Сэхра сидел у костра и рассказывал:

Однажды к богине пришли женщины – много встревоженных женщин, взрослых женщин, и у самой старшей из них уже были внуки.

Были женщины с именами и две сахри, державшиеся просто, не боявшиеся поднять глаза. Это обрадовало Сэйланн.

– Мы могли бы учиться и у твоих учениц, но мы не знаем, как! – сказала самая смелая. – Мы знаем, что тот, кто хочет учиться, учится, но нам застилает небо дым, и дыма все больше.

И самая смелая хитро посмотрела богине в глаза.

– Так кто же вам мешает? – так же хитро спросила богиня. – Дети, мужчины, птицы? Хозяйство?

– Хозяйство… – вздохнули они. – Ни куклы, ни мужчины, ни дети не облегчают необходимости заниматься хозяйством. Оно связывает нам руки.

– Просите – махнула рукой богиня.

Женщины долго совещались между собой, а потом попросили как раз о том, о чем Сэйланн долго думала.

– Но вам нужна бумага, написанная моей рукой, чтобы вам верили те, кто умеет читать! Подождите во дворе! – сказала богиня.

Она подумала немного, записала буквами на листке, чтобы не забыть, а потом попросила писца красиво переписать такое:

Богиня разрешает взрослым женщинам с десяти полных лет, понимающим природу своего ветра, селиться в отдельных поселках и учиться там магии, и не пускать туда мужчин и детей, чтобы не мешали, и управляться там, как ученицы сами захотят.

Богиня приказывает не нападать на эти поселения, не пытаться их разорить, торговать с ними по закону. За нарушение границы поселения полагается казнь, которую совершат жительницы.

Любой напавший на поселения сам виноват, не подходите так близко.

Последнюю строчку писец попросил позволения исправить. И богиня тогда переписала послание сама, тщательно, собственной рукой, прикусив язык от усердия, не менее десяти раз.

Не умеющие читать заучили это послание наизусть, и оно стало известно, как Послание Сэйланн, и до сих пор поселения колдуний стоят, охраняемые им. Нетлеющая бумага лежит в доме любой санн на отдельном столике, и ее хранят, как зеницу ока: пока здесь есть настоящее заклинание, записанное на бумаге, стоят и дома, и власть разумных.

Стоило бы, конечно, закопать это письмо под корнями зеленой колючки, чтобы его хранила земля. Но вы же понимаете, добрые люди, что никто и никогда не пойдет на такое.