Глава 1
Мемуары
Свои самые ранние годы я помню довольно смутно, отрывками, как вспышки яркого света в темноте, выхватывающие отдельные кадры. Одно из первых четких осознанных воспоминаний — это когда мне уже семь лет. Я стою на крыльце школы вместе со своим классом, как бы гуляю. На улице, как обычно осенью, льет дождь, но первоклассникам положено дышать свежим воздухом во время большой перемены, вот мы и дышим.
В нашем классе, в основном, люди, оборотней мало. Это обычная дворовая средняя общеобразовательная школа, придерживающаяся традиционных правил разделения учеников по успеваемости и поведению. В самый элитный класс я не попала, потому что пишу левой рукой, а это не поощряется. Нет, официально меня не взяли, потому что почерк корявый. Но в нашей двушке с тонкими стеночками взрослым почти не удается посекретничать, так что настоящая причина в полуночном разговоре матери и бабушки озвучена ясно и четко. Левшей почему-то не любят и заставляют переучиваться. Сжав зубы, я слушаю и тихо замышляю большой скандал, если только кто-то попробует! Но никто не рискнул. Ни учителя, ни родственники. У меня уже в шесть лет заслуженная репутация: «вся в отца, такая же безбашенная».
Отец с нами почти не живет. Он служит механиком на корабле дальнего плавания и по полгода в рейсах, а еще какое-то время проводит по портам, на стоянках, проверяя готовность корабля. Так что дома он от силы месяца два-три, причем я его все равно почти не вижу — где-то «гуляет с друзьями». Этот аргумент я прекрасно понимаю. У меня всего одна подруга, но я с ней тоже могу гулять с утра до вечера.
Еще я часто слышу фразу: «он пьёт», и говорится это с осуждением. Например, матери, вечерами, во время воспитательных разговоров, «когда ребенок спит». Или в разговоре по телефону: «Да, Рина живет у нас, а Аша катается за ним, как привязанная, из порта в порт… А он — пьет!». Я не очень понимаю, почему так плохо, что папа пьет, но догадываюсь, что речь не о воде и даже не о соках, а о загадочных напитках, обобщенно называющихся одним словом «алкоголь». Отец не чистокровный человек, но оборотня в нем настолько мало, что он не может обращаться, дружит с техникой и курит, как паровоз…
Да, с техникой в хороших отношениях только люди. Оборотни тоже ею иногда пользуются, но у них она часто ломается. Зато они выполняют все работы, связанные с риском для жизни и здоровья. То, что для человека смерть, для них — «пару раз сменил ипостась, и все прошло». Однако на кораблях и подводных лодках служат люди. Звериная сущность у оборотней боится покидать землю на такое длительное время. И пассажирские самолеты водят пилоты-люди, хотя мне всегда казалось, что логичнее было бы доверить это птицам. Только птицы не понимают, зачем им трястись в железных коробках, если они могут просто перелететь с места на место.
А еще, у нас есть много легенд о драконах, которые тоже перелетали с места на место, но при этом могли переносить с собой людей. Правда, живых драконов никто уже давно не видел, но в нашей семье о них говорят так, как будто они действительно существовали. Такие очень дальние родственники, которые пробились в мафию, и теперь остальная семья не понимает, как к ним относиться. Осуждать или восхищаться. Уважать или бояться. Вообще, мы живем в дружном тандеме, оборотни и люди, но стараемся, по возможности, не перемешиваться.
Но, стоя на крыльце, я любуюсь на мальчика из параллельного класса. У него золотистые с рыжиной волосы и потрясающие веснушки на носу, а еще он — лис, и живет в соседнем доме. И именно из-за него я помню этот момент. Желтые и рыжие листья на асфальте напоминают по цвету вьющиеся локоны лисенка. Дождь стеной, благодаря которому мы не на разных площадках при школе, а на крыльце, всей толпой, два класса. И его уверенная улыбка, когда он чувствует мой заинтересованный взгляд:
— Привет. Меня зовут Славка, давай дружить?
И мы, действительно, честно дружим потом весь год. У меня очень мало друзей. Точнее — один. Славка.
Следующее яркое воспоминание: нам вручают табели об окончании года, и я бегу к Славе, чтобы вместе пойти домой. Но неожиданно сталкиваюсь в коридоре с его одноклассницей, тоже оборотнем. Не знаю уж, как лебедя угораздило влюбиться в лиса, но то, что происходит дальше, явно было сделано от большой любви, вернее, от сильной ревности: табель вырывается у меня из рук и рвется в клочья. Обидно! Главное, мне тогдашней непонятно, за что и почему. От возмущения забываю, что я только человек, а она — оборотень, пусть даже такой хилый, как лебедь. Во мне просыпается та самая отцовская безбашенность, которую опасается вся родня. Когда взгляд становится застывше-стеклянным, и в голове только цель… и рефлексы. И сейчас моя цель — отомстить. В себя я прихожу в женском туалете. Славка держит меня сзади, обхватив под мышки, а бедный лебедь рыдает над содержимым своего портфеля, высыпанным в унитаз. Под глазом у девчонки красуется замечательный синяк, который достаточно быстро исчезает. Но я успеваю оценить его размеры и тихо радуюсь, потому что шумно вроде как неприлично.
— Еще раз полезешь, вообще, шею сверну! — гордо произношу я и оборачиваюсь к Славе: — Да отпусти уже, все нормально. Мне еще к Анне Леопольдовне надо, сказать, что у меня табель ветром унесло.
Слава кивает, и мы идем за новым табелем, держась за руки. Я гордая и счастливая…А на следующий день появляется мама и увозит меня от бабушки с дедушкой, от школы, от Славки, вообще, выдергивает из моего привычного и уютного мирка в другой.
— Я устроилась на завод, и мне выдали квартиру. Мы переезжаем.
Я не хочу никуда переезжать, но меня не спрашивают. Я плачу, топаю ногами, кидаюсь вещами… Но мама настроена решительно, к тому же она знает железный аргумент: «Тебе что, меня совсем не жалко?!». Конечно, мне ее жалко, но я не очень понимаю, почему я должна из-за этого переезжать куда-то, бросать любимую школу, учителя, Славку. Однако я затихаю и позволяю себя увезти.
Это не другой город, конечно, но в шесть лет все происходящее — катастрофа. Новый район — действительно новый, новостройки. Школ построено еще мало, муравейников много, в нашем — тридцать подъездов и двадцать этажей. Напротив — такой же, через маленькую заасфальтированную тропинку — еще один. Это не бабушкина пятиэтажка из трех подъездов, с линиями красиво подстриженных деревьев, рядами кустиков, полянкой с детской площадкой. Это там я знала всех жильцов и из нашего дома, и из трех соседних. Там живет средний класс. Тут — рабочие. Ну, и такие вот, как моя мама, вроде и из среднего класса, но у кого возможности заселиться в зеленом центре нет.
Дальше несколько лет кошмара, пока я пытаюсь хоть как-то прижиться. Выжить в этом странном новом мире. В школе — три смены, у меня второй, потом третий, четвертый «К». В классе не пятнадцать, а сорок человек. Люди и оборотни свалены в одну кучу, без сортировки. Отличники и двоечники, технари и гуманитарии… Никто не разбирается, мы просто отсиживаем положенные часы и пытаемся получить хоть какие-то знания. Двоечников больше, поэтому хорошо учиться позорно. Отличников травят. Слабых бьют. Я именно пытаюсь выжить. Сначала дерусь, постоянно, со всеми. Неумело, но зло и отчаянно. Потом смиряюсь и затихаю, не высовываюсь. Учусь на тройки… Где мой красивый аттестат за первый класс, в котором среди пятерок была всего одна четверка? Улетел так же, как и моя спокойная жизнь. Маме я попыталась пожаловаться один раз.
— Все образуется, — выдала она мне.
Что?! Что образуется, если я живу в кошмаре? Мама по ночам плачет, она встает в пять утра, убирается в квартире, потом приводит себя в порядок и уходит на работу. Мне в школу к половине второго. Сначала надо сделать завтрак, потом уроки, потом гордую и независимую морду. Обедать уже не хочется — кусок в горло не лезет. Предвкушаю встречу с дорогими одноклассниками. Потом пять уроков, пять часов ада.
Ненадолго выдохнуть удается только летом, на даче у дедушки с бабушкой. Там я как будто переключалась в иную реальность. Природа. Сосны. Свобода. Море. Своих друзей в деревне у меня нет, но есть двоюродный брат и его компания. Костры вечерами. Песни под гитару. Иногда девчонки, которых парни притаскивают с собой, чтобы потискаться. И я — своя в доску, бесполая мелочь, за которой нужен глаз да глаз, а то натворит чего-нибудь.
А я любила чего-нибудь натворить, это да! Этого у меня не отнимешь! Например, на спор залезла на верхушку высокой сосны и потом три часа там сидела, пока брат не залез за мной следом и не проконтролировал мой спуск обратно. Спор я объявила выигранным, потому что я же залезла? — Залезла! А насчет того, слезу я сама или нет, разговора не было! Только три месяца спокойной жизни пролетают очень быстро, и я снова ныряю в кошмар. Беспросветный, бесконечный… безнадежный.
Но небольшое разнообразие появляется, — я перехожу в новую, только построенную школу. Нас пересортировывают, но снова по какой-то непонятной мне системе. Вновь свалка оборотни-люди-отличники-двоечники. Снова сорок человек в классе. Но уже шестой «Е», и одна смена. Самое обидное, что со мной в классе все те же знакомые злобные рожи, ненавидящих меня одноклассниц. Близняшки-волчата, лиса и человек. Причем, хотя волчата агрессивнее, лидер в банде — именно лиса. Странно, но первые дни сентября проходят спокойно. Ко мне никто не лезет, так что и я никого не трогаю. Новые учителя никого не знают, любимчиков не имеют, присматриваются. Мы тоже присматриваемся. Я даже пытаюсь снова нормально учиться, и мне это начинает нравиться.
И вот, в том же сентябре, ярчайшее воспоминание, просто луч света в темном царстве. В моей жизни неожиданно появляется Сашка. Золотоволосый голубоглазый парень, старше меня на два года. Красивый, как ангел с картинки. Друг. Надежный. Верный. Лучший. В сущности — единственный.
Я и раньше ходила в школу, как сомнамбула, отбывая там положенные пять-шесть часов, чтобы вернуться домой и начать жить. Теперь же контраст становится еще более заметен. Меня, как таковой, в школе просто нет, только тело, попавшее туда по какому-то странному стечению обстоятельств. Я же планирую, о чем мы будем болтать и какие книги обсуждать с Сашкой после того, как пообедаем и сделаем уроки.
Он живет с тетей и дядей. Родители у него погибли, когда он был еще совсем маленький. Тетю он очень любит, но совершенно не слушает, а та души в нем не чает и потакает всем прихотям. Сашкины тетя и дядя — люди, как и его мама. А вот отец был соколом, и Сашка унаследовал отцовского зверя, в смысле, птицу, в полной силе. То есть, хотя он по рождению и полукровка, но по способностям вполне полноценный оборотень. Клан отца готов принять его в любой момент, но Сашка не хочет. Я не лезу в его внутрисемейные отношения, у меня своих проблем хватает.
Моя мама вроде бы рассталась с отцом, но когда его корабль швартуется в нашем городе, он приезжает и живет у нас. До первого запоя. Потом мать его выставляет и плачет, а я пытаюсь понять логику происходящего и не нахожу ни крупицы. У мамы есть постоянный мужчина, старше ее внешне лет на двадцать, глава клана оборотней барсов. Хищный, красивый, седина ему очень к лицу. Я знаю, что он никогда не женится на моей маме, потому что у него уже есть жена. Да, и вообще, он — барс, она — человек, он — элита, она — средний класс…Ночами мама учится правильно есть за столом, сервированным кучей ложек и вилок. Потом плачет.
Зато у нас появляются деньги, у меня — музыкальный центр и огромные колонки, ноутбук последней модели, тонкий-тонкий планшет, куча шмоток… часть которых я никогда не надену. А единственное украшение, которое я ношу, это простенькое золотое колечко, доставшееся по наследству от бабушки — змейка, обвивающая палец. Ее глазки-рубины порой кажутся мне живыми. Как-то вечером я не выдерживаю и спрашиваю у мамы, почему она до сих пор с отцом, хотя уже понятно, что любви давно нет. Мать сначала отворачивается, старательно делая вид, что готовит еду домовому. Сервирует маленький подносик, выкладывает на тарелку по кусочку от всех приготовленных ею на завтра блюд, ставит стопочку с соком и, наконец, поворачивается ко мне:
— Это то ли дар, то ли проклятье. Если ты встречаешь своего мужчину, тебе не будет покоя, не будет счастья ни с кем другим, тебя будет тянуть к нему, как магнитом. Зато ты будешь ощущать его на расстоянии, как он себя чувствует, спит он или бодрствует, расстроен или счастлив… Мало того, ты будешь почти точно знать, где он находится, сможешь ткнуть пальцем на карту и сказать: «он тут».
Я загружаю на планшете карту города и протягиваю маме:
— Ткни.
Почти не задумываясь, мама указывает на невысокое здание где-то на другом краю вселенной… то есть на другой окраине. Скептически улыбнувшись, я набираю номер отца. Странно, но тот отвечает почти сразу и вполне трезвым голосом:
— Что-то срочное, ребенок?
— Да нет, просто вопрос по алгебре. А ты где?
— Да тут к знакомому заехал, в дыру мира.
— Медвежий перевал? — уточняю, а сама даже дышать перестаю от волнения.
— Точно! — я слышу, как отец смеется, и, прикрыв трубку ладонью, говорит кому-то: — Не только у меня «дыра мира» с твоим районом ассоциируется. — Потом спрашивает: — Твоя алгебра потерпит до завтра?
— Конечно, потерпит, — отвечаю я, прощаюсь и кладу трубку.
А сама все это время смотрю на маму и пытаюсь понять, завидую я ей или сочувствую. Она права, это то ли дар, то ли проклятье.
— Он наследственный? — уточняю я у нее, очень сильно надеясь, что нет.
— Да, у всех женщин в роду проявляется, рано или поздно. Как только встречаешь своего мужчину.
Что ж, тогда понятно, почему моя тетушка бросила работу, квартиру, двух детей и любящего мужа и ушла вслед за каким-то нищим обалдуем. Я-то думала, это дурь, а теперь выясняется, что это она «своего мужчину» встретила. Нет уж, я от этого «своего» буду держаться подальше! Мне нравится, когда мужчина за мной бегает, а не когда я за ним… с картой.
Следующее яркое воспоминание — весна. Мы с Сашкой знакомы уже почти год. Школа. Последняя перемена, потом еще сорок пять минут пытки и домой. Счастье…Но компании грымз скучно, и они начинаю придираться ко мне. У них такая традиция — когда развлечь себя нечем — надо найти того, кто «без кепки». Обычно это — я. Сегодня их в школе только трое, лиса болеет. Так что мне удается как-то вывернуться, от отчаяния, не иначе, отпихнув одновременно сразу двух волчиц в разные стороны. Неожиданность — наше все! А теперь бегом в класс. Усаживаюсь с невинным видом за парту и изображаю ангела, который старательно готовится к следующему уроку. Литература — не самый плохой предмет. А потом — побег дворами в сторону дома. Ну, а завтра… До завтра еще дожить надо. Но план на быстрый и незаметный побег дворами проваливается. Каким-то чудом они меня все же вычислили и отловили. Главное, расположение домов играет против меня — слева муравейник, справа детский сад, сзади муравейник, впереди… вообще, стена высоченной общаги с мусорными баками. Как раз три бака… Персонально для каждой грымзы.
— Ты чего лыбишься? Совсем обнаглела, что ли?! — злобно ухмыляется одна из близняшек. Но тут ко мне неожиданно приходит подмога.
— Ринка? Что ты тут делаешь? — вот уж кого я не ожидала здесь увидеть и кому ужасно рада.
— С одноклассницами выясняю, кто из них троих самая страшная, — спокойным голосом уточняю я. Пышущая гневом близняшка кидается вперед и натыкается на Сашку, вставшего передо мной.
— Я с девчонками не дерусь, — произносит он, не подпуская их ко мне. — Но и своих друзей в обиду не дам.
— Фу! Птица! Дичь!!! Да ты сам, как девчонка! — гневно выплевывает одна из волчат.
И эта парочка набрасывается на моего защитника, но он только уворачивается от их ударов, довольно успешно, при этом сам действительно старается не бить. А я вдруг понимаю, что эти две тетери, хоть и волчьего племени, но драться совсем не умеют. Да, они сильные, как все оборотни, но не более того. И обернуться, чтобы устроить настоящую бойню, не рискуют — детям до семнадцати оборачиваться без сопровождающего взрослого категорически запрещено. Тут третья из компании грымз не выдерживает и с воинственным визгом кидается на защиту. Но я тоже решаю прийти на помощь и стукаю ее сумкой с учебниками по голове. И с ужасом смотрю, как девчонка медленно оседает на асфальт.
— Нам пора, вы меня утомили, — гордо объявляю я, хотя внутри липко-страшно от того, что я только что если и не убила, то уж точно сотрясение мозга (если он, конечно, у нее есть) человеку сделала. Близняшки сидят возле своей подруги и смотрят на меня озверевшими глазами, но не дергаются, а та приподнимает голову и выдает в мою сторону довольно длинную цветистую фразу. Значит, жива. Всучив Сашке сумку с учебниками, я быстро тащу его в сторону моего дома.
— Слушай, а они тебя постоянно достают, да? — спрашивает он, оглядываясь в сторону пострадавшей в неравной схватке троицы.
— Ага, — киваю я и тоже оборачиваюсь. Третья из подружек уже сидит. Судя по всему, мозгов у нее все же не было. Это радует.
— Значит, тебе надо научиться драться. Рюкзаком по голове — это надежно, но неправильно…
Я хмыкаю и пожимаю плечами. А что еще я могу ответить на подобное заявление? Ну, да — надо. И да — рюкзаком, конечно, неправильно. Зато, сам сказал, надежно. Тут Сашка выдает мне предложение, от которого я вряд ли смогла бы отказаться:
— Хочешь, я тебя научу?
Сначала он тренирует меня сам, а потом я начинаю ходить вместе с ним на занятия по карате. Они проходят в одноэтажном здании подросткового клуба и заканчиваются как раз перед тем, как в видеосалоне запускают очередной вечерний фильм ужасов. И мы всей группой из одиннадцати человек заваливаемся его смотреть. Потом Сашка провожает меня домой, и по дороге мы обсуждаем или просмотренный фильм, или интересный новый прием, или не получающийся у меня или у него старый, или книгу, или…Он не делал никаких намеков, что я ему интересна как девушка. Но одноклассники быстро прознали, что я встречаюсь с парнем, старше на два года, и уважительно оставили меня в покое. С мальчишками я продолжала дружить, а грымзы обходят меня стороной. Для этого мне, правда, пришлось еще несколько раз с ними сцепиться, уже в одиночку, причем до драки дело так и не дошло. Просто теперь уверенность в своих силах била у меня через край, и их это притормозило. Они притихли.
Ярких воспоминаний после появления в моей жизни Сашки — множество. Он просто раскрасил мою жизнь, но при этом со своей у него, явно, были проблемы. Сначала я не понимала, чего ему не хватает, но потом… Потом…
Началось все, когда мне было уже шестнадцать. За окном буянит очередная весна, все вокруг зеленое, цветущее, солнечное. Я, балансируя по поребрикам, продвигаюсь в сторону дома. Сумка с учебниками впивается в ключицу — сейчас она весит столько, что ею точно можно было бы убить. Но меня это не беспокоит. До лета осталось всего ничего, и хотя мне и придется уехать, расстаться с лучшим и единственным, по сути, другом, но все же лето… Это — лето! Радостная, я влетаю в квартиру и замираю прямо у входной двери. Туфли. Мамины туфли стоят в коридоре. А должны быть на маме, а мама — на работе. Мало того, рядом стоят незнакомые мужские ботинки. Или знакомые… Я напрягаюсь, пытаясь вспомнить, какие же ботинки у очередного маминого любовника. Черт! Да я его самого-то могу вспомнить с трудом. Тут из-за угла стеллажа высовывается мордочка домового.
— Тимоша, кто у нас? — тихо спрашиваю я.
— Мать твоя с хахалем, — выдает тот и так очевидное.
— А хахаль старый или новый?
— Свеженький, раньше тут не появлялся, — Тимошка задумчиво смотрит то на меня, то на ботинки. — Из диких.
Ну, в этом я даже не сомневалась, мама на людей давно не разменивается. Только оборотни и только из элиты. Только те, от которых есть польза. Или семье, или маминому бизнесу.
— А ты не мог бы посмотреть, что они там делают? Все уже или как? — прошу я, состроив самую умоляющую рожицу.
Не хотелось бы матери обламывать удовольствие, да и ее мужики этого очень не любят.
— Фонариком в них посветить, что ли? — ехидничает домовенок. — Или по-простому, гаркнуть над ухом: «Вы уже кончили али нет?!».
— Тимоша! — укоризненно качаю я головой, и домовушка сжаливается, убегает, чтобы через минуту вернуться и отчитаться:
— Лежат, обсуждают что-то, резинки по полу валяются… Опять прибирать!
Домовенок у нас не то чтобы ленивый, но весь дом на себе тащить категорически отказывается. Объясняет это тем, что маленький еще, отселенный родней в новостройки. Лопает он при этом за троих, но опять же, потому что маленький. «Молодой я еще, растущий организм у меня!».
— Спасибо, — подмигиваю я Тимоше и тут же показательно хлопаю дверью и кричу: — Мама, я дома!
Первой из своей комнаты выплывает именно мама, за ней — незнакомый мужик, оборотень, птица, сокол… Убиться плеером!
— Рина? — ну, надо же, в кои-то веки мамин любовник знает, как меня зовут. Королева в восхищении.
— Да, очень приятно познакомиться! — я изучаю мужика снизу вверх, с ног до головы, отмечая и то, что ноги — красивые, ровные, не перекачанные, без кривизны в икрах, и то, что на нем под белой тонкой простыней ничего нет, и пресс на животе… и седину в голове. Старый оборотень, но обаятельный.
— Мне сказали, что ты встречаешься с моим племянником, — выдает он, тоже изучая меня, очень пристально изучая.
— Вы поэтому решили переспать с моей мамой?
Почему-то я сразу понимаю, что речь идет о Сашке. Просто потому, что больше в моем окружении соколов нет. И у меня срывает предохранительный клапан. Сразу. Но, вместо того чтобы вступить со мной в пикировку или выдать моей матери что-то типа: «Какая у вас невоспитанная дочь!», мужик заржал. И мне сразу расхотелось с ним ругаться.
— С твоей мамой я решил переспать, потому что она очень красивая женщина, — отсмеявшись, поясняет он и обнимает мою мать, по-собственнически, уверенно так. А мама, закрыв глаза, расслабленно льнет к его плечу. Хм-м-м.
Мужика зовут Глебом, и он оказывается реально нормальным, потрясающе нормальным. А, главное, неженатым. Вернее, разведенным, что среди оборотней большая редкость. И так как дети у него уже есть, он вполне может себе позволить…Короче, через полгода они поженились!
Но, незадолго до их свадьбы, я познакомилась с сыном Глеба, Артуром. Сашкиным двоюродным братом. Они были ровесниками, внешне абсолютно не похожими, но вот по характеру… Было в них что-то общее, какой-то отчаянный надрыв, жажда экстрима. Большинство оборотней любит риск, но редко кто живет так, как будто постоянно дергает смерть за усы или хвост. В их случае — за перья. И вот, когда я познакомила этих двоих… Вернее, они были знакомы, давно, в раннем детстве, а потом не общались, долго… и тут, наконец, встретились. О! Сначала эти два сокола напоминали больше боевых петухов, притираясь и выделываясь друг перед другом. Яростно изображая, что у них есть какие-то права на меня. Но я своим обостренным чутьем понимала — эти павлиньи танцы предназначались не мне.
Как-то, приехав к Артуру в гости, я наткнулась на заспанного полуголого Сашку. И никакая вина не могла скрыть удовлетворение, написанное на его лице. Ну, и на лице хозяина квартиры — тоже. Что ж, теперь у меня было уже два старших брата, любимых, надежных и более родных, чем двоюродный «летний», с которым в другое время года мы почти не общались. А на свадьбе матери я впервые почувствовала «его». Какое-то странное ощущение, что вот где-то рядом находится… магнит? Да, наверное, больше всего это было похоже на магнит. Меня притягивало с бешеной силой, мне жуть как надо было… влево… еще чуть влево… Там были гости со стороны жениха, оборотни. И там же… Он! Тот, за кем мне суждено ходить и бродить с картой?! Обломись, зараза! Даже не двинусь с места, чтобы посмотреть! Пусть крутит от любопытства, но, сжав кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони, я стою… Стою, как упертый ишак. Борюсь с желанием бежать, искать, притягиваться… Не дождетесь!
Но второй раз удержаться я, к сожалению, не смогла.
Мы отмечали мой переход на второй курс института. Мы — я, Артур с Сашкой и контрабандой вынесенный из дома домовой Тимошка. Он так хотел навестить свою лесную родню, так заманчиво описывал отличное место для пикника, ягодную полянку, травяную наливку, гостеприимного молодого лесопаркового лешего… Короче, я запихнула Тимку в карман и вывезла с собой. И вот пикник, шутки парней, действительно веселый лешак, которого так и зовут, Леша, тающая во рту черника, жареха из грибов…
— Мы полетаем?
Чуть виноватый Сашкин взгляд и рука Артура на его плече.
— Конечно, мальчики, — улыбаюсь я. — Леша с Тимом не дадут мне заскучать. Но не увлекайтесь!
Парни кивают, и тут же два сокола взмывают вверх. Я любуюсь, как они красиво танцуют, именно танцуют, вырисовывая в небе петли, пикируя и взлетая, летая то рядом, парой, то наперегонки, то навстречу друг другу. Выделываясь и красуясь, как будто бы передо мной. А потом они исчезают, наверное, полетев размять крылья. И тут я чувствую… этого гада! Намагниченного для меня гада… Убиться плеером!
— Эй, красавица, ты куда? — Лешка подпрыгивает рядом, а Тимка нагло виснет на моей ноге.
— Куда собралась, хозяюшка? — спрашивает он, но я даже ответить внятно не могу.
Меня тянет… Тянет куда-то, за кем-то… И я иду, иду, иду. Сначала по лесу, затем по вязкому, прозрачному мареву, потом проваливаюсь куда-то и падаю. А прихожу в себя, стоя на большом холме и глядя на большой средневековый город. Герб над воротами напоминает мне что-то… Из детства. Из детских сказок.
— Вот ведь козлица взбалмошная, куда ты нас занесла?!
Обернувшись, я увидела за спиной высокого и чем-то неуловимо знакомого парня. Нахмурившись, я попыталась вспомнить…
— Тимка?! Где мы?!
— Так и я тебе о чем! — возмутился резко увеличившийся в размерах домовой. — Ты же перла, как лось к водопою, три подпространства перешла. И вот тебе, здрасти-приехали! Запрягайте сани, выносите вещи. Жжешь, хозяюшка! — последнюю фразу он произнес с плохо скрываемым уважением. — Так куда ты нас завела?