Вернувшись из офиса, ПалСаныч привычно опустился в кресло и так же привычно положил ладонь на пульт. Жизнь изменилась в реале, но не в сети. Могло быть и хуже, — подумал он. — Повезло, что при моральных проблемах не стирают аккаунт; а терминал — он везде терминал. Кроме ада, разумеется.

ПалСаныч вызвал Машу — уже не надеясь связаться, но просто, чтоб еще раз увидеть. Хотя бы в записи автоответчика, где она сообщала, что занята, и просила оставить сообщение. Почти месяц ПалСаныч ежедневно звонил ей, но Маша ни разу не ответила.

Офисная работа была скучной и монотонной; нередко она выглядела удручающе бессмысленной. Порой ПалСанычу казалось, что если завтра всех сотрудников госпитализируют, никто за пределами офиса этого даже не заметит. Единственным строгим требованием было постоянное присутствие на рабочем месте. Может быть поэтому сотрудники (сказать «коллеги» язык до сих пор не поворачивался) и называли офис «присутствием». С самого утра они пили свой бесконечный чай, раскладывали пасьянсы, болтали ни о чем. Убивали время всеми доступными способами.

Это угнетало сильнее всего. Угнетало и пугало. ПалСаныч был немолод, и первые признаки нездоровья уже проявлялись то в одном, то в другом. Мое тело разрушается, — думал он. — Просто я этого еще не замечаю; но долго так продолжаться не может. Времени осталось совсем мало. Я мог бы быть с Машей — год или даже два. Если повезет — чуть больше. А потом все равно пришлось бы уйти, потом я уже не был бы ей в радость. Но этот год или два — мы могли бы прожить их на одном дыхании. Год с Машей — как яркий миг, упругое мгновение жизни. А здесь этот год стоит передо мной такой унылой монолитной стеной, что идея убивать время порою кажется действительно разумной.

И спина холодела от мысли, что все эти сотрудники — не просто примитивные мутанты, придумывающие себе развлечения по уровню своего убогого ума. Что на самом деле его коллеги — точно такие же, как он. И что он сам — точно такой же, как они. Что их всех просто вырвали из жизни и ткнули лицом в бетонную стену бессмысленного времени.

ПалСаныч машинально прокручивал ленту новостей, думая о своем. Лишь изредка знакомые названия или имена привлекали его внимание. Самарин оставил свой пост… — Витька Самарин, что же с тобой случилось? Трагически погиб? Госпитализирован? Или просто перешел на другую работу? В ленте такие новости давали скупо, одной строкой. Уточнять, в очередной раз убеждаться в очевидном не хотелось.

Коротко и деликатно звякнул вызов — первый раз в этой новой жизни. Рука опередила мысли; ПалСаныч еще не понял, что произошло, а со стены ему уже улыбалась она. Она!

— Маааша! — задохнулся он.

— ПалСаныч! Я вернулась! Мы сейчас одни?

— Дааа, — казалось, он может говорить только на глубоком выдохе.

Маша плавно перенастроила камеру, сдвигая изображение. Она была в свободной голубой футболке, слегка приподнятой маленькой грудью. Соски вызывающе топорщились. Маша улыбалась.

— Еще?

— Дааа…

Изображение медленно отплыло, и ПалСаныч увидел Машу в полный рост. Кроме футболки на ней, конечно же, ничего не было. Конечно же, естественно, разумеется, как же иначе…

— Маша, ты издеваешься?! — простонал ПалСаныч.

— Издеваюсь, — радостно согласилась Маша, довольная произведенным эффектом.

— Ты приедешь?

— Конечно. Разве я стала бы издеваться просто так? Через два часа.

Сеанс закрылся, и ПалСаныч тут же поставил повторное воспроизведение, а потом снова и снова. Внутри все ликовало и пело. — Через два часа! Через два часа! Что, БорисНаумыч, наказали меня?! Дали скучную работу? Отняли интересную? По несколько часов в день бубнить с кафедры одно и то же опостылевшее вранье — интересная работа? Браво, БорисНаумыч! Урезали зарплату? Да мне ее и так никогда не хватало, все до копейки уходило на ипотеку. Которую, если быть честным, я так и не успел бы выплатить до конца. Запретили выезжать из области? А раньше я выезжал? Ну да, один раз в командировку и два на семинары. По казенной надобности. Но я ведь ни разу даже не попробовал оформить гражданскую визу, поехать куда-нибудь в отпуск. Все отпуска только в вузовском санатории — там же такие скидки, а с этой ипотекой каждый рубль на счету. Но даже если бы я все же решился — не уверен, что получил бы эту визу. Никто из знакомых не получал — с чего бы мне ее дали?

И самое страшное — урезали дофамин. А у меня Маша! Ко мне приедет Маша!!! Через два часа!!! Да подавитесь Вы моим дофамином, БорисНаумыч!