Владис.
Марбхфхаискорт! Светлый тут же возник прямо посреди кухни. К сожалению, не на середине стола, в пакетах, а на полу, четко на свободном месте, между по-прежнему сидящим на стуле мной и пышущей праведным возмущением мышью.
Его явление сопровождалось стандартным набором спецэффектов: их любимым «мелодичным» слащавым треньканьем и клубами вонючего белого дыма с запахом лаванды. Меня сразу затошнило от этой сладко-мерзостной вони.
— Госпожа, вы новая хозяйка данной особи? — Светлый оглядел кухню несколько недоуменно, наконец нашел глазами мышь и с достоинством ей кивнул.
— Да, я, — кивнула она в ответ, тоже с некоторым недоумением изучая это светлое явление.
Тут осветленный гад разглядел в своем «благовонном» дыму меня и гадливо нахмурился:
— Ты что, совсем забылся, тварь?! На колени в присутствии госпожи, оголись, нечестивец, руки за голову и глаза в пол!
Щаз, размечтался, тварь пресветлая… Я, можно сказать, последними секундами счастливой свободной жизни наслаждаюсь! Вспоминая, как мне тут хорошо было… Помытый, сытый, выспанный, на свежем воздухе выгулянный… Не хочу на колени и на пол! Не хочу, бесы тебя забодай!
Марбхфхаискорт! Сила воли против магии долго не выдерживает, так что, как я ни сопротивлялся, а в правильную позу он меня скрутил… Халат, правда, было немного жалко — теплый он, да и привык я к нему за день. Вообще ко всему хорошему быстро привыкают…
Страшно пока еще не было, только зло разбирало… больше на мышь, конечно. Не на себя же мне злиться?! Картинку на двери кто нарисовал? И карикатуру на меня?!
— Госпожа Алена, я вам настоятельно рекомендую не распускать раба. Не стоит бросать на ветер все, чего мы добились с этой особью за столько десятилетий! — величественно продекламировал этот светлый урод, и, не давая нахмурившейся мыши вставить даже слово, продолжил: — У вас возникли какие-то вопросы, претензии, может, вы желаете вернуть покупку?
Судя по виду, пресветлая дрянь рассчитывал именно на последнее и заранее лучился самодовольством. Марбхфхаискорт! Ну все, пиздец котенку… Заберет он меня сейчас обратно, к себе. Кормить нормально перестанут, спать буду урывками, порку вчерашнюю вспоминать, как ласку… Особенно то, как мне задницу потом спасателем мазали… Черт, сейчас заплачу просто.
— Сначала вопросы, — совершенно спокойным голосом осадила его мышь. — Я могу его просто отпустить?
— Конечно нет, госпожа! — Светлый сморщился так, словно услышал несусветную глупость. — Он в рабстве не по желанию хозяев, любых, а по законам мироздания! — фраза прозвучала даже более напыщенно и пафосно, чем обычно. — И потом, вы согласны нести ответственность за то, что натворит эта особь, будучи лишена жесткого контроля? — Светлый просто гипнотизировал мышь. — Прикажите ему ответить, что он сделает первым делом, как только окажется на свободе. Прямо прикажите, он не сможет солгать.
Мышь посмотрела на меня и, кажется, все поняла по моему лицу, так что ничего приказывать не стала. Отдаст… К гадалке не ходи — отдаст… Ненавижу! Всех ненавижу… И себя в том числе.
А радостный Светлый затарахтел дальше:
— Вот видите, госпожа. Ни о какой свободе не может быть и речи. Но, как я понял, вам этот раб не нужен. Предлагаю расторгнуть сделку. Я забираю эту, недостойную столь разумной и мягкой хозяйки… — кажется, тварь решила польстить? — …особь, и поверьте, он очень сильно пожалеет о том, что вызвал ваше неудовольствие. А вам верну полученные денежные средства… скажем, в размере одна денежная единица к миллиону, — про себя я обреченно присвистнул. Даже если бы я самолично так мышь не достал, то за такие деньги уж точно отдаст и перекрестится. — Вполне внушительная по меркам этого мира сумма для компенсации морального вреда. — Светлый просто лучился уверенностью, что все идет по плану, он уже вынул из воздуха свиток и перо, а так же внушительную пачку денежных купюр. — Вот договор купли-продажи. Подпишите, что отказываетесь от этой собственности в мою пользу, а также согласны на полученную компенсацию и претензий не имеете.
Мышь взяла свиток, жестом отстранив остальное, и несколько бесконечно долгих минут внимательно его читала. Потом кивнула каким-то своим мыслям и, свернув документ, сунула его в карман.
Светлый нервно дернул глазом….
Марбхфхаискорт! Я не понял, у нее до этого вообще никаких документов на меня не было, что ли?! Ну ладно, инструкцию по употреблению не дали — я сам по себе еще тот мануал, только надо правильно спросить. Но договор на владение? Зато теперь этот договор лежал у мыши в кармане…. Черти ее… расцелуй! Он лежал у нее в кармане!
— Нет, спасибо, — ее спокойные, уверенные слова прозвучали, как удар грома.
— То есть как это? — опешил Светлый, на мгновение теряя весь свой благостно-самоуверенный вид. — Вы… собираетесь оставить раба себе?
Я еле сдерживался, чтобы не скорчить ему рожу. Хотя он так меня скрутил, что дулю под нос ему сунуть не получилось бы… Но, бесы его поимей, хоть язык бы показал!
— Собираюсь, — мышь даже не смотрела в мою сторону, сухо улыбаясь собеседнику.
— Но как же… а разве… зачем же тогда вы меня вызвали?
Я тихо подпрыгивал, стоя на коленях. Хаискорт! Не заржать бы…
— Чтобы получить консультацию, — ответила мышь. — По уходу и содержанию данного… индивидуума в неволе.
Индивидуума, то есть меня, радостно плющило и таращило… Как только Светлый свалит, сразу еще поем, впрок, и помыться надо обязательно… Мышь меня мыть вряд ли снова сама будет, но все равно в теплой ванне полежать перед сном — блаженство!
Тут мне на глаза попался миадерпиан… Марбхфхаискорт! Но все равно лучше порку после ванны. Спасателем помажут… Я вспомнил приятные ласковые поглаживания по заднице и мой член слегка оживился. Нет, планы на сегодняшний вечер меня очень радовали!
— При всем уважении, я не уверен, что вы справитесь, госпожа, — надо отдать должное, светлячок быстро оправился от шока и теперь не скрывал неприязни. — Вы думаете, что сумеете организовать для… этой особи условия, соответствующие тяжести его наказания? Вы понимаете, что мы не можем допустить нарушения режима? — и добавил еще более высокомерно: — Должен поставить вас в известность, что если вы не будете соблюдать положенный режим искупления грехов, о чем нам тут же просигнализирует миадерпиан, мы будем вынуждены забрать….
О, уже с Я на МЫ перешел… Значит инициатива с выкупом меня у мыши была чисто его, а вот наблюдают за экспериментом они уже всей рогоносной компашкой?
— Стоп, как это — забрать? Я его купила. Это теперь МОЯ собственность, и забрать ее без моего согласия не имеет права никто! — мышь даже голос почти не повысила, перебивая этот высокопарный спич. Судя по всему, поведение Светлого произвело на нее вовсе не то впечатление, на которое тот рассчитывал. — В документе это отражено достаточно четко и ясно, никаких двойных толкований не предусмотрено.
Марбхфхаискорт! Мышь еще и в документах разбирается? Удивительно!
— Н-ну-у да… Вы правы, конечно… — взглядом Светлого запросто можно было бы воспламенить тот самый свиток, если бы мышь его уже не спрятала. — Но, тем не менее, режим содержания должен соблюдаться неукоснительно! Так что если вы не будете достаточно строги с данной особью, мы будем вынуждены проводить профилактические работы… Скажем, раз в десять дней забирать его к себе, восполнять недодаденное. И это касается не только уровня боли. Искоренение гордыни тоже является важным аспектом. Так что процедуры и ритуалы уничижительного характера не менее обязательны!
Светлый торжествующе посмотрел в мою сторону, и один этот взгляд ясно давал понять, что за короткое время профилактики на мне постараются выместить все, что он планировал сотворить, заполучив меня обратно в свои лапы навсегда.
— Спасибо, не стоит утруждаться, — мышь улыбалась все так же вежливо и холодно.
Светлый скрипнул зубами, но тут же нанес следующий удар:
— Кроме того, госпожа, в числе прегрешений данной особи числится еще и возмутительная сексуальная распущенность, — на себя посмотрел бы, козел неприятный, — а также действия сексуального характера, направленные во вред другим существам. И, что ужаснее всего, он покушался на мораль и телесно-душевную целостность существ неизмеримо выше него стоящих по уровню развития, — осветленное обломинго кинул ненавидящий взгляд в мою сторону: — При этом не гнушаясь пытками, насилием и развратными действиями в отношении смертных, попавших в его власть! Посему регулярная профилактика в этой области также является частью программы искупления и перевоспитания. Особь положено регулярно насиловать в… неестественным способом. По желанию хозя…йки — с причинением дополнительных травм и болевых ощущений. Если вы не готовы взять на себя эти функции, особь, опять же, будет изыматься для профилактического изнасилования в казармы светлого воинства.
Светлый даже не скрывал злорадного торжества. Марбхфхаискорт! Запас знакомых мне действий чертей, бесов и дьяволов, которые они должны были проделать над этой тварью отдельно и скопом, уже подходил к концу.
— С этим я тоже, пожалуй, справлюсь самостоятельно, — невозмутимо отбрила его мышь.
Что-то мне заранее не по себе уже… Если порола она меня куском проволоки, то иметь противоестественным способом ножкой от стула будет?!
Обозленный посланник уже откровенно скрежетал зубами, но не сдавался:
— Не стоит, госпожа, заблуждаться на его счет, обманываясь безобидной и привлекательной внешностью. Данная особь подобным добродушием никогда не страдала, а посему многие из унизительных, болезненных и неприятных ритуалов он сам охотно применял по отношению к другим, причем некоторые из них он и придумал, получая удовольствие от издевательства над более слабыми. Если у вас остались сомнения, мы готовы предоставить вам слепки памяти нескольких… эм… существ, полностью подтверждающие вину этой особи.
И тут он без предупреждения выбросил в сторону мыши раскрытую ладонь, с которой сорвалось несколько очень похожих на заполненные темным дымом мыльные пузыри шариков.
Не ожидал от мыши такого проворства, но она почти увернулась! Все шары, кроме одного, с мерзким чмоканьем всосались в стену за ее спиной, и только один она все же вынуждена была поймать в раскрытую ладонь, чтобы он не врезался ей в лицо.
На несколько секунд все замерло. Мышь застыла, как парализованная, в ее глазах заклубился тот самый черный дым, что наполнял шар-слепок.
Я обреченно зажмурился. Наверняка светлая скотина выбрала воспоминания, выставляющие меня в самом мерзостном свете. Ну да, мне было что вспомнить, и мышь точно не оценит эти кадры из моей жизни, с ее-то отвращением к чужой боли…
— Благодарю, я приму это во внимание.
Да как?! Как она умудряется оставаться такой, черт ее… невозмутимой и холодной!!!
Светлый не мог не признать, что и тут потерпел поражение. Уже без прежнего самодовольства и пафоса, скорее с некоторым ехидством, он посоветовал:
— Если вы решите все же сами осуществлять необходимые процедуры, то можете приказать ему самому объяснить вам технологию, последовательность и интенсивность воздействия. Настоятельно рекомендую также потребовать, чтобы он выбирал из своего обширного, поверьте, опыта наказания, наиболее неприятные и унизительные лично для него. А мне разрешите откланяться. Еще раз напоминаю, что вернуть покупку вы можете в любой момент. Сумма компенсации останется без изменений. Или даже увеличится. — Он явно уже не надеялся на победу, но все еще пытался торговаться. — Вы ведь не настолько богаты, извините за прямоту, госпожа…
— Ничего, мне хватит, — сама невозмутимость, марбхфхаискорт!
— И, кстати. Если все же содержание раба станет причинять вам финансовые неудобства, вы вполне можете использовать его тело для решения этого вопроса! — светлая скотина снова оживился. — Заодно это можно совместить с искуплением на почве блуда… Я уверен, в этом мире найдется немало желающих использовать раба для удовлетворения своих потребностей за хорошие деньги. Или мы можем предоста… — и тут Светлый испуганно заглох, наткнувшись на пристальный взгляд собеседницы, в котором медленно переливалось ледяное бешенство.
Я только теперь оценил, насколько коварным и обманчивым оказалось холодное спокойствие моей хозяйки.
— Это ты мне, С-с-с-светлый, в сутенерши предлагаеш-ш-шь податься? — все так же негромко, но так, что волосы встали дыбом, прошипела она. — И в долю, значит, войти согласен? С-с-пас-с-ибо за чес-с-сть…
Тяжелая деревянная скалка просвистела буквально в миллиметре от виска испуганно шарахнувшегося посланца. Тот коротко взвизгнул и исчез, уже без всяких спецэффектов, мгновенно растворившись в воздухе.
И правильно сделал, потому что в руке у моей хозяйки уже была здоровенная чугунная сковорода. Где и когда она ее взяла? Тоже из воздуха достала?
И тут она перевела взгляд на меня.
— Брыс-с-сь отсюда, зас-сранец, пока я и тебя не прибила! В комнату и сиди тихо! Пока я не успокоюсь. Иначе следующий сеанс воспитания будет не по заднице, а по башке!
* * *
Алена.
Честно? Понятия не имею. Не знаю я, за каким таким чертом… рогатым оставила себе этот чемодан без ручки. Ведь стопицот раз, как говорится, пожалею об этом. Уже жалею. Стоит только вспомнить про «режим искупления» и «процедуры сексуального характера», будь они неладны! Даже представлять не хочу, как это все будет выглядеть, а самое противное — осуществляться. В интернете почитать придется, наверное, и… Господи, вот с какого перепугу я такая дура, а?!
Ведь твердо решила сплавить «подарочек» к… ангельской бабушке. Нет, в самом деле, достал, заррраза! Ну, ладно плетки толпами по ноутбуку, мышкой ткнуть некуда, чтоб не вляпаться. Посуду не помыл — и хрен бы с ним, я сама не мою, пока не припечет. Рожу скроил как последний экс, который все надеялся перевоспитать меня в «нормальную женщину», читай «хорошую прислугу». Па-а-адумаешь, не он первый и не он последний. Тут я в себе железно уверена, мимо прислуги эти дятел-говорун пролетел со свистом.
Но вот то, что мелкий поганец полез в мастерскую, несмотря на прямой запрет, взбесило не на шутку. Черт! Это МОЯ территория! Моя вторая душа, можно сказать, моя даже не вторая, а первая жизнь. Все, что вне ее пространства, как раз и есть «вторичность». Здесь я дышу, здесь я… Блин, аж на пафосность пробило, пополам с романтической чушью. Но факт остается фактом, это мое пространство полета, и вторжения посторонних я не переношу. Непосторонних-то пускаю редко, со скрипом и ненадолго.
Может, со стороны эта «душа» и выглядит странновато, а местами даже страшновато. Камни, железо, проволока колючими кустами во все стороны… Мне плевать. Я сюда никого не звала. Все мои эксы, кстати, заворачивались сразу и четко знали, что «милая спокойная девочка» мгновенно мутирует в страшного монстра, стоит переступить запретный порог. Единственный экс, с которым я теперь не дружу и не выбираюсь временами поболтать и попить хорошего пивка, оказался настолько безмозглым, что посмел вякнуть по поводу захламленного помещения и наведения «порядка» в моей жизни. Вылетел за дверь раньше, чем договорил.
Короче, раствора испорченного было не особенно жаль, подумаешь, медному купоросу от мокрой бумаги ни холодно, ни жарко. Вылила я его скорее от злости и ощущения «оскверненной святыни». А эта наглая шкода еще и морду сделал кирпичом. Дескать, обидели маленького, оскорбили всего, от рогов до задницы, и хвост наверняка помяли.
Так что вызывала я жуликоватых продавцов, умудрившихся втюхать мне геморрой за мои же десять рублей, с твердым намерением вернуть покупку и даже денег обратно не просить. Наоборот, готова была пожертвовать неопределенной суммой за удовольствие дать пинка обоим — и мошеннику-распространителю, и самому порченому товару.
Ну вот… И что в результате? Нда… Но этот «светлый», возникший из ниоткуда и провонявший мне всю кухню чем-то на редкость противным, был ни капли не похож на толстого дядьку из подворотни. Черт, он был в сто раз хуже! Меня просто передернуло от феноменального сочетания пафосности, лицемерия и самодовольства.
Дальше стало только хуже. Этот… Светлюк, чтоб не сказать еще прямолинейнее, с таким наслаждением взялся за «воспитание» моего паршивца и так плотоядно при этом поглядывал на него маслеными глазенками, что меня затошнило.
Ага, стоило только бросить взгляд на подвижный мордель моей нечаянной покупки. Чертенка корежило и плющило не на шутку. Что характерно, проблесков раскаяния я не увидела. Свинтус рогатый злился, боялся, корчило его от унижения и невеселых предчувствий…
И, в отличие от светлюка, он, до последней злобинки, был искренен. Да, поганец, каких мало, но он другим и не притворялся.
Нда, пожалуй, в одном я согласна: отпускать это чудочко в люди без намордника — не самая удачная идея. Вон как глазюки кровожадно сверкнули, прямо сходу первого попавшегося загрызет и дальше побежит. Я только вздохнула про себя. Какое тут нафиг перевоспитание — на цепь и в будку. И ошейник с шипами.
А светленький посланец тем временем разливался соловьем. И чем дальше разливался, тем меньше мне все это нравилось. Я и раньше не сомневалась, что впарили мне некондицию обманным путем, но сейчас чувство грандиозного кидалова прямо-таки зашкаливало. Миллионы эти его несуразные, хотя господам светлым педагогам наши бумажки наверняка все равно что фантики. Что миллион, что миллиард. Но по светлюку видно было, как его распирает от собственной значимости и щедрости, а кроме того, тщательно замаскированное снисходительное презрение к «смертной корыстолюбице» нет-нет да проглядывало через маску всеблагой праведности. Про миллион ввернул, чтоб наверняка, в расчете на мою жадность.
И вообще, крутит он что-то, посланец этот. Мало того, что я с детства хорошо знаю, где водится самый вкусный бесплатный сыр, так еще и оговорочки эти его странные. «МЫ готовы забрать и компенсировать» и «отказываетесь в МОЮ пользу» окончательно закрыли все крышки над бочками с мусором.
И почему я вижу письменный договор впервые, хотя в нем черным по белому написано, что данное свидетельство о собственности вручается покупателю вместе с рабом? Где-то тут крупно собака порылась. Светлая такая, с крылышками и нимбом на подзарядке. Уже понимая, что пожалею об этом буквально как только, так сразу, я решительно спрятала важный документ в карман и разом обломала всю малину и светлюку, и себе, родимой.
Ну а дальше начался цирк с конями и кино и немцы в одном флаконе. Светлюка корежило и крутило, он всеми силами пытался выцарапать у меня тушку засранца если не навсегда, то хоть на время. Чем больше пытался, тем я упорнее отбрыкивалась, про себя с ужасом осознавая, на что, блин, подписываюсь. Это осознание било во все колокола, махало транспарантами с надписью «дура-идиотка-нафига-оно-тебе-надо!», но упрямство, при массированной поддержке предательского подсознания, демонстрации игнорировало и гнуло свою линию.
И вообще, чем дальше, тем больше я свирепела.
Подарочек самым натуральным образом подпрыгивал от счастья, хотя стоял весь из себя в позе покорности — на коленях, руки за голову и глазки в пол. Тьфу, смотреть было противно. И на позу, и на полное отсутствие раскаянья на поросячей личности.
Светлюк изгалялся, рисуя тошнотворные подробности. Надеялся склонить меня к делегированию функций более опытным товарищам. Чувствуя, что большое обломинго светит ему в слащавую вывеску, он решил пойти ва-банк. Я едва успела пригнуться!
Черт, если бы он попал всем десятком «приятных» воспоминаний, мои мозги точно собирали бы ложкой по ближайшим окрестностям.
Но и одного хватило за глаза. Меня скрутило и едва не вывернуло наизнанку. И я тут же постаралась забыть, что мне показывали. Страшно, больно, унизительно… смотреть глазами жертвы на эту кукольно-красивую мордочку и…
Так, вдох-выдох. Это не со мной. Это не про меня. Это… да.
Темного паразита после просмотра хотелось удавить особо зверским способом. Оживить и удавить еще… раз много. Но что интересно: на покупку свою я злилась до чертиков, давить намеревалась собственноручно, но готова была терпеть его присутствие в промежутках между художественными удушениями…
А вот светлюк вызывал стойкое ощущение невыразимой гадливости. И чего-то еще… какого-то смутного то ли воспоминания, то ли предчувствия на грани восприятия. Фуууу, ну словно в свежий «продукт жизнедеятельности кишечника» наступила.
Так что когда эта тварь лицемерная посмела намекнуть на мою «бедность» и предложил мне заняться «торговлей телом» на пару с ним, терпению наступил полный и окончательный звездец. Да сколько можно! Я человек мирный и исключительно незлобивый, но ей-богу, если меня сейчас не оставят в одиночестве, позволив мысленно расчленять виновных и крушить мироздание, я проделаю это не только в уме, но и в реальности!
* * *
Владис.
Ладно, еда и ванна на время откладываются, настаивать на них было как-то… не ко времени. Так что я схватил халат и прошмыгнул к себе в комнату. Закрылся. Подождал немного. Мышь осталась на кухне. Очень хотелось прокрасться к ней в спальню и притащить сюда ноутбук, но смутное предчувствие советовало воздержаться. И даже желание сесть на диван, состроить из себя оскорбленную в лучших чувствах невинность и натянуть обиженное выражение лица я тоже придавил в зародыше.
Мышь вела себя подозрительно и непредсказуемо. Слушаться она меня наотрез отказывалась, при этом еще и сама рвалась командовать… и, марбхфхаискорт! То, как она отбрила Светлого, мне понравилось!
Нет, как женщина она к жизни была не приспособлена абсолютно. Готовила так себе, убиралась и того хуже, юмор у нее был, опять же… специфический. Но если уж выбирать между ней и этим светлым засранцем, отстрапонь его чертова бабушка, то мышь предпочтительнее… раз так в тысячу.
Так что ладно уж, раз я решил остаться тут надолго… Ну, вернее, если мышь меня оставила… Интересно, кстати, это она ко мне прикипела все-таки или назло Светлому так поступила?
Я грустно посмотрел на синюю шкалу миадерпиана, упорно крадущуюся вверх: как бы я тут ни храбрился и ни пытался убедить себя, что все дело в моей невъебенной неотразимости, но, дьявол всех покусай, подсознание упорно сигнализировало, что мне просто сильно повезло… И это Светлый облажался по всем статьям. Веди он себя иначе — висел бы я уже в его комнатке для воспитания, ручками вверх и ножками вниз… если повезет. А то мог бы и вниз головой подвесить, для прилива крови к мозгу… чтобы перевоспитание лучше усваивалось.
Так что, марбхфхаискорт, придется потерпеть мышиную блажь и даже подыграть ей, что я готов ее слушаться и вообще быть пай-мальчиком. Может, даже посуду помыть завтра?
Я тихонечко перестелил диван, взял первую попавшуюся книжку и попробовал почитать. Не получалось. Было как-то тоскливо и неуютно.
Марбхфхаискорт! Я выглянул в коридор. Мышь по-прежнему сидела на кухне и смотрела в окно. Вернувшись, я снова плюхнулся на диван и схватил книжку. Не читалось. Днем было так хорошо и легко, а тут просто давит что-то…
Отбросив книгу, я прошел на кухню, аккуратно обошел сидящую у двери мышь, и, подойдя к раковине, включил воду и задумался… Черти ее всю перебей, как эта посуда правильно моется?!
Мышь понаблюдала за мной с минуту, потом уже знакомо хмыкнула и спросила:
— Это был какой-то особенный урод или они там все такие? Губку возьми, вон, видишь, зеленая? А в бутылке мыло для посуды.
— Особенный, — я взял в руки губку, покрутил ее в руках, потом вылил из бутылки мыло и принялся тереть тарелку. Эта зараза так и норовила выскользнуть из рук обратно в раковину.
Мышь любовалась представлением со все возрастающим интересом.
— И чем он так отличился? Маньяк, несчастный влюбленный без взаимности, или просто ты ему в чай неудачно плюнул? Если бы ему дали, он бы тебя прямо на моей кухне разложил, — она брезгливо поморщилась.
Вообще разговаривала мышь на удивление спокойно, своим прежним слегка насмешливым тоном, словно не шипела и не рычала еще недавно так, что даже мне было страшно.
— И маньяк, и влюбленный, и… куда я ему только не плюнул! — усмехнулся я, радуясь, что все снова вроде как налаживается и противное неприятное чувство, мешающее спокойно глотать, рассосалось.
Беспокоили только воспоминания, которыми Светлый пальнул в мою мышь. Была бы у меня хоть крупица прежней магии — прощупал бы сейчас аккуратно мысли у нее в голове и успокоился. А так… Марбхфхаискорт! Сидит, молчит, фигню всякую думает… Напрягает.
— Ясненько… насчет того, куда больше нос не совать, все понятно? — спинным мозгом чувствую: сверлит меня взглядом, реакции ждет.
Ну, я же решил побыть хорошим, на словах-то уж точно, хотя отвратительно хотелось сострить что-то типа: «Не очень, завтра снова слазаю…»
Наступив на горло песне, я процедил:
— Понятно.
И тут эта чертова тарелка все-таки выскользнула у меня из рук, я успел ее поймать до того, как она шлепнулась со звоном в раковину, быстро ополоснул, а мышь, как бы невзначай, заметила:
— Суп с мылом сам есть будешь.
Я только начал поворачиваться к этой… этой… ведь стараюсь же! Ценить должна, через себя переступаю, впервые за свои шесть сотен лет посуду решил помыть, а вместо благодарности — опять унижают?! Марбхфхаискорт!
Но сказать я ей ничего не успел, потому что тарелка вновь выскользнула, и в этот раз более успешно. С грохотом она разлетелась по полу на мелкие осколки. А красивая такая была, прозрачная, зелененькая… и скользкая, как жаба, бесы ее надуй через трубочку.
Мышь вытянула ногу в смешной пушистой тапочке и пошевелила осколки. Еще полюбовалась на них, черти ее… маслом смажь, как на произведение искусства, вдумчиво так. Подняла на меня глаза.
— В первый раз посуду моешь? Ну, в принципе неплохо справляешься, — это она сейчас издевается опять, что ли?! Но мышь даже не улыбнулась, когда похвалила: — Молодец. Одна проблема… — вроде говорила совершенно серьезно, но почему-то создавалось впечатление, что она с трудом сдерживается, чтобы не засмеяться: — Денег у меня хватит или на новые тарелки, или на новые плетки. Что будем делать?
Точно — издевается. А я уж было почти поверил, что оценила и хвалит… Марбхфхаискорт!
Швырнул губку в раковину, развернулся и гордо прошествовал мимо мыши. Ненавижу!
Быстро влетел к себе, хлопнул дверью… побегал по комнате, успокоился, упал на диван. Подождал минуту — тишина. Прощения просить никто не торопится. Снова из меня сделала идиота, унизила и радуется тихо.
Выглянул в коридор. Да, по-прежнему на кухне. Нет, чтобы осколки подмести… Желудок ненавязчиво намекнул, что я собирался плотно поужинать. А делать это надо где? Правильно, марбхфхаискорт! Там же, где сидит мышь…
Похоже, посуду придется домыть, да еще и убрать за собой.
— Где у тебя то, чем осколки смести можно?
Мышь на то, что я оскорбился до глубины души, вообще не обратила внимания. Сидела спокойно, смотрела, как ни в чем не бывало, и ответила так же:
— Под раковиной совок и веник, — потом в ее голосе прозвучала легкая заинтересованность: — Слушай… А скажи-ка мне, товарищ темный, о чем ты думал, когда взламывал замок и лез в комнату, на двери которой ясно написано, что этого делать нельзя? Я не ругаюсь, и наказывать больше за это не собираюсь. Просто ответь.
Я решил играть по ее правилам. Сначала достал совок и веник, бесы его по прутику раздери. Смел все осколки и задумчиво замер с совком в руках, пытаясь понять, что теперь с этим делать. Вспомнил, что ведро с мусором было под раковиной, выбросил содержимое совка. Поставил орудия чистоты на место. И только потом, включив воду и взяв в руки очередную тарелку, процедил:
— Потому что ты же, как специально, рисунок этот повесила… Написала бы просто: «Мастерская, не заходи», я бы, может, и не полез. А «Не влезай — убьет» — это же просто провокация!
Мышь с минуту смотрела на меня, поверх очков, большими глазами. Огромными просто, потому что они у нее от моих слов словно вдвое увеличились. Потом она вообще сняла очки и продолжила любоваться мною, как невидалью редкостной. Причем вот не чудом невиданным, а именно чудаковатой невидалью. Потому что обычно я люблю, когда мною любуются, а тут — занервничал даже. Особенно после того, как мышь вдруг сдавленно хрюкнула, откашлялась и, предупреждающе вскинув руку, просипела:
— Только вот сейчас без истерик, пожалуйста. Я не издеваюсь, не пытаюсь обидеть и не смеюсь. Над тобой не смеюсь, это я над собой. Понятно?
Я весь напрягся, но кивнул — правда, на всякий случай выключив воду и поставив на сушилку очередную успешно побежденную мною тарелку. Счет был два — один, в мою пользу. Это радовало. А вот поведение мыши пугало.
Она, дождавшись моего кивка, протерла очки полой свитера, водрузила их на нос… И вдруг заржала в голос, хлопая себя руками по коленкам и всхлипывая. Очки улетели куда-то под стол, но она, похоже, не заметила.
* * *
Алена.
Присматриваясь внимательно к своей «обновке» (ну, раз уж сбагрить не вышло и оно теперь мое надолго), я все время ловила себя на странном ощущении. Что-то в нем было сильно не так. Все его поведение, начиная с момента «покупки» и заканчивая зверски хлопнутой дверью после замечания о плетках, до боли кого-то мне напоминало.
Неужели? Да нет, ну быть не может… Блин, но он же весь из себя темный воин. Покоритель чужих жен, да и про плен у светлых вон в размере чуть ли не столетия вспоминает. Опять же, выглядит… Парень как парень, молоденький совсем, но достаточно взрослый, чтобы светлюк-извращенец на него слюной капал. Хотя, конечно, кто их знает, этих светлых, доверие к их праведности я потеряла окончательно.
Да и сам пленничек вчера на задопомазанье реагировал очень по-взрослому. Нет, быть не может! Опять же, скверные такие картинки из чужой памяти… Хотя… Блин.
Задавая сакраментальный вопрос, я уже, в принципе, догадывалась, каким будет ответ, но все никак не хотела верить. Настолько предположение казалось абсурдным и дурацким, выворачивало и меняло прошедшие сутки в такую нелепицу… Что я не сдержалась. Господи, какая же я дура! Слепая тетеря! И глухая!
Темный воин, мать его темность валентностью об стол! Преступник тысячелетия! Господииии, за что ты со мной так, а? Озлобленный, запущенный и вредный. Подросток!!! Мамаааа, роди меня обратно!
Да плевать, что он выглядит вполне себе даже взрослым. И, естественно, сам себя только так и воспринимает. До болезненных истерик, судя по всему… Внутри там обидчивый, озабоченный и неуравновешенный пацан, у которого полная безнадега с чувством юмора.
А это, товарищи, такая жо… филейная часть тела, что тут только два выхода: или рыдать в три ручья, или ржать до потери пульса. Предпочитаю последнее…
И реально жалко же придурка. Какое там перевоспитание, его просто тупо воспитывать надо, без всяких «пере». Только вот засада — из меня педагогиня, как из козы валторна. То есть звуки издает, и даже отдаленно похожие, если не придираться. Но сыграть на этом инструменте что-нибудь путное…
Одно понятно: жалеть придурка если и можно, то в глубоком подполье, за бронированной дверью и в сейфе с секретным замком. А после того, как пожалела, вылезти и… выпороть. Иначе на шею сядет и галопом погонит. Прямиком в сторону дурдома.
Сама не знаю, когда я успела обо всем этом подумать, до того, как меня пробило на неконтролируемый ржач, во время или все же в тот момент, когда я отдышалась и вытерла слезы. И посмотрела на самый большой геморрой, купленный когда-либо за десятку.
Симпатичный геморрой, конечно, в смысле девочки-школьницы кипятком на таких мальчиков-плейбойчиков писают. Эх, где мои шестнадцать лет…
Свят-свят-свят, как вспомню, так вздрогну. Юбочки выше попы, восторг в глазах, гормоны в мозгах. Подвид «идиотка малолетняя, обыкновенная».
Ладно, не будем отвлекаться от… того самого. Стоит. Лицо напряженно-обиженное, взгляд подозрительный такой, и пухлые губки бантиком… Спина прямая, поза гордая. Рядом с раковиной и в моем розовом халате смотрится убойно. Так, не ржать!
— Посуду домывать будешь или сразу поужинаем?
Запыхтел недовольно, глазами засверкал, того и гляди устроит возгорание, губку вот-вот снова швырнет в раковину… Но нет, каким-то чудом успокоился, где-то незаметно пар выпустил (боюсь предположить, откуда… блин, да хватит ржать! Это уже нервное…) и так это сквозь зубы:
— Ложки с вилками помою… Понадобятся.
— Точно! — согласилась я, стараясь сохранить полную серьезность. — Ты что больше любишь, мясо или что-нибудь мучное и сладкое? — Я сегодня грабила в основном два отдела, мясной и кондитерский.
В серых глазах сверкнуло что-то совершенно детское и вместе с тем очень мужское. Хм. Может и не стоит так паниковать, в конце концов, все мужчины до старости мальчишки…
— А сладкое… — и тут же постарался натянуть на лицо незаинтересованное выражение: — Наверное, сначала мясо. А потом чай со сладким… да?
— Логично, — со вздохом согласилась я и зашуршала пакетами. В чем-то этот «подарок судьбы» прав, стол неплохо бы освободить. И успеть спрятать в холодильник хоть что-то, а то завтра прожорливое дитятко, чего доброго, меня схарчит с голодухи. Интересно, это он так растет или просто после светлого столетия отъедается?
* * *
Владис.
Мы сидели за очищенным от пакетов столом, рядом со мной стояла большая тарелка нарезки разных разностей, пахнущих мясом и на вкус его напоминающих. Внутри меня булькала мясная же похлебка, три кружки чая, вкусный пирог с вареньем… и, судя по подозрительному взгляду мыши, она переживает, что я лопну, как воздушный шарик.
Но молчит. Еду не отбирает и вообще не жадничает.
— Слушай, — битва организма и сознания закончилась победой последнего. Мне удалось убедить самого себя, что в ближайшее время еды у меня будет вдоволь, а значит, не обязательно давится куском пирога, который не лезет. — Эм… — Тут я понял, что так вот нагло, как вчера, предлагать ей начать меня избивать и трахать, не получается почему-то. — Миадерпиан скоро ругаться начнет, — как я хитро намекнул, прямо сам собой горжусь!
— Тьфу ты, зараза! — ругнулась мышь. — Я и забыла про эту гадость. Он теперь каждый день орать будет? Я надеялась, что раз в неделю, скажем…
— Нет, — что-то я прямо виноватым себя почувствовал, типа напрягаю хорошего человека…
Марбхфхаискорт! Нельзя расслабляться! Вчера вот расслабился — и она меня проволокой отлупила, сегодня — карикатуру с утра нарисовала, вечером чуть Светлому не отдала… Нет уж, согласилась избивать и трахать, пусть и… Я не навязывался! И вообще…
Весь мой запал споткнулся об спокойный взгляд мыши и вылетел в форточку. Чего меня так завело-то? Сытый вроде…
— Ну, пошли, — тяжело вздохнула она и встала из-за стола. — Заодно… — еще один тяжелый вздох, — выберем тебе… на сайте что-нибудь. А то этим кабелем самой страшно.
Марбхфхаискорт! Страшно ей… А уж как мне было страшно, кто бы знал!
— Слушай, давай у кого-нибудь ремень займем, а? — я постарался состроить самую жалобную рожу, на какую был способен.
— Занять ремень? — мышь явно зависла.
Марбхфхаискорт! Похоже, такая простая мысль не приходила ей в голову — попросить ремень, хотя бы у того мужика, что увивался вокруг нее перед входной дверью.
Совершенно не приспособленная к жизни женщина!..