В субботу приехала Маша — внезапно, как и все, что она делала. Сразу после звонка ПалСаныч вышел к турникетам встречать ее; все тело било мелкой дрожью. — Придет? Не придет? Маша еще никогда его не обманывала. Но ПалСаныч хорошо понимал, что их отношения не вписываются ни в один Кодекс; они непрочны и незаконны. И они могут оборваться в любой момент. Такова его судьба, и изменить тут ничего нельзя. Любая встреча может стать последней, любой миг их отношений может стать завершающим. Эта угроза постоянно маячила где-то на заднем фоне — тревожная нота в музыке счастья. А сердце гулко и радостно бухало — Придет! Придет! Придет!

Маша шла по коридору на шаг впереди, и ПалСаныч с трудом сдерживал желание как бы невзначай коснуться ее руки или бедра. Но эта пытка длилась недолго, и вскоре они уже дошли до лаборатории. Не глядя на него, Маша привычным жестом положила ладонь на сканер и шагнула в открывшийся проем. Непроизвольно оглянувшись, ПалСаныч торопливо вошел внутрь. Металлическая дверь плавно закрылась, и их кинуло друг к другу. Какое-то время они стояли молча, крепко прижавшись, не в силах разжать руки. ПалСаныч замер, жадно обхватив Машины плечи; слегка наклонив голову, он дышал запахом ее волос, запахом ее свежей кожи. Маша, его Маша прижималась к нему всем телом, сомкнув руки на его спине, и кажется — ему хотелось верить в это — улыбалась. ПалСаныч чувствовал ее частое сердцебиение и был совершенно счастлив.

Наконец Маша освободила правую руку и подняла ее, едва касаясь стены; найдя пульт, она вслепую набрала код блокировки дверей. ПалСаныч тоже разжал свою хватку. Его рука нежно скользнула по позвоночнику и замешкалась, пытаясь нащупать молнию. Но Маша мягко остановила его.

— Сегодня нельзя. У меня течка.

И снова, в который раз, ПалСаныч поразился ее непосредственности. Иногда Маша казалась ему совершенно лишенной стыда; она могла, например, присесть на унитаз, не закрывая дверей и даже не прерывая начатого разговора. Но это было не бесстыдство, скорее чистая природная естественность. Просто быть естественной, если тело выточено так идеально, что никакой позой, никаким движением нельзя разрушить его очарования.

Только старость сотрет эту красоту, как стирает всех, — подумал ПалСаныч. — Но я-то этого уже не увижу. Для меня она так и останется совершенной, до самого конца. Он снова потянулся к молнии, и Маша снова сжала его ладонь.

— Нет. Не сегодня.

ПалСаныч застыл, как в стоп-кадре. Мутная темная кровь поднималась в нем, затмевая разум. Разочарование, недоумение, обида. Черный океан обиды. Он открыл рот, каким-то дальним умом понимая, что скоро будет проклинать себя за сказанное, но остановиться уже не мог.

— Тогда зачем ты пришла?

— Что? — не поняла Маша.

— Зачем ты пришла? Зачем ты вообще нашла меня? Чтобы сломать мою жизнь? Так радуйся — тебе это удалось, я в аду.

— ПалСаныч, милый, — Маша смотрела на него с недоумением, — о чем Вы говорите? Это же был Ваш выбор.

— Какой выбор?! Ты просто вломилась в мой мир и раздавила его, как чужую игрушку.

Маша не ответила. Вместо этого она осторожно взяла его ладонь двумя руками и положила ее себе на грудь.

— Что Вы сейчас чувствуете?

Обида схлынула мгновенно, как будто ее и не было. Все смыло одним ощущением упругого соска под пальцами. Гормональный взрыв, бешеный слепой поток, рождение и воскрешение. Как она не понимает — этого не выразить словами. Потому что слов для этого просто не существует. Это вне всяких описаний.

— Взрыв мозга, — выдавил ПалСаныч, остро ощущая, насколько далеко сказанное от того, что оно должно было обозначить.

— Взрыв мозга, — задумчиво повторила Маша. — ПалСаныч, вспомните, ведь Вы же были женаты. И у Вас был режим — регулярный стол, регулярный стул и регулярный секс. Вечером, в темноте, под одеялом. И Вы могли снова жениться и иметь ровно то же самое, или примерно то же. Но Вы выбрали другое — секс без обязательств. С девушкой из запретной для Вас возрастной группы. Вы выбрали взрыв мозга. И что же — теперь Вы сожалеете о своем выборе?

— Нет! Конечно нет. Ты права, как всегда.

— Я знаю, — согласилась Маша.

ПалСаныч хотел было объясниться, но грудь под ладонью не позволяла отвлечься на лишние мысли. Он коротко кашлянул, выдыхая воздух, и сказал просто:

— Маш, давай перейдем в душевую, там в это время никого не бывает.

Маша взглянула на него с удивлением.

— Если Вы этого хотите…

— Хочу!

Конечно, он этого хотел. Только этого и ничего больше.