В этих краях он еще не был. Окраины никогда его не влекли просто так, но тем интереснее было заняться разведкой самого скучного куска Аар-Дех. Невозможно было столько времени жить в стеклянном пузыре, а теперь – только бы продолжало получаться! – и на полдня исчезнуть можно…
Окраины во всех городах этого мира одинаковы. Там работают, едят и спят неинтересные влиятельным личностям люди. А иногда там находятся места, которые своим аккуратным почерком описывает госпожа Арада на трех листах тончайшей бумаги. И тогда не обойтись без очередной игры в прятки.
Игра в прятки оказалась на диво увлекательна. Самым интересным занятием оказался поиск дыр. Дыры он педантично отмечал на плане местности, пользуясь тем, что никто ему не помешает.
За прошедший месяц были обнаружены дыры:
– В охране низкой стены, призванной уберечь квартал башен от постороннего люда
– В охране верхнего яруса дворца (хотя на первый взгляд это казалось немыслимым. Но чего нельзя добиться тайно, можно добиться путем искренней и глупой просьбы)
– В логике низкорожденных (это стоило просто запомнить)
– В логике благородных
– В том, что никто не узнает человека, который разрешает себя узнавать
– В том, что якобы кто-то может обратить за пределами дворца внимание на господина посланника, если тот не будет вести себя тихо…
Все это было очень весело и познавательно. Картонный образ города, где не гаснет свет, таял на глазах. Перед ним открывался новый мир – как он и подозревал, вполне живой, хотя и не безукоризненно чистый…
А теперь он стоял в полдень на берегу мелкой речки, которая, оказывается, протекала через полгорода. Речка оказалась относительно чистой, текла из одного оврага в другой овраг, разделяющий пополам бедный Рыбный квартал, и не была обозначена на карте. Неподалеку стояла ткацкая фабрика, и ниже по течению вода была такая, что нос Таската выражал протест.
Собственно, много что не обозначено на карте, думал он. Туда можно просто прийти.
Таскат кинул камень в воду.
Знание бывает научным либо практическим. Научное – это то, которое получено с помощью известной и воспроизводимой другими людьми процедуры.
Камень опускается ко дну, и его кто-то проглотил, тут все и вся глотают что попало… Это и есть установленная процедура…
Над водой пролетела огромная стрекоза, и он машинально пригнул голову.
Научное знание делится на историческое и теоретическое. Историческое – это знание о фактах прошлого, имевших конкретное время и место. Теоретическое – это все остальное…
Теоретического знания для его бедной головы было слишком много.
Страна умирает, как древний ящер с новым вирусом в клетках.
Послышался хруст песка под ногами бегущего – не шелест, а громкий убийственный хруст, как будто человек бежал по битому стеклу и не понимал этого. На берег реки выбежал какой-то мальчуган-подросток, долговязый и босой, и, не обращая внимания на Таската, присел на корточки, вытаскивая что-то из воды. Посланник аккуратно отодвинулся в тень. Мало ли.
Парень зашел поглубже в воду. Еще немного, и в руках у него обнаружилась верша, в которой трепыхались какие-то твари, похожие на тритонов. Он вывалил из на песок, запалил костер и начал перебирать извивающиеся тушки, которые норовили уползти, как-то хитро щелкая добычу пальцем по коротким шеям. Добыча после этого моментально затихала. А один тритон не захотел умирать и укусил дурака за палец.
Подросток взвизгнул, облизнул укушенный палец и посмотрел на тварь. Тварь пискнула.
Таскат притаился. Ему всегда было неприятно смотреть на то, что люди делают, привыкая выживать. Откусит голову сразу или лапки оторвет? Сколько тысяч лет истории, а поставь человека в определенные условия, и…
Подросток не сделал ни того, ни другого.
Он бережно уместил тварь на ладони и посмотрел на нее, склоняя голову, как птица – справа, слева. Потом захихикал, подошел к воде, погладил создание по спинке и отпустил.
Тритон скользнул черно-зеленой молнией между камней и растаял в темной воде.
Около воды валялась какая-то жестяная коробка, распоротая по шву. Дурак схватил ее, осмотрел, примерился – на его лице мелькнула тень какого-то священного сосредоточения – и ударил в помятый бок.
Звук его вполне устроил.
Ноги переступили раз, другой… Таскат поймал себя на том, что начинает постукивать по колену, отбивая ритм, и прижался к стволу. Зачем человеку мешать? Не надо мешать человеку. Незачем. Еще испугается.
А грязный долговязый дурак продолжал плясать, подняв над головой пустую жестянку, и выбивал из нее барабанную дробь – так искусно и громко, как не смог бы и барабанщик площадного оркестра.
Вот так вот, значит. Летишь, полный надежд, к великой цивилизации, обладающей магическими способностями и владеющей великими сокровищами, ищешь днем с фонарем тех, кто все это создает, а все уже умерли или убиты. И понимаешь, что из всех достойных представителей, возможно, остались честолюбивая юная дама, обожающая дорогие подарки, и какой-то сумасшедший, который лупит в пустую банку на берегу реки… Не напугать бы его… И еды с собой нет никакой…
Помню-помню, мне присылали с оказией земную редкость, старые драгоценные стихи, не похожие на стихи.
у зеленой волны у старого камня
из драной рубахи он делает знамя
из ивовой ветки он делает саблю
и бормочет какую-то абракадабру
Таскат сел и начал смотреть на воду, которую тревожило только кружение охотящихся жуков. Всплеск… Всплеск…
Время стало вязким и текло мимо, как ручей, лениво, медленно, и все, что придумали когда-то поэты, укрывало наплывами песка.
В таких случаях похороненные ожидают, что придет и спасет их Глубинная Смерть.
Он тихо встал, неслышно прошел за спиной дурака, поправил костерок, положил тушки тритонов на железный лист и пошел по тропинке вверх, не оглядываясь. Порядочный человек должен понимать, что предназначено не для его любопытных глаз.
На горбатых улицах в пасмурный день было не так много народу, и никто не смотрел подозрительно на высокого бледного человека, которому зачем-то вздумалось средь бела дня вылезти из оврага. Пришлось свериться с картой, чтобы определить, как лучше пройти к дворцовому кварталу. Мимо пробежала компания детей, играющих в салочки, прошли две женщины средних лет, каждая – в двух покрывалах, накинутых на плечи. Они тащили под крылья оглушенную форра, и она слабо пищала. Работники шли домой на обед – взрослые: дети оставались в бараках там, где стояла фабрика, там, где ткали полосатые ткани на огромных станках – на один станок шестеро детей или четыре человека. Кто-то нес большую корзину, наполненную побегами камнецвета, кто-то вязал на ходу, не глядя под ноги. Узкий переулок, мощеный камнем, изгибался прямо в небо.
Нда… «несчастные люди, довольные миром»…
Доволен ли ты миром?
Ему нужно было найти лавку, и он ее нашел. Как не найти. В последнее время он легко находил предметы, которые никак не пахли, предметы, ему не принадлежащие, лавки без вывески, а иногда – то, что пригодилось бы назавтра. Немного помечтав о возможностях сказочной магии, он сдался, объясняя этот феномен развитием интуиции. Еще бы, в таком прекрасном, изысканном обществе…
Занавески на двери не было. Он вошел в полутемное помещение, где пахло озоном. Продавец, стоявший за прилавком, изумленно расширил глаза.
На стенах висели какие-то картинки с извилистыми волнами и линейками, размеченными делениями.
– Что это? – ткнул он пальцем, припоминая, как должен вести себя высокородный и высокомерный по отношению к самым низшим.
– Это наглядные пособия, господин – процедил продавец, выпрямив спину. В нем не наблюдалось обычного раболепия, которое очень мешало Таскату в обычных случаях. Хорошо, что не спросил с порога, чего надобно, и продает вовсе не сот и не хлеб, а эти странные штуки. А то манера класть просяной хлеб и сушеные бобы прямо на порог, дабы славному господину не приходилось оскверняться, заходя в лавку низкорожденных людей, очень раздражала.
– Пособия? Вот как? И что на них изображено?
– Вы не поймете, господин.
Поразительно, какой наглый продавец. Это странным образом успокаивало. Он что, не боится получить удар палкой от знатного бездельника? Может быть, хоть этот не будет трепаться три часа кряду, расхваливая товары?
Таскат прошелся вдоль прилавка. Прилавок напоминал застекленную витрину, стекло было безумно дорогим – прозрачным и тонким – и при скудном освещении можно было разглядеть кое-какие знакомые предметы. Вот чучело странной ящерицы с разноцветным гребнем, как в книге о флоре и фауне… Вот две тонкие медные палочки… Вот колба… Вот эбонитовые стержни… Вот банка с канифолью, точно, с канифолью, запах ни с чем не спутать. Вроде бы для этого нужен специальный нагревающийся гвоздь, чтобы соединять расплавленные концы провода… Древности какие. Вот искристые палочки, не помню, для чего они… Вот, смотрите-ка, насос… А вот настоящее чудо техники – механическая рука! Самая настоящая рука со всеми сочленениями. В отдельном шкафу.
А это не антенна ли? Нет, не антенна. Длинный тонкий прут, и все.
Насколько он теперь понимал, тот-камень как волшебный магнит упоминался во множестве книг. Спасибо Араде за самые элементарные, но такие необходимые знания! Неплохо знать, как настроить передатчик, посылающий сообщения в космическом пространстве, и очень плохо – когда не знаешь, как здесь называется сталь или золото. Шибко умный стал господин посланник, искушенный в межземельной торговле и настройке сложной аппаратуры. Простых вещей не знает.
Он ткнул пальцем в ящик, где под стеклом был выставлен большой осколок серо-голубого камня. На его зернистой поверхности вспыхивали мелкие искорки. Он пригляделся еще раз. Нет, показалось.
– Заверните.
– Это не продается! – нервно сказал продавец, вцепившись в крышку прилавка.
– Слушайте, что это за церемонии? – удивился Таскат. – Я знаю, что «не продается» в этом городе значит «отложено», но я очень тороплюсь. Не такая уж редкая штука. Стоит десять дехин. Заворачивайте.
Продавца буквально трясло.
– Рекомендую вам пойти к жрецам и попросить у них пару дисков – заявил он, глядя на посланника ненавидящими глазами. – Тот-камень как сердцевина дисков используется давным-давно…
– Не так уж и давно, лет двадцать – бросил Таскат. Увы, ничего нельзя было исправить – открылся так открылся. Лавка и лавка, старая, как ему и сказано. Этот нахал – просто ученик ремесленника или механика, отчисленный из школы. Разве что сюда открыто заходят маги… – Мне нужен просто необработанный кусок тот-камня. Я уже устал с вами препираться. Продайте, прошу вас. Сплясать вам, что ли?..
Последнее он произнес чуть ли не просительным тоном, устав от показного высокомерия. Ну что такое, в самом деле…
Глаза продавца чуть не вышли из орбит. Он хотел что-то сказать, потом передумал, бросился к ящику и в один миг упаковал содержимое.
– Вот… Возьмите… Возьмите и будьте счастливы…
– Да что с вами! – отмахнулся посланник, чувствуя, как ум отклоняется от обычной оси. Казалось, он никуда не уходил с берега мелкой речки. – Возьмите деньги.
– Не надо… денег… – прошептал продавец. – Да пребудет с вами благословение богини…
Посланник устал удивляться. Он запихнул кошелек в сумку, сунул туда же сверток и пошел к выходу.
В дверях его догнала последняя реплика сумасшедшего продавца:
– Господин… Господин, а как вы нашли эту лавку?
– По запаху! – огрызнулся Таскат и выбежал наружу. – Пошел к воронам!
– К кому?..
Чтобы отделаться от окружающего безумия, он бежал два квартала до площади Каменных рек, где взял в плен хозяина ближайшей повозки, доставившего его к дворцовому кварталу. Оставалось только отдышаться, преодолеть ограду, прогулочным шагом подойти к дверям башни и подняться по лестнице.
Всю дорогу его не оставляло ощущение, что камень нужно было нести не в сумке, а за пазухой. В конце концов он так и поступил.
Приглашение от советника по военным вопросам сыграть в игру-на-жизнь пришло вечером. Это было неожиданно.
Таскат аккуратно свернул листок, навязал сверху широкую ленту, означавшую «срочно!» – и отправил с ближайшим охранником главе охраны дворца – якобы для проверки подлинности.
Через час его вызвали во дворец. Он поехал спокойно, зная, что нужно говорить.
Через два его отпустили, поразившись непонятливости вроде бы искушенного посланника.
– Вот вы умный человек – тяжело сказал глава охраны, вертя в руках несчастное письмо. – Неужели вы не догадались, что это значит?
– Я не всегда так догадлив. Но все советники прекрасно знают, что мне запрещено играть в азартные игры. Шахматы, моя игра, не входят в их число. Если человек пишет мне такое письмо, он либо провоцирует меня, либо это – не он. Идею предательства я не рассматриваю.
– Не то чтобы предательство… – проворчал глава. – Скорее – глупость. Идите, прошу вас. И… Не всему можно верить, когда попадаешь в высший круг. А Его священное величество не слишком одобряет умников.
Таскат старательно удивился.
– Как, в высших кругах водятся столь ненадежные умники? У нас дома бы за это…
Глава подозрительно посмотрел на него, но не обнаружил на бледном лице посланника ничего, кроме изумления и разочарования.
– И что – у вас?
– Ничего, кроме смерти. Власть священна – убедительно пожал плечами посланник, делая каменное лицо. – Эффективная система везде работает одинаково.
Глава еще раз изучил его, уставясь неподвижными глазами. Но посланник никак на это не отозвался – то ли действительно половины происходящего не понял, то ли просто думал не о том. Неужели этот нескладный человек действительно упал с неба?
Поэтому он приблизился, наклонился к Таскату и тихо сказал:
– Император превыше всего, иноземец. Не стоит забывать об этом. А кое о чем стоит и забыть.
Таскат отшатнулся, придавая лицу соответствующее выражение.
– Я понял. Благодарю вас.