Заскулил Грэй и, загремев крепкой цепью начал кидаться на высокий забор.

— Грэйка, успокойся, — ласково сказала тетя Аглая, посматривая на калитку, — вижу, вижу, что ты радуешься. Да, Николаша вернулся. Твой хозяин приехал.

Распахнулась калитка, и во двор зашел дядя Коля, поглаживая рукой холеную бороду.

— Грэй, на место! — нарочито нахмурив густые брови, сказал он собаке.

Но Грэй, не слушая команды, бросился к нему, заюлил хвостом, заскулил и, поднявшись на задние лапы, влажным языком лизнул дядю Колю в нос.

— Фу-у-у, нельзя, — пробасил дядя Коля, вытирая лицо, — хватит целоваться. Иди, матушку благодари — свою кормилицу, — и, отстегнув цепь, махнул рукой, — к матушке!

Собака огромными скачками понеслась по ухоженному саду к беседке, где сидела тетя Аглая.

Она внимательно смотрела на несущегося Грэя и, дождавшись, когда собака подбежала, тихим ласковым голосом сказала:

— Грэйка, не балуй. Ишь, бесстыдник! Ну-ка, посмотри мне в глаза. Что голову опускаешь? Ну, хорошо, можешь зайти. Куда полез? Нет, Грэйка, нельзя. Сиди возле входа. Молодец, собачка. Умница!

Грэй заюлил, застучал хвостом по деревянному полу беседки. Прижав уши, смотрел на тетю Аглаю, тихонечко поскуливая. Радовался, что его похвалили.

— Как съездил, Николаша? — спросила она, когда дядя Коля зашел в беседку и сел на скамейку, продолжая по — привычке поглаживать бороду. — Ребятишкам понравилось место?

— Конечно, — усмехнулся старик и придвинул чайную чашку, — остолбенели, когда увидели сделанный шалаш. Эх, балуем ребятишек. Живут на всем готовом. Приучать надо их, приучать, — нахмурился он.

Мелко, дробно засмеялась тетя Аглая, взглянула на насупившегося мужа и тихо сказала:

— Научатся, Николаша, не волнуйся. Никуда не денутся.

— Чего удумала? — подозрительно взглянул на нее старик, — ты же всегда защищаешь их.

— Ребятишки-то повзрослели, — сказала тетя Аглая, улыбаясь, — ты по-своему их муштруешь, с утра до вечера гоняешь. И я решила, чтобы три дня не прохлаждались зря на готовых харчах, а немного поработали, если кушать захотят. Взяла и положила только хлебушек, соль, всякой травки и сырые овощи. Голод — не тетка. Никуда не денутся. Хоть картошку, но сварят, лишь бы сытыми быть.

— Ну, матушка, — гулко расхохотался старик, — ну, выдумщица! Надо же такое учудить. А я подумал еще, что мешок-то слишком большой с продуктами. Решил ополовинить, да забыл. Представляю лица юношей, когда они в него посмотрят. Особенно — Серёженькино. Слабоват паренек. И духом, и телом слабоват.

— Были бы кости, а мясо нарастет, Николаша, — сказала тетя Аглая. — Наблюдаю за ними и вижу, что крепчают ребятки. То, что в начале каникул с трудом выполняли, сейчас легко справляются. Силушка прибавилась и не малая. Хорошие ребята, серьезные. Умнички! А то, что балуют иногда, так возраст же такой. Из детства вышли, а во взрослую жизнь еще не вошли. Не ругай их, Николаша, не надо. Не заслужили они. Все будет хорошо, все.

— Я специально ворчу, — сказал дядя Коля, с шумом отхлебнув горячий чай, — нельзя юношей баловать. Они обязаны все тяготы переносить. Не слабовольными войти в жизнь, а с характером закаленным. Тогда и будет толк. Тогда и вспомнят нас добрым словом, что на правильный путь их наставляли. А баловство… Пройдет со временем. Столкнутся с трудностями, опасностями — сразу повзрослеют. Главное, чтобы не испугались, не сломались, если судьба приготовит им испытание на прочность. Согласен, Аглаюшка, серьезные ребятишки, хорошие. Дай бог, чтобы и по жизни такими пошли, — и размашисто перекрестился.

— Все будет, как задумали, — тихим голосом произнесла тетя Аглая, — доброе и нужное вложим, а шелуха сама отпадет. Ничего, Николаша, справимся. Я пойду ужин готовить, а ты чем-нибудь займись, пока ребят нет. Что-то косточки побаливают. Видать, гроза приближается, — и, взглянув на безоблачное небо, добавила: — на душе как-то неспокойно, словно беду чувствует…

— Не придумывай, Аглаюшка, — перебил ее дядя Коля, — не успел увезти ребят, ты заскучала. Да, Грэйка? Где наши мальчишки?

Услышав, что говорят про ребят, собака вскочила, заметалась по беседке и, выскочив в сад, громко завыла, подняв голову.

— Тьфу, ты! — пробормотал старик и скомандовал: — Грэй, молчать! На место, шельмец!

Но собака продолжала носиться по саду, принюхиваясь к следам, и громко лаяла, словно звала за собой.

— Сердце — вещун, Николаша, — покачала головой тетя Аглая, — вон, и Грэйка мечется…

— Перестань, — медленно, с расстановкой произнес дядя Коля, — ничего с ними не случится. Дождем в речку не смоет, не волнуйся. Готовь ужин, а я схожу в монастырь, посмотрю, как работа продвигается, да заскочу на заводик, помогу вагонетки в сушилку загнать. Хорошо работают наши мужички. Не успеваю лес для них заготавливать. Юноши вернутся, определю на практику. Полдня, но будут работать. Все пойдет на пользу. Хватит, матушка, хватит волноваться. На тебе лица нет. Успокойся. Ладно, завтра съезжу, проведаю ребят. Ничего с ними за одну ночь не случится.

— Дай-то бог, дай-то бог, — тихо сказала тетя Аглая, поднимаясь. — Ты же знаешь, сердце никогда меня не обманывает. Может, сегодня поедешь?

Дядя Коля досадливо закряхтел, взглянул на вечернее небо и покачал головой:

— Нет, матушка. Пусть переночуют возле реки да костерка, а утречком лошадку запрягу и поеду. Все, занимайся домашними делами, а я схожу в монастырь. Грэйка, на место! Хватит, набегался, — и грузно шагая, направился к калитке…