Человеку, впервые попавшему в рябовский «Трактиръ», может показаться, что он воспользовался услугой машины времени. Это стилизованный под старинную русскую избу ресторан. Официанты в длинных белых полотняных рубахах, перехваченных на поясе тонким пояском, и в красных сапожках, а главное — отсутствие запаха табака. И, конечно же, блюда, которые вам не предложит ни один кабак города. Никаких изысканных итальянских вин и прочей дешевой чепухи, вроде любимого блюда имени Марлен Дитрих «Свиные ножки в шоколаде».

В «Трактиръ» приходят люди, понимающие толк в жратве, а потому дешевый шмурдяк, которым заливаются итальянские бомжи, и прочие изыски многих ресторанов с их будто бы фирменными блюдами, являющимися всего лишь разновидностью смеси хлеба с мясом, здесь не проходят.

Еще одна отличительная черта заведения — отсутствие эстрады. В «Трактире» посетители не имеют возможности напрягать уши для того, чтобы услышать громкий голос собеседника.

Несмотря на это, мы с Мариной прошли в отдельный кабинет, однако мгновенно появившийся здесь официант нарушил атмосферу полного интима.

Парень молча посмотрел на меня, извлек из недр рубахи кожаный блокнот с золотистым тиснением «Трактиръ» и карандаш, доказав полную готовность стенографировать указания клиентов.

— Мариночка, что будешь заказывать?

— Пепельницу, — с ходу ответила секретарша.

Половой мгновенно загарцевал на месте, словно застоявшийся без дела конек-горбунок.

Напрасно Марина его напрягает, это одно-единственное пожелание гостя, которое конек-горбунок не в состоянии выполнить. Вернее, принести пепельницу он может, если решит расстаться со своим местом. Только это вряд ли; в рябовском заведении официант зарабатывает куда больше университетского профессора, не считая чаевых, а главное, в отличие от очень многих сограждан, получает свою зарплату регулярно, раз в неделю. Во всяком случае, не приходилось слышать, чтобы официанты устраивали забастовки, подобно преподавателям, клянча в декабре майскую заработную плату.

— Пепельницу мы оставим на десерт, — облегчаю жизнь официанту и не подрываю авторитет хозяина ресторана. — А пока, если дама не против, прошу фиксировать: холодная белуга, белорыбица с хреном, раковый суп…

— К сожалению, сегодня раков не завезли. Рекомендую селянку из почек с расстегаями…

— Ай-яй-яй, — с грустным видом отрываю глаза от меню, — неужели уровень заведения упал так низко?

— Обычная картина, — поддержала меня Марина. — Как у других. Сначала все делают на высшем уровне, а когда люди привыкнут, начинают гнать туфту.

При этих словах официант состроил такую рожу, словно его без суда и следствия приговорили к пожизненной кормежке в государственном общепите.

— Ладно, — милостиво позволяю сделать предложенное им отступление. — Пусть будут расстегаи. Сухой тертый балык?

— Конечно, — с ходу улучшилось настроение полового. — Кулебяку заказываете? Сегодня нечто особенное, верхний ярус с костяными мозгами в черном масле.

— Хорошо.

— Пить что будете?

— «Солнцедар», давно мечтаю пополнить ряды менингитников… Ладно, присоветуй.

— Рекомендую шустовскую рябиновку. И, конечно, «смирновку» во льду. Эль под паюсную икорочку — нечто особенное.

— Уговорил. А под водку — окорок со сметанкой.

— Может, жаренного целиком поросенка?

— Такой подвиг нам не по силам. Да, хотя бояре плевались от кофе, мы собираемся рискнуть его попробовать. Ликеры имеются?

— У нас есть даже пикон, — с гордостью отрезает официант.

— Давай кофейный ликер, — помогла мне Марина, — только не местного разлива.

— Из местных продуктов у нас только соль, — еще больше загордился официант. — Даже хлебушко сами печем. По старинным рецептам.

— Тащи, — скомандовал я, и официант настоящей павой поплыл к двери. Чувство собственного достоинства полового подчеркивает значимость его хозяина — это я давно понял.

— Какими сплетнями заняты наши сотрудники? — спрашиваю у Маринки.

— О чем ты хотел, о том и говорят. Больше того, весь город уже знает.

— Ты это о чем, Марина?

— О том же, — отрезает секретарша, поправляя свою шейную цепуру с многочисленными прибамбасами в виде серебряных колокольчиков, шариков и прочей дребедени, которая в зависимости от ситуации может стать оружием самозащиты или нападения.

— Что, генеральный менеджер подлечился?

— Перестань. Твой персональный полудурок грозит по всему городу страшными карами. Я бы на твоем месте покончила с собой. Самое мягкое, что он сделает, оборвет тебе яйца и сожрать заставит. В сыром виде. Чем такое допустить, лучше удавиться. Потому что одними яйцами ты не отделаешься…

— Хватит, Марина.

Усмехнувшись, секретарша погладила мою руку.

— Успокойся, я все поняла сразу. Иначе так бы с ним попрощалась! Как положено. Он бы сейчас не по городу дергался, а в реанимации.

— Интересно, кто еще это мог понять? — пробормотал я.

— Рябов, например, — призадумалась Марина. — А больше? Некому, вроде. Сережа мне как-то сказал: Костя — это ты в миниатюре. Я иногда сама так думаю. Только ты…

— Дураки на помине легки, — обстановка «Трактира» как нельзя лучше помогла мне прибегнуть к народному творчеству, перебивая откровения Марины при виде входящих в кабинет Рябова и Вохи.

— Рябов, у нас с Мариной серьезная проблема, — с ходу озадачиваю Сережу, и Воха на всякий случай застывает у двери. Правильно, Андрей, сейчас как озадачу, вы пулями из нарезных стволов умчитесь.

— Понимаю, — усаживается рядом со мной коммерческий директор. — Нужно, чтобы и я слегка дал по морде твоей бледной копии.

— Этого не требуется. Зато…

— Ладно тебе, — в который раз доказывает Рябов, как хорошо он меня знает. — Воха, принеси пепельницу. Других проблем у него пока нет.

— Что значит пока?

— Об этом после обеда. В кабинете директора, — отрывисто бросил Сережа и обратился к Марине:

— С сегодняшнего дня — готовность под первым номером.

Я чуть было не застонал, несмотря на то, что Марина приняла это сообщение с особой радостью. Еще бы, только что Рябов повязал нас сильнее новобрачных, а это означает одно: жена, сынок, не говоря уже о Педриле, минимум несколько дней будут тосковать обо мне.

Оставшись наедине с Сережей после торжественного обеда в честь моего очередного сожительства с секретаршей, я весьма выразительно посмотрел на коммерческого директора.

Рябов также молча положил на журнальный столик пластмаску не больше пшеничного зернышка.

— Видишь, как Вершигору уважают, — наконец открыл рот Сережа. — Больше, чем нас… Да, я так и думал, отстал генерал от жизни. Когда в нелегалах ходил, таких штук еще не было.

— Правильно решил, Сережа, — не собираюсь признаваться в собственной глупости. — Когда это было? Каких-то шесть лет назад тут вместо калькулятора деревянными счетами пользовались, о компьютерах речи нет. Да, а потом наши счеты исчезли, их японцы для своих музеев древности скупали…

— А нам вместо этого поставляли такие вот штучки, — кивнул на столик Сережа. — Знаешь, что это?

— «Клоп» или «жучок», наверное.

— Не такой допотопный, как у тебя в штанах. Видишь, ты же сам говорил, генерала они больше уважают. Твой микрофон, — позавчерашний день, тем более — дешевка, а этот… Да, век живи, век учись.

— Это ты со своими корешами из конторы пообщался, — понимаю я, — Надеюсь, не поведал кагэбешникам…

— Обижаешь. Тем более, КГБ давно нет.

— Точно. Только функции прежние.

— Если бы так было, мы с тобой сейчас не здесь чаи гоняли, — подымает авторитет своих партнеров Сережа.

— Ты мне лучше о Вершигоре поведай. Кстати, с отставным полковником из «Олимпа» повзаимодействовал?

— Не проверяй. Тем более, я с ним познакомился несколько лет назад. Лучше признайся — ты ошибся.

— Я бы не ошибался, если б на диване сидел сложа руки… Ты прав, Сережа. Это точно уровень, пару дней назад понял. Что у генерала?

— У генерала все в порядке. Он в столице побывал, там его хвалили на совещании, в пример ставили…

— А за глаза поставили раком…

— Нет, но дело, видимо, слишком серьезное. Я не рискнул изымать всех «жуков», но его апартаменты нашпигованы плотно. Санэпидемстанцию надо вызывать, чтоб всех «клопов» выдавить. В настольной лампе. В столе. В телефоне тоже есть, будто крохотный транзистор, не отличишь. Даже в компьютере насекомое живет.

— Кто-то из замов?

— Я же говорю — дело серьезное, — выдерживает свою линию поведения Сережа. — Этот «клоп» был в оконном карнизе. В общем, вовремя он ремонт закатил…

— С твоей подачи, представляю, какие маляры там работали. И во что в самом деле этот ремонт обойдется. А дома?

— Чисто.

— Интересно, во сколько нам эта чистота обойдется?

— Если изъять всех «клопов» и продать их, мы еще заработаем. Знаешь, сколько эта крошка стоит?

— Нет, конечно. Тем более, всегда плачу с запроса. Признаюсь откровенно, такой цацки еще не видел, хотя у меня есть некоторые предметы последних достижений науки и техники.

— Твои достижения нас когда-то в гроб положат, — завел свою старую шарманку Рябов. — Ты хоть понимаешь, кто это?

Я отрицательно покачал головой, хотя после визитов в концерн «Олимп» и на губернаторское совещание кое о чем мог догадываться. Однако догадки — это еще не уверенность.

— Такая штучка стоит около двадцати тысяч долларов, — поведал Рябов. — Это гагигерцевый передатчик. Он работает на сверхвысоких частотах. Миллиарды колебаний в секунду. Качество звучания лучше, чем у лазерного проигрывателя. Никакой шум его не забивает. Включи рядом хоть двадцать приемников с громкой музыкой. Больше того. Если требуется, «клоп» может выловить из шепчущей толпы всего один голос. Который интересует.

— Ты хочешь сказать, они не доверяют генералу?

— Не знаю. Одно ясно — контролируют.

— А отчего мне такую дешевку всадили?

— Ты еще обидься… Допускаю, может, они хотели, чтобы ты нашел «жука».

— Интересно зачем?

— Ну, скажем, проверяли тебя на ацетон. Кажется, своим отказом Вершигоре, ты тоже проходил проверку.

— Рябов, колись! — категорически потребовал я и, прикурив «Пэлл-Мэлл» от пистолета-зажигалки, картинно пустил дым далеко в сторону.

— Ты меня газовой камерой не пугай, — усмехнулся Сережа. — Я же не спрашиваю, что за сетку ты плетешь в городе. Хотя кое о чем догадался, когда Воха доложил.

— Видишь, Серега, а я Воху ни о чем не спрашивал.

— Конечно, только забрал у него почти всех ребят. Интересно, когда Челнок бои начнет? Добро бы только он, я тебя знаю. Ты сам к партизанской деятельности рвешься. Слаще в жизни для тебя ничего нет. Посидишь у Марины. Успеешь еще вернуться к деятельности террориста.

— Даже если вернусь, то, скорее всего, пройду еще одну проверку.

— Ой ли?

— Короче, Серега, мне нужно встретиться с генералом. В непринужденной обстановке.

— Только не говори ему…

— Успокойся, я его знаю. Вершигора на дыбы встанет, а нам этого не нужно.

— Вот именно. Как бы это сделать? — задумывается Рябов.

— Главное, чтобы нам ни «клопы», ни люди не мешали.

— Давай так. Охотничий сезон продолжается. Послезавтра выходные, охота с обеда. Посиди пока у Марины. Я ночью за вами заеду.

— Почему ночью?

— Чтобы ты подготовился к…

— Охоте.

— Вот именно.

— Утку будем бить, — утверждаю я.

— Правильно мыслишь. Нам загонщики ни к чему. Я вас с генералом, как бы невзначай, в одну засидку определю.

— Как бы невзначай с Вершигорой не пройдет.

— Увидишь, — многозначительно улыбается Сережа. — Только, пожалуйста, не пытай его…

— Как можно? И вообще, если ждешь в засаде дичь, какие еще могут быть дела? Главное, место хорошее выбрать.

— Это точно.

— Могу быть уверенным?

— Сто процентов. Отвлекаться не придется. Над вами будут летать даже самолеты. Но только не утки. И не гуси, пусть они на крыло стали, — подтвердил свою репутацию коммерческий директор моей фирмы. — Так что на голову тебе никто не нагадит. Если ты сам этого не сделаешь.

Рябов имеет право на подобное замечание, однако сейчас мне почему-то подумалось об иной голове. Как сказал Котя, меня нанять невозможно, на здоровую голову этого почти никто не сделает. На здоровую. Почти никто. Кроме одного человека, как я понял после разговора с господином губернатором. Сомневаюсь, что у него голова больная. По крайней мере, если потребуется, постараюсь подтвердить мнение своего клиента: любой человек имеет шанс стать больным на голову, когда переоценивает свои силы.