Утром в автобусе Сергеев оказался рядом с Сапегой. Вид у начальника был явно не бодрый, он слегка подкашливал и сопел. Полковник Норейко сразу закурил свою папиросу.
— Федор Иванович, — строго обратился к нему Сапега, — вы здесь не одни, затушите, пожалуйста, свою папиросу.
Норейко с явным неудовольствием, что-то бубня под нос, выполнил просьбу.
Немного покружив по сонной еще Перми, они выехали на загородное шоссе. Ермолай смотрел в окно. Осень уже основательно вступила в свои права. Грустным и пожелтевшим стоял лиственный лес вдоль дороги. А вот в небе показалась стая перелетных птиц…
* * *
Они были в пути уже час. Норейко, Истомин и Ноздрин дремали, Сапега смотрел в окно.
— Куда мы едем, Василий Васильевич? — спросил Ермолай начальника.
— В небольшой город Кунгур, это примерно 90 километров от Перми.
— Там есть хранилище?
— Мне известно, что в 7 километрах от Кунгура, на реке Сылва, есть карстовая пещера. Образовалась она, наверное, миллионы лет назад, пещера в мраморном грунте. Силами НКВД к пещере сделана дорога, оборудовано место у входа, сама пещера относительно выровнена, длина ее порядка километра, она освещена. Наша с тобой задача, как и в Тагиле, оценить пещеру с точки зрения возможности хранения в ней наших металлов. Если она будет пригодна, то сделать расчеты по видам и объемам металлов.
Сапега взглянул на высовывающийся из-под кителя Сергеева свитер и бросил:
— Ты молодец, тепло оделся. А я вот как-то не рассчитал и не взял ничего теплого, да и жена не подсказала.
«Предстоит снова долго находиться в холодном подземелье, — невесело подумал Ермолай. — Молодец мама, положила свитер, очень и очень кстати…».
* * *
Москва, улица Неглинная, главный офис Госбанка СССР
Председатель Госбанка с утра работал с документами. Перед ним лежала докладная записка начальника Управления по развитию банковской сети. Записка была посвящена вопросам эвакуации контор и отделений Госбанка с прифронтовых территорий страны. Такие записки Булганин, увы, читал и принимал по ним решения два раза в неделю…
Открылась дверь и вошла секретарь.
— Николай Александрович, звонил начальник транспортного управления. У них пропал начальник отделения Соколов Сергей Сергеевич.
Булганин взглянул на женщину.
— Как пропал?
— Вчера ушел с работы и домой не приходил. А сегодня не вышел на работу. Звонила взволнованная и встревоженная жена, она не видела мужа со вчерашнего утра.
Булганин помнил и знал многих своих сотрудников. Вспомнил он и Соколова, полноватого мужчину в очках. Отменного работника и безобидного человека… а также круг его обязанностей…
«Загулять он точно не мог, — решил твердо и начал раздумывать о своих дальнейших действиях в связи с пропажей сотрудника в условиях войны. — Что я должен делать по новым указаниям? Так… Сначала сообщить, а потом организовать поиск. Соколов э… косвенно задействован в операции «Призрак». Значит, я должен…», — вымолвил:
— Срочно соедините меня с комиссаром Голиковым из Наркомата обороны.
* * *
— Приехали, товарищи! Можно выходить!
Сергеев проснулся и стал озираться по окнам автобуса. С одной стороны он увидел медленно текущие воды реки. С другой — поднимающийся примерно на высоту 50 метров высокий берег, поросший слегка пожухлой травой.
Группа вышла из автобуса. Возле них оказался очень худой, с пожелтевшим болезненным лицом полковник НКВД.
— Разрешите представиться, — выдавил он простуженным голосом. — Полковник Чивилев, начальник объекта «Капля».
Члены прибывшей группы поздоровались с полковником.
— Веди, Чивилев, на свой объект, — бросил Норейко.
— Прошу, товарищи, — изрек Чивилев, рукой показывая направление движения.
— А почему «Капля»? — спросил Истомин.
— Так в шутку окрестил один инженер, — ответил начальник хранилища. — Он когда обследовал пещеру, на него сверху постоянно капли воды падали. Правда, мы сейчас решили этот вопрос. Ну, а название как-то прижилось, стало официально кодовым.
Прошли метров двадцать, впереди в каменистой породе показалась черного цвета дверь размера примерно три на три метра. Возле нее находились на посту два бойца с винтовками.
Дверь заскрипела и раскрылась наполовину.
— Все внимательно фиксируйте, Сергеев, — строго бросил Сапега. — Потом обсудим.
Группа вошла в образовавшийся большой проем.
— Ширина хранилища порядка 8–10 метров, — пояснял полковник Чивилев, — высота от 5 до 6 метров, глубина или длина порядка одного километра.
«Ого! — воскликнул Ермолай. — Сколько же можно сюда набить металлов?» — и стал мысленно делать расчеты…
* * *
Группа часа два бродила по хранилищу. Оно производило такое основательное, солидное впечатление. Пол, потолок и стены почти повсеместно были из коричневого, с разными оттенками, мрамора. На взгляд Ермолая, хранилище было вполне готово принимать металл, причем в большом количестве. Его можно было завозить на машине в самые отдаленные места пещеры. Тем не менее, хмурый Сапега выдал ряд строгих замечаний как по хранилищу, так и по прилегающей территории. Начальник хранилища их спокойно принял и сделал записи в блокноте.
— Все будет незамедлительно выполнено, Василий Васильевич, — заверил полковник.
— До ближайшей железнодорожной станции далеко? — спросил Сапега.
— В 5 километрах находится станция Лесная, она сейчас расширяется и реконструируется.
На улице Сапега капитально раскашлялся.
— Вас надо срочно лечить, — констатировал начальник хранилища. — Сегодня организуем баню с вениками, привлечем специалиста по народным травам…
— Да ему нужен стакан водки с перцем и 12-часовой сон, — вставил Норейко.
— Спасибо за заботу, — хмуро вымолвил Сапега, — но давайте поедем в Пермь. Нам надо с Сергеевым сделать расчеты и прикидки, потом доложить в Москву. Ну, а там уж видно будет.
Группа быстро попрощалась с начальником хранилища и направилась к автобусу.
— Чтобы болячки не приставали, — куражился Норейко, — надо регулярно заниматься профилактикой, — при этом звонко щелкнул пальцем по горлу.
— Так и спиться можно, — весело вставил Истомин.
— Надо знать норму, — не унимался веселый Норейко. — Но согласен, товарищи, — рассмеялся, — что у всех она разная…
* * *
Москва, штаб-квартира Главного разведывательного управления Генштаба Красной армии, кабинет начальника
После тревожного звонка председателя Госбанка страны, комиссар Голиков навел некоторые справки. Обдумав ситуацию, пригласил своего заместителя, полковника Селезнева.
Генерал сообщил заместителю о звонке Булганина и странном исчезновении сотрудника Госбанка Соколова.
— Вы думаете, что это связано с операцией «Призрак»? — спросил полковник.
— Мы должны отработать все возможные варианты. Кстати, заслуживает внимания и полученная информация от соседки-пенсионерки по квартире Сапеги. Древняя, но зоркая бабуся сообщила, что к домработнице Сапеги, некой Лизе Жохиной, приходил мужчина, и что он оставался на ночь. А эта домработница фактически жена Сапеги, намного его моложе. Улавливаешь мою мысль?
— Пока нет. Ну, завела молодая женщина любовника, ну и что?
— Разве ты не знаешь, что порой мужья дома многое рассказывают своим женам, в том числе и госсекреты выдают. А жена-домработница потом вольно или невольно может что-то брякнуть в постели и любовнику. Теперь улавливаешь?
— Да…
— Бросай все дела и серьезно займись этими случаями, надо все проверить. Мы должны быть на 100, на 1000 процентов уверены, что они не связаны с операцией «Призрак». Да, вот еще, возьмите в Госбанке фото Соколова, передайте в органы внутренних дел и объявите его в розыск…
* * *
Сапега продолжал неприятно кашлять и в автобусе. Глаза его слезились, нос набух, он сморкался в носовой платок. Норейко, косясь на него, на сей раз курить не стал.
— Василий Васильевич, тут у меня есть НЗ, медицинский спирт, — предложил майор Ноздрин. — Не желаете согреться?..
— Спасибо, нет, — резко отрезал Сапега.
Он пригласил сесть поближе Сергеева и тихо, с заметной хрипотцой в голосе, вымолвил:
— Я, очевидно, сильно простыл в хранилище «Каменная гора». Не сегодня, так завтра могу свалиться. Поэтому, давай прямо сейчас мы с тобой прикинем ситуацию по обоим хранилищам.
— Хорошо, Василий Васильевич.
— Давай рассчитай, сможет ли золото и платина войти в хранилище «Каменная гора».
— Хорошо, — ответил Ермолай и приступил к расчетам.
Сапега по-прежнему продолжал кашлять, а также чихать.
— Ермолай, может, тебе помочь? — спросил Истомин.
— Спасибо, не надо, — ответил Сергеев и продолжил расчеты.
Минут через пятнадцать, обращаясь к определенно нездоровому на вид Сапеге, он вымолвил:
— Василий Васильевич, эти две позиции запросто разместятся в «Каменной горе». Еще 10-процентный резерв останется.
— Замечательно, — тихо и определенно с трудом вымолвил Сапега. — Ну, а серебро без проблем можно будет разместить в «Капле».
— Совершенно верно.
— Больше нечего смотреть, время не ждет.
Ермолай вопросительно смотрел на начальника. Тот хрипло-натужно пояснил:
— Понимаешь, Сергеев, по плану нам предстояло в районе Соликамска обследовать еще одно предполагаемое хранилище, — громко раскашлялся. — Это порядка 200 километров от Перми на север, — чихнул. — В том районе добывали каменную соль, ну и образовались многочисленные пустоты… — снова забил кашель…
* * *
На горизонте показались пригороды Перми.
— Нам надо пообедать и доложиться в Москву, — сказал Норейко. — Куда сначала, Василий Васильевич? В областное управление НКВД для доклада? Или разместиться в гостиницу?
Сапега хотел ответить, но его задушил кашель.
«Тает мужик ну просто на глазах», — грустно подумал о начальнике Ермолай.
Прокашлявшись, Сапега тихо и с усилием прохрипел:
— Сначала надо доложить… — снова начался кашель.
— Вам надо срочно к врачу, — изрек Истомин.
— В областном управлении есть дежурный врач, — бросил Норейко…
* * *
Сапега с трудом вышел из автобуса. Поддерживая его, Ермолай встал справа, с другой стороны пристроился Истомин. Таким образом, они вошли в здание областного управления НКВД, затем прошли в кабинет начальника, генерала.
— Пожалуйста, оставьте нас одних, — грозно приказал Норейко хозяину кабинета.
Удивленный генерал поднялся со своего кресла, но молча направился к выходу.
— Можете пригласить дежурного врача, — бросил вслед уходящему Истомин. — Но пока пусть он находится в приемной.
Сапега разместился в кресле начальника и стал набирать по телефону номер. Услышав номер абонента, с трудом прохрипел:
— Николай Александрович… — и громко раскашлялся.
Сапега кивнул Сергееву и передал ему трубку.
— Здравствуйте, Николай Александрович. Это Сергеев Ермолай говорит.
— Здравствуйте. Что с Василием Васильевичем?
— Он во всей видимости простудился в хранилище и заболел.
— Плохо. Тогда докладывай ты.
— Есть. Мы с Василием Васильевичем сделали расчеты по двум хранилищам. В «Каменную гору» можно размещать золото и платину, в «Каплю» — серебро.
— Вы считаете, что все войдет в два хранилища?
— Совершенно верно, еще останется 10-процентный резерв в «Каменной горе» и примерно 50-процентный в «Капле».
— То есть, другие хранилища не стоит смотреть.
— Не стоит.
Несколько секунд Булганин раздумывал.
Затем вымолвил:
— Хорошо, так и решим, вылетайте в Москву. И смотрите там за Сапегой, до свидания. Да, вот еще, ваши предложения по вагонам и малой механизации при загрузке и выгрузке приняты. Уже начаты работы в этом направлении. Еще раз до свидания.
— До свидания.
Все присутствующие мужчины внимательно-выжидательно смотрели на Сергеева.
— Ну, что? — хрипло выдавил Сапега.
— Все наши предложения приняты, — вымолвил Сергеев. — В том числе и по вагонам, и по лебедкам, и по хранилищам. Другие хранилища смотреть не стоит.
— Отлично! — весело бросил Норейко. — Шабаш! Теперь можно и доктора приглашать.
Истомин выглянул из кабинета и пригласил доктора. Вошла женщина в белом халате и шапочке на голове. Она сразу прошла к Сапеге, внимательно его осмотрела, потрогала рукой лоб, проверила пульс. Ни слова не говоря, доктор быстро вышла и вскоре вернулась. За ней следом появились двое военных с носилками в руках.
— Доктор! Поясните, что с нашим товарищем? — воскликнул Норейко.
— У него пневмония, иначе говоря, воспаление легких, возможно двустороннее, — строго изрекла женщина. — В его возрасте это очень опасно и чревато серьезными осложнениями. Больного нужно срочно госпитализировать, ему нужен постельный режим и интенсивное лечение.
— Мне надо в Моск… — кашель не дал договорить Сапеге.
— Вы в настоящее время не транспортабельны, — решительно отрезала доктор.
Между тем, вошедшие военные уже укладывали Сапегу на носилки. Сергеев грустно смотрел на беднягу-начальника и невесело раздумывал:
«Как же… что же… теперь я без него?..».
— Он — лицо государственной важности. Поместите его в отдельную палату, — строго вымолвил доктору Норейко. — Это приказ. Мы приставим к нему для охраны офицера…
Совсем разбитого Сапегу увезли в госпиталь. Норейко, Истомин, Сергеев и Ноздрин отправились на автобусе в гостиницу. Ехали молча, каждый думая о своем.
Прибыв на место, сразу прошли в ресторан, расположились за столом.
— Эх, проголодался что-то я сегодня, — потирая руки, бросил весело Норейко, похлопал по плечу сидящего рядом хмурого Сергеева. — Не переживай, Ермолай, через 5–7 дней вылечат твоего Сапегу. Задачу государственной важности на данном этапе свою мы выполнили. Самолет на Москву я заказал, как будет нужный борт, нас оповестят, посадят и отправят с ветерком.
Две улыбающиеся розовощекие официантки принесли закуски и напитки. Норейко, плотоядно обозрев девушек, весело бросил:
— Эх, пермячки-девочки, как вы хороши!
Ноздрин быстро разлил спиртное.
— Товарищи, — поднимая свою рюмку, вымолвил Норейко, — предлагаю выпить за нашу удачную экспедицию.
— И нашу скорейшую новую встречу, — весело поддержал Ноздрин…
* * *
Москва, штаб-квартира Главного разведывательного управления Генштаба Красной армии, помещение тира в подземном этаже
На огневом рубеже с пистолетом в руке находился комиссар Голиков. Он стреляет в расположенную в 25-ти метрах мишень гитлеровского солдата. Пули ложатся точно в цель.
В тир входит сосредоточенный полковник Селезнев с папкой в руках. Комиссар боковым зрением замечает его, опускает пистолет, ставит на предохранитель и опускает на барьер.
— Проходи, Сергей Михайлович, и излагай, — бросает Голиков.
Полковник подходит к комиссару.
— Печальные новости, товарищ комиссар.
Достает из папки фотографию и передает генералу.
На черно-белом фото изображен лежащий на полу мужчина. Из одежды на нем были трусы и носки, рядом на полу лежали разбитые очки. Глаза у мужчины были закрыты, возле одного запечатлелся синяк, на теле были видны синяки, кровоподтеки и порезы.
— Это пропавший сотрудник Госбанка Соколов, — поясняет полковник. — Участковый района делал обход и в одном из подвалов на улице Солянка и увидел труп. По фото он опознал Соколова и сообщил по инстанции, милиция ведет расследование. Я сообщил в Госбанк, их представитель направлен в морг на опознание.
— На теле видны следы побоев. На него могли напасть бандиты или… малолетняя шпана. Избить, ограбить, затащить в подвал и бросить умирать, — тихо и печально рассуждал комиссар. — Но я склонен думать, что это первый труп в рамках операции «Призрак».
— Что интересно, — продолжал полковник, — в одном носке бедняги была найдена купюра в десять фунтов стерлингов.
Комиссар вяло усмехнулся.
— Не шпана. Совершенно точно, труп в рамках операции «Призрак». Поэтому наш сотрудник должен участвовать в милицейском расследовании. Интересно узнать, от чего он умер…
* * *
Изобильный обед затягивался, присутствующие мужчины раскраснелись и разговорились. Особенно усердствовал хозяин Ноздрин…
Слегка опьяневший Сергеев поднялся из-за стола часа через два.
— Ермолай, направить к тебе женщину в номер? — весело спросил раскрасневшийся, с горящими глазами Норейко. — Голодную и охочую до мужика женщину? А?
— Нет, не надо.
— Ну и дурак ты, брат, — бросил полковник, — надо ловить приятные минуты жизни. Вот сейчас мы сыты, обуты, здоровы и в тылу. А завтра, между прочим, можем оказаться в окопах на линии фронта. Да! И будем смотреть смерти в лицо.
«Логика в его словах, конечно, есть», — усмехнувшись, подумал Ермолай.
Поблагодарил за ужин и пошел в свой номер.
Буквально через минуту вошел в номер и Истомин. В этот момент Сергеев раздумывал о бедняге Сапеге, о том, как будет работать дальше без него.
— Нужно, наверное, сообщить родственникам Сапеги о его болезни? — спросил Ермолай, всматриваясь в лицо майора.
— У нас секретная операция, и никому ничего сообщать нельзя, — строго отрезал Истомин. — Уверен, разведки многих стран мира заплатили бы большие деньги за информацию о нашей операции.
«Ну, дела!» — воскликнул Ермолай и снова спросил:
— Как думаете, Николай Максимович, когда будет самолет?
Майор завалился на кровать.
— Может вечером, может ночью, а может и завтра. Ты бы лучше матери черкнул письмишко, только, конечно, о нашей миссии ни слова. У меня в офицерской сумке можешь взять чистый конверт.
«Действительно, — согласился Ермолай. — Надо черкнуть маме, когда еще выдастся удобный случай».
Сел за стол и быстро написал коротенькое послание, запечатал в конверт.
После этого лег на кровать и вскоре уснул…
* * *
Пермь, военный госпиталь
В палате горит тусклый свет. На кровати укрытый простыней лежит и очевидно спит седовласый мужчина. Невдалеке у столика сидит на стуле и борется с дремотой женщина в белом халате.
Вот мужчина открывает глаза и медленно осматривается по сторонам. Медленно изрекает:
— Сестра.
Женщина поднимает голову в сторону больного.
— Мне нужно срочно позвонить… — кашель заглушает слова больного.
Женщина поднимается и выходит из палаты. Через три-четыре секунды входит капитан милиции. Обращаясь к больному, он говорит:
— Товарищ Сапега, вам не положено звонить.
— Мне нужно позвонить по телефону.
— Не положено.
— Мне необходим один короткий звонок. Я имею воинское звание полковника. И приказываю вам, капитан, принести сюда телефонный аппарат.
Выполнять!
* * *
Москва, Метростроевская улица
На кровати обнаженные мужчина и женщина неистово занимались сексом.
Вот из соседнего помещения послышался телефонный звонок. Любовники прекращают свое занятие, женщина быстро встает и направляется в соседнюю комнату.
Через минуту она возвращается и снова ложится в постель.
— Кто же это ночью звонит? — обнимая ее, удивленно изрекает мужчина.
— Благоверный мой, — криво ухмыляется женщина. — Сказал, что задерживается в командировке, — чертыхнулась, зло добавила. — Видите ли, работы много, — грязно ругнулась. — Хоть бы и вовсе не приехал.
— Милая, где он сейчас?
— Сказал, что в Перми.
— Ха! — восклицает мужчина. — У черта на куличках! А мы с тобой здесь отдыхаем и наслаждаемся…
* * *
Сергеев проснулся от стука в дверь. Вместе с ним поднялся и Истомин. Он и открыл дверь. На пороге оказался улыбающийся майор Ноздрин.
— Собираемся, товарищи, и спускаемся вниз.
— Дали самолет? — зевая, спросил Истомин.
— Дали.
Ермолай взглянул на часы, они показывали три часа ночи.
— Не знаете, как дела у Сапеги? — спросил Истомин.
— Его нашпиговали лекарствами, отдыхает ваш товарищ, — ответил Ноздрин и вышел из номера.
Истомин и Сергеев быстро собрались. Вместе с Ноздриным покинули номер и спустились на улицу. У входа стоял и курил папиросу хмурый Норейко. Погода определенно не радовала, небо было затянуто темными облаками, ощущались порывы колючего, неприятного ветра.
Ермолай опустил письмо в висевший у входа почтовый ящик и проследовал за товарищами в синий автобус…
* * *
Москва, Метростроевская улица
Из квартиры вышел стройный, молодой рыжеволосый мужчина в светлой рубашке и брюках. Он быстро прошел к лестничному проему и стал спускаться вниз. Несколькими секундами позже из квартиры напротив вышел также молодой светловолосый плечистый мужчина в сером костюме и стремительно помчался вниз по лестнице.
Рыжеволосый мужчина в светлой одежде вышел из подъезда, прошел к проезжей части дороги и стал голосовать. Движение транспорта в ранний час было небольшим. Но вот остановился неспешно проезжавший зеленый грузовик. Рыжеволосый мужчина заскочил в кабину и машина тронулась. В это время из подъезда выскочил светловолосый мужчина в сером костюме и стал кому-то махать рукой. Между тем, зеленый грузовик завернул за угол, а к светловолосому мужчине подъехал легковой автомобиль.
— Давай гони за грузовиком, — заскакивая в авто, бросил водителю светловолосый мужчина.
Автомобиль рванул с места, завернул за угол и вскоре резко затормозил перед носом зеленого грузовика. Светловолосый мужчина и водитель легкового автомобиля выскочили из машины и подскочили к кабине грузовика. В кабине находилась только испуганная женщина-водитель…
* * *
Автобус тронулся с места.
Майор Ноздрин весело изрек:
— Сейчас, товарищи, устроим небольшой завтрак, — и передал Норейке, Истомину и Сергееву по пачке галет.
Затем достал из сумки термос, налил в три кружки чай и передал присутствующим.
— Чай, он и есть чай, — недовольно бросил Норейко, — ты бы нам, майор, опохмелиться дал.
— У меня есть спирт.
Полковник заулыбался, довольно бросил:
— Давай, брат, плесни грамульку.
Истомин и Сергеев отказались от опохмелки. Они нехотя и без аппетита приступили к трапезе. А полковник лихо выпил, запил чаем и с удовольствием заел печеньем.
— Эх, вчера расслабились мы отменно, — весело изрек…
* * *
Минск, один из особняков в старой части города, штаб-квартира регионального центра Абвера
Адмирал Канарис задерживался в Минске. Он хотел как можно скорее закончить разработку операции «Эшелон» и приступить к ее реализации…
Адмирал рассмотрел предложенный полковником Бергом план операции. Проанализировал он и материалы недавно провалившейся операции «Золотой трезубец». Операции во многом схожие, но цена и, соответственно, значимость у них совсем разные. Если в провалившейся операции речь шла примерно об одном миллиарде долларов, то в предстоящей стоимость драгоценных металлов могла зашкалить за 100 миллиардов. А какой будет мировой эффект!? Если конечно «Эшелон» удастся…
Канарис понимал меру своей ответственности, если операция провалится. Тем более, что скрыть ее даже от своих немецких партнеров не удастся. Наверняка, ищейки Шелленберга, да и Риббентропа уже в курсе русской операции…
Адмирал решил подстраховаться. Он хотел использовать в своих интересах огромные возможности начальника Верховного командования Вермахта (Вооруженных сил Германии) Кейтеля. А в случае неудачи свалить вину на Вермахт. Хорошо зная своего начальника, педанта генерал-фельдмаршала Кейтеля, он написал обстоятельную и пространную докладную на шефа. В ней разведчик подробно и «слегка» гипертрофированно изложил необходимость драгметаллов для германской промышленности, выпускающей технику, оборудование и всевозможные приборы для нужд армии. Испрашивал Хитрый лис (так за глаза в верхних эшелонах власти Третьего рейха называли адмирала) и некоторых дополнительных полномочий в рамках предстоящей операции…
Кейтель оперативно принял решение, наложил резолюцию — действуйте…
* * *
Пошел дождь, капли звонко ударяли по обшивке автобуса.
Всматриваясь в мелькавшие за окном кадры, Ермолай почему-то загрустил. Вспомнил свой родной Ленинград, часто дождливый и туманный… затем маму… Она работала сейчас по 12–14 часов на заводе в Ирбите! Вспомнил ее натруженные руки и суровые слова во время последней встречи —
«Мы должны сделать все для победы, сын. Мы должны отомстить и за нашего папу. Мы должны победить…».
«Она права, — воскликнул Ермолай. — Мы должны фашистам за все отомстить! Мы должны победить!..».
* * *
Москва, штаб-квартира Главного разведывательного управления Генштаба Красной армии, кабинет начальника
— Как вы могли упустить этого любовничка! — распекал генерал испуганного молодого светловолосого плечистого лейтенанта. — Вы его могли взять десять раз! Взять спокойно! Лейтенант Седых!? Вы что, на фронт захотели? В штрафбат?
— Виноват, товарищ генерал.
Комиссар Голиков грозно смотрел на подчиненного.
— Я не ожидал от него такой прыти, — вяло оправдывался лейтенант. — Казалось бы, зачем честному человеку так быстро убегать…
— Он действительно может быть честный человек, нам ему пока нечего предъявить. А убегал он возможно просто потому, что не хотел светиться с замужней женщиной. А возможно, он засек слежку…
Когда хозяин кабинета немного успокоился, присутствующий полковник Селезнев спросил:
— Товарищ комиссар, доставить Елизавету Жохину к вам на допрос?
Какое-то время генерал Голиков раздумывал.
Затем вымолвил:
— Нет, лишний шум нам не нужен. Мы сейчас с лейтенантом поедем к ней домой, там на месте и побеседуем…
* * *
Метростроевская улица
На диване сидит заплаканная молодая женщина. Напротив на стуле серьезный комиссар Голиков, за ним стоит навытяжку молодой светловолосый лейтенант.
— Лиза, нам все известно и глупо отпираться, — говорит генерал. — Или вы хотите, чтобы мы пригласили ваших соседей, и они подтвердили факт прихода к вам на ночь молодого мужчины?
— Я вам все расскажу, только дайте слово, что ничего не скажете Сапеге.
— Если вы действительно скажете все, то я ничего не сообщу Василию Васильевичу.
— С Бобом мы познакомились случайно, недели две назад.
— Значит, Боб, — ухмыльнулся генерал.
— Да. Цветы, внимание, соучастие, приятные слова, что еще нужно одинокой в душе женщине.
— Как его имя и фамилия?
— Он представился как Боб или Борис. Фамилию я не знаю.
— Лиза…
— Я действительно не знаю!
— Где он работает, живет?
— Не знаю.
— Он первым пошел на знакомство?
Женщина задумалась. На самом деле она сама заприметила уверенного мужчину спортивного типа. Сразу подумала, что наверняка он хорош в постели. Вымолвила:
— Точно, он первым обратился ко мне.
— Как можно пускать в дом практически незнакомого человека? Тем более в условиях войны?
— Я знаю, вам меня не понять, не понять несчастную женщину, — слезы полились из женских глаз. — Только осуждаете…
— Во-первых, ваш моральный облик нас не интересует. Хотите жить в праздности и разврате, живите, пока есть возможность. Во-вторых, успокойтесь, иначе мы никогда не закончим наш разговор. Поймите, для нас важна каждая деталь, соберитесь…
— Вспомнила! — воскликнула женщина. — Он мне как-то рассказывал про артистов и сказал, что тоже артист. Я, правда, тогда не придала этому значения. Подумала, что просто соврал для красного словца.
Генерал задумчиво кивнул.
— Вы ему что-либо говорили о работе Сапеги?
Женщина платком смахнула слезы, в упор взглянула на генерала и тихо выдавила:
— Нет.
— Боб расспрашивал о работе Сапеги, о его товарищах по работе?
— Нет.
— Но он же к вам пришел именно тогда, когда Сапега уехал в командировку? Он знал о командировке?
— Нет-нет! — воскликнула женщина и забилась в истерике.
Генерал тяжело вздохнул, покачал головой и поднялся.
Глядя строго на несчастную женщину, безапелляционно вымолвил:
— Сейчас вы, гражданка Жохина, вместе с лейтенантом составите фотопортрет Боба. Попрошу также из Москвы никуда не выезжать, вы нам еще понадобитесь, — и решительно направился к выходу…
* * *
Норейко рассказывал какую-то веселую историю майору Ноздрину, оба они почти непрерывно раскатисто смеялись. Истомин задумчиво смотрел в окно.
«Если дождь разойдется, — невесело подумал Ермолай, — никуда мы не улетим».
А дождь, казалось, все усиливался.
Когда автобус остановился в аэропорту, дождь лил как из ведра.
— Что прикажете нам делать, товарищ майор? — недовольно обратился Норейко к Ноздрину.
— Я сейчас сбегаю в метеослужбу и узнаю все о погоде, — поднимаясь со своего места, изрек майор. — Возможно, дождь кончится через 20 минут, и вы спокойно улетите.
Он вернулся вымокший насквозь через 5–7 минут с сумкой в руке.
— Дождь кончится через 45 минут! — весело бросил майор. — А чтобы вам не было скучно, я купил бутылочку и закуску.
— Делать нечего, — выдавил Норейко, — надо ждать. Выкладывай, кормилец, содержимое твоей сумки, будем приходовать…
* * *
Москва, посольство Великобритании в СССР, кабинет второго секретаря…
Пол Гор, расположившись в кресле за столом, просматривал последние сообщения с фронтов. Подражал своему любимому английскому политику и кумиру Уинстону Черчиллю, в зубах его находилась сигара, рядом стояла бутылка с коньяком и наполненный на треть стакан. На столе стояли три разноцветных (по цветам английского флага)телефонных аппарата: белый, красный и синий. Звучал отрывок из оперы «Пиковая дама». Изучая по служебной необходимости Россию, Пол буквально влюбился в творчество великого русского композитора Петра Чайковского…
Подал сигнал красный аппарат, номер которого знали избранные люди. Пол вынул сигару изо рта, поднял трубку и вымолвил:
— На линии.
— Добрый день. Вы давали объявление о пропаже борзой?
«Балеро, — сразу определил Пол. — Просит о срочной встрече. Но… — усмехнулся, — я его уже продал немцам», — тихо ответил:
— Здравствуйте. Собака нашлась второго числа (означало второй вариант встречи). Всех благ, — и положил трубку.
Сразу снял трубку с синего аппарата, набрал номер.
Услышав голос абонента, тихо вымолвил:
— Через час, на станции метро «Маяковская» в центре зала. Стройный молодой рыжеволосый мужчина, — и положил трубку.
Пол довольно улыбнулся и сделал добрый глоток из стакана…
* * *
Станция метро «Маяковская», часом позже…
К стоявшему в центре зала стройному молодому рыжеволосому мужчине подошел не менее стройный и высокий мужчина средних лет.
— Здравствуйте, Борис, я от Пола. Пожалуйста, следуйте за мной.
Мужчина средних лет двинулся к выходу, за ним последовал рыжеволосый молодой мужчина…
* * *
Дождь не кончился ни через 45 минут, ни через полтора часа. Норейко и Ноздрин оприходовали бутылку и вели веселые разговоры. Истомин и Сергеев полудремали.
Вот Истомин встрепенулся и сказал:
— Товарищ Ноздрин, пожалуйста, сходите в аэропорт и уточните ситуацию. Может, нам есть смысл вернуться в гостиницу?
— Да, действительно, — поддержал Норейко, — сходи, майор, и все выясни.
— Есть, — бодро бросил Ноздрин, поднялся и выскочил из автобуса.
Вернулся он минут через десять.
— На ближайшие 12 часов летной погоды не предвидится, — весело «порадовал» майор. — Я позвонил в гостиницу, они ждут, ваши номера, товарищи, свободны.
— Тогда сделаем так, — вымолвил Норейко. — Сейчас едем в областное управление, докладываем в Москву, а потом в гостиницу. Будем там ждать летной погоды.
Никто не возражал…
* * *
Ермолай не пошел в здание управления НКВД, как и майор Ноздрин, остался в автобусе. Норейко и Истомин отправились в управление доложиться своему начальству.
Вернулись они минут через двадцать в определенно хорошем настроении.
— Едем в гостиницу! — весело бросил Норейко…
Возвратившись в свой номер гостиницы, Сергеев разделся и лег в постель. Истомин включил радио, диктор Левитан передавал последние новости с фронтов. К сожалению, они были нерадостные…
— Мы все равно фашистских гадов разгромим, — зло бросил Истомин, выключил радио и тоже лег на свою кровать.
Настроение у Ермолая было неважное, голова несвежая, ныла раненая нога. Для поддержания разговора он спросил:
— Твоя невеста Ирина сейчас в Москве?
— Нет. Я ее отправил к своим родителям в Саратов. Так что, друг, если Госбанк тебе не предоставит жилье в Москве, можешь смело остановиться у меня.
— Я подумаю, — ответил Ермолай.
— Если сегодня не улетим, то сходим к Сапеге, — бросил Истомин.
— Сходим, — поддержал предложение Сергеев.
Его клонило ко сну, глаза слипались. Сопротивляться он и не думал…
* * *
Москва…
В комнате за накрытым закусками и напитками столом располагаются двое мужчин.
— Эта Лизка неудовлетворенная самка и полная дура, — весело излагает молодой рыжеволосый улыбающийся мужчина. — Я ее окрутил в два счета, — рассмеялся.
Сидящий напротив сосредоточенный мужчина средних лет с гладко зачесанными назад темными волосами внимательно слушает и подливает в бокалы вино. А также задает вопросы.
— Скажите, Боб, кроме городов Свердловск и Пермь, она не называла другие? Скажем, более мелкие населенные пункты или названия рек, гор?
— Нет. Но и так ясно, там же Уральские горы.
— Вы не стесняйтесь, ешьте, пейте, — приглашает жестом руки сосредоточенный мужчина.
Хотя рыжеволосый и не собирается скромничать.
— Не говорили, с кем Сапега в командировке? Возможно, вы что-то спрашивали?
— Лизка не говорила. А я, опасаясь ее подозрений, не вдавался в расспросы.
— Все логично. А почему Сапега задерживается, она не говорила?
— Нет.
— Когда он приедет и чем будет заниматься?
— Нет.
— Она называла адрес работы мужа в Москве?
— Нет, но и так ясно. Всем известно, что Госбанк находится на улице Неглинной.
— Нахождение других офисов в Москве, где бывает муж, она не называла?
— Нет.
— Как вы познакомились?
— Случайно, в ГУМе. Я просто прогуливался, а она делала какие-то покупки…
* * *
Ермолай проснулся от сильного стука в дверь. Истомин как обычно проснулся на несколько мгновений раньше и уже направлялся в прихожую. Часы Ермолая показывали час по полудню.
В комнату вошли улыбающиеся Норейко и Ноздрин, а также зевающий Истомин.
— Поскольку нелетная погода продолжается, — весело изрек полковник, — то предложение будет следующее. Сейчас едем в баню, надо как следует помыться, а потом обед. Ну и отдых до отлета. Заверяю, товарищи, баня будет на славу!
— Баня — это замечательно, чистота, гигиена. Предложение с удовольствием принимается, — выдавил Истомин. — Но только сначала давайте проедем в госпиталь к Сапеге.
На секунду-другую Норейко задумался.
— Давайте вы с Сергеевым езжайте в госпиталь, а мы с майором будем решать другие вопросы.
Какие другие — он не сказал, но и так было все ясно.
— Передайте больному от нас привет и пожелания быстрейшего выздоровления, — вставил Ноздрин. — Я его потом, после вашего отлета, навещу.
На том и порешили…
* * *
Укрытый одеялом бледный Сапега лежал на кровати. Он вяло поздоровался с Истоминым и Сергеевым, спросил о новостях.
— Новость одна, мы не можем вылететь в Москву, — ответил майор.
— Может, мы для вас можем что-то сделать или в Москве что-то?..
— Спасибо, нет, — строго оборвал Ермолая больной. — В Москве ты, Сергеев, сразу приступай к загрузке первого состава. Я надеюсь, что к концу его погрузки я приеду в Москву. Или же, возможен вариант, что я сразу приеду к месту выгрузки.
Ермолай кивнул.
— Может, вам что-то принести?
— Нет, спасибо, — решительно оборвал Истомина больной. — Все, друзья, идите, — резко бросил. — Сейчас меня будут колоть во все точки моего организма болючими уколами…
— Какой-то он излишне гордый и старомодный, — в коридоре изрек Истомин.
Ермолай мысленно согласился с оценкой своего начальника, но высказывать это вслух не стал…
* * *
Москва, штаб-квартира Главного разведывательного управления Генштаба Красной армии, кабинет начальника
Полковник Селезнев докладывал о ходе поиска любовника Жохиной, артиста Бориса.
— В Москве установлено 20 артистов с именем Борис. Но поскольку часть артистов ушла на фронт, часть эвакуировалась, под наши приметы в данный момент подпадают два человека. Один из театра Моссовета и второй из Большого театра, артист балета. Лейтенант Седых с группой отправлен на их поиск. Ему даны указания обоих доставить в Управление.
— Если этот Борис просто любовник, то мы его возьмем, — рассуждал генерал. — Но если он через любовницу занимается сбором информации и заметил за собой «хвост», то ищи ветра, как говорится, в поле…
Подал сигнал прямой телефон с дежурным по Управлению.
— Слушаю, — ответил на сигнал генерал.
— Дежурный по Управлению, майор Петров. Разрешите доложить?
— Докладывайте.
— Звонил лейтенант Седых. Он задержал артиста Моссовета Балка, артист Забавный отсутствует, и в Большом театре, и в общежитии его нет. Седых взял его фото и едет в Управление.
— Как приедет, пусть вместе с артистом пройдет ко мне.
— Есть.
— И еще, отправьте офицера на машине за гражданкой Жохиной. Она потребуется для опознания.
— Есть.
— Видал! — бросил генерал. — Сбежал Забавный! Артист балета! — выругался. — Объявить во всесоюзный розыск! Поднять по нему все возможные материалы! Все-все!
— Есть…
* * *
Баня с парилкой и березовыми веничками действительно оказалась на славу. Сергеев вволю и отменно и напарился, и намылся.
Потом за столом члены группы весело, обмениваясь мнениями, перекусили, выпили.
— Ермолай, — в какой-то момент изрек полковник Норейко, — ты как самый молодой из компании скажи, как ты относишься к женщинам?
В памяти Ермолая сразу промелькнули самые близкие ему женщины: мама и… Иринка Лазо…, потом капитан Ципок…
— Наши женщины очень красивы, — ответил Ермолай. — И… — задумался на две-три секунды, — надежны. Одним словом, они настоящие.
— Замечательно! — бросил полковник. — Предлагаю выпить за женщин: красивых, надежных и настоящих!..
Неожиданно рано вышел из-за стола Норейко. Ермолай заметил, как поднялся вскоре и вышел из комнаты и Истомин.
«Куда это они?» — налегая на пищу, подумал Сергеев.
* * *
Через некоторое время к нему подошел майор Ноздрин и тихо шепнул:
— Выйди, пожалуйста, там тебя приглашают, — и направился к выходу.
Они вышли в узкий коридор, майор кивнул на одну дверь. Ермолай прошел к ней, открыл и оказался в небольшой комнате без окон. Он стал осматривать ее: у стены большая кушетка, рядом два стула, настенная лампа, будильник…
Внезапно за спиной дверь распахнулась и снова быстро закрылась. Тотчас Ермолай ощутил крепкие объятия. Первым желанием было вырваться из объятий…
— Любый мой мужчина, подари мне щепотку счастья, — раздался бархатный, завораживающе-странный женский голосок.
Перед взором Ермолая возникло незнакомое округлое молодое женское лицо с карими глазами. Он внутренне возмутился и открыл было рот, чтобы выразить это…
— Пожалей ты меня, — завораживающе ворковали пухлые губки, — если ты меня сейчас выгонишь, то бросят меня в лагерь. И сгнию я там, быстро стану беззубой и больной бабкой, пожалей, любый. Ведь я только что кончила медучилище и хочу жить и работать, — густые темные ее волосы ниспадали на плечи.
Мозг Ермолая лихорадочно работал:
«Ее направил Норейко, дабы что-то выведать…».
— …я тебя ни о чем не буду спрашивать, нигде худого слова не скажу. Пожалей! — просил бархатный, необычный голосок, а мягкие руки блуждали по мужской груди.
«Норейке нужен некий компромат на меня… Но, зачем?.. Что я?.. Кто я?..».
— …страсть как хочется мужской ласки и внимания. Ну, иди же, любый, ко мне, молодой и сильный. Все для тебя сделаю, — в девичьих глазах одновременно отражались и страх, и жалость, и неуверенность, и страсть.
«Или… нет… нет…».
Огненные губы жадно впились в его шею, женские руки тянули молодого человека на кушетку. Ермолай слабо сопротивлялся.
— Любый, ведь это тебе ничего не стоит, а для меня счастье и радость на всю жизнь…
Сердце Ермолая заколотилось сильнее, возбуждение нарастало. Он стал обнимать и целовать мягкое, податливое женское тело, лицо…