Сидя в паланкине, Таскат просматривал ежедневный листок. На обороте была графа объявлений, напечатанных одной строкой.
В листке значилось:
«Убой жертвенных животных, панта, свой птичник, выезд на дом»
Какие еще жертвенные животные? Кто здесь сошел с ума? Панта – это же ящерицы-тяжеловозы… Куда они вывозят туши?.. Съедают? Отдают бедным?
«Уборка и откачивание выгребных ям»
«Только у нас – услуги жреца к вашему празднику»
«Яйца боххи, отложены недавно, вылупление и окукливание в срок», «Клешни и хвосты берегового черного скорпиона»… Так, это опять еда…
«Ступи на праведный путь в одежде, изготовленной мастером Кийли. Квартал О… (тут печать смазалась). Ты забыл оставить знак!»
«Проводим свадебные испытания»… Какие такие испытания? Таскат ничего об этом не знал. А вот это? Испытания для подростков?.. Раньше даже не вспоминали о таких архаизмах… Ах, да! Как теперь без мага за минуту определить, кто талантлив и освобожден от повинности, а кто – нет… Мага и камнями закидать могут – чтобы на семью не накликал беду! И теперь империя взяла в оборот таких детей, призывая их в свои школы, но как они отличают одних от других, часто – еще безымянных, не умея проводить экзамены?…
«Обучение свадебным пляскам, предварительный взнос – двадцать медяков»
«Кую мечи, недорого»
«Жреческий квартал ищет 25 молодых людей для ежегодной старинной потехи»
«Лучшее в мире предложение: удобный караван до столицы, в Ти и обратно – всего за сорок дехин»
Почему до столицы и обратно? Мы же в столице!.. Ах, да. Столицу всегда упоминают первой перед другими городами, даже если нет названий городов. Или это Марисхе, крупный город Исха на северо-востоке? Где тогда находится Ти? А, на полпути.
Им бы что-нибудь получше караванов и кораблей… Давно пора вводить какой-нибудь транспорт с хитрым двигателем, при таких-то прекрасных дорогах… Говорят, тут незадолго до его прибытия хотели провести архаическую рельсовую железную дорогу, но что-то не додумались до того, как устроен паровоз. А ящерицы плохо тянули. Хотя… Что это я, все же теперь проверяется на благонадежность. А то, что не одобрено Священным величеством, вообще никто строить не будет. Попробуй тут, стань изобретателем ротомобиля.
Объявлений было на редкость мало.
Таскат задумался, вертя листок в руках. Может быть, так ничего и не найдешь. Но должен же быть хоть какой-то путь!
Под полой его калли прятался деревянный футляр. Он прочел его содержимое почти до конца.
Сегодня был день, который в здешнем календаре отводили под почести, отдаваемые мертвым. Как всегда, приглашение застало его врасплох. Он подумал, что это провокация, но дело решилось просто: дальний родственник Хэнло Арады открыл свой новый склеп и пригласил кучу народа на открытие его дверей.
Неужели он отказал бы родственнику госпожи Арады?..
Открытие прошло с огромной помпой, четыреста человек гостей, чинно прогуливавшихся по дорожкам кладбищенского парка, обносили ритуальной едой, рассыпчатой кашей с мясом, пахнущей вяленой ящерицей так, что Таскат еле-еле проглотил кусочек. Хозяин дома, как и положено, едва замечал его. Зато в курительной комнате, куда он зашел после визита в погребальную камеру, было многолюдно, шумно и дымно. Половина людей, кочевавших по приемам и знатным домам, вертелась тут. Значит, это было место рыбное, и по-прежнему можно было задавать вопросы и получать ответы.
– Не окажете ли мне услугу? – поинтересовался он, найдя нужного человека.
– Смотря какую…
– Мне нужен высокородный Ольмитт.
– Хэнрох Ольмитт? – оживился сплетник. – Кто же не знает. Его здесь нет. Он живет в низкой башне, в Осеннем квартале. Зачем он вам?
Таскат нахмурился.
– Он мне должен. Два года уже прошло, и я хочу поинтересоваться, как у него дела.
– Ах, должен… Оставьте это дело, уважаемый. Сейчас он практически нищий. Отчего вы так долго ждали? Два года назад, как вы помните, все было совершенно иначе.
Посланник успокоил собеседника, сказал, что не собирается ронять свое достоинство, преследуя нищих, бросил еще пару фраз и исчез в толпе.
Два дня спустя Таскат сидел за столом, сосредоточенно внимая настырному чиновнику и пытаясь не зевать, и раздумывал о том, во что бы такое поиграть дома перед сном, чтобы мысли вошли в новое русло.
Советник по военным делам был ужасен. Он был ужасен не потому, что возвышался на голову над любым собеседником. Он был нетрезв, нес чепуху, под большим секретом расписывая свои подвиги на сердечном фронте, и, кажется, пытался понравиться. У этих «истинных людей» тут в ходу откровенность, но не искренность – подумал Таскат и опять загрустил.
Беда была даже не в том, что играть было не с кем. Было не во что играть.
Игры-на-жизнь, которые были здесь в большом ходу, не привлекали Таската. Тот, кто выигрывал, считал другого обязанным выполнить его просьбу – или просил его расстаться с жизнью. Посланника никто не назвал бы трусом – но на этот счет существовало хорошее правило. Нельзя было рисковать жизнью, принадлежащей не тебе. Его жизнью на данный момент, как твердо знали аар, владела Корпорация.
А эти здешние фишки в три ряда на желтой доске напоминали го, которое он терпеть не мог даже дома. Карты тут никто не изобретал, «грозовые облака» требовали трех или более партнеров, а вот если бы были шахматы… Впрочем, кажется, подходящий час настал.
– Шахматы… – вслух мечтательно произнес Таскат.
– Простите, что вы сказали? – вскинулся собеседник. Невнимание могло обойтись дорого.
– Простите… – попытался вывернуться Таскат, понимая, что оскорбленное самолюбие – повод для козней. – Вы описали сейчас несколько прекрасных стратегий достижения высокого поста. И сейчас ваша изощренная логика, доказывающая необходимость права сильного, напоминает мне одну хорошую игру моей родины, которую я очень люблю.
– Вот как? И какая же это игра?
– Я чрезвычайно рад, что вам интересно! – бурно обрадовался Таскат. – Хотите, сыграем?
И вынул из поясной сумки небольшую доску, сделанную на досуге.
Недавно он ездил на военный завод вместе с этим огромным человеком и напрашивался посмотреть, как делают механизмы для ружей. Ему отказали, что было, на взгляд хэлианца, очень странно. Ведь каждый фабрикант, будь он даже и военный, так или иначе старается впечатлить клиента, проведя его по подходящему цеху и объяснив некоторые тонкости дела. Может быть, теперь – не каждый? Варта удостоился такой чести, а он – уже нет.
Кто же должен запирать в светящемся шарике несколько хитрых деталей? Маги-ученики? И как их заставляют? Может быть, они работают за идею? Или там работает какой-нибудь один маг, у которого прохудился чердак от нейдара? Или у них просто склад таких устройств, сделанных про запас? Тогда на сколько лет хватит этого оружия? Никакие детали не вечны, знаете ли…
Таскат задумался, что в этой стране идет своим чередом, а что вызовет взрыв. Если бы в его земле произошел какой-нибудь случай, сопоставимый со здешним массовым… да, исчезновением… людей, обладающих особыми способностями, то все, кому не лень, осадили бы высотки администраций с настоятельными просьбами усмирить и поймать убийц. Был бы скандал, шипение, громкие заявления в выпусках новостей, уличные беспорядки. Не исключено, что полезли бы в окна, а то и по стенам, кто помоложе… Но здесь есть полубезумная регулярная армия, солдаты, императорская немногочисленная гвардия, городская охрана… И все они служат не делу, а господину. И не одному господину.
Да. Официально – войны нет, а армия, и не одна – есть. Может, эти малопонятные дела на границах и есть «скрытая война»? Сейчас еще какие-то беспорядки начались, но империя пытается поддержать реноме… Перед кем? Перед другой стороной неба, что ли? Плевать им на другую сторону.
Советник опять задал ему какой-то вопрос, и Таскат не стал отвечать, а надел почтительное выражение лица и спросил сам.
– Слушайте, уважаемый… Если мы, по вашему утверждению, стайно-иерархические существа, любящие силу и не любящие слабость, если это заложено в самой нашей природе – то почему нам от этого так плохо?
– Кому плохо?
– Нам. Вот вам хорошо?
Советник подумал и неожиданно сказал:
– Нет.
– А во-вторых – продолжил Таскат – почему все сильные неизменно хотят казаться еще и правыми? Зачем нам вообще это надо? Если бы мы признавали только силу, никакой разум бы нам не мешал. Умники сидели бы в клетках или плясали, как куклы, на веревочках…
– Я пляшу на веревочке – опять удивил его советник. Разоткровенничался. – Я должен.
– Кому? – Таскат вспомнил глупого Ольмитта.
– Вы не угадали. Я не должен денег. Я не проиграл в игру-на-жизнь. Я не краду – мне нет нужды. Но я должен Империи, потому что она права. Может быть, правота – это высшая сила? Мы должны служить правоте. Кто хулит Империю, тот поносит тебя и твои дела, ударь его кулаком!
Судя по разочарованию, проступившему на усталом лице силача, правота Империи его чем-то сильно расстраивала.
– Не сочтите, что я прошу вас, так сказать, изменить Империи – осторожно сказал Таскат – но в чем ее правота и за что вас накажут? Вы вроде бы не совершили ничего такого, за что вас стоило бы наказывать, справедливо или несправедливо… Разве тут есть какой-то подвох?
– Есть. Я пошел на сделку с вашей страной, так же, как все. И получу то, что полагается предателям.
– Почему – предателям?
Советник мрачно посмотрел на него.
– Человек, приносящий домой что-то опасное и чужое – непроверенное, чужое – это предатель. У нас слишком большой дом, чтобы это было не так. Оно может быть сколь угодно выгодным, сколь угодно прекрасным, но если чуешь, что здесь что-то не так – не приноси домой. Маги погибли за свою жадность и гордость, требуя за свою презренную работу доли власти в Совете: они принесли к нам домой то, чего не стоило приносить.
– И что же в нас не так? – обиделся Таскат. – Мы ведь не маги. Мы ничем не хуже обычных аар. И аар ничем не хуже нас. Законы природы есть законы природы.
– Неужели я не вижу, кого к нам прислали с другой стороны! – пьяно прищурился советник. – Вы живете по-другому. Вы умеете слишком много для мирного человека. Вы скрываете слишком много для того, кто привык только торговать. Вы хотите слишком многого. Я ничего не знаю о вашем начальстве и о самой межземельной корпорации, даже названия, хотя вы здесь уже два года… Мой вывод прост. Вы, несомненно – война.
Он поднял ферзя и покачал им в воздухе. Ферзь стоял на невыгодной позиции.
– Почему война? – оторопел Таскат.
– Может быть, вы и не знаете, как устроена наша система обучения… – покачал головой советник – В башне нашего учителя мы изучали в основном историю. Когда нужно было выбирать период, чтобы изучать его – а потом, может быть, написать свой труд, принадлежащий к определенному канону – я выбрал себе период Войны.
– Становление империи?
– Да, становление империи. Сейчас, как вы знаете, страна расшатана. Все может быть. Империя и император – две разных величины, и есть много людей, которым не все равно, чему служить.
Он уставился на Таската абсолютно трезвыми глазами, и Таскату стало не по себе.
– Даже если вы ничего не знаете… Если вы ни о чем не подозреваете, а все письма, приходящие вам, не содержат враждебных инструкций… Если даже вы просто отправлены сюда добывать то, чего у вас нет, а товар оторвут с руками – это не единственная причина… Вы приближаете войну. Вы забрались на самый верх, стали всем известны, всем удобны и приняты везде, возможно – вам доверили несколько тайн. Вы имеете прямое отношение к производству оружия, вы способны, на первый взгляд, перекрыть поставки одним движением пальца… Но вы уже не сделаете этого. Вы слишком глубоко завязли. И когда вас потянут за ниточки те прекрасные люди, с которыми вы пьете сегодня, это станет толчком к большой и грязной войне. Вы ведь знаете, что такое война? Вы как-то проговаривались о славных битвах в вашей земле, о победах, о блестящей роли мудрого дипломата… Ваша игра целиком представляет собой модель войны, и в ней несколько родов войск. Девушки и юноши слушают ваши басни, приходят в ужас, потом ахают, восхищаются – и, возможно, кое-кто уже посчитает, что война входит в моду. Как же! Это славно! Это красиво!
Таскат молчал.
– Вас уже подставляют – доброжелательно сказал советник. – От ваших ворот по ночам отправляются гулять по развалинам таинственные люди, о которых вы, само собой, не имели ни малейшего понятия – вы спали в своей постели, это было проверено!.. Но я…
Хорошо, что на моем лице ужас не отражается так ясно, понял Таскат. Иногда кое-какие особенности спасают жизнь. А насторожить уши в этом дворце – первая обязанность. Многие, наверное, так и думают, что у меня под шапкой неподвижные уши, как у жителей этой земли. И кто, во имя всех богов, кто в ту ночь спал в моей постели?.. О, как я несчастен был бы, о, наше бедное многоземелье…
– Что-то я заговорился… – Советник протянул огромную лапищу и сгреб со стола доску и бокалы. Он еще раз оглядел посланника, символизирующего собой войну. – Нет, это невозможно. Невозможно, чтобы человек был настолько глуп. Даже если он взялся невесть откуда.
Таскат посмотрел ему вслед, подождал, пока закроется дверь, тряхнул головой, нажал на запястье и сделал несколько записей; чтобы не забыть сделать выводы.
Обидно было только, что свою доску этот большой человек унес с собой. Возможно, на некоторых фигурах можно было найти следы того вещества, соприкасаться с которым он избегал весь вечер.
Особенно интересно было есть из своей тарелки тщательно выбранные кусочки каши и мяса, ведь все было так хорошо перемешано…