Алена.
Денек сегодня выдался тот еще. С утра не завелась машина, потом я битых два часа торчала в офисе выставочной компании, дожидаясь своего агента. Потом позвонил Димка, у которого, как обычно, внезапно и буквально на один день выставили хорошие камни. Пришлось срочно менять планы, прощаться с мечтами о пироге и новой книжке под чаёк и мчаться на другой конец города.
Камни действительно стоили того, чтобы за ними побегать. И цена у них была соответствующей. От Димки я вышла в растрепанных чувствах. Покупка грела душу и провоцировала нетерпеливую дрожь в пальцах, воображение уже рисовало эскизы будущих работ. И, одновременно, то же самое воображение трясло пустым кошельком, сиротливо гремящим остатками мелочи. Новые сапоги накрылись, традиционный скидочный шоппинг с девчонками — тоже. Пока не оплатят последний заказ, включаю режим жесткой экономии. Ничего, потерплю недельку, а там будет сразу большая сумма, с лихвой перекрывающая мои скромные запросы. Если Димке опять не привезут чего-нибудь… редкого.
Экономия началась сразу за Димкиным порогом. Вместо того чтобы вызвать такси и с комфортом помечтать всю обратную дорогу о будущих шедеврах, я крепко замерзла на остановке. Потом прокатилась на маршрутке-самоубийце, весело игнорировавшей не только ПДД, но и остальные физические законы. И, наконец, нырнула в метро.
Естественно, я опять забыла про первое число нового месяца, и пришлось полчаса толкаться в очереди. Переполненные вагоны и две пересадки не прибавили мне настроения, и к дому я подбегала уставшая, голодная и злая, как контролерша в час пик.
— Девушка! Девушка, одну минуточку! — плавающая перед мысленным взором чашка горячего чаю мигнула и пропала, сменившись крайне подозрительным субъектом, преградившим мне путь к подъездной двери.
Высокий, толстый, лысоватый мужчина со слегка безумным взглядом темных глаз, одетый в раздражающем меня стиле — спортивные штаны, кожаная куртка нараспашку выставляет на всеобщий обзор слегка замызганную, когда-то белую футболку, плотно обтягивающую огромное пузо. На ногах у странного типа были кожаные сапоги, совершенно новые, начищенные, блестящие… и они очень не гармонировали со всем остальным образом.
Я на какое-то время впала в ступор, изучая этот странный диссонирующий элемент одежды. А мужик, не теряя времени, перешел в наступление:
— Девушка, всего минуточку! У меня только пара вопросиков, не откажите в любезности!
Тип стоял так, что просто шмыгнуть мимо него в подъезд не было никакой возможности. Только если отпихнуть с дороги. Я, конечно, зла, но не настолько, чтобы вступать в драку со странными персонажами на пороге собственного дома. К тому же мужик все больше смахивал на любимого клиента городской психиатрички. Так что драться и спорить я не рискнула. Кивнула и уставилась вопросительно.
Тип воодушевился. Поправил воротник куртки, поддернул уходящий в густые кусты палисадника поводок. Я и не заметила сначала, что тип с собакой. Наличие животины меня почему-то немного успокоило. Конченному психу ведь не доверили бы выгуливать пса, верно?
— Девушка… А скажите… Если бы вам продали молодого красивого раба, что бы вы с ним сделали?
Я пару раз моргнула. Вопрос ошарашил не на шутку. Точно, псих… И внезапно я снова обозлилась. Бл…! Ночь на дворе, холод собачий, я есть хочу, а тут психи прохода не дают!
Типус же, не дождавшись ответа, шагнул ближе, «завлекательно» улыбаясь и продолжая свою бредовую рекламную компанию:
— Девушка! Ну, представьте, молоденького, гладенького, и в полную вашу власть! Делайте что хотите! Вот что бы вы хотели с ним сотворить первым делом?
— Избить и трахнуть! Извращенным способом! — рявкнула я, не утруждаясь больше вежливостью. Маньяков мне под подъездом не хватало! Это он себя что ли в молоденькие рабы предлагает? — Дайте пройти!
— Годится! — неизвестно чему обрадовался маньяк, и не думая уступать дорогу. — Девушка, а у вас монетки не найдется? Любой, самой мелкой? — видимо, мое состояние очень четко проступило на лице, потому что он поторопился уточнить: — И я сию секунду оставлю вас в покое!
— Да подавись! — рыкнула я, выуживая из кармана куртки последние десять рублей и бросая их в жадно подставленную ладонь. — И вали отсюда!
— Сделка завершена, — неожиданно сильным и звонким голосом торжественно провозгласил псих. — Можете забрать вашу собственность. Желаю приятно провести время!
И вдруг с силой рванул поводок. Кусты затряслись, прямо мне под ноги свалилось несколько по-осеннему скукоженных листьев и… совершенно голый парень, в ошейнике, к которому был пристегнут тот самый поводок.
Пока я, разинув рот, обозревала невероятное явление, парень встал, выпрямился, отряхнулся от прилипшей к нему грязи, потряс давно немытой копной волос и вопросительно уставился на меня:
— Избивать и трахать голодным будешь или сначала накормишь? Я бы еще помыться не отказался.
Шарахнувшись от него как можно дальше, я успела с ужасом подумать, что сегодня точно не мой день, раз все психи города устроили встречу именно у моего подъезда. Причем тот, первый, был еще ничего. Если уж выбирать, так я б ему лучше вообще всю оставшуюся мелочь выгребла. Где он, кстати? Оглянувшись, я с удивлением обнаружила, что дядька в кожанке и сапогах как сквозь землю провалился, а дорога к дому перекрыта только голым придурком со странными наклонностями.
— Ты как коза горная не прыгай, — зарычал он, ухватившись руками за натянувшийся поводок. — Задушишь меня еще… кого избивать и трахать будешь?
Только тут я заметила, что сжимаю в руке кожаную петлю. Когда мне успели ее всучить и почему я взяла?! Отбросив эту гадость, я с отвращением вытерла руку о куртку. И попыталась обойти препятствие — все же габаритами худощавый любитель экстремального нудизма до дядьки близко не дотягивал. Мне бы только до двери добраться, а там захлопну замок домофона, и пусть эти больные на голову товарищи хоть до утра играют в свои ролевые игры.
Я даже магнитный ключ заранее нашарила в кармане, готовясь к последнему рывку.
— Я правильно понял, что ты меня отпускаешь? — парень в упор уставился на меня.
— Да-да, вот и умничка, конечно, отпускаю! — заверила я, приступая к маневру. Бочком, бочком, еще пара шагов…есть!!!
Домофон приветственно запищал, я рванула тяжелую дверь и на радостях даже пожелала остающейся за спиной шизофрении:
— Счастливой этой… свободной жизни! А если выйдешь в таком виде на проспект, за тобой очень быстро приедут, и заберут туда где кормят, моют и даже бить не станут!
И захлопнула дверь. Уффф! Ну и денек… Так, где там мой горячий чай?
* * *
Владис.
Будь проклят тот день, когда я попал в плен к светлым… Марбхфхаискорт! Дьявол их всех забери к себе домой! Пафосные лживые твари!
— Твои прегрешения переполнили чашу нашего терпения…
Чашку надо было брать больше, уроды! У самих рыльце в пушку по самую задницу, а все туда же. Пока они мне список обвинений зачитывали, я когти сгрыз, чтобы своим ржанием величественность момента не разбить. Потом-то мне не до смеха стало — они всерьез решили, что меня и мне подобных надо перевоспитать, и воспользовались для этого нашим же собственным изобретением. Адом. В раю! Ту-пи-цы!
Я сопротивлялся, дрался, кусался… Марбхфхаискорт! Они отняли у меня меч, но у меня еще оставались когти и зубы! А потом пришел их главный… и наступила темнота… и кошмар! Многовековой кошмар…
Вспоминания о том, что они делали со мной и моими… эм… однопалитровыми знакомыми… я бы не отнес к тем, которые хочется переживать снова и снова.
Хотя… когда у этих психов случился прорыв и озарение, что их АД нашему перевоспитанию не помогает, их осенило свежей идеей… (Найду источник идейного вдохновления — взорву к чертовой бабушке!) Всех осужденных темных надо отдать на перевоспитание к светлым.
Идиоты! Ну меня и отдали к моему самому горячо любимому врагу. И вот у него я на третий день начал с тоской вспоминать их Ад, а через месяц всерьез попытался покончить с собой. Этих идейных снова озарило… чем-то… Дьявол их поимей во все дыры! И они перенесли меня в какой-то забытый всеми их богами мирок и всучили…
Позорище! Вот это позорище — моя новая хозяйка? Хвостик мышиный, очки в пол-лица, балахон какой-то до колен и на тощих ногах — штаны! И вместо туфель, или приличных сапожек… Марбхфхаискорт! Тряпочные тапки на шнурках!
Короче ничто не предвещало счастливого окончания вечера — и тут эта святая женщина объявляет, что я могу катиться на все четыре стороны. Она меня освобождает!
Я не заставил себя уговаривать и быстро побежал к ближайшему лесу. Одевались в этом мирке странно, но голым никто не ходил, так что, хоть я и считал свою фигуру совершенной, не помешало бы позаботиться о своем гардеробе.
Магию эти твари мне заблокировали еще в тот день, когда решили заняться моим перевоспитанием. Конечно, с магией я бы очень активно возражал. Да даже без магии, с одним только мечом, я успел положить еще с десяток этих светлых обалдуев! Все равно они потом восстанавливаются, твари неприятные! Хотя мы тоже почти бессмертные… Ну те, кто истинные, естественно. А идейных мы мочим пучками… людишки жалкие, даже те, кто на нашей стороне.
Прячась за деревьями, я присмотрел типчика с более-менее похожей на меня комплекцией. Выбирать-то сильно было не из чего, а стильный пиджачок на три размера меньше тут же потеряет всю стильность. Так что на мне вскоре оказались шерстяное нечто с высоким воротником, штаны из плотной синей ткани, блестящий, короткий и очень теплый плащ и тряпочные тапки, в которые я не влез! Марбхфхаискорт!
Теперь надо было подумать, где бы перекусить. Есть очень хотелось еще со вчерашнего дня, потому что их спецпаек был рассчитан на мышек… ну ладно, дьявол с ними, на кроликов! но никак не на здоровых крупных мужиков (это я про себя, если что). По меркам истинных я, правда, считался мальчишкой и довольно хрупким, но это придавало мне дополнительный шарм среди светлых женщин.
Меч бы мне сейчас, я бы уж на пару буханок хлеба точно намахал бы…
Я прокрался на запах и попал в огромное помещение, где толкалась куча народу и кругом лежала еда… много еды!
Сначала я схватил и сжевал белый хлеб… Как же я по нему соскучился! Марбхфхаискорт!
Этот, правда, и в подметки не годился тому, к которому я привык, мягкому, пышному, румяному… Но мой желудок все равно принял его с удовольствием. Потом я нашел что-то, очень условно похожее по запаху на мясо. Благодаря врожденному дару всех истинных понимать и читать на языке любой страны, выяснил, что съеденный мною кусок назывался ветчина. Так себе, но есть можно. Нашел их колбасу. Выплюнул. Мяса в ней точно не было…
Нашел молоко, выпил пару пакетов. Не понравилось. Пошел, нашел воду. Напился. Потом ошибся и схватил бутылку с какой-то другой гадостью… Спрайт. Чуть не стошнило! Внутри сразу все принялось возмущаться. Яд какой-то сладкий!
Более спокойно прошвырнулся по помещению еще раз, отметив, что за мной следуют два амбала в черных костюмах. Напрягся. Приготовился к хорошей драке… И тут…
Марбхфхаискорт!
Я оказался у того самого подъезда с которого началось мое путешествие. Снова абсолютно голый! Хорошо, хоть сытый…
Или не совсем хорошо? Потому что внутри меня начала зарождаться дикая… дикая боль…
Марбхфхаискорт!
Где я облажался? Она же сама меня отпустила. Сама, дьявол вас всех раздери! Она сказала, что я могу быть свободен…
Рыча, как раненный зверь, я мчался с этажа на этаж, ища дверь… ту дверь, за которой пряталось мое спасение от боли… самой страшной боли, сохранившейся в моей памяти. Где, черт возьми, эта женщина… Моя хозяйка, все бесы разом ее поимей!
На пятом этаже мои поиски увенчались успехом, и я без сил упал на коврик… и, по-моему, отключился.
* * *
Алена.
С чаем у меня не сложилось. И виновата сама: кто меня за руки тянул вынимать из сумки камни и тащить их в мастерскую сразу с порога? Конечно, я только на секунду собиралась включить лампу и рассмотреть покупку. А потом чаек, ужин, книжка, с девчонками потрепаться в сети…
Нда… Когда по квартире раскатился резкий, дробный, какой-то до костей пробирающий звонок, я вздрогнула и уронила пинцет. Это что? С улицы, что ли? В моей квартире отродясь таких противных звуков не водилось.
Я глянула на часы и ойкнула. Блин, вот так всегда! И Пашке не позвонила опять… Ладно, фиг с ним, не помрет. Завтра пообщаемся.
Спина выразила свой протест ноющей болью и противным хрустом, когда я встала из-за стола и потянулась. Нда, в бассейн я тоже не сходила. Зато просидела почти четыре часа, напряженно согнувшись над новым шедевром…
Звонок раздался снова, и я опять подпрыгнула. Да что это за дрянь такая? Звук идет откуда-то из прихожей.
Дом у нас старый, кирпичный, не сталинский. Так что потолки не как в колонном зале, но планировка отличная. Большущий квадратный холл, огромная кухня и три комнаты. Спальня, гостиная и моя мастерская. По нынешним временам — хоромы. И живу я здесь одна. Хорошо живу, не скучаю и одиночеством не страдаю. Наслаждаюсь.
Но когда вот такое непонятно что трещит и даже подвывает в темном коридоре, невольно вспоминается очередной претендент на роль защитника, выставленный еще в прошлом месяце…
Я вооружилась латунной болванкой с рабочего стола и опасливо двинулась на звук. К входной двери. Включила свет.
Пусто. И продолжает звенеть и подвывать, все громче. Может, за дверью? Блин, да что за фигня такая?
Через глазок никаких злостных нарушителей тишины и порядка не обнаруживалось. И я, накинув цепочку, приоткрыла дверь.
На половичке стояла узкая полуметровая колба, внутри которой, приглядевшись, я с изумлением распознала шкалу и столбик с жидкостью, как в обычном термометре. Вот этот градусник-переросток и звенел на весь дом, даже подпрыгивал от усердия.
Я торопливо сбросила цепочку, и, думая только о том, как прекратить треклятый звон, от которого неприятно ныли зубы и во рту становилось кисло, распахнула дверь.
Звон вдруг резко прекратился. Зато я взвизгнула в голос. Прямо мне под ноги рухнуло знакомое тело, все такое же голое и перемазанное, но теперь еще и бессознательное.
Пару секунд я очумело созерцала явление, потом спохватилась. Позже разберусь, как он сюда залез, главное, чтоб не помер у меня на половичке. Наклонившись, я подхватила тело за плечи и с кряхтением втащила в прихожую. Тяжелый, зараза! И как есть в отрубе.
Перегаром не воняет, обкололся, что ли? Ох, блин… где телефон?!
Уронив тело на линолеум, я кинулась обшаривать мебель в поисках трубки. Вечно швыряю мимо базы, нет бы аккуратности поучиться, как советовал очередной бывший защитник.
Брошенное тело вдруг застонало, как от сильной боли, и задергалось.
— Аккуратнее, я еще живой… — буркнул парень, приоткрыв один глаз и пытаясь как-то сгруппироваться и сесть.
Взгляд мутный и… затравленный какой-то. Если бы не спокойный голос, сказала бы, что он чего-то боится.
— Ну и молодец, что живой. Поздравляю, — я нашла, наконец, трубку и тихо зарычала. Естественно, аккумулятор разряжен. — Сейчас скорую вызову, потерпи. Чего нажрался-то, полярник?
— Я не нажрался! Я просто наконец-то нормально поел… — пробухтел, раскачиваясь, парень.
Я насторожилась. Выглядел он так… Словно из последних сил сдерживал рвотные позывы.
— Только не на пол! — успела взвыть я, кидаясь в ванную за тазом, и даже почти не опоздала, но нудист только успел проскрипеть:
— Ей… Кого-ты там вызывать собралась? — и его вырвало.
— Б…..! — сказала я, бросая таз.
Таз загремел и запрыгал, радуясь, что неаппетитное содержимое желудка на этот раз перепало не ему.
Эмоционально высказываясь вполголоса по адресу больных придурков и моей загаженной прихожей, я нащупала в кармане куртки мобильный. Четыре не принятых звонка, упс… Пять смс-ок…
— Алло, скорая? Девушка, пишите адрес. Острое отравление. Состояние тяжелое, да. Молодой мужчина… — я на глазок попыталась определить возраст проблемы — …двадцать лет. Да, как скоро подъедете? Жду.
* * *
Владис.
Марбхфхаискорт! Как же мне хреново… Но хоть миадерпиан наконец-то заткнулся. Попадись мне тот, кто придумал эту дрянь… эксперимент…
Связных мыслей в голове было мало — в основном работало воображение. Работало оно плохо, на последнем издыхании, потому что все силы были брошены на попытки не сдохнуть. Очередной раз выжить, назло всем этим идейным экспериментаторам и этой… садистке… в частности.
Можно подумать, я бревно, дьявол тебя укуси!
— Я еще живой, понятно?! — нелестные эпитеты я решил приберечь, раз и миадерпиан здесь появился.
Выскажу этой… все что думаю, а эта колба опять звенеть будет, пока я не извинюсь… от души, черти их всех разорви! Или пока эта… не доставит мне боли и унижений ровно столько, сколько эти… уроды… Да что же так хреново?! Сволочи! Падлы! Марбхфхаискорт! Ненавижу всех…
После того как мой желудок изверг из себя все… Черт! Абсолютно все, что я в него с таким наслаждением загрузил! Я наконец-то осознал, что эта… эта…
Нет! Не хочу! Во мне уже и так пусто! Ненавижу!
Ну, значит, теперь точно уже все…
— Ты кого сюда вызвала? — прохрипел я, борясь с очередным рвотным позывом.
— Скорую, придурок. Кого я еще могу вызвать, инопланетян? Светлое воинство, чтобы за тобой пол помыли?
Злиться, воспаленными красными глазищами из-за стекол очков на меня сверкает, хвостик мышиный размочалился — пучки волос в разные стороны торчат. И воинством еще светлым меня пугает… дура! А вот кто такие инопланетяне, я не знаю. А «Скорая» — это те, кто скоро… Скоро что?!
— Зачем мне скорая?
— Затем, что мне твой труп без надобности, — у мыши властность вдруг в голосе прорезалась. — Откуда ты взялся, больной, на мою голову…
— Откуда-откуда… Сама купила! Избивать и трахать… — фыркнул я, скептически оглядывая эту мымру серую. — Вот и приступай! Самое время.
— Руки еще об тебя пачкать, заморыш больной! — выплюнула она в меня с насмешкой. — Не говоря уже о других частях тела. Вот сейчас тебя заберут, отмоют, мозги подлечат, и поищи там себе… трахателя. Может, кто и польстится. Блин! Прихожую мне загадил, паразит… — и, бурча про себе что-то еще не очень для меня лестное, она ушла.
Вернулась с грязной тряпкой и ведром и принялась отмывать пол. Я тихо сидел у стены, поджав колени и сжав зубы. Боль никуда не исчезла, просто затаилась на время, превратилась из нестерпимой и раздирающей внутренности в зудяще-отупляющую.
Из того потока яда, что вылилось в мои уши, я понял только одно — за мной сейчас приедут и меня куда-то увезут. Не могу сказать, что мне здорово понравился этот мирок, и уж тем более я не в восторге от своей новой хозяйки… Но обратно к светлому воинству мне почему-то не хочется абсолютно. Мало ли чего еще эти, бесы их разорви, экспериментаторы придумают? Тут-то вроде все более-менее понятно.
Я. Миадерпиан. Боль, если начинаю думать правду. Замухрышка, в качестве хозяйки. Женщина, к тому же не красавица совсем… Двойной позор. Но я готов его пережить, потому что все остальное — знакомо.
Марбхфхаискорт! Я устал… Я дико устал от экспериментов надо мной. Иногда очень хочется, чтобы Светлые уже наконец-то поняли, что я неисправим, и убили… и все бы закончилось.
Но сейчас, здесь, в этом мирке у меня вновь проснулась надежда. Я был свободным! Несколько часов, но я был свободным! Потом что-то пошло не так… Надо понять, что. Просто надо понять, что пошло не так и попробовать снова. Снова. Снова и снова. Ради этого я готов поунижаться.
— Не отдавай меня!
— Здрасти, приехали, — грязная тряпка отправилась в ведро, а женщина достала из навесного шкафчика разноцветный цилиндрик и он зашипел, выпустив струю резкого запаха. — Ты что, жить что ли рассчитывал у меня остаться? Тетенька, хотите сексу, а то так по заднице охота, что переночевать негде? Извини, я сумасшедших лечить не умею. Так что к специалистам.
— Дура! — не выдержал я и меня снова замутило. — Ты же меня купила! Меня к тебе же и вернет…
В этот момент раздался резкий неприятный звук, я, непроизвольно, кинул быстрый взгляд на миадерпиан. Нет, звук издавал не он.
Мышь кинулась к двери, нажала какую-то кнопку:
— Да. Пятый этаж. Семьдесят вторая квартира.
Потом обернулась ко мне и облегченно-радостно улыбнулась:
— Ну вот, за тобой приехали.
Дальнейшее я помню довольно смутно, потому что силы сдерживаться и терпеть боль закончились… Так же как мой запас более-менее приличных эпитетов, применимых к этой тупой курице.
Я корчился по полу и плохо понимал, что со мной делают… Мужские голоса. Укол, довольно болезненный. Чьи-то пальцы оттянули мне веко и в глаза засветили ярким лучом света. Из последних сил я засветил этому лученосцу… Судя по громкой ругани — попал. Потом меня положили на что-то, руки и ноги зафиксировали, куда-то понесли… И я отключился.
* * *
Алена.
Ну слава тебе, господи. Я стояла у кухонного окна и с облегчением следила, как от подъезда отъезжает белый фургон с красными крестами. Даже не жалко было ту тысячу, что пришлось вынуть из самого неприкосновенного запаса. Купюра исчезла в руках врача, как в цирковом фокусе, молниеносно и бесследно. Зато вслед за ней из квартиры исчез странный парень без одежды и документов, да к тому же буйный.
Я задернула занавеску и с вожделением уставилась на переливающийся синим неоном чайник. Сейчас вскипит, и…
Знакомый треск, вой, звон из прихожей прозвучал, как гром среди ясного неба. Уронив любимую кружку, я застыла, глядя на ее осколки чуть ли не со слезами. Какого черта?! Я точно помню, что гигантский термометр пристроила в ногах носилок, заверив санитаров, что вещь принадлежит больному.
И я же сама видела, как его погрузили в отъехавшую машину! Только что!
Или я схожу с ума, или… Или схожу с ума. За компанию с нудистом. Опять голым, опять чумазым и полудохлым. Опять в моей прихожей, в обнимку с истерически заливающимся градусником!
Я бы над ними двумя долго простояла, но треклятый звонок пробирал до костей, так что через пару минут от ступора не осталось и следа. Градусник, выдернутый из обмякших рук, брякнулся об пол и заткнулся, а дохлая тушка поволоклась в сторону ванной. К черту, потом разберусь, а если его опять стошнит, то не на пол.
Как хорошо, что у меня с детства нелюбовь к чугунным корытам! А потому в собственной ванной я оторвалась от привычного дизайна, во всю силу своей фантазии и финансовых возможностей. Места достаточно, раковина и полотенцесушитель притулились в отдельной нише у входа, а все остальное пространство занимал выложенный плиткой поддон, почти бассейн. С невысокими бортиками и аккуратным сливом. В свое время я счастливо избавилась от необходимости вытирать пол в ванной после купания, поскольку пола, как такового, не было, а сейчас не пришлось надрываться, чтобы перевалить дохлое недоразумение через кафельный бортик.
Убедившись, что нежданный гость разместился там, где надо, и ниоткуда не торчат длинные нескладные конечности, я сняла лейку душа на гибком шланге и включила теплую воду.
Недоразумение почти сразу пришло в себя, приоткрыло один глаз и молча осматривалось, пока я довольно бесцеремонно намыливала все подряд большой розовой губкой. В очередной раз переворачивая обмякшее тело, чтобы добраться до немытых частей, я поймала его взгляд.
Злость, страдание, страх… желание убить и расцеловать одновременно. Круто у него с эмоциями.
— Глаза закрой, мыло попадет, — и я выдавила ему на макушку свой любимый шампунь. Дорогущий… Ладно, жадиной я никогда не была.
Глаза сначала сверкнули, потом зажмурились. И сморщился он так, что мне смешно стало. Такое непередаваемое мордулье скорчил… Страдальческое. Ничего, потерпит. Я тоже не мечтала отмывать по ночам голых вредин.
Вода с него лилась, как с шахтера после трудовой недели. Наконец я повесила душ на место и пошла за полотенцем.
— Сам, или помочь? — встряхнула махровое полотнище, синее в белую полоску, самое большое, какое нашлось.
— Сам, — буркнул, подозрительно быстро оживший страдалец, выдергивая полотенце у меня из рук и обматывая им свои мослы. — Спасибо.
Вот как стояла, так чуть не упала. А потом меня добили:
— Ну так как, теперь я достаточно чистый, чтобы уже можно было избивать и трахать?
Я еще немного постояла в прострации, а потом решила больше ничему не удивляться. Буду считать, что на сегодня план по офигению перевыполнен.
— Ты мазохист? — поинтересовалась, с невозмутимым выражением лица, протягивая второе полотенце, поменьше. — Голову вытри, на пол капаешь.
Меня просверлили хмурым взглядом тёмно-серых глаз:
— Ненормальный, который боль любит? Марбхфхаискорт! Я ненавижу боль, ясно?! Именно поэтому ты сейчас возьмешь в руки что-нибудь… Плетка у тебя в доме есть?
При этом он совершенно спокойно стянул из моих рук второе полотенце и принялся вытирать волосы.
На мой взгляд ситуация была слишком абсурдная, чтобы начинать психовать и спорить. Я уже поняла, что неожиданный подарок не сумасшедший. Не совсем, во всяком случае. В конце концов, не мне жаловаться на то, что мир частенько сложнее, чем кажется.
— Плеток не держу, — я повернулась и пошла на кухню. — Зато есть чай, пирог и суп в холодильнике. Будешь?
— Буду. А что у тебя есть, типа плетки? — парень скептически оглядел меня. — Руками нужную норму боли ты мне до седьмого пришествия выдавать будешь.
— Давай решать проблемы по порядку, — я поставила суп в микроволновку и достала пирог. — Ешь и рассказывай, за каким пердимоноклем тебе занадобилась порка, если ты боль терпеть не можешь.
Жадно уминая пирог и только пальчики не облизывая, мое приобретение попыталось промычать что-то. Вышло не очень внятно. Но со второй попытки я смогла разобрать фразу:
— Для перевоспитания.
— О как, — я налила чай в две новые кружки, вздохнула, покосившись на осколки любимой, и отобрала у парня пригорелую до черноты корочку. — Не жадничай, еще есть. И что, ты такой невоспитанный, что тебя гоняют по городу голышом, чтобы кто-то согласился выпороть? Кто, кстати, гоняет, и что за аист такой настырный подкидывает тебя мне под дверь из любой точки города?
Меня вообще охватило какое-то необычайное спокойствие. Впрочем, я всегда была странная в этом плане. Там, где у нормальной бабы начнется истерика, у меня наступает эпоха ехидной невозмутимости.
* * *
Владис.
Организм настойчиво хотел есть… и спать… и радовался, что чистый… и… И еще я знал, что скоро этот проклятый миадерпиан снова зазвенит. Потому что моя норма боли и унижений за сегодня не получена.
Я поставил это изобретение светлых на стол и уставился на него. На шкалу. На обе шкалы. В минусе… Даже не на нуле. Марбхфхаискорт!
— Короче, женщина, ты сама в это вписалась, заключив контракт со Светлыми. Теперь я привязан к тебе, пока ты этот контракт не разорвешь.
Я бы с радостью не говорил ей об этом, попытался бы умолчать о возможности разрыва контракта, но у меня ничего не получилось. Намек на боль — и я сдался. Я правда устал. А тут меня покормили, вымыли, чаем поят. Я не хочу обратно, в их пресветлый Ад… И тем более я не хочу к их идеальному стражу, «взявшему на себя обязательство сделать из меня достойного для существования создания». Дьявол его раздери!
— Как тебя зовут, контракт? — со вздохом поинтересовалась мышь, тоже с интересом разглядывая миадерпиан. — И что у тебя за градусник?
Ну надо же! Она не стала сразу спрашивать, как разорвать контракт и избавится от меня надежно и навсегда. Может, пока отмывала, разглядела как следует? Ну естественно! Это ей просто воображения не хватало представить меня помытым и причесанным, чтобы оценить. А теперь… И, главное, сам ведь ей сейчас все и выложу, потому что промолчать на ее вопрос не могу, обмануть тем более, а если нагрублю…
Я опасливо скосился на шкалу миадерпиана. Она оставалась на старой отметке… Обе шкалы. Уф!
— Коротко Владис, — незачем ей мое полное имя знать, все равно не выговорит. — А это не градусник. Это миадерпиан, измеритель боли и унижения, марбхфхаискорт!
— Как-как? — удивилась она. — Ничего себе название. Нет уж, уволь, будет градусником, — мышь повернула прибор шкалой к себе и скептически хмыкнула. Потом посмотрела на меня.
Взгляд был спокойно-уверенный и немного ироничный. Все остальное надо было срочно приводить в порядок, если это реально, а вот взгляд у нее был вполне ничего. Только очки в квадратной темной оправе его портили.
— А теперь четко. Ясно. И по порядку. Кто ты, за что тебя так. Почему ко мне. Что за контракт.
И ведь не пошлешь… дьявол ее… Марбхфхаискорт! Сама ведь на такие мысли нарывается. Раскомандовалась тут!
— Контракт по передаче тебе меня.
Ну вот как тут сдержаться и про дуру не подумать?! Ведь при ней же и на ее глазах все происходило. Она пообещала меня перевоспитывать, денег даже их местных дала… надеюсь, много. Я должен много стоить! Глупое и невозможное подозрение, что меня продали за бесценок первой встречной, я отбросил сразу.
— Я — воин Тьмы. Попал в плен к Светлым. Они, вместо того чтобы меня убить, твари, черти их разорви, придумали эксперимент по перевоспитанию… Два уже провалилось. С твоим участием третий будет. А теперь, если ты не хочешь, чтобы миадерпиан снова зазвонил, самое время начать меня избивать, унижать и трахать. У тебя есть, — я задумался, прокручивая в голове времяисчисление этого мирка, — от силы полчаса. Тебе придется сильно постараться.
— Угу… — судя по взгляду, торопиться она никуда не собиралась. — Чаю будешь еще? Воин тьмы… Как интересно… С кем же ты воевал, что тебя перевоспитывать надо не в военно-патриотическом лагере, а как последнего шкодника, по заднице? А потом еще и в постели. Там тоже воевал, что ли?
Я аж дар речи потерял, только думал… много… и с ужасом смотрел, как мотает вверх и вниз столбики миадерпиана. Дьявол… Вниз их тянуло больше… Как заткнуть поток мыслей в голове?!
— Да как ты… Да как… Дур… Черт! Я откуда знаю, почему они решили, что это поможет?! — я от возмущения даже со стула соскочил, полотенце развязалось, поймал, завязал снова, успокоился немного… и, почему-то оправдывающимся голосом, уточнил: — Первую сотню лет меня в их патриотическом лагере держали. Ад Светлых. Ясно?!
— Не очень, — она все так же спокойно смотрела на меня. — Не стой на полу босиком, он холодный. Садись. Успокойся, а то вон температура в твоем градуснике падает чего-то. И постарайся объяснить внятно, какие именно твои качества таким способом исправляют. Я вообще впервые слышу, чтобы военных противников перевоспитывали унижением, поркой и сексом. Или ты, — она прищурилась, — на этом фронте как-то особенно отличился?
Решив про себя, что эта ехидная тварь просто надо мной издевается, а значит, я должен сохранять терпение и хладнокровие. Думать только о том, как я ей благодарен за еду, теплую ванну, ну и… за что я ей еще благодарен? А, к дьяволу ее пирог и чай, она выставляет меня полным идиотом и еще и наслаждается этим! А я тут должен о благодарности думать? Марбхфхаискорт!
— Отличился! У меня в любовницах побывали почти все их пресветлые жены, ясно?! Я наставил рога пятерке светлых лидеров и они объявили на меня охоту с оплатой… за живого! И потом обозвали свою месть экспериментом по перевоспитанию, рогоносцы чопорные!
— Нда, — мышь окинула меня каким то оценивающим взглядом. — Ладно, это вопрос вкуса… А все остальное, как ты говоришь, месть за рога… Странные у вас Светлые, и методы у них… Тоже странные.
Я согласно кивнул, поглядывая на миадерпиан.
— А теперь начинай уже… А то он снова зазвенит… И… Я уже и так еле терплю, марбхфхаискорт! Делай давай что-нибудь, женщина! Из того, что обещала…
— Что значит еле терпишь? — она нахмурилась. — Звенит эта дрянь мерзко, конечно, но не настолько. И затыкается легко.
Меня уже начало потряхивать, боль все усиливалась, но в этот раз она шла по нарастающей, а не сразу лавиной и до потери сознания. Сейчас я мог всласть насладиться ее увеличением, ощутить каждой мышцей, каждой косточкой, каждой…
— Меня сейчас снова вырвет от боли и всем будет обидно, — процедил я из последних сил. — Больно мне, ясно?! И эта боль не засчитывается, как искупительная… марбхфхаискорт!
— Совсем весело, — вот теперь она выглядела недовольной всерьез. — Особенно учитывая, что я вообще никому ничего не обещала и никого воспитывать не соглашалась. Всего лишь ответила на идиотский вопрос психа, перегородившего мне дорогу к дому. И мелочь ему дала, чтоб отстал. И никак не ждала, что ты свалишься мне под ноги со своим чокнутым злыднометром и странной педагогикой. Как, говоришь, твой контракт расторгается?
Синяя стрелка немного подползла вверх, пока я вновь хватал ртом воздух и искал, чтобы такого ответить этой… мыши…
— Вызови Светлых и сдай им меня. Вот и все, — я тихо сполз на пол, обхватил руками колени и уткнулся в них лицом.
Обидно. Тошно. Устал. Тут хоть чаем напоили и пирогом накормили. Сейчас заберут обратно и опять будут голодом морить. Уроды светлые… Чертям их на мыло! И больно еще… хоть кричи! И про «мелочь» прозвучало добивающе-унижающе. Меня отдали ей за «мелочь», которую она всучила, чтобы от нее отвязались.
Обидно. Тошно. Больно. Устал…
— Делай же уже хоть что-нибудь! А то сейчас опять твой пол любимый облюю!