Глава 1. Грибной слезам не верит
В одном уездном городишке под названием Грибной вот уже год жила-была Серафима.
Городишка был самым что ни на есть затрапезным, и, как Сима подозревала, напрочь забытым главой государства по причине ничтожной численности населения. На два с половиной квадратных километра и семьсот с лишним домов приходилось от силы полторы тысячи живых душ — чистокровных людей — и три сотни призраков. Из других рас присутствовали три вампира, от старости потерявшие не только нюх, но и почти все зубы вместе со скоростью и желанием по ночам вылезать из уютных гробов; один оборотень, не уступающий вампирам в возрасте; и один молодой, полный сил и жажды любви гном. Собственно, на этом все.
В Грибном имелись три главные улицы, на которых кипела жизнь — Торговая, Главная и имени Рудика Сидорчука. Упомянутый Рудик вот уже более тридцати лет занимал пост мэра Грибного. Руководил с умом, и многие считали, что только лишь благодаря его усилиям в городишке еще теплится жизнь.
Надо сказать, предшественник Рудика был человеком недалеким, заботящимся о своем кошельке куда больше, чем о надлежащем исполнении прямых обязанностей. Жители терпеть такой произвол долго не стали и после очередного заявления мэра о том, что денег на ремонт детского сада нет, в городишке начали происходить странные события.
Тем достопамятным вечером мэр, закончив выступление, добирался домой на новенькой машине, под капотом которой рычал мощный мотор, а отполированный кузов блестел так, что глаза резало. Ехал он, ехал, насвистывал под нос мелодию и лениво раздумывал о том, что надо бы разориться еще и на сигнализацию от столичных умельцев, чтобы местные и на метр подойти к его ласточке не смогли. А то известное дело — по дурости, по небрежности или просто от хорошего настроения поцарапают, помнут, разобьют что-нибудь. Это же трагедия вселенского масштаба! Мэр решил осуществить превентивные маневры и уже подсчитывал в уме, во сколько собственное спокойствие ему обойдется… И вдруг ощутил, как машину конвульсивно тряхнуло, ощутимо наклонило вперед и вбок. Двигатель заглох. Зашлось сердце у мэра — ведь даже страховку не успел оформить.
Он посмотрел по сторонам, но никого не увидел. Ни пешеходов, которые должны были в это самое время спешить по домам с работы, ни машин, снующих туда-сюда, никого, даже голубей. Да, народу в Грибном было мало, но не настолько же, чтобы даже помощи попросить было не у кого.
Вылез мэр из машины, обошел ее и ужаснулся — передним левым колесом его ласточка, еще не прошедшая свой первый техосмотр, провалилась в канализационный люк, на котором почему-то не оказалось крышки. Учитывая, что о безопасности подобных вещей должны были заботиться здешние маги, событие казалось более чем странным.
Расстроенный случившимся мэр, имя которого до сей поры (да и после тоже) в Грибном без ругательных слов вслух не произносили, даже не вспомнил, что еще полгода назад «сократил» отдел «магических дармоедов» втрое — а точнее, разогнал вовсе, чтобы иметь возможность приобрести небольшой вертолет для нужд администрации. Аргументировано это было тем, что магический отдел разросся до небывалых размеров, работы на всех не хватает. А вертолет штука нужная, в хозяйстве всегда пригодится. Как именно пригодится — в докладной не сообщалось, однако подчеркивалось, что без вертолета Грибной — что водитель без рук.
Вот с тех-то пор магов в Грибном не видели. Полноценных, живущих на постоянной основе, по крайней мере. Прибилось к ним два залетных мага-следователя, но их быстро выжили: местные жители умели найти подход к чужакам. А поскольку в Грибном магов и до той поры было мало, никто внимания на это не обратил. Жители привыкли обходиться собственными силами, к магии не имеющими никакого отношения. Жили так, будто этой самой магии нет вообще — ни в Грибном, ни в целом государстве. Машины заправляли бензином, в люстры вкручивали лампочки накаливания, ходили в магазины за продуктами и лечились обыкновенными лекарствами у обыкновенных докторов; пользовались телефонами, шариковыми ручками и писчей бумагой.
…В итоге добираться до дома мэру пришлось на такси, которое мало того, что подъехало с опозданием в сорок минут, так еще и тащилось по городу со скоростью хромой черепахи. И, словно мало было мэру несчастий, в салоне отвратительно воняло тухлыми яйцами и, простите великодушно, рвотой. А заднее сидение, когда глава города усадил на него свой необъятный зад, ощутимо хлюпнуло, и пятой точке сразу стало холодно и мокро.
Дома мэра, ошалевшего от вони и сырости, расстроенного без меры, ждала жена. В бигуди и ненакрашенная, она напоминала дохлую, уже начавшую разлагаться, макаку, и пахла примерно так же — из-за того, что пользовалась разрекламированной на весь мир маской для лица и тела «Вечная жизнь». Состав маски разработчиками принципиально держался в секрете, но, судя по запаху, ингредиенты выдерживались на жаре лет по десять, не меньше.
Жена собиралась на вечерний променад с подругами, и ей было решительно плевать на мужа и его злоключения. Три её подбородка возмущенно заколыхались, когда несчастный попытался пожаловаться на жизнь.
— Пусечка, — сказала она снисходительным тоном, — ротик закрой. И иди по своим делам, мне собираться надо. Я знать не желаю про твои проблемы, от них мне только нервы да морщины ранние. Буду поздно.
И удалилась в свою комнату.
А дальше было хуже. С утра в кабинете мэра, где только недавно был сделан дорогостоящий ремонт, оказались выбиты окна. Чуть позже, примерно около полудня того же дня, кабинет, вместе с мебелью и рабочими бумагами, затопило кипятком — какая-то кляча из бухгалтерии умудрилась сорвать вентиль с трубы. Окна, впрочем, быстро вставили, кабинет и мебель просушили. О случившемся напоминали потёки на обоях и вздувшийся в углах ламинат.
На следующий день, ближе к вечеру, поступил звонок из автосервиса, и мэру сообщили, что ремонт влетит в копеечку; сидя в чуть влажном кресле, расстроенный мэр почесал начинающую лысеть макушку, и подумал, кого бы еще сократить, чтобы ласточку на колеса поставить?
Второй звонок оповестил мэра о том, что в доме его случился пожар. Огонь удалось погасить, но значительная часть здания повреждена, рухнула крыша. Мэр положил трубку, и долгое время старательно рассматривал свое отражение в стеклянной дверце шкафа справа.
Третий звонок поступил на его сотовый. Звонила жена — сообщить, что нашла другого — не такого законченного неудачника — и подает на развод.
— Половина имущества — моя, — сказала она ласково напоследок. — Или ты возражаешь?
Мэр, естественно, возражал, однако вслух этого не произнес. Просто отключился.
Затем зашла секретарша и жизнерадостно доложила, что звонили из столицы. В скором времени ожидалась аудиторская проверка целевого расхода средств, выделенных на ремонт детского сада. По мнению самого мэра, его новая машина и дурацкий детский сад — вещи абсолютно и очевидно неравнозначные. Сразу же понятно, что важнее. Но вслух, опять же, он ничего не сказал. Женщинам мужчин не понять; эта клуша, как пить дать, начнет возмущаться и кричать, что пластами отваливающаяся с потолка штукатурка в саду — непосредственная угроза для жизни и здоровья детишек.
Детишки! Изверги малолетние, их в колонии строгого режима надо держать, а не в детских садах. А что до штукатурки, так пару раз упадет — и, глядишь, прибьет кого. Все легче дышать.
Следующий звонок непосредственно в кабинет мэра поступил от его друга, занимающего высокий пост в столичной администрации и прикормленного мэром для своевременной передачи нужной информации. Этот друг в недвусмысленных выражениях дал мэру понять, что только огромное расстояние между ними удерживает его от немедленного кастрирования мэра без обезболивающего. На робкий вопрос «За что?», друг сказал, что знает все. О мэре и тайной связи с его, друга, женой. И прямо сейчас любуется на красочные фотографии, подброшенные ему под дверь рабочего кабинета.
— Что за фотографии? — спросил мэр, сжавшись от нехорошего предчувствия.
— ****….****….!!!!
По совести говоря, мэр не знал ни таких поз, ни таких выражений, ни самой жены друга. Откуда взялись фотографии, не знал тоже. Однако это ничего не меняло.
На следующий день мэр исчез в неизвестном направлении, оставив после себя гору нестиранных носков и трусов — в той части дома, что уцелела, да щербатую расческу — в рабочем кабинете на столе. Вместе с мэром исчез вертолет, пилот и тонна авиационного керосина — весь имевшийся запас.
И тогда в город Грибной прислали Рудика, пепельного блондина с небольшим животиком и обманчиво добродушной внешностью. Посмотришь на него — увалень, валенок и недалекий человечишка. Со всеми расшаркивался, здоровался, делами интересовался. Такому сторожем наниматься впору, или дворником каким, а не городом заправлять. Потому жители и приняли новоиспеченного мэра недоверчиво, с ухмылками и фразочками типа «Посмотрим, надолго ли хватит этого фигляра!»
Однако время показало, что Рудик — руководитель от бога. При всем добродушии он был способен себя поставить. Прекрасно разбирался в тонкостях административного управления; был отличным психологом. Не умел говорить так же вычурно и красиво, как предшественник, а выступления перед публикой почитал сущей каторгой, однако сказанное у него не расходилось с делом. Конечно, даже он не смог бы сделать Грибной привлекательным для туристов. Во-первых, из-за крайне невыгодного географического положения. Городишко находился на отшибе — там, куда не всякий решиться забраться.
Во-вторых, из-за негативно настроенных по отношению к чужакам аборигенов. Рудик всерьез опасался, что в утренний кофе туристам могут подмешать если не яд, то слабительное. Печальный опыт у него имелся — ведь когда-то он тоже был чужаком. Конечно, Рудик прекрасно сознавал, что изолированное от остального мира сообщество не может не быть сплоченным. С этим ничего не поделаешь. Многие городишки грешили подобным, однако, на его памяти это был первый, жители которого не любили чужаков столь… активно и эффективно. Они могли до хрипоты спорить, заседая вечерами в трактирах, о достоинствах и недостатках кормов для животных, тех или иных марок машин, строительных материалов; но смыкали ряды не хуже солдат, стоило чужакам сунуть нос в город, который они считали своим. Больше чужаков они не любили, пожалуй, только магов, из коих в городишке с некоторых пор числилась одна Серафима.
В-третьих, не было в Грибном никаких развлечений, памятников архитектуры, чудес света. В общем, всего того, на что туристы слетаются как мухи на мед.
Во всем городишке насчитывалось: три трактира, которые держали сестры; одна больница; один автосервис. Школы, детские сады, даже один институт. Производство консервов — не завод, конечно; переоборудованный местным энтузиастом коровник (тот факт, что пришлось коровник сносить и на его месте возводить здание раза в три больше, никого не смутил); одна ферма, на которой рогато-копытно-хвостатые росли. Один винный склад, для охраны которого пришлось создавать специальный отряд — всегда находились желающие забраться внутрь и устроить себе праздник на дармовщинку. Торговые лавки — считать их никто не брался. И, наконец, полицейское отделение — предмет особой гордости Рудика.
Во времена его предшественника никакого отделения не существовало — вместо него службу нес один-единственный полицейский. Он был и главой полиции, и следователем, и судмедэкспертом, и патрульным, и бухгалтером, и сторожем, и уборщиком. Сплошная экономия. Никто не жаловался — преступные умыслы, если и возникали, то намертво вязли в топкой трясине повседневной жизни Грибного.
Рудик отправил с десяток молодых людей учиться в столицу, выбил из столичной же администрации необходимое оборудование, мебель и оргтехнику; и таким образом, в городе появился свой полицейский участок. Еще три года назад он делил здание с пожарным управлением, однако последнее было упразднено за невостребованностью — Рудик посчитал, что проще и дешевле один раз вызвать столичного мага, чтобы тот наложил защитное заклинание ограниченного действия, чем держать штат пожарных и техники.
В итоге полицейский участок расползся по всему трехэтажному зданию, которое могло похвастаться довольно низкими потолками, истоптанным линолеумом, тускло освещаемыми извилистыми коридорами и потрескавшейся кое-где фасадной штукатуркой.
Имелось в Грибном также здание суда. Тюрьмой служили камеры в том же полицейском участке. Не потому, что для неё не нашлось места или желающих работать, а потому что не было надобности. Серьезных преступлений в Грибном не совершалось уже очень давно, а за мелкие правонарушения и нескольких суток в компании нудного до зубного скрежета ночного сторожа Митяя — наказание вполне справедливое. Мало кто жаждал встречаться с ним второй раз.
— Эй, Груздева! Груздева, чтоб тебя черти взяли! Я к тебе обращаюсь! Уснула, что ли?
Услышав голос начальника, Серафима так резко вскинула голову, что в глазах потемнело. Что-то слишком глубоко она задумалась.
— Да, Георгий Владиславович?
Из всех жителей городка она единственная выговаривала — четко и до конца — отчество начальника. Все остальные отделывались именем, или невнятным отчеством, или глупым сокращением в многочисленных, не стоящих упоминания, вариациях, или вовсе коверкали его немилосердно.
Г.В. крикнул:
— Тебе сегодня обход делать, не забыла?
Серафима уныло кивнула — забудешь тут. Самое нелюбимое занятие — не любимое никем из участка. Патрулирование улиц. Все ночь до рассвета. В одиночестве. Не столько страшно, сколько скучно. И абсолютно бессмысленно — вряд ли стоит еще раз повторять, почему. Однако так было заведено, и не ей, молодой практикантке из столицы, возражать против традиций. Все ходят, не только она. Обидно лишь, что с тех самых пор, как Сима появилась в участке, её коллеги — как один — либо сами начинали болеть, когда подходила их очередь дежурить; либо жен и детей их косила загадочная хворь; либо тети-дяди наезжали табором, и не было никакой возможности вырваться на обход, не обидев смертельно любимых родственников; либо еще какая беда приключалась.
Поначалу Сима никому не отказывала, безропотно соглашалась дежурить — иногда выходило по три раза в неделю. Через неполный месяц такой жизни она заподозрила — подслушав разговор коллег — что не все так чисто с болезнями и гостями, как ей по наивности казалось.
Идти жаловаться Г.В. показалось ребячеством, поэтому Сима предприняла собственные действия против пронырливых коллег. К слову сказать, их было не так уж много — пять человек, но и этого хватало.
Когда очередной сослуживец с идиотской ухмылочкой попросил подменить его на дежурстве по причине «сильных болей в области желудка», Сима решительно и залихватски выдвинула ящик стола, за которым сидела, и жестом фокусника извлекла на свет божий подозрительного вида бутылочку, грязную, в жирных пятнах. Лекарства она любила, и разбиралась в них великолепно. Кабы у сотрудника и впрямь что-то болело, могла бы дать толковый совет, но это был не тот случай.
Она уточнила елейным тоном:
— В области желудка болит, говоришь? Это может быть опасно. Язва или гастрит. Вот тут? — и больно ткнула остро отточенным карандашом коллеге в живот. — Или тут?
Он подавился, но кивнул.
— Примерно.
— Точно язва, с прободением, — с видом авторитетного врача заявила Сима и, подражая своей бабушке, заговорила напевно: — Так и помереть недолго, касатик. Но тебе свезло, как есть свезло! Мне бабусечка надысь да давеча посылку прислала. А в ней — не поверишь! — средство от язвы. Наипервейшее. Там чего полезного только не понамешано — аж жуть! И кровь змеюки подколодной, и моча кролика, и слюна девственницы, и — самое главное — пара горстей кладбищенской землицы со дна раскопанной в полнолуние могилы. Из-под покойничка самого выуженной. Все енто чудо-юдо присыпано грязной солью, дабы духов зловредных отгонять. Ну и слабительное, куда ж без него, окаянного. Для пущего эффекту. На-на, касатик. Хоть все пей, мне не жалко. Только сейчас, при мне. В ентом деле промедление может оказаться фатальным.
Коллега спал с лица. Помялся, потоптался, и воскликнул просветленно, что боль вдруг прошла, как не было, и отбыл на дежурство. Сима убрала пузырек в ящик и принялась дописывать отчет.
С тех пор еще несколько коллег пытались повесить на нее свои дежурства, но Сима каждый раз находила предлог, чтобы увильнуть — если в качестве причины указывались неожиданные гости/потоп/пожар/локальное землетрясение, или с пугающим рвением бралась лечить недуг.
Ещё через месяц смелых не осталось — особенно после того, как один настырный умник выпил-таки предложенное снадобье. В одном Сима не обманула — слабительное в нем действительно присутствовало. В приличной дозе. В итоге весь оставшийся день участок строем ходил в туалет в соседний трактир.
Хорошо она сделала или плохо, но от Серафимы отстали. Конечно, попытки сбагрить практикантке всякие нудные обязанности, вроде написания отчетов, заполнения многочисленных бланков и тому подобной лабуды, варки кофе, не прекратились, но засыпать за столом она перестала.
Появилась в Грибном молодая магиня год назад. Не по собственному желанию, ибо даже не знала, что такой город существует, а по распределению деканата. Обычная практика — никто не желал ехать в захолустье. Выпускникам хотелось вкусить столичной жизни, не прерываясь на сессии и утомительное сидение в библиотеке. К сожалению, поступить в университет Серафима смогла лишь с условием, что после получения диплома семь лет отработает в назначенном месте. Образование получать было надо в любом случае, и Сима согласилась.
Десять лет пролетели быстро, и только получив от ректора университета диплом, Серафима в полной мере осознала, что она теперь настоящая магиня. С допуском первой степени на чудеса и заклинания. Маловато, конечно, не так престижно, как у некоторых, но надо с чего-то начинать. В профессиональных достижениях у нее значились разрешение на проведение двух видов магических экспертиз; помимо этого, она вполне могла выезжать «на землю» — хотя до сих пор чувствовала себя не слишком уверено, изучая место преступления, потому что в программе обучения было заложено лишь несколько часов практики — да и то под надзором преподавателя. Да, она могла, как некоторые, найти подработку, попроситься в отдел криминалистки при столичном участке и, таким образом, поднабраться опыта, но…
«Успеется, сейчас главное — окончить университет, — успокаивала себя Серафима. — Нечего гнаться за всем и сразу — что-нибудь обязательно упущу. Поспешность ни к чему хорошему не приводит. Образование — важно. Опыт придет позже. Успеется».
Кроме того, девушка прекрасно оценивала свои силы и понимала, что рассчитывать на третью или четвертую степень допуска в магии, как у некоторых выпускников с ее потока — глупо. Нет у нее способностей. Нет у нее сил. И взять неоткуда.
И в столице ее, средней руки магиню, никто не ждет с распростертыми объятиями. Так что некая определенность с назначением — пусть и в маленьком городке — обрадовала. И радовала до тех пор, пока Серафима не оказалась в Грибном.
Но деваться было уже некуда, поэтому молодая практикантка направила всю свою энергию на обустройство новой квартиры, выделенной администрацией, и на налаживание отношений с местными жителями.
Если с первым проблем не возникло — деваться было некуда, пришлось любить то, что досталось и радоваться, что не засунули в землянку в чаще леса — то со вторым дело обстояло куда хуже. Местные жители не то, чтобы шарахались от нее, но… не доверяли. Смотрели с подозрением, словно ждали, что она сейчас начнет швыряться смертельными заклинаниями или вынет пистолет и с одной обоймы всех перестреляет, как в дешевом боевике. Разговоры поддерживать отказывались, всячески подчеркивали, что она здесь — чужая. В торговых лавках, куда она ходила за продуктами, частенько перед ее приходом разбирали весь товар, а ей если что и доставалось, то подгнившее и подпорченное, да и то приходилось добывать с боем.
Колбаса — даже с жиром, который Сима раньше не признавала — сыр, конфеты всякие, крупа, хлеб и овощи из разряда ежедневной еды незаметно перешли в разряд объектов вожделения и несбыточных мечтаний. Иногда магине снилось, что она сидит за столом и ест — пирожные с масляным кремом, бутерброды с толстенными шматами колбасы, устрицы под соусом с мудреным названием, и запивает это великолепие коллекционным вином. От вынужденной диеты вышел единственный прок — Сима похудела. Но, как оказалось, этого соображения было недостаточно, чтобы перестать ненавидеть пустую кашу и капустные листья. Одежда нужных размеров испарялась с прилавков еще до того, как Серафима переступала порог магазина. Про бытовые мелочи она уже и не заикалась. Парикмахеры стригли криво. Неуклюжие девчонки-официантки в трактире обливали пивом. Даже местные собаки рычали, когда она проходила мимо.
Сима это пережила — она вообще отличалась редким жизнелюбием, оптимизмом, доходящим до идиотизма, и раздражающей живучестью.
Жизнь у нее была не тяжелая, но и блага с неба не спешили сыпаться. Порой приходилось пробиваться, отстаивать свое право на независимость, быть жесткой. И Сима безропотно принимала правила игры. Она умела не только защищаться, но и нападать, если требовалось. Однако, при всем при этом, не теряла веру в лучшее.
— Груздева! Груздева! Да что ты будешь делать! Где витаешь?
Голос Г.В. пробился сквозь пелену мыслей девушки. Сима встряхнулась. Погода, что ли, влияет? Не настроение, а сплошная задумчивость и меланхолия. И обход на сладкое. Но ничего, бывало и хуже.
Г.В., высокий грузный мужчина за сорок, соизволил выйти из кабинета, остановился около стола Симы и произнес со значением:
— Через неделю к нам из столицы какой-то прыщ должен пожаловать. С проверкой очередной. У тебя с документами как?
Сима отрапортовала:
— Все в порядке. Пишу последний отчет о взломе продуктового магазина. Было украдено четыре банки кукурузы. Виновный уже в камере.
Г.В. посмотрел строго:
— Смотри у меня, если подведешь.
На взгляд Серафимы, с подобным речами надо бы не к ней обращаться, а к тому же Егору Тройкину. Первый парень на деревне, в которой всего один дом — это про него. Высокий, представительный блондин с ярко-голубыми глазами и шальной улыбкой, полный самомнения, безосновательного и неомрачённого здравой критикой, он мнил себя заядлым сердцеедом и раз в неделю менял дам сердца. При этом искреннего пыла и заразительной энергии в нем тоже было предостаточно. Когда Егор шутил — плоско, не смешно — все, и даже Серафима, почему-то смеялись. Ещё Егор мыслил нестандартно, с воображением; периодически это мешало, но чаще помогало. Частенько именно с его подачи забуксовавшее дело обретало второе дыхание — хотя справедливости ради надо заметить, что запутанных дел в Грибном было ничтожно мало. Спокойное, унылое болото, а не город.
И Егор не дружил с бумагами. Совершенно. На столе у него царил вечный бардак, активно им поддерживаемый. Он постоянно терял ручки, карандаши, линейки, стерки и ходил по участку, побирался. Уже написанные с горем пополам отчеты — пропадали в последний момент. Протоколы допросов — исчезали бесследно. Заметки и блокноты — просто растворялись в воздухе, как не было.
— Какой же я растрепа… — вздыхал Егор, когда в очередной раз выяснялось, что записи по делу испарились и придется не только допрашивать свидетелей по второму разу, но и протоколы заново составлять, и отчеты переписывать, и запросы по столичным инстанциям повторно отправлять. — Не следите вы за мной. Ладно. В следующий раз буду внимательнее…
Конечно, в следующий раз все повторялось с раздражающей точностью.
Сима покачала головой. Г.В. она понимала — кому высказывать претензии, как не практикантке, свалившейся на участок, как снег на голову? В том, что здесь ее никто не ждал, она убедилась через две минуты после появления в кабинете шефа. Круглые глаза Г.В. и его неповторимое:
— Чего ты пришла делать? — поставили жирный крест на смутных надеждах на теплый прием.
— Они там, в столице, совсем из ума выжили? Никто нам не нужен! Мы своими силами обходимся прекрасно. Шла бы ты, деточка, обратно. В столицу, в университет, в деканат, или куда еще… здесь ты нам без надобности.
— Но у меня распределение. Вот документы. Вот приказ министерства деканату. Вот приказ деканата.
Серафима пошуршала бумагами и выложила перед Г.В. упомянутые документы. К ним были подколоты копия запроса, согласно которому Сима получила должность эксперта; рукописное заявление Симы о принятии на работу; копия диплома; копия магического удостоверения с указанием степени допуска к чудесам; направление от деканата и договор об обязательной отработке. Г.В. сосредоточенно углубился в их изучение. Читая, он что-то беспрерывно бормотал себе под нос. Закончив же, подскочил, схватил телефонную трубку, долбанул толстым пальцем кнопку и, дождавшись ответа, заорал благим матом:
— Ирину ко мне! Немедленно! Сидеть. — Это он обратился к Серафиме. Она не стала обижаться на приказной тон. Пугаться или отказываться тоже было глупо, поэтому она поступила так, как было велено.
Г.В. шваркнул трубкой о телефонный аппарат, вытер пот со лба и вновь зарылся в представленные Симой бумаги. Спустя минуту в дверь робко постучали.
— Да! — гаркнул Г.В.
— Можно? — раздался несмелый, дрожащий голосок. Сима извернулась и увидела, как в дверь просунулась кудрявая рыжая голова, повертелась вправо-влево, затем дверь открылась шире, и вслед за головой показалось остальное.
В кабинет вошла худенькая женщина лет тридцати, одетая в строгую юбку, белую блузку, туфли на толстом низком каблуке и очки. Если бы не буйные кудри и наглые зеленые глаза, Сима сказала бы, что перед ней — типичный синий чулок. Кроме того, магиню смутило и явное несоответствие испуганного голоска и уверенных движений.
— Слушаю вас, мой господин и повелитель, — пропищала женщина. — Что приключилось?
И исхитрилась отвесить практически земной поклон. Как она это проделала, будучи затянутой в узкую офисную униформу, для Симы осталось загадкой. Г.В. побагровел и закричал, невежливо тыча пальцем в притихшую Серафиму:
— Будь добра, объясни, что это такое!
Женщина в свою очередь перевела взгляд на Симу — словно насквозь рентгеном просветила. Магиня поежилась. Женщина ответила — нормальным голосом:
— Девушка. Двадцать семь лет. Столица. Номер диплома назвать затрудняюсь. Магия присутствует, правда, в небольшом количестве. Не девственница, если тебя это интересует.
Сима хотела было возмутиться, потом передумала. В конце концов, ей не замуж за начальника участка выходить, а её личная жизнь — её личное дело. Немного неприятно, конечно, когда вот так нагло предаётся огласке то, что никого, кроме неё, не касается, но она это переживёт.
Еще она подумала, что делать, если в участке откажутся принимать ее на работу. Хотя в деканате уверяли, что такого быть просто не может, потому как распределяются выпускники строго согласно присланным из городов запросам и никак иначе. Видимо, в ее случае что-то пошло не так.
— Ирина! Ты о чем говоришь! Какое мне дело, дев… дев… или… короче, что она здесь делает? На-ка, почитай.
Женщина возвела глаза к потолку и вновь принялась пищать:
— О чем толкует мой повелитель? Что его вечная раба должна прочитать?
— Поговори мне еще!
— Как я могу, о повелитель! Не вели казнить, вели слово молвить, свет очей моих! Дозволено ли мне будет…
— Ирина! Не позорь меня!
— Значит, тебе меня позорить перед соседями можно? — женщина вдруг сменила умоляющий тон на угрожающий. Рыжие кудряшки встали дыбом, а глаза вспыхнули бешенством. — Тебе с друзьями надираться у Маньки можно? И в одних подштанниках на газоне валяться тоже?
Грозный начальник участка мгновенно сдулся.
— Я случайно… я… и не у Маньки, у Катерины…ты же знаешь, там все прилично! Ириночка… ну прости… у Рудика день рождения был…
— Дома поговорим, — отрезала Ириночка. — Давай сюда свои писульки. — И схватила протянутые бумаги.
Спустя пару минут она скомандовала — непонятно только, кому:
— Лизу ко мне. — Потом подняла глаза, огляделась, озадаченно моргнула и поправилась: — То есть к тебе. Немедленно.
Г.В. послушно набрал номер и сказал:
— Лизу Петровну ко мне. Немедленно.
Лиза Петровна оказалась пышной женщиной неопределенного возраста и семейного положения. В том плане, что след от кольца на безымянном пальце Сима приметила, а вот самого кольца не было. Либо разведена, либо вдова. А может, просто кольцо жать стало и его сняли. Не сказать, чтобы магиня интересовалась семейным положением каждого встречного-поперечного, но на сосискообразных пальцах Лизы Петровны след этот прямо-таки бросался в глаза. Особенно когда она приглаживала правой рукой вставшую дыбом челку.
— Вызывали?
Ирина сунула ей бумаги и любезно попросила:
— Можешь это объяснить?
Лиза Петровна опасливо покосилась на бумаги, спрятала руки за спину:
— А что там?
— Гражданочка приехала на должность эксперта. Вот копия запроса.
— Э-эксперта? Какого эксперта? — вытаращила глаза женщина.
— Читай, — приказала Ирина. — Твоя подпись на документе стоит.
Лиза Петровна послушно взяла листок и стала читать. Раза три перечитала, словно не могла постичь написанное. При этом она попеременно то краснела, то бледнела. Затем хлопнула себя по лбу.
— Точно! Я вспомнила. Да в тот день у меня были… — Тут энтузиазм Лизы Петровны испарился — моментально и безвозвратно. Она замялась, покраснела как помидор, задышала часто и бурно. — Мм… ммм…были… мигрень! Как сейчас помню! Мигрень была жуткая. Тогда еще ни у кого таблеток не оказалось, а мои, как назло, закончились. Я преотвратно себя чувствовала. Настоящее помутнение! Мне Аллочка со второго этажа еще посоветовала настой душицы пить или отвар медвежьих ушек, чтобы… чтобы… то есть…
— Ближе к делу, любезная, — кисло попросил Г.В.
Лиза Петровна метнула на начальника испуганный взгляд и продолжила:
— Нам сторож нужен был. Перепутала я, видимо.
— Перепутала сторожа и эксперта? У тебя в голове вообще мозгов нет? — взвился Г.В. — Ты чего на работу ходишь — юбку старушечью протирать? И почему я должен разгребать твои косяки? Мне оно надо? Нет, каждый раз одно и то же. Чего ни коснись, куда не влезь — сплошные недоделки, неточности. Даже отчет элементарный сдать, и то никто в участке не может! Надоело ваше постоянное разгильдяйство! Второгодники! Неучи! Идиоты! — Г.В. было что сказать нерадивым сотрудникам участка, это Серафима поняла уже после первого предложения. Шеф сделал паузу, набрал в легкие воздуха побольше и… под леденящим взглядом Ирины съёжился, стушевался и замолчал.
Лиза Петровна благодарно улыбнулась рыжей, однако та улыбку не приняла. Смотрела строго и вопросительно.
— Мигрень у меня была… — жалобно повторила толстушка, делаясь совершенно несчастной. — Перед глазами все плыло. Не помню, что делала.
— Ладно, пусть будет мигрень, — спокойно согласилась Ирина, помолчала и не хуже Г.В. заорала: — Но какого черта ты послала запрос на сторожа в столицу?! Мы, что, своими силами сторожа найти не можем?! Здесь? Что за блажь? Что за бред?
— Да, да! — поддакнул Г.В. — С каких пор нам столица сторожей должна присылать? И как можно перепутать названия должностей?
Лиза Петровна растерянно смотрела то на Ирину, то на Г.В., и в глазах ее, по-детски круглых и беззащитных, закипали слезы.
— Мммм… — пробормотала она дрожащими губами. — Мммигрень была… я плохо соображала…
— Да ты, я смотрю, вообще не соображаешь! Мне-то что теперь делать? — завопил доведённый до ручки Г.В.
Приказ столичного министерства он просто так проигнорировать не может. Придется объяснения давать, а какие объяснения, когда у Лизы Петровны мигрень была? Кому это интересно? Да его пошлют моментально с мигренью, глупыми оправданиями, Лизой Петровной и просьбами дать делу обратный ход. Столичные — они такие. Безапелляционные и бессердечные.
Но и эксперт участку не нужен. Не нужен, и все тут. У них и должности такой не предусмотрено. И помещения не выделено, и оборудования нет. Однако отослать девицу восвояси не получится. Что же делать? Куда девать это сокровище?
— Позвольте мне сказать, — подала голос Серафима.
Все трое — Г.В., Ирина и Лиза Петровна — дружно посмотрели на нее с таким осуждением, словно она вдруг разделась догола. Но Сима категорически отказалась чувствовать себя виноватой и сказала, что собиралась:
— Я, конечно, хотела бы занять ту должность, что указана в документах. Однако насколько я поняла, вышла некоторая путаница. В таком случае я согласна занять любую должность, которую вы мне предложите. Кроме сторожа и дворника, разумеется, — добавила она с усмешкой. — Я все-таки дипломированный специалист. Могу секретаршей посидеть, если угодно.
Последовало дружное задумчивое молчание.
— Патрульным, — наконец брякнул Г.В. обрадованно. — Точно. У нас на днях Корейко увольняется, да, Ирин? Он-то следователь, но тебя на его место вряд ли целесообразно сажать. Так что для начала патрульным. И на подхвате. Кому что понадобится. Устраивает?
— Подожди, — вмешалась Ирина. — Мы не можем оформить эту особу патрульным, имея на руках приказ о назначении её экспертом. Нас в столице за это оштрафовать могут. Или вовсе с проверкой нагрянуть. Тебе оно надо?
— А что делать? — спросил Г.В., и в глазах его снова вспыхнуло раздражение. — Обратно отослать я ее не смогу. Ты же сама видишь — приказ. Лиза Петровна, любезная, ты чего к полу прилипла? Заняться нечем? Работа кончилась? А ну марш отсюда на свое место. Еще раз узнаю про мигрень и медвежьи ушки, с работы вылетишь вмиг.
Обрадованная донельзя, что разбор полетов закончился быстро и без ощутимых последствий для здоровья, Лиза Петровна мышкой выскользнула из кабинета Г.В. и понеслась… к подружкам в бухгалтерию. Рассказать, что у них новенькая. А как же иначе?
— Зря ты так с ней, — пожурила Г.В. Ирина. — Она старательная.
— Глупая она как пробка, — раздражённо ответил Г.В. — Мышь серая.
— Ошиблась, с кем не бывает.
— С тобой.
— Я - особый случай.
Сима не особо вслушивалась в их диалог, занятая своими мыслями. Ей сделалось грустно. Когда она ехала в Грибной, большим утешением служило то, что она будет работать экспертом. Пусть в замшелом городишке, но экспертом, как и хотела последние лет семь.
Конечно, именно эта работа, равно как и городишко, не была пределом ее мечтаний. В столице и возможностей больше, и перспектив. Но неопытные магини мало востребованы по специальности — им больше интим предлагают. Начинать же карьеру с изготовления любовных зелий Серафима считала ниже своего достоинства. Кроме того, этот вид деятельности был весьма и весьма осуждаем в магическом сообществе — хуже только некроманты. Им занимались те, кто либо распрощался по тем или иным причинам с надеждами на приличную работу, либо вовсе не желал прикладывать каких-либо усилий для создания карьеры.
И Серафима прекрасно знала, что сведения о ее деятельности всенепременно найдут отражение в книге судеб, выдержки из которой многие работодатели требуют у Коллегии магов, прежде чем принять соискателя на работу. Общеизвестно, что все уважающие себя предприятия брезгуют связываться с теми, кто хоть раз был замечен в изготовлении любовных зелий на продажу.
Поэтому, узнав, что в Грибной требуется эксперт, Сима заметно приободрилась. Вот поднаберется опыта за семь лет и тогда отправится покорять столицу.
И тут выясняется, что здесь ее мало того что не ждут, так попросту не нуждаются в ее услугах. Ничего удивительного, что Серафима немного растерялась и расстроилась — слишком круто и быстро повернулась ситуация. Тем более, ближайшие семь лет у неё были распланированы, пусть не до мелочей, но в общем и целом. Денег у нее с собой было не мало, но и не много. Хватило бы на первое время, до зарплаты, не больше. Только теперь, оказавшись перед перспективой остаться без работы, Сима осознала, до какой степени на эту работу рассчитывала.
— Что делать будем? — повторил Г.В. — Как оформлять? А можно оформить экспертом, а работать она будет патрульным?
Ирина рассмеялась:
— Теперь ты глупости говоришь. Где это видано, чтобы подобные фокусы проходили? Если б мы в частном секторе подвизались, могло бы сойти с рук, но и то вряд ли. А государственная служба — не шутки. Загремишь в тюрьму за подделку документов, буду тебе сухарики носить.
— Почему?
— Не задавай идиотские вопросы. Как будто первый день работаешь.
— И все-таки.
— Мы ведь не зря раз в год столичных пижонов принимаем, правильно? Они за порядком следят, отчетность проверяют до буковки, и наших сотрудников трясут на предмет соответствия занимаемым должностям и профпригодности. Как ты думаешь, сколько времени им понадобиться, дабы выяснить, что… — Ирина заглянула в документы, — … эксперт Серафима Груздева, магиня с допуском первой степени патрулирует…
— С допуском первой степени к чудесам и заклинаниям, — машинально поправила ее Сима.
Ирина остро и неприятно глянула на неё, пробормотала: «а есть разница?» и продолжила:
— … патрулирует улицы и помогает нашим парням составлять отчеты? Или кофе тебе подает с утра и на машинке печатает?
— Я еще и петь могу, и плясать, — не сдержалась Сима. — На шести языках говорю, крючком вяжу — бабуся научила. А какие пеку пирожки — пальчики оближешь.
— Вы бы, девушка, которая и не девушка вовсе, помолчали бы, — сказала Ирина. — Без вас тошно.
— Вам тошно? — вяло огрызнулась Сима. — А мне каково? Я на эту должность не напрашивалась, и в том, что в документах напутала ваша сотрудница, не виновата. Лучше надо людей подбирать, а то в следующий раз вам вместо уборщика тролля пришлют для отработки боевых навыков сотрудников.
— Наглая, — констатировала Ирина, однако не выглядела при этом сколько-нибудь разозленной.
— Справедливая, — парировала Серафима. — Могу я предложить? — и посмотрела на Г.В.
Он выглядел весьма утомленным — то ли ситуацией, то ли беседой, то ли бестолковыми женщинами в подавляющих его мужское эго количествах. Поэтому просто кивнул. Сима воодушевилась:
— Я не специалист в кадровом деле, но может быть стоит, так сказать, совместить приятное с полезным? Выделить мне комнатушку, где я могла бы по необходимости отрабатывать часы в качестве эксперта. В остальное время буду кем скажете. Хоть патрульным, хоть секретарем. Я не боюсь работы. Мало того — я люблю работать.
— Я уже думала об этом, — призналась Ирина, поджав губы. — Не получится. Мы не можем взять вас на полставки, потому что в приказе написано…
— В приказе ничего нет по этому поводу, — перебила ее Серафима. — Я его наизусть выучила, пока сюда ехала.
— Как не написано? — поразилась Ирина. — Как? Вот ведь… — и уткнулась носом в бумажки. Изучала их долго, пристально, тщательно. Затем недоуменно покачала головой. — Надо же. И впрямь не написано. Но… обычно же пишут. Так должно быть. Это утвержденная форма приказа.
Сима усмехнулась:
— Видимо, кто-то что-то пропустил. Может, у писаки тоже мигрень была. Или геморрой отвлекал.
Ирина недоверчиво покачала головой, пристально глядя на Серафиму. Та не стала признаваться, но в том, что в приказ вкралась небольшая неточность, была ее вина. Именно она, руководствуясь смутным предчувствием, подошла к знакомой в деканате и за небольшое вознаграждение попросила не уточнять в будущем приказе на ее имя некоторые детали.
Весьма дальновидно поступила, как оказалось.
В итоге, после вялой дискуссии, было решено сделать ее секретаршей, хотя у Г.В. сроду подобных чудес не водилось. Так Серафима стала самой молодой сотрудницей в участке. Никто иначе как «практиканткой», с легкой руки рыжей Ирины, или «Груздевой» — с подачи шефа, магиню не величал. Это раздражало, но спорить Серафима принципиально не собиралась — себе дороже.
Помещение перед кабинетом Г.В. обозвали приемной, поставили туда пыльный стол, шаткий стул и монстрообразный компьютер, который включался только после того, как Сима отвешивала ему «магического» пинка. Туда же провели телефонный кабель и одарили её не менее древним, чем компьютер, телефонным аппаратом — дисковым. И наказали всем сотрудникам по любым вопросам обращаться к ней — оставлять докладные записочки в специально отведенном для этого лоточке. А Сима уж шефу доложит по всей форме.
Сима приходила на работу раньше всех. В ее обязанности — кроме коллекционирования «докладов» — входил просмотр корреспонденции для шефа и приготовление кофе для него же. Она следила за тем, чтобы на столах не переводились писчие принадлежности, чтобы цветы не сохли в кадках от обилия окурков; чтобы уборщица мыла не только в проходах, но и под столами; чтобы автоматы с шоколадками всегда была заряжены доверху. А самое главное, что вменялось в ее обязанности — никого к шефу без его на то соизволения не пускать под страхом смертной казни.
— Шляются тут всякие! — орал Г.В., быстро оценивший преимущества нововведения. — Нет меня!
Серафиме это опостылело довольно скоро, но она не подавала виду. Исправно варила, следила, подавала, отвечала, писала, смотрела, отмечала и ждала. Ждала, когда же полосатая жизнь сменит цвет с черного на белый или хотя бы серый. Обустраивала как могла казенную квартирку. Квартирка эта находилась недалеко от участка, что вполне компенсировало крошечную ванную комнату, в которой можно было разместиться только боком. По просьбе Симы старший брат, Славий, порталом доставил в Грибной ее любимое кресло и пару мелочей, вроде лампы и коврика в ванную. Пришлось, конечно, поныть, поумолять и в очередной раз выслушать лекцию о том, что порталы очень затратные даже для такого мага, как он, и носиться с каждой безделушкой в Грибной дело неблагодарное.
А примерно через месяц после ее появления в участке она узнала, что идет на повышение.
— То есть? — уточнила она. — Мои знания все-таки понадобятся?
— Не совсем. Тоже обход ночной совершать будешь. Ты ведь магиня, да? Значит, тебе легче, чем остальным.
Чем именно легче, никто разъяснить не удосужился. Г.В. вызвал её к себе и сунул в руки полуслепую копию графика дежурств, наказав:
— Ты теперь полноправный член коллектива, так что от дежурств отлынивать никто не даст. Смотри, дни не перепутай.
Серафима было заикнулась о зарплате, но Г.В. глянул тяжело, из-под насупленных бровей.
— Но…
— Свободна, Груздева. У меня дел много. О своей зарплате в бухгалтерии справляйся.
С тех самых пор Серафима, как «полноправный член коллектива», раз в две недели исправно патрулировала улицы. Поначалу было страшновато, однако скоро девушка убедилась, что более скучного занятия и придумать сложно. Ходи себе, смотри по сторонам, да поздних прохожих по домам отправляй. А с утра отчет о вечном отсутствии происшествий начальнику на стол.
Вообще, работа в участке ее не сильно утомляла. Она переживала из-за другого — больно хотелось ей попробовать свои силы в настоящем деле. В том, для которого она была прислана в этот замшелый городишко. Хотелось заняться чем-то важным и нужным, а не строчить отчеты за безалаберных сотрудников и вытирать кактусы от пыли. Но время шло, а случая так и не представлялось. Жизнь даже не текла, а вяло плелась, через шаг спотыкаясь и падая на колени, а потом не спеша с них подниматься, ползла дальше, ковыряясь на каждом встреченном камушке и выбоинке, застревая в каждой яме.
Прошел уже год с тех пор, как Сима появилась в участке, а свои прямые обязанности в качестве эксперта ей до сих пор исполнить не пришлось ни разу. Просто потому что преступлений, которые бы требовали детального изучения улик, в городке не совершалось. Все всё друг о друге знали. Чихнешь с утра — и полдня отвечаешь «Спасибо» на пожелания «Будь здорова», сыплющиеся на тебя со всех сторон.
Сима постепенно перестала вызывать своим появлением нехороший ажиотаж у местных жителей, хотя продукты, одежда по-прежнему доставались ей нелегко, а иногда и с боем. Еще она очень скучала по дому, который остался в столице. По старшему брату, который хоть и был занудой, но родным и близким, своим занудой. Славий занимался престижную должность в Коллегии магов, но помочь сестре и повлиять на ее распределение отказался принципиально — аргументируя свою позицию тем, что Сима должна сама.
— Ты способная девочка, — сказал он, когда она пришла к нему с просьбой о помощи после того, как поузнавала тут и там, и оказалось, что в городке, расположенном недалеко от столицы, требуется эксперт. Однако требуемая степень допуска к чудесам — как минимум вторая. Плюс опыт работы не менее трех лет. Симу несоответствие собственной квалификации с указанной не смутило. Окрыленная, она бросилась к Славию, на одном дыхании выпалила свою просьбу и была поистине огорошена коротким, но решительным «нет».
— Ты — умная девочка, — сказал он ей тогда. — Сообразительная. Ты вполне можешь претендовать на эту должность, но года через два, когда опыта поднаберешься. Не вижу смысла отправлять тебя туда только потому, что тебе так захотелось.
— Но Славий! Я смогу! Я научусь! — Симе всегда тяжело давалось расставание с надеждами. — Нас в универе готовили на совесть! Какие-то три года! Подумаешь. Что от этого поменяется? Помоги, а?
— Сима, ты не понимаешь главного. Ты не вполне компетентна. То, что ты хочешь учиться, и то, что получила диплом, еще ничего не значит. Ты не можешь занимать эту должность, потому что слишком мало знаешь. Ты неопытна; ты не готова принять тот объем работ, который будет на тебя свален. Кроме того, есть другие причины, куда более важные, но озвучивать их сейчас я не стану.
— Я научусь! — угрюмо повторила Сима. — Надо всего лишь дать мне шанс.
— Сима, ты не пирожки печь подпрягаешься. Ты преступников искать собралась. Улики исследовать. Ты о чем думаешь, говоря, что научишься? Кто будет ждать, пока ты сообразишь, что к чему? Жертвы? Убийцы? Грабители? А если для исследований потребуется допуск второй степени? Что ты будешь делать тогда? Это не игрушки. Это чьи-то жизни, судьбы. Ты просто не имеешь права легкомысленно относиться к подобной должности.
— И ничего не легкомысленно! Я прекрасно осознаю, на что иду. И я знаю, что справлюсь. Дай мне шанс.
— Нет, Серафима. Нет. Я не имею права рисковать собой, тобой и…
— Своей карьерой ты не хочешь рисковать! — выкрикнула разозлённая Сима. — Нечего из себя всеобщего благодетеля строить. Ты за свою задницу трясешься, а не за то, что я не соответствую. Это все отговорки трусливые.
— Сима, ты вольна считать, как хочешь. Однако моего решения это не изменит. Я решительно против твоего назначения в Мирный. Начни с чего-нибудь попроще.
Сима здорово тогда на брата обиделась. Ведь он, по сути, вырастил ее, заменил погибших отца и мать, она так привыкла во всем на него рассчитывать, и его отказ оказать посильную помощь ударил особенно больно.
И то ли судьба над ней подшутила, то ли боги решили справедливость восстановить, но ее распределение оказалось неожиданным. Эксперт без опыта работы, с допуском любой степени в город Грибной. Она глазам своим не поверила, когда приказ читала. Собственно когда она знакомую из деканата просила кое-какие данные в приказе не уточнять (форму приказа знали все и данные, что указывались в нем, тоже), то предполагала следующее. На должность хорошую с ее исходными данными рассчитывать нечего, это понятно, спасибо Славию, разъяснил. Приткнут её, куда получится — хорошо, если не посуду мыть. Поэтому она рассчитывала найти в городе, куда ее отошлют, если не полноценную работу, то подработку по специальности. А для того, чтобы была возможность оформиться официально, и понадобились упущения в приказе.
И вот нечаянный подарок в виде вожделенной должности. Ей бы подумать, в чем подвох, но разум застилала обида на брата и желание любой ценой доказать ему, что он был неправ. Так она оказалась в маленьком городишке на краю земли.