1. Иль-де-Франс

22 сентября 1773 года наш корабль «Маркиз де-Марбёф» после благополучного четырёхмесячного плавания подошёл к выжженному солнцем гористому островку Иль-де-Франс. От этого острова до Мадагаскара была всего неделя пути. Здесь, по приказу французского морского министра, мы должны были получить небольшой корабль в наше распоряжение и всё, что нам не хватало.

Мы стали на якорь в хорошей гавани и тут заметили, что наш первый корабль «Диана» уже пришёл. Шлюпка подвезла нас к пристани, на которой росло огромное манговое дерево. Вся пристань была засыпана рисом, и набитые рисом мешки, как стены крепости, закрывали собой белокаменный городок. Всё было тихо на острове. Казалось, что он спал крепким сном и даже наши пушечные выстрелы его не разбудили.

Беспойск, желая как можно скорее наладить дело, не стал разыскивать инженера Корби, а прямо направился к губернатору. Нам показали губернаторский дворец, окружённый террасами и весь увитый лиловыми глициниями и красным перцем. У ворот дворца спал черномазый босой солдат в белом суконном мундире, надетом прямо на голое тело.

Самого губернатора на острове не оказалось. Нас принял его заместитель, генерал Майар, обгорелый и страшно худой француз с провалившимися щеками. Он лежал в гамаке, и голова его была обвязана полотенцем. Из этого мы поняли, что он болен.

Майар очень внимательно выслушал Беспойска, а потом сказал крепким тоном злого человека:

— Я принуждён вам повторить то, что уже сообщил инженеру Корби, вашему помощнику. Его светлость морской министр не осведомлён о нашем положении. Мы ничем не можем быть вам полезны. У нас самих очень небольшие запасы снаряжения, а продовольствие мы получаем с Мадагаскара.

Беспойск вскочил:

— Но мне неоднократно говорили в Париже, что у вас огромные склады на острове. Ведь мне нужно, в сущности, немного: несколько десятков палаток, два разборных дома, лекарств и продовольствия хотя бы на месяц. Кроме того, небольшой корабль и какие-нибудь предметы для меня. Ружья и порох у нас есть.

Майар засмеялся:

— Именно порохом мы бы и могли снабдить вас. Дадим ещё корабль. Остального у нас нет. Подождите, приедет губернатор, может быть, он вам выдаст что-нибудь из неприкосновенных запасов. Сам я этого сделать не могу.

— А когда вернётся губернатор?

— Через три месяца. Он уехал в Индию.

— Но ведь до того времени мы все умрём с голоду.

— Как вам будет угодно. Морской министр, замышляя колонию на Мадагаскаре, не посоветовался с нами. Если бы он сделал это, мы написали бы ему всю правду. На этом острове нельзя устроить колонию. Жители Мадагаскара соединяют в себе коварство малайцев с тупостью негров. Они делятся на три большие мерзкие группы: говасов, мальгашей и сакалавов. Каждая из групп чем-нибудь хуже других. Но все они одинаково искусные отравители и убийцы из-за угла. Кроме того, тамошний климат убийственен для белых. Всё это я напишу его светлости господину министру и отправлю с ближайшим кораблём.

— Поздно, — сказал Беспойск. — Можете не писать вашего письма. Его величество король Франции дал распоряжение, чтобы на Мадагаскаре был построен город.

— Сам король этого пожелал? — спросил Майар и снял полотенце с головы. — Тогда давайте серьёзно поговорим о вашем деле. Только не просите того, чего у нас нет.

— А что у вас есть?

— Заходите через неделю. Я вам дам полный список товаров, хранящихся в наших складах.

— Но я не могу целую неделю ждать только списка. У меня двести человек на кораблях, которые тяготятся бездельем.

— Ну хорошо, заходите через три дня.

И он снова закрутил голову полотенцем и закрыл глаза.

— Я вижу, что здесь пахнет Парижем, — сказал Беспойск, когда мы вышли на улицу. — Боюсь, что нам на этом подлом острове придётся прожить недели две. И мы проживём. Но помни, Лёнька: это будет наше последнее испытание.

Как он ошибался! Это было далеко не последнее испытание. И прожили мы в Иль-де-Франс гораздо больше двух недель. Инженер Корби открыл нам тайну генерала Майара.

Иль-де-Франс торговал главным образом мадагаскарским рисом. Местные купцы на свой риск вели очень выгодную торговлю с Мадагаскаром, спаивали прибрежных туземцев, а потом обирали их. Теперь купцы пришли к заключению, что французская колония на острове разорит их. Они дали очень большую взятку Майару и пообещали ещё большую, если колонии не будет. От этого и исчезли запасы в губернаторских складах.

Кроме того, Корби сообщил Беспойску, что рекруты и мастеровые, прибывшие на «Диане», начали разбегаться. Каждый проходящий мимо корабль увозил в своём трюме в Европу несколько человек волонтёров. Корби говорил, что надо как можно скорее отправлять людей на Мадагаскар, иначе разбегутся все.

Беспойск согласился с ним. Но нельзя было отпускать народ с пустыми руками. И вот мы приложили все усилия к тому, чтобы частным путём узнать содержимое губернаторских складов. Я свёл знакомство с чёрным мальчишкой, который состоял при складе сторожем товаров не от воров, а от муравьёв. Эти муравьи, огромные по величине, путешествовали по острову миллионными стаями. Они заползали в кровати, в сапоги, в рукава и поедали всё, что им приходилось по вкусу. Я расспросил мальчишку сначала о муравьях, а потом о товарах. Он мне сказал, что на складе имеются и палатки, и топоры, и фильтры для воды, и многое другое. Беспойск поклялся, что получит всё это у губернатора.

Но губернатор не сдавался. Он передал Беспойску обманный список товаров, в котором значились только лес, доски, каменный уголь и мясо. Беспойск вышел из себя и потребовал мяса. Мы погрузили десятки быков на корабль «Постильон», который переходил в наше распоряжение под командой капитана Сонье. Потом мы посадили туда же наших мастеровых и волонтёров, вместе с Корби, и отправили корабль на Мадагаскар. Беспойск дал приказ Корби высадиться, выбрать место для временного поселения и построить какие-нибудь жилища. Сам он остался в Иль-де-Франс с сорока волонтёрами. Он обещал приехать тотчас же, как получит от губернатора всё нужное. Ванька и все русские, кроме меня, уехали на «Постильоне». Высадив первую партию, «Постильон» должен был вернуться за нами.

«Постильон» ушёл на Мадагаскар в начале октября, и мы долгое время не имели о нём никаких известий. Среди оставшихся с нами волонтёров началось волнение. Было несколько побегов. Одним из первых бежал наш заведующий складами, который отчаялся получить что-либо на Иль-де-Франс и предпочёл вернуться во Францию. На его место губернатор предложил нам своего кандидата, француза Сэно. По наведённым справкам, это был образцовый жулик. Беспойск заявил протест губернатору, но тот отвечал ему:

— Я не могу отпускать на Мадагаскар лучших. Все, кто поедут туда, должны там умереть.

Беспойск вернулся от губернатора взбешённый, передал мне разговор и сказал в заключение:

— А может быть лучше, что Сэно жулик. При его помощи мы получим что-нибудь.

Действительно, Сэно как заведующий складами был заинтересован, чтобы из складов можно было красть. Через него мы получили из запасов губернатора холст для палаток, шесть полевых орудий, порох и ядра. Так обстояли дела, когда в начале января 1774 года «Постильон» вернулся на Иль-де-Франс. Капитан Сонье привёз нам письма. В числе их одно было от Ваньки.

Ванька писал немного, но я понял всё. Тапробаны нет, Мадагаскар — одно сплошное болото. Есть нечего. Все переболели лихорадкой. Печинин и несколько французов умерли. Письмо кончалось воплем: «Приезжай поскорей, Лёнька. Посмотри, что здесь делается, и мы вместе удерём в Россию».

Это с Тапробаны-то — в Россию… Вот как повернулись наши дела!

— Ванька пишет, что там горячка и голод, — сказал я Беспойску, прочитав письмо.

— Да, — ответил Беспойск. — Корби извещает, что туземцы не хотят входить с нами в сношения, что были уже стычки. Французы бегут.

— Бросим Мадагаскар, — сказал я тихо. — Уедем на Формозу.

— Нет. Это невозможно. Из этих писем я могу сделать только один вывод.

— Какой?

— Нам надо немедленно плыть на Мадагаскар.

И он надел шляпу и выскочил из нашей комнаты, которую мы занимали в скверной гостинице. Я думал, что он побежал к губернатору. Но вдруг пушечный выстрел бухнул где-то за городом. Потом началась шумная канонада.

Я побежал к тому месту, где происходила стрельба.

На камнях, недалеко от губернаторского дома, Беспойск установил наши орудия, и скучающие волонтёры с превеликим удовольствием пристреливали их по невидимой цели. Беспойск расхаживал тут же, помахивая тросточкой и отдавал команду.

Сначала я подумал, что он сошёл с ума от несчастий. Но нет, он командовал бодро, и распоряжения его не были похожи на бред сумасшедшего. Тогда мне сделалось жаль пороху, который я привык беречь ещё с раннего детства. Я пробрался сквозь сизый дым к моему несчастному капитану, генералу и барону и сказал в промежутке между выстрелами:

— Что вы делаете? Зачем стреляете?

— Мы пробуем орудия и порох, — ответил он. — И я буду пробовать их каждый день под окнами губернатора, пока он мне не даст все, что должен…

Порох не был потрачен напрасно. Пушки возымели своё действие. Очевидно, губернатор понял, что иметь дело с Беспойском небезопасно. Уже вечером того же дня он прислал нам записку, что даёт несколько связок мануфактуры и железные изделия для мены с туземцами. Даже лекарств немного обещал из неприкосновенного запаса. Беспойск потребовал водки, и она была отпущена. Мы выиграли кампанию.

«Постильон» был срочно погружён под присмотром Сэно. Мы ушли из Иль-де-Франс 15 января вечером. Противные ветры мешали нашему плаванию. И только 1 февраля мы были у Мадагаскара.

 

2. Тапробана в натуральном виде

Конечно, я поумнел теперь уже настолько, что не рассчитывал найти на Мадагаскаре, хоть он и оказался Тапробаной, готовое Государство Солнца. Письмо Ваньки меня подготовило к тому, что остров этот значительно хуже Формозы. Но то, что я увидел в день своего прибытия, превзошло все мои опасения.

Мы подошли к Мадагаскару утром. Перёд нами был низкий зелёный берег, за ним чернел мрачный лес, и ещё дальше возвышались громады гор, неприступных и суровых. Мы стали на якорь в бухте Антонжиль, далеко вдающейся в остров. Беспойск приказал дважды выпалить из орудия, чтобы все наши узнали о приходе «Постильона».

Выстрелы прозвучали, но никто не вышел к нашему кораблю. И только после десятого выстрела мы увидали трёх человек, которые нам махали чем-то с земли. Мы спустили шлюпку и очень скоро оказались на берегу.

Лапин, Сибаев и инженер Корби стояли на поваленном дереве. Их трудно было узнать, так они пожелтели и похудели. Они были вооружены ружьями, но ружья едва держались в их руках.

— Как дела? — спросил я Сибаева.

— Плохо. Вчера Андреянов жену похоронил.

Беспойск просил проводить нас в лагерь. Мы пошли вверх по берегу, к лесу, над которым высокие пальмы распустили свои крылья. Не доходя с версту до леса, мы наткнулись на какое-то подобие забора, построенного из сучьев, кольев и гнилушек. Забор этот в одном месте был довольно низок. Нам сказали, что это ворота. Мы перелезли через толстое дерево и оказались в лагере.

Там не было никаких хижин, были только жалкие шалаши, в которые можно было проникнуть, став на четвереньки. Перед шалашами сидели волонтёры и мастеровые с тусклыми глазами и медленными движениями. Они все были больны тропической лихорадкой. Несколько связанных туземцев под охраной больных солдат лежали на земле в центре лагеря. Тут же рядом стоял один-единственный чёрный горбатый бык.

— Где Ванька? — спросил я Лапина.

— Помирает. Вон в том шалаше лежит.

Я побежал к шалашу и влез в него. Ванька лежал на подстилке из пальмовых листьев. Глаза его были закрыты. Я растолкал его и разъяснил, что мы приехали. Ванька грустно посмотрел на меня.

— Все равно я умру, Лёнька. Здесь не жизнь, лихорадка одна.

— Брось, Ванька. Ты уж, никак, пятый раз умираешь. Почему домов не построили, а на земле спите?

— Да, построишь тут дома! В лесу обезьян видимо-невидимо, как заорут — мороз по коже пробирает, несмотря на жару. А за каждым деревом — чёрный. Копьями бьют с дальнего расстояния. Трёх французов убили. Не дают леса резать. А главное — работать некому. Все вповалку валяются.

— С нами сорок человек приехало. Пушки с собой привезли.

— Что с ними делать? Лихорадку из пушки не проймёшь.

— Хинной корки привезли целый мешок, уксуса.

— Все равно города не выстроим. Не признают нас чёрные.

— Но ведь Беспойск приехал, Ванька. Посмотри, как дело закипит!

— Где там!

Дальше мне Ванька рассказал, что с туземцами с самого начала установились враждебные отношения. Откуда-то они получили известие, что Беспойск приедет отбирать скот и жечь рис. Поэтому мальгаши отказались вести торговлю. Явились с копьями. Наши не пустили их в лагерь. Тогда мальгаши начали бросать копья, убили трёх французов. Волонтёры стреляли, ранили семерых, троих в плен взяли. С тех пор пошла война. Чёрные подкарауливают у воды и в лесу. Приходится ходить в лес группами и с оружием. И пищи нет — быков и рис съели.

Мне стало жаль бедного Ваньку. Я дал ему белый сухарь, а потом выволок его из шалаша на солнце. На свету он был жёлт до невероятности.

Недалеко от Ванькиного шалаша Беспойск уже стоял на каком-то ящике и кричал на весь лагерь:

— Ничего не сделали, тысяча ведьм вам в глотку! Зачем с мальгашами перессорились? А хворать разве не стыдно? Что вы, дети, что ли? Никаких разговоров! Все на разгрузку, кто может ноги таскать.

Ему возражал инженер Корби, но он и слушать не хотел. Приказал всем идти к берегу.

Две шлюпки начали свозить с «Постильона» наши запасы: пушки, порох, бочонки с водкой. Все это стаскивалось в лагерь при громких криках радости. Даже больные вылезли из шалашей и кое-что несли. Французы сейчас же начали шутить и русские заулыбались.

Беспойск для начала приказал выпалить из пушки. Потом открыл бочонок с водкой и стал поить всех желающих. Передал докторам мешки с лекарствами и уксус и велел начать лечение. Даже пленных не забыл: подошёл к ним, разрезал верёвки, вызвал переводчика.

Пленные были здоровые, немного сухощавые молодцы с блестящим коричневым телом и прекрасными длинными зубами. Они, должно быть, ждали, что их сейчас лишат жизни. Мрачно и зловеще смотрели на нас, как бы готовясь к прыжку.

Я думал: вот люди, ради которых мы приехали на остров. Сумеют ли они понять нас, поддержат ли наши планы? Первое впечатление от них было самое безотрадное. Казалось, что это звери, попавшие в беду.

— Объяви им, что они свободны, — сказал Беспойск переводчику.

Тот произнёс несколько туземных слов. Но пленные по-прежнему стояли без движения. Очевидно, освобождение при таких обстоятельствах не укладывалось в их понимании.

— Водки! — закричал Беспойск. — Мы их сейчас развеселим!

Принесли целый кофейник водки. Беспойск налил полную чарку и поднёс одному из мальгашей. Тот думал, что это яд, и выплеснул водку на землю. Тогда Беспойск налил другую чарку, выпил её сам и захохотал. Потом снова поднёс мальгашу. Тот выпил и закричал:

— Бо!

Беспойск споил мальгашам весь кофейник. А затем велел переводчику сказать:

— У нас не будет вражды. Кто завтра придёт без копья в лагерь, получит по кружке водки. Пусть приходит много народу. Мы здесь будем строить дом. Кто будет нам помогать, тем мы будем платить. Гоните сюда быков и тащите рис. Мы всё купим немедленно и вас не обидим. А теперь идите!

Чёрных вывели за ограду, и они, как волки, пустились бежать со всех ног. Даже не оглядывались ни разу. Лес закрыл их своими листьями. И я понял, почему наши боятся ходить в лес поодиночке.

Инженер Корби, когда у него под руками были материалы и здоровые люди, мог проявить себя с самой лучшей стороны. Через час после нашего появления в лагере он уже соорудил из холста большую палатку. Это был наш провиантский склад. Туда мы вкатили наши бочки с порохом и водкой, а пушки расставили вдоль забора, по указаниям майора Мариньи, командира волонтёров.

Когда склад был готов и меры обороны лагеря приняты, Беспойск послал меня на «Постильон» к Сэно. Надо было везти на берег мелкие товары, предназначенные для мены. Но когда я сказал об этом Сэно, он сделал удивлённое лицо и заявил, что на корабле больше ничего нет. Сначала я думал, что он решил украсть всю партию сразу и морочит меня. Я полез в трюм, но там действительно ничего не было, кроме ненужного корабельного старья. Тогда я вернулся к Сэно:

— Где же те вещи, которые губернатор пообещал отпустить нам?

— Он их оставил у себя на Иль-де-Франс. Сказал, что нам довольно и пушек.

— Но чем же мы будем платить туземцам за работу?

— А это вы узнайте у господина Беспойска…

Я поспешил к Беспойску и сообщил ему прискорбную новость.

— Я так и думал, — сказал он спокойно. — Не мог же Майар не устроить нам прощальной пакости.

— Но что же мы будем давать мальгашам, барон?

— Прежде всего не зови меня больше бароном. Здесь не Париж. Зови губернатором. Ведь я губернатор Мадагаскара. А что касается товаров, то нам надо что-нибудь придумать. Может быть, кому-нибудь придётся съездить на Иль-де-Франс. Он сделал несколько распоряжений и уехал ночевать на «Постильон», где у него остались жена и маленький сын. А. я пошёл по лагерю без всякой определённой цели. У ворот Андреянов приколачивал доску. На ней по-французски и по-русски было написано:

«По распоряжению губернатора к реке ходить только с оружием. В лес не ходить совсем».

Вот в какую сторонку занесло нас в конце концов! Я припомнил мученическую смерть Панова и стрелу, которая оставила метину у меня на плече. Стало невесело.

Вечером мы все собрались в палатке, которую Беспойск велел разбить на всякий случай. Наступила чёрная ночь. Огненные жуки, как пули, протыкали воздух. Из лесу неслись странные крики, и нельзя было понять, кричали это люди или звери. Обстоятельный Сибаев высказывал свои соображения о колонии:

— Жить здесь не сладко будет. Больно страна сырая. А лес тесный, не пройдёшь сквозь него. И чёрные злые.

— Да, не разживёмся здесь, — простонал Чулошников, который все ещё надеялся разбогатеть.

— Ничего, братцы, как-нибудь обернёмся, — пытался смягчить положение Ерофеев. — Тоже ведь не лыком шиты.

Мы ещё поговорили некоторое время, а потом легли спать. Я долго не мог заснуть и вышел посмотреть на небо. Оно не было похоже на наше, камчатское. Все звёзды другие. И это подействовало на меня скверно. Как будем дальше жить? Ведь платить чёрным за рис нечем. Даже думать не хотелось об этом. Одно оставалось — лечь спать. И я заснул, утешив себя пословицей, что утро вечера мудреней.

Утро действительно оказалось мудреней вечера. Я проснулся рано и вышел посмотреть на бухту. Недалеко от берега наш маленький «Постильон» спал на якоре. Но вдали я увидел какой-то другой, большой корабль, который очень медленно шёл к нам на буксире шлюпок. Я присмотрелся и увидел, что это «Дофин», на котором мы шли из Макао во Францию. У меня сейчас же от сердца отлегло. Я смекнул, что с корабля этого нам можно получить товар. Растолкал Лапина и Сибаева. Мы сбежали к берегу и уселись на туземную лодку, выдолбленную из одного ствола. На этой лодке мы подошли к «Постильону».

Я поднялся на палубу и тихо постучал в каюту Беспойска. Он вышел с намыленными щеками и бритвой в руках.

— Что случилось?

— Сюда идёт «Дофин», губернатор.

— Ты что, заболел, что ли?

— Нет, здоров. Смотрите сами.

Не могло быть никакого сомнения, что корабль этот был «Дофин». Беспойск хлопнул в ладоши, обтёр щеки и вернулся к себе в каюту. Обратно вышел со шкатулкой.

— Считай деньги. Только смотри, чтоб ветер их не разнёс. Это мои личные.

Я начал считать и увидел, что денег много — тысячи ливров ассигнациями. Кончив подсчёт, заявил Беспойску:

— Пятнадцать тысяч ливров.

— Мы их сейчас пустим в оборот.

И мы отправились на «Дофин», который как раз в это время гремел якорем.

Капитан на «Дофине» был знакомый. Он сообщил, что потерпел небольшую аварию по пути с мыса Доброй Надежды и зашёл на Мадагаскар, чтобы срубить несколько деревьев и запастись водой. На пятнадцать тысяч ливров он отпустил нам много материй, ниток, железных изделий. Теперь мы смело могли поджидать туземцев с их быками и рисом.

 

3. Первые шаги

Если бы не лихорадка, наше положение на Мадагаскаре было бы не так плохо. После всех смертей и дезертирств у нас все же осталось около полутораста человек колонистов. Из этого числа сто человек вербовались как солдаты. Но по условиям найма они должны были не только сражаться, но и ходить в далёкие разведки, держать караулы и даже наблюдать за работами. Во главе этого отряда стоял майор Мариньи, отставной военный очень доброго нрава. Совершенно непонятно было, как он сделался солдатом, и ещё непонятнее, зачем понесло его на Мадагаскар. Возможно, что его привлекло жалованье, которое было всем выдано во Франции за год вперёд. Помощником у него был молодой лейтенант Демарш. Этот бежал из Франции от долгов и все время очень скучал.

Помимо солдат, с нами были мастеровые различных специальностей. Правда, все они совершенно не предполагали, в каких условиях им придётся работать. Но всё-таки каждый из них знал своё дело. Мастеровыми руководил Корби, о котором я уже говорил. Далее, с нами были доктора, несколько канцеляристов и заведующий складами Сэно. Конечно, все эти люди ничего не сделали бы и разбежались, если бы во главе дела не стоял Беспойск. Здесь, на Мадагаскаре, он мог проявить себя во всей полноте.

Он одинаково был способен на большое дело и на малое. В нём соединялось сразу несколько человек. Сегодня он был крикуном, на другой день — хитрецом, но каждый день он не знал усталости и страха. Он горел мыслью, которую принуждён был скрывать. Кучка в полтораста колонистов на берегу и их деятельность его мало интересовали. Он приехал сюда для тех сотен тысяч чёрных, которых скрывала от нас стена тропического леса. Он не знал этих чёрных и они не знали его, но он верил в то, что они поймут в конце концов, в чьих интересах высадился он на этом сыром берегу, объединятся, забудут свою дикарскую лень и примутся за работу по плану, который он составил в Париже. К этому он решил двигаться хитростью, насилием, уговорами, но неуклонно. Он совершал малое, имея в виду большое. Он не стукнул бы пальцем о палец, если бы это было безразлично для его основного дела. Только один он из всех нас умел видеть среди бедствий и нищеты ростки Государства Солнца.

Конечно, государство это было где-то далеко в будущем. Пока наши намерения были гораздо скромнее. Нам надо было выстроить себе дома, чтобы справиться с болезнью, и затем не умереть с голоду. И того и другого не сумел сделать наш авангард. И вот Беспойск со всею энергией принялся навёрстывать то, чего не сделал Корби.

Его доброе отношение к чёрным уже сказалось на другой день после нашего приезда. Мы не успели ещё водворить в склад новых запасов с «Дофина», как увидали большую группу мальгашей, которая не спеша двигалась от леса к нашему лагерю. Правда, в руках у мальгашей были копья, но они пели какую-то песню не боевого склада. Беспойск приказал зарядить пушки картечью и в сопровождении переводчика вышел к ним навстречу. Сзади Лапин катил небольшой бочонок водки. Я замыкал шествие с полдюжиной кружек в руках.

Мы подошли близко к мальгашам, они прекратили пение. Слышно было, как они дышат сосредоточенно, и мы чувствовали уже запах их тел. Как бы заранее сговорившись, чёрные начали усаживаться в кружок. Мы оказались посередине. Теперь картечь в наших пушках уже не могла помочь нам.

Беспойск сел на бочонок и велел передать переводчику:

— Вот я приехал на ваш остров и хочу жить в мире с вами. Но надо, чтобы и вы не обижали моих людей.

В ответ на это мальгаши замурлыкали, а один из них, очень высокого роста, с белой тряпкой на плечах, вышел вперёд. Его волосы были заплетены косичками, и в одной руке у него был маленький белый щит. Он произнёс длинную речь, ударяя себя в грудь и показывая то на лес, то на море.

Переводчик сказал:

— Мальгаши рады приезду белых. Но они очень не любят, когда белые стреляют в них из ружей. Пусть лучше этот порох и этот свинец им передадут в руки без помощи ружей. Тогда все будет хорошо.

Беспойск ответил:

— Никто в вас не будет стрелять, и товары вы от нас всегда получите. Мы хотим выстроить тут деревню, и вы должны помочь нам в этом. За работу будем давать материю и нитки. Кроме того, гоните к нам побольше быков.

Мальгаш ответил:

— Если не будет стрельбы, вы без быков не останетесь. И дома мы вам построим, где вы прикажете.

Беспойск спросил, обращаясь к высокому вождю:

— Как тебя зовут?

— Силюлю, вождь племени силюлю.

— Водки! — закричал Беспойск и соскочил с бочонка.

Лапин вышиб дно, я начал наполнять кружки. Мальгаши оказались прекрасными ребятами. Они выпили весь бочонок до дна, а после этого станцевали нам немного. Мир был восстановлен.

Уже к вечеру больше сотни чёрных пришли к нам строить дома. Они воткнули свои копья в землю и взялись за топоры.

Наши плотники на Мадагаскаре сидели без дела. Они привыкли строить из готовых брёвен и досок, а ничего этого у нас не было. Да и заготовить трудно было. Мы не знали сортов деревьев, а те, что были в ближнем лесу, для стройки годились мало. Об их древесину ломались зубцы наших пил.

Строительные приёмы мальгашей были иные. Они делали нам дома из веток и листьев. Это были какие-то гнёзда на ножках. Но на первое время лучшего и не требовалось.

Инженер Корби вычертил план нового города. Пока это были две улицы, пересекающиеся крест-накрест. Посередине находилась площадь. Весь город мы решили обнести крепкой стеной, к которой прилегали бы загоны для скота.

Я уже видел на Формозе, как быстро строятся тропические домики. Поэтому нисколько не удивился, что через четыре дня наша деревня была готова. Правда, ещё не было сплошного забора вокруг, но улицы уже заполнились домиками. В домах мы повесили гамаки и поставили сундуки. Деревня была названа Люисбургом, в честь французского короля. На главной площади развевался французский флаг.

Самому Беспойску мальгаши выстроили тоже плетёный дом, но значительно выше и больше наших. В этом доме было несколько комнат и терраса по фасаду. Окна закрыли кисеёй, и жена Беспойска с нянькой и сыном переехала с «Постильона».

Как только корабль освободился, Беспойск дал приказ капитану Сонье идти на Фуль Пуэн, северный мыс Мадагаскара. Там капитан должен был организовать постройку форта и магазина. Капитану даны были нужные товары, и «Постильон» ушёл. Мы оказались отрезанными от мира.

Но плакаться нам было некогда. Работа кипела. Наши плотники с помощью мальгашей уже выбрали нужные сорта деревьев, валили лес и распиливали его на доски. Было предположено выстроить деревянный склад и контору. Из камней сложили горн. Так возникла кузница, где чинили инструменты и точили топоры. По настоянию майора Люисбург опоясывался земляным валом, и у нас не хватало лопат. Скоро и лопаты стали выделываться в кузнице.

Даже больные на наших глазах начали поправляться. Горькая хинная корка многих поставила на ноги, уксус и водка ей помогли.

И по части питания дела были не так плохи. В нашем загоне стояло двенадцать быков, выменянных на товары. И мы ожидали ещё стадо голов в тридцать.

Все начало налаживаться быстро, прямо как по команде. Можно было уже думать, что твёрдое основание колонии заложено. Беспойск собирался ехать внутрь острова, знакомиться с племенами, как только земляной вал вокруг города будет закончен. Он считал, что добрые отношения с туземцами завязаны и теперь надо развивать их. Но он ошибся. Все наши главные беды были впереди.

 

4. Враги и друзья

Все началось с пустяков. Ночью из вагона пропал чёрный бык. Чулошников, который заведовал скотным двором и у которого этот бык был записан на особой доске углём, явился с доской к Беспойску и доложил ему о пропаже быка. Чулошников с двумя волонтёрами обегал опушку леса и заросли у реки, но не нашёл ничего. Он вернулся и сообщил, что не иначе, как чёрные увели быка. Они не принимали никакого участия в поисках и все время пересмеивались.

Тогда Беспойск издал распоряжение, что после захода солнца никто не имеет права приближаться к скотному двору. Часовые получили приказание стрелять после двух предупреждений. Все это было объявлено мальгашам через переводчика.

И несмотря на это, в ту ночь часовые окликнули двух чёрных, но те не ушли. Часовые стреляли и ранили одного. Его притащили в лагерь и оставили там до утра, чтобы выяснить, зачем он гулял ночью так близко от скотного двора. Но утром мы не нашли его. Каким-то образом он убежал.

На другой день в лагерь явились двадцать мальгашей со щитами и копьями. Они подошли к дому Беспойска и вызвали его на улицу. После этого Силюлю, который был во главе группы, произнёс длинную речь.

Беспойск спросил у переводчика:

— Что он говорит?

Переводчик ответил:

— Он просит перевести его речь уже после того, как они уйдут из лагеря.

— Ну хорошо, пусть уходят.

Мальгаши ушли, переводчик сказал:

— Он просил передать, что за каждого убитого чёрного будет убито пять белых.

— Только и всего?

— Да. Раненый был братом Силюлю.

Беспойск дал распоряжение немедленно прекратить все работы в лесу. Люди были переведены на земляные работы в лагерь. Несколько дней прошло спокойно. Но чёрные один за другим под разными предлогами покидали работы. Они вынимали из земли свои копья, возвращали наши лопаты и уходили в лес. В конце недели у нас не осталось чёрных рабочих.

Зато в один прекрасный день в лагерь явились женщины-мальгашки. У них были с собой целые корзины плодов мангового дерева. И они предлагали нам купить эти плоды и уступали их по одной иголке за корзину.

Это показалось подозрительным. Женщины в лагерь к нам никогда не приходили раньше. Мы предложили мальгашкам самим попробовать плоды, но они побросали корзины и разбежались. Наш доктор определил, что плоды были отравлены.

Таким образом началась скрытая борьба на хитрость и выдержку. В борьбе этой чёрные пользовались преимуществом знакомства с местными условиями, мы — нашей сообразительностью. Следующий день подтвердил, что надо опасаться нападений отовсюду.

Недалеко от лагеря протекала речка, в которой мы брали воду. Река текла по болоту, и через это болото была устроена гать из сучьев. Как раз в том месте, где гать подходила к воде, ночью кто-то загромоздил реку ветками какого-то неизвестного дерева. На ветках были небольшие твёрдые листья и ноздреватые жёлтые плоды величиной с крупную грушу. Наш доктор долго рассматривал эти плоды и наконец сказал:

— Это танген.

Слово «танген» нам ничего не говорило. Поблизости от нашего лагеря таких деревьев не было. Но доктор тут же сообщил, что танген — это страшный мадагаскарский яд. Ядом этим мальгаши пользуются исстари, чтобы сводить счёты с врагами. Мы выловили все ветки, но пить воду не решились. Тогда Беспойск дал два распоряжения. Первое — вырыть колодезь в лагере, и второе — идти вверх по реке, рубить и жечь все тангены, которые попадутся на пути.

Пятьдесят волонтёров выступили в военную экспедицию против тангенов. Много деревьев было повалено и сожжено в несколько ближайших дней. И колодезь с хорошей водой появился в центре нашего лагеря.

И вот тогда, совершенно для нас неожиданно, прибыли послы от Силюлю с предложением перемирия. Они заявили, что белых победить нельзя и надо бросить борьбу. Они просили Беспойска выйти на другой день на равнину перед лесом, чтобы заключить договор дружбы.

У послов Силюлю вместо копий были в руках пистолеты, которых раньше мы никогда не видали у чёрных. Произнося нам похвалы, силюлю смотрели насмешливо. И переводчик-негр после их ухода сказал:

— Мира не будет. Они хотят убить губернатора.

Несмотря на это, Беспойск всё-таки решил идти к лесу Он взял с собой лейтенанта Демарша и сорок человек волонтёров. Взамен бочонка водки он приказал выкатить небольшое орудие.

Все это не понравилось племени силюлю. Чёрные даже не начали переговоров, а прямо бросились в атаку. Волонтёры завернули орудие и грянули картечью по лесу. Силюлю пустились бежать.

Беспойск, раздосадованный, вернулся в лагерь. Он всё-таки рассчитывал, что переговоры приведут к хорошему концу. В тот же вечер, чтобы обезопасить от ночного нападения свою семью, больных и порох, он приказал перевезти несколько лёгких домов на остров, который был в версте от берега.

Мы перевезли на остров хижины, бочки с порохом и два орудия. Туда же переправили наших больных. Доктора нашли, что воздух на острове лучше, нежели на берегу. И с тех пор остров этот стал называться Госпиталем.

Через несколько дней неожиданное открытие до некоторой степени разъяснило нам причины вражды чёрных. Андреянов и Ерофеев пошли потихоньку в лес, чтобы изловить живьём обезьяну. Они хотели отправить её на остров в подарок молодому Беспойску. Обезьяны матросы не поймали, но им пришлось видеть кое-что полюбопытнее. На опушке леса они заметили неизвестного белого человека, который в подзорную трубу рассматривал наш лагерь. Услышав шаги матросов, человек сложил трубу и скрылся за деревьями.

Обо всём этом Андреянов рассказал мне по секрету. Я сейчас же сообразил, что человек с трубой мог быть только шпионом с Иль-де-Франс. Конечно, он привёз с собой пистолеты на Мадагаскар и раздал их чёрным. Генерал Майар решил продолжать борьбу с нами! Надо было срочно сообщить об этом Беспойску, который уехал ночевать на остров.

Вместе с Андреяновым мы приплыли к острову на туземной лодке. Беспойск очень обрадовался нашему сообщению.

— Значит, чёрных подстрекают, — сказал он. — Это хорошо. Так им легче будет разобраться, с какой стороны находятся друзья.

— Но поймут ли они, что друзья — это мы? Ведь мы угощаем их картечью!

— Мы стреляем в них, это верно. Но мы делаем это для того, чтобы сберечь нашу жизнь, которая им нужна. Через год они будут носить нас на руках. Брось скулить! Через пять лет ты не узнаешь Мадагаскар.

— Но сегодня ночью они опять могут произвести на нас нападение.

— Мы его отобьём. Сейчас я еду с вами на берег.

Мы вышли из ложбинки между скал, в которых помещались хижины Острова Госпиталя. Спустились к морю, сели в лодку. Андреянов налёг на вёсла, и мы поплыли по бухте.

Сомнения меня мучили. Мне казалось, что отношения наши с туземцами приведут нас к гибели. Из нужды мы сделались завоевателями, хотя никогда не хотели этого. Может быть, мы останемся живы, но Государство Солнца не будет построено.

Беспойск заметил, что вид у меня печальный, закричал весело:

— Лёнька, ты посмотри лучше на небо! Разве на Камчатке ты видел что-нибудь подобное?

Я поднял голову. Небо было таким, каким я не видел его даже на Мадагаскаре. Казалось, что какой-то дикий мастер разрисовал его грубыми красными и зелёными полосами. Очень высоко неслись золотые перистые облака, похожие на несметную стаю рыбок. Мы вышли на берег, все ещё продолжая смотреть на это чудесное закатное небо. К нам подошёл переводчик-негр.

— Ураган будет, — сказал он.

— Когда ураган будет?

— Завтра.

— Почём знаешь?

— Небо красиво очень. И быки беспокоятся. Надо крыши верёвками привязывать.

Но мы не привязали крыш, так как не знали, какие ураганы бывают в этих местах. Да и ночь наступила. Над лагерем всплыла луна, и я заметил, что вокруг неё было серебряное кольцо. Потом в темноте с океана начали налетать морские птицы. Они падали прямо на землю и разбивались насмерть. Но мы готовились к ночному нападению и не обратили на это особого внимания.

Однако ночью нападения не было. А рано утром буря обрушилась на наш лагерь. К чему мы могли привязать крыши, когда и стены наших домиков полетели по воздуху?

Высокие пальмы на берегу пригибались своими листьями к земле, как былинки. Лес шумел и стонал. Воздух был такой же жёсткий, как вода, и мы должны были ползать на четвереньках по лагерю. Если бы мы были суеверны, мы могли бы подумать, что невидимые боги чёрных пошли на приступ нашего лагеря вместо племени силюлю. Мы решительно ничем не могли ответить на этот приступ. Нам надо было хоть как-нибудь спасти самих себя.

Последней слетела крыша в доме Беспойска. Я вбежал к нему в комнату из одних стен. Он сидел, ухватившись руками за голову. Он не мог себе представить, что случится с его семьёй на острове.

— Уедем отсюда! — закричал я, стараясь пересилить рёв ветра. — Все, что мы построили за это время, разрушено.

Беспойск махнул рукой и закричал мне в ухо:

— Но разве ты забыл, что в Государстве Солнца дома будут каменные. Им не страшен ветер…

Ураган прекратился только к вечеру. Он перешёл в проливной дождь. Этот страшный дождь размыл то, чего не разрушил ветер. От всего Люисбурга остались только пушки, дом Беспойска без крыши, горн и квадратный ров, полный воды. Мы оказались в худшем положении, чем в первый день нашего приезда. У нас ничего не было. И даже наши враги не пожелали напасть на нас — так мы были беспомощны.

Утром Беспойск приказал всем раздеться, сушить одежду, чинить заборы, разыскивать хижины и разбросанные вещи. Наладив работу, он сам уехал к семье на остров.

У нас уже теперь появился некоторый опыт в деле построек. На лесной опушке мы находили целые хижины, унесённые ветром, и водворяли их на место. Ветер не сдвинул моего сундучка, но гамак мой улетел далеко. Однако и гамак мне удалось разыскать вместе со стеной. Ванька, который уже достаточно оправился от лихорадки, помог мне восстановить хижину.

Но мы не успели окончить нашей работы, как на побережье раздались дикие крики и удары в барабан. Сначала мы подумали, что это силюлю решили сделать нападение с другой стороны. Побросав работу, мы взялись за ружья и пушки.

Но мы напрасно приготовились к обороне. По берегу шествовала многолюдная процессия явно торгового характера. Среди марширующих людей мы заметили и быков, которые обыкновенно не участвуют в военных операциях. Погонщики длинными палками колотили этих быков по бокам в такт маршу. Впереди процессии шёл широкоплечий мальгаш с длинными усами и курчавой головой. Не доходя до нашего лагеря с четверть версты, процессия остановилась.

Мы выслали переводчика, чтобы узнать, в чём дело. Переводчик вернулся и сообщил, что это пришли ангоны, злейшие враги силюлю. Они прослышали про нашу войну и явились предложить нам договор дружбы и торговли.

Мы уже знали, что семья Беспойска осталась невредимой на острове. Поэтому немедленно за ним была послана лодка. Он приехал и сейчас же вступил в переговоры с вождём ангонов относительно цены быков. Быки были куплены все целиком. Кроме того, ангоны обязались помочь нам в восстановлении лагеря. Но этого мало. Беспойск заключил с вождём ангонов торжественный договор дружбы — кабарр, основанный на крови. Для этого они оба разрезали себе руки и обменялись каплями крови. Потом ангоны заявили, что они немедленно выступают в поход на деревни силюлю.

— Лёнька! — сказал мне Беспойск. — Ты видишь, что происходит? Мы построим пока своё благополучие на вражде чёрных между собой. Но мы не для этого приехали. Может быть, силюлю заслужили того, чтобы стереть их деревни с лица земли, и мы можем это сделать теперь при помощи ангонов, но я не допущу этого. Запомни.

И он заявил ангонам, нашим новым друзьям, что вместо похода мы будем лучше пить водку и танцевать.

И сейчас же была принесена неизменная водка, спутник радости. Ангоны выпили и спели нам свои песни об урагане над островом. Ураган застал их в лесу, и они едва спаслись. Пели они хорошо, подражая вою ветра. Потом французы спели свои песенки о вине и о девушках. И, наконец, русские раскачались и тоже запели о несчастье и лебеде. Потом все вместе начали плясать.

Тут у нас появились друзья на острове — друзья, которые уже больше не изменяли нам. Их приход принёс нам счастье. Не успели ещё ангоны починить все наши хижины, как явились послы от силюлю. Они прослышали, что мы заключили договор дружбы с ангонами, и пришли мириться. Силюлю боялись, что этот новый союз принесёт несчастье их племени. Беспойск принял послов хорошо, но от договора дружбы отказался. Он просил племя силюлю прежде выдать белого человека, который раздаёт пистолеты. Силюлю сделали вид, что они ничего не знают об этом человеке, а потому не могут выдать его. Но они согласились приступить к работам в лесу и лагере и обещали своим хорошим поведением заслужить прощение.

К этому же времени надо отнести возвращение «Постильона» с Фуль Пуэн. Капитан Сонье выполнил все поручения Беспойска. Он заключил договор дружбы с племенем хиави и произвёл мену. «Постильон» вернулся, нагруженный рисом сверх меры. Мы пересыпали рис в наши кладовые и теперь долго могли не заботиться о продовольствии.

Воспользовавшись прибытием корабля, Беспойск приказал Сонье обследовать побережье бухты Антонжиль. Наша постоянная вражда с мальгашами заставляла нас отсиживаться в лагере. Окрестности нам были известны всего на пять вёрст кругом. Мы не могли дольше оставаться в этом узком кольце.

Вместе с Сонье на разведку поехал Сибаев. Корабль был в плавании четыре дня. По возвращении Сибаев доложил, что верстах в десяти от Люисбурга в бухту впадает судоходная река, которую туземцы зовут Тингбаль. По реке этой можно проникнуть в глубь страны на лодках.

Беспойск немедленно приказал готовиться к экспедиции. Он хотел сам поехать вверх по реке, заключить договоры дружбы с новыми племенами, приобрести новых союзников. «Постильон» же ушёл за рисом на Фуль Пуэн.

Но экспедиции Беспойска в глубь страны в те дни не суждено было состояться. Опять на нас нахлынула волна несчастий. И наша деятельность замерла.

 

5. Полоса дождей

Страшный ураган, который пронёсся над островом, был началом здешней, мадагаскарской зимы. Конечно, для нас эта зима была смешна, жара оставалась почти прежней, но начали выпадать частые и обильные дожди. А следом за ними лихорадка снова пошла косить наши ряды.

Болезнь эта не всегда бывала смертельна, но она страшно изнуряла людей. Мы все, кроме Беспойска, перехворали ею более или менее сильно. И я всегда с ужасом представлял себе, что когда-нибудь свалится и Беспойск. Тогда все наше дело должно было остановиться или даже умереть.

Было жарко, но больные дрожали от холода и кутались в плащи. Часовые засыпали на посту с ружьями в руках, и их нельзя было разбудить. Много чёрных с началом дождей ушло в глубь острова. Работы производились слабо. Люисбург стал похож на сонное царство. Но хуже всего было то, что в лесу опять появился неизвестный белый человек.

Его видели несколько раз, но всё разные люди. Поэтому сведения о его внешности были самые разнообразные. Но все мы одинаково чувствовали, что работает он в лесу не в наших интересах и что, может быть, он проявит себя в тот день, когда лихорадка повалит нас всех на землю.

Я в то время только что оправился от болезни. Так как от слабости я не мог ходить далеко, Беспойск назначил меня в помощь Сэно, который только что заболел. Таким образом, я был привязан к складу, и меня очень тяготило, что я не могу принять участия в раскрытии тайны неизвестного человека. Впрочем, благодаря случаю мне удалось кое-что сделать в этом направлении. Я стал замечать, что в домик, где лежал Сэно, довольно часто приходят французы и очень подозрительным шёпотом о чём-то разговаривают. Я набросал рисовой соломы возле стенки, против которой лежал Сэно, и зарылся в этой соломе. Таким образом мне удалось подслушать очень важный разговор Сэно с волонтёром.

— Как только лихорадка меня отпустит, — говорил Сэно, — я сейчас же смоюсь с Мадагаскара. А то здесь и взаправду помрёшь, пожалуй.

Волонтёр сказал:

— Конечно, тебе пора уезжать. Ты думаешь, мы не знаем, что ты продаёшь водку мальгашам за золото?

— Давно уже перестал. Теперь они требуют порох. Скоро у нас будут ружья.

— Откуда?

— Не нашего это ума дело. Я одно могу сказать тебе: всем французам нужно удирать отсюда. И чем скорее, тем лучше. Этой колонии чёртовой не бывать.

— А на чем удирать?

— Кораблик придёт. Пусть здесь остаются русские. Их хорошо успокоят.

— Да на чём же уехать-то? — спросил волонтёр, видимо напуганный. — Говори, на чём уехать?

Но Сэно ничего не ответил. Он застонал, у него начался припадок лихорадки. Солдат начал трясти его.

— Говори, когда придёт кораблик! Ну, говори же!.. Я должен передать это своим.

Но Сэно только скрежетал зубами в ответ. Тут я понял, что он ничего сейчас не скажет, тихо вылез из соломы и пустился разыскивать Беспойска. Мне ясно было, что Сэно находился в связи с человеком в лесу.

Разница между ними была незначительная: один снабжал мальгашей огнестрельным оружием, а другой — порохом.

Я долго искал Беспойска по лагерю, но нигде не мог найти. У его дома мне сказали, что он спит. Он никогда не спал днём, и я решил не будить его — подождать до вечера. Но вечером Сэно сам захотел все рассказать губернатору.

Перед заходом солнца я зашёл к больному за какой-то справкой. Он тихо сказал:

— Никакой справки я тебе не дам. Должно быть, я умираю. Мне сейчас лучше, но двигаться я не могу. Хотел бы попу покаяться, но здесь его нет. Позови губернатора. Я ему открою все, а то меня в рай не пустят.

Сначала мне пришла в голову мысль, что подлый француз перед смертью хочет застрелить Беспойска. Я стоял и раздумывал, идти мне или нет. Сэно изо всех своих сил закричал:

— Ну, иди скорее, а то помру, не покаявшись! Жалости у тебя нет, что ли?

Я побежал за Беспойском как только мог быстро после недавней лихорадки. Но в доме у Беспойска мне сообщили, что и он сам заболел лихорадкой. Я вошёл в его комнату и увидал, что он лежит на койке, вытянувшись, с закрытыми глазами. Я взял его за руку.

— Что? — спросил он и сел на кровати.

— Надо идти, губернатор. Сэно умирает. Перед смертью он хочет сказать вам что-то.

— Пусть умирает без разговоров. Я сейчас не могу.

— Он что-то знает о человеке в лесу, губернатор.

— Тогда другое дело.

Он спустил ноги с кровати.

— Да, надо идти, — простонал он. — Но вопрос, как идти? Лихорадка добралась и до меня.

— Мы вас отнесём на постели.

— Самое лучшее.

И он сейчас же улёгся обратно и уснул. Четверо здоровых волонтёров, несмотря на протесты жены Беспойска, подняли его койку. Мы пронесли его, как труп, по всему лагерю, к нашим складам. И большого труда стоило разбудить его при входе в домик Сэно.

— Что? — опять спросил он и сел на кровати. — Я не могу идти. Внесите меня на постели в дом.

Мы внесли его койку и поставили её рядом с постелью Сэно. Беспойск сделал нам жест, мы вышли. Я притаился за дверью.

Беспойск протянул руку и начал тормошить Сэно. Тот вскочил и в ужасе вперился в кровать, которая появилась рядом с ним.

— Не удивляйтесь, Сэно, — сказал Беспойск тихо. — Я тоже заболел. Но я готов все выслушать. Говорите скорее, а то сознание покидает меня.

Сэно застонал:

— Вы явились слишком поздно, губернатор. Жизнь покидает меня…

И он откинулся навзничь. Беспойск закричал:

— Эй, кто там есть?

Я вошёл.

— Растолкай его.

Я начал трясти Сэно изо всех сил, но как растолкаешь мёртвого?

Пришедший доктор сказал только одно слово:

— Финне.

— Он умер, губернатор, — сказал я, наклонившись к Беспойску. — Но подождите спать. Вы должны дать распоряжение, кто теперь будет заведовать складами.

— Да, конечно. Но я не могу сообразить. Говори мне подряд фамилии всех русских.

— Ванька, Лапин, Андреянов, Сибаев, Ерофеев, Чулошников…

— Стой! — сказал Беспойск. — Это Чулошников торговал в Большерецке рыбой?

— Да.

— Он знает товарное дело. Он и будет заведовать складом. А ты и Ванька будете ему помогать. Начните дело с того, что обыщите это помещение и перепишите все товары. Главное — порох…

Он заснул. Тайна белого человека в лесу так и осталась не открытой. Но зато у нас был теперь новый начальник склада, на которого мы могли положиться.

На другой день мы переправили на остров больного Беспойска. Наши доктора надеялись, что его крепкая натура справится с болезнью.

А у меня теперь было много дела. Вместе с Чулошниковым и Ванькой мы принялись приводить в порядок склад.

Хотя Чулошников мечтал всю жизнь разбогатеть и уехал с Камчатки с этой целью, человек он был честный. Он в ужас пришёл от тех беспорядков, которые царили на складе. Кроме того, покойный Сэно распоряжался нашим имуществом, как своим собственным. В товарах обнаружились недостачи. Зато под кроватью в доме Сэно оказался мешочек с золотом. Так как Сэно отпускал мальгашам за это золото наш порох и водку, Чулошников зачислил золото на склад как казённое имущество. Одно только было плохо в Чулошникове: он едва знал французский язык и все время путал его с мальгашским, а французские меры — с русскими. Тут уж пришлось нам с Ванькой ему помогать и даже учить. Но он был неспособный ученик и так до конца своего заведования складом мер не усвоил.

Со дня отъезда Беспойска на остров деятельность нашей колонии совсем замерла. В довершение всего назначенный Беспойском начальник лагеря майор Мариньи тоже заболел лихорадкой. Мы не успели его даже перевезти на остров, как он умер. Мы с Ванькой в лодочке поехали к Беспойску, чтобы сообщить ему эту печальную новость.

Когда мы вошли к нему в комнату, он, сильно пожелтевший и похудевший, лежал на кровати. Лихорадка все ещё мучила его. Он спросил тихо:

— Ну, как здоровье Мариньи?

— Плохо, — ответил я, не желая сразу открыть правду.

— Тогда почему же вы не привезли его сюда?

— Потому что он умер, — ответил Ванька.

Беспойск сделал гримасу отчаяния.

— Мы все перемрём на этом болоте. Слушай, Лёнька, есть ли у нас в лагере хоть пяток людей, которые могут ходить?

И начал считать здоровых по пальцам и насчитал гораздо более пятка.

— А Сибаев жив?

— Жив.

— Пусть он завтра же отправляется искать новое место для города. Здесь у нас ничего не выйдет.

Я думал, что Беспойск начал бредить и что нам пора уходить. Но он снова заговорил:

— Мне ясно, что лихорадка свирепствует только тут, на берегу. Поэтому чёрные и неохотно ночуют у нас. Мы сделали ошибку, что поселились на болоте. Надо пробиться через лес.

— Как — пробиться? — начал я возражать, видя, что он говорит всерьёз. — Ведь лес тянется на пятьдесят вёрст.

— Знаю, но мы всё-таки должны искать новое место. Я приказываю Сибаеву завтра же утром двинуться на лодке вверх по реке Тингбаль. Хорошо, если бы поехал и Корби. Пусть они найдут какую-нибудь возвышенную полянку на берегу, не дальше десяти вёрст от моря. Там и будет новый город…

Голос его делался все слабее и слабее. Потом он вдруг откинулся навзничь и запел по-польски. Его жена сделала нам знак, чтобы мы ушли. Бедная женщина была совершенно измучена. Её четырёхлетний сын тоже был болен лихорадкой.

— Ванька, — сказал я, когда мы уже были в лодке, — как ты думаешь, он отдал приказ о новом городе в твёрдом уме? Или он бредил?

— Конечно, бредил, — ответил Ванька решительно. — Куда нам строить новый город! И этот разваливается.

— А я думаю, что без нового города нам не обойтись. Я поеду один, если Сибаев откажется. И ты обязан ехать со мной…

 

6. Разведка в глубь острова

Сибаев и инженер Корби не отказались отправиться на разведку. Они нашли мысль о новом городе очень разумной. Мы с Ванькой и Андреяновым поехали с ними. Взяли ещё трёх французов-волонтёров.

С вечера снарядили парусную шлюпку, наполнили её продовольствием. А на другой день рано утром забрали с собой ружья и вышли в море на парусе. До устья реки добрались благополучно. А там сняли парус и пошли дальше на вёслах.

Тингбаль была широкая река, не похожая на нашу болотистую речку, из которой мы брали воду. Но двигались мы вперёд медленно. Путь преграждали деревья, упавшие в воду. Некоторые из них были под водой, другие над водой, и, чтобы пробираться вперёд, нам приходилось то пригибаться, то лавировать от берега к берегу.

Так же как и на Формозе, мы плыли по зелёной пещере. Но здесь пещера была мрачнее. Древний непроходимый лес теснился по обе стороны, и ветви деревьев, как руки, скрещивались где-то высоко над водой. Целые стада попугаев, чёрных и серых, каких я не видал на Формозе, пронзительно кричали нам вслед. Множество других птиц испуганно разлетались при нашем приближении. Нас не замечали только голенастые цапли хохлатки. Они продолжали внимательно смотреть в воду, хотя мы проходили близко от них и могли веслом стукнуть им по носу. Вдруг Ванька закричал:

— Тюлень!

Но это был не тюлень, а крокодил. Он высунулся из воды и смотрел на нас своими прозрачными глазами. Ванька выпалил ему в морду. Он повернулся и исчез в воде. Но сейчас же несколько крокодильих морд, похожих на брёвна, высунулись из воды.

Мы проехали около восьми вёрст, когда лес начал светлеть, и огромная поляна открылась перед нами. Она была покрыта мелким кустарником, над которым кое-где возвышались купы невысоких пальм. Это было как раз то, что нам нужно. Корби велел причаливать к берегу.

— Вот где надо бы строиться, — сказал он, когда мы вылезли на берег. — Ручаюсь вам, что никаких лихорадок здесь не бывает. И растительность тут богаче. Вот эти пальмы, равеналы, называются деревьями путешественников. У нас их и в помине нет.

Мы разбили свой лагерь как раз у подножия этих пальм. Равеналы распростёрли свои листья с севера на юг, как будто сам компас заведовал их посадкой. Кроме того, между черенками листьев и стволом они задерживали дождевую воду в достаточном количестве, чтобы напиться. Эта вода и направление листьев и сделали дерево другом путешественников.

Мы переночевали у подножия этих пальм, а утром обстоятельно оглядели равнину. Она шла по склону холма и была так велика, что на ней можно было выстроить сто таких городов, как наш. Мы нашли несколько зарослей бамбука, необходимого нам для постройки. Большие баобабы, толстые и важные, с листьями на невероятной высоте стояли особняком. Тропические бабочки носились над кустарниками. Они были больше наших камчатских птичек, и на любую из них не жалко было потратить выстрел.

Ни баобабов, ни равенал, ни бабочек мы не видели на нашем гнилом побережье.

Мы возвратились в Люисбург вечером. Не заезжая в лагерь, мы пристали к Острову Госпиталя, чтобы сделать доклад Беспойску.

— Завтра же начинайте стройку, — сказал он, выслушав Корби. — Вызовите сто, двести, пятьсот человек. Сначала забор и несколько домов. Потом — дорогу к морю. Новый город будет называться Городом Здоровья. Это поднимет дух больных.

Так возник наш новый город — Город Здоровья. Через несколько дней сотни мальгашей вырубили кустарник, и на его месте выросли домики. На этот раз их плели из черенков равеналы. Листья равенал шли на крыши. Такие хижины были похожи на корзины.

Между другими домиками строился большой дом для Беспойска. Он был тоже сооружён по туземному обычаю, но мальгаши говорили, что в таких домах живут только вожди. Терраса опоясывала дом со всех сторон. Крыша была так высока, что издалека дом походил на башню.

Город рос. Но гораздо труднее было провести дорогу к морю.

Для этого надо было вырубить просеку через лес, который с момента своего возникновения не знал топора. Некоторые деревья были так толсты, что выгоднее было их обходить, чем рубить. Другие росли в наклонном положении, третьи, уже мёртвые, преграждали путь, и в них надо было выпиливать ворота. Дом Беспойска был уже готов со всеми своими террасами, но дорога едва только проникла в чащу леса. Поэтому мы с Ванькой принуждены были воспользоваться старым путём — рекой, для того чтобы съездить к Беспойску и чтобы пригласить его в новое жилище. Инженер Корби дал нам ещё одно поручение: привезти как можно больше товаров для выдачи мальгашам за срочную работу.

Мы хорошо теперь знали реку и уже не принимали крокодилов за тюленей. По течению мы быстро добрались до устья, а там развернули маленький парус. Недалеко от Острова Госпиталя мы заметили корабль. Это был «Бурбон» с Иль-де-Франс.

— Может быть, сапоги привёз, — сказал Ванька мечтательно.

Последнее время у нас было плохо с сапогами. Мы не привыкли ещё ходить босиком по мадагаскарской земле. А наша обувь вконец износилась.

Мы подошли к острову, высадились и сразу бросились на гору к дому Беспойска. Он сидел на пороге в самодельном кресле.

— Дом для вас готов, губернатор! — закричал я. — Прекрасный…

— Поздно, — сказал Беспойск.

И тут по лицу его вдруг обильно полились слёзы, как у меня в Париже весной.

— Поздно, — повторил он. — Я сам уже выздоровел, а мой мальчик умер час назад.

Мы помолчали.

— Пришёл «Бурбон», — сказал Ванька. — Может быть, привёз сапоги?

— Вряд ли. Наверное, за быками. Поезжай, Лёнька, на склад, скажи Чулошникову, чтобы он выполнил все, что они просят.

Когда мы отходили от домика, я слышал, как зарыдала жена Беспойска.

— Уедут они в Европу на «Бурбоне», помяни моё слово, — вдруг сказал Ванька. — Не останется он здесь.

— Нет, — возразил я. — Ему поздно уезжать. Раз сын его умер, у него осталось только Государство Солнца.

 

7. Город Здоровья

Я уже несколько дней не был в Люисбурге, поэтому не знал никаких новостей. Кто умер, кто выздоровел, как наши быки? Прямо с моря мы побежали к складу и нос с носом столкнулись с Ерофеевым.

Весёлый парень Ерофеев был почему-то страшно смущён. Мы пристали к нему с вопросами:

— В чём дело?

Ерофеев огляделся по сторонам и сказал тихо:

— Белый-то человек, что в лесу ходил…

— Ну?

— Из лесу вышел.

— Где же он?!

— С Чулошниковым чай пьёт.

Мы решили, что Ерофеев шутит, как всегда, и побежали на склад. Чулошников действительно пил чай в обществе высокого француза. Дуя на блюдечко, он смущённо произносил какие-то французские слова и думал, что разговаривает по-французски. Но, судя по всему, собеседники друг друга не понимали.

— Кто это? — спросил я Чулошникова по-русски.

— Да вот, должно быть, на «Бурбоне» с Иль-де-Франс приехал. Говорит что-то, а что — не понимаю.

Я спросил француза, в чём дело.

— Я Ассиз, — сказал он. — Меня прислал губернатор с Иль-де-Франс, чтобы здесь заведовать хозяйством вместо Сэно. Где он?

— Умер недели три назад.

— Тем лучше. Значит, я прибыл вовремя. Где я могу увидеть губернатора?

— На острове. Он болен.

— Так. Если он умрёт, я здесь буду губернатором. Мне это пообещали на Иль-де-Франс. Беспойском там недовольны.

— Он не умрёт, — сказал Ванька решительно. — Скорее вы умрёте. Привезли вы нам сапоги?

— Нет, не привёз. Денег привёз два мешка. Ассигнаций и серебра.

— На что же нам деньги? Нам штаны нужны и сапоги.

— Этого я не знаю. Мне велено передать деньги.

Я попросил Ваньку отвезти Ассиза на остров, но лишнего не болтать. Мне ясно было, что в лице этого француза мы получили нового шпиона с Иль-де-Франс. Ванька и Ассиз ушли, а я принялся расспрашивать Чулошникова о новостях. Новостей было мало. С «Бурбона» требуют быков и риса. Четыре француза убежали с ружьями.

— Куда же они могли убежать?

— Неизвестно. Наверное, на «Бурбоне» уедут.

Мне показалось это правдоподобным. Не был ли «Бурбон» тем корабликом, о котором говорил Сэно перед смертью? Потом я спросил Чулошникова, что он может отпустить в Город Здоровья для расплаты с мальгашами. Оказалось, что у него товаров нет.

— Как же тогда дорогу-то вести?

— Ума не приложу. Может быть, Беспойск что-нибудь придумает?

Я побывал у Беспойска и говорил с ним о нашем тяжёлом положении. Он сказал:

— У нас есть только деньги, но смешно ими платить мальгашам. Впрочем, на днях я сам буду в Городе Здоровья и что-нибудь придумаю. Мы перенесём центр жизни туда. А в Люисбурге пусть посидит господин Ассиз.

Через несколько дней Беспойск приехал в новый город. С ним была его жена, очень похудевшая после смерти ребёнка. Мы их поселили в новом доме, который всем нам казался чудом строительного искусства.

Вскоре после своего приезда Беспойск объявил, что он назначает собрание вождей всех окрестных племён. Гонцы были разосланы повсюду. И вот к нам в Город Здоровья начали прибывать вожди с небольшими отрядами воинов. В короткий срок собралось около двадцати вождей. Даже говасы пришли из центра острова.

Это было первое большое собрание мира. Беспойск приказал для начала жарить быков и выставил водку, нашу последнюю водку. После обеда на главной площади были постелены циновки, и вожди уселись в кружок. Беспойск долго говорил с ними.

Он говорил о том, что время недоверия кончилось, пора приниматься за общую работу. Надо сообща решить, где строить торговые пункты, какие дороги проводить.

Вожди уже почувствовали сладость торговли, когда чёрные быки превращаются в бутылки с водкой, а рис — в порох. Поэтому они отнеслись с серьёзностью к словам Беспойска. Они просили его передвинуть торговые пункты внутрь острова и подтвердили, что проведение дорог — неотложное дело. Чёрные быки застревают в лесу, а по дорогам они могут дойти до самого моря. Важно также сделать реку Тингбаль судоходной, чтобы можно было на лодках сплавлять рис.

Все ближайшие племена объединились в своих решениях. Они предоставили в распоряжение Беспойска двести человек для очистки реки и ещё двести для проведения дорог. Потом было решено устроить постоянный базар около нового города, куда мальгаши могли бы пригонять быков. Были утверждены твёрдые цены на быков в порохе, водке и мануфактуре. Беспойск раздал вождям серебряные французские деньги, привезённые Ассизом, и объяснил, что это такое. Деньги очень понравились вождям, и каждый из них прижал к сердцу полученную монету. Потом Беспойск сказал, что он хочет завести свои рисовые поля по берегу реки, и просит помочь ему. И в этом отказа не было.

Когда все решения о торговле были приняты, на собрание пришла жена Беспойска, Ирина. Она была похожа на сумасшедшую. Волосы её были распущены по плечам, и широкое белое платье спускалось до земли и тянулось сзади. Она сказала:

— У меня умер ребёнок от вашей лихорадки, и я теперь осталась одна. Я хочу принести пользу вашим детям и вашим матерям. Мне говорили, что на острове есть обычай класть новорождённых детей на дорогу и после этого гнать по дороге стадо. Остаются живыми немногие, только те, кого не затопчут быки. Передайте вашим женщинам, что пришла пора уничтожить этот обычай. Я буду делать подарок каждой матери, которая не положит своего ребёнка на дорогу. И вы должны разъяснить вашим женщинам, что делать этого нельзя.

Вожди подтвердили, что такой обычай существует у некоторых племён. Другие от него отказались. Пришла пора покончить с ним совсем.

Потом жена Беспойска сказала, что она будет учить французскому языку молодых мальгашей и они сделаются переводчиками и будут хорошо зарабатывать. Вожди сейчас же назначили двадцать смышлёных ребят, по одному от каждой деревни. Собрание закончилось ночным пиром и играми. Мы стреляли из ружей в цель, а потом жгли фейерверки. Вожди отправились в свои деревни очень довольные.

С этого дня у нас не было недостатка в рабочей силе. Вокруг нашего города на равнине быстро выросло несколько деревенек. Мальгаши и говасы перебрались сюда вместе со своими семьями, курами и ручными обезьянами. Они всегда могли найти работу в нашем городе. На новых рисовых полях мы предложили работать исполу. И мальгаши согласились на это. Земля Мадагаскара почти без всякой обработки давала огромные урожаи. Солнце здесь исправно делало своё дело.

Помимо засева рисовых полей, у нас были и другие работы. Беспойск задумал выстроить небольшой форт в центре города, и чёрным землекопам надо было платить. Но у нас к этому времени появились и нужные товары.

Капитан Сонье, возвращаясь с Фуль Пуэн, захватил купеческий корабль, который пытался самостоятельно торговать с мальгашами. Так как ещё в Париже было решено, что вся торговля будет совершаться через нашу колонию, Сонье привёл корабль в Люисбург как контрабандиста. Беспойска срочно вызвали на разбор этого дела. Я, Ванька и Андреянов повезли его в лодке в Люисбург.

Капитан купеческого корабля, он же и собственник товаров, Ольвье страшно кричал и возмущался. Он говорил, что Мадагаскар спокон веку был вольным островом и что у него даже есть разрешение из Иль-де-Франс на торговлю. Очень бурный разговор этот кончился к общему удовольствию.

— Сколько вы заплатили за ваш товар? — спросил Беспойск.

— Тридцать пять тысяч ливров.

— Получите сорок и убирайтесь на все четыре стороны.

И Беспойск заплатил ему сорок тысяч ливров из того мешка, который привёз Ассиз с Иль-де-Франс. Французские ассигнации, присланные как издевательство, таким образом пригодились. А мы сделались хозяевами целой горы товаров.

Беспойск приказал немедленно же сгружать запасы в магазин. Он послал Андреянова за Ассизом. Андреянов вернулся с французом, отвёл меня в сторону и сказал:

— А верно Ерофеев говорил. Этого Ассиза мы и видели в лесу.

— Да будет тебе болтать. Он на «Бурбоне» приехал.

— Говорю, он в лесу был. Я его трубку узнал зрительную. Ни у кого такой другой нет.

Вечером мы имели совещание с Беспойском по этому вопросу. Не могло быть никаких сомнений, что Ассиз подослан губернатором Иль-де-Франс. Сначала он хотел вооружить против нас чёрных, но, когда это не удалось ему, он явился с заранее полученным от губернатора документом в качестве начальника склада. Он приурочил своё появление к приходу «Бурбона», чтобы отвести нам глаза. Теперь этот опасный враг заведовал всеми нашими запасами, порохом, оружием. Беспойск недолго думал над разрешением этого вопроса. Он сказал:

— Тебе, Лёнька, снова придётся работать при складе. Я тебя туда назначаю с сегодняшнего дня. Смотри за быками и порохом, но ещё больше за Ассизом. Все, что он делает, я должен знать. Понял?

— Понял, губернатор.

— Сделаешь?

— Будьте покойны, губернатор.

И с этого дня я начал работать при Ассизе в качестве шпиона.

Я жил в Люисбурге, но сердце моё было в Городе Здоровья. Я знал, что там Беспойск развёртывает деятельность, о которой здесь, на побережье, мы могли только мечтать. Теперь, когда мы получили товары, он снарядил две экспедиции к центру острова. Во главе одной стоял француз Демарш, во главе другой — Сибаев. Они должны были обмениваться подарками с племенами, заключать договоры дружбы, приглашать жителей для торговли в Город Здоровья. Беспойск рассчитывал, что именно торговля должна установить первую связь между племенами, натолкнуть их на мысль об объединении. До того времени торговали только прибрежные племена. Надо было раскачать весь остров, всколыхнуть центр, двинуть его к берегам. Тогда только могли возникнуть дороги, колёсные повозки, настоящий товарообмен. И на этой почве — союз мелких племён и деревень, которые начнут сознавать себя как единое целое.

Пока же не было дорог на Мадагаскаре. Продвигаться можно было только по рекам либо пешком по непролазным тропинкам. И вот Беспойск послал Сибаева на нескольких лодках вверх по реке Тингбаль. А Демарш двинулся по лесным тропинкам с полсотней мальгашей, каждый из которых нёс небольшой тючок с товаром.

Мне очень хотелось отправиться с Сибаевым, но об этом не могло быть и речи. Я чувствовал, что порученное мне дело имеет большое значение, и, хотя оно было мне неприятно, я делал все, что мог. В первые же дни я убедился, что Ассиз не брезгает ничем, чтобы делать своё постыдное дело. Он группировал вокруг себя мальгашей-разбойников, оторвавшихся от племён и шатающихся без дела по побережью. Он приобретал их дружбу за счёт наших товаров и никогда не пропускал случая сказать, что скоро будет губернатором Мадагаскара вместо Беспойска. Во мне он с первых же дней увидел шпиона и относился ко мне недоверчиво. Я вызвал себе на помощь Ваньку из Города Здоровья, и мы ни на минуту не выпускали Ассиза из-под нашего наблюдения. Всё говорило за то, что он замышляет какой-то подвох против нашего нового города. Например, когда Беспойск вытребовал туда четыре пушки, Ассиз сделал все возможное, чтобы воспрепятствовать этой отправке. Но мы, ссылаясь на приказ губернатора, отправили орудия одно за другим.

Наконец поведение Ассиза сделалось более чем подозрительным. Из нашего склада пропало ночью двадцать ружей, и он не принял никаких мер к их отысканию. Двадцать ружей по Мадагаскару было число порядочное. Я решил донести немедленно об этом случае Беспойску. Попросился у Ассиза в Город Здоровья, но он не отпустил меня, назначил на просушивание пороха.

Я ответил ему, что сейчас приступлю к работе, а сам подмигнул Ваньке, и мы потихоньку вышли из лагеря.

 

8. Последняя стычка

Дорога от Люисбурга до Города Здоровья не была ещё проложена. С обеих сторон просека углубилась в лес не больше как на версту. Однако для скорости мы решили с Ванькой идти в Город Здоровья сухим путём, по которому нам не приходилось раньше ходить. Мы знали, что дорога намечена зарубками на деревьях, и рассчитывали, что с помощью этих отметок и компаса сумеем добраться до города скорее, чем по реке Тингбаль. Но мы пожалели о нашем решении, когда оказались в лесу.

Сплошная стена стволов и лиан, через которую не мог пробиться даже луч солнца, повергла нас в полное отчаяние. Внизу, у корней, от запаха гниения трудно было дышать. Огромные бледные цветы-паразиты без единого листка цепляли нас за ноги своими змеевидными ветками. Мы очень скоро потеряли зарубки и шли по компасу. Над нашими головами несколько раз пробегали стада обезьян бабакут, похожих на карликов. Мы до сих пор боялись этих уродцев и всякий раз прятались, когда до нас долетало их противное мяуканье. Целый день мы потратили на то, чтобы выйти на просеку, которая привела нас к Городу Здоровья.

Был уже вечер, когда мы выбрались на равнину. Наш лагерь, обнесённый кругом забором, теперь, в мирное время, не охранялся. Мы перелезли через бамбуки и прошли к дому губернатора. Жизнь лагеря и туземной деревни уже затихла. Но у дома губернатора работа не прекращалась.

Беспойск сидел на террасе вместе с Корби и при свете свечи рассматривал чертёж сооружения, которое должно было быть одновременно магазином, фортом и жильём на шесть человек. Из их разговора я понял, что такие сооружения будут строиться в центре острова.

Пока они рассматривали чертёж, мы с Ванькой тихо стояли в темноте. Но когда Корби скатал бумагу и поднялся, мы вошли на террасу.

— Откуда вы взялись, ребята? — спросил Беспойск удивлённо. — Случилось что-нибудь важное?

— Да. Сегодня ночью пропало двадцать ружей из склада и мешок пуль.

— Куда же они могли деться? — спросил Корби.

В это время где-то за забором, у леса, прозвучал выстрел.

— Вот где они, — сказал Беспойск, показывая в сторону выстрела. — Бейте тревогу, ребята!

Ванька бросился к чугунной доске, которая висела на площади, и начал колотить по ней прикладом. Раздались крики:

— К оружию!.. Нападение!..

В лагере иногда устраивались пробные тревоги. Поэтому волонтёры быстро собрались на площадь. Следом за ними на площадь начали сбегаться мальгаши со своими копьями. Мы вовсе не просили от них помощи и даже сначала не хотели пускать их в ворота, но они сами заявили, что пришли защищать нас, и мы не могли отказать им в этом.

Нечего и говорить, что мы с успехом отбили ночное нападение, даже не прибегая к пушкам. Наши союзники мальгаши, которые никак не могли привыкнуть к артиллерийскому огню, предложили прогнать нападающих копьями, только бы мы не открывали канонады. Беспойск согласился уважить их просьбу. Лапин построил мальгашей в колонну и вывел их за ограду. С громкими криками они понеслись в ту сторону, откуда слышались выстрелы.

Нападающие бежали. Один из них был взят в плен с ружьём в руках, похищенным из нашего склада. Он сознался, что ружьё выдал ему Ассиз.

Это было последнее нападение на нас, и мы отбили его руками наших чёрных друзей. Мы имели только одну жертву в ту ночь, но жертва эта была очень нам тяжела. В стычке был убит Лапин, молчаливый матрос с корабля «Елизавета», наш верный товарищ и спутник последних лет. Вражеская пуля попала ему прямо в глаз. И когда мальгаши принесли его в лагерь, он был уже мёртв.

Той же ночью Беспойск составил приказ об аресте Ассиза. Приказ мы этот отнесли в Люисбург и передали сержанту Виен, который был комендантом города. Виен арестовал Ассиза, и исполнение обязанностей начальника склада вновь принял на себя Чулошников.

Ассиз был заперт в сарай, сделанный из досок. Целый день он кричал, что умирает от жары, разделся донага и требовал воды. Ему подали воду в длинном, двухаршинном ведре туземной выделки. Ночью он изломал ведро зубами, подкопал обломками стену и бежал.

Опять мы с Ванькой отправились к губернатору, чтобы сообщить ему об этом происшествии. Мы боялись, что негодяй подожжёт постройки в Городе Здоровья или взорвёт пороховой склад. Но когда мы рассказали о побеге Беспойску, он засмеялся:

— Вы пришли слишком поздно, — сказал он. — Я знаю не только то, что Ассиз бежал, но и то, что он пойман в голом виде.

— Как пойман?

— Силюлю. Они привели его ко мне сегодня ещё до обеда. С ближайшим же кораблём я пошлю его на Иль-де-Франс с просьбой судить там.

В соседнем домике на полу действительно лежал длинный голый Ассиз. Около стоял мальгаш с копьём.

В тот же вечер в Город Здоровья вернулся Сибаев из своей экспедиции. Он раздарил все подарки и заключил договор дружбы с десятью племенами. Вместе с ним приехали говасы из внутренних провинций. Они привезли с собой образцы риса, кофе, сахарного тростника и хлопка. Беспойск, выслушав доклад Сибаева, приказал готовиться ему к новой экспедиции. На этот раз с ним должны были ехать плотники, чтобы строить склады по чертежу инженера Корби.

Местные жители обязывались соединить эти склады между собой дорогами.

Сибаев был очень огорчён смертью Лапина. Теперь оставалось только шесть русских на Мадагаскаре. И мы все вместе похоронили на Равнине Здоровья под равеналами храброго матроса из Охотска.

 

9. Через два года

С каждым месяцем число наших друзей на острове увеличивалось, и к концу 1775 года, то есть через два года после высадки нашего авангарда на Мадагаскаре, у нас вовсе не было врагов. Даже последний враг — лихорадка — был побеждён. В Городе Здоровья мы совершенно забыли о ней.

Наши материальные дела тоже очень поправились за это время. Стада в Люисбурге и на Равнине Здоровья исчислялись сотнями голов. Наши рисовые поля покрывали все побережья реки Тингбаль, и мы снимали два раза в год обильные урожаи. У нас было теперь много свободного рису, и мы продавали его купцам целыми кораблями. Кроме того, мы снабжали рисом Иль-де-Франс, ничего не получая взамен. Кажется, этот остров начал нас признавать наконец. Правда, он хранил молчание, но его происки и интриги уже больше не беспокоили нас.

Купцы, покупавшие у нас рис и быков, снабжали нас товарами и серебряной монетой. Всего этого, конечно, не хватало нам, но прежнюю нужду мы забыли. Беспойск мечтал уже о ткацкой фабрике, которая могла бы вполне удовлетворить спрос Мадагаскара на материи. У нас был хлопок и рабочие руки. Но средств на станки не было. От Города Здоровья к Люисбургу теперь шла хорошая дорога, и по ней впервые на Мадагаскаре скрипели телеги, запряжённые быками.

Мы сумели тесно сдружиться почти со всеми племенами, населяющими Мадагаскар, узнали их законы, привычки, обычаи. И они тоже узнали нас. Они прекрасно видели, что мы, европейцы, умеем работать лучше их. И они всегда старались перенять у нас все хорошее.

Многое у туземцев нам не нравилось. Они вели беспричинные войны и обращали в рабство пленных, своих же братьев мальгашей Они калечили женщин и детей, были суеверны и жестоки. Но мы знали, что нельзя сразу изменить вековые обычаи всех мадагаскарских племён. И мы рассчитывали сделать это постепенно.

Десятки молодых мальгашей уже знали французский язык и были готовы помогать нам во всех наших начинаниях. Мы сами узнали языки Мадагаскара, и даже Чулошников, который никак не мог выучиться по-французски, умел объясняться с туземцами. Мальгаши теперь ходили, как и мы, в широких шляпах из равеналы и белых рубашках. Мы могли положиться на них во всём, даже заведующий скотным двором был мальгаш Рауль. Туземцы не привыкли только к пушечным выстрелам да не умели пользоваться деньгами. Вместо того чтобы разменять монету, они разрезали её ножом на части. Точно так же разрывали ассигнации, и мы никак не могли втолковать им, что делать этого не следует.

Отношение к нам мальгашей было настолько дружественным, что Беспойск не побоялся создать чёрную пехотную роту, вооружённую ружьями. Рота проходила обучение по европейскому образцу, и чёрные солдаты очень бережливо относились к пороху и ружьям. Но отряд этот так ни разу и не ходил в бой. Войн у нас не было, и скорее это был почётный караул при губернаторе, нежели боевая единица.

Сам губернатор почти все время проводил в разъездах. Он добирался до середины острова, пересекал болота, леса и горы, и не много осталось племён на Мадагаскаре, с которыми он не заключил договора дружбы — кабарр. Он выучился лучше нас говорить на местных наречиях и путешествовал без переводчиков. Нередко вожди обращались к нему со своими спорами. Он выслушивал их и давал справедливые и разумные советы. Он принимал участие в празднествах отдельных племён, выполняя подчас с серьёзным лицом странные обычаи. За это мальгаши и говасы искренне полюбили его.

Наши склады теперь были рассеяны по всему острову, и новые дороги прорезали толщу Мадагаскара. Между складами была заведена почта. Чёрные и коричневые почтальоны с сумками бегали по узким лесным тропинкам и доставляли нам письма и требования из самых отдалённых пунктов. Кроме того, существовал более быстрый способ сношений. Это была сигнализация барабанами, перешедшая на Мадагаскар из Африки. Условный бой одного барабана передавался другими, ближайшими, и таким образом можно было послать весть по всему острову. Беспойск придавал большое значение этому способу сношения и, заключая договор дружбы, всегда ставил в условие, чтобы новый друг — вождь имел сигнальный барабан и обученных барабанщиков. Вожди охотно соглашались на это. Они стремились к единению и общей работе. Люди мелких и мельчайших племён начинали сознавать себя гражданами Мадагаскара — мадагассами. Войны между племенами шли на убыль. Огромный чёрный остров медленно пробуждался к сознательной жизни.

За эти два года я обжился на Мадагаскаре, и Камчатка понемногу уплывала из моей памяти. Мы с Ванькой сильно загорели и стали похожи на мальгашей. Моя собака Нест облезла и выучилась переносить жару. Я привык к огненным жукам, которые появлялись здесь вместе с темнотой ночи, к огромным деревьям, к небу с крестом, к неумолчному стрекотанию цикад и крикам лемуров. Я часто думал, что если мы не создали Государства Солнца, то всё же жизнь наша и деятельность на острове не проходят бесследно. Многое было сделано, и впереди были ещё годы работы. Однако от этой мысли я не чувствовал себя счастливым.

Мы приехали на Мадагаскар не для того, чтобы торговать, а пока мы занимались только торговлей. Мы очень мало приблизились к тому, что было написано в книге о Тапробане. И я ждал, что какое-нибудь событие все перевернёт, толкнёт нас к новой борьбе, иначе мы никогда не увидим Государства Солнца. Но какое это будет событие и какая борьба, я не знал, хотя и был готов ко всяким случайностям.

В тот год нам с Ванькой исполнилось по девятнадцати лет. Мы очень возмужали, сделались спокойнее и умнее.

В наш городок на Равнине Здоровья откуда-то, с другого конца острова, пришла чёрная старуха Малахар. Она была похожа на чертовку и пришла не одна, а в сопровождении сакалавов, которые считали её за искусную прорицательницу.

Старуха Малахар подошла к дому, в котором жил Беспойск, и запела песню. Беспойск вышел на террасу. Старуха запела ещё громче. Насколько я мог понять, смысл её песни был таков:

«На острове старики говорят, что люди не всегда будут болеть и убивать друг друга. И рис пойдёт крупнее, и в реках переведутся невидимые черви, которые душат быков. Все поля будут чернеть от быков, говорят старики, и рисовая водка станет крепче и вкусней. Все это будет, когда придёт белый человек с севера и научит нас, как надо жить».

И старуха вдруг начала плясать и показывать на Беспойска своими крючковатыми пальцами. Её танец и дикие движения странно действовали на чёрных. Они начали приплясывать и подпевать, и скоро плясала огромная толпа на площади. А старуха пела:

«Вот он, вот он, этот белый человек, который должен освободить народ от страданий. Он приехал к нам давно, но мы не видим его. Возьмите его на руки и несите всюду, где есть нищета и болезнь. Иначе он уедет от нас навсегда…»

Никогда ничего подобного не происходило в Городе Здоровья, и мы даже не знали, что надо делать в таких случаях. Чтобы привести старуху в спокойное состояние, Беспойск приказал угостить её водкой. Но она выплюнула водку на землю и продолжала танцевать до тех пор, пока не свалилась от усталости. Её покормили, она отдохнула немного в тени, а потом опять явилась к дому Беспойска, чтобы продолжать свои пророчества.

Только поздним вечером она прекратила пение и танцы. А на другой день её уже не было в нашем городе. Но мы узнали, что она пошла по соседним племенам и везде кричала, что Беспойск скоро уедет, если вожди не удержат его. Через несколько дней вожди явились к нам в город. Вожди были одеты в полосатые плащи и прибыли на лучших носилках. Их движения были медленны и торжественны. Они подошли к дому Беспойска и пожелали устроить секретное совещание.

Беспойск вышел к ним, ничего не подозревая. Он сел, как всегда садился на собраниях, но говорить не стал, так как, по обычаю, первым говорил тот, кто назначил собрание. Молчание прервал вождь дружеского племени ангонов:

— Когда ты, Август, собираешься покинуть остров?

— Я не собираюсь, — ответил Беспойск.

— Так. Слушай теперь, что я скажу тебе. Мы не видели от тебя никакой беды и помогаем тебе во всём. Но мы знаем, что ты служишь французскому королю и живёшь здесь, чтобы покупать для него дешевле рис и быков. Теперь мы хотим, чтобы ты служил нам. Живи на острове, чтобы мы могли продавать быков дороже и чтобы за рис нам давали больше иголок. Вот о чём просить тебя мы пришли. Ответь нам сейчас: понял ли ты нас и, если понял, как поступишь?

Беспойск ответил:

— Друзья вожди! Все, что нужно для пользы вашего острова, я делаю без вашей просьбы. Я знаю то, чего вы не знаете, и если кого-нибудь обидел из вас, то только для вашей пользы. Но если я перестану служить французскому королю, то корабли не будут приходить сюда. Мы останемся без материи, водки и пороха. А хорошо ли жить без этих товаров, вы знаете сами…

Опять заговорил вождь ангонов:

— Разве французский король съедает весь тот рис, который увозят корабли? Рис нужен всем людям. Корабли будут всегда приходить за рисом к нам. А потом, ты умеешь делать все. Научи нас ткать тонкие ткани и делать порох. За это мы дадим тебе много быков и рису. Мы построим тебе дом из красного дерева хамамрона, из которого теперь делают только усыпальницы вождям. Скажи, что ты согласен, и мы назначим собрание всех вождей — ампансакаб и выберем тебя вождём вождей, нашим ампансакабом.

Это неожиданное предложение застало Беспойска врасплох. Он побледнел и долго молчал.

— Дайте мне подумать один день, — сказал он наконец. — Сразу я не могу решить такого важного дела.

— Хорошо, — сказали вожди. — Мы рады, что ты нас понял. Мы придём через день, как ты сказал.

И они завернулись в свои короткие плащи и вышли из города. Скоро ничто не напоминало о важном секретном собрании в доме губернатора. И только волнение Беспойска говорило о том, что случилось что-то необычайное. Несмотря на всю храбрость, он растерялся.

Я не хотел надоедать Беспойску вопросом, какой ответ он даст вождям. Но я мучился вместе с ним. Я понимал, что, если он скажет «нет», мечты о Государстве Солнца останутся мечтами. Я следил за ним все время, но вечером так и не поговорил с ним. На другой день рано утром я встретил его за городом, в том месте, где росли баобабы. Он шёл и свистел. Заметив меня, закричал:

— Лёнька!

Я обрадовался, что он сам даёт мне возможность поговорить с ним. Спросил:

— Вы решили, губернатор?

— Да, решил.

— Что же вы скажете вождям?

— Я им скажу: нет.

— Почему?

— Очень просто. Мадагаскар слишком жирный кусок, чтобы европейцы могли сбросить его со своих счётов. Франция никогда не потерпит объединения острова. Она высадит солдат во всех бухтах и истребит тысячи чёрных. Слишком рано, слишком рано мадагассы задумали создать своё государство.

— Но ведь мы же для этого и приехали сюда.

— Верно, да. Но разве ты не видишь, что тут происходит? Чёрные — совершеннейшие младенцы. Может быть, через десять лет я бы согласился. Но теперь я скажу: нет.

Но он не сказал тогда этого простого словечка «нет», хотя умнее всего, может быть, произнести именно это слово. Мы не успели окончить нашего разговора у баобабов, как барабан Люисбурга выбил свои сигналы: бум, бум! И потом быстро: та-та-та-та-та-та!..

Я сказал:

— Слышите, губернатор? Из Люисбурга передают, что какой-то большой корабль стал на якорь у берега,

Беспойск ответил:

— Да. Надо передать вождям, что сегодня не будет собрания. Я служу королю Франции и должен встречать его корабли.

Он вошёл в город и приказал подать носилки. Мальгаши быстро понесли его по новой дороге. Я захватил своё ружьё и пошёл за носилками. Беспойск покачивался, сидя высоко над головами носильщиков. Видно, он не спал всю ночь. Я шёл молча, стараясь не отставать.

Мы прошли тёмный лес насквозь, выбрались на побережье. Нас ослепило солнце и блеск моря. В полуверсте от берега стоял большой незнакомый корабль с чёрными парусами.

Беспойск закричал с носилок:

— Ты видишь чёрные паруса на корабле?

— Вижу. Что это значит?

— Ничего особенного. Нас это не касается.

Я побежал быстрее, носильщики тоже ускорили шаг. Мы прошли прямо к берегу, не заходя в город.

Когда мы стали у воды, с корабля отвалила шлюпка.

 

10. Комиссары французского короля

Мы недолго ждали гостей. Шлюпка быстро подошла к берегу, и из неё вылезли два совершенно неизвестных нам человека. Они были в шёлковых кафтанах и треугольных шляпах, каких я не видал со времён Парижа. Красные каблучки их тонких туфель впивались в нашу чёрную мадагаскарскую грязь. Рядом с этими франтами Беспойск в грубой белой рубахе и разбитых башмаках был похож на нищего. Однако он надел на рубашку орден Святого Духа, вышел вперёд и смело представился.

Тогда один из франтов снял с головы шляпу и закричал пискливо, по-птичьи:

— Его величество христианнейший король Франции и Наварры Людовик Пятнадцатый волей божьею скончался. Да здравствует Людовик Шестнадцатый!

— Да здравствует! — ответил Беспойск.

— По приказанию его величества короля Франции, — продолжал франт, — мы должны произвести полную ревизию вашей деятельности на Мадагаскаре. Король находит, что наши заморские колонии берут слишком много средств и дают мало прибыли. Попросите чёрных, чтобы они отошли в сторону, и проведите нас в вашу контору. Я кавалер Шевро, а это — маркиз Дуазо.

Шевро и Дуазо, осматривая в лорнеты все, что попадалось по пути, пришли в контору, где были встречены Чулошниковым. Несчастный человек и тут запутался в словах и начал говорить по-говасски; потом одумался, перешёл на французский, но вместо приветствия у него получилось что-то несуразное. Ревизоры сели за стол и потребовали все наши дела с начала возникновения колонии.

Чулошников притащил книги и доски, на которых он записывал скот. Но ревизоры не пожелали разбираться в этом материале. Они попросили представить им полную справку о товарах, полученных нами бесплатно из королевской казны. Потом взялись за Беспойска.

Беспойск рассказал им подробно о своих поездках по острову, о договорах дружбы с племенами, о необходимости просветить страну, раздираемую раздорами. Но эти слова его не находили ответа. От времени до времени Шевро говорил, обращаясь к Дуазо:

— Это не дело, не дело! Вы неправильно понимаете ваши обязанности. Правда, маркиз?

— Совершенно с вами согласен, кавалер. Нам нужен дешёвый рис, и только!

Беспойск начал доказывать, что его политика выгодна Франции. Дороги нужны для торговли. А проводить дороги можно только в спокойной стране. Но и на эти слова Шевро качал головой:

— Не дело, не дело! По плану вы должны были заниматься только коммерцией.

Наконец ревизоры после совещания шёпотом вынесли своё решение.

— Ваша деятельность на острове так сложна, господин Беспойск, — сказал Шевро, — что мы не сумеем запомнить всего. Кроме того, нам могут не поверить в Париже, что французский губернатор братается с чёрными и прокладывает для них дороги по всему острову. Потрудитесь представить нам полный письменный доклад о том, что вы сделали тут за все два года.

Беспойск поклонился.

— Когда же вы можете нам его представить?

— Не раньше, чем через пять дней.

— Превосходно! За это время мы осмотрим достопримечательности острова. Прежде всего мы хотели бы видеть гигантскую птицу, которая живёт здесь.

Беспойск ответил:

— Я путешествовал по всему острову, но нигде не видел этих птиц. Они исчезли.

Ревизоры переглянулись:

— Как могли исчезнуть такие громадины? Мы это должны проверить.

Беспойск пожал плечами. Потом сказал:

— Дневники моих путешествий находятся не здесь, а в Городе Здоровья. Вы мне позволите отлучиться на эти дни, чтобы составить отчёт? При вас будет находиться инженер Корби, мой помощник.

— Пожалуйста. Мы не возражаем.

Беспойск сделал мне знак, и я следом за ним вышел из конторы. Когда мы отошли порядочно, он сказал мне:

— Лёнька, беги в Город Здоровья. Скажи там вождям, чтобы они собирали ампансакаб. Прежде чем доставить отчёт, я хочу посоветоваться с ними. Старуха Малахар предсказывала правильно: меня снимут с должности губернатора после этой ревизии.

Я сказал:

— Надо собрать ампансакаб через пять дней. Надо, чтобы пришли все, кто успеет.

— Да, так. Теперь беги скорей.

Без ружья, даже без шляпы я побежал в Город Здоровья нашей лесной дорогой. Я понимал отлично, что решительный час наступил раньше, чем можно было думать. Предстоящий ампансакаб должен был определить всё. Чем будет Мадагаскар? Французской колонией или самостоятельным тропическим государством, какого не видал ещё свет? Я понял, что нерешительность Беспойска прошла. Надо было действовать, и как можно скорей. Вот почему я бежал изо всех сил, позабывши про жару и усталость. Я встречал наших чёрных работников, которые на телегах везли рис в Люисбург. Я кричал им:

— Ампансакаб! Ампансакаб!

И они понимали, в чём дело. Бросали свои скрипучие повозки и быков и бежали вслед за мной, чтобы переменить кнут на копьё. Ампансакаб — ведь это было собрание вождей и воинов всего округа, даже всего острова. И не так часто происходили ампансакабы, чтобы можно было продолжать обычную работу.

В Равнине Здоровья все было тихо. Быки, забравшись в воду, жевали свою жвачку, и рисовые поля недвижимо тонули в зное и воде. Не заходя в город, я прямо вторгся в деревню мальгашей. Я бежал и кричал, как в лесу:

— Ампансакаб! Ампансакаб!

Мне навстречу из домиков выползали вожди, которые ждали здесь решения губернатора. Выходили старики и десятники. Я закричал, когда собрались все:

— Собирайте ампансакаб! Губернатор хочет говорить с вами.

Тогда один из вождей, наш прежний враг, а теперь лучший друг — Силюлю, — спросил:

— Когда ампансакаб?

— Через пять дней, вечером.

— Так. Времени много, и надо, чтоб об этом узнали все.

Большой сигнальный барабан стоял на главной площади. Коричневый барабанщик всегда дежурил около. Теперь он взял новые палки и на минуту задумался. Ему никогда ещё не приходилось передавать вести об ампансакабе. Потом вдруг он с невероятным рвением принялся выбивать условную азбуку. Он выбил фразу и остановился. Где-то далеко, за рекой Тингбаль, другой барабан повторил те же сигналы. Потом ещё один барабан, с другой стороны. Следующие барабаны, расставленные по всему острову, нам уже не были слышны. Но это и неважно.

Весть о том, что через пять дней в Городе Здоровья ампансакаб, пошла гулять по всему Мадагаскару.

 

11. Ампансакаб

Я не помню, чтобы когда-нибудь до этого в одно место собиралось столько вождей и старейшин. Много было дальних, ближние были все. Приходили вожди больших племён и отдельных деревень. В числе других я помню вождей племени таматавы, самого богатого на Мадагаскаре, и мананхары, живущего вдоль реки того же имени. Они были в ожерельях из крокодиловых зубов, и щиты у них были из крокодиловой кожи. Были представители пастушеских племён маназаров и мататавы, со щитами из бычьих лбов. Пришли племена из далёкой страны сакалавов, мандики и фариавы, самбаривы и сифоробаи, с целыми батальонами чёрных солдат. Вождь лесного племени канифалю явился в древних носилках из вечно благоухающего дерева татека. Успевший каким-то чудом добраться вождь хиави с Фуль Пуэн был в треуголке морского ведомства и с золотым скипетром в руках. Наконец, пришли представители горного племени кимов, маленькие, как карлики, и злые, как звери. Всего собралось больше восьмидесяти вождей и несколько тысяч воинов, которые огромным квадратом расположились вокруг собрания, не смея класть оружия на землю, так как ампансакаб был большим событием, налагающим на всех жителей Мадагаскара обязательство осо бой торжественности.

Вожди сели, как всегда, в большой полукруг и ждали прибытия Беспойска. Я побежал известить его, что всё готово. Когда я вошёл к нему в дом, он сидел перед говасом, который туго заплетал ему волосы в косички по мадагаскарскому обычаю. Потом губернатор снял с себя рубаху, надел белую мадагаскарскую ламбу. В этой одежде и без сапог он вышел на ампансакаб.

И вот здесь произошло чудо. Увидев французского губернатора в одеянии мадагаскарского вождя, все поднялись с мест, чего не было положено по ритуалу. Раздались крики:

— Да здравствует Август, наш отец!

Эти крики были подхвачены тысячами чёрных воинов, и над равниной долго стоял нескончаемый гул голосов. Затем настала полная тишина. Беспойск заговорил:

— Друзья мои, может быть, вы уже знаете, что французский король прислал сюда своих представителей, чтобы проверить мою деятельность. Они нашли, что я слишком много внимания уделяю народам Мадагаскара. Вероятно, они увезут меня с собой, чтобы судить во Франции. И вот я пришёл посоветоваться с вами, как мне быть?

Вожди некоторое время молчали, разглядывая Беспойска в новом одеянии. Потом встал Силюлю, вождь племени силюлю. Он сказал:

— Мы уже тебе предлагали уйти от французов и служить нам. Ты знаешь, как мы думаем о тебе. Хорошо, что приехали послы французского короля. Теперь ты должен выбрать. Ты всегда говорил, что ты наш первый друг. Докажи это на деле. Слово за тобой.

Беспойск не задержался ответом. Он закричал:

— Я уже выбрал. Я — ваш!

Вожди поднялись все, как один. Но Беспойск жестом приказал им снова опуститься на землю. Он начал говорить громко, так что и воины могли слышать его:

— Я остаюсь с вами и остаток дней моих употреблю на то, чтобы сделать вам добро. Но для этого вы должны все соединиться в одно государство. Наш остров может жить только торговлей, и мы должны продавать наши товары всему свету. Но мы сами будем устанавливать справедливые цены на быков и на рис, и никто не сможет понизить их. Ни один чужеземец не должен сходить на наш остров без нашего разрешения, и мы будем защищать наши берега силой оружия. Только тогда будет цвести наше государство и все страны мира будут уважать нас. Согласны ли вы со мной?

Вожди ответили:

— Мы согласны. Пусть будет так.

Беспойск продолжал:

— Я уйду со службы французского короля и буду служить вам. Но знайте, что все французы, которые сейчас повинуются мне, уйдут от меня. Мне придётся покинуть этот город и сдать все оружие, какое здесь находится. Может быть, некоторое время корабли перестанут приходить к нам, и мы останемся без товаров. Согласны ли вы на все это?

— Мы согласны, — сказали вожди.

— Я буду править в согласии с вашим советом, но вы должны беспрекословно повиноваться моим распоряжениям. Все ваши воины будут моими воинами, и то, что будет объявлено по всем деревням, не должно быть нарушено. Согласны ли вы на это?

— Согласны, — ответили вожди.

— Хорошо, — сказал Беспойск. — О других делах мы будем говорить особо. А теперь можете жарить быков и пейте водку за наше новое государство.

И он приказал выгнать из загонов самых крупных быков и выкатить всю водку, какая была у нас на складе. Но сам он на торжество не остался. В ту же ночь, забрав с собой всех русских, он отправился в Люисбург.

В Люисбурге мы узнали, что ревизоры продолжали свои осмотры и прогулки. Они устроили даже охоту на обезьян. Каждый вечер они возвращались на корабль.

Ночью Беспойск написал какую-то бумагу. И когда на другой день ревизоры съехали с корабля, он встретил их любезно, во французской одежде и провёл в контору.

Шевро сказал в пути:

— Сегодня, господин Беспойск, вы хотели нам представить ваш подробный отчёт. Готов ли он?

— Так точно, кавалер.

И он подал бумагу, которую писал ночью. Там было всего только несколько строк.

— Здесь нет никакого отчёта, — сказал Шевро, проглядевши бумагу в лорнет. — Это называется прошение об отставке. В чём дело?

— Я решил покинуть службу французского короля. Судя по вашим словам, деятельность моя не отвечает интересам Франции.

— Да, но до отставки ещё далеко.

— Я решил приблизить её собственными силами.

Ревизоры отошли в сторону и начали испуганно шептаться.

Потом Шевро сказал:

— Вы нас поставили перед неожиданностью, господин Беспойск. Сегодня мы не будем продолжать ревизию. Мы удаляемся на корабль для совещания. Вечером вы получите известие о нашем решении.

Они повернулись и пошли к морю, чтобы уехать на корабль.

Беспойск не стал дожидаться вечера. Он приказал всем французам в Люисбурге выйти на главную площадь. Волонтёры построились в шеренгу. Так как мы, русские, числились волонтёрами, то и мы вошли в строй.

По правде сказать, наши солдаты представляли довольно жалкое зрелище. Оборванные и загорелые, они очень мало походили на регулярную французскую армию. На левом фланге отдельно стали лица командующего состава и наши доктора.

Беспойск прошёл вдоль строя бодрой походкой, как будто ничего особенного не случилось. Потом он остановился на минуту и закричал:

— Я пришёл проститься с вами, мои друзья. Два года мы вместе переносили болезни и лишения, два года вместе работали. Но теперь я принуждён уйти с французской службы. Прощайте!

Французы молчали. Не смутившись этим, Беспойск продолжал:

— Вам, вероятно, известно, что комиссары короля Франции признали мою деятельность здесь вредной и предложили мне изменить её. Но я не могу уже сделать этого, С сегодняшнего дня я буду служить народам Мадагаскара. Всех, кто хочет дальше работать со мной, я приму с радостью. Работа останется та же, но условия будут улучшены. Кто согласен на это, выходи вперёд.

Он посмотрел на наш ряд, но ряд оставался ровным, как прежде. Только один человек вышел вперёд. Это был инженер Корби.

Точный, как всегда, чеканя каждое слово, хотя голос ею дрожал от волнения, Корби произнёс:

— Я думаю, что отвечу за всех. Французы никогда не изменяли своему королю и отечеству. Вряд ли вы можете рассчитывать, что кто-нибудь из нас пойдёт работать с вами. Лично я всегда был вашим послушным помощником, но теперь я в вас вижу врага.

И он вернулся обратно в строй.

— Что же, — сказал Беспойск, — меня ждёт большое дело, и тысячи мадагассов поддержат меня. Простите, если я вас обидел своим предложением. Прощайте. Я буду работать один.

— А мы-то! — вдруг заорал Ерофеев как оглашённый. — Ведь мы для того и приехали на эту проклятущую Тапробану!.. Ребята, я иду за ним!

И вот мы, шестеро русских — Сибаев, Андреянов, Чулошников, Ерофеев, Ванька и я, — вышли из французских рядов. Мы сомкнули наш короткий ряд и стали позади Беспойска. Смешно нам было отставать от него, когда этого часа мы ждали целые годы!

— О русские! — воскликнул Беспойск с восторгом. — Вы волшебная нация! Других таких я не видал во всём свете. Ваша императрица задушила Польшу, вашу сестру по крови, а вот вы хотите положить свою жизнь за чёрное государство на краю света. Как я люблю вас!..

И он обнял нас всех по очереди, а потом сказал:

— Несите все ваше имущество в Город Здоровья. Временно мы будем жить там.

Но мы не успели ещё выбраться из Люисбурга, как с корабля привезли Беспойску бумагу. Комиссары короля именем закона предлагали ему явиться на корабль и дать свои объяснения.

— Тысячу ведьм им в глотку! — сказал Беспойск и бросил бумагу. — Поехать на корабль, чтобы не вернуться обратно. Таких дураков на Мадагаскаре нет.

И он приказал ответить ревизорам, что считает свои дела с Францией оконченными, но что он может принять их в Городе Здоровья в любое время.

 

12. Государство Солнца

Следующие дни мы провели в Городе Здоровья. Все французы ушли из нашего города, угнав с собой быков и вывезя всё, кроме пушек. Рисовые поля остались нам. Мальгаши возместили нам потерю в скоте, и всё было по-прежнему на Равнине Здоровья.

Сам Беспойск несколько дней подряд не покидал своего дома. Он составлял законы, которые должен был предложить на утверждение нового ампансакаба. В первый же день, когда он засел за стол, я пришёл к нему.

— Я очень занят, Лёнька, — сказал он мне. — Ты мне не мешай.

Однако я не ушёл.

— Уходи, — сказал Беспойск немного погодя. — Я пишу законы. В этом деле ты не можешь помочь мне.

— Совершенно верно, — ответил я. — Я человек не учёный. Но у меня есть одна книга, которая может вам пригодиться.

— Какая это книга?

— Государство Солнца, губернатор.

— Не зови меня больше губернатором, Лёнька. Я подал в отставку. Зови президентом. И давай сюда твою книгу. Сейчас я вспомнил, что обещал тебе когда-то назвать наше государство Государством Солнца. Ты на этом настаиваешь?

— Да, президент.

— Хорошо. Я приму это во внимание. Теперь иди.

Я оставил ему книгу и ушёл в уверенности, что поступил правильно.

Я знал теперь книгу от доски до доски. И понимал, что многое может пригодиться нам из того, что в ней написано.

Пока Беспойск писал свои законы, в Город Здоровья собралось более трёхсот вождей. Теперь уже был представлен весь Мадагаскар.

Новый ампансакаб по своей торжественности превосходил все, что когда-либо бывало на острове. Он продолжался целый день, от восхода до захода солнца.

Беспойск прочёл новые законы, которые он составил для Мадагаскара. Каждое его слово было переведено на все наречия нашими переводчиками и повторено множество раз. Вот на каких основаниях покоились новые законы.

Солнце, земля, леса, внутренние воды и океан на пять миль от берега объявлялись собственностью всего государства Мадагаскара. В центре острова должна быть построена новая столица, откуда пройдут дороги к шести портам, выстроенным по берегам. Немедленно же закладываются рудники: золотые, железные и медные. Они будут принадлежать всему государству, и каждое племя должно выставить положенное количество рабочих рук. Торговлю с иностранцами ведёт только государство. Должен быть построен флот, принадлежащий государству, и три завода: оружейный, пороховой и водочный. Новый город в центре острова будет называться Городом Солнца, и флаг над ним будет алый — цвета рупака, с золотым солнцем посередине.

Все эти основные законы были приняты. Потом собравшиеся вожди подписали бумагу, составленную на французском и мадагасских языках:

«От имени народов Мадагаскара вожди, капитаны и старейшины, мы все объявляем Августа Беспойска вождём вождей и ампансакабом острова. Мы обязуемся за себя и своих детей подчиняться всем распоряжениям, которые он сделает в согласии с Постоянным Государственным Советом. Да будет благословенна наша земля и все плоды, которые она даёт. 10 февраля 1776 года».

После этого все чёрные войска были выстроены на Равнине Здоровья. Беспойск и вожди обошли эти бесконечные ряды. Беспойск кричал через каждую минуту:

— Велун улун Малакасса!

Что значит: «Да здравствуют народы Мадагаскара!» И ему отвечали громовым раскатом:

— Велун ампансакаб. Да здравствует наш президент!

Потом более трёхсот женщин выразили желание дать клятву верности новому порядку. Они окружили жену Беспойска и кричали, что никогда больше не будут исполнять обычаи, требующие испытания детей. В память об этом дне они посадили каждая по одному дереву у дома президента.

На другой день Беспойск, по соглашению со всеми вождями, составил Государственный Совет, в который вошли двенадцать самых умных вождей и стариков. На первом же заседании Совета, на котором я присутствовал в качестве секретаря, Беспойск сказал членам Совета:

— Друзья мои, теперь поговорим серьёзно. Все, что мы решили сделать здесь, прежде всего требует средств, которых у нас не имеется. Нам нужны инструменты, оружие, знающие люди. В ближайшее же время я должен за всем этим выехать в Европу. Только она может дать то, чего нам не хватает, иначе мы по-прежнему будем жить в нищете и невежестве и государство наше будет последним в мире.

Вожди, члены Совета, отвечали:

— Нам тяжело расстаться с тобой на другой день после избрания. Но мы понимаем, что ты говоришь правду. Поезжай в Европу и сделай все, что надо. Сколько времени потребует твоё путешествие?

— Не менее полутора лет.

— Хорошо, поезжай и будь здесь через два года. Но через два года ты должен вернуться непременно. Иначе законы твои превратятся в пыль, а государство наше умрёт, не расцветя.

Беспойск поднял руку и сказал торжественно:

— Клянусь вам, вожди, что я вернусь раньше двух лет. За это время вы должны будете сделать все, что я вам скажу. Не трогайте французов, продавайте им быков по-прежнему и молчите. Надо, чтоб о нашем государстве мир узнал после того, как у нас будет столица и войско. Чтобы вы верили в моё возвращение и готовились к моему приезду, я оставлю здесь с вами всех моих русских друзей. Они помогут вам исполнить мои поручения и всегда придут вам на помощь в беде.

Старик вождь, заместитель Беспойска в Совете, приказал позвать всех русских. Он спросил нас:

— Согласны ли вы остаться здесь без него и выполните ли вы его приказания?

В один голос мы ответили:

— Согласны!

Беспойск сказал:

— Теперь слушайте, что вы должны сделать в моё отсутствие. Вы должны проложить дороги по плану, который я оставлю вам. Это вы можете сделать без меня. Должны быть очищены русла рек, годных для плавания. Надо, чтобы посевы хлопка и кофе были увеличены. У тех мест, где есть руда, вы должны будете заготовить дрова, много дров и поставить сторожей. Надо, чтобы в тот день, когда я вернусь с мастерами и инструментами, работа закипела по всему острову. Я вам оставлю подробную бумагу, где, что и когда вы должны будете сделать.

Вожди ответили:

— Оставляй нам бумагу. Всё будет сделано, что ты скажешь.

И потом клятвой они подтвердили своё обещание. Беспойск пробыл ещё три недели на острове. Он проводил много времени в заседаниях Совета, разъясняя вождям, как надо действовать в его отсутствие. Он передал нам подробные планы работ, с примечаниями, в какие сроки их надо произвести. Потом мы ночью закопали в землю четыре французских орудия, которые находились в Городе Здоровья. Беспойск находил, что без него эти орудия нам не пригодятся. Он велел смазывать их иногда и никому не говорить, где они спрятаны. Он дал нам много других распоряжений и с каждым ещё говорил в отдельности. Времени у него было мало. Он хотел уехать с первым европейским кораблём, который зайдёт в Люисбург. На берегу бухты Антонжиль дежурил бессменный караул с сигнальным барабаном. И скоро бой барабана известил нас, что европейский корабль стал на якоре в бухте и что час прощания приблизился.

Множество вождей и мадагассов двинулось провожать Беспойска. Процессия растянулась на несколько вёрст. Впереди на носилках несли самого ампансакаба и его жену, потом вождей, а потом образцы товаров, которые посылались в Европу.

Тут были различные сорта красящих деревьев и между ними пурпурный рупак, цвет нашего флага. Сорта смолистых деревьев и дерево papa, которое даёт красную упругую смолу, называемую кровью дракона. Отдельно сорта дорогих розовых, красных, жёлтых и чёрных деревьев. Плоды равенсары, пряные ягоды, не известные ещё в Европе, плоды тамаринда, из которых можно добывать слабительное, и ядовитые зёрна тангена. Нервущиеся верёвки из дерева афпутси. Потом меха обезьян лемуров, населяющих Мадагаскар, — маки, бабакут, симепун и айи-айи, не известные ещё нигде. Сорта нашего риса, табака, кофе и золота. Даже несколько найденных в песке гигантских яиц исчезнувшей птицы рок, которая так интересовала морского министра и ревизоров, и множество образцов других товаров, которые я уже позабыл.

На берегу перед отплытием было устроено последнее, прощальное собрание. Беспойск, уже в треуголке и с косичкой, выкрикнул последние слова:

— В этой бухте через два года пристанет мой корабль. Пусть здесь всегда стоит сигнальный барабан, и пусть стоят везде барабаны по острову. Я хочу, чтобы весть о моём возвращении Мадагаскар получил в тот же час, как мой якорь коснётся дна бухты Антонжиль. Первая тысяча, которая встретит меня здесь на берегу, получит ружья. К бухте Антонжиль из центра острова проложите дорогу в первую очередь.

Потом он сказал нам, русским, улыбаясь печально:

— До свиданья, друзья. Будьте добры с мадагассами и поддерживайте в них веру в наше дело.

Затем мы проводили его на корабль «Бель Артюр», который должен был доставить его к мысу Доброй Надежды. Более двухсот туземных лодок вышло за кораблём в море, и только вечерние сумерки разделили нас.

Мы все были убеждены, что он вернётся раньше двух лет.

 

13. Одни

И вот потянулись долгие месяцы ожидания. Только теперь я понял, что значит Беспойск для нашего дела. Хотя он оставил на острове полную программу деятельности, всё выходило не по программе.

Старик, заместитель Беспойска в Государственном Совете, умер через час после отъезда ампансакаба. К концу шестого месяца в Совете произошёл раскол из-за понимания программы деятельности. Южные племена отделились от северных, которые остались верны идее Государства Солнца в нашем, русском, толковании. Но потом и северные вожди начали ссориться и отказывать нам в рабочей силе. Дорогу к бухте Антонжиль мы вели с грехом пополам, но деревьев из рек не вылавливали и дров не готовили. К нам, русским, мадагассы относились хорошо. Они уважали нас за то, что мы друзья Беспойска, что у нас есть кофейники и что мы знаем, где закопаны пушки на Равнине Здоровья. Но наших требований о рабочей силе они не выполняли. Тогда мы с несколькими верными мадагассами начали разведывательскую работу, какую могли. Мы наносили на планы рудники, устья рек и заливы. Но и эта работа с каждой неделей шла хуже и хуже. Дело в том, что у нас появилось опасение, что Беспойск не вернётся.

Ванька топором на кокосовой пальме добросовестно по воскресеньям отмечал каждую прошедшую неделю. Когда таких зарубок набиралось пятьдесят две, он делал большую зарубку на соседней пальме. Наша надежда на возвращение Беспойска стала уменьшаться с того дня, как Ванька поставил третью годовую зарубку.

Первыми изменили нам Чулошников и Ерофеев. Решив, что Беспойск не вернётся, Чулошников собрался ехать на мыс Доброй Надежды, чтобы открыть там торговлю. Он сманил с собой Ерофеева, пообещав ему участие в деле. Они покинули нас ночью, так как мы не отпускали их.

Ванька, у которого теперь была уже борода, часто уговаривал меня последовать их примеру. Но я отвечал ему обыкновенно:

— Подожди ещё недельку, Ванька. Больше ждали.

И Ванька соглашался ждать, потому что он всегда со мной соглашался.

С отъездом Беспойска французы на острове сильно сократили свою деятельность. Они превратили Люисбург в маленький форт, в котором было десятка два солдат, вечно больных лихорадкой. Город на Равнине Здоровья они бросили. Изредка в форт Люисбург приходил корабль из Иль-де-Франс. Он привозил водку и порох и увозил рис и быков. Однажды на одном таком корабле приехал Ассиз, который заявил, что его назначили губернатором Мадагаскара. Он и остался начальником Люисбурга. Мне было очень досадно, что мы в своё время не расстреляли этого негодяя. Он до сих пор не мог забыть Беспойска и говорил про него мальгашам всякие небылицы. Сами мы во французский форт не ходили, а все вести оттуда получали через наших приятелей мальгашей.

Оттуда же, из форта, на четвёртый год после отъезда ампансакаба, пришло известие, что Беспойск умер в Европе. Новость эта была несомненно выдумана Ассизом, но мальгаши ей поверили. Только смертью они могли объяснить такое долгое отсутствие ампансакаба. Весть о смерти Беспойска быстро распространилась по Мадагаскару, и это ещё больше пошатнуло наше положение. У нас уже не было чёрных помощников, и проведённая в бухте Антонжиль дорога начала зарастать. Только вождь племени силюлю, в деревне которого мы жили, продолжал верить в то, что Беспойск вернётся. Он говорил нам:

— Ампансакаб не мог умереть там. Он может умереть только здесь. Пройдёт двадцать лет, а он всё-таки вернётся.

И он поддерживал караульный пункт на берегу бухты Антонжиль и по временам сам осматривал сигнальный барабан, который молчал уже пятый год.

Эта наивная вера вождя передавалась мне. Ванька, который был всегда слаб духом, давно считал, что пребывание наше на Мадагаскаре излишне. Он не уходил с острова только потому, что не было компании. Весь пятый год я поддерживал в нём веру рассказами о волоките, которая царствует в европейских канцеляриях. Я доказывал, что дело, которое Беспойск взял на себя, бесконечно трудно.

Но в конце концов мои рассказы истощились. Когда я открывал рот, Ванька кричал:

— Знаю, знаю! Но ведь в пять лет можно перевернуть любую канцелярию.

Количество зарубок на недельной пальме теперь было так велико, что Ванька влезал на плечи Сибаеву, чтобы отметить новую неделю. Все же каждое воскресенье мы продолжали проделывать это, больше по привычке, так как и Сибаев перестал верить, что Беспойск вернётся.

Все это время мы, русские, жили в деревне Силюлю, верстах в двухстах от бухты Антонжиль. Деревня была полна крыс, пауков и ящериц. Мы ближе познакомились с бытом мальгашей, с их беспечностью, нечистоплотностью и жестокостью. Все больше и больше казалось, что Беспойск взял на себя непосильную задачу, задумав превратить этих полудикарей в граждан Государства Солнца. Мы переставали верить в чудо, на которое прежде рассчитывали.

У нас, у русских, был порох, и охота кормила нас. Мы стреляли обезьян, кабанов, дикобразов, которые были похожи вкусом на поросёнка. В один прекрасный день Андреянов женился на мальгашке и занялся земледелием. У него появились быки, потом пара ребят. Жена его ловила кузнечиков, сушила их, растирала в муку и делала лепёшки. Этими лепёшками Андреянов нас угощал. За это мы приносили ему дичины и немного помогали по хозяйству. Он все время мечтал выстроить избу по русскому образцу, но дальше слов дело не заходило.

Я жил в одной хижине с Ванькой. Мы уже не отмечали больше недель на пальмах по программе Беспойска, зато два раза в год ходили в Город Здоровья. Там откапывали орудия и смазывали их говяжьим салом. Наш город зарос кустарником, и триста деревьев вокруг дома Беспойска превратились в настоящий лес. В городе никто не жил, только жёлтые змеи, ящерицы и ядовитые пауки фуки ползали по разрушенным хижинам.

Моя собака Нест давно уже издохла. От всего камчатского имущества у меня остался только сундучок, окованный железом. На дне этого сундучка, в том месте, где прежде хранился порох, а потом книга «Государство Солнца», теперь лежали мои чертежи и программа деятельности на Мадагаскаре, написанная разборчивым почерком Беспойска. Как-то я заметил, что от сырости бумага разрушилась и что скоро у меня не останется ничего. Я сказал об этом Ваньке, но он не обратил на это никакого внимания. Так подошёл 1785 год.

Я хорошо помню ту длинную ночь, когда я проснулся, сам не зная почему. Я долго сидел на своём гамаке, прислушиваясь к ночным голосам. Все было как всегда: кричали лемуры и стрекотали кузнечики. Я не мог понять, почему я проснулся.

Но потом вдруг услышал вдалеке: бум, бум! Молчание. И снова часто: та-та-та-та-та! Слёзы потекли у меня на мою бороду. Я закричал:

— Ванька!.. Ванька!.. Слышишь?

Ванька проснулся.

— Ну тебя!.. Что?

— Слышишь?

— Нет.

В это время барабан опять начал выбивать сигналы. Заглушённые лесом, они были похожи на какое-то бульканье воды.

— Что, Ванька? — заорал я не своим голосом. — Разве я не говорил тебе, что он вернётся? Буди Сибаева, беги за Андреяновым и идём!

— Может быть, ошибка? Просто какой-нибудь корабль.

— Идём без разговоров.

Между тем деревня проснулась. Мальгаши тоже услыхали звуки барабана. У дома Силюлю уже готовили носилки. Мы не стали дожидаться, когда выйдет вождь. Вчетвером мы двинулись по заросшей дороге, которая все ещё была проходима. Нам надо было как можно скорей быть на берегу бухты Антонжиль.

Мы не шли, бежали. Но эти часы бега были длиннее, чем все девять лет ожидания на острове. К нам присоединились группы бегущих мальгашей. Они кричали:

— Ампансакаб! Ампансакаб вернулся! Он привёз нам ружья. Скорей, скорей!

В эту ночь люди протоптали заросшую порослью дорогу. Лес гудел от голосов. Мы шли, нигде не останавливаясь и почти не разговаривая. Начался рассвет, быстрый, пылающий. Мы ускорили шаги, взбежали на последний холм пред морем. Остановились, чтобы перевести дух.

Далеко от берега на оранжевом море вырисовывался большой трёхмачтовый корабль. На его передней мачте трепетал алый флаг цвета рупака, с золотым солнцем посередине.

Это был флаг государства Мадагаскар, утверждённый законами ампансакаба.

 

14. Встреча

Сколько сотен и тысяч мадагассов собралось тогда на берегу бухты Антонжиль, я не знаю. Тем более, что число это возрастало с каждой минутой. Новые толпы сбегали с гор, и отпавшие вожди высоко покачивались над головами воинов в своих носилках.

Вмиг на берегу возник целый базар, шумный, как наши праздники. Но это сборище людей было одушевлено одной мыслью. Глаза всех смотрели в одну сторону — туда, где стоял корабль, содержащий в себе столько благ и надежд.

Когда мы пришли на берег, никто ещё не высаживался с корабля. Он стоял безмолвный, купаясь в лёгкой утренней дымке испарений. У меня появилась мысль взять лодку и плыть к кораблю или просто броситься вплавь. Но вожди сказали, что ампансакаб первый должен выйти к народу.

И вот, когда весь берег был закрыт толпой и трудно было дышать от жара тел, над водой бухнул выстрел, и сейчас же шлюпка отвалила от корабля.

Шлюпка быстро приближалась к берегу. Стало так тихо, что можно было слышать мерный всплеск вёсел. И тут на носу шлюпки поднялась знакомая фигура Беспойска. Он стал на скамейку. Протянул руки вперёд.

Сейчас же весь берег огласился криками:

— Велун ампансакаб!

И он отвечал с воды:

— Велун улун Малакасса!

Берег завыл и заревел. Но Беспойск понимал, что ему нечего бояться этого крика. Легко, как всегда, немного припадая на одну ногу, он спрыгнул на берег. И сейчас же попал в мои объятия. Должно быть, он не сразу узнал меня: я сильно изменился за эти годы. Но он почувствовал, что попал в дружеские объятия, и на миг прижался ко мне. Потом его подхватили Ванька, Сибаев и забывшие его за эти годы чёрные и коричневые товарищи. Все остальные в это время кричали и плясали, как самые настоящие дикари. Но и мы, белые, на этот раз были рады участвовать в плясках.

Когда обряд первого приветствия был выполнен, Беспойск приказал всем вождям, которые были на берегу, сесть в кружок. Сейчас, без минуты промедления, он заявил, что сделает доклад о своём путешествии. Но он произнёс только несколько слов и остановился. За девять лет он позабыл язык мадагассов. Он начал говорить по-французски, но этот язык забыли мы. Тогда я предложил ему говорить по-русски и стал фразу за фразой переводить на местные наречия. Вот что он нам сказал тогда:

— Друзья, я ни на миг не забывал о вас и все это время работал для нашего общего дела. Но дело это превысило мои силы. Французы не только отказали мне в дальнейшей помощи, но запретили навсегда показываться на острове. Тогда я отправился в Англию. Но англичане не захотели ссориться с французами из-за Мадагаскара и тоже отказали. Я отправился в Австрию, Испанию и Португалию, везде показывал образцы наших товаров. Но эти страны были слишком бедны и боязливы. И здесь я потерпел неудачу. Я уже считал, что дело проиграно, и хотел вернуться на остров с пустыми руками. Но тут окончилась война между Америкой и Англией, и я понял, что американцы могут быть нам полезны. Они при посредстве Франции заключили мир с англичанами в Версале; я узнал об этом и поехал в Америку.

Но Америка была слишком занята своими внутренними делами. Я говорил с Франклином, их ампансакабом, но и он не мог помочь мне. Только после долгих хлопот и переговоров мне удалось заключить договор с торговой фирмой в Балтиморе. Она снарядила на свои средства корабль, который вы видите. На нём две тысячи подержанных ружей и двадцать пушек, оставшихся от войны, три тонны пороху, ткацкие станки, спиртовые перегоночные аппараты и все инструменты, необходимые для распознавания и вскрытия руд. На корабле двадцать американских мастеров, ткачей, оружейников, пороховщиков, корабельников, два горных мастера и один мельничный. Взамен того, что нам дали американцы, мы должны нагрузить этот корабль рисом до краёв и ещё три таких корабля, когда они придут. Мы выполним это обещание исправно, потому что американцы вслед за этими товарами должны нам прислать ещё и ещё. В этой бухте будет построена контора, и через неё мы будем получать от Америки все, что нам нужно.

На этом кончил он свою речь, а потом начал спрашивать нас. К нашему стыду, мы ничем не могли похвалиться. Беспойск понял это с первых слов и сказал:

— Вы виноваты в бездеятельности, но и я виноват, что долго не возвращался. Сейчас мы примемся за работу и наверстаем упущенное время.

И он приказал, чтоб отправили гонцов в разные стороны за рисом. Он хотел удивить американцев своей исправностью и потребовал, чтобы четыреста тонн рису было доставлено к берегу в течение недели. Потом он велел приготовить носилки для матросов, чтобы сразу переправить их в центр острова. Он сказал:

— Я запретил им спускаться на землю, чтоб они не заболели лихорадкой. Эти люди достались мне дорого.

Он приказал вождям выделить две тысячи воинов для пехоты и четыреста человек в артиллерию. Затем он велел немедленно строить временные склады для привезённых товаров, которые должны были быть в дальнейшем доставлены в центр острова. Наши старые работники из Города Здоровья тут же приступили к постройке.

После того как он сделал все эти распоряжения, он позвал нас, русских, и начал говорить с нами отдельно. Он сильно постарел за эти годы, хотя ему было всего сорок четыре. Память не изменила ему. Он расспрашивал обо всех мелочах, как будто уехал вчера. Потом он рассказал нам о своих скитаниях. Ему пришлось много страдать. У него не было денег, чтобы отправиться в Америку, и нечего было продать. Тогда, по предложению издателя Магеллана, он описал свою жизнь, конечно замаскировав свои подлинные цели и замыслы. За рукопись в тысячу страниц он получил довольно много денег и на эти средства добрался до Америки. В Балтиморе, по негласному соглашению с торговой фирмой, он оставил свою жену в обеспечение того, что выполнит обязательства, принятые по договору. Его плавание от Америки было несчастливо. Корабль несколько месяцев простоял в Бразилии, выжидая попутного ветра. Но, несмотря на все это, ампансакаб выполнил свои обещания перед народами Мадагаскара. Он вернулся победителем.

Настал вечер. Беспойск несколько раз собирался ехать на корабль, но всякий раз задавал вопрос или начинал говорить что-нибудь и оставался.

Последний раз, уже ступив на шлюпку, он засмеялся и закричал:

— Лёнька! А ведь Паранчин и Измайлов остались живы. Капитан Кук написал о них в своей книге. На корабле эта книга есть…

И он опять начал разговаривать, забыв, что собрался уезжать. Наконец он отпустил шлюпку и просил передать капитану, что остаётся ночевать на берегу. В мгновение ока была выстроена хижина в том месте, которое он указал.

В это же самое время мальгаши жгли на берегу костры из смолистых ветвей, чтобы отогнать лихорадку. Крики и пение песен продолжались далеко за полночь. Только под утро наконец мы решили вздремнуть.

Я засыпал с чувством, что мне жалко спать, так хороша казалась мне жизнь. Но я очень устал за день, и сон овладел мною. Помню, я плакал во сне, страдал и старался поскорее проснуться.

Рано утром нас разбудил вождь Силюлю. Страшно перепуганный, он кричал:

— Ампансакаб, твоего корабля нет! Это был призрак!

Мы не поверили, выбежали из хижины и убедились в том, что корабля действительно не было, словно воды бухты Антонжиль поглотили его. Перед нами была совершенно ровная поверхность залива.

Среди мальгашей сейчас же пошли разговоры, что корабль был волшебный, и началось бегство от берега. Но Беспойск, в кармане которого лежал договор с американской фирмой, посмотрел на дело иначе.

— Измена, — сказал он. — Как я не догадался, что возможна измена?..

Уже позже, через несколько лет, выяснилось, что на корабле действительно произошла измена. Не исключена возможность, что ночью там побывал Ассиз. Во всяком случае, помощник капитана корабля, француз, сумел убедить капитана, что крики, которые неслись с берега ночью, говорили о том, что Беспойск убит. Он уговорил капитана идти в какой-нибудь другой порт и там распродать груз. Мастера же, напуганные диким видом острова и его обитателей, предпочли вернуться в Америку.

Беспойск недолго предавался отчаянию. Он вызвал меня к себе и спросил:

— Целы ли пушки, которые мы закопали на Равнине Здоровья?

— Да, целы. Но у нас нет пороху.

— Порох будет, — сказал Беспойск. — Если только он есть в Люисбурге.

 

15. Последняя глава

Через несколько дней двести мадагассов начали производить военное учение перед самым французским фортом. Ассиз вызвал переводчика сказать, чтобы они перенесли свои упражнения в другое место. Начальник отряда, мальгаш, ответил, что остров Мадагаскар принадлежит мадагассам и что если французам тут что-нибудь не нравится, то они могут уезжать во Францию. Тогда Ассиз приказал выстрелить по мальгашам картечью. Мальгаши отступили в лес, унося с собой раненых. А к утру следующего дня Люисбург был наш.

Мы его взяли почти голыми руками. Ночью, когда картечь наполовину проносилась над головами, а пушки не были видны, мальгаши были способны сражаться храбро. С нашей стороны было много убитых. Французы были убиты все. И форт со всеми орудиями, ружьями, порохом и припасами перешёл в наши руки.

— Вот мы и дома! — произнёс Беспойск, усаживаясь за стол в нашем складе. — Теперь можно считать, что Мадагаскар объявил войну Франции.

— Но ведь они нас разобьют! — сказал боязливо Ванька.

— Нет. Надо знать военное дело. Для того чтобы покорить Мадагаскар, нужна армия не меньше как в десять тысяч. Мы отступим в центр острова. А там нас защитят два генерала: лес и лихорадка.

Мы захватили пятьдесят ружей в Люисбурге и четыре орудия, да четыре было у нас. Беспойск начал формировать из мальгашей огнестрельную роту, и это нам удалось. Но с пушками мальгаши не могли справиться. После каждого выстрела они падали на землю. Мы напрасно тратили порох на учение. Всякий раз повторялась та же история.

— Привыкнут! — говорил Беспойск.

— Да, но тогда у нас не будет пороха, — говорил я.

И туземная артиллерия так и не была создана.

Беспойск приказал начать постройку новой столицы в центре острова, и туда были двинуты наши главные силы. Одновременно с этим мы вели укрепление Люисбурга. Надо было расширить его, чтобы занять значительным гарнизоном. Беспойск говорил, что бухта Антонжиль должна остаться за нами во что бы то ни стало.

Мы недолго пользовались миром. Каким-то путём весть о взятии нами Люисбурга дошла до Иль-де-Франс Как-то утром мы увидели два фрегата перед самым нашим фортом.

Я предложил отступить от берега и сдать форт французам, но Беспойск со мной не согласился.

— У меня другие планы, — сказал он. — Мы должны рискнуть.

— Как?

— Взять оба эти корабля. Затем мы отправимся на Иль-де-Франс и захватим его губернатора вместе с неприкосновенными запасами. Мы там не оставим камня на камне и вообще отучим французов являться в эту часть океана. Понял?

И он отправил гонцов вверх по реке Тингбаль с требованием, чтобы туземные лодки были приведены в готовность и сдвинуты к морю. Он предполагал через несколько дней ночью взять корабли с лодок, что, по его сведениям, иногда делалось в старые времена.

Но французы в этот же день начали высадку. Первая попытка прошла неудачно. Мы их загнали в воду, и они едва спаслись. Тогда они подвели один корабль к берегу и под прикрытием его огня спустили сотню солдат с одной пушкой.

Собственно, и эта уловка их была бы безуспешна, если бы не страх мальгашей перед орудием. Беспойск, увидевши французов на берегу, приказал их выбить немедленно. Мальгаши заупрямились, он не утерпел и сам пошёл вперёд со своей огнестрельной ротой. Рядом с ним стали мы, русские, и бегом понеслись на французский отряд.

Первый же выстрел картечью выбил из наших рядов Сибаева и Андреянова. Но мальгаши не подались.

— Они привыкли к картечи! — закричал Беспойск. — Вперёд!

В этот самый момент он упал, поражённый пулей. У него на рубашке было только небольшое пятнышко крови. Я наклонился к нему и спросил:

— Вы сильно ранены, президент?

Он ответил едва слышно:

— Не зови меня президентом. Зови дураком. Проиграть такое дело… Впрочем, я умираю.

Слово «умираю» он выкрикнул громко, в тот момент, когда я взвалил его себе на плечи. Наши мальгаши к этому времени уже все рассыпались. Я бежал вслед за ними к лесу с раненым ампансакабом на спине. Он холодел в моих руках. И когда я положил его на опушке у корней увиранды, дерева с кружевными листьями, он был уже мёртв.

Мы проиграли сражение. Французы заняли форт и обстреливали опушку леса картечью. Я и Ванька должны были спасаться как можно скорей. Даже тело Беспойска мы не могли унести с собой — лес не позволил.

Но перед тем как проститься с ампансакабом навсегда, я обыскал его карманы. В одном из них лежала книга «Государство Солнца» и в ней договор с американской фирмой. В другом — орден Святого Духа и два пиастра денег. Из этих вещей я взял с собой только книгу.

Наутро нам сообщили мальгаши, что французы похоронили Беспойска позади форта и что на могиле его стоит караул. Рядом с ним похоронили Сибаева и Андреянова. Трупы туземцев остались неубранными.

Теперь все мальгаши, а вместе с ними и надежды покинули нас. Я не хотел больше оставаться на Мадагаскаре. Французы объявили награду за нашу поимку, но с помощью вождя Силюлю мы переправились на западный берег острова, в страну сакалавов, а затем нашли возможность уплыть в Африку.

У нас с Ванькой была восьмушка золота, когда-то полученная в подарок от принца Формозы. Тогда мы берегли это золото, чтобы добраться до Государства Солнца. Теперь при его помощи мы бежали с Тапробаны. На арабском парусном судне мы переплыли Мозамбикский пролив и по образу пешего хождения вышли к мысу Доброй Надежды. Там мы не нашли ни Чулошникова, ни Ерофеева. Но и без них мы сумели наняться матросами на английский корабль, шедший в Европу. Мне хотелось непременно побывать в Париже. Ваньку же потянуло в Россию. Мы расстались с ним в одном испанском порту, и я потерял его след.

В Париже мне удалось отыскать издателя Магеллана, который купил когда-то у Беспойска его записки. Я пришёл к нему и сказал, что нарочно приехал с Мадагаскара, чтобы сообщить ему о конце Беспойска. Передал ему подробности смерти ампансакаба и просил его приписать последнюю главу.

Магеллан пожалел Беспойска, но тут же заявил, что о напечатании его записок, особенно о последней главе, не может быть и речи: цензура никогда этого не разрешит. Однако он ошибся.

В Париже мне пришлось быть свидетелем великих событий. На моих глазах слетела с плеч голова Людовика XVI, того самого, который нашёл, что деятельность Беспойска на Мадагаскаре слишком дорого обходится Франции. Но прежде чем упала эта голова, в Париже, у издателя Бюиссона, вышли из печати воспоминания Августа Беньовского.

«Зови меня дураком», — сказал Беспойск, умирая.

Но будь у него хоть семь пядей во лбу, он не смог бы осилить того дела, за которое взялся! Мы слишком рано приехали на Мадагаскар.

Каждый, кто прочтёт записки Беспойска, должен признать, что он был удивительный человек по части умения командовать людьми, убеждать их, воодушевлять на подвиги.

Он ошибался большую часть жизни, и, несмотря на это, люди всё-таки шли за ним.

В своих записках, написанных для продажи, Беспойск не захотел точно указать своих истинных целей, планов и надежд. Такой же ошибки не избегли и другие авторы, которые брались описывать жизнь отважного поляка. И вот, чтобы поправить эту беду, я и решил собраться с воспоминаниями и написать эту книгу.