«Где-то мы едим грибы, а где-то они — нас. Таковы законы диалектики. Великий Мицелий торжествует на десятках планет, порабощая или изничтожая все живое. На всех прочих мы тушим в сметане боровики и кушаем водочку с солеными рыжиками. И нам хорошо. И нет дела до всяких там далеких планет, где сыроежки съели людей. Такова жизнь. Таковы законы человеческой психологии. Как часть законов природы.Документ 6 (из размышлений микоеда и грибозная)
Я — профессиональный охотник за редкими грибами и много чего повидал на своем веку. И много чего поедал, в том числе Галлюциногены самого причудливого действия. Но даже я не могу представить себя на месте разумного гриба — апта, цель жизни которого — нести споры Великого Мицелия. Слишком велика разница… Вряд ли стоит считать апта разумным, если действует он как сложная, хорошо отлаженная, но все же машина. Нет, не машина… Хитрая бестия. Что-то я запутался совсем, а жареные маслята знай себе стынут. Словом, хитрый и хорошо вооруженный природой-мамой гриб.
Порой апт оказывался мне достойным противником, и до последнего мгновения решающей схватки не было ясно, кто — кого. Но до сих пор, как видите, за столом сижу я, а грибы лежат передо мной на столе — измельченные и приготовленные по всем правилам высокой кулинарии. Значит, в конечном счете, я всякий раз оказываюсь сильнее. Значит, и человечество может быть спокойно: наше дело правое, победа будет за нами…»
Платон Рассольников успел полюбить грибные блюда. Жить среди сосновых боров и ледниковых озер, в краю, где в несметных количествах родятся белые и маслята, и остаться в стороне от процесса — нет, для подлинного исследователя это немыслимо. Тысячелетняя история и культура поедания грибов — с ними нельзя не считаться. Любитель древностей — полюби и жаркое из шампиньонов…
Сегодня на обед был суп из зимних опят — блюдо редкое в Европе, но от этого не менее восхитительное. Это был даже не суп, а нежнейшее желе — этакое заливное из золотистых шляпок. Платон предвкушал удовольствие, и настроение у него было приподнятое. — Обед подан! — торжественно провозгласил Колобок* — Прошу к столу!
Рассольников вымыл руки под ионной струей из допотопного водопроводного крана, прошел в столовую, уселся за колченогий дачный стол, покрытый настоящей клетчатой клеенкой, подвинул к себе эмалированную кастрюлю с розочками на боку и поднял крышку, чтобы насладиться изысканным ароматом супа. И выронил ее в ужасе, отшатнулся, повалив плетеный стул. Из старинной кастрюли лезли ядовито-зеленые щупальца, увенчанные белесыми шляпками. Вырвавшийся в столовую смрад был ужасен.
Платон отчаялся пообедать, сжевал бутерброд с консервированной ветчиной, запив его двумя стаканами текилы, и с горя решил немного подремать. Заткнув пасть извиняющемуся, сбитому с толку Колобку, он отправился в спальню. Хотел взбить подушку, но едва коснулся ее, в глаза пыхнуло едкое облако. Комп тотчас радостно доложил, что это не яд, а всего лишь грибные споры.
* * *
Прочихавшись и утерев слезящиеся глаза, Рассольников принял мудрое решение. Он сощурился и, осторожно ухватив подушку за уголок, отнес ее в утилизатор. Вместо подушки сойдет и свернутый банный халат.
Платон вернулся к тахте, откинул одеяло, чтобы лечь, простыня вздулась разом в десятке мест. Из матраса с бешеной скоростью полезли грибы. Они были похожи на увенчанные шляпками голубые макароны.
— Коло-бо-ок!!! — заорал Рассольников благим матом. — Полундра! Полная дезин… — подавился длинным словом, — …фекция!
Комп принял команду к исполнению. С потолка хлынули струи шипящего белого раствора, они хлестали по тахте, шкафам, табуреткам, по драгоценному масисскому ковру, по картинам, картам и фотографиям, защищенным тончайшим слоем стеклолита. И только вокруг археолога чудесным образом оставался кокон сухого пространства. В глазах и носу защипало от едких паров.
— Меня тоже! — приказал Платон.
— Надень маску, начальник, — буркнул Колобок, — иначе отравишься.
Археолог подчинился. Через минуту он до нитки промок, кожу неприятно пощипывало. Когда струи иссякли, внутренность его домика превратилась в настоящее болото. В спальне воняло химией, хотя кондиционер усердно очищал воздух.
— Приведи дом в порядок, — распорядился Рассольников, сорвав с лица маску. — Сколько тебе нужно времени?
— Два часа.
Из ниш в стенах выползали маленькие домашние роботы — уборщики, сканнеры и ремонтники. Они были похожи на жуков с черными головами и бронзовыми надкрыльями: деловито гудели и шевелили усиками антенн.
Платон ненадолго отвлекся — переговорил по видеофону с новой своей знакомой по имени Соня. Это была соломенная блондинка с ультрамодным бюстом и точеными ножками. Грудь ее, выполненная по эскизам знаменитого биодизайнера Снурявичуса, оказалась слишком хороша и привлекала внимание большинства мужчин. Соню это вскоре начало утомлять. Теперь она старалась пореже выходить в люди и решать все свои проблемы по видеофону. Ну, почти все…
Не без труда договорившись о встрече, Платон довольно мурлыкнул. Чтобы умилостивить девушку, пришлось пообещать ей маленький презент: золоченую фигурку псевдоскарабея из гробницы Урурха-Роа.
А когда Рассольников снова глянул вокруг, поначалу не поверил своим глазам: на влажном после уборки полу пышно «цвели» сотни сросшихся пучками грибов. Зеленые, покрытые струпьями шляпки качались, будто на сильном ветру, и роняли сухой дождь пыльцы. Размножение шло полным ходом.
— Коло-бо-ок!!! — закричал Платон. — Поч-чему?! Чего ты ждешь?!
Комп ответил не сразу, голос его был тих и шепеляв:
— …проросли… в моих микросхемах… Я болен… умираю…
Рассольников кинулся в кладовую. Он пробивал дорогу в оранжевых зарослях, сшибая проклятые поганки, и, наконец, добрался до электрокосы. Грибы тем временем стремительно бурели и раскисали. Из стекших на пол склизких кучек столь же стремительно пробивалась новая поросль — ярко-красные острия, покрытые белесой сыпью. Один грибной слой, как и положено, сменялся другим.
Платон сделал взмах, другой. Остро пахнущие ошметки плодовых тел брызнули во все стороны. На мгновение археолог почувствовал, что побеждает, его охватила ярость воина, врубившегося в самую гущу неприятеля. В следующий миг свет в доме погас, замерла и коса.
В кромешной тьме, двигаясь на ощупь, Платон отыскал карманный фонарик, универсальные батареи, годные для электрокосы, и бой возобновился. Красно-белые заросли не могли выдержать столь яростного напора. Грибы гибли центнерами.
Но вскоре на голову Рассольникову с потолка начала сыпаться какая-то дрянь. Мазнув лучом фонарика по потолку, археолог задрал голову и оцепенел: все пространство над ним было покрыто толстым слоем розовых пенистых хлопьев. Эта пузырящаяся, пахнущая прокисшим супом масса, непрерывно делилась, грозя через несколько минут заполонить всю комнату. «Надо сваливать, пока не поздно», — решил Платон и, махая пилой, стал пробиваться к двери. На его пути, словно выскакивая из нуль-портала, продолжали возникать все новые и новые отряды грибов — один другого больше. Ноги вязли в липкой массе, грибная жижа поднялась уже до колен.
Хоть Рассольников и добрался до порога, вырваться из дома ему так и не удалось. Дверной проем зарос коричневым трутовиком — так прочно и гладко, без единого шва, будто тут отродясь не имелось никакого выхода.
Платон с воем сиганул в открытое окно. Перелетая через подоконник, он увидел, что ночная тьма впереди исчезла — тлеют тысячи зеленоватых гнилушечных огоньков. Дом был окружен плотным кольцом грибов.
Немного не долетев до земли, археолог проснулся, но еще долго не мог поверить, что жив-здоров, жилище его цело и невредимо, и весь этот ужас ему только снился.
Рассольникбва не первую ночь мучили кошмары. Сюжет у них был разный, а суть одна :— Платона атаковали грибы.
Грех висел на нем, и запертая на замок совесть ужом выскальзывала наружу, стоило Рассольникову смежить веки. Именно он, знаменитый черный археолог, и ходячий муравейник по кличке Непейвода, который ныне представляет на Земле интересы планеты Фффукуараби, отправили умирающего мимикриста Кребдюшина на его родную планету.
Кребдюшин был буквально нашпигован спорами разумного гриба. И теперь планета мимикристов захвачена Великим Мицелием. Слабым утешением для Платона было то, что планету эту мимикристы заполучили, вытеснив с нее законных хозяев. Отныне все их силы УХОДЯТ на борьбу с ненавистной грибницей, экономика планеты в упадке, и не сегодня завтра начнется очередной ВЕЛИКИЙ ИСХОД. В который раз мимикристам придется искать себе новое пристанище, обманом проникая на уже освоенные и обустроенные планеты.
…Платон решил прочистить мозги. Быстрее всего это удавалось на бегу, и потому он рванул по своему традиционному маршруту — по берегу озера Черная Лапа. С первых метров набрав хороший темп, Рассольников ровно дышал и энергично отмахивал в меру расслабленными руками. Этим утром спины других бегунов не мельтешили на дорожке, создавая ощущение толчеи и дискомфорта.
Песок летел из-под кроссовок, и археологу казалось, что он — скаковой конь, которого на финише ждет золотой кубок. Мимо проносятся корявые сосны с осьминожьими щупальцами вздыбившихся из песка корней, поросший мхом и «перьями» лишайника выступ скалы. Слышится вороний грай, и вот уже черно-серая птица пикирует над головой, чтобы опуститься на верхушку березы.
Капли пота на лбу — над повязкой — и на верхней губе, прилипшая к спине футболка с трафаретной надписью «Маханский университет». Обычный бег и привычное радостное ощущение — хоть ненадолго, но ты освободился от всех проблем и грехов, ты — один на один с природой, которая никогда тебя не предаст.
На крутом повороте дороги рядом с песчаным обрывом, который увенчан огромным валуном, похожим на гигантский боровик, под ноги Платону вдруг бухнулся кто-то большой и зеленый. Археолог попытался сходу перескочить нежданное препятствие. В прыжке он зацепился ногами за скользкую макушку существа и, едва успев сгруппироваться, рухнул на дорожку, кувырнулся через голову. Вскочив на ноги, Рассольников тотчас развернулся и встал в боксерскую стойку. Некоторые знакомые Платона почему-то называли ее «петушиной».
Зеленая туша оказалась невероятных размеров лягушкой, которая расселась посреди дорожки и молча открывала-закрывала огромную пасть. Выпученные глаза казались испуганными. Лягуха и не думала нападать на Платона, она только высунула длинный раздвоенный язык и как бы между делом поймала пролетавшего мимо воробья. Чмок — и нет бедолаги.
— Вы это бросьте! — от растерянности произнес Рассольников. — Прекратите немедленно!
Лягушка квакнула, на полметра оторвалась от земли и тяжко шмякнулась обратно на дорожку, и сосновый бор, казалось, содрогнулся. С ней явно было что-то не в порядке. Длинный язык возник снова. На мгновение Платону показалось, будто хищница на сей раз вздумала полакомиться одиноким бегуном. И тут он обнаружил, что языком лягуха держит острый сучок. Она склонилась перед археологом и, почти распластавшись по земле, начала старательно водить сучком по влажному от росы песку. Буквы у нее получались кривые, но Рассольников разобрал три слова: «ПОМОГИТЕ Я ПРОПАЛА».
— Хм-кха, — прокашлялся, собираясь с мыслями, Платон и миролюбиво опустил руки. — Сударыня… — Прозвучало глупей не придумаешь, но он упорно продолжал столь же церемонно: — Я вижу, вы попали в беду. Это приступ изменки, я полагаю. Готов проводить вас до моего скромного жилища. Там, в спокойной обстановке вы сможете дождаться, пока он закон…
— Ква! — с чувством сказала лягуха и взялась передними перепончатыми лапками за безразмерные ще.-ки. Жест был странный, но совсем не звериный.
— Вот и договорились, — произнес археолог и неспешно двинулся к дому. — Соблаговолите следовать за мной. .
Лягуха подождала немного, а потом безо всякого усилия сделала трехметровый прыжок. Буме! Земля дрогнула под ногами. Платону вдруг стало жалко своего чистенького, ухоженного домика, который непременно разрушит эта танкетка. Но делать нечего — сказанного не воротишь. Граф Платон Рассольников — человек слова.
Путь домой занял долгих семь минут. За это время Платон успел представиться по всем правилам и узнать имя больной девицы. Звали бедняжку Полиной. «Хорошо сочетается с моим», — подумалось археологу, и он не преминул сказать:
— Красивое имя. И многое о вас говорит.
Лягуха оторопела и даже прыгать перестала. Странная парочка стояла на дорожке и во все глаза смотрела друг на друга.
— Идемте же, — досадуя на свою болтливость, попросил Рассольников. — Вдруг нам встретится какой-нибудь подслеповатый стрелок и примет вас за дичь? Сейчас ведь сезон охоты.
Полина не на шутку струхнула, и пришлось долго ее успокаивать. «Язык мой — враг мой, — при этом думал Платон. — Уж мне ли не знать женщин!..»
Наконец они добрались до коттеджа. Обнаружив на участке гигантскую лягуху, Колобок тотчас включил охранную систему. Он вообразил, будто чудовище взяло хозяина в плен и готовится штурмовать дом. Археологу пришлось убеждать компа, что он по собственной воле, в трезвом уме и твердой памяти вознамерился привести домой этого монстра.
Выхлебав самовар теплого чаю с литровой банкой драгоценного брусничного варенья, гостья ублаготворение задремала. Мерно дыша, она громоздилась посреди драгоценного масисского ковра, а выбитый из колеи Платон бестолково тыркался в комнаты, пытаясь заняться насущными делами.
— Хозяин! — вдруг позвал Колобок. Погляди-ка на нее.
Рассольников заглянул в гостиную, где оставил Полину, и остолбенел на пороге. В центре ковра, раскинув белы руки, лежала юная дева самой соблазнительной конфигурации. Дева как таковая, то есть абсолютно без ничего. Она безмятежно спала и не догадывалась, какой конфуз с ней приключился.
Любоваться обнаженной красоткой можно было бесконечно, но археолог, приложив немалое усилие, поборол здоровый мужской инстинкт и распорядился:
— Принеси-ка ночную рубашку, оставшуюся от той высокой девушки… — Не сразу вспомнилось ее имя. — …от Риты.
«Боевые трофеи» Платон хранил в особом шкафу с надежным запором. Он не был фетишистом и никогда не играл оставшимися от подружек пикантными вещицами. Просто хранил их, как память о прожитом — наряду с сотнями артефактов и библиотекой компьютерных дисков, набитых стереографиями и видеозаписями былых экспедиций.
Колобок отозвался с явной неохотой. Он, похоже, любовался вместе с Платоном — слуги слишком многое перенимают от своих хозяев: — Слушаюсь и повинуюсь.
Рассольников не решился сам одеть Полину — вдруг она спросонья решит, что ее насилуют? Поэтому он осторожно прикрыл девушку ночной рубашкой. В доме тепло, и она не простудится, лежа на ковре.
Внезапно он заметил, что гостья смотрит на него сквозь щелочки прижмуренных глаз. Платон не нашел ничего лучшего, как погрозить ей пальцем. Девушка хихикнула, сжала кулачки и натянула короткую рубашку до самого подбородка. При этом обнажилось кое-что гораздо более интересное. Археолог деликатно отвернулся. Гостья обнаружила непорядок, ойкнула и потянула ночную рубашку вниз. Та смялась в комок, не прикрывая больше ничего.
— У вас есть душ? — дрогнувшим голосом осведомилась девушка.
— И душ, и бассейн, и глоток доброго вина, — по-прежнему глядя в стену, добродушно ответил Рассольников. — Чего пожелаете, сударыня…
— Душа будет достаточно!
Отбросив в сторону рубашку и уже никого не стесняясь, гостья решительно двинулась вперед, как будто собиралась брать ванную штурмом. Грудки ее при этом воинственно топорщились, короткие золотистые волосы встали дыбом, и Платон едва сдерживал смех.
Начался новый день, и надо было думать о хлебе насущном — вернее, об уплате чрезвычайного налога на борьбу с пандемией изменки. Грабительский налог. Сумма непомерная и к тому же свалившаяся как снег на голову. Еще позавчера генсек Организации Объединенных Наций уверял, что в распоряжении ООН есть все необходимое для борьбы с новой угрозой, а на следующий день заявил, что положение чрезвычайное и каждый гражданин Земли должен внести свою лепту. Да еще пришло время платить налог на землю, который рос не по дням, а по часам.
Все свои деньги Платон вбухал в подготовку экспедиции на этот чертов Тибет. Платить налог нечем, а пени составляют один процент в день. Даже если он решит продать экспедиционное имущество, нужной суммы не наскрести. Это ведь всегда так: покупаешь за дорого, а отдаешь за бесценок.
Рассольников издавна хранил свои средства в банке «Лионский межпланетный кредит». Виртуальный управляющий рассыпался в извинениях, но в ссуде отказал. С такой просьбой к нему почти одновременно обратились тысячи клиентов, и многие из них могли внести в залог гораздо более солидную недвижимость, чем Платон.
С другими банками разговаривать и вовсе было не о чем, а частные ростовщики заломили такой астрономический процент, что хотелось немедля выхватить «магнум»… Нет, пускай уж смертность этой категории граждан растет без участия Платона.
Так что не за горами было прощание с уютным домиком и позорный отлет на какую-нибудь планету подешевле — вроде Геи-Квадрус. А это значило признать свое поражение, полную несостоятельность. Это не просто шаг назад — временное отступление, далеко не первое в его судьбе, это крах всей его жизни. Ведь долгая и опасная дорога через тысячи парсек — от Ма-хана на Старую Землю — и есть его жизнь. Предки говорили: «через тернии к звездам». Археолог двигался в обратном направлении, но кто сказал, что ему было легче?..
Одетая и обутая из Платоновых запасов «царевна-лягушка» взяла двадцатку у археолога в долг и, отказавшись от провожатого, легкой походкой направилась на остановку монорельса. Выждав, когда желто-розовая спина девушки скроется среди сосновых стволов, а к Рассольникову вернется утраченная на время способность трезво соображать, Колобок кашлянул в электронный кулак и сказал:
* * *
— Платоша, друг сердешный. Послушай меня, старого дурака. Глянь-ка почту электронную. Там тебе сюрприз. Только сначала присядь.
Археолог вздохнул, почесал правый висок, сел в вертящееся кресло у рабочего экрана и прочитал странное сообщение: «Глубокоуважаемый сэр Платон Рассольников. Имею честь уведомить Вас, что на Ваш текущий счет в „Лионском межпланетном кредите“ переведен аванс в размере одного миллиона кредитов. Общая сумма сделки составляет десять миллионов плюс компенсация всех текущих расходов на время проведения раскопок. С условиями сделки Вы сможете ознакомиться при личной встрече в петербургском ресторане „Харбин“…». Все это сильно походило бы на розыгрыш, если бы не одно «но». Убедившись, что хозяин уразумел смысл послания, Колобок объявил ему:
— Самое смешное: на твой банковский счет действительно пришли деньги. И ты можешь заплатить все налоги на десять лет вперед, а там, глядишь, сдохнут или эмир, или ишак.
Отказаться от десяти миллионов да еще в пиковой ситуации было нелегко, но 'Платон печенкой чуял: придется. Его несравненная интуиция предупреждала: дело пахнет керосином. Было такое вонючее вещество в эпоху древнего Рима. И все же сначала надо поехать на встречу и лично убедиться, что интуиция и на этот раз не подводит.
— Марш-марш вперед! Археолог идет! — пропел Рассольников, залезая в изрядно потертый «шевроле».
Гравитяга отключена и опечатана местным робоин-спектором полиции. Из-за пандемии частные полеты временно запретили, и потому «шевроле» сейчас являл собой обычный наземный автомобиль, способный на идеальной дороге выжать не больше двухсот километров в час. Смехотворная скорость в эпоху сверхсветовых перелетов.
Добраться до цели можно либо на четырех колесах, либо тихоходным монорельсом до Петрозаводска, а оттуда — вакуумным экспрессом, который ходит два раза в сутки. Уж лучше рвануть с ветерком по архаичному шоссе.
В результате дорога в Санкт-Петербург заняла два с половиной часа. Чокнуться можно. Правда, Платон зря время не терял. Поставив «шевроле» на автопилот, он с экрана прочитал кучу археологических новостей — раньше просто руки не доходили. И наряду со всякой чепухой и рутиной узнал, что Петров-Кобылкин на планете Балалай раскопал некрополь головоногих аборигенов, вымерших миллион лет назад. И что старый друг-соперник Хуан Чупакабрас привез с Ксимелиты «венец безбрачия» — древний талисман, отгоняющий назойливых ухажеров или брошенных тобой подружек, которые жаждут поволочь тебя к алтарю. Жизнь идет своим чередом…
Санкт-Петербург был привычно залит мутными водами Финского залива. Туристам нравится приезжать в наводнение. Нудно моросил бесконечный дождь, и редкие прохожие мучались под неудобными черными зонтами, у которых то и дело ломаются ненадежные спицы. Клеенчатые плащи вызывали уважение к стоицизму их носителей. Город исправно нес бремя «золотого века». Население Питера попряталось по домам, а толпы туристов наводнили многочисленные злачные места «Северной Венеции» — она же «Пальмира». Рестораны, бары, кафе, клубы, казино, дискотеки и Дома пионеров гудели как пчелиные ульи, звенели емкостями для пития, пели ра,зом на десять тысяч голосов. Казалось, здания качаются от клокочущих внутри страстей.
Разбрызгивая лужи со знаменитыми бензиновыми разводами, Рассольников подкатил к парадному входу в «Харбин». Одет он был в свой традиционный парадно-выходной костюм и потому надеялся, что из дверей выскочит швейцар с большущим зонтом и препроводит его внутрь. Напрасные мечты — это вам не Париж. Пришлось выпрыгнуть из «шевроле» и рвануть в резные дубовые двери, слегка подмочив соломенную шляпу и плечи белоснежного пиджака.
Это был очень дорогой, уютный ресторан, строго выдержанный в стиле «Харбин, тридцатые». В зале висели роскошные занавеси и гардины. На круглых столах — длинные скатерти с кистями и лампы с шелковыми абажурами, которые были расписаны пучеглазыми драконами. Вместо люстр под потолком висели десятки китайских фонариков.
Посетители здесь были самые разные и казались выходцами из множества эпох. Усыпанные фальшивыми брильянтами дамы в вечерних платьях с огромными декольте соседствовали с накрашенными девушками в миниюбках и «пролетарками» в кожаных куртках и красных платках. Мужчины в черных фраках и белоснежных манишках не могли перещеголять франтов в бархатных пиджаках и брюках клеш. С ними соперничали набриолиненные молодчики во френчах английского сукна, широченных галифе и надраенных хромовых сапогах. Внешность и костюмы здешней публики принадлежали невероятно разнообразному «золотому веку» — веку стремительно меняющейся моды.
За столиком на двоих восседал пожилой журченя. Длинный белый френч с дюжиной золотых пуговиц и белоснежная скатерть скрывали его нижние псевдоподии, так что верхняя половина туловища, благодаря атласным перчаткам, надетым на видоизмененные плавники, весьма напоминала человека — чревоугодника и весельчака.
Жители планеты Ромай отличаются говорливостью, умением легко заводить знакомства, но при этом они обладают весьма странным чувством юмора, поразительно назойливы и порой вульгарны. Уже лет сто, если не больше они считаются лучшими посредниками Млечного Пути.
Господин посредник радостно подпрыгнул на плетеном стуле и захлопал в ладоши.
— Здравствуйте, господин Рас Соль Ников, — он разделил фамилию археолога на три части. — А меня, пожалуйста, зовите Вакхулем. На Земле у меня такое имя. — Ткнул перчаткой в светящийся бейджик на груди. Тот больше напоминал Орден за заслуги, который Лига Миров вручает своим функционерам при выходе на заслуженный отдых.
Платон скептически посмотрел на него сверху вниз и осторожно уселся на стул, стоящий с другой стороны стола. Он слышал, что журчени любят подшутить, подпилив ножки твоему стулу. А может, это всего лишь легенда. Во всяком случае, данный стул держал.
— Прошу разделить со мной нескромный ужин,-приветливо улыбнулся журченя,
— С великим удовольствием, — ответил ему тем же Рассольников.
— Хотите свежий анекдот? — спросил Вакхуль и затараторил, не дожидаясь ответа: — Летят на корабле пузанчик, землянин и журченя. Вдруг перед ними акулоид…
— Это расовый анекдот? — перебил археолог.
Лицо толстяка приобрело задумчивое выражение. Он шумно поскреб конечностью чешуйчатый подбородок, а затем лик его просветлел.
— Нет, это застольный анекдот, — нашелся журченя и, подняв левую «руку», щелкнул пальцем.
Стилизованный под гарсона андроид в белой курточке и черных брюках, с услужливым лицом и прилизанными волосами тотчас явился на зов.
— Чего изволите?
В руках у Платона само собой возникло меню в роскошном сафьяновом переплете. Его можно было и не открывать, чтобы убедиться, насколько астрономичны цифры. Что археолог и сделал.
— Голубчик, принесите, пожалуйста, бутылку «Золотой текилы», — голосом русского барина произнес Рассольников. — Не забудьте ее подогреть по всем правилам и захватите настоящую крупную соль.
Гарсон кивнул и се словами: «Будет исполнено»,-унесся на кухню.
— Соль, насколько я разбираюсь в земной кухне, стоит на столе, — удивился Вакхуль.
— Мне нужна другая — каменная, — терпеливо объяснил Платон. — Соль бывает разная.
— Как интересно, — поскреб «рука» об «руку» журченя. — Век живи — век журчи, — ухмыльнулся он.
«Еще один знаток земного фольклора, — мысленно простонал археолог; — Мода теперь такая или мне просто везет?»
— Может быть, пока суд да дело, перейдем к сути? —осведомился Платон.
— На сухое горлышко?! — ужаснулся Вакхуль. — Мне говорили, на Земле так дела не делаются.
— Земля большая, людей много, — пробормотал Рассольников. — У каждого свои правила.
— Поразительно! — всплеснул конечностями посредник. — Какая немыслимая расточительность! — Похоже, он был поражен в самое сердце. Впрочем, у журче-ней их два — наверху и внизу туловища. — Я все больше влюбляюсь в вашу цивилизацию.
— Вы что-то хотели мне предложить, — археолог снова попытался направить разговор в нужное русло.
И вдруг почуял: в зале что-то изменилось. Все разговоры стихли, а лица повернулись в одну сторону. Платон крутанул головой и обнаружил в дверях трех офицеров Карантина. «На Тиутальбе чуть не убили и теперь покоя не дают!» — со злостью подумал он.
Карантинщики в форменных белых с красными полосами комбинезонах кого-то высматривали. Краем глаза Рассольников заметил, как ежится и втягивает голову в плечи Вакхуль.
— Вы журченя, а не пузанчик. Они вас не тронут, — постарался успокоить собеседника Платон.
— Лиха беда начальство, — ответил посредник очередной земной поговоркой, опять все переврав. — Пузанчики кончились — самое время приняться за кого-нибудь еще.
«Например, зажурченей», — подумал Рассольников.
Офицеры подозвали официанта и стали что-то выспрашивать. Платон ни слова не мог разобрать. Официант непрерывно кланялся, как самый настоящий китаец, а к карантинщикам уже спешил столь же андроид-ный метрдотель. По дороге он уговаривал посетителей не обращать внимания и не портить себе вечер.
Офицеры обступили его. Метрдотель что-то объяснял, размахивая членистыми руками, пока случайно не задел одного из них по носу. Карантинщик обиделся и толкнул андроида в грудь. Метрдотель покачнулся, но устоял и тоже начал кланяться, принося извинения. Офицерам, судя по всему, хотелось разобрать его по винтику, но мешала глазеющая на них разноплеменная публика.
* * *
Археологу принесли текилу, приготовленную ПО ПРАВИЛАМ. Откушав первую рюмку, Рассольников постарался наплевать на Карантин, расслабиться и получить удовольствие. Вряд ли в ближайшие годы ему будут по карману подобные рестораны. Потому за ней сразу последовала и вторая рюмка — после первой, как известно, не закусывают. А вот журчене было не до напитков. Он БОЯЛСЯ каждой клеточкой своего несуразного тела, весь без остатка отдаваясь этому занятию. Тем временем на столе стали появляться разнообразные блюда, начиная от телячьего ростбифа и кончая блинами с черной икрой. Платон вдумчиво закусывал, смакуя свежесть, натуральность и изысканность каждого продукта. Увы, не все было так хорошо. Да, продукты, несомненно, свежи и абсолютно натуральны, но сделаны порой грубовато, даже топорно — без должной деликатности и высокого поварского вкуса. Время шло, а карантинщики по-прежнему толклись в зале, поводя из стороны в сторону небольшими черными станйнерами. И тут нервы у кого-то из инопланетян не выдержали. Тип в черном с белыми крыльями балахоне резко вскочил из-за стола, который он делил с двумя цукахарскими паломниками. Масса у него была немалая, и толчок оказался столь силен, что массивный стол опрокинулся. Бутылки, тарелки и салатницы посыпались на пол. Паломники качнулись, тщетно хватаясь за воздух, и попадали вместе со стульями в остатки обильной трапезы.
Инопланетянин в паническом ужасе ринулся к узкому окну, сметая на своем пути кибер официантов и посетителей. Его сопровождали крики и брань. На обширную мадам опрокинули серебряную супницу, и на несколько мгновений все звуки в зале перекрыл женский визг. Карантинщики, разинув от удивления рты, следили за прорывом психанувшего туриста.
Он пробил себе дорогу и кинулся в окошко, будто цирковая касатка — в обруч. Здоровенное его тело ударилось в окно. Небьющаяся стеклолитовая пластина вместе с рамой вылетела на улицу. Инопланетянин был слишком велик и застрял в проломе: голова и грудь его свешивались наружу, а короткие, но мощные ластоноги ворочались в ресторане. Существо взревывало как десяток буксирных сирен, било ластами по воздуху, будто пытаясь плыть, и подняло в зале нешуточный ветер. Не помогло. Беглеца заклинило намертво.
Посетители ресторана и карантинщики оценили комичность ситуации. В конце концов, люди и нелюди пришли сюда отдохнуть и повеселиться. В разных концах зала родился смех. Вскоре он заразил всех. Потом раздались робкие хлопки в ладоши — и вот уже гремели аплодисменты.
Когда коллективными усилиями беглеца вынули из пролома, его разорванный в клочья балахон упал к ногам. У туриста оказалось гладкое, покрытое блестящим мехом туловище. Это был чичипат — похожее на земного тюленя существо. Водоплавающая разумная раса, не играющая особой роли в Лиге Миров. Вернее, то был не «он», а «она». Жалобно стеная, самка чичипатского происхождения стыдливо прикрывалась ласторуками, хотя в ее анатомии вряд ли кто-нибудь смыслил.
А проблема была вот в чем: утром прямо с дежурства исчез один из офицеров Карантина. След привел соратников в ресторан «Харбин», но тут об офицере никто ничего не знал. И только после инцидента с чи-чипатой, когда обслуга перетряхнула ресторан от чердака до винного погреба, шеф-повар обнаружил упившегося карантинщика в подсобке. Даже не подумав извиниться, довольные офицеры подхватили своего товарища под руки и убрались восвояси.
Ресторанный зал недолго приходил в себя от страха и истерики. Приняв по рюмке-другой, посетители забыли об инциденте. Смех, разговоры, долгие кавказские тосты и заранее отрепетированные спичи сплетались в хор, на который вскоре наложилось бренчанье балалаек и пиликанье скрипок. На сцену выполз камерный оркестрик, который стал наигрывать что-то старинное — негромкое и успокаивающее.
— Не буду водить вас за хвост. Сразу поставлю строчки над ик, — вполголоса заговорил посредник — настроение у журчени переменилось: он стал серьезен. — Если вы согласитесь на наши условия, я заработаю миллион.
— Неплохой куш. А что если я потребую увеличить сумму контракта? — подмигнув, осведомился Платон. Он по-прежнему играл вслепую, не имея понятия, о чем идет речь. Но именно при такой игре можно удесятерить выигрыш. Или просадить последний рупь.
— Все будет зависеть от ваших аппетитов, — невесело улыбнулся в ответ журченя. — Не забывайте: вы — не единственный черный археолог.
— Но самый удачливый, — вставил Рассольников и занялся нежнейшей осетриной, которую на огромном блюде только что притащили два дюжих кибер официанта.
— Удача не может быть вечной. Фортуна всегда готова повернуться к нам адом, — продолжал «блистать» эрудицией Вакхуль. — Надеюсь, вы не думаете нас обхитрить. — Он угрожающе оскалил зубы, став похожим на хищную рыбу. — Получив круглую сумму, наймете кого-нибудь из гробокопателей помоложе и подешевле. Чтобы самому не рисковать и при этом не остаться в накладе. А?.. Условия сделки требуют личного участия в операции.
— Я хочу двадцать миллионов, включая аванс, — почесав в затылке, объявил Платон. — И вы немедленно знакомите меня с текстом договора. Или я ухожу. — Он шумно двинул стул, толкнув коленями ножки стола. Стол качнулся, напитки плеснули в бокалах.
Журченя вынул из ажурной салфетницы бело-голубую клетчатую бумажную салфетку и, что-то быстро начеркав на ней серебристой авторучкой, пододвинул археологу. Тот прочитал: «Исполнитель обязуется в стодневный срок добыть на планете Бочаста-Роки-Шиа системы 113 Геркулеса следующие артефакты из Следа Моргенахта: кусочек пластика, напоминающий по форме ноготь взрослого человека; прозрачный кубик, способный менять число граней; причудливо изогнутую линзу, в которую не стоит глядеть; бездонную воронку с металлическим зевом; перламутровую рогатку с шариком на конце рукояти и пузырь с тягучей жидкостью, похожей на клей…»
Текст тотчас пропал. «При разглашении условий договора или любой утечке информации о поисках и добытой находке сделка считается расторгнутой»,-гласила надпись на второй салфетке. Вакхуль придвигал их археологу одну за другой.
«Значит, у меня отберут аванс, в счет неустойки опишут имущество, а самого посадят в долговую тюрьму,-со злостью думал Рассольников, барабаня пальцами по краю стола. — Так дело не пойдет…» — Он принял решение.
— Я не буду работать на вашего заказчика.
Платон встал из-за стола и направился было к выходу из зала, но Вакхуль вскочил и вцепился ему клешней в рукав. Клешни под перчатками у журчени скрывались острые — колючую проволоку резать можно.
— Останьтесь! Я вас умоляю! — вскричал посредник.
Теперь его нижние конечности были хорошо видны. Студенистые щупальца, как у земной медузы, но ядовито-зеленого цвета. Сидящие за соседними столиками люди и инопланетяне начали глазеть, а это никуда не годилось.
— Вы мне надоели, — с искренним отвращение процедил археолог, с трудом освободив рукав. — У меня много работы. Ищите другого осла…
— Присядьте! Пожалуйста, присядьте, — журченя так и приплясывал на месте. — Мы все поправим. Только объясните, что вам не нравится.
— Ну, ладно, — буркнул Платон. Меньше всего ему хотелось, чтобы Вакхуль вообразил, будто он ломается, набивая себе цену. Археолог действительно ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ. Но уж больно сумма велика…
Рассольников сел на место, наполнил граненый стакан успевшей остыть текилой и, грубо нарушив церемонию выпивки, опрокинул в глотку, словно это была какая-нибудь «Столичная». Любой на его месте задохнулся или хотя бы подавился. А Платону — хоть бы что. И был он по-прежнему трезв как стеклышко — градусы его сейчас не брали.
Журченя терпеливо ждал, когда человек угомонится. Залпом выпив второй стакан, археолог прикончил бутылку и сделал гарсону знак, чтоб несли следующую. Наконец жаркая волна зародилась в желудке и пошла наверх, грозя затопить голову и разжижить мозги. Но для разговора с посредником Платону не нужна была слишком ясная голова.
— Меня не устраивают ваши условия. Утечка может произойти в любом звене цепи. Я не собираюсь отвечать за всех. Это первое. И второе. Если утечка произойдет, я — труп. Уверен: за «последом» Моргенахта буду охотиться не я один. Карантин наверняка послал на Боча-сту своих людей. Так что я-то как раз буду держать язык за зубами. Зато двадцать миллионов кажутся мне теперь не такой уж большой суммой. Не продешевил ли я?..
Вопрос был риторический. Посредник молчал.
— Также у меня есть требование, — продолжал Рассольников. — Я ничего не стану подписывать, пока не узнаю, кто истинный заказчик.
Вакхуля распирали слова, но он прикусил раздвоенный язык. И покраснел, как вареный рак. Молчал минуты две. В это время Платон с удовольствием поедал тушеного кролика. Наконец журченя заставил себя разжать губы и с трудом выдавил:
— Меня наняли пузанчики. Те, что живут вне Земли. — И выжидающе посмотрел на Платона, заранее уверенный, что тот придет в ярость.
В последний раз Платон видел пузанчика в Лхасе — во время охоты, устроенной Карантином. Этих странных существ трудно с кем-либо спутать: невысокие розовые бочонки на сорока пружинистых тонких ножках (на самом деле, ресничках). Из крышек «бочонков» на стебельках растут глаза и другие ощущала, а сбоку торчит хобот — их единственная руконога.
Пузанчики были сказочно богаты и на Старой Земле норовили скупить все подряд: живописные полотна, землеройные машины, коллекции модной одежды, заводы по переработке мусора, дворцы-музеи и даже целые острова. Удержу они не знали. Когда в пузанчиках просыпался интерес, их было не узнать: вялые, сонные существа в считанные минуты превращались в настоящие метеоры, маленькие ураганы.
Народ до того был ими недоволен, что земное правительство вынуждено было издать знаменитый «закон против пузанчиков». Официально он назывался «Закон по охране целостности планеты» и запрещал любым негражданам Земли приобретать в собственность имущество на сумму больше ста тысяч галактических кредитов. Но хитрые пузанчики быстро научились обходить этот документ. Они использовали склонных к легкой наживе землян; люди покупали то, что приглянулось «бочонкам», а потом маленькими долями продавали или дарили нескольким разным пузанчикам. И «бочонки» становились коллективными владельцами. Таким образом, через подставных лиц пузанчики продолжали активно скупать земную недвижимость. Кончилось тем, что Департамент оперативного реагирования ООН повел против них тайную войну.
Война шла с переменным успехом, ведь деньги могут многое, а пузанчики не экономили на собственной безопасности. И снова они чужими руками загребали жар. «Бочонки» нанимали одну за другой частные охранные конторы, и те боролись с контрразведкой ее же собственными методами. В который раз в истории Земли тигры яростно сражались друг с другом, а царь обезьян веселился, наблюдая за схваткой с вершины горы.
Когда Старую Землю охватила пандемия изменки, пресса сразу же подумала на пузанчиков. И народ ей с готовностью поверил. Платон не знал, откуда взялись улики — быть может, их сфабриковали, но в распространении заразы обвинили диаспору «бочонков». Был отдан приказ карантинным войскам Департамента здравоохранения. Пузанчиков хватали днем и ночью и интернировали в специально созданные лагеря в пустынях Калахари, Атакама и Такла-Макан. Как их там содержат, никто не знает. «Бочонки» —существа нежные. Быть может, уже начался мор.
Само собой, после произведенных арестов пандемия не прекратилась, но в судьбе пузанчиков это ничего не меняло. Старик Киндергласс, возглавляющий службу расследований Департамента здравоохранения, из своих лап никого не выпустит.
Рассольников поначалу думал, что карантинщики специально выпустили вирус на волю, чтобы иметь предлог для изоляции пузанчиков. Но затем понял: не Карантин виновен в изменке. В список жертв пандемии попали многие сановники Лиги Миров, в том числе и самого Карантина. Изменка чаще нападала именно на сановных персон или военных.
Узнав о заказчике, археолог хмыкнул, закрыл глаза, потер переносицу, снова поднял веки и сказал:
— Нужен ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ нотариус. И где будем подписывать контракт?
Журченя залпом выпил рюмку «Белой лошади», повторил, и лишь тогда у него отлегло от сердец.
— Фирма «Ллойд» вас устроит? — осведомился он. — Петербургский офис.
Рассольников кивнул. Он уже имел дело с нотариусами «Ллойда». У них отвратительная внешность, но зато они отлично натасканы и никогда не делают проколов.