Пермь…
На стульях за накрытым столом располагались двое мужчин в возрасте. Один невзрачный, лысый, плохо выбритый, на месте его левой руки болтался пустой рукав рубашки. Второй с богатой черной шевелюрой, гладко выбритый и весь такой ухоженный и солидный. Им был Рэм, или в данный момент гражданин Титов. Рэм вполне резонно решил, что Риббентроп не станет быстро спускать по агентурной сети в России информацию о его предательстве. Это он поручит сделать новому резиденту в России. Зная бюрократический стиль работы бывшего шефа, новый резидент объявится в России не скоро. Поэтому Рэм смело пришел к своему агенту по кличке Папирус, проживающему в Перми и работающему на железнодорожной станции. Рэм решил использовать агента в своих личных интересах. Зная из досье, что Папирус падок на выпивку, он пришел с водкой и закуской.
– Богато живете, – кивая на бутылку и облизываясь, выдавил хозяин. – Мы тут дрянным самогоном обходимся, – быстро накрывал стол.
– На жизнь не жалуюсь, – скромно изрек гость. – Как там на станции? Что слышно?
– Все, как обычно.
Мужчины выпили.
– Ты говоришь, никаких особых мер на станции Пермь в эти два-три дня не предпринималось? – закусывая водку салом, спросил Рэм.
– Утверждаю определенно и точно, нет, не предпринималось. Все у нас как обычно, суета, толкотня и бестолковщина, – жуя огурец, ответил Папирус. – А что за шухер такой?
Агент Папирус, бывший уголовник, собственно именно поэтому он и был завербован. Рэм спокойно ответил:
– В самое ближайшее время к вам на станцию должен прийти состав, в котором будут находиться три интересных нам вагона.
– Что за вагоны, что в них интересного и как их найти? – быстро спросил Папирус.
– Одно могу сказать определенно, – медленно вымолвил Рэм, – эти вагоны будут усиленно охраняться. Если мы найдем эти вагоны и вскроем, – улыбнулся, – гарантирую, навар будет отменный.
Папирус сверкнул глазами.
– Я только за…
* * *
Вслед за джипом полуторка затормозила у слабоосвещенного, безлюдного деревянного пирса. В окно машины Ермолай увидел контуры двухпалубного теплохода под названием «Степан Разин».
– Сергеев! – крикнул уже стоявший на пирсе капитан Ягодинок. – Организуй охрану и выдвигайся за мной.
Через минуту Ягодинок и Сергеев находились в рубке теплохода на второй палубе. Капитаном судна оказалась полная и грозная на вид женщина примерно сорока-сорока пяти лет с папиросиной во рту. Она явно недовольно с головы до ног осмотрела мужчин, бросила папиросину в урну.
– Из-за вас мы задержались здесь на семь часов! – с негодованием и пеной у рта грозно изрекла капитан. – А у нас на борту раненые с Ленинградского фронта, в том числе тяжело…
– Мы участвуем в государственно-важной операции, – решительно и строго прервал недовольную женскую тираду Ягодинок. – И за срыв ее вы можете пойти под трибунал, – слегка улыбнулся. – Давайте, уважаемая, ближе к делу, дабы никого не задерживать.
Женщина замолчала на две-три секунды, очевидно, осмысливая слова капитана. Ее большие, расширенные от праведного гнева глаза заметно сузились.
– Нам нужна отдельная каюта, – бросил Ягодинок.
Уже спокойно женщина вымолвила:
– Да, мне сказали. Мы тут ужались, как могли, и подготовили для вас отдельную каюту. Пойдемте, я вам ее покажу.
Удивительно проворно она выскользнула из помещения, последовали за ней и Ягодинок с Сергеевым. Они спустились сначала на первую палубу, затем еще ниже, в трюм. Немного прошли по полутемному коридору. Капитан остановилась у светлой двери, открыла ее ключом. Включила освещение в каюте, вручила ключ Ягодиноку и бросила:
– Прошу, располагайтесь товарищи…
* * *
Юго-восточная окраина пустыни Кара-Кум, участок советско-афганской границы…
По бескрайним грязно-желтым пескам с юга на север неспешно движется караван из десяти двугорбых и пяти одногорбых верблюдов. На двугорбых верблюдах находятся люди в восточных одеяниях и тюрбанах на голове, одногорбые верблюды нагружены различной поклажей. В конце августа в этих местах в дневное время нестерпимо печет вертикально стоящее яркое солнце, воздух наэлектризован…
Аэропорт Ташкента…
Оскар без каких-либо приключений пересек границу и добрался до Ташкента. В аэропорту он взял билет до города Куйбышева (в настоящее время Самара), места его постоянной дислокации. Этот город для резидента был выбран ведомством Риббентропа не случайно. Именно в этот город по разведданным предполагался, в случае необходимости (вернее, в случае неизбежной сдачи Москвы), переезд правительства СССР во главе со Сталиным…
* * *
Ягодинок и Сергеев заглянули в каюту. Она оказалась совсем небольшой, четырехместной (по бокам ее находились по две полки на двух уровнях) с задраенным иллюминатором посредине.
– Мы с вашим грузом не взлетим под небеса? – хмуро спросила капитанша.
– Гарантирую, наш груз не представляет никакой опасности, – улыбнувшись, изрек Ягодинок.
– И на том спасибо, – тяжело вымолвила женщина, развернулась и быстро ушла.
Ягодинок решительно шагнул в каюту, поднял рукой нижние полки и бросил Сергееву:
– Сюда вниз загрузим груз по пять ящиков на каждую сторону. Давай, Ермолай, наверх, организуй водителей и бойцов на перенос груза. Я буду здесь, ты сам находись у машины до конца выгрузки.
– Что делать с машинами? – спросил Ермолай.
– Обе машины направь в городское отделение НКВД, водители там отдохнут, а утром отправятся в свой Тихвин.
Ермолай весело изрек:
– Есть, – и быстрым шагом направился на выход…
* * *
Сортавала…
Барон фон Шоммер впал в истерический транс после того, как прочитал рапорт агента Росомахи (или Койво Вилорайнен).
«Мухель, которого я знал практически с детских лет, предал меня?! Предал Великую Германию?! – воскликнул в ярости барон. – За тридцать золотых монет?!».
Немного остыв, он решил, что Мухеля на предательство наверняка подбил агент Оракул. Барон пару раз видел агента в центре подготовки, знал также, что в интересах дела она заводила любовные интрижки с русскими.
«Это развязная, грязная бабенка сбила его с пути! Это она своей неудержимой алчностью сгубила нашу блестящую операцию! – рвал и метал барон. – Деньги вскружили голову Мухелю! Ригель тоже хорош, пропал после операции, решил разбогатеть! Приказал агенту Росомахе плыть в тыл к русским?».
Когда барон вернулся в нормальное состояние, то задумался, как об этом докладывать Канарису. А не доложить было никак нельзя. Во-первых, рапорт Росомахи официально зарегистрирован, и теперь агента не заставишь переписать его. Во-вторых, если это не сделает он сам, то непременно сделают другие, недругов у него хватало. Как отреагирует на все это Канарис? С пониманием всех трудностей работы разведчика или?.. И вот тогда барон может стать настоящим козлом отпущения за неудачную операцию «Золотой трезубец»…
Барон решил еще раз все обдумать и оттянуть доклад адмиралу. Ну а пока решил гульнуть и отправился на квартиру к пышногрудой блондинке, финке Хильде…
* * *
Ягодинок и Сергеев разместились на нижних полках, два бойца – на верхних. Как только теплоход тронулся, в каюте раздался глухой монотонный и неприятный шум. Более того, каюта даже, кажется, немного завибрировала и задрожала.
– Черт… – ругнулся Ягодинок. – Удружила жирная капитанша. Рядом с нами находится машинное отделение, постоянные шум и вибрация нам обеспечены.
– Сколько мы будем плыть? – спросил Ермолай.
– Идти, как говорят настоящие моряки, – ответил в раздумье Ягодинок. – Считай, брат. До Рыбинска примерно триста пятьдесят километров. Это по-хорошему, где-то, я думаю, порядка двенадцати часов хода на этом судне. Хотя, как мне помнится, нужно будет еще пройти кучу шлюзов, поэтому уйдут, видимо, все двадцать часов, а может, и более.
– Значит, можно будет основательно выспаться, – довольно и весело изрек Ермолай.
– Можно, – буркнул капитан.
Быстро и дружно перекусили. Затем все завалились на свои полки. Несмотря на очевидные неудобства, шум и вибрацию, усталость дала себя знать. И Ермолай очень быстро уснул…
* * *
Москва…
По распоряжению начальства Пол Гор добирался из Лондона до Москвы по воздуху окружным путем с многочисленными пересадками: марокканская Касабланка, нигерийский Лагос, йеменский Аден, иранский Тегеран, Куйбышев и Москва.
С подмосковного аэродрома Гор проследовал в посольство. Ночная и темная (в целях маскировки) Москва произвела гнетущее впечатление. Он со смешанными чувствами переступал порог посольства Великобритании. Правда, новый рабочий кабинет второго секретаря и по размерам, и по обстановке и общему убранству Гору очень даже понравился.
Во время перелета Гор неплохо выспался, поэтому сразу решил включиться в работу. Он запросил текущую военную и экономическую сводку по России, дипломатическую переписку. А также документы и материалы, над которыми работал в последнее время его предшественник Джулиан Карриган, включая данные по «золотому» эшелону и, разумеется, заключение о смерти и официальную ноту по данному факту СССР…
* * *
Ермолай проснулся от какого-то толчка. Открыв глаза, сразу понял, что их каюта немного наклонилась на один борт. В коридоре послышался топот ног и некий непонятный шум.
– Черт! – громко выругался также только что проснувшийся Ягодинок. – Неужели наше судно налетело на что-то? Так… Внимание! Я сейчас схожу на капитанский мостик и все узнаю. А вы, Сергеев и бойцы, просыпайтесь и будьте готовы ко всему, вплоть до эвакуации.
Сергеев принял сидячее положение, спустились вниз и сонные бойцы.
«Если мы на что-то налетели, – нервно раздумывал своей еще полусонной и определенно больной головой Ермолай, – то могла получиться и пробоина. А если судно пойдет ко дну, что будет с золотом? Впрочем, в воде ему ничего не будет, – вяло усмехнулся, – оно уже там было…».
Ягодинок открыл дверь, и тотчас из коридора в каюту устремился мутный поток воды.
– Всем быстро собраться и бегом наверх, – крикнул Ягодинок.
Вода с шумом стала быстро растекаться по полу каюты, уровень ее на глазах стал подниматься.
«А как же я брошу золото?!» – нервно воскликнул Ермолай, громко бросил:
– Товарищ капитан, вы с бойцами идите наверх и все узнайте. А я пока побуду здесь, присмотрю за нашим грузом, – и заскочил на свою, нижнюю полку.
– Давай, Сергеев, пока останься и присматривай тут, – согласился Ягодинок. – Но если вода поднимется метра на полтора, то выбирайся на верхнюю палубу.
– Понял, – ответил Ермолай.
Капитан и бойцы выскочили из каюты. Вода попрежнему прибывала, но уже медленнее. Из коридора доносились крики и возгласы, доносились и какие-то удары с передней части корабля.
«Очевидно, члены команды заделывают носовую пробоину», – решил Ермолай.
Вскоре вода уже достигла уровня нижней полки. Ермолай осторожно перешел на столик, расположенный между полками. Столик находился примерно на двадцать пять сантиметров выше нижней полки. Корабль как-то просел вниз сантиметров на десять, обо что-то ударился и еще более накренился.
«Возможно, мы легли на дно», – предположил Ермолай.
Уровень воды поднялся до края стола и, кажется, остановился, из коридора по-прежнему доносились крики и шумы.
«Точно, корабль лег на дно реки, – осматривая более чем на треть заполненную водой каюту, подумал Ермолай. – Теперь можно и на боковую», – и перебрался на верхнюю полку.
Под самым потолком он увидел небольшую, возможно, медную табличку:
«Очевидно, теплоход был построен в 1911 году и изначально носил это имя, – решил Ермолай и усмехнулся. – С таким названием кораблю ничего плохого не грозит».
Устроился поудобнее и стал наблюдать за уровнем воды в каюте…
* * *
Окрестности города Сортавала…
Барон фон Шоммер получил любопытное и одновременно долгожданное донесение из Вологды от своего агента. Оказывается, прошлой ночью русские под усиленной охраной загнали в крытое помещение железнодорожного депо три грузовых коричневых вагона. Рано утром вагоны вывели из депо, при этом один вагон был направлен на формирование к одному товарному составу, два других – к другому составу. Куда потом эти составы направились, агенту не удалось установить.
«Значит… – размышлял барон, – русские перегрузили золото из двух в один вагон, прицепили к товарному составу и отправили состав до нашей массированной бомбардировки Вологды…».
Барон взглянул на карту. Из Вологды железнодорожные пути расходились в четыре стороны: на запад – в сторону Ленинграда, на север – на Архангельск, на юг – на Москву и на восток – на Урал.
Барон задумался:
«Русские порой воюют не по правилам военного искусства, часто принимают непонятные решения. Казалось бы, им нужно было как можно быстрее вести золото от линии фронта дальше на восток. А они делают остановки… Зачем они перегрузили золото? Чтобы запутать его следы? Или по другой причине? Куда пойдет вагон с золотом? Как и было принято решение ранее, на Урал? Или в другое место? Движение на запад исключалось, а дальше были варианты. С наименьшей долей вероятности золото могли отправить в Москву, с наибольшей долей – на Урал… Что докладывать Канарису? Он требует только проверенные и перепроверенные факты…».
А еще нужно было доложить о рапорте агента Росомахи о Мухеле и Ригеле и как-то прокомментировать его.
Барон выпил рюмку коньяка и погрузился в тяжелые раздумья…
* * *
– Сергеев! Живой! – раздался из коридора корабля раскатистый голос Ягодинока.
– Конечно, – крикнул Ермолай. – А что мне будет, лежу и балдею на верхней полке. Вы там как?
– Я сейчас на лестнице стою. Я тебе в каюте в данный момент нужен, Сергеев?
– Нет, не ходите по воде, у меня все нормально. Какие там новости слышны?
– Наш корабль налетел на топляк, это затопленные давным-давно при сплаве бревна, получил пробоину и лег на дно, – крикнул Ягодинок. – Благо, тут неглубоко. Капитанша катит бочки на нас, мол, из-за нашего груза мы задели топляк.
– Не понимаю, при чем здесь наш груз? – бросил Ермолай.
– У них есть свой фарватер по реке Ковжа, мы сейчас по ней идем, – пояснил капитан, – ну или проход определенный по воде. Из-за нашего груза судно якобы, со слов капитанши, сильнее нормы просело. Вот мы и зацепили дном судна этот лежащий на дне топляк.
– И что теперь будет? – спросил Ермолай.
– Пробоину вроде бы заделали. Сейчас команда будет откачивать воду, это займет часа три-четыре. Ну и дальше пойдем.
– Я думаю, на этой залатанной посудине мы быстро не пойдем, – вымолвил Ермолай.
– Я доложил обстановку Истомину, он приказал не паниковать и ждать новых указаний. Я думаю, они там что-нибудь придумают.
Ермолай хотел спросить, как там эшелон с золотом, но не стал. Просто весело бросил:
– Значит, не будем паниковать. Вы там с бойцами где-нибудь устройтесь и отдыхайте, ведь ночь еще на дворе.
– Попробуем, – ответил Ягодинок. – Хотя, сам понимаешь, какой может быть сейчас спокойный отдых. Ну, давай не скучай там, маллей.
– Не буду.
Вскоре после ухода капитана из коридора послышались надрывные звуки моторов.
«Это, наверное, команда стала откачивать воду из трюма», – решил Ермолай…
* * *
Пермь…
Улыбающийся Рэм пришел в гости к агенту не с пустыми руками. Он выставил на стол бутылку водки, буханку хлеба, банку мясных и банку рыбных консервов.
Довольный гость сел за стол и устремил свой взор на хозяина. Уже сидевший на стуле Папирус внезапно достал своей единственной рукой из-за пазухи пистолет, направил его на Рэма и грозно вымолвил:
– Сиди спокойно и не дергайся.
– Ты что, белены объелся или самогоном обпился? – грозно изрек Рэм, явно не ожидавший такого поворота. – Убери свою пушку, я настоящей водки принес.
– Со мной-то все нормально, вот с тобой что творится, не знаю, – хмуро выдавил хозяин дома.
– Слушай, Папирус, – уже миролюбиво бросил Рэм. – Убери пушку и все толком объясни.
На самом деле он уже понял, что происходит. Но продолжал играть, оттягивать время и думать, как выйти из создавшейся ситуации. Удивленно бросил:
– Ты думаешь, я тебя накалываю с этим важным составом, прибывающим на вашу станцию?
– Я получил указание от резидента задержать тебя, – играя желваками на скулах и игнорируя слова гостя, грозно выдавил Папирус.
– Как это понимать? – вскинув вверх брови, удивленно изрек Рэм. – Едва как я убыл на проверки агентурной сети, назначили нового резидента? Черт-те что! Кто дал тебе указание?
– Оскар.
Рэм, конечно же, знал, кто скрывался за этим служебным псевдонимом. Оскара, или полковника Зумана, он неплохо знал по недавней прошлой работе и был о нем хорошего мнения. Одно время они даже считались товарищами. Но сейчас Оскар, безусловно, будет выполнять приказы Риббентропа. Рэм лихорадочно думал, как выйти из непростого положения.
На удивление быстро Риббентроп назначил резидента, – подивился Рэм. – Я его явно недооценил и проявил беспечность».
Тихо и миролюбиво выдавил:
– Подожди, Папирус, давай спокойно, без нервов разберемся. Это какая-то ошибка…
– Не буду я с тобой разбираться, – строго перебил хозяин. – Я просто выполню приказ. Там, кстати, сказано, что если невозможно будет взять живым, то можно и убить тебя. Только для твоей идентификации нужно представить резиденту фото.
– Ничего не понимаю, что-то напутали начальники, – продолжил свою линию Рэм. – Слушай, – улыбнулся-оскалился, – давай выпьем хоть. Может, хоть тогда я прозрею.
– Давай выпьем, – согласился хозяин. – Только сначала выложи все из карманов.
– Хорошо-хорошо, – быстро вымолвил Рэм, слегка раскачиваясь и отдвигаясь вместе со стулом от стола. – Сейчас, я сейчас.
Обе руки его полезли в карманы пиджака. Вот он левой рукой достал пистолет и, наклоняясь корпусом к столу, стал его медленно опускать. Хозяин напряженно смотрел на пистолет гостя. В это время правая рука Рэма незаметно и молниеносно опустилась к сапогу. И… через мгновение нож полетел в шею хозяина дома. Еще через секунду прогремел выстрел смертельно раненого хозяина, но мгновением ранее, уходя от пули, Рэм с шумом упал на пол…
* * *
Вода стала медленно-медленно убывать из каюты, и это, несомненно, порадовало Ермолая. Вместе с тем, все больше давала себя знать головная боль, да и в сон сильно клонило. Ермолай терпел и пытался держаться бодро, ведь он как-никак находился на охране груза. Пытался даже думать о чем-то постороннем, о чем-то приятном из своего детства. Тем не менее, вскоре както незаметно глаза его закрылись…
– Сергеев!
Ермолай проснулся и увидел прямо перед собой улыбающегося Ягодинока.
– Солдат спит – служба идет, – весело бросил капитан.
Ермолай протер рукой глаза и принял сидячее положение. Вода уже полностью ушла из каюты, да и их теплоход стоял ровно.
– Начальники сработали оперативно и нашли для нас катер, – весело вымолвил Ягодинок. – Сейчас мы на него перегрузим ящики и полетим с ветерком.
– Товарищ капитан, как дела у Истомина? – спросил Ермолай. – Все нормально? Где они сейчас?
– Нормалек, фашистов мы крепко запутали и сбили со следа, – весело бросил Ягодинок и взглянул на наручные часы. – Считай, они уже к месту своего назначения подъезжают. Давай поднимайся, маллей, сходи на воздух, дыхни. Зайди на катер, тот который пришвартован по левому борту теплохода, и присмотри место под ящики. Да, еще, направь ко мне наших бойцов, они будут переносить ящики к тебе на катер. Я здесь буду, пока не заберем последний ящик.
– Есть.
Ермолай вышел на палубу, уже начало светать. Невдалеке стояли и курили рядовые Кузнецов и Широких.
– Что нам делать, товарищ младший лейтенант? – спросил Кузнецов.
– Пока курите здесь, товарищи рядовые, – ответил Ермолай и увидел стоящий у левого борта серый, внешне уже достаточно потрепанный катер.
Подойдя к катеру, он увидел стоящего у штурвала мужчину с седой шевелюрой и седой бородой. Он был в морской темно-синей форме и курительной трубкой во рту.
– Здравствуйте, – бросил Ермолай. – Я младший лейтенант Сергеев. Вы капитан катера?
– Привет, – буркнул мужчина. – Я Сычев, капитан этого, когда-то торпедного, а сейчас полностью разоруженного грузопассажирского катера. Что повезем?
Неспешно выговаривая слова, капитан сильно окал.
– Небольшие ящики общим весом в шестьсот килограммов и четверо военных мужчин, – ответил Ермолай.
– Занимайте кубрик номер два, – показывая рукой в правую от себя сторону, ответил Сычев. – В первом кубрике находится команда катера, мой помощник и моторист.
– Ясно.
– Больных нет среди вас?
– Нет, – ответил Ермолай.
Он уже перешел на катер и двинулся в указанное направление. Через мгновение оказался в низком, небольшом, полутемном, прямоугольном помещении без окон. Оно оказалось каким-то унылым и практически пустым, только по бокам с трех сторон стояли лавки длиной в два метра. Ермолай стал прикидывать, где разместить ящики и где разместиться им самим.
Бойцы быстро перенесли ящики в кубрик и разместились на боковых лавках. Ягодинок – на третьей, центральной лавке, а Ермолай примостился на ящиках, составленных в ряд в центре кубрика.
– Эта посудина когда-то была торпедным катером, построена английской фирмой аж в 1913 году, – весело изрек Ягодинок. – Но на ней мы должны быстрее, чем на теплоходе «Степан Разин», дойти до Рыбинска. Когда-то посудина развивала скорость в тридцать пять узлов, сейчас, как заверил капитан, легко может дать двадцать узлов.
– Это сколько будет в километрах в час? – спросил рядовой Широких.
– Один узел – это одна морская миля, – ответил Ермолай. – А одна миля это примерно 1,8 километра. Значит, скорость в двадцать узлов означает тридцать шесть километров в час.
Последние его слова утонули в шуме моторов катера.
Через минуту они начали движение и достаточно быстро набрали приличный ход. Катер покачивало из стороны в сторону, в кубрике было шумно и как-то тоскливо.
После приема пищи все разместились на отдых на своих местах. По указанию капитана, Сергеев остался бодрствовать за дежурного…
* * *
Берлин, штаб-квартира Главного управления имперской безопасности (РСХА)…
Анализируя поступающую к нему по разным каналам и от разных источников информацию, Шеленберг понял, что ни Абвер, ни разведка Риббентропа, ни английская МИ 6 не смогут помешать перемещению русского золота. Тем более его захватить и вывезти из России. Шеленберг был даже в тайне рад неудачам своих немецких коллег по ремеслу. Он раздумывал, как использовать эту неудачную операцию Канариса и Риббентропа в своих интересах.
Шеленберг подготовил проекты двух подробных рапортов об операции «Золотой трезубец» и «Золото Северной пальмиры» со своими убийственными комментариями. Осталось только решить два вопроса. Вопервых, какой пустить рапорт, то есть по кому нанести удар: или по Канарису, или по Риббентропу? И, вовторых, на имя кого подать рапорт? Здесь тоже были варианты…
Шеленберг уже в который раз усердно просчитывал 336 все варианты. Честолюбивый и стремившийся к карьерному росту, он мечтал о руководстве единой зарубежной разведывательной службой Германии. В этом ему скрытно противодействовал Риббентроп. Но еще более мешал опытный и влиятельный в области разведки адмирал Канарис. Шеленберг склонен был нанести удар именно по нему…
Прямым начальником Шеленберга являлся обергруппенфюрер СС Гейдрих, Начальник политической разведки и полиции безопасности Третьего рейха (РСХА). Между Гейдрихом и Канарисом шли постоянные распри по вопросам разграничения разведывательной деятельности. И его рапорт, безусловно, подлил бы масла в огонь. Но Шеленберг склонялся представить рапорт начальнику Гейдриха – рейхсфюреру СС Гимлеру, рейхсминистру внутренних дел и начальнику всей полиции Германии. Шеленберг знал, что в высших эшелонах власти Третьего рейха идет непрерывная борьба за влияние на фюрера, между военными и полицией. Как активный участник этой борьбы Гимлер сможет наиболее эффективно использовать его рапорт. Шеленберг прекрасно понимал, что если его рапорт понравится Гимлеру, то он защитит его от ревнивого и недалекого по своему интеллекту Гейдриха…
* * *
Сидеть на ящиках было неудобно, да и в сон тянуло. Ермолай решил пройти на палубу катера. Выйдя наверх, он оказался в двух шагах от находящегося у штурвала капитана. Сычев сидел в кресле и тихо напевал старинную народную и, кажется, бурлацкую песню:
Уже полностью рассвело, светило солнце, по голубому небу плыли одинокие, небольшие белесые облака, блестела серебром голубоватая волна. Метрах в ста навстречу шла груженая лесом баржа, с другого борта виднелось вдали небольшое суденышко.
Оглядевшись по сторонам, Ермолай с удивлением обнаружил, что они идут по нескончаемой водной глади: ни справа, ни слева по борту, а также спереди и сзади не было видно берега.
– А где это мы находимся? – удивленно спросил.
– Мы идем по Белому озеру, местные жители называют его морем, даже ласково так, морем-кормильцем. Здесь белорыбица знатная водится, снеток, судак. А на берегах живности много всякой, а также грибов да ягод, – медленно, почти с любовью вымолвил капитан и резко, без перехода, добавил, – смотри, паря, просифонит тебя, захвораешь. Шел бы ты вниз, в кубрик.
То, что на палубе прохладно и ветрено, Ермолай отметил сразу. Зябко поежился и спросил:
– В город Рыбинск мы к концу дня придем?
– Посмотрим, загадывать не берусь, – нехотя ответил капитан.
Ветерок хорошо гулял по палубе, иногда и водные брызги долетали.
Ермолай заметил в небе немецкий самолет-раму. Он, кажется, следовал с севера на юг. В голову полезли невеселые мысли:
«Неужели он нас выслеживает?»
– Для нас фашистский самолет разведчик не страшен, – словно опровергая его тревожные мысли, вымолвил капитан. – Он высматривает крупные караваны или колонны и сообщает по радио о них в свой авиационный штаб. Такая мелочь, как мы, – усмехнулся, – его не интересует.
«Пожалуй», – согласился с ним Ермолай.
Успокоился и явственно почувствовал холодное дуновение ветра. Снова зябко поежился, бросил:
– Пойду вниз, – и вернулся в кубрик.
Ягодинок и бойцы безмятежно спали. Ермолай устроился, как смог, поудобнее, на ящиках. Дабы не уснуть, стал про себя напевать один музыкальный мотив.
Внезапно всплыло красивое, светлое лицо Ципок с серо-зелеными, холодными глазами.
«Нет, нет! – воскликнул Ермолай. – Она плохая, ее надо забыть и стереть из памяти! Напрочь и навсегда!».
– Подъем!
Ермолай открыл глаза, встрепенулся. Напротив него на лавке сидел сонный Ягодинок.
– Как дела, маллей? – спросил капитан.
– Все нормально, идем хорошо, – выдавил Ермолай. – Капитан катера сказал, что к ночи будем в Рыбинске, – улыбнулся. – Вот немного закемарил только.
Капитан неопределенно кивнул, взглянул на ручные часы и громко вымолвил:
– Так, товарищи военные. Привести себя в порядок, умыться холодной, озерной водичкой и будем обедать.
Обед прошел буднично, спокойно.
После обеда Ягодинок сказал Сергееву:
– Давай отдыхай, маллей.
Ермолай лег на лавку и, несмотря на шум мотора и качку, почти сразу уснул…
* * *
Москва, штаб-квартира Главного разведывательногоуправления Генерального штаба Красной армии…
Комиссар Голиков получил интересное донесение от подчиненного офицера, проходящего службу в Ладожской военной флотилии. На восточном побережье Ладожского озера обнаружены трупы четырех муж-чин и двух лошадей. В одном трупе, найденном в воде, опознали немецкого диверсанта, трое других мужчин являлись жителями ближайшего поселения Видлица. На берегу были обнаружены следы боя, предположительно между этими местными жителями и прибывшей на каком-то плавсредстве группой немцев. Немцы, очевидно, столкнувшись с вооруженными жителями, вынужденно приняли бой. Затем, оставив труп своего, ретировались…
Комиссар сразу связал группу немцев и спрятанное майором Мухелем в воде примерно в том районе золото из ленинградского спецэшелона. Он попросил адъютанта соединить его с майором Истоминым.
Услышав голос майора, комиссар сообщил о найденных трупах на Ладоге.
– Похоже, группа капитана Ягодинока совсем ненамного опередила немцев и забрала золото, – весело вымолвил майор.
– Да, очень похоже именно на это, – согласился комиссар. – Как у вас дела?
– Все хорошо. Подъезжаем к месту назначения, – бодро ответил майор. – Еще какие-то час-два, и мы будем в порту Молотовска.
– Груз из Госбанка уже находится в порту, с ним находится капитан Угрюмов.
– Ясно. Какие у вас, товарищ генерал, есть новости, связанные с операцией «Элегия»?
– Абвер, похоже, смирился с вашим исчезновением. По крайней мере, какой-либо чрезмерной активности агентурной сети мы не наблюдаем.
– Приятно слышать такое.
– Вместо погибшего Карригана прибыл в Москву второй секретарь посольства Великобритания. Это Пол Гор, высокопрофессиональный разведчик. Пока он ведет себя тихо, видимо, вникает в дела.
– А резидент от Риббентропа прибыл?
– По косвенным признакам назначение состоялось. Но кто это, когда прибудет в Россию и где конкретно будет находиться, нам пока неизвестно. Поиски Рэма в Перми пока, к сожалению, не принесли результатов…
* * *
– Сергеев, подъем!
Ермолай проснулся, с трудом открыл глаза и увидел перед собой Ягодинока.
– Давай поднимайся, маллей, мы уже в Рыбинске.
Ермолай сел, протер глаза и механически спросил:
– Который час?
– Одиннадцать вечера. Ермолай кивнул.
– Слушай меня, – энергично продолжал Ягодинок. – Этот капитан Сычев шумит, требует, чтобы мы выгрузились прямо тут на пирсе. Ему, видите ли, приказали нас доставить до Рыбинска и все. Несет, что ему надо срочно домой, он здесь живет, – зло выругался. – Ну, я ему, конечно, вправил мозги на место.
Окончательно проснувшись, Ермолай окинул взглядом кубрик, ящики и спросил:
– А где наши бойцы?
– Кузнецов и Широких наверху присматривают за капитаном и двумя его обормотами, членами команды, – ответил Ягодинок. – Я сейчас схожу в контору порта и позвоню Истомину, спрошу, что нам делать дальше. До моего прихода никакой выгрузки не должно быть. Ясно?
– Так точно, – по-военному ответил Ермолай и вслед за Ягодиноком направился к выходу.
На палубе катера стояли двое бойцов и рядом явно недовольный капитан Сычев. Он что-то энергично объяснял и размахивал руками. При появлении офицеров, Сычев замолчал, взглянул на них исподлобья, затем демонстративно отвернулся.
– Я в контору порта, – обозревая всех, грозно изрек Ягодинок. – До моего возвращения всем оставаться на местах. Младший лейтенант Сергеев, если кто-то не будет исполнять мой приказ и подчиняться, стреляйте на поражение. Идет война, и мы здесь не в игрушки играем. Всем все ясно? Сычев, тебе сейчас все ясно?
Сычев устало махнул рукой и сел в кресло перед штурвалом.
– Вот и хорошо, что всем все ясно, – по-прежнему грозно вымолвил Ягодинок.
Шагнул к борту, выпрыгнул на пирс и быстро зашагал в сторону небольших, одноэтажных портовых построек.
– Я пойду в кубрик к команде, – вяло бросил в никуда капитан и поплелся вниз, влево от штурвала.
– Кузнецов и Широких, можете присесть и перекурить, – бросил бойцам Ермолай, сам при этом присаживаясь в кресло у штурвала…
Хмурый Ягодинок пришел где-то через двадцатьдвадцать пять минут. Он подошел к Сергееву и тихо вымолвил:
– До Истомина не дозвонился. Позвонил в Москву нашему большому начальнику, комиссару Голикову. Он приказал, чтобы мы немедленно на катере выдвигались в Ярославль. Там на машине перевозим груз на городской железнодорожный вокзал, грузимся в вагон и двигаем на Москву.
Ермолай покачал головой.
– Да, брат, – подтвердил капитан, – такие поставлены перед нами задачи. Где Сычев?
– У себя в кубрике.
– Капитан Сычев! – громко крикнул Ягодинок. – На выход!
Вскоре показался недовольный, хмурый капитан.
– Приказ будет такой, капитан Сычев, – грозно изрек Ягодинок. – Немедленно выдвигаемся в Ярославль. Двигаемся на предельной скорости. Вопросы?
– Не поеду я, – далее следовала ненормативная лексика.
Ягодинок достал из кобуры револьвер, снял с предохранителя, направил его на капитана и строго выдавил:
– Последний раз спрашиваю, едешь? Если отказываешься, то я тебя как дезертира и пособника фашистам прямо сейчас на месте пристрелю. А катер поведет твой помощник.
Несколько секунд капитан думал.
Затем хмуро выдавил:
– Нашел пособника, – витиевато выругался. – Подчиняюсь вашей силе, капитан. Только нам, товарищи военные, заправиться надо.
– Значит, сначала на заправку, а затем как можно быстро в Ярославль, – убирая пистолет в кобуру, бросил Ягодинок.
Он, Сергеев и следом бойцы направились в свой кубрик. Через пару секунд взревел мотор катера…
* * *
Пермь…
В целях конспирации Рэм каждый день менял ме-сто своего нахождения в городе, дважды он сменил и внешность. После назначения Риббентропом на его прежнее место Оскара, организации его поиска и, как следствие, вынужденного убийства агента Папируса Рэм решил изменить свою жизнь. Ему было ясно, что вагоны с золотом или уже прошли Пермь, или они пошли другим путем, минуя этот город. Следовательно, ему уже нечего было делать в этом городе…
Рэму предстояло принять важное решение, каким образом покинуть Россию. Еще в Москве на английской конспиративной квартире он наметил три способа пересечения границы: сухопутный, водный и воздушный. А также три коридора: западный (через европейские страны), южный (Иран, Афганистан) и восточный (США). Теперь, принимая решение, Рэму также следовало учесть, что кроме Риббентропа за ним охотилась контрразведка русских и почти наверняка (после убийства Карригана) разведка англичан…