Между 22 вайэбом и 10 жниэвеном 327 года. Дом Кэйтайрионы.

День, заставивший мужскую половину Дома Маргойлин поволноваться, подходил уже к концу, но в гареме все равно оставалась напряженная атмосфера, несмотря на витающий в общей гостиной сладковато-приторный дурманящий дымок кальянов, который, по идее, должен был расслабить присутствующих. Самым непонятным оказалось это странное затишье — не только Старшая госпожа не появилась, но и вообще никто из женщин не затребовал себе игрушек. Тийка, жуть как не хотевший возвращаться для продолжения экзекуции, называемой госпожой Эйлиориной «воспитательным моментом», был доволен хотя бы этим фактом — ему действительно требовалась передышка. Что готовил грядущий день — непонятно. Кое-кто снова решил, что новость о перетасовке гарема всего лишь слух, но то, что парней вообще никто не побеспокоил — хотя обычно под вечер женщины приходили за своими «любимчиками», чтобы нескучно провести время до сна — было непривычно странным. Укладываться в такую рань и всем составом было как-то неправильно и тревожно. Единственно, грела мысль, что всех скопом вряд ли их куда-то сплавят…

Брат Кэйтарионы, Эйлий, у которого можно было бы выспросить подробности, тоже ни разу не заглянул. Передвигаться же по дому, когда такие дела творятся, мужское население не рисковало.

Но едва парни расслабились в надежде, что наступающая ночь даст им некоторую отсрочку от оглашения приговора, хотя бы до утра, как влетел взъерошенный Эйли и велел всем собраться в гостиной.

Мальки резво бросились по комнатам звать тех, кого не было в общем зале.

Остальные обступили Эйлия, надеясь у него выспросить, что происходит.

— Сейчас придет госпожа и сама объявит, — отмахнулся он от наседающих. — А пока проветрите тут, и всем раздеться до пояса!

Гейнийляша, державшего гарем не первый год, маловразумительный ответ не удовлетворил, но сейчас тряхнуть парнишку, чтобы тот проболтался, мужчина не решился. Статус родного брата Старшей госпожи и первого помощника Ойливы, давал пацану некоторую неприкосновенность. По крайней мере, если и проучить нахаленка — то не так открыто, когда в любой момент может войти сама госпожа Кэйтариона. «Старшинство» в гареме к Гейну перешло по «наследству», потому что, попав в гарем, он сразу приглянулся тогдашнему смотрителю, и когда тот достиг своего тридцатилетия, как-то само-собой получилось, что именно Гейнийляша признали Cтаршим. На тот момент Верхних, с кем он не состоял вообще ни в каких отношениях, было только трое, в том числе Шайн, но по молчаливому согласию, они признали его без вопросов, а вот остальным пришлось доказывать, хотя бы по разу.

Больше всего хлопот потом было с Айком. Правда, тот попал в гарем еще слишком молодым и его амбициям не суждено было реализоваться, по крайней мере до тех пор, пока перед Гейном не замаячит церемония усыпления. Для двадцативосьмилетнего парня это противостояние было делом принципа, и если уж Айкейнури захочет, то пусть рыпается через пару лет — успеет еще насладиться всеми «прелестями», дающими некоторую власть, и потешит свое самолюбие.

Гейнийляша младшая госпожа не сильно привечала, и это обижало мужчину. К тому же он привык, что его слушались беспрекословно практически все, кроме Айка. Но открыто конфликтовать с любимчиком Кэйтайрионы, особенно после того, как она была объявлена Старшей госпожой Дома Маргойлин, мужчина уже не рисковал. Теперь Гейн просто старался не доводить до ситуации, когда им с Айкейнури пришлось бы выяснять отношения, но то, что парень больше под него не ляжет, было очевидно. Да впрочем, и в прошлом это было-то всего пару раз, несколько лет назад, когда пришлось доказывать, кто собственно здесь главный. А так Гейнийляш был вполне вменяемым, и большего сверх того, чтобы просто не зарывались, не требовал. А Верхних и вообще не трогал… разве только в самом начале, когда поступал новенький, чтобы «определить» его место в иерархии, ну, или за особо тяжкую провинность. Решения Гейна обычно не обсуждались, даже если и не всегда одобрялись большинством.

Айкейнури появился предпоследним. Бросив взгляд на слегка помятую спросонья физиономию парня, Эйли скривился:

— Ты что, Айк? Быстро приведи себя в порядок! Госпожа будет с минуты на минуту.

Парень пожал плечами и пошел умываться. Гейнийляш только зло сощурился, глядя ему вслед: вот ведь сучонок! Тут все на измене, а этот натрахался и уснул себе, будто его происходящее и вовсе не касается.

Через насколько минут вошла Кейтайриона, и рабы слаженно бухнулись на колени, приветствуя свою госпожу.

Девушка была непривычно сосредоточена и явно не слишком довольна предстоящим действием.

— Можете подняться, — разрешила она, наблюдая, как парни проворно принимают вертикальное положение, поднимаясь с колен.

Красивое зрелище — столько хищной грации и почти изящества, отработанного годами и ежедневной муштрой, словно исполнили танцевальное па. Замерли, расправили плечи, руки за спину, подбородки опущены, глаза — в пол. Идеально!

Кэйт подавила вздох. Сейчас, глядя на все эти великолепные тренированные тела, особенно те, что в первых рядах, девушка снова затосковала — они до боли в груди напоминали ей о муже. Тийка и ему подобные стояли в самом конце, за широкими спинами, впрочем, Кэйт наслаждалась именно теми, кто оказался рядом…

Подавив желание скрипнуть зубами от того, что Эйна нет среди ее рабов, госпожа протянула руку, и Эйли проворно подал ей список из папки, которую принес с собой.

Выяснение, кого кому все же оставить, вызвало недовольное роптание среди обитательниц Дома, особенно среди старших женщин. Мать благоразумно помалкивала, но девушка не могла отделаться от мыслей, что паломничество в ее комнату, где она обосновалась вместе с Ойливой и Эйли, прикидывая перспективы от продажи неугодных рабов гарема, все же не обошлось без участия старшей Маргойлин. Конечно же, напрямую потребовать объяснений никто не рискнул, но выслушивать обиженное негодование или слезливые просьбы оставить не двоих, а хотя бы четверых для каждой из женщин, а не только для избранных, было просто возмутительно.

У Кейтайрионы чуть не разболелась голова, но тут братишка подсказал выход, за что получил от тетушки весьма неодобрительный и не суливший ему в дальнейшем ничего хорошего взгляд поверх очков.

Парнишка сразу же заткнулся, поежившись, но Кэйт уже уловила правильную мысль. Отпустив Ойливу заниматься хозяйством, она, вместе c Эйли угробили еще пару часов на то, чтобы составить график, по которому наглядно было видно, кто из рабов уж точно пользуется спросом. Вообще-то выходило славно — сразу определились «неприкосновенные» лидеры и те, кого упомянули лишь один или два раза.

По странному стечению обстоятельств, «неохваченными» не осталось ни одного. Вот точно, без негласного вмешательства матери не обошлось. Эйли тоже согласно кивнул, разглядывая получившийся график.

— Ну, нет уж, мама, буду брать пример с тебя, раз ты такая премудрая, — пробормотала Кэйтайриона вслух, и братишка вскинулся, внимательно вглядываясь в сосредоточенное лицо сестры.

— Мне уже пугаться, госпожа? — его серьезный взгляд, в котором сейчас светился живой ум, а вовсе не усмешка, умилил девушку.

— Перестань, разве когда-нибудь я обижала ТЕБЯ? — Кэйт протянула руку, растрепав парню светлую челку, скользнула тонкими пальчиками вдоль щеки. На мгновение он прижался губами к ее ладони, безмолвно благодаря за милость. Дерзко, конечно, но к брату Кэйт испытывала совершенно неправильные чувства. Мужчины не делились на своих и чужих, брать дозволялось любого, лишь бы не возникало конфликта интересов между женщинами… Братьев и близких родственников нельзя было брать лишь в мужья, а вот держать их в гареме и пользоваться — запросто.

Но Кэйтайриона не могла представить себе, что с Эйли можно и нужно обращаться, как с любым из своих мужчин, чтобы он не забывал, кому всем обязан в этом доме. Пока он обучался в Джордане, все было просто великолепно, но пребывание в доме, да еще и в статусе первого помощника Хозяйки, позволило мальчишке думать, что ему позволяется больше, чем остальным. Впрочем, так оно и было, но распускать его все же не следовало. Пора искать ему жену, пока еще не обнаглел окончательно. Хотя ломать потом, конечно, все равно будут под прихоти новой госпожи, и брату все равно придется несладко. Девушка жалела Эйли, но правила никто не отменял, и все-таки надо обращаться с ним построже. Хорошо бы его забрать ненадолго к себе, чтобы уже никто, даже мать не посягала, но что-то в этой идее претило девушке, и она не могла понять, почему? Ведь Айрин и Эйнри… правда, они двоюродные, но все же…

Эйли грустно вздохнул:

— О чем вы задумались, госпожа?

Кэйт вздрогнула. Нечасто они откровенничали.

— О нас…

— Госпожа? — братишка тут же напрягся, всем своим видом выражая неподдельный интерес.

— Не сегодня, милый. Это очень непростой разговор. Давай в другой раз.

— Да, госпожа, — согласился парень, опустив голову, чтобы скрыть закушенную от досады губу.

А вот, кажется, настолько искренен брат был лишь с ней. За проявившееся на лице Эйли недовольство полагалось наказание. Только вот наказывать не хотелось. Слишком уж хорошо Кэйт его понимала. Всегда понимала. И именно к ней брат прибегал искать утешения, когда оказывался чересчур затисканным материными подругами.

— Вот, перепиши этих, — ткнула Кэйтайриона в список, — где один-три голоса. Отбери десяток. Хочу сама посмотреть, на что они годны. В конце концов, я не обязана учитывать все прихоти, достаточно того, что, проявляя уважение, учла интересы старших женщин. Остальных даже смотреть не буду, сразу продадим.

Список возглавлял Гейн, здорово перетрухнувший, заметив, что вместе с ним влево передвинулись те, на кого молодая госпожа обычно не обращала внимания (Тийка был в их числе), и выдохнувший лишь когда прозвучало имя Айкейнури.

Парня «отпустило», значит, он все-таки среди тех, кого точно не коснутся перемены. Таких оказалось чуть больше тридцати.

Основной части еще не озвучили их участь — на рынок, завтра.

Осталось лишь десять ребят, которые не могли понять, на каком они свете, в черном или в белом списке.

Радостное оживление выдохнувших счастливчиков, после того как к ним присоединился Айк, разом смолкло, как только парни смогли оценить масштабы бедствия. Вряд ли среди них было настоящее сопереживание неудачникам, но что-то вроде легкого сочувствия проявилось.

Девушка обвела взглядом две небольшие группы, стараясь вообще не смотреть в сторону третьей, и, почему-то, удовлетворение от собственного решения не получила. Рыжик, на которого она уже давно обратила внимание, но пока еще ограничилась только тем, что пару раз потискала-пощупала, выглядел гораздо несчастнее Шайна, оставшегося в списке потенциальных неудачников. Но именно на него Нэй и смотрел сейчас. Правда, поняв, что его «засекли», парень тут же опустил ресницы.

«Ого, оказывается, у мальчишки есть привязанность… не мог выбрать кого помоложе», — недовольно отметила Кэйтариона.

— Ну что же, те, кто в первом списке, могут быть свободны. Ах, да! Тийка, ты немедленно идешь к госпоже Эйлиорине. Не заставляй ее ждать. Остальные сегодня отдыхают, по моему распоряжению.

Мордашка несчастного мальчишки, которому очень хотелось только одного — добраться до своей кровати, перекосилась, но перечить он не посмел. Правда, и бегом не побежал. И, скорее всего, не столько из-за того, что потерял страх перед возможным наказанием, сколько из-за своего физического состояния.

Кейт даже почувствовала к этому недоразумению нечто вроде жалости, но входить в конфликт с матерью больше, чем она уже сегодня вляпалась, в планы девушки не входило — ничего, переживет как-нибудь.

У нее сейчас другая задача. С кого бы начать? Парни, попавшие в список «неопределившихся» казались надломленными.

Наверное, хорошо, что девушка не могла сейчас рассмотреть выражение их глаз, но на бледных лицах попавших в немилость было потерянное выражение. Интересно, каждый ли уже успел осознать, что он потенциально приговорен? То, что им не место в этом гареме, они поняли. Похоже, ее появление не было сюрпризом, а проболтаться об осенившей Старшую госпожу идее было некому, кроме «свидетеля» ее разговора с матерью, значит, Тийка получит свое заслуженно.

Кэйтариона еще раз скользнула взглядом по опущенным плечам, чуть ссутулившимся спинам и объявила:

— Шайнэйлиер!

— Да, госпожа?

— Жду тебя через полчаса, не смей опаздывать!

Мужчина облизнул враз пересохшие губы, совершенно сбитый с толку — это-то еще зачем, если уже и так понятно, что он не нужен и будет продан? Или не все с ними десятью так просто? И будут проданы не они, а все остальные оставшиеся в зале?

— Д-да, госпожа, — еле выдавил он, низко склонив голову, и тут же, развернувшись, рванул в свою комнату.

Девушка поманила пальцем насупившегося Айкейнури, и, тут же просиявший парень опустился у ее ног.

— Встань, — прошептала ему Кэйтайриона. — Мне показалось, или ты посмел меня ревновать?

— Вам показалось, госпожа, — смиренно ответил врунишка, бросив быстрый пронзительный взгляд на свою госпожу, и тут же снова изобразив готовность понести «заслуженное» наказание.

— Хорошо, потому что в ближайшие дни я буду немного занята, — сообщила девушка, решив немного прояснить ситуацию, чтобы любимчик не изводил себя напрасно. — Эта десятка — под большим вопросом, я хочу протестировать их сама.

— Этих? — скривился и чуть повысил голос Айк, и тут же спохватился: — Простите, госпожа…

— Ты верно услышал, — усмехнулась Кэйт, потрепав раба по скуле, под которой перекатывались желваки. Бессильная злость на тех, из-за кого он вынужден будет ждать, пока любимая госпожа соизволит снова одарить его своим вниманием. А девушка продолжила: — Надеюсь, поймешь тоже правильно, и мне не придется повторять.

— Да, госпожа, — парень просто процедил положенный ответ, даже не постаравшись изобразить на лице покорность.

— А в качестве компенсации твоей моральной травмы, мой хороший, я объявила на тебя мораторий. Никто из женщин тебя больше не позовет, пока я не решу иначе.

— Правда? — Айк с надеждой и облегчением посмотрел на госпожу.

— Разве ты сомневаешься в моих словах? — вопросительно вздернула бровь Кэйт.

— Ни в коем случае, госпожа. Простите!

— Умничка, — девушка не удержалась от соблазна провести ногтями по напрягшимся кубикам пресса почти до самой темной дорожки жестких волосков, «ныряющих» под свободные широкие штаны с очень низкой посадкой. На бедрах они удерживались только за счет двойной резинки пояса.

Айкейнури шумно втянул воздух, проследив взглядом за тремя набухшими полосками потревоженной до крови кожи. Но это было все, чем он позволил выдать свое желание отправиться за госпожой в ее комнату немедленно.

«Неудачников» он почти ненавидел — именно из-за них Кэйтариона отлучала его еще на несколько дней… Зачем ей вообще кого-то проверять самолично?!

Парень бешено ревновал. Понимал, что это глупо, что желания или прихоти госпожи — не его ума дело, но все равно жутко страдал. С таким собственническим характером ему было непросто мириться с своим положением, но теперь от него уже ничего не зависело. Это в детстве определяют, кто из мальчиков достоин гарема, а кто может рассчитывать лишь на должность спеца в какой-либо из областей хозяйства. У него оказалось достаточно внешних данных. А характер? Кто же обращает внимание на характер маленького раба? Он и сам не знал, в кого такой вспыльчивый уродился. И, вообще-то, с госпожой ему очень повезло, она делает скидку на его молодость и горячность. У другой, да хотя бы даже и у матери Кэйтарионы, Айк уже давно ходил бы по струнке, если вообще смог бы ходить после «воспитательных мер».

— Я смогу увидеть Вас завтра днем, моя госпожа? — тихо спросил он.

— Конечно, — ободряюще кивнула ему девушка, отворачиваясь.

Как только Кэйт вышла, Айкейнури, обернулся и увидел, что к расстроенному Рыжику уже подбивают клинья и скрипнул зубами.

— Нэй! Ты что, забыл?! — рявкнул он так, что Нэйклийанэ вздрогнул и оторопело вытаращил глаза. Вообще-то, он ничего такого и не обещал, но Айк уже уверенно направился к нему.

Рыжик закатил глаза — когда-нибудь этот «террорист» уже удовлетворится? Но выпендриваться не хотелось, и, выбирая из двух зол меньшее, парень решил, что лучше уж пойти с Айкейнури.

У двери в комнату Нэй все же решил возразить:

— Я не хочу…

— Не поверишь, — невесело хмыкнул Айк, — я тоже. Тащи пока свою гитару, а там видно будет, как карта ляжет…

Два раза повторять не пришлось. Нэй был достаточно сообразительным. Может быть, вполне удастся поразвлекать Айкейнури лишь игрой и песнями, и тот его не выгонит до утра?

Настроение у обоих было почти на нуле. Впрочем, в репертуаре Нэйклийанэ было много композиций. А ему сейчас хотелось выть из-за того, что с Шайном придется расстаться. Но и Айк не разделял общего веселья оставшихся оживленно общаться в одной из больших комнат парней, делящихся впечатлениями, кто что успел прочувствовать, пока оглашали списки. Правда, у него была совсем другая причина, но тоже уважительная.

Рыжик еще ни разу не был с госпожой, но надеялся, что она все-таки когда-нибудь позовет его. Опасение вызывало лишь предположение, что благосклонность госпожи может отразится на его заднице из-за ревнивого характера главного любимца… Но ради такой возможности стоит потерпеть…

* * *

Кэйтайриона успела принять душ и набросить полупрозрачный пеньюар из легчайшего струящегося шелка бирюзового цвета.

Она заметила одну особенность, проведя ладонью по огромному запотевшему от пара зеркалу — в этом однотонном пеньюаре, лишь с нежной вышивкой по краю горловины и рукавов, ее зеленые глаза казались почти голубыми. Вообще-то, красиво… Надо было раньше перед Эйном покрасоваться, но ничего, может быть, еще выдастся случай.

Шелк удивительно нежно ласкал обнаженную кожу, и Кэйт была настроена благодушно.

Выйдя из ванной, она увидела, что выбранный раб уже здесь, стоит, замерев у двери.

Коротко кивнула, и парень, упав на колени, подполз к ее ногам.

На нем была легкая рубашка и свободные брюки, плотно облепившие аппетитную задницу.

Согнутая спина выдавала нервное напряжение, и девушка удостоила раба легкого поглаживания по плечу:

— Поднимись, — велела она. — Разденься.

Шайн безропотно выполнил ее требование. Выпрямился, живо сбросил одежду и, убрав руки за спину, опустил глаза в пол, открываясь.

Девушка окинула фигуру мужчины оценивающим взглядом. Конечно, это далеко не Эйн, да даже и не Айк, но сложен вполне пристойно. Мышцы тела не перекачаны, хотя и четкого рельефа, так привлекавшего ее в Айкейнури, не наблюдалось. Впрочем, это не главный недостаток.

Кэйтариона обошла вокруг замершего раба, оставляя ногтями отметины на коже и с удовольствием наблюдая, как подтягиваются мышцы в ответ на незатейливую ласку. Попка была что надо, да и ствол, пока еще находящийся в спокойном состоянии, не вызывал неприятных ассоциаций.

Хотя… И тут девушка помрачнела. Одну неприятную мысль он все же вызывал. Без этой части мужского тела пока еще не удавалось обходиться в процессе зачатия Конечно, всегда существовал риск вместо девочек-наследниц получить мальчишек.

Многие женщины для зачатия второго и последующих детей использовали искусственное оплодотворение. Но общественное мнение и Матерь Всего Сущего осуждали подобное, если речь заходила о продление рода. Наследница должна была быть зачата традиционным путем.

В принципе, Кэйт никогда не разделяла мнения многих подруг, что вот этот «отросток» был чем-то омерзительным.

У Эйна ничего такого отталкивающего девушка не находила точно, но у него вообще все было прекрасно. Один раз попыталась представить Айкейнури без «этого самого» и даже смешно стало — это был бы уже не он! Нет, определенно, или она такая извращенка, что ей нравится разглядывать мужские гениталии, или же матушкины и ее подруги лукавят, не желая признавать, что это вовсе не так тошнотворно, особенно, когда раб возбужден. Что-то такое странное волнующе царапает в груди и заставляет усиливаться пульсацию предвкушения внизу живота, пробуждая инстинкты подавить это наглое восстание и снова доказать, что венец творения Природы — женщина, и никак иначе!

Сейчас, скользя взглядом по его спине, заднице и стройным ногам, девушка мучительно раздумывала над тем, какой же экзамен ему устроить? Начать сразу с анфаллоса? Перед глазами встала недавняя сцена с Тийкой у матери в комнате, и Кэйт поморщилась, решив, что лучше приступить стандартно, как в учебнике для начинающих…

— Приготовься для меня, — произнесла девушка привычную фразу и уловила, как он дернулся.

— В чем дело? — нахмурилась Кэйт, резко обойдя раба и оказавшись лицом к лицу.

При этом струящиеся складки ее пеньюара разошлись так, что сквозь полупрозрачную ткань стали отчетливо видны стройные ножки и аккуратная темная полоска на восхитительном треугольничке внизу живота.

— Ни каких, госпожа, — Шайну не пришлось прилагать усилий — близость Кэйтарионы, ранее избегавшей контактов с ним, кружила голову, отодвигая на задний план мысли о том, что нынешняя Старшая госпожа посчитала его недостойным оставаться в гареме. Тонкий свежий аромат ванили и земляники, который впитался в ее кожу после ванны, и особенно понимание того, что впервые его молодая госпожа так близко, и то, что под этой тонкой тряпочкой, драпирующей ее тело, больше ничего нет, помогло ему мгновенно выполнить приказ.

— Хорошо, — одобрительно кивнула Кэйт, чуть склонив голову набок, оценивая его возбужденное достоинство. — А теперь — успокойся.

Удивленное выражение его лица было неподражаемо.

Кажется, парень не подумал, что его могут проверять обычным способом, как в Лагере для госпожей? Наивный! Девушка самодовольно хмыкнула.

Про свой извращенный пристрастие она старалась не распространяться. Даже подружке Айрин, с ее иноземным воспитанием, пока не призналась, что ей не противно дотрагиваться иногда до этой «мерзости», которой Природа отличала зверьков от их госпожей. И вот сейчас Кэйт вдруг почувствовала острое желание провести по гладкому ровному стволу пальчиком. Прямо по этой набухшей вене, почти как у Айка, до которой она как-то раз дотронулась, а потом сильно изумилась реакции, словно Айкейнури забыл, что вообще-то следует дышать. Но тогда она была не с голыми руками…

— Так, успокаивайся живо, я сейчас вернусь, — предупредила Кэйтайриона, скрываясь в небольшой комнатке с подручными средствами для правильного воспитания зверьков. Этого воспитывать, конечно, уже поздновато, но продолжать развлечение все же лучше в перчатках…

Шайн занервничал. Его живое воображение быстро нарисовало возможные варианты дальнейшего развития событий, когда он, уловив краем глаза промелькнувшие в дверном проеме полки с многочисленными девайсами, понял, куда удалилась девушка. Однако это не помогло ему избавиться от напряжения. Слишком давно он думал — а каково было бы, когда тебя имеет молодая госпожа? И вот пожалуйста: она наконец его выбрала, а он владеет собой, хуже чем второкурсник Джордана! Какой позор! Эрекция никак не хотела спадать…

Кэйтайриона неслышно вошла обратно в спальню. Раб ее разочаровал — эрекция была достойна похвалы, но ведь она поставила совершенно другую задачу! Остановившись, девушка отметила, что он придерживается верной техники «успокоения» — глубокое дыхание и сосредоточенность говорили о том, что раб умеет владеть собой — так в чем же дело?

Конечно, можно было бы сделать скидку на то, что он расстроен тем, что попал в «черный список», но, собственно, почему это должно волновать ее?

— Как успехи? — немного язвительно поинтересовалась Кэйт.

Шайн вздрогнул от неожиданности и, бросив виноватый взгляд на госпожу, тут же опустил голову:

— Прошу прощения, госпожа, можно мне еще минуту?

— Время пошло! — выразительно вздохнула Кэйтайриона, давая ему понять, насколько она утомлена тем, что приходится тратить свое время не так, как она планировала.

Шайн никогда не был дураком, но осознание того факта, что он уже прокололся, не столько помогало, сколько, наоборот, мешало осуществить команду.

Он постарался взять себя в руки, поражаясь терпению госпожи, которая молча отвернулась и даже не попыталась прокомментировать его жалкие попытки, давая ему так нужную сейчас минуту.

Это оказалось отличным стимулом, прошло даже меньше времени:

— Госпожа? — тихо произнес раб, готовый предстать перед ней в «заказанном» виде.

— Что ж… — протянула Кэйт. — Результат не впечатлил, но, в общем-то, терпимо, учитывая обстоятельства. Какой анфаллос ты предпочитаешь?

— Как вам угодно, госпожа, — ровно ответил Шайн. Собственно, он был бы удивлен, если бы обошлось без любимой «игрушки», только вот вопрос, заданный ему, прозвучал насмешкой — кто же спрашивает мнение зверька?

— Отлично. Но пока обойдемся без него. Давай-ка повтори, — кивнула Кэйтариона.

— Простите? — поднял глаза раб, решив, что ослышался.

— У тебя со слухом проблемы? — раздраженно спросила девушка. — Сколько тебе полных лет?

Вообще-то она и так знала — только недавно видела (Эйли, умничка, напротив имени каждого приписал минимальную необходимую информацию), но Кэйт хотелось, чтобы раб произнес это вслух и в полной мере оценил весь трагизм ситуации. В его возрасте нельзя попадать в немилость.

— Двадцать девять, госпожа…

— Тогда покажи, чему ты научился за столь долгий срок жизни, — небрежно бросила она, ничуть не заботясь, о том, какой смысл несла в себе эта фраза для парня, который уже мог бы начать отмечать в календаре, зачеркивая крестиком, дни, оставшиеся до церемонии усыпления.

Команда была исполнена в рекордно короткий срок, что снова воодушевило потерявшую было интерес девушку.

Зайдя парню за спину и проведя пальцами по спине вдоль позвоночника, Кэйт усмехнулась — все-таки несмотря на возраст, раб слишком живо откликнулся, моментально поплыв — плохо себя контролирует. Она обошла его, оказавшись лицом к лицу:

— Руки за голову! Считай! — пальцы скользнули между ягодиц, находя тугой вход…

— Два… — тихо выдохнул Шайн.

Кэйтайриона слегка надавила, осторожно растягивая упругие мышцы. Не может быть, чтобы у него настолько плохо было растянуто, но пока что причинять боль не входило в ее планы, и, словно отвечая ее мыслям, Шайн расслабился, облегчая задачу.

— Четыре…

У закрывшего глаза мужчины вдруг сбилось дыхание.

— Что с тобой? — возмутилась Кэйтайриона, уловив едва сдерживаемое желание качнуть бедрами навстречу ее пальцам. — Кажется, я не собиралась тебя поощрять, пока особых заслуг нет, терпи!

— Д-да, моя госпожа, — сглотнув, он постарался дышать ровнее.

— Ну-ка, успокойся, — убрала девушка руки, — посмотри на меня!

Мутный взгляд расширенных зрачков говорил сам за себя. Кэйт нахмурилась — ему нравилось. А она была уверена, что он только Верхний.

— Быстро успокойся! У тебя стандартные две минуты! — вытерла она салфеткой пальцы, затянутые в перчатки (впрочем, в этом не было необходимости, он успел подготовиться перед приходом) и сложила руки на груди.

Шайн прикрыл глаза, стараясь скорее прийти в норму, но Кэйтариона не позволила:

— Глаза! — строго прозвучал голос девушки. — Команды закрывать глаза не было, насколько я помню! Что за самодеятельность?

Деморализованный тем, что вообще попал в «черный список» на последнем году жизни, и расстроенный первым проколом, Шайнэ всерьез забеспокоился. Близость госпожи, ее запах, восторг от ощущения движений аккуратных пальцев вместо ожидаемого грубого проникновения банального анфаллоса, ее полная грудь, которой она то ли нечаянно, то ли нарочно прижималась к нему, пока ласкала вход — все это сослужило плохую службу. Эрекция снова не желала пропадать!

— Н-да-а… — криво усмехнулась девушка, отходя и усаживаясь на кровать (при этом ее пеньюар улегся вокруг стройных ножек бирюзовым веером, оголяя колени, и Шайн едва не застонал — теперь он точно уже не мог ни о чем думать, кроме того, что она могла бы взять его, если бы он справился с тестом). — Время вышло.

Кажется, это был приговор…

Представив себе, что уже завтра-послезавтра его могут отправить на рынок, или вообще в бордель (кому он нужен в нормальном гареме на тридцатом году жизни?), парень запаниковал. Эрекция, правда, спала, но лишь после того, как он вспомнил тот единственный вечер-оргию, когда его имели все, кому не лень. После той ночи, собственно он и оказался неугоден бывшей Старшей госпоже. Это была даже не паника — этот привет из прошлого прошиб до холодного пота.

Кэйтариона задумчиво откинулась на кровати, оперевшись на локти. Шелк пеньюара скользнул по набухшим соскам, возбуждая, и она решила, что хватит уже тестов, пора воспользоваться рабом и по назначению. В принципе, с этим зверьком все ясно — негоден…

Шайн стоял перед девушкой, стараясь понять, о чем она думает. Судя по заблестевшим глазам, шанс, пусть и призрачный, у него все-таки есть…

— Возбудись для меня, — прозвучало словно музыка для перетрухнувшего парня.

Только вот незадача… Он уже вспомнил свой персональный кошмар, угроза повторения которого наложилась на неудачный «экзамен». Внутренности скрутило в тугой узел отвратительного страха, и Шайн вдруг с ужасом понял, что не может выполнить команду.

Наверное, смятение отразилось у него на лице, потому что Кэйт резко поднялась, и подошла почти вплотную. Но сейчас от нее веяло не манящей близостью роскошного тела, а ледяным презрением к его никчемности. И это заставляло раба не просто нервничать, а по-настоящему паниковать. В голове образовался туман, будто просто что-то перемкнуло, и медленный счет госпожи, внимательно смотревшей на него, доходил словно через несколько слоев ваты.

— Семь… восемь… девять…

Шайн прикрыл глаза, желая зажмуриться и больше не просыпаться, потому что проклятое тело его подводило самым бессовестным образом. Он мог бы с этим смириться и получить свои заслуженные сорок пять плетей, или даже больше за такую провинность, но Старшая госпожа не будет наказывать. Вернее, может, и будет, но это — приговор его пригодности. Теперь уже окончательный и обжалованию не подлежит — он не выполнил ни одного из трех поставленных заданий… Немыслимо… просто немыслимо… Сердце, пытавшееся справиться со стрессом, словно взбесилось и, глухо бухая о грудную клетку, готово было выскочить из груди, прокачивая литры крови, насыщая бестолковый мозг кислородом, чтобы он мог найти достойное решение. Эх, не туда… сейчас было бы более важным снабдить совершенно другой орган, чтобы хоть что-то исправить…

— Десять… — слово, тихо произнесенное госпожой уже без раздражения и как-то грустно, словно она потеряла всякий интерес. Это резануло слух так, будто он был в пустом помещении, и сейчас в такой же пустой голове, отражаясь, металось это: «десять… десять… десять…»

Все!

Шайн даже не мог сказать — было ли это осмысленное решение, или ноги просто отказались держать его, но он бухнулся лицом в пол, не в силах протолкнуть даже обычное: «Простите, госпожа». Челюсти, кажется, просто свело, или это спазм застрял в горле…

— Эй? — нахмурилась Кэйтайриона, немного озадаченная таким поворотом событий. — Как тебя — Шайн? — девушка чуть было не забыла его имя, растерявшись.

Она же ничего ему не сделала! Ну абсолютно ничего из того, что могло бы вызвать такую реакцию… ну и дела… еще не хватало звать лекаря.

— Простите госпожа, — беззвучно шептали губы, только вот госпожа не могла прочесть по ним ни слова, лицо в пол — стандартная поза подчинения. А растерявшаяся Кэйт стояла над ним, размышляя, не принести ли воды на всякий случай?

Впервые она видела подобную реакцию на свое недовольство, и это ее слегка шокировало. Приятно чувствовать свою власть, добиваясь подчинения, но вот такого она не ожидала, и выглядело это довольно жалко… Мало того, еще и неприятно, словно она в чем-то могла быть виновата.

Девушка привычным жестом вцепилась в густую светлую гриву раба. Резко дернув назад, заставила поднять побледневшее лицо, увидела шевеление пересохших губ и странную поволоку в глазах. Коротко, без замаха ударила по щеке, прекращая постыдную истерику, и, удовлетворенно отметив прояснившийся взгляд серых глаз, выпустила светлые пряди.

Лицо мужчины приобрело осмысленное выражение.

— Простите, госпожа, я не могу… — хрипло выдохнул он, сгорая от стыда.

— Кхм… я как бы уже догадалась, — съязвила Кэйт. — И что мне с тобой делать теперь? У тебя есть хоть одно предложение?

— Я… я мог бы попробовать рукой… и кольцо-контролер…

— Руко-ой, — издеваясь, протянула Кэйтариона. — Рукой любой малек сумеет. Шайн, это возмутительно для выпускника Джордана!

— Я не закончил последний курс, госпожа, — признание в таком позоре заставило пылать аккуратные уши парня.

— Оно и видно! — недовольно бросила девушка. — Как только маму угораздило приобрести такое недоразумение…

— Вы правы, госпожа, — плечи мужчины поникли.

Кэйт неприятно царапнул ставший почти неживым голос. Что-то странное, похожее на угрызение совести шевельнулось в ее груди.

— Послушай…

— Да, госпожа? — несчастный обреченный взгляд уже не просто царапнул, а буквально вспорол грудь. Кэйтайриона отвернулась, прошла к кровати и легла.

— Раз уж ты ни на что не годен, да и я как-то уже перехотела, иди, ступни хоть помассируй. Надеюсь, твоих знаний Джордана на это хватит, — и она похлопала рукой по матрасу.

Мужчина поднялся. Ноги были словно чужие, но покалывание в мышцах говорило о том, что он еще существует.

— Шайн, не заставляй повторять дважды, — зевнула утомленная Кэйтариона, нечаянно хлебнувшая чужих, совершенно ей не нужных эмоций, прикрывая глаза. — Приступай…

Искусством массажа ног, Шайнэйлиер владел в совершенстве, потому что заснула разомлевшая девушка, чуть не мурлыкая от удовольствия.

Изящные ступни, тонкие щиколотки, аккуратные перламутровые ноготки на тонких пальчиках… Шайн не понимал, что с ним творится. Его руки, вполне привычные к тому, чтобы сделать и обыкновенный, и эротический массаж, немного дрожали от переполнявших его ощущений, какой-то затапливающей нежности… хотелось любоваться, гладить, нежить и целовать, слыша отклик на чувственную ласку. Только вот целовать он не смел.

Его госпожа недолго хмурилась, раздосадованная неудачным вечером, уже через несколько минут ее дыхание выровнялось и она уснула…

Теперь рабу можно было бы сползти на пол и оставить госпожу в объятиях сладкой дремы. Для Шайна это, пожалуй, было бы наилучшим вариантом окончания сегодняшнего вечера его позора… но он просто не мог оторвать ладони от такого сокровища. И еще это дурацкое приглушенное освещение в комнате, словно нарочно играющее с его воображением, провоцируя на безрассудные смелые поступки… все равно терять уже нечего.

Парень поднял глаза, следуя за контуром изгиба стройных ножек от ступней к коленям и выше…

Тонкий шелк пеньюара сполз по сторонам, словно умышленно открывая бедра госпожи до самого… до того, что ему так и не удалось почувствовать…

Осторожно, стараясь не нарушить этой призрачной сонной тишины в комнате, Шайн склонился, аккуратно коснувшись губами мизинчика на ножке госпожи… замер. Ничего непоправимого не произошло, но захотелось большего… Смело? Может быть, но завтра — а скорее всего, уже вообще больше никогда — он не переступит порог этой спальни…

Шайн подсунул теплые ладони, поглаживая икры госпожи, продвигаясь к коленям… гладкая шелковистая кожа, казалось, сама ласкает его руки, и еще неизвестно, кто получает при этом большее наслаждение — спящая девушка или зарвавшийся раб… Теплое дыхание опалило кожу Кэйт… что ей снилось, когда мягкие чувственные губы приникли к ее пальчикам, и двинулись вверх, к коленям, выводя невидимые замысловатые узоры на нежной коже?.. Впрочем, наверняка, Эйн…

Дыхание девушки сбилось, Шайн замер, но, услышав недовольный всхлип, решился действовать дальше на свой страх и риск… и стройное тело юной богини дома Маргойлин податливо ответило ему, извиваясь на смятом покрывале, в бессознательном порыве получить еще больше раскрывая бедра навстречу…

Шайн не мог поверить своему нечаянному счастью… его мужское достоинство, которое здорово подвело его перед госпожой, тоже радовалось вместе с обнаглевшим хозяином, теперь почти упираясь в живот. Вот уж совершенно некстати…

Сейчас, когда госпожа была во власти сна, она казалась такой хрупкой, такой непозволительно беззащитной, такой чувственной… он просто не мог оставить ее и остановиться.

Аккуратно раздвинув в стороны ткань пеньюара, Шайн сглотнул, жадно пожирая взглядом темно-русую полоску на тщательно выбритом лобке, словно стрелочкой указывая ему направление. Привыкший давать довольно циничные определения интимным частям человеческого организма, Шайн, кажется впервые поймал себя на мысли о том, что может сравнить себя с ловцом жемчуга, нашедшего прекрасную раковину с великолепной жемчужиной.

Парень приподнялся на руках, уперевшись ладонями в матрац, стараясь не потревожить госпожу, но вот уйти не смог. Открывшаяся картинка его притягивала, словно огонек свечи глупого мотылька, который рискует не просто опалить свои нежные крылышки, а сгореть, рассыпавшись пеплом в своем необузданном глупом желании…

Команды делать ланьет не было, и если госпожа проснется и будет недовольна самоуправством… даже представить страшно…

Но влажное лоно манило гипнотически… Шайн медленно приблизился, отдаваясь порыву, и больше ни о чем не смея думать, кроме как о том, чтобы доставить своей госпоже удовольствие…

Кэйтариона выгнулась навстречу, что-то простонала… и открылась еще больше, словно предлагая продолжить. Воодушевленный успехом Шайн расстарался, словно от этого зависела его жизнь, прислушиваясь к своим ощущениям, стараясь угадать нужный ритм… его язык и губы ласкали, играли, нежили и отдавали, не останавливаясь ни на секунду, продлевая наслаждение… и сейчас его самого тревожило только одно — он настолько увлекся, что, чувствуя, как живо откликается тело госпожи на его ласки, сам уже был почти на грани, чего раньше с ним никогда не случалось…

Пальцы Кэйт сминали покрывало и тонкий шелк пеньюара, голова металась по подушке, с полуоткрытых губ срывались жалобные стоны, но она была не в силах вынырнуть из чудесного сна. И когда наслаждение накрыло девушку, заставляя ее забиться в сладостной судороге, скользнувшей электрическим разрядом по позвоночнику, а потом продолжило гулять эхом затихающей пульсацией внизу живота, Шайн отстранился и прикусил себе щеку до крови, чтобы боль слегка отрезвила, и он не смог, увлекшись, потерять последние остатки контроля над собственным телом. Это было бы неправильно, недопустимо.

Но ощущения были чересчур яркими и непривычными. Шайнэйлиеру опыта хватало, да и обучен он был весьма неплохо, только вот от близости с госпожой что-то сломалось в привычном мироощущении. Это тревожило, пугало — и в то же время расцвечивало его мир новыми красками, словно до этого он вообще не различал цвета, и все вокруг было серым…

Пожалуй, теперь он мог лучше понять Айка, запавшего на госпожу и любившего ее не только как положено хорошо вышколенному рабу, а по-настоящему, сходя с ума от ревности. Удивительно было лишь то, что Эйн не оценил свою жену по достоинству. Шайн видел госпожу Вайнгойрт, и, на его взгляд, их госпожа Кэйтариона ничуть не уступала госпоже Айрин. На самом деле она была даже красивее…

Девушка затихла и, поджав колени, лениво перевернулась на бочок. Мужчина едва успел переместиться в сторону, чтобы она не коснулась его. На губах Кэйтарионы застыла блаженная улыбка, а расслабленные черты лица, наполовину скрытые растрепавшимися прядями чуть влажных волос, выглядели теперь трогательно и беззащитно, и совершенно не вязалось это выражение с тем надменно-холодным и властным, которое он привык видеть на лице младшей Маргойлин… И если днем она внушала уважение и заставляла подчиняться просто взглядом, то сейчас, наоборот, хотелось укрыть и оберегать ее от всевозможных бед и напастей…

Странное, непередаваемое словами чувство затапливающей нежности и тепла… Хотелось коснуться руками, губами, убаюкивая еще крепче, чувствуя, как самому становится трудно дышать от переизбытка самых противоречивых чувств и эмоций.

Шайн подавил стон и обреченно сполз на пол, заставив себя отвернуться от плавной линии оголившегося бедра, от этого силуэта, словно нарочно создавшего слишком уж эротическую композицию в приглушенном свете декоративных светильников. Именно такой скользящий контраст света и тени создавал сейчас нереальную сказку…

Жаль, что эта ночь единственная в жизни Шайна… и хорошо, что она у него все-таки была…

Он мог бы сидеть так, любуясь, еще какое-то время, но странные желания, совсем не позволительные рабу, особенно в его положении, обуревали парня, поэтому на всякий случай он прикрыл госпожу краешком покрывала, не рискнув вытаскивать его из-под спящей девушки, чтобы нечаянно не потревожить.

Что теперь делать самому, Шайн не очень представлял. Приказа убираться не было, стояк был такой, что яйца просто звенели, наверное, не случится ничего более ужасного, кроме того, что его на днях выкинут из этого дома, поэтому вполне можно воспользоваться ванной госпожи, чтобы избавиться от этого дискомфорта?

Разрешения Шайну было спрашивать не у кого, поэтому он и провел несколько минут в ванной госпожи, затем на цыпочках пробрался обратно в комнату, притушил лишний свет и улегся рядом с кроватью, так и не рискнув натянуть свои вещи. Кто знает, в каком настроении проснется госпожа, а одеваться ему тоже никто не позволил…