Советский разведчик Козловски прибыл в Москву после выполнения задания в районе Гудзона и принялся отдыхать по-русски. Он с тоскливым видом накачивал самовар собственным сапогом, отбивая такт ногой в портянке, и катил по слегка небритой щеке слезу, вторя патефону «Калинка-малинка-калинка моя» с английским акцентом. У задней стены донельзя захламленной комнаты под портретом главнокомандующего Брежнева на кровати с панцирной сеткой лежала тетя в явно кустодиевском вкусе.

Если бы наш дорогой Ильич сумел взглянуть из рамы на кровать, он, несомненно, с ходу понял: одной ляжкой подруги разведчика Козловски можно наконец-то выполнить Продовольственную программу, тем более, что в планы отдыха советского супершпиона секс пока явно не укладывался. Он, правда, успел выпить добрый жбан водки, закусить его миской черной икры и даже потренькал на балалайке. Кто знает, быть может, для занятий любовью этим русским требуется постановление их маразматического Политбюро? Вероятно, именно такой вопрос мог возникнуть у американцев, смотревших устаревший боевик «Схватка у Гудзона», где наше родимое КГБ отчего-то все подряд именовали СМЕРШ.

Нащупав пульт, я отключил видеомагнитофон. Не дай Бог, дальнейшее развитие науки и техники одним стерео не ограничится; того глядишь, со временем можно будет не только лицезреть шпиона на экране телевизора, но и унюхать запах его портянки. С американцев станется, они своими изысками по части натурализма особо нервных заставляют блевать. Как и красный шпион Козловски, я сейчас отдыхаю. Правда, без самовара и балалайки, здесь такой роскоши нет. Икры, водки и всего прочего хватает, зато явная напряженка с портянками. И девицами в кустодиевском духе. Снежана как-то непохожа на эту гору мяса, символизирующую, по режиссерскому замыслу, нашу женщину. Не зря мне с детства внушали, как капитализм сходит с ума от зависти к советскому народу. Правильно, подумал я, выпив рюмку «Смирновской», такой жир под названием женщина скорее в Америке встретишь, чем здесь. А их режиссер, увидев Снежану, раскатал бы губу еще чувственнее и сексуальней, чем шпион Козловски при виде портрета дорогого вождя.

Снежана легко коснулась кнопки «Панасоника», и из динамика полилась музыка, даже отдаленно не напоминающая «Калинку». Глядя на бывшую фотомодель, которая, медленно извиваясь, выползала из длинного серебристого платья, я внезапно почувствовал, как подействовало на меня искусство. Еще бы, ведь в конце концов это почти конспиративная квартира; где-то вдалеке от нее работает мой резидент под личиной директора фирмы «Виртус», а его жена — самая настоящая связная, хотя о своей главной роли не подозревает. Секс — глубокое прикрытие, явка — моя дача, связь — производственная необходимость. А сексуальная связь — самая настоящая конспирация.

Кроме явно шпионских устремлений, стараюсь доказать делом свой высокий идейно-моральный уровень, политическую грамотность и преданность идеалам всей жизни. Ведь не зря возле ворот моей дачи застыл гипсовый пионер с поднятым горном, целясь этим музыкальным инструментом в облупившийся зад статуи девушки при весле над изрядно выцветшим транспарантом «Жить и работать по-ленински».

К сожалению, у меня пока так не получается. Единственно, чем я похож на вождя мирового пролетариата, так это отсутствием трудовой книжки. Потому что когда-то, подобно Ильичу, считал где-то работать ниже своего достоинства, но жить по заграницам, копируя скромный быт вождя революции, так и не получилось. Остается одна надежда на помощь Снежаны, пусть она на Надежду Константиновну не очень похожа, так и я на товарища Крупского не сильно смахиваю. Глядя на трусики, медленно сползающие с точеных ног связной, я отчего-то перестал думать о вожде революции. А куда он денется, как там раньше пели: «Ленин в тебе и во мне»? Оригинально, конечно, однако, в отличие от Снежаны, мне не светит даже помечтать забеременеть таким счастьем.

Как ни крути, физиология у нас разная, несмотря на усиленную песенную пропаганду былых лет. Крутит Снежанка просто замечательно, все больше дразнящими бедрами, однако и грудь на месте не стоит. Именем революции и конспирации, командую себе, опрокинув еще одну рюмку водки, и закусываю крохотным малиновым соском, нежно проводя по нему кончиком языка.

Что за жизнь, ведь для других людей уединение с прекрасной женщиной — обыкновенная человеческая радость, а мне даже на секунду нельзя забывать: задыхающаяся в моих объятиях Снежана — своеобразный почтовый ящик между засланным в тыл врага Костей и его шефом. Это еще ничего, представляю, как бы мог измениться мой вкус, если бы директор фирмы «Виртус» решил воспользоваться связью через парикмахерскую «Анатолий». Признаюсь честно, такой подвиг даже мне не по силам. В конце концов я ведь не московский коллега Ленчик, отчаянный бисексуал, давший путевку в эстрадную жизнь смазливому мальчику. Насчет мальчика Ленька предпочитал не распространяться, пусть даже тот мелькнул на экране какого-то фильма в роли со словами. Что-то вроде: «Писать подано…» Зато одну девчушку Леня окружил таким вниманием — дальше некуда. Она наверняка подумала: влюбился, пень старый, и стала вить из антиквара якорные канаты.

И навила эта нынешняя звезда программы «Золотой микрофон» и прочая лауреатка, призерка, вафлерка. Она думает, для Леньки главное — постоянно закреплять ее успех новыми клипами. Еще бы, при таком голосе девушке не на эстраде скакать перед зрителями, а за закрытой дверью сортира кричать «Занято», даже если никто к ней в кабинку не ломится. Я-то понимаю, что хозяину «Карфагена» требуется. Исключительно потешить свое тщеславие. Не удивлюсь, если он во время какого-то фестиваля не выдержит, когда эта телка под фонограмму завоет, выскочит на сцену, отнимет у ведущего микрофон, уставится в телевизионную камеру и заорет: «Смотри, страна, кого я трахаю!»

Я себе такого не могу позволить. Вовсе не оттого, что моя жена за Снежаной охоту устроит, а по причине конспирации. Потому и не обращал особого внимания на щебетание подружки, однако стоило ей перейти от темы высокой моды к своей семейной жизни, как мои уши мгновенно превратились в высокочувствительные локаторы.

— Мой благоверный такой скандал закатил, — поведала Снежана. — Тарелку разбил. От сервиза. Каждый день одно и тоже. Сквалыга, выбирает посуду подешевле — и об пол.

— Представляю, что он при этом рассказывает…

— Не говори. И про развод, и о тебе.

— Интересно.

— Имущество, говорит, будем делить. Совместно нажитое.

— Да, вам явно адвокаты потребуются. Вы же почти целый месяц совместно наживали все. Как тут разделить нажитое, сам Плевако не рассудит.

— А еще каждый раз меня изводит. Жалко ему, что раньше от тебя не ушел. Его фирма стала давать большие доходы.

— Да, Костя не дурак.

— Зато тебя он только так именует.

— Серьезно?

— Честное слово. Говорит, этот дурак еще пожалеет, что со мной связался. Я ему даже морду бить не буду. Конкуренцией раздавлю, как…

— Как кого?

— Как таракашку, в лучшем виде, — процитировала Снежана.

— Пусть богатеет, — снисходительно бросаю в ответ вместо того, чтобы поклясться: приложу все силы, но фирму «Виртус» разорю, а ее директора пущу по улицам в одном исподнем. — Тебе же лучше. Начнете делиться, фирма пополам пойдет. Это я точно знаю. В общем, чем твой козлик рогатый больше намолотит, тем тебе выгодней.

— Да ну его. У меня ты есть.

— Не скажи, дорогая. Вдруг завтра со мной что случится? А у меня семья.

— Если случится, мне все равно.

— Глупости говоришь. Ты уже школу закончила, научись думать. В конце концов лишними бывают только болезни, а не деньги. Он действительно стал хорошо зарабатывать?

— Кричит: через год будут оборачивать сто миллионов в месяц. Но я его немного знаю. Он завтра может заявить, что уже двести миллионов вертит. Только трепаться может. Грекам тоже обещал — всех поубиваю. Потом сидел тихо. Как мышь полевая.

— Да, он, конечно, натворить может. Однако подскажу тебе одну идею. Даже если фирма по какой-то причине сгорит, твоя доля не пропадет. К сожалению, и его. Только причина должна быть объективной. Не как-нибудь.

— То есть? — отчего-то заинтересовалась только что бескорыстная Снежана.

Я прикурил специально сигарету, чтобы еще раз просчитать ситуацию, а затем ответил:

— Ему нужна страховка.

— Есть.

— Ты имеешь в виду, что фирма застрахована?

— Конечно. Он даже похвалялся, что у него такая крыша. Стоит пальцем пошевелить — и тебе голову снесут.

— Ну, раз он такой умный, значит сделал то, о чем я тебе хотел сказать.

— Что именно?

— Он же теперь самостоятельный человек. Бизнесмен. И не просто, а крутой. А по-настоящему крутой обязательно страхует торговый оборот. Причем не здесь, а за границей. Тем более, его фирма, как написано во всех рекламах, совместное предприятие.

— Как это сделать?

— Зачем тебе знать? Пусть у Кости голова болит.

— Она у него заболит. Если по ней дать бутылкой. Ты же сам говорил, что я должна научиться заботиться о себе.

— Это тебе нужно?

— Да.

— В таком случае, получи подарок. Прямо сейчас.

Выдвинув антенну телефона, который подслушать невозможно, я запросто связался с господином Лео Крамером.

— Ленька, ты где сейчас?

— В самолете, — ответил мой американский адвокат. — Лечу в Европу, как раз…

— Это пока неважно. Ты надолго?

— Целых два дня. Сам знаешь мое расписание. Сэр, как насчет прибавки?

— Сколько?

— Успокойся, я пошутил. У нас, американцев, здоровое чувство юмора.

— А у нас разговоры по телефону к вам втрое дороже, чем если бы ты набрал мой номер. Потому слушай… Секунду!

Я прикрыл мембрану рукой и спросил:

— Снежанка, а вдруг Костя не согласится?

— Я ему не соглашусь! — мгновенно показала зубки прелестная женщина, и с ходу стало ясно — несмотря на крутость Кости, она может повлиять на него с помощью элементарной логики или сложного агрегата под названием мясорубка. Только замахнется, Костя на четыре кости упадет. Лучше, чтобы до этого не дошло.

— Леня, тебе позвонят. Нужно застраховать торговый оборот одной фирмы. Я выступаю гарантом.

— Сколько?

— Миллиона три.

— Сделаю.

— Только не откладывай в долгий ящик.

— Ты меня знаешь.

— Вот именно. Но поясняю, фирма-страхователь должна быть очень солидной, а не наши лепетутники.

— Понял.

— Проблемы?

— Какие проблемы, если ты выступаешь гарантом? Как я себе понимаю, в случае прогара твоей фирмы страхователи могут сперва скачать бабки… с кого?

— Ну, скажем, с государства.

— … а потом расплатиться с клиентом?

— Пусть будет так.

— По поводу твоего предложения, боюсь, возникнет очередь. Даже если предстоит страховать тележку с хот-догами, — хохотнул мистер Крамер.

— Хорошо. Договорились. В гости приедешь?

— Извини, вашего быта нормальный человек не переносит. Может, ты к нам?

— Может быть. Пока, будь здоров.

Снежана смотрела на меня с таким восхищением, словно я был фокусником, вокруг которого бегают на побегушках всякие Коперфилды и прочие Кио.

— Вот тебе визитная карточка господина Крамера, — извлекаю из бумажника черный квадратик с золотым тиснением. — Можешь смело общаться с ним на международном русском языке. Однако учти, подписывать договор не имеешь права. Только твой рогастик.

— Если нужно, он свое завещание подпишет, — решительно ответила длинноногая красотка. — Скажи, а действительно такое может быть?

— Все может быть, — пожимаю плечами, — однако, как мне кажется, в самом неудачном раскладе полтора миллиона баксов ты получишь. Жаль только, что и Костя… Но без него нельзя. Черт с ним, пусть подавится. Я точно когда-нибудь подохну от своей доброты.

Снежана обвила мою шею руками и так активно стала выражать благодарность, что на секунду мне показалось: я вполне могу протянуть ноги и от ее бурных действий, если только быстро, а главное — квалифицированно не отвечу взаимностью…

Пролетевшая ночь осталась в прожитом. Проводив Снежану к машине, я пожелал ей счастливой семейной жизни, несмотря на грозящий развод, и несколько минут смотрел вслед ярко-красным габаритам «джипа», уплывающего в темноту. С удовольствием глубоко вдохнув воздух, явственно попахивающий приближающимся морозцем, отдаю салют гипсовому пионеру, а затем по-панибратски похлопываю по мощному бедру его соседку с веслом.

Откуда-то из недр памяти пришло бодро-пионерское: «Будь готов!» — «Всегда готов!». Так оно и есть, старая закалка стоит многого. Я действительно постоянно наготове. Страна могла бы гордиться мной, одним из миллионов винтиков, прокручивающихся на своем месте в гигантском драндулете, мчащемся ко всеобщему счастью убогих.

Всегда готов! Чего стране надо? Строить коммунизм, ехать за границу на танке, трахать Пашу Ангелину для размножения Павликов Корчагиных и Морозовых, отдать жизнь на благо хрен знает кого? А, уже не надо, уже за совсем другое светлое будущее нужно бороться? Все равно всегда готов! Как все остальные, копошащиеся в слегка изменившихся декорациях все того же театра абсурда.

Ничего, ребята-демократы, как любит говаривать генерал Вершигора, я вам устрою представление, режиссеры наглые. Творцы очередного всеобщего счастья, привыкли нитки смыкать, кукловоды хреновы, чтобы всякие-разные арлекины дергались в нужном направлении. Теперь сами задергаетесь…

Соловьиная трель радиотелефона не позволила мне сравнить себя с героем, закрывающим собственной грудью пулеметную амбразуру. И никакого преувеличения, я готов к такому подвигу. Но не раньше, чем сумею убедиться: в пулемете уже нет патронов.

— Отдохнул? — раздается в мембране заботливый голос Рябова.

— Иди к черту! Я работал, — говорю чистую правду, однако Сережка отчего-то коротко хихикнул.

— Рябов, ты мне не веришь?

— Мне бы так работать, — теперь он почему-то вздыхает.

— Не получается?

— Контингент другой.

— Кто именно?

— Новый год не за горами. Хочу позаботиться о рождественском гусе.

— Ты его уже впежил?

— Не ревнуй. Я в офисе. Где Марина?

— Дрыхнет. Вот как она выполняет твои ценные указания…

— Правильно делает. Но если ты недоволен, в другой раз…

— Нет, Сережка. Я человек патриархальных наклонностей.

— Как сказать. Помнишь близняшек?

— Это исключительно, чтобы доставить тебе удовольствие. И потом, они же были как под копирку, что значительно облегчило мою задачу.

— Ладно, сделай мне еще одно удовольствие… Только молчи. Я в офисе.

— Еду. Марину брать?

— Не стоит. Пусть от тебя отдохнет.

— Интересно, а кто мне сварит кофе?

— Он уже готов.

Я вышел за ворота, украшенные транспарантом с призывом брать пример с вождя, построившего самое справедливое в мире государство. Правда, по законам этого государства за такую жизнь и работу, которые вел сам Ильич, ему засветили бы почти все статьи Уголовного кодекса, но… Сильные пишут законы, чтобы их выполняли слабые. Невесть откуда взявшаяся «Волга» подкатила ко мне, сыто урча ровно работающим двигателем.

— С добрым утром, Саша, — сказал я. — Давай, вылазь из-за руля. А то, понимаешь, уже забыл, как в машине скорости включаются.

Насчет скоростей я немного преувеличил. Потому что ровно через полчаса, лихо влетев во двор, остановил «Волгу» возле контейнера. Несмотря на письменное предупреждение о том, что в первую очередь мусорник обслуживает исключительно ветеранов труда, в нем рылись две личности, чей возраст пенсионным можно назвать с большой натяжкой. На такое явное нарушение социальной справедливости я никак не прореагировал и отправился прямиком в кабинет коммерческого директора. Рябов с ходу протянул мне гигантский термос с таким торжественным видом, словно вручал переходящее Красное Знамя по итогам социалистического соревнования за третий квартал.

— Я тебя подстраховал, — напустил на себя таинственный вид Сережа, пока я дегустировал собственноручно приготовленную им полову под названием «мокко». К счастью, Рябов способен на большее, чем сотворить из отборного кофе отвратительное пойло.

— Подстраховал? Понятно, — спокойно реагирую в ответ. — Представляю себе, как пришлось выкручиваться. Сабина — тот еще фрукт, деликатесы, вроде гусиных потрохов, с ней сравниваться не могут. Даже если этого гуся жарить с помощью деревянного Арлекино.

— Он не такой уж деревянный. Иначе все было бы проще.

— Рассказывай.

— А ты мне ничего не хочешь сказать?

— Например?

— Как прошло свидание с Вершигорой?

— Не менее плодотворно, чем с супругой директора фирмы «Виртус». Рябов недовольно засопел, однако я умею выдерживать линию поведения не хуже коммерческого директора.

— Значит так, — принялся доказывать Сережа, что он мне все-таки подчиняется. — Гусь не явился на стрелу с Челноком. Это плохо.

— Почему?

— Исполняет вид страха. А сам… Вот чего я к тебе Марину приклеил. Теперь ему не до жира.

— С Арсеном поцапался?

— Как бы ты хотел? Они давно на ножах. А тут Арсен берет под охрану фирму прямо на его хуторе. И при этом… Ладно.

— Так что при этом? — При этом Арсен сказал Гусю, что тот не в состоянии отогнать от фирмы паршивых ментов. На «Олли» намекал. У Арсена свои понятия. Зато у Гуся свои. Он ведь знает, на кого шестерит старший лейтенант Хлудов.

— На Арлекино, конечно.

— Когда узнал?

— Еще раньше, чем ты назвал его имя. Арлекино — не Арсен. С ним будет сложно.

— Что по генеральской линии?

— Кроме министерства, Вершигорой руководит кто-то из аппарата президента. Пока все. Я боялся привлечь внимание.

— Это правильно. Даю наколку. Петрович. Кличка или отчество — не знаю. Теперь я начну откровенничать. Арлекино приказал Хлудову наехать на «Олли». Исключительно, чтобы сцепить нас с Гусем. Однако эта птичка вместо того, чтобы после совета Арлекино подставиться и показать, кто он есть, спрятала головку свою мудрую под крыло. Боится?

— Осторожничает. Но на Челнока он пытался надавить.

— Ну и как?

— Челнок не церемонился. Гусь потерял двух человек. Не это главное. Курки — дело наживное. Это не авторитет. Упадет, не подымешь. Гусь теряет лицо, потому в любой момент может сорваться. Чтоб доказать свою состоятельность.

— Он ее в гробу будет доказывать. Чем можем, поможем. Тем более, именно этого добивается Арлекино.

— Вот чего он…

— Да. Сам находится в тени. Знаешь, кто руководит Арлекиной? Твой уровень пресловутый. Вершигорой, кстати, тоже. Видишь, я же говорил, опасно отказываться от генеральских предложений.

— У Вершигоры свой интерес.

— Не выясняй. Тем более для Вохи есть работа. Пусть отвлечет на себя Квача.

— Это, кстати, о генерале?

— Не радуйся, больше не скажу. У меня даже явка их есть. Только если кто-то на ней появится, Квач обязательно генералу доложит. Вершигора по такому поводу нас на рыбалку пригласит. Чтоб за охоту отблагодарить.

— Понял.

— Квача работать нежно. С завтрашнего дня.

— Что ты задумал? — чуть ли не застонал Рябов. — Опять?

— Именно так. Даже тебе в этом признаюсь. Пойми, я может, и не стал бы сворачивать Гусю шею. Однако наш уровень ожидает только такой реакции. Вместе с Арлекино. Тебе придется согласиться — другого выхода нет.

— Так я тебе и поверил. Ты же сам хочешь. Как всегда. Удовольствий ищешь?

— Считай, они меня сами нашли. Элементарная самооборона, не больше того. Если перепуганный Гусь активно замашет крыльями, он первым меня найти может. Больше того, Гусь уже готовится к драке. Я Арлекине такой радости не доставлю. Он сам попрет на меня, если Гусь попадет на сковородку.

— А зачем Арлекине это? С тобой что случится — и ему не жить, — сомневается в моей искренности Рябов.

— Здесь не жить, — отвлекаю внимание Сережи. — Однако, если Арлекино не справится, ему не жить вообще. По крайней мере, я так понял.

— Что ты еще понял?

— Многое. Но главное, в который раз подтвердилась старая истина: лучшая защита — это нападение. Тем более, наша пауза была значительной.

— Больше ничего сказать не хочешь?

— Нет, Сережа.

— Тогда будем считать совещание законченным.

— Я сам решу, когда его завершать, — вспоминаю губернаторский урок. — Ты давай, докладывай.

— О работе Бойко? — нагло щерится коммерческий директор.

— Не твое дело.

Рябов, откинувшись на спинку кресла, смотрел на меня так, словно я одолжил у него год назад целый доллар и теперь нагло собираюсь его окончательно зажилить.

— Ладно, Сережка. Чего я должен тебе объяснять то, что ты и без меня давно понял.

— То есть? — перестает надуваться мой ангел-хранитель.

— Арлекино. Сам говорил…

— Ну говорил. Да, Арлекино подталкивает Гуся разобраться с тобой. Усиленно. При том подставляет его. Анонимно, конечно, гранатками… Что из этого следует, мне пока не ясно.

— А другое тебе ясно?

— Обижаешь. Я ведь был у тебя дома. Данные уже там. На столе у компьютера.

— Сережка, что бы я без тебя делал? — замечаю без тени иронии и в знак благодарности не прикуриваю сигарету. — Я тебе подарок сделаю. В ответ на спокойное поведение по поводу моих гусиных пристрастий.

— Догадываюсь, — лишний раз подтверждает Сережа, что мы давно научились понимать друг друга без лишних слов. — Я тебе тоже.

Порывшись в столе, Сережа извлек из него коробку с патронами.

— На, ты просил.

— Ну, Рябов, не ожидал, — возмущаюсь я. — Так ты и партнеров своих конторских напряг.

— Береженого Бог бережет, — серьезно ответил Сережа и добавил: — Как всегда. У них по поводу Арлекины свои соображения. Этот скот-извращенец давно внимание привлекает. Жаль, они его пригреть не могут. Ничего, пока Гусь свое рыло приподымет, Арлекино морду потеряет. Он спокойно в стороне сидеть не будет.

— То есть?

Хитро усмехнувшись, Рябов доказал, он умеет играть на нервах собеседника не хуже меня:

— Представляешь такую картину: в заднице Арлекино поселился еж?

— Вполне. Я в твоих способностях уверен. Можешь не продолжать. Не удивлюсь, если узнаю: Арлекино начнет мечтать о еже в заднице, вместо того, что ты ему пристроишь.

— Видишь, а ты был недоволен. Друзья они друзья и есть.

— Партнеры и друзья, разницу чувствуешь? — пытаюсь удержать на месте самомнение Рябова, однако мои примочки на него действуют столь же успешно, как рябовские — на его руководителя.

— Но самая главная радость у тебя состоится очень скоро, — мечтательно закатывает глаза Сережа.

— Интересно, какая? — нарочно подыгрываю ему за примерное поведение.

— Домой поедешь. Тебя там заждались.

— Рябов, ты мне просто завидуешь. У семейной жизни есть свои прелести. Кстати, тебе давно пора жениться. Тем более, законы по этому поводу стали гораздо демократичнее. Костя собирается разводиться. Я тебя с ним обвенчаю.

— Чего еще ожидать от человека, регулярно живущего с Педрилой? — пробормотал Рябов и добавил серьезным тоном:

— Едь домой, только сильно не расслабляйся. Такие дела предстоят.

— Что ты хочешь сказать?

— Имею в виду день рождения Гарика. Попробуй сказать, что я не прав?

Я все-таки прикурил сигарету и лишь затем сказал:

— Ты всегда мог предугадать мои действия. Но не до такой степени. Спасибо, Сережка.

— Если ты такой добрый, могу в дальнейшем попросить разрешение на взаимодействие с группой Бойко?

— Считай, ты его уже получил.

Другой бы на месте Рябова успокоился. Однако Сережа, пользуясь моей добротой, продолжает развивать успех:

— Как ты думаешь, отчего они замыкают на тебе Арлекино?

— Кто его знает…

— Ты знаешь, — безапелляционно заявляет Рябов. — Охотничек…

— Между прочим, Сережа, результаты той охоты могли быть и более значительными. Вершигора мне больше байки рассказывал. С тобой он куда откровеннее. Мне сейчас отчего-то вспомнилось одно старинное охотничье поверье — если ствол ружья смазать кровью ворона, оно бьет лучше.

— Пока, как говорит наш вахтер, не вкурил. Но… Да ты же просто так в сортир не ходишь.

Я молча вышел из кабинета. Последние слова Рябова доказали: он чересчур плотно работает и с исполнительным директором концерна «Олимп». Нетрудно догадаться, господин Котька любит характеризовать мой образ жизни фразой, которую произнес напоследок Рябов.