Иван вышел из казармы на улицу. С наступлением темноты он стал ощущать на себе чей-то пристальный взгляд, и ощущение это было не из приятных. Вдобавок страшно хотелось курить. Иван вздохнул и вдруг подумал о профессоре. Он поразился: оказывается, фон Кугельсдорфа-то он не видал с той самой ночи перед битвой при Гавгамелах! И ни разу даже о ним не вспомнил… Нет-нет-нет, конечно же, вспомнил: когда возник тот самый вселенский холод, волчий вон и птичий крик. Иван почесал в затылке. А что, если?..

– Гуляем?

Иван обернулся. Позади него, приятно улыбаясь, стоял профессор – легок на помине.

– Гуляем, – кивнул Иван. – Душновато.

– Это хорошо, – потирая довольно руки, проговорил профессор.

– Что тут хорошего? – удивился Иван.

– Да все. – Профессор сделал широкий жест рукой.

– Понятно, – сказал Иван. – А где…

– Вечерок-то какой! – восторженно перебил его фон Кугельсдорф. – Да?

– Вечерок.., действительно, – согласился Иван. – Но откуда…

– А как вам здешние приключения? – снова перебил о профессор.

– Весело, правда?

– Веселее некуда, – снова согласился Иван, медленно закипая.

– То-то, – удовлетворенно произнес профессор. – Но ничего: то ли еще будет! – пообещал он, мечтательно подняв глаза к небу.

– Ладно, – мрачно сказал Иван.

– Не хотите говорить, где вы были все это время и откуда появились сейчас, точно чертик из коробки, – хорошо: это, в конце концов, ваше дело. Однако, быть может, вы все же соблаговолите объяснить, как вы собираетесь добывать македонскую часть талисмана и куда, собственно, мы отправимся дальше?

Профессор сделал легкомысленный жест.

– Добудем мы этот талисман, успокойтесь, – сказал он. – Это уже не ваша забота… А куда мы отправимся дальше – вы узнаете чуть позже. Могу, правда, заранее сказать, что это очень необычное место…

Иван пожал плечами.

– Куда уж необычнее? И что вообще необычного можно увидеть в этих ваших… путешествиях?

– А что такое? – с удивлением спросил фон Кугельсдорф. – Вам что, не в новинку бывать в Вавилоне?

– Да нет, не в этом дело… Просто – какая разница? Что там, что здесь – одна и та же равнодушная банда. Хоть в малиновый хитон их наряди, хоть в золотой панцирь – все едино… Водку пить да морду бить – вот и весь сказ.

– Ого, – произнес профессор, с большим интересом разглядывая Ивана. – А при чем здесь водка?

– Ну, вино там, шнапс или еще что – какая, повторяю, разница…

– А как же мировое господство? – поинтересовался профессор.

Казалось, разговор его сильно забавлял. Иван махнул рукой.

– Море водки и гипотетическая возможность безнаказанно бить морду всем подряд…

– Боюсь, вы слишком примитивно все понимаете, – возразил с улыбкой профессор. – Не доросли вы, дорогой Курт, до мирового господства…

– Может быть, – легко согласился Иван. – Человек я, как известно, простой…

– Барон, – поправил его фон Кугельсдорф.

– Что?

– Я говорю – барон вы простой.

– А что – барон уже не человек, что ли? – удивился Иван. – Еще какой человек. Ого! Слов нет сказать, какой человечище…

– Н-да, – сказал профессор. – И величие божественного Александра вас не впечатляет?

– Впечатляет. – признал Иван. – Но недолго ведь ему осталось, Македонскому-то… Вы что, историю не знаете?

– Знаю, – с усмешкой сказал профессор. – Я-то как раз знаю… очень интересную историю…

– Да? Ну так расскажите…

– Потом, – снова усмехнулся профессор. – А пока выбросьте всю эту дурь из головы и не забывайте – нам нужен талисман!

– Ну вот, теперь вы заладили – "талисман, талисман"! – рассердился Иван. – Прекрасно я про него помню… и как он, так сказать, работает, тоже хорошо вижу. Так вы мне скажете толком, куда мы отправимся дальше по этой дороге разочарований, или нет?

Профессор посмотрел на него с любопытством.

– А вы как думаете? – спросил он.

– Да никак я не думаю, – раздраженно сказал Иван. – Что вы мне все загадки загадываете, в самом деле… Язычники, иудеи… триады какие-то… Что там дальше по программе?..

– Христиане, – с готовностью сказал профессор.

– Вот уж как хорошо-то, – ядовито произнес Иван. – Все же ближе по духу… И кто же у них там носитель талисмана?

– Король Артур, – спокойно молвил фон Кугельсдорф.

– Кто-о?..

– Король Артур, – терпеливо повторил профессор.

– Понятно, – сказал Иван после паузы. – Надо понимать, тот самый Артур? Из Марка Твена?..

– Ну, не совсем, – усмехнулся профессор. – Скорее уж из Кретьена де Труа.., или там из Мэлори.

– Вы что это, серьезно? – осведомился Иван.

– Вполне, – пожал плечами профессор. – А что вас смущает?

– Но это же литературный персонаж, – сказал Иван с сомнением. – Что за чепуху вы городите? Как мы туда сможем попасть?..

– Запросто, – ответствовал профессор. – Главное – идти прямо и не сворачивать.

– Куда идти? В сказку?..

– Да в какую сказку? – недоуменно произнес профессор. – При чем тут сказка?

Иван слегка растерялся.

– Но ведь король-то ненастоящий… Придуманный.

– Что значит – придуманный? – спросил профессор с легкой улыбкой.

– Ну… – в затруднении начал Иван. – Его же по-настоящему как бы и не было… Или был?..

Профессор усмехнулся.

– По слухам, король Артур существовал в действительности… А вообще-то какая разница, дорогой барон? И откуда вы, позвольте осведомиться, доподлинно знаете, кто придуман, а кто был, или есть, или будет в реальности, на самом, как вы говорите, деле?..

Иван совсем растерялся.

– Но ведь Македонский, к примеру, исторический персонаж.., а про Навина в Библии написано…

– Ну и что? Артур тоже вполне реальная личность, только про него много лишнего наговорили… И вообще мне лично здесь надоело: пора уходить… А вы, дорогой Курт, как мне кажется, давно уже норовите куда-то ускользнуть. В небытие, по-моему.

– Куда?..

– В небытие… Может статься, уважаемый барон, что мы с вами куда менее реальны с чьей-то точки зрения, нежели славный сэр и добрый король Артур…

– Но ведь мы-то есть, – потерянно сказал Иван. – Мы-то пока что никуда не подевались.., и только что участвовали в великой битве…

Профессор рассмеялся и покачал головой.

– Да кто вам сказал, что вас в этой битве не угрохали и что все это не придумано кем-то? – спросил он, лукаво улыбаясь.

Иван не знал, что и сказать, но потом очень кстати вспомнил диамат.

– Паршивый буржуазный солипсизм, – произнес он решительно. Потом добавил, спохватившись: – Выдумки негро-еврейских плутократов!..

Профессор снова от души рассмеялся.

– Это вы сильно и хорошо сказали, – проговорил он, вытирая набежавшую слезу. – Негро-еврейские – это да.., представляю себе… У нашей партии большое будущее, и с идеологией у ее молодых кадров все в порядке…

– У партии всегда все в порядке, – мрачно сказал Иван. – Особенно с идеологией.

– Это точно…

– Куда уж точнее, – подтвердил Иван.

Профессор внезапно посерьезнел.

– Миры бывают разные, – негромко произнес он. – И не обязательно черпать силу лишь в одном из них. География не ограничивается только бытием, чистилищем или любой цитатой.., ограничения вообще вредят силе, уж вы мне поверьте. Иногда надо побывать и по эту сторону добра, и по ту сторону зла: то есть просто обратиться к зеркалу иллюзий. Истории ведь никогда не было и никогда не будет: она есть только сейчас.., а иначе, если присмотреться повнимательнее, все может показаться ненастоящим в худшем смысле этого слова.

Профессор умолк, потом посмотрел на Ивана, который вовсе его и не слушал, и вдруг весело сказал:

– Ну что, дорогой мой Курт, подзадержались мы в этой истории: пора нам двигаться дальше!..

Иван хмыкнул:

– Куда? К этому вашему Артуру?

– И до него доберемся, хоть и не сразу. Быть может, доберемся. То есть должны добраться…

Иван опять хмыкнул.

– Что вы все время хмыкаете? – раздраженно спросил профессор.

– Да потому что вы постоянно либо чего-то не договариваете, либо, по-моему, просто врете! – сказал Иван сердито.

– Тогда вот что я вам скажу, – произнес профессор, пристально глядя Ивану в глаза. – Как вы правильно догадались, великая битва, в которой вам довелось принять участие, – это не просто схватка между Дарием и Александром, между персами и македонянами. Нет – это сражение между Востоком и Западом, и не только в смысле цивилизаторском. Запад – страна заката, страна мертвых. Восток – место, где рождаются боги. Подумайте сами, барон, кто тут с кем бился? А? Вот то-то.

Иван тоже посмотрел профессору прямо в глаза.

– Ну и кто же победил? – спросил он.

Теперь они говорили очень быстро, каким-то свистящим полушепотом.

– Вы сами видели.

– Хорошо. А где вы были все это время?

– Это же Вавилон!

– Что?

– Да вы хоть представляете, что в здешних подземельях творится? Тут все насквозь пропитано магией любого сорта!

– А что ж вы Кляйна с собой не взяли?

Профессор немного помолчал, потом сказал с легкой усмешкой:

– Ладно. Похоже, вы уже догадались, что мы с герром оберштурмбаннфюрером не одного поля ягоды. Но пока мы с ним – и с вами тоже, кстати, – будем работать вместе, поскольку наши интересы на данном этапе совпадают…

– Какие интересы…

– Вы, конечно, избранник, и без вас я, пожалуй, не смогу попасть в царство мертвых… но и без меня вы тоже мало что сможете сделать! – перебил Ивана профессор.

Вот те и на!.. Иван даже не то чтобы не поверил, а просто как-то.., растерялся.

– Вы мне очень нужны, дорогой… барон, – продолжал тем временем Кугельсдорф. – Только с вами мы можем одержать победу. Но если вы будете вести себя не правильно, если забудете о том, что вы солдат, если допустите ошибку, то – не сносить вам головы. Сейчас мы с вами отправимся в наше путешествие… совсем скоро. Вы будете меня слушать, и все будет хорошо – ведь вы солдат!..

Пустота, притаившаяся в глубине глаз профессора, выпрыгнула наружу, закружила Ивана в вихре сомнений, которые тут же разлетелись на куски, разбились вдребезги, были растоптаны и истерты в прах. Ничего не было, кроме этой пустоты – ни прошлой смерти, ни будущего рождения, – только бездна, что притаилась рядом и в которой до поры до времени скрылись всегдашние голоса…

– А теперь, – услышал Иван голос профессора, – подождите меня здесь. Я очень скоро вернусь. И не вздумайте куда-нибудь подеваться! Иначе нам еще восемь лет придется торчать в этой дыре, и совершенно неизвестно, что может произойти за это время…

Он ушел. Иван бездумно смотрел ему вслед и вдруг вздрогнул: волчий вой пронесся над Вавилоном. Иван покрутил головой: откуда здесь волки? Он собирался оглядеться, но тут сладкая истома безволия навалилась на него; пустота куда-то отскочила, и не хотелось ничего Делать, некуда было идти, ни к чему было сопротивляться… Людские голоса становились все дальше и дальше, а прозрачная дымка, скрадывающая очертания предметов, постепенно обволакивала и нашептывала: успокойся, отдохни… Расслабься, и тебе будет хорошо. Приятно мутилось в голове, и приторный фиолетовый туман поплыл перед глазами…

Его грубо толкнули. Иван обернулся: сухонький сгорбленный старичок, от макушки до пят закутанный в какие-тo коричневые тряпки, пробормотал извинения и засеменил в проулок. Иван недоуменно посмотрел ему вслед. Это был профессор… хотя нет. Слишком стар. Но ведь похож?.. Он огляделся. Дурман привычных уже видений завел его в совершенно незнакомую часть города. Здесь было тихо: узкая улочка, со всех сторон стиснутая глухими стенами огромных домов. Почти совсем стемнело. Иван прислушался. Откуда-то издалека доносилось пьяное пение. Он взялся за рукоять меча и пошел в сторону голосов. Ему было очень неприятно. Раздражал калейдоскоп событий, раздражала неопределенность состояния, раздражали голоса из бездны, которая на поверку вполне могла оказаться преисподней…

Хрена с два я тебя буду ждать, подумал Иван злорадно по адресу профессора. Вот подумаю сначала, а потом…

Иван резко остановился. Откуда-то – показалось даже, что прямо из стены, – бесшумно вышли, нет, почти выплыли четыре фигуры, закутанные в черные плащи с низко опущенными на лицо капюшонами. Несмотря на темноту, каждая деталь одеяния, каждая складка была ясно различима, и Иван удивился тому, как не похожи оказались эти одежды на все то, что он здесь видел раньше. Но мысли эти додумывались сами по себе – быстро выхватив меч, Иван замер, внимательно следя за малейшим движением неизвестных граждан Вавилона.

Неизвестные граждане стояли, не шевелясь, спрятав руки в широких рукавах своих плащей, похожие больше на монахов из какого-нибудь исторического фильма, нежели на завоеванных вавилонян, только в отличие от монахов вервиями одежды их подпоясаны не были: плащи спадали свободно, переливчато поблескивали – своим, не отраженным светом. Иван услышал позади легкий шорох и резко отскочил, прижавшись к стене. Теперь местных граждан было уже восемь – еще четверо в капюшонах подошли сзади. Иван выжидал. Ему не было страшно – скорее любопытно: оружия ни у кого из этих людей видно не было, и никаких особенно угрожающих действий они не производили. Никто пока не проронил ни слова. Пауза затягивалась, и ее нарушил своим появлением еще один персонаж.

Некто, одетый тоже в черный блескучий плащ, но с откинутым капюшоном, выступил из темноты и остановился перед Иваном. Голова новоприбывшего напоминала бильярдный шар: человек был обрит наголо. То есть совсем: ни волос, ни бровей, ни даже ресниц. Темные глаза его спокойно смотрели на Ивана. Внезапно как по команде остальные откинули капюшоны. Сначала Ивану показалось в полутьме, что они тоже лысые, но, приглядевшись, он невольно вздрогнул: головы их напоминали костяные шары уже без всякой натяжки. Ни глаз, ни ушей – ничего не было у них! Просто – матово светящиеся гладкие поверхности вместо лиц. Или это были маски?..

Иван опять ощутил противный холод снаружи и внутри. Снова чья-то сила лишала его воли, заставляя опустить меч.

– Пойдем, – без улыбки сказал темноглазый, повернулся и пошел, не оглядываясь.

Иван двинулся следом за ним, понимая, что так надо, и не удивлялся и не отчаивался, когда молчаливые спутники спокойно взяли у него из рук меч и пошли рядом: дверь в стене открылась, и все вместе они стали спускаться куда-то вниз. Выщербленные ступени привели в огромный зал, освещенный тусклым светом чадящих факелов; огней было много, они выстраивались бесконечной вереницей и терялись где-то вдалеке. Иван поднял голову, но потолка не увидел: показалось, что его скрывали низкие свинцовые тучи. Его подтолкнули: он не стал сопротивляться и пошел дальше. Они шли очень долго. Неестественная тишина стояла кругом, и Иван различал только звук своих шагов и шагов зрячего, что вел их по подземелью. Воздух был прозрачен и еж, даже слишком свеж, и никакие запахи не чувствовались в нем, и никакого движения тоже не было – ни ветерка, ни сквознячка. Пол под ногами оказался земляным, но Яростью от него не тянуло.

Потом они оказались у каменной стены с огромными воротами. Ворота эти были украшены изображениями каких-то фигур, мужских и женских: некоторые сжимали в своих руках таблицы с письменами, а некоторые – оружие. Ворота распахнулись. Шедший впереди зрячий обернулся и вдруг резко махнул над головой Ивана его же мечом. Движение было настолько молниеносным, что Иван не успел ни испугаться, ни уклониться. Он только почувствовал, как что-то будто бы отделилось от его макушки. Иван машинально провел по волосам рукой. Нет, все в порядке – никаких ран и повреждений. Он вопросительно посмотрел на зрячего. Тот ответил спокойным взглядом и шагнул в открытые ворота. Иван последовал за ним.

Яркий свет ударил в лицо. Иван невольно зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что его спутники как сквозь землю провалились, а сам он оказался в большом, но конечных объемов помещении, непонятно каким образом освещенном, с белыми стенами, потолком и полом. Шагах в двадцати от него находился бассейн с фигуркой страшненького дракончика, из пасти которого била тоненькая струйка воды.

Возле бассейна стояли два удобного вида ложа, на одном из которых развалился в высшей степени респектабельного вида господин в белых одеждах: он доброжелательно улыбался и вежливым жестом предлагал Ивану присесть. Точнее, прилечь. Короче, располагаться. Иван на всякий случай обернулся – дверей сзади уже не оказалось – и решил последовать любезному приглашению. Чувствовал он себя легко и свободно. Понимая, что попал сюда не совсем по своей воле, он в то же время осознавал почему-то, что не захоти он сюда явиться – и не явился бы вовсе; откуда пришло к нему это осознание, он не задумывался. Вместе с тем чего-то как будто бы не хватало. Крика птицы, что ли?.. Словно за дверью остались его спутники, хотя он и не знал окончательно, что ему ближе – вой волка или лай собаки. Но голова была ясной. Давненько он себя так хорошо и уверенно не чувствовал. Почитай, с советских времен… Иван подошел к ложу, опустился на него и поерзал, устраиваясь поудобнее. Господин напротив него благожелательно покачивал головой. Журчала вода, падающая в бассейн. Иван наконец пристроил свои члены и посмотрел на гостеприимного хозяина.

Господин был толст и почти лыс – только белый пушок клубился на окраинах обширного черепа. Объемистое чрево свешивалось набок, пухлые губы растянулись в улыбке, сизая картофелина носа совсем потерялась среди массивных багровых щек. Общий вид господина был в высшей степени благообразен и внушал уважение и доверие. Вот только глаза слегка подгуляли – блеклая водянистая радужка и мертвый черный нарыв зрачка.

– Приветствую, приветствую вас, дорогой гость! – неожиданно писклявым голосом произнес толстый господин. – Рад, что вы любезно согласились принять приглашение и решили посетить нас…

– Положим, моего согласия никто вовсе даже и не спрашивал, – буркнул Иван.

– Вот уж не правда, – укоризненно покачал головой толстяк. – Вы, наверное, и сами догадались, что без вашего собственного желания никто вас сюда тащить и не стал бы…

Иван был с этим согласен, однако возразил:

– А что же ваши.., приглашатели, слова нормального сказать не могли?

– А они, видите ли, вообще.., не разговаривают. Только.., э-э.., общаются. Вся эта магия, знаете ли… – Толстячок вяло махнул рукой.

– И давно ли вы со мной так.., общаетесь? – небрежно спросил Иван.

– Да вот несколько дней уже, – так же небрежно ответил толстяк. – Как вот вы там на поле брани свои дела закончили.

Иван удовлетворенно кивнул.

– Значит, все эти холода и голоса – ваших рук дело? – бросил он.

– Ну.., некоторым образом, – несколько уклончиво сказал толстяк.

– А что там за волк был? – вдруг вспомнил Иван. – Или.., собака?

Толстяк на секунду насупился, но потом снова заулыбался.

– Я же говорю – магия. Сложное дело, бывают помехи…

Иван подумал о профессоре.

– А… – начал он.

Толстяк сделал протестующий жест.

– Вы все узнаете.., со временем. Поговорим о другом.

– Как вам будет благоугодно, – склонил голову Иван.

Толстяк посмотрел на него с любопытством.

– Да, – промолвил он. – Барон, говоришь? Х-хе…

Иван промолчал.

– Да, – спохватился гостеприимный хозяин. – Быть может, вы чего-нибудь желаете? Напитки, еда?

"Сто пятьдесят "Столичной" и сигарету, – мрачно подумал Иван. – Две тысячи триста лет не курил…"

– Пожалуй, я бы выпил что-нибудь, – вслух сказал он.

– Там, наверху, братья по оружию уже небось в стельку пьяные…

– Положим, не "наверху", – возразил собеседник. – Это пока не подземелье, а просто нулевой, так сказать, уровень. Но я вас понимаю.

Он сделал малопонятный жест рукой, и вдруг перед ним оказался низкий столик, сплошь уставленный блюдами, кувшинами и чашами.

Иван слегка удивился.

– Опять магия? – спросил он. – Или вы просто фокусник? Он отхлебнул из протянутой чаши. Терпкое красное вино было чудесно.

– Да нет, я не фокусник, – рассеянно ответил толстячок, наливая себе из кувшина. – Я просто бог.

Иван поперхнулся.

– Так-таки совсем "просто"? – с наивозможнейшим сарказмом спросил он.

Толстяк распробовал вино и удовлетворенно кивнул.

– Ну да, – благодушно сказал он. – Просто – бог…

– А борода-то где? – спросил Иван, криво улыбнувшись.

– Да нет, – хмыкнул толстяк. – Я бог не с большой буквы, а только с маленькой. Мне борода не положена…

Некоторое время они молча пили и ели. Наконец Иван решил, что с него хватит, и, надкусывая сочный абрикос, сказал:

– Может быть, вы все-таки скажете, зачем позвали?

С аппетитом обгладывая мозговую косточку, толстяк кивнул.

– Жуй-жуй. Глотай, – проговорил он невнятно. – Подкрепляйся перед дальней дорогой…

Иван уронил абрикос себе в вино.

– Перед какой еще дальней дорогой? – оторопело спросил он. – Куда это я пойду? Да я, можно сказать, помираю от усталости.

– А кто тебе сказал, что ты уже не умер? – с легкой улыбкой спросил толстяк.

У Ивана в руках было пусто, и поэтому он ничего не уронил.

– Мне кажется, что это и так понятно, – вежливо сказал он.

Толстяк пристально посмотрел на Ивана.

– А знаешь ли ты, где, собственно, находишься? – почти вкрадчиво спросил он.

Иван подумал.

– Н-ну, во всяком случае, не в преисподней, – неуверенно сказал он.

Толстяк кивнул.

– Пока что не в преисподней, это точно, – подтвердил он. – Но – уже в царстве умерших. А сюда, как легко можешь сам понять, просто так не попадают.

Иван вспомнил профессоровы слова. Вот ведь гад, похоже, правду говорил…

– Как-то я.., не так все это представлял, – произнес он.

Толстяк хмыкнул.

– Ну и что?

– Да так… Ничего, – вяло произнес Иван. – И куда же мне надобно идти?

– Пока что на Запад – через Восток, – ответил толстяк.

– Как это? – удивился Иван.

– Чтобы быстрее.

Иван снова удивился, но решил не заниматься софистикой.

– А зачем туда идти? – спросил он.

– В данный момент потому, что иначе ты Двурогого не догонишь.

– Кого? – не понял Иван.

– Ну, как это у вас… Александра. Божественного.

– А почему он двурогий?

– Так он же сын Амона, – с легкой насмешкой сказал толстяк.

Иван порылся в памяти.

– Это.., в Египте, что ли, бог такой?

– Ага, – подтвердил толстяк и кинул в рот сочную виноградину.

– Так что же, Александр Филиппович этот – правда сын бога? – саркастически спросил Иван.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил его собеседник.

Иван не ответил.

– Кстати, – произнес толстяк, – имей в виду, что весь путь, и туда, и обратно, ты должен пройти за двенадцать ночей, иначе…

– Что?

Толстяк довольно сердито посмотрел на Ивана, но потом улыбнулся.

– Ну правда, не знаю я, – довольно добродушно сказал он. – Может, ты сгинешь навсегда, может, во что-то превратишься. Может быть, погибнет этот мир… или тот, откуда ты пришел… а может быть, вообще ничего такого не произойдет. Или, во всяком случае, никто ничего не заметит.

– Гм… – произнес Иван. – И ради этого я нарушил приказ начальства, ушел со своего поста…

– Это лысый черт этот – тебе начальство? – хмыкнул толстяк.

– А что? Я, может быть, без пяти минут штурмбаннфюрер…

– Ты-то может быть, – снова хмыкнул толстяк. – А при чем тут этот твой… как его…

– То есть? – насторожился Иван.

Толстяк посмотрел на него и вдруг осклабился.

– Ладно, – сказал он. – Успокойся, ты его еще увидишь, конкурента своего. Его.., или кого-нибудь похожего на него. Много их тут.., таких бродит.

– Не понял, – сказал Иван честно.

Толстяк махнул рукой.

– Ерунда. Сам разберешься. Ты, главное, слушай вот что: обязательно надо пройти за двенадцать ночей все двенадцать уровней…

– Каких еще уровней? – перебил его Иван.

Толстяк замялся.

– Ну… каких. Разных. Некоторые будут явно обозначены, некоторые будешь преодолевать нечувствительно. Пожалуй, тут все дело в числах.., а может, нет. Да и обстоятельства могут меняться.

– Спасибо за ценные советы, – язвительно сказал Иван.

– Пожалуйста, – с готовностью ответил толстяк. – Главное – обязательно добудь то, зачем сюда пришел.

– Что же именно?

– Потом узнаешь.

Иван вздохнул.

– Хорошо, – кротко произнес он. – А что я там увижу и как мне себя там вести?

Толстяк развел руками.

– Эка ты, братец, загнул. Все от тебя зависит! Вот сейчас, к примеру, ты меня видишь таким, каким хочешь видеть, а не таким, какой я есть на самом деле. Ты что думаешь, боги должны быть обязательно с бородами или хотя бы иметь достаточно респектабельный вид? Да ничего подобного! Это вы сами себе все напридумывали – чтобы понятнее было. Разложили все по полочкам, сплошные иллюзии… Солипсисты навыворот – все равно солипсисты…

Иван выслушал эту белиберду не моргнув глазом. Помолчали, прислушиваясь к журчанию воды, бьющей из фонтана.

– Ну хорошо, – сказал Иван. – А почему именно я?

– Да вот потому что, – раздраженно произнес толстяк. – Не я тебя выбирал… Почему, почему… А почему не ты? А почему камень тяжелый, а вода мокрая? Ты еще о смысле жизни спроси!

– И спрошу, – упрямо сказал Иван.

Толстяк посмотрел на него с сожалением. Опять помолчали.

– Ладно, – бодро сказал Иван, поднимаясь с ложа. – Куда прикажете?

– Вон туда. – Толстяк вяло махнул рукой в ту сторону, откуда Иван пришел. – Иди и не рассусоливай. Ты все-таки солдат, и не из худших.., да и бессмертный вдобавок.

– Как это? – не понял Иван.

– Ну, во всяком случае, в данный момент. Уровень-то нулевой. Ничто. Пустота. Вечность. Ничего еще не было.

Иван посмотрел на него, потом заглянул в бассейн. Вода была чистой и совершенно прозрачной, а на дне бассейна Иван увидал какие-то тряпки, битую посуду, ржавые железяки, новехонькие дорогие украшения.., чьи-то кости, лошадиный гладкий череп, золотые монеты… Он отвернулся и пошел. В стене появилась дверь. Иван подошел к ней, обернулся и поглядел назад.

– Да, а как тебя зовут, собственно? – спросил он у хозяина.

Тот грустно усмехнулся.

– Нергал.

Иван покопался у себя в памяти.

– Нергал, – задумчиво повторил он. – Начальник местной преисподней, что ли? Какой-то ты.., не очень грозный.

Нергал хмыкнул.

– А какая тебе разница, как я выгляжу? – спросил он. – Внешность ведь так обманчива…

– Ну, все-таки…

– Я что, кажусь не совсем настоящим?

– Честно говоря… да, – признался Иван. – И все тут какое-то фальшивое. Престидижитация. Ловкость рук. Неинтересно.

Толстяк погладил лысину и поднялся с ложа.

– Ну, хочешь, посмотри на такой фокус, – предложил он и вдруг оскалился.

В зале потемнело. Белые стены стремительно покрылись отвратительного вида коростой, сочащейся зеленоватым гноем. Отчаянно завоняло чем-то гнусным, и резко, с завыванием подувший ветер разнес вонь по всему свету. Из бассейна полыхнуло огнем, и он развалился на куски с неописуемым грохотом. Налетевший вихрь сорвал одежды с толстячка: по его круглому розовому липу пробежала трещина, и он лопнул, как воздушный шар; только лоскуточки кожи полетели в разные стороны. Из ошметков оставшегося лежать гнусной кучей на полу мяса наружу поперло что-то скользкое и противное на вид: оно росло и росло, покрываясь быстро жесткой чешуей и бурой щетиной. Стремительно поднимаясь к потолку, на ноги встал чудовищный монстр: глаза его, наполненные осмысленной злобой, горели, как две полные луны; пасть его Украшали огромные желтые клыки, с которых капала пенящаяся слюна, когтистые-трехпалые руки были как два телеграфных столба.

– Ну как? – проревел монстр и лихо пыхнул едким огнем.

– Впечатляет, – согласился Иван. – Очень противно. В жизни ничего подобного не видел.

Он помахал хлебосольному хозяину рукой и вышел вон из зала. Гром и рев за спиной стихли – как обрезало.

Иван оказался в некоем пространстве, не имеющем границ: ни верха, ни низа, ни каких-либо стен. Все вокруг было залито светом, не слишком ярким и не слишком тусклым. То есть просто свет – и ничего больше. Сердце куда-то ухнуло, Иван на секунду ослеп. Странное ощущение пронизало его с ног до головы. Безмятежность, покой, необъяснимое чувство уверенности в.., чем-то. Сталь и кулак, огонь и ветер.., а потом – тоска и легкое сомнение. Это длилось мгновение, потом снова появилось привычное пространство – со своеобычными чувствами и мироощущением. Иван огляделся.

Зал, если, конечно, это был именно зал, видимых границ не имел. Над головой клубились темные, почти черные облака, под ногами была соответственно совсем черная земля. А может, и не земля, а пепел – поверхность казалась совсем ровной, без холмиков и трещинок. Сочетание чистого света, льющегося ниоткуда, и черноты верха и низа придавало окружающему довольно унылый серый вид, и уже ничего чистого совсем не оставалось.

Иван стоял столбом, несколько растерявшись. Было совершенно неясно – куда, собственно, нужно идти?.. Однако долго он задумываться не стал и уверенно зашагал туда, куда глядели глаза, – то есть вперед, просто вперед. Через час или два пути Иван остановился.

Картина вокруг не менялась: все так же куда-то неслись облака, хотя ветра совсем не было, все так же под ногами поскрипывала серая почва; все так же было тихо, безлюдно, безрадостно и безысходно. Было ни жарко, ни холодно, а вообще как-то невесело. Иван вдруг почувствовал безотчетную тоску по тем, кого не было рядом с ним. Ах как уместны были бы сейчас крик птицы, и даже унылый волчий вой! Но нет – один одинешенек стоял он среди серой пустыни, не у кого спросить совета и не на кого оглянуться в ожидании помощи… даже врагов каких завалящих и то не оказалось поблизости. Мир был сер, почти пуст, и казалось, что никогда не было ни одного рассвета, и ни одного заката, и всегда только это – истолченная в пыль, в порошок размытая серая затвердевшая без его участия мутная пелена…

– Да-да, – сказал кто-то у него под ухом. – А что ты здесь ожидал увидеть?

Иван обернулся. Позади стоял человечек с лицом фон Кугельсдорфа – правда, росточком пониже и с бороденкой пожиже. Одет он был во все серое. Иван слегка удивился.

– А вы что тут делаете? – спросил он без обиняков.

Человечек поднял брови.

– То есть?

– Ну как же, – нетерпеливо сказал Иван. – Профессор, не морочьте мне голову…

Некоторое время человечек молча смотрел на Ивана, потом заулыбался.

– А, – сказал он, – понимаю. Я, наверное, похож на кого-то из твоих знакомых. Однако позволь тебя разочаровать – ранее мы не встречались…

– Да?.. А кто вы такой?

– Лучше давай на "ты", – предложил незнакомец. – Как-то привычнее, знаешь ли. А кто я такой… Ну, скажем так: коллега.

"Собутыльник, значит", – чуть было не ляпнул Иван, но вовремя удержался.

– Чей коллега? – вежливо спросил он.

– А что, ты ни с кем здесь не встречался? – удивился Незнакомец.

– Ну.., был там один. – Иван сделал неопределенный жест.

– Это Нергал, что ли? – догадался человечек. – Все одинаково о нем говорят… Я ему не то чтобы коллега, но служим мы примерно в одном ведомстве.

Иван поморщился.

– Тоже будешь мне идиотские байки рассказывать? – осведомился он.

– Да что ты!.. – От возмущения человечек даже замахал руками. – Этим другие займутся.

– Ого! – не выдержал Иван. – И много будет этих.., других?

– Там посмотрим, – туманно сказал незнакомец.

– Опять, наверное, "от меня все зависит"? – медленно закипая, спросил Иван. – Если ты думаешь, что, к примеру, мне приятно видеть твою рожу, то ты глубоко заблуждаешься. Знаешь, что мне сейчас нужно?..

– Знаю, – кивнул человечек и вытащил из-под полы порядочной длины меч, протягивая его Ивану рукоятью вперед.

Иван с некоторым недоумением принял подарок, взвесил его в руке. Меч оказался хороший, прикладистый.

– А зачем… – начал он и осекся.

Некто в сером исчез. Иван обернулся. Сзади, почти рядом, стояли с десяток людей, тоже одетых в серое, у каждого был в руке меч – такой же, как и у Ивана. Иван хмыкнул.

– Ну что же, посмотрим, – сказал он и шагнул вперед.

Они встретили его дружно. Иван вдруг весь преисполнился гордостью и отвагой, налился силой немереной, но рассудка при этом не потерял. Соперники его оказались не из слабаков, но быстрота их движений не шла ни в какое сравнение со скоростью движений Ивана. Он лихо колол и рубил, рубил и колол и снова рубил; через пару минут перед ним остался только один противник. Этот, правда, оказался поустойчивее других; довольно долго они с Иваном успешно отражали выпады друг друга и один раз Иван лишь каким-то чудом успел уклониться от молниеносного удара противника.

Неожиданно тот споткнулся на ровном месте, и Иван, не теряя ни секунды, вонзил свой меч прямо ему в грудь. Он выпрямился, тяжело дыша. Каждая мышца его пела, он чувствовал невыразимый восторг и пьянящую радость поединка. Соперник Ивана попытался приподняться – и пухнул навзничь, обратив мертвое уже лицо к равнодушным серым облакам. Иван глянул в это лицо – и отшатнулся, как от удара. Он увидел самого себя. Мысли смешались в голове Ивана. Двойник?.. Или… Он услышал ехидный смешок и повернул голову.

– Ну что, повеселился? – спросил его возможный профессор в сером. – Как ты его обработал, однако…

Иван уже справился с собой.

– Пустое, – пренебрежительно сказал он. – Что у нас там дальше? Дракона крошить будем?

Человек в сером изучающе посмотрел на него.

– Нет. Дракона, братец, тебе по чину не полагается, – сказал он. – А вот за эти подвиги заслуживаешь ты награды. Пошли.

– Это куда еще? – спросил Иван, небрежно поигрывая мечом. – Кругом ведь пустыня.

– Да какая пустыня? – с притворным изумлением спросил человек. – Смотри!..

От удивления Иван был вынужден открыть рот. Только что вокруг, куда ни глянь, было серое мертвое безмолвие, а сейчас уже они стояли у ворот шикарного даже по местным восточным меркам дворца. Небо просветлело, под ногами зашелестела изумрудно-зеленая травка. Одним словом, красота.

– Пошли-пошли, – поторопил его человечек и засеменил в сторону дворца.

Иван последовал за ним. Ворота распахнулись перед ними – бесшумно, с вели-вой неспешностью. Они вошли во дворец, миновали один зал великолепий, с мраморным полом и колоннами, прошли другой, с коврами и золотым оружием, по стенам, вступили – третий, еще краше предыдущих, в дальнем конце которого стоял огромный трон из черного мрамора.

На троне восседал здоровенный мужик, облаченный в черную же ниспадающую мантию. По бокам трона стояли двое стражников в черной металлической броне, с черными лицами (негры, смекнул Иван) и огромными кривыми мечами вороненой стали. Стражники были такого вида и такого роста, что Иван даже усомнился – а не работа ли это местного придворного скульптора из тех, что страдают гигантоманией и обожают делать чудовищные подарки.

Вероятный профессор пихнул Ивана в бок. Иван глянул на него – вот те на! – виртуальный фон Кугельсдорф тоже оказался в черном.

– Падай ниц! – прошипел двойник профессора Ивану в ухо. – Перед тобою великий Нингирсу!..

– А кто это? – спросил Иван и падать не стал.

Профессорский двойник выпучил было на него глаза, но тут раздался сильный голос:

– Приветствую тебя, чужеземец…

Это заговорил сидевший на троне. Иван наклонил голову и шаркнул ножкой.

– Ты оказал неоценимую услугу нам, – продолжал этот самый их Нингирсу, – убив незваных гостей, пришедших с Запада. За это тебе полагается награда, и сейчас ты ее получишь…

Последнее прозвучало несколько зловеще, и Иван на всякий случай покрепче сжал меч. Однако ничего страшного не случилось. Более того, произошло как раз обратное. Из боковых проходов в зал впорхнула стайка симпатичных девиц в каких-то немыслимого изящества и прозрачности одеяниях.

Собственно, одежд Иван, можно сказать, не заметил, потому как девицы были до того хороши, что слов не стало, а мысли немного спутались. Призывно улыбаясь, девахи обступили Ивана и куда-то повлекли его с ласковой настойчивостью. Ни намека на враждебность не было в их действиях, а было все наоборот, и Иван с охотою подчинился. Девицы завлекли его в роскошные покои, сплошь устланные коврами невероятной работы, оставили Ивана там, а сами тут же упорхнули.

В будуаре были расставлены низкие столики с драгоценной инкрустацией, на которых было много всяких чаш, кувшинов и ваз, наполненных разными шербетами, винами и фруктами… журчала вода в фонтане, а еще Иван увидел кровать потрясающих размеров, и на этой самой кровати возлежала такая девица, что у Ивана разом вышибло все оставшиеся мысли и прямо-таки сперло дыхание. Она была просто прекрасна. Тонкая, смуглая, с чудесной, но не слишком большой грудью, с длинными, обалденной красоты, ногами.., гибкие руки, гладкие изящные ступни, идеальный овал лица, а еще – совершенно нездешние прекрасные золотые волосы и бездонные глаза такого синего цвета, какого в природе просто не могло бы быть, если бы Иван не видел этого сейчас… В глазах ее он прочел все – восторг и негу, нездешний ум и опыт, желание и такую силу страсти, что просто шагнул к ней и очнулся только через неизвестно какой промежуток времени…

Иван попытался приподнять голову – и решил оставить бесполезное занятие. Сил не было вообще ни на что. Она уловила его движение и нежно коснулась его блестевшей от пота груди. Силы появились.

…Вторично он очнулся от низкого вибрирующего звука, пронесшегося по дворцу и заставившего задрожать стены. Головы Иван решил не поднимать, ограничившись тем, что открыл глаза. Было хорошо. То есть было хорошо так, как никогда не было.

Тело стало вялым и непослушным, но это не мешало, потому что сладкая истома пронизала каждую его клеточку и несла куда-то вдаль, баюкая и давая спокойное наслаждение. Он почувствовал возле себя свою (как он с гордостью подумал) женщину, ощутил теплоту ее нежной груди, маленькую ласковую ладонь у себя на щеке и улыбнулся, как дурак.

Было очень хорошо. Он слегка пошевелился и почувствовал под лопатками некую шершавость. Иван недоуменно нахмурил брови, но потом улыбнулся снова. Ковер!.. Ну конечно же, кровать-то они благополучно поломали.., и продолжали на полу… Захотелось пить и наоборот. Он вспомнил, что где-то должно было оставаться вино, и, осторожно сняв с себя руку женщины, пополз к кувшинам, в беспорядке валявшимся неподалеку.

– Куда же ты, милый?..

Голос у нее был влекущий, глубокий, нежный… Иван посмотрел на нее, такую свежую, безо всех этих припухлостей и заспанностей, которые случаются даже у лучших земных женщин, такую прекрасную и единственную… и снова прошептал ее имя – то, которое уже шептал, говорил, кричал час, день, год тому назад…

– Лилит, – ласково сказал он, задумчиво, словно пробуя на вкус нежность утренней росы, – Лилит…

Она улыбнулась ему так, что он снова забыл обо всем, кроме одного…

– Иди же ко мне… – она вся потянулась к нему, – иди…

– Сейчас-сейчас, – заторопился Иван, – вот только.., гм…

Он вдруг почувствовал себя весьма неуверенно. Черт, да где же здесь у них удобства находятся?..

– А что это нас разбудило? – брякнул он несколько невпопад, озираясь по сторонам. – Гул какой-то…

– Ах, это… – Она сладко потянулась и замерла в такой позе, что Иван сразу перестал озираться. – Это был гонг. Вторая ночь прошла…

– Что? – переспросил Иван. – Вторая…

И тут у него словно пелена с глаз спала. Вторая ночь. Лилит,., то есть та самая. Известная демоница. Здорово. Он вскочил и на подгибающихся ногах побежал одеваться.

Одежды было немного, но она оказалась разбросана повсюду, и Иван потерял несколько драгоценных мгновений, пока натягивал свои сублегалии. За эти секунды его подруга поняла, что что-то идет не так.

– Стой.., подожди. Постой…

Голос ее менялся, сваливаясь в шипение. Иван глянул на нее и с ужасом увидел, как тело Лилит стало стремительно преображаться: кожа, только что бывшая гладкой и смуглой, позеленела и погрубела; череп удлинился, чудные золотые волосы повылезали и осыпались на ковер; глаза полыхнули злобным огнем, оскалились выставленные вперед жуткие клыки; с треском развернулись за спиной перепончатые крылья. В пасти мелькнул раздвоенный алый язык.

Честно говоря, Иван не столько испугался, сколько огорчился. Вот тебе и раз… А какая была женщина! Ах какая женщина…

Но все эти грустные мысли додумывать уже было некогда. Крылатая демоница бросилась на него, пронзительно шипя и плюясь огнем. Иван отскочил в сторону, демоница промахнулась и врезалась в стену. Стена дрогнула, демоница пронзительно завизжала. Совершенно осатанев, она развернулась, высоко подпрыгнула и снова бросилась в атаку.

Но Иван уже успел поднять меч… С грустной улыбкой наблюдал он за тем, как у его ног, мучительно скрежеща акульими зубами, пытаясь даже сейчас добраться до его плоти, умирала та, что лишь недавно дарила ему великое счастье слияния в единое целое двух душ и двух тел… Из огромной раны на ее груди вытекала зеленая зловонная жидкость, которая шипела, дымилась и проедала дорогой ковер. Вот каковы они, эти женщины. Никогда не женюсь, подумал Иван с тоской.

Тут он увидел, что жидкость течь перестала, а рана демоницы начала затягиваться – все быстрее и быстрее. Лилит открыла глаза. Пора, понял Иван, и опрометью бросился вон из будуара.

Привлеченные шумом, который произвели Иван и его темпераментная подруга, со всех сторон сбегались прислужники и прислужницы. Миловидные девицы, те самые, что сопровождали Ивана к ложу любви, подобно своей хозяйке тоже изменяли на глазах свой облик, но все же до привечавшей воина сирены им было далеко.

– Зарублю!.. – заорал Иван страшным голосом и бросился напролом, потому как отступать было некуда.

Нападавших было не очень много, и Иван быстро расчистил себе путь. Но тут он увидел перед собою тех самых стражников, что стояли подле черного трона: гиганты уже занесли свои мечи, готовясь поразить неблагодарного гостя. Иван метнулся вбок, пнул какую-то удачно подвернувшуюся дверь и полетел кубарем. Он тут же вскочил на ноги, выставив меч перед собою, но никого не увидел. Дворец, кстати, тоже пропал напрочь. Иван опустил меч и огляделся. Оказалось, что он стоит посреди чистого поля. Кругом была трава-мурава, холмы, белые облачка в светлом бессолнечном небе. Неподалеку виднелся красивый белокаменный град. Пейзаж был просто до неприличия а-ля рюс. Иван в сомнении посмотрел на далекий град и нерешительно сделал несколько шагов в его сторону.

– Прелестно, прелестно. Как ты их всех… Герой.

Это оказался снова местный вариант профессора. На Ивана он смотрел вполне доброжелательно.

– Ну, чего стал столбом? Давай действуй. Иди дальше.

– Слушай, – не выдержал Иван, – чего тебе от меня надо? Ты мне помогаешь или наоборот?

Профессорский двойник хмыкнул.

– Какая разница? Я просто иногда показываю дорогу…

– Куда?

Двойник пожал плечами.

– В основном – на Запад. Ты ведь туда идешь?

Иван посмотрел на профессора.

– На Запад? Ну хорошо.., пусть будет Запад.

– Тогда иди быстрее…

Иван еще раз глянул на него и выразительно помахал мечом. Двойник профессора усмехнулся. Иван почувствовал, что оружие в его руке слегка дернулось. Он посмотрел на свой меч и увидел, что тот разительно изменился: вместо изогнутого изящного, богато украшенного клинка в его руке находился длинный тяжелый прямой меч безо всяких украшений. Иван посмотрел на свою одежду. Восточный колорит его платья уступил место суровой простоте грубой рубахи, штанов и сапог. Предположительный фон Кугельсдорф хихикнул.

– Что, одежка поменялась?.. Ничего, тут и не такое бывает: привыкай, братец.

Иван посмотрел на него.

– Кстати, – произнес он. – Ты кто, собственно, такой есть? А то я никак не определюсь, как тебя называть в мыслях. Профессор ты или нет?

Человечек задумчиво пожевал губами.

– Ну что ж, – рассудительно сказал он. – Можешь определять меня как профессора. В конце концов, их много бывает, профессоров-то.., со всякими там своими загадками, ошибками, головами… Популярная все-таки это фигура – профессор. Так что я не против, можешь называть.

– Весьма тронут, – промолвил Иван, сунул меч в ножны и зашагал к городу.

Скоро он подошел к воротам. Вопреки ожиданиям тяжелые створки не распахнулись при его приближении. Иван подождал немного, прислушиваясь. За воротами было тихо. Тогда он забарабанил по ним рукоятью меча. Стучал он долго. Наконец приоткрылось небольшое окошко, и в нем показалась заспанная красноглазая бородатая харя.

– Чего надо? – хрипло осведомилась эта самая харя.

Иван даже растерялся.

– Да вот.., я тут… – промямлил он нерешительно и сам на себя разозлился. – Открывай немедля! – гаркнул он и топнул ногой.

– Поединщик, что ль? – прохрипела невнятно харя, и окошечко закрылось.

Послышался скрип, и створки ворот стали с натугой открываться.

– Так бы сразу и сказал, – ворчал харевладелец под пронзительный скрип петель.

Иван посмотрел на него. Это оказался низенький квадратный мужик в помятом островерхом шишаке, грязной рубахе, в чудовищного размера стоптанных сапожищах и с топором за поясом. Мужик посторонился, пропуская Ивана в город. Иван, подбоченясь, вошел в ворота. Сделав пару шагов, он поскользнулся на какой-то дряни и чуть было не рухнул в обширную лужу. Иван чертыхнулся.

– Чего ж ты под ноги не смотришь-то, бестолочь, – невнятно пробурчали за спиной. – И коня, понимаешь, у тебя нету…

Иван оглянулся на мужика. Тот, выставив вперед косматую бородищу, ковырялся в зубах грязным пальцем и дружелюбно разглядывал пришельца.

– Ну, чего смотришь? К князю иди. Во-он его палаты…

Мужик вынул палец из бороды, осмотрел его и ткнул им куда-то в сторону. Иван проследил направление и пошел. Дойдя до княжеских палат, он увидел большое количество разнообразного народу, толпившегося у резного крыльца. Ни на кого не глядя, Иван гордо вскинул голову и поднялся по ступенькам. Тут дорогу ему заступили двое с обнаженными мечами.

– А куда идешь ты?

– А к князю, – свободно ответил Иван.

– А почто беспокоишь его?

– А по великой надобности, – ответил Иван надменно, глядя поверх голов стражников.

– Поединщик, что ль? – с оттенком уважения спросил один из них.

– Поединщик, – согласился Иван.

– Заходи.

Они посторонились. Иван вошел в палаты, гадая, в какие это поединщики он так решительно записался. Он очутился в большом помещении с низким потолком и чистым метеным полом. По стенам были развешены огромные зеркала.

В помещении было довольно много людей, которые сидели за столами, расставленными покоем. Люди эти ели и пили, чавкая и булькая. На главном месте сидел человек с длинной седой бородой и умными черными глазами, одетый чисто и богато. За его спиной висело самое большое – от пола до потолка – зеркало.

Князь, понял Иван, сделал несколько шагов и остановился напротив него. Чавканье и рыгание прекратились. Все посмотрели на Ивана. Он почувствовал себя несколько неловко, потом, спохватившись, отвесил глубокий поклон.

– Чего тебе надобно, отрок? – спросил князь хорошо поставленным баритоном.

– Поединщик я, – скромно сказал Иван, слегка обидевшись на "отрока". – Биться вот хочу.

Грянул дружный хохот. Княжеские гости – все как на подбор здоровенные бородатые дядьки – веселились, как дети.

– Ой, не могу!.. Ты погляди на него!.. Поединщик!.. Букашек давитель!.. От горшка полвершка – а туда же!.. Ай, держите меня!..

Князь слегка улыбнулся, потом нахмурился, повел бровью – хохот стих. Иван дождался, пока станет совсем тихо, потом поклонился еще раз. Князь пристально на него посмотрел и сказал:

– Али ты не знаешь, с кем биться будешь? Аль не ведаешь, скольких богатырей земли нашей погубило чудище Ужасное? Не слыхал, видать, сколько красных девушек сожрал гад огнедышащий, дань какую распрестрашную платим мы ему, зверю жуткому?

Ага, отметил Иван. Гад, значит, огнедышащий… Читывали такое, слыхивали… Он деликатно кашлянул и сказал:

– То не ведомо мне, князь… э-э… прославленный, то не слыхивал я… гм… крестьянский сын. Знаю лишь одно я: землю русскую не топтать гаду вредному, не позволю я!

Князь удивленно поднял брови.

– Русскую?.. – недоверчиво спросил он. – Какую это такую – русскую?..

Иван стушевался. Вот ведь – интернационалисты попались…

– Ну, это.., родную, в смысле.

Странно, подумал он. Почему – не русскую? Чего же они здесь тогда имитаций-стилизаций понастроили? Или это специально для него, персонально, так сказать?.. – Князь пристально посмотрел на него.

– А как звать-величать тебя, отрок смелый наш?

– Иван, – честно сказал Иван. – Иван – крестьянский сын.

Князь удивился.

– Да вроде одного такого Ивана пожрало уже чудище?

Иван пожал плечами.

– Не ведаю я… Однофамилец, наверное, – брякнул он.

Князь удовлетворенно кивнул.

– Что ж, раз решил биться ты – так и в добрый час… Хоть не крепкий ты – да не маленький. Только чудище то поганое извело совсем и Добрынюшку, и Илюшеньку.., вот Усынюшка и остался лишь…

Князь горестно кивнул на сидевшего рядом здоровенного лохматого богатыря в помятой кирасе. Тот печально вздохнул и покивал в ответ чудовищной длины усами. Князь перевел взгляд на Ивана.

– Коли справишься – будет честь тебе. Принесешь языки гада страшного – награжу тебя по заслугам я…

Опять, подумал Иван. Он покосился по сторонам – потенциальных демониц вроде видно не было.

– …обзлащу тебя и обсеребрю…

– Чего-чего?!. – переспросил. Иван.

– Злата-серебра надаю тебе, – пояснил князь. – Понятно?

– Конечно, понятно, – согласился Иван. – Надаешь ты мне, значит, злата-серебра…

Князь кивнул и продолжал:

– А не справишься – так пожрет тебя, сам понимаешь, то ужасное чудо жуткое…

И это понятно, подумал про себя Иван, а вслух сказал:

– Где ж искать его, гада вредного?

Князь печально вздохнул:

– Из ворот иди – все прямешенько. Речку огненную через мост…

– Да нет, – почтительно возразил кто-то. – Речка-то в другой стороне…

– Ах да, – спохватился князь. – Речки там нет. Так вот… Как увидишь камень – от него три пути…

Как направо пойдешь – так обратно придешь. Как налево зайдешь – в никуда попадешь. А как прямо пойдешь – так и чудище там, недалешенько.., найдешь.

Князь замолчал и строго оглядел зал. Все почтительно молчали, внимая княжескому речитативу. Иван нерешительно кашлянул, действительно ощущая себя робким отроком. Все посмотрели на него.

– Так я пойду? – нерешительно спросил Иван.

– Иди, – благосклонно кивнул князь. – Принесешь языки – получишь награду великую…

Иван содрогнулся. Далась им эта награда… Он поклонился в пояс.

– Не поминайте лихом, братцы, – сказал он, повернулся и вышел из палат.

"Интересные дела, – размышлял Иван, направляясь к городским воротам. – Странные… Змей Горыныч там – это понятно… А вот что за земля это… И икон никаких в светлой Горнице, и ни церковки, ни колоколенки… Только ритм-размер разговоров их – все былинный он, все сказательный…"

Он подошел к воротам. Давешний мужик по-прежнему ковырялся в зубах.

– Ну что, биться идешь али раздумал? – невнятно спросил он.

– Биться, биться, – буркнул Иван, занятый своими, мыслями. – Давай открывай скорее, холоп несчастный…

– Во, – удивился мужик. – А говорил – крестьянский сын, крестьянский сын…

Иван остановился.

– А ты откуда знаешь?

– Оттуда, – пробурчал бородач. Видно было, что он обиделся.

Заскрипела отворяемая воротина.

– И что, так без коня и пойдешь? – мрачно спросил бородач.

– Так и пойду.

– И правильно, – решительно сказал мужик, копаясь в бороде, – нечего его, гада трехголового, обедами зря кормить. Ужина с него хватит…

Иван в упор посмотрел на него.

– Это я, что ли, на ужин положен? – угрожающе произнес он.

Обиженный бородач отвел в сторону хитрые глазки.

– Да нет, – сказал он. – Это я так…

Иван сплюнул и решительно зашагал к видневшемуся невдалеке огромному камню. Подойдя к нему, он обнаружил, что поверхность огромного абсолютно гладкого булыжника совершенно чиста – вопреки всяким былинам. Ни тебе надписей, ни тебе указателей. Правда, как и говорил князь, от камня отходили три дорожки. Иван почесал в затылке и уселся на землю, привалившись спиной к камню.

Ладно, подумал он, прикинем что-нибудь к носу. Где я оказался? – неизвестно. То есть, конечно, намеки тут все делают, но не обязательно принимать все на веру. Но, в конце концов, почему путешествие в прошлое – нормальное дело, а хождение по стране мертвых – нонсенс?..

Вдруг он понял, что забыл, зачем тут оказался. Талисман, талисман… что там, с этим талисманом? Наверное, у этих чертовых немцев что-то не сложилось пока с Александром, если пришлось здесь одному бродить. А может, так и нужно, чтобы одному, без них? А! Вспомнил!.. Да, осталась еще одна часть талисмана, у короля Артура, а он как раз на Западных островах и обитается – вроде бы… а как туда добраться? Эх, чует мое сердце, что неспроста все это, неспроста с самого начала, с этой аварии дурацкой.., а что за авария? когда она случилась? не помню.., не знаю.., что там было раньше? Я воевал когда-то? Или нет? Где это было, в какой стране? Чьи приказы выполнял? Кому подчиняюсь сейчас? Эх, знать бы… Иван разозлился. Ладно, подумал, он, избранник я там или нет, но остается одно – идти вперед.., а там разберемся. Он легко поднялся на ноги и решительно зашагал по средней от камня дорожке.

Шел он долго. Травка-муравка из яркой и зеленой постепенно превратилась в блеклую и желто-коричневую и неприятно скрипела под ногами. Стало темнеть. В воздухе отчетливо пахло жареным. Иван остановился. Впереди он увидел лес, деревья в котором были опалены до такой степени, что на них не осталось ни листьев, ни ветвей, ни даже коры: просто стоят страшные обугленные стволы. И там, в этом лесу, что-то было – огромное, могучее, нехорошее. Иван ждал. Он понял, что сейчас ему предстоит встретиться лицом к лицу с воплощением исполинской неведомой мощи, причем мощи злой, откровенно и навсегда злой, и не будет скоро места ни уговорам, ни хитрости.

Ладно, решил Иван, крепче взявшись за рукоять меча. Затрещали, зашатались деревья; над лесом взвилось облако черного пепла, совсем близко полыхнуло жарким огнем, и на поляну вывалилось, взревывая и взрыкивая, огромное нечто. Земля содрогнулась. Иван опустил меч и открыл рот. Перед ним, угрожающе вращая полуметровыми глазищами, мотая тремя здоровенными головами и сильно дыша огнем из трех жуткого вида зубастых пастей, стоял, переливаясь в свете яркого пламени гладкой серо-зеленой блестящей чешуей, огромный, непостижимый, ужасный бегемот.

Иван вытаращил глаза не хуже новоявленного зверя, потом закрыл их и снова открыл: однако трехголовый бегемотище остался на месте, мотая в разные стороны своими головами – каждая с пивную цистерну величиной, – скрежеща зубами – как у акулы, в несколько рядов, – и время от времени облизываясь тремя змеиными раздвоенными языками. Постояли, помолчали. Иван стал потихоньку приходить в себя. Бегемот.., как бегемот. Большой, конечно, спору нет, даже огромный.., и голов у него целых три, и чешуя, и огонь… но в остальном-то – обычный зверь, такие в Африке водятся. Вот только зубы великоваты, пожалуй. Все впечатление зубы портят.

Изучаемый Иваном бегемот тем временем смирно стоял на месте, только переминался с ноги на ногу и пошевеливал головами. Даже огнем пыхать перестал. Потом все его шесть глаз уставились на Ивана, видимо, только сейчас впервые его заметив. Три морды приняли вид разочарованный и даже обиженный. Средняя голова слабо дохнула огнем и заговорила гулким басом:

– Это что же такое я вижу?! Как это, пардон, прикажете понимать?! А где остальные?.. Где люди? Где лошади? Где девицы, наконец?!.

Иван оторопел.

– Какие девицы?.. – ошалело спросил он.

– Ты что, маленький? – укоризненно спросила правая голова приятным баритоном. – Всем известно, что конь – на обед, молодец – на ужин…

– А девицы? – машинально повторил Иван.

Левая голова конфузливо хихикнула. Средняя покосилась на нее строго и сказала, обращаясь к Ивану:

– Девицы – на завтрак, разумеется. Что же я, по-твоему, не завтракаю?

– Да нет, я так… – смешался Иван, потом спохватился: – Эй, да это из байки про Змея Горыныча!.. А ты-то…

Он замялся, пытаясь подыскать нужное определение. Левая голова бегемота хмыкнула, правая сплюнула, средняя укоризненно покачалась.

– Ну вот, – грустно сказала правая, обращаясь к средней. – Опять какой-то мифический Горыныч… Приходят тут всякие невежи, несут разную ерунду… Надоело.

– Надоело, так не ешь! – гаркнула средняя голова. – Пойди грибов погрызи. Понравились небось в прошлый раз грибы-то?..

Левая голова опять хихикнула, а правая отвернулась в сторону и, фигурально выражаясь, повесилась. Наверное, с грибами была связана какая-то неприятная для нее история. Левая голова хихикнула громче.

– А ты чего регочешь? – набросилась на нее средняя. – Кто в прошлый раз на пригорке всю траву сожрал, а? Говорили же – не надо, дурья твоя башка, плохо будет от травы! И что вышло?..

Левая голова сконфуженно хрюкнула. Ивану это надоело.

– А ну кончай трепаться! – гаркнул он.

Все три головы разом посмотрели на Ивана. Ушки, непропорционально маленькие по сравнению с остальными частями тела зверя, встали торчком.

– Прекращайте лишние разговоры, – тоном ниже сказал Иван. – Давайте биться.

Бегемот целиком удивился.

– Чего делать? – высоким тенорком спросила левая голова.

– Ну, сражаться… Подходи! – Иван взмахнул мечом.

Головы переглянулись.

– Может, он это… того? – нерешительно спросила правая и выразительно пошевелила ушами.

– Нет, он просто не в курсе. И к тому же невоспитан, – Лазала средняя, грустно улыбнувшись.

– Пойми, – сказала она, обращаясь к Ивану. – Здесь давно никто не бьется. Город присылает нам излишки – то, что ему не нужно, а я даю в обмен то, что не нужно мне. Вот и все. Спокойно, тихо, без хлопот.

– Я те дам – без хлопот, – сказал Иван, помахивая мечом.

– Вот втопчу тебя сейчас в землю, – грустно сказала средняя голова бегемота, – тогда узнаешь… И не по пояс втопчу, а по самую маковку!

– Да иди ты! – обиделся Иван. – Тоже мне животное…

– Ну все, – кротко сказала правая голова. – Придется тебя съесть.

– О! – обрадовался Иван. – Другое дело. А то все разговоры, разговоры…

– Вот дурак, – с досадой сказала правая голова, – а туда же – битву ему подавай…

– Парень, ты что, ничего не понял? – укоризненно сказала левая голова. – Тебя ж просто используют! Ты же небось вообще не в свой город попал и не заметил даже, а они, молодцы такие, не растерялись: видят – перед ними дурень, так надо его, дурня этого, послать куда поближе, и он, дурень этот, за нас всю работу и сделает.., а мы сразу двух зайцев убьем – и дурня, и бегемота… Хорош каламбурчик? – хихикнула вдруг голова.

– Как это – не в свой город? – потерянно спросил Иван.

– А где же тогда мой?..

– Этого я не знаю, – развела ушами левая голова. – Надо было на речке спрашивать…

– Да на какой речке? – заорал Иван. – Не было никакой речки!..

– Была речка, была, – успокаивающе сказала правая голова. – Не знаю только, какая там тебе положена: огненная, студеная, песчаная, высохшая.., не суть важно. Главное – без речек тут у нас не обойдешься…

– Вот ты спросонья ввалился не в свой город, – вступила в разговор средняя голова, – а тебе сразу и предложили: иди, мол, на битву, а мы тебе награду… Было дело?

– Было, – признал Иван.

– То-то, – довольно кивнула голова. – С наградами у нас тут дело обстоит хорошо. Правда, не всегда дают то, что обещают…

– Это если не правильно просишь, – вставила левая голова.

– А я ничего и не просил, – возразил Иван.

– Да? – хмыкнула средняя. – Мне кажется, ты ошибаешься. Это только во сне не совсем волен поступать так, как хочешь, а здесь…

– А зачем ты вообще сюда биться пришел? – перебила правая голова. – Неужто из-за этой самой награды?

– Н-не знаю, – в затруднении произнес Иван. – Что-то мне нужно отсюда принести… что-то, что поможет мне добыть часть какого-то другого, которое будет целым.., опять, похоже, я все забыл.

– Ты сам себя послушай, – усмехнулась средняя голова. – Бессвязица. И куда это "что-то" нести? Обратно в сон? Ерунда…

– Действительно, ерунда, – задумчиво произнес Иван.

– Твой разум изумляет всех, – насмешливо сказала средняя голова.

– Какая перемена в нраве! – подхватила левая.

– Как он умен и осторожен! – добавила правая.

– …И видел я, как счастье мира уходит, словно легкий сон… – проговорил Иван по-прежнему задумчиво.

Воцарилась гробовая тишина. Бегемот был поражен.

– Вот это да, – с расстановкой произнесла после паузы средняя голова. – Сам сочинил?

Иван встрепенулся.

– Н-нет, – сказал он. – Слышал где-то…

– Перевод не совсем точен, – заметила правая голова, но смысл верен.

– Ладно, – решительно сказал Иван, – Давайте-ка вы расскажите мне лучше…

– Ой, что это?! – заорала левая голова и вытаращилась куда-то за спину Ивана.

Иван обернулся, и в ту же самую секунду язык пламени, пущенный бегемотом, опалил ему макушку. Иван упал и откатился и сторону. В полуметре от него в землю с грохотом впечаталась исполинская бегемотья ножища. Иван проворно вскочил и изо всей силы махнул мечом. Бум-бум-бум – на землю гулко посыпались головы вероломного бегемота. Некоторое время обезглавленный зверь стоял, потом ноги его разъехались в разные стороны, и он тяжело рухнул в обширную кровавую лужу.

– Все кончено, – томным тенорком произнесла бывшая левая голова, слабо шевельнув ушами. – Отойдите от меня… и не поесть мне завтра вкусных кермусевов…

– Идиот, – злобно сказала бывшая правая и странно клацнула зубами. – Все тебе хиханьки да хаханьки. Маоист доморощенный. Где твоя книжечка заветная, цитатничек твой?..

– Добился своего, – скосила на Ивана глаз бывшая средняя. – Ладно, забирай, что тебе надо, и проваливай. До встречи…

Как по команде все головы одновременно смежили веки. Иван в растерянности опустил меч. Вдруг сверху прямо рядом с ним на траву мягко упало нечто. Это оказалась небольшая сумка – вроде пастушечьей. Иван немного помедлил и поднял ее. Сумка была как сумка – из холстины. Иван посмотрел вверх. Ничего особенного – разве что немного посветлело. Иван осторожно заглянул внутрь сумки. Там было пусто.

– Чего смотришь? – пропищал кто-то. – Клади нас, прячь быстрее, и пошли обратно…

Иван глянул вниз и подскочил от неожиданности. У его ног, как две атакующие кобры, раскачивалась пара длинных красных раздвоенных языков.

– Ну, чего уставился? – нетерпеливо пискнул один из них. – Подставляй сумку, да поползли…

Иван молча таращился на них.

– Давай, давай, – поторопил его другой язык. – Холодно… Эй, Третий, ты где?..

– Ползу-ползу, – раздался приглушенный писк со стороны поверженного бегемота, и из пасти бывшей левой головы с трудом выбрался еще один язык. – За зуб зацепился, – пояснил он, быстро направляясь к Ивану, и, остановившись возле его ног, озабоченно добавил: – А зуб-то ядовитый…

Иван покачал головой и подставил языкам раскрытую сумку. Самостоятельно гуляющие части тела бывшего бегемота проворно заползли внутрь, повозились там, а потом кто-то из них пропищал:

– Не стой, как истукан! Пошли быстрее!..

Иван хмыкнул.

– Куда?

– Как – куда? – донеслось из сумки. – В город, конечно!

Иван подумал, потом закинул сумку на плечо и решительно зашагал обратно.

"Знатный я разведчик сегодня, – усмехнулся он про себя, – целых трех языков взял…"

Вскоре впереди показался камень. Когда Иван подошел к нему совсем близко, то увидел унылого всадника на кауром жеребце. Жеребец равнодушно покосился на Ивана и отвернулся. Всадник – в кольчуге, шлеме и с копьем наперевес – задумчиво созерцал поверхность исполинского булыжника.

– Чего задумался? – спросил Иван, подойдя вплотную.

Всадник заметно вздрогнул и посмотрел на него.

– Да вот, – криво улыбнулся он. – На битву ехать надо.

– Это на какую же? – с любопытством спросил Иван.

– Да с этим.., огнедышащим.

– Иди ты! – поразился Иван. – Неужто думаешь справиться?

– Не знаю, – честно признался всадник. – Но больно уж награда хороша…

– А что за награда?

– Злата-серебра немерено, – мечтательно произнес всадник. – А уж каменьев драгоценных…

Он восхищенно покрутил головой, потом почему-то погрустнел и вздохнул.

– А чего вздыхаешь-то? – поинтересовался Иван.

– Да на кой мне все это злато? – печально посмотрел на него всадник.

Иван удивился.

– Так не езжай туда, – сказал он, – раз золото не нужно…

Всадник опять вздохнул.

– Нужно, не нужно, – тоскливо произнес он. – А куда сейчас без него денешься…

Иван пожал плечами.

– Как хочешь. Да, – спохватился он, – а ты местный?

Всадник отрицательно мотнул головой.

– Да нет, из Иауыа… Слыхал?

– Нет, – озадаченно сказал Иван. – А где это?

– Рядом с Алльгарфом… Ну, суток двое езды.

– На чем?

– На чем хочешь, – рассеянно ответил всадник – Хочешь – на коне, хочешь – на единороге… На единороге, правда, быстрее.

Иван почесал в затылке.

– Ясно, – сказал он после паузы. – Тогда желаю удачи. Только знаешь, говорят, что огнедышащего уже того.., извели. Истребили его, трехголового.

– Брось, – невесело усмехнулся всадник. – Огнедышащего на всех хватит… И ключей тоже.

– Каких ключей? – озадаченно спросил Иван.

– Каких… К этому, как его.., да ты сам знаешь.

Иван ждал продолжения, но всадник лишь уныло махнул рукой и замолчал.

– Ладно, – сказал Иван печальному рыцарю. – Передавай привет зловредному, ежели что.

– Передам, – кивнул всадник. – Бывай.

Он решительно ударил пятками коня и поскакал вперед. Иван долго смотрел ему вслед. В сумке хихикнули.

– То ли еще будет, – донеслось оттуда. – Привыкай.

– Молчать в трюме, – строго сказал Иван.

– Мы и молчим, – смиренно сказали в сумке. – Как в глубокой этой самой – без респиратора, фонарика и компаса…

Иван не нашелся, что на это ответить, и зашагал прямиком к городским воротам. Чем ближе он к ним подходил, тем меньше ему хотелось отдавать князю говорящие бегемотьи языки. Награда наградой, конечно, и обещания обещаниями… хотя, собственно, он ничего и не обещал… Нет, не отдам, подумал Иван решительно, они, языки эти, мне самому нужны…

– И правильно, – сказали в сумке. – Мы тебе еще ой как пригодимся, хоть и не скоро… Не отдавай нас никому.

Иван остановился.

– Эт-то что еще такое? – спросил он. – Вы что, мысли читаете?

– Нет, – скромно ответили ему. – Просто догадываемся.

– И зачем же вы мне пригодитесь? – мрачно спросил Иван.

– Увидишь. Мы, брат, может статься, и не очень важные сами по себе.., но знаешь, как бывает – не было гвоздя… Понимаешь?

– Не очень, – сердито сказал Иван.

– Это к тому, что в серьезном деле важной является любая мелочь, – пояснили из сумки, – даже такая, как мы. Ты нас не отдавай на растерзание, а мы тебе еще пригодимся…

Иван решил не спорить, а подошел к городским воротам и забарабанил по ним изо всей силы. Стучать снова пришлось довольно долго – видно, стражник отчаянно манкировал своими обязанностями, и Иван порядком притомился, прежде чем отворилось окошечко в воротах.

– Это кто там? – захрипел давешний бородач. – Чего надобно?

– Да ты что, издеваешься?! – вскипел Иван. – Отворяй, а то я тебе враз по сопатке!..

Через несколько секунд ворота отворились, и Иван вошел в город.

– Вот те на! – приветствовал его стражник. – А чего это ты опять приперся?

– Как это – чего? – опешил Иван.

– Я говорю – зачем? – пояснил мужик, мигая заспанными глазками и раздвигая в зевке всклокоченную бородищу. – Али забыл чего-то?

– Да ты грезишь, дядя! Я этого гада трехголового победил, теперь вот за наградой иду…

Бородач застыл, не дозевнув. Потом со стуком захлопнул рот.

– Победил? – тупо переспросил он. – Кого?

– Этого самого вашего трехголового дурацкого бегемота, – терпеливо снизал Иван. – Все три головы его разговорчивые вот этой самой шашкой… то есть мечом, конечно.., срубил. Напрочь.

Круглые от изумления глаза бородача вдруг стали хитрыми.

– Молодец, – похвалил он. – Иди к князю. Награду получишь.

Тон бородача Ивану не понравился, но он решил не отступать и направился прямиком в княжеские палаты.

– Правильно, – пискнули из сумки. – Туда надо сходить, обязательно.., но будь осторожнее.

Иван не ответил. Во дворе возле княжьего дома народу по-прежнему было много. Ивану показалось, что людей даже прибавилось. Обвешенные холодным оружием богатыри разгуливали, гордо задравши носы и ни на кого не глядя, однако Ивану вдруг почудилось, что все они самым пристальным образом его украдкой рассматривают. Он осторожно покосился по сторонам – вроде ничего такого: но неприятное ощущение не проходило. Он поднялся по ступенькам. Стражники на этот раз внимания на него не обратили, смотрели куда-то мимо. Иван усмехнулся и вошел в палаты. Он снова оказался в просторной горнице.

Либо с прошлого раза сидящие за столом богатыри не наелись, либо принялись лопать по-новой, но хруст, чавканье и бульканье говорили об их остром и неутоленном чувстве голода. До кофе с ликерами было явно далеко. Иван поклонился князю, который сидел на прежнем месте. Присутствующие перестали жевать и посмотрели на Ивана.

– Ты ли это, добрый молодец? – с доброжелательным удивлением вопросил князь. – Ты ли это, храбрый наш?

– Я, – лаконично ответствовал Иван.

Князь улыбнулся, внимательно посмотрел на него и снова завел:

– Что же скажешь нам, смелый юноша? Бился ты али не бился? Гада страшного, зверя лютого повидал ли ты, поединничал?

– Бился, – Иван был краток. – Поединничал.

– Да неужто ты, храбрый молодец, победил его, ядовитого?

К своей краткости Иван решил не добавлять ни иксов, ни игреков, а потому лишь молча кивнул.

– Ну а коли так, языки давай, их показывай, не стесняйся уж!..

– А зачем? – спросил Иван, которому князь с его напевами нравился все меньше и меньше.

– За наградою не помедлю я, – как показалось Ивану, несколько зловеще произнес князь. – Побыстрее ты языки давай!..

– Сначала скажи, зачем тебе языки, – проговорил Иван упрямо.

– Вижу я, возгордился ты, – осуждающе покачал головой князь. – Не желаешь уж и покорствовать…

– Чего ради? – хмыкнул Иван. – Мне ты не начальство…

Глаза князя загорелись зеленым огнем.

– Эй вы, други мои, люди сильные! – повысил он голос. – Вы вяжите-ка раба злобного!..

За столом заворочались, опрокидывая блюда и кубки, мрачные богатыри. Засверкали обнаженные мечи.

– Бей зеркала! – пронзительно заверещали в сумке. – Все, кроме самого большого!..

Иван выхватил меч и быстро огляделся. Отовсюду, переворачивая столы, на него лезли огромные детины – кто с мечом, кто с веревкой, кто просто с голыми руками. Иван уклонился от чьих-то лапищ, схватил свалившийся со стола тяжелый кубок и изо всей силы запустил этим кубком в первое попавшееся зеркало. Грохнуло так, что заложило уши. Высверкнуло ярким белым пламенем, неистовый порыв ветра едва не сбил Ивана с ног: пытаясь прикрыться рукой от вихря, он с изумлением увидел, как ветер срывает с собравшихся в зале одежды, рвет их в клочья и мгновенно уносит их куда-то прочь, во тьму. Стены и потолок в зале исчезли, остались лишь зеркала, висящие в пустоте. Внезапно и они с грохотом лопнули, а в потоках льющегося отовсюду мертвенно-белого света все присутствующие, замершие в непонятном оцепенении, начали меняться.

Непрекращающийся ветер унес последние клочки их одеяний, разметал и укатил прочь посуду и утварь. Те, что были только что людьми, превращались в мерзких мохнатых карликов с огромными головами, горящими глазами и могучими ручищами. Жутко завывая, сквозь их ряды лезли еще более гнусные, скользкие и бородавчатые – карлицы, что было заметно по очевидным признакам их пола.

Иван оцепенел. Уже к самому горлу его протянулись чьи-то корявые руки, уже в сумку вцепились мокрые пальцы, а он все стоял как столб, будучи не в силах пошевелиться.

– Открой сумку! – раздался отчаянный визг, перекрывший вой ветра и рев нападавших. – Открой быстрее!

Иван очнулся. Отбросив чью-то скользкую конечность, он распахнул сумку, высоко подняв ее над головой. Наседавшие на него твари отшатнулись. И тогда ударило. Словно зажглось огромное зловещее красное солнце, озарив все вокруг мрачным светом и распустив повсюду свои лучи – тоненькие острые нити, каждая из которых стремилась к горлу каждой из обступивших Ивана тварей. Вот одна ниточка коснулась чьего-то горла – и голова отлетела прочь, покатившись остальным под ноги. Еще голова слетела, еще и еще… Твари завизжали, попятились, пытаясь уклониться, куда-то спрятаться, убежать, но тщетно – безжалостные красные нити проходили повсюду… И тут Иван уловил какое-то угрожающее движение. Он повернулся и увидел, как на том месте, где недавно восседал князь-работодатель, появился гигантский ярко-желтый двухголовый толстенный змей, и тварюга эта, широко разинув обе черные безъязыкие пасти, ползет прямо на него, на Ивана. Тщетно красные лучи-нити обвивались вокруг чудовища – он их, казалось, вообще не замечал: полз и полз себе упорно дальше. Иван отшатнулся и опустил сумку, закрыв ее. Красное солнце погасло.

– Прыгай в зеркало! – заверещали тотчас из сумки.

– В какое?! – озираясь, заорал Иван.

– Осталось одно – прямо за змеем!..

Иван увидел, что действительно, самое большое зеркало, которое раньше висело за спиной у князя, уцелело. Ничего сейчас в этом зеркале не отражалось: только мутное переливчатое багровое марево, обрамленное позолоченным дубом. Змей был уже совсем близко, злобно пялился и разевал чудовищные свои глотки. Иван коротко разбежался и сделал отчаянный прыжок, пролетев над головами экс-феодала. Скорости разбега не хватило, но, оттолкнувшись от змеиной туши, Иван головой вперед влетел прямо в багровый туман.

Он открыл глаза, потом огляделся. Приподнявшись, посмотрел на себя, на свои руки, одежду. Тряхнул головой, отгоняя сонливость. Иван находился снова в каком-то большом помещении: почему-то мелькнула мысль, что это храм. Все кругом было из светло-серого грубого камня: стены, пол, колонны, круглый стол, сиденья с подлокотниками и высокими спинками вокруг стола, на одном из которых сам Иван и находился, – все было каменным. Он пошевелился и еще раз оглядел себя.

Одежда представляла собой черную хламиду непонятного покроя: как Иван ни искал, ни меча, ни сумки с могучими языками (правы были классики, мельком подумал Иван, иногда пистолеты – это сущие пустяки) рядом не оказалось. Зал был пуст: ни человека, ни звука, ни шороха. Впрочем, не совсем так: где-то со спокойствием метронома капала вода. Иван устроился поудобнее. Последнее, что он помнил, было падение в багровое никуда, падение, как ему показалось, долгое, очень долгое и бессмысленное. Собственно, скоро он перестал это падение ощущать: просто повис в пустоте, и все. Только обломки миров и воспоминаний о них и о тех, кто их когда-то населял, проносились мимо, не задевая тела и не трогая души.

Он падал так долго, что устал: утомление вошло в его сущность, наполнило тоскою и ощущением заброшенности, столь незнакомым, непривычным и непонятным, что тут, видимо, он и очнулся. Кто-то услужливо предложил ему этот зал и это каменное кресло; кто-то словно бы в насмешку обрядил его в эти тряпки… хотя переодевание, происходящее нечувствительно, стало вполне своеобычным делом. По крайней мере в этих палестинах. Иван услышал легкий шорох и поднял голову. За столом невесть откуда появился человек в такой же, как и у Ивана, черной одежде. Что-то знакомое почудилось в лице человека, в движениях, которые он совершал, устраиваясь поудобнее, в его мимике…

О! – подумал Иван, да ведь это же я сам – собственной персоной.

Он не удивился и с любопытством посмотрел на двойника: все-таки не каждый день видишь себя со стороны во всей красе – не в зеркале, когда можно принять для собственного успокоения на пару минут вид гордый, значительный, а подчас даже и умный, но вот именно так – подглядев нечаянно неловкость позы, тупой взгляд и глубокомысленное ковыряние в носу. Хотя сейчас двойник, конечно, в носу не ковырялся. Начинать разговор Иван не спешил: с какой стати? Двойник, по его мнению, выглядел, честно говоря, не очень; Иван считал, что вид у него гораздо более мужественный и независимый. Но что, в конце концов, поделать, вздохнул он про себя: неча, как известно, на зеркало пенять…

Пауза затягивалась. Иван номер два тоже пристально, с каким-то юмористическим выражением лица разглядывал свой прототип и тоже не собирался, судя по всему, первым начинать беседу. Иван слегка пошевелился, и тогда его двойник, кашлянув, произнес:

– С прибытием. Поздравляю: первый уровень ты прошел благополучно. Могло быть хуже.

– Какой первый уровень? – не понял Иван.

– Ну, как какой… Не компьютерной же игрушки. Тебе же говорили, что ты должен идти постепенно дальше, в сторону заката…

– Какого такого заката? – перебил его Иван. – Тут и солнца-то нету…

– Ну, это так я запад называю. Ты…

– Какой запад? – снова перебил его Иван. – Говорили, что куда-то вниз…

Двойник небрежно махнул рукой.

– Вниз, на Запад, – какая разница?

– А по-моему, это совершенно различные вещи, – возразил Иван.

– Это по-твоему, – хмыкнул двойник. – Я вижу, что ты все равно мало что понимаешь. Думай. Командир обязан думать, а не только чем-нибудь махать… Уровни тебе непонятны, да? Плюнь на это. Считай, что уровень – это только число, число само по себе, выражение не количества, а идеи-силы, и у каждого свой характер, своя антология, своя символика и своя судьба: можешь предположить, к примеру, что ноль – латентность, единица – открытие сущности, двойка – эхо и так далее. Путешествуя здесь, в небытие, ты проходишь от начала времен и до скончания века, ты находишь и обретаешь, теряешь и теряешься, понимаешь и обманываешься… а главное – идешь вперед, и только вперед, избранник.

– Ну, раз я избранник, – криво усмехнулся Иван, – значит, мне и задумываться ни о чем не надо? Все само, сделается?

– Ничего подобного. Совершишь ошибку – пеняй на себя. И последствия твоей ошибки коснутся не только тебя лично, но и многих, многих других.., а по сути – всего твоего мироздания.

– Ну хорошо. Не буду спрашивать, почему именно я избранник, хотя это и непонятно.., но что такое, собственно, избранник?

Двойник отвел глаза, помолчал и задумчиво проговорил:

– Выбор. Проблема выбора была всегда и всегда будет…

– Ты-то что об этом знаешь? – хмыкнул Иван.

– И вообще – кто ты, собственно, такой?

– Я – твой двойник, – сказал двойник просто.

Иван невесело усмехнулся.

– Да? – произнес он с мрачной иронией. – Это, пожалуй, я и сам вижу… только непонятно, из зеркала ты или из Зазеркалья… Так что и из чего выбирать?

– А я не знаю.

– Понятно, – кивнул Иван. – А ну как я вернусь обратно и выясню что к чему?

Двойник помотал головой.

– И не думай об этом. Считай, что ты в загробном мире, а оттуда, как известно, обратной дороги нет. Можно идти только вперед – авось выберешься.

– В данный момент мы в загробном мире? – уточнил Иван.

– В какой-то степени, – уклончиво ответил двойник.

– Что значит – в какой-то степени? – поразился Иван.

– А миры, в том числе и загробные, могут быть втиснуты друг в друга, как матрешки. Могут быть и перепутаны. И в каждом есть своя передняя – или приемная.

– Врешь небось, – с укоризной сказал Иван.

– Может, и вру, – легко согласился двойник. – Здесь, кстати, постоянно, еще раз повторяю, постоянно врут в разных формах. Ты это имей в виду и все проверяй на своем опыте.

– И проверю.

– Проверяй, проверяй.

– А ты что, помогать не будешь?

– Нет.

– А для чего ты тогда есть?

Иван номер два расхохотался, как показалось Ивану номер один – несколько натянуто.

– Во загнул… Я тоже мог бы спросить – а для чего ты есть? Кто тебя, братец, создал и зачем?.. Но я тебя понимаю. А потому скажу так: ежели ты думаешь, что где-то рядом бродит некий гипотетический Франкенштейн и, хихикая, мастерит из подручных материалов сборища потешных идиотов с одной лишь целью – досадить полуабстрактному-полупридуманному персонажу, то ты ошибаешься. Все сложнее.

– Насколько сложнее?

– Этого я не могу тебе сказать. Может быть – пока не могу сказать. Что-то узнаешь со временем, до чего-то додумаешься, а чего-то никогда не узнаешь и не поймешь…

– Почему?

– А потому что так надо. Спросишь – кому? Да всем. Конечно, можно выяснить – хоть теоретически, – кому надо, чтобы каждое из происходящих с тобой событий состоялось, и даже кому необходима совокупность этих самых событий, но вот если задаться вопросом, почему некоей абсолютной персоналии все это было нужно, то остается либо простереться ниц и распустить слюни, либо предположить, что все-все-все подчиняется всему-всему-всему и превысить своих полномочий никто – заметь, никто! – не в состоянии…

Двойник умолк и посмотрел на Ивана.

– Все, – сказал он решительно, – хватит об этом!

Иван помолчал, потом сказал примирительно:

– Хорошо, хватит так хватит.., хоть и надоели вы мне все, повторяющие чужие слова. Но ты ведь можешь мне сказать, куда идти дальше и что делать?

Двойник усмехнулся.

– По твоим вопросам, особенно по последнему, сразу видно, в каком краю ты уродился… Реорганизация рабкрина как главный вопрос мирового бытия тебя не занимает?.. Кстати, запомни: тебя здесь будут стремиться задержать, помешать и все такое прочее. И еще: не всегда даже явная истина есть истина лично для тебя.

Иван слегка смутился.

– Но я же сам видел…

– То, что ты здесь можешь увидеть, есть только твое субъективное представление об одном из вариантов одного из вариантов, экспериментально предлагаемых… Ну, это уже не важно. Уместно возгласить вслед за многими – не верь глазам своим!..

Иван подумал.

– А как мне отличить, так сказать, правду от лжи?

Двойник хмыкнул.

– Будем считать, что ты не задавал этого вопроса, – сказал он с сожалением.

– Могу лишь намекнуть: человеческая психология действует здесь не всегда.

– Ого! – сказал Иван. – А где я другую возьму? Придумаю? Не получится ведь.

Двойник посмотрел на него с интересом.

– Это верно, – согласился он, – хотя и не ты первый заметил. Что ж, придется тебе обходиться тем, что под рукою…

– Спасибо, – кисло сказал Иван.

– Больше ничего посоветовать не могу, – развел руками двойник, насмешливо улыбаясь.

– Разве что быть поосторожнее с женщинами, – раздалось за спиной у Ивана. – Помнишь Далилу?..

Иван обернулся. За спинкой его кресла, облаченный в черную хламиду, стоял профессор или кто он там был на самом деле. Он благожелательно улыбался.

– И вы тут, – сказал Иван. – Подкрадываетесь незаметно, – укоризненно добавил он.

– А где же мне быть, как не здесь, – сказал профессор, подсаживаясь к столу. – Служба, знаете ли.

Иван посмотрел на своего двойника. Тот заметно поскучнел.

– Ты можешь мне сказать, кто это такой? – спросил вполголоса Иван, кивая на профессора. Двойник помотал головой.

– Нет, не могу, – сказал он. – Знаешь, сколько этих профессоров? Запутаться можно. Каждый – модная фигура, но часто они не имеют друг к другу никакого отношения.

Иван вздохнул.

– Модная фигура… как и избранник, кстати, – сказал он и поднялся. – Ладно, я пошел.

– А как же на посошок! – вскричал его двойник, доставая откуда-то из-под стола большую оплетенную бутыль и три глиняные кружки. – Водки, само собой, не держим, но зато вино – какое ты и не пробовал!

Иван усмехнулся.

– На посошок, конечно, можно, – сказал он, усаживаясь обратно. – Посмотрим, как у нас с общностью вкусов…

Профессор встал.

– Извините, господа, – произнес он. – Не могу у вас задерживаться. С радостью бы, но – не могу.

Двойник покивал.

– Понятно, понятно, – сказал он, разливая вино по кружкам. – И вечно ты в спешке, и вечно ты на ногах…

Профессор слегка поклонился и с улыбкой развел руками.

– Такие дела… До встречи.

Он повернулся и зашагал прочь. Иван задумчиво смотрел ему вслед. Внезапно профессор исчез. Просто так: шел себе, шел и – пропал. Без вспышек и грохота. Иван вздохнул и повернулся к столу. Перед ним уже стояла полная вином до краев большая кружка.

– Ну, – с улыбкой произнес, поднимая свою кружку, двойник, – за встречу! Будь здоров!..

Последнее пожелание прозвучало так странно, что Иван, уже поднесший кружку к губам, остановился и посмотрел двойнику в глаза. Ядовитая усмешечка змеилась на губах у двойника. Глаза его были полны злобы, и вина, естественно, он пить не собирался. Ивана точно ударили. Действуя скорее инстинктивно, чем сознательно, он выплеснул свое вино в лицо двойнику. Жуткий вопль пронесся под сводами зала, и эхо в испуге заметалось, отражаясь от каменных стен. Двойник кричал, и в его крике были и злоба, и ярость, и ужас.

Иван вскочил на ноги. Он увидел, как кожа на лице у двойника покрылась струпьями, как из глаз потекла кровь, а потом белесыми сгустками потекли и сами глаза. "Началось", – с усталым омерзением подумал Иван, ожидая, что и этот сейчас начнет превращаться в какую-нибудь пакость.

Двойник, однако же, ни во что превращаться не собирался, а, судя по всему, просто умирал, причем в муках. Он ревел жутким голосом, он кричал, всхлипывал, стонал, мычал тоскливо и нечленораздельно, постепенно затихая и сползая с каменного кресла на пол; и вот он затих совсем.

И тут раздался топот: откуда-то в зал ворвались стражники, числом около десятка, все в черном и с короткими копьями в руках: не медля, они бросились к Ивану. Иван огляделся по сторонам и, не найдя ничего под рукой, кроме здоровенной бутыли с вином, схватил ее со стола, размахнулся как следует и метнул посудину в сторону солдат. Бутыль грянулась у их ног и разлетелась вдребезги. Раздался оглушительный вопль страха и отчаяния. Все, на кого попала хоть капля отравленного вина, корчились в конвульсиях на полу, побросав копья. Остальные шатались, выпучив глаза и хватаясь руками за горло: над осколками бутыли поднимался белесый дымок.

Иван почувствовал резкий цветочный запах: закружилась голова. Он зажал рот и нос руками и побежал прочь, хотя никаких дверей в зале не было. Сделав несколько шагов, он почувствовал, как каменная плита под его ногой подалась вниз, и провалился в задумчивую бездну.

…Он стоял на верхушке холма, припорошенного снегом; впрочем, снег уже истаял, и виднелась молодая, смелая, живая травка. Хлестал дождь: крупные капли влаги заливали лицо, ручейками текли за воротник прилипшей к телу рубахи. Иван подставил лицо дождю и засмеялся, потому что вот-вот должно было выглянуть солнце.

Оно и появилось, хотя уже стало светло; свет отогнал тьму далеко-далеко, и она замерла, свернувшись клубочком у горизонта, спокойно выжидая; солнце сделало окружающий мир прозрачнее, радостнее и просторнее; но и это было еще не все.

Взошла гордая луна. Иван почувствовал, что его охватила легкая грусть по тем, кто ушел, но эта грусть была ничем перед теплым дождем и мягкой травой, что поднималась у него под ногами. Все было сразу, одновременно: свет, отраженный в мириадах снежинок, которые кружились в медленном величавом танце; февральская луна, покрытая тонким ледком замершего в раздумье августовского дождя; мартовское солнце, яркое, победоносное, несущее надежду, – небесный огонь, который не обжигает, но лишь дарит живительное тепло – Ивану, траве, земле, миру…

Свет, солнце и луна вместе породили десять тысяч вещей: было тепло, было холодно, мучила жажда, и шел дождь – но это был мир, который ожил, в котором надо было действовать и в котором нужно было искать свое место…

Иван снова засмеялся и стал спускаться с холма, направляясь туда, где под снежной пеленой угадывался вдалеке чудесный сад: там одновременно цвели и плодоносили деревья, и резвись рыбки в бассейне с чистой водой, и пели птицы прекрасными голосами… Иван потряс головой и оглянулся. Что за наваждение?.. Он спустился с холма и отошел уже достаточно далеко и теперь не понимал, что ему там привиделось: трава, растущая прямо на глазах, погодные катаклизмы… Он посмотрел внимательнее. Все в порядке: просто красивый холм, чистое бессолнечное голубое небо, теплая безветренная погода… В замешательстве он посмотрел в ту сторону, куда направлялся. Сад был на месте. Иван облегченно вздохнул и зашагал туда, где виднелись белые с зеленым деревья. Идти оказалось гораздо дальше, чем он предполагал. Иван даже усомнился было, не нарисован ли этот чудесатый садик неким шаловливым художником на сотканном из чистого воздуха холсте, не видение ли это, призванное заманить доверчивого путника черт-те куда, не мираж ли; но словно в ответ на эти его грустные мысли садик словно скачком приблизился к Ивану и более иллюзией не выглядел. Иван подошел к живой изгороди и осторожно заглянул через нее.

Ничего особенного: сад как сад. С прудом.., нет, скорее, бассейном. Птички чирикают. Персиками пахнет и сливами. Домик под деревьями… Видали и получше. Иван помедлил и пошел к домику. Мягко шелестела под ногами трава, из нее то и дело – фр-р-р – взлетали крохотные птички и взмывали вверх, моментально теряясь в высоком голубом небе.

Он подошел к бассейну, облицованному белым камнем. Вода в бассейне оказалась чуть зеленоватая и очень прозрачная: видны были проворно снующие там и сям здоровенные рыбины.

Карпы, подумал Иван. Как и положено – похожи на атомные подводные лодки.

Он засмотрелся на их сложные маневры, наклонился вперед, потерял равновесие, поскользнулся и с шумом обрушился в воду, окунувшись с головой. Рыбины испуганно шарахнулись в разные стороны. Иван вынырнул на поверхность, фыркая к отплевываясь. Вода оказалась очень холодной и, к немалому удивлению Ивана, довольно соленой.

"Ура: значит, мы поедем домой по железной дороге", – мрачно подумал Иван, выкарабкиваясь из бассейна.

– Как водичка? – поинтересовался негромко кто-то. – Холодная?

Иван поднял голову и увидел сидящего возле домика на трехногом табурете маленького пухлого пожилого человечка в атласном, расписанном золотыми драконами халате и в нелепой фиолетовой шапочке, похожей на камилавку. Плоское желтое лицо человечка как-то лунообразно улыбалось, узкие глаза были полуприкрыты. На лбу у старичка слабо пульсировала небольшая припухлость. В целом старик походил на китайца со старинных картинок. На коленях у него смирно сидел крупный заяц странного цвета. Старик гладил его по голове, заяц жмурил глаза – наверное, от удовольствия.

– Холодная, – буркнул Иван, отряхиваясь.

– И мокрая? – снова с интересом спросил старик.

Иван сдержался, понимая, что скандалить и огрызаться неуместно. В самом деле, не виноват же этот старик в том, что он, Иван, падает без спросу куда попало. Как глубинная бомба какая-нибудь.

– Мокрая, – спокойно сказал Иван и добавил, не дожидаясь следующего вопроса: – И соленая к тому же.

– Ну, это само собой, – согласился старик и спихнул зайца с колен.

Тот навострил уши, пошевелил ими, а потом сорвался с места и ускакал за угол домика. Сейчас же оттуда донесся монотонный стук.

– Присаживайся. – гостеприимно предложил старик, указывая Ивану на невысокий стульчик неподалеку от себя. – Отдохни с дороги.

Иван кивнул в знак благодарности, подошел к стульчику и осторожно на него уселся, готовый к подвоху. Старик хихикнул.

– Правильно, правильно, – сказал он дружелюбно. – Осторожность – превыше всего. Или почти всего… И правда, никогда ведь не знаешь, с кем имеешь дело…

– Знаю, – произнес Иван, усаживаясь поудобнее. – Уже научили.

Старик приподнял веки и внимательно посмотрел на Ивана.

– Да? – с интересом спросил он, уютно складывая руки на обширном животе. – И кто же это?

– Да много вас тут таких, – ответил Иван, – учителей…

– Не правда, – сказал старик спокойно. – Учителей, я имею в виду настоящих, на самом деле не так уж и много.

– Да ладно, – отмахнулся Иван. Было жарко, и одежда его быстро высыхала. – Знаем мы и про эти ваши.., китайские штучки.

Старик удивленно на него посмотрел.

– Какие-какие? – переспросил он. – Китайские? А с чего ты взял, что китайские, а не просто, скажем, восточные?

Иван смешался. Опять интернационалисты. Еще скажи, что это не бассейн, а Уолденский пруд.

– Впрочем, – дружелюбно продолжал старик, – можешь называть как хочешь. Только вот интересно, а ты сам кем себя считаешь?

Иван открыл было рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказал, рта при этом не закрывши. Пульсирующая припухлость на лбу у старика внезапно приоткрылась, приподнялось тяжелое веко, и на Ивана в упор посмотрел глаз: черный, круглый и блестящий. Глаз этот некоторое время Ивана внимательно изучал, а потом подмигнул ему с доброй ехидцей.

– Ч-что это? – спросил Иван, стукнув зубами.

– Что – "это"? – недоуменно спросил старик.

– Ну.., глаз, – сказал Иван, передернувшись.

– А, – понял старик. – Не обращай внимания, – успокаивающе произнес он. – Это у меня просто третий глаз. Он открыт и видит.

– Ничего себе – просто, – пробормотал Иван.

Он, разумеется, слыхал о каком-то "третьем глазе", однако, надо признаться, думал, что это метафора или же фигура речи, анатомически особо не проявляющаяся. Он с опаской посмотрел на этот самый глаз. Тот снова подмигнул и закрылся.

– Ничего страшного, – еще раз успокоил Ивана старик. – Экий ты, понимаешь, пугливый…

– Ничего я не пугливый, – возразил Иван. – Просто такого раньше не видел.

– Да? – удивился старик. – А я-то думал, что ты здесь на всякое насмотрелся. Подумаешь невидаль – третий глаз…

– И то верно, – согласился Иван. – А что, дедушка, ты один здесь живешь?

– Да не то чтобы один, – раздумчиво сказал старик. – У меня тут народу хватает. Только они все в гости ушли. Пьянствовать. А ты сам-то, кстати, не желаешь?..

Иван подумал.

– Да нет, пожалуй, – отказался он. Потом посмотрел на деревья, ветви которых сгибались под тяжестью плодов. – Вот персик я бы съел.

– Персик, – задумчиво сказал старик, открыл свой третий глаз и покосился им на Ивана. – Персик, он, понимаешь, не каждому положен. Может, тебе и достанется. Смотря как себя вести будешь.

Иван фыркнул.

– Чем он так хорош-то, персик этот? – спросил он насмешливо. – Такой вкусный, что ли?

Старик посмотрел на него с удивлением, потом махнул рукой.

– Ладно, – устало сказал он. – Так и быть, бери.

– Один персик? – уточнил Иван.

– Один.

– И на том спасибо, – поблагодарил Иван, не совсем понявший причину столь странной скаредности.

Он хотел было отказаться, но уж очень захотелось ему съесть этот персик. Он взял любезно протянутый ему плод и тут же его съел. Персик оказался большой, сочный, необыкновенно вкусный – Иван отродясь ничего подобного не едал.

– Ого, – не удержался он. – Действительно. А что это за сорт такой?

Старик снова удивился.

– А ты что, не знаешь? Это… – начал он и вдруг умолк, задумчиво глядя куда-то вдаль.

Иван проследил за его взглядом и почувствовал смутное беспокойство. Всадники. На расстоянии метров в пятьсот. Иван схватился за пояс – пусто! Оружия, стало быть, сейчас ему не полагалось… Он почувствовал, что у него темнеет в глазах – не то от злости, не то от отчаяния… не то просто потому, что правда стало темнеть.

Тяжелый топот конских копыт приближался со всей стремительностью, какую только можно было бы представить, но самих всадников он не видел, потому что все кругом заволокла черно-красная пыль и стало нечем дышать, а потом ему на шею накинули аркан, еще одна петля захлестнула руки, миг – и Иван уже весь целиком оказался опутан крепкими веревками. Сопротивляться было невозможно: его подхватили, забросили в седло и со всего маху ударили по голове чем-то тяжелым.

Однако сознания Иван не потерял, хотя и все равно ничего не видел в наступившей темноте и ничего не слышал, даже конского топота; на секунду дикая мысль мелькнула у него в мозгу: показалось, что кони летели по воздуху. Иван отогнал эту мысль – не потому уже, что не верил в подобный способ перемещения в пространстве, а просто ему некогда было об этом думать. Странным было другое. Иван почему-то не ощущал враждебности всадников по отношению к себе или злого умысла в их действиях. Однако это явно были и не совсем друзья…

Внезапно Ивана сбросили с лошади. Он не успел ни испугаться, ни подосадовать на легкую бесцеремонность, как небольно ударился о землю, перекатился несколько раз и уткнулся носом в чей-то сафьяновый, расшитый золотом сапог. Иван резко напряг мышцы, и веревки, опутывавшие его, неожиданно легко подались. Он вскочил на ноги. Однако все было спокойно. Темные всадники пропали, а сам Иван оказался возле костра, вокруг которого в различных, но весьма безмятежных позах сидели восемь человек – или кто они там были. Все бесстрастно смотрели на Ивана. Иван тоже глянул на них повнимательнее. Люди как люди… одеты разнообразно и непонятно, но как-то.., по-восточному, что ли, усреднение. Все, кстати, неясно и какого возраста – не старики и не молодые. Карлсоны, понимаешь. Иван не стал дожидаться приглашения и уселся возле костра, решив поглядеть, что будет дальше. Разговаривать, впрочем, ему не хотелось. Разговорами он уже был сыт по горло.

– Ну, вот и посмотрели, – внезапно заговорил низким густым басом один из сидевших, здоровяк с абсолютно синими – без зрачка – глазами, тяжелым лицом и большой родинкой на левой щеке. Справа от здоровяка на земле лежали два нешироких, слегка изогнутых клинка в деревянных ножнах. – Вот она какая, молодежь, нынче…

– А что? – подал голос другой, у которого была длиннющая, даже непохожая на настоящую бородища прямо-таки ниже пояса. В руке он держал веер, который то открывал, то закрывал. – Вполне человеколюбив, в меру бережлив, достаточно скромен. Нормально для избранника.

Иван промолчал.

– Ладно, парень, – сказал здоровяк с мечом. – Иди вон по той дороге. Смотри свои сны дальше.

– Какие сны? – спокойно спросил Иван.

– Как это – какие? Ты, сегодня… или вчера?., избранник, ну, мы тебе и снимся. Да, кстати, возьми меч.., нет, вот этот, с краю.

Иван встал, взял предложенный ему шутником клинок и, легко ступая по каменному крошеву, отправился восвояси в указанную сторону. Шел он недолго и почти сразу же оказался у подножия какой-то горы. Снова стало совсем светло, и прозрачный, цвета закаленной стали воздух приятно холодил опаленную костром кожу. Иван на секунду остановился. Гора была довольно высокой, лезть на нее не хотелось. Он оглянулся, позади имелась лишь черная вязкая пустота. Иван пожал плечами и стал карабкаться вверх. Достаточно быстро он взобрался на верхушку горы, посмотрел вниз и невольно присвистнул: перед ним открывался вид на неописуемой красоты огромную ровную долину, где в дрожании струй накаленного воздуха лицом к лицу стояли две огромные армии – нечто доселе Иваном не виданное, не слыханное и даже не представляемое.

Здесь не было стройных рядов, подобных монолиту македонской армии; не было и пестроты огромного персидского войска. Пешие воины, выстроенные в неисчислимое количество неровных рядов, блистали оружием и доспехами самого угрожающего вида, массы крылатых боевых слонов, крылатая же конница, колесницы – все было не похоже на то, что Иван видел раньше; среди прочих животных он углядел и совсем непонятных – не то драконов, не то каких-то горгулий, не то вообще неизвестно кого… потом до него дошло, что размеры неведомых бойцов тоже выходят за рамки привычного – люди были каждый по три, а то и четыре метра ростом, а уж звери габариты имели и вовсе гипертрофированные: все они были могучи и беспощадны на вид и собирались биться насмерть – как обычно бьются за идею, мысль и место в памяти различных поколений.

Небо над равниной стремительно стало заволакиваться тучами – желтыми, клочковатыми, а потом и клокочущими; дальше Иван с изумлением увидел, что пыль под ногами и копытами бесчисленных бойцов начинает течь, завиваться в маленькие вихри и смерчи – и вот уже это не просто пыль, а зеркальное отображение облачных струй, несущихся с ворчанием над полем предстоящей битвы, и пылевые облака стремительно поднимаются вверх, и солдаты обеих армий уходят ввысь вместе с ними, остановившись между небом и землей, повиснув на волоске между бытием и забытьем, не обращая никакого внимания на ту грань, какую не каждому дано перейти…

Было совершенно тихо, и у Ивана мелькнуло смутное подозрение, что увиденное им – всего лишь мираж, изображение, перенесенное издалека в пространстве и времени… может быть, даже просто картинка из неведомой книги, свалившейся к людям прямо с неба – то есть оттуда, где есть и луна, и солнце. Однако сначала подул легкий ветерок, а потом словно кто-то в бесконечной дали не выдержал и уронил небосвод на землю – такой раздался мягкий, волнующий и безотчетно необоримый грохот рухнувшей небесной тверди. Но нет, это просто столкнулись две великие армии, шедшие друг на друга, как внезапно понял Иван, с Запада и Востока, – опять, снова, как и совсем недавно, на живой еще земле… похоже, очень похоже, только здесь и сейчас бились не простые люди, а те, по чьим стопам пойдут поколения бессмертных героев: Огромные белые слоны втаптывали в небесную твердь стада визжащих от ярости рукастых змеюк; серые слоны поменьше тыкали стальными бивнями в полосатые бока ревущих тигров, и гигантские кошки обвисали, продырявленные насквозь. Чудовищные ослы, плюясь во все стороны горячей грязью, грызли ноги статным воинам в золотых шлемах, а те разбивали с одного удара головы противникам, и брызги костей, крови и мозга летели за многие километры прочь, оставаясь в облаках семенами чудесных цветов, которые тут же прорастали и своим ядовитым ароматом убивали все и всех вокруг – только почерневшие скукожившиеся трупы спокойно болтались в застылом воздухе…

Постепенно Иван перестал улавливать суть происходящего – увиденное им выходило за рамки ощущений, и воспаленный разум выхватывал из битвы, которая кипела уже везде – вокруг него, и сбоку, и сверху, и снизу, и даже где-то внутри, – отдельные картинки, знакомые детали, доступные пониманию.

Вот рокочущая крылатая кавалерия обрушилась на беззащитную деревню, поливая ее огнем, с радостным визгом выжигая мысль о равенстве на поле боя: маленькие фигурки горели как спички – то есть сначала голова, а потом и все остальное обращалось в крохотное обугленное поленце; вот невообразимой величины птицы налетели на гигантских сонных металлических рыб, забросали их цветочными лепестками, которые тяжелели прямо на глазах настолько, что от рыб оставались расплющенные жестянки с некрасиво повылезшим в разные стороны консервированным мясом; вот статные герои в блистающих доспехах за многие тысячи километров начали осыпать друг друга тяжеловесными молниями, которые уже не щадили никого: ни своих, ни чужих, разрушая до такой степени, что оставался только мелодичный звон, все подряд – города, деревни, поля и далекие горы…

Были действия и попроще, но результат сводился к одному: горы красивых и некрасивых трупов, исковерканные доспехи и броня, изорванные знамена, втоптанные в грязь и кровь надежды, плач, боль, стоны и проклятия; но, несмотря на это, лавина за лавиной бесконечным потоком упрямо шли друг на друга неисчислимые армии Запада и Востока, абсолютно уверенные в своей правоте. Они постепенно поднимались куда-то вверх, и Иван мог различить только гнев, огонь и летящий по всем временам и пространствам пепел… Он потряс головой, увидав что-то знакомое. Да, действительно сам Александр Великий, собственной персоной, во главе своего победоносного войска не на шутку бился с огромной армией глиняных солдат. Непобедимые македонские ветераны, выставив ужасные сариссы, волна за волной, фаланга за фалангой шли все вперед и вперед, но на помощь глиняным людям приходили новые подкрепления, и они продолжали стоять, почти не двигаясь, несокрушимой стеной, и об эту стену разбивались яростные атаки македонян, которые ничего не могли поделать, и в их глазах Иван заметил страх и тоску, а во взоре самого Александра он увидал мрачное предчувствие…

Но вот эти армии куда-то пропали, словно съеденные голубоватой дымкой, и внезапно предыдущая картина сменилась новой – будто телевизор переключили на другую программу, тоже знакомую. Ну конечно, это были покинутые им в Вавилоне немцы!.. Они, уже при всех своих регалиях, крестах, свастиках и прочем, обвешанные биноклями, моноклями и другими пирогами, стояли на невысоком холмике, сплошь заросшем полынью, а за ними не правдоподобно ровными рядами стояли тысячи зловеще приплюснутых танков, и угрожающе уткнули в высокое небо свои стволы десятки тысяч орудий, а перед ними замерла такая же огромная армия, и танки, и пушки, и бойцы в выцветших гимнастерках, среди которых Иван увидал своего командира Сергиенко.

Все это, даже воздух, даже соловьиные трели, – все застыло в неустойчивом равновесии… Присмотревшись, Иван вдруг понял, что сдерживало эти два войска: стена из жидкого стекла… или застывшего воздуха, или еще из чего-то не давала двум силам ринуться на врага и подмять, уничтожить, раздавить его напрочь: солдаты замерли, не шевелясь и, кажется, даже не дыша. Иван внезапно осознал, где он должен сейчас быть, на чьей стороне, и стал быстро спускаться по склону, но едва он сделал несколько шагов, как почувствовал на затылке чей-то взгляд и быстро обернулся.

Человек в красно-коричневой не то тунике, не то тоге уже опускал на его голову длинный прямой рыцарский меч. Каким-то непонятным для самого себя образом Иван Успел за долю секунды выхватить из ножен свой клинок, отскочить, сделав шаг, вправо, и, когда тяжелый меч соперника прошел мимо, в другую секундную долю он ударил врага наотмашь, отрубив ему голову. Голова эта, подпрыгивая на неровностях, покатилась вниз, в долину, а труп, из шеи которого не брызнуло ни капли крови, остался стоять, опершись на стальной клинок. Иван не стал любоваться на живописную картину, а начал снова спускаться. Но воздух перед ним внезапно загустел и с каждым мгновением становился все плотнее, не давая сделать следующий шаг, а потом стал выталкивать прочь, и делал это так, что Иван понял – ему сейчас не справиться. Он еще успел бросить взгляд на две гигантские армии, застывшие в куске янтарного времени: там, внизу, по-прежнему ничего не двигалось, и Иван понял, что солдаты чего-то ждут – сигнала, приказа или помощи извне, но тут сверху на него стало опускаться тяжелое, будто налитое пулевым свинцом облако. Он пытался уйти, убежать в сторону, но облако пучилось, разбухало, грозя разорваться в клочья, разрасталось и вскоре настигло Ивана своим тугим краем, и вдруг со страшным грохотом лопнуло, завалив землю потоками грязи, песка, обломками искрошенных скал и частями скрученных в страшные жгуты человеческих тел. Легкие сразу же забило желтой мельчайшей пылью, стало нечем дышать: Иван не мог ни вдохнуть, ни кашлянуть, ничего не мог – не сумел даже, как ему хотелось, разорвать, расцарапать собственное тело в клочья, лишь бы только впустить вовнутрь немного раскаленного живительного воздуха стального цвета… Глаза залило слезами, как будто пыль была и впрямь ядовитой. Не в силах больше держаться на ногах, Иван рухнул на колени, продолжая хвататься за горло; потом он почувствовал, как бешено крутящийся вихрь, вырвавшийся из тучи, дергает его за ноги, поспешно складывает вдвое и вчетверо, а потом небрежно, словно потеряв интерес к собственной затее, перебрасывает его через верхушку горы на другую ее сторону.

Иван долго катился вниз, больно ударяясь лицом, коленями, локтями и по-прежнему ничего не видя перед собою: потом падение прекратилось, и все кругом моментально стихло. Неожиданно он почувствовал, что воздух стал текуч и свеж, что стало можно дышать, а сквозь веки завиднелся яркий свет. Иван открыл глаза, ничего особенного не увидел, помедлил немного и сел. Оглядевшись, он понял, что упал у подножия не совсем той горы, на которую карабкался: там склон был хоть и крутой, но зато поросший мягкой изумрудной зеленью, здесь же на блекло-желтой каменистой поверхности не росло почти ничего. Зелень, и довольно пышная, начиналась только в самом низу, метрах в десяти от того места, где сейчас Иван находился. Кроме зелени, у подножия горы имелся солдатский лагерь. Точнее, это был бивак, временный привал: несколько десятков македонских пехотинцев, сняв пропыленные, иссеченные и окровавленные доспехи, отдыхали. Рядом под натянутым полотнищем лежали раненые. Иван невольно глянул вверх: нет, ясное небо было по-девически невинно, солнца совершенно не наблюдалось.

– А! – услышал он за спиной. – Тезка…

Иван подскочил на месте и резко оглянулся. Мама дорогая! – на большом валуне в такой позе, в какой обычно курят смертельно уставшие после тяжелой и нудной работы люди, сидел тот самый кавалерист-фессалиец Леонтиск.

– Давненько не видались. – с явным трудом улыбнувшись, произнес македонянин. – Радуюсь, что вижу тебя среди тех, кто уцелел в нашем походе…

Иван закрыл рот.

– Что же ты один, без своих товарищей? – спросил фессалиец. – Или они все убиты?

– Нет, не все, – ответил Иван, гадая, как себя вести дальше.

– А… – вяло произнес фессалиец, – значит, и им не повезло…

– Что значит – не повезло? – удивился Иван.

– Ну, как же… Долго твоим друзьям придется мыкаться… а мы – все, закончили, возвращаемся в Александрию Арахосийскую. А потом – видно будет.

Фессалиец внимательно посмотрел на Ивана и вдруг усмехнулся:

– Ну что, не думал, что все так обернется? Конечно, кто же знал, что нас ждет такое. Слишком далеко зашел божественный Александр, слишком… Не надо было ему доверять чужестранным мудрецам и искать неведомые дали…

– О чем ты? – несколько недоуменно спросил Иван.

И тогда фессалиец стал рассказывать интересные веши… Оказывается, Александр и правда был сыном бога – немногие приближенные знали об этом давно, другие же убедились воочию, побывав вместе с царем в странной, страшной и загадочной подземной стране Агарте, которая находилась на западном краю Ойкумены… Это не был мир мертвых, совсем нет, но от этого становилось еще страшнее, потому что никто, даже мертвые, не могли там находиться безнаказанно. Все, кто туда приходил, обязаны были что-то унести с собою, это являлось правилом, законом, и никто не противился, потому что каждый выбирал себе дорогу по собственному желанию и призванию. Александр пришел туда, испросив разрешения в святилище своего, как он всем объявлял, отца – Амона-Ра, но был ли великий бог Черной Земли в действительности родителем царя, неизвестно…

– То есть? – спросил заинтересованный Иван. Фессалиец явственно вздрогнул и провел рукою по лицу.

– Я был в той… стране, вместе с царем, – глухо произнес он, – и я не знаю, кто из богов его охраняет. Поверь, я не трус, вся моя жизнь прошла в битвах, и я примирился с тем, что смерть надо любить, но страшнее всего, страшнее смерти и самого страха – это вот так, как он, выбирать, взвешивать и определять судьбы других… Никто, даже сын бога Солнца, не вправе делать этого…

– О чем ты? – недоуменно сказал Иван.

– Ты ведь солдат, убиваешь своих врагов и делаешь выбор – кому умереть, а кому – жить дальше, и происходит такое каждый день, и никто еще не изменил этого порядка. О чем ты говоришь?

Фессалиец покачал головой.

– Нет, не то, – с трудом проговорил он. – Я – солдат, но я – часть великой армии, и моя собственная судьба уже определена, а Александр… Александр вышел за пределы, позволенные законом человеку, пусть даже и сыну одного из богов Черной Земли.

Он умолк. Иван подождал, потом не выдержал и спросил:

– Так что там случилось, в этой самой стране?

Фессалиец посмотрел на него и невесело усмехнулся:

– Я не могу сказать тебе всего, тезка. Такого, как там, лучше никогда не видеть… Все не так, и все наизнанку, и люди ведут себя как звери.., а звери появляются – и тут же исчезают. Но главное – там Александру дали этот проклятый талисман!

– Какой талисман? – совершенно спокойно произнес Иван, вспомнив все.

– Да, талисман, – словно бы в каком-то исступлении повторил фессалиец, – и он стал почти непобедимым полководцем…

– Ara, – глубокомысленно сказал Иван, потом спохватился: – Что значит – "почти"? Фессалиец с трудом усмехнулся:

– Ты же видел… В поисках страны вечного счастья мы прошли всю Ойкумену. Мы знали, что Запад победит Восток, и так было всегда.., до сих пор. В битве за Шамбхалу мы проиграли. Все. Конец пути. Александру недолго осталось.

– Почему?

– Его талисман дал право быть сильным среди слабых… а ведь есть еще и другие талисманы. Фессалиец умолк и опустил голову.

– А откуда ты знаешь? – осторожно спросил Иван.

Фессалиец криво улыбнулся.

– Подумаешь… теорема Пифагора, – не глядя на Ивана, сказал он. – Повидаешь с мое – не будешь таким наивным. Кстати, у тебя вот, к примеру, меч – очень он похож на тот, что, по слухам, есть у кого-то из желтолицых Бессмертных.

– Ну и что? – несколько натянуто улыбнувшись, сказал Иван.

– Да нет, ничего, – вяло ответил фессалиец. – Я же говорю – просто похож на него… как и на клинок из Бахди, прекрасной страны с вознесенными знаменами, чей бич – муравьи, пожирающие хлеб. А талисманов, подобных тому, что получил Александр, несколько, и пока никто не собрал их воедино хотя бы на время…

– Это тебе в том подземелье сказали? – с любопытством спросил Иван.

Фессалиец мотнул головой.

– Нет, не там… В той стране говорили о другом, ведь каждый был озабочен тем, чтобы получить желаемое. Друзья Александра получили свое – кто царство, кто легкую смерть, кто безумие, кто раскаяние.., а царь захотел совсем другого – блага для людей, и не спросил их об этом, а такого, поверь, еще никто не добивался. Он даже не знал, что это такое: Шамбхала!..

Фессалиец замолчал и потянулся к поясу, потом отдернул руку. Иван был готов поклясться, что кавалерист искал сигареты.

– А самое страшное, – вдруг полушепотом проговорил фессалиец, – что там действительно совсем не было солнца! Зачем же тогда вообще чего-то желать?..

Иван посмотрел вверх, чувствуя, как по коже побежали мурашки. Стальное строгое небо, бессолнечное и бесполезное.

– А здесь… – дрогнувшим голосом сказал он, – здешнее солнце…

Фессалиец поднял голову и долго, улыбаясь, смотрел в зенит. Потом, не отрывая глаз от чего-то жаркого и манящего, вздохнул и произнес: – Да… здесь солнце почти такое же, как на родине, в Фессалии. Никакое облако не смеет его испортить…

Он улыбался, а Иван, обмирая, смотрел то на него, то в небо. Твою мать, да что же тут такое творится?! Нет там никакого солнца!.. Он чуть было не произнес эти слова вслух, но передумал и захотел в сердцах плюнуть, однако за него это сделал фессалиец. От души харкнув в желто-коричневую пыль, кавалерист пружинисто вскочил на ноги.

– Нет, хватит, – сквозь зубы процедил он. – Домой, теперь только домой!

– Совершенно с тобою согласен, тезка, – искренне сказал Иван.

Фессалиец быстро посмотрел на него.

– Да, – произнес он, – но сначала – в Александрию Арахосийскую, в царскую ставку. Пойдем, скоро будем выступать.

Они шли по опаленной невидимым солнцем равнине, под ногами хрустели колючки, и от каждого шага поднималась мелкая пыль. Фессалиец оказался теперь в гипаспистах, к которым прибился по старой памяти и Иван – никто не спросил у него, откуда он вдруг взялся и почему клинок его не табельный, а сам он в разговоры не вступал, шел себе и думал о своем.

…Почему остальные видят солнце? Зачем занесло его в это Богом забытое место? И эти… которые дали ему меч? Восток заинтересован в нем, он дает оружие? Против кого – против Запада?.. Ладно, с этим разберемся, думал Иван, как и с битвами – тут он слегка вздрогнул, – так и с немцами.., а профессора-то, кстати, там не было! Вот ведь интересно, никогда он сам не сражается, все время за спинами других… Ну и черт с ним, сейчас, похоже, самое главное – это попасть к Александру и… отобрать? выпросить? выменять?.. словом, раздобыть у него талисман: хрена он кому еще достанется…

Опять равнина и опять горы. Они шли почти без остановок, не снижая темпа, и Ивану уже порядком надоела эта местность, как будто он уже побывал здесь когда-то и хорошо знал, что опасно идти вот так – плотной колонной, не имея по сторонам никакого охранения, а имея лишь чертовы поросшие густо-зеленой растительностью горы, от которых можно ждать чего угодно, только не добра. Но все-таки они добрались до места – до города, который основал Александр. Гипасписты расположились почему-то в палатках на окраине города. Солдаты слонялись по окрестностям в явном безделии, фессалиец куда-то пропал, а Иван решил пройтись и подумать, как бы ему пробраться в царскую ставку. Город был невелик: в нем жили семьи македонских ветеранов и те из местных, кто согласился принять обычаи завоевателей. Местных было не очень много, потому что, как мельком рассказал фессалиец, Александр, как всегда, сильно умерил численность населения в округе, повырезав большинство жителей и утопив в крови самое желание сопротивляться новой власти.

Иван в задумчивости шел по улицам, уходя все дальше и дальше от палаток гипаспистов. Навстречу ему изредка попадались македонские солдаты, но конников, как Иван отметил с мимолетным удивлением, он не увидел ни одного, как, впрочем, и за все последние дни. Выглядело так, будто кавалерия как род войск в македонской армии перестала существовать. Никто из встречных не смотрел на Ивана; будто его и не видели вовсе; солдаты попадались все реже и реже, а местных, замотанных в тряпье мрачных бородачей с горящими глазами, становилось больше, и они были, казалось, повсюду – и справа, и слева, кружились вокруг Ивана, путались под ногами, мешали думать, вызывая смутную тревогу… Иван остановился как вкопанный. Потом оглянулся. В своей непонятной задумчивости он внезапно оказался совсем один – и уже не в городе, а далеко за его пределами: домов не было видно. Позади расстилалась высохшая грязно-коричневая равнина, а сам Иван стоял у входа в какую-то пещеру. Не задумываясь, он пошел вперед, тронув рукоятку подаренного желтолицыми меча. По глазам неожиданно ударило вспышкой зеленого света: Иван зажмурился и упал на одно колено. Быстро поднявшись, он мотнул головой и открыл глаза. Слава Богу, это была просто пещера, а не другая подземная страна или еще какая гадость. Большая пещера, даже огромная, но все же обычная пещера. Посреди нее возвышалась большая трехступенчатая пирамида, на верхушке которой горел огромный, ослепительно яркий факел. По бокам пирамиды пылали еще два столба пламени. Иван оглянулся. Входа в пещеру сзади уже не было – сплошная стена. Так.

– Какая встреча!..

Иван повернулся. Со стороны пирамиды к нему, фальшиво улыбаясь и зачем-то потирая руки, шел профессор фон Кугельсдорф. Давно не виделись.

– Давно не виделись, – громко сказал Иван.

Интересно, подумал он. Профессор-то, похоже, настоящий, не двойник… Очень интересно. Профессор подошел к нему вплотную и остановился, мерзко поблескивая стеклышками, в которых плясали язычки отраженного пламени.

– Ага, понимаю… – забормотал он, бегая глазами по лицу Ивана, – как же, как же.., так и знал…

– Что знал? – спросил Иван, глядя на пирамиду.

Возле нее начинали пузыриться и копошиться, увеличиваясь в размерах, два сгустка мрака.

– Да вот то, что вы здесь появитесь, дорогой барон. Ну что же, в какой-то степени вовремя…

– То есть?

Сгустки мрака твердели на глазах.

– Да вот так получилось, что сами пришли по назначению, хоть вас и не звали… А талисман я и без вас теперь, пожалуй, раздобуду. Меч вот только дайте посмотреть…

– Какой меч? – произнес Иван и посмотрел на профессора.

Вид у того теперь был уже совершенно гнусный – куда-то пропали очки, лицо усохло и вытянулось, вылезла жиденькая козлиная бородка. Иван невольно схватился за упомянутый дареный меч – тут он, на месте…

Тут он услышал жуткий рев и резко повернулся в сторону пирамиды. Оттуда к нему не спеша топали – так, что сотрясалась земля, – две страшные черные гигантские полуптицы-полуобезьяны, объятые желтым пламенем, которое окутывало их целиком, как вторая шкура – первая у них влажно поблескивала и переливалась всеми цветами радуги. Хотя Иван уже многого навидался за последнее время, но такого ощущения противной мелкой дрожи, страха и тоскливого предчувствия последнего боя у него еще никто не вызывал.., а эти твари, оскалив жуткие клыкастые пасти, хлопая кожистыми крыльями и выставив лапы с когтями-саблями, ревели и перли вперед, дыша зловонным мертвым пламенем прямо ему в лицо… Иван выхватил меч.

– Осторожно, вы! – услышал он крик профессора. – У него меч Веретрагны!..

Твари на мгновение замерли, а потом разом бросились на Ивана. Один из гадов, дохнув огнем, опалил ему лицо: другой, полоснув когтями, задел Ивану левую руку, и та повисла, отказываясь повиноваться. Внезапно Иван позабыл обо всех своих страхах, о смерти и стал совершенно, почти противоестественно спокоен: неторопливо увернувшись от нового языка огня, он нырнул второму демону под руку и, продолжая движение вперед, резко полоснул твари по брюху, однако тварь чудом успела избежать клинка, обнаружив при этом явный страх по его, так сказать, поводу. Отскочив назад, он мельком подумал, что, может быть, все обойдется, но непонятная тоска снова навалилась на него, и тут же страшный удар обрушился на его голову сзади. Иван упал, выронив клинок.

– Ага!.. – услышал он торжествующий вопль и словно в жутком, не до конца даже придуманном сне увидел, как профессор перешагивает через него, отбрасывает палку, похожую на бейсбольную биту, наклоняется, берет меч и поднимает его вверх.

Завыло. Загрохотало. Подул резкий холодный ветер, в лицо Ивану полетели колючие песчинки, они забивали ему рот и лезли в глаза, но он не мог зажмуриться и смотрел, как пирамида изменила структуру, как камень потерял твердость и стал текучим… потом Иван понял, что это уже вовсе не камень, а головы, человеческие головы, сваленные в огромный курган, и курган этот гнил, истекая кровью и мозгом, и вот уже остались одни голые, выбеленные чужими ветрами черепа, и они разлетелись в разные стороны, разбив и разметав в пыль стены пещеры, а ветер превратился в сплошной язык пламени, занявший весь мир, всю Вселенную, и в свете жестокого огня Иван увидел, как появились люди.

Там, откуда они появились, ветер дул все сильнее и сильнее, он наваливал кучи песка и тут же развеивал их снова, но людям это не мешало, потому что они просто отдыхали, сидя прямо на земле в расслабленных позах: это были бородатые мужчины в странных круглых плоских шапках и длинных грязных одеждах. Кое-кто из них дремал, прямо вот так, сидя, кто-то задумчиво почесывался, а остальные, скаля белые зубы над растущими прямо из адамова яблока черными бородами, наблюдали за тем, как связанному Иванову двойнику отрезали голову. Этим занимались двое: один сидел, придерживая дергающиеся ноги двойника, а другой лезвием длинного ножа аккуратно водил по горлу своей жертвы. Брызнула черная кровь: еще немного – и под хохот своих товарищей бородач поднял голову за волосы вверх. Потом он отбросил ее в сторону, где уже набирался новый курган. Обезглавленный двойник еще некоторое время дергал ногами, постепенно замедляя амплитуду движений, потом наконец затих. Второй бородач поднялся, вытер испачканную кровью галошу о выцветшую грубую куртку бывшего двойника, плюнул на труп и отошел в сторону. Песок постепенно засыпал людей, но они, казалось, этого вовсе не замечали.

Странно, но мутные струи напитанного кварцем и жаром воздуха не мешали Ивану рассмотреть картину во всех деталях: он увидел и сваленные в кучу отрезанные распухшие головы с раззявленными черными провалами ртов, и скрученные – кто веревками, кто проволокой – трупы, и тех, кто еще был цел… валялись там располосованные на ремни македоняне и какие-то еще в пышных одеждах и дорогих доспехах – одному в рот из железного ковшика лили что-то горячее, судя по трепещущему над ковшиком воздуху, какой-то металл… а дальше в одной из отрезанных голов Иван снова признал своего командира Сергиенко, хотя ни глаз, ни ушей, ни даже губ у этой головы просто не было; а потом на руке голого трупа с распоротым животом он заметил похабную вытатуированную русалку, которую в отрочестве набил себе Женька Васильчиков, сосед по парте и по лестничной площадке; и в одном из связанных Иван признал десятилетнего сына той девчонки, с которой он танцевал на выпускном вечере… теперь это был просто подготовленный на убой двадцатилетний парень с выгоревшими на солнце короткими волосами и злющими глазами, в которых сквозила опасная пустота…

Там было много их – знакомых и незнакомых, в одежде привычной и непонятной, в форме и в гражданском, в пыльниках и в тулупах, в пробковых шлемах и в расшитых халатах.., некоторые были в дорогих европейских костюмах, а с коротко остриженной головы одного, блекло-пятнистого, бородачи содрали пятнистую же каску, похожую на немецкую времен Второй мировой войны, расколотили эту голову тупым топором – в три приема – и с громким смехом начали жирным желто-серым в красных прожилках мозгом кормить маленькую лохматую собачонку, невесть откуда здесь появившуюся…

Кровь текла каплями, потоками, ручьями, песок уже не мог ее впитать, и все вокруг постепенно превращалось в красно-коричневое болото, по которому, брезгливо поднимая повыше ноги и помахивая мечом, ходил профессор, и одобрительно кивал, и что-то подсказывал, и учил: подняв пятнистый шлем с напяленными на него большими пластмассовыми очками, он некоторое время задумчиво смотрел на свою находку, потом, не меняясь в лице, нахлобучил каску на раскроенный череп бывшего ее владельца – порядок и аккуратность ведь превыше всего. Иван вдруг понял, что все это не правильно, что он сам виноват и сам еще может все исправить. Одним рывком взбросив вверх тело, он проскочил между двумя уродами и молча бросился в огонь. Он ничего не видел и не слышал, ничего не понимал и не хотел понимать, кроме одного – меч… чужие жадные руки. Увязая в крови по колено, он все-таки добрался до врага и вырвал клинок из его цепких ладоней.

Иван увидел мгновенно всплеснувшийся ужас в глазах у профессора, потом краем глаза заметил, как картина внутри огненного сгустка стала меняться – словно пустили кино в обратную сторону: отрезанные головы прирастали к искромсанным шеям, глаза загорались живым блеском, и кровь в изуродованных телах быстрее бежала по жилам, собирая энергию для спасенных тел. Спасенных ли? – потом разберемся, мельком подумал Иван: он заметил, как Сергиенко встает, отряхивая пыль, и дружески беседует с пожилым бородачом, который только что его самого со знанием Дела резал на мелкие кусочки: оба они с некоторой задумчивостью поглядывают на пятнистого, который, ухватившись за свой очкастый шлем, дикими глазами шарит вокруг в поисках профессора.

А профессор убегал. Иван бросился за ним, и полотнище пламени, из которого он выпрыгнул, с треском свернулось за его спиной: одна из обезьян попыталась загородить дорогу, но Иван, сделав шаг вперед-вправо, ушел от ее объятий и, рубанув налево и к себе, отсек твари голову. Вторая обезьяна поспешно отскочила в сторону и куда-то пропала. Но и профессор не стоял на месте.

Оглянувшись по сторонам, Иван увидел, что стены пещеры окончательно рассыпались в прах: вокруг было светло, серо-бессолнечно и пусто, и даже ветер уходил, чтобы спрятаться до следующего своего непредумышленного появления, а профессор убегал на Запад, направляясь к двум гигантским, не правдоподобно ровным и одинаковым скалам, между которыми мерцала наполненная золотом пустота: до них были километры и километры, но беглец преодолел их в одно мгновение, и пустота приняла его, открывшись на секунду, а потом раздался резкий звон, и все закрылось – пустота исчезла, и уйти вслед за профессором не было уже никакой возможности. Тогда Иван стал оглядываться в поисках сгинувших и вновь воспрявших товарищей.

Он увидел их: они шли прочь, уходила все дальше и дальше на север пыльная колонна, и хотя было уже довольно далеко, Иван отчетливо видел и своего двойника, и Сергиенко, и остальных: они шли, окутанные пылью, истаивая в серой туманной дымке, которая становилась все плотнее и плотнее, отгораживая Ивана от друзей и врагов… и сам Иван уже с трудом мог различить идущих в прозрачную бесконечность… они шли все дальше и дальше, но… не все, черт возьми, не все… Или все-таки?.. Кто-то тронул его за плечо.

– Чего стоишь? – спросил фессалиец.

– Да вот, смотрю… – с трудом произнес Иван.

Фессалиец, приложив руку к глазам, посмотрел в даль.

– А… – протянул он. – Полуфаланга второй илы. Пошли на Александрию Арианскую. А там, глядишь, и домой…

– Домой… – эхом отозвался Иван.

– Ну да, – подтвердил фессалиец. – А как же еще?

Иван посмотрел в сторону двойной скалы. Вот ведь падаль, подумал он, ох, сдается мне, не в Берлине твой дом, совсем не в Берлине…

– А что это за два столба там торчат? – спросил он вслух.

– Где?

– Да вот там, на горизонте… фессалиец посмотрел в указанную сторону.

Ответил он не сразу.

– Понимаешь, – произнес он наконец задумчиво, даже как бы нехотя, – эти столбы вообще-то находятся на крайнем Западе…

– Геракловы, что ли? – догадался Иван. – Но откуда…

– Нет, не Геракловы, – отмахнулся фессалиец. – Эти еще дальше. Стоят себе и никому не мешают. Пес с ними. Но вот какая странная и неприятная штука… Еще давно, когда мы были между Тигром и Евфратом, кто-то из тамошних магов напророчил Александру, что эти столбы обрушатся через девяносто дней после его смерти, погибнет масса народу, и нам придется начинать все сначала.

– Во как, – удивился Иван. – А чего начинать-то?

– Не знаю, – с легкой досадой ответил фессалиец. – Остается надеяться, что божественный Александр будет жить.., скажем так, достаточно долго.

– Н-да, – неопределенно протянул Иван. – Если бы знать…

Фессалиец пожал плечами.

– А чего знать-то? – явно передразнивая Ивана, сказал он. – Хочешь, сам у царя и спроси, если тебя это так интересует. Царь, кстати, давно тебя ждет.

– Где? – Иван весь подобрался.

Фессалиец усмехнулся и посмотрел Ивану за спину. Иван круто обернулся.

Там, совсем рядом, на том самом месте, где половину вечности назад сначала громоздилась пирамида, а потом рос Довищный кровавый курган, теперь стоял огромный, метров пять высотой, трон. Он был из золота, то есть весь, целиком: отблески давно погасшего огня пробегали по красноватым гривам грозно оскаливших пасти львов, чьи вытянувшиеся в прыжке фигуры служили подлокотниками, гуляли по массивной спинке трона, сбегая к его подножию, терялись, затухая, в напитанном кровью песке. На этом троне сидел некто в человеческом обличье. Он был облачен в роскошные ниспадающие одежды, судя по всему, сотканные тоже из золота, точнее, из золотых нитей: Иван некстати подумал, что весили они, должно быть, немало. А вот украшений некто совсем не имел – единственное, что заметил Иван, так это висевший на шее у человека тусклый металлический предмет странной формы с черным камнем посередине. Голова сидевшего на троне была непокрыта, а непривычного вида двурогий шлем почему-то лежал у него на коленях. Это был Александр.

Иван невольно оглянулся по сторонам. Кругом было совершенно пустынно – только он сам, фессалиец да божественный полководец на златом сиденье. Песок, серо-стальное небо и две скалы на далеком горизонте. Александр задумчиво смотрел на Ивана. Ни любопытства не было в его взгляде, ни особого интереса – одна лишь безмерная, нечеловеческая усталость.

– Что ж, подойди поближе, воин, – заговорил полководец голосом настолько низким, глубоким, мощным и каким-то древним, что Иван даже слегка вздрогнул – голос этот Александру, который выглядел вполне на свои тридцать с небольшим, совершенно не подходил.

Поколебавшись секунду, Иван зачем-то оглянулся на фессалийца – тот стоял чуть сзади и безучастно смотрел куда-то в сторону – и приблизился почти вплотную к трону. Александр чуть усмехнулся и подпер рукою голову, пристально глядя на Ивана. В его взоре замерцал огонек слабого интереса.

– Я слышал, ты геройски бился при Гавгамелах, – произнес он. – Да, тогда мы все победили.

Произнеся эту несколько загадочную фразу, полководец жестом подозвал фессалийца и, когда тот подошел, небрежно отдал ему шлем – с таким видом, будто двурогий головной убор ему смертельно надоел. Фессалиец очень медленно и осторожно положил шлем у подножия трона и так же медленно снова отступил.

– Что ж, – снова заговорил Александр, – я вижу, что ты оказался счастливее, чем я. Ты не изменил своему долгу, не обманул ничьих ожиданий и не пережил крушения своих надежд. Впрочем, и сделок, недостойных настоящего воина, ты тоже не заключал… Нельзя быть ненасытным в своей жестокости, нельзя ставить цель вообще и быть неразборчивым в средствах к тому же… слишком дорого приходится платить за это… Кстати, о сделках, – совершенно неожиданно усмехнулся он. – Я знаю, что ты здесь ищешь, воин. Отдай мне меч Востока, и ты получишь то, за чем пришел.

Иван поначалу остолбенел, но быстро с собой справился.

– Какой меч? – спокойно произнес он.

Александр снова едва заметно усмехнулся.

– Не старайся казаться глупее, чем ты есть, воин. Клинок, который тебе передали и которым ты уже воспользовался – его называют мечом Веретрагны, воинственного бога, которого весьма почитают в этих краях, в том числе и в Харахваити, прекрасной стране, чей бич – закапывание трупов в землю. Теперь он тебе уже не нужен, а я.., это, пожалуй, единственное, что я могу еще сделать… что могу оставить после себя – передать тому, кому клинок необходим. Не забывай, – голос македонского царя внезапно пошел по пустыне страшноватым эхом, – что я все еще сын бога!

Иван почувствовал, что по его телу побежали мурашки. Александр тем временем снял с шеи свой талисман. Иван будто зачарованный смотрел, как в сердцевине темной железяки мрачным огнем разгорался черный камень. Внезапно он понял, что поступает совершенно правильно. Эта пустыня, этот тяжеловесный трон, божественный полководец со взглядом человека за порогом бытия, стальное небо, синий воздух и желтый песок – все это уже было в прошлом, все случилось и произошло, а теперь надо идти дальше, и снова продираться сквозь ткань времен и расстояний, и снова убивать и быть убитым – чтобы сделать то, что совершить необходимо, и вернуться к тому, чего, возможно, никогда уже не будет… надо идти той единственной } дорогой, которая предназначена для него, и, уж во всяком случае, никуда с нее не сворачивать. Он снял с пояса меч и протянул его Александру. Внезапно царь жестом остановил его.

– Рано, – сказал он и посмотрел на фессалийца.

Тот приблизился и с каким-то совершенно не европейским поклоном принял клинок, держа его на вытянутых руках и наклонив голову. Вдруг Иван вспомнил, что должно произойти в тот момент, когда он коснется талисмана. Глянув прямо в глаза Александру, он коротко выдохнул и дотронулся до черного камня! Раздался мягкий шорох, и талисман исчез. Все остальное, однако же, осталось без изменений.

Опаньки, подумал Иван. А дальше? Как Артура-то этого искать?.. Тем временем фессалиец положил меч своему царю на колени.

Александр помедлил мгновение и тронул эфес. Снова мягко прошелестело – и меч растворился в синем неподвижном воздухе. Ветра не было уже давно.

– Ну, вот и все, – с глубоким вздохом промолвил царь. – Тринадцатое июня где-то наступило.

Иван слегка оправился от растерянности.

– Гм… – сказал он. – Не хочу мешать торжественности момента, но…

Александр посмотрел на него долгим взглядом. Было понятно, что думал он о чем-то очень далеком. Совсем, совсем не похож сейчас был царь на того непобедимого воина, которого Иван видел при Гавгамелах.

– Ах да, – задумчиво произнес он. – Ты ведь не можешь идти с нами, воин.

Иван слегка кашлянул. Александр поднял руку и указал куда-то вдаль.

– Иди к тем воротам. Это твоя дорога на Запад.

Иван почему-то понял, что последнее слово царь произнес именно так – с большой буквы. Он оглянулся в сторону указанных ворот и ничего там не увидел, кроме скал-близнецов.

– Это… туда? – нерешительно спросил он.

Александр промолчал, зато заговорил фессалиец.

– Да, – сказал он. – Ты пройдешь между ними.

– А вот, – начал Иван, – туда уже один гаденыш…

Усмехнувшись, Александр перебил его:

– Ты с ним еще встретишься, не сомневайся. Но не там и не сразу. Шпионы просто так не попадаются.

У Ивана моментально возникла куча вопросов.

– А… – снова начал он.

– Прощай.

Внезапно Иван вспомнил – мысль, деятельное осознание эманации интеллекта сверкающей искоркой мелькнуло на задворках ощущений, – что тринадцатое июня – это день, в который македонский царь завершил свой земной путь. Где-то наступило?.. Иван встретился взглядом с божественным полководцем. Потом он отвел глаза, кивнул фессалийцу, повернулся и пошел по золотого цвета песку к стоящим между небом и землею далеким безмолвным скалам. Дойдя до них – расстояние здесь, как и все остальное, являлось лишь инструментом обмана, – он обернулся. Золотое на золотом, сталь и песок, и две забытые, неподвижные, безмолвные фигурки, которые только подчеркивали омертвелость проваливающегося в прошлое пейзажа. Иван повернулся и пошел прямо на выдавливающуюся между гигантских каменных нерукотворных колонн густую, со звездными прожилками, темноту.

***

Сделав пару шагов, он споткнулся непонятно обо что, кувыркнулся через голову, задохнулся, – мир встал на дыбы, застыл глыбой мрака и с тихим звоном рассыпался на кусочки, а когда посветлело, стал совсем другим. Иван протер запорошенные пылью глаза и с опаской огляделся. Он снова стоял на выжженной солнцем равнине – но место это было другим. Жухлая трава под ногами, ярко-синее небо… солнца, конечно, опять не видать, как не видать ни скал, через которые он сюда попал, ни этого, тьфу, профессора.

Интересно, подумал Иван, кто же он все-таки такой? Един во многих лицах… но нет, пожалуй, это даже не двойники и уж тем более не однофамильцы, а разные по качеству персонажи. Хотя.., шпион? Чей шпион? Немцев своих профессор бросил: к ним, кстати, еще вернемся, и обязательно: первую часть талисмана как-нибудь отберем, успеть бы только раньше них за третьей частью. Ох, чую, она-то и есть самая важная…

Ладно, продолжал Иван свой мысленный монолог, профессора этого мы проясним, куда он денется, и до Артурки тоже доберемся, не впервой. Может, там дела повеселее пойдут, а то как-то все мрачно и не слишком понятно…

Было жарко, но ветерок приятно холодил лицо, трепал ворот рубашки, иногда, резвясь, норовил сорвать шляпу. Иван озадаченно потрогал головной убор. Действительно, шляпа. Ковбойская. Он оглядел себя. Наряд на этот раз оказался следующий: синие штаны, похожие на джинсы, клетчатая рубаха, какой-то сюртучок подлиннее пиджака, сапоги со шпорами, шляпа, а на широком поясе – кобура с револьвером.

Ого, подумал Иван и несколько приободрился. Огнестрельное оружие – это вещь. Странно, конечно, из времени мечей попадать в эпоху полковника Кольта, но – как-то ближе, понятнее. Даже, можно сказать, роднее.

Иван вытащил револьвер. Оказалось, и правда кольт, модель 1872 года, точнее, модификация – кавалерийский "Писмейкер" с длиннющим стволом. Иван с одобрением повертел его в руках, осматривая. Ему нравилось это оружие, и он знал, как с ним обращаться: в Америке кое-где его до сих пор использовали. Револьвер оказался в порядке, патроны тоже – в барабане и гнездышках на поясе. Все было прекрасно, только вот коня не хватало.

Раздалось негромкое всхрапывание. Иван обернулся, хоть ему порядком надоела местная манера внезапно появляться из-за спины. Позади него стоял, перебирая тонкими ногами, оседланный вороной жеребец и косил на Ивана глазом. Глаз был какой-то не конский – желтый, яркий, как у большой хищной кошки.

– Привет мустангам, – вслух сказал Иван, осторожно приближаясь к жеребцу. – А кусаться не будешь, травяной мешок?

Конь с готовностью оскалил зубы. Иван вздохнул. Ну конечно – здесь все не как у людей. Чудеса продолжались – у жеребца обнаружились очень длинные и очень острые клыки, побольше даже, чем у настоящего льва. Животное смотрело на Ивана насмешливо, но не враждебно, уходить не собиралось и даже вроде бы приглашающе мотнуло головой – садись, мол, нечего рассусоливать.

Иван решил, что рассусоливать действительно нечего, и вскочил в седло. Оно оказалось очень удобным, а сбоку обнаружилось притороченное ружье. Иван вытащил его из чехла и, не сдержавшись, довольно крякнул: это оказалась винтовка Генри-Винчестера, в просторечии просто "винчестер", из которой со всех экранов мира так лихо палили иствуды с митичами – кто по гнусным дикарям, кто по еще более гнусным бледнолицым цивилизаторам. Иван, кстати, из такой винтовки тоже стрелял: было дело.

– Ну что, – сказал Иван вслух. – Полный комплект. Однако сейчас мы на окраине, а надобно продвигаться к Центру этого… который он по счету… а! четвертого, что ли, Мира, то есть уровня. Едем?

Конь покосился на него, еще раз показал свои клыки, всхрапнул, повернул налево и пустился вскачь. Ехали они довольно долго. Пейзаж был однообразен, но не уныл: горячая сухая земля под конскими копытами, несильный ветер, бьющий в лицо, голубые горы на горизонте, жаркое небо над головой – все это доставляло Ивану призрачное удовольствие; на душе было легко и свободно, и хотелось совершить что-нибудь авантюрное и веселое – выпить водки или пострелять из револьвера. Во всем здесь чувствовалась свобода – и в пространствах, и в количестве желаний.

Фронтир, блин, подумал Иван. Таким гадам, как профессор, здесь самое место.

Но вот у самого подножия голубых гор показалось какое-то поселение. Еще несколько минут – и Иван, сдерживая своего коня, ехал по пыльной улице. Городок, если его можно было так назвать, был невелик, и вскорости Иван очутился в самом его центре: невысокие двух-и трехэтажные здания и площадь между ними. На зданиях вывески: как и следовало ожидать, здесь обосновались шериф, банк и салун. Все, что необходимо для цивилизации. Иван, само собой, спешился возле салуна.

Привязав коня, наблюдавшего за его действиями с явной насмешкой, Иван зашел в питейное заведение. Внутри салуна оказалось довольно грязно, стояли четыре или пять столиков, за которыми расселись несколько человек, что-то монотонно бубнившие, за заляпанной стойкой мрачный небритый бармен протирал стаканы. Ивану показалось, что от барменовой работы стаканы становились еще грязнее. Все кругом было какое-то серое, полусырое, вонючее, но зато позади бармена между бутылок гордо реял государственный флаг с ладошку величиной. Иван подошел к стойке и облокотился на нее. Бармен перестал пачкать посуду, голоса в зале смолкли.

– Чего тебе надо, незнакомец? – грубо спросил бармен.

Иван поразмыслил и сказал:

– Сто пятьдесят.., э-э.., тройной виски, сигару и спичку.

– С тебя доллар, незнакомец, – буркнул бармен, наливая в самый грязный стакан примерно две трети заказанной порции.

Налив, он грохнул посуду перед Иваном, расплескав половину дурно пахнущей жидкости, выудил из-под стойки черную сигару, бросил ее в лужицу рядом со стаканом, сказал:

– А спички можешь поискать в другом месте, – и выжидательно посмотрел на Ивана.

Иван ответил кротким незамутненным взором. Наступила пауза. Иван продолжал спокойно смотреть на бармена, чувствуя напряженный интерес к своей персоне со стороны сидящих за спиной. Молчание затягивалось. Наконец из зала донесся грубый хриплый голос:

– Эй, Билли, в чем дело? Этому недоноску не нравится твой виски?

Иван чуть передвинулся, встав вполоборота к стойке, потом взял стакан двумя пальцами, выплеснул виски бармену в глаза, аккуратно поставил стакан и спокойно сказал:

– А теперь, сын шакала и внук гиены, будь добр, сделай мне нормальную порцию нормального напитка. И скоренько.

С шумом опрокинув стулья, в зале на ноги вскочили трое. Продолжая небрежно облокачиваться на стойку, Иван выхватил кольт и быстро пристрелил всех троих. Не успели они повалиться, ломая некрасивую мебель, как он крутанул револьвер на пальце, опустил его в кобуру, устремил свой ясный взор на мокрого бармена и кротко спросил:

– Так ты будешь наливать, змеиное отродье?

– Так бы сразу и сказал, мистер, – добродушно сказал бармен. – А то ведешь себя не по-нашему. Вот теперь сразу видно, что свой…

Признав в Иване своего, в зале облегченно вздохнули. Бубнеж возобновился. Бармен крикнул прислуге, прибежали два шустрых мексиканца, поставили новые стулья и унесли куда-то трупы.

Тем временем бармен утерся сам, быстренько вытер стойку, достал другую бутылку и чистый стакан, щедро плеснул, выудил из деревянного ящика толстую коричневую сигару, подал ее Ивану, зажег спичку и поднес ему. Иван прикурил, выпустил клуб дыма – сигара, кстати, оказалась весьма хороша, – взял стакан и залпом его осушил. Виски был тоже недурен. Бармен посмотрел на него, открыв рот.

– Еще? – спросил он дрогнувшим голосом.

Иван кивнул. Бармен поспешно наполнил стакан и поставил его на стойку. Глядя на то, как Иван поглощает содержимое стакана, он осторожно спросил:

– Мистер, это.., ты ведь, парень, не из нашего города?..

– Я с Востока, – спокойно сказал Иван. Бармен покивал.

– А, ну да, я так и понял. Все мы все с востока на запад движемся. Все, понимаешь, движемся и движемся… Вот наш городок, – оживился он, – совсем ведь молодой: пару лет назад здесь вообще ничего не было, а сейчас, гляди-ка, и банк есть, и шериф с тюрьмой, и мое заведение; и везде народу полно.

Иван с сомнением посмотрел на пятна крови на полу. Бармен перехватил его взгляд и весело сказал, махнув рукой:

– Ты не думай, народу еще много осталось. Будет в кого пострелять. А потом и еще понаедут, да со всего мира… У час же здесь свобода.

Он умолк. Иван посмотрел на него, отхлебнул из стакана и спросил:

– Ну а как здесь вообще жизнь, в вашем городе?

Бармен пожал плечами. Он уже опять протирал стаканы.

– Да нормальная у нас тут жизнь, – заговорил он неспешно. – Живем помаленьку, виски пьем, но не особо много, постреливаем, но в меру, за индейцами другой раз гоняемся… а потом они за нами. Как у всех жизнь, веселая. Не скучаем. Правда, – добавил он доверительно, – последнее время что-то странное твориться стало. Город-то построили на месте индейского не то святилища, не то чего-то еще в этом роде: место очень удобное было, тихое такое. Сами индейцы жили не здесь, а как бы вокруг этого места: с одной стороны – тотем Быка, с другой – Орла, с третьей – Пумы, а с четвертой какие-то Крылатые Лучники, что ли, не помню уж точно. Говорят, раньше они жили друг с другом тихо-мирно, а потом что-то изменилось. Или они изменились. Это самое святилище ихнее совсем в запустение, так сказать, пришло… передрались они друг с другом, а потом и наши появились, город построили быстренько, обжились, разбогатели, все было нормально. А потом…

Бармен умолк. Стихли и голоса в зале. Иван неторопливо повернулся и увидел, что в салун вошел очень черный крепкий негр в пыльной белой рубахе из грубого полотна, таких же штанах и стоптанных башмаках. Ветхую пыльную же шляпу он снял и теперь смущенно теребил ее в руках, робко поглядывая по сторонам.

Внезапно салун взорвался криками – возмущенными и радостными одновременно. Иван, который уже снова обратился к своему виски, поскольку не нашел в появлении черного человека ничего удивительного, чуть не выронил стакан.Обернувшись, он увидел, как добрый десяток посетителей салуна подхватили негра, выволокли его на улицу и, громко галдя, потащили несчастного к высохшему черному дереву, которое стояло посреди площади. Иван с недоумением наблюдал за происходящим, а остальные посетители высыпали из салуна, принялись палить в воздух и громкими воплями всячески выражать одобрение действиям своих собутыльников. Те же с похвальной ловкостью скрутили негру руки за спиной невесть откуда взявшейся веревкой, накинули ему петлю на шею и мигом вздернули бедолагу на кривом суку. Негр несколько раз дернулся, судорожно вытягивая ноги, потом затих и спокойно закачался, обдуваемый свежим ветерком. На белых штанах явственно проступило мокрое пятно, потом что-то закапало с ботинка на пыльную землю. Иван посмотрел на бармена. Тот уже снова невозмутимо протирал свои стаканы.

– Это и есть то странное, что происходит в вашем городе? – осведомился Иван.

– Это? – пренебрежительно спросил бармен. – Это как раз нормально…

– Н-да? – с сомнением произнес Иван и посмотрел в зал.

Там уже рассаживались, возбужденно переговариваясь, участники оказавшегося своеобычным действа. Забегали мексиканцы, прибирая пустые бутылки и принося полные. Негр за окном висел на дереве, страшно высунув фиолетовый язык и тихонько раскачиваясь.

– Конечно, нормально, – сказал бармен. – Точнее, раньше это было обычное дело, а сейчас, можно сказать, уже редкость… Тут Иван услышал какой-то шум и посмотрел в сторону входных дверей. В салун вошли два прилично одетых джентльмена, корректно приподняли шляпы, поздоровавшись с барменом, потом подошли к одному из столиков, за которым сидели четверо посетителей. Не тратя времени на разговоры, джентльмены выхватили револьверы и в мгновение ока всех четверых постреляли. Добив каждого контрольным выстрелом, джентльмены вежливо попрощались и не торопясь ушли, задержавшись, правда, на секунду у выхода – пропускали друг друга вперед. Иван посмотрел на бармена.

– Вендетта? – спросил он.

– Да нет, – вздохнул бармен. – Просто старый Бен вчера тараканов дома потравил, да и с мухами он плохо обращается… Эх, говорил же я ему…

– Не понял, – сказал Иван. – А при чем здесь, собственно, мухи?

– Как это при чем? Эти двое были из Конфедерации Защиты Насекомых, что при Департаменте Дотаций Тараканам…

– Понятно, – после паузы сказал Иван. – Старый Бен, стало быть, не любил инсектов. И его собутыльники тоже?

– Нет, они пасечники, просто рядом оказались…

– Дернула же охота и пасечников потащиться за другими, – пробормотал Иван, вспомнив классику.

– Чего? – переспросил бармен.

– Это я так, – ответил Иван. – Просто так.

Он отхлебнул из стакана, поискал глазами пепельницу, не нашел и уронил окурок сигары прямо на пол. Бармен тут же подал ему новую сигару. В зале вдруг снова стало тихо. Иван глянул, кто там еще пришел. В салуне появился негр, до того похожий на первого, что Иван невольно посмотрел в окно. Нет, повешенный все так же мирно покачивался себе: язык его, казалось, вывалился еще дальше. Иван перевел взгляд на вошедшего и нерешительно побарабанил пальцами по рукояти кольта. А негр как ни в чем не бывало подошел к стойке, развязно на нее облокотился, поглядел на зал, на бармена и вдруг выпалил:

– Чего смотришь, придурок? А ну давай пива, и побыстрее!

– Сию минуточку-с, – засуетился тот, – айн момент…

Иван поперхнулся сигарным дымом. Бармен суетливо протер стойку перед негром, поставил стакан, налил и замер, подобострастно улыбаясь. Негр взял стакан, понюхал содержимое, скорчил гримасу, отпил глоточек, скривился еще сильнее и вдруг, далеко вытянув руку, схватил бармена за грудки и притянул его к себе.

– Ты что мне наливаешь?! – прошипел он в лицо бармену, брызгаясь слюной. – Что за гадость подсовываешь?!

– Но, мистер, – пролепетал бармен. – Я…

– Это что, расизм?!

В салуне было и так тихо, но сейчас повисла просто мертвая тишина. Слышно было только, как стучали зубы у бармена.

– Нет. Что вы, мистер, как можно… – слабо произнес он, не пытаясь сопротивляться.

– Понятно, – сказал негр, взял стакан и вылил пиво бармену на голову. Потом отпихнул его. – Давай сюда бутылку!..

Побледневший бармен трясущимися руками подал бутыль. Негр посмотрел на этикетку, хмыкнул, отошел от стойки и направился к ближайшему столику. Усевшись, он сорвал пробку с бутылки, отхлебнул и положил ноги на стол. Тотчас один из сидевших рядом, весь обвешенный патронташами и револьверами здоровенный громила с квадратной небритой челюстью и ямочкой на подбородке, вскочил с места, схватил свою шляпу, подлетел к негру и стал этой шляпой с остервенением чистить ему ботинки. Негр прихлебывал пиво и кивал благосклонно. Выпив пиво, он рыгнул на весь салун, отпихнул ногой громилу, шарахнул пустую бутылку об пол – только стекла жалобно зазвенели, – встал, опрокинул столик, пошел, пошатываясь, к выходу, по дороге перевернул еще один стол, остановился, обернулся, заорал: "Будьте здоровы, задницы!..", пнул дверь и был таков.

– А почему он не заплатил? – спросил Иван, когда к нему вернулся дар речи.

– Они никогда не платят, – буркнул бармен, утираясь грязным полотенцем.

– Да? – заинтересованно спросил Иван. – А кто же это?

Бармен пожал плечами.

– Да никто. Безработный, живет на пособие, пьянствует, попрошайничает, работать не может и не хочет…

– А как же… – ошарашенно начал Иван и умолк.

– Это наш долг, – с достоинством сказал бармен. – Долг общества перед аутсайдерами.

Иван посмотрел в окно на повешенного и, сказавши неопределенно: "Да-а…", залпом допил остаток виски. Бармен вопросительно посмотрел на него. Иван кивнул.

– Наливай, – сказал он и, глядя, как стакан наполняется жидкостью цвета янтаря, добавил: – И рассказывай дальше. Бармен открыл было рот, но тут кто-то заорал на весь салун:

– Ба! Кого только здесь не встретишь!..

Иван вздохнул и посмотрел в сторону входа. Ну конечно: там стоял его двойник, верста коломенская. Руки в боки, шляпа на затылке, ремень с двумя револьверами чуть ли не на коленках, радостная улыбка до ушей. Иван невольно поморщился – неужели и он сам выглядит таким же идиотом? Нет уж, дудки: мне за ремень больше двух пальцев не просунешь, подумал он с некоторым удовлетворением.

– Всем привет! – По-прежнему улыбаясь, двойник направился к стойке. – Билли, старый хрыч, как дела? Заведение, надеюсь, процветает?

– А как же, – солидно ответил бармен, без лишних просьб ставя на стойку такой же, как у Ивана, большой стакан и наливая туда виски. – Сам знаешь, мы лучше всех.

– Вы что, знакомы? – вполголоса спросил Иван у бармена.

– Конечно, – ответил тот рассеянно. – Он тут часто бывает.

"Ну и ну", – подумал Иван, приветливо улыбаясь своему двойнику. Вслух он сказал:

– Давненько не виделись, дружище двойник. Как здоровьичко?

– А что мне сделается? – подмигнув, сказал двойник.

Он взял стакан, пробормотал: "Будем здоровы…" и, выдохнувши в сторону, влил в себя содержимое посуды, после чего зажмурился, помотал головой и поставил стакан на место.

– И без закуски? – участливо спросил Иван. – Огурчик бы сейчас солененький не помешал бы небось. Или гамбургер: какие здесь, право слово, соленые огурцы…

Двойник противно ухмыльнулся и хотел было что-то сказать, но его прервали.

– Привет, Билли! – раздался вдруг чей-то громкий веселый голос. – Налей-ка мне вечернюю порцию!..

К стойке подошел очередной негр – точная копия двух предыдущих. Иван даже не удосужился посмотреть в окно: и так было понятно, что первый из тройняшек места своего пребывания не сменил.

– Привет, – равнодушно улыбнулся бармен, наливая негру.

Тот выпил, крякнул, бросил на стойку монетку, дружески кивнул бармену – тот спокойно кивнул в ответ – и неторопливо вышел из салуна. Никто не обратил на него никакого внимания. Иван посмотрел на бармена.. Тот равнодушно протирал стойку. Иван решил на всякий случай не расспрашивать о причинах странной амбивалентности отношения окружающих к совершенно одинаковым неграм.

– Так вот, – заговорил тем временем двойник, – по поводу еды. В разных местностях разные правила…

– Подожди, – перебил его Иван. Ему вдруг в голову пришла странная мысль – Успеешь еще рассказать… Послушай-ка, Билли, – обратился он к бармену, – а что, индейцы у вас тут появляются?

– Ты имеешь в виду в городе? – уточнил бармен. – Бывает такое, а как же. И в салун ко мне заходят другой раз. Только это не настоящие индейцы, понимаешь, а так – подделка…

– Как это – подделка?

– Гм… – сказал бармен. – Как бы тебе это объяснить… Понимаешь, во-первых, наш город – не то место, где они, настоящие индейцы, воины то есть, должны появляться, хоть здесь и находится центр мира.., или миропорядка, ежели угодно. У них хватает и тех мест, где они чувствовали бы себя вполне комфортно и действительно находились бы там, где должны. Сюда они попадают или по ошибке, хотя, сам понимаешь, никаких ошибок здесь быть не может, или по каким-то делам.., не знаю уж, по каким. Но бывают иногда и серьезные посещения, особенно когда приходят те, кто был до индейцев… или те индейцы, что чувствуют свою не-важность…

– Подожди, – ошеломленно проговорил Иван. – Что за бред ты несешь?..

– Трудно объяснить, – вздохнул бармен. Голос его неуловимо изменился, стал каким-то бесплотным. – Мы строим свой мир, основываясь на совершенно отличных от индейских позициях, и в принципе им нет места в нашем мире, как нам нет места в их. У нас различные цели и средства достижения этих целей. Благополучие человека, его место под солнцем, его обязанности и долг перед сущим мы представляем совершенно по-разному. Ничто не стоит на месте: мы пришли, чтобы сменить их, они сменили кого-то, кто был еще раньше. Но ничто не исчезает, и об этом тоже надо помнить…

Бармен замолчал. Ивану вдруг показалось, что воздух на мгновение затвердел, застыли и все окружающие, но вот мир дрогнул и поплыл в сторону, покачиваясь на волнах воображения. Лицо бармена, грустное и какое-то даже отрешенное, смазалось, потекло вбок, подернулось рябью и обрело новые черты. Иван хотел нервно хихикнуть – перед ним, невинно улыбаясь, стоял профессор, – но не смог шевельнуть ни малейшим мускулом лица.

Мир вокруг изменил свои краски. Только что он был серо-коричневым, затхлым, мглистым, в нем ползали унылые замшелые паразиты, озабоченные только одним – как бы сделать так, чтобы можно было много жрать и мало делать, и каждый искал свой уголок среди шершавых колючих зарослей, проход в беспечное мягкое нечто, очень личное и очень свое, при этом наглухо отгороженное от другого… и вдруг все стало Отдельным. Ярко-желтая земля, какая-то ухмыляющаяся собака, сидящая на задних лапах, тень от исполинской птицы… Иван очень хотел посмотреть, что это была за птица, но не смог ни поднять, ни повернуть головы…

– Что с тобой? – услышал он голос двойника, доносившийся будто бы из-под земли. – Перебрал, что ли?..

"Если бы", – хотел сказать Иван, но не смог. Во рту было сухо, тело сотрясала мелкая дрожь. Он попытался сглотнуть и закашлялся. Потом все-таки сумел поднять глаза. Салун был как салун. Иван поглядел на бармена. Билли был как Билли. Подумаешь.

– Из чего это у тебя виски? Из кактусов, что ли? – спросил Иван хрипло, поморщился и снова закашлялся. Двойник засмеялся. Бармен не обиделся.

– Не-ет, у нас не из кактусов, – солидно сказал он. – Вот у других – да, бывает, что и так. Его, понимаешь, те пьют, кто на настоящих индейцев похожим быть хочет… Говорят, для таких умников специальный дом дураков построили.

– Что-то я такое слышал, – пробормотал Иван.

Ему все еще было нехорошо.

– А по мне – как ни пытайся изменить что-либо в себе или в других, ничего не выйдет. Особенно, понимаешь, когда это касается других: тут даже и эти кактусы не помогут. Но здесь, понимаешь, не все так думают… И вообще, – продолжал бармен, наполняя стаканы Ивана и его двойника, – наш мир – это наш мир, и другого мы себе просто не представляем. Скоро по всей Вселенной будет точно так же, как у нас, на нашем Западе.

– Видал? – обратился двойник к Ивану и кивнул на бармена. – Пугают всех давно страшными инопланетянами. Прилетят, мол, скользкие кукловоды, будут манипулировать, а кто не согласится – тех сожрут. Или еще чего хуже. Алиенс, понимаешь. Да какие, к чертям, инопланетяне? Вот, пожалуйста, готовый кукловод и "чужой" в одном лице, со своими представлениями о добре и зле. Он, может быть, и добрый, но только по-своему.., а другим-то каково будет? Сожрет ведь… из самых лучших побуждений.

– Кого это я сожру? – сердито спросил бармен. – Завел, понимаешь, опять…

Двойник засмеялся.

– Скучно, понимаешь, будет! – закричал он, хватая стакан. – Тоска у вас тут зеленая!..

– Почему это – тоска? – удивился бармен. – У нас тут весело…

– Точно, – подтвердил Иван, поднимая свою емкость с виски. – У вас здесь отнюдь не соскучишься.

– Ка-акие ты слова знаешь, – восхитился двойник. – Ну что, вздрогнули?..

– Вздрогнули, – кивнул Иван.

Они чокнулись и выпили. До дна. Виски приятно согревало внутренности. Мир перестал казаться мрачным и коричневым. Иван посмотрел в окно – висевший на высохшем дереве человек почти не портил идиллической картинки.

– Кстати, о картинках, – отдышавшись, проговорил двойник. – До чего они разные…

– Ты что, мысли читаешь? – спросил Иван, закуривая поданную ему барменом сигару.

– Нет, – удивился двойник, доставая из внутреннего кармана пиджака черут.

Бармен зажег спичку и дал ему прикурить.

– Я просто продолжаю рассуждать о различных вариантах придумывания мира… Вот здесь они построили насквозь придуманный мир. Здесь все не свое, все какое-то нарисованное, причем нарисованное так, как будто начинал рисовать кто-то один, а продолжали другие, да еще те, кто не понимал исходного замысла. Хотя здесь присутствуют любопытные находки – к примеру, изящный антиисторизм…

– Чего? – переспросил бармен. Он прислушивался к разговору.

– Ну, может быть, я не совсем правильно выразился… Отсутствие прошлого, окончательная отдельность во временном пространстве. Сейчас вы придумываете вещи, а лотом они будут придумывать вас, и сделают это, кстати, очень даже хорошо. Вы и не заметите, как попадетесь в ловушку, из которой вам уже не выбраться – если, конеч-н0, кто-нибудь опять за вас не постарается…

– Одну минуту, – остановил его бармен. – Чего это ты всех опять пугаешь? И кто такие "мы"?

– Действительно, – поддержал его Иван. – Отчетливее дефинируй и расставляй акценты. Двойник хихикнул.

– Да уж, словарный запас у тебя, надо сказать… Ничего я объяснять не буду. Сами поймете.

Иван слегка обиделся. Бармен тоже.

– Ишь ты, – сказал бармен. – Ты, значит, самый умный, а остальные – просто так, да? Завел, понимаешь, любимую песню, умник хренов!

– Ага, – поддакнул Иван. – Поговорить он любит: я давно за ним наблюдаю.

– Хватит вам, – примирительно сказал двойник. – Спелись… Никакой я, конечно же, не пророк, просто все случается, как всегда – на смену одним богам приходят другие… У них ведь есть своя судьба.

– А при чем тут боги? – озадаченно спросил Иван.

– Может статься, что ни при чем, – согласился двойник, – особенно если допустить, что их вообще нет. Впрочем, смотря как к этому относиться… Если просто, как к костылям, без которых сложно и страшно жить и идти по дороге, то это – одно; всегда найдутся те, кто все будет валить на чужую непостижимую силу, оправдывая этим свое собственное бессилие и безволие; и ведь силу эту можно называть по-разному, суть остается прежней. Барин приедет, барин нас рассудит… Так что дело вовсе не в дефинициях. Можно, конечно, всех поубивать, даже не особенно злобствуя; можно обзавестись комплектом рабов для поддержания собственного высокого уровня кайфоловства; можно отращивать изящные усики и роскошную шевелюру, как этот местный тиранчик, самовлюбленный лживый герой-кавалерист, который обожает фотографироваться и резать безоружных: его здесь все прямо обожают, потому что все это тут позволяется и иногда поощряется: чтоб не скучно было…

– Ты что-то уж больно разговорился, – перебил двойника бармен, глядя исподлобья. – Мели всякую чушь, понимаешь, а генералов наших и героев не трогай… Не нравится тебе тут, так и катись отсюда…

– И покачусь, – легко согласился двойник. – Еще увидимся…

– Подожди, – остановил его Иван. – Слушай, ты не видал здесь этого, ну помнишь.., лысого, с бородой? А?

Двойник, прищурившись, посмотрел на Ивана.

– Профессора твоего, что ли? – спросил он насмешливо. – Как же, как же… Он тут известная личность. Правда, сейчас, насколько я слышал, из города он куда-то умотал.

– На Запад, – утвердительно сказал Иван.

Двойник противно усмехнулся и произнес:

– Ладно, прощевайте…

Порывшись в кармане, он выудил оттуда несколько монеток, положил их на стойку, помахал бармену рукой, подмигнул Ивану и вышел из салуна. Иван посмотрел ему вслед. Странное дело: как вышел двойник из дверей, так словно сквозь землю провалился: нигде его не было видно. Иван оглядел площадь повнимательнее и вздрогнул: рядом с давешним негром, на соседнем суку, в петле висел двойник. Висел спокойно, не раскачиваясь на ветру и вытянув руки по швам. Вдруг он открыл глаза, достал из кармана сигару и не спеша закурил. Иван вздохнул, повернулся к бармену и спросил:

– Он что, так призывает бросить курить?

Бармен посмотрел в окно и снисходительно сказал:

– Это он часто так развлекается. Он вообще-то хороший парень, только малость того…

Бармен выразительно покрутил пальцем у виска.

– Это я заметил, – пробормотал Иван.

– Да здесь полно таких, – сказал бармен. – Давеча вот тоже парень один похож на него, как две капли воды…

– Что?.. – спросил Иван.

– На него, говорю, похожий, точно брат-близнец… Так вот он ни с того ни с сего такую стрельбу на улице здесь учинил! Человек пятнадцать угрохал. Приехал сюда на какой-то непонятной лошади, увидал, понимаешь, что наши, негра вешать собираются, взял свой винчестер и давай стрелять… Кто на площади был – всех наповал. Потом развернул конягу – и поминай как звали.

– И кто же это был?..

Бармен пожал плечами.

– А черт его знает. Но не Черный Джек, это точно.

– Да, – сказал Иван, помолчав немного, – Ты был прав: у вас здесь не соскучишься, Но я все равно пойду, пожалуй.

– Да подожди: куда тебе спешить? Я тебе и не все рассказал про житье-бытье здешнее…

– В другой раз.

– Ну, выпей хоть стаканчик.

– Иван подумал.

– Нет, пожалуй, хватит, – сказал он решительно. – Поеду.

– Ну, как знаешь, – сказал бармен. Он был явно расстроен.

Иван порылся в кармане, выудил купюру, подал ее бармену и сказал:

– Сдачу себе оставь. Я, может быть, заеду еще.

– Все вы так говорите, – вздохнул бармен. – А мне и поболтать не с кем…

– Не расстраивайся, – сказал Иван. – На твой век собеседников хватит.

Он повернулся и вышел из салуна. Было жарко. Легкий ветерок не охлаждал, а лишь заботливыми мягкими мазками укладывал сухой зной на моментально вспотевшую кожу; Иван снял шляпу и вытер лоб. Потом он огляделся. Площадь была пустынна. Высохшее черное дерево раскорячилось на виду у подслеповатых окон салуна; на толстом суку болталась веревочная петля. Ни негра, ни двойника Ивана вместе со второй петлей не было. Иван посмотрел вверх и вздрогнул: в небе появилось солнце! Это было бы хорошо, может быть, даже прекрасно, если бы не одна закавыка: светило оказалось глухого черного цвета. Впрочем, могло статься, что это было вовсе и не солнце. На самом деле вокруг было светло, и все предметы хорошо различались.., правда, ни один из них не отбрасывал тени…

Ну и что ж, решил Иван, вскакивая в седло верного коня, приветственно оскалившего жуткие зубы, – раз нету здесь профессора, так надо катиться на поиски Артура, пока не поздно, пока не прошли двенадцать ночей, а стало быть – поехали!..

Он совсем было собрался пришпорить жеребца, как неожиданно кто-то громко произнес:

– Эй, мистер, далеко ли собрался?

Иван обернулся, выругавшись про себя: да что же это делается, опять кто-то из-за спины выскакивает!..

Он увидел, как к нему приближалась группа всадников, человек десять. Все они были вооружены и смотрели мрачно. Непонятно было, откуда они здесь взялись, на только что пустовавшей площади. Вот уж действительно: чистое поле, и вдруг из-за угла…

– Тебя, кажется, о чем-то спросили, мистер, – напомнил один из всадников.

Иван посмотрел на него и с удивлением узнал своего двойника.

– А в чем дело? Мы ведь с тобой уже попрощались, – произнес Иван и осторожно потянул винчестер из чехла.

Двойник мрачно ухмыльнулся. В правой руке он уже Держал свою винтовку, опустив ствол вниз.

Его, других всадников и Ивана разделяло не более двух десятков шагов, когда лошади остановились..

– Ты забыл мне кое-что отдать, – проговорил двойник. – В салуне было неудобно разговаривать, но сейчас…

– Что-то я не заметил, чтобы ты стеснялся в этом салуне, – заметил Иван – И что же это такое у меня есть, интересующее тебя?

– Сумка, – произнес двойник, скупо улыбаясь. – Моя сумка… Отдай ее мне.

– Какая сумка? – искренне удивился Иван. – О чем ты?

– Сумка, где пребывают язычки, – мягко сказал двойник, и в глазах его сверкнул опасный огонек. – Отдай ее мне, и разъедемся по-хорошему.

– Что?! – изумился Иван. – Какие такие…

Он выпустил винтовку из руки и умолк, пораженный. В самом деле, он ведь ни разу не вспомнил о тех говорливых языках, которые некогда принадлежали бегемоту с пламенной душой… Где же они, эти языки-то?

– Ты что, неужто и вправду о них забыл? – насмешливо спросил двойник. – Тебе, понимаешь, такой подарок сделали, а ты…

Иван не ответил, лихорадочно соображая. Как же так получилось… Вроде бы он ничего не терял. Ах да, тогда ом в первый раз встретился с двойником. А вдруг… Он посмотрел на седельные сумки. Открыл одну, другую…

– Чего хватаешься? – пропищал знакомый голосок. – Спросить не можешь?

Холщовое вместилище с языками внутри оказалось в одной из седельных сумок… Левой рукой Иван повесил матерчатый ремешок себе на шею, при этом правой вытащил из чехла винчестер и положил винтовку поперек седла.

– Никто мне подарков не делал, – сказал он. – И никто не просил передавать тебе что-либо.

Двойник хмыкнул.

– И тем не менее тебе придется это сделать, мистер.

Молниеносным движением двойник вскинул винтовку, но Иван оказался проворнее. Он потратил на долю секунды меньше, выхватив из кобуры кольт и прямо от бедра пальнув в двойника. Грохот двух выстрелов раздался почти одновременно. Почти – и поэтому после секундной паузы Иван демонстративно крутанул на пальце револьвер и сунул его обратно в кобуру, а двойник его стал медленно валиться набок. Спутники двойника в оцепенении наблюдали, как он упал с лошади и замер, неловко подвернув под себя руку.

– Кто-нибудь еще желает? – негромко спросил Иван и клацнул затвором винтовки.

Раздался многоголосый вопль ярости, и шквал огня обрушился на Ивана. Он моментально скатился с коня и стоя на одном колене, начал стрелять, с бешеной скоростью дергая затвор – вверх-вниз, вверх-вниз – и нажимая на спуск. Сквозь пелену из порохового дыма и пыли он видел, как один за другим падали на землю убитые бандиты, слышал между грохотом выстрелов и дикое конское ржание, и предсмертные стоны. Все было кончено за считанные секунды. Иван выпрямился, настороженно оглядывая поле боя.

Дым рассеивался, среди живописной кучи мертвых тел никто не шевелился. Лошади испуганно пофыркивали, одна из них уносилась вскачь, волоча по земле зацепившийся ногой за стремя труп. Иван подошел к своему коню, который совершенно спокойно стоял в сторонке, с холодной насмешкой поглядывая на людские игрища, сунул в чехол винтовку и вскочил в седло. Тут он уловил какое-то движение среди поверженных врагов: выхватив кольт, он выстрелил в попытавшегося приподняться человека с залитым кровью лицом. Человек молча рухнул в кровавую грязь, а Иван в который раз подивил-, какие разрушения в человеческом организме может произвести пуля сорок пятого калибра: в выходное отверстие на спине бандита можно было кулак засунуть.

– Двадцать семь, – сказал Иван сквозь зубы, надвинул Шляпу на глаза и выплюнул окурок сигары.

Над головой глухо заворчало, потом рявкнуло изо всей силы. Иван инстинктивно схватился за револьвер, но тут же отпустил рукоять: просто собиралась гроза. Открыв рот, Иван смотрел в непроницаемо синее небо. То, что он принял за черное солнце, сейчас разрасталось прямо на глазах, непостижимая бездонная язва заняла сначала четверть небосвода, потом половину… Где-то глубоко внутри этой язвы клубились исполинские вихри, там сверкали молнии и собиралась чудовищная буря. Стало абсолютно тихо даже ветерок, похоже, испуганно спрятался куда-то.

Лошади, принадлежавшие убитым спутникам Иванова двойника, ускакали, конь Ивана стоял спокойно на месте, презрительно скаля львиные зубы. Городок вокруг притих, затаился: он был весь скрыт огромной тенью от надвигавшейся тучи – или что это было на самом деле; лишь скалистые горы вдали по-прежнему величаво, без усилий, подпирали треснувший уже небосвод И вот снова загрохотало с удесятеренной силой. Темнота разом обрушилась на город, моментально проникнув в каждый закоулок, в каждый дом, в каждую щелочку.

Сначала это был звук. если бы вся Вселенная была твердой и черной, то она сломалась бы именно с таким треском. Потом с небес упали молнии, и темное пламя затопило все вокруг: вспыхивая, как спички, загорелись дома, запылал банк, неслышно взорвался знакомый Ивану салун… Все горело; весь мир полыхал, холодно издеваясь над самим собой. Но огненное буйство продолжалось недолго.

Пришло время воды, и неиссякаемые потоки сумеречной влаги хлынули на землю, затопляя город, заливая его и растворяя в своих душных объятиях. Завертелся чудовищный водоворот, вспоровший поверхность земли, точно скальпель, легко и спокойно разрезающий кожу пациента на операционном столе: показалось, что кровь земли уже выходит наружу. В буйстве нездешней стихии все перемешалось, и уже не было ни верха, ни низа, они только хотели поменяться местами, но что-то этому мешало. И тогда, не выдержав напряжения, все завертелось, задергалось в припадке неизлечимой лихорадки, мир затрещал по швам и наконец-то затвердел, а Иван, который давно уже не дышал, открыл глаза и увидел звезды. Потом все исчезло.

…Он лежал, зажмурившись, и с опаской ждал долгого падения, или кувыркания, или взлета – он уже привык реять по-над таинственной равниной. Однако все обошлось: враждебные вихри не веяли, злобные – предположительно – силы сачковали, мелькнул только отголосок далекого видения – какой-то старик в белых одеждах, папирусы и глиняные таблички, – потом все прочно стало на свои места, и Иван осторожно открыл глаза. Некоторое время он таращился в приятного голубого цвета небо, потом понял, что эта приятность еще ни о чем не говорит, потому как красивыми картинками он уже был сыт по горло. Подумав, Иван решил встать и проделал это со всевозможной аккуратностью и осторожностью. По благоприобретенной в этих местах привычке он для начала осмотрел свой гардероб и остался доволен увиденным: прежние одежды поменялись на комфортабельные кафтан и штаны. На ногах красовались сапоги из мягкой кожи. Осмотрев себя, он оглядел окрестности. В окрестностях тоже было можно жить: Иван стоял на опушке приятнейшего вида лесочка; весело зеленели деревья, среди которых имелись милые сердцу березки, осинки и прочие приметы родного края; радостно щебетали птички, перелетая с ветки на ветку; неподалеку виднелась изумительно патриархальная избушка, стоявшая на двух массивных столбах необычной формы. Иван невольно улыбнулся, до того хорошо было здесь. Он вдохнул воздух полной грудью: ах, что за чистота и сладость были в этом воздухе!..

Все, хватит, хватит крови и грязи, надоело, хочется в идиллию и хочется в сказку…

По стволу сосны метнулась белка, скользнула в дупло и тут же выскочила оттуда; устроившись на суку, замерла, уставившись своими глазами-бусинками на Ивана и быстро-быстро двигая челюстями. Не удержавшись, Иван рассмеялся, подмигнул белке и шагнул в сторону избушки. Присмотревшись к ней, он удивленно приподнял бровь: дверей в избушке видно не было. Он уже хотел обойти ее с другой стороны, но что-то его остановило.

– Какая чепуха, – пробормотал Иван, улыбаясь, но все же сказал: – Избушка, избушка, поворотись к лесу задом, а ко мне – передом!..

Раздался громкий скрежет, и Иван перестал улыбаться: столбы, на которых стояла избушка, вдруг зашевелились и, с трудом выдравшись из земли, в которой утопали, так сказать, по щиколотку, оказались непомерной величины птичьими ногами – надо полагать, куриными. Неловко переступая, изба закачалась, как корабль в бурю, заскрипела, затрещала и с натугой стала поворачиваться вокруг своей оси. Посыпалась какая-то труха, мусор и щепки: неуклюже, потоптавшись, скромное жилище оборотилось покосившейся дверью к Ивану, покачалось еще немного и замерло. Иван замешкался, не зная, что ему делать дальше, и мучительно пытаясь вспомнить что-нибудь подходящее из фольклора.

"Срам-то какой, – подумал он, – ничего ведь не помню… Зайти, что ли? Иди подождать?.."

Пока он так размышлял, дверь избушки со скрипом отворилась, и оттуда высунулась гнусного вида старуха. Она была вся зеленовато-коричневая, обладала невообразимой величины носом, кустистыми бровями, глубоко запрятанными под надбровными дугами глазами, проваленным беззубым ртом и вообще выглядела нехорошо и даже предосудительно. Иван удовлетворенно кивнул: точно так он и представлял себе бабу-ягу.

– Какой идиот тут чужой избой командует? – раздраженно прошамкала старуха. – Сегодня понедельник, и вообще запись в экскурсбюро!..

Иван деликатно кашлянул.

– Извините, э-э.., бабуся, – сказал он. – Я тут, собственно, по делу.., и не хотел вас беспокоить.

Старуха с шумом втянула в себя воздух.

– Чую, чую, – забормотала она, – человечьим духом пахнет… Э, – вдруг изумилась бабка, – да ведь я тебя вижу!

Иван не удержался и пожал плечами, хотя и понимал, что проделывает это слишком часто.

– Ну и что здесь удивительного? – спросил он.

– Да так, ничего, – протянула старуха, пристально разглядывая Ивана. Насмотревшись, она жутко улыбнулась и проворковала: – Вижу, зайти ко мне хочешь? Ну, заходи, заходи, красавчик…

Воркование в ее исполнении прозвучало ворчанием, но Иван интонацию уловил точно, хоть его и слегка покоробило от "красавчика". Однако он решил воспользоваться приглашением. Согнувшись в три погибели, он вошел в избу. Внутри оказалось темно и грязно; низкий потолок был сплошь залеплен паутиной, по которой проворно сновали здоровенные пауки, мерцая злющими красными глазками. По стенам были развешены связки сушеных грибов, трав, мышей, лягушек, еще какая-то гадость. Пыли и всякого мусора на полу имелось в избытке, возле большой печи громоздились явно давно не чищенные большущие горшки, котлы и сковороды. Один угол помещения был отгорожен грязной занавеской, в другом стояла приличных размеров метла. Посреди стоял стол, подле него – лавки.

Иван остался доволен осмотром помещения: такой вариант обстановки убогой бабусиной жилплощади он сто раз видел еще в детстве – на картинках, в мультиках и кино. Тем временем бабка проковыляла, кряхтя и охая, к столу и, чем-то скрипнув, уселась.

– Протез? – сочувственно спросил Иван. – Нога-то костяная, говорю?..

Старуха не ответила. Подперев щеку коричневой костлявой рукой, она с одобрением разглядывала остановившегося возле двери Ивана. В глазах бабки заблестели веселые искорки, и еще Ивану не понравилось вожделение в ее взгляде. Он переступил с ноги на ногу.

Поужинать им собралась старая хрычовка, что ли? Хрена с два…

Он уже собрался предупредить бабку о том, чтобы она никаких кулинарных иллюзий на его счет не строила, как старуха заговорила сама.

– Да, – скрипуче сказала она, – интерьер не по гостю, это точно. Отвернись-ка на секундочку, добрый молодец: даме надо себя в порядок привести и в помещении немного прибраться.

Иван чуть было не фыркнул, но удержался и послушно повернулся к двери лицом. Дурью бабка мается. Метлу за рогожную занавеску свою спрятать хочет, что ли? Или умыться первый раз за сто лет? Или просто оглоушить его, дурака, самой большой сковородкой?..

Иван настороженно прислушался. За спиной у него слышались странные звуки: шорохи, легкий скрип, постукивание, нежный мелодичный звон, шуршание отодвигаемой занавески. Иван попытался осторожно оглянуться, но услышал:

– Эй! Не подглядывай!..

Голос доносился как будто издалека, и Иван немного успокоился.

Но что все-таки задумала старая карга?..

– Можешь поворачиваться, – услышал он наконец.

Криво усмехаясь, Иван повернулся и чуть не упал. Наверное, он все-таки ожидал чего-то необычного, ведь странности здесь в ходу, но чтобы такое!.. Замызганное полутемное помещение пропало. Перед Иваном расстилался огромный зал какого-то средневекового замка: высоченный потолок, стрельчатые окошки с витражами, гобелены, свечи и прочие онеры. Покосившийся дряхлый стол оборотился длинным, с белоснежной скатертью столом, уставленным золотой посудой и хрустальными бокалами. Вместо лавок обнаружились стулья с высокими резными спинками. Все было как-то очень красиво, хотя и несколько эклектично, словно обустроено женщиной, которая имела очень личное представление о романтике, светской жизни и о прекрасном вообще.

Но все это было еще полбеды, потому что подле шикарного стола обнаружилась та-акая дама, что у Ивана даже дух захватило. Высокая, стройная, с красивым тонким лицом, одетая во что-то белое, искрящееся, переливающееся, она была чудо как хороша. Да, что-что, а женщины в этом вундерланде умеют себя показать, подумал потерянно Иван, нерешительно улыбаясь.

– Вы что, тут все стенки белой краской покрасили?.. – невпопад сказал он, чувствуя себя полным идиотом.

Она улыбнулась и плавным жестом руки, преисполненным такой грации, что Иван чуть не застонал, указала на стол.

– Присаживайся, гостюшка дорогой, – сказала она. – Знаю, что ты уже где-то здешней пиши отведал, но все ж не побрезгуй угощением…

Какое там побрезгуй!.. Иван смотрел на нее во все глаза. Но кто же она? И где старуха? Неужто…

В смущении он отвел глаза, медля воспользоваться приглашением и не зная, что сказать в ответ. Вдруг в дальнем конце зала он увидел давешние метлу, печку и занавеску. По метле – или это показалось только? – пробегали будто бы электрические разряды. Иван снова посмотрел на красавицу. Гм.., однако. Он прокашлялся и неловко заговорил:

– Э-э…

Красавица смотрела на него очень ласково.

– Простите, – продолжил Иван свою учтивую речь. – Я, собственно.., э-э… хотел бы… Н-да.

Девица вдруг рассмеялась. Смех у нее тоже был очень приятный, и смеялась она от души.

– Не пугайся, добрый молодец, – сказала она. Глаза ее лучились. – Это я – та, что тебя встретила… Ну не могу же я такого красавца замухрышкой привечать. Всякому гостю – свой почет…

Она поклонилась Ивану. Тот неловко кивнул в ответ и неуклюже шаркнул ножкой. Ему было очень неудобно. Срам сказать, что поначалу о женщине подумал!..

– Не бойся, говорю я тебе, и к столу присаживайся. Ты, видно, думал, что тебя сразу поедать начнут?.. Так ведь?.. Много чего рассказывают… Но к тебе у меня другой интерес.

Ага, отметил про себя Иван, интерес-то все-таки имеется. Он уселся за стол, с некоторой опаской поглядывая на хозяйку. Да уж, как сказал один давеча на пароходе, "бабец невреден", подумал Иван в некотором смятении…

– Вот и славно, – сказала чудесно преобразившаяся баба-яга, усаживаясь напротив него.

Теперь их разделял длиннющий стол, и Иван немного успокоился.

– Кушай, гостюшка дорогой, не стесняйся, – ласково сказала красавица, при этом внимательно разглядывая Ивана.

Он оглядел стол. Да, еды было вдоволь: всякие варенья, соленья, жаренья, фрукты: все было разложено на золоте и фарфоре очень аккуратно и даже строго, но вид имело аппетитный. Хотелось попробовать от каждого блюда, но при этом не объедаться: так, что-то вроде яблока познания. Иван почему-то точно знал, что баба-яга его отравить не собирается, а посему наложил себе на тарелку разной еды, наполнил бокал из хрустального кувшина, в котором плескалась игристая, приятного вида жидкость, поднял его и провозгласил:

– Ну, за гостеприимство!

– Э нет, – покачала головой красивая баба-яга. – Сегодня обойдемся без тостов. Пей да ешь – вот пока и все дела.

Иван согласно кивнул и отпил из бокала. Это оказалось вино – легкое, слегка терпкое, не совсем обычного вкуса. Ивану сразу захотелось есть. Развернув на коленях хрустящую салфетку, он пододвинул к себе тарелку, взял вилку и нож – стол был сервирован по-европейски, с массой всяких вилочек, ложечек и крючочков, – и принялся за еду. Краем глаза он уловил, что хозяйка будто бы с облегчением перевела дух, но не обратил на это особого внимания, всецело занятый процессом поглощения пищи. Все было жутко вкусно, и он жевал, отхлебывал и снова жевал до тех пор, пока не почувствовал себя совершенно сытым. Красавица же за это время едва съела кусочек и отпила глоточек: она с нескрываемым удовольствием наблюдала за Иваном и все приговаривала: "Кушай, соколик, кушай, миленький…"

Но вот Иван насытился, слегка отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку стула, чувствуя себя теперь вполне комфортно. Не хватало лишь сигареты, а лучше – сигары, но попросить он не решился, хотя и испытывал сейчас к хозяйке самые приятные чувства, вполне ей доверяя.

– Поел, соколик? – приветливо сказала красавица.

– Спать здесь, как сам понимаешь, не положено, а вот банька… банька позже будет. Так что давай беседовать.

– Давай, – согласился Иван. – С чего начнем?

– Ну, во-первых, скажи, как тебя звать-величать, а то, знаешь ли, как-то неудобно…

– Иваном меня звать, – подумав, сказал Иван.

Красавица кивнула.

– Само собой… А кто же ты будешь.., э-э…

– По профессии? – подсказал Иван.

– Да, – снова кивнула красавица.

– Солдат, – кратко ответил Иван.

– Ой, как здорово! – восхитилась красавица. – Неужто гусар?!

– С чего ты взяла? – поразился Иван.

Красавица потупила взор.

– Мне сестрицы рассказывали, – смущенно проговорила она и покраснела.

Иван с нескрываемым интересом посмотрел на зардевшуюся девицу. Ай да баба-яга!..

– Да? – сказал он. – И что же они рассказывали?

Хозяйка покраснела пуще прежнего, прямо заалела.

– Так, – почти прошептала она. – Разное…

Она подняла глаза на Ивана, и в ее взгляде неожиданно отразилась такая безысходная тоска, что Иван даже растерялся. Вдруг он подумал, что нигде ведь не говорится о, так сказать, амурных похождениях бабы-яги. Похоже, обитательнице дряхлой избушки и потенциально потрясающей красавице личной жизнью жить не положено… Пока он переваривал свое неожиданное открытие, хозяйка справилась немного со своими чувствами.

– Так кто же ты, если не гусар? – почти весело сказала она. – Пушкарь? Рейтар?

Иван помолчал, потом нехотя ответил:

– Спецподразделение… Главразведупра.

– Чего-чего?.. – ошеломленно переспросила хозяйка.

– Спецназ, говорю!..

– Первый раз слышу, – немного растерянно сказала красавица. – А это как – лучше, чем гусары?

Иван хмыкнул.

– Не знаю, как лучше, – сказал он, – но круче – это точно.

Она посмотрела непонимающе, но промолчала. Молчал и Иван, взяв со стола бокал и мрачно глядя в него: как-то неприятно вдруг показалось вмешивать реалии заданий и спецзаданий в сказку. Он тряхнул головой. В самом деле: с какой это стати? У него есть дорога, и он идет по ней. Солдат – он и есть солдат.

– Ладно, – заговорила красавица. – А чего же тебе, Иван-солдат, в наших краях надобно? Как говорится – дело пытаешь аль от дела летаешь?

– Ищу я талисман заветный, – буркнул Иван. – А попутно всяких гадов истребляю. Ползающих там, плавающих, двуногих, шестиногих – мне все равно.

– А, – с интересом сказала хозяйка. – Так это ты бегемота огнедышащего одолел?

– Я, – неприветливо буркнул Иван и вдруг спохватился: – Елки-палки!

Языки!.. Неужто опять потерял?..

Он принялся лихорадочно ощупывать карманы и пояс. Точно – нету ни сумки, ни языков!.. Ему захотелось выругаться от всей своей широкой души.

– Не волнуйся. – Хозяйка успокаивающе подняла ладонь. – Найдутся твои языки. Всему свое время.

– Как же, – зло сказал Иван. – Я о них и помнить-то не помню, забываю постоянно… Постой-ка, – покосился он на хозяйку с подозрением, – а ты откуда знаешь?

– О чем? – удивилась красавица.

– О бегемоте, о языках…

– Ах, об этом. – Она снисходительно улыбнулась. – Слухами земля полнится. Теперь я, кстати, представляю примерно, кто ты такой и чего тебе надобно.

– Да? – саркастически произнес Иван. – Тогда, наверное, сейчас мне что-то рассказывать будешь и предупреждать о чем-то?

– Нет, – спокойно ответила она. – Рассказывать и предупреждать не буду, не мое это дело… в данный момент. Но вот кое-что, что тебе весьма пригодится, я тебе на дорогу дам. Попозже.

– Когда попозже?

– Не спеши. А теперь надобно тебе в баньку…

Иван поразмыслил.

– Пожалуй, – согласился он и потянулся к хрустальному кувшину с искристой влагой. – Хорошее у тебя вино, ничего не скажешь…

– Постой, – сказала она. – Попробуй красного.

Иван удивился. Он готов был поклясться, что тяжелого темного кувшина с непонятным золотым вензелем только что на столе не было. Он посмотрел на хозяйку. Она наливала себе полный бокал из точно такого же кувшина. Иван помедлил, взял кувшин и налил себе.

Вино было густое, тягучее, темно-красного, почти черного цвета, не лишенного загадочной приятности. Ивану показалось, что над полным бокалом поднялся легкий дымок. Он поднял бокал, посмотрел на хозяйку – она уже поднесла свой к губам – и выпил вино. Оно оказалось необычного сладко-соленого вкуса, теплое, почти горячее. Иван почувствовал, как огненная жидкость проникает в каждую клеточку его тела, становясь все горячее и горячее, заставляя пузыриться его кровь и лопаться кожу. Жар внутри становился нестерпимым: тело отказывалось повиноваться, кости стали хрупкими, а мышцы одеревенели.

– Что… – прохрипел он из последних сил и умолк: челюсти свело судорогой, язык высох.

Глаза готовы были вылезти из орбит: он не мог даже прикрыть веки и только с удивлением смотрел на хозяйку.

– Ничего страшного, – спокойно сказала она, допила свое вино и встала. – Вполне обычная процедура. Так надо.

Иван ощутил, как нестерпимый жар стал стихать. Тело успокоилось, никакой боли он не чувствовал, однако по-прежнему, несмотря на все свои усилия, не мог пошевелиться Голова же оставалась удивительно ясной: более того, он стал как-то лучше видеть, в мире появились новые краски, и он обрел четкость и объемность. Иван почему-то не дышал, однако чувствовал, как на него обрушилась целая лавина незнакомых пугающих запахов.

– Успокоился? – ласково сказала хозяйка. – А теперь иди ко мне. Банька тебя уже ждет.

Почти испугавшись, он почувствовал, как, помимо своей воли, встает и идет, равномерно переставляя ноги, к хозяйке. Подойдя к ней, он замер. Ласково улыбаясь, она смотрела ему в глаза.

Он чувствовал, что его сознание словно отделяется от тела, взлетая невесомо куда-то вверх, в то же самое время оставаясь внизу, на своем месте.

– Не бойся, – сказала хозяйка, и болотная непроглядная зелень ее глаз затянула властно. – Полезай в печь.

Тело Ивана без желания хозяина подошло, неловко переступая негнущимися ногами, к печи, одеревеневшими руками отодвинуло заслонку, залезло вовнутрь, поставило заслонку на место и удобно улеглось. В печи было удивительно просторно. Иван потерял ориентацию и теперь не понимал, где явь, а где наваждение: привычная система определения отношений с миром, пусть даже и нереальным, отказалась работать, и никакие знаки не желали быть узнаваемыми. Иван лишь пытался спокойно наблюдать. Он увидел, как его тело горит, деловито потрескивая: боль тут же появилась и стала невыносимой. Булькала, закипая, кровь, с треском вспыхнули волосы, зашипело поджариваемое мясо; съеживалась обугленная кожа, вот уже и лопнули глаза, но Иван продолжал видеть: он наблюдал, как баба-яга, снова превратившись в безобразную старуху, притащила скрученного веревками голого двойника Ивана и бросила его в большое чугунное корыто. Откуда-то налетело воронье и стало яростно клевать связанное тело, только кровь брызнула во все стороны. Баба-яга в это время кружилась, приплясывая и завывая, вокруг корыта. Потом воронье пропало появились громадные волки, которые, свирепо рыча, стали грызть изуродованного двойника. Потом волки тоже исчезли: показалось, что они скрылись за какой-то грязной занавеской. Тогда старуха взяла в руки неимоверной величины топор, подошла к двойнику и стала деловито рубить его на мелкие кусочки. Изрубив двойника в капусту, она подставила кожаное ведро, наклонила корыто и вылила из него в ведро черную Дымящуюся кровь. Потом она подошла к напрочь сгоревшему Ивану и окатила то, что от него осталось, этой самой кровью. Этого Иван, который все видел, все чувствовал, существуя отдельно от себя – от своей боли, от всего мира. – почему-то не вынес, и, как он сам успел подумать, распадаясь на мелкие частички, – куда-то потерялся.