Стоило мне спуститься в офис, и сразу создалось впечатление, что в последний раз я побывал здесь вчера. Марина сидела в приемной и стрекотала пишущей машинкой, а из соседнего кабинета, где расположились юристы, раздавался громкий хохот и звон бокалов.

Не обращая внимания на такую напряженную рабочую атмосферу, я спросил у секретарши:

— Рябов на месте?

Марина молча кивнула головой.

— Мариночка, что с тобой? — участливо задаю вопрос донельзя проникновенным тоном, — неужели Сережа тебе язычок оторвал? Значит, зря ты по поводу других органов переживала.

Чтобы не выслушивать возможный ответ, я закрыл дверь приемной и направился к Рябову, отстранив на ходу шефа отдела брокеров, приступившего к выражению сочувствия, не вынимая сигареты изо рта.

— Ты всем передай, — буркаю через плечо, потянув на себя дверь кабинета коммерческого директора, — мое самочувствие уже позволяет проверить, какой херней вы здесь занимаетесь.

Рябов сидел за своим неполированным письменным столом, изучая газету с такой заинтересованностью, словно благодаря нашей прессе действительно можно узнать что-то путное.

— Сережа, там есть информация о том, что я вступил в общество книголюбов? — интересуюсь у коммерческого директора, и тот, словно нехотя, отложил газету в сторону.

— Там другое написано, — поведал Рябов. — Как браконьеров поймали.

— Так им и надо, — мгновенно последовала реакция народного гнева с моей стороны. — Браконьерством занимаются все кому не лень, а ловят лишь самых непроворных.

— Или тех, у кого надежных связей нет, — расширил мой кругозор Рябов.

— Нет, Сережа, людей со связями вообще не ловят. Это для жизни опасно.

— Может быть. Но не на все сто процентов, — остался при своем мнении Рябов.

Закурить что ли? Давно не видел рассерженного Рябова. Впрочем, я ему другой сюрприз приготовил.

— Слушай, Рябов, ты на охоту съездить не желаешь?

— На полярного медведя, что ли? — понял меня буквально Рябов.

— Нет, этого советско-норвежского зверя мы пока трогать не будем. Но, если хочешь другим медведем заняться, я тебе на него лицензию устрою. На Аляске как раз начался сезон охоты. И зверь стоящий — исполинский медведь, зря, что ли, трофеи острова Кодьяк постоянно входят в книгу охотничьих рекордов Крокетта? Жаль только, что Городецкий на этого зверя не охотился, какой-то мелочью обходился, вроде носорогов.

— Конечно. И на Прохоровых внимания не обращал, — согласился со мной Рябов.

— Рябов, ты не знаешь, чего это Мариночка в «Улыбке «делала?

— Это мои проблемы.

— Да, решены они были очень здорово. Одна только пуля в грудь чего стоит…

— Ты вроде тоже не без внимания остался.

— Вот поэтому я Прохорова и отблагодарил. Каждый человек должен нести ответственность за порученное дело. Он что думал, будет просто процент брать за указание мишени — и на этом все? Вот и ответил полковник за то, что киллер в тебя так плохо палил… В общем, хватит, Сережа, ты прекрасно понимал — я буду тебя страховать, поэтому и Марину в «Улыбку» погнал. Кстати, Максиму Петровичу квартиру отремонтировали?

— Не успели, — нагло осклабился Рябов. — Сейчас мои мастера больше жилищем Босягина интересуются. Я так понял, что дело еще не закончено.

— Учитывая твое достойное поведение, скажу прямо — пока нет. А теперь колись насчет Вершигоры — не он ли помог меня прихватить, чтобы я потом по крайней мере его предложение выслушал?

— Перестань, — усталым жестом отмахнулся Рябов. — Ты что, его не знаешь? Конечно, допускаю, генерал мог использовать ситуацию для своей пользы. Но не больше того. Кстати, он о твоем здоровье спрашивал…

— Надеюсь…

— Обижаешь…

— Хорошо. Что у нас еще?

— Тут такое дело, — замялся Рябов. — Не хотел тебя расстраивать… Тенгиза машина сбила. Насмерть.

— Какое горе, — сухо заметил я. — И как же его телохранители такое допустили?

— Их еще раньше из этой же машины перестреляли, — открыл мне глаза Рябов на предисловие к дорожно-транспортному происшествию. — Я тебе всегда говорил — переходи улицу на зеленый свет светофора. Хотя Тенгиза на тротуаре машина сбила.

— Краузе еще живой?

— Можно подумать, ты хочешь…

— Не хочу. Пусть таможня товар перехватит. Весь вопрос — от кого он пойдет.

— Ты хочешь Еремина подставить?

— Не все же ему меня подставлять.

— Значит Босягин не только операцию страхует, — понял Рябов. — Я тебя знаю. Какой уровень поддержки операции?

— Старший следователь при Генеральном прокуроре.

— Да, так ты… В общем, во внутренние дела чужой страны лезем.

— Еремин тоже не наш земляк.

— Постой. Если Ляхов застрелил прокурора и исчез, значит, наш козырь только Рогожин.

— Правильно, Сережа. Не считая видеоматериалов и сопливых признаний Ляхова. Пленка, которую я записал, пока тебя в больнице обхаживали, уже отредактирована. И обошлась она дорого.

Я невольно погладил предплечье, добавив:

— В конце концов, сколько этот старый козел Рогожин может гостить у нас?

— В Питере его ищут. Караул, человек без вести пропал, — заметил Сережа.

— Ничего, скоро объявится. Но не в Питере, в Москве. Вот тогда Еремин закрутится.

— Это все?

— Все.

— Я думал…

— Думал, что я Еремину материалы продам и отступного потребую? Была такая мысль, не скрою. Но после того, как нас с тобой исцарапали, Еремину уже не откупиться. Его даже убивать не следует. Я его московским ментам сдам.

— Значит, старший следователь при Генеральном прокуроре — это не просто поддержка операции… Да, хоть спасибо тебе говори.

— За что, Рябов?

— За хорошее, почти что, поведение. Ладно, говорил я или нет — все можно делать чужими руками?

— Ты прав, Сережа, и не можешь теперь заявлять, что я к твоим советам не прислушиваюсь.

— Тогда скажи честно, зачем тебе понадобилось…

— Чтобы форму не терять. Вдобавок, перед тем, как станет известно, что Еремин со своей бандой контрабандой занимается и Вершигора начнет ко мне с нудностями приставать, я тебе тоже советую чтением заняться.

— Это что, справочник «Кто есть кто» с фамилией Еремина?

Вместо ответа я вытащил из кармана пиджака плотно стоящую в нем книгу.

— Жорж Лотнер, — прочитал вслух имя автора Рябов. — Интересно, о чем он пишет?

Я открыл страницу, обозначенную закладкой, и вскользь заметил:

— Не все же тебе моим образованием заниматься. Слушай, Рябов: «Ничто не приносит профессионалу большего удовольствия, чем сознание его собственного профессионализма, чем сознание прекрасно выполненной работы». Так что изучи книгу до тонкостей, тогда окончательно поймешь, отчего Рогожин впервые в жизни будет говорить исключительно правду.

— С маленькой оговоркой, — заметил Рябов, откладывая книгу на край стола. — Еремин эти янтарные штучки Краузе не посылал.

— Никаких оговорок, Рябов. Кто, как не Еремин хотел, чтобы янтарь, украденный у Стороженко, отправился в Германию? А вот как он туда попадет — это наша задача.

— Моя, — поправил меня Рябов. — Помнится, за тобой только Ляхов числился. Грузия и Германия — моя забота.

— Ты этого действительно хочешь? В конце концов, операции с произведениями искусства лежат на мне.

— Речь идет о прикрытии операции, — возразил Сережа. — Кроме того… Кроме того, я тоже хочу получать удовольствие от хорошо выполненной работы. Как в этой книге сказано.

Нам с Рябовым еще предстоит получать удовольствие, зато другие сотрудники фирмы, кажется, только этим и занимаются. В кабинете юрисконсульта стоял сигаретный дым коромыслом. Рябова на вас нет, подумал я, опускаясь на свободное место.

— Мы тут… Это мальчишник, — поведал Константин заплетающимся языком, наливая коньяк мимо рюмки. — В честь моей… Моего скончательства… От этого… Холостяк во мне умер. Да.

Главный инженер ласково хлопнул Костю по загривку, и тот со счастливой улыбкой поехал мордочкой в коробку с тортом. Я осторожно извлек голову Константина из сладкой закуски только для того, чтобы он не задохнулся до бракосочетания.

Юрисконсульт печально посмотрел на начальника отдела снабжения, икнул и обратился ко мне:

— Ты ему скажи… А то он не слушает.

— Старших, — важно поднял указательный палец главный инженер, поддерживая юрисконсульта.

— Что он опять задумал?

— Говорит, раз женюсь, нужно наших клиентов угостить, — закладывал благополучно уснувшего Костю юрист. — Ну тех, которые к контейнерам бегают. Он не понимает, один раз их сюда приведи, потом швейцару лом вручай, да? Мы ему советуем — возьми закуску и выпивку, в баки ее, если ты такой добрый, но зачем над людьми издеваться? Пусть они празднуют, как привыкли… Правильно?

— Это вы сами решайте. А где менеджер?

Главный инженер довольно заржал:

— У себя. Как всегда тебе сюрприз готовит…

— Что именно?

Главный инженер поперхнулся собственным смехом и замахал своими волосатыми лапами:

— Я тебе ничего не говорил.

Перед дверью генерального менеджера нервно расхаживал его референт. Я решил было пригласить его в свой кабинет, чтобы обсудить дела фирмы и заодно проверить, может ли мой организм справляться с другими нагрузками, не менее приятными, чем спортивно-охотничьи, но передумал. Уж очень злое лицо у референта.

Отстранив девушку в сторону, я безрезультативно дважды стучал в дверь. Генеральный менеджер продолжал делать вид, что в мое отсутствие он исправился, став таким же неразговорчивым, как господин прокурор во время нашей последней встречи.

— Открывай, скорее, — не выдержал я. — Жена твоя сюда идет. Константин вызвал.

Дверь мгновенно распахнулась, генеральный менеджер показал мне и референту свою донельзя перекошенную морду. До того его возможные действия Кости напугали, что этот деятель точно онемел. Я захлопнул за собой дверь, оставив референта в коридоре наедине с волнениями, и усадил менеджера в кресло. Напротив его рабочего стола сидела девушка в наглухо застегнутом плаще.

— Где моя жена? — наконец-то пришел в себя менеджер.

— Считай, я тебя спас, — бросаю в ответ и тут же интересуюсь: — Что за гадость ты затеял?

К генеральному менеджеру тут же вернулось самообладание и обычная манера поведения.

— Пока ты дома бездельничал, — зло начал учить меня жизни этот деятель, — я вкалывал, как проклятый, квартиру отремонтировал, и то, что ты просил, — тоже сделал. И что я имею, а? Опять этот гнидник с волосатым придурком мне подляны делают, а ты их покрываешь. Они там пьянствуют, а я работаю, престиж фирмы подымаю, и вместо того, чтобы валяться в углу, как другие бездельники, наживаю себе инсульт вовсе не от выпивки, чтоб оно все пропало… А?

— Считай, что я уже сгораю от стыда, — бросаю в ответ, замечая, как широко раскрылись глаза у посетительницы менеджера. Видимо, она этого деятеля еще таким встревоженным не видела, а я давно привык выслушивать от него и не столь откровенные изречения.

— Ну, расскажи, как ты нас всех здорово в очередной раз выручишь.

Мои слова менеджер принял как должное и сбавил обороты:

— Мне тут опять конкурсы предложили спонсировать. То есть, нашей фирме. Но главное же, не ошибиться, в более престижном участвовать. И все мне решать, ты же… Да, так вот я решил, что наша фирма без конкурса детского танца обойдется, но мы же всегда были спонсорами красоты…

— Опять ежегодник «Мисс Южноморск»? — спросил я недоумевая. Посетительница генерального менеджера на этом конкурсе может участвовать, но, как я понимаю, ей призовое место не светит. Она, конечно, девушка интересная, однако красавицей ее назвать нельзя.

— Нет, теперь другой конкурс будет, — доказал менеджер, насколько я отстал от жизни. — Слушай, золотце, покажи ему…

Девушка недоверчиво посмотрела на генерального менеджера.

— Давай, давай, — подбодрил он, — это мой непосредственный начальник. И он всегда слушает, что я говорю. Потому что я всегда говорю…

Я уже не обращал внимания на рекламу менеджера: меня привлекла более вразумительная наглядная агитация. Девушка отошла на средину кабинета и распахнула плащ. В мою сторону рванулись ее груди и остановились, подпрыгнув на месте. Я сходу проникся заботами фирмы. И до того мне захотелось поближе познакомиться с этим чудом природы, коснувшись его, что, от греха подальше, я спрятал руки в карманы.

— Силикон? — недоверчиво спросил я почему-то у менеджера.

— Натурэль! — прищелкнул он языком.

Все ясно, уже успел убедиться.

— Она будет представлять нашу фирму на конкурсе «Бюст Южноморска». Представляешь, я уже решил — мы будем ее спонсировать. А может… Слушай, мой референт со своими обязанностями плохо справляется…

Насколько мне ясно, референт менеджера умеет справляться с порученным делом, может, недовольство менеджер проявляет только из-за того, что сам не в состоянии спросить с подчиненной, как требуется.

— Ты сам решай, — отмахнулся я, чувствуя, как во мне подымается желание стать спонсором нового конкурса. Может быть, именно потому заметил:

— Девушка, вы бы оделись, пощадили мою невинность.

— Да, Лидочка, одевайся, — опасливо покосился на меня генеральный менеджер и тут же добавил тоном абсолютного превосходства:

— Ну что ты скажешь?

Я посмотрел на Лидочку, протянувшую руку к бюстгальтеру, висящему на спинке стула. Больше всего он походил на спаренный парашют для тяжелого танка, который сбрасывают из транспортного самолета на вражескую территорию.

— Ты, как всегда, прав, — заметил я, с сожалением глядя на исчезающие в парашютах груди. — Мы будем спонсорами этого мероприятия, потому что никогда не стояли в стороне от культурно-массовых мероприятий в общественной жизни города. Костя, наверное, просто тебя неправильно понял. Действительно, какой может быть мальчишник, если работа у тебя всегда была в первую очередь.

По гнусной улыбке менеджера я догадался, что он наконец-то решился поблагодарить начальника отдела снабжения и за приглашение на свадьбу, и за резиновую Линду, и за живого гомика.

— Я ему устрою, — подтвердил мое предположение генеральный менеджер — он этим свадебным тортом подавится, чтоб меня дохлого домой принесли. Правильно? Да, а мы можем, ну, как это, в общем, Лидочка теперь как бы стипендиат нашей фирмы?

— Естественно, — подтвердил я. — Все документы оформишь у юриста. Какую стипендию ты собираешься назначить?

— Сто пятьдесят баксов, — выпалил генеральный менеджер и вопросительно посмотрел на меня.

Лидочка сияла, выпятив вперед свое главное украшение. Что говорить, ей есть чем гордиться.

— Думаю, этого недостаточно, — заметил я. — Двести пятьдесят баксов в месяц. Контракт на десять лет. Права на Лидочкину грудь принадлежат исключительно нашей фирме.

— Спасибо, — прошептала девушка.

— Не за что, — ответил я и вышел в коридор.

Референт с надеждой посмотрела на меня, однако я не имею права вмешиваться в производственные отношения службы генерального менеджера. Тем более, меня сейчас больше занимала Лидочка с ее грудью. При правильной постановке дела, эта грудь может приносить нашей фирме не меньше дохода, чем перепродажа компьютеров. Остается лишь выиграть городской конкурс. За этим дело не станет. В конце концов обязанности по увеличениям доходов фирмы я с себя никогда не снимал.

Мода изменчива. Сейчас начинают пользоваться повышенным спросом модели с пышными формами. Соответствующая реклама, контракты с зарубежными фирмами, фотомастерами, а быть может, и киношниками — тогда траты на стипендию обернутся прибылью. Хорошая фотомодель зарабатывает до десяти тысяч долларов в час. Я никогда не демпинговал на мировом рынке, в отличие от многих фирмачей-соотечественников. И не намерен этого делать. Так что Лидочкиной груди предстоит кормить, как минимум, пару предприятий в системе «Козерога», вполне осознанно сидящих на дотации.