В театре под Новый год

За завтраком мама сказала, что к нам в гости приедет её брат, для меня дядя Коля, с сыном Игорем – моим двоюродным братом.

– Так он же вроде бы маленький совсем, – удивился я.

– Ему три с половиной года, и он очень понятливый мальчик, и ты, – мама выразительно посмотрела на меня, – ты пойдёшь с ним в театр.

Я от такого предложения даже поперхнулся бутербродом с сыром, который очень люблю:

– Почему же это я, а не ты? – удивлённо спросил я маму.

– Потому что театр наш находится в соседнем подъезде, и потому что ты уже большой – всё-таки восьмой год пошёл. Я провожу и встречу вас после спектакля, хорошо? – мама улыбнулась, и я понял, что возражать бессмысленно.

Театр на самом деле находился рядом – в одноэтажной пристройке к крайнему подъезду моего дома.

Театр был небольшой, но уютный, красивый и, можно сказать, домашний.

Я часто бывал там с мамой, когда был такой же маленький как Игорёк, потом с другом Толиком, когда подрос, потом со своим классом, потому что учительница музыки Нина Петровна «приобщала нас к искусству» и часто вместо уроков пения водила в театр.

– Ма, ну я же всё там смотрел!

– Я взяла билет на спектакль для малышей от трёх до пяти, ты его давно видел, и кажется, даже не раз. Ты будешь с Игорьком как старший брат, понимаешь? Посадишь его на место в зрительском зале, а сам подождёшь в фойе.

Игорёк оказался голубоглазым, краснощёким крепышом, похожим на снегиря, и таким шустрым, я подобных не видел.

Всю дорогу в автобусе, куда мы с мамой, дядей Колей и Игорьком сели, встретив родственников на вокзале, всю дорогу до дома Игорёк вертелся, как юла, болтал ногами, что-то всё говорил и, глядя в окно, громко задавал один и тот же вопрос:

– А это что ещё такое?

Не «что это?», а именно «это что ещё такое?», чем вызывал улыбку пассажиров автобуса.

Мне сразу вспомнилась воспитательница Мариванна, я же простился с детским садом не так давно – всего два года назад, и хорошо помнил, как она говорила:

«А это что ещё такое? Кто же это у нас до сих пор руки не помыл… ботинки в свой шкафчик не поставил… книжку порвал… кашу есть не хочет… не спит в тихий час… по лужам бегает…»

И смотрит поверх очков. Но вообще-то она хорошая, Мариванна, и я по ней даже скучаю.

Интересовало этого снегиря по дороге домой буквально всё – проезжающие машины, автобусы, трактор, ремонтирующий дорогу, памятники, фонтаны и милиционер, регулирующий движение на перекрёстке.

Дома Игорька поручили мне, чтобы я его развлекал, а он такой непоседа – мы рисовали, лепили из пластиллина, гоняли по железной дороге, разложенной на полу, паровозики, и на старой, вытащенной с антресолей и громыхающей лошадке он разъезжал, размахивая саблей.

А тихо становилось, только когда он смотрел мультики или разглядывал книжки, которые мама высыпала для него на диван, или когда кто-то читал ему сказки.

И вот мы пришли в театр, мама сдала наши вещи в гардероб, положила номерок в мой карман.

– Максимушка, не грусти, спектакль недолгий, минут на сорок, потом Ёлка для малышей, тоже непродолжительная, думаю где-то на полчаса, не больше, потом я приду.

– А ты, – мама погладила Игорька по голове, – слушайся старшего брата, хорошо?

Она поцеловала нас и ушла.

Я взял Игорька, ставшего вдруг тихим и серьёзным, за руку.

В фойе было многолюдно – одни малыши и все с родителями. Мы ходили, смотрели картинки на стенах, подошли к стоящей в углу большой ёлке, стали разглядывать висящие на ней игрушки, тут раздался звонок, и мы пошли в зал.

Зрительский зал нашего театра был небольшой, всего пять рядов в виде скамеек.

Я посадил Игорька во второй ряд с краю, а сам встал за полуприкрытой дверью, чтобы он меня видел и не пугался – а то маленький он всё же.

Заиграла весёлая музыка, погас в зале свет, но было не темно, потому что сцена ярко освещалась разноцветными огнями, и на ней появились, запрыгали и стали танцевать и петь три брата – три поросенка Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф:

«Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк…»

Я стоял в фойе и подглядывал спектакль из-за полуприкрытой двери, и мне неожиданно стало весело и интересно, хотя я и сказку читал, и мультик смотрел сто раз.

– Хочешь в зал зайти? – вдруг услышал я и обернулся, рядом со мной стояла немолодая женщина в строгом синем костюме, я вспомнил – она следила за порядком в фойе.

Не дожидаясь моего ответа, она провела меня в зал и посадила на откидной стул, который был как раз за Игорьком.

Теперь мы вместе смотрели музыкальную сказку про трёх поросят, и я так увлекся, как-будто никогда её не видел.

Особенно мне понравился умный Наф-Наф, который построил самый прочный каменный дом, но чем больше я на него смотрел, на его рыжие, лохматые волосы и очки в металлической оправе, чем больше я прислушивался к его голосу, тем всё больше он напоминал мне парня из нашего дома, который выгуливал по утрам такого же рыжего и пушистого шпица, и этот шпиц часто тявкал на всех.

К концу спектакля я решил, что это он и есть.

А Игорёк был полностью поглощён спектаклем – замирал и боялся серого волка, радовался, хлопал в ладоши и смеялся, когда поросята спасались, а в конце стал подпевать вслед за артистами:

Когда после спектакля мы вышли в фойе театра, я спросил у Игорька, понравилось ли ему, на что он задумчиво пропел:

– Волка жа-а-алко!

– Это почему же? Он ведь поросят хотел съесть!

– А волк в котёл с кипятком упал, и ему бо-о-ольно, – снова пропел Игорёк, и так тоненько и жалобно было это «бо-о-ольно», что мне сразу вспомнилось, как недавно я обжёг палец на руке, как долго заживала рана, и я тоже стал жалеть волка вместе с Игорьком.

Потом для малышей была Ёлка.

Они водили хоровод, кричали «Ёлочка, зажгись!» и «Снегурочка!», пели детские песенки, а папы, мамы и я сидели на стульях, поставленных вдоль стен зала, и мне почему-то было совсем не скучно, а даже радостно.

И вот, когда Снегурочка стала раздавать подарки малышам, Игорёк, стоявший в конце очереди, вдруг вышел, подошёл к ёлке и стал трогать, висящую внизу, большую хлопушку.

Меня эта хлопушка тоже интересовала, я тоже смотрел на неё и думал, что же там внутри – конфетти или серпантин, или малюсенькие игрушки, как у Толика в прошлом году на Новый год.

И тут как бабахнет! Раздался громкий, громкий хлопок!

Оказывается, это Игорёк дёрнул за шнурок внизу хлопушки.

Но все были заняты получением подарка от Деда Мороза и не обратили особого внимания на хлопок.

Я подбежал к Игорьку, он ползал по полу, рассматривал и подбирал выпавших из хлопушки разноцветных, крохотных мишек и зайчиков, белочек, собачек и птичек.

Мне тоже стало интересно, я присел на корточки и стал разглядывать зверюшек и птичек, маленьких, как дождевые капельки.

Нас почему-то никто не остановил, и мы с Игорьком так увлеклись, что когда я встал, то в зале было пусто – ни Деда Мороза, ни Снегурочки, ни детей.

«А подарок для Игорька?» – подумал я.

В раздевалке мы увидели мальчика, который стоял на Ёлке в очереди за подарком перед Игорьком.

Сейчас, сидя на стуле, он одевал ботинки, а рядом с ним стояла женщина в пальто.

В руках у неё были два полупрозрачных пакета, в них просматривались конфеты, шоколадка, мандарины, и отдельно она держала два калейдоскопа.

Два! Почему же у одного мальчика два подарка?

Я и Игорёк стояли и смотрели на эту женщину и мальчика, а она торопливо сунула подарки в сумку, схватила мальчика за руку и ушла.

«Может быть, второй подарок она взяла для кого-то, кто не смог прийти? Может этот кто-то болен?» – подумал я.

Я решил найти Снегурочку, которая раздавала подарки, мы заглянули в зал, прошли по фойе, посмотрели в раздевалке, но никого не встретили, да и детей вместе с родителями тоже уже не было.

И тут Игорёк разревелся, он понял, что не получил новогоднего подарка.

Я пытался успокоить его, говорил про уважительные причины, а он всё равно плакал.

– Почему ты плачешь? – вдруг услышали мы.

Перед нами стояла пожилая женщина в тёмном халате, которая работала в раздевалке. Я объяснил ей.

– Ну что за беда! – она наклонилась и погладила Игорька по голове. – Ты знаешь, Дед Мороз и Снегурочка торопились на другую Ёлку к детям и уехали, но тебя они не забыли и велели мне передать подарок. Пойдем!

Мы подошли к раздевалке, женщина зашла внутрь, открыла стоящий у стены шкаф и достала оранжевую лопатку с длинной ручкой и две большие конфеты.

– Вот тебе подарок от Деда Мороза и Снегурочки, – сказала она.

– Спасибо, – как-то очень тихо произнёс Игорёк и посмотрел на меня. – А снеговика лепить будем?

– Будем, – улыбнулся я.

 

На катке

Под Новый год в парке заливали каток.

И перед каждым Новым годом мы шли на каток, я и мама, которая неплохо каталась на коньках, но всё-таки, мне кажется, ей больше нравилась сама обстановка – ёлка, музыка, весёлые лица вокруг.

В этом году зима опаздывала.

В конце декабря температура в Москве, как весной, была девять градусов тепла, и как весной росла на газонах зелёная травка, а местами даже выглядывали крохотные одуванчики.

Но за несколько дней до Нового года резко похолодало, утром я посмотрел в окно и замер – все было покрыто инеем – дома, машины, тротуары и дороги, и каждая веточка на дереве, каждая былинка и травинка – всё стало вдруг серебряным и сказочным.

А к вечеру повалил снег, он шёл и шёл, не переставая, город стал белоснежным, и наступила зима.

Мама сказала, что Игорёк будет жить у нас две недели, и мне поручено приглядывать за ним, потому что я старший брат, и потому что я свободен – у меня начались зимние каникулы.

Вот так дела! Я думал погонять на коньках с Толиком, а тут на тебе – Игорёк!

Летом, в деревне, мы жили рядом, а в Москве нас разбросало – Толик жил на юге столицы, а я на севере, на Крайнем Севере, как, смеясь, говорила мама.

Я позвонил своему другу, хотел сказать, вернее посоветовать, чтобы Дед Мороз, то есть папа Толика, подарил бы ему на Новый год удочку – старая у него летом поломалась, а одной моей удочки нам будет маловато для ловли бычков в озере.

Но выяснилось, что Толик уезжает с родителями к родственникам, и я понял, что суждено мне быть вместе с Игорьком все каникулы.

– Максимка, сегодня пойдем на каток, – сказала за завтраком мама и, поняв мой вопросительный взгляд, добавила, – с Игорьком, конечно.

– Как? Он будет в валенках по льду ходить что ли?

– Ты знаешь, оказывается наш Игорёк уже в прошлом году катался на коньках, может быть, не совсем уверенно, я не знаю, – мама погладила Игорька по голове, – но, во всяком случае, катался.

Игорёк оторвался от ватрушки и заулыбался:

– Я умею на коньках ездить.

– Не ездить, а кататься, – мама поцеловала Игорька, – всё будет хорошо.

– После завтрака пойдем? – спросил я.

– Давайте во второй половине дня, ближе к вечеру, когда зажгутся фонари. Сейчас в нашем парке такая красивая иллюминация!

Каток был залит, как и раньше, на лужайке рядом с волейбольной площадкой.

Мы взяли коньки напрокат, одели их и вышли на лёд.

Я, год не стоявший на коньках, первые минуты чувствовал себя неуверенно и, глядя на маму, понял, что и она не очень… а Игорёк, наш крепыш, наш краснощёкий голубоглазый снегирь, как ни в чём ни бывало, покатился и покатился, и так смело и устойчиво, как-будто катался на коньках каждый день.

Вот это да!

В центре катка была установлена высокая ёлка, и неважно, что она была искусственной, зато на вершине у неё красовалась звезда, а на ветках висели большие хлопушки, шары и разные игрушки – мишки, зайчики, снежинки и смешные розовые слоники с длинным хоботом и большими ушами.

Эти слоники очень понравились Игорьку, он долго стоял и рассматривал одного из них, который висел невысоко, потом потрогал и потянул к себе, хорошо, я был рядом: «Нельзя, Игорёк!»

В парке зажглись фонари, мы кружились вокруг ёлки, светящейся разноцветными огоньками гирлянды, а по радио звучали песенки из мультиков.

И вдруг все деревья рядом с катком вспыхнули!

Это загорелись тысячи маленьких ярких искринок на специальных проводах, которыми были украшены деревья.

Игорёк не испугался, а засмеялся и захлопал в ладоши.

И мне стало тоже радостно и весело, рядом была мама, которая улыбалась и держала за руку смеющегося Игорька.

Хотя был будний день, народа на катке было много.

Неожиданно я увидел Таню Кузнецову из моего класса, она была с мамой, увидев меня, Таня замахала рукой.

– Привет!

– Привет!

– Это кто же такой симпатичный и румяный, такой похожий на снегиря? – спросила Танина мама.

Я ответил, потом мы с Таней стали говорить о чём-то, наши мамы тоже оживлённо беседовали, а когда мы вспомнили об Игорьке… его рядом не было.

На маму невозможно было смотреть, она так побледнела, что мне стало страшно.

– Где же он, где, – причитала она, – куда бежать, ещё эти коньки.

Таня со своей мамой тоже перепугались:

– Подождите, на катке два выхода, – волновалась Танина мама, – давайте мы пойдем в один, вы в другой, а коньки не надо снимать, чтобы не терять время.

Мама заплакала:

– Темно уже.

И тут меня прямо как осенило, я вспомнил, что последние два дня мы, то есть я, Игорёк и папа гуляли в парке недалеко от катка, а рядом стояла палатка, торгующая горячей, варёной кукурузой.

Мимо этой палатки мы проходили не раз, и Игорёк просил купить ему эту кукурузу, но папа почему-то отказывался.

– Я знаю, где он! – воскликнул я, – пошли за мной.

И видно так уверенно я сказал это, что женщины, а ведь я был единственным мужчиной в данный момент, сразу поверили мне.

Мы поспешили к выходу, Таня споткнулась носком конька об лёд, упала, я помог ей встать, вскоре мы были у палатки с кукурузой.

Наш озорник, наш снегирь, с интересом разглядывал витрину, стоя рядом с пожилой женщиной, которая держала его за руку и что-то энергично то ли расспрашивала, то ли объясняла.

Этой женщиной была тётя Поля, соседка, живущая этажом ниже.

Увидев нас, она обрадовалась:

– Хотела купить кукурузу, а тут вдруг он, хорошо, что узнала, – она наклонилась к Игорьку, – не будешь больше убегать?

– Не будешь? – спросила мама, вытирая глаза.

А этот снегирь, опустив голову, пролепетал что-то невнятное, а потом тихо так пропел:

– Куру-у-у-за… мама мне варила.

– Кукуруза, – исправила мама, – хочешь кукурузу?

– Да-а-а, – пропел Игорёк.

Через несколько минут мы все сидели в маленьком кафе около палатки, где было всего четыре столика, горячая кукуруза вкусно пахла кашей и хлебом, а за окном кружился новогодний снег.

 

Снеговик

В прошлом году, когда я учился во втором классе, на зимние каникулы к нам снова приехал Игорёк.

Его папа быстро уехал, а Игорёк остался.

Игорьку особенно нравилось, когда я читал ему книжки.

И если вначале мы читали про теремок, колобок и трёх поросят, то вскоре перешли на сказки и однажды прочитали «Дюймовочка».

Тут мы остановились, потому что история про крохотную девочку из цветка так понравилась Игорьку, что мы перечитывали её снова и снова, потом смотрели мультик, а потом снова перечитывали, и так до тех пор, пока не появился «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова.

Эту книгу мне задали по чтению на каникулы, хотя давно, когда я был такой же маленький как Игорёк, мне читал её папа.

Приключения девочки Элли и её верного пёсика Тотошки настолько поразили Игорька, настолько были ему интересны и так понравились, что с тех пор он не расставался с этой книгой весь день.

Если играл – она была рядом, если ел – она лежала на столе, а если шёл спать, то клал её под подушку.

Вот и в тот день, не успели мы позавтракать, как передо мной уже стоял Игорёк, держа в руках любимую книгу.

– Читать, мальчики, будем после обеда, – сказала мама, – потому что сейчас мы пойдем в лес.

– Какой лес? – не понял я.

– Не беспокойся, – мама улыбнулась, – наш лес недалеко, ты разве забыл?

А я, правда, забыл про лес, который находился в трёх автобусных остановках от нашего дома.

Его обычно называли «парк», а мама говорила «наш лесочек», потому что он был небольшой, и пройти из конца в конец его можно было минут за сорок.

– Я буду горку делать, – обрадовался Игорёк и взял оранжевую лопатку, ту самую, которую подарил ему Дед Мороз на Ёлке в прошлом году.

– А я буду снеговика лепить, – и я тоже взял лопатку.

Снегопад в последние дни не прекращался, снег засыпал весь лес, все деревья, фонари, скамейки и тропинки, только главные аллеи были расчищены.

– Смотри, Игорёк, – сказал я, когда на аллее, из-за поворота, поднимая клубы пушистого снега, с шумом показалась снегоуборочная машина.

Мы отошли в сторону и с интересом наблюдали, как двигалась эта большая красная машина, и как она убирала снег.

На детской площадке никого не было.

Мы с Игорьком очистили от снега горку и стали кататься.

Забрались на горку, сели паровозиком, оттолкнулись и вниз.

Горка высокая, мы катимся быстро, Игорёк хохочет, раскраснелся.

И снова поехали, и снова!

Когда мы накатались на горке, я предложил:

– Давай снеговика лепить!

– Давай! – обрадовался Игорек.

Снег был не мокрый, но довольно липкий, и мы скатали один шар, такой большой, что дальше катать его стало тяжело.

Мы прикатили его к ёлочке и похлопали лопаткой, чтобы он стал плотнее, а потом пошли лепить ещё два шара.

И когда они были готовы, один побольше, другой поменьше, мы позвали маму, и она помогла нам поставить снежные шары друг на друга – самый большой внизу, потом поменьше, и самый маленький шар – голова – сверху.

Потом мы отыскали ветки, упавшие от сильного ветра с деревьев, и сделали из них руки, из тонких берёзовых веточек с потемневшими листьями получились волосы, а сосновые шишки стали глазами и носом для снеговика.

Сверху я воткнул несколько сосновых веток с иголками, и получились пышные, зелёные пряди волос надо лбом.

– Это ви́хор, – сказал Игорёк.

– Не ви́хор, а вихо́р, – исправил я брата.

– А рот где?

Я согнул пополам веточку, приделал её на месте рта, и снеговик заулыбался.

Игорёк отошёл, и смеясь, запрыгал на одной ножке:

– Ля-ля-ля, ля-ля-ля, – так ему понравился наш снеговик, улыбающийся, высокий, лохматый, с весёлыми зелёными прядями волос.

– Надо дать ему в руки метлу, – сказал я.

– Метлы не надо, он без метлы радостней выглядит, – мама смотрела на снеговика и улыбалась, – пойдемте белочек кормить, я орешки взяла.

На перекрёстках аллей к толстым стволам высоких елей и сосен были приделаны кормушки для белочек, которых в последние годы в нашем парке стало много.

Белочки привыкли к людям, привыкли, что о них заботятся и кормят, и они совсем перестали бояться, а, увидев кого-нибудь рядом, тотчас сбегали с деревьев на землю и садились совсем близко, смешно скрещивая верхние лапки и сверкая малюсенькими, чёрными глазками.

Мы положили орешки в кормушки и постояли рядом, наблюдая, как белочки грызут их, держа двумя лапками.

Когда рядом проходил кто-нибудь с собакой, пусть даже эта собака была на поводке, белочки сразу же убегали высоко на дерево и ждали, когда собака уйдет.

А людей они не боялись – носились по земле, засыпанной снегом, бегали вверх-вниз по деревьям и перелетали, как пушинки, с ветки на ветку, только искрились в зелёных сосновых иголках рыжие хвостики, похожие на парашюты.

Потом мы пошли домой, и проходя мимо детской площадки, увидели рядом с нашим снеговиком двух малышей с мамами.

Эти малыши били снеговика лопатками, а их мамы… мамы пинали его ногами.

Я побежал к снеговику, вслед за мной Игорёк, но когда мы оказались рядом, его уже сломали – голова отлетела в сторону, палки, которые были руками, заброшены далеко, один снежный шар разбился на куски, а по другому, нижнему и самому большому, эти мамы били и били ногами, а их дети смеялись.

Игорёк разревелся, разревелся что было сил, слёзы ручьями текли по его щекам.

– Что вы делаете! – взволнованно воскликнула мама.

– Мы… так они же маленькие, – как ни в чём ни бывало ответила мама одного из малышей, – они так играют.

– Печально, если вы не поняли, – мама вздохнула, вытерла Игорьку слёзы, взяла за руку и повела домой, а он всю дорогу всхлипывал и никак не мог успокоиться.

Через день мы, то есть мама, Игорёк и я, снова гуляли в парке, и мы снова оказались там, где раньше стоял наш снеговик.

На том же месте, у пушистой ёлочки мы увидели снеговика, другого снеговика, он был поменьше, но у него тоже торчали во все стороны волосы-ветки, и он улыбался… тоже улыбался.

 

Кеша-красавчик

На день рождения родители подарили мне волнистого попугайчика.

И хотя я давно мечтал о нём, этот подарок стал для меня настоящим, большим сюрпризом.

Попугайчик, которого я назвал Кеша, был маленький, и если его тихонечко потрогать, тёплый и мягонький такой, и весь ярко голубого цвета, даже клювик у него был голубоватый, только глазки чёрные и лапки с тонкими коготками жёлтые.

Мама сказала, что ему всего шесть недель, а доказательство этому – его голубой клювик, который с возрастом должен становиться жёлтым.

«Только такие молоденькие попугайчики могут научиться говорить», – сказал на Птичьем рынке продавец, у которого мама купила Кешу.

Через неделю после дня рождения я уехал с родителями в деревню к бабушке на всё лето, и Кеша с нами, конечно.

Клетку с попугайчиком поставили на стол, расположенный на веранде около окна, напротив которого рос огромный, цветущий всё лето куст шиповника.

Он зацвёл только что, «наш шиповник», как говорила мама, и душистый аромат его цветов разносился далеко по всему саду.

Окно было приоткрыто, и Кеша всё поглядывал на шиповник, который и ему, видимо, тоже нравился.

Не успели мы распаковать вещи, как пришёл Толик, мой друг, его дом стоит рядом с нашим, и хотя зимой мы живём в разных районах Москвы, зато всё лето вместе.

Толик с интересом стал рассматривать попугайчика, а потом вдруг сунул в клетку палец, и Кеша его цап! чуть было не схватил.

То лик едва успел убрать руку:

– Молодец, Кеша, маленький, а защищаешься!

– Ты не пугай его, Толик, а то он тебя запомнит и бояться будет.

– Да я не хотел, само собой получилось. Давай лучше будем учить Кешу говорить.

– Давай! Я недавно по телевизору видел, как попугайчик стихи читал. Это же чудеса – такая кроха и стихи!

С тех пор мы стали учить Кешу говорить.

Это выражалось в том, что и я, и Толик, и мама с папой, и бабушка, то есть все, находясь на веранде, то и дело подходили к клетке и начинали говорить приблизительно так:

– Кеша, хороший мальчик! Кеша, кушать хочешь? Кеша, кто там? Кто пришёл? Чай пить будем?

А бабушка любила говорить: «Кеша красивчик!»

Почему-то это выражение нравилось ей больше всего.

Толик же, слыша про красавчика, всегда добавлял «красавчик-чик», или «какой кошмарчик-чик», на что бабушка и сердилась, и смеялась.

Эта учёба попугайчика проводилась каждый день, но продолжалась недолго, каждый поговорит, поговорит да и уйдёт по своим делам.

А Кеша, когда с ним говорили, прямо-таки замирал будто от восторга, прижимался к клетке, переставал трещать и внимательно слушал, слушал, только глазки чёрные блестели.

Очередной учитель убегал, Кеша некоторое время сидел неподвижно, словно прокручивая в голове, как пластинку, новые и старые слова, а потом начинал играть с подвешенным колокольчиком или смотрел в зеркальце, или лазил вверх-вниз по маленькой, деревянной лесенке.

Иногда мы с Толиком открывали дверцу клетки, нам хотелось, чтобы Кеша полетал и размял крылышки, а он боялся выходить и сидел у открытой дверцы.

Но однажды он вдруг выпорхнул на волю, сделал круг под потолком и сел на клетку, таким было его первое путешествие.

«Первый выход в космос», – сказала бабушка.

– Давай его на палочку посадим, и будем как дрессировщики с голубями, я зимой в цирке видел, – сказал Толик и взял карандаш.

Потом он медленно, чтобы не вспугнуть Кешу, сидящего на клетке, стал подносить к нему карандаш.

Попугайчик смотрел настороженно, и я подумал, он испугается и прыгнет обратно в клетку, но нет, Кеша неожиданно перескочил на карандаш.

– Ты поводи его туда, сюда, – посоветовал я, с интересом ожидая, что же дальше.

Толик поднял карандаш с попугайчиком вверх, потом опустил вниз, потом повел вправо, влево, и снова вверх, вниз, вправо, влево, Кешик сидел ровно, не двигаясь, наверное, ему понравилось.

Тут вошла бабушка и, увидев нас, всплеснула руками:

– Ну прямо как в цирке!

На её голос Кеша встрепенулся, будто вздрогнул, взлетел, сел на клетку, и перебирая лапками, быстро залез внутрь.

Бабушка виновато посмотрела на нас – мол извините, не хотела пугать птичку.

Мы стали часто открывать клетку, Кеша вылетал, кружил по веранде, и если в это время рядом была мама, то он обязательно садился к ней на плечо, прижимался к уху и долго сидел так, играя маминой серёжкой.

А мама занималась домашними делами, читала или смотрела телевизор, но про Кешу не забывала и разговаривала с ним:

– Ты мой хороший Кеша, мой красавчик, мой мальчик, кушать хочешь? Чай пить будем?

И Кешик в ответ тихо журчал и теребил серёжку.

Когда мамин отпуск закончился, и она уехала в Москву, обещая приезжать на все выходные, Кеша загрустил и несколько дней не выходил из клетки, сидел нахохлившийся и молчаливый, и бабушка испугалась – не продуло ли его сквозняком на веранде.

– Давайте, ребятки, открывать что-то одно – или дверь, или окно, не заболел бы наш попугайчик, – сказала она в тот день мне и Толику, когда мы уходили на озеро ловить бычков.

К обеду мы вернулись, и бабушка нас сразила:

– Кеша заговорил!

Мы с Толиком встали как вкопанные.

– Представляете, готовлю я обед на кухне и вдруг слышу голос дочки, то есть твоей мамы, Максимка. Слышу так отчётливо, будто она рядом со мной говорит: «Кеша, хороший мальчик, чай пить будем?»

А потом раздаётся: «Кеша красавчик, красавчик-чик». Я чуть было сковородку на ноги себе не уронила, даже испугалась, знаю же, что мама уехала. Вошла на веранду и вижу – Кеша сидит перед зеркальцем и повторяет:

«Кеша красавчик, Кеша хороший мальчик».

Так наш попугайчик стал говорить.

Уже потом папа объяснил, что волнистые попугайчики лучше усваивают именно женские голоса, они им более близки, и наш Кеша выбрал голос мамы.

С каждым днём запас его слов становился всё больше, запоминал Кеша быстро, но чтобы он не забывал новые слова, их нужно было повторять хотя бы иногда.

Как-то я простудился и кашлял неделю, потом поправился и вдруг слышу кашель на веранде, а знаю, что никого там нет, захожу – Кеша «кашляет», это он от меня научился.

Однажды к нам на выходные приехал в гости папин друг, дядя Коля.

Мы все сидели за столом, обедали, и тут Кеша вдруг вылетел, покружился немного, а потом неожиданно сел дяде Коле на голову и голосом мамы сказал:

– Какой кошмарчик-чик! Кеша, Кеша-красавчик!

Дядя Коля чуть было не подавился котлетой, его же никто не предупредил, что у нас в доме такой говорун.

А на следующее утро Кеша сидел на плече дяди Коли, и они вовсю разговаривали, то есть Кеша рассказывал всё, что помнил и знал, а дядя Коля смеялся и передразнивал его.

Вот и разберись, кто кого учит!

А ещё Кеша наш был защитником, мы с Толиком узнали это случайно.

Один раз Кеша летал по веранде, а на столе бабушка оставила небольшое зеркало, и Кеша, несмотря на то, что в клетке у него было своё маленькое зеркальце, как только его увидел, то так разволновался!

Стал быстро, быстро бегать вокруг зеркала и никого не подпускал к столу, тут же взлетал и атаковал – мол не подходите, это моё.

Наверное, Кеша решил, что видит не своё отражение, а видит друга или подружку, которые нуждаются в защите.

Вот такой маленький, да удаленький!

В конце лета, где-то в августе, вечером, когда темнело быстро и незаметно, мы с Толиком копали червей для рыбалки около бочки, стоящей недалеко от крыльца.

И вдруг мимо нас пролетела какая-то небольшая птичка, мы сначала не обратили внимания, а потом я взглянул на вишню около бочки и ахнул:

– Толик, гляди, Кеша вылетел!

Не знаю, кто не закрыл дверь на веранду, и как получилось, что наш попугайчик оказался на улице, но мы с Толиком замерли, глядя на Кешу, который сел на ветку вишни.

– Максимка, как же нам его обратно в клетку загнать?

– Ночь скоро, – взволнованно сказал я.

Мы стояли, смотрели не отрываясь на попугайчика и не знали, что делать.

– Представляешь, Максимка, попадёт наш Кеша в стаю ворон и научится каркать, карр-карр.

Я как представил себе Кешика среди больших, чёрных ворон, чуть было не заплакал, хорошо что к нам подошла бабушка:

– Вы что это, ребятки, пригорюнились?

Толик показал на Кешу – в лучах заходящего, красного солнца, на тонких веточках висели крупные ягоды вишни, украшенные зелёными листьями, а рядом притаился голубой, нахохлившийся комочек, испуганный и неподвижный, как статуэтка.

– А вдруг вороны… – еле слышно произнесла бабушка.

Уж лучше бы она не вспоминала про ворон!

Так мы стояли некоторое время, потом бабушка сказала:

– Кажется, я знаю, что делать.

Она тихонько, не спеша, чтобы не потревожить попугайчика, поднялась на крыльцо, открыла настежь входную дверь, прошла на веранду и включила свет.

И загорелись все лампы на люстре, и вспыхнул яркий, яркий свет.

Кеша, как-будто только этого и ждал, встрепенулся, вспорхнул, вмиг влетел на веранду и сел на клетку.

А бабушка быстро закрыла входную дверь.

Вскоре мы с Толиком пили чай с вишнёвым вареньем и хлебом, а рядом на нас смотрел Кеша.

– Бабушка, как ты догадалась? – спросил я.

– По-другому и быть не могло, – бабушка улыбнулась, – он летел на свет.

 

Корабли

Мы с Толиком сидели на крыльце и вырезали лодочки из сосновой коры, которую собрали вчера на опушке леса.

Чтобы добраться до леса нужно было вначале пройти до конца улицы, она одна в нашей деревне, и вдоль неё стоят небольшие, деревянные дома, окружённые садами, в том числе, дома наших бабушек, моей и Толика.

За длинной, деревенской улицей начиналось поле, заросшее травой, которую косили в июле, и потом живописные стога сена стояли долго, украшая местность.

Мы с Толиком бегали на опушку леса посмотреть, не появились ли грибы.

Но вместо грибов мы набрали кору, которой было много на земле, около оголённых сосен.

Бабушка сказала, что в этом году на лесные деревья напал вредный жучок-паучок, поедающий древесину так, что она осыпается, как осенние листья.

Толик, увидев кору, воскликнул:

– Будем вырезать корабли, Максимка!

– Молодец, Толик, сделаем флотилию кораблей и запустим в озеро.

Мы выбрали самые большие куски коры, горкой сложили их на земле, но как донести до дома?

Толик первый снял футболку, снизу связал её узлом, и получился мешок, в который он и положил всю сосновую кору.

И я сделал точно также.

Когда мы вернулись, наши бабушки, чтобы мы особо сильно не скучали без дела, дали нам задание – собрать чёрную смородину, мне с двух кустов, а Толику с трёх.

Отказаться мы не могли, и так устали, что в тот день нам было не до кораблей.

И вот сейчас мы сидели на крыльце и с помощью небольшого ножика пытались вырезать… нет, корабли у нас пока не очень получались, а получались лодки, и я вырезал их четыре, а Толик три, но большие.

– Ребята, давайте я вам покажу, как сделать катер, – сказал папа, – а то я смотрю, вы всё одни и те же лодки мастерите.

Папа взял кусок коры потолще и вырезал что-то, похожее на прямоугольную коробку:

– Это будет рубка корабля. Ты знаешь, зачем она нужна, Толик?

– Знаю, отсюда капитан управляет кораблём.

– Правильно. Но рубка корабля предназначена не только для размещения командного пункта и боевых постов, здесь находятся все системы и приборы управления кораблём. А если это боевой корабль, то и системы управления оружием.

– Получается, что рубка корабля – это его сердце, – сделал вывод я.

– Именно так, – улыбнулся папа.

Потом он начал срезать кору вокруг рубки, образуя площадку, которая увеличивалась больше в длину, и постепенно получалась палуба.

Спереди палуба заострялась, создавая нос корабля, а сзади она становилась как-бы прямоугольной, образуя корму корабля.

– Максимка, Толик, давайте-ка тоже приступайте к строительству катера! – обратился к нам папа.

И мы, взяв наши маленькие ножики, стали вырезать рубку, потом палубу, потом нос и корму корабля.

Кора сосны была мягкая и податливая, она пахла смолой и лесом, и вырезать из неё было приятно.

– А теперь, мальчики, нам осталось…

– …осталось сделать боковые стенки корабля, – перебил я папу.

– Правильно, а боковая часть судна называется борт, и вот теперь вы знаете основные части корабля.

– Есть ещё подводные лодки.

– Не только подводные лодки, Толик, есть пассажирские судна и боевые корабли, есть баржи и океанские лайнеры.

– …как «Титаник», – вспомнил я.

– Ну «Титаник» мы с вами пока не осилим построить, но лодки и катера, я смотрю, у нас получились.

На крыльце стояли семь лодок разного размера, которые мы с Толиком вырезали вначале, и три корабля, похожие больше на катера.

Словно читая мои мысли, папа сказал:

– У нас получились три катера и семь лодок, настоящая флотилия – объединение кораблей.

– Только все ваши лодки и катера какие-то скучные, – сказала мама, которая сидела на веранде и вязала, изредка поглядывая на нас, а вместе с ней и Муська, пристроившаяся у её ног.

Лениво развалившись на полу, Муська то и дело радостно виляла пушистым хвостом и протяжно пела «мя-ау, мя-ау».

– И что ты предлагаешь? – спросил папа.

– Вспомни «Алые паруса»!

– Ах, да, совсем забыл, – улыбнулся папа.

– Алые паруса? – удивился я.

– Да, сынок, ты пока не читал эту удивительную книгу Александра Грина, – сказала мама, – это моя ошибка, непременно и в ближайшее время её исправлю. Хотя… – мама встала и вышла.

Вскоре она вернулась, держа в руках кусок красной ткани:

– Это будут наши алые паруса.

Мы выбрали самую большую лодку, вбили посреди её палубы длинный гвоздь, а по бокам два небольших гвоздика, вырезали из красной ткани треугольный кусок и закрепили его на гвоздях.

А потом мы все, мама, папа, Толик и я, пошли на озеро и спустили на воду наши катера и лодки, среди которых была одна с алым парусом.

Мы стояли на берегу, прохладный ветер дул нам в лицо, на озере была рябь, и наша флотилия, покачиваясь на невысокой волне, отправилась в плавание.

Не сразу, постепенно, парусник вышел вперёд, а за ним потянулись катера и лодки.

– Мама, о чём та книга, где рассказывается о корабле с алыми парусами, – спросил я.

Мама задумалась, а потом сказала:

– Она о Мечте.

 

Дятлик

– Максимка, как ты думаешь, как звать птенца дятла? – неожиданно спросил меня Толик.

Мы сидели на крыльце его дома в деревне, где жили летом у бабушек, сидели и думали, чем бы таким интересным нам заняться.

– Вот я знаю, у галки – галчонок, у кукушки – кукушонок, у курицы – цыплёнок, а у дятла…

– У дятла… – перебил я друга, – дятилёнок!

Мы рассмеялись, а потом я задумался, помолчал, помолчал и выдал:

– Дятлик! Его звать дятлик. Мне нравится.

– И мне, – обрадовался Толик. – А хочешь посмотреть на дятлика?

– Ты видел его? – спросил я.

– Вчера видел, он в дупле сидел, на дереве, забавный такой, кричит всё время: «Чив, чив, чив…» Пойдём? Нам на опушку леса надо.

И мы побежали по тропинке через поле.

День только начинался, над розовеющим горизонтом вставало солнце, на высокой траве искрились капельки росы, в высоком небе звонко пел жаворонок, пахло свежей некошеной травой, и мне стало так радостно, что захотелось подпрыгнуть и взлететь.

Мы с Толиком побежали наперегонки по прохладной и чуть сырой тропинке к лесу, темнеющему на краю поля.

На опушке остановились.

Здесь, на стволе высокого, старого дуба, нижние ветви которого засохли, а верхние взвились в высь пышной, зелёной кроной, на высоте не более двух метров, было выдолблено аккуратное овальное дупло.

Из дупла торчала крупная голова дятлика, который громко, не прерываясь, кричал: «Чив, чив, чив…»

На голове дятлика красовался симпатичный ярко-красный берет, оперение его было чёрным с белым узором по бокам, а клювик торчал уже довольно длинный.

Его можно было хорошо разглядеть, когда он высовывался из гнезда, заглядывая вниз, на землю, и нам казалось, что он может легко выпасть.

Где-то рядом птенцу вторил другой, более сильный и размеренный голос: «Чи-и-в… чи-и-в… чи-и-в…»

– Давай, Максимка, понаблюдаем, как дятлика будут кормить.

И мы спрятались за кусты.

Вскоре неподалёку выпорхнул большой дятел, настоящий красавец, такой же, как и птенец – с чёрно-белым оперением, ярко-красной головкой и длинным клювом.

Малыш в дупле сразу затих.

А большой дятел сел почему-то позади дупла и вначале только осторожно выглядывал из-за ствола, но потом быстро подошёл к птенцу, тот схватил корм, а дятел взлетел и сразу исчез среди деревьев.

Мы ходили смотреть на дятлика всю неделю, нам нравилось наблюдать за ним, и казалось, что он даже подрос за это время.

В тот день, подходя к опушке, мы увидели стоящую недалеко от дуба легковую машину, из открытых дверей которой, гремела на весь лес грохочущая, как трактор, музыка.

Рядом с машиной трое незнакомых мужчин жарили на костре мясо, громко переговариваясь и смеясь, пахло едой, дымом и городом.

Нашего дятлика мы не слышали, как не слышали и его родителей, будто их и вовсе не было.

Нам бы повернуться и уйти в этот момент, чтобы не привлекать внимания к птенцу, но не хватило сообразительности!

И мы, как потом мы жалели! мы не ушли, а подошли ближе и стали смотреть на дупло.

А из дупла высунулся наш любознательный дятлик и, увидев нас, звонко крикнул: «Чив, чив…»

Трое мужчин оторвались от еды и подошли к дубу.

Потом один из них наклонился, взял с земли большую еловую шишку и бросил в дупло, шишка отскочила, а дятлик спрятался.

Тут же второй мужчина тоже бросил шишку в дупло, и ещё раз, и ещё… а третий смотрел и хохотал.

Мы с Толиком оцепенели от возмущения и страха, а потом, неожиданно, не сговариваясь, подошли к дубу и встали вплотную с ним, как часовые.

Так и стояли. Долго. Молча. Ни слова не говоря.

И наш птенчик тоже молчал.

Мужчины не ожидали от нас такой реакции.

Они отошли от дерева, один из них смачно сплюнул и ругнулся, а другой бросил шишку в соседнюю ёлку, да с такой силой, что слетели ещё три шишки, и одна чуть было не попала прямо в его голову.

Незнакомцы продолжили своё застолье около машины, а мы с Толиком продолжили стоять под дубом, стояли и не уходили.

Видимо, наше общество было не очень приятным для мужчин, и через некоторое время они уехали, оставив после себя разбросанный мусор.

Мы с Толиком весь мусор собрали и отнесли на помойку на краю деревни.

А когда уходили, попрощались с дятликом, который так больше и не выглянул.

Два дня мы были заняты – помогали бабушкам собирать поспевшую клубнику, а освободившись, сразу прибежали на опушку.

Мы боялись, что незнакомцы сильно ушибли нашего птенчика, и он заболел.

Дупло было пустым.

Мы с Толиком загрустили и опечаленные уже хотели было пойти домой, как вдруг услышали знакомое и тихое: «Чив, чив, чив…»

Мы осторожно пошли на голос.

Недалеко, среди молодых ёлочек, на земле, усыпанной хвоей, прыгал наш дятлик, он был точно такой, как и несколько дней назад.

Он прыгал и неуклюже, вроде бы переваливаясь, ходил по земле, он взбирался невысоко на ёлочку, поглядывая на нас, он пил воду из лужицы и даже полетал немного.

Но самое удивительное, дятлик ни капельки нас не боялся, и его спокойно можно было взять в руки.

Толик так и сказал:

– Максимка, мы можем взять дятлика домой, видишь, он почти ручной, и только учится летать.

– Можем, – ответил я, – а зачем?

И Толик промолчал.

Тут мы услышали громкий, размеренный голос большого дятла: «Чи-и-в… чи-и-в… чи-и-в…»

Мы ещё раз посмотрели на нашего дятлика, попрощались с ним и пошли по тропинке через поле домой.

А большой дятел, провожая нас, долго летел рядом.

 

Грибной дождь

Сегодня стояла невыносимая жара.

Мы, я и мой двоюродный брат Игорь, почти весь день сидели дома, где было прохладно.

Игорьку четыре года, он маленький, и мама поручила мне развлекать его.

– Игорёк, – спросил я, – будем лепить из пластилина рыбку?

– Будем! – глаза Игорька загорелись, ему так интересно!

Я достал коробку с пластилином, и мы сели за стол у окна.

Пластилин был старый, жёсткий, и приходилось отламывать от больших, разноцветных кусков маленькие комочки и долго катать их по столу, чтобы они размягчились и стали удобными для лепки.

Рыбку мы поместили на гребень волны, который вылепили из синего пластилина, а сама рыбка была оранжевая, с голубыми глазами и разноцветным, длинным хвостом.

Бабушка, увидев её, воскликнула:

– Какой красивый попугайчик!

А Игорёк обиделся:

– Это рыбка. Золотая.

– Я и говорю, вылитая золотая рыбка, – спохватилась бабушка, – а вы, ребятки, шли бы на улицу, хватит уж дома то сидеть. Кажется, жара немного спала.

Мы поставили нашу золотую рыбку с разноцветным, петушиным хвостом на подоконник, потом вышли и сели на крыльце.

Откуда-то из-под дома сразу вылезла Муська, она там часто прячется от жары.

Муська подошла к Игорьку, легла около его ног, а потом перевернулась на спину, подставив живот, мол, гладь меня.

Лежит на спине, передние лапки сложила, а задние вытянула, и между ними хвост пушистый туда-сюда, туда-сюда, как маятник, и мурчит ещё.

Игорёк её гладит, смеётся и передразнивает:

– Мур, мур, мур!

И она в ответ:

– Му-урр, му-урр, му-урр…

Пока мы играли с Муськой, на небе появились облака, но солнце светило по-прежнему.

И вдруг кап, кап, кап… капли дождя редкие и странно тёплые, потом чаще, чаще, но дождинки мелкие, как бисер, из которого девчонки в нашем классе на уроках труда украшения делают, красивые вообще-то, разные цветочки, колечки, грибочки.

Только я вспомнил о грибочках из бисера, как услышал:

– Грибной дождик, ребятки, пошёл!

Смотрю, бабушка стоит под дождём, руки протянула ладонями вверх, словно хочет удержать каждую дождинку.

Мы с Игорьком спустились с крыльца и стали бегать под дождём, а он, этот дождик грибной, такой ласковый и тёплый, и по крыше он не стучит громко, а будто шепчет мне что-то на ухо.

– Бабушка, почему дождь назвали грибным?

– Потому что после такого дождя грибы хорошо растут. Вот мы завтра и пойдём по грибы, ладно?

– Ладно! – смеётся Игорёк и тоже подставляет под дождь ладошки.

Пахнет свежестью, влажной землёй и травой, и как-будто пахнет грибами.

– Радуга! – воскликнул Игорёк.

– Радуга-дуга! – повторяю я.

На небе, сначала незаметно, как лёгкая акварель, а потом всё яснее и ярче, вспыхивает и протягивается коромыслом семицветная радуга.

Я вспоминаю папины слова о радуге: «Каждый охотник желает знать, где сидят фазаны».

И громко повторяю эту фразу, выделяя каждое слово:

– Каждый-охотник-желает-знать-где-сидят-фазаны.

– При чём здесь фазаны? – удивляется бабушка.

Игорёк тоже не понимает, повторяет незнакомое слово «фазаны», а я объясняю:

– Это цвета, это семь цветов в таком порядке расположены в радуге: красный-оранжевый-жёлтый-зелёный-голубой-синий-фиолетовый. Поняли?

Бабушка смотрит на меня с любовью, а Игорёк восхищённо.

Мне так радостно, что хочется подпрыгнуть до неба и побежать по семицветной, как волшебный цветик-семицветик, радуге!

– Игорёк, побежали по радуге!

– Побежали!

На небе танцуют, взявшись за руки, кудрявые облака, светит солнце, и идёт дождь, неожиданный, солнечный, грибной.

 

Про ужа

Вечером в деревню к бабушке, где я провожу всё лето, приехала из Москвы мама и сказала:

– Скоро уже середина лета, и тебе, Максимка, заданы на лето книги для чтения, а ты до них и не дотрагивался. Бабушка это важное дело пустила на самотёк, всё хочет чтобы ты на воздухе побольше бегал, но всё в меру. У меня начался отпуск, и с завтрашнего дня я сама буду следить за твоим чтением, – с этими словами мама подошла к тумбочке, на которой лежала стопка книг. – Эти книги ждут тебя с тех пор, как ты приехал в деревню. Утром я буду давать тебе задание, а на следующий день, также утром, проверять его выполнение.

– Как же ты будешь проверять, сколько страниц я прочитал?

– Очень просто. Ты должен будешь пересказать прочитанное.

– А если не прочитаю? – я посмотрел на внушительную стопку.

– Мне кажется, ты не хочешь быть отстающим учеником, правда? – мама улыбнулась. – Выбирай любую книгу.

Через день я и Толик сидели на камне-валуне около озера и читали книгу «Судьба барабанщика» Аркадия Гайдара.

Наши удочки лежали рядом, ловить бычков-ротанов нам не хотелось, и в «блинчики» играть тоже не хотелось, хотя мы ещё с вечера приготовили подходящие плоские камешки.

Книга лежала у нас на коленях, мы читали про себя, я перелистывал страницы.

Содержание книги мы не знали и так увлеклись, что про всё забыли.

С озера веяло приятной прохладой, пахло водорослями, на солнечном пригорке стрекотали кузнечики, шелестела листьями старая ива на берегу.

Вдруг где-то недалеко я услышал посторонний незнакомый звук вроде долгого шуршания, звук повторился, я оторвался от книги и огляделся.

К моему ужасу к камню-валуну ползла змея, мне показалось очень большая, я толкнул локтём Толика и прошептал: «Змея».

А Толик уже увидел её.

Откуда в нас этот страх, я не знаю.

Однажды слышал, как мама говорила о первородном страхе, кажется так, или я что-то перепутал?

И от этого страха, живущего в нас как-будто бессознательно, мы как по команде, одним махом вскочили на валун.

Валун был довольно высокий, и повторить такой прыжок мы вряд ли бы смогли.

Мы стояли на нашем спасителе, на валуне, прижавшись друг к другу, и не смели ни пошевелиться, ни сказать что-либо, мы только, как загипнотизированные, смотрели на змею.

А она подползла к тёплому, согретому солнцем камню, свернулась клубочком и застыла, закрыв глаза, как-будто уснула.

– И долго она так спать собирается, Толик?

– Тише ты! Она не спит, она на солнце греется, – прошептал Толик.

– Давай вместе прыгнем с валуна в воду, – как можно тише сказал я.

– Может побежим на пригорок, быстро, быстро? – Толик прижался ко мне. – Как думаешь, она быстро ползает?

Мы оба были городские жители и змей видели только по телевизору, а вживую и так близко никогда.

Страх полностью овладел нами, и мы не знали что делать.

– Книгу держи крепче, а то вдруг она на змею упадёт, – пролепетал Толик, – и тогда она как прыгнет!

А змея, как ни в чём ни бывало, прямо как наша кошка Муська, грелась на солнышке, и я даже подумал, что она вот-вот замурлыкает, так уютно, клубком, она расположилась.

Змея была зеленовато-коричневого цвета с крупными, продолговатыми жёлтыми пятнами на голове.

Стоять долго и неподвижно на валуне было трудно.

– Толик, надо что-то делать!

– Считаем до семи и прыгаем с камня на пригорок, как можно дальше, и бежим, что есть сил, – прошептал Толик. – Я считаю – один, два, три…

И тут послышались голоса, и мы увидели мою маму и дядю Колю, папу Толика.

Они шли и весело переговаривались, а подойдя ближе и увидев нас, застывших на камне как скульптура, сразу остановились.

Мама замерла на пригорке, а дядя Коля потихоньку стал спускаться по тропинке к озеру.

Подойдя ближе, он остановился, и стал разглядывать змею, а потом громко, так, что мы даже вздрогнули, сказал:

– Ребята, не бойтесь, стойте спокойно, это уж, он совершенно безвредный.

Дядя Коля направился к нам, уж зашевелился, а потом медленно, шурша, пополз в сторону и скрылся в траве.

А мы будто приросли к валуну, дядя Коля снял нас и посадил на тёплый камень.

Подошла мама, успокоила.

Через полчаса мы все сидели за столом на веранде у дяди Коли и пили молоко с хлебом и мёдом.

– Это был уж, – объяснял он. – Видели, у него на голове сбоку яркие жёлтые пятна, похожие на уши? Это характерная особенность ужей.

– Как же вести себя, если увидишь змею? – спросила мама. – Я тоже боюсь змей.

– Змеи также боятся нас, особенно пугливы гадюки, распространённые в наших лесах. Они сразу пытаются скрыться или затаиться. Кусают змеи только в том случае, если люди невзначай хватают их рукой, задевают палкой или наступают на них. Увидев змею издалека, не приближайтесь к ней. Если она рядом – замрите. Соберитесь с духом и стойте спокойно.

– Вот так просто и стоять? – удивился я.

– Да, просто стойте, не выставляйте вперёд руки и главное – не поворачивайтесь к змее спиной, вы должны видеть происходящее.

– А дальше, как быть дальше? – спросил Толик.

– Дайте змее спокойно продолжить свой путь, и тогда она даже не заметит вас. И ни в коем случае не бегите и никогда не бейте змею палкой, это её разозлит.

Дядя Коля взял со стола книгу, которую я и Толик читали сегодня у озера:

– Аркадий Гайдар «Судьба барабанщика», – вслух произнёс он. – Хорошая книга. На лето по литературе задали?

– Да, – ответил Толик, – мы не прочитали пока.

– Ну что же, интереснее будет, – дядя Коля задумался. – Когда-то в школах были пионеры, и были пионерские отряды, и один мальчик, старший барабанщик пионерского отряда, почти ваш ровесник – вам недавно исполнилось десять лет, а ему было двенадцать, и вот он оказался один в очень непростой и опасной ситуации, с которой отлично справился и даже помог задержать опасного преступника.

– А мы… мы ужа испугались, – вздохнул Толик, – безвредного ужа-ужика.

– Ничего, – дядя Коля рассмеялся, – и про ужей, и про других змей надо знать, знать чтобы не бояться. Ведь страшно только тогда, когда не понимаешь. А знания дают человеку свободу и смелость.

– И барабанщику в книге помогли знания? – спросил я.

– И барабанщику, – улыбнулся дядя Коля.

 

Бидон со сметаной

Мы с Толиком готовили удочки и снасти – собирались пойти на озеро, где не были уже с неделю.

А тут ещё дядя Коля, Толин папа, подошёл и спрашивает:

– Ребята, вы что это про рыбалку забыли? Или бычки-ротаны перевелись в нашем озере? – а сам хитро так улыбается. – Неужто из-за ужа?

Мы с Толиком переглянулись и промолчали.

Потому что вспоминать, как мы недавно перепугались, увидев большую змею на берегу озера, как одним махом, как циркачи, прыгнули на высокий валун и стояли на нём, дрожа и думая только об одном – как-бы половчее и побыстрее убежать от этой здоровенной змеюги, «вот бы на парашюте – раз, и в воздухе», вспоминать об этом не хотелось.

А она, эта страшная змея, оказалась безобидным ужом, так сказал дядя Коля, снявший нас с валуна.

– Да нет, почему, мы пойдём, собираемся уже, – неуверенно произнёс я, представляя, как уползал в заросли прибрежной травы длинный уж.

– Ребята, про ужа я вам рассказал, это действительно безопасная для человека змея. Некоторые любители экзотики даже держат змей дома, в специальных жилищах для них – террариумах, знаете?

– Мне кажется, это не для слабонервных – дружить со змеёй, – задумчиво произнёс Толик и добавил, – к тому же дома.

– Да-а-а, – многозначительно пропел я, вторя другу.

– Хотите, я расскажу вам довольно-таки забавную… – дядя Коля замялся, – да, всё-таки именно забавную историю о змеях?

Честно?

Мне совсем не хотелось слушать рассказ о змеях. Ну не нравятся они мне!

Но отказать дяде Коле было неудобно, по его виду я понял, что он хочет поделиться с нами своей историей.

– Не знаю… – неуверенно произнёс Толик.

– Расскажите, дядя Коля, – решительно сказал я.

– Тогда слушайте, – дядя Коля сел поудобнее рядом с нами на крыльце, из-под которого, мяукнув, выглянула Муська.

Но после слова «слушайте» она поглядела, поглядела на нас, вильнула пушистым хвостом и скрылась под домом.

«Даже Муська не хочет слушать о змеях», – подумал я.

А дядя Коля, между тем, продолжил:

– Мне тогда было восемь лет, и пошёл я с одноклассниками в поход после окончания учебного года.

Жил я на окраине небольшого районного городка, кругом старые, деревянные дома, палисадники, сады с яблонями и смородиной, позади домов огороды, ну чем не деревня? К тому же, недалеко была и ферма, где коров держали, и откуда в нашу школу привозили молочные продукты для завтрака – творог, сметану, молоко.

Дойти нам предстояло до большой поляны на берегу лесной речки, там мы должны были поставить палатки и два дня жить в походных условиях – готовить пищу на костре, спать в палатках.

От окраины городка до этого места было два часа ходьбы, и пройти нужно было мимо молочной фермы.

Нас, школьников, было двенадцать человек и с нами наш учитель физкультуры Виктор Иванович.

Когда мы проходили мимо фермы, то увидели у входа женщину в белом халате, она позвала Виктора Ивановича.

Оказалось, она была его знакомой, работала на ферме, и, узнав о походе, о том, что мы сами будем готовить пищу на костре, и решив, наверное, что это, в лучшем случае, будет вермишель с тушёнкой, она, эта добрая женщина, передала Виктору Ивановичу бидон со сметаной, мол кушайте на здоровье, мои дорогие!

Когда мы пришли к большой поляне, то первым делом разожгли костёр и приготовили чай из лесных трав – черники, земляники, и поставили чайник остывать под кустом, в тени.

А сами расставили три палатки и сели у костра.

Открыли бидон со сметаной… и надо вам сказать, сметанка та была свежайшая и необыкновенно вкусная, особенно с белым хлебом и горячим чаем из лесных трав.

Бидон, вы знаете, это такая, довольно-таки узкая, металлическая ёмкость для перевозки жидкостей, в основном, молока.

Наш бидон был не самый большой, но и не маленький, к его ручке мы привязали верёвку, другой конец которой закрепили за ветку ивы, растущей на берегу, а сам бидон, крышка которого, кстати, закручивалась туго, опустили в речку, где течение было быстрое, и вода прохладная.

Ну думаем, вечерком, за ужином, полакомимся опять сметанкой.

Оставили мы двух дежурных у нашего походного лагеря и пошли в лес, недалеко, кто грибы собирает, кто ягоды для вечернего чая.

Грибов набрали достаточно – белых немного, но в основном, подберёзовики и лисички.

Я лисички люблю, жареные, они уж больно ароматные и никогда червивыми не бывают.

Пришли мы в лагерь и стали готовить ужин – картошку варим в котелке на костре, грибы жарим с лучком, чай уже остывает.

Виктор Иванович говорит:

– Пора за бидоном пойти – грибы сметаной заправить.

За бидоном пошли Гриша и Катя.

Вдруг слышим истошный, прямо-таки душераздирающий крик, и видим бегущих к нам, что есть силы, Катю и Гришу.

Они подбежали, Катя схватила Виктора Ивановича за руку и дрожит вся, как осиновый лист, а в глазах обоих – ужас, просто настоящий ужас, и говорят они только одно слово:

– Там… там… – и рукой показывают туда, где мы бидон привязали.

Что случилось?

Виктор Иванович взял с собой меня и Женю, мы шустрые были, бойкие:

– Пошли, ребята, посмотрим, в чём дело.

Подходим к речке.

Солнышко, покой, трава зелёная, цветочки полевые разные, и в этой благодати видим… предупреждаю, не для слабонервных! кто не хочет слушать, может уйти.

И видим мы, как из нашего, привязанного к иве, бидона, выпрыгивают одни змеи, а другие, наоборот, запрыгивают, мешая и толкая друг друга в узком отверстии, бидон в воде шатается, ну думаю, сколько же их там, змеюг этих… а самому не то, что страшно стало, но, честно говоря, очень неприятно.

Да… и вот такой змеиный салют получился – туда-сюда, туда-сюда эти твари земноводные… я даже не разглядел, ужи это или гадюки, хотя к тому времени умел различать змей.

– Виктор Иванович, – дрожащим голосом пролепетал Женя, – побежали отсюда!

И мы со всех ног помчались на поляну, рассказали всем об увиденном, но так… в общих чертах, девчонки и без подробностей перепугались.

– Что же дальше было, – спросил я дядю Колю, который задумался, будто бы представляя себе всю эту картину – множество змей, одних, выпрыгивающих из бидона, других, залезающих в него, настоящий змеиный фейерверк.

– Жуть, – тихо произнёс я.

Дядя Коля погладил меня по голове:

– Оказывается, один из дежурных, оставленных в нашем походном лагере, захотел полакомиться. Пришёл, открутил крышку бидона, набрал в кружку сметаны, а крышку то ли плохо прикрутил, то ли вообще забыл закрыть.

И в открытый бидон со сметаной приползли змеи, отовсюду приползли, много их было, и рядом, около бидона, плавали, и выпрыгивали, и залезали. А вообще-то, это зрелище было по-своему красивым.

– Нет уж, – серьёзно сказал Толик, – лучше мы обойдёмся без такой красоты.

– Дядя Коля, и вы ушли?

– Да, Максимка, собрали палатки, потушили костёр и пошли обратно домой.

– Вот и закончился поход, – подвёл итог Толик.

– Закончился. Но по иронии судьбы, возвращаясь обратно и проходя мимо молочной фермы, мы вновь увидели знакомую нашего учителя, которая дала нам бидон со сметаной. Она стояла и приветливо махала нам рукой.

– При чём здесь она? – удивился я. – Узнали, кто крышку не закрыл?

– Узнали, – ответил дядя Коля задумчиво. Наверное, он вспоминал прошлое, потом спросил. – Ну что, пойдём завтра бычков ловить?

– Пойдём, – дружно ответили мы с Толиком.

 

Конструктор Лего

Павлик принёс в детский сад из дома машинку.

Это была не простая машинка, а собранная им самим из кубиков Лего.

В детский сад приносить из дома игрушки не разрешали, тем более такую маленькую, собранную из множества мелких деталей.

Павлик понимал, что воспитательница Мариванна сделает замечание, отберёт, а вечером отдаст машинку родителям.

Поэтому он спрятал её в раздевалке, в своём шкафчике среди одежды, но на прогулку взял с собой.

Погода стояла чудесная.

Светило тёплое, весеннее солнце, пели птицы, и на газонах появилась молодая, зелёная трава.

Павлик подошёл к Игорю, они были одногодки и не только ходили в одну группу детского сада, но и жили в соседних подъездах.

– Игорь, смотри, что у меня есть, – Павлик достал из кармана куртки машинку Лего.

Но в его маленьком кармане она развалилась на многочисленные детали и детальки.

– Давай снова собирать, – сказал Игорь, и мальчишки побежали на веранду, где стояли столы для игр.

Они так увлеклись, что совсем не обращали внимания на других ребят, но голос Мариванны, когда она подходила к веранде, всё-таки услышали:

– Игорь, Павлик, чем вы там занимаетесь, почему отделились и не играете со всеми ребятами?

Павлик спрятал машинку в карман, и мальчики стали бегать друг за другом вокруг столов.

– Догони! Догони!

– Ну играйте, играйте, скоро на обед идти, – успокоилась Мариванна и ушла.

А Павлик с Игорьком тут же сели за стол и стали мастерить что-то совершенно невообразимое – у них из деталек Лего получался не то вертолёт, не то танк, не то машина с подъёмным краном, но в любом случае нечто фантастическое.

– Игорёк, посмотри, вот какую машинку надо было собрать, – вспомнил Павлик и вытащил из кармана брюк картинку, разложил её на столе и разгладил ладошкой.

Перед глазами мальчиков предстал большой грузовик, в котором каких только механизмов и приспособлений не было.

– Ух ты, вот здорово! Нам бы собрать такую! – восхитился Игорёк.

– Здесь схема есть, – Павлик перевернул картинку, – давай после тихого часа доделаем, ладно?

– Ты пока спрячь машинку в свой шкафчик в раздевалке, – посоветовал Игорь.

А после тихого часа у Павлика неожиданно поднялась высокая температура, Мариванна позвонила родителям, и они отвезли его домой чтобы вызвать врача.

Так Павлик заболел и больше недели не ходил в детский сад.

* * *

– Максимка, у Игоря, твоего двоюродного брата, сегодня день рождения, – сказала утром мама. – Пойдём в магазин, выберем ему подарок.

– Ма, я хотел с ребятами пойти…

– Мне кажется, ты лучше меня знаешь, что ему подарить.

– Ему сколько будет?

– Игорьку исполнится пять лет.

– Ну вот, ему пять, а мне девять. Надо купить ему Лего. Когда я был в его возрасте…

– Как забавно ты сказал, – рассмеялась мама, – «в его возрасте». Ты и сам, наверное, с удовольствием соберёшь из Лего какую-нибудь космическую станцию.

– Точно! Купим Игорьку орбитальную космическую станцию!

В магазине мы выбрали большой набор Лего, на коробке были нарисованы серебристые ракеты и спутники с антеннами, они летели среди ярких звёзд к далёкой, неведомой планете, которая оранжевым полукругом выглядывала в углу коробки.

И мне тоже захотелось собрать космический корабль:

– Мамочка, купи и мне Лего!

– Ну что ты, ты уже большой.

– Ну пожалуйста!

Вскоре мы вышли из магазина с двумя наборами Лего – один для Игорька, другой для меня.

Игорёк очень обрадовался подарку, и мы еле дождались, когда наконец разложили все детали Лего на большом столе.

У нас уже получилась большая ракета, на боковой стенке которой было написано: «Мечта».

Мы с Игорьком начали строить шахту для запуска ракеты, как вдруг подошла мама Игорька и спросила:

– Вот подняла в коридоре с пола, это твоё, Игорёк? – в руках у неё было собранное из Лего нечто, отдалённо напоминающее вертолёт, от которого в разные стороны шли крылья и разные антенны.

– Моё! – обрадовался Игорёк и попытался взять этот странный вертолёт, но мама остановила его.

– Откуда? У тебя же не было Лего.

– Мама, это… это я из детского сада принёс.

– Значит, кто-то тебе дал?

– Да, Павлик.

– Так он же вторую неделю болеет. Получается, ты вторую неделю держишь его игрушку, молчишь и не возвращаешь.

– Но его же нет.

– Ну и что, между прочим, Павлик живёт в соседнем подъезде. И кстати, я вчера видела его бабушку, он поправился и выходит на улицу.

– Мама, я отдам, я сразу отдам, как только увижу его.

– Но ты можешь увидеть Павлика и раньше. Что если нам пригласить его на день рождения?

Вскоре Павлик, Игорёк и я сидели за праздничным столом и угощались разными вкусностями, а потом я сказал:

– Ребята, пошли все вместе играть в Лего!

Мы начали строить ракеты и космические корабли из разноцветных кубиков Лего и так увлеклись!

И тут подошла мама Игорька и поставила на стол ту странную машинку – то ли вертолёт, то ли вездеход, я не понял, ту, которую Игорь принёс из детского сада.

– Это моя машинка, я её в детском саду забыл! – радостно воскликнул Павлик.

– Правильно, – сказала мама Игорька и, строго взглянув на сына, добавила, – ты забыл, а Игорь вспомнил и возвращает.

Павлик так обрадовался, что даже захлопал в ладоши, а щёки его покрылись румянцем, и глаза заблестели, и он уже не выглядел как после болезни.

Мне захотелось сделать для Павлика что-то приятное.

Вот у Игорька, моего двоюродного брата, сегодня день рождения, и я подарил ему набор Лего, но ведь у меня есть ещё один, тот, который купили мне.

И я, не спрашивая маму, побежал в коридор и достал из сумки красивую коробку, на которой была большая, цветная фотография орбитальной космической станции, летящей в голубом космосе, и на её крыле стоял космонавт в скафандре и специальном костюме белого цвета, и он что-то изучал, держа в одной руке прибор, похожий на микроскоп.

Я протянул коробку Павлику:

– Держи, это тебе.

– Мне?! Почему мне?! – удивлению Павлика не было границ.

– Ну… ну ты болел долго, потом машинку потерял, то есть, забыл в детском саду, вот поэтому. И потому что я так хочу, – закончил я и посмотрел на маму.

А она, моя мама, улыбалась и чуть заметно, только для меня, одобрительно кивнула головой.

– Игорёк, Павлик, давайте строить космодром, откуда летят в космос все ракеты и спутники!

Малыши посмотрели на меня с восхищением, а я чувствовал себя немножко волшебником.

Мы разложили на большом столе все детали Лего и стали мастерить, и это было так интересно!

У нас получились ракета, спутник и большой космический корабль.

И хотя они были не совсем похожи на те, что были изображены на картинках-схемах, и у нас даже остались лишние детали, но всё равно на наших космических кораблях были и пульты управления, и разные антенны, и они мигали цветными огоньками.

Из оставшихся деталек Игорёк начал собирать что-то – положил кубик на кубик, кубик на кубик, а сверху прикрепил детальку вроде автомобильной фары, и потом, посмотрев на своё готовое создание, сказал:

– Это маяк.

– На космодроме? – удивился я. – Маяк должен стоять на берегу большой реки или на берегу моря.

– На космодроме, – невозмутимо и твёрдо повторил Игорёк.

Вмешался папа Игорька, оказавшийся рядом:

– Понимаете, ребята, – сказал он, – Игорь в общем-то прав, ведь маяк, в прямом и переносном смысле, должен быть везде. Потому что маяк указывает путь, и это важно. И все вы – Максимка, Игорёк и Павлик – молодцы!

Мы смотрели на раскинувшийся перед нами космодром, где были спутник и ракета, и космический корабль, готовый к запуску, и маяк, освещающий путь.

И я подумал:

«Осталось только услышать команду: Три, два, один. Старт!»

И ответ: «Поехали!»

 

Следы на воде

С вечера мы с Толиком накопали червей, сложили их в банки, приготовили удочки, крючки.

Озеро располагалось недалеко от деревни и хорошо просматривалось и из окон наших домов, и с огородов, на которых наши бабушки, как говорила мама, «вели вечную борьбу за урожай с сорняками».

Денёк выдался на славу – тепло, но не жарко, по голубому небу плывут пушистые облака, дует свежий ветерок.

Мы перешли поле и оказались на берегу, вот знакомый мостик для рыбалки и валун – большой, плоский, гладкий камень у воды, на котором так хорошо сидеть.

Нацепили на крючки червей и забросили удочки, Толик устроился у валуна, а я сел, свесив ноги в воду, на тёплый, нагретый солнцем, деревянный мостик.

– Мне дядя Вова, сосед, вчера сказал, что у нас на озере завёлся бычок-ротан, а раньше, говорит, не было. Я читал, бычок прожорливая и хищная рыба, хоть и маленькая, – сказал Толик.

– Маленькая да удаленькая, – деловито добавил я, – по телевизору передавали, что бычок-ротан может всю рыбу в водоёме извести, он же хищник.

– Да ладно! Бычок может извести только мелкую рыбешку, у него ведь не как у пираньи зубы. Подожди… – Толик подсёк удочку и вытащил её из воды, на крючке болталась тёмно-серая, с крупной головой и небольшим, узким туловищем рыба.

– Это не окунь и не подлещик… наверное, это и есть бычок-ротан, – сказал я, с интересом рассматривая незнакомку. – Ты видел когда-нибудь?

– Только на картинке, – ответил Толик, – смотри, у тебя клюёт!

Я дёрнул удочку и вытащил такую же рыбку.

Довольно быстро бычком-ротаном заполнилась половина нашего ведёрка, никакой другой рыбы мы не поймали.

Можно ли есть эту рыбу, мы не знали и решили на сегодня остановиться, хотя клёв был отличный.

Перед уходом мы захотели просто посидеть на тёплом, гладком, как-будто отшлифованном валуне.

В прибрежной траве и камышах вовсю квакали лягушки, а на поверхности воды плавали разные по форме и размерам жуки, некоторые из которых носились по водной глади как быстроходные катера.

Я бросил в воду камушек, и все жуки тут же нырнули на глубину.

– Не пугай, – сказал Толик, – я из этих жуков знаю только водомерку. Видишь на воде насекомое с четырьмя длинными ногами, которые широко расставлены? Видишь?

– Водо-мерка, – сказал я раздельно. – Толик, как думаешь, она воду меряет что ли, раз так назвали?

– Не знаю, почитать бы.

Мы замолчали и долго смотрели на озеро – кружились мальки на мелководье, суетились на поверхности водомерки и жуки, плескалась, выпрыгивая, крупная рыба, летали стрекозы с длинными, прозрачными крыльями и большими, как фары, глазами, мы смотрели, разглядывали, смотрели.

Дома бабушка сказала, что мы на самом деле наловили бычков-ротанов, но, что делать с этой рыбой и едят ли её, она не знает и поэтому отдаст её соседскому коту Барсику.

Вечером приехал папа, и я спросил его о названии насекомого – «водо-мерка», так раздельно и сказал.

Неужели измеряет воду?

И папа рассказал, что оказывается, ноги и тело водомерки покрыты крохотными жёсткими волосками, которые не смачиваются в воде, поэтому водомерка как-бы скользит по воде двумя парами широко расставленных, длинных ног – средних и задних.

А ещё у неё есть две короткие передние ноги, которые не сразу заметишь, их водомерка использует как двигатель, меняя скорость передвижения.

Толик даже ахнул:

– Вот это да, как моторная лодка!

– Водомерка – очень интересное насекомое, движения которого по поверхности воды связаны со сложнейшими и до конца не изученными явлениями. Малейшие колебания воды, малейшие изменения её физического и химического состава, словно следы, воспринимаются водомеркой как сигналы, причём совершенно разные, и ведёт она себя соответственно тоже по-разному. Все живые существа, живущие в воде, на её поверхности и на дне оставляют свои следы, – сказал папа.

– И бычки-ротаны? – спросил я.

– Все. Всё живое, – папа улыбнулся. – У каждого свой след на воде.

 

Блинчики на воде

После того, как я и Толик узнали, что в озере рядом с деревней водятся бычки-ротаны, мы стали ходить на рыбалку каждый день.

И всё нам попадались эти рыбёшки, а караси, подлещики, окуньки пропали, как-будто бычки всю другую рыбу извели.

Бычки-ротаны были небольшие, с крупной головой, маленьким туловищем, огромным ртом и длинными острыми зубами. «Страшненькие зубастики,» – называла их бабушка.

Она отказалась готовить бычки, хотя папа говорил, что узнал у знакомых много рецептов их приготовления, а всех соседских кошек и свою Муську мы уже накормили бычками так, что они теперь, увидев «зубастиков», разворачивались и убегали.

Каждый день мы приходили на озеро, где на берегу около воды лежал наш валун, и так приятно было сидеть на нём и смотреть вокруг.

Бычков мы теперь не ловили, а играли в «блинчики» – бросали камешки в воду так, чтобы они подпрыгивали на воде, как лягушки, и у кого больше подпрыгнет, тот и выиграл.

Я взял камешек, присел, прицелился и бросил его под углом к воде:

– Раз, два, три, четыре, – считал я, – утонул.

– Максимка, – сказал мне Толик, у которого камешек подпрыгивал пять и даже семь раз, – ты бросай камешек с подкрутом, тогда он будет скакать как лягушонок.

– Как это, с подкрутом?

– Ну вроде бы ты кран какой-нибудь завинчиваешь, – Толик согнулся, размахнулся, ловко подкрутил правую руку и с силой бросил гладкий камешек, тот подскочил, снова подскочил, мы вместе считали, подскочил шесть раз.

А у меня больше четырёх подскоков не получалось.

– Тебе, Максимка, сегодня не везёт, – сказал Толик. – Ладно, оставим до завтра, да и камешки у нас закончились.

Чтобы играть в «блинчики» надо было найти особый камешек, небольшой и плоский, их много на берегу нашего озера, мы с Толиком их заранее заготовляли и прятали в кустах.

Мы сели на валун и стали вспоминать, какие книги по литературе нам задали прочитать на лето, этой осенью мы пойдем уже в четвёртый класс.

Толик вспомнил про книги «Тимур и его команда», «Судьба барабанщика» и «Честное слово» и спросил:

– Ты читал? Я забыл, кто их написал.

– И я не помню, но мне до школы эти книги читала мама.

Тут мы услышали шаги – к нам по тропинке шёл папа.

Он напомнил нам, что книги «Тимур и его команда» и «Судьба барабанщика» написал Аркадий Гайдар, а «Честное слово» Алексей Пантелеев, и что эти книги нужно обязательно и непременно прочитать, потому что они о дружбе.

– Не только о дружбе, эти книги также о честности и долге, прочитаете – поймете, – сказал папа. – Так что же вы делали на берегу? Не вижу рыболовных снастей.

Мы рассказали про игру в «блинчики», Толик похвастался, что у него камешек сегодня подпрыгнул шесть раз, а я промолчал.

Папа взглянул на меня и улыбнулся:

– Знаете, ребята, игра в «блинчики», в общем-то, дело непростое, хотите расскажу немного?

А нас и упрашивать не надо!

Мы с Толиком сидели на валуне, папа бросил на землю ветровку, сел рядом и начал рассказ:

– Игра в «блинчики» известна с античных времён, её упоминает греческий историк Юлий Поллукс во II веке н. э.

В Средние века традиция бросать камешки, судя по всему, не прерывалась.

В Англии с XII века стала популярной игра «ducks and drakes» (утки и селезни), суть которой заключалась в бросании вдоль поверхности воды камней или устричных раковин.

Когда раковина подпрыгивала первый раз, говорили «утка», второй раз – «селезень» и так далее.

Позднее англичане вместо «ducks and drakes» стали пользоваться выражением «stone skimming» (скольжение камешков).

В Америке игру в «блинчики», называемую стоунскиппинг (stone skipping – подпрыгивание камешков), популяризировал чуть ли не сам президент Джордж Вашингтон, согласно легенде бросивший серебряный доллар в речку Потомак.

С 1989 года проводятся ежегодные всемирные чемпионаты по бросанию камешков.

К участию в состязании приглашаются все желающие независимо от возраста и уровня подготовки.

Кстати, первым чемпионом мира стала двадцатидвухлетняя девушка, заставившая свой камешек подпрыгнуть двадцать три раза.

А в 2003 году камешек Курта Стайнера подскочил сорок раз!

– Не может быть, 40 раз! – ахнули мы с Толиком.

– Именно так, – продолжил папа. – В основе подпрыгивания камешка по поверхности воды лежат сложные и до конца неизученные причины, связанные с математикой, химией, со сложнейшими проблемами гидродинамики, механики и других разделов физики. Эти предметы вы пока не проходили, будете изучать их в школе позже.

– Расскажи ещё! – попросил я.

– Хорошо. Камень для пускания «блинчиков» должен быть плоским, не слишком маленьким, но и не очень тяжёлым. Бросать его нужно довольно сильно и почти горизонтально вдоль поверхности воды, но под небольшим углом к ней.

Более опытные люди знают, что для лучшего результата желательно при броске камень слегка закрутить.

Остальное – дело тренировок. И всё же, что заставляет камень прыгать, подобно лягушке, по поверхности воды вместо того, чтобы сразу пойти ко дну?

– Что? – хором спросили мы.

– Брошенный камень оказывается во власти двух основных сил.

Одна из них – сила тяжести пропорциональна массе камня и направлена вниз, она заставляет камень падать на поверхность воды и погружаться.

Другая, назовём её силой отталкивания, не даёт камню погрузиться в воду, она как-бы выталкивает его наружу.

Сила отталкивания направлена вверх, перпендикулярно площади контакта камня с водой.

Если плоскость камня наклонена по отношению к поверхности воды, то силу отталкивания можно разложить на две составляющие – вертикальную и горизонтальную.

Если сила тяжести преобладает над вертикальной составляющей, камень тонет, если наоборот – подпрыгивает, затем снова падает, вновь подпрыгивает, и так несколько раз, то есть камешек прыгает, как лягушка, – папа улыбнулся. – Это упрощённое объяснение, но вам пока хватит.

Папа встал, прошёлся по берегу озера, поднял с земли серый, плоский камешек, присел, как-бы прицеливаясь и рассчитывая этот магический угол наклона к поверхности воды, размахнулся, подкрутил и забросил камешек по воде.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, – считал Толик, – семь скачков, вот это да!

– Не забыл, остались ещё навыки, – засмеялся папа. – И в заключение добавлю вот что. Теория «блинчиков» актуальна с научно-технической точки зрения. Её, например, необходимо учитывать при расчёте траектории спуска космических аппаратов, поскольку при входе в плотную атмосферу Земли под слишком малым углом они могут подпрыгивать, подобно камешкам на воде.

– Не может быть, – выдохнул я.

– Может, – серьёзно ответил папа. – Нужно быть любознательным, читать книги и хорошо учиться, тогда многое станет не только понятным, но и очень интересным.

Я представил себе, как летит ракета при подходе к Земле, как-бы ныряя в атмосферу – тёмное небо, серебристая ракета и мерцающие звезды…

 

Круги на воде

Я сидел за столом и уплетал горячие оладушки с вареньем.

Бабушка стояла у плиты, раскрасневшаяся, как тот оладушек, который она только что перевернула на сковороде.

– Максимка, ещё положить? – спросила она.

– Только один… нет, два.

Горячие, румяные, с аппетитной корочкой, оладьи обжигали руки, я поливал их вареньем и запивал чаем.

И тут над столом стала кружиться оса – прилетела на сладкие запахи.

Я вылил с ложки на стол капельку варенья, и оса ту же, как дрессированная, села на неё и начала лакомиться, смешно перебирая передними лапками и не обращая на меня никакого внимания.

Я так засмотрелся на это представление, что не сразу услышал, как с улицы кто-то крикнул:

– Максимка!

У калитки стоял Толик.

– Поедешь с нами на водохранилище? К папе брат приехал, дядя Валера. На машине поедем, давай собирайся и удочку не забудь.

Мы с Толиком сели на заднее сиденье, за рулем был дядя Валера, рядом папа Толика – дядя Коля.

Водохранилище было недалеко от нашей деревни, километров восемь, мы даже на велосипедах гоняли до него, но эти поездки были не часты, потому что мы целыми днями пропадали на озере, расположенном близко от наших домов.

Было тепло, но небо хмурилось, солнце едва просвечивало сквозь облака, и берег водохранилища выглядел непривычно пустынным.

Дядя Валера соскучился по рыбалке и вскоре уже стоял, забросив удочку, по колено в воде.

Я и Толик помогли дяде Коле поставить палатку на берегу, потом мы пошли за хворостом для костра и вскоре вернулись с охапками сухих веток.

Те, что были поменьше, мы наломали длиной примерно с карандаш, сложили пирамидкой, дядя Коля поджёг их спичкой, и разгорелся наш костёр, затрещал.

Мы следили за огнём и подкладывали ветки потолще.

Толик притащил кору, которую собрал около трухлявого пня, и она так здорово загорелась!

А дядя Коля нашёл в лесу несколько сухих берёзовых поленьев.

– Максимка, мы скоро картошку будем печь на костре, – сказал дядя Коля.

И так мне стало интересно, что уже не до рыбалки, и почему-то есть сильно захотелось.

– А как лучше её запечь? – спросил я.

– Чтобы печь картошку, надо иметь достаточно золы и углей, – с этими словами дядя Коля подложил в костёр полено, и огонь вспыхнул с новой силой. – Пусть наш костёр догорит до красных углей, тогда и положим картофель.

Наконец, дрова догорели, от красных углей исходили маленькие язычки пламени.

Дядя Коля разгрёб в центре костра ямку почти до самой земли, засыпал в неё картофель, а сверху присыпал догорающими, раскалёнными углями.

Иногда он вытаскивал картофелину и протыкал её острой палочкой – проверял готовность.

– Скоро будет готово, – сказал он.

Мы принесли из машины сумки с продуктами, которые приготовили наши бабушки, разложили небольшой складной столик и стулья, выложили на стол помидоры, огурцы, хлеб, соль, бабушкины оладушки и кружку, в которой лежал кусочек масла.

Дядя Коля вытащил из костра печёную картошку, переложил её в миску.

Пришёл с рыбалки дядя Валера, он поймал семь плотвичек и четыре окунька.

– Ну что, уху будем варить? – спросил он.

Но мы решили, что уху сделаем в следующий раз, может быть, даже завтра, а сейчас будем есть картошку.

Горячая, в чёрной кожуре, картофелина обжигала руки, пахла дымом, и такой вкусный аромат исходил от неё, что у меня прямо слюнки потекли.

Я разламывал горячую картофелину пополам, посыпал солью, кусочек масла таял и стекал по картошке.

Я ел, обжигаясь, и было так вкусно – пальчики оближешь!

Потом я и Толик насадили на длинные палочки по кусочку хлеба, сунули их в костёр, и наш хлеб быстро покрылся румяной, дымящейся корочкой.

Дядя Коля приготовил травяной чай – в кипяток он положил кипрей.

– Это трава часто встречается около наших озёр, рек, водоёмов, – рассказывал он. – Цветёт она в июне крупными, ярко-розовыми соцветиями в виде кистей и называется по-другому Иван-чай.

Я ел печёную картошку и поджаренный, пахнущий дымком, хлеб, запивал Иван-чаем, и думал, что ничего вкуснее на свете нет.

Тем временем погода совсем испортилась – небо стало тёмным, поднялся ветер, по воде побежала рябь, и вскоре начался дождь.

Мы спрятались в палатке, дождь стучал по крыше, стекал с листьев деревьев, а на воде появились тысячи кругов, они ширились, росли и разбегались во все стороны от каждой капли дождя.

– Папа, почему на воде появляются круги? – спросил Толик.

– Круги на воде, – задумчиво повторил дядя Коля, – красиво звучит. А давайте спросим дядю Валеру, он же физик.

Дядя Валера посмотрел на меня, на Толика и спросил:

– Вы в какой класс пойдёте осенью?

– В четвертый, – хором ответили мы.

– Физику вообще-то начинают изучать позже… ну хорошо, я попробую объяснить.

Круги на воде – это волны, которые образует упавший в воду предмет, например, камень или, в нашем случае, капля дождя.

Крохотная, почти невидимая, капелька дождя вызывает по сути те же волны, что и камень.

Волны на свободной поверхности водоёма – океана, моря, озера или нашего водохранилища формируются благодаря действию силы тяжести и силы поверхностного натяжения, – дядя Валера улыбнулся, – если совсем просто, то сила тяжести действует перпендикулярно поверхности воды, а сила поверхностного натяжения направлена по касательной к поверхности жидкости.

Если какое-либо внешнее воздействие – капля дождя, брошенный камень, движение судна, порыв ветра и многое другое нарушает равновесие жидкости, то эти две силы, стремясь восстановить равновесие, создают движения, передаваемые от одних частиц жидкости к другим, порождая волны.

– Сложно, – вздохнул Толик, – а волны бывают разные?

– Очень разные. Есть волны короткие и длинные, волны круговые, цилиндрические, корабельные, есть волны цунами и волны от капли дождя.

– Дядя Валера, я ходил на теплоходе по Москве реке в прошлом году с мамой, – сказал я, – и фотографировал волны. Они образуются спереди – на носу теплохода и сзади – на корме.

– Правильно, Максимка. Движение судна возбуждает корабельные волны.

Одна система таких волн расходится от носа судна в виде «усов», на глубокой воде угол между «усами» не зависит от скорости движения источника – корабля и близок к 39°.

Другая система волн движется за его кормой в направлении движения судна.

А вот источники длинных волн в океане – силы притяжения Луны и Солнца, эти силы порождают приливы, а также подводные землетрясения и извержения вулканов – источники волн цунами.

– Как интересно! – у Толика от таких слов «землетрясения», «вулканы», «цунами» загорелись глаза.

– На характер волн, – продолжил дядя Валера, – влияет глубина водоема и рельеф его дна.

Подходя к пологому берегу, волны резко тормозятся и обрушиваются, образуя прибой.

При входе волны из моря в русло реки возможно образование крутого пенящегося фронта – бора, продвигающегося вверх по реке в виде отвесной стены.

Волны цунами в районе очага землетрясения, их возбуждающего, почти незаметны, однако, выходя на мелководную прибрежную область, они иногда достигают большой высоты и представляют грозную опасность для людей.

Мы сидели в палатке на берегу, тихо шуршал по крыше дождь, а по воде в разные стороны разбегались круги… круги на воде.

– Как же всё сложно, дядя Валера, – вздохнул я.

– А ты представь, Максимка, что каждая волна, каждое физическое явление описано учёными в формулах, очень сложных формулах, где часто соприкасаются разные науки – физика, математика, химия, география, биология и астрономия.

Для изучения волн есть специальные приборы – волнографы, они следят за колебаниями поверхности воды.

Кроме того, волны изучаются дистанционными, то есть удалёнными методами с судов, самолётов и с искусственных спутников Земли, при этом используется фотографирование поверхности моря, а также радио – и гидролокаторы.

Есть мнение, что строение Вселенной чем-то напоминает круги на воде.

– Дядя Валера, вы начали с капли дождя, а закончили Вселенной и спутниками Земли.

– Так устроена природа, где всё взаимосвязано. Многих её тайн мы не знаем, – дядя Валера рассмеялся, – пока не знаем. Но если есть такие любознательные мальчишки, как вы, то, значит, всё у нас впереди!

Мы вышли из палатки, воздух был свежий, пахло прибрежными водорослями и травой, дождь почти прекратился, лишь редкие дождевые капли падали, оставляя круги на воде.

 

Бабушка

В конце января приехала из деревни бабушка погостить у нас.

У меня в школе был карантин из-за гриппа, и у Игорька, который ходит в детский сад, тоже карантин по гриппу, а наши родители работают, и что с нами делать?

У нас получились неожиданные каникулы.

Вот и приехала моя бабушка, которая Игорьку тоже родная бабушка, потому что папа Игоря и моя мама – родные брат и сестра.

Муську бабушка отдала соседке – бабушке Толика, а он, как узнал, что мы собрались все вместе из-за этого карантина, тут же примчался к нам, и ему так хотелось остаться с нами, что мама, поглядев на Толика, только улыбнулась:

– Живи, а с мамой твоей я договорюсь.

Бабушка привезла разные варенья-соленья, огурчики, грибочки и большой пакет вкусно пахнущей травы.

Она как открыла этот пакет, то по всей кухне, а потом и по всей квартире разлился такой аромат, будто…

…будто бы солнечный день, и мы бежим по тропинке в поле, где среди травы цветут ромашки, клевер и колокольчики, и другие цветы, жёлтые, красные, синие, и над ними жужжат пчёлы и стрекозы, а мы бежим к опушке леса, где под елями, мы знаем, растут красавцы белые грибы, а на пригорках зреет земляника, тёмно-бордовая, печёная на солнце, и до того сладкая!

Я даже облизнулся, вспомнив о той землянике.

– И варенье земляничное привезла, твоё любимое, Максимка, – произнесла бабушка, будто прочитав мои мысли.

– Бабушка, как же ты довезла всё это?

– Меня в деревне до поезда сосед подвёз, а в Москве, на вокзале, папа твой, Максимушка, встретил на машине.

А ещё бабушка напекла ватрушек с творогом и моих любимых пирожных, больших, круглых, а внутри взбитые сливки.

В общем, мы еле дождались пока вскипел чайник, пока мама заварила травяной чай, и все мы сели за стол – бабушка, мама, папа, Игорёк, Толик и я.

И все сияли от душистого чая, от земляничного варенья, от ватрушек и этих пирожных… всё время забываю их название, забавное такое… вспомнил, буше.

Потом бабушка подарила нам носки из козьего пуха:

– Не сама я пряду нить, – будто извинялась она, – это соседка, баба Лена, у неё все мы, деревенские, покупаем нитки, а связала то я сама, померьте-ка.

И бабушка дала каждому носки из козьего пуха, и все они были с разными рисунками, и что удивительно, всем подошли по размеру – и маме с папой, и мне с Игорьком, и про Толика бабушка не забыла.

Я вспомнил, что освободившись от огорода и домашних забот, бабушка надевала очки, садилась на крыльцо и вязала.

Я вспомнил, как недавно, перед нашим отъездом в Москву, бабушка уронила очки на пол, которые сползли с её носа, и она, не заметив, наступила на них.

Мы с ней потом сидели за столом на веранде, и я помогал поровнее соединить распавшиеся части очков, чтобы заклеить их каким-то жутко пахнущим клеем.

И тут я понял, что должен сделать.

Я спросил у бабушки, какие очки она носит, а она вместо ответа протянула мне рецепт от окулиста.

Я спрятал этот рецепт в кармане куртки, потому что решил…

Решил!

После завтрака мы пошли в наш парк около дома, мы шли по узкой, протоптанной в снегу тропинке, а вокруг пушистые снежные деревья, дотронешься до ветки, и летит, сверкающая, лёгкая пыль.

Тропинка привела нас на полянку, где росли молодые сосны, я помню, когда их сажали – лет пять назад.

Их было двадцать три, и у четырнадцати срублены верхушки.

Бабушка остановилась и вздохнула:

– Поднялась у кого-то рука, чтобы топором обрубить молодые сосенки. Наверное, это случилось под Новый год, так, Максимка?

– Так, – сказал я, и мне стало стыдно, будто не кто-то, а я безобразничал здесь топором, – сосенкам тем было тогда года три, вот их и… для новогодней ёлки.

– А сосенки, ребятки, всё равно выросли, ровные и пушистые, только покалеченные, без макушки, – бабушка снова вздохнула, – теперь они будут долго, долго кому-то напоминать о себе.

Мы пришли под откос, где протекал родник, и вода в нём в любое время года была чистая и прохладная.

Мы наполнили большую пластиковую бутылку родниковой водой и пошли обратно, и было видно, что бабушка устала.

А после обеда она сказала:

– Пойду прилягу, отдохну немножко.

А когда через десять минут я заглянул к ней, бабушка уже спала.

Я взял с полки копилку, сделанную в виде футбольного мяча, закрыл дверь в комнату и пришёл на кухню.

Мама всё поняла.

Со всей силой я ударил копилку об пол, она разбилась на осколки.

Я убрал мусор, собрал и посчитал деньги, спросил маму:

– Хватит?

– Хватит, – улыбнулась мама.

Очки были готовы на следующий день, и бабушка, совершенно не ожидавшая такого сюрприза, так разволновалась, что заплакала:

– Теперь как потеряю или разобью…

– Да ты что, – перебил я её, – приезжай к нам всегда, в любое время, всегда.

Я обнял её и поцеловал, и мне показалось, что запахло земляникой.