Глава 1

Пасмурно, хмурое октябрьское утро, низкое небо цвета полинявшего, старого полотенца, изредка моросит мелкий, унылый дождь.

Тамара заварила кофе, разогрела вчерашнюю кашу.

«Как же мне надоела эта каша!» – вздохнула она, но готовить что-то другое не хотелось.

«Говорят, полезно, – подумала Тамара, съела пять-шесть ложек и отставила тарелку в сторону. – Нет, не хочу больше».

Она пила кофе, по радио, как обычно, передавали новости и прогноз погоды – будьте осторожны, магнитные бури, облачно, ожидается…

«Что ожидается? Опять прослушала. Да ладно, на работе посмотрю на компьютере».

Но все мысли Тамары были не о циклонах, антициклонах, дождях и ураганах, все её мысли вот уже три недели были о незнакомом мужчине, который оказался нищим и просил милостыню у церкви.

Это было невероятно, она – успешная, деловая женщина, обеспеченная, имеющая квартиру, машину, дачу, покой и благополучие, наконец, она – капитан милиции, и именно она не могла заставить себя не думать об этом незнакомом нищем.

Как это случилось?

В то утро Тамара вышла на работу чуть раньше и решила немного прогуляться, пойти дальним путём мимо церкви.

Город N, в котором она жила, делился рекой на две части.

В одной были частные дома, старые, неказистые, с резными ставнями и подоконниками, на которых цвела герань, и мурлыкала кошка.

Но всё чаще здесь стали встречаться коттеджи и настоящие дворцы, иногда помпезные, иногда элегантные в стиле минимализма, но все, как один, окружённые высокими, глухими заборами.

В другой части города стояли панельные пятиэтажки, но строились и современные высокие дома с лифтами, просторными квартирами и ухоженной территорией вокруг – газоны, клумбы, детские площадки, мини-фонтаны.

От прежней промышленности здесь почти нечего не осталось, этот районный центр постепенно становился курортным городом, уютным, чистым и живописным, потому что главной его ценностью была природа.

В центре города, в широкую полноводную реку, на которой он стоял, впадала, образуя эффектную стрелку, небольшая речка. Берега рек, обросшие высокими соснами и окаймлённые золотыми песчаными пляжами, были необыкновенно красивы.

Тем утром Тамара пошла на работу дальним путём – через мост мимо церкви в старую часть города, где в небольшом двухэтажном особняке располагалось отделение полиции, в котором она работала вот уже двадцать три года.

После окончания юридического факультета университета она аттестовалась и получила распределение сюда, в районный центр. Проработав следователем около двух лет, она перешла на более спокойную работу, если такая вообще существует в полиции. Перешла Тамара в отдел, связанный со статистикой и архивами, потом возглавила его и дослужилась до звания капитана полиции. Подчинённые её уважали, а руководство ценило.

Делая небольшой крюк, чтобы прогуляться, Тамара проходила мимо церкви.

Уже началась служба – звонили колокола, спешили, торопливо крестясь, прихожане, а из раскрытых дверей храма слышались молитвы дьякона.

У церковной ограды, немного в стороне от остальных нищих, стоял мужчина, и что-то в его облике заставило Тамару замедлить шаг и приглядеться.

Его лицо было таким отрешённым и опустошённым, будто он не понимал, зачем и почему здесь находится.

Он не сказал, как другие нищие, «спаси, Господи» или «дай Бог здоровья», он не сказал «спасибо», он ничего не сказал, а только равнодушно посмотрел на монетки, брошенные Тамарой в стаканчик.

Была в его фигуре, опущенной голове и потухших глазах особенная покорность и даже безразличие.

На вид ему было около пятидесяти, среднего роста, худощавый, взлохмаченные седые волосы, приятное лицо, а небольшая бородка и усы говорили скорее о невозможности побриться, чем о желании отрастить бороду.

Чем-то зацепил он Тамару, что-то сдвинулось в её душе, если на следующий день она пошла на работу опять мимо церкви, и на другой день тоже, и снова, и снова.

Вначале она не придала этому значения, но прошла неделя, вторая, третья, и теперь другого маршрута на работу для неё не существовало: в погожий день и в непогоду она вновь шла мимо церкви только чтобы увидеть его.

А он всё стоял.

«Это невозможно, надо что-то делать», – подумала Тамара и решила узнать, кто этот нищий, где живёт, почему не работает, что же такое непоправимое и страшное случилось в его жизни, что заставило просить милостыню.

Она пришла к церкви в воскресенье, когда литургия закончилась, и, уходя, прихожане бросали нищим монетки в подставленные стаканчики. Вот и они, высыпав милостыню в сумки, стали расходиться.

К нищему, который так заинтересовал Тамару, подошла пожилая женщина, что-то сказала, и они пошли в старый город, где минут через пятнадцать вошли в небольшой, деревянный дом.

Теперь Тамара знала, где он жил. Или только зашёл ненадолго?

Но в любом случае теперь можно было хоть с кем-то поговорить о незнакомце.

– Извините, кто этот нищий, с которым вы вместе уходите? – обратилась она к женщине, дождавшись её у выхода из церкви. – Я вижу его почти месяц, он какой-то особенный, странный. Может быть, я чем-то могу вам и ему помочь? Время, знаете, такое неспокойное, в жизни всё бывает.

– Вот-вот, всё бывает, – вздохнув, ответила женщина, недоверчиво глядя на Тамару. – А вы сами-то откуда будете?

– Я работаю в организации, которая может помочь, в благотворительной организации… в некотором смысле.

– В некотором, – повторила женщина. – Ох, даже не знаю, милая, как сказать. Знаете, ведь он чужой мне, пожалела его, ну вроде как вы. Да… Он ведь память потерял.

– Как?

– А кто его знает! Только говорит, что не помнит ничего, ничего, милая. Даже как звать, и то не помнит.

– Где же вы нашли его?

– Около автовокзала. Он тут рядом, в сквере на скамейке сидел, в конце августа это было, ещё тепло. Да… – вздохнула женщина. – Я за ним неделю наблюдала, покуда к родственнице ходила. Она из больницы выписалась, слабая пока, и одна живёт, вот я и ходила, а тут он, жалкий уж очень. Ну я и подошла, расспросила. Он мне сказал, что ничего не помнит и не знает, кто он и откуда.

– Так что же вы не обратились в полицию? Помогли бы.

– Может помогли бы, милая, может. Только я подумала – нет ли чего страшного в его прошлом, прошлое-то, оно ведь разное бывает, да.

– Ваша правда. И что вы решили?

– Решила помочь ему – пусть, думаю, поживёт у меня немного, глядишь, и вспомнит чего.

– И не побоялись?

– Чего мне бояться! Я, милая, крест ношу, все под Богом ходим.

– А дальше?

– Дальше… дальше к себе его взяла, комнату отдельную отвела, у меня же дом свой, пусть живёт, покуда сын с семьёй из командировки не приехал. Да вот скоро и приехать должен, не знаю, как и быть с Мишей-то. Я его Мишей зову, он же не знает своего имени. Вот такие дела. И к церкви я его привела, люди добрые помогают. А на работу боюсь Мишу устраивать, обидеть могут.

– А знаете… Извините, как вас звать?

– Зинаида Ивановна. А вас?

– Меня Тамара. Зинаида Ивановна, наверное, я смогу помочь и вам, и Мише.

– Как же, милая?

– У меня есть жильё, вернее, комната свободная, вот прямо сейчас можем пойти, и вы, и Михаил.

– Уж больно быстрая ты, то есть вы, – Зинаида Ивановна помолчала. – Но что делать! Подожди немного.

Она заторопилась к Михаилу, стоящему у ограды. Вскоре они подошли к Тамаре.

– Давайте посидим на скамеечке перед уходом. Садись, Миша, рядом.

Так Михаил оказался в квартире Тамары.

Приехав по распределению, Тамара получила от работы большую комнату в коммунальной квартире, где её соседкой была одинокая женщина, имеющая маленькую комнату с балконом.

У соседки была инвалидность, она не работала, и Тамара помогала ей, как могла – то продукты купит, то в аптеку зайдёт, то уборку сделает. Жили они тихо и мирно.

В середине девяностых соседка умерла, и комната долго пустовала. А тут приватизация пришла, комнату можно было выкупить, и Тамара, пользуясь случаем, стала собственником двухкомнатной квартиры.

Жила она одна.

Иногда летом приезжали племянники, дети брата, иногда сама Тамара ездила к ним в гости в город, где раньше жила с родителями, где окончила университет и где с годами стала бывать всё реже и реже – лишь навестить родные могилы.

На работе тактичные коллеги разговоры о детях при Тамаре старались не заводить, но со временем поняли, что к этой теме она относится спокойно.

Замужем Тамара не была, хотя с мужчинами встречалась, но скорее, это были именно встречи, а не длительные, романтические связи.

Почему-то Тамара не привязывалась ни к кому, почему-то и она не вызывала у сильного пола желания создать семью.

В институте она встречалась с однокурсником, их отношения стали серьёзными, и дело шло к свадьбе. Но когда Тамара окончила университет, решила работать в полиции и получила распределение, её друг как-то неожиданно охладел к ней, стал избегать встреч, и постепенно, без слёз и истерик они расстались.

Была она невысокая, довольно стройная, не худая, но и не полная, про таких мужчины обычно говорят «нормальная». У неё были красивые волосы, густые, каштановые, падающие крупными волнами и придающие Тамаре особую женственность. Став офицером полиции, она подстриглась, и больше этой её красоты никто не видел.

Ей было сорок три года.

Тамара отдала Михаилу небольшую комнату.

Теперь ей приходилось готовить на двоих, и хотя стоять у плиты Тамара не любила, но жизнь меняет не только привычки.

Михаил просил милостыню первые два дня, потом Тамара устроила его дворником в соседний ДЭЗ, устроила без каких-либо документов, как говорится, по знакомству.

Они жили как соседи, только холодильник и еда были общие, и называли друг друга на «вы» – вы, Михаил, Миша и вы, Тамара.

Однажды Тамара не закрыла на ночь свою комнату.

Она ещё не заснула, когда вошёл Михаил, сел на краешек кровати, потом откинул одеяло, лёг рядом и обнял её со спины, прижавшись всем телом.

Тамара повернулась, их губы встретились… Больше она не закрывала свою дверь.

Иногда они не спали всю ночь, утром выглядели смущёнными, уставшими и были особенно нежны.

Как-то Михаил купил творог и неожиданно приготовил такие вкусные сырники – пальчики оближешь, а потом и щи, и котлеты, и картошку с мясом.

– Ты случайно не повар? – улыбалась Тамара, а он молчал.

Тамара ни о чём не расспрашивала Михаила, она вспоминала слова Зинаиды Ивановны о том, что прошлое может быть разным. Какое это прошлое у Михаила?

Работая в полиции, Тамара вполне могла бы что-то выяснить и сделать, но она ничего не делала.

Михаил стал ходить в церковь.

После литургии задерживался и долго, задумавшись, сидел на скамье напротив кануна.

Горели свечи, смотрели с икон лики святых, и растворялась тихая печаль.

По вечерам они гуляли.

Тамара брала Михаила под руку, он не возражал, им было хорошо вместе, хорошо и молчать.

Городок располагал к прогулкам, особенно по набережной – высокие сосны, задумчивый, пустынный пляж, золотой песок.

Однажды, проходя мимо школы, Михаил сказал:

– Давай зайдём.

Школа была открыта, занятия закончились. Они прошли по коридорам, заглянули в кабинет физики, и здесь Михаил задержался, долго и внимательно рассматривал приборы в шкафах, изучал таблицы и графики, развешенные на стенах, смотрел на фотографии учёных.

– Ты вспомнил что-то? – нарушив свои правила, спросила Тамара.

Михаил ничего не сказал.

Незаметно пролетели осень, зима.

Тамара не накупила себе новых нарядов, не стала пользоваться косметикой больше, чем прежде, не завела комнатных цветов и плюшевых игрушек, не сменила занавески на кухне и даже новый халатик себе за это время не купила.

Вроде бы ничего не изменилось ни в её доме, ни во внешности, но пристальный, внимательный взгляд не мог не заметить появившуюся рассеянность, задумчивость и мечтательность.

Она стала тише, мягче, как будто ушла в себя, и только она знала, что с ней и почему.

Теперь после работы она летела домой на крыльях, ведь там был он, её Михаил, Миша, Мишенька.

Он ждал Тамару и никогда не ужинал один, часто готовил что-нибудь вкусненькое, и у него получалось.

Выяснилось, что он умеет работать с компьютером, и в свободное время он надолго пропадал в интернете.

Иногда Тамаре казалось, Михаил вспомнил что-то или что-то скрывает, но она гнала прочь эти мысли.

Им было хорошо вместе, они понимали это и хранили те тонкие, серебряные нити, что связали их.

Был конец марта.

Тамара пришла с работы, но Михаила не было, хотя он должен был быть в это время дома.

Она почувствовала.

Открыла шкафы – все его вещи были на месте: и этот тёмный костюм, который купили на Новый год, и которому он так радовался, и все рубашки, и эта, голубая, в мелкую клетку, она особенно нравилась Тамаре, и его домашние тапочки на месте, и раскрытая книга на тумбочке у кровати.

Вдруг на столе она увидела записку: «Спасибо за всё».

Её как током ударило, сердце сорвалось на какой-то сумасшедший ритм, она рухнула на стул.

Это было не просто неожиданно, это была катастрофа.

Закружилась голова, Тамара подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу.

Всё?

Она подышала на стекло, протёрла ладонью накопившуюся за зиму пыль, оставив на влажном стекле грязные разводы, потом распахнула окно, и в комнату ворвался запах весны, оттаявшей, сырой земли и чего-то неизвестного и тревожного.

 

Глава 2

Прозвенел школьный звонок, и тотчас в коридор посыпались стайки школьников – озорные первоклашки, деловые восьмиклассники и серьёзные выпускники.

Наступила перемена – ученики бежали в буфет, дописывали шпаргалки, повторяли заданные уроки.

– Илья Петрович, у нас факультатив по физике не отменили? – спросил учителя физики Сергей Кузнецов из 10 «А».

– Не отменили. А почему, Серёжа, тебя не было на последнем уроке? – Илья Петрович строго посмотрел на Сергея. – Впрочем, как и Синицыной.

– А мы это, мы абонемент в бассейн покупали, льготный абонемент, Илья Петрович, для школьников.

– Ну-ну, льготный. Ты давай-ка занятия не пропускай, программа по физике серьёзная, тебе на будущий год в институт поступать. И Синицыной передай, чтобы не пропускала.

– Будет сделано, Илья Петрович.

– Илья Петрович, вы не забыли, завтра совещание в гороно? – на ходу спросила учителя секретарша директора школы, торопившаяся куда-то с объёмной папкой в руках.

– Не забыл, Маргарита Витальевна.

Илья Петрович спускался по лестнице, когда столкнулся с директором школы Максимом Николаевичем и завучем Анной Егоровной, поднимавшимися навстречу.

– Илья Петрович, – на Анне Егоровне лица не было, – Илья Петрович, не знаю как и сказать. Понимаете… нам только что позвонили из полиции и сообщили, что… вы только не волнуйтесь, пожалуйста… сообщили, что ваша жена и сын…

– Что?! Что случилось?! – воскликнул учитель.

– Они переходили улицу, шли по переходу… они шли… и машина…

– Сбила?!

– Не знаем, вернее, знаем, Илья Петрович. Они сейчас в больнице, вот адрес, – Анна Егоровна отдала записку, вытерла слёзы.

Не помня себя, Илья Петрович выбежал из школы и через пятнадцать минут был в больнице.

К нему вышел заведующий реанимационным отделением.

– Вы Карпов Илья Петрович?

– Да.

– Ваша жена и сын были доставлены к нам два часа назад… давайте присядем, Илья Петрович, – доктор, взяв учителя под руку, сел рядом, посмотрел серьёзно, сочувственно. – Ранения, полученные ими в результате автокатастофы, оказались несовместимыми с жизнью. Смерть вашего сына была констатирована в приёмном отделении, жена скончалась через двадцать минут. Примите мои самые искренние соболезнования, Илья Петрович…

Это был счастливый брак.

Илья и Верочка учились вместе в пединституте, на пятом курсе расписались и, получив дипломы, он, учитель физики и информатики, она – биологии и химии, стали работать в одной школе.

Со временем получили однокомнатную квартиру, и всё бы хорошо, но не было деток, и через пять лет брака это стало проблемой в их отношениях. Верочка лечилась, ездила в санатории, но всё бесполезно. От безнадёжности они успокоились на какое-то время, а потом наступила пора поездок по монастырям и храмам, Верочка молилась, молилась, молилась.

Они любили друг друга, вместе прошли все жизненные испытания, и Небеса благословили их брак – через двенадцать лет совместной жизни родился долгожданный сын Игорь.

Жизнь приобрела радость, смысл и надежду, их любовь стала крепче и нежнее, и в Игорьке они души не чаяли.

Мальчик рос смышлёным, здоровым и бесконечно любимым, а родные и знакомые не могли нарадоваться, глядя на дружную и счастливую семью.

В тот день Игорьку исполнилось тринадцать лет, и вечером ждали гостей.

«Куда они шли?» – думал обессиленный от горя Илья Петрович.

Водителем машины, лишившей жизни двух людей, оказался влиятельный местный бизнесмен Семён Шестопалов.

Проведённое следствие установило виновность жены и сына Ильи Петровича: якобы они переходили улицу на несколько метров в сторону от зебры, в неположенном месте.

Но видеозапись автокатастрофы, приложенная к делу, вскоре таинственным образом пропала, так же, как и первоначальная проба на алкогольное опьянение Шестопалова.

Свидетели, заявлявшие вначале о запахе алкоголя, о неадекватном поведении бизнесмена, потом странным образом меняли свои показания.

Для Ильи Петровича жена и сын стали невинно убиенными.

Доказать это было практически невозможно, и, убитый горем, он вскоре перестал интересоваться выводами следствия.

Похоронив двух самых любимых и дорогих, он почернел от горя, слёз, никто и ничто не успокаивало.

Коллеги по работе подарили ему забавного щенка в надежде, что забота о нём отвлечёт от скорбных мыслей. Но весёлый, игривый, требующий внимания щенок раздражал Илью Петровича, и друзьям пришлось забрать малыша.

Однажды в конце лета, в ясный, солнечный день, гуляя в парке на окраине города, Илья Петрович пришёл к трёхэтажному особняку за высоким, ажурным забором. Он никогда здесь не был.

Перед домом раскинулся аккуратный, изумрудно-зелёный газон, и были сделаны клумбы, на которых радовали глаз разнообразием расцветок астры, гладиолусы и флоксы.

Около тяжёлых ворот находился одноэтажный дом охраны. Крепкие, молодые люди в униформе то и дело выходили из него и прохаживались снаружи вокруг забора.

Из дома выбежали два мальчика – подросток лет двенадцати и трёх-четырёхлетний карапуз, который приставал к старшему, прося его о чём-то. Тот отнекивался и пытался уйти, но сдался, усадил малыша на качели и стал раскачивать. Маленький, довольный победой, смеялся и болтал ножками, улыбался и старший.

От этой, умиротворяющей картины – дети, цветы, солнце – Илья Петрович загрустил. Тяжело заныло в груди. Он взял таблетку из кармана пиджака, немного погодя отпустило.

А старший мальчик был так похож сына… Илья Петрович был не в силах оторваться.

– Эй, ты, у забора, что встал? Отойди! – грубо крикнул охранник. – Я кому сказал?!

Илья Петрович повернулся, чтобы уйти и увидел роскошную машину, подъехавшую к дому.

Охранники открыли ворота, услужливо распахнули дверь остановившейся машины, из которой вышел Семён Шестопалов.

Бизнесмен направился к мальчикам, бегущим ему навстречу, взял на руки малыша, тот, обняв ручонками, прижался к нему:

– Как вы, родные мои?

– Всё нормально, – улыбнулся старший мальчик.

Это были дети Шестопалова – человека, который отнял у Ильи Петровича жену и сына, так решил сам учитель.

С того дня что-то произошло с Ильёй Петровичем: он хотел снова и снова видеть детей Шестопалова.

Он вновь возвращался к красивому дому, прогуливался вдоль забора и останавливался, наблюдая за играющими детьми. Он не заметил, сколько времени это продолжалось.

Чего он хотел?

«Неужели отомстить? – осознал Илья Петрович. – Бред какой-то. Нет, конечно, нет. Съезжу в последний раз, и всё».

– Кто этот тип, который крутится около дома? Не первый раз вижу его, – строго спросил Семён Шестопалов.

Охранники принесли видеосъёмку, и бизнесмен узнал в незнакомце Илью Петровича.

– Чтобы его здесь больше не было никогда, – приказал Шестопалов. – Вы поняли?

Илья Петрович почувствовал сильнейший удар по голове и упал, потеряв сознание.

– Что будем с ним делать?

– Шеф сказал, чтобы его не было.

Охранники стояли рядом с учителем, лежавшим на земле.

– И что?

– А то, что сегодня одна из наших машин поедет в город N. Давай бросим его в машину.

– Но он может очнуться.

– Тебе объяснить?

Илью Петровича, беспощадно избитого, бросили в кузов отъезжающей машины.

 

Глава 3

В конце февраля было морозно, снежно и никаких намёков на весну.

Но вдруг резко потеплело, и с серенького неба посыпался мелкий монотонный дождь, он шёл, не переставая, день и ночь, незаметный, тихий, он как будто плакал, вымаливая что-то.

И через неделю-полторы снег исчез, его смыл этот неслышный, трудолюбивый дождь, и выплаканная красавица весна пришла необычно рано, пришла и улыбнулась ярким солнцем и беззаботным, голубым небом.

В городе установилась тёплая, солнечная погода.

Народ, сняв тёмные, зимние одежды и принарядившись в яркое и легкомысленное, прогуливался по улицам и бульварам, но больше по набережной в ожидании ледохода на реке.

Катя Синицына и Сергей Кузнецов, студенты первокурсники, шли после занятий по одной из центральных улиц города. Все школьные годы они были одноклассниками, а сейчас учились на мехмате университета.

После лекций и лабораторных, после учебников со сложными законами и формулами так хорошо было идти рядом по весеннему городу.

Они держались за руки и почти не говорили.

В гул машин, звон трамваев, в обрывки разговоров и смех детей, в нескончаемый шум большого города вплеталось привычное и жизнерадостное чириканье воробьёв.

Около универмага внимание Кати привлёк одетый в помятую, тёмную одежду, мужчина средних лет с интеллигентным, усталым лицом, около которого остановился полицейский.

Мужчина что-то искал в своей сумке.

– Серёжа, посмотри, мне кажется… Не может быть! Этот мужчина похож на Илью Петровича.

– Нашего учителя физики? Который пропал?

Ребята остановились, внимательно разглядывая человека, похожего на Илью Петровича.

– Катя, так ведь это он и есть. Ну точно, он!

– По-моему, полицейский требует у него документы. Постой, – Катя подбежала к мужчине и порывисто взяла его за руку. – Илья Петрович, здравствуйте!

Мужчина растерянно посмотрел на неё.

– Вы не узнаёте меня, Илья Петрович? Я Катя Синицына из 10 «А». А вот, – она повернулась к подошедшему Сергею, – а вот и Серёжа, Сергей Кузнецов.

– Илья Петрович, как хорошо, что мы встретили вас, – обрадовался Сергей и, обратившись к полицейскому, добавил, – это наш школьный учитель по физике.

– Школьный учитель? – переспросил полицейский.

– Да, мы хорошо его знаем! – воскликнула Катя.

– Ну если знаете, если учитель… – полицейский помедлил. – У меня нет вопросов.

Он повернулся и пошёл по улице.

– Илья Петрович, Илья Петрович! – перебивали друг друга Катя и Сергей.

Но мужчина стоял неподвижно, и по его лицу ребята понимали, что он их не узнаёт.

– Меня звать, – негромко произнёс он, – понимаете, я не знаю, как меня звать.

– Не знаете?! – хором воскликнули Катя и Сергей.

– Со мной случилась беда, и я… я думаю, это мой родной город, но меня здесь давно не было.

– А где вы были? Вы пропали в конце лета прошлого года, – волновалась Катя. – Вы хотите сказать, что ничего не помните?

– Именно так.

Сергей и Катя были потрясены.

– Илья Петрович…

– Меня звали Михаил последнее время.

– Нет, – возразил Сергей, – для нас вы Илья Петрович. И знаете что, давайте пойдём в школу, она же недалеко, всего-то минут пятнадцать ходьбы.

– Зачем?

– Как зачем? Вы придёте, поговорите, вспомните, может быть, что-то. Сейчас в школе все на месте – и учителя, и завуч, и директор. Пойдёмте, Илья Петрович!

– Пойдёмте! – эхом повторила Катя.

Мужчина, помедлив немного, согласился. Свернув с оживлённой улицы, они пошли по переулку.

Шли не спеша. Катя и Сергей тактично ни о чём не расспрашивали учителя, а рассказывали о том, как сдавали вступительные экзамены и как интересно учиться на мехмате.

– А я часто вспоминаю ваши факультативы, Илья Петрович, – Катя с улыбкой взглянула на учителя, – вы были требовательны, и это замечательно.

Мужчина слушал внимательно, молчал, весь погружённый в себя, в свои мысли.

Незаметно подошли к школе, но у двери задержались – учитель остановился, будто раздумывая, что ждёт его там, за дверью в прошлое.

Катя поняла и, взяв его под руку, потянула за собой.

Шли уроки, и в школьных коридорах была тишина, нарушаемая лишь отдалённым хоровым пением незатейливой детской песенки, доносящимся из актового зала.

– Предлагаю пойти к Максиму Николаевичу, – уверенно произнёс Сергей, – к директору школы.

– Я тоже так думаю, – Катя вопросительно посмотрела на учителя.

Тот в ответ склонил голову.

– Хорошо, я позвоню, Максим… – завуч Анна Егоровна, выходящая из кабинета директора школы, неожиданно замолчала и застыла в изумлении. – Вы?! Боже мой, не может быть!

Стопка тетрадей выпала из её рук и рассыпалась на полу, Катя и Сергей бросились поднимать.

– Что случилось, где вы были?! – Анна Егоровна взволнованно обняла учителя, потом отстранилась, словно не веря своим глазам. – Как же я рада вас видеть!

Подошёл директор школы.

– Дорогой мой, мы тут все так переживали за вас! Ребята, это вы нашли Илью Петровича?

Катя и Сергей рассказали, как случайно встретили учителя и «освободили» его от общения с полицией.

Все прошли в кабинет Максима Николаевича, сели за длинный директорский стол.

– Илья Петрович, что произошло с вами? Расскажите нам… если можно, – обеспокоенно произнесла Анна Егоровна и, посмотрев на Катю и Сергея, спросила. – Ребятам уйти?

– Да нет, пусть остаются, – учитель выглядел смущённым. – Если бы не они, не сидел бы я с вами, а скорее всего… – он задумался, помолчал немного, – скорее всего, сам пошёл бы в полицию, ведь меня последнее время звали Михаил.

– Как Михаил? – удивлённо воскликнула Анна Егоровна.

Илья Петрович начал свой рассказ.

– Я очнулся на пустыре. Дико болела и кружилась голова, болели руки, ноги, болело всё тело, и на всём теле я увидел многочисленные гематомы.

Прощупав голову, которая беспокоила больше всего, я обнаружил на затылке большую гематому, а на правом виске открытую рану, покрытую засохшей кровью, она, видимо, и кровоточила – в крови была вся одежда.

Кто и за что избил меня так жестоко? Как давно я здесь?

Я встал, огляделся и, увидев невдалеке овраг, пошёл к нему, невольно радуясь тому, что хоть руки-ноги двигаются.

Держась руками за ветки кустарников, пошёл по тропинке, круто спускающейся вниз, но потерял равновесие, упал на спину и дальше съехал с оврага как с горки. Внизу протекал ручей, подошёл, умылся и лёг на землю.

Когда проснулся и открыл глаза, всё вокруг – деревья, кусты, ручей, небо и облака, всё кружилось так быстро, как на какой-то стремительной, потерявшей тормоза, карусели.

Я закрывал глаза, и мелькание окружающего мира прекращалось, но карусель, поселившаяся в моей голове, вертелась ещё сильнее.

Под вечер, когда стемнело, я перебрался под высокое дерево, прижался спиной к нагретому за день стволу и забылся.

Не знаю, сколько времени я провёл в том дремотном состоянии полуобморока под деревом, приютившим меня, но одним солнечным утром я пришёл в себя и почувствовал, что головокружение и боли уменьшились.

Потихоньку отстирал от крови всю одежду в ручье, потом разложил её на траве сушиться, а сам стал вспоминать. Никаких документов у меня не было, и, к своему ужасу, я понял, что ничего, ничего не помню. Что предшествовало избиению, какие события могли его спровоцировать? Но самое страшное произошло, когда я осознал, что не помню даже своего имени, не говоря уже о чём-либо другом – была ли у меня семья, где я жил и кем работал. Полная, полнейшая пустота в моей гудящей голове.

Однако надо было жить.

Я понимал, что если бы весь этот кошмар случился зимой, я замёрз бы, и меня уже не было на этом свете. Одевшись в чистую сухую одежду, я поднялся по склону оврага и оказался на пустыре, вдали которого виднелись какие-то здания. К ним я и пошёл. Так я оказался на автовокзале незнакомого города, – учитель замолчал, прервав свой печальный рассказ.

– Илья Петрович, а дальше, что произошло дальше? – с участием спросил Максим Николаевич.

– Дальше? – переспросил учитель, потом долго молчал, опустив голову. – Дальше всё случилось как будто само собой, словно кто-то повёл меня именно этой дорогой, а не другой.

– Вы хотите сказать, что обратились в полицию и больницу? – спросила Анна Егоровна.

– Нет. Никуда я не обращался. Какое-то время, наверное, около недели, я жил на автовокзале. Ночевал в зале ожидания, ел что-то, немного денег у меня было, а днём сидел в сквере перед автовокзалом. И там ко мне подошла пожилая женщина, она сказала, что вот уже несколько дней видит меня здесь, и ей кажется, что со мной случилось что-то страшное. И она предложила мне свою помощь.

– Она отвела вас в больницу? – в голосе Максима Николаевича звучала надежда.

– Нет, я жил у неё, в её доме. Кажется, недолго. А потом она познакомила меня с Тамарой.

– Вы знали Тамару раньше? – спросила Анна Егоровна.

– Никого я не знал! – воскликнул Илья Петрович.

Он закашлял, и Максим Николаевич протянул ему стакан с водой. Выпив воды, учитель продолжил.

– Я жил у Тамары около полугода, работал дворником. Как-то я подошёл к компьютеру, включил его, и выяснилось, что я могу им пользоваться. И однажды, в интернете, мне случайно попались фотографии одного города, которые почему-то притягивали меня, на них хотелось смотреть снова и снова. Постепенно пришло понимание, что с этим городом меня многое связывает, – учитель помолчал и грустно добавил, – может быть, вся жизнь. И вот я здесь, в городе К.

Максим Николаевич встал из-за стола, подошёл к учителю, обнял его.

– Илья Петрович, мы тут с ног сбились, всё искали вас, не знали, что и думать. Но чудесным образом вы сами пришли к нам, – директор улыбнулся, взглянув на Катю и Сергея, которые сидели и внимательно, не проронив ни слова, слушали рассказ. – Но теперь наша очередь помочь вам.

– Что вы, мне ничего…

– Как так ничего! – перебил Илью Петровича директор. – Необходимо обратиться в полицию, рассказать обо всём, и, главное, необходимо пройти обследование и лечение в больнице. Я понял, что лечения не было.

– Не было, – подтвердил учитель.

– Не буду, дорогой, уточнять причины, почему вы не обращались к врачам, но сейчас для вас наступило другое время, и мы поможем вам, непременно поможем, – повторил директор школы.

– Непременно, – Анна Егоровна, достав платок, вытерла слёзы.

Коллеги, друзья и знакомые с радостью узнали о том, что Илья Петрович нашёлся. Все они, стараясь быть ненавязчивыми, помогали ему обустраиваться в новой старой жизни. Учитель не стал подавать в полицию заявление об избиении, однако, объяснить своё отсутствие ему пришлось. Все его документы были целы и находились дома, в опечатанной квартире, где он, сохранив вещи жены и сына, сделал генеральную уборку.

Солнечным весенним днём Илья Петрович пришёл на кладбище, где были похоронены Верочка и Игорь. Анна Егоровна была рядом, накануне она еле уговорила его на это своё сопровождение.

– Вы, Илья Петрович, могли забыть, где находится могила, столько времени прошло.

Они сидели на маленькой скамеечке около могилы. С фотографий на скромном памятнике, строгих, официальных, похожих на те, что делают для паспорта, на них смотрели Верочка и Игорь.

– Илья Петрович, Илюша, – Анна Егоровна, взяв его руку, крепко пожала её, – я понимаю тебя.

Они сидели и молчали.

Было тихо, грустно и просторно, как бывает ранней весной, пока не показалась молодая листва, и ещё оголённые деревья застыли в ожидании буйного, весеннего наряда.

В цветник были воткнуты два небольших венка, один из роз, а другой из васильков, пластмассовые цветы не выцвели, не сломались и не засохли.

Но рядом с венками и около могилы появилась тоненькая, зелёная травка, а в нескольких местах расцвели трогательные подснежники с нежными, атласными лепестками, голубыми, как небо.

На обратном пути Анна взяла под руку Илью Петровича, они зашли в часовню, стоящую у входа на кладбище, и поставили свечи Спасителю, Богоматери, на канун.

Илья Петрович помнил, как стоял у церкви в том небольшом районном городке, как просил милостыню, и как к нему подошла Тамара, показавшаяся вначале очень строгой.

Он часто вспоминал, как они жили вместе, и какой заботливой и трепетно нежной оказалась Тамара.

Но сейчас сообщать ей о себе он почему-то не решался, хотя постоянно думал о ней и скучал.

Почему? Чего он ждал? Ответа у него не было.

После больницы, где Илья Петрович находился больше двух месяцев – обследование, кропотливое, долгое лечение, экспертиза трудоспособности, после которой ему на год назначили пенсию по инвалидности, после больницы он зачастил в церковь.

Он был крещён в детстве, но в церковь не ходил, а захаживал лишь по большим праздникам.

Неслучайно таких, как он, называли не прихожане, а захожане, мол, зайдут, поставят свечку и убегут, не ведая, какая она, настоящая православная жизнь, когда Бог в душе и сердце.

Теперь он приходил в церковь не только в воскресенье, но и в будни, и стоял всю службу, пытаясь услышать и понять то необходимое и важное, что было в Святых книгах.

Около церкви стояли нищие, разные: старые и молодые, мужчины и женщины, а чуть в стороне от них часто можно было увидеть пожилого, с приятным добрым лицом мужчину, одетого скромно и аккуратно.

В руках у него был небольшой деревянный ящичек с прорезью, куда желающие могли бросить денежку, позже он приделал к нему верёвку и повесил на шею, освободив руки.

Илья Петрович, идя на литургию, всегда давал ему милостыню.

Так было и в тот тёплый, августовский день. Подав милостыню, учитель задержался.

– Всё хочу спросить вас. Понимаю, что вы не для себя собираете деньги, тогда позвольте, если не секрет, узнать, на какое благое дело?

– Не секрет, деньги нужны детскому дому. Дети живут в дворянском особняке, старом, прошлого века, всё давно обветшало, вот мы ремонт потихоньку и делаем – люди помогают, монастырь взял шефство.

– Какой монастырь?

– Так через дорогу от детского дома находится мужской монастырь, там, кстати, тоже полным ходом идёт реставрация, волонтёры приезжают на лето, – мужчина улыбнулся. – Вас как звать?

– Илья.

– Степан.

Они познакомились, и теперь каждый раз, идя в церковь, учитель останавливался и разговаривал со Степаном, который, как выяснилось, был послушником монастыря.

Работать учителем Илья Петрович пока не мог, и перерыв на год, данный ему медкомиссией, обрадовал его.

«Буду читать, буду готовиться», – думал он.

Его не оставляли мысли о своей судьбе – почему его дорога, по которой он шёл с Верочкой и Игорем, повернула в тот тёмный тупик, где оборвались жизни его самых любимых и дорогих, почему он остался один?!

Его здоровье и память понемногу восстанавливались, будто таяли по весне глыбы льда на реке, проснувшейся от тяжёлого зимнего сна.

Друзья не забывали его, а больше всех беспокоилась Анна – то позвонит, то зайдёт вроде бы случайно:

«Я пирог испекла, вот заглянула…»

Или ещё что-нибудь вкусное принесёт: «Илюша, попробуй, приготовила…»

Он понимал, что не безразличен этой милой, домашней и по-своему несчастной женщине, но ничего, ничего не мог с собой сделать: какой-то тормоз останавливал его, не давая возможности проявить хотя бы просто мужскую симпатию, не говоря о большем.

Он чувствовал, что это задевает Анну. Кому хранил он верность? Трагически погибшей жене?

Но ведь была, случилась в его жизни важная встреча – Тамара, и они жили вместе.

Так почему он уехал от неё, нет, не уехал, а сбежал позорно, молча, не сказав ни слова той, с которой ему было хорошо?

Лишь в церкви ему становилось спокойнее и легче было дышать, как будто только здесь открывался самый важный клапан его израненного сердца.

Воскресная литургия в ясный, украшенный золотом листопада, сентябрьский день началась как обычно.

Читали святые книги и молитвы протоиерей и дьякон, пел хор, пахло ладаном и горящими свечами, склонялись в поклоне головы, и возносились в крестном знамении руки прихожан.

«Помилуй, Господи, и прости!»

Но появилось в церкви какое-то оживление, как будто подул лёгкий, свежий ветерок.

Илья Петрович огляделся. Оказывается, пришли ученики воскресной школы, это была младшая группа, мальчикам и девочкам было лет по пять-шесть, не больше.

Их пропустили вперёд, и они, как воробышки, стайкой расположились поближе к иконостасу.

Позади Ильи Петровича встала девочка в невзрачном, синем пальтишке, которое было явно велико ей, в коротких, тёмных сапожках и белом, отороченном тонкой кружевной полоской платочке, из-под которого на лбу выбились светлые пряди волос.

Он вскользь взглянул на неё и вроде бы забыл, но нет, что-то особенное осталось в памяти и задело его за живое. Илья Петрович повернулся и внимательно посмотрел.

Глаза… она смотрела на батюшку, и в её распахнутых глазах было столько безмерной искренности и доверия, что сердце его замерло на мгновение.

Когда давящие тиски отпустили, и дышать стало легче, он встал рядом с девочкой так, чтобы можно было видеть этот взгляд, чистый и светлый.

В конце литургии прихожане расступились, образовав широкий проход, куда журчащим ручейком прошли к причастию ребятишки.

Вскоре Илья Петрович потерял их из виду.

Всю неделю он вспоминал детей из воскресной школы и милую малышку, вспоминал и видел её открытый, лучистый взгляд.

И снова приходили всё те же мучительные вопросы: почему? зачем? как жить дальше?

Казалось бы, такой крохотной и пустяковой была встреча с маленькой девочкой, но именно она всколыхнула глубокие и больные струны его души, душа открылась, отозвалась и ответила.

Ответила, что делать.

Хмурым, осенним утром Илья Петрович стоял на перроне вокзала города K.

Он ждал поезд до небольшого посёлка, где находился мужской монастырь, тот самый, что шефствовал над детским домом, для которого Степан собирал пожертвования.

Поезд, пришедший без опоздания, был проходящим, и стоянка его продолжалась недолго.

Илья Петрович зашёл в вагон, занял своё место, положил рюкзак под сиденье, сел и стал смотреть в окно. Вскоре мимо пролетели огни встречного поезда.

Огни встречного поезда с грохотом промелькнули перед глазами Тамары, стоящей у окна, она посмотрела на часы:

«Вышел из K. только что, – подумала она. – Скоро моя остановка».

Она взяла в руки дорожную сумку и подошла к выходу из вагона. На перроне достала записную книжку, открыв её, снова посмотрела адрес, потом направилась к остановке. Нужный автобус словно ждал её, Тамара едва успела забежать.

За окном, встречая грустью туманного, осеннего утра, проплывал незнакомый город, а в кабине водителя по радио передавали прогноз погоды: магнитные бури, облачно, ожидается…