Анна:

Нет, конечно, у всякого везения есть предел. Вот мне всю жизнь везло — школа с отличием, в мед с первой попытки, первый парень на деревне… в смысле на потоке, с которым мы круто зажигали до самой ординатуры и расстались друзьями. Да и потом у меня с мужиками все было зашибись, просто замуж я не хотела принципиально. У меня и так все кучерявилось. Любимая работа, квартира от бабушки, маман в Америке отрывается… короче, прынцесса жизни.

И чем это закончилось? Мертвяцким нутром и болотом!

Так и дальше — два шикарных мужика, но с довеском в виде костра и детского тела. Расследование… но в морг не пустят. Эх…

А целоваться с брюнетом мне понравилось. Вот прямо очень. Но это не мешало мне с утра посматривать на блондина и прикидывать — а как он целуется? Ой, я такая непостоянная… испорченная вся… да ну нафиг.

А еще мне интересно, как скоро умный мужик Мартош догадается, что я не девочка с рудника. Да, говорить об этом отлично целующийся гад запретил, но! Но… бесконечно фильтровать базар мне никто не приказывал, а я сама не видела в этом особого смысла. В присутствии Мартоша, естественно.

Нет у них запасных потомков чокнутого короля, иначе пристрелили бы нас с брюнетистым некромантом еще в лесу. Значит, моя самоволка в другую жизнь его особо не напугает. И он не станет о ней болтать.

Ясно уже, что господин сыщик с нами в одной лодке, и инстинктивно я чувствую — ему можно доверять даже больше, чем Адриану. Все равно я просто не смогу бесконечно притворяться, не тот темперамент, увлекусь, и… А если Мартош будет в курсе, он, во-первых, прикроет, а во-вторых, мужики, вот такие, как наш прямой и честный сыщик, ничего не ценят выше, чем доверие.

Короче, статус разумного взрослого человека перевешивает достоинства маски девочки-припевочки. Забота и защита — это хорошо. Только Мартош и женщину будет защищать не хуже. И целоваться можно будет… не вызывая у мужиков испуганного «чур меня, я не педофил!».

Кстати, на случай, если тут тоже есть психушки для погорельцев из другого мира — у меня со вчерашнего дня шикарная отмаза, если вдруг захочется блеснуть необычными знаниями. Секретная библиотека некромантов — да мало ли что я там могла вычитать! Ну, это на случай, если я, понаблюдав за окружающими, решу все же не раскрываться до конца.

Триста-четыреста лет жизни, хо-хо! Если не спалят раньше — это я развернусь!

И вообще, мое везение все еще со мной — меня взяли погулять на место преступления!

Жутко интересно, как они тут работают. Принципы сбора доказательной базы должны быть совершенно другие — у них же здесь магия. Главное, не лезть поперек батьки, но делать заинтересованно-восторженное личико — парни сами все расскажут, это в любом мире работает.

В старинном поместье с современными удобствами все выглядело классически: больной и сильно пожилой владетель долго мурыжил родню, все никак не помирая и задерживая всех с наследством. В конце концов, кто-то потерял терпение, и у дедушки в желудке нашли яд. Логично. Осталось разобраться, кто устроил наследодателю экстренную эвакуацию в мир иной.

Пока Мартош аккуратно парковался во дворе замка и обменивался придворными любезностями (наш сыщик целый виконт, надо же!) с представительного вида лощеным персонажем лет пятидесяти на вид, в ворота въехала еще одна колымага без колес, потасканная и слегка просевшая на правый бок. Сразу видно казенный транспорт.

Из недр сего агрегата шустро вылез похожий на чумного доктора живчик, длинный, нескладный, лысый, с породистым лицом пожилой английской лошади. А за ним двое парней помоложе: пончик и карандаш. Точнее не скажешь! Обладатель кругловатого пузика и радостной улыбки до ушей под копной рыжих кудряшек едва доставал до плеча узкоплечего, тонкого, изящного и словно заостренного вверх шатена.

Лысый, быстро и цепко осмотревшись по сторонам, кивнул Мартошу, как старому знакомому, сухо, но учтиво поклонился этому, как его… Бенедикту Борнхольдорскому и одним взглядом построил заинтересованно зыркающих в мою сторону практикантов.

Зуб даю, парни и есть те самые обещанные мне практиканты!

— Ну, что тут у нас? — голос у «чумного доктора», наряженного, кстати, в удивительно неприглядный лапсердак болотно-зеленого цвета, словно потертый и выцветший на сгибах, оказался глубоким, низким, почти до инфразвука, так, что в животе вибрировало и поджималось. И в этом голосе явственно проскакивали нотки угрюмого неудовольствия жизнью, замком, собеседником и вообще всем на свете.

— Тело уже в отделении, дух у себя в спальне. Допроси максимально подробно. Заодно уточни отношения с предыдущим наследником и с новым, — Мартош смотрел на этого лысого мизантропа с привычным спокойствием и уважением. А вот местный виконт вроде ответил на учтивый поклон, а сам, едва отвернулся, брезгливо и недовольно поджал губы.

— Ясно, — коротко дернул кадыком судебный… некромант?

— И… Арпад, захвати мою родственницу. Она тихая, мешать не будет. Мечтает о карьере некромедиума. Мы сюда по делу приехали, когда меня вызвали, — словно извиняясь, уточнил Мартош.

Некромедиум не одарил меня даже мимолетным взглядом, только выразительно повел шеей, словно ему в позвоночник вступило что-то остро-неприятное.

— Не женская это профессия, — бухнул он как из глубины колодца. — Но если будете молчать… идите за мной, леди Иллеш, или как вас там.

А я что, я ничего. После моего последнего куратора — профессора на кафедре гистологии — меня мужиком-мизантропом не напугать. Особенно если он мастер своего дела. А приветливости вон у его практикантов на пятерых хватит — галантные молодые люди. Испросив разрешения у Мартоша, они тут же предложили мне руку, платок и нюхательные соли. На всякий случай. И пока мы шли по коридорам в спальню усопшего, шепотом заверили, что господин Шипош хотя и строгий, но очень хороший человек и лучший некромедиум столицы, а может быть, и всей страны. И не надо бояться, только не стоит отвлекать мэтра во время работы, а если будут вопросы, то задавать их надо им — они с удовольствием ответят!

Я уже пережила замкового привратника с некро-смайликами из книги и зомби-няньку, от которой так и не удалось отделаться, и она, вернее, он изображал мебель у меня под дверью до утра, а потом таскался следом, пока мы не уехали. Поэтому призрак отравленного дедушки меня уже не смог ни напугать, ни удивить.

— Стань вон там и молчи, — отрывисто приказал господин Шипош, и я послушно засеменила в угол, сопровождаемая практикантами. Они очень тихо, шепотом на ухо, с двух сторон комментировали действия мэтра, а я впитывала открывшуюся картинку всеми органами чувств: обалдеть, как интересно! Эх, мне бы дома такие возможности…

Некромедиум сначала долго и тщательно готовил «место преступления» — вот как наши следователи, только они фиксируют существующие улики, а господин Шипош тщательно размещал в нужных местах новые предметы. Артефакты, как пояснили мне парни. Они снимут полный ментальный отпечаток места преступления и облегчат контроль за духом.

Дедуля явился по первому зову, словно только и ждал, кому наябедничать на сволочную родню. При этом дедок яростно потрясал сухоньким кулачком в сторону двери.

Злодеи и нахлебники дождаться не смогли, когда он своим ходом отъедет, и подсунули ему… Танатос их знает, что они подсунули, дармоеды!.. Но дедушке было так плохо, так плохо… А все этот мальчишка!

Я старику поверила безоговорочно. Видок у призрачного кляузника был тот еще: классическая картина острого отравления мышьяком. А выслушав его воспоминания о последней трапезе, господин Шипош одним движением бровей подозвал рыжего практиканта, что-то вполголоса приказал, и колобок шустро укатился за дверь.

Пока старик перечислял терпеливо и уважительно слушающему мэтру все свои обиды, начиная со школьных времен, прошло, наверное, минут двадцать. А потом дверь открылась и под охраной двух дюжих «ментов» вошел растерянный парнишка, лет семнадцати-девятнадцати, здоровый, румяный — кровь с молоком, с простодушно-ошарашенным выражением лица. Как выяснилось, это был плод дедушкиного «беса в ребро», бастард от какой-то фермерши с севера. И последний фаворит вздорного старикашки, на которого тот в энный раз и переписал все свое имущество буквально две недели назад.

— Ах ты, тварь неблагодарная! — взвыл мертвый дедок и попытался кинуться на потомка, вытянув вперед руки со скрюченными пальцами. — Лучшее лекарство? Сам принес! Отцеубийца!

Парень побледнел и шарахнулся, но дедку все равно воли не дали, и некромант одним пассом вернул призрака на место — тот снова завис над кроватью. Но шипел, стонал и сердился очень эмоционально.

— Батюшка, да как же? — растерянно пролепетал наследник. — Неужто и вы в это поверили? Я ж к вам со всей душой… не травил я вас, Йгеншуэлем клянусь!

Дальше все покатилось по проторенной — потомка и наследника задержали по подозрению, дедок демонически хохотал страшным голосом, пока некромедиум его не угомонил, прислуга где-то в отдалении охала, гудела и вроде как рыдала, остальная родня убиенного графа откровенно злорадствовала и мысленно уже ссорилась за наследство, сам подозреваемый оглушенно крутил головой и, такое впечатление, чуть не плакал, пока его вели к машине..

А мое внимание привлекли два мелких, незначительных события. Для начала — тот самый виконт Борнхольдорский, или как его там. Когда задержанный мальчишка кинулся к нему с криком «Дядюшка, скажите им!», означенный господин отступил от него с лицом, полным праведного негодования и горькой укоризны. Мол, «Ай-яй-яй, как ты мог так потоптать мое доверие!»

Парень сник, а я неожиданно наткнулась глазами на узкое зеркало, вделанное в стену в качестве элемента декора. И аж задохнулась — отвернувшийся от всех «в порыве горя» дядюшка не заметил, что прекрасно в нем отражается вместе с расчетливой внимательностью в глазах и кривой усмешечкой.

Я быстро отвернулась, чтобы не столкнуться с ним взглядом в зеркале, и потопала на выход, изображая из себя олицетворение постулата «многадумал».

А подумать было о чем — сама не знаю, но что-то во внешности призрака зацепилось за подсознание и теперь противно звенело над ухом, как последний осенний комар.

Я остановилась на крыльце и ждала, пока ко мне подойдет обсуждающий что-то с некромедиумом Мартош.

И тут где-то за углом вполголоса вздохнул сдобный женский голосок:

— Ох-ти, господи… жалко парнишечку…

— Да че ж жалеть-то, — хмыкнули в ответ. — Чать, никто не заставлял папашу травить!

— Да откель же знаешь-то, балаболка?! Ничего еще не ясно, вон, господа разбираются!

— Да че ж там разбираться, дура! Отравил папашу, выродок деревенский, на наследство позарился. Нат-кось, не слышала ты, как третьего дня старый граф орал на байстрюка и грозил опять завещание переписать? Вот и поторопился…

— Ох, божечки… нешто не мог к старику подольститься, дурень? Его сиятельство и так давно уже на ладан дышал. Прости господи, горшок из-под него сама ж носила — чисто рисовым отваром ходил, да с чесноком. Нешто это здоровье?

Я вздрогнула и в три прыжка проскакала по мраморным ступенькам, чтобы заглянуть за угол и понять, кто там разговаривает. Но не успела — только серый подол форменного платья горничной мелькнул за закрывшейся боковой дверью.

Нда… а дело-то не так просто, как выглядит на первый взгляд.