В этот раз на разбор прислали сразу нескольких комитетчиков. Выбритые и подтянутые, в темных пиджаках со значками «Администрация», они расселись по всему офису, надиктовывая свои отчеты. Скорее всего, ни один из них на практике не сталкивался с экономическими правонарушениями; несмотря на прозрачность ситуации, никто не хотел спешить с выводами и рекомендациями. С одной стороны, деньгами так никто и не воспользовался — и это еще раз подтверждало невозможность экономического преступления. Можно было рекомендовать оставить все как есть. Но с другой, несмотря на эту невозможность, правонарушение все же было совершено. А значит, оно могло быть повторено снова. При таких условиях любое решение будет в чем-то ущербно.
ПалСаныч спокойно наблюдал за ними. Какая знакомая ситуация — никто не хочет рисковать, брать на себя ответственность. И какая типичная для общества, дающего молодежи высшую ставку и понижающую ее с каждой ошибкой. Интересно, как они выкрутятся? Не могут же они сидеть здесь до ночи.
Они выкрутились. Они вызвали БорисНаумыча — как куратора Кононова от Комитета. А тот быстро расставил все на свои места. ПалСанычу было объявлено, что проступок его аморален, а значит, аморален и он сам; сегодня же он будет перемещен на зону аморалов, в просторечии именуемую адом. Без права амнистии, поскольку аморальные проступки не имеют срока давности. Остальным же БорисНаумыч объяснил, что в данном преступнике имеет место уникальное сочетание аморальности и глупости, которое вряд ли может повториться в обозримом будущем. Заручившись мнением эксперта, молодые комитетчики тут же внесли рекомендации в свои отчеты и удалились, довольные.
БорисНаумыч вывел ПалСаныча на улицу, где стоял его автомобиль, и посадил рядом с шофером. Затем тяжело взгромоздился на заднее сиденье и коротко скомандовал: «В ад!» Машина тронулась, и вскоре они выехали из города. Поворот под кирпич, двадцать минут по бетонке — все оказалось совсем рядом. Рабочие зоны ада располагались под землей, но жилая зона имела вполне пристойный вид и чем-то даже напоминала базу отдыха. Опрятные одноэтажные бараки, невысокий забор, размеченная территория. Только ворота поражали своей явной несуразностью. Глубокая массивная арка — на ее фоне забор казался игрушечным. Впрочем, ворота были закрыты, персонал входил и выходил через обычные турникеты в дежурке. Туда же зашли и они, но только для того, чтобы оформить документы. На зону ПалСаныч вошел через врата, с пустыми руками — сумку пришлось сдать на входе. Секунд через тридцать багажный транспортер выплюнул его нехитрый скарб и за спиной неслышно сомкнулись створки ворот. Прежняя жизнь была отрезана.
Все это слегка озадачило ПалСаныча — здесь-то зачем столь примитивный символизм? На кого рассчитаны эти эффекты? Мало низвергнуть человека на дно социума — надо еще театрально обставить и сам момент перехода?
Смысл ритуала он понял позже, уже в бараке, когда включил наладонник и увидел сообщение о том, что загрузочная запись отсутствует. Все правильно — в гуманном обществе никого не оскорбили бы личным обыском. Но и не допустили бы контрабанды. А что можно было пронести в ад? — только информацию. Ее и стирали во вратах со всех перезаписываемых носителей. В результате коммуникатор превратился в бессмысленный кусок пластика. ПалСаныч тяжело вздохнул и бережно спрятал его в карман — как память о Маше.
В крайнем отсеке, куда его определили, стояли четыре койки, шкаф, стол и несколько стульев. Соседи еще не вернулись, они должны были появиться с минуты на минуту. В общем коридоре уже слышались чьи-то голоса и шарканье ног. Люди расходились по отсекам, двери хлопали, голоса ненадолго затихали, но тут же в бараке появлялась новая партия, и все повторялось — приглушенные голоса, шаги, глухой стук дверей. ПалСаныч ждал. Сплошной монотонный гул изменился, в нем стали различаться отдельные слова и обрывки фраз. Кажется, обсуждали какой-то генератор; но ПалСанычу на миг показалось, что это не профессиональный разговор, а обмен некими странными шифровками. Голоса приблизились, и он понял причину своего заблуждения. Не переставая говорить о токах, аморалы одновременно играли в шахматы. Вслепую. Мелькнула странная мысль, что для них это всего лишь новый уровень офисных пасьянсов; но додумать ее ПалСаныч не успел. Дверь отворилась.