Новые соседи оказались молодыми ребятами, чем-то неуловимо похожими. Первым вошел бритый наголо здоровяк, за ним протиснулся второй, с пышной рыжей шевелюрой. Последним появился тощий лохматый тип с каким-то прибором в руке. Все они были примерно одного возраста — где-то около тридцати. ПалСаныч не чувствовал неловкости в чужой компании — Кодекс общения расписывал алгоритм знакомства предельно четко. Младшие должны были первыми поздороваться и первыми представиться. Но представляться, похоже, никто не собирался. Вместо этого бритый мрачно посмотрел на него и спросил:

— Сразу в ад или со всеми остановками?

— Со всеми.

Кодекс здесь явно не был в почете. ПалСаныч решил, что стоит быть проще и естественней.

— А за что?

— Украл деньги. Перевел на свою карточку и снял в банкоматах. Двенадцать штук.

— Потратить успел?

— Частично.

— Сколько?

— Шесть рублей. Взял два коктейля в баре.

Все грохнули практически одновременно. Отсмеявшись, бритый спросил:

— Но зачем? Это же бессмысленно. Ты же знал, что не успеешь их потратить.

— Да я и сам не знаю, — ПалСаныч пожал плечами. — Просто скучно стало. Там все такие правильные, думают, что бессмысленно значит невозможно. Вот и захотелось их встряхнуть, раздвинуть границы возможного.

— Это по-нашему! — провозгласил бритый уже вполне доброжелательно. — А к неморалам за что попал?

— Скачал порноролик и заменил им стандартное приветствие системы. Всему отделу.

Все снова грохнули.

— И спрятал пульт одного сотрудника, — добавил ПалСаныч, когда веселье стало утихать.

Смех грянул с новой силой.

— С тобой не соскучишься! — восхищенно пробасил бритый. — Я даже не рискну предположить, за что тебя упекли на проблемную.

— За секс с девушкой из младшей возрастной группы, — просто ответил ПалСаныч.

— Красиво жить не запретишь, — удовлетворенно признал бритый, а затем повернулся к своим товарищам. — Ну что? Вор, махинатор, растлитель молодежи и распространитель порнухи. Наш человек, как считаете?

— Наш, — подтвердили остальные с довольными лыбами.

— Подходишь! — подытожил бритый. — Что ж, давай знакомиться. Я Криворучко. Это — он кивнул в сторону рыжего — КуДзу, а это наша гордость — Быдлокодер.

— Зачем же так официально, для своих просто Кодер, — уточнил патлатый.

— А я Павел. Паша, — представился ПалСаныч, удивляясь, как необычно звучит имя, с которым он прожил пятьдесят лет. И от которого отвык всего за пять лет бытия ПалСанычем.

— Ну какой же ты Паша! — возразил Криворучко, — Ты взломщик банкоматов, гроза сейфов, медвежатник. Медвежатник? — он вопросительно посмотрел на своих друзей.

— Похож, — подтвердил Кодер.

— Нет, — вмешался КуДзу, — никакой он не Медвежатник. Это Профессор, он читал нам в универе историю. Привет, Профессор!

— Гуманитарий? — на миг омрачился Криворучко. — Вообще-то нам нужен был инженер. Хотя… Знаешь, Профессор, с таким послужным списком ты можешь позволить себе что угодно. Даже быть гуманитарием.

Все снова радостно оскалились.

— По общему единодушному согласию, находясь в здравом уме и трезвой памяти, вписываем Профессора в шестнадцатый отсек, — торжественно объявил Криворучко и, выдержав паузу, добавил обычным голосом, — а что не инженер, забей. Научим, дурное дело не хитрое. Сработаемся.

КуДзу показал ПалСанычу его койку.

— Ничего, через недельку пообвыкнешься, — успокоил он. — Поначалу всем непривычно. А как втянешься — тебе понравится, вот увидишь. Ты спрашивай, если что непонятно.

— Здесь все на ты? — спросил ПалСаныч.

— Конечно. Ад же нетолерантная зона. Здесь нет таких понятий, как социально защищенный возраст или социально защищенный пол. И защищенных групп тоже нет. Здесь все равны.

— Нет ни эллина, ни иудея?

— Да, что-то вроде того. Ладно, Профессор, отдыхай, а завтра познакомишься с остальными чертями.

— Чертями? — переспросил ПалСаныч.

— Ну да. Мы же в аду, значит черти.

— А я думал — грешники…

Все снова засмеялись.

— Грешники страдают и каются, — пояснил Криворучко. — Несчастные сломленные люди. А мы разве похожи на грешников?

— Не похожи, — согласился ПалСаныч и, подумав, добавил, — неморалы похожи. А вы нет.

— И ты не похож, — ободрил его Криворучко, — Ложись уже, черт неугомонный, завтра наша смена. Встаем в семь двадцать.

Что со мной происходит? — думал ПалСаныч, ворочаясь в постели. — Что случилось вдруг с моей налаженной жизнью? Как за несколько недель я сумел пройти по всем уровням отвержения и опуститься на самое дно? И не слишком ли много во всем этом совпадений? Как в моей жизни могла появиться Маша — такая неправдоподобно юная и свежая. Так же не бывает, этого просто не могло быть. Ну ладно, пусть Маша — чудо, которое случается лишь раз в жизни. У меня ничего подобного никогда не было — вот оно и пришло. Пусть. Все равно я не смогу думать о ней объективно; так что пусть. Но все остальное? КуДзу, который когда-то слушал мои лекции, а теперь оказался соседом по отсеку — какова вероятность такого совпадения? И еще… ПалСаныч не мог вспомнить навскидку, но странные совпадения были — и это его пугало. Как будто его втянули в какую-то непонятную игру. Но так играть с людьми мог только Комитет; а ему это совершенно незачем. Все, что могло бы заинтересовать комитетчиков, они легко получили бы от него без всяких комбинаций; их методы всегда были просты и эффективны. Только им от него ничего не нужно, он уже отработанный материал. «Кому выгодно» здесь явно не срабатывало; а все остальное — параноидальные бредни.

Может быть, — думал ПалСаныч, уже засыпая, — на это просто надо смотреть по-другому. В той, прежней жизни, столь странные совпадения были практически невозможны. Да их там и не было. Но в новой жизни, в которую вовлекла его Маша, все иначе. Здесь возможно и не такое. Здесь возможно все.