Ермолай едва не свалился с табуретки, вагон как-то вздрогнул и закачался из стороны в сторону. По всей видимости, где-то рядом с железнодорожным полотном разорвался снаряд или даже бомба, и взрывная волна докатилась до вагона.
Раздался громкий мат, это Ягодинок свалился с лавки и в полутьме никак не мог подняться. К нему подошли оба бойца.
– Не надо мне помогать, – грозно крикнул в их адрес капитан. – Я сам поднимусь.
Между тем взрывы стали слышны то спереди, то сзади, послышался и неприятный самолетный гул.
Ягодинок поднялся на ноги и недовольно бросил:
– Попали под атаку немецких самолетов.
– Что теперь будет? – жалостливо выдавил один из бойцов.
Ягодинок выругался и зло изрек:
– Если остановимся, разнесут нас в щепки…
* * *
Москва, здание Наркомата иностранных дел, кабинет заместителя Наркома Осиновского…
За круглым столом расположились трое сосредоточенных мужчин: хозяин кабинета, комиссар Голиков и Пол Гор. Перед каждым лежали небольшие темные папки.
– Итак, – после представления обращаясь к англичанину, вымолвил хозяин кабинета, – чем может быть полезен вам комиссар Голиков?
Гор слегка кивнул и, взглянув на Голикова, строго вымолвил:
– Во-первых, я хотел бы узнать, комиссар уверен, что Карригана убил немецкий агент Рэм?
– Да, уверен, – четко и быстро ответил комиссар.
– Во-вторых, вы уверены, что у Карригана и Рэма были взаимные личные интересы?
– Да, уверен.
– Какие конкретно?
– В официальной ноте все указано, более мне нечего добавить.
По лицу англичанина на секунду промелькнула едва заметная ироническая улыбка. Через две-три секунды он строго продолжил:
– В-третьих, когда вы поймаете Рэма, вы разрешите с ним пообщаться?
– Общения с ним уже не получиться, – невозмутимо ответил комиссар. – При попытке задержания Рэм оказал вооруженное сопротивление, и был убит. Вы можете в этом убедиться, – выложил из своей папки две черно-белые фотографии и передвинул их в сторону англичанина.
Гор взял фото в руки, внимательно рассмотрел и положил на стол.
– При нем нашли э… – замялся на секунду-другую, – что-нибудь особенное? – строго взглянул на комиссара.
У Рэма в портмоне были обнаружены два паспорта, на имя Голубцова и Форлана, значительная сумма в советских рублях и фунтах стерлингов Великобритании. В записной книжке установлены хитрые записи, над которыми работали шифровальщики. В голенище сапога находился кинжал, а в портфеле – золотой слиток. Но об этом Голиков не хотел информировать англичанина. Он спокойно выдержал взгляд и вымолвил:
– Рэм был слишком опытным агентом, чтобы возить с собой что-либо особенное.
– Или то, – с напором продолжал англичанин, – что могло бы свидетельствовать о связи с господином Карриганом?
Теперь едва заметная ироническая улыбка промелькнула на лице Голикова. Он отрицательно покачал головой и добавил:
– Разве что личное оружие немецкого разведчика – кинжал, которым был убит Карриган.
– Где вы обнаружила Рэма?
Голиков некоторое время раздумывал, затем ответил:
– На Урале…
* * *
Где-то впереди раздался мощный взрыв, поезд стал снижать скорость и вскоре вовсе остановился. Ягодинок с бойцами подошли к дверному проему и открыли его примерно на метр. Сразу в вагон ворвался яркий дневной свет, разнообразный шум и неимоверный гам. В проеме показались находящиеся невдалеке небольшие деревянные дома с зелеными палисадниками и бегающие рядом с составом военные и гражданские люди.
– Это что за деревня? – спросил Ягодинок проходящего по насыпи военного.
– Это город Александров.
– Черт! – громко выругался Ягодинок. – Не доехали до Москвы какую-то сотню километров!
Сергеев и бойцы сгрудились у дверного проема и с интересом наблюдали за всем происходящим.
– Всем оставаться в вагоне, – грозно бросил Ягодинок, – я пойду все узнаю, – и выпрыгнул из вагона.
В это время низко над ними пролетел немецкий самолет, где-то рядом застрочил пулемет, невдалеке раздался взрыв.
«Попали в переделку!» – воскликнул Ермолай…
* * *
Ленинград, управление НКВД …
Исполняющий обязанности начальника управления полковник Шадрин по своим каналам получил известие, что операция «Элегия» успешно завершена. Подумав, он решил поделиться новостью по телефону с Первым секретарем ленинградского обкома ВКП (б). Ведь именно Жданов должен был согласовать или не согласовать его назначение на должность начальника управления.
– Спасибо за хорошие новости, – выслушав сообщение, поблагодарил Жданов, – их нам так сейчас не хватает. Жаль только погибшего комиссара Иванова.
– Мда, – выдавил полковник.
– Кстати, закончено расследование о его смерти?
– Закончено, товарищ Жданов.
– И каков результат?
– Его отравила сильнодействующим ядом внедренная в наши органы немецкая агент-женщина.
– Даже в органы внедряют своих агентов! – воскликнул Жданов. – Хотя, – тихо добавил, – в какой-то мере он сам виноват, не разглядел врага.
– Увы. Поэтому нам нельзя терять бдительность.
– Вот именно, – поддержал партийный работник. – Коммунисты должны быть всегда предельно внимательны…
* * *
Не на шутку встревоженные всем происходящим, Сергеев с бойцами отошли от края вагона и присели на ящики. Они стали внимательно наблюдать в дверной проем. Через него в вагон стал проникать неприятный запах гари и пыли.
– Товарищ младший лейтенант, долго мы здесь будем торчать? – явно озабоченно спросил рядовой Кузнецов.
– Не знаю, – растерянно выдавил Ермолай. – Будем ждать капитана Ягодинока, он точно все прояснит…
Последние слова утонули в грохоте близкого взрыва, вагон слегка качнуло. Где-то рядом застрочил зенитный пулемет, послышались одиночные удары пуль о стены вагона. Снова раздался взрыв, на крышу вагона что-то с шумом упало…
В дверном проеме показался какой-то взъерошенный и растрепанный военный. Он громко крикнул:
– Что вы тут сидите! Вы же горите!
Сергеев быстро поднялся с ящика, бросил бойцам:
– Я выскочу, посмотрю, что там, – подскочил к проему и спрыгнул на землю.
Взглядом окинул вагон и заметил языки пламени на крыше вагона. Горели и некоторые другие вагоны состава, вокруг которых бегали люди.
«Да, горим! – недовольно воскликнул Ермолай. – И быстро потушить крышу мы своими силами не сможем! Надо спасать золото», – крикнул в вагон бойцам:
– Сдвигайте ящики к дверному проему, будем их вытаскивать на землю.
В это время мимо его два бойца в белых халатах на носилках с раненым военным поравнялись с их вагоном.
«Да это же Ягодинок!» – всматриваясь в раненого, воскликнул Ермолай и подбежал к нему.
– Товарищ капитан, товарищ капитан! – затараторил Ермолай, рассматривая бело-серое безжизненное лицо Ягодинока.
– Он вас не слышит, он тяжело ранен и контужен, – изрек один из бойцов в белом халате.
– Вы нам мешаете, – крикнул второй боец.
– Куда вы его? – спросил Ермолай.
– Сейчас на машину и в госпиталь.
Ермолай отступил от носилок, бойцы быстрым шагом проследовали дальше.
«Бедный капитан! – всматриваясь в удаляющихся бойцов в белом, горестно воскликнул Ермолай. – Как его здорово шандарахнуло! – обеспокоено подумал. – Что теперь будет с нами, с золотом?» – и глубоко задумался.
– Товарищ младший лейтенант! – обратился стоящий в проеме вагона рядовой Кузнецов. – Товарищ младший лейтенант! Что нам делать дальше?
Ермолай вернулся на землю, обернулся на голос. Все десять ящиков с золотом стояли на краю настежь открытого дверного проема. Между тем огонь с крыши вагона стал спускаться на стены.
«Что, что?!» – нервно повторил Ермолай и бросил взгляд на прилегающую к железнодорожному полотну территорию.
В метрах двадцати он увидел ровную и свободную площадку.
– Давайте переносите ящики на ту площадку, – показывая рукой, крикнул Ермолай…
Буквально тучи самолетов с пронзительным резким звуком продолжали барражировать, сбрасывать бомбы и обстреливать из пулеметов. Часть вагонов состава были исковерканы от прямого попадания бомб, остальные горели. Люди метались у вагонов, кто-то тушил огонь, кто-то вытаскивал раненых, кто-то тащил какие-то вещи… А кто-то, уже не в силах идти, просто лежал…
Кузнецов и Широких перенесли на площадку уже половину ящиков, когда на середине пути рядовой Кузнецов, не проронив ни слова, упал, словно подкошенный. А огонь меж тем охватил всю крышу, часть стен и подбирался к дверному проему вагона.
Ермолай подбежал и подхватил ящик, выпавший из рук рядового. Громко крикнул стоявшему с широко раскрытыми глазами рядовому Широких:
– Вперед, боец, вперед. Мы должны вынести все ящики.
В это время по насыпи пробежал гражданский мужчина. На ходу он крикнул:
– Вы что, сдурели? Немедленно бегите в укрытие!
Оставив ящик на площадке, Ермолай и боец побежали к вагону за следующим.
– Давайте оставшиеся четыре ящика составим пока на землю, – предложил Широких. – Иначе они могут самопроизвольно вспыхнуть, – махнул рукой в сторону приближающегося огня, – видите, как печет от огня.
– Верно, рядовой, – согласился Ермолай.
Они составили ящики на землю, затем понесли очередной, шестой по счету, на площадку. Боец совсем выбился из сил, тяжело дышал, постоянно спотыкался.
– Тебя не ранило? – спросил Ермолай.
– Да я ногу подвернул, – еле слышно вымолвил Широких, – и рука что-то болит.
– Давай отдохни, сходи посмотри, что там с Кузнецовым, – приказал Ермолай.
Он сам прошел к вагону и волоком по земле потащил к площадке седьмой ящик.
– Он еле дышит, – вскоре крикнул Широких.
– Иди на станцию, ищи медиков. Скажи им, чтобы они Кузнецова забрали в госпиталь, – бросил Ермолай.
– А как же вы одни, товарищ младший лейтенант?
– Давай быстро, это приказ!
Боец, спотыкаясь, поплелся к станции. У Ермолая ныла спина, болели руки и ноги, трещала и буквально раскалывалась голова. Но, несмотря на все это, он дотащил ящик до площадки и побрел к вагону за следующим…
* * *
Рига, особняк в старой части города, штаб-квартира регионального центра Абвер…
Барон фон Шоммер с суточной задержкой прибыл в Центр, виной тому пышногрудая блондинка Хильда. Ах, что она вытворяла в постели прошлой ночью!
В своем кабинете барон обнаружил письменный приказ адмирала Канариса. У него сразу испортилось настроение, с неприятным предчувствием стал читать…
«Этот седовласый угрюмый педант адмирал?! – прочитав приказ, воскликнул барон и выругался. – Отправить меня на майорскую должность! Куда? В туземный Каир?! В немецкий Африканский экспедиционный корпус генерал-фельдмаршала Роммеля?! Там же нет настоящей работы для профессионала!».
Барон сам себе налил почти стакан коньяку и выпил одним махом! Сел в кресло и задумался. Жидкость растекалась по телу, но настроение только падало. В памяти всплыли убиенные майор Мухель, Ригель, агент Оракул и другие лица, задействованные в операции «Золотой трезубец». Удача была так близка! Затем… жена Маргарет, сынишка Вилли… «Надо взять себя в руки, – прослезившись, решил через некоторое время барон. – Не так уж у меня все и плохо. Главное, меня не разжаловали и не отправили пехотинцем на восточный, русский фронт. Я остаюсь в разведке, и все еще можно поправить… А в Африке тоже можно жить, местное золото и драгоценные камни там дешевые, можно будет разжиться, – повеселел. – Говорят, что в Египте женщины исключительно сексуальны и весьма доступны…».
Довольно улыбнулся, еще более повеселел, быстро налил в стакан коньяка…
* * *
Выбиваясь из последних сил, Ермолай тащил волоком последний десятый ящик. Огонь уже охватил весь вагон, обгоревшая крыша рухнула на пол. Догорали и другие вагоны состава, железнодорожное полотно и прилегающая к нему территория опустели. Очевидно, израсходовав свои боезапасы, немецкие самолеты исчезли из вида…
– Врешь, не возьмешь! – скрепя зубами и подбадривая себя, твердил Ермолай, едва переставляя ноги.
Раздался неприятный, резкий гул низколетящего одиночного самолета, послышался свист пуль. Ермолаю обожгло икроножную мышцу правой ноги, что-то ударило по спине в районе левого плеча. Боль растекалась по всему телу, левая рука повисла словно плеть.
– Врешь, не возьмешь!
Превозмогая боль и усталость, Ермолай продолжил тащить ящик одной рукой.
Подбежал какой-то военный и бросил:
– Ты ранен, браток.
– Да, помоги дотащить ящик.
– Да брось ты его, надо самому спасаться.
– Ты военный?
– Да, сержант Крачевский.
– Я младший лейтенант Сергеев, нахожусь на спецзадании, прошу, помогите мне.
– Ну, это другое дело.
Сержант помог дотащить ящик.
– А теперь слушай приказ, сержант, – превозмогая боль, тихо вымолвил Ермолай. – Сейчас бегом к дежурному офицеру по станции. Скажешь, чтобы он дозвонился до комиссара Голикова, твердо запомни, комиссара Голикова. И передал ему, что младший лейтенант Сергеев находится с грузом на станции города Александров. Понял?
– Понял.
– Бегом, сержант Крачевский.
– А как же вы? Вас надо пере…
– Бегом… – далее следовала ненормативная лексика.
– Есть…
Сержант убежал. Ермолай, совсем выбившись из сил, лег на ящики спиной, стараясь плотнее прижимать места ранения, ногу и плечо. Тело все буквально пылало, голова кружилась, глаза безвольно слипались. Мысли путались в голове:
«Пока сержант дозвонится… пока комиссар Голиков доедет… Мне нельзя спать, надо стеречь золото…».
С усилием открыл глаза: по голубому небу неспешно плыли в никуда белесые облака…
* * *
Восточная Пруссия, вилла в Штейнорте, резиденция рейхсминистра Риббентропа…
В небольшой деревянной беседке стояло креслокачалка. Слегка раскачиваясь в нем, Риббентроп рассматривал каталог ценностей, захваченных сотрудниками министерства в странах Восточной Европы. За каждой приобретенной работой или, вернее, произведением искусства (отбирались самые ценные и уникальные работы) стояла своя история: история создания, история существования, наконец, история попадания в его руки. Рейхсминистр любил порой в спокойной непринужденной обстановке поразмыслить на эти темы…
Тихо подошел адъютант с небольшим подносом в руке.
– Прошу прощения, господин рейхсминистр, срочное донесение.
Риббентроп взял с подноса полулист бумаги, быстро прочитал и положил обратно. Задумчиво вымолвил:
– Свободен.
Адъютант незамедлительно удалился.
Риббентроп получил известие о смерти в России Рэма, прекрасного агента и, еще недавно, его хорошего товарища. Рейхсминистр знал, что по статистике трое из четверых нелегальных агентов погибают на задании. Гибель же Рэма – другая, отдельная и печальная история. Еще два месяца назад гибель Рэма означала бы катастрофу. Но сейчас…
Вскоре Риббентроп снова с интересом рассматривал каталог захваченных ценностей. Но вот он отвлекся от каталога и задумался:
«Военные уверяют, захват Ленинграда состоится в самое ближайшее время. Петербург двести лет был столицей могущественной Российской империи. В город и его многочисленные пригородные дворцы стекались всевозможные ценности и шедевры искусства, чуть ли не со всего света! – довольно улыбнулся. – Что-то русские, разумеется, успели уже вывезли… Но, безусловно, предстоит интересная работа… Да, и уже сейчас надо к ней серьезно готовиться…».
* * *
Ермолай открыл глаза и увидел перед собой строгое девичье лицо в белой косынке. Лицо улыбнулось, изрекло пухленькими губами:
– Оклемался, вот и хорошо.
– Где я?
– В военном госпитале, я медсестра Мила.
Тело Ермолая неприятно ныло, своих рук и ног он не чувствовал, голова была словно чугунная.
– Лежи спокойно, не шевелись и не говори ничего, тебе необходим полный покой.
– Что со мной?
– Ранения у тебя, можно сказать, несерьезные, но при доставке в госпиталь ты потерял много крови. Сейчас к тебе придут.
Медсестра исчезла, Ермолай закрыл глаза…
– Здравствуй, герой! – внезапно раздался бодрый мужской незнакомый голос.
Ермолай открыл глаза и увидел улыбающееся, незнакомое мужское лицо.
– Я комиссар Голиков, большое спасибо, тебе Сергеев.
Ермолай напрягся и выдавил:
– Груз вы…
– Все получено в полном объеме и уже находится в хранилище Госбанка. Не волнуйся, Сергеев, операция успешно завершена, ты молодец. Лежи и поправляйся…
– Свидание закончено, – раздался откуда-то строгий женский голос.
– Давай держись, брат Сергеев, и поправляйся. У нас впереди много интересной работы, мы ждем тебя. Завтра тебя навестит майор Истомин, ночью он прилетает с Севера. Да, чуть не забыл, твоя мама обосновалась с заводом в городе Ирбит, это в Свердловской области. На днях ты получишь от нее письмо…
На следующий день самочувствие Ермолая заметно улучшилось, он находился в сознании. С утра делали уколы, пичкали таблетками, кормили кашей и поили водой. Молоденькая медсестра Мила просто порхала перед кроватью.
Ближе к обеду в гости пришел улыбающийся майор Истомин и… сосредоточенная Ирина Лазо. Они сели на рядом стоящие стулья, как-то несмело переглянулись между собой. Ермолай с усилием улыбнулся, он был рад видеть их обоих. Но после краткого приветствия сразу спросил о капитане Ягодинок.
Майор посуровел лицом и горестно ответил:
– От взрыва авиационной бомбы капитан получил контузию, он ослеп и оглох. Потом уже лежачего его прошила пулеметная очередь в четырех местах. Медики говорят, жить будет, но как, понимаешь ли, неясно. А вот бойцы ваши, Кузнецов и Широких, – продолжил веселее, – чувствуют себя неплохо, тебе большой привет передавали.
«Жаль-жаль Ягодинока, – тихо загрустил Ермолай, в памяти на секунду-другую проскочили все перипетии операции с золотом на заключительном этапе. – Мужик он, что надо…».
– Ермолайчик, выше нос, – весело бросила Ирина.
Ермолай с усилием улыбнулся, мужественный широкоплечий Истомин и хрупкая Ира рядышком неплохо смотрелись.
Майор наклонился ближе к больному и тихо вымолвил:
– В связи с неудачами на фронтах предстоит перевозка различных ценностей вглубь страны, в том числе и из московского хранилища Госбанка. Комиссар Голиков сказал, что ты обязательно будешь участвовать в перевозках. Да, если ты не против, то тебя переведут к нам в управление.
Ермолай вспомнил, как ему присвоили офицерское звание, и выдавил:
– Не против.
– Отлично. Еще Голиков сказал, что ты будешь представлен к правительственной награде. Так что, брат, давай поправляйся побыстрее, впереди уйма интересных событий.
– Есть, поправляться побыстрее…