Как и следовало ожидать, академик Глушко вцепился в меня с не меньшей хваткой, чем в мэра. Пенчук был явно доволен, что свои терьерские навыки академик прекратил оттачивать исключительно на его особе и явно порывался оставить нас. Котя вряд ли успел порадовать мэрию сведениями о прекращающейся забастовке Березовского, а потому лавры от Гришиной снисходительности я на всякий случай решил присвоить себе.

Выслушав монотонный доклад академика о предстоящей гибели нашей науки, вместо того, чтобы горячо заверить собеседника по поводу дальнейшей помощи университету, обращаюсь к мэру:

— Господин Пенчук, мне непонятно, отчего так взволнован уважаемый ученый. Ведь он, наверняка, знает о теории сообщающихся сосудов. Именно благодаря сложившейся ситуации в кои веки удалось значительно улучшить качество работы торговли. Куда подевались синерылые продавщицы овощей, надменные торговцы мебелью, жуликоватые заведующие комиссионок? Приятно отметить: наконец-то удалось то, за что наше общество боролось десятилетиями. За прилавки становятся интеллигентные люди, которые не умеют элементарно нахамить покупателю. Но, если господин Глушко так озабочен оттоком кадров, господин мэр, кажется, вы сумеете помочь университету решить его проблему. В том числе — финансирования. Пенчук, порывавшийся оторваться от нашей дружеской беседы, был вынужден сделать вид — положение университета заботит его более остро, чем сведения, которыми располагал Гершкович после разговора с Березовским.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил господин мэр. — Мы и так делаем для университета больше возможного.

— Было бы бестактным утверждать обратное, — чересчур резво поддержал Пенчука академик, который еще минуту назад утверждал, что горсовет уделяет науке недостаточно внимания.

Мне очень хотелось ответить академику, мол, дорогой, если так, зачем пристаешь к господину мэру, иди и двигай науку вперед, страна ждет от тебя открытий в области фонетики и свежих кадров для полуруинного народного хозяйства, однако сдержался исключительно благодаря присутствию брокера с ногами, растущими от груди. Я ведь, подобно академику, тоже должен воспитывать подрастающее поколение и служить ему примером.

— Конечно, — соглашаюсь с господином Глушко. — Однако, мне кажется, город еще не исчерпал все резервы для пополнения казны.

При этих словах Котя улыбнулся, Наташа вытянулась в струну, академик Глушко стал усиленно потеть, а уши мэра увеличились еще быстрее, чем это бывает во время съемок спецэффектов.

— Да, в городе созданы новые рабочие места, — подчеркиваю заслуги мэра в хозяйственной деятельности. — Предприятия, конечно, работают с перебоями, такая уж в стране ситуация. Но повсеместно организованные платные автостоянки не оставили без работы множество молодых людей. К тому же господину мэру удалось добиться поступления значительных средств в бюджет. Подобная услуга в нашем городе вдвое дороже, чем в Нью-Йорке…

— По-моему, вы несколько отвлеклись, — перебил меня мэр.

— Позвольте закончить мою мысль, — проявляю настойчивость исключительно ради науки. — Просто я таким образом хотел подчеркнуть — наше население более платежеспособно, чем в других городах. То есть странах. При этом мне неясно — почему не решить, к сожалению, пока остро стоящую проблему уборки улиц, зарабатывая при этом неплохие средства в бюджет?

— Ты хочешь сказать, что целыми днями по улицам ходит полно людей? — сделал вывод Котя.

В отличие от мэра и академика, я с ходу понял, на что намекает Гершкович. Да, на таком тоже можно заработать, однако подобный вариант меня мало устраивал, черной розы на нем не выиграешь.

— Нет, Котя, Я имел в виду говно.

При этом слове Котя снова улыбнулся, мэр слегка подался вперед, Наташка хранила вид абсолютного безразличия, зато академик аж побагровел. Ну, деятель, попробуй сделать мне замечание; ишь взмылился, а молчит, как бы не лопнул. Да за те бабки, которые ты, возможно, поимеешь от моих рассуждений, на раз вывеску на своем офисе поменяешь. Нечто вроде «Университет говнючих наук имени фирмы „Козерог“». Беда с этой так называемой интеллигенцией. Она согласна жить в говне; купаться в море вместе с канализационными стоками, дышать дерьмовым воздухом, пить непригодную для технических нужд воду, тащить в свои квартиры приставший к подошвам обуви собачий кал, но скажи при ней вслух это слово «говно» — и она станет возмущаться или морщиться еще больше, чем когда, придя домой, первым делом очищает свои ботинки от натурального, так сказать, продукта.

— Да, именно говно, — повторил я и развил свою идею. — Весь город залит собачьим дерьмом. Извините, господин мэр, я понимаю — это ваша головная боль, однако, с другой стороны, неслыханно расплодившиеся в городских квартирах собаки, и какие, прошу заметить, также говорят о возросших доходах населения. Сегодня один породистый пес сжирает только мяса долларов на шестьдесят в месяц…

— Постойте, — перебил меня Пенчук, — помню в свое время существовал налог на владельцев собак и попугаев. Рубль в месяц. Его быстро отменили. Однако сегодня… Да, кажется, вы правы.

— Но этого явно недостаточно, господин мэр. От того, что владельцы животных будут пополнять городскую казну, улицы чище не станут. Я предлагаю раз и навсегда, кроме финансового, решить вопрос санитарно-гигиенического состояния улиц. Наверное, следует поставить вопрос о создании специальной службы, которая будет следить за выгулом собак. Пусть хозяева подбирают то, что оставляют, где ни попадя, их любимцы, иначе — штраф. Как в других странах.

Заметив проходившего мимо Березовского с повисшей на его локте мисс, я сходу понял, что могу попутно решить еще одну проблему:

— Гриша, буквально на одну минуту…

— Быть может, не следует в присутствии иностранцев вести такие беседы? — академик Глушко явно беспокоился, что я уроню престиж страны, произнося пугающее его слово при девушке из декабря. Вот тупой, настоящий ученый, даже не подозревает, что в других странах нет цензурных и нецензурных выражений. Это тоже наше изобретение. Если слово существует, отчего оно может считаться неприличным?

При виде Гриши господин мэр проявил крайнюю озабоченность по поводу моего предложения. По его одухотворенному лицу можно догадаться — большей проблемы, чем собачье дерьмо, у него нет, а про себя он наверняка радуется, что предприятия Березовского снова приступят к работе.

— Гриша, какой штраф в Англии за то, что собака нагадила в общественном месте, а хозяин не убрал?

Гриша не стал суетиться, извлекать из бокового кармана радиотелефон, чтобы срочно связаться с английскими партнерами по поводу моего вопроса. Будь на его месте какой-то новоявленный богатей, тот несомненно с радостью прикипел бы к телефонной трубке, лишь бы лишний раз ее продемонстрировать. Эти ребятки к средствам мобильной связи относятся чересчур трепетно, еще бы, главный атрибут, подчеркивающий их положение в обществе. Они на улицу скорее без штанов выйдут, чем без радиотелефона, зажатого в руке.

У Березовского тоже имеется телефончик сотовой связи, простенький такой, из чистого белого золота, инкрустированный розовыми бриллиантами, только Гриша этим аппаратом исключительно пользуется, а не бравирует. И вправду, станет мудрый ворон Березовский кичиться каким-то телефоном за семьдесят тысяч фунтов стерлингов, если может произвести еще большее впечатление на окружающих своими глубокими познаниями, в том числе ответить на мой весьма сложный вопрос.

— Штрафуют на тысячу фунтов стерлингов, — не вынимая трубки изо рта, процедил Березовский. — Кстати, там получить разрешение на приобретение бойцовой собаки тяжелее, чем на автомат. А у нас?

— Ша, Гриня, — успокоил Березовского Котя, — и до этого черед дойдет…

— Ну да, — возвращаю себе роль основного оратора, — людей не хватает. Нет, вправду, где столько светлых голов в стране набраться? Оттого нашему господину мэру и приходится разрываться между городскими проблемами и законотворчеством в парламенте… Господин мэр, что я предлагаю. Служба, о которой я говорил, позволит создать новые рабочие места, а заработанные на говне деньги после вычета налога на его добавленную стоимость можно пустить для развития науки. Господин Глушко своим видом уже демонстрировал, что выражение «говно» становится самым красивым в обширном словарном запасе академика.

Мэр о чем-то задумался, однако я не собирался останавливаться на явно достигнутом успехе.

— Господин Пенчук, разве к вам поступает недостаточно жалоб от людей по поводу дерьма на тротуарах? Что касается новой службы, то, кажется, желающих будет предостаточно. Как бы тендер не пришлось объявить…

— Мне кажется, что наши люди… Это может вызвать некоторое недовольство, — на всякий случай поосторожничал Пенчук.

— Какое недовольство? — искренне удивляюсь я. — Штрафы будут платить исключительно те, кто не захочет убирать за своей шавкой. Если у кого-то не окажется денег, собачку определят на штрафплощадку… Естественно, называться она будет по-другому, но принцип тот же. Да любой малоимущий наизнанку вывернется, лишь бы вернуть своего любимого кабыздоха. И в следующий раз он без напоминаний будет следить за чистотой в нашем любимом городе. Кроме того, конечно, найдутся люди, которые, чтобы доказать свою крутизну, будут с удовольствием платить любой штраф, лишь бы не убирать за своим псом.

— А если у какого-то пенсионера не хватит средств выкупить животное? — академик Глушко проявил озабоченность по поводу до нитки ограбленных папой-импотентом.

— Тогда, скажем, через десять дней этого бобика передадут вам, пусть послужит науке, — мгновенно решил я.

— Неплохая идея, — высказался Березовский то ли по поводу судьбы животных, то ли одобряя мой план в целом, поглаживая руку улыбающейся на всякий случай мисс Дженифер, вцепившейся в него бульдожьей хваткой.

— Да, — поддержал меня Гершкович, — перспективный проект. Город станет чистым, казна получит дополнительные средства…

— Для науки, — с ходу забил долю в будущих прибылях господин Глушко.

В это время к нам подошла Сабина:

— Извините, пожалуйста. Дорогой, можно тебя на минутку?

— Прошу прощения, — сказал я, и мы отошли в сторонку.

— Тебе не кажется, что время обеда не совсем удачно? — безмятежно улыбаясь гостям, шепнула супруга.

— Они что, жрать сюда пришли? — с такой же улыбкой отвечаю я. — Пусть поболтают, музыкантов послушают, аперитивов поглотают. Как принято в высшем обществе. Сабина, кстати, у меня для тебя есть хорошая новость.

— Какая?

— Кажется, наш Гарик только что поступил в университет. Да, по этому поводу мне нужно срочно поговорить со своей сотрудницей, не вздумай потом истерики закатывать.

— Ну что ты, дорогой, — обворожительно улыбается Сабина. — Вытворять такое в нашем доме, даже ты на это не пойдешь. Правда?

— Слово. Мы с ребятами немного в карты поиграем. До обеда. Так что используй свое знание английского в разговоре с мисс имени Гриши.

— Хорошо, дорогой, — неожиданно легко согласилась супруга, явно обрадованная моим сообщением об очередных успехах нашего сына в разгрызании гранита науки.

Да, кажется, напрасно я всю эту историю с ремонтом школы затеял. Стоит сильно захотеть, и Гарик хоть завтра поступит в университет. На филфак, он же Пушкина очень любит.

Березовский и Гершкович легко согласились составить нам с Наташей компанию, лишь бы смыться от постоянно подходящих к ним гостей. Распечатав колоду, я обратился к приятелям:

— Ребята, если что, я тут с вами «пулю» писал.

— По копейке вист, — рассмеялся Березовский. — Только я выиграл.

— Сабина не поверит, — покачал лысиной Котя.

— Почему?

— Потому что ее муж не привык проигрывать… Гриня, ты сегодня как неродной. Давай в клабар. Пятьдесят баксов очко, идет?

— А по сотке? — повысил ставку Березовский.

— Принято, — заметил Котя, повернулся к нам с Наташей и удивленно спросил:

— Вы еще тут?

Я потащил за собой брокера с явно заговорщицким видом в соседнюю с игровой комнату, которую турки оборудовали под бар. Наташка ошарашенно смотрела по сторонам, наверняка она ни в одном городском баре такого изобилия не видела.

— Это последствия борьбы с алкоголизмом, — киваю за спину. — Все нужно делать вовремя. На следующий день после указа Горбачева я по дешевке опустошал крымские погреба. Что будешь пить по поводу нашей победы?

— Мне кажется, праздновать ее рановато, — неуверенно протянула Наташка.

— Когда кажется, тогда крестятся, — несколько раздраженно сказал я.

Наверняка она, как и Котя, решила: у меня нет более важных дел, чем потрахаться в честь грядущей чистоты улиц с вытекающими денежными последствиями.

— Кстати, Наташа, теперь именно тебе придется снимать с дерьма пену и превращать ее в деньги.

— То есть?

— То, что на дерьме можно заработать, я тебе уже доказал. Но пойдем дальше. Какая нам выгода от того?

— Я вас поняла, — заметила Наташа.

— Ты прямо Шерлок Холмс.

— Скорее доктор Ватсон, — не согласилась со своим руководителем Наташа и продолжила:

— Вот теперь я готова взять у вас деньги, чтобы покрыть сделку с водкой.

— В таком случае, загранпаспорт тебе сделает главный инженер. А самые дешевые совочки и пакеты для собачьего дерьма, наверняка, азиатского производства. Где именно — сама выяснишь. Я еще раз говорю, молодец, Наташа. Ловишь с ходу, а это главное.

— Спасибо, — слегка потупились Ноги, — однако… Да, вами можно просто восхищаться.

— Давай лучше просто выпьем, — предложил я. — За будущее решение горисполкома, направленное на улучшение экологии города. За зеленых, собаковладельцев и Наташу, которая будет первой, кто выбросит на рынок самый ходовой товар…

— Столько тостов…

— Извини, что тебе налить?

Наташка провела взглядом по многочисленным полкам и неуверенно протянула:

— Если можно, шампанское.

— Какое?

— Сухое.

— А какое именно?

Наташка неуверенно пожала плечами; до меня дошло, что невольно я совершил по отношению к ней бестактность. Она ведь все еще в том мире, из которого я сумел вырваться, где более-менее интеллигентные люди пьют вино, не обращая внимания на его название и год выпуска, а так называемый народ заливается исключительно водкой, неважно какой, лишь бы выпить, если самогон закончился. Скажи им слово «аперитив», наверняка решат, что это оскорбление, а не бокал, к примеру, мадеры, принимаемый для аппетита перед обедом.

— Знаешь, Наташа, давай сперва выпьем вина. Старого доброго вина. Сухого, как ты любишь. Красного, под сыр рокфор. Если ты, конечно, не против.

Наташа не возражала. Я налил сперва себе, а затем даме по половинке небольшого бокала.

— Традиция, — поясняю девушке, чтобы она не удивлялась. — Давняя, с тех еще пор, когда вместо бутылочной пробки использовалось растительное масло. Чтобы гость не опасался за свою жизнь.

— Мне этого делать не приходится, — успокоила меня Наташа, отпив глоток вина. — Вы, извините, когда-то работали барменом?

— Отчего ты так решила?

— Наливаете профессионально.

— Нет, Наташа. Барменом мне не довелось быть. Просто, если что-то делаешь, делай на совесть. Это я давно понял. В те самые времена… Да, знаешь, тогда я из-под полы покупал сыр. Просто сыр, без названия. Это сегодня в гастрономе — тридцать сортов, а тогда… Признаюсь тебе честно, тогда я даже не подозревал: вино в бокал нужно наливать не более, чем наполовину, чтобы можно было его слегка вращать для более полного ощущения аромата напитка. Какие там напитки-ароматы, любой шмурдяк считался марочным… И уж куда мне было знать, что белое вино нужно пить под рыбу, сухое и полусладкое — с овощами, красное — к мясу, а шампанское — исключительно к десерту. Тебе повезло родиться позже меня. Я в твои годы жрал, что видел, и пил, что течет. Но даже все это, продававшееся с переплатой из-под прилавков, было настолько паршивым и в ограниченном количестве… Вспоминать не хочется.

— Мне кажется, в свое время вы торговали спиртным, — вернула меня из воспоминаний в сегодняшний день Наташа.

— Да, приходилось. Это сейчас более-менее специализация. Когда все начиналось, сама понимаешь… Сегодня торгуешь водкой, завтра — солдатскими одеялами… Старались кто во что горазд… Ну да ладно, вино допила?

— Спасибо, я такого раньше и не пробовала, — откровенно призналась Наташа.

Это может говорить только об одном — я чересчур жадный. Мало плачу сотрудникам. Не могут они себе позволить купить бутылку вина за триста баксов. Впрочем, в вине Наташа разбирается не хуже, чем в водке…

— Может налить тебе текилы? Весьма оригинальный напиток…

— Та же самая водка, — не согласились прекрасные Ноги. К ним бы еще лицо соответствующее, грудь повыше, и Наташа смело могла бы составлять конкуренцию Гришиной мисс.

— Я имел в виду способ употребления. Насыпаешь соль в ямку у большого пальца, как это делают с марафетом кокаинисты, и пошел: лизнул-глотнул-закусил лимоном.

— Я лимонов не люблю, — откровенно призналась Наташа.

— В таком случае, — киваю на стойку, — мартини «Бианко» пить не станем. Может греческое «озо»? Прозрачное, как слеза; видишь, я добавляю воду и…

Напиток в бокале приобрел матово-голубой цвет. Наташа посмотрела на меня, как будто я в свое время натаскивал одновременно трех Кио. В запасе еще ровно пятнадцать минут, чего ей рассказать? Что настоящее шотландское виски пахнет можжевельником и об этом не подозревают те, кто привык по-черному глушить нашу водку «Обрыгулис». На них моя гостья не похожа, но воспитание подчиненных — это тоже задача настоящего руководителя. Пусть я даже никогда не состоял в партии…

— Вы были членом партии? — по-настоящему ошарашила меня Наташа. Я чуть было не поперхнулся и искренне ответил:

— Нет. Отчего ты решила…

— Мне показалось. Скажите, откуда вы знаете…

— Оттуда. Я же тебе уже говорил, если что-то делаю, то… Впрочем, я умею немногое, но зато исполняю на высоком профессиональном уровне. Наверное, потому что партбилет на моей груди заменял кожаный футляр «ЭКЛ», предназначенный для хороших презервативов, вроде «Иннотекса», с привкусом цитрусовых.

— Я тоже за безопасный секс, — поддержала мои устремления Ноги. — Мне кажется, вы умеете гораздо большее. Нет, ну что вы, я не имею в виду презерватив.

— Почему? Это тоже, — успокаиваю гостью. — Что касается всяческих умений, то жизнь научила. Я, к примеру, раньше в бухгалтерии ничего не смыслил, а когда организовал свою контору, пришлось учиться. И тебе придется…

— Чем отличается трансферабельный аккредитив от безотзывного? — неожиданно спросила Наташа.

— Я предпочитаю револьверный, — не позволяю ей даже строить намеков по поводу игр в КВН из-за того, что мы ушли от презервативной темы.

— А почему именно револьверный? — полюбопытствовала Наташа.

— Дорогая моя, ты не проверяй, я ведь перед тобой не выделываюсь. Но если хочешь, револьверный аккредитив наиболее удобен при оплате большой серии поставок товаров, освобождает импортера от необходимости открытия отдельных аккредитивов на каждую поставку.

Наташка смотрела на меня с явным восхищением, она наверняка думала, что я хорошо разбираюсь исключительно в винах, собачьем говне и пене, превращенной в деньги.

— Давай выпьем шампанского.

— За что?

— За профессионализм. Нет большей опасности для дела, когда за него берется любитель.

— За вас, что ли, пить будем?

— Наташа, я делаю вид, что оставил твой довольно дерзкий вопрос без внимания.

— Извините, пожалуйста.

— Извинения приняты. Нет, девочка, себя я в виду, конечно же, не имел. Видишь, сколько здесь этой шампани? Любой на выбор, даже самое лучшее — розовое, разновидность «Де люкс». Но давай откупорим не «Пол Роджер», «Редерер» или «Фрашенет», а именно «Дом Переньон».

— Я знаю, оно самое лучшее, — проявила осведомленность моя подчиненная.

— Это зависит от вкуса, — не согласился я. — Однако я решил предложить именно это шампанское в память о великом профессионале Переньоне. Если бы не он, не было бы ни «Редереров», ни «Советского полусухого». Держи бокал и благодари создателя этого чуда…

— Кого именно?

— Ох уж эти дамы, — огорчаюсь я. — То, что Пьер Динан создает флаконы для лучших духов мира знают, а… Наташа, я ведь тебе сказал — Переньон был лучшим из лучших, настоящим профи. Он не только создавал белые вина из черного винограда, но и придумал этот бокал… Да что бокал, до него вина наливали в хрупкие приземистые бутылки. Он все сделал сам, от начала до конца. Изобрел ликер, без которого было бы невозможно сделать шампанское, затем создал именно этот напиток. Больше того, придумал бокал и бутылку для него, ту самую, из которой мы пьем. Даже пробку для этой бутылки изобрел. Из до сих пор применяющегося коркового дерева взамен прежней промасленной пакли…

Я осторожно приподнял веко Наташи, которая так и не услышала окончания моего экскурса в историю. В отличие от вина, шампанское я сперва налил именно даме. Что ж, бокал был поднят, тост прозвучал, а потому, подобно монаху аббатства Отвильер, я тоже стремлюсь делать все на высоком профессиональном уровне, самостоятельно, от начала до конца, а главное — доказать делом право на подобные теоретические рассуждения.

Именно поэтому я вошел в один из стенных шкафов с вином, потянул на себя маленький рычажок и спустился в подвал.