль захлестнула его разум, и, перед тем, как полностью потерять сознание, он ударил по тревожной кнопке вмонтированного в рабочий стол передатчика. А еще не упустил возможности послать в ответ какое-то утешение. И уже на самом краешке тьмы возникло ощущение чего-то ужасного.

Сипак пришел в себя в лазарете; руки адмирала Ставака касались точек «телепатии прикосновения» на его лице. С почти участливым лицом Ставак сказал:

— Мы тебя едва не потеряли. Меня вызвали после того, как тебя не привели в чувство стимуляторы, введенные в твоей каюте. Похоже было на какое-то сильнейшее потрясение.

Сипак неуверенно огляделся, а потом потрогал свою голову, видимо, из-за терзавшей ее боли.

— Что случилось?

— Тебе лучше знать. Все, что я смог понять во время экстренного слияния — беда с кем-то из твоих напарников.

Ставак был прекрасно осведомлен о необычайных взаимоотношениях своего начмеда и той пары, с которой Сипака объединяла телепатическая связь.

Сипак резко сел, несмотря на головную боль. Комната закружилась. Он сказал:

— Карен! Что-то случилось с Карен! — И, обернувшись к командиру, попросил: — Пошлите запрос на «Экскалибур». Если Карен ранена, Пэн, должно быть, обезумел от горя. Он может сотворить такое, о чем потом пожалеет.

— Сипак, лягте сейчас же! Все приборы зашкалило.

Это заволновалась Фларра, главная сестра. Сипак осознал, что комната по-прежнему вращается вокруг него, а головная боль, пожалуй, даже усилилась по сравнению с той, которую он испытывал лежа. Ставак тоже выглядел неважнецки после слияния. Сипак улегся снова, но умоляюще посмотрел на Ставака.

— Уже сделано. У нас есть координаты их последнего местоположения, и мы движемся туда. Будем на месте через 12,8 часов. — Ставак сделал шаг назад и строго глянул на своего начмеда. — До тех пор ты останешься а этой постели. Под постоянным наблюдением, если твои напарники решат «послать» что-нибудь еще.

— Далеко лететь, сэр? — спросил Сипак. Голова, как ему казалось, грозила в любую минуту сорваться с плеч.

— Не так далеко, чтобы тебе стоило одному возвращаться к себе в каюту.

Ставак повернулся так, что его глаза мог видеть только Сипак. На миг по лицу адмирала проскользнули боль и сострадание.

— Думаю, тебе следует приготовиться к худшему, Сипак. По вашей связи до меня дошли неутешительные образы.

С этими словами Ставак вышел из лазарета, и Сипак позволил Фларре усыпить себя.

Двенадцатью часами позже КК «Заря Вулкана» вошел в ту область пространства, откуда поступало последнее сообщение «Экскалибура» — район звездной системы Корбин. Вот уже два часа Сипак бодрствовал и знал, что никаких следов «Экскалибура» обнаружить пока не удалось, как не поступало с его борта и новых сообщений. Начался планомерный поиск, и, если повезет, скоро что-нибудь, да обнаружится. Сипак попробовал воспользоваться своей особой связью и обнаружил, что она стала крайне «хрупкой». Несколько осторожных попыток ни к чему не привели: он не смог добиться ответа ни от Карен, ни от Пэна. Он почти боялся звать понастойчивей, но скоро уже больше боялся не звать вообще. Сипака охватила смертельная тревога за своих напарников. Ставак выяснил, чем он занимается, и строжайше запретил дальнейшие попытки. Сипак подчинился прямому приказу, но сидел в лазарете, не находя себе места.

Вскоре после вхождения в предполагаемый район нахождения «Экскалибура» он получил послание Пэна.

«Сипак?» — спросил маленький бронзовый.

«Одну минуту, Пэн. Дай я позову на помощь. Ты меня в прошлый раз хорошенько оглоушил, несладко пришлось».

«Прости, — донесся сокрушенный ответ. — Я подожду. Но поторопись, пожалуйста».

Сипак поднял взгляд и увидел, что на него смотрит Т'зит-Ват.

— Вызови Ставака и попроси его спуститься. Скажи, что со мной связался Пэн и что я не собираюсь сидеть здесь и не говорить с ним. Мне, видимо, понадобится помощь.

— Будет сделано, Сипак. Нам понадобится что-то, на случай?..

— Ох… — Сипак подумал обо всем, что могло случиться. — Убедись, что кардиостимулятор — под рукой и настроен на мою физиологию. И приготовь каких-нибудь мощных стимуляторов — могут пригодиться.

Ставак примчался в лазарет, как только ему сообщили, и увидел, как Сипак поудобней устраивается в постели. Начмед лежал с изможденным лицом, бледно-зеленый от пережитого.

— Ты уверен, что хочешь этого?

— Мне нужно выяснить, что стряслось. Пэн ждет, когда я свяжусь с ним. Он будет волноваться еще больше, если я этого не сделаю.

— Что тебе требуется? — спросил Ставак.

— Я вообще не позвал бы вас сюда, если б не ваш приказ. Я сейчас не из самых сильных и первый это признаю, и за мной надо бы последить на случай, если я чересчур углублюсь в сопереживание или что-то пойдет не так. — Сипак посмотрел на своего командира. — Подошел бы любой, у кого есть опыт вулканитских слияний, но, поскольку прошлый раз вытащили меня вы, следить за мной вам удастся лучше всех.

Ставак согласно кивнул.

Сипак оглядел со всех сторон открытую палату лазарета, и по его лицу пробежала тень отвращения.

— Мне бы хотелось также какого-то уединения. Я понимаю, что вы и мой персонал не позволят мне уйти к себе в каюту, что было бы лучше всего, но какой-нибудь изолятор вполне подойдет.

— Я согласен на эти условия, — сказал Ставак. — А еще я настаиваю на мониторинге всех жизненно важных параметров, включая энцефалографию. Тоже своего рода вторжение в частную жизнь, но это может тебя спасти.

Сипак поколебался немного, затем неохотно кивнул. То действительно было вторжением в частную жизнь — в недоступные другим секреты его трехстороннего партнерства — но он видел, что это необходимо, особенно после вчерашнего. Если одно потрясение, полученное после мысленного контакта, едва не убило его, то же самое могло случиться и после другого. Он сумел самостоятельно перебраться в изолятор и улегся на диагностической кровати. Она работала; внесли и подключили дополнительное оборудование. Затем Сипак расслабился, как мог, и позволил рукам Ставака занять нужное положение на его лице.

Ставак вошел в неглубокое слияние и перевел его на уровень слежения. Потом, устроившись поудобнее, дал Сипаку знак продолжать.

Сипак мысленно потянулся по объединявшей их нити и поискал Пэна. Убедившись в надежности связи, он сказал:

«Пэн, я здесь. Будь осторожен. Ты меня в прошлый раз «пережег» — с трудом вытащили. Что случилось?»

«Сипак, тот, кто вытащил тебя, удержал и меня в этом мире. — Мысли Пэна доносились откуда-то издалека. — А еще я остался, потому что знал: буду тебе нужен».

Сипака внезапно охватил страх. Если Пэн так говорит, значит, Карен…

«Пэн! Что случилось!?! Где Карен? Почему я не могу ее дозваться?»

«Она ушла в Промежуток, и я не смог спасти ее. Я тоже едва не ушел, но ты вытянул меня обратно. — Он умолк, потом завыл. — Я не смог спасти ее, Сипак! Я пытался снова и снова, но она ушла, прежде чем мы смогли до нее добраться!»

«Пэн, что случилось?»

Теперь Сипак испугался — ни на что не обращая внимания. Он знал: сейчас Ставака затаскивало глубже, — но ничего не мог с этим поделать. Для него более не имело значения, сколь много сокровенного подставил он чужому взгляду. Ему необходимо было знать, что случилось с Карен. Не обратив внимания на приказ Ставака разорвать связь с драконом, он услышал, как Ставак распорядился насчет стимуляторов.

«Она отправилась на поверхность Исландии с исследовательским отрядом. Меня не включили в состав экспедиции в качестве сотрудника службы безопасности, поэтому я остался на борту. Рассчитывали, что это будет рядовая высадка… Произошел взрыв и оползень; она попала в ловушку вместе с одним из охранников. Она сумела спасти его — пользуясь телекинезом, расшвыряла засыпавшие его камни — но сама выбраться не смогла. Сипак, она погибла!»

«Вы извлекли ее тело?»

Молчание.

«Пэн, скажи мне!»

Дракон сдавленно зарыдал, и в изоляторе, как эхо, зарыдал Сипак. По его лицу, сочась между пальцев Ставака, заструились непрошеные слезы, но Сипак не замечал их.

«Нет. Ее раздавило слишком сильно. Мы оставили на том месте указатель. Сипак, я кое-что увидел в ее последнем сообщении. На склоне, над ней, Карен видела кинджи. Ее смерть — не случайность».

«Кинджи…»

Карен рассказывала ему об их столкновениях с этими существами. Если они вернулись…

Сипак лежал на диагностическом столе в глубочайшем шоке. Он едва слышал над собой голоса. «Вы должны его вытащить. Он едва дышит! Мы не можем больше вводить ему стимуляторы! Он и так уже в них утонул. Ему немедленно нужно разорвать эту связь!»

Потом у себя в мозгу он услышал властный голос капитана.

«Сипак. Немедленно разрывай связь, или мы потеряем вас обоих».

Временно не обращая внимания на командира, Сипак отчаянно крикнул своему единственному оставшемуся напарнику:

«Пэн, мне надо отключаться. Если можешь — иди ко мне через Промежуток, сейчас же! Мне не позволят больше с тобой говорить — я слишком слаб. Давай, Пэн, давай!»

«Сипак, разрывай связь!» — скомандовал Ставак.

Сипак почувствовал, что Пэн увидел у него в мозгу образ изолятора, мысленно оторвался от него, потом ощутил рывок, когда Ставак выдернул его из связи и слияния. Сипак знал: этому психическому ожогу долгонько заживать. Боль затуманила ему взор, и, соскальзывая в беспамятство в третий раз — меньше, чем за последние двадцать четыре часа — он увидел, как в комнате появился Пэн с — вот те на! — ребенком в лапах.

Он скорее чувствовал, нежели видел окружавших его подчиненных, потом ощутил разряд кардиостимулятора. Прежде чем он успел спросить о ребенке, медики дали ему наркоз, и он потерял сознание.

Сипак пришел в себя и увидел над собой то и дело расплывавшееся озабоченное лицо капитана.

— Это становится привычкой, которая мне не особенно нравится, коммандер Сипак, — заявил Ставак. — И если вы когда-нибудь еще не подчинитесь прямому приказу, коммандер, я буду вынужден принять меры.

— Есть, сэр. Больше такого не случится.

Сипак потянулся и осторожно дотронулся до головы, проверяя, на месте ли она. В то же время он заметил, что вновь находится в одном из блоков интенсивной терапии реанимационного отделения лазарета.

— Слушай, — Ставак привалился к стене. — Я не слишком высокого мнения о той гадости, которой нас с тобой накачали, чтоб мы оба не потеряли сознания во время того слияния. Мне придется еще приглядывать за будущими слияниями в течение примерно месяца. Психические ожоги — не та вещь, на которую можно не обращать внимания; я еще легко отделался. Теперь же, полагаю, тебе следует дать некоторое объяснение.

— Объяснение, сэр?

— Да, пустячок. Касательно маленького бронзового дракона и ребенка-вулканита.

— Я могу сказать о драконе, сэр. Это — Пэн, один из моих напарников. Мой оставшийся напарник, — поправился Сипак с горечью в голосе. Воспоминание заставило его содрогнуться. — А что это за ребенок, я не знаю. Надо спросить Пэна. — Сипак огляделся. — Где он? — спросил полувулканит, вдруг испугавшись. — Что с ним?

— Немного потрепан, ну и бледен, как все драконы, — ответил Ставак. — Его увела коммандер Орел. Сейчас Пэн — в комнате отдыха номер восемь. За ребенком присматривает ваш весьма толковый персонал. По-моему, лейтенант Фларра утверждала, что лично за него отвечает. — Ставак едва не улыбнулся. — Я пытался спросить Пэна о ребенке, но не смог с ним толком поговорить. Мне известно, что этот дракон может телепатически общаться с окружающими; тем не менее, он не смог или не пожелал этого делать.

В отличие от Ставака Сипак-таки улыбнулся, несмотря на слабость.

— Ему просто необходимо получше вас узнать. Он должен увидеться с вами более одного раза, чтобы начать «говорить» с кем-то, кого он раньше никогда не встречал. В следующий раз, когда он вас увидит, у него должна получиться беседа с вами. Могу я позвать его сюда?

— Только без помощи вашей связи. Прежде чем ты вновь ею воспользуешься, я хочу, чтобы тебя осмотрели вулканитские целители. Мы сейчас направляемся туда. — Увидев вопрос в глазах Сипака, Ставак добавил: — Мы засекли «Экскалибур». Они — на орбите вокруг Виннетки. Пэн оказался прав. Кинджи устроили еще один взрыв и повредили средства связи — вот почему мы не могли найти наших. «Экскалибур» будет присматривать за той системой до прибытия особого отряда.

Ставак вернулся к прежней теме.

— То, что тебе довелось испытать, требует наблюдения целителей особого рода, которые есть лишь на Вулкане. Их помощь потребуется и для лечения твоего психического ожога. Самый тяжелый из всех, что мне приходилось видеть.

Сипак открыл было рот, но, не успел он вымолвить и слова, как Ставак вскинул руку и продолжил.

— Я уже получил срочный ответ от командования Звездного флота на наше уведомление о случившемся. Твой случай — очень необычный. Никогда ранее не бывало тройственной связи, подобной вашей, а значит, никогда раньше такая тройка не теряла одного из членов. Могут быть иные последствия, о которых мы не знаем, да и не в состоянии знать. К тому же, в связи со скованностью действий «Экскалибура» в течение следующего месяца, окажется не так уж много существ, имевших опыт столкновения с кинджи, который есть у Пэна.

— Да, сэр, — подтвердил Сипак понимание сказанного, затем попросил: — А сейчас мне бы хотелось увидеться с Пэном; пусть его кто-нибудь позовет.

Через несколько минут Пэн вынырнул из Промежутка в лазарете. Когда дракон появился посреди комнаты, раздался визг, на зверя уставилось несколько пар недоуменных глаз, а Сипак невольно рассмеялся. Ему все это уже довелось испытать во время их с Пэном знакомства. Ставак заметил в пространство:

— Вижу, что к некоторым вещам нам всем предстоит привыкнуть.

Пэн подскочил к Сипаку — в его глазах неистово бушевали смерчи — и послал:

«Я так беспокоился о тебе. Когда я вышел из Промежутка, покинув «Экскалибур», ты был такой бледный. Потом они чего только с тобой не делали, а ты не шевелился! Ставак говорил мне, что ты поправишься, но вид у тебя был такой истощенный!» — Пэн чуть ли не парил над Сипаком.

«Я в порядке, Пэн. Они только не позволяют мне посылать тебе. А тебе надо быть осторожней, посылая мне. Они хотят, чтобы нас с тобой осмотрели вулканитские целители, прежде чем разрешат мне пользоваться телепатией. Хорошо?» — пытался успокоить Сипак встревоженного дракона.

«Ну, ладно. А ты правда нормально себя чувствуешь?»

Пэн так боялся потерять Сипака вслед за Карен, что по их связи доносилась его дрожь.

— Иди сюда.

Сипак сел, морщась от головной боли. Несмотря на все анальгетики, которыми его накачали, боль оставалась по-прежнему сильной. Он обнял Пэна так крепко, как только смог.

— Я не оставлю тебя, как ты не оставил меня. Мои люди позаботятся об этом, и вулканитские целители тоже.

Они долго не размыкали объятий, находя утешение в Друг в Друге, потом Пэн отпустил Сипака.

«Тебе надо отдохнуть», — сказал дракон, чувствуя полнейшее истощение за решимостью Сипака не спать.

— Ох, да ведь ты должен мне кое о чем рассказать. Ты вынырнул из Промежутка по моему зову, неся в руках младенца-вулканита. И Ставаку, и мне хотелось бы получить объяснение. Ты можешь сейчас посылать Ставаку, как мне?

«Да. Теперь я достаточно хорошо его знаю. Но уверен ли ты, что ему следует знать о ребенке?»

— Уверен, Пэн. Скажи, а?

«Ты сам просил, — Пэн чуть замешкался. — Теперь он должен меня слышать».

Увидев лицо капитана, Сипак издал сдавленный смешок. Ставак действительно принял последнее сообщение.

— Хорошо. Так расскажи нам о ребенке.

«Он — твой».

Взгляд Пэна стал похож на кошачий.

Сипак задохнулся.

— Мой!?!? — квакнул он.

«Твой и Карен. Как ты знаешь, Пон Фарр должен закончиться беременностью, если не случится чего-то из ряда вон. Раз в близких отношениях находятся два взрослых здоровых человека, и у женщины нет причин, чтобы не забеременеть, Пон Фарр не закончится, пока она не произойдет зачатие, — Пэн хихикнул. — А поскольку у Карен не было причин не беременеть…»

«Но я думал, что она не могла забеременеть! У нее же имелся вживленный контрацептив! К тому же я — наполовину человек! Мне всегда говорили, что я буду бесплодным», — прошипел Сипак по их связи.

— Сипак! Никакой телепатии с твоей стороны!

— Сэр! — понизил голос заметно позеленевший Сипак. — Некоторые подробности…

В глазах капитана появился блеск, но Ставак оставался непреклонен:

— Больше никакой телепатии.

— Понял, — с большой неохотой сказал Сипак. Затем обратился к Пэну: — Объясни.

«Срок действия вживленного Карен контрацептива истек, когда она училась со мной на Перне. Мы вернулись на «Экскалибур», и пошло-поехало — за этим не уследили. А поскольку она ни с кем не имела близких отношений ни тогда, ни на Вулкане… — Пэн сел на задние лапы. — Карен рассказала мне остальное. Она говорит… говорила, что ты не бесплоден, как некоторые из полувулканитов, и поэтому способен стать отцом. Если бы ты был бесплодным, или ее циклом управлял контрацептив, то Пон Фарр окончился бы обычным образом, не приведя к зачатию. Или, если бы окружающие условия были таковы, что рождение ребенка в том мире пагубно сказалось бы на его здоровье — например, засуха или голод — либо рождение ребенка повредило бы Карен, беременность не наступила бы. Когда Карен осознала, что случилось, она не хотела говорить тебе, думая, что это тебя сокрушит. А поскольку ты не мог быть вместе с нами на одном корабле, то ни к чему тебе было и тревожиться. Мы с ней хорошо хранили эту тайну до самого несчастья», — Пэн сгорбился, придавленный горем.

Сипак в изумлении откинулся на постели.

— Мой, — громко выдохнул он. Послышался чей-то смешок, но, оглядев лазарет, Сипак не смог определить, чей именно. Впрочем, он почти не сомневался, что смеялся Т'зит-Ват. — Можно мне взглянуть на него? — спросил Сипак.

Фларра на несколько мгновений исчезла, вслед за тем появившись с ребенком в руках. На вид младенцу было месяцев восемь, и, немного посчитав, Сипак понял, что примерно столько ему и должно быть. Она вручила его Сипаку и, показав, как правильно держать ребенка, вышла. Это и правда оказался мальчик, с характерной вулканитской внешностью, несмотря на три четверти земной крови. От отца он взял заостренные уши, зеленую кожу и волосы с красноватым отливом. От матери — лицо и голубые глаза.

Пока Сипак баюкал сына, Ставак движением руки выгнал остальных из комнаты. Сипак заглянул в глаза своему ребенку и увидел в них ответный взгляд жены. По его лицу скользнула слеза; безмерное горе охватило его. Пэн придвинулся ближе и протянул лапу коснуться своего напарника. Ставак тоже встал рядом.

— Я почувствовал, что тебе необходимо побыть наедине с самим собой. Знаю, ты не возражал бы при случае улыбнуться или рассмеяться в присутствии кого-нибудь из команды, но слезы… — Ставак покачал головой. — Нет. Вулканиты не плачут… На людях, по крайней мере. — Он повернулся к выходу.

— Сэр? — не понял Сипак.

— Если понадоблюсь, то я буду в соседней комнате. Далеко не отойду. В случае нужды посылай Пэна. — Ставак задержался в дверях. — Я скажу, чтоб тебя на время оставили одного.

— Благодарю вас, сэр. Вы сделали больше необходимого.

— Я сделал то, что надлежало сделать, друг мой. Тебе следует исцелиться умом и сердцем. — Ставак повернулся к ним спиной, но вновь заколебался, когда двери уже начали было закрываться. — Вместе с тобой, Сипак с Вулкана, скорблю я. Ты и дитя твое — в думах моих, и в печали моей.

Сипак ошеломленно уставился на закрывшуюся дверь. Ему и в голову не приходило, что Ставака так заботили настроения своей команды, тем паче — его, Сипака, такого неправедного вулканита. Он закрыл широко разинутый рот и сполз с кровати, не выпуская из рук мальчика. Выбрав место, где мог бы вытянуться Пэн, он соорудил для них троих гнездо из взятых с кроватей одеял. Сипак знал, как вознегодует Фларра, но рассудил, что, будучи начмедом, выкарабкается. Пэн свернулся кольцом, и Сипак привалился к нему, баюкая сына.

— Слушай, ведь ты не сказал, как его зовут.

«Карен назвала его Саулом. Разумеется, она хотела потом посоветоваться с тобой».

— Саул… тот, о котором просили. Сдается мне, тогда мы о нем не просили, но имя звучит великолепно, по-моему.

Сипак уютно устроился, привалившись к дракону, и начал расслабляться и успокаиваться, согретый теплом напарника. Слезы, которые он так долго сдерживал, теперь заструились по его лицу и, незамеченные, падали на детское одеяльце. Ставак был прав. Сипак, несмотря на то, что вырос на Земле, никоим образом не мог плакать при посторонних.

Скоро тело вулканита сотрясали рыдания. Застигнутый врасплох собственным плачем, Сипак едва ли не болезненно переживал выход накопившихся чувств. Он выплакивал чувства потери, гнева, крушения надежд, вызванные смертью Карен. Он полностью принял потерю жены, и поместил ее в такое место среди своих воспоминаний, где она никогда не будет забыта. Они провели вместе не много времени, но с пережитым вместе не могло сравниться ничто. Пэн развернул крылья и укутал ими Сипака с младенцем. Дракон тихонько заворковал; в его глазах закружились красноватые вихри.

«Плачь, Сипак. Карен всегда говорила, что это полезно для души, если больше ничего не остается. Она была землянкой, а ты тоже, по-своему, землянин».

Сипак отдался очистительным рыданиям. Мальчик забулькал в его руках, сумев высвободить из-под одеялец пухлый кулачок. Разогнулась и дотянулась до отцовского лица ручонка. Сипак улыбнулся сквозь стихавшие слезы.

— Ох, дитя мое, ты знаешь больше меня. Нескоро перестану я оплакивать твою мать и свыкнусь с этой болью, но у меня есть ее частичка, которую я буду любить и лелеять.

Сипак нашел более устойчивое положение, вжавшись в тело своего дракона, и накрыл себя и ребенка одеялами. Всех троих сейчас одолевала дремота, а Сипака — особенно. Суровое испытание прошедшего дня и последовавшее за ним высвобождение неизведанных чувств более чем опустошили его. Он использовал все свои силы без остатка, и больше их взять было неоткуда. Уже уплывая в сон, он напоследок сказал Пэну:

— Когда мы проснемся, напомни мне, что надо установить между нами родительскую связь и признать ребенка моим, пока не прошло много времени. Ставаку придется помочь мне — сам я это сделать не в состоянии.

«Он знает и поможет. Он понимает всю твою боль. У тебя хороший друг, Сипак, — Пэн слегка подтолкнул напарника. — А теперь спи. Нас оставят одних, если только не случится чего-то непредвиденного».

— Буду спать.

Но боль и печаль все так же оставались в глубине, и останутся там еще очень долго. Несколько часов спустя вошел Ставак. Он осторожно взял ребенка из рук Сипака и передал его стоявшей на пороге Фларре. Чуть коснувшись лба начмеда, он удостоверился, что тот и впрямь погружен в исцеляющий сон. Подняв взгляд, Ставак встретился со всматривавшимся в него сонным взглядом дракона.

— Все хорошо.

С полуулыбкой на губах он тоже ушел, возвращаясь на корабль, которому предстояло столкнуться со многими переменами. Оставалось лишь надеяться, что перемены эти — к лучшему.

 

4. ПЭН ЗАВОДИТ ТРЕХ ДРУЗЕЙ

В первый раз я увидела Пэна, когда адмирал Ставак вызвал меня в лазарет. Он просил присоединиться к ним и помочь дракону, внезапно появившемуся из ниоткуда. Я спросила, что происходит. Как только он ввел меня в-курс дела, я поспешила в лазарет.

Появившись там, я увидела маленького бронзового дракона, пытавшегося дотянуться до Сипака, хотя дорогу ему загораживали несколько сестер и другого медперсонала, да еще сам адмирал Ставак. Ставак заметил меня и взмахом руки велел приблизиться к дракону. Я осторожно подошла. Ничего не зная о драконах, опираясь лишь на свойственную мне веру в то, что все животные, птицы и вообще испуганные существа могут улавливать чувства окружающих, я коснулась его плеча над крыльями. Я стала посылать ему все тепло, спокойствие и добро, какое только могла. Он повернул ко мне голову, и цвет его глаз менялся так быстро, что я не успевала уследить за их чередой. Он наклонил голову, будто спрашивая: «Что?»

Я каким-то образом, с превеликим трудом, сумела оттащить его от медиков и довести до одной из комнат отдыха — уже и сама не помню, как именно. Тогда мной владела только одна мысль: как увести Пэна из лазарета. Хорошо еще там, в комнате отдыха, никого не оказалось — не думаю, что смогла бы в ту минуту отвечать на множество вопросов.

Не зная, как поступить теперь, когда привела его сюда (Ставак лишь жестом просил увести дракона), я подошла к одному из столов и села. А Пэн тем временем ходил вокруг и с любопытством разглядывал все, что мог. У меня сложилось впечатление, что он чрезвычайно умен. Но, если он разумен, почему же не предпринимает ни малейших попыток заговорить со мной?

Прошло немного времени, и он подошел к тому месту, где я сидела. Склонив голову набок, он стал разглядывать меня, и мне почудилось, что он раздумывает, можно ли мне доверять. Почти сразу же появилось ощущение, будто он хочет заговорить, но не так, как обычно говорят люди, а телепатически! Думаю, мне понадобился порядочный срок, чтоб понять намеки, которые он мне делал, потому что к тому времени, как я осторожно ослабила свою психозащиту, на его лице появилось выражение, напоминавшее возмущение.

Я поморщилась от боли, пронзившей череп. Я уже успела забыть, как много у людей шальных мыслей, а теперь думы наиболее близких ко мне на корабле людей наводнили мой разум. Потом я скорее почувствовала, нежели увидела лапу, коснувшуюся моей головы. Через весь этот ШУМ я, кажется, расслышала:

«Тебе плохо?»

Воздвигая преграды со всех сторон, кроме той, откуда пришел этот вопрос, я вновь услышала, немного яснее и чище:

«Тебе плохо?»

Я сумела помотать головой. Боль ослабла, и мне удалось различить его тревогу в том ШУМЕ, который стал теперь невнятным бормотанием.

Когда Пэн заговорил со мной снова, его мысль дошла до меня громко и ясно.

«Я сделал тебе больно?»

«Нет, нет. Я не привыкла ослаблять свою защиту, чтобы общаться с другими телепатически. Как тебя зовут?»

«Пэн, — быстро ответил он. — А что значит «телепатически»?»

«Это когда кто-нибудь говорит с другим, не пользуясь голосом, как мы сейчас».

«Я не знал. Я понимаю человеческую речь, поэтому говори вслух, если хочешь. А вот я не могу общаться никак иначе».

«Ничего страшного, Пэн. То, как мы разговариваем с тобой сейчас, гораздо легче для нас обоих. Только не жди, что каждый станет говорить с тобой так же! По правде сказать, большинство людей совсем не может так разговаривать».

«Я знаю. Я только что с другого корабля Звездного флота. Мне требуется какое-то время, чтобы «узнать» человека достаточно хорошо, только тогда я смогу «говорить» с ним. — Он умолк, изучающе разглядывая меня. Потом продолжил: — Ты — человек? Никогда раньше не видел людей с перьями на головах».

Улыбаясь, я ответила:

«Я — гуманоид. Мои предки произошли от орлов, летавших в небесах Земли несколько тысячелетий назад».

«И ты по-прежнему можешь летать?» — спросил он, оценивающе разглядывая мое тело.

«Мой народ больше не может летать физически, но меня научили летать духовно. Для меня это — одно и то же, хоть я давненько уже не летала. Мои служебные обязанности не оставляют много свободного времени».

Резко меняя тему разговора, Пэн обеспокоенно спросил:

«Как ты думаешь, я навредил Сипаку?»

«Нет, Пэн. Я бы даже сказала, что ты, возможно, спас ему жизнь, как он спас твою. Как только он оправится от разрыва связи, которую вы оба имели с Карен, с ним все будет в порядке».

«Ты уверена? На него было страшно смотреть, а тут еще столько народу… Я до сих пор не чувствую его мыслей. А те люди вокруг него встревожены. Я это чувствую».

«Да, Пэн. Я уверена. Но, если тебе станет легче, я вызову лазарет и выясню, как он там».

«Пожалуйста!»

Я подошла к переговорному устройству и вызвала лазарет. Ответил мичман Кайлан и через несколько мгновений сообщил, что коммандер Сипак уснул и с ним все будет хорошо. Чувствовалось, сколь огромное облегчение испытал стоявший рядом со мной молодой дракон.

«Вот видишь, я же говорила», — сказала я с укоризной.

«Да, я знаю, но хотел убедиться».

«Понимаю. На твоем месте я чувствовала бы то же самое. Могу я еще чем-нибудь помочь?»

«Да нет, наверное. А вот не знаешь ли ты, что теперь со мной будет?»

«Не знаю, Пэн. На этот вопрос может ответить только адмирал Ставак. Но, мне кажется, Сипак захочет, чтобы ты остался вместе с ним на борту».

«И с ребенком».

Не успела я осознать последние слова Пэна, как вошел младший лейтенант Дал Тигир. При виде Пэна он встал, как вкопанный, переводя взгляд с меня на дракона. Мы с Пэном молчали, потом он заговорил первым, спросив:

— Эй, коммандер, не хотите ли вы представить меня своему другу?

— Лейтенант Тигир, это Пэн. Напарник коммандера Сипака.

— Значит, это вы — тот дракон, о котором все толкуют. Вы можете говорить?

Пэн склонил голову набок. Потом спросил меня:

«Откуда родом лейтенант Тигир? Он явно не человек».

«Он — гарвианин. Сказать ему «привет» от твоего имени?»

«Да, пожалуйста».

Поворачиваясь обратно к Тигиру, я сказала:

— Пэн говорит «привет».

— Откуда ты знаешь? — спросил он, сбитый с толку. — Я ничего не слышал.

— А он говорил телепатически. Он только так может общаться. Но ему нужно сначала узнать тебя поближе.

— Ну что ж. Это понятно. — Он примолк ненадолго, потом сказал: — Извините, ребята, я сейчас на службе. Надо проверить вон тот компьютерный терминал. Кто-то, кажется, жаловался, что он барахлит.

Пэн внимательно следил, как гарвианин вынул свои инструменты и снял декоративную накладку. Только он вытянул шею, стараясь заглянуть Тигиру через плечо, как вдруг отпрыгнул назад, взмахнув крыльями. Я посмотрела на Тигира, недоумевая, чем же он так испугал Пэна. Из-за плеча Тигира выглядывал Пушистик.

Посмеиваясь, я объяснила Пэну, кого он увидел, и сказала, что Пушистик никому и ничему не навредит, особенно чему-то большому, вроде дракона, который может слопать кроху одним глотком. Пэн, глянув на меня, мысленно произнес «Гм!» и опасливо приблизился к Тигиру с Пушистиком. Пушистик сделал большие глаза, и Пэн его внимательно осмотрел. Тигир не замечал этого противостояния, покуда Пушистик не двинулся по направлению к Пэну.

Заметив, что Пушистик чем-то заинтересовался, Тигир выпрямился, а вместе с ним сдвинулся с места и Пушистик, оказавшись в конце концов на плече у хозяина. Тигир взял его на руку, чтобы Пушистик смог как следует рассмотреть Пэна, и наоборот. Потом гарвианин сказал:

— Пэн, это — мой друг с самого рождения.

Пэн склонил голову набок, а Дал тем временем улыбнулся:

— Да, знаю, дружочек. Он — БОЛЬШОЙ дракон.

«Лейтенант Тигир может разговаривать с Пушистиком, как мы с тобой?» — спросил меня Пэн.

«Похоже, так. Хотя я раньше никогда не слышала, чтоб он говорил со своим приятелем».

Нашу «беседу» прервал Тигир.

— Пэн, Пушистик хочет, чтобы ты его подержал. Не против?

Пэн протянул лапу. В глазах дракона закружился стремительный водоворот, когда Пушистик выпустил лапки и пошел к нему. Мы с Тигиром смотрели, как они вдвоем словно бы знакомились. Очевидно, Пушистик решил сделать первый шаг. Мы с Пэном услышали, как он спросил:

«Ты — настоящий живой дракон?»

Дал прыснул.

— А ты что думал, Пушистик? Не поддельный, это уж точно.

«Кое-кто назвал бы меня драконом-мутантом. Но я действительно маленький представитель своего вида. Мои предки намного больше». — Пэн вроде как даже выпятил грудь, будто хвастаясь.

«Ой, да я и не сомневался, что ты — тот, кем кажешься. Я просто слышал мно-о-о-о-го историй о драконах».

Пушистик говорил совсем как маленький ребенок, в его (впрочем, есть ли у Пушистиков пол?) голосе слышалась некоторая робость, словно его занимало все на свете и везде таилась загадка.

Тигир вернулся к своей работе, предоставив мне наблюдать, как Пушистик и Пэн становятся друзьями. Если они разговаривали, то на каком-то своем языке, поскольку я ничего не слышала. Скоро Дал покончил с ремонтом и стал укладывать инструменты. Когда я опять перевела взгляд на Пэна с Пушистиком, дракон сидел на полу, а Пушистик сидел у него на плече точно так же, как сидел бы у Дала. Вид у обоих был самый довольный.

— Ну что, Пушистик, идешь со мной? — спросил Дал.

«Извини, Пэн. Мне пора. Не забывай, что, если тебе понадобится помощь, ты можешь рассчитывать на меня и Дала».

— Верно, Пэн. Мы, неземляне, должны держаться вместе. На этом корабле нас маловато наберется. Будет нужда — свистни. Пушистик и я с радостью поможем, чем сможем.

Говоря это, Дал посадил Пушистика обратно на его обычное место — свое плечо. Щурясь на Пэна, Пушистик сполз по плечу Дала и скользнул ему в карман.

— Уста-ал? Какой денек: новые друзья и все такое…

«Да, устал я».

— До встречи, Пэн. Пока, коммандер.

Тигир выбрался из комнаты и исчез в коридоре.

Мне удалось занять Пэна компьютерным терминалом, но шли часы, и он становился все более беспокойным. Когда раздался сигнал переговорного устройства, он едва не лез на стену он волнения. Я ответила на вызов, и адмирал Ставак попросил меня опять привести Пэна в лазарет. Не успела я пальцем шевельнуть, как Пэна в комнате не стало.

— Адмирал, он исчез! — воскликнула я.

Из переговорного устройства донесся вздох.

— Я знаю, куда он отправился. Он только что появился здесь, и тут кое-кто лотки с инструментами уронил. Думаю, ему и Сипаку есть о чем нам рассказать.

— Как себя чувствует коммандер Сипак?

— С ним все будет в порядке, как только вулканитские целители смогут его осмотреть. Мы сейчас туда и направляемся. Мы пробудем там достаточно долго, чтобы вы успели при желании повидать родителей.

— Благодарю вас, адмирал. Какие еще будут указания? В таком случае я хотела бы вернуться в лабораторию. Скажите Сипаку, что, если понадобится помочь Пэну, пусть даст мне знать. Можете еще сказать, что Пэн уже начал заводить друзей на нашем корабле, и у него неплохо получается. Он, должно быть, хорошо впишется в команду.

— Спасибо, коммандер. Скажу ему при первой возможности. — Хоть я и не могла этого видеть, но знала: внутренне Ставак улыбался.

А перед моим мысленным взором сидели, обнявшись, Сипак и Пэн, держа меж собой ребенка. И пусть сейчас их окутывала печаль, я знала, что скоро все опять будет хорошо.

 

5. ИСЦЕЛЕНИЕ

Прошло всего два дня, но для Сипака они показались месяцем. Боли психического ожога еще предстояло утихнуть — на самом деле она, скорее, усилилась. Теперь и краткое общение с Пэном причиняло страдание, даже если телепатически говорил один дракон. Сипак буквально следовал распоряжениям Ставака, сопротивляясь желанию говорить с напарником без оглядки на чужие уши. Однако у Пэна иного пути не было. Когда Сипак не смог больше сдерживать мысленных криков боли и их стали слышать все телепаты на корабле, Ставак запретил Пэну говорить с напарником. Сипак чувствовал, как сокрушался молодой бронзовый.

— Не волнуйся, Пэн, — тихонько утешал он сидевшего рядом несчастного дракона. — Вот попадем на Вулкан, и дела пойдут лучше.

Пэн коснулся клавиатуры переносного речевого процессора, которым его снабдили ребята из научной части.

— Когда мы стартуем?

— Как только Ставак даст медикам добро и меня выпустят отсюда.

— А разве ты не можешь за себя замолвить словечко? — набирал Пэн. — Ты же начмед. Карен всегда уговаривала своих людей отпустить ее к себе в каюту.

Сипак улыбнулся и тут же скривился. Даже такое движение вызывало боль.

— Только не сейчас, Пэн. Не мне решать. Карен не была так плоха, как я сейчас, и, возможно, гораздо более устойчива, чем я еще долго буду. — Он помассировал голову, в сотый раз стараясь отогнать боль. — Ставак говорит, что, как только сюда прибудет особая медицинская бригада с Вулкана, он передаст меня им.

— Особая медицинская бригада? — спросил Пэн, неловко стуча по клавиатуре огромными когтями.

— Угу. Имея в виду необычность нашего положения, Ставак хочет, чтобы на всякий случай под рукой имелись знатоки своего дела. А на меня он не может положиться настолько, чтобы послать на Вулкан на каком-нибудь транспортном корабле в сопровождении медперсонала, не имеющего достаточного опыта лечения вулканитов. На наше злосчастье, мы оказались за полгалактики от Вулкана, к тому же, от нашего корабля ждут помощи в системе Корбина. И теперь, вместо того, чтобы добираться до Вулкана на своем корабле, нам предстоит воспользоваться каким-нибудь транспортником.

— Я все слышал, коммандер.

Сипак дернулся в кровати и тотчас же пожалел об этом, когда его голова попыталась расстаться с плечами, пронзенная острой болью. Он-то считал, что они с Пэном одни.

— И ты прав. Я не могу положиться на твою смешанную физиологию и твою необычную связь с этим маленьким бронзовым драконом. По всем правилам вам обоим полагается быть мертвыми. Я хочу, чтобы при тебе находились знатоки, пока ты доберешься до вулканитских целителей.

«Почему бы им не прилететь к нам?» — спросил Пэн.

— Потому, что нелогично посылать отряд целителей к одному больному, в то время как на Вулкане их внимания требуют очень многие, — ответил Ставак. — Логичнее послать этого больного туда, где находятся целители. К тому же Сипаку будет полезна поездка на планету, где он родился.

Пэн, припоминая все, чему научился, живя на Вулкане с Карен, кивнул.

«Понимаю. Как раз этого мне бы…»

«Я знаю», — отозвался Сипак.

Несколько минут стояла тишина, потом Сипак осторожно спросил:

— Можно ли еще раз попытаться установить родительскую связь с Саулом?

Ставак неохотно покачал головой.

— Я больше этого делать не стану, Сипак. В первый раз это причинило тебе острую боль, и никоим образом не пошло на пользу твоему психическому ожогу. В самом деле, головные боли у тебя усилились с тех пор, как я попытался тебя легонько прощупать. Не желаю причинить непоправимый вред ни тебе, ни себе.

Сипак кивнул, соглашаясь. Он и не ожидал, что Ставак скажет «да», но просто не мог не спросить еще раз. Сипак знал: окажись он сейчас на Вулкане, и другие, не зная всех подробностей, осудили бы его за то, что он так долго не признавал сына. Со стороны выглядело бы так, словно он предпочел не признавать ребенка своим, покуда ему не навязали ответственности. Но забыть о боли, которую причинила ему первая попытка, он тоже не мог.

Сипак помнил, как уснул на полу, держа в руках Саула, а Пэн кольцом обвил их обоих. Еще он смутно помнил, как его по меньшей мере дважды мысленно коснулся Ставак. И больше — ничего.

Он проснулся от тихого попискивания приборов у себя над головой в палате интенсивной терапии лазарета. В комнате было темно, но чувство времени подсказало, что сейчас — позднее утро, почти полдень, и он проспал четырнадцать с половиной часов. Голова словно собиралась с минуты на минуту расстаться с туловищем, но боль приутихла, по крайней мере, до монотонного рева. В тело вселилось какое-то странное оцепенение, и он не сомневался, что подчиненные постоянно накачивали его наркотиками.

Пошевелившись, чтобы встать, он заметил какое-то движение в дальнем углу. На него пристально смотрели два медленных водоворота глаз.

«Тебе лучше?» — спросил Пэн.

Вопрос эхом прокатился по разуму Сипака.

— Осторожней, Пэн, осторожней, — сказал он. — Моя голова все еще не в порядке. — Садясь, Сипак легонько застонал. — Теперь я понимаю, что имеют в виду люди, говоря «голова раскалывается». Если они так себя чувствуют после хорошей выпивки, то я и пробовать не желаю.

Все вокруг отвратительно закружилось, и приборы над ним начали тревожно верещать.

Вбежала Фларра.

— Ложитесь немедленно! — скомандовала она, запоздало добавив: — Сэр.

Сипак открыл было рот, пытаясь возразить, но Фларра подскочила к нему со словами:

— Приказ капитана.

Сипак позволил уложить себя. Постарался не обращать внимания на пэново хихиканье, но не слишком преуспел. Сипак сердито глянул на маленького бронзового, и хихиканье превратилось в самый настоящий смех.

— Ну, погоди, Пэн, — пробормотал он, зная, что дракон расслышит. — Доберусь я до тебя в один прекрасный день.

Фларра устроила его поудобнее, тревожные трели аппаратуры утихли, и сестра вышла в соседнюю комнату. Не прошло и двух минут, однако, как она вернулась с инъектором в руке.

— Что это? — заподозрил неладное Сипак.

— Это поможет вам отдохнуть, — уклончиво ответила Фларра.

— Э, нет, — откликнулся Сипак. — Неважно, что там, я этого не хочу. Вы меня и так уже, сдается мне, по уши накачали всякой отравой без моего ведома. Я только что достаточно выспался. И ИМЕЮ право отказаться.

Фларра остановилась.

— Вы так не сделаете.

— Сделаю. Мое состояние не угрожает ни моей, ни чьей-либо другой жизни. Боль, которую я испытываю, переносима. Я достаточно выспался. Введите мне лекарство, не сообщая, что именно, и я добьюсь, чтобы вас наказали.

— Вы так не сделаете, — повторила Фларра.

Сипак поднял бровь.

— Попробуем?

Она вздохнула, но отложила инъектор.

— Похоже, вы это сделаете. Ладно. Ваша взяла. — Она подбоченилась. — На этот раз.

Сипак знал, когда можно надавить, а когда не стоит. Несколько минут они смотрели друг на друга, потом он спросил:

— Где Саул?

— Спит в детской.

— Можно мне на него взглянуть? — спросил Сипак. И, заметив, сердитый взгляд Фларры, добавил: — Очень вас прошу.

Фларра сердилась еще ровно одно мгновение, а потом покачала головой и засмеялась.

— По-моему, вреда не будет. Хорошо.

Она еще раз повернулась и вышла из комнаты.

Вскоре Саул оказался в руках у Сипака. Ребенок булькал и ворковал что-то, размахивая пухлыми ручонками. Как зачарованный глядя на сына, Сипак положил его себе на колени и распеленал донага. Пока отец ощупывал маленькое тельце, пересчитывая пальчики на ногах и руках, дитя затихло, и Сипак начал смутно улавливать его неясные мысли.

Повернувшись к Пэну, он спросил:

— Ты чувствуешь что-нибудь? Какую-то попытку обратиться ко мне?

Вращение глаз Пэна на минуту замедлилось, пока дракон сосредоточенно прислушивался. Потом Пэн ответил:

«Чувствую, что он понимает, кто ты, и не боится тебя. Остальные его мысли слишком… мимолетны».

Сипак кивнул. Как он уяснил, мысли детей-вулканитов могут сносно понимать только их родители. Пэн не смог бы понять, о чем думает Саул. Сипак положил пальцы на личико ребенка в точки «телепатии прикосновения», не собираясь пытаться выполнить мысленное слияние, а желая лишь посмотреть, не сможет ли он таким образом уловить мысли мальчика. Только он начал было сосредотачиваться, как в комнату вошла надзирательница Фларра и оборвала его.

— Да как вы смеете, сэр! Адмирал Ставак строго-настрого приказал мне не позволять вам применять никаких вулканитских штучек в его отсутствие.

Сипак отдернул руку от лица Саула, стараясь при этом не поморщиться.

— Я и не собирался начинать слияние! — возразил он. — Я чувствовал его мысли и хотел поглядеть, не смогу ли я их получше «расслышать».

Фларра посмотрела на него с подозрением и нисколько не смягчившись.

— Хм. Вы это адмиралу Ставаку скажите. Я его немедленно вызываю. — Повернувшись к переговорному устройству, он добавила: — И запеленайте ребенка, по крайней мере. Знаете, маленькие мальчики неплохо целятся.

Сипак не имел ни малейшего представления о том, что имела в виду Фларра. Пэн, поняв, что смущает Сипака, передал ему мысленную картинку. Вулканит потемнел, но поспешно запеленал Саула, пока тот не решил опорожнить мочевой пузырь. Тем не менее, когда Фларра повернулась к ним лицом, он успел овладеть собой.

— Ставак скоро будет. Он как раз сейчас старается организовать доставку вас с Пэном на Вулкан.

— Вулкан? — переспросил Сипак.

— Ну, не думаете же вы, что мы будет лечить ваш психический ожог прямо тут? — Ответила вопросом на вопрос Фларра. — У нас нет ни подходящих лекарств, ни других возможностей, ни соответствующих специалистов. Говорил же Ставак, что ему не приходилось видеть таких тяжелых ожогов, какой перенесли вы, — сказала Фларра, добавив про себя: «И выжили».

Сипак пожал плечами. Он понимал, что ему здорово досталось — в этом не давала усомниться головная боль — но до сего времени не осознавал, что его ожог настолько, по мнению Фларры, тяжел. Он все еще размышлял над этим, когда вошел адмирал Ставак.

— Вижу, решили проснуться, — приветствовал его Ставак.

— Да, сэр.

— И, если сказанное мне Фларрой — правда, уже ведете себя, как истинный врач, которому случилось стать пациентом, — добавил Ставак, подмигивая Сипаку так, чтобы сестра не видела.

Сипак свирепо глянул на свою главную сестру.

— Нет, сэр. Просто спать надоело. Сэр.

Ставак кивнул. Потом посерьезнел.

— А еще она говорит, что застала вас, когда вы пытались выполнить, как она полагает, слияние. Она права?

— Нет, сэр.

— Что — «Нет, сэр»? — не удовлетворился столь кратким ответом Ставак.

— Нет, сэр. Я не пытался выполнить слияние. Да, сэр, она застала меня в положении, необходимом для слияния. — Он поднял на своего начальника глаза, полные безмолвной мольбы. — Я, как мне показалось, чувствовал мысли Саула. Только что потеряв мать, он нуждается в поддержке, которую я мог бы ему дать. А я не могу. — Сипак перевел взгляд на лежавшего у него на коленях ребенка и провел пальцем по лицу малыша. — Я использовал то положение, чтобы собрать воедино его мысли и сосредоточиться самому. — Глядя на Ставака, он закончил: — Я не собирался выполнять слияние!

Ставак внял мольбе, жестом отпустив Фларру. Кивнув, Фларра выскользнула за дверь. Впрочем, Сипак знал, что уйдет она не дальше мониторов в соседней комнате.

Он обмяк.

— Не знаю, сэр, просто не знаю. Я ощущаю в Сауле нечто, говорящее: он — мой сын, но чего-то не хватает. Чего-то, необходимого нам с ним сейчас же.

— У тебя не было времени горевать об утрате, — высказался Ставак. — Недостает твоей связи с погибшей женой.

Сипак покачал головой.

— Это я пока чувствую, как открытую рану. Тут что-то другое. Совсем другое. — Теперь он вслух просил Ставака. — Очень хочу попытаться установить родительскую связь.

— Нет! — вскипел Ставак. — Слишком опасно. Для меня, для ребенка и дважды — для тебя! Ты уже два раза чуть не умер. Третий раз я рисковать не стану. Мы можем не вытащить тебя.

Лицо Сипака омрачила мука.

— Но ребенка нужно признать.

— Не с риском для трех жизней… четырех — если считать и мою. Если ты умрешь, умрет и Пэн. Саул осиротеет, и, скорее всего, получит рубец на всю жизнь. Помоги я тебе — ты и меня с собой утянешь, — Ставак озабоченно примолк. — А я еще помирать не собираюсь.

Сипак опять склонился над Саулом. Провел пальцем по маленькому остроконечному ушку. Собравшись с духом, спросил:

— Если не родительская, то, может, обычная связь? Я не прошу много.

Ставак стоял, глядя поверх головы Сипака. Взволнованный начмед только что побывал у черта на рогах и чудом вернулся. Он потерял жену и почти расстался с собственной жизнью. Ставак чувствовал, сколь глубокое отчаяние охватило Сипака, и знал, что молодой полувулканит старается сделать «как положено», а так уже никогда не будет. Вопреки собственному — наилучшему из возможных, не сомневался капитан — решению, Ставак сказал:

— Обычная связь. Пока твой мозг не выздоровеет достаточно для родительской связи, годится и обычная.

Когда Сипак поднял вспыхнувшие надежной глаза, Ставак добавил:

— Но, если я только почувствую, что может возникнуть какое-то затруднение, мы прервемся.

Надежда погасла, уступив место решимости пополам с сомнением.

— Я только прошу, чтобы вы попытались, — сказал Сипак.

Вместо ответа Ставак исследовал показания приборов над кроватью Сипака. Найдя — или не найдя — то, что искал, он кивнул.

— Во время установления связи мне нужно будет проникнуть в твой мозг, как и в его. Ты сможешь вынести мое присутствие? Особенно после случившегося?

Сипак подумал немного и кивнул.

— Я установлю связь с тобой, а потом с Саулом, — объяснил Ставак. — Таким образом, если я, работая с тобой, встречусь с какими-то трудностями, его это не коснется.

Сипак опять кивнул и лег; Саул по-прежнему лежал у него на коленях.

Ставак расположил свою правую руку на лице Сипака так, как требовалось для слияния. Установив связь, он выпустил в мозг Сипака «щупы», и стал искать, как легче обойти поврежденные области. Как он ни был, однако, внимателен, осторожности ему не хватило. Или, возможно, думал Ставак впоследствии, когда у него появилось время думать, в том состоянии, в котором тогда находился Сипак, способа наладить даже простую связь, избежав поразившей тогда молодого вдовца боли, просто не существовало. Один из щупов задел какое-то из соединений между разумами Сипака и жены, разорванных смертью Карен. Ставак «отдернулся» достаточно быстро, чтобы предотвратить «рикошет» и новый психический ожог, но недостаточно быстро, чтобы уберечь Сипака от новых страданий.

Сипак, обычно весьма устойчивый к боли, да к тому же способный, как все вулканиты, ее подавлять, испустил полный муки гортанный крик. Когда его спина выгнулась в похожей на припадок судороге, Пэн подхватил Саула, не дав ребенку упасть. Все тело Сипака сжала еще одна судорога. Потом глаза его закатились, и он потерял сознание.

И снова его разбудил укол и ощущение вливавшегося в кровь лекарства. Не обращая внимания на озабоченные лица вокруг, он послал Пэну быстрый запрос о Сауле. Когда дракон уверил его, что с ребенком все в порядке, он повернулся набок и свернулся калачиком. Ощутил, как потянулась к нему чья-то рука — чья именно, он не разобрал — и замерла, не дотронувшись до него.

— Все показатели — нормальные… Я хочу сказать, нормальные для него. Сейчас ему должно быть лучше. Я только дала ему болеутоляющего и успокаивающего, — заговорила Фларра. Потом обратилась к нему: — Как вы себя чувствуете, сэр?

— Так, что хочу остаться один, — угрюмо отозвался Сипак. — Что именно вы мне ввели?

Фларра замешкалась, потом ответила:

— Сто пятьдесят миллиграммов нембутала и пятнадцать — морфина. Ну, и витамины. Требуется что-то еще?

Он помотал головой. Фларра вкатила ему лошадиную дозу, и скоро он уснет.

— Только одиночество. Уходите.

Несколько минут стоявшие вокруг не двигались. Потом шевельнулся Ставак.

— Приглядывайте за ним, — распорядился он достаточно громко, чтобы исключить сомнения: никуда Сипак не денется, расслышит. — Если станет делать или говорить что-либо необычное, немедленно вызывайте меня.

— Да, сэр.

Фларра повернулась и вслед за Ставаком вышла из комнаты, на ходу приглушив свет. Затем позвала:

— Пэн?

— Он остается.

— Как пожелаете. Но Саул возвращается в детскую.

Она взяла мальчика у Пэна и оставила их. Дверь с тихим шипением закрылась.

«Сипак? — тревожно спросил дракон. — Как ты там? Я ощутил твою боль. Я испугался».

Теперь, оставшись в одиночестве, Сипак дал волю едва сдерживаемым чувствам. Он постарался еще теснее сжаться в комок, а его тело между тем сотрясали рыдания. Пэн беспокойно тихонько заворковал и придвинулся как мог ближе к кровати.

«Сипак?»

Икая в промежутках между рыданиями, Сипак пытался говорить.

— Я не могу установить даже простую связь с моим сыном. Я знаю о нем лишь день, а уже стал никудышным отцом.

Пэн запел успокаивающе.

«Не твоя в том вина, Сипак. Ты ранен. Ты пытаешься сделать чересчур много и чересчур быстро. Со временем все образуется. Даже Карен не смогла бы просить большего или сделать больше. Даже с ее особой одаренностью».

— Со временем? — горько спросил Сипак. — Времени нет. Карен погибла, я так повредился умом, что не могу как следует видеть, не то что думать, а теперь даже не могу признать собственного сына. — Из его глаз полились слезы, и он не удерживал их.

«Но я здесь, Сипак, и разделяю твою боль. Ты теперь мой задушевник, а я — твой. Мы с тобой никогда не расстанемся, — Пэн вытянул переднюю лапу и слегка коснулся лба Сипака когтистым пальцем. — Мы горюем вместе, ты и я, о нашей подруге, раньше нас ушедшей в Промежуток. И мы одолеем эту беду».

Сипак почувствовал, как успокаивающее помимо воли расслабляет его, и тело, которое он сжал в комок, распрямляется. Неуверенно, через боль, он послал Пэну:

«Хочу, чтобы мы могли взять Саула и уйти туда, где нет боли».

«Мы можем, ты же знаешь», — донесся ответ.

— Нужно остаться, — прошептал Сипак. — Не годится убегать от работы.

И он соскользнул в наркотический сон.

Стряхивая дремоту и возвращаясь к яви, Сипак открыл глаза. На него участливо смотрел Ставак.

— Ты, кажется, в последнее время чаще стал «грезить наяву». Это на тебя не похоже, — сказал адмирал.

Сипак вздохнул.

— Больше делать нечего. Я прикован к этой вот больничной койке. Из-за головных болей вы запретили мне работать и даже читать. Чем тут еще заниматься?

— Грезить, — с улыбкой отозвался Ставак. — Пока не прибыл медицинский транспорт.

— Долго еще? — спросил Сипак.

— Два с половиной дня, — ответил Ставак.

Сипаку пришла в голову одна мысль.

— А целители на Вулкане знают, что со мной случилось? — спросил он.

— Их уведомили в тот же день. Тогда это сделали, чтобы спросить совета и убедиться в правильности тактики наших медиков. Они там тоже ждут этого самого транспорта. А что?

— Простое любопытство, — уклончиво сказал Сипак.

Когда Сипак умолк, не делая попыток возобновить беседу, Ставак засобирался уходить.

— Если вам надо поговорить…

Сипак кивнул. Когда за капитаном закрылась дверь, он жестом подозвал Пэна. Отключив динамик и оставив лишь экран синтезатора речи, Сипак набрал на клавиатуре: «Ты помнишь то место, где мы с Карен заключили брак по вулканитскому обычаю?» Пэн кивнул. «Сможешь переправить нас туда — меня и Саула?» Пэн снова кивнул. «Даже на таком расстоянии?»

«Вам нужно будет одеться потеплее, — застучал в ответ Пэн. — Мы долго пробудем в Промежутке».

«Это — не проблема. Вот что я хочу сделать». — Сипак начал увлеченно печатать на пэновом приборчике.

Скоро Фларра заподозрила неладное. Когда Пэн исчез, а Сипак попросил принести Саула, ее подозрения только усилились. Но она не могла отказать Сипаку в свидании с сыном, не дав тем самым понять, что насторожилась. Поэтому Фларра сделала, как он просил. Потом вызвала Ставака и рассказала об увиденном.

Когда Ставак сумел добраться до лазарета, было уже поздно. Он вбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сипак взобрался в седло на спине у Пэна с Саулом в руках, пристегнулся и исчез в Промежутке. Адмирал заметил, однако, что речевой процессор Пэна они оставили.

Ставак смерчем влетел в комнату, кипя от злости:

— Почему никто не подумал, что такое может случиться?!?!

— Потому что никому раньше не приходилось иметь дела с бронзовым драконом, сэр, — ответила Фларра.

Ставак поднял речевой процессор, явно собираясь грохнуть его о стену. Фларра схватила прибор, прежде чем адмирал успел что-либо сделать.

— Может быть, он оставил записку, сэр, — объяснила она.

И действительно, записка нашлась. «Домой, на Вулкан, посредством быстрейшего вида транспорта. Не мог дольше справляться с ожиданием и болью. Ждите почты.» И подпись: «Сипак».

Ставак шипел от ярости еще несколько минут, а потом слегка ухмыльнулся.

— Я должен был подумать, что он замышляет что-то, еще когда Сипак спросил насчет транспорта. Он ведь и не возмущался нисколько. А до этого уже выражал крайнее нетерпение. Что ж, остается только вставить ему пропеллер за этакий фокус, когда вернется. — Он повернулся к переговорному устройству и нажал клавишу: — Быстренько Вулкан мне. — Потом, ожидая соединения, заметил Фларре: — Надо бы дать им знать о его прибытии на планету и о необходимости за ним присмотреть. Зная Сипака, нетрудно предположить, что он может попытаться скрыться на несколько дней и заняться самолечением. А для этого он слишком болен.

Ответившие Ставаку с Вулкана-центрального уверили, что и целителей, и власти известят, и начнутся поиски бронзового дракона и вулканита с ребенком. Засим адмирал покинул лазарет, бормоча себе под нос:

— Теперь я сделал все, что мог. Надеюсь, Сипак ведает, что творит.

После долгого холода Промежутка вынырнуть в сухой жар Вулкана показалось спасением. Сипак скорее упал, нежели сошел со спины Пэна, да так и сел на землю, впрочем, предварительно убедившись, что с Саулом ничего не случилось. Передохнув немного, он собрался с силами и снова встал, цепляясь за ремни пэновой упряжи. После этого он передал Саула Пэну, который стал баюкать теперь уже кричащее дитя в передних лапах. Потом Сипак показал дракону на дом, стоявший в отдалении.

Он уже был на полпути к своей цели, когда дверь дома распахнулась, и ему навстречу выбежали двое. Когда они оказались рядом, Сипак сказал:

— Посол Сарек, леди Аманда. Извините, что вот так вторгаюсь в ваше уединение, но…

Закружилась голова, перехватило дыхание от боли и последствий долгого пребывания в Промежутке. Пошатнувшись, он толкнул Пэна так, что дракон едва не потерял равновесие, а Саул опять заплакал.

Обеспокоенная Аманда метнулась к брату и подхватила его, не дав упасть. Осторожно усаживая его на землю, она позвала:

— Сипак?

— Да, мэм, — Сипак изо всех сил старался утихомирить неистовое головокружение.

Сарек посмотрел на молодого вулканита, потом на дракона с ребенком. Видя изборожденное страданием и усилием сдержать его лицо Сипака, он спросил:

— Что случилось? И где Карен? Если ты и Пэн здесь, — особенно Пэн — то и она должна быть здесь.

Борясь с беспамятством, Сипак откликнулся волной слов, словно желая все высказать, пока не случилось чего-то еще. Едва переводя дыхание, он сказал:

— Карен убили. Ставак вытащил меня и Пэна с того света. Пэн добрался до меня с нашим сыном, Саулом. Узнав о гибели Карен, я получил тяжелый психический ожог. — Боль, душевная и телесная, стала быстро одолевать его. Сознание стремительно ускользало. — Меня ждут целители… — Он не договорил.

Из забытья Сипака вырвал шлепок. Он услышал, как кто-то над ним сказал:

— Еще, — и повторил: — Еще.

Шлепки повторились дважды, прежде чем Сипак поднял слабую руку и сказал:

— Довольно. Я не сплю.

Его глазам открылась полутемное помещение.

— Где я? — спросил он, едва ворочая языком.

— В доме Сарека, — отозвался мягкий женский голос. — Оставайся здесь, сколько нужно, мы будем только рады, как были рады Карен два года назад.

Уголком глаза он увидел Аманду.

— Долго я уже здесь? — спросил он.

— Пять дней, — ответил стоявший рядом с ним на коленях, очевидно — целитель.

— Пять дней!?! — придушенно вымолвил ошеломленный Сипак. — Почему я так долго оставался без сознания? У меня же не было серьезных ран.

— Тяжелый психический ожог, подобный полученному тобой — повод для серьезного беспокойства, — отозвался целитель. — Меня зовут Силан. Мы вызвали лечебный транс, а потом вводили особые препараты, способствующие заживлению пораженных проводящих путей мозга. Поскольку ты — не чистокровный вулканит и лекарства могли подействовать необычно, мы хотели удостовериться в их эффективности, не прерывая транса.

— И? — спросил Сипак.

— Дальнейшие исследования позволят узнать наверняка, но можем гарантировать выздоровление на девяносто процентов, если не больше.

— Как скоро вы сможете узнать наверняка? — спросил Сипак.

— Ох уж это нетерпение молодости, — сказал Силан, но в его голосе сквозила доброта. — Сначала тебе следует восстановить душевные силы. Потом обследуем тебя и, при необходимости, кое чему заново выучим. — Он на миг умолк. — Как и твоего друга-дракона.

— Что с Пэном?

Ответила Аманда:

— С тех пор, как мы убедили его, что ты пребываешь в глубоком врачующем сне и мы разбудим тебя, когда придет время, он чувствует себя прекрасно. Он припомнил кое-что из того, чему они с Карен научились, когда были здесь раньше, и это пошло на пользу, — Аманда засмеялась. — Сказать по правде, он нашел то самое место, которое облюбовал в прошлый раз, и уже соорудил большое гнездо в теплом песке у задних ворот.

— А Саул? — Кулаки Сипака сжались под одеялом. Если он пробыл без сознания пять дней, то теперь окружающие уже должны догадаться, что родительской связи нет.

— Он сейчас с няней, — пояснила Аманда.

Сипак кивнул, но не мог заставить себя посмотреть ей в глаза. Она заметила его беспокойство и подняла глаза выше. Сарек, до того хранивший молчание, заявил о своем присутствии.

— Его рождение зарегистрировали надлежащие власти. Было объявлено, что он — твой сын. Карен позаботилась об этом, когда родился Саул.

Сарек подошел к постели и кивком отослал целителя вместе с Амандой.

Несколько минут стояла тишина. Хотя Сарек и расположился прямо перед ним, Сипак был не в состоянии встретиться взглядом со своим дальним родственником. Наконец Сарек заговорил:

— Ставак немного рассказал нам о тебе.

Сипак вздрогнул и кивнул, но от Сарека не укрылось облегчение, которое старался не выдать Сипак, и то, что лежавшее на постели тело чуть расслабилось. Сарек продолжил:

— Ты много говорил, пока мы пытались ввести тебя в транс. Твой мозг сопротивлялся нам на каждом шагу.

Сипак снова напрягся.

— Что я сказал?

— В основном ты говорил о Сауле и о том, что не смог установить родительскую связь. Остальное касалось раны, которую ты получил из-за разрыва связи с женой, и того, что надо сделать, чтобы сохранить жизнь вам с Пэном. — Сарек примолк. — Могу сказать, что все это затронуло тебя глубже, чем ты признал. Связь, существовавшая между тобой и Карен, — наиболее глубокая и сильная из всех, какие мне когда-либо доводилось видеть. Причиной тому — способности Карен.

Сипак не ответил. Он попытался повернуться спиной к Сареку, но обнаружил, что слишком слаб даже для такой малости. Пришлось лишь отвернуться. Горькая слеза помимо воли прочертила тоненькую дорожку по его лицу.

Сарек искренне сочувствовал страданиям молодого вулканита, лежавшего перед ним на кровати.

— Сипак, родительская связь не настолько необходима, как ты, кажется, веришь. И ее отсутствие ни в коей мере не нарушает твоего отцовства. Как и материнства. Карен тоже не сразу установила родительскую связь с Саулом.

— Но я должен был знать о своем сыне. Я должен был почувствовать нечто, исходившее от Карен… хотя бы родовые муки, — едва слышно плакал Сипак.

— Насколько я знаю женщин и драконов, а заодно силу разума Карен, они могли скрыть от тебя все, что хотели. Не твоя вина, что Карен предпочла утаить от тебя рождение сына — неважно, по каким причинам — и что несчастье оборвало ее жизнь. Если бы не эта трагедия, она известила бы тебя о Сауле, и все пошло бы своим чередом.

— Но я же знал, должен был знать, что Пон Фарр не заканчивается, — по крайней мере, когда оба здоровы — если не наступает беременность. Мне следовало бы заподозрить что-то, когда все закончилось так быстро, — с мукой в голосе откликнулся Сипак.

— Теперь делать нечего, — мягко ответил Сарек. — Что прошло, то прошло. Сейчас никто этого не в состоянии изменить. Лучшее, что ты можешь сделать — принять все как есть и жить дальше. Целители не позволят тебе вернуться на корабль, пока ты не готов к этому.

Сипак вздохнул, но повернул голову, чтобы посмотреть на Сарека.

— Уйдет когда-нибудь эта боль? — спросил он.

Понимая, что Сипак имел в виду боль утраты, а не физическое страдание, Сарек сказал:

— Нет, но переносимой станет. Дай срок.

Сипак кивнул. Прежде чем он заговорил вновь, в комнату вернулся целитель.

— Сейчас тебе надо отдохнуть. То, что тебе довелось испытать, истощило тебя более, чем ты думаешь.

Взмахом руки он попросил Сарека выйти. Сипак, только теперь понимая, насколько, оказывается, устал, закрыл глаза. Перед тем, как заснуть более естественным сном, Сипак услышал слова целителя, обращенные к его хозяевам:

— Завтра утром он сможет вставать, но никаких чрезмерных усилий.

— Если он хоть в чем-то похож на Спока…

Больше он ничего не слышал: сон взял над ним верх.

Теперь, однако, когда он более не находился в лечебном трансе, его тревожили сновидения. Не настолько, чтобы полностью разбудить, но достаточно, чтобы заставить метаться и ворочаться в постели, постанывая, точно от боли. Через некоторое время Сарек зашел посмотреть, не проснулся ли Сипак. Увидел он молодого полувулканита запутавшимся в насквозь мокрых от пота простынях. Сарек коснулся чуткой рукой чела Сипака, устанавливая неглубокое слияние и посылая волну успокоения. Когда молодой вулканит утих, Сарек разомкнул слияние и удостоверился, что Сипак будет спать. Потом он вышел из комнаты.

Аманда встретила Сарека в коридоре и вопросительно посмотрела на мужа. Тот заявил:

— Сипак сейчас встревожен. Он во власти вины за многое, самое малое из которого — родительская связь. И он чувствует себя в высшей степени виноватым за то, что не сумел защитить Карен от того нападения, которое унесло ее жизнь. Ему кажется, что он должен был употребить больше усилий, добиваясь совместного с нею прохождения службы.

— Он сможет избавиться от этого чувства вины? — спросила она.

— Когда к нему вернутся силы, он сможет шире взглянуть на многое. Но на него обрушилось так много за столь короткий срок. Ему нужно время, чтобы сжиться со всем этим без нажима со стороны. Целитель Силан проследит за этим. — Сарек оглянулся на комнату, из которой только что вышел. — А Сипак излечится сам.

Через несколько дней Сипаку дозволялось уже бывать аж в самом пэновом «гнезде» за садом. Но даже это разрешение ему дали, взяв с него обещание через Пэна немедленно сообщать Аманде в случае любых осложнений. Целитель ежедневно трудился над ним, помогая вернуть душевные силы, но Сипаку по-прежнему мало что позволяли. Кроме того, приходилось все так же принимать лекарства против психического ожога. По крайней мере, со времени пробуждения от лечебного сна его более не мучили головные боли, и телепатическое общение с Пэном перестало причинять страдания.

Он сорвал с себя тунику и вздохнул с облегчением.

— Наконец-то! Никто не стоит надо мной и не пытается кормить на убой.

«Но ты же еще — кожа да кости. Надо побольше мяса на твои мослы, — поддразнил бронзовый дракон. — Когда тебе разрешат вернуться на твой корабль? — уже серьезно спросил Пэн, но глаза его счастливо переливались, потому что Сипаку после столь томительного ожидания все-таки позволили навестить друга. Дома у Сарека дракон никак не мог уместиться. — И что будет со мной и Саулом?»

«Как только меня обследуют и выяснится, насколько велик причиненный ущерб, они сообщат. Пока сказали, что я нахожусь в бессрочном отпуске по болезни и моего возвращения ждут не раньше полного выздоровления. — Сипак привалился к своему бронзовому товарищу и ткнул его в бок. — Ты, дружище, как и Саул, возвратитесь вместе со мной. Приняв во внимание сложившееся положение, Звездный флот без промедления перевел тебя с «Экскалибура» на «Зарю Вулкана». Однако, поскольку в Академии ты проучился недолго и сменил место службы в разгар обязательной для кадетов стажировки, на «Заре» тебе придется какое-то время прослужить в качестве гардемарина. Возможно, месяца три или около того. Потом тебе присвоят очередное звание».

От радости глаза Пэна закружились голубизной.

«Пока я с тобой, не имею ничего против того, чтобы оставаться гардемарином. Не знаешь, куда меня направят?»

«Нет, но, думаю, тебе найдется место в службе безопасности. Там ты, наверное, окажешься полезней всего!»

Сипак скользнул вдоль пэнова бока и опустился на теплый песок. Несколько минут они сидели молча.

Потом Пэн осторожно спросил:

«А как ты себя чувствуешь? Нет, правда? Когда мы прибыли сюда, ты так терзался — обо мне, Сауле и Карен».

«Мне стало лучше во всех отношениях. Целитель Силан объяснил: мои чувства естественны, особенно если учесть, через что мне пришлось пройти. Я всегда принимал тебя. Было нетрудно мысленно «поглотить» тебя в отсутствие Карен: она играла роль посредника».

Он замолк. Пэн спросил:

«А Саул?»

«Я теперь его «слышу», — отозвался Сипак. — Как только целитель признает меня здоровым, Сарек поможет установить связь с сыном. Он пояснил, что никто не осуждает меня за отсутствие родительской связи. По правде говоря, они поняли гораздо больше, чем я предполагал».

Пэн кивнул.

«Думаю, я тоже понимаю».

Довольный, он поудобней улегся в песке. Сипак уютно устроился между передних лап Пэна. Скоро оба задремали под теплым солнышком.

Только через три дня целитель Силан провозгласил стопроцентное психическое и физическое выздоровление Сипака, но прошло еще два дня, прежде чем Сарек всерьез воспринял саму мысль о попытке установления родительской связи. Сипак невольно вздрогнул, когда Сарек коснулся его лица, и не расслаблялся, пока тот не вошел в устойчивое слияние. Потом он почувствовал, как его старший соотечественник привнес в слияние и Саула.

Сипак не испытывал ничего более чудесного с тех самых пор, как впервые установил связь с Карен. Сипак мог глубоко проникнуть в душу Саула и знал, что Саул — на самом деле его сын. Он впервые увидел вселенную глазами ребенка, и понял, что отныне и навек все станет совсем иным, а прежнее никогда не вернется.

Он ощутил присутствие Пэна краем слившегося с другими сознания, и, спросив разрешения у Сарека, пригласил дракона присоединиться. И впервые глубоко заглянул и в душу Пэна. Проникновение не было односторонним. Пэну тоже открылись души Сипака и Саула; он понял, почему Сипак поступал именно так, а не иначе. Связь между Пэном и Сипаком стала еще теснее, превратившись в точное подобие той, которая возникает при Запечатлении, хоть Сипак и не присутствовал при появлении Пэна на свет.

Сарек сплел из «волокон» этой связи замысловатую паутину. От отца к сыну, и от сына к отцу. От дракона к напарнику и обратно. Он боялся связывать ребенка и дракона; но вместо этого оставил между ними тоненькое волоконце, чтобы, если тому суждено было случиться, оно росло и укреплялось. Когда создание связей завершилось, Сарек вышел из слияния, оставив объединенных вновь созданными узами открывать самих себя и свой новый мир. Трое, особенно двое старших, упивалась этими неизведанными переживаниями. Потом Сарек неохотно разъединил их, зная, что они смогут при необходимости в любое время возобновить связь.

Спустя три недели после того, как Сипак столь внезапно покинул лазарет, он вновь появился в ангаре челноков, на этот раз заранее уведомив о своем прибытии. За его спиной в особом рюкзачке уместился Саул. Хотя Сипака и ждали, никто не приветствовал его возвращения домой. «Заря Вулкана» по приказу командования спешила на помощь «Карсону», боровшемуся с кинджи — теми самыми кинджи, которые погубили жену Сипака. Вся команда готовилась к искоренению кинджи из этой вселенной и ни у кого не нашлось времени приветствовать вернувшегося на борт начмеда, сбившегося с дороги, пусть и ненадолго.

На этот раз Сипак был готов. Он мог управлять своими чувствами, был в мире с собой, Саулом и Пэном. Для полного рубцевания разорванной связи потребуется еще много времени, и не скоро он сможет оправиться от удара, нанесенного смертью жены, но теперь он располагал необходимой поддержкой. И друзья с «Зари» тоже ему помогут.

Сипак снова оказался дома, среди того, чему принадлежал, и с ним была его семья. Какое-то время придется туго; Сипака уже предупредили, что Ставак сжует его целиком. Но он заслужил и ожидал этого, ибо не подчинился приказу. Он понимал, что Ставак доведет дело до конца, невзирая на необычайные обстоятельства. Но здесь — его дом, и только это имело значение.